Шабанов Лев Викторович : другие произведения.

Каменный Легион 3(13)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В 1992-94 г. меня просто убил один книголюб, который, собирая редчайшие и дефицитнейшие по тем временам книги, их не читал. Он давал их почитать соискателям, а потом за чаем расспрашивал об их содержании (аудиокниги на 4-хдорожечных "катушках" были тогда большой и очень неудобной редкостью). Дом ветеранов (1996) - если кто кого узнал, то считайте все совпадения случайными. Просто реабилитационных центров у нас было немного, и всегда есть те, кто считает их своим домом.Про НаукОград (1997) говорить особо не имеет смысла.Отмечу, что вместо прачек, в далёком 1993 г. бунтовали мотальщицы электрокатушек для ракетных двигателей - так что ХХ век от XIV недалеко ушёл.

  "КАМЕННЫЙ ЛЕГИОН. КНИГА ВТОРАЯ:ГЛАВА 3 (13)"
  
  КНИГА ВТОРАЯ
  часть первая/13 серия
  Отлично! Прекрасная встреча и как раз вовремя!
  - Почему?
  - Мы поросли мхом и находимся в полном упадке,
  Не попадись вы нам, завтра мы бы не помнили ничего
  из того, что мы знали, и нам бы пришлось импровизировать.
  - Так вы акробаты?
  - Можем и кувыркаться, если хотите.
  Время, увы, диктует свои функции,
  Но вообще-то за звонкую монету
  мы представим вам кучу кровавых романтических историй:
  а уж звенеть может и одна монетка,
  главное, чтобы она была золотой!
  Предводитель театра комедиантов
  "Розенкранц и Гильденстерн мертвы"
  
  
  ЗАМОК ЛЕ ЖЕН
  
  Бывший некогда оплот изоляционизма и политиканства южных средних земель, замок Ле Жён, выглядел ныне весьма бесполезным громоздким зданием на вершине большого зелёного холма странной формы. Замок имел четыре оранжерейных входа, сквозь которые угадывалась некогда мощная крепостная стена. В саду тут и там стояли античные статуи - коллекция отца, а также в больших количествах попадались беседки с подвесными скамьями.
  Угловые башни, жёстко нависшие над садом оранжерей, казалось, тихо грустили о своей былой мощи и всё более хирели, впуская в себя всевозможную флору и фауну предместья.
  Однако внутри замка грунт оказался мощёным. Камни, сквозь которые изредка пробивалась трава, были подобраны по цветам всевозможных жёлто-бежевых оттенков, которые разделяли плац перед замком на ровные треугольные участки. Кустистые насаждения были подстрижены фигурно и распределены двумя косыми свастиками "света и солнца" и "тьмы и силы". Само же здание было построено в виде известной греческой буквы "?", где нижними вершинами были фамильная часовня и акведук; вверху же - дозорная башня, с прославленной библиотекой, набитой знаниями по богословию, естествознанию, точным и гуманитарным наукам, к тому же в ней присутствовало изрядное количество романтической и стихотворной литературной классики.
  Главный вход украшали двенадцать колонн с резными коринфскими капителями. Левое крыло поместья было отдано под жилые комнаты, правое же было исключительно крытым двухъярусным хоз.двором: сразу же от акведука шли конюшни, затем склады, кузня, амбары, кухонные заведения. По второму хоз.этажу - комнаты слуг и работные помещения.
  Слуги приняли коней, и перед спутниками герцога Ле Жёна предстала трогательная картина встречи хозяина дома с супругой и дочерью.
  Герцогиня Алла-Людмила была родом из Тиль-ри, и была второй дочерью маркиза Крайского, который, кстати, в это время находился со своим корпусом на южных отрогах Сломанного хребта.
  Анна-Аллина, дочь герцога Ле Жёна, была трёх лет от роду и являлась любимым ребёнком всей округи (фон Шишбургеры мечтали породниться со старинным родом графьёв Ле Жёнов, чтобы соединить богатство и мощь с тонкостью и вежеством; кроме того, юную графиню очень любили в близлежащем монастыре Святого Дазы, даже патриции прилежащих вольных городов Сито и Дарэбурга богато одаривали инфанту на именины, дни рождения и прочие большие праздники).
  - Господа, - обратилась к гостям герцогиня Алла-Людмила, - милости просим в дом! Рада вас видеть, Лайон, проходите...
  - Позвольте представить вам моих новых друзей, - перехватил инициативу герцог, подхватив на руки дочь, - прославленный бригадир второй линии дон Рыжкони, прозванный также "В-тапках-на-подушку"!
  Дон Рыжкони поклонился.
  - ПремногонаслышанаоВас, - поприветствовала его герцогиня, переводя взгляд на приближающегося Дрэгона.
  - Это наш однополчанин, рыцарь Дрэгон, - прокомментировал Ле Жён, - имеющий прозвище... э... непереводимое на наше наречие... оно было заработано им в Тангейте...
  - Дрэгон. Сэр Анди Дрэгон, - представился Дрэгон, щёлкнув при этом каблуками.
  - Герцогиня в восхищении! - прокомментировал Ле Жён, продолжая introduction, - Весьма просвещённый клирик с северного Телепикуса, отец Аркадиус.
  - Личный друг епископа Иеронима Сонмского и Кардинала Не-Тотте, - уточнил своё реноме отец Аркадиус.
  - Очень приятно, святой отец!
  - Рыцарь Максимен с супругой, путешествующие вместе с графом Шабаном.
  - Проходите, пожалуйста. Мне очень приятно.
  - Ну, и, наконец, главный гость моей библиотеки, - герцог обратил взор на улыбающегося Ан ля Птица, - военный корреспондент, литератор, автор многих заметок, статей, глав в монографиях и даже книги, как выяснилось, наш дальний сосед - Ан ля Птиц!
  - Рад видеть Вас, герцогиня, здоровой и жизнерадостной! - добавил Птиц.
  - Рада и я, - герцогиня поклонилась и жестом пригласила всех в дом.
  Над широкими дверями, ведущими в холл, висел родовой щит с гербом рода Ле Жён.
  Щит был украшен наложенным сверху серебряным герцогским шлемом с золотым инкрустациями. На щите, выполненным из двух половин (полукруглого petit ecu и прямоугольного petit pavois ), находился резной пурпурный крест, на котором была изображена раскрытая книга - это был псалтырь Иринарха Дамаскина с третьим псалмом Давида, который написал его, спасаясь от Авессалома, сына своего: "Domine, quid multiplicati sunt, qui tribulant me? Multi insurqunt adversum me... " Говорят, что при осаде замка, ещё в DLXIV году, старый герцог читал этот псалом, перед каждым штурмом на угловые башни, что и спасло замок. В правом верхнем углу располагался ручной tartsche с бело-чёрными полосами, параллельными перекладине креста - знаки боевой славы прадеда Ле Жёна, ниже, где был фрагмент petit pavois деда Ле Жёна, красовались коричнево-оранжевые полосники и зелёно-жёлтая корона герцогства. Нижний petit ecu украшал тамплиерский broquels на зелёно-белом шахматном фоне - это был щит герцога-отца; верхний petit ecu украшал brusttartsche нынешнего герцога, на щите была изображена чёрная твердыня на фоне двух сливающихся свастик замка Ле Жён (1).
  
  ПРИМЕЧАНИЕ: Виды щитов = Маленький щит для конного латника, Ручной щит средней пехоты, Щитовая надпись, обычно выполнялась "вязью" (здесь, Псал. 3. (фрагмент), обозначение даты " 564", Ручной щит для атакующего пехотного звена, Щит с прямоугольным верхом и сглаженным овалом низом. Применялся как в средневооружённой пехоте, так и в среде конных полукольчужников, Грудной щит лёгкой кавалерии.
  
  Гостей при входе в дом встретил престарелый major-dom"a Наркисс, который в дальнейшем отдал срочные распоряжения относительно гостей, прислуги и званного ужина на десять персон.
  Пока хозяйка утверждала меню, а слуги готовили комнаты для ночлега, Лайон де Шабан решил заглянуть в библиотеку и познакомиться с новыми приобретениями герцога.
  
  Библиотека, прославившая герцога в самых широких публичных слоях тогдашнего социума, располагалась в главной башне замка, специально перестроенной для этой цели - это была шестиярусная каменная башня тех далёких времён, когда сооружения возводились не красоты ради, а на страх и за совесть - что называется, на века. Первый этаж представлял из себя восьмиугольную залу с восьмиуровневыми стеллажами, а также громадным дубовым столом, на котором лежали книги лучших собраний и коллекций.
  Три винтовые лестницы вели на второй этаж, где так же были стеллажи с книгами по наукам и искусствам, а также места с письменными столами и, кроме того, там были удобные кресла, над окнами висели радующие глаз небольшие миниатюры с изображением природы. Де Шабан прошёл до лестницы, ведущей выше.
  Третий этаж занимали книги романтической прозы, всевозможная поэзия, справочная литература по либретто, сборники пьес и сказок, де Шабан проследовал выше, на четвёртый этаж - там находились книги Священного писания и комментарии к ним. Отдельный стеллаж был отдан под собрание Папиных булл, за которым и была сокрыта от всевидящего ока отцов-инквизиторов полка со Святая-Святых библиотеки - там были книги, которые периодически объявлялись Ивдессой вне закона.
  На резной полке мирно дремали "Книга зеркал", труд IX века маэстро Ермилла, "Точная Книга Династий и Престолонаследия, описывающая роды от сотворения мира и по всей земле", книга "Когда наверху" Мардука из Апсу и "Диалоги раба и господина" некоего Вавилона; были также богопротивные "Оды неизвестного арфиста - Афродите" и "Песенник Приапа". Была там так же "Книга Элементов" этой чванливой обезьяны, дурака геометрических наук, профессора Евстрата из Гомотетии, который больно и безжалостно наказывал маленького Лайона за то, что тот никак не мог выучить доказательство к теореме Фалеса! "Великий диакосмос" Левкиппа и "Физика" Архимеда... "Так! Вот!" - Лайон нашёл новое приобретение Ле Жёна - "Поэтику" Аристотеля.
  Лайон вытащил книгу и лихорадочно пролистал её содержание: "Так и есть! Все четыре книги "Поэтики". Ай, да герцог! Ай, да... силён!"
  На второй книге "Поэтики" лежала закладка, вырезанная каким-то книгочеем из древней рукописи.
  Глава LII
  
  В горе столицу обретёт
  Бездомный младший сын
  И станет всё наоборот
  В полях большой косы
  
  Хрустальный камень был разбит
  И рогом побеждён
  Но победитель не гранит
  Уже распался он
  
  Князья составят договор
  И клятвы закрепят
  Один из них - коварный вор
  Уже послал солдат
  
  Не больше Юга Север был
  И Запад и Восток
  Символикой войны полны
  Как кровью - водосток
  
  Собрал солдат новый герой
  И всюду слышен стон
  Куда направишь ты Король
  Последний легион?
  
  Об этом миру говорил
  Пред смертью мудрый Галл
  Тремя как водится перстьми
  Я это записал.
  
  - Что вы читаете? - неожиданно отвлёк де Шабана голос отца Аркадиуса, - о, "Поэтика"!
  - Не совсем, - ответил де Шабан и протянул странную закладку святому отцу.
  Тот, на удивление, заинтересовался текстом и даже что-то выписал себе в специальный свиток.
  - Что это? - теперь очередь вопроса была у де Шабана.
  - Я восстанавливаю один текст, - пояснил Аркадиус, - помните "Песнь про О"Карху"?
  - Старинный сюжет про проклятье, что мы слушали в дальнем трактире Острова? - переспросил Лайон.
  - Да, - подтвердил Аркадиус, - я дал слово одному своему учителю, что попытаюсь максимально восстановить этот текст.
  - Ах, учителя, учителя, - понимающе покачал головой граф, - их вневременно-и-внепространственное влияние на нас вечно!
  - Это уж точно, - кивнул отец Аркадиус, - даже не знаешь, когда оно, наконец, кончится.
  Но наступило время возвращаться вниз, к гостям, где уже наверняка был накрыт стол, и всех ждал приличный домашний ужин в узком, почти семейном кругу.
  
  Умыв руки, все отправились к столу. Зала была приготовлена к приёму: посреди неё стоял большой стол, на котором возвышались ветвистые канделябры, выполненные в форме резвящихся единорогов. Стол был достаточно плотно заставлен свежеприготовленными блюдами, приборами и бокалами для вина.
  Гости чинно расселись, герцог махнул салфеткой, и слуги наполнили бокалы; одновременно с этим, сверху, со скрытого балкончика раздались дивные звуки струнного квартета.
  - Жизнь прекрасна, господа! Как этот милый вечер, - начал де Шабан, призывая всех взять в руки бокалы, - я хочу, чтобы мы все почтили Аллу Людмилу, радушную хозяйку, и пусть каждый выпьет стоя и до дна!
  Все встали, даже непьющий герцог Ле Жён демонстративно отхлебнул холодного морса.
  Наконец, после пятиминутной работы челюстями, гости выпили ещё, и трапеза медленно перешла в застольную беседу под выпивку и закуски.
  - Любезный Ле Жён, - обратился де Шабан к герцогу, - а почему вы мне не похвастались вашим новым приобретением Аристотеля?
  - "Поэтика"! - Ле Жён сделал плавное движение рукой с бутербродом, - вы уже вдели? Заметьте, все четыре части!
  - Да, что и удивительно, ведь я слышал только о двух.
  - "Трагедия" и "Комедия", - встрял в беседу столь многозначительным замечанием отец Аркадиус.
  - Да, - подтвердил де Шабан.
  - Ха! Далее великий Аристотель пишет о приёмах композиции и изящной словесности эпистолярного жанра! - гордо заявил Ле Жён.
  - Да, что вы? - удивился де Шабан.
  - Признайтесь, Лайон, что после того, как вы приобрели полное собрание сочинений Годфрида, прозванное, Magna, и Энциклопедику Цистерцианства, в вашей библиотеке ничего не пополнилось, - продолжил книжную тему герцог Ле Жён.
  - Да, но вы же знаете, что я до сих пор лишён счастья иметь собственное держание, и мне довольно тяжело собирать и транспортировать коллекции.
  - Тем не менее, - Ле Жён сделал философское выражение лица и направил в рот кусок отбивной обильно политой соусом, - ваша коллекция игральных и гадальных карт, а также знаменитые фигурные шахматы, доставшиеся вам по случаю карательной экспедиции и разграбления предместья Одьен...
  - Да, да! - подтвердил жующий В-тапках-на-подушку, - это я кинул идею не отдавать столь ценные трофеи в общую складчину маркиза Ниби!
  - Кстати, герцог, у вас замечательный sous"ue (1), - похвалил отец Аркадиус рядок розеток с соусами Ле Жёна.
  
  1. Соусье, - повар, специализирующийся на приготовлении разного рода соусов.
  
  - Благодарю вас, святой отец. Польщён, что, наконец, в моём доме кто-то может оценить мой соус, - Ле Жён наклонился к Аркадиусу и с загадочным выражением лица пояснил, - осенью, я всегда закатываю пару-тройку бочек соуса собственного изготовления!
  Весёлое застолье принципалов никак не сказывалось на задумчивом состоянии Дрэгона и ля Птица.
  - Вы себя плохо чувствуете? - поинтересовалась у них Алла-Людмила.
  - Нет-нет, что вы! - тут же пришёл в себя ля Птиц.
  - Просто нахлынули воспоминания... - загадочно ответил Дрэгон.
  - Интересно, о чём? - спросила герцогиня.
  - Знаете ли, герцогиня, когда-то ведь и я не был лишён всего этого... Вернее сказать, подобного идиллического уюта. Домашней обстановки... Ах, как это было давно, - Дрэгон меланхолично поедал мясной салат, а слуга, встав между ним и доном Рыжкони, постепенно переливал вино из кувшина в пустеющие господские бокалы.
  - Ну, а вы, господин Птиц, - обратилась Алла-Людмила к другому собеседнику, - тоже грустите по дому?
  - Не беспокойтесь! - ответил ей ля Птиц, - меня гнетёт мой новый opus. Я, как раз заканчиваю черновик чистовика.
  - Bravo! Bravo! - зааплодировал Максимен с видом "Я знал! Я знал!", - А чemu же бudet on posv"ящёn, этот ваш new"ый opus?
  - Идеи гуманизма! Да, дамы и господа, я по-прежнему люблю человека. Простого человека... Эта книга будет о нас, людях, которых официальная история не видит за толстыми папками дел, акций, булл, монарших проблем, протоколов, казней и жалкого газетного чтива. Но ведь далеко не их руками творится история! Эпоха анонимов и псевдонимов проходит... Настало время заявить о себе простому человеку! Дескать жил в таком-то месте самый обыкновенный маркиз де Карабас, правил народом своим, победил великана... Или вот, вполне обыкновенный ничем не примечательный, самый заурядный, рыцарь Оби ван Кеноби, жил и охранял порядок на своём рубеже. Понимаете? Я хочу просто показать нравы нашего времени. Да, не все они хороши. Есть обычаи, которые я осуждаю!
  - Например? - спросил дон Рыжкони.
  - Например, так называемая, лисья охота! - тут же ответил ля Птиц, - Собираются два-три сеньора, у каждого по три-четыре слуги, псари и собаки, загонщики и егеря - сборище! Объединённая Преступная Группа! И вот эта братия начинает выслеживать бедную лисицу и гонит её по полям крестьянской пшеницы, наносят несоизмеримо больший вред крестьянству, чем все лисы округи!
  Ля Птиц повернулся к мирно беседующим Ле Жёну и де Шабану, решив обратиться через голову отчаянно жестикулирующего отца Аркадиуса к герцогу:
  - Мне очень приятно, герцог, что в ваших владениях этих безобразий нет!
  - Ха! - воскликнул дон Рыжкони, - не мудрено! Если бы Ле Жён позволял себе подобные развлечения - ему просто стало бы нечего есть; полей то у него: раз... два... (Рыжкони стал загибать пальцы вилкой) Господа, по-моему, я обчёлся!..
  - Я попросил бы вас! - возмущённо произнёс Ле Жён.
  - Что вы! - изобразил удивление В-тапках-на-пудушку, - я лишь цитировал Аристотеля!
  - Не клянитесь, что вы обожаете Аристотеля - сурово ответил Ле Жён, - вы его не читали!
  Рыжкони, видимо, хотел сообщить взаимную претензию, но был прерван де Шабаном, который вмешался в беседу и продолжил говорить о крестьянском вопросе:
  - Если быть справедливым, то надо отметить, господа, что любезное отношение к мужику - черта присущая именно южным землевладельцам! Примечательно и то, что у нас, южан, все земельные споры, в том числе и с крестьянами, решаются полюбовно! К тому же ни у кого вы здесь не встретите порочной практики дробления семей или перепродажи работников с системами кредитов и гибких скидок - это же просто северная дикость!
  - Ага, - хмыкнул дон Рыжкони, - вот вы, Лайон, получите землицы, а мы посмотрим, насколько ваши прогрессивные теории соотнесутся с реальной практикой жизни.
  - Да меня в моей деревне все собаки знают! - взвился над столом де Шабан, - Если хотите знать, я даже школу там открыл!
  - Успокойтесь, mylord"ы, - начал успокаивать всех Максимен, - этот извечный dispute между severn"ым conservati"вным и южным perspective road, путями развития! Tak жаль, что His Majesty ne внял project"am Ди Шнайдера про transformation/reformation in the... отношений в деревне.
  - А что сразу Его Величество!? - задал, казалось бы, невинный вопрос дон Рыжкони, но ля Птиц откликнулся на него гневной филиппикой:
  - Да, двор погряз в роскоши; король думает лишь о балах и капризах своей очередной фаворитки, придворным раздаются титулы, держания, награды... Они уже поделили земли по ту сторону Перевала, а ведь там всё ещё приносятся в жертву богам войны лучшие люди нашей эпохи. Обыкновенные люди!
  - Ну, мы то это всё уже читали у упомянутого Ди Шнайдера в "Рыданиях гор", - тут же сказал дон Рыжкони.
  - Нет, это будет совершенно иное произведение, - назидательно сказал ля Птиц, - Помяните моё слово, господа, когда-нибудь все эти придворные интриги окончатся большой кровавой грызнёй, как только исчезнет вся эта внешняя опасность!
  Слуга сменил кувшин и снова принялся обходить гостей, чтобы наполнить им бокалы.
  - Нет, нет, мой друг, воздержание - прежде всего! - рукой остановил кравчего отец Аркадиус и достал чётки для вечерней молитвы.
  - Корнелиус, десерт! - распорядилась герцогиня, и слуги быстро, но без суеты, сменили обстановку на столе.
  - А мне здесь нравится, - сказал дон Рыжкони Дрэгону, поглаживая свой заметно округлившийся живот, - на самом деле ваш обожаемый фон Шишбургер со своими биточками выглядит просто мужланом.
  - Господа, - герцог Ле Жён встал из-за стола и, ловко используя салфетку, объявил, - кто себя чувствует пресыщенным и утомлённым может идти к себе. Желающие же осмотреть мою библиотеку, прошу за мной.
  Все встали, поблагодарили хозяйку и направились к выходу из обеденной залы. Высокий квартет закончился торжественной кодой, и слуги принялись убирать со стола.
  Гости разделились на три группы: Максимен и Анна-Валерия двинулись в свою комнату; дон Рыжкони, Анди Дрэгон и Ан ля Птиц, прихватив с собой ещё кувшинчик вина и фрукты, двинулись в сад; отец Аркадиус, маркиз Лось и де Шабан направились в след за герцогом Ле Жёном в библиотеку.
  
  Слуги идущие впереди, быстро зажгли свечи на низковисящих люстрах и стоящих по углам канделябрах, после чего незаметно исчезли.
  - У вас действительно богатая библиотека, - сказал маркиз Лось.
  - Да, всё это было собрано непосильным трудом меня и моих доверенных лиц, поверенных в подобного рода делах, - витиевато ответил Ле Жён.
  Отец Аркадиус выудил из кармашка оптические стёкла и, водрузив их на нос, принялся считывать названия томов с корешков, стоящих в ряд книг:
  - "Очищение" Эмпедокла, "О небесной иерархии" Псевдодионисия, "Апологетикум CXCVII года" Квинта Септимия Тертуллиана, "Основные направления" Оригена...
  - Святой отец, взгляните вот сюда, - Ле Жён обратил взгляд святого отца на соседний стеллаж, где рядом с книгами научного интент-анализа Писания и "Занимательной математикой, связанной с Житиями Святых" стояла серия "О природе".
  - О! - вырвалось у отца Аркадиуса, когда он взглянул туда, - Античное накообразие!
  - Да, а рядом - Боэций "De consolationeo philosophiae" - Утешение философией!
  - Ого, а это что? - Аркадиус ткнул в старинную хорошо оформленную книгу.
  - Это Аврелий Августин "Confessiones" (Исповедь), (о Троице) "De Trinitate", ну, конечно О граде Божьем - De civitate Dei - гордо сообщил Ле Жён.
  - Великолепное издание, - подтвердил де Шабан.
  - Это типография Ивдессы, - ответил маркиз Лось, - как впрочем, если, конечно, не ошибаюсь, переиздание "О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов" или, вот (де Папю ткнул в одну из книг на другой полке) "Анатомика просветлённого доктора Гауриллиуса из Треплона"...
  В это время Ле Жён, взяв старый фолиант "Улисса", цитировал подошедшей герцогине Гомера.
  "Григорий Назианин, Василий Великий, Григорий Нисский... - продолжал бормотать отец Аркадиус, ведя пальцем по корешкам.
  - А вот тут у нас, - Ле Жён достал несколько прошитых тетрадей, - рукопись тайного письмоводителя епископа Александра Афазия...
  "Беда Достопочтенный, Кассиодор, Исидор Севильский, Иоанн Дамаскин, а это что?" - отец Аркадиус ткнул в восьмитомник, обозначенный на корешках странной узорчатой вязью.
  - Я, правда, вязью не читаю, но мой поверенный говорит, что это трактат по медицине Авиценны, далее известный Аверроэз, Альгазель, ибн Геброль, Моисей Бен Маймун с "Путеводителем заблудших"...
  - Альгазель, это опровержение философов?
  - Да... - Ле Жён был горд и счастлив от такого общения с тонкими ценителями литературы.
  - Скажите, герцог, а кто вам читает по-арабски?
  - Содержание этих книг мне конспектно пересказал один мой друг, аббат из монастыря Святого Дазы.
  - И что вы думаете о теориях эманаций ересенаучителя ибн Гебироля? - спросил де Шабан.
  - Форменное безобразие, святой отец, - Ле Жён решил сменить тему разговора, переведя его (разговор) в русло более конструктивной беседы. Он достал с другой полки "Разоблачение и опровержение фальшивой гносис" Эрнея с комментариями его ученика почтенного Ипполита "Наука умеет много гитик".
  Однако отца Аркадиуса заинтересовал "Органон" Аристотеля, в комментариях Цицерона, Порфирия и Боэция.
  - Я смотрю, вы приобрели сочинения аскета Плотина и Прокла из полиса Константина? - заметил Лось.
  - Да, - ответил гордый книголюб и добавил, - кстати, там же, рядом стоит "Учение" чудотворца Аполлония из Тианы.
  - Вижу, - подтвердил Лось.
  - Простите, это Филон Александрийский? - спросил Ле Жёна Аркадиус.
  - И знаменитый "Великий Диакосмос" Левкиппа! - дополнительно указал Ле Жён.
  "Иудейский гнозис" Василида и Валентина, "Христианский гнозис" Маркиона из Синопа, - продолжал отец Аркадиус, восхищение которого было беспредельно, - прекрасно... Прекрасно, "Философия" Теофила Антиохийского... Платон... Пифагор..."
  - Далее у меня - Федон и Федр, Киропедия и Анабасис Кира! - продолжал комментировать свою коллекцию герцог-библиофил, переводя святого отца к следующему стеллажу.
  "Томас Аквинат doctor angelicus !.. (1) Гильом из Шампо, Росцеллин, Аксельм Кентерберийский"
  - Святой отец, у меня есть и Эриугена "De preedestinatione" (2), редчайшее издание! Прошлый век... И ещё, "Воспоминания Секста Эмпирика и Ксенофонта о Сократе"!
  
  1. официальное звание "Ангелический доктор"
  2. О предопределении
  
  - А что здесь? - спросил де Папю.
  - "Свет и Тьма" Мани и "Бог" Ариана.
  - Боже, - всплеснул руками Аркадиус, - я думал, что этих книг уже не существует в природе!
  - Что вы! Для герцога нет ничего невозможного! - откомментировал Лайон де Шабан и многозначительно посмотрел на герцога Ле Жёна - тот, стоя как триумфатор, приглашающим жестом указал на комнату выше:
  - Там у меня "Книга песен", "Книга о странностях любви" (с иллюстрациями!), а также Каббала и "Книга церемоний королевства де Билль".
  Они поднялись на этаж выше.
  - Здесь у меня "Книга о нравственном состоянии империи: взятки и похищения", - продолжал владелец библиотеки, - далее "Школа Двух Изначальностей", приписываемая перу Яна Инскворского или Инна Янскворского, уже не помню, а так же "Книга о вкусном и здоровом питании" преподобного Гузо. А здесь у меня весь стеллаж занимает коллекция журналов ежемесячника "Вечерний тамплиер".
  Отец Аркадиус был на грани умопомешательства. Строгие законы монастыря, в котором он воспитывался разрешали едва ли четверть из всего обилия увиденного им в библиотеке герцога. Вот он уже держал в руках "Поэтику" - это была рукопись четыреста двенадцатого года, написанная убористыми латинскими буквицами и снабжённая комментариями некоего Гульельма или Вильгельма (там неразборчиво).
  - Кстати, Ле Жён, - прервал паузу Лайон, - а что это за странные куски текста, из которых у вас склеена закладка для Аристотеля? Кто этот Галл?
  Ле Жён, как выяснилось, об этом ничего не знал, однако кусочками этими он тут же очень возгордился, назвав их рудиментами некоего древнего артефакта и присовокупил их к своей коллекции отрывков, которые хранились у него под специальным стеклом на центральном столе кабинета.
  - В своё время, - объяснил герцог, - я взялся откладывать в отдельный блок подобные фрагменты, для дальнейшего поиска всего текста или даже самой книги. Вот, например, взгляните на этот чудесный фрагмент.
  Герцог извлёк обработанный пожелтевший лист с мутной, почти выцветшей миниатюрой, на которой был изображён древний рыцарь, стоящий у дерева, под которым лежала отрубленная голова дракона, и начал читать:
  Придёт от северных морей
  Опавшая в цветах.
  Куда ведут следы коней?
  (Лакуна), милый граф!
  Пожары всюду по стране,
  Ты Господу кричишь:
  "Когда придёт конец войне,
  Ну, что же Ты молчишь?"
  Здесь слышно лишь рыданье гор
  И птицы не поют.
  Стоглавый рыцарский собор
  (Лакуна) ляжет тут.
  - Читаешь, и жуть берёт, - сказал Ле Жён, убирая лист на место, - я тут даже разработал собственную теорию о том, исчезнувшем навсегда мире. Вот развяжусь с делами и издам эдакий трактат с целью получения учёной степени магистра истории!
  - О чём же будет сей трактат? - поинтересовался, копирующий текст, отец Аркадиус.
  - О прошлом. Об исчезнувшей цивилизации, о её быте, о нравах жителей, их философии... (Ле Жён чуть прикрыл глаза и по памяти продекламировал):
  Пройдёте по воздуху, как по воде,
  Потом под землёю, как по земле,
  Сквозь самый неверный из всех лабиринт,
  Что тайну безумца веками хранит.
  - Похоже на какую-то инструкцию, - предположил Лось, - вероятно, путеводитель.
  Отец Аркадиус осмотрел ещё несколько листов и тоже перекопировал их.
  - Скажите, герцог, - обратился святой отец к Ле Жёну, - вот здесь есть два фрагмента в левом углу вашего, с позволения сказать, "тезауруса". Вас не удивляет, что в далёкой давно исчезнувшей цивилизации писали, как бы это сказать, новоязом, что ли... ну, вот здесь:
  В сединах отца заплетён был цветок -
  Мятежники ищут себе уголок.
  Но острым серпом был повержен,
  В могиле лежит удалой атаман...
  - Да, - согласился Ле Жён, - это известный отголосок мифа об оскоплении Урана Хроносом...
  - Прекрасный образчик Тосского разбойничьего фольклора, - ответил де Папю.
  - Вы правы, маркиз, - сказал Аркадиус, игнорируя вытягивающееся лицо Ле Жёна, - я тоже знаю эту песню и могу её продолжить, - и святой отец, громко фальшивя, заголосил:
  Атаманова девица больно бьётся каблуком,
  Она хочет, как царица, с золотым гулять венцом.
  Над рекой Луна улыбается -
  Атамана извела и печалится.
  Баба-то была, ой, сварливая -
  Не давала ни хрена, хоть игривая...
  Лайон де Шабан, начавший было пить заготовленный на столе морс от неожиданности подавился и не мог прокашляться минут десять...
  Тут же отец Аркадиус осёкся и, растерянно осмотревшись, добавил:
  - Дальше, не поверите - полная нелепица...
  - Твою мать! - громко сказал Ле Жён, - эта бездарная песенка стоила мне лесного угодья на западе! Ах, шельмецы! Оглоеды! Шарлатаны! Уроды! Будущие каторжане! Висельники!
  На крик вернулась герцогиня со слугами, Ле Жёну сделалось худо, он схватился за сердце и обмяк на пол. Отец Аркадиус и Лайон пришли ему на помощь, но слуги унесли герцога в его опочивальные покои. Остальные также пошли спать - необходимо было набраться сил перед новым отрезком дороги.
  
  Утром они простились и Ан ля Птиц возглавил праздничный поезд, проводя господ де Шабана, дона Рыжкони, Анди Дрэгона, маркиза Лося, влюблённого Максимена и Анну-Валерию, а также святого отца, короткой дорогой в сердце своих земель.
  
  ДОМ ВЕТЕРАНОВ ЛЯ ПТИЦ
  
  Для Дрэгона и Рыжкони утро началось с тяжелейшего похмелья, остальные же выглядели в целом довольно свежо.
  - А что путь-то ещё неблизкий? - поинтересовался страдающий Дрэгон у ля Птица, тот весело ответил:
  - К вечеру будем!
  - Больше всего на свете, я не люблю похмелья без опохмелья, - громко заявил дон Рыжкони, но никто намёка понять так и не захотел.
  Тем временем Дрэгон подъехал ближе к ля Птицу и стал расспрашивать его о доме ветеранов. Из разговора он узнал, что ля Птицы здесь живут недавно, и что до этого они жили на севере, в провинции Двуест. Потом их квартал оказался срочно необходимым для постройки там какой-то секретной военной части и всех жителей расселили по новым, предложенным в реестре адресам. Ля Птицы выбрали недавно построенный дом ветеранов, куда в качестве попечителей их и распределил Дофин. Правда, не успели они распаковать вещи, как пришло извещение о скором наступлении на перевале Угрюмого мастера, вот Ан ля Птиц и отбыл на фронт в качестве военного корреспондента.
  - Скажите, - не отлипал от ля Птица Дрэгон, - а могу я, если что, задержаться в вашем доме инвалидов...
  - Ветеранов, - поправил его ля Птиц, - В принципе, да. У нас там хорошо и места пока всем хватает.
  - Кстати, ля Птиц, - подскакал к ним дон Рыжкони, - а какая у нас сегодня культурная программа?
  - Ну, - задумался ля Птиц, - я собираюсь вам рассказать ещё один, обдуманный мною сюжетец. Вот, господа, представьте себе, что где-то на перевалах живёт себе тихой жизнью почти отшельника некий стареющий оборотень. К примеру, он летописец, с бурной юностью, который бы раскаялся и теперь жил бы в пустыне, лелея воспоминания и противостоя искушениям! Однажды он спасает юношу Клаусменца, статного, красивого, может быть чуть смазливого - короче такого, какой нравится женщинам. И вот в час особой печали наш герой, глядя на молодого человека и, вспоминая свою жизнь, решает убить его и, перевоплотившись спасённым Клаусмейнцем, стать своеобразным орудием возмездия всем тем женщинам, которые столь долго причиняли ему страдания своими искушениями и оживающими в период сна воспоминаниями!
  - Ну, а если серьёзно, - переспросил его де Шабан.
  - Вечером припьём винища и водчёнки, а с ночи устроим пикничёк на обочине... так сказать, завтрак на траве. Ведь вам надо расслабиться и отдохнуть, а мне вникнуть в курс дел на местах!
  Путники особо не возражали.
  Дону Рыжкони, как известно, было всё равно (был бы стол, а заночевать и под столом можно); отец Аркадиус, где-то глубоко в душе, пал на колени и пообещал самобичевание и строгий пост недели на две, за ведение светского образа жизни в мирное время (Aspice nudatas, barbara terra, nates) (1); Дрэгон в душе прыгал и скакал, как безумный, правда, снаружи он сохранял кроткую невозмутимость викинга, умирающего в дороге от ран, но нежелающего причинять неудобства своим товарищам (Ego nihil timeo, quia nihil habeo) (2).
  Лайон де Шабан, рвавшийся домой с самого момента получения известия о наследстве, был несколько расстроен неспешностью своего каравана, но встречи с друзьями и всё более ощутимая близкая связь с домом, превышали все отрицательные эмоции дороги. В конце концов, детство кончалось и на него вот-вот уже падало бремя собственности, бремя ответственности и рачительности. В то время, как Cantabit vacuus coram latrone viator (3) .
  
  1. Лат., полюбуйся, варварская страна, на ягодицы! - Теперь сами переведите излюбленную всеми униженными и оскорблёнными фразу "Нате-с, полюбуйтесь!"
  2. Лат., Я ничего не боюсь, потому что более ничего не имею.
  3. Лат., Путник, у которого ничего при себе нет, может громко распевать песни и в присутствии разбойника
  
  - Le soldat dort, le service passe, что означает с верхне-готтентотского, "Пока солдат спит - служба идёт!" - объявил превратный смотритель и открыл одинокостоящие посреди степи двери. Всадники въехали на территорию дома ветеранов. В течении получаса степь сменилась аккуратно, с любовью оформленными кустарниками, флигелями и большим двухэтажным зданием с часовней на левом крыле и больницей - на правом.
  В саду гуляли полупьяные ветераны (спирт на нужды лечебницы гнали два алхимика, которые скрывались здесь от инквизиторов и призыва).
  
  Гостей встретил худой, сутулый и инфантильный человек, назвавший себя, Кол-Штоком, со своим шустрым небольшого роста, лопоухим, четвероногим другом, собакой Томом. Он первым вышел навстречу процессии, а процессия, в свою очередь, увидела стареющего юношу, который держал в правой руке пехотный флагшток с маленьким вымпелом "LXV". Собака всё время пыталась подловить хозяина, чтобы тот временно забылся и упустил её из виду. Но умудрённый собаковед Кол-Шток внимательно следил, чтобы Тому не вздумалось задрать на знамя свою заднюю лапу.
  Далее был чрезвычайно громкий, невероятно длинный, белокурый и голубоглазый Скоббракет. Он просто пытался выпросить спирт на вожделенное опохмелье, но, увидев незнакомых всадников тут же успокоился и срочно сделал вид, что спит в кустах между беседками.
  У самого входа на крылечке сидел Купбэрд, по кличке "Шкаф", невероятно толстый, грузный мужчина, правда, неплохо играющий на цитре (грушевидная гитара). Играть он умел хорошо, при этом, рассказывая похабные скороговорки, так что хозяева наверняка отправляли его на заработки по деревенским ярмаркам и дням пива в близлежащих заведениях.
  Бывший полукольчужник, палицмейстер (1) Герра-Гуэрра, лысый, со свисающими пластами жира по бокам, возможно, совершенно невменяемый - говорят тяжелейшая контузия на всю голову. Он то и дело врывался в обеденный зал и воровал оттуда сладкие пастилки, которые смешивал с водой и выпивал залпом. После чего он впадал в святую одержимость и обгрызал лёгкие плетёные щиты, которые в этих местах крестьяне обычно используют для снегозадержания.
  
  1. Здесь досл. Мастер боя на палицах, не путать с известным чином у милитов и стражей порядка.
  
  Гарри Дюа, кстати, некоторое время служил в одном полку с доном Рыжкони. Получил ужасные ранения во время атаки на колеснице. Он производил наиболее жёсткое впечатление из-за бесконечного количества шрамов от макушки и до... в общем, один большой шов. Гарри и дон Рыжкони очень обрадовались, потом обнялись, потом расцеловались, но спустя час, от силы полтора, настолько устали от общества друг друга, что разругались и даже подрались.
  Отдельно необходимо отметить бывшего интенданта тыловой зоны "Д", Сёджа Урийа, считающего себя Юрсилием-Мурзилием VIII и его друга не то "герцога", не то "принца крови" Пуэблито Булгабука. Первый был известен бесконечными побегами и склонностью к нетрезвым марафонам, когда он в абсолютно голом виде, если не считать большой пехотной каски, нёсся по улицам какого-нибудь городка, призывая народ защитить его от озверевшего сексуального маньяка. Второй был безвольный тихий пьяница, находящийся в постоянном свадебном разводе со своей любимо нелюбимой так его обожаемо ненавидящей женой.
  И, наконец, путешественники оказались у главного корпуса, где их и встретила незабвенная Хулия, маленькая хозяйка большого дома. Она содержала помещения, она следила за гостями, слыла покровительницей искусств, была ключником, бухгалтером, писарем, аптекарем и каптенармусом всего этого хозяйства в одном лице.
  При этом, надо сказать, что контингент у неё был сложным. Помните, у классика:
  Зима. Природа отдыхала.
  Священник, разлупив моргала,
  С подсвечником спешит.
  Кто там? Ещё заря не встала,
  А я не сплю, ведь дела мало,
  Тому кто в дверь стучит!
  Но это уже не о Хулии. А о двух странных алхимиков Шлёпе и Пришлёпке, трудящихся в поте лица на поприще спиртоварения. Заведовал всем этим, провизор Дё Ма, главными предписаниями которого были многозначительные слова: "субординация", "стратификация", "капитуляция". А основным рецептом для болезных, часто обращающихся в алхимическую лабораторию, являлась известная рекомендация, всё мыть с кипяточком.
  Последний персонаж, Жендо, по кличке "Молодой", отвёл усталых путешественников в спальные комнаты. И граф де Шабан, и отец Аркадиус устали настолько, что решили не спрашивать проводника ни о чём, дабы он в последствии не докучал им рассказами о своей жизни и тех несчастьях и треволнениях, которые ему пришлось перенесть.
  За сим все успокоились и предались Морфею .
  
  ПРИМЕЧАНИЕ: на всякий случай, Морфей - бог сна (всякого разного сна).
  
  Больше всего на свете Дрэгон не любил рано вставать, потом он сильно невзлюбил всю эту дорожную суету, потом его просто бесил этот вечно суетящийся Лайон де Шабан, которого просто рвало на Родину за держанием, потом он ненавидел эти дорожные переезды, когда ты весь световой день трясёшься по жаре и в пыли... или в холоде и грязи.
  Внезапно ему вспомнилась ведьма Колтай, и он, резко открыв глаза, сел на постели.
  - Пора, пора! - носился по этажу де Шабан.
  - Пора, ой, как пора, - присоединился к нему В-тапках-на-подушку.
  Дрэгон встал и протёр глаза, затем отыскал свои штаны и сел, оглядываясь вокруг. Комната выглядела как-то уж очень грязно - такое впечатление, что вчера в ней бухала рота Тильри или какие-нибудь go-as-you-please... Да... Голова по-прежнему болела и слабо управляла раскоординированными действиями сквайра. Но, нужно было заставить себя начать одеваться...
  В это время отец Аркадиус выпил бодрящего томатного сока и съел большой бутерброд. Дон Рыжкони затребовал винища и изрядно опохмелил себя сам. Максимен с супругой ограничились глазуньей с морсом, а Лайону подали пива и ветчины... скамья Дрэгона всё ещё пустовала.
  Умиротворённый ля Птиц в окружении своих питомцев попросил извинений за невозможность дальнейшего совместного пути, гладя по головам своих подопечных и тем показывая причины своей дальнейшей занятости. Господа отдали приказ о сборе в дорогу и уже встали из-за стола, когда глазам честной компании предстала незаправленная, откровенно помятая фигура Дрэгона - рыцаря, Ударяющего молотом в слиянии.
  - Господа, - скорбно произнёс Дрэгон, - у меня для вас важное сообщение. Я больше никуда не поеду. Сейчас я почувствовал себя крайне нехорошо и иду к хозяйке переговорить насчёт документов и больничного листа...
  
  - А есть ли у вас приличествующие документы? - спросила Хулия, выслушав просьбу явившегося к ней Дрэгона..
  - Мня, - растерялся Дрэгон, но честно ответил, - нет. Признаться, я не получил рыцарского диплома, только диплом сквайра... Меня мама не простит... А папа, эх...
  И после этих слов глаза Дрэгона повлажнели.
  - Ладно, - сказала Хулия, - я всё оформление беру на себя. Сделаю вам рыцарский диплом и выпишу какой-нибудь наградной значок.
  - Мне бы хотелось... - тут же начал Дрэгон.
  - Медаль Сутолого, - отрезала Хулия.
  - Почему? - не понял Дрэгон.
  - Если у вас есть справка, что вы действительно проходили курс реабилитации...
  - Есть, - обрадовался Дрэгон, - справка есть!
  - Тогда я подам документ на орден Святого Ибукентия...
  - Спасибо... - обрадовался Дрэгон и совершенно счастливый вышел из приёмной.
  - Ага, не за что, - сказала, глядя в след удаляющемуся Дрэгону, Хулия и добавила, - с закруткой на спине.
  
  Между тем, Дрэгон дошёл до своей комнаты. Там он быстро разметал мусор со стола, постелил на него газету, достал бумагу и, вооружившись местным пером, принялся за письмо.
  "Дорогой мистер Бенет! Пишет Вам эпистолу бесконечно Вам преданный рыцарь Ударяющий-молотом-в-слиянии, бывший некогда простым сквайром Дрэгоном.
  Прошло уже около года, хотя нет - больше! (Всё равно) и теперь я, вняв Вашим остроумным замечаниям, решил стать братом-келарем при Вашей тихой обители в садах вечного покоя! Я слишком долго мотаюсь по этому свету, подобно пёрышку неприкаянному.
  Конечно, можно сказать, что я слишком инфантилен, чтобы выполнять все роли и обязанности рыцаря без страха и упрёка... да у меня был слуга и, потеряв его, я даже не начал его поиски... Потом был другой - я снова потерял его. Потом я участвовал в нескольких компаниях и едва сам не сгинул в беззвестности, но при этом, я понял, что самое безопасное для человека - это плыть по течению...
  Жизнь это дорога. Дорога - это река.
  Вокруг меня сейчас лесостепь, вдали за горизонт заходит Солнце. Говорят, что там, куда оно уходит, раскинется море.
  Жду от Вас вызова, мой наилюбезнейший господин смотритель.
  За сим, спешу откланяться и попрощаться.
  Искренне ваш,
  А. Дрэгон"
  Дописав письмо, Дрэгон лёг на жёсткий, но уже давно кем-то продавленный диван, что был там же, и, не имея возможности видеть церемонию прощания с рыцарями, едущими дальше, решил просто прослушать её через растворённое окно.
  - Ну, дай вам Бог за это хорошего места в Раю! - сказал на прощанье отец Аркадиус.
  - А кто вам сказал, что я хочу в Рай? - парадоксально ответил Ан ля Птиц, прощаясь с гостями.
  - Херог де Папю! - раздалось издали, затем послышался приближающийся топот коня, - маркиз, я бэтмен из вашего замка и у меня к вам письмо!
  - Давайте сюда! - раздался голос Лося.
  Потом пауза.
  - Что там? - спросил де Шабан.
  - Увы, господа, - ответил Лось, - я и мои люди покидаем вас по срочным делам. Впрочем, я буду рад, если вы посетите меня по дороге на фронт.
  - What"s happened? - спросил Максимен, - стряслося чего?
  - Только счастливые хлопоты - успокоил всех Лось, - моя маркиза родила мне наследника!
  - Вина, господа! Непременно вина! - воскликнул Ан ля Птиц и всё утонуло в шумных поздравлениях.
  Так, отпраздновав наследника де Папю, господа граф де Шабан, рыцарь, сменивший девиз "Без Дыча" на девиз: "Bona hereditaria (1)", дон Рыжкони, именующий себя рыцарем "В-тапках-на-подушку", Максимен, получивший прозвище "LМ" вместе со своей возлюбленной Анной-Валерией и сопровождающий их отец Аркадиус двинулись на юго-восток. В то время, как маркиз Херог де Папю, выступающий на поединках под девизом "Лось", перехваченный посольством от родителей и супруги, повернул свой кортеж на юго-запад. Некоторое время оба поезда находились в пределах видимости друг друга, но уже к обеду они скрылись в дорожной пыли.
  
  1. Напоминаем: Юр. лат., наследство
  
  Впереди начинались земли графства Шабан.
  
  МИГЕЛЬ ДЕ ШАБАН - ЧУДО ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ИНЖЕНЕРИИ
  
  Северная область Шабан совершенно неожиданно встретила путешественников хмурыми тучами и каким-то безрадостным "висящим" в пространстве мелким дождём.
  Однако оставалось ещё ожидание праздника. Как-никак, а впереди маячил наук-оградский центр, где на отшибе, запершись в своей лаборатории собственной отстройки, грыз гранит науки и по совместительству проживал Мигель де Шабан со товарищи. Именно в таких лабораториях по приказу Дофина уже несколько лет создавалось "оружие победного перелома".
  Лайон де Шабан, как собственно и Максимен с Анной-Валерией решительно отказали отцу Аркадиусу в просьбах въехать в город, и остановится в приличной гостинице. Дон Рыжкони с несвойственной ему деликатностью заверил святого спутника, что непременно посвятит того в тайны отношений мэрии здешнего Наукограда с младшей ветвью де Шабанов и их друзьями. На этом собственно дискуссия завершилась, и спутники единогласно решили двигаться по верхним пригородам к зданиям технических лабораторий, носящих гордое имя: "ФизиТ".
  Правда и здесь не обошлось без сюрпризов. Во-первых, примечательным оказалось то, что на узких и извилистых улочках старых окраин, особенно рядом с прачечными наблюдалось некое запустение. Во-вторых, у стен питейных заведений, обычно благодушные бродячие монахи теперь творили проклятия и вещали злобные отповеди еретикам и изобретателям богопротивных орудий. В-третьих, по мере приближения к кварталу "ФизиТ", странным образом нарастал многоголосый гул явно женского происхождения (точнее выразиться было сложно, ввиду полного непонимания происходящего путешественниками).
  Оказавшись на площади у въезда на территорию зданий лабораторий, спутники увидели следующую картину.
  Площадь заполонили женщины всех возрастов в одинаковых при этом одеждах. Платья средней длинны, фасоны невзрачные, но все блузы с короткими рукавами. Передники со специальными подвязками для закатывания и удержания полы. Ярко-белые и высокие чепчики с оттопыренными белоснежными "ушками"... Плоские устойчивые башмаки.
  Что здесь такого? В принципе - ничего. Просто каждая участница митинга имела при себе стиральную доску и большие деревянные щипцы (коие до сих пор используются домохозяйками при выуживании белья во время кипячения или длительного замачивания). Этими щипцами женщины громко водили по доскам и в такт издаваемой ритмичной какофонии гневно ругали изобретателей машин, которые, в свою очередь, заперев ворота своего корпуса, и ставни в нём, оказались в глухой осаде.
  - Net соmненiй, - объявил Максимен, - it is бунт прачек!
  - Да, судя по базару, наши алхимики опять чего-то наалхимничали! - согласился с Максименом дон Рыжкони.
  Появление знатных всадников с галунами военных и в сопровождении священника несколько утихомирило толпу.
  - Любезное моему сердцу прачечное сестричество! - возопил насколько это было возможно отец Аркадиус, - Дщери стиральной доски и хозяйки мыла! Милые родственницы каждой протоки, реки или озера с деревянными мостками для полоскания! Непокладающие рук труженицы! Матери платяной чистоты и одежного быта! Наконец, просто милые женщины! К вам обращаюсь я...
  На этой фразе женская толпа окончательно затихла.
  - Святой отец, а с вами-то кто приехал? - крикнула одна из прачек.
  - Это герои войны, - пояснил Аркадиус, оглядываясь на своих спутников, - предводителем же у них, как вы видите - один из де Шабанов. Его главный консультант неподкупный и справедливый во многих делах кавалер Рыжкони...
  - А вы сами-то, чей будете? - опять из толпы крикнула одна из прачек, но уже с другой стороны.
  - Я - Аркадиус из Мунграхта! Мои труды известны в Ивдессе, а мои дела и заступничества за сирых, убогих, униженных и оскорблённых особенно известны в герцогстве Капо!
  Текст пришёлся ко двору. Женщины успокоились окончательно и выдвинули от себя пред ясные очи отца Аркадиуса самую старую представительницу своей профессии.
  - Отче, не погуби и не дай нам пропасть... - начала старая прачка, - эти антихристы совершенно погрязли в своей изысканности и рассуждениях о штанах Пифагора... Вот те крест - ни я, ни мать моя, ни даже бабка - все, как одна прачки, а штанов таких сроду не видывали! Но эти технари-машинолюбы из-за этих штанов нам дюже подсуропили!
  - Так, - сурово нахмурил брови Аркадиус, - Говори, добрая женщина, что случилось?
  - Не погуби, святой отец! - снова запричитала делегированная на переговоры, - Сволочь эта техническая придумала портки свои грязные стирать с помощью технического приспособления! Назвали его "Дочь маслобойки"!
  - Ну, - протянул де Шабан, - это вроде бы ненаказуемо...
  - Ага! - переключилась старшая прачка на де Шабана, - Теперича они поставляют эту машину в армию. Потом её законверсируют и она придёт на место нашей сестры, прачки. Сейчас нас в квартале тыщща будет только мастериц, потом ученицы, потом временщицы и прислуга. Вона нас сколько! (Она показала своей сильной рукой с крупной ладонью на толпу) А машины поставят - нам, что по миру идти, прости Господи, прикажете? Мы уж согласны даже за полцены этим инженерам их одежду стирать, вместе с Пифагоровой, лишь бы больше ничего не изобретали тут...
  - Мне кажется, дорогая моя, вы сгущаете краски, - откомментировала ситуацию Анна-Валерия, - сейчас же мы попытаемся проникнуть за ворота и, я думаю, что святой отец, заручась светской помощью графа, вполне сведёт всю ситуацию к должному компромиссу.
  - Ага! - обрадовались переговорщицы, - и компромизу бы им побольше! А ежели ещё и петуха красного к вашему компромизу пустите - до конца наших дней будем обстирывать вас и детей ваших как родных и близких! Правда, бабоньки?
  - Да! Да! Да пожёстче их там! - снова заголосила толпа, пропуская путников к запертым воротам.
  Ворота открыть, правда, отказались. Но, после коротких переговоров, всё-таки открыли маленькую дверцу в правой створке и пропустили вновьприбывших гостей в спешенном варианте.
  
  Внутренний двор технического квартала был больше похож на крепость. Школяры и студенты несли вахту у ворот. Вооруженные кто, чем пришлось, но полные решимости, они решили, что в лице Лайона де Шабана и его спутников прибыла компетентная помощь, с помощью которой быстро и эффективно удастся разогнать весь этот бабий бунт.
  Из предварительных разговоров о техническом прогрессе практически всем, пусть даже в самых общих чертах, было известно, что некогда монахи-бенедектинцы, по просьбе магистра ордена Тамплиеров изобрели машину в виде барабана, вращающегося вокруг неподвижных лопастей для быстрой стирки полевой формы, что стало сильно экономить время интенданских подразделений. Потом на машину поступил заказ уже от королевских тыловых служб. Был даже объявлен специальный конкурс на распределение грантов в этом направлении. И вот, спустя пять лет, наука выдала в войска передвижной ящик, где двигалась деревянная рама, перекатывая деревянные же шары, она могла одновременно постирать полевую форму одного подразделения.
  Прошёл ещё год, и стиральные машины стали обычным явлением военно-полевых лагерей начала этого века. Кто бы мог подумать, что это совершенно безобидное изобретение для стирки солдатской робы сможет вызвать столь странную и агрессивную реакцию у городских прачек!
  - Здравствовать желаем и вам, господа студенты, и вашей гранитной науке! - громко произнёс дон Рыжкони, пожимая руку долговязому человеку в смешной чёрной шапочке с квадратным навершием, к которому была закреплена шнурком кисточка.
  - И вам того же, - несколько обижено ответил представитель принимающей стороны.
  - Кстати говоря, - сделал замечание квадратному навершью отец Аркадиус, - квадратный нимб, символ не просто возвышенности и просветления, но и святости, заработанной соискателем при жизни! Но судя по вашему красноватому носу и мешкам под глазами... Не скромно, (отец Аркадиус неодобрительно покачал головой) Ой, как не скромно...
  - И вас так же, - ещё более обиженно и растерянно ответил человек с квадратным головным убором.
  Лайон де Шабан в принципе решил руки не подавать (довольно уже было того, что эти невежи заставили знатных путников пешими войти внутрь), поэтому он просто предстал перед встречающим и представился.
  - Граф де Шабан-младший, с кем имею честь?
  - Ион Мустош-Ровенский, бакалавр искусств, магистр математических наук, кандидат естественных наук, приват-доцент Ивдесской академии богословия, доктор философии, профессор юриспруденции, член Академии наук...
  Лайон вскинул брови и восхищённо пожал руку Иону:
  - Очень, очень приятно, - восхищённо добавил де Шабан, - Если вас не затруднит, то нам бы хотелось встретиться с моим кузеном - Мигелем де Шабаном...
  
  Неудобной паузы удалось избежать. Как только дверка в воротах затворилась, бунт прачек снова дал о себе знать.
  - У нас здесь настоящий социальный взрыв, - объяснил бакалавр-магистр-доцент-профессор-академик Ион Мустош-Ровенский, - А всё началось с безобидной просьбы гильдимейстера от зажиточных крестьян. Однажды один из них, кстати, ветеран, заказал нам компактный агрегат для стирки в подарок своей жене. Потом второй заказ, потом - третий. Появилась даже специальная модель "Woody Maiden" . В виду её ещё большей компактности, машина стала предметом мечты многодетных хозяек. Они-то и ввели в моду устройства, чаще всего являющиеся бочками, в которых от ручной силы вращались лопасти или крестовины.
  
  ПРИМЕЧАНИЕ: Досл., "Деревянная Леди". Судя по всему, в основу проекта очищения одежды легла ассоциация с легендарной "Железной Леди" (Iron Maiden), с помощью которой отцы-инквизиторы очищают заблудшие души.
  
  - Гениально! - воскликнул отец Аркадиус и всплеснул руками.
  - Что вы, - отмахнулся Ион Мустош-Ровенский, - пустяковая конструкция, которая позволяет нам всего лишь иметь вдосталь сельхоз продукты круглогодично! Недавно мы создали первую общественную прачечную на базе стиральной машины, запускаемой десятком мулов средней величины!
  - Теперь всё понятно, - констатировал Лайон де Шабан.
  - Более того, совершенно недавно один из бакалавров принёс проект ручных валиков для отжима мокрого белья - закончил профессор свой импровизированный доклад.
  Они постепенно подошли к одному из невысоких зданий внутреннего двора.
  - Вам сюда, - сказал Мустош-Ровенский, - подниметесь на второй этаж, потом по коридору налево, завернёте направо - там спросите.
  Гости сердечно поблагодарили своего гида и вошли внутрь.
  
  Грустный и безучастный Мигель де Шабан сидел за кафедрой и уныло рассматривал оставшиеся на столе экзаменационные билеты.
  Первым появился дон Рыжкони:
  - Простите, могу ли я увидеть, - Рыжкони делано попытался вспомнить имя разыскиваемого человека, прищёлкнул пальцами, потом ударил себя ладонью по лбу и стал долго копаться в карманах, выуживая всевозможные мятые листочки, - мне нужен... ага, вот... Мигель де Шабан.
  - А зачем он вам? - не скрывая раздражения, спросил Мигель.
  - Да, знаете, я тут читал одну его работу, мне надо для диссертации, - начал мяться дон Рыжкони, - я хотел бы уточнить...
  Глаза Мигеля загорелись неожиданным прозрением:
  - Так, - сказал он грозно, - меня не интегесуют ваши отговогки. Идите, бегите билет и садитесь - готовьться!
  - Сюрприз! - громко крикнули Лайон де Шабан и Максимен и ввалились в аудиторию.
  - Ба! - Мигель даже выпрямился и развёл руками, - Какие люди! Господа! СЧАСТЛИВ и ОБГАДОВАН! Бесконечно счастлив и обгадован!
  Началась долгая церемония обнимок и приветствий, которая сопровождалась сначала удалением экзаменационных билетов со стола, потом доставанием из-под кафедры бутылки какой-то настойки. По этому поводу со скупой мужской слезой был произнесён тост "за встречу"...
  
  В это самое время на экзаменационные испытания прибыл весьма растрёпанный студент с объёмной сумкой на плече. Мастерски оценив ситуацию и хитро ухмыльнувшись, почти элегантным движением руки он вынул из заплечной сумки три бутылки коньяка и обратился к Мигелю:
  - Я принёс вам три бутылки отменного крепкого напитка, а вы мне за это не откажите в любезности - поставьте "тройку".
  Мигель де Шабан повернулся к студентусу, делово оглядел приношение, почесал пространство правой щеки и ответил:
  - Вы знаете, но, пожалуй, я возьму только две бутылки...
  - Но профессор! - воскликнул студент, - я же пришёл сюда, можно сказать прорвался сквозь...
  - Я даже не доцент! Гоминид - да! И не более. Так что не смейте вешать на меня чужих званий, - отрезал Мигель и, поставив неудовлетворительную оценку, назидательно продолжил, - Запомните, молодой чемодан, кто двигается впегёд в науках, но отстаёт в нгавственности, тот более идёт назад, чем впегёд. Кстати эту фгазу сказал пгапгадеду де Шабана-стагшего не кто-нибудь, а сам Агистотель, когда, согласно агиоггафическим изысканиям к пятисотлетию дома, наш пгедок участвовал в походе самого Александга Македонского!
  С этими словами Мигель де Шабан вручил зачётный дневник неудачнику и указал на дверь.
  
  - Однако, господа, что пгивело вас к нам и, самое интегесное, как вам удалось пгойти сквозь стгой этих вопящих кугиц-полоскунов? - не дожидаясь ухода студентуса, весело спросил дон Мигель.
  На вопрос принялся отвечать святой отец. Начал он пространно и старался ничего не упустить.
  - И вот, мой дорогой amigo, теперь я в полном замешательстве, ибо не знаю, как разрешить спор и успокоить прачек, - закончил свой рассказ отец Аркадиус.
  - На самом деле, - с ноткой некоторого пессимизма произнёс дон Рыжкони, - глупо было обещать помощи в том, чего не знаешь.
  Все угрюмо замолчали.
  Но тут вдруг встрепенулся радушный дон Мигель и громко вопросил:
  - А что бы вы сделали, догогие мои господа, если бы я уладил бы это дельце?
  - Как? - не поверил своим ушам Аркадиус.
  - А вот так, - дон Мигель хлопнул в ладоши и жестом фокусника развёл ладони в стороны (в них было пусто), - я сейчас выйду к ним и на эйн-цвейн-дрэйн улажу все пгоблемы!
  - Хорошо, Мигель, - озвучил коллективный ответ Лайон, - если ты всё сделаешь, как обещал, мы выполним любую твою просьбу.
  Дон Мигель встал, пригладил свои вихрастые чуть кудрявые волосы и, демонстративно кивнув своим гостям, гордо покинул кабинет.
  
  Когда открылась маленькая узкая дверка в больших широких воротах "ФизиТа", и оттуда вышел представительный мужчина. Толпа раздражённых женщин приутихла и начала уплотняться вокруг появившегося переговорщика.
  Дон Мигель, хитро прищурившись, обвёл оценивающим взглядом вышедшую из толпы окружающих его прачек молодуху.
  - Чё-й-то, Марфа, энтот глумотворец на тебя смотрит? - раздалось из толпы, - неуж-то жениться предлагать будет, блазнитель окаянный!
  Толпа прыснула смехом, но переговорщик, оказавшийся в самом центре женского внимания, не смутился.
  - Хогошь соболёк, бабоньки, - громко ответил Мигель, когда смех стих, - да боюсь, что уже помят!
  Звонкая пощёчина в воцарившейся тишине не просто не смутила переговорщика, но и раззадорила его. Он перехватил руку Марфы, или как её там, и сильно привлёк к себе.
  - А, ну-кась, Ирод Еллинский! - прикрикнула стоящая рядом пожилая женщина, - Убери от неё свои грязные руки!
  - Мои гуки, чище вашей совести, мамаша, - парировал дон Мигель и сально улыбнулся.
  Мимикрия последнего возмутила прачек более, нежели текст, который они всё равно не поняли...
  
  Гости, находившиеся в лабораторном кабинете скучали немногим более часа. Точнее они составляли планы фуражных закупок и приобретения припасов для дальнейшего продолжения дороги. Потому и особого времяубийства не состоялось. Пить, правда, пока не пили, зато Максимен произвёл полное бухгалтерское расследование трат и свёл дебет с кредитом. В самый разгар спора о покупке сухофруктов и появился Мигель.
  
  Явление дона Мигеля было настолько неожиданным, насколько и ужасным. Он вернулся босой, подволакивая левую ногу. Грязные, рваные и уже не облегающие тело рейтузы не то чтобы не скрывали, но скорее обнажали срам природного гоминида. Кафтан так же его пребывал в плачевном состоянии: всего один рукав (от второго только одинокий манжет). На груди, на ткани некогда бывшей манишкой, красовался чётко отпечатанный след чьей-то ноги. Наполовину отодранный воротник торчал, предательски заворачиваясь за опухшее и красное ухо. Наконец, квадратное исцарапанное лицо украшал огромный синяк под правым глазом, которой в свою очередь, за счёт опухающей разбитой брови, заплывал буквально на глазах...
  - Да, действительно, - покачал головой дон Рыжкони, - глядя на вас можно сказать всё что угодно, кроме того, что вы претворяетесь.
  - Миг необычайно сложен, господа, и чтобы сейчас не пгоисходило, мы вгяд ли в состоянии его понять! - попытался хоть как-то абстрагироваться от происходящего дон Мигель.
  Максимен и Лайон де Шабан тут же подскочили к нему и помогли сесть.
  - Правду сказал дон Аминад, - кротко резюмировал сцену отец Аркадиус, - воистину, для того, чтобы танцевать на вулкане, не нужно учиться в балетной школе...
  - Вот у нас всегда так, святой отец, - проговорил, немного помолчав, Мигель, - Людно! Много нагоду! Толпы! А человека - нет!
  Лайон де Шабан вспомнил о крепких напитках и тут же поспешил сам, лично наполнить стаканы всем, включая невинноизбиенного страстотерпца. Дон Рыжкони и Максимен тем временем принялись обрабатывать раны, а отец Аркадиус - отвлекать Анну-Валерию от скучного зрелища устранения непотребного вида и переодевания потерпевшего.
  
  Наконец, всё завершилось, и Лайон раздал наполненные спиртным разнокалиберные стаканы.
  Дон Мигель выпил, потом сморщился, затем сказал:
  - Да, пегвый стаканчик, как кол. Зато втогой, как сокол! А остальные и вовсе полетят мелкими пташками.
  - Предлагаю по второй! - воскликнул отец Аркадиус, видя, как полегчало дону Мигелю, - Для укрепления, так сказать, души и тела.
  Лайон быстро разлил.
  - Я preдлаga"ю wыпить за don Mihel! - торжественно произнёс тост Максимен, - ved"ь daже ощипаnnый индюк не peresтаёт быть пtицей!
  Окончание тоста застало дона Мигеля врасплох, и он едва не подавился.
  - Да, - сказал он, откашлявшись, - Воистину говогят: сколь за здоговье не пей, оно лучше не станет.
  - А у нас больше пить и нечего, - констатировал Лайон и продемонстрировал окружению опустошённый сосуд.
  - Ну, тогда идёмте ко мне! - радушно предложил Мигель и попытался самостоятельно встать.
  
  Они покинули здание и двинулись в жилой сектор "ФизиТа".
  - А вот, обгатите внимание. Могила пегвого гектога нашего унивегситета, она выложена из философских камней! - объявил Мигель де Шабан, показывая на небольшую неправильную пирамиду.
  - Неужели! - восхитилась Анна-Валерия.
  - Истинно так! - подтвердил дон Мигель, - У нас тут такой обычай. Каждый выпуск бакалавгов должен на выпускных испытаниях пгедоставить свою модель философского камня, как завещал нам всем пегвый гектог! Так как камни философа чаще всего не философские, их сюда и пгиносят.
  - Живёте вы без Бога в душе и мыслите категориями чужого прошлого, - укоризненно покачал головой отец Аркадиус, единственный из всех не восхитившийся этой достопримечательностью.
  - Да, ладно, святой отец, - отмахнулся Мигель, - милости пгошу, вот и мои владения!
  
  Общий вид этого жилого здания напоминал нору. Ну, представьте себе, что мегахомяк вырыл себе двухэтажное жилище, окружил его рвами и болотцами, а потом там же насадил плантации патиссонов, кабачков, редьки, редиса и крапивы. Возникает резонный вопрос, при чём тут хомяк? Элементарно: и у человека, и у хомяка есть общий корень - homo (кстати, некоторых домашних хомяков хозяева так и зовут, хомами).
  - А это что, репа? - спросила удивлённая Анна-Валерия.
  - Да, господа, дикая! - подтвердил её предположение Мигель де Шабан.
  - ???
  Поняв общее немое удивление, дон Мигель пояснил:
  - Не знаю, как, но она здесь всё вгемя гастёт!
  - А это что же такое, крапива что ли? - спросил дон Рыжкони.
  - Незаменимая вещь! - парировал Мигель, - Особенно поздней весной. Её и в салат, и в супы, и в пгипгавы можно. Пользительно для желудка, ну, и в геморроидальном плане...
  
  Дверь отворилась внутрь, в длинный коридор, похожий на каменный туннель, но туннель очень даже благоустроенный: стены там были обшиты панелями из дерева, пол выложен деревянными плитками и кое-где даже устлан ковром, вдоль стен стояли полированные стулья, правда старые, доставшиеся или по случаю, или по наследству. Так же всюду были прибиты крючочки для шляп и пальто, гвозди для картин и шнурков с нанизанной сушёной рыбой, штыри для верёвочек, на которых висели выцветшие шторки и т.п. Туннель вился все дальше и дальше и заходил довольно глубоко, туда, где было два лаза на верхний этаж и в подпол. По обеим сторонам туннеля должны были идти двери - много-много круглых дверей, но за три года жизни в этом доме хозяин их так и не повесил - они лежали где-то на веранде под запасом дров и отсыревшим диванчиком. Однако в жилище имелись таки: спальни, ванная, погреба (один бетонированный в огороде), кладовые (целая куча маленьких пристроек для кладовых, которые облепляли дом с южной и северной стороны). Так же в большом количестве в доме встречались гардеробные (Мигель отвел несколько комнат для хранения верхней, домашней, демисезонной одежды и нижнего белья), кухня, столовая, буфетная, верхние сени с большим крыльцом, которое вело внутрь огорода - и всё это располагалось в пределах общего извилистого коридора. Лучшие комнаты находились по левую руку, и только в них имелись окна - глубоко сидящие квадраты с видом на дикий сад и дома соседей.
  
  Когда де Шабан проводил гостей в дом, он тут же предложил всем занять места за столом.
  На столе лежало яйцо, точнее скорлупа, которую некогда разбили, раскрыли и выели всё то, что было внутри; потом, наверняка собирались убрать, поэтому сломали и раздавили отдельные её остатки. Но толи случайно смели на пол, толи очищали место, например, для настольной игры или книги, но в итоге в узкой щели между досок столешницы остался маленький, миллиметра три-четыре, фрагмент почти невидимый беглому непытливому глазу - осколок завтрака давешнего невозмутимого джентльмена в свитере под пиджаком.
  Что можно сказать о самом хозяине дома? Он был довольно бережлив, но, получая довольно много денег за свои изобретения, любил иногда себя потешить разными безделками, совсем ненужными и которые при этом стоили довольно дорого. Например, беспрестанно заказывал мастеру Луку бумажные табакерки с разными картинами, выписывал восьмиствольные карманные петардильи, карманные барометры, складные удочки и прочее множество товара немотивированного потребительского рынка.
  Наконец Мигель с видом особой значимости поставил на стол перед гостями необыкновенную дорожную шкатулку!
  - Пгизнаюсь, господа, самодугства гади, вздумал я сделать себе догожную шкатулку, котогая бы заключала в себе всё: и пгинадлежности туалета, и библиотеку, и оптическую тгубку, и пгибогы для уженья гыбы, и часы, и пенал для письма, - словом, всё, что и нужно и не нужно, да вдгуг, как знаете, может понадобиться! Я накупил массу необходимых вещей, собгал свои конспекты, обгезал их по самые стгоки, потому что никак они не входили в положенное местечко, и шкатулка вышла пусть оггомная, но и подлинно гедкая. Кстати её делал футлягщик Тогнеус.
  Сразу стало понятно, что Мигелю доставляло особое удовольствие показывать эту шкатулку, и первым словом стало испытывающе громкое и повелительное:
  - Отопги!
  Все поняли - замок был с секретом, и далеко не всякий смог бы его отпереть, поэтому гости хором отказались от напрасных трудов.
  Тогда Мигель де Шабан, не взирая на свой теперешний вид, с благородной гордостью сообщил:
  - А я отопгу.
  И отпёр.
  Даже дон Рыжкони не смог сразу отреагировать на это. Впрочем пересилив любопытство, он довольно быстро взял себя в руки и сообщил:
  - Я нахожу, Мигель, что тут многого недостает!
  - А что бы такое, напгимег? - тут же полюбопытствовал дон Мигель
  - Недостает складной кулеврины, складного вертела и утюга, - рассудительно заявил Рыжкони.
  - На что же это мне пушка, хоть и складная, а также вегтел и утюг? - не сообразил сразу Мигель.
  - Да на самом деле, случится тебе дорогой подстрелить птицу, захочешь ты её изжарить, да пока будешь готовить, замараешь манишку, соответственно, вздумаешь сам простирнуть, надобно и выгладить, - логично пояснил В-тапках-на-подушку.
  Дон Мигель задумался, но тут же рассмеялся, погрозив пальцем Рыжкони.
  Только отец Аркадиус почему-то не принял это за шутку, и по зрелом размышлении заявил, что эта шкатулка действительно не содержит в себе самого нужнейшего для дороги, именно столового прибора и других принадлежностей для стола.
  Мигель расстроился, но тут же сказал, что давно привык вместо столовых приборов кушать подручными средствами, тем более, что основная пища путешественника - это дичь, да подножный корм!
  - Но, как же вы хотите путешествовать ногами при таком то громадном сундуке? - удивилась этим словам Анна-Валерия.
  - Не тянет плеча своя ноша! - ответил Мигель, - Не ест глаза дым отечества! Не воняет... ой, об этом потом. Кстати, коли уж к слову. Удобства за углом, где кустики.
  - Да, но всё же признайте, дорогой Мигель, что ваша шкатулка громоздка, тяжела и имеет достаточно внушительные габариты, - указал на несовершенство изобретения Лайон.
  - Это частности, - отмахнулся дон Мигель и пустился в чтение пространной лекции о природе вещей и последних изобретениях для фронта и для победы.
  Дошло даже до диспута - он приподнял мизинец и спросил:
  - Где и как мы можем гуководствоваться пгостыми закономегностями?
  - Вот! - ответил он сам себе, когда притихшие, затаившие дыхание слушатели смогли только молчать, и продолжал:
  - Таким обгазом, сложности пгевгатились в начальное условие, а то, что абстгагиговано от случайного - в законы пгигоды. Вот именно эта диффегенциация и позволила человечеству, в моём лице, годить новую естественнонаучную пагадигму! Понятия геометгического подобия гаспростганяются и на физические экспегименты. Пгичём я настаиваю на этом! Абсолютные газмегы тел несущественны, если свойства их мы будем гассматгивать в надлежаще выбганном масштабе! Поэтому я говогю, если надо пегелететь пегевал - мы, естествоиспытатели, обязаны создать нашим бойцам такие машины!
  
  Только тут дон Мигель де Шабан, глядя на унылые лица своих гостей (особенно дамы), понял, что диспут ведётся им в полном одиночестве, и, если так можно выразиться, не в коня корм. Поэтому он решил разбавить свой монолог вопросом:
  - А вот ответьте мне, пгекгасная Анна-Валегия, как вы думаете, в чём газница между огнём и школьником?
  - Мне кажется, что эти две вещи совершенно несовместные, - ответила Анна-Валерия и мило улыбнулась.
  - Не совсем, - улыбнулся дон Мигель, - судите сами, - огонь сначала высекут, а потом газложат, а схолагуса, напготив, исполнитель, сначала газложит и лишь потом высечет!
  
  Шутка была не совсем в тему, но гости Мигеля простили ему и это, ибо в комнате появился ещё один человек.
  - Познакомьтесь, господа, - ткнул Мигель в вошедшего гостя, - мой сосед, Донкихот, истребитель нечисти и неиспгавимый пьяница!
  - А это мой учитель, - не прерывая обряда знакомства, тут же пояснил новичёк и указал рукой на Мигеля. Потом он несколько изменился в лице и добавил, - А что случилось?
  - Ах, - отмахнулся Мигель, - пгостая дамская пощёчина...
  - Или анти-рукопожатие возведённое в абсолют? - достроил фразу Донкихот, - как говорится, чужой кулак - потёмки! Надо было плюнуть на всю эту рыцарскую чушь и просто упасть!
  - И это я слышу от Донкихота? - укоризненно покачал головой Мигель, а потом, скорчив болезненную гримасу, сообщил, - Падал. Много газ падал...
  - Ну и?
  - Они каждый газ они останавливались и тегпеливо ждали, когда я поднимусь...
  - Значит сам виноват, - быстро отрезал Донкихот, - разве можно было таким опасным образом вынести сор из избы...
  - Нет, мой пгинцип таков, - назидательно сказал дон Мигель, - Не следует выливать помои не заготовив чистой воды!
  - Тем более! - поддержал его Донкихот.
  - Именно здесь лежит отгадка, почему мы, пгосвещённые естествоиспытатели, изобгетаем совегшенно искусственные пгиёмы - в сложной пгигоде мига мы обвиняем случайность! И, таким обгазом, выделяем область сложнейшего пегеплетения многих сил, часто абсолютно пготивоположных нашему естеству! - пустился в странный рассказ Мигель де Шабан.
  - Короче, то же самое яйцо, только вид с боку! - оборвал его дон Рыжкони.
  - А с чего всё началось? - снова задал вопрос Донкихот, - Я так сказать хочу вернуться к истокам...
  - Чтобы вернуться к истокам, надо плыть против течения, - неожиданно сострил отец Аркадиус и бодро, почти в насмешку, спросил, - Ну и как? Скольких великанов и гоблинов вы побили, храбрый Донкихот - истребитель нечисти?
  - Смешные люди! - хохотнул новый знакомец и посмотрел на Мигеля, - Они всерьёз думают, что я действительно вижу в ветряной мельнице великана, в винных бурдюках - зловредных гоблинов, а в тазике брадобрея - потерянный реликварий в виде рыцарского шлема! Боже мой, если б вы знали, как мне надоело изображать из себя Донкихота...
  Они не понимают, что вся эта борьба с ветряками нужна лишь здешнему князь-епископу, который отчитается потом, что в области было убито столько-то великанов и гоблинов, невесть откуда оказавшихся здесь. На это было потрачено столько-то и столько-то денег. Отец инквизитор, кстати, уже четвёртый, получит очередное повышение и продвижение по службе. Эконом-интендант в своих отчётах о растратах и нецелевом использовании денег на местах всё довольно точно объяснит. Разоренным крестьянам-де было выдано, доведено, компенсировано, восстановлено такое-то имущество в таких-то (согласно законам и правительственным поручениям) размерах, плюс: возмещённые затраты, ведь иных пришлось даже переселить в новые дома. А вице-король, узнав это, и тоже, прекрасно понимая, что всего этого не было и быть не могло, примется хвалить нашего очередного герцога и даст дополнительное финансирование. После чего, отчитавшись перед королём, получит не только возможность безвозмездного путешествия ко двору, но и новое назначение в более престижную область, а то и в первые ряды престольной элиты.
  Кто, спрашивается, в этой ситуации проиграл?
  - Да, вроде, и волки сыты и овцы целы... - растерянно ответил Аркадиус.
  - А я? А мои переломанные бока? А моё расшатанное здоровье? Латы, кстати чиню только за свой счёт... Конь... Постой... Суточные на меня и моего очередного оруженосца не поднимались уже десять лет! Как было, сто пять мелочью, так до сих пор и есть. Так что волки сыты, овцы целы. Помянем пастуха и его собаку!
  - Да, - согласился дон Рыжкони, - какая разница, вдоль бьют или поперёк, всё одно - больно.
  - А я вот что скажу: если человеку не везёт - это значит, что он находится не в том месте и не в то вгемя. Не пойму только почему... - закончил Мигель де Шабан, после потрогал свои раны и пожелал своим гостям: "Доброй ночи".
  
  Утро не преминуло настать. Солнце немилосердно заглянуло в большие окна спальни и беспардонно ударило по глазам. Пришлось вставать и собираться в дорогу. Мигель выглядел деловито и бодро. Нет раны, ссадины, синяки и хромота никуда не исчезли, но, как ему показалось, он смог найти ответ, на поставленный перед сном вопрос. Если ты попал не в то место и не в то время - значит, их нужно поменять!
  Правда была и закавыка: его великолепная дорожная шкатулка готовая к приключениям, как оказалось, ни за что не помещалась в коляску. Мигель ещё до рассвета сходил на конюшни и зафрахтовал для себя и шкатулки двукольную коляску... Пришлось расширять кузов, но ось, к счастью, выдержала.
  
  Именно так по-деловому, дон Мигель смотрел на сборы своих друзей.
  - Кстати, господа, - попытался вставить он своё веское слово посреди всеобщих сборов в дорогу, - а вы ничего не забыли?
  - Нет, а в чём дело? - отец Аркадиус.
  - Лайон обещал мне выполнить любое моё желание, в случае, если я устаканю вопгос с бабьим бунтом!
  - Ну, да, чёрт с ним с бунтом. Мы всё понимаем и не требуем от вас выполнения этого тягостного обязательства, - попытался успокоить Мигеля святой отец, - Прав был Августин, говоря, что рабом теории быть много проще, нежели хозяином своего слова...
  Однако дон Мигель снова повторил предыдущую фразу. Аркадиус даже несколько оторопел.
  Ну, и что бабий бунт? - ехидно продолжил дискуссию святой отец, - Вы его окончили?
  - Сходите на площадь и посмотгите, ответил дон Мигель, - там пусто!
  В спор тут же вмешалась Анна-Валерия:
  - Вы знаете, дон Мигель! Рассматривайте наши условия... как... как форс-мажор. Ведь, во время заключения пари оба спорщика рискуют одинаково: первый, что проигрышем, второй - невыполнением обещания. Так что, по-моему, вам пора домой.
  - Зачем домой, когда всё с собой? - удивился дон Мигель и хлопнул себя по объёмному животу, - Короче, Аминь тому делу!
  - Что же у вас с собой, когда ваш хвалёный сундучок ни в одну телегу не влезет! - спросил его дон Рыжкони.
  - У молодца - не без долотца! - ответил Мигель, - Есть и шильце, и мыльце, и бгильце!
  С этими словами он зазвонил в колоколец, и из-за угла выкатился прогулочный тарантас-двуголка с упакованным в него вчерашним сундуком.
  - Милая госпожа Анна-Валегия, находясь в здгавом уме и полной памяти, пгедлагаю вам качественный обмен - моя удобная тагантайка в обмен на пгелестную лошадку от вас и вашего мужа.
  - А может быть вам подойдёт мой ослик? - заискивающе спросил отец Аркадиус.
  Однако дальнейший торг оказался не уместен.
   Даты написания: 1994, 1996, 1997 сведено вместе - 2006
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"