Шленский Александр Семенович : другие произведения.

Сборник рассказов для Тенет-2002

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:



Выдвигается на номинирование в литконкурс "Тенета-2002" в номинации "Сборник рассказов"



Художник, канонир и козни дьявола

Не любо - не слушай, а врать не мешай!

0x08 graphic

  
Вся нижеописанная история - это чистейший вымысел, нет в ней ничего подлинного - ни имен, ни событий, ни исторических фактов, то есть вообще ничего кроме, авторской фантазии. Ну, а если это произведение чем то вдруг напомнит вам исторический рассказ (хотя дочитав его до конца, вы увидите, что оно нисколько его не напоминает), то это чистая случайность и прихоть автора, а впрочем даже и не прихоть, потому что автор вовсе не старался соблюдать какую либо определенную стилизацию или придерживаться исторической правды даже в основных деталях. Ничего даже отдаленно похожего не было с того самого момента, как рассказ был задуман, намечены его основные герои и события, и до того момента как была поставлена последняя точка.
   И вообще, если уж на то пошло, это никакой не рассказ, это скорее внутренний диалог автора, облеченный в форму рассказа, для того чтобы выписать некоторые мысли в тесктовом редакторе, сделать несколько правок и что-то для себя самого прояснить, потому что в позднейшие времена думать внутри головы стало как-то сложно, и требуется уже не бумага, а компьютер. И то, что в конце концов, текст получился похожим на рассказ - для самого автора полнейшая загадка.

0x08 graphic

   ...Спасибо вам, добрые люди, за то, что поделились с нами куском хлеба, мы сегодня уж собирались из вашего города уйти, чтобы поспеть вовремя на богомолье, да вот приключилась с нами болезнь: после ночевки на сеновале многие недугуют горячкой. Мне самому только недавно стало полегче, а до того руки и ноги как бы отходили от тела, и казалось, что я лечу над землей, и в какой-то момент даже показалось мне, что я вижу дьявола в геенне огненной, вот страху то! Это верно, сенные испарения оказали на нас такое действие. Не иначе как рядом с болотом была та травка скошена.
   Так или иначе, придется нам подождать несколько времени, чтобы головы у всех хорошенько проветрились, и пока что мы здесь; и так как многие из вас просили нас рассказать вам что-нибудь, почтенные люди, чтобы время зря не прошло; так вот, мы между собой посоветовались, и все прочие монахи попросили меня рассказать вам историю про закон и справедливость, потому что рассказывали мы ее людям ранее, и теперь я, конечно, расскажу ее вам со всем удовольствием. Вот, слушайте, добрые люди.
   Итак, всякий, кто походил по нашим землям столько, сколько нам пришлось, а хаживали мы немало, и Бог даст, еще походим не меньше, так вот, всякий, кто исходил хотя бы половину нашего, знает наверняка, что в каждой местности у людей свои отличные от других нравы, свои законы и обычаи, и многие из них очень хороши, и позволяют людям вершить все дела ладом и добром, ко всеобщему и взаимному уважению. Но встречаются и такие законы, которые и не знаешь, откуда взялись и для чего они и для кого были написаны. Да только так уж заведено от века - есть закон, глупый ли, умный ли, так значит надо его исполнять и не перечить, вот и все тут.
   И ведь правильно это! Потому что если сегодня перестать исполнять закон глупый и бесполезный, так завтра, выходит, можно и умный закон глупым объявить и тоже не исполнять! И что тогда начнется вокруг? Смута и разбой, и воровство, и язвление, и непочет, и в конце концов, вражда и взаимное истребление. Ведь было и так кое-когда, и я хорошо это помню, и остальные помнят не хуже. Взять хотя бы ту старую смуту в Аукшенфельде, ту что пошла после введения печной подати. Учредил магистрат эту подать, оттого что денег не хватило в городской казне - все те деньги, что были, ушли уже на на подготовку к войне с соседним княжеством. Его сиятельство, барон Вильгельм Клаус фон Аукшенфельд повел свой отряд на войну, под княжеские знамена, одним из первых, и потребовал от города, чтобы в помощь ему собрали отряд латников. А на что покупать мечи и латы дружинникам? На какие деньги изготовить герб и знамена взамен старых, сильно обветшавших в боях и походах? Вот тут и ввел магистрат новый налог - на печи. Печь в каждом доме есть, вот и заплати каждый горожанин по пять серебряных талеров с печной трубы, а у кого по две печи (есть ведь и такие) - тот заплати семь талеров. Пять серебряных талеров даже для зажиточного горожанина - немалые деньги.
   Не всем этот новый налог понравился, и вскорости как-то так вышло, что часть горожан собрались превеликой толпой и пошли к городскому магистрату лаяться на власть. Сперва они угрюмо стояли и лаялись только словесно, ругали городскую власть и новый налог, поминали старые обиды, а потом кое-кому ранее выпитый пунш ударил в голову, и толпа по чьему-то злостному примеру принялась кидаться каменьями. Сперва вышибли окно у начальника магистрата, а затем пущенный злонамеренной рукой камень разбил мозаику дорогого венецианского стекла, и еще младшему писарю выбили булыжным камнем кость плеча из сустава. Брат Варфоломео потом долго вправлял ее обратно на место. А закончилось все тем, что конная городская стража вместе с кирасирами его сиятельства барона обратила толпу в бегство, подавила лошадьми и крепко побила смутьянов плетьми и древками копий, и многих тогда же связанными отволокли в тюрьму и потом приговорили к большому штрафу.
   А немногим временем позже дома некоторых из тех горожан, замешанных в смуте против городской власти, были проданы с молотка за неуплату штрафов и налогов, без всякой отсрочки и жалости, а так бы магистрат, может глядишь, кого и пожалел и позволил бы внести деньги по частям. Счастье было тем женам смутьянов, которых родители или братья могли принять к себе в дом вместе с их детьми, ведь их выгоняли из дому, на лютый холод, прямо на улицу. А другие умерли с голода и холода, сошли с ума, а сколько детей в приют попало... Нет, не доводит смута до добра! И это еще не все зло. Ведь многие из тех, кто остался без своего угла, вскорости подались из города в окрестные леса и стали там люто разбойничать. Нападали и на бедных, и на кого побогаче, убивали и грабили всех, кто ни попался, - и бедняков, и почтенных граждан, и торговцев, и членов магистрата, и даже на людей его сиятельства барона нападали многожды.
   В конце концов, пришел предел терпению, и его сиятельство барон, вернувшись с войны, отправил свой отряд в леса на поимку злодеев. Большую часть разбойников поймали, кое-кого повесили на городском эшафоте в назидание остальным, часть заклеймили и отправили на работы, а остальных, за кем не числилось больших вин, отправили рекрутами в княжеское войско. Городским палачам в те дни было вдоволь работы. Но всех разбойников до последнего так и не изловили, и разбойничьего промысла в окрестностях Аукшенфельда не искоренили и по сей день. Вот уже двадцать лет прошло с тех времен, еще три войны случилось с той поры, и барон, его сиятельство, успел, к нашему огорчению, умереть в бою в предпоследней войне, оставив титул и имение своему достойному сыну Фридриху. Его сиятельство, новый владетельный господин и наследник, Фридрих Клаус фон Аукшенфельд, ну и городской магистрат, конечно, еще много раз пытались покончить с разбоем вокруг города, но до сих пор не смогли.
   Ну, Господь, конечно, не без милости, и все потихоньку идет на убыль; говорят, что нынче уж разбойники не так лютуют, как двадцать лет назад, и всякого, кто попался в лесу на дороге, без разбору уже не убивают, но покалечить и побить могут крепко, деньги отобрать, лошадей и одежду, и пищу, и вино - кто бы ни шел, простой горожанин или дворянин, будь хоть сам начальник магистрата, никого не боятся и никого не жалеют, и даже нас, мирных францисканцев, не милуют. Взять с нас нечего, сами нищие ходим, мир нас кормит, но им до этого дела нет никакого - как налетят, только успевай посохами отмахиваться. Один раз шли мы в небольшом числе теми местами - и напали на нас, побили, отобрали два талера - всего, что у нас было денег, брату Варфоломео голову разбили так, что он два дня лежал почти неживой - это за все-то добрые дела, что он сделал в жизни.
   Мы уже думали, что вот-вот призовет его Господь к себе, подготовили его к дальней дороге, а он глядь - на третий день очнулся и сказал, что было ему от Господа знамение, ангел Господень к нему явился пред его очи, и сказано было, что надобно тех разбойников простить и разрешить им выйти из лесов и поселиться в пустующих домах, которых много осталось после того как холера посетила эти места, и жить им там и трудиться мирно, а вины их Бог простит, а магистрат и горожане, а также его сиятельство барон, чтобы с них за те вины тоже не взыскивали и худым их прошлым никогда не попрекали. Тогда, Господь даст, и может, окончатся насилие и разбой в округе. Вот такой был брату Варфоломео голос. И с тем пошел брат Варфоломео в магистрат, и брат Конрад вместе с братом Антонио пошли с ним тоже, чтобы поддержать его телесно и ободрить в пути.
   Да вот только воротились они ни с чем - никто и близко не стал слушать неизвестного монаха, да еще с разбитой в кровь головой: только стоит взглянуть, и сразу понятно, кто ее разбил - кто же еще нападет на странствующего францисканца и будет бить его без пощады и разбивать до крови. И опять же, понятно им сразу стало, почему он за них, лихих злодеев, просит о милости городскую власть - помешался монах в уме от удара!Вот так в магистрате все сразу и подумали, и не только подумали, но и сказали вслух, и с тем выпроводили всех троих из магистрата и закрыли за ними дверь. Ну, мы-то все верим брату Варфоломео, никто ни разу не усомнился, что было ему знамение, он человек святой и ни разу за всю жизнь язык свой не то что ложью, а и словом грубым не испачкал. А умом светел он и мудр мудростью святой и благостной, и удар по голове на разум его никак не повлиял, а только ослабил телесно.
   Впрочем, я это все рассказал не к тому, чтобы прославить товарища нашего, ему Господь в свое время воздаст сполна сам, получше, чем мы грешные, за его праведную жизнь. Я все это рассказал, чтобы поняли вы, как плохо бывает, когда люди перестают почитать закон, какой бы он ни был, плох или хорош, и начинают выступать против закона.
   Иному человеку трудно заставить себя подчиняться закону, пока он не поймет, почему закон такой, а не иной, и хочется такому человеку поступать не по писаному закону, а по настоящей справедливости. Да только где же её найти, эту настоящую справедливость? Она ни в дому не живет, ни по улицам не ходит, и вообще никак себя людям не являет, хотя и принято считать, что есть она на белом свете. И те, кто так считает, без сомнения правы, ибо есть на свете справедливость Господня, и в подлинности ее большой грех даже усомниться. Но ведь Господня справедливость проявляется в великих вещах, а человеку еще нужна и каждодневная справедливость в вещах гораздо более мелких, ибо величие Господа и душа человека и деяния его несоразмерны. Грех великий был бы просить у Господа помощи в каждой мелочи. А как раз в мелочах-то ведь справедливость каждый по своему понимает, у каждого она своя! Вот Господь и дал людям избавление в виде закона, который написан один для всех.
   А как жить без законов? Закон потому только и закон, что человек обязан его выполнять, даже в ущерб своему собственному понятию о справедливости. А иначе рухнет все, не начавшись. Попробуй, начни только примерять какой угодно закон к справедливости каждого обывателя, как он ее понимает, и кишки надорвешь, а легче не станет, и не угодишь никому - и одному будет туго, и другому тесно, и всем станешь врагом. Поэтому я и еще раз скажу: закон - это Богом данная вещь, и надлежит его не обсуждать каждому со своей колокольни, а подчиняться ему со всем усердием. И нам, монахам, которые не в монастырях затворничают, а по миру ходят, приходится узнавать законы той стороны, где мы милостыню людскую собираем. А узнав закон необычный и непонятный, всегда хочется понять его смысл - не из гордыни, конечно, упаси Господь, а для того только, чтобы занять ум свой трудной загадкой и решить эту загадку во славу Божию.
   Чужестранцу-монаху с дальней стороны понять чужой закон и вовсе не просто. Надо долго смотреть на местных людей, их обычаи и нравы, и когда наконец, поймешь этих людей так хорошо, как себя, тогда само по себе станет понятно, что закон-то был принят совсем не зря, что были тому причины. Ну, а уж когда вовсе бывает непонятно, почему такой или другой закон был принят, ведь и так тоже подчас бывает, тогда можно почитать летописи или довериться преданиям. Вот об этом я вам и собираюсь сейчас рассказать.
   Итак, года два назад довелось нам зайти в замечательный город Брюккенсдорф, что в Остенбергском княжестве, на самой границе с Фламандией. Милостыню там подают довольно щедро. Люди там живут строгие, богобоязненные и работящие, но при этом немало среди них встречается людей угрюмых, упрямых и притом чрезвычайно горделивых и обидчивых. Находиться среди таких людей, да и им самим жить между собой вследствие такого характера весьма непросто, но все же гораздо лучше иметь дело даже с самым тяжелым и скверным характером, чем с бесчестной душой, а ведь и такие люди иногда встречаются, хотя конечно хотелось бы, чтобы их было поменьше. А еще есть в городе Брюккенсдорфе два городских закона, известных всем и каждому. О них и за пределами Брюккенсдорфа часто говорят. Так вот, один из этих законов под страхом тюремного заключения запрещает горожанам, равно как и приезжим людям, независимо от звания и титула, спорить о таких вещах, в которых ни он сам, никто другой не может явно и недвусмысленно доказать, кто из спорящих прав, а кто из них заблуждается или намеренно лжет. А есть еще и другой закон, по которому цеховой мастер, который употребил свое мастерство злонамеренным или превратным способом, и это злоупотребление было доказано в суде, такой мастер исключается из цеха и изгоняется из города сроком на десять лет. Ни в каком другом городе таких законов и в помине нет.
   Много раз мы спрашивали и допытывались о происхождении тех законов у местных жителей, но никто не дал нам толкового и достоверного ответа. Но в конце концов, Господь вознаградил нас за усердие и любознательность и ниспослал нам возможность встретить недалеко от городской ратуши одного мудрого человека. Звали его Гюнтер Рейнеке, и оказался он, к нашей удаче, городским летописцем. Мы с ним беседовали несколько раз, и он неизменно восхищал нас своей ученостью, многое из летописей он знал наизусть, а также знал он и старинные предания, из которых далеко не всякие были положены на письмо. И вот, дерзнули мы спросить у него об этих двух необыкновенных законах, подобных которым нигде больше в другом городе не сыщешь. В ответ на этот вопрос старый летописец рассказал нам предание, которое и в самом Брюккенсдорфе уже мало кто помнил и знал. Сидели мы в таверне за кружкой доброго пива, потому что день был не постный, и слушали из уст Гюнтера Рейнеке, как уже сказано было, городского летописца, рассказ про глубокую старину.
  
Стало быть, случилось это в глубокую старину, такую глубокую, что в те времена, когда канонир, попадал из своей пушки в цель трижды в день, он за это, вкупе с другими свидетельствами, мог быть объявлен продавшим свою душу дьяволу и по этому обвинению отлучен и сожжен заживо на костре или сварен в кипящем масле, также живьем. Осужденному давалась последняя милость - самому выбрать себе казнь из этих двух богоугодных способов. Люди опытные советовали выбирать костер, потому что там, глядишь, и Господь позволит от дыма задохнуться, прежде чем до тела доберется огонь, если конечно, повезет. Но казнимые чаще выбирали котел, потому что очень боялись открытого огня, а зря наверное.
   Так вот, жил в те времена в Брюккенсдорфе один очень уважаемый канонир, и звали его Ганс-Иоахим Лёрке. В те далекие времена канониры еще не были военными людьми, как сейчас, а были они мастеровыми, и был у них свой цех, очень уважаемый. И всякий, имеющий деньги, мог нанять канонира для своей нужды. Нанимали канониров княжеские воеводы, родовитые владетели замков и имений, собиравшие свои боевые отряды и дружины, и городские власти для обороны города от приступа и осады. Канониры также были ответственны за то, чтобы пушечные салюты при въезде в город коронованных особ, гремели безукоризненно, и город за то им щедро платил. А право поднести фитиль к орудию, возвещавшему полдень городу и всей округе, оспаривали лучшие канониры, и такового канонира назначало цеховое собрание на полугодовой срок. И оттого канониры были степенными и уважаемыми людьми, и обращаться к канониру нужно было не иначе как "высокочтимый и уважаемый мейстер канонир". Это была большая почесть, хотя, как уже было сказано выше, некоторых из них весь этот почет все-таки не уберег от знакомства с пламенем костра или с кипящим маслом в котле. Но тут ничего уж не поделать, такие были времена, и от почета и уважения до отлучения и казни было немногим больше пары шагов - разок оступился, потерял осторожность и тут же по чьему-нибудь навету, как есть, отправился прямиком в пламя или в кипящий котел.
   Впрочем, и по сей день власти не пренебрегают пользоваться наветами клеветников и завистников, и многие достойные люди от этого пострадали, но опять же - разве в законе и властях тут дело? Разве же власть может достоверно знать, был ей принесен клеветнический донос или доношение добропорядочного гражданина? Клеветник всегда сумеет так все обставить, что никакое дознание, учиненное властями, ни в жизнь не поможет. Не в законе и властях тут дело, а в сердцах людских. Коли черные у людей сердца, никакой закон и никакая власть не помогут и не спасут от лжи и изветов. Но впрочем, вернемся к нашему канониру.
   Был он весьма уважаем и зарекомендовал себя искусным мастером пушечного боя, прозорливым и расчетливым в битве. Сам его светлость герцог Локрианский позвал его на службу и остался так доволен искусством и храбростью сего канонира, что после победы, помимо жалованья и наградных денег пожаловал ему, простому канониру, специально отчеканенную из чистого золота медаль - неслыханный почет! На одной стороне той медали изображен был ангел, трубящий победу, возлежа на облаках, а на другой ее стороне - стреляющее орудие, обращающее в бегство неприятеля, и прославительная надпись по самому краю. Медаль эта висела у канонира дома на самом почетном месте.
   Но вот что заметили люди: довольно скоро после возвращения с той кампании с полученной медалью, канонир Ганс-Иоахим Лёрке стал отменно гордым и упрямым, и сам поверил в то, что храбрее и искуснее его никого во всем свете не может быть, и не только в артиллерийском искустве, но и во всех прочих делах. Действительно, кто еще может похвастаться такой почетной медалью? Кого цеховое собрание избирало почетным канониром полуденной пушки, за каждый выстрел которой канонир получал от магистрата по одному серебряному талеру из городской казны? И от этого канонир важничал все больше и больше, день ото дня. Так что, как ни жаль говорить худое о действительно заслуженном и уважаемом человеке, но постепенно канонир Ганс-Иоахим Лёрке становился все более спесивым и нетерпимым. Он стал поучать людей, как им жить, и намеренно ронять их достоинство, вплоть до того, что он мог, находясь в дурном расположении духа, выплеснуть при всем народе доброе пиво из кружки на землю и заявить, что пивовары не смыслят ничего в своем деле и стряпают помои. Каково все это было людям слушать? И лекари-то лечить не умеют, и кузнецы толкового меча нынче уже не могут отковать, а только зря переводят железо, и все в таком вот духе.
   Видать, Господь разгневался на пушкаря за такие вот речи, а может и еще как, но только однажды случилось у Ганса-Иоахима Лёрке несчастье. Канонир доверял своему старшему сыну вычищать и заряжать орудие полуденного боя на городской башне, а выстрел всегда производил сам, в назначенное время, то есть ровно в полдень. Но вот однажды канонир раздобрился и сказал сыну, что позволит ему произвести выстрел самому, разумеется в присутствии отца. И вот его сын Райнар надел новый сюртук, начистил свои башмаки дегтем и жиром и причесал волосы с коровьим маслом, и после того как вычистил хорошенько орудие, положил туда увеличенный против обыкновенного заряд пороха, чтобы его первый выстрел из полуденного орудия получился отменно громким. Ганс-Иоахим Лёрке в этот момент набивал трубку, и не заметил, что в этот раз в пушку было положено пороху сверх обычной меры. И когда Райнар поднес фитиль к запалу, то пушка, точно, выпалила гораздо громче обыкновенного, но ствол орудия во время выстрела не выдержал и дал крошечную трещину, и вырвавшаяся из этой трещины пороховая струя ударила юного Райнара прямо в лицо, исковеркав и изуродовав всю его правую половину. Райнара отбросило от орудия на несколько шагов и сильно швырнуло на каменные плиты. Пушкарский сын тяжело болел много недель подряд, но не умер, а только вся правая половина его лица после выздоровления осталась покрытой глубокими шрамами синего цвета, и на правом глазу тоже осталось небольшое бельмо.
  
Случилось это несчастье с юношей всего за полгода до его совершеннолетия. А надо сказать, что в те времена в Брюккенсдорфе в семьях самых почтенных и зажиточных горожан уже была традиция на совершеннолетие сыновей, в числе прочего, делать портрет сына для вешания того портрета на стену, а еще малый золотой медальон с цепочкой, также с миниатюрным портретом, и та традиция существует и поныне. И для этой цели нанимался за немалые деньги искусный художник. Канонир Ганс-Иоахим Лёрке, понятно, не захотел быть плоше остальных и изменять традиции и нанял самого видного и дорогого художника, которого титулованные особы часто приглашали в замки для выполнения дорогих заказов, и в церквах он тоже отменно расписывал стены, и даже купола умел покрывать замечательной росписью, да так хитро, что и фигуры на сфере смотрелись как живые, и округлость купола была видна даже еще зримее, чем без росписи. Надо сказать, такое далеко не каждому художнику под силу.
   Звали того художника-фламандца Мортимер ван дер Вейден. И надо напомнить, что в те далекие времена ведь не было еще живописцев, отвернувших лицо свое от лика Господня и пробавляющихся ремесленными поделками для украшения зал и альковов, а было во всегдашнем и справедливом почете иконописное искусство. Но сказанный фламандец не только в иконописи был искусен как никто другой, но был еще и живописцем получше нынешних и отменно умел писать портреты. Лица с его портретов глядели, как живые, и говорили о многом в человеке. Люди сказывали, что лет за пять до описываемых событий художник этот был вызван во дворец его высочества курфюрста, где ему было указано проявить свое искусство в полной мере и написать портрет его высочества, да так, чтобы не утомлять его долгим позированием, ибо занятие это утомительное и непочетное, а главное, занимает много времени, необходимого для ведения государственных дел, а также для получения приличествующих особе его высочества удовольствий и наслаждений.
   Художник явился во дворец, в указанный час и, прождя приличное время, предстал перед его высочеством. Отвесив подобающий поклон, фламандец не мешкая принялся делать наброски углем на доске, причем каждый набросок занимал у него времени не больше, чем трель соловья. А заполнив доску рисунками, художник еще раз сделал глубокий поклон и сказал, что портрет будет готов через три дня, и с тем его поместили на эти три дня жить и работать во флигеле, тут же при дворце.
   Надо тут заметить, что у его высочества на носу сидела большая бородавка, а передние зубы торчали у него изо рта, как у кролика. Господь ведь дает человеку лицо от рождения, не считаясь с тем, с чем приходится считаться простым смертным.
   Через три дня, как и было сказано, художник отдал портрет присланному пажу. Его высочество в присутствии придворных своей рукой снял с портрета холстину, коей он был обернут, и рассказывали после шепотом, что когда он увидел крупную бородавку на носу и торчащие по-кроличьи зубы, то лицо его высочества потемнело и в глазах заблистали молнии, но когда он увидел, что при всем при том, известное ему лицо на портете отражает и властность, и значительность, и храбрость духа, а также цепкий и неукротимый ум и задорный нрав, лицо курфюрста постепенно смягчилось, а затем на нем заиграла лукавая улыбка, которую его высочеству не удалось скрыть достаточно быстро. И тогда самые умные из придворных поняли, что художник успел разгадать характер его высочества за те недолгие мгновения, что стоял перед ним с углем и доской. Когда казначей его высочества расплачивался с художником за работу, прибежал паж и принес на подносе пять золотых дублонов, который его высочество курфюрст пожаловал художнику сверх установленной платы. Такие вот ходили об этом художнике рассказы, но сам фламандец никогда и никому ничего подобного не рассказывал.
   Известный уже нам канонир предложил художнику за работу немалые деньги, но тот продолжительное время колебался, прежде чем согласиться выполнить заказ, так как слухи о скверном нраве Ганса-Иоахима Лёрке уже не были ни для кого новостью, а несчастье, происшедшее с сыном канонира, никак его нрава не улучшило. Фламандец долго отказывался, но канонир настаивал и увеличил первоначальную плату почти что вдвое, и в конце концов, художник согласился и начал писать сперва большой портрет юноши. Но перед тем, как начать работу, фламандец оговорил два условия - во первых, работать он будет у себя в мастерской, и юноша будет приходить туда в установленное время для позирования. Во-вторых, никто ему, художнику, не будет указывать, как ему работать, потому что он этого не выносит. Ганс-Иоахим Лёрке и на это согласился, скрепя сердце, после чего задаток был уплачен и художник начал писать портрет юноши маслом на холсте.
   Кто видел тот портрет, когда он был готов, говорят, что портрет был замечательный, и художник сумел так передать увечье юноши на холсте, что оно не внушало страха, не смотрелось гадким и безобразным, а напротив, только подчеркивало мужественность и суровость юноши и внушало достойную жалость к постигшей его судьбе. Но канонир, только увидев портрет, пришел в ярость и негодование и велел художнику, чтобы тот переписал портрет наново, и чтобы на том новом портрете правая половина лица его сына была ничуть не хуже здоровой левой его половины. Фламандец это сделать наотрез отказался. Известно ведь, что фламандцы - народ неторопливый, вежливый, но тоже отменно упрямый.
   Ганс-Иоахим Лёрке страшно вознегодовал и потребовал вернуть задаток назад. Художник и это отказался сделать, указав на то, что работа выполнена в срок, и холст с красками уже истрачен, и время и силы тоже истрачены. Тогда канонир обратился в суд, требуя возврата денег, а также откупного от фламандца за неисполнение требуемого заказа. А в суде, не найдя нужного закона или прецедента, способного определить правого и виноватого, назначили по закону того времени, судебную дуэль с тем, чтобы обе спорящие стороны приводили доводы в пользу своей правоты в присутствии городского судьи и выбранных присяжных, пока судьи не склонятся на сторону одного из дуэлянтов или сами дуэлянты решат закончить дело полюбовно, а если не решат, то суд приговорит оставить все, как есть, так как нет в этом деле ни правого, ни виноватого. А в том случае, если дуэлянты будут настаивать непременно на решении в пользу одного из них, то суд мог еще приговорить и так, чтобы положить решение спора на волю божью, а как именно, о том будет сказано несколько позже.
  
Назначенная судебная дуэль состоялась, и со слов очевидцев находившихся в тот день в суде, известно чрезвычайно подробно, о чем там шла речь, и как обе стороны себя в этой дуэли проявили. Итак, в суде в тот день было довольно народа, потому что всем было интересно, чем закончится дуэль. Все кричали и подзадоривали дуэлянтов, а некоторые почтенные горожане даже сделали ставки, хотя это и было запрещено, а гомон стоял в суде неимоверный, и судебным приставам несколько раз пришлось пройтись между рядов сидящих, чтобы навести порядок где окриками, а где и пинками, затрещинами и легкими зуботычинами, потому что нравы тогда были еще даже грубее, чем в нынешние времена. Тогда только в суде воцарилась некоторая тишина.
   Согласно судебным правилам, первое слово было предоставлено тому, кто первым обратился в суд. Это, конечно, был Ганс-Иоахим Лёрке. Он начал свою речь так:
  
- Художник Мортимер ван дер Вейден, я обвиняю тебя в том, что ты не написал портрет моего сына, как ты мне обязался за данные мной в задаток деньги, и тем доставил мне и моей семье неудовольствие и огорчение. Я обвиняю тебя также и в том, что ты, не сделав заказанную работу, как тебя о том просили, не хочешь отдавать назад полученный тобою задаток. А пуще всего, Мортимер ван дер Вейден, я обвиняю тебя в том, что ты нанес оскорбление моим отцовским чувствам, и всей нашей почтенной семье. Зная, что несчастный сын мой страдает недостатком в лице, полученным вследствие своей профессии, ты вопреки воле страдающего отца и назло всей семье, изобразил тот недостаток на портрете, и отказался переписать тот портрет, когда я тебя попросил об этом по хорошему. А еще я обвиняю тебя в том, что ты не скрыл того портрета от своих друзей и приятелей, которые в изобилии приходили к тебе в дом и в мастерскую, а поставил его на видное место, и они могли глядеть на портрет и вдоволь смеяться над несчастным моим сыном. Ты, может быть, и хороший ремесленник, но ты скверный человек, Мортимер ван дер Вейден, и я хочу, чтобы суд тебя сурово наказал и заставил тебя вернуть мои деньги, а кроме того, заплатить за обиду и унижение, и наконец, принести публичные извинения мне и моей семье.
  
Фламандец на это отвечал так:
  
- Высокочтимый и уважаемый мейстер канонир Ганс-Иоахим Лёрке! Как ты сперва сказал, портрета твоего сына я не написал, и оттого ты требуешь свой задаток назад. А потом ты тут же говоришь, что портрет был, и что стоял он в моей мастерской, и многие даже его видели. Так значит, портрет все-таки был написан, и кто же написал этот портрет, как не я? И кстати, тот портрет все еще стоит у меня в мастерской, и мой слуга может сюда его принести и представить его суду в доказательство того, что я выполнил твой заказ.
  
- Ну хорошо, Мортимер ван дер Вейден, положим, ты действительно написал портрет, но только ты написал совсем не такой портрет, как я просил! Поэтому, хотя портрет тобой и написан, я не могу считать, что заказ мой выполнен.
  
- Тогда, высокочтимый и уважаемый Ганс-Иоахим Лёрке, потрудись объяснить почтенным судьям, а заодно и мне, какую именно работу ты мне заказывал?
  
- Я заказывал тебе портрет своего сына, с тем чтобы был он выполнен с подобающим мастерством, а кроме того, бережно и с любовью, чтобы этот портрет мог достойно украшать стены нашего дома и семья наша, равно как и все приходящие гости и родня, могли любоваться им. А ты намеренно изобразил на портрете увечье моего бедного сына, во всем его безобразии, и не согласился переписать портрет, как это тебе было велено.
  
Фламандец помолчал, покивал головой, облаченной в колпак с кисточкой, а потом сощурил свои маленькие глазки и сказал так:
  
- Высокочтимый и уважаемый мейстер канонир Ганс-Иоахим Лёрке! Я писал портрет твоего сына, используя все то мастерство, каким я владею, с любовью и прилежанием, как я всегда делаю всякую свою работу. Но ты попросил у меня невозможного. Не потому, что не могу я этого сделать, а потому что этого делать никак нельзя. Когда в храме я пишу лик Сына Господня, я забочусь прежде всего о том, чтобы выражал Его лик скромность, и святость и величие, смирение и терпение безграничное, и всю меру страдания Его за род человеческий, а о сходстве я не беспокоюсь, ибо пишу я тогда не с натуры, а по вдохновению Господню. Но когда я пишу портрет человека, титулованного или простого горожанина, то рукой моей правит натура, и я не могу уклониться от натуры ни на шаг, потому что там, где не правит ни натура, ни вдохновение, там правят демоны, и мне легче будет отрубить себе свою руку самому, чем допустить, чтобы ею стали водить бесы.
  
Канонир помрачнел еще больше и хмуро промолвил:
  
- Не верю я тебе, художник. Ты - не гончар, рука которого всюду следует за гончарным кругом, заставляя глину повторять движения руки и форму круга. Ремесло твое посложнее гончарного, и натура - не гончарный круг, чтобы удерживать твою руку своею предначертанною формою и мешать тебе придавать своему изделию желаемый вид. Ты теперь хочешь доказать мне и судьям, что натура указует путь твоей кисти так же сильно, как круг гончару, что ты не можешь оторваться от натуры, а не то, дескать, возьмут тебя бесы. Ты не хочешь ли уж сказать, что когда я просил тебя переписать портрет, не изображая увечья, то это бесы водили моим языком и искушали твою волю?
  
- Я сочувствую твоей отеческой печали,- спокойно отвечал фламандец,- и могу понять ее. У меня тоже растут сыновья, и я их люблю не меньше чем ты любишь своих сыновей. Но если бы жалость и печаль одни двигали тобой, то ты разглядел бы в портрете не только изувеченное лицо своего сына, но и его благородную и честную душу. А ты даже и глядеть на портрет как следует не стал, а сразу пустился в крик и велел переписать портрет против натуры. Я скажу тебе, канонир Лёрке, что занимало твои помыслы и двигало твоим языком в тот момент, хотя тебе это совсем не понравится. Это твоя гордыня и спесь, у тебя ее побольше чем у иного рыцаря, и она тебя обуревает все сильнее, с тех пор как ты вернулся с последней войны. А ведь каждый знает, что гордыня - это истинный бес. Остерегайся, канонир, как бы этот бес не забрал твою душу насовсем и не сожрал ее целиком.
  
- Если я чем и горжусь,- отвечал на это канонир,- то не титулом, которого у меня нет, и не древностью своего рода, не деньгами и не праздной и пышной жизнью, которой я также не веду. А горжусь я только своим мастерством, и в этом признаюсь открыто, потому что и ты, художник, также гордишься своим мастерством не меньше моего. Так может, и твою душу уже забрали бесы, которых ты так опасаешься?
  
Художник чуть заметно улыбнулся и мягко сказал:
  
- Всякое мастерство таит такую опасность. Натура - проявление вдохновения и замысла Творца, которого нам до конца не дано понять никогда. По счастью, Господь и людей, своих творений, наделил вдохновением, и оно приносит мастеру огромную пользу, когда помыслы его находятся вдалеке от мира зримого и осязаемого и обращены к тому, кто дал ему это вдохновение, то есть к самому Творцу. А бесы все время толкутся рядом и пытаются подзудить мастера подменить Творца и усовершенствовать натуру, без вдохновения, из одной только гордыни. Но мою душу не заберут бесы так легко, потому что я не горжусь своим искусством и мастерством чрезмерно и открыто, а главное, я гордясь собой, не унижаю при этом других людей, как часто унижаешь их ты, сам того не замечая. Я не для того забочусь о своем мастерстве, чтобы во всем и всегда быть первее остальных, потому что для меня не это главное, а главное для меня - это как можно глубже проникнуть в суть натуры, кою я изображаю, и постараться ее не исказить противу того замысла, какой был вложен в нее Творцом. Так вот, канонир, гордость - это достойное проявление человеческой души, а гордыня - это больная гордость, которую мучат демоны. Вот это и есть грех - не распознать демонов и позволять им мучить себя. Ведь не из жалости к своему сыну, а только из гордыни своей пытался ты заставить меня переписать портрет своего сына противу натуры. Тебе не хотелось вешать такой портрет рядом с твоей знаменитой медалью, вот в чем истинная причина!
  
-Ты все врешь, художник!- взревел канонир,- Твоя жалкая мазня ничего общего с натурой не имеет, хоть ты лопни! Это мое ремесло точно следует натуре, если уж на то пошло. И среди мастеров моего цеха я один лучше всех знаю, как ударит какой порох в ядро, как вгрызется ядро в воздух, как повернет его ветер на пути к цели. Я по сырости и теплоте воздуха узнаю, какой вид пороха лучше применить, я знаю каким ядром лучше ударить по какому предмету, чтобы поразить его сильнее, в зависимости от того, из чего он сделан и как далеко находится предмет от орудия; я знаю, как наилучшим образом расположить орудия в битве, и орудия мои всегда бьют точно в цель, потому что я всегда и во всем следую натуре. А ты, ничтожный лгунишка, волен повернуть свою жалкую кисть в любую сторону, и никому от того не прибудет и не убудет! Да только я заплатил тебе деньги, чтобы ты повернул ее так, как я тебе сказал, а ты того не сделал!
   Недавняя улыбка сбежала с лица фламандца, и оно внезапно сделалось очень серьезным и озабоченным. Художник говорил по-прежнему спокойно, но тон его речи совершенно изменился.
  
- Послушай меня, канонир,- громко сказал фламандец,- я ведь пришел сюда, чтобы закончить дело полюбовно и убедить тебя отказаться от твоей непомерной гордыни и взять портрет таким, как он есть. Но теперь, после нанесенного тобой оскорбления, я решил не отдавать тебе ни портрета, ни денег и предоставить решение нашего спора суду, и не за то, что ты оскорбил меня самого, а потому что ты оскорбил наше искусство и отказал в праве и умении следовать натуре не только мне лично, но и всему нашему цеху. А как я могу повернуть свою кисть, это я тебе, канонир, еще покажу.
  
Тут главный судья два раза громко ударил большим деревянным молотком по деревянной же подставке распятия, стоявшего на зеленом сукне судейского стола, и возгласил:
  
- Я должен прекратить словесный поединок ввиду невозможности определить правого и виноватого, а более того вследствие того, что суд приготовился слушать дело о неисполнении заказа, а дуэлянты, против ожидаемого, затеяли спор богословского свойства, хотя очевидно, что ни канонир, ни художник не являются богословами, и поэтому спор такого рода между ними неприличен и неуместен ни в суде, ни в каком либо другом месте, ибо каждый имеет право судить только о своем деле. А поскольку стороны не примирились между собой, а напротив, рассорились еще более, то суд приговаривает сторонам продолжить начатую дуэль и разрешить свой спор, сойдясь в честном кулачном поединке. Тот из спорящих, кто проиграет поединок или откажется от него, признается проигравшим спор и должен удовлетворить ранее предъявленные претензии победившей стороны, а также оплатить судебные издержки - пять серебряных талеров или долговую расписку на ту же сумму. Если от поединка откажутся обе стороны, то в наказание за свою трусость и бесцельность каждая из сторон выплачивает суду по десять талеров серебром или дает долговую расписку, после чего выпроваживается из суда без всякого почета. Дуэлянтам надлежит биться голыми руками, без перчаток. Проигравшим считается тот из дуэлянтов, кто первый упадет на землю, выйдет за пределы очерченного круга или запросит противника о пощаде. Суд назначает кулачный поединок на завтрашнее утро на городской площади. А сейчас пусть каждый вознесет Господу краткую молитву, чтобы Он завтра указал нам, кто из двоих спорящих прав, и кто виноват!
  
На следующее утро на городской площади яблоку было негде упасть. Людей сошлось видимо-невидимо, все желали увидеть кулачный поединок между канониром и художником своими глазами. Мальчишки обсели все деревья и каменные выступы в близлежащих стенах. Народ толкался, бранился и спорил, и некоторые даже разгорячились уже настолько, что, не дожидаясь начала поединка, сами успели затеять потасовку и надавать друг другу тумаков, оплеух и затрещин, и все это без судьи и всяческих правил, чтобы только долго не томиться и быстрее почувствовать облегчение. Судья между тем степенно подъехал на осле, сопровождаемый конными приставами, которые расчищали перед ним дорогу, и судейским писарем, несшим подмышками дощечку для писания и стило, а также небольшой гонг на трехногой подставке.
   На брусчатке в центре площади размечен был установленных размеров круг, который охраняли несколько пеших стражников, а поблизости разместились самые почетные горожане, пожелавшие наблюдать поединок. Дуэлянты явились, не мешкая, их пропустили в центр круга, и стражники ощупали их камзолы и прочую одежду, а также заставили разжать и показать судье и толпе руки, на тот случай чтобы в кулаках не было зажато никакого предмета для утяжеления удара. Горожане вопили, свистели и улюлюкали, многие делали немалые ставки, и это уже не запрещалось.
   Наконец, гонг прозвучал, и дуэлянты начали поединок. Канонир был высокого роста крепкий мужчина с широкими плечами и крупными руками. Он выставил руки перед собой и твердыми шагами двинулся навстречу противнику. Низкорослый коренастый фламандец же, напротив, расслабленно стоял, вяло опустив руки, и казалось, не собирался дать противнику никакого отпора. Но когда канонир подошел к нему на расстояние двух шагов, художник как-то незаметно повернулся наполовину боком, и когда Ганс-Иоахим Лёрке сделал выпад и выбросил вперед правый кулак со всей силы, фламандец сделал быстрый и незаметный шаг в сторону и немного прогнулся назад. Кулак канонира обрушился в пустой воздух, а сам он, сообразно с силой удара, пришедшегося в пустоту, проскочил вперед. Тут фламандец сделал еще один быстрый шаг и, оказавшись за спиной канонира, несильно ударил его в затылок тыльной стороной левой руки. Канонир при этом едва не выскочил за пределы круга. Он тут же понял, что противника просто так не возьмешь, и стал подходить к нему уже медленно, примериваясь, чтобы вновь не пустить ловкого фламандца за спину, а подойдя поближе, обрушил град тяжеловесных ударов. Но из этих ударов большая часть не достигла цели, потому что художник ловко уворачивался, приседая, раскачиваясь на ногах и подставляя предплечья и локти.
   Через не очень много времени канонир порядочно утомился, молотя руками без отдыха, но когда он собрался сделать перерыв между ударами, чтобы перевести дух, левая рука фламандца точно опустилась на правую половину лица канонира и оставила на ней хорошую отметину. Нанеся удар, фламандец тут же отскочил на три-четыре шага и остановился, ожидая, пока противник придет в себя. Ганс-Иоахим Лёрке затряс головой, как взбешенный бык, зарычал и ринулся в новую атаку, столь же бесполезную и опасную для себя. Постепенно правая половина лица канонира заплывала, становилась багровой и неузнаваемой. Фламандец оказался ни больше ни меньше как левшой, да к тому же еще и опытным кулачным бойцом, чего нельзя было сказать о Гансе-Иоахиме Лёрке, к его большому сожалению.
   Через более или менее продолжительное время канонир уже шатался от полученных ударов и правый глаз его совершенно заплыл и ничего не видел, но канонир продолжал яростно набрасываться на противника, чтобы получить еще новые удары, и никак не хотел сдаваться. Судья между тем, сидя в седле, старался удержать своего ослика на одном месте и наблюдал за поединком, стоя внутри круга, как и положено было по правилам. Ослик, к его чести сказать, вел себя довольно смирно, но в какой-то момент съеденные им на завтрак клевер и трава захотели вновь увидеть свет, и смиренное животное, естественно, не отказало им в такой возможности, уложив их в виде нескольких аккуратных кучек прямо на брусчатку площади.
   И надо же такому случиться, что отступая после очередного удачно нанесенного удара, в то время когда канонир шатался и корчился от боли, художник Мортимер ван дер Вейден наступил ботфортом прямо на одну из этих кучек, поскользнулся и шлепнулся наземь у всех на виду. Увидев это, судья поднял вверх руку, призывая судейского писаря ударить в гонг. Таким образом, поединок был завершен, и судья присудил победу канониру Гансу-Иоахиму Лёрке, который к тому времени уже ничего не соображал и почти не держался на ногах. Когда к нему подошел лекарь, он дико заревел и замахнулся на него кулаком в исступлении ума. Пришлось стражникам скрутить порядком изувеченного канонира и завязав ему руки за спиной, уложить на скамью, а лекарю - положить примочки на его разбитое в кровь лицо и сделать кровопускание, а также поставить пиявиц на грудь и на виски, чтобы его разум скорее вернулся назад в тело.
   Вы теперь спросите, почему победу присудили канониру? Да потому что, вы же помните, в правилах было ясно сказано, что тот, кто упадет первый наземь, считается проигравшим поединок. А от чего упадет проигравший, об этом ведь в правилах ничего не говорилось. Вот поэтому судья и вынес решение согласно правилам, и был абсолютно в том прав. Закон во всем есть закон, и закону все равно, отчего ты упал - от удара или от слабости или просто поскольнувшись на куче ослиного навоза. Хотя сказать по справедливости, конечно, фламандец крепко побил канонира, а сам почти не пострадал, и значит он безусловно проявил себя сильнейшим в происшедшем поединке. И тем не менее, по закону победа была отдана Гансу-Иоахиму Лёрке. И никак нельзя победу отдать было фламандцу, потому что тогда надо было бы пренебречь законом ради справедливости. Но уже сказано было, что стоит один только раз пренебречь законом ради справедливости, то уже дальше не будет ни законов, ни справедливости, а что будет, об этом лучше и думать не стоит, потому что о таком даже и помыслить страшно.
  
Многие конечно скажут, что победа была присуждена побитому канониру несправедливо, и что закон, согласно которому было это сделано, также несправедлив. Увы, и в наши дни тоже часто можно это слышать, и это чрезвычайно прискорбно. Подумайте сами, ведь тот, кто сочиняет законы, отнюдь не всеведущ, и как бы ни был он мудр, не может он предусмотреть все случаи в жизни, как и при каких обстоятельствах сей закон будет применяться, и предугадать, где и когда, и как какой осёл вмешается в происходящие события и положит свой навоз там, где никто ничего подобного ни ждать ни предвидеть не мог. Так что же, из-за этого теперь надо отменять закон? Да вы попробуйте только вообразить: если бы вдруг тем людям на площади дать такое право обсуждать закон, так дрались бы тогда уже не одни канонир с художником, а все люди на той площади, и сколько было бы побито, и убито насмерть, а сколько стало бы вечных между собой врагов? И все из-за одного осла, который уронил навоз не там, где надо, в самое неподходящее время. А сколько таких ослов в городе - так ведь на каждый закон по дюжине наберется! Подумайте обо всем этом, а потом уже решите - стоит ли трогать закон ради того, чтобы отдать победу тому, кто ее действительно заслужил, или лучше поостеречься и сохранить закон в неприкосновенности во избежание гораздо худших вещей, которые незамедлительно случаются всякий раз, когда становится чересчур сильным желание улучшить вещи существующие и лишить их большинства имеющихся недостатков в единый миг.
  
Так или иначе, да только Мортимер ван дер Вейден должен был теперь вернуть канониру задаток и заплатить еще столько же за нанесенную обиду, отдать портрет, в каком ни есть виде, и сделать это публично в здании суда, принеся выигравшей стороне требуемые извинения, а кроме того, заплатить еще и пять талеров в пользу городского суда за ведение этого дела. Все так, но увы, Гансу-Иоахиму Лёрке жить от этого лучше не стало. Он стал... даже и не знаю, как бы это полегче и помягче сказать... Да нет, полегче никак не получится, потому что когда-то всеми уважаемый канонир... Нет, право, мне как-то неудобно даже об этом сказать... Один словом, высокочтимый и уважаемый канонир Ганс-Иоахим Лёрке стал после того поединка настоящим посмешищем в городе. Какой-то городской шутник сказал, что Ганс-Иоахим Лёрке получил свою победу в поединке из-под ослиного хвоста, и эту шутку повторял весь город. А тут как раз закончились полгода, и новым канониром полуденного орудия выбрали Мартина Кюна, тоже канонира не из последних.
   Ганс-Иоахим Лёрке пролил по этому поводу немало желчи - и почет потерял, и деньги немалые - в пересчете на полгода, так это во много раз больше, чем должен быть вернуть ему фламандец. А однажды кто-то ночью исподтишка насыпал нашему канониру на крыльцо, чтобы вы думали? Ослиного навозу! Кто насыпал тот навоз, установить не удалось, да и это мог быть кто угодно - просто городские шутники, а может кто-то из тех, кого Ганс-Иоахим Лёрке раньше обидел, а обидел он своими речами очень многих. Итак, наш канонир теперь сам на себе чувствовал, каково это бывает, когда к тебе относятся без уважения и с недоброй насмешкой.
   Злые языки утверждали, что это сам судейский осёл приходил к канониру требовать себе награды за такую замечательную помощь, которая одна только и обеспечила ему победу в поединке.
  
А потом случились в городе события столь зловещие, что стало уже совсем не до шуток. И первым из этих событий стало совершенно необъяснимое, ужасное изменение того злосчастного портрета, которое можно объяснить только кознями дьявола. Впрочем, не будем забегать вперед. В назначенный день и час Ганс-Иоахим Лёрке и Мортимер ван дер Вейден явились в суд. И в этот день в суде также было довольно народу из завсегдатаев, потому что день был воскресный. Судья еще раз огласил приговор, о каком я уже ранее упоминал, и тогда фламандец развязал свой кошелек и отсчитал необходимое количество серебра, которое он с поклоном вручил канониру, после того как судья вслух пересчитал деньги. Вслед за этим художник заплатил судье причитающиеся деньги за отправление правосудия, а затем вновь обернулся к канониру и громко произнес извинительные слова, так чтобы слышали все.
   Дошла очередь и до портрета, который также должен был быть передан канониру. Слуга художника поднес его судье, и судья снял с него холст, чтобы удостовериться, что это и есть тот самый портрет. И как только холст был снят, так обнаружилось нечто ужасное. Судья побагровел и захрипел, откинувшись на своем высоком стуле, фламандец смертельно побледнел и осенил себя дважды святым крестом, а люди в суде испуганно замолчали.
   С портрета на них глянул не сын канонира, а сам Ганс-Иоахим Лёрке. Смотрел он злобным и нечеловеческим взглядом, и вся правая сторона лица его была обезображена ударами, одним словом, это было лицо канонира в тот самый момент, когда заканчивался поединок, и в его лице уже не было ничего человеческого, а только следы сильных побоев, смертельная злоба и упрямство. Что же касается самого Лёрке, то он, увидев, что было на портрете, заревел, как взбешенный бык, и ринулся на фламандца, потрясая кулаками.Но потом, видимо вспомнив, что лицо его еще не вполне зажило от полученных ударов, и кто был настоящим победителем в поединке, не по закону, а по справедливости, канонир круто повернулся и выскочил из здания суда как ошпаренный.
   Потрясенный фламандец немедленно потребовал себе Библию, и положа на нее свою руку, поклялся и побожился, что он не прикасался к портрету с тех самых пор, как Ганс-Иоахим Лёрке велел ему сей портрет переписать. Надо сказать, что все ему поверили. Так страшно, так нечеловечески злобно было лицо канонира на портрете, что все лицезревшие его поверили, что изменение портрета могло быть только проделкой дьявола, потому что рука человеческая такого нарисовать не в силах.
   А Ганс-Иоахим Лёрке, доведенный до исступления еще ранее городскими насмешниками, увидев портрет, вспомнил, как художник погрозился ему о том, как он может повернуть свою кисть, и от лютой злобы совершенно потерял разум. Он бежал без остановки до самого своего дома, а оказавшись дома, там не остался, а ринулся в мастерскую, запряг коней, выбрав лафет с установленой на нем парой лучших орудий, и взяв порядочный запас пороха и ядер, помчался, загоняя коней, вы конечно уже поняли куда? Обезумевший от злобы и жажды мщения канонир подъехал со своими орудиями к дому Мортимера ван дер Вейдена и начал расстреливать его из орудий в упор. По счастью, домашние фламандца в это время были вне дома, и никто не был убит, но к тому моменту, когда Ганс-Иоахим Лёрке был связан и увезен в городскую тюрьму, от дома художника осталась лишь куча чадящих обломков и пепла. Ганс-Иоахим Лёрке был все же очень хороший канонир, и пушки его слушались, как никого другого.
  
И как ни прискорбно, именно это обстоятельство, вместе со всеми другими, побудило суд и городские власти передать это необычайное дело для изучения и приговора в инквизицию и епископат. А там, как и следовало ожидать, дотошно вспомнили и изучили каждую мелочь. Вспомнили, как искусен Ганс-Иоахим Лёрке в орудийной стрельбе, вспомнили также его надменность и высокомерие. Вспомнили, при каких обстоятельствах сын канонира получил свое увечье, и нашли их подозрительными. Стало несомненно ясно, что страшное увечье лица Райнара Лёрке, сына канонира, было платой канонира дьяволу за его помощь и содействие. Также вспомнили, что когда канонир уже должен был проиграть кулачный поединок, как пришла к нему победа - и тут явно без нечистого не обошлось. Ну и главное - вспомнили те ужасные изменения на портрете, которые обнаружились в зале суда.
   Бесспорно, в обоих случаях увечье правой стороны лица было печатью дьявола, вошедшего в сговор с канониром, хотя было также очевидно, что сын его получил эту печать не по своей вине. И посему решили, что даже и половины этих свидетельств вполне достаточно, чтобы бесспорно доказать, что канонир Ганс-Иоахим Лёрке связан с дьяволом и действует по его наущению.
   Ганс-Иоахим Лёрке был переведен в подземелье епископата, там был несколько раз пытан и сознался во всем, что ему вменялось в вину - в непомерной гордыне, в ереси, калечении собственного сына, и в тайных сношениях с дьяволом. Была ему определена казнь - сожжение на костре или сварение в кипящем масле, на выбор казнимого. Ганс-Иоахим Лёрке выбрал костер.
   Все горожане собрались на площади, чтобы поглядеть, как будут сжигать канонира. Сожжение было назначено поздней ночью, чтобы очистительное пламя костра было видно многим и сильнее устрашило дьявола, который, без сомнения, шныряет по людским сердцам, ища легкой добычи, где только можно. Костер разгорелся огромный, и искры от него возносились высоко к небу. Стоявший рядом каноник подсказывал канониру слова покаяния, пока огонь еще не добрался до него, и он в силах был говорить. Но Ганс-Иоахим Лёрке упрямо молчал. А когда огонь подошел ближе, когда языки пламени начали лизать тело канонира, и он скорчился в смертной, огненной муке, внезапно раздался сильнейший взрыв, и костер разметало по площади. Несколько человек поблизости, в том числе и несчастный каноник, были тем взрывом убиты насмерть, а падающими ошметками и уголями от костра многим людям на площади причинило раны и ожоги, притом многим даже весьма тяжкие.
   По характеру взрыва стало совершенно ясно, что дьявол на этот раз был ни при чем, а дело было в изрядной доле пороха, который непонятно каким образом попал в тот костер. Покойный канонир Ганс-Иоахим Лёрке, понятно, никак не мог покинуть подземелья и положить порох в костер. Подозрение пало на сыновей канонира, которые, возможно, желали облегчить страдания отца, однако же, доказать этого никто не смог. А потом город потрясла еще одна таинственная и зловещая новость. Ужасный портрет канонира, хранившийся все это время в суде, в ночь казни таинственным образом исчез, и замок в двери был не поврежден, и сторож ничего не заметил. Люди поговаривали шепотом, что это де вовсе не канонира сожгли в ту ночь на костре, а его оживший по велению дьявола портрет, а самого канонира забрал дьявол и определил его пребывание там, где никто не знает, но слава Господу, подальше от Брюккенсдорфа!
   Художнику же городские власти посоветовали как можно скорее покинуть Брюккенсдорф. Хотя мало кто подозревал, что нечеловечески страшный и к тому же таинственно исчезнувший портрет сожженного еретика Ганса-Иоахима Лёрке - дело рук фламандца, сочли целесообразным удалить его как можно дальше от места события, чтобы не волновать почтенных горожан, и надо полагать, это было достаточно разумно. А так как художник уже все равно потерял свой дом, он не должен был так сильно пострадать от переезда в другие места. Фламандец собрал кое-какой скарб, сходил на исповедь, причастился, а потом он и его домашние облачились в дорожные одежды и навсегда уехали из Брюккенсдорфа. Дальнейшая судьба Мортимера ван дер Вейдена никому не известна.
  
Вы теперь спросите, а точно ли сам дьявол переписал портрет, пока он стоял в мастерской фламандца? Можно ли быть уверенным, что художник и вправду не приложил к портрету свою руку? Наверное, да, можно. Скорее всего, да, конечно можно! Ведь фламандец, увидев портрет, сам был ни жив, ни мертв от страха, и немедленно поклялся на Библии, что это дьявольское творение - не его рук дело, и вообще дело не человеческих рук. Разве не может такая клятва дать нам необходимую уверенность? Конечно может! Ведь если не верить такой искренней и сильной клятве, да еще данной на Библии, так чему же тогда вообще в людях верить? Но с другой стороны, наша с вами уверенность в том, что фламандец не притронулся к портрету, в том числе и его собственная уверенность, - и то, как оно было на самом деле - это две совсем разные вещи, и никто не может сказать, что это не так. Ведь мог же дьявол водить рукой фламандца таким образом, что тот сам об этом и не подозревал? Не зря же художник так опасался, чтобы бесы не стали водить его рукой, а раз опасался, то стало быть, опасался не зря!
   Стало быть, бесы тем опаснее, чем выше мастерство и умение того, кем они овладели, хотя бы на короткое время? Получается, что так. Впрочем, все это только догадки, а как оно было на самом деле - этого никто теперь не скажет. Достоверно только одно. Недолгое время после того, как был сожжен на костре канонир и удален из города художник, городская ассамблея, собиравшаяся два раза в год, приняла два новых закона: повторять я их вам не буду, потому что с них я начал свой рассказ. И законы те сохранились в Брюккенсдорфе по сей день, хотя никто не может сказать, когда они применялись в последний раз, и применялись ли вообще когда-нибудь.
   Но в конце концов, даже и не в этом ведь дело, а дело в том, что чем больше в человеке таланта, чем сильнее и ярче его мастерство, тем яростнее борются за его душу Господь и дьявол, и к сожалению сказать, бывает, что дьявол нет-нет, да и одолеет в этой борьбе. Поэтому не грех ввести и парочку лишних законов, если есть хоть небольшая надежда помочь тем самым удержать дьявола на цепи. А удерживать его надо, ой как надо! Ведь если раньше люди, искусные в ремеслах, посвящали свое время и свое искусство славе Господней, вырезывая искусные резьбы, плетя замечательные кружева, подбирая сочетания цветов, орнаменты, и в любой вещи, самой обыденной и малой, старались найти гармонию и совершенство, то ныне уже все меньше хотят люди занимать этим свой разум, и делают вещи неряшливо и скоро. И ум свой занимают уже не поисками гармонии и совершенства, а тем, чтобы вещи лучше служили, изобретают много всего нового для удобства жизни и усовершенствования работ, и деньги за труд занимают их гораздо больше, чем результат их труда. Они теперь полагают, что совершенство вещи заключается не в ее красоте, а только в ее полезности, мера которой определяется деньгами, и уж вовсе не обязательно восхвалять Господа своим ремеслом, добиваясь благолепия в каждой сработанной вещи, а достаточно ему краткой молитвы.
   Я вижу, что если так будет продолжаться и далее, то за сим могут воспоследовать ужасные вещи. Возросшая алчность человеческая, соединенная с возросшей мощью вещей, может привести к таким ужасным войнам, перед которыми все прежние войны покажутся ребяческими играми. Мера жизни человеческой упадет ниже вещей. И власть человеческая возомнит себя выше власти господней и потом проклята будет. Ваш этот Ленин реки крови пролил, а чего добился? Того что лагерей понастроили по всей стране, и народ молится сухорукому параноику, этому вашему Сосо Джугашвили? Вы меня можете досмерти запытать, хоть железом, хоть травой вашей обкурить, а душу вы мою не сломаете... Нет, не сломаете.
   Иван Грозный тоже пытался выше Бога залезть, ввел закон про опричнину: дескать, от Бога вам разрешение дарую - насилуйте ребята, жгите, бейте, это теперь божие дело, и оно за вами зачтется, и за царем тоже служба не пропадет. Ан нет, не божие это дело! Проклял народ опричников, во веки вечные, и вас большевиков, тоже проклянут всем миром. Вы думаете, ваша пятьдесят восьмая статья - это закон? Не закон это, потому что не от Господа он, а от дьявола. Вы, большевики, думаете, что вы Бога отменили? Глядите себе, кабы он вас вскорости не отменил самих. Может, России монархия и не нужна, не мне судить, да только и вы ей нужны как на срамном месте чирей.
   Вы, большевики, сами демоны и плодите демонов. Вы демоны у власти, и властью своей умножаете число демонов, я фашистов имею в виду. Вы их породили и натравливаете теперь против всего мира, да только они на вас первых кинутся, как только силу почуют... Иван Петрович Павлов о том вам в письме сказал, а вы то письмо поглубже запрятали... От Господа ничего не спрячешь, он и так все видит. Только бы его не тронули... Да нет, не тронут, не посмеют...
   Да, Николай, привет... Чего звонишь?.. Да, работаю... травка мне какая-то сегодня голимая попалась... Не то что бы прет с нее, а вот какие-то глюки пошли. Типа я монах и хожу по дорогам и что-то такое только сейчас рассказывал какой-то толпе... или в камере... Да, и все мысли его, с понтом дела, через меня прошли. Про законы какие-то, про справедливость... а еще про научно-технический прогресс... и так все мрачно... а вообще, конечно, прикол!.. Да вот сижу, с серверами вожусь... сетку починяю... Ну пока, Коль, заходи. Ну будь... будь... Оборони тебя Господь от лиха и от хворей...
   Эк меня сегодня заглючило... трава голимая... да-а-а... А сейчас что - лучше что ли законы стали? Тоже полная фигня... Если налоги платить честно по закону - предприятие любое можно сразу закрывать. Эти законы, хотя бы про налоги, специально так придумали, чтобы можно было любого взять за жопу и сказать "виновен". Тогда и взятку можно с любого слупить. Нет, всё это конечно, круто, но монах не догоняет... Стоит власти поменяться, так и закон тоже сразу меняют как глюкавый девайс. Так что закон, может и есть, а справедливости как раньше не было, так и теперь нет. Или вот в Америке ввели закон про sexualharassment, я тут столько на интернете прочитал и с америкашками чатился - так самого Клинтона чуть не засудили и не выкинули из президентов. Что это блин за закон, если под него можно любого подставить, даже президента? А он потом обозлился и давай бомбить всех подряд. Если так за каждый миньет сбрасывать по бомбе - так всех можно разбомбить к чертям!.. И какая польза с такого закона? А сколько баб с мужиков деньги сдирает в Америке по этому самому закону - просто идут в суд и гонят там, что на них не так посмотрели и не там погладили. И докажи, что этого не было! Чем такие законы, так уж лучше никаких!
   Или вот еще закон хотят принять про Интернет. Как начнут запрещать там все подряд - то нельзя и это нельзя, - и все! Люки им подавай в PGP... люки... глюки... никакого Интернета в помине не останется, а будет казарма... Хотя, конечно, нормального хакера и толкового юниксового сисадмина никаким законом не остановишь. А пускай их, пишут свои законы, нам не страшно... Мы ведь только закон божий блюдем, и за него готовы хоть бы и на костер... Дай только, Господи, сил поболе, не оставь в трудный час без своей благодати...
   Вообще, интересно этот монах жил, ходил там где-то всю дорогу, не работал ни фига, милостыню просил. Я бы тоже так хотел... А я как живу? сижу, как монах, сисадминствую - чпукс администрю плюс энтя плюс нетварёвая сетка, и все блин за одну зарплату. Сижу, блин, в комнатке без окон, два на два, чем не келья! А как это я, интересно, с этим монахом мозгами законнектился, по какой сетке? Уж наверное, не по TCP/IP. Ведь тот монах-то давно уже умер! Это он травки нанюхался, да точно, я помню, а я наверное, этой же травки покурил, так что ли...
   Ох, как же голова болит от сенного испарения! Господи, дай мне силы стерпеть муку и болезнь со смирением. Уж надо идти, нельзя на богомолье опоздать, грех великий! Надо поспешать... Ох, черт! Опять, блин... опять глюки... Какое, на хрен, богомолье... Мне еще firewall надо переконфигурить... Может, таблетку какую найти... опять меня колбасит неслабо...
   А все же подумайте, люди, напоследок, о чем я вам говорю, и постарайтесь из всех сил, что Господь вас наградил, воздержаться от искушения и не подменять натуру и красоту, данную нам Господом, подменными и заурядными вещами, не ищите одной выгоды взамен божеского счастья, ведь вы от того счастливее не станете, а несчастнее - уж это точно... Черт... а ведь прав тот монах, может от того я и убиваюсь травкой, что мне этой красоты не хватает... неба не хватает, солнца, звезд не хватает, ветра, облаков, шелеста травы, шороха листьев, плеска реки...
   Где я теперь вижу небо? Только на заставке к MicrosoftWindows. Блин, такое уродство! Разве его с нормальным небом сравнить? Прав тот монах, а может он и насчет законов прав? И насчет всего остального? Или нет, не прав? Интересно, как же я с ним мозгами законнектился? Кого спросить? А может, вообще не спрашивать, а то в психушку упрячут... Надо Коляну звякнуть, чтобы водочки принес. Накачу стакан, мозги, может и прочистятся. А Женьке рыжему, который эту траву приволок, я точно в пятачину дам... Ох блин, как же болит голова... Нет такого закона, чтобы с простой травы так голове болеть, да и несправедливо это... А впрочем, кто ж его знает... Справедливость, она ведь ни в дому не живет, ни по улице не ходит... Где ж ее искать-то, подскажи мне, Господи!




Рука Крукенберга


Эта работа заставила меня перечитать массу литературы, и хотя она написана в жанре пародии на 
мистические трансперсональные откровения, в нее вложена масса вполне серьезных философских 
идей.     Большую часть этих идей пришлось поместить в отдельную философскую статью, внедренную в 
данный текст на манер OLE объекта.     "...сексуальная потребность может удовлетворяться вне всякой 
связи с процессом деторождения, и именно по этой причине в ней возможно новаторство и эксперимент. 
Точно также процесс познания как деятельность чистого разума далеко не всегда имеет прагматические 
цели и очевидную связь с внешней реальностью. "Отвязанность" основных драйвов от их биологических 
корней, направленных на сохранение вида, есть отличительная особенность человека. Другими словами, 
животные _осваивают_ мир, а человек его _познает_. Животные изучают окружаюшую среду, чтобы 
насытиться и совокупляются, чтобы дать потомство. Человек же делает то и другое, чтобы открыть для 
себя новые знания и новые ощущения. Знания перестали быть просто структурой, необходимой для 
биологического выживания. Они стали для человечества _самоцелью_."         Что из этого следует?   
Читайте текст, написанный в жанре "научно-мистического постмодернизма" (термин мой).


Самым характерным для позднекапиталистического фетишистского потребления становится то, что приобретается нечто все более и более иллюзорное. Удовольствие от современного порнофильма не может сравниться с тем, что испытывает потребитель, сходящийся с проституткой... В кадре "коммерческого плана работающий вхолостую пенис конденсирует все принципиальные характеристики позднекапиталистического, ориентированного на удовольствие потребительского общества - удовольствие как бесплодный оргазм, как неспособность истинно насладиться богатством и природой, что, в свою очередь, свидетельствует о закате фаллократии и ставит в повестку дня зарождение экономики, основанной на иной сексуальной политике.

Линда Уильямс

Легко предположить, что последний серьезный концептуальный переворот произошел в первые десятилетия нашего века, а следуюшая научная революция произойдет когда-нибудь в отдаленном будущем. Вовсе нет. ...Западная наука приближается к сдвигу парадигмы невиданных размеров, из-за которого изменятся наши понятия о реальности и человеческой природе, который соединит наконец концептуальным мостом древнюю мудрость и современную науку, примирит восточную духовность с западным прагматизмом.

Станислав Гроф

Человеческая рука - это величайшее изобретение и достижение биологической эволюции на планете Земля. Все, что создано людьми на Земле за все века - будь то сокровища мировой культуры или простые, невзрачные предметы обихода; машины и механизмы, крайне необходимые для мирной жизни, и смертельное оружие - все, чем мы пользуемся, все, чем мы восхищаемся, все, что мы любим и чего мы смертельно боимся - все это сделано человеческими руками, а не какими либо иными частями человеческого тела. Все за исключением, разумеется, самих людей.
Помимо практических нужд, то есть своих производственных и бытовых функций, рука человека всегда являлась важнейшим символом в сакральной сфере, и идеоматика, связаная с рукой - одна из самых обширных и загадочных областей эзотерического знания. Рука означала чрезвычайно много в культурной и духовной жизни, в социальной организации. В иерархическом сословном обществе она была предметом, через посредство которого выражалось почитание и поклонение. Мужчины здоровались за руку, чтобы показать открытость и дружественность своих намерений, и целовали руки у дам, чтобы выразить им свое восхищение. Как мужчины, так и женщины целовали руки у духовных особ. Именно руки, а не какие либо иные часть тела, в большей степени олицетворяюшую святость духовной особы и её связь со Вседержителем. Такая традиция сама по себе является загадкой, поскольку ведь не руки, в конце концов, страдают вследствие обета безбрачия: напротив, при умелом использовании они способны несколько облегчить связанные с ним тяготы.
В отличие от духовных и титулованных особ, начальствующим лицам рук не целуют. Здесь существует особая традиция почтительного лизания и целования другой, более обширной части тела, как правило скрытой под одеждой, в знак верности и безграничной преданности. В позднейшие времена эти поцелуи носят не физический, а скорее метафорический характер и уже не переходят в практическую плоскость, за исключением, вероятно, ритуальных поцелуев мастера Леонарда перед началом шабаша на горе Блоксберг.
Возлюбленных целуют в уста, покойников целуют в лоб, младенцев целуют во все доступные места, но все же в подавляющем большинстве случаев рука как предмет для поцелуя - рабского, почтительного, пылкого любовного или иного, за исключением, разумеется, дружеского, братского и материнского - практически не имеет альтернатив.
Королевские приближенные и придворные всегда с трепетом следили, кого высочайшая особа соблаговолит посадить по правую и по левую руку от себя. Когда человеку, наделенному властью, становилось мало собственных рук, он выбирал себе правую руку из числа своих доверенных людей. И если этот доверенный человек проводил жесткую, бескомпромиссную политику, то о таком властителе говорили, что у него твердая рука.
Следует также вспомнить, что за воровство злодеям рубили руки, хотя логичнее было бы отрубать ту часть тела, в которой гнездились воровские мысли, или же те части тела, которыми воры плодили новых воров. Вдовы индийских магарадж шли на костер за мертвым мужем и владыкой, предварительно оставив на стене отпечаток своей руки - именно руки, а не иной части тела, более связанной с обязанностями жены.
Когда какого-то человека хотели принудить сделать то, чего он не хотел, ему выкручивали руки. Эта традиция тоже весьма загадочна: ведь несомненно, что существуют части тела, выкручивание и даже сравнительно слабое пощипывание которых дает значительно более болезненные ощущения, в результате чего можно принудить человека сделать что угодно.
По рукам определяли и продолжают определять такую важнейшую вещь, как человеческую судьбу, изучая линии на ладонях. Заметьте, именно на ладонях, а не на стопах, хотя на стопах этих линий ничуть не меньше, и к тому же человек идет навстречу своей судьбе, опираясь стопами о землю, а отнюдь не ползет на руках.
Наконец, и по сей день, готовясь к трапезе, человек моет руки. Заметьте, он моет именно руки, а не рот, хотя во рту у него в мириады раз больше вредных микроорганизмов, чем на руках. Этот факт со всей убедительностью доказывает, что и омовение рук перед едой несет отнюдь не практическую, а чисто сакральную функцию.
Итак, по всем признакам совершенно очевидно, что у руки человеческой имеется огромный и еще почти не разгаданный мистический смысл. С человеческой рукой ассоциируетсся нескончаемая галерея символов, о значении многих из которых мы пока можем только догадываться. Но даже и с самыми распространенными символами, изображаемыми с помощью рук, далеко не все так просто.
Классический фрейдовский психоанализ склонен приписывать главенствующую роль в неосознаваемой сфере сексуальным инстинктам и внутриличностным конфликтам на сексуальной почве. Половые органы просматриваются во всех фрейдистских символизациях - в оговорках, в толковании снов и так далее. Между тем символическое значение руки и ее мистические функции, скрытые в подсознании, до сих пор не изучены ни в классическом психоанализе, ни в трансперсональной психологии, ни в хиромантии, ни в семиотике эзотерических значений - да вобщем, нигде.
Стоит внимательно присмотреться к самым распространенным в нашем обществе ритуалам, и мы сразу ввидим, что рука как эзотерический символ проступает практически всюду, часто подменяя собой отличные по спектру символизации. Чаще всего рука подменяет собой знаменитый фрейдовский фаллический символ. Известно например, что когда человек желает продемонстрировать кому либо половой член в оскорбительных целях, то он, следуя традиции, изображает его либо с помощью среднего пальца руки, так называемый "фак", более характерный для Соединенных Штатов и некоторых западноевропейских стран, либо кладя ладонь одной руки на основание предплечья другой руки, ладонь которой при этом сжата в кулак, имитируя головку члена.
Если рука, сжатая в кулак, вибрирует как рельс, по которому только что ударили кувалдой, то это говорит о том, что вас желают оскорбить, показывая вам так называемую "ялду", т.е. половой член особо крупных размеров и такой умопомрачительной твердости, что им можно вышибать двери домов и учреждений и вдребезги разбивать в туалетах фаянсовые раковины и керамическую плитку. Обладателей ялды пускают в общественные туалеты только при наличии толстого поролонового чехла, надетого непосредственно на отбойный агрегат.
Если же эта рука ритмично раскачивается туда-сюда, как железнодорожный шлагбаум в ветреную погоду, то та же конструкция обозначает "болт", то есть половой член еще более крупных размеров, но не столь твердый, а скорее настырно-упругий и неутомимо-настойчивый, словно сделанный из специальной губчато-дубинчатой милицейско-демократической резины. Болт примечателен тем, что будучи вынут из штанов в аэропорту и протянут на положенные два с половиной метра вниз по диагонали, раскачивается из стороны в сторону, мягко но сильно ударяя всех проходящих мимо по голеням и лодыжкам, сваливая их с ног, вышибая из рук сумки и чемоданы и сея хаос и панику в рядах пассажиров, стоящих в очереди на регистрацию. В пассажирский салон обладателей болта не пускают, поэтому им приходится путешествовать в багажном отделении, вцепившись руками в свое сокровище, чтобы не ободрать его об взлетно-посадочную полосу при взлете и посадке.
Несомненно, что изображение полового члена с помощью рук делается по каким-то еше неизвестным мистическим соображениям, превосходящим наше понимание, поскольку технически совсем нетрудно продемонстрировать собственно половой член: для этого достаточно быстро вынуть его из-под одежды и показать лицу, которому желаешь нанести оскорбление.
Обширнейшая символика, связанная с рукой, простирается от изображения могучей десницы Господней в культовых зданиях до пиктограмм на аэровокзале с изображением руки с указательным пальцем, протянутым в сторону ближайшего туалета.
Как правило, мы не воспринимаем руку отдельно, саму по себе. Рука сама по себе мало что значит, если этой рукой не управляет ее владелец, и в течение длительного времени владельцем руки был человек - хозяин и царь природы. Прочие существа рук не имели, у них были ноги или лаиы. У черта были ноги снизу и лапы сверху, у ангелов - крылья и длани, а у Бога, как уже было сказано выше, - десница, и притом почему-то непременно карающая. Но на последнем, по историческим меркам коротком, отрезке времени это правило было нарушено в том смысле, что руки неожиданно стали появляться у государств, правительств и отдельных организаций.
Наличие указанных рук, отдельных от человека, первыми обнаружили журналисты. Именно пишушая братия впервые заговорила о руке Москвы, о руке Кремля, о руке Вашингтона, о руке ЦРУ и КГБ, о руке Моссада и о руке международного терроризма. Ныне об этих и многих других руках знает, думает и говорит практически каждый человек, который хотя бы иногда читает газеты. Но несмотря на то, что об этих руках говорили и продолжают говорить весьма часто и упорно, воочию их никто еще не видел, хотя о них сообщалось много интересного.
Например, известно, что эти руки могут достигать чрезвычайной, поистине фантастической длины, так что могут протягиваться через океан, и делать исключительно вредные вещи в других странах и государствах. В компетенцию этих ужасных злокозненных рук входят такие малоприятные вещи как взрывы в международных отелях, на предприятиях и аэровокзалах, похищение военных секретов, подбрасывание дезинформации, организация авиакатастроф, подстрекательство населения к бунтам и антиправительственным выступлениям, кража дипломатической почты, публикация в журналах и газетах сведений, составляющих государственную тайну и просто порочащих власть. Иногда деяниям такой руки приписывалась даже смена правительств и политических курсов целых государств.
Несмотря на свою громадную длину, эти руки вероятно невидимы, поскольку никто и никогда не видел такую руку воочию. Весьма часто владелец руки так же невидим, неуловим и таинственен, как и сама рука: например, масонская рука, рука инопланетян, рука китайских диверсантов, а также рука мирового сионизма. По словам сведущих людей, эти невидимые, сверхдлинные, невероятно сильные, быстрые и многопалые руки, подобно паучьим лапам, оплетают всю планету и плетут человечеству скорую и зловещую гибель. Правда, даже наиболее сведущие люди не знают, может ли, например, рука мирового сионизма сотрудничать с руками ЦРУ и КГБ, чтобы защитить планету от козней руки инопланетян. Также неизвестно, может ли десница Господня милосердно указать простому невзрачному пассажиру, умирающего от переполнения мочевого пузыря, направление до ближайшего свободного туалета. Все эти и другие данные еще только предстоит добыть научно-прикладному руковедению - недавно появившейся науке, которая обещает дать нам чрезвычайно много интересных сведений.
Отойдем немного в сторону от таинственных рук и обратимся вновь к истории культуры. Как нам известно, дракон, в той или иной ипостаси, является одним из важнейших животных - героев древнего эпоса, а также литературного наследия прошлых столетий. Безусловно, люди прошлого ничего не могли знать о динозаврах, а это означает, что дракон появлялся в воображении художников по каким-то иным законам. Трансперсональные опыты с телепатией и мысленным обучением на расстоянии безусловно подтверждают способность приобретения людьми знаний без прямого наблюдения за объектом знаний.
Так, шаман по имени Акчовов из малоизученного племени вуглускров, обитающего на острове Муртерип, погрузившись в состояние трансцендентальной медитации, безошибочно назвал количество шпал на кратчайшем отрезке железнодорожного пути между Брестом и Петропавловском- Камчатским, хотя он никогда в жизни не покидал острова, а на острове существует исключительно водный транспорт в виде байдарок и каноэ. Аналогичное задание, порученное Министерством путей сообщения НИИ Железнодорожного Транспорта, потребовало от ученых напряженной работы в течение девяти месяцев, и в итоге так и не было выполнено ввиду отказа локальной вычислительной сети. Любопытно, что шаман Акчовов, вторично погрузившись в медитацию, обнаружил также и причину выхода из строя институтских компьютеров: так называемый "миллениум баг" (разновидность насекомых- вредителей, предпочитающих поселяться в компьютерах) перегрыз кабели локальной сети и ножки микросхем в материнских платах.
Вышеупомянутый шаман никогда не видел драконов, но когда его спросили об этом животном, он назвал все его характерные приметы: огромные размеры, наличие шипов, когтей и чешуи, мощных крыльев, нескольких зубастых голов, рыгающих огнем, и так далее.
Можно с большой уверенностью полагать, что творческий инсайт современных авторов по своей природе сродни инсайту слагателей древних саг, воспевавших силу и коварство дракона и величие победы над этим страшным существом. Вспоминаются, например, широко известные строки древнеанглийской баллады:
...Он сел под деревом и ждет,
Как вдруг граахнул гром:
Летит ужастый Бармаглот
И пылкает огнем....
Простая логика подсказывает, что существование отдельно взятой руки ничуть не более сомнительно, чем существование дракона, и все многочисленные фильмы, сериалы и книжные триллеры о некой руке, существующей без хозяина, появляющейся в неожиданных местах и творящей ужасные дела - как то умерщвления, удушения, избиения, втыкания острых предметов в живое человеческое тело, перевод железнодорожных стрелок, приводящий к крушениям поездов - вся эта масса страшных историй в своей сути опирается на реальную основу, а вовсе не на досужие выдумки сценаристов.
Есть и еще более убедительные факты. Известно, например, что хвост ящерицы вида tecodontus vulgaris, будучи сброшен животным в критический момент, продолжает жить как отдельное животное, и в некоторых случаях даже способен дать плодовитое потомство. Если хвост способен жить отдельно от ящерицы, то почему же не может жить рука, отделенная от своего хозяина? Пора наконец открыто признать очевидные факты: рука, существующая отдельно от тела, сама по себе, является такой же несомненной реальностью как и ужасный огнедышащий дракон, и в реальности ее существования не должен сомневаться ни один здравомыслящий человек. Есть, правда, и еще один весьма малоприятный факт: рука, лишенная связи с человеком, довольно быстро попадает под влияние неизвестных еще пока темных сил и рано или поздно начинает творить кошмарные дела. Большая часть этих кровавых и ужасных дел достаточно подробно освещена в мировой литературе.
Тем не менее, несмотря на многочисленные книги и киноверсии о кровавых и злокозненных деяниях подобных рук, не все реальные случаи получили достойное художественное освещение, а некоторые случаи обходят веьма загадочным и таинственным молчанием. Рука Крукенберга безусловно относится именно к таким случаям. Ни в одном киноархиве, ни на одном книжном развале, в библиотеке, и даже на всеведущем, всезнающем Интернете я не обнаружил даже слабого намека на какую либо информацию о могущественной и страшной руке Крукенберга, деяния которой не сравнимы ни с чем по своему тотальному разрушительному воздействию на святая святых человеческой природы. Именно это обстоятельство и побудило меня изложить все сведения об этом ужасном монстре, которые мне удалось собрать частным образом в течение длительного времени.
Итак, о существовании руки Крукенберга я впервые узнал еще в юности, обучаясь в медицинском институте. В курсе общей, а затем и факультетской хирургии нам показывали больных с ампутированной кистью руки. Преподаватель объяснил, что рукой Крукенберга называется специальным образом сформированная культя, названная по имени впервые предложившего эту операцию немецкого хирурга.
Реконструктивную операцию, названную именем ее автора и изобретателя Крукенберга, делают на культе руки с полностью отсутствующей кистью, потерянной в результате отморожения, ожога или гангрены или травматической ампутации. Эта операция заключается в том, что культю руки расщепляют вдоль, выделяя локтевую и лучевую кости, каждая из которых окутывается пучками сохранившихся мышц предплечья и обшивается лоскутами кожи. Реконструированная таким образом культя состоит как бы из двух огромных пальцев. Один палец образует локтевая кость, а второй соответственно лучевая. Вся конструкция являет собой преужаснейшую клешню. Тем не менее, в этой клешне больные ухитряются держать ложку, опасную бритву, кронциркуль, пистолет Макарова и другие необходимые в быту вещи.
О том, что рука Крукенберга обладает свободой воли, я узнал почти сразу. В хирургической палате, где я был студентом-куратором, лежал больной-китаец по имени Чун Хунь Сунь, которого соседи по палате прозвали Хунь Вынь. В прошлом этот китаец был перебежчиком- диверсантом, который отморозил кисть, нелегально переходя советско-китайскую границу. Кисть китайцу ампутировали в военном госпитале, а затем уже в гражданской больнице ему сделали восстановительную операцию, сформировав культю Крукенберга.
Получившееся щупальце-клешня почти сразу стало изумлять всех. Во первых, клешня была дьявольски сильной, и с ее помощью китаец свободно поднимал больничные стулья и табуретки, двигал кровати и открывал такие безнадежно засевшие в рамах фрамуги, которые не могли открыть мужики со здоровыми руками.
Но более всего настораживало поведение этой руки. Ей, например, ничего не стоило за обедом вышвырнуть ложку в окно и вцепиться в нос соседу по столу. Чун Хунь Сунь начинал при этом уговаривать по-китайски свою руку не безобразничать. Рука подчинялась, но не сразу. Один раз сосед попробовал защищаться и ударил китайца по лицу. В ответ рука отпустила нос и молниеносно ухватила соседа за горло. Бедняга посинел, захрипел и вывалил язык. Чун Хунь Сунь, громко вопя по-китайски, ухватил свою клешню здоровой левой рукой и, напрягая все силы, оторвал ее от горла бездыханной жертвы, которую с трудом откачали подоспевшие врачи.
Соседа унесли на носилках, а Чун Хунь Сунь в ужасе забился в угол, и там, сидя на корточках, испуганно щурил круглые от страха глаза, вращал своей клешней и жалобно хныкал китайские односложные слова: " Уй би лять! Ху ё во вы ши ло! Пи зы ды да дут!".
Однажды, когда я пришел на курацию в хирургическое отделение и хотел зайти в палату, я обнаружил, что койка моего больного-китайца была аккуратно заправлена. Заправлены были и остальные койки. Больные исчезли. Исчез также и персонал. Мы в недоумении ходили по корпусу, пока нас не нашел бледный как смерть преподаватель и велел немедленно ехать в главный корпус и сидеть в аудитории тихо-тихо, ожидая следующей лекции.
В главном корпусе студенты в курилке шепотком рассказали мне, что ночью в хирургическом отделении произошел ужасный случай. Чун Хунь Сунь, проснувшись, чтобы помочиться, не обнаружил своей культи. Рука Крукенберга таинственным образом исчезла. В ту же ночь на своей загородной даче был задушен прямо под носом у охраны второй секретарь обкома КПСС. Под утро несколько черных "Волг" с гэбэшными номерами и коричневый микроавтобус без единого окна в салоне въехали на территорию больницы и увезли неизвестно куда всех больных из отделения, а также всех дежуривших ночью врачей и остальной персонал. Цикл по хирургии мы заканчивали уже в другой больнице, и что стало с этими людьми и с пропавшей культей, мне тогда узнать не удалось.
Восстановить историю пропавшей руки Крукенберга и узнать её местонахождение мне удалось значительно позднее, уже после всех перестроек и крутых перемен, сотрясавших нашу страну на протяжении ряда лет. В этом мне чрезвычайно помог один замечательный документ, попавший в мои руки в то время, когда я еще работал психиатром и проходил очередную стажировку в межреспубликанской психиатрической больнице номер два.
Документ, который я намереваюсь огласить - это довольно пространное письмо в журнал Наука и жизнь, написанное одним из больных и случайно найденное мной в больничной библиотеке вложенным в одну из книг, кажется в Критику чистого разума Канта. Разумеется, письмо не было получено редакцией журнала, потому что оно так и не было отправлено. Видимо, больной забыл наклеить марку на конверт. Впрочем, это не удивительно: многие психически больные очень рассеяны. Говорят, что и философы тоже очень рассеяны. А еще - профессора. Если же учесть, что данный больной был профессором философии, то тот факт, что письмо даже не было вложено в конверт, тоже совершенно не удивителен. Однако же пора перейти непосредственно к письму.
"Уважаемая редакция! Пишет Вам заведующий кафедрой философии Караван-Сарайского Государственного Автотракторного Университета, доктор философских наук Эктович, находящийся на излечении в межреспубликанской психиатрической лечебнице номер два. Простите что я не поставил своих инициалов перед фамилией: к сожалению я их забыл. Впрочем, соседи по палате обращаются ко мне "Эммануил Полуэктович". Благодаря этому мне удалось восстановить в памяти имена моих родителей. Теперь я определенно припоминаю, что имя моей матери было Эмма, а отца, соответственно, Нуил. Что же касается моей фамилии, то я думаю, что они безусловно мне льстят. Если бы я был только "полу" Эктович, я полагаю, меня бы здесь надолго не задержали. Но я полностью критичен к своему болезненному состоянию и хорошо понимаю, что Эктович я на все сто процентов, и поэтому мне предстоит весьма серьезное лечение.
Я отчетливо сознаю, что лечение может улучшить мое состояние как гражданина СССР, но ухудшить его как носителя философской мысли, и поэтому я хотел бы поделиться своими мыслями с вашими читателями заблаговременно, то есть до окончания процесса излечения.
Тема, которую я хотел бы осветить, почему-то считается в нашем обществе как бы неприличной и стыдной, хотя в западной научной и популярной прессе ей напротив уделяется повышенное внимание. Речь пойдет о сексе, но не просто о сексе как таковом, а о его понимании с философской точки зрения и его роли в интрепретации и моделировании важнейших вопросов гносеологии и истории науки.
С некоторых пор мне стало представляться, что определенным видам секса соответствуют определенные философские концепции, традиции и и мировоззрения. При более пристальном взгляде становится очевидным, что определенным философским системам и традициям могут быть поставлены в прямое соответствие определенные виды секса. Более того, соответствующая сексуальная практика может являться иллюстративной моделью той или иной философской системы.
Я хотел бы начать с мастурбации, в просторечии именуемой онанизмом, как с наиболее выразительного примера. На мой взгляд, в этом технически простом виде секса, не требующем наличия партнера, наглядно воплощена концепция солипсизма. Известная формула "существую только я и мои ощущения" - это девиз философа-онаниста или онаниста-философа, не берусь утверждать, что здесь первично, а что вторично.
Парадигма солипсизма логически несостоятельна в том плане, что она никак не объясняет неподконтрольность ощущений сознающей личностью. Согласитесь, что мое Я ассоциируется прежде всего с моей волей и моими желаниями, которые составляют главнейшую часть моего Я, в противовес более изменчивым и разнообразным ощущениям от органов чувств. Поэтому, если существую только я и мои ощущения, то логично предположить, что все мои ощущения должны порождаться моей волей, и по моему желанию, то есть они должны быть мне подконтрольны. Но ведь на деле наши ощущения возникают помимо наших желаний, и тем самым они прямо указывают на существование внешнего мира, не зависимого от нашей субъективной воли. Модальность экстероцепторных ощущений, т.е. ощущений, получаемых от внешних органов чувств (зрительные, слуховые и т.д.) предопределена биологической природой (в смысле известного Закона специфических энергий), но именно внешний мир определяет время их появления, силу, продолжительность, ритм и прочие характеристики. Мы не управляем нашими ощущениями, напротив - внешний мир управляет ими, сообщая нам, т.е. нашему сознанию, свои характеристики через наши субъективные ощущения.
Другая личность - это также часть внешнего мира. Когда эта другая личность - ваш половой партнер, то при сексуальном сближении она также сообщает вам свои, отличные от ваших, характеристики - позу тела, степень напряжения мышц и сухожилий, темп и структуру телодвижений, их ритм, силу, скорость, траекторию и так далее, В процессе полового акта вы волей-неволей вынуждены искать компромиссные решения, в равной степени удобные как для вас, так и для вашего партнера. Таким образом, внешний мир, отличный от вашего внутреннего мира, вторгается в самую интимную глубину этого внутреннего мира и пытается перенастроить его характеристики. Такой сексуальный опыт может быть чрезвычайно болезненным для аутичной личности, склонной к интроверсии и самоанализу, для которой бытие собственного внутреннего мира неизмеримо важнее чем бытийность внешнего мира, и неприкосновенность внутреннего мира является ведущей потребностью.
В этом плане, мастурбация как занятие сексом без партнера, - это как бы бегство от признания существования внешнего мира в объятия сладкой гипотезы солипсизма. Запершись в туалете или в ванной комнате от внешнего мира, онанист создает себе полную иллюзию единственности своего существования во Вселенной, сообщая сам себе именно те характеристики, которые он желает, с помощью собственных рук. Ощущения онаниста в процессе занятия мастурбацией весьма благостны и вместе с тем полностью подконтрольны лицу, занимающемуся мастурбацией. Онанист как бы преподносит самому себе самого себя извне через целую гамму сексуальных ощущений, подвластных только его собственной воле и желанию. Именно этот элемент самообмана, подмеченный еще Фейербахом, это мнимое подчинение внешнего внутреннему, вплоть до ощущения полного слияния в первородном единстве, и позволяет рассматривать мастурбацию как сексуальную модель философского солипсизма.
Рассмотрим также и иные тенденции.
Философский конвенционализм Анри Пуанкаре (1853 - 1912) зиждется на убеждении, что предпосылки теории - не вопрос правильности, а вопрос конвенции. Пуанкаре многократно дискутирует это утверждение на примере геометрии. Однако совеременный секс как общественное явление представляет собой едва ли не лучший пример конвенционализма чем геометрия. Однополый и разнополый секс, садомазохизм, фктишизм, педо-, геронто- и зоофилия, вуайеризм, онанизм и т.д. занимают то же место по отношению к классическому сексу что и геометрии Гаусса, Больяни, Лобачевского и Римана к Евклидовой геометрии. Посредством изменения исходного набора аксиом математическое понятие пространства может быть расширено без противоречий не только в сторону более высоких размерностей, но также и в направлении не-эвклидовой метрики. Точно также изменения основного мотивационного драйва в сексе приводят к созданию новых оргастических пространств и соответствующмх им видов неклассического секса. Имя библейского Онана или маркиза де Сада в сексе равнозначны именам Лобачевского и Римана в геометрии или Ренуара и Ван Гога в живописи. Созданные ими виды секса - это не что иное как подтвердившие себя биологическим результатом общественные конвенции, чрезвычайно отличающиеся друг от друга, каждая из которых существует в рамках неформальных групп по сексуальным интересам.
В свое время неэвклидовы геометрии подвергались яростным атакам консерваторов: им казалось чрезвычайно опасным положение, при котором геометрия отрывается от практических нужд, таких как например строительство домов. Художники-импрессионисты, абстракционисты и т.д. тоже пережили множество атак со стороны приверженцев академического письма: их приводил в ярость кажущийся отрыв живописного изображения от видимой непосредственно глазом натуры. Точно также религиозным пуританам и светским пуристам от секса кажется опасным и греховным отрыв секса от процесса воспроизведения потомства. Однако, если абстрагироваться от практических нужд в сексе, как это ранее было сделано в математике и в живописи, и принципиально отделить процесс получения удовольствия от секса от процесса деторождения, то решительно нельзя утверждать, какой секс является правильным, и допустимо ли такие понятия как норма и извращение к сексу вообще. Вопрос правильности в этом случае является ни более ни менее как вопросом конвенции.
В общем случае конвенция появляется там и тогда, где и когда отсутствуют достоверные и устойчиво воспроизводимые объективные критерии, исчерпывающие ситуацию, или таковыми критериями невозможно пользоваться по тем или иным причинам. В этом случае проблема решается путем создания конвенции, которая в силу сложившейся ситуации всегда обладает значительной долей условности. Из литературы нам наиболее известен пример конвенции, которая устанавливала, кто на каком участке российской территории является сыном лейтенанта Шмидта.
Поскольку в науке отсутствуют окончательные и неизменные объективные данные о строении мира, а напротив, научная парадигма определяет методы исследования и их практические результаты, то из этого следует, что любой вид знания является конвенциональным по определению. Более того, наука давным-давно поделена на департаменты и зоны влияния. В каждом таком департаменте находится свой лейтенант Шмидт, который, получая один за другим очередные звания, в конце концов становится непререкаемым оракулом. Одновременно основывается и конвенция, которая определяет, кто и на какой территории является сыном этого лейтенанта Шмидта, выросшего до размеров фельдмаршала.
Текущая парадигма в науке определяет эмпирические пути и методы действий, необходимых для получения истинной картины строения мира путем анализа разнообразных природных феноменов. Сексуальные ощущения тоже являются одним из природных феноменов, а сами занятия сексом имеют своей конечной целью прийти через разнообразие спектра сексуальных ощущений к полному и окончательному оргазмическому состоянию, который мы назовем истинным оргазмом. Очевидно, что отличие цели занятия сексом от занятия наукой лишь в том, к какому виду знания они стремятся. В то время как цель науки - это расширение теоретического и операционального знания о мире, цель сексуальной практики - это расширение чувственного знания (биологическое удовольствие от секса в смысле Фрейда - это не единственная цель человеческого секса, скорее оно лежит в основании иерархии целей). Первый вид знания отличается от второго только тем, что может быть формализован.
Обратите внимание еще на одну чрезвычайно существенную деталь. В картезианских традициях до сих пор сохранился миф о том, что мир может быть описан объективно, без ссылок на наблюдателя, и жертвой этого мифа пала Кембриджская школа лингвистической философии - да что там, не уберегся даже сам Витгенштейн! Вероятно, этот миф обязан своему существованию декларативной форме изложения знаний. Декларативная форма описывает отношения между объектами знаний без упоминания инструментальных и измерительных объектов и процедур, распознающих эти отношения, и вследствие этого она обходится без ссылок на действуюшего наблюдателя, воспроизводящего эти процедуры. В то же время чувственное познание невозможно описать без ссылки на наблюдателя, или в более общем случае субъекта знания. Все дело в том, что, оргазм не есть объект, к нему не применимы принципы картографии эмпирических объектов, и поэтому его невозможно описать декларативно. Оргазм - не объект, а ощущение, и поэтому не существует сам по себе, без того, кто его испытывает. Согласитесь, что знание является знанием не вследствие того, что предмет знания обладает объектностью, а вследствие того, что он обладает структурностью. Оргазм является сложным структурированным ощущением, то есть является одним из видов знания.
Вероятно, найдутся многочисленные противники моей концепции, в которой сексуальные ощущения относятся именно к знаниям, а не к просто к набору ощущений. Я могу привести в защиту своей точки зрения дополнительный аргумент: занятия сексом и испытываемые при этом ощущения оцениваются людьми не только в рамках приятно - неприятно, как например, вкусно - невкусно по отношению к пище. Они оцениваются в гораздо большей степени по шкале интересно - неинтересно. Именно это способ оценки дает мне право утверждать, что секс заключает в себе огромный познавательный компонент. Вероятно, сексуальный способ познания необходим для экспресс-оценки внутренних качеств и выбора правильного сексуального партнера, с которым есть шанс завести наиболее жизнеспособное потомство. Сексуальные игры, таким образом, отнюдь не бесполезны: они дают партнерам массу оценочных параметров для взаимной оценки друг друга.
Сексуальная модель познания мира вдребезги разбивает один из застарелых картезианских мифов. На примере оргазма как вида чувственного знания становится совершенно очевиден досадный философский недосмотр: ведь не только чувственное, но и теоретическое, вообще любое знание, не менее субъективно чем сексуальное чувство, кульминацией которого является оргазм. Как теоретическое знание так и оргазм суть определенные виды сложных субъективных переживаний, вызванных специфическими воздействиями внешнего мира. Как в научном знании, так и в сексе различие методов, технических приемов и инвентарной базы приводит к различным ощущениям, и как следствие, к различным концепциям секса, а они, в свою очередь, определяют дальнейшее развитие данной сексуальной практики. Здесь мы видим весьма яркую иллюстрацию концепции операционализма.
Американский физик Перси У. Бриджмен (1882 - 1961), который рассматривается зачастую как подлинный основатель операционализма, утверждает, что понятия имеют фактическое значение лишь постольку, поскольку они относятся к возможным человеческим действиям. Современные вида секса столь отличны друг от друга по технике, психологии, идеоматике и пр., что конвенциальные понятия одних групп уже никак или почти никак не пересекаются с понятиями других групп. То, что является сексуальным для представителя одной группы, не будет таковым для представителя другой. Например, мужские половые органы для лесбиянки - это всего лишь часть тела, необходимая для получения спермы, без которой нельзя завести потомство.
Мы видим, что в развитии сексуальной культуры и общественной практики ситуация в точности повторяет ту, которую мы наблюдаем в науке. А именно, дивергенция в исходной парадигме приводит к дивергенции во всей дальнейшей практике и в мироощущении в целом. Вероятно, дивергенция является неизбежным атрибутом любой попытки продвижения к конечному идеалу, которым может быть объективная истина в философии и в науке, истинный Бог и истинная вера в религии, или наилучший (то есть истинный) оргазм в практической сексуальной жизни.
Необходимо отметить, что в сексе, как и в философии, отчетливо прослеживается также тенденция отказа от поиска. Как известно из истории философии, эта тенденция выражается например в философском агностицизме (Дюбуа-Реймон) или абсолютном скептицизме (Горгий). В сексуальной практике этим концепциям соответствует полная потеря интереса к сексу и половое воздержание или же половое бессилие. Мы часто также наблюдаем добровольный отказ не от самого поиска, но от некоторых средств и методов поиска. Однако, в практическом плане эти экстремальные точки зрения или другие близкие им идеи почти всегда ведут к регрессу и минимализму, следствием которых является застывание форм и прекращение продуктивного развития.
Философский минимализм нашел свое воплощение в принципе, называемом бритва Оккама, которая отсекает все излишние сущности, без которых можно обойтись. Разумеется, этот замечательный принцип также имеет свою сексуальную интрепретацию. А именно, сознательное оскопление самого себя как часть религиозно-сексуальной практики - это, выражаясь метафорически, отсечение бритвой Оккама мужских тестикул, которые не находят своего места в данной практике и являются с ее точки зрения излишними.
Логический атомизм Бертрана Рассела проделывает ту же самую операцию с процессом познания.
Существующий в мировой культуре в различных аспектах регресс и минимализм проявляют себя в сексе не только в виде культовой кастрации. Ярчайшим примером сексуального регресса является гомосексуализм. Исключение одного из полов из сексуального контакта является проявлением регресса как всеобщей объективной тенденции и происходит под влиянием минимализма как субъективного способа мировидения. Минимализм проявляется в частности, в том, что один из важнейших половых органов (например, при мужском гомосексуализме это влагалище) напрочь исключается из секса и заменяется прямой кишкой. Как известно, прямая кишка половым органом по сути не является, а является дистальной частью пищеварительного тракта. Тем не менее, она широко используется при сексуальных контактах гомосексуалистами мужского пола. При этом возникает определенная неясность, а именно: как следует трактовать функцию прямой кишки в случае однополой мужской сексуальности - должна ли она рассматриваться как суррогат влагалища, или же она имеет свою, полностью отличную от влагалища фунциональность в однополом сексе?
Я более склонен придерживаться именно второй точки зрения и попытаюсь это обосновать. Итак начнем с того, что оргазм - это психический, а не физический акт. Он может быть достигнут равным образом в результате полового акта (копуляции), а также мастурбации, медитации и наконец, электростимуляции соответствующих отделов спинного или головного мозга. Механическая стимуляция прямой кишки дает оргазм, отличный по качеству, нежели стимуляция гениталий, но тем не менее это ощущение безусловно квалифицируется экспертами как оргазм. Известно, что женщины-гомосексуалисты, в процессе копуляции заменяют мужской половой член собственным языком, который также не является половым органом, а является органом речи. Таким образом, становится очевидным, что для получения полового удовлетворения не только не обязательно требуется половой партнер, но и более того - не обязательно требуются сами половые органы.
По тем или иным причинам функции половых органов могут брать на себя другие органы. Как поджелудочная железа участвует в процессе пищеварения посредством своей экскреторной функции и в процессе углеводного обмена посредством инкреторной функции (инсулин), так и рот, помимо жевания, дыхания и речи, способен вмещать в себя половой член в процессе орального секса, и такой же способностью обладает прямая кишка в промежутках между периодическим процессом дефекации. И тот и другой орган первоначально замещают при этом отсутствующее по тем или иным причинам женское влагалище. В последующем, однако, оказывается, что эти органы не только удачно замещают влагалище, но и привносят качественно новые приятные ощущения, которых само влагалище не дает. Таким образом, возникают новые предпочтения, и на каком-то этапе влагалище становится излишним. Точно так же рука онаниста с успехом заменяет ему полового партнера.
Многообразие средств достижения оргазма и возможность неограниченной минимизации необходимых для этого биологических средств лишний раз свидетельствует о несостоятельности материалистических концепций психики и о логичности предположений о главенстве внутренних детерминант, ведущих к порождению теорий чистым разумом. В рамках этой теории материя играет роль не источника многообразия, а всего лишь простого медиатора, необходимого для реализации имманентных нематериальных детерминант и превращения их в осознанное знание. Это же соотношение мы видим и в практике секса. Например, для получения вариативных сексуальных ощущений тренированному йогу достаточно изогнуться и взять в рот свой собственный половой член, высасывая из него каждый раз все новые и новые разновидности оргазмического транса. Точно также и ученый-теоретик проделывает соответствующие манипуляции со своим разумом, высасывая из него все новые и новые теории о строении мира. Аналогия здесь явная и совершенно очевидная. Минимализм средств помогает в обоих случаях отринуть все ненужное, внешнее и сосредоточиться на внутреннем. Известно, что некоторые мудрецы древности сознательно ослепляли себя, чтобы зрение внешнее не мешало зрению внутреннему. Другими словами, мы видим во всех случаях, что ограничение или минимизация каналов получения информации из внешнего мира облегчает возможность выстраивать полученные данные таким образом, чтобы они могли инициировать получение знаний из внутренних источников - а именно, из чистого разума (истина) и чистого чувства (оргазм). При попытках экстериоризации внутренних детерминант и превращение их в осознанное, структурированное знание, любое внешнее предзнание является мешающим фактором, то есть шумом, а не информацией. Именно поэтому так уверенно отвергаются йогом ощущения от женского влагалища в пользу собственного рта, древним мудрецом - зрительная картина мира в пользу внутреннего зрения души, и современным физиком - старые классические теории в пользу новых концепций. Есть вполне определенные корелляции, подтверждающие правильность этой гипотезы. Так например, женщины, которые часами с интересом раздражают свой клитор, обладают также великолепной фантазией, воображением и способностью генерировать новые идеи.
Все более ясное понимание главенствующей роли внутренней реальности способствует все большей минимизации внешних средств. Прогрессирующее погружение во внутренний мир и сопутствующие этому процессу операциональная редукция и опора не на внешнюю (процедурную), а на внутреннюю (рациональную и сензитивную) реальность вероятно приведет к полному отказу от использования в сексуальных целях не только половых партнеров, но и половых органов, использование которых в практике секса с некоторых пор перестало быть обязательным. Можно предположить, что в эпоху развитого сексуального регресса половое удовлетворение будет достигаться путем использования только языка и прямой кишки, вероятнее всего, путем ритмического погружения языка в прямую кишку через задний проход. При достаточной гибкости позвоночника, этот вид сексуального самоудовлетворения очевидно может быть достигаем чрезвычайно легко, и вероятно, именно этот способ станет преобладающим через одно-два поколения, вытеснив распространенные в наше время более сложные и дорогостоящие виды секса. Какие научные методы и концепции познания будут соответствовать этому витку сексуальной культуры, остается только догадываться.
Если еще продолжить редукционный ряд и исключить также ротовую полость и язык, то остается возможность получить сексуальное удовлетворение путем пальцевого массажа промежности и прямой кишки. Наконец, исключая из секса также и прямую кишку и оставляя только руки, можно предположить, что в будущем половое удовлетворение внолне может достигаться путем простого потирания или поколачивания рук друг об друга. Не исключено, например, что то, что воспринимается в наше время как аплодисменты в театре, через два-три поколения будет восприниматься как откровенная оргия. Такое предположение отнюдь не утопия. Так например, при мастурбации руки используются для раздражения половых органов путем их теребления, разминания, потирания, пощипывания, скручивания, растягивания, сдавливания, вибрации, щекотания и так далее. Таким образом, необходимо всего лишь найти способ замкнуть руки сами на себя , чтобы они могли сами получать производимую ими богатую и разнообразную стимуляцию в виде эротически окрашенной афферентации.
Итак, проведенная мною философская параллель показывает, что в основе всеобщего процесса познания и гедонистических устремлений человечества (описанными на примере секса), лежат одни и те же закономерности. Между чистым разумом и чистым чувством, которые обычно противопоставляются друг другу, гораздо больше общего, чем можно предположить при поверхностном рассмотрении проблемы. Процесс познания есть в первую очередь процесс удовлетворения интеллектуальной потребности; точно так же как секс - это процесс удовлетворения половой потребности. В основе любой потребности лежат определенные биологические детерминанты. Именно они определяют, как именно может быть удовлетворена в принципе данная потребность. Набор неосознаваемых детерминант, лежащих в основе потребности, - это наивысшая степень абстракции всей возможной деятельности по удовлетворению данной потребности. Наивысшая в том смысле, что она включает в себя также и те возможности, которые могут быть никогда не реализованы в течение всего срока существования данного биологического вида. Другими словами - это набор аксиом, некоторые из которых мы узнаём, разлагая на атомы уже известные формулы и теоремы. Но мы не знаем всего множества теорем, и поэтому не можем узнать всех аксиом. Мы знаем свой ум и свои чувства лишь настолько, насколько они отражены в сознании, а в нём отражена лишь их малая часть.
Как мы видим, сексуальная потребность может удовлетворяться вне всякой связи с процессом деторождения, и именно по этой причине в ней возможно новаторство и эксперимент. Точно также процесс познания как деятельность чистого разума далеко не всегда имеет прагматические цели и очевидную связь с внешней реальностью. Отвязанность основных драйвов от их биологических корней, направленных на сохранение вида, есть отличительная особенность человека. Другими словами, животные осваивают мир, а человек его познает. Животные изучают окружаюшую среду, чтобы насытиться и совокупляются, чтобы дать потомство. Человек же делает то и другое, чтобы открыть для себя новые знания и новые ощущения. Знания перестали быть просто структурой, необходимой для биологического выживания. Они стали для человечества самоцелью.
Человеческая деятельность, не будучи жестко привязана к базовым биологическим потребностям, открыта для нового, и поэтому опыт постоянно расширяется, причем весьма часто он расширяется немонотонно. Причиной немонотонности является смена парадигмы под влиянием нового опыта. Из области секса можно привести очень демонстративный пример спонтанного зарождения новой парадигмы: первый акт анального секса, закончившийся новым типом оргазма. Что явилось причиной новой парадигмы - в данном случае, новой сексуальной ориентации? Внешняя реальность в лице нового партнера, который повел себя нетрадиционно? Или эрогенные рецепторы в прямой кишке, давшие возможность пережить анальный оргазм? Очевидно, истина лежит посредине. Для зарождения новой парадигмы необходимы оба компонента, действующие согласованно. Из этого примера также очевидно, что новая парадигма - это не есть нечто новое. Это скорее выведение неосознаваемых ранее детерминант в область осуществленного и осознаваемого опыта. Обобщая, можно сказать, что в виду принципиальной неполноты актуального человеческого опыта, прагматика как критерий обобщения ограничена в своих возможностях: на ее основе нельзя строить точные прогнозы, а других прогностических средств в нашем арсенале просто нет. Говоря проще, никто не может гарантировать, что не может в принципе когда-нибудь стать, например, педерастом..
Из вышесказанного становится также очевидным, что попытки дать исчерпывающую рациональную схему познавательного процесса и всеобъемлющей теории познания обречены на провал не вследствие непознаваемости внешнего мира в виду его бесконечной вариативности, а вследствие бесконечной вариативности мира внутреннего, которая проявляется на примере секса более рельефно, чем на примере познания. Другими словами, человек недалекого будущего сможет, вероятно, стать не только педерастом, но и возможно, еще чем-то или кем-то сексуально нетрадиционным, чему сейчас просто нет названия.
Внутренний мир субъекта познания представляется бесконечно вариативным, потому что рефлексия над процессом познания принципиально не может абстрагировать и формализовать динамику неосознаваемых детерминант, лежащих в основе человеческого интеллекта. Попросту, мы можем точно знать некоторые вещи, но мы не можем точно знать механизма того, как мы это знаем. По этой причине мы не можем знать, в какой форме нам явится то, чего мы еще не знаем. Мы не можем обозначить и перечислить все возможные теории, которые в принципе может порождать чистый разум, и определить точку их практического приложения. Точно так же и в сексе мы не можем поименно назвать все то, что в принципе может вызывать половой интерес, стимулировать сексуальные желания и вызывать оргазм. И даже если нам покажут предмет, который будет его вызывать в будушем, мы можем быть не в состоянии определить точку его приложения.
В процессе познания, как и в сексе, существуют только побуждения (стремление к истинной картине мира), конвенции (теории) и оправданный практическим опытом результат (техника, искусство и пр.). Главнейшие же вопросы гносеологии - откуда и почему - всегда остаются без ответа, и это является принципиальным моментом. Другими словами на вопрос почему появилась геометрия Лобачевского? существует единственный ответ: она возникла по той же причине, по которой появились картины Ренуара, оральный и анальный секс и джазовая гармония.
В свете последнего тезиса становится совершенно понятным, что как в науке или в философии, так и в сексе, все мы невежды перед лицом завтрашнего дня. Никто не в силах предсказать, как пойдет дальнейшее развитие нашей культуры. У него, безусловно, есть свои законы, которые мы можем чувствовать только интуитивно, но мы не в силах дать их точное определение и достоверный прогноз. Неумолимая и необъяснимая логика исторических событий создает впечатление, что за всем происходящим как бы стоит невидимая рука. Мне иногда представляется, что у этой руки всего два огромных пальца, глубоко погруженных в наиболее интимную плоть нашей цивилизации и культуры, то есть, условно выражаясь, в ее влагалище и в прямую кишку. Эта изумительная аналогия пришла мне в голову вр время неофициального посещения секс-шопа, когда я был на международном симпозиуме по проблемам психокатарсиса в Лос Анджелесе. Воздействуя на эти чувствительные органы, невидимая рука создает все новые идеалы абстрактно-философски понимаемого оргазма, и общество устремляется к новым видам наслаждений и комфорта, а также к наиболее соответствующим им новым видам научных и обыденных истин, религиозных верований, морали, убеждений и общественных устоев. Каждое незначительное шевеление пальцев этой руки меняет нашу историю, традиции и культуру самым драматическим образом. Наша цивилизация и культура сохранились до сих пор, и более или менее успешно развиваются только потому, что эта рука пока лишь нежно поглаживает их изнутри. Но стоит ей усилить свою хватку - и она вырвет с корнем в единый миг все, что создавалось тысячелетиями, как Джек Потрошитель вырывал органы малого таза у своих жертв. От этой мысли леденеет кровь, потому что с некоторых пор я считаю существование данной руки несомненной реальностью. Врачи-психиатры называют это мегаломаническим бредом, и считают, что это бредовое состояние должно пройти в процессе лечения, но они не понимают одной простой вещи: бредовое состояние пройдет, а рука останется и будет по-прежнему угрожать основам основ человеческой культуры....
.........
На этом текст данного письма, к сожалению, обрывается, но даже из вышеприведенного отрывка становится понятно, что рука Крукенберга - это не просто физическое тело, а скорее, некая трансцендентная сущность, находящаяся в параллельной реальности. Сам факт существования параллельной реальности в настоящее время неоспоримо доказан на физическом уровне. Продолжающиеся споры об этой реальности касаются, в основном, характера населяющих ее объектов и их влияния на нашу обычную реальность. Практика шаманизма, парапсихологических опытов, а также трансперсональных переживаний, дают прямое экспериментальное доказательство тому, что транцендентные образы, существующие в параллельном мире, оказывают прямое влияние на мир реальных вещей и отношений, однако их влияние более тонкое, опосредованное и неявное, и поэтому его характер не укладывается в рамки линейной причинности.
Судя по количеству разнообразных символик и аллегорий, прямо или косвенно связанных с обычной человеческой рукой, она несомненно является одним из объектов параллельной (то есть мистической) реальности. Некоторые объекты, принадлежащие мистической реальности, являются архетипическими образами, впервые описанными Юнгом и его последователями. Станислав Гроф нашел лабораторный способ наблюдения этих объектов. Заинтересованных читателей я отсылаю к его книге За пределами мозга, где подробно описаны психоделические техники и связанные с ними субъективные феномены. Обнаруженные в психоделической реальности трансцендентные образы часто указывают на самые базовые, неосознаваемые человеческие влечения и страхи. Так, фрейдовское Зубастое Влагалище указывает на базальный бессознательный страх мужчины перед половым контактом с женщиной, при этом трансцендентный мистический страх лишиться пениса олицетворяет страх потерять свою мужскую силу и оказаться во власти женщины.
Без сомнения, всем хорошо знакомы и другие трансцендентные образы-архетипы, известные в мистических традициях под именами Ужасной Матери, Космического Человека, Системного Адмиинистратора, Заклинателя Крыс, Головы Дракона, Белого Карлика, Великого Мастурбатора и так далее - нет необходимости перечислять весь пантеон. Каждый архетип олицетворяет одно из проявлений мирового хаоса, грозящего поглотить сознающее и чувствующее Эго. В сущности, любой мистический страх является страхом формы перед хаосом в том или ином его обличье.
Рука Крукенберга также существует в параллельной реальности, но та часть реальности, где она находится, расположена гораздо дальше той, где находятся вышеперечисленные архетипы. Соответственно, для того, чтобы ее наблюдать, требуются более высокие дозы ЛСД или большее количество психоделических сеансов.
Я часто размышлял над случаем последовательного изменения характера и исчезновения руки Крукенберга у больного по имени Чун Сунь Хунь, свидетелем которого мне довелось быть в юности, но не мог сделать правильных выводов и догадок, поскольку в те годы все мы были обучены мыслить под марксистскую гребенку, и мир мистических явлений считался досужей буржуазной выдумкой.
И только через много лет логика событий постепенно стала обретать отчетливые очертания. Рука Крукенберга - это искусственное образование, и в этом ее отличие от всех остальных мистических образов. Конечно, выглядит весьма забавным утверждение о том, что обычные мистические образы имеют естественное происхождение - естественное и мистическое само по себе является противоположным. Однако, согласитесь, что гигантская клешня Рака Печени, вскрывающая человеку грудную клетку на психоделическом сеансе, все же имеет более естественное происхождение чем рукотворная клешня, сооруженная хирургом из лучевой и локтевой кости человеческой руки.
Искусственное происхождение Руки Крукенберга обусловливает и ее роль в траснперсональной реальности. Этот монстр символизирует все, что было создано человеком на основе природных компонентов и в содружестве с природой, а затем обращено против неё. Рука Крукенберга - это мститель, который должен в весьма скором времени отомстить человечеству за поруганную и обезображенную природу - не только ту природу, которую человек видит глазом и в которую он выливает и вываливает отходы, но и другую природу - внутреннюю природу самого человека, его истинную суть, его естественное предназначение.
Все тренировочные этапы уже пройдены. Первый этап известен всем - это история так и не пойманного Джека-Потрошителя. Второй этап тренировки я имел возможность наблюдать воочию. После этого Рука Крукенберга удалилась в параллельную реальность и до поры до времени затаилась во мгле.
Но затаилась она ненадолго.
Проанализировав факты, я пришел к выводу, что философ, настоящую фамилию которого мне так и не удалось восстановить, находился весьма близко от истины. Настоящая же истина заключается в том, что параллельный мир, который мы только-только начинаем приоткрывать для себя с помощью робких и неуклюжих психоделических экспериментов, испытывает огромное давление со стороны техногенной деятельности человечества. Он находится в предельно напряженном состоянии, и разрыв его произойдет в ближайшее время.
И как только этот разрыв произойдет, в образовавшуюся брешь высунется кошмарная Рука Крукенберга, она глубоко и беспощадно вонзит свои жуткие пальцы во влагалище и прямую кишку человеческой цивилизации и вырвет их вместе с органами малого таза безжалостным кровавым рывком.
У меня есть определенные сведения о том, что эвисцерированные Джеком-Потрошителем жертвы-проститутки не умирали. Они продолжали призрачное существование и даже не прекращали заниматься древнейшей профессией. Каким-то образом им удавалось удовлетворить клиентов, не имея половых органов.
В связи с этим я полагаю, что общество не погибнет от Руки Крукенберга. Оно лишь сильно видоизменится, и глубже всего эти изменения коснутся основ сексуальной культуры. Лишенное половых органов общество двинется по пути бесполого удовлетворения половых потребностей, и поворот на этот путь будет сопровождаться радикальным изменением научных, философских и мистических взглядов на мир, общественных устоев, системы материальных и духовных ценностей, а также нравственных и эстетических принципов.
Извлеченные Рукой Крукенберга внутренние органы современного общества - общества, продающего символы - будут сложены аккуратной кучкой неподалеку от тела в мтарых добрых традициях Джека-Потрошителя; анатомическая целостность этих органов не будет нарушена, но пользоваться ими постиндустриальное, постмодернистское, постфаллократическое, посткартезианское общество уже не сможет никогда: такова беспощадная логика исторического развития.
Любой процесс цикличен в своем развитии. Человек усовершенствовал свою руку, но продолжал использовать половые органы для воссоздания своего вида. Затем человек создал искусственную руку - это событие является чрезвычайно важным для понимания того скрытого поворота, который произошел в развитии культуры, но этот процесс может быть понят только в рамках мистической парадигмы. Вновь созданная рука удалилась в трансперсональную область, являюшуюся общей для каждого индивида, и в настоящий момент выжидает.
Как только человек создаст и апробирует на практике технические, рукотворные методы создания себе подобных, Рука Крукенберга нанесет свой удар и вырвет с корнем половые органы нашего общества со всеми вытекающими последствиями. Механизмы искусственного зачатия, клонирования и выращивания плода уже на полпути к промышленному внедрению: ждать осталось совсем недолго.
Всем известно, что перед смертью не надышишься, однако скорость распространения в обществе порнографии, небывалый расцвет порнографической индустрии и культ секса и сексуальности указывает на то, что люди уже внутренне осознали всю глубину, горечь и ужас предстоящей потери и желают насладиться своей любимой игрушкой, столь вдохновенно воспетой Зигмундом Фрейдом, настолько, насколько это возможно за оставшееся им недолгое время. Не будем же их за это осуждать!





Радиальная симметрия

Когда мы смотрим в словарь, то "счастье-несчастье" - это, кажется, пара антонимов, как добрый и злой, свет и тьма. Человек вообще склонен глядеть на мир двоично. Это просто - разделить мир на такие пары. И если такой взгляд распространяется и на мир невидимый, становится способом осмыслить само существование души человеческой, то философы и богословы называют это дуализмом или манихейством.
Яков Кротов

Вообще говоря, в жизни радоваться особо нечему. Тем более в психбольнице. Мне всегда было удивительно, отчего это повсюду бытует расхожее мнение о том, что уж где-где, а в психбольнице скучно не бывает! В психбольнице всегда забавно и чрезвычайно весело. Там двадцать четыре часа в сутки раздается визг, вой и кудахтанье. Там огромные дружелюбные санитары обматывают смирительную рубашку вокруг худого торса беспокойного больного в двадцать четыре оборота. Там добрый доктор в полутемном кабинете тихо решает кроссворд про Бермудский треугольник, сея вокруг себя сигаретный пепел. Там в одной из палат непременно должен лежать Наполеон Бонапарт, а в соседнюю с ним палату ну конечно же помещен человек-собака, который лает, рычит, скулит и передвигается исключительно на четвереньках, а также человек-скамейка, который тоже стоит на четвереньках и предлагает всем проходящим мимо на нем посидеть. А также человек-волк, человек-курица, человек-чайник и прочие замечательные персонажи из списка, известного каждому, кто читал пропитанные добрым некрофильским юмором произведения Эдгара По...
Конечно, так обычно думают все те, кто в психбольнице никогда не был или посещал ее редко и ненадолго. Что же касается меня, то увы - за несколько лет работы психиатром я в нашем доме скорби таких больных ни разу не видел. Может быть, Наполеон давно не в моде, а в моде Шамиль Басаев, но и Басаевых я тоже не видел. И человека-собаку я не видел ни разу. Наверное, их всех уже давно вылечили. Был, помнится, один толстый и невыразительный молодой человек в состоянии аменции, произносивший одну единственную фразу: "Я лейтенант милипуции!". Когда он пришел в себя, то оказалось, что он вовсе не лейтенант, и даже не сержант, а работает в местной гостинице дежурным по этажу. А про "милипуцию" он и вовсе ничего мне не сообщил, потому что ничего не помнил.
Вообще, психиатрическая больница с точки зрения профессионала - это весьма скучное место. Конечно, кого привезут, и что с кем случится в процессе болезни и лечения - наперед неизвестно, но уж что именно случится - это известно хорошо. Случиться с нашими больными могут, например, большие и малые эпилептические припадки, галлюцинаторно-параноидный синдром, бред дистанционного воздействия, параноидный, мегаломанический и парафренный бред, шизофазия, маниакальное возбуждение и депрессивный ступор, тоска, тревога и апатия и многое другое. Я неоднократно наблюдал микропсии у алкоголиков, которых привозят с белой горячкой (с недавних пор именуемой в обиходе просто белкой) в великом множестве. Микропсии - это особого галлюцинации, характерные особливо для алкоголиков. Обратите внимание, до чего допивается алкоголик - до чертиков. И ведь именно до маленьких чертиков, а не до больших чертей, даже не до чертей среднего размера. Вот сидит такой больной в приемном покое, кое-как отвечает на вопросы врача, смотрит вокруг беспокойным, как бы отсутствующим взглядом, и вдруг внезапно начинает суетливо обирать с себя всякую похабную мелочь, которую, кроме самого больного, никто больше не видит. Посмотришь на такого больного, и сразу становится очевидно, как хлипко и ненадежно устроено вместилище нашего разума. Особо радоваться нечему.
Не редкость в нашей больнице также такие славные вещи как прогрессирующее слабоумие, брутальность, речевое и психомоторное возбуждение, вычурность, манерность, аутизм... впрочем, не буду утомлять читателя дальнейшими медицинскими подробностями, а лучше проиллюистрирую их живыми примерами.
Итак, хотя вышеописанное может в каждом случае принимать различные и весьма причудливые формы, но все же, при всей разнице антуража суть нисколько не меняется. Помню, еще в советское время поступил ко мне однажды мужик, снятый прямо с поезда - возвращался он из командировки. Зайдя в кабинет, он подозрительно огляделся по сторонам и сказал:
-- Здравствуйте, доктор. Ну, Вы уже знаете, что я здесь по делу Матусовского. Громкоговорители уже всюду сообщили, по всему Союзу.
Я ответил, что никаких сообщений не слышал и попросил рассказать поподробнее, что и как случилось.
Мужик поведал мне, что он поехал в Москву в командировку. Сделав все казенные дела, он купил бутылочку красненького и решил ее распить и поспать часа полтора. Ну, купил он, как и хотел огнетушитель красного и забрался на какой-то приглянувшийся ему чердак. Когда в бутылке было недалеко до дна, по всей Москве неожиданно включились мощные громкоговорители. Они поведали зловещими громовыми голосами, что гражданин Зайфутдинов пробрался на чердак дома, принадлежащего известному советскому композитору Матусовскому, изгадил помещение и украл ценные вещи, привезенные из-за рубежа. Композитор в милицию не обращался. Из источников МВД стало известно, что друзья и почитатели композитора не собираются обращаться в милицию вовсе, а хотят мстить гражданину Зайфутдинову за причиненный ущерб сами. Как именно будут мстить друзья известного композитора, динамики не сообщили, а только хрюкнули и отключились.
После этого мужик в крайнем испуге сел в поезд и поехал домой, в город Касимов Рязанской области. Больной без приключений доехал до города Рыбное, но затем, проезжая платформу Ходынино, он вновь услышал нечто, заставившее его испытать леденящий страх. Платформа Ходынино, если кто-то еще не знает - это большой железнодорожный узел стратегического значения. Там денно и нощно переговариваются по громкой связи составители поездов, сцепщики, маневровые машинисты, диспетчеры и прочий железнодорожный люд. Железнодорожные слова вперемежку с известными каждому и повсеместно используемыми русскими словами разносится на многие сотни метров, сшибая листья с деревьев или снег с проводов - в зависимости от времени года. Так вот, среди этих переговоров мой бедный мужик услышал новое сообщение по делу Матусовского. Голоса из динамиков хмуро сообщили, что известный композитор принял решение применить против злоумышленника, обокравшего его любимый чердак, новые радиоуправляемые садовые ножницы, недавно привезенные с гастролей по Соединенным Штатам Америки. Эти ножницы должны тихо и беззвучно настичь свою жертву и перерезать ей горло. Затем динамики поведали, что приговоренный к перерезанию горла гражданин Зайфутдинов худощавого телосложения, среднего роста, на носу у него темная родинка, белого вина не пьет совсем - только красное. Мужик рассказывал это, все еще трясясь от ужаса. "Что, и водку не пьет?" - спросил чей-то хриплый голос. "Не пьет, гад, брезгует!" - ответил голос из другого динамика, того что подальше. "Вы только дайте его мне, я ему без ножниц глотку порву!" - еще более хмуро сказал первый голос, очевидно сильно оскорбленный тем, что Зайфутдинов не пьет водки, а только красное вино. Тут бедный мужик не выдержал, кубарем слетел с поезда и сдался в линейный отдел милиции прямо в Ходынино. Он требовал защитить его от мести композитора Матусовского и предлагал возместить якобы украденные у него иностранные вещи венгерской электросоковыживалкой, купленной им в подарок жене три года назад. Кроме того, он просил срочно телеграфировать от его имени клятвенное обещание композитору Матусовскому начать пить водку хоть с завтрашнего дня.
В милиции, по мнению мужика, очень правильно поняли ситуацию и немедленно привезли его в приемное отделение Рязанской психбольницы. Тут он чувствует себя спокойно, и почти уверен, что американские радиоуправляемые садовые ножницы композитора Матусовского в психбольнице до него не доберутся.
-- Здорово они сообразили, доктор! - восторгался ходынинскими милиционерами больной, - Спрятали меня пока что от самосуда! Я пока тут у вас посижу, а Вы договоритесь с Матусовским. Ну я понимаю, он человек известный, но ведь не крал я у него ничего! Просто посидел на чердаке, бутылочку красного выпил, и все! Ну если он не верит, то скажите, я готов деньгами возместить. Если захочет, я ему даже чердак могу оштукатурить заново... Только от ножниц меня избавьте! Ну нельзя же так - из-за какого-то чердака, и ножницами человека по горлу! Тем более, известный композитор!..
Примерно в это же время поступил другой мужик, у которого вышли большие неприятности с холодильником "Смоленск". Этот больной, в отличие от первого, пил водку каждый день. Но незадолго перед поступлением у него кончилась водка, и одновременно, как водится, кончились деньги. Таким образом, на следующий день в принадлежащем больному холодильнике "Смоленск" не нашлось совершенно ничего, содержащего алкоголь. Более того, сам холодильник стал вести себя весьма странно. Неожиданно для больного оттуда раздался громкий настойчивый стук, как будто кто-то стучал во входную дверь. Больной подошел и спросил, кто там. Его попросили открыть дверь. Попросили, естественно, изнутри холодильника. Больной, не удивляясь открыл дверцу холодильника, и оттуда вышел маленький бомжеватого вида мужичонка в линялой рыжей ушанке. Мужичонка, матерясь, прошлепал в туалет, справил малую нужду, и не смыв за собой, вернулся обратно в холодильник, с треском захлопнув дверцу. Вероятно, об образовавшемся пространственном смещении было быстро доложено куда следует, и видимо, кто-то решил использовать это окно в пространстве с максимальной нагрузкой. Поэтому в течение последующих шести часов из холодильника постоянно стучали и даже звонили разные люди. Пришел, например, почтальон и принес извещение о почтовом переводе. Переводу больной обрадовался чрезвычайно. Он проводил почтальона, как брата, и бережно положил извещение на стол. Потом быстро обул ботинки, надел пиджак, собираясь на почту, и тут обнаружил, что извещения на столе нет, а на том самом месте лежит початая пачка грузинского чая. Мужик в сердцах швырнул пачкой об пол, и в этот момент из холодильника вновь постучали. Небритый пухлый мужчина представился соседом по этажу и попросил взаймы два рубля до получки, упирая на то, что слышал, как почтальон приносил извещение о переводе. Больной злобно послал соседа по матушке и в сердцах попытался прищемить ему лицо дверцей холодильника. Дверца хлопнула, пройдя сквозь пухлое лицо как сквозь туман, и лицо исчезло, но не внезапно, а как бы растворившись в воздухе, как это бывает в кинокартине при смене кадра. И тут же вновь раздался стук изнутри холодильника. Это вернулся почтальон. Он протянул свернутую в рулон свежую газету, которую больной смял и спустил в унитаз, не читая. Затем в холодильнике неожиданно появился милицейский наряд с требованием немедленно открыть дверцу и впустить представителей власти в квартиру. Напуганный больной пододвинул к холодильнику шкаф и кухонный стол. Милиционеры били сапогами в дверцу холодильника минут двадцать, матерились и грозили, что будут стрелять через дверь, если им не откроют. Затем больной услышал из холодильника треск милицейской рации. Сержанта Петренко вызвали и велели немедленно прибыть по названному адресу, где произошло убийство. После этого наряд быстро уехал на мотоцикле "Урал", судя по звукам, доносившимся из холодильника "Смоленск". Часа через два больной почувствовал сильную усталость и голод и решил, что можно наконец отодвинуть шкаф и стол и вынуть из холодильника бутылку кефира и яйцо. Он распахнул дверцу, заглянул внутрь холодильника и в тот же момент увидел там прыщавую девицу с ярко накрашенными ногтями, выкрашенную пепельной блондинкой. Девица растянула в улыбке губы, накрашенные дешевой помадой кричащего цвета, вульгарно растопырила острые коленкн из-под джинсовой юбки, а затем протянула блокнот и авторучку и попросила автограф...
Далее соседи увидели больного, переваливающего холодильник "Смоленск" через перила балкона. Падая с пятого этажа, холодильник пробил крышу стоявшего под самыми окнами металлического гаража и разнес вдребезги мотоцикл "Ява-350", принадлежащий сыну директора овощебазы, который проживал в соседнем подъезде. Директор овощебазы опытным взглядом оценил ситуацию, восстановил траекторию полета и ее исходную точку и вызвал необходимые спецслужбы.
Обоим мужикам я поставил алкогольный психоз и положил под капельницу.
Итак, вы теперь сами видите, что случиться с психически больными может довольно много всего, но все же вариантов при этом гораздо меньше чем в терапии. Да и лечение у нас разнообразием не балует. Нейролептики - замечательная вещь для установления в больнице покоя и тишины. Но вот сами по себе они гадость преизряднейшая. Один аминазин чего стоит! Лично я, если сойду с ума, аминазин пить не буду, потому что я знаю, что это такое - видел на больных. Если будут пихать его мне в рот насильно - буду орать, драться, кусаться и плеваться. Если мне попытаются его вколоть - сломаю шприц и поубиваю всех вокруг. И не только аминазин, а и любые другие нейролептики я тоже пить не буду. Потому что они убивают личность. Без остатка. Превращают человека в неодушевленный предмет, в овощ. Уж лучше я буду больной, сумасшедшей личностью, чем плюканским кактусом в оранжерее планеты Альфа. Пусть меня лучше сразу убьют или транклюкируют, но аминазина я пить не буду. Никогда!
При этом я хорошо понимаю, что если со мной действительно случится беда, аминазина мне не миновать. Не выпью, так вколют, невзирая на все мои сопли и вопли протеста. Слава Богу, я пока психически вполне здоров, но вообще говоря, радоваться в жизни особо нечему...
Да и почему, собственно, меня должны щадить? Ведь я своим больным обязательно назначаю нейролептики, если есть такая необходимость. А необходимость эта бывает почти всегда, потому что больше-то наших больных и лечить, собственно, нечем. Такая уж наша медицина: негодный у больного желудок - ну что ж, оттяпаем ему желудок, авось и так проживет. Спятил больной с ума - прибьем хорошенько нейролептиками то, в чем этот самый ум гнездится, а тогда уже никто и не разберет, больной этот ум или здоровый, потому что после лечения от мозгов уже почти ничего и не останется.
Все эти вещи настолько обыденны и каждодневны, что чудовищными они уже не кажутся, а кажутся просто немного грустными и противно-будничными. А по прошествии достаточного количества времени у врача вообще вырабатывается определенного рода иммунитет или стереотип по отношению к своей работе, причем стереотип этот весьма различен в зависимости от того, плохой человек сам доктор или хороший.
Так вот, плохой доктор, от природы лишенный сострадания, со временем начинает свою работу тихо или громко ненавидеть, и злобно расшвыривается диагнозами направо и налево, как муж со стажем не стесняется в эпитетах по отношению к своей всесторонне изученной, в хвост и в гриву измыленной, тихо ненавидимой супруге (без которой, тем не менее, уже жить нельзя - прирос за много лет). Больных он не любит, персонал третирует, психиатрию ненавидит, но тем не менее из отделения такого доктора палкой не выгнать, потому что в терапию, где статусы больных надо писать каждый день, да еще делать своевременные назначения, да оборачивать койку в семнадцать дней, и так далее - да нет, что вы, на такую каторжную работу он никогда не пойдет, да и терапии-то он не знает, так что даже если и пойдет, то только переморит там больных.
Хороший доктор гораздо более скуп в диагнозах, он добр по отношению к своим пациентам, чувствует себя одним из них и переживает их состояние наравне с ними. Ему самому можно ставить диагноз, точнее, не один диагноз, а все известные психиатрические диагнозы: смело открывай учебник по психиатрии и ставь, что хочешь - мимо не попадешь.
К доктору первого типа лучше всего отправлять беспокоящих вас соседей, развлекающихся по ночам сверлением стен электродрелью и прибиванием кафельной плитки. У доктора второго типа лучше лечиться самому.
Ах да, чуть не забыл! Есть ведь еще и доктор третьего типа - это доктор-ученый. Вы когда-нибудь видели на вывесках больниц гордое название "клиническая"? Например, "Рязанская областная клиническая больница имени первого наркома здравоохранения тов. Н.А.Семашко"? Знаете, что это значит? Не знаете - так знайте и помните: это значит, что при данной больнице находится кафедра медицинского института. По этой больнице преподаватели водят группы веселых студентов, заводя их в палаты и показывая больных - причем почти непременно в тот самый момент, когда бедный больной наконец-то решил покакать на судно на третий день после операции. Вот представьте себе картину: больной лежит на судне, с лицом землистого цвета, опираясь на локти и щадя разрезанный и зашитый бок. Он глотает воздух мелкими, частыми, поверхностными вдохами, как загнанная собака, и осторожными толчками изгоняет из прямой кишки дурно пахнущую залежалую какашку. Сильно натужиться больной не может - не позволяет боль в покореженном хирургами боку. Да и вздохнуть глубоко он не может - по той же самой причине. В неравной борьбе с какашкой, больному удается вытолкнуть ее до середины. Еще немного, еще чуть-чуть усилий, и она победно плюхнется на дно судна. Еще чуть-чуть - но именно тут, на полувыдохе, в самой середине болезненного натуживания, с треском открывается дверь, и в палату стремительно входит преподаватель, а за ним целая стайка славных розовощеких девушек - будущих врачей - с локонами, выбивающимися из-под белых колпачков, в яркой помаде, с изящным длинным маникюром и игриво-томным видом. Анальный сфинктер больного судорожно сокращается, как у пугливой девственницы перед дефлорацией, пересекая злополучную какашку как раз посредине. Наружная ее половинка сваливается в судно, а внутренняя - стремительно и злобно уходит назад, в прямую кишку, гнить дальше и отравлять больного мерзким каловым ядом. Возможно, парой дней позже, ее найдет на вскрытии и извлечет из кишечника патологоанатом. Найдет, но при этом даже не заподозрит, что держит в руках одну из причин смерти.
Вообще, причина и причинность - удивительнейшим образом непонятная вещь. Если к примеру котенок уронил со стола вазу, и она вдребезги разбилась об пол, то что явилось причиной того, что ваза была разбита? То, что котенок вспрыгнул на стол и толкнул вазу глупой котячьей мордой? Или то, что девочка Таня, за которой официально числится котенок, не усмотрела за подаренной ей живностью? Или то, что Танина мама, поддавшись на дочкины уговоры, подарила ей котенка, а папа не отговорил маму от этой затеи? А может быть причина в том, что Таня захотела получить котенка на свой день рожденья? Но если не останавливаться на этом, а идти дальше, то получается, что ваза была обречена уже тогда, когда Танина мама забеременела от Таниного папы. Но ведь к тому времени не успела родиться даже кошка Брыська - мама того самого котенка, который разбил вазу. А может, вообще причиной разбиения вазы был твердый паркетный пол? Но ведь без гнусной мохнатой усатой морды ваза скорее всего никогда бы не упала на твердый безжалостный пол. С другой стороны, вроде бы, и морда не виновата. Так может, вообще нет в мире никакой причинности, а все делается само собой? Тонкие люди живут на Востоке. Они об этом тоже думали и Карму придумали.
Но к медицине-то Карму не пришьешь! Иначе никто ни за что не будет отвечать: все предопределено в Карме. А врач должен отвечать за больного. А значит, нужна причинность. Неважно, что врач в этой цепочке причин может выступать только в роли малоумного котенка. Важно, чтобы он чувствовал свою ответственность и относился к больному как к хрупкой вазе, и не прикладывал его об пол без нужды. Вот поэтому и приходится изобретать такую нелепую вещь как причина смерти. Ну вот, умер, к примеру тот самый больной, которому так и не дали перед смертью толком покакать. Что явилось причиной его смерти? Лейкоз? Операция по удалению селезенки, произведенная в связи с лейкозом? Гнилая какашка в кишечнике? Стайка милых девочек, помешавших больному выкакать злосчастную какашку? Или зам. проректора по учебной работе, составивший расписание занятий по факультетской терапии таким образом, что учебная группа ворвалась в палату невовремя и помешала больному покакать?
Так вот и получается, что как только начинаешь думать про причинность, сразу приходит в голову мысль о том, что никакой причинности в природе не существует. И Кармы тоже не существует, а существует только роковое стечение обстоятельств. Последнее отличается от двух первых тем, что первое предполагает научный подход, второе - религиозный подход, а последнее - на выбор, оптимизм, фатализм либо горькое смирение, и никакого подхода вообще. Как ни крути, а жизнь построена в своей основе основ так, что радоваться особо нечему.
Причинность - таинственная вещь, а в медицине - особенно, и поэтому присутствие кафедральных работников на клинико-анатомических конференциях вносит в их содержание большое разнообразие в плане выяснения причин смерти . Ну кто еще, например, задаст вопрос, что послужило непосредственной причиной смерти больного-гипертоника, страдающего также тяжелой формой сахарного диабета? Высокий уровень глюкозы в крови или высокое артериальное давление? Не кафедральный человек такого вопроса не задаст, потому что простой врач и так хорошо понимает, что смерть причину всегда найдет. Здоровые-то люди, и те часто помирают, а больные - так просто обязаны. Не кафедральный человек вообще не заподозрит даже, что от первой болезни больной умер, а второй он - просто болел, до тех пор пока не умер от первой болезни.
А знаете почему простой, не кафедральный доктор так не подумает? Да потому что высказанная выше мысль - это не просто мысль, а логическое предположение. А откуда у простого палатного врача, нагруженного больными по самые анчоусы, есть время и силы на Аристотелевы силлогизмы? Об этом вы подумали? Правильно, нету! Обычный палатный доктор кое-как еще отличает уремическую кому от кетоацидоза, но не отличает Барбары от Целарента. Нет у него на это никаких сил, и времени тоже нет. Вот поэтому простой, не ученый, не кафедральный доктор никогда так не подумает. А подумает он просто: умер больной, ну и хорошо, что умер. По заболеванию ему уже давно умереть следовало - ведь уже года три не жил, а мучился и всех вокруг себя мучил. Хорошо, что умер не в мое дежурство, хотя посмертный эпикриз все равно писать придется мне, так как больной из моей палаты. А уж там, в посмертном эпикризе, в качестве непосредственной причины смерти умудренный опытом палатный врач напишет такой диагноз, что только прочитаешь - и то сразу помрешь, ну а уж если, не приведи Бог, этим заболеешь - тут уж, извините, без вариантов.
Вот теперь вы сами видите, что логика врачебной работе только вредит, и поэтому она в ней не присутствует вовсе. Но вся беда в том, что я как раз и есть тот самый кафедральный работник, и поэтому счел необходимым прочитать помимо кучи психиатрических книг, связанных с моей прямой специальностью, еще и много всяких других книг, и в их числе тощий учебник логики под редакцией Н.И.Стяжкина. Из этой книжки я узнал, что такое Барбара, Целарент и прочие логические фигуры, познакомился с кругами Эйлера и другими занятными вещами. Там же я прочитал, как англичанин по фамилии Буль изобрел булеву алгебру, в которой нет ничего кроме нулей и единиц, а другой англичанин по фамилии Бэббидж, вдохновленный этим открытием, построил из старых фанерных ящиков и сломанных бельевых прищепок первую в мире вычислительную машину. Машина, тем не менее, исправно работала, и Аугуста Ада Байрон, дочь поэта Байрона, написала для нее первую в мире программу, став таким образом первым в мире программистом. Читал я это все, еще учась в аспирантуре. Я тогда был молод и увлечен не только психиатрией, но и всем, что касалось тайн работы человеческого мозга. И как раз в это счастливое время, когда недавно оконченная аспирантура еще не выветрилась из моей головы, у меня произошла увлекательнейшая беседа с одним из больных про радиальную симметрию, о чем я, собственно, и собираюсь вам здесь рассказать.
Итак, в тот день я как всегда пошел в отделение, чтобы посмотреть своих больных, и с некоторыми из них побеседовать. Больные, находящиеся на свободном режиме, гуляли по коридору, некоторые читали книги и журналы, сидя на диване. Я обратил внимание, что один из больных, идя по коридору, аккуратно тащит за собой белую нитку, метра два длиной, с привязанным к ее концу колпачком от шариковой авторучки. Я сразу вспомнил анекдот и решил, что если я спрошу у больного, зачем он тащит за собой нитку, он ответит, что не перед собой же ее толкать. Вообще-то, я ничего не собирался у него спрашивать, но это у меня вышло как-то автоматически:
-- Извините, а с какой целью Вы тащите за собой этот колпачок на ниточке? Это ваша собачка?
-- Нет-нет, помилуйте! Только не собака! Я терпеть не могу собак в помещении, и еще больше не любю собак в ошейнике и на поводке. Животное, кем бы оно ни было - собакой или кошкой - заслуживает свободы. Если у него нет свободы от природы, то о нем надо особо позаботиться. Вы ведь знаете, как медленно передвигается черепаха. А вы не задумывались, что это может быть трагедией всей ее жизни? Так вот, у нас в институте в отделе биомеханики работает кандидат наук по имени Ефим Троттель. Это мой приятель. У него дома живет черепаха. Фиме всегда было ее жалко, что она так медленно ползает. Так он приклеил ей к панцирю колесики от детского конструктора. Вы бы видели, доктор, с какой скоростью она теперь носится по квартире, загребая лапами! Вот только тормозить так и не научилась, бедняга. Тормозит башкой об углы и плинтуса. Фимин сын дал ей кличку Шумахер.
-- Значит, это у вас на нитке не животное? Тогда что же это?
-- Ах, да! Вы все про эту нитку? Это, как бы вам сказать, это - простейший прибор, который я смог изготовить в условиях отделения. Видите ли, согласно моим расчетам, положение этой нитки в пространстве в каждый момент времени представляет собой вектор, коллинеарный касательной к кривой перемещения моего центра массы по коридору отделения 1Б.
Ничего предосудительного в этом ответе я не нашел. Действительно, если больной не будет при ходьбе резко поворачивать в стороны и размахивать рукой с ниткой, аккуратно удерживая ее в натянутом состоянии, то так оно и будет.
-- Естественно, я стараюсь резко не поворачивать, руку, как видите, прижал к туловищу и двигаюсь так, чтобы нитка все время была в натянутом состоянии, - подтвердил больной вслух мою мысленную догадку.
-- Вы, наверное, физик? - предположил я.
-- Нет, я не физик, я шизофреник - мягко ответил больной, и слово "шизофреник" в его устах почему-то прозвучало как-то очень достойно и уважительно, как будто он произнес не слово "шизофреник", а как минимум слово "академик".
Я оглядел больного: серая казенная пижама, домашние мягкие тапочки, среднего роста, худощав, тщательно выбрит и причесан, изящные руки с длинными пальцами, подчеркнуто интеллектуальное лицо, тонкие губы, продолговатый хрящеватый нос с горбинкой, несколько впалые щеки... В общем, ничего необычного кроме, конечно, глаз. Глаза больного подтверждали произнесенный им диагноз с несомненной ясностью. О, эти глаза больного шизофренией - их не спутаешь ни с чем! В сочетании со своеобразной отчужденной манерой держаться и говорить, с каким-то необыкновенным полем, витающим вокруг такого больного, этот напряженный, беспокойный каким-то нездешним беспокойством взгляд создает ни с чем не сравнимое, специфическое "чувство шизофреника", которое сразу возникает у опытного психиатра при встрече с таким больным, еще до того, как врач успел открыть историю болезни и прочитать диагноз, анамнез и прочее.
-- А кем вы были до того как стали шизофреником? - поинтересовался я.
-- До заболевания я работал инженером-биофизиком. Я бы и сейчас вполне мог работать в своем отделе, и болезнь мне не помешала бы. Дело в другом: работа в лаборатории помешала бы мне наблюдать и осмысливать те вещи, которые мне открылись в результате болезни. Понимаете, мне теперь не нужна никакая лаборатория, я теперь сам своего рода живая лаборатория. И работа в этой лаборатории занимает почти все мое время.
-- Давайте вернемся к вашей нитке - предложил я.
-- Ну что ж, с удовольствием. Давайте вернемся.
-- Зачем вам нужна эта визуализированная в виде белой нитки касательная к кривой перемещения центра массы вашего тела по отделению 1Б? - я старался подражать стилистике больного, чтобы он охотнее разговорился.
-- Эта касательная помогает мне сосредоточиться на поиске оптимального алгоритма перемещения, заданного в полярных координатах. Например, я хочу пройти от двери палаты до двери туалета. Для этого я должен сделать два поворота. Один направо, а затем еще один - налево. Представьте себе, что я - это не я, а некий биоробот, умеющий передвигаться по поверхности земли. Представим себе для простоты, что этот биоробот умеет двигаться только по отрезкам прямой и разворачиваться вокруг своей оси. Для того, чтобы сделать поворот на 90 градусов, робот должен погасить скорость до нуля, повернуться на 90 градусов, и после этого продолжить движение в новом направлении. Так вот, у движущегося робота должен существовать механизм, который определяет и запоминает направление движения, соотносит его с координатной сеткой и сверяет с местностью. Главное - это хранить направление движения и определять изменение этого направления. В современных навигационных системах это делает прибор под названием гироскоп, которым оборудованы все современные самолеты. У человека для этой цели существует лабиринтная система внутреннего уха, находящаяся в височной кости. Лабиринт - парный орган, в каждом ухе - по лабиринтику.. Три крошечных дугообразных трубочки, расположенные каждая под 90 градусов к двум остальным. Ой, да что я вам объясняю! Вы же врач, и должны хорошо знать, что такое лабиринт из курса нормальной анатомии. Я вам лучше скажу одну простую вещь про то, как реально работают эти самые лабиринты. К сожалению, этих вещей почему-то не учат в мединститутах. Так вот, человек никогда не мыслит свой путь в декартовых координатах. У человека в голове никогда нет абсолютной точки отсчета и смещения по осям абсцисс и ординат. Проанализируйте свое поведение: разве вы, когда куда-нибудь идете, вы думаете о том, где ось абсцисс и ординат, о том, на сколько и куда вам переместиться по этим осям? Одни только геологи, туристы и разведчики ходят по карте и компасу и ориентируются по сторонам света. А в быту, когда человек куда-то идет, он всегда мыслит себя в системе полярных координат на плоскости, то есть мыслит углами и радиусами. Пройти вперед столько-то, свернуть направо, но не круто, а по диагонали, пройти еще столько-то, повернуть налево, ну и так далее... Конечно, нам помогают ориентироваться на местности визуальные ориентиры. А лабиринт сохраняет направление текущего перемещения. Только благодаря наличию лабиринтов человек может довольно точно повернуть направо или налево с закрытыми глазами. А теперь представьте себе человека, у которого вообще нет лабиринта. Ну, конечно, в реальности при отсутствии лабиринта он не только шагу не пройдет, а даже и с кровати не встанет, но давайте мы будем условно считать, что он сможет ходить без лабиринта. Так вот, представим себе, что такой человек идет из пункта А в пункт Б, и по дороге ему надо сделать несколько поворотов. Дороги человек не знает, и поэтому двигаться от одного знакомого ориентира к другому знакомому ориентиру он не может. Вместо этого у него есть схема, в которой указано количество шагов перед каждым поворотом и угол поворота. Ну что, представили себе ситуацию?
-- Ну, положим, представил.
-- А теперь представьте, что произойдет, когда такой человек остановится перед тем как сделать свой первый поворот, согласно схеме передвижения. Лабиринтов, как вы помните, у него нет. То есть, отсутствует напрочь двигательно-ориентационная память. Как только он встанет, он тут же потеряет направление движения, которое он удерживал во время движения благодаря инерции. Иными словами, он моментально забудет, в каком направлении он шел. Так вот, вопрос: как может в этой ситуации человек без лабиринта узнать, куда ему поворачивать? Ведь поворот осуществляется относительно направления предшествующего движения, а направление это утеряно!
-- Понятно,- сказал я,- то есть, вы вообразили себя этим человеком, у которого нет лабиринтов, и нашли очень простой и оригинальный выход из положения. Ваша ниточка запоминает направление движения и решает все проблемы. Так?
-- Ну, вобщем, близко к тому - ответил больной, напряженно и загадочно улыбаясь.
Тут мне пришли в голову некоторые достаточно элементарные соображения, и поскольку беседа в коридоре несколько затянулась, я пригласил больного в кабинет, попутно решив познакомиться. Я узнал, что больного звали Аркадий Львович Ойхман, что он кандидат технических наук и до болезни работал инженером в лаборатории биомеханики в Институте биофизики Академии Наук.
-- Так вот, Аркадий Львович, вы не учли одной важной вещи, о которой сами же сказали - визуальные ориентиры. Их наличие дает возможность правильно осуществить поворот и без лабиринтов. Необходимо просто запомнить какой-то достаточно заметный ориентир, который был впереди, непосредственно перед поворотом, а затем повернуться так, чтобы этот ориентир оказался по левую руку, если вам надо повернуть направо, и по правую руку, если вам надо повернуть налево - вот и все. И тогда никакую нитку тащить за собой не надо.
-- Вот тут как раз и начинается самый сложный момент, - ответил больной, - Дело в том, что этот алгоритм действительно работает, но работает он только в частном случае, а именно, если передвигающийся объект обладает двусторонней симметрией. Человек - это двусторонне-симметричное существо. При движении его взор устремлен, как правило, вперед, по направлению движения. Благодаря двусторонней симметрии у него есть понятие "правый" и "левый". Но представьте себе существо или аппарат, у которого нет двусторонней симметрии. Представьте себе, что он радиально-симметричен, как морская звезда. Представьте себе, что у него нет направленного взора, а вместо него имеется панорамное зрение, и он видит одинаково четко на все триста шестьдесят градусов. Человек с его направленным взором удерживает в фокусе быстро движущиеся объекты посредством особых быстрых, скоординированных движений глаз, известных под названием нистагм. Нистагм появляется вследствие необходимости удерживать объект в поле зрения таким образом, чтобы он постоянно проецировался на определенную область сетчатки. Но при панорамном зрении нистагм просто не нужен. Взамен него необходим механизм сличения текстур и контуров, который позволяет их идентифицировать и опознавать как один и тот же движущийся объект при последовательном проецировании этого объекта на соседние области панорамической сетчатки. Так происходит, например, у насекомых. Возьмите, например, стрекозу с ее выпуклыми глазами. Ведь она совсем не вращает глазами, а мух видит и ловит в полете безошибочно. А почему? Потому что она опознает движущиеся объекты безо всякого нистагма, за счет того механизма, существование которого я предположил. А теперь давайте пойдем еще дальше. Давайте мы с вами предположим, что зрительный анализатор нашего биоробота устроен таким образом, что повторное опознание движущихся объектов при их внешнем смещении и проекции на соседние области сетчатки происходит мгновенно. Это значит, что центральная часть зрительного анализатора просто не замечает того факта, что данные об объекте приходят в каждый момент времени с разных участков рецепторного поля, правильно? А это значит, что зрительный образ в момент смещения остается абсолютно стабильным. Иными словами, смещение никак не сказывается на субъективной визуальной картине мира. У этого гипотетического существа инерционность зрения равна нулю. У человека она составляет примерно ноль целых четыре сотых секунды. То есть, после исчезновения реального объекта, его изображение сохраняется на сетчатке глаза еще одну двадцать пятую часть секунды. Поэтому человек и воспринимает кино как связное, плавное движение, а не как набор мельканий. А при нулевой инерционности зрения кино будет восприниматься как набор быстро сменяемых фотографий. Нулевая инерционность зрения в сочетании с его панорамностью дает еще один прелюбопытный эффект: при вращении такого панорамно видящего существа вокруг своей оси с любой скоростью, картина мира для него никак не будет меняться - она будет оставаться точно такой же как и до вращения. Другими словами, особенности зрительного аппарата не дадут ему возможности заметить собственное вращение вокруг своей оси в окружающем мире.
-- Действительно, не дадут! - непритворно удивился я.
-- Попробуем рассуждать дальше,- с воодушевлением продолжал больной,- Строго говоря, зрительная картина мира у нашего гипотетического существа гораздо более объективна, чем у человека.
-- Это почему же?
-- Ну посмотрите сами: у человека в зрительном восприятии мира все еще остается огромный элемент субъективизма: ограниченность угла обзора, наличие правой и левой стороны, верха, низа, оптические иллюзии... Искажения цветов и размеров при проекции объектов на периферию сетчатки. Слепые пятна, наконец. А у этого существа таких искажений нет. Когда человек смотрит на мир, его зрение отражает в какой-то мере и самого себя, свои особенности, свои недостатки. Поэтому человек всегда чувствует самого себя в этом видимом мире, он чувствует, что он есть.
-- Позвольте, Аркадий Львович, но ведь человек и так чувствует, что он есть!
-- А вы попробуйте закрыть глаза, и вспомнить свое детство, отвлечься от повседневных взрослых мыслей и посидеть так минут пятнадцать. Вы обязательно почувствуете в какой-то момент, что вас как будто бы нет. Нет, не то чтобы совсем нет, а как будто бы нет. И тогда вы сразу резко откройте глаза - и все встанет на свои места. А наш гипотетический человек будет чувствовать,что его нет, даже с открытыми глазами. Это все потому, что в его зрительном мире субъективности почти нет. Он не видит в нем себя. То есть, он видит себя как некую материальную точку, расположенную в конкретной области на данной местности, но на этом вся субъективность и кончается. Правда, интересно?
-- Ну да, вобщем, интересно,- вяло согласился я.
-- Ну а теперь представьте себе, что у этого существа нет лабиринтов. Мы уже установили, что зрение также не дает возможности такому существу определиться на местности, необходимы внешние ориентиры, правильно?
-- Ну, вроде бы,- неуверенно ответил я.
-- Так вот, чтобы не зависеть от случайностей и иметь надежный способ навигации, такое существо должно иметь этот ориентир всегда с собой. Этот ориентир должен быть частью его тела. Я уверен, что вы как врач можете мне назвать такое существо. Я точно знаю, что вы должны его знать. Вы его неоднократно рассматривали под микроскопом в мединституте. Строго говоря, это, конечно, не существо, а скорее пол-существа...
-- Аркадий Львович, вы вероятно, имеете в виду сперматозоид?
-- Ну конечно, доктор! - обрадовался больной. Подумайте, как бы он ориентировался в таком неудобном для ориентации месте, если бы он не имел хвостика? Подумайте, сколько всяких загибов и поворотов надо ему преодолеть, прежде чем он увидит яйцеклетку. Проводя сравнение с человеком, можно сказать, что хвостик заменяет сперматозоиду не только ножки, но и лабиринт, то есть хвостик является не только средством передвижения, но и средством навигации. У человека лабиринту помогает, как известно, еще и шея. Помните про шейные позно-тонические рефлексы? А вот хвоста у человека нет. Но я почти уверен, что длинный хвост помогает его обладателям не только удерживать равновесие, но и ориентироваться в пространстве. А вот радиально-симметричные существа не могут ориентироваться. Поэтому они либо плавают с током воды, как медузы, либо ползают неторопливо и бесцельно, как морские звезды, либо вообще сидят на месте как губки или актинии.
-- Ну, я думаю, вы не совсем правы, Аркадий Львович,- возразил я, - Вот взять головоногих моллюсков: они радиально-симметричны, но при этом отлично ориентируются на местности, мастерски маскируются в камнях и носятся под водой как метеоры.
-- Головоногие - своего рода исключение,- не согласился больной,- Они действительно не имеют ни позвоночника, ни тазового и плечевого пояса, но они все же не радиально симметричны. У осьминогов тоже есть глаза, направленный взор, а кстати еще и клюв, как у попугая. А значит есть перед, зад, правая и левая сторона, хотя и нет правой и левой руки. Поэтому у них есть условные рефлексы, и по этой же причине они ведут себя также, как и мы. А настоящие представители радиально симметричных не имеют условных рефлексов. Понимаете, условный рефлекс - это основа механизмов активного поиска. Поиск - это всегда направленность куда-то, чаще всего вперед. А у радиально симметричных существ нет направленности взора, нет направленности в пространстве и нет направленности в жизни вообще... Нет и условных рефлексов. Потому что они ничего не ищут. Они для себя уже все давно нашли. Сидят себе потихоньку и фильтруют окружающий мир, оставляя себе от него то, что им нужно и выбрасывая ненужное рядом с собой. Пусть окружающий мир сам позаботится о равновесии - унесет дерьмо и принесет пищу. Скажите, доктор, вы представляете себе такое существование?
-- Честно говоря, нет, - признался я.
-- А я представляю себе его очень ясно, я бы сказал, просто поразительно ясно. Это, очевидно, ввиду болезни. Хотите, я попробую передать вам это состояние?
-- Ну попробуйте, Аркадий Львович.
-- Спасибо, я постараюсь, а то знаете, мне как-то чрезвычайно одиноко проходить через мои болезненные миры в одиночку. Спору нет, они очень интересны, я ни о чем таком до болезни просто и мечтать не мог, но знаете, эта необычность переживаний, их настойчивость и парадоксальность порой меня пугает. Я понимаю, что от того, что я поделюсь ими с вами или с кем-то еще, суть моих переживаний никак не изменится, болезнь меня не оставит, но я почему-то чувствую, что если я смогу этим поделиться, мне станет легче. Как будто я иду по моим причудливым мирам уже не в одиночку, а с кем-то. Это мне помогает.
-- Хорошо-хорошо, Аркадий Львович, рассказывайте, мне очень интересно вас слушать.
-- Так вот, доктор, человек с его условными рефлексами и двусторонней симметрией - это чрезвычайно специфическое существо. Обратите внимание: у кролика, у белки, у собаки глаза тоже двигаются, у них тоже есть нистагм, но у них глаза обращены каждый в свою сторону, и каждый глаз контролирует, в основном, свою полусферу. А у приматов, в том числе у человека - и больше всего именно у человека - глаза направлены прямо вперед. Появляется бинокулярное зрение. Пространственная направленность восприятия, а именно, направленность вперед от этого чрезвычайно увеличивается. И заметьте, одновременно с этим изменяется коренным образом весь характер жизни существа: изменяется не просто пространственная направленность -
появляется целенаправленность в жизни, увеличивается разносторонность и интенсивность поиска. У приматов развиваются лобные доли мозга, ответственные за построение планов, а планируемое поведение чрезвычайно тесно связано со зрительным аппаратом. А чем отличается зрительный аппарат приматов от такового у остальных животных? Именно тем, что он открыто и подчеркнуто стремительно направлен вперед, по направлению той самой оси, которая разделяет это существо на две симметричные половины. Человек практически все время идет вперед и что-то ищет в жизни. Он все время строит все более сложные планы поиска. Более того, он специально создает искусственные среды, где разнообразие столь велико, что поиск чрезвычайно сложен. И человек находит удовольствие в поиске путей в таких средах. И его высшая цель - пройти вперед до конца. Возьмите игры: шахматы, бильярд, преферанс наконец. Человек - существо постоянно и неистово ищущее, и исходно виновата в этом - двусторонняя симметрия!
-- Ну хорошо, вы меня почти убедили, но только ведь вы хотели мне рассказать о своих переживаниях по поводу радиальной симметрии.
-- Да-да, конечно, я к тому и клоню. Я опять приведу маленькую параллель из биологии. Помните, есть такие существа, личинки которых обладают двусторонней симметрией. Они очень шустрые, подвижные, носятся туда-сюда, что-то ищут, хватают и едят. А потом приходит срок, и они оседают на грунт или на скалы и превращаются во взрослую радиально-симметричную особь. В губку, например... И эта особь вероятно ничего не знает про свою предшествующую бурную жизнь. Она сидит на грунте до скончания века и ничего больше не ищет. Представляете. доктор?
-- Ну, в общем, да.
-- А теперь представьте себе, что жизнь человека на Земле - это не вся его жизнь, а только личиночная фаза его развития, в течение которой он должен что-то такое найти, чтобы в один прекрасный момент усесться на грунт навеки и стать радиально-симметричным существом, которое больше ничего не ищет. Ну, конечно, я имею в виду "на грунт" только в переносном смысле. Но в общем, смысл в том, что этому существу больше ничего и искать не надо. У него панорамическое зрение, и оно должно видеть все. Если допустить, что острота зрения этого существа неограничена, то ему и двигаться-то никуда не надо. Полная, точная, совершенная и объективная картина мира. И этот мир должен казаться вечным и совершенным, потому что ничего не надо искать. Вы знаете, доктор, я иногда застываю на долгие часы и представляю себя этим существом. И мне сперва становится интересно и загадочно, я понимаю, что после смерти, то есть после моего превращения в радиально-симметричную особь, мне откроется бездна новых ощущений, нового знания. Но при этом я даже не смогу ориентироваться в обычном пространстве, где прошла моя прежняя жизнь. Я не смогу поделиться этими знаниями ни с кем. Я даже просто не смогу передвигаться в этом новом состоянии, например, дойти из палаты до туалета. И почему-то только дурацкий колпачок на ниточке внушает мне некоторую надежду и делает перспективу моего превращения менее пугающей. Ведь если я найду способ перемещаться, это уже очень много.
-- Но Аркадий Львович, почему вы решили, что после вашей смерти вы непременно превратитесь в это радиально-симметричное существо, а не просто умрете, как все остальные? В конце концов, эти личинки оседают на грунт и превращаются во взрослую особь, как вы сказали. А человек? Человек просто умирает, после него не остается никакой взрослой особи, а только труп. После смерти вы не будете страдать, поверьте мне, Аркадий Львович! Поверьте и успокойтесь.
-- Я бы и рад поверить, но не могу. Ведь я и это уже обдумал. Все правильно, поначалу труп казался мне достаточно весомым аргументом. Но вспомните: когда гусеница окукливается, то значительная часть ее тела превращается в безобразную мертвую оболочку, из которой вылетает сравнительно небольшая бабочка. А что, если мы видим только живую гусеницу, а потом только эту мертвую оболочку? А что если мы эту бабочку вообще и видеть не можем? Понимаете, если после нашей смерти остается труп, то это не значит, что остается ТОЛЬКО труп. Просто, из всего того, во что человек превращается в результате своей смерти, мы способны видеть только труп, а остального мы видеть просто не можем, а также не можем зафиксировать это остальное с помощью приборов. Но ведь это не значит, что этого остального не существует!
-- И вы считаете, что бессмертная душа человека - это радиально-симметричное образование?
-- Несомненно, доктор! Более того, я считаю, что она имеет наиболее универсальную и неспецифическую форму, а именно, шарообразную . Это меня особенно сильно угнетает. Я пробовал кувыркаться по полу, держа ниточку в руках, и тогда у меня ничего не выходит с ориентацией. Я не представляю, как я могу перемещаться по отделению в виде невесомого шара с панорамическим зрением. Я хорошо представляю себе, что мое будущее существование - это во всех отношениях гораздо более совершенное существование, но эта мысль не приносит мне радости. Мне почему-то ужасно жаль моего нынешнего несовершенства!..
-- А о каком несовершенстве вы говорите? - полюбопытствовал я, пожалуй не столько из любопытства, а просто, чтобы поддержать разговор и дать больному выговориться и облегчить себе душу.
-- Как это о каком? Ведь это же очевидно! Двусторонняя симметрия и связанный с ней способ мировидения - это же глобальная вещь! Он определяет все. Асимметричность времени, то есть наличие прошлого и будущего, между которыми сдавлен миг настоящего... Необходимость двигаться вперед, необходимость выбора, необходимость поиска... Логика бытия и логика абстрактного мышления также со всей очевидностью проистекают из двусторонней симметрии: "право" и "лево", правда и ложь, правый и виноватый, правильный и неправильный... Дихотомия пространственного выбора выливается в дихотомическую логику, в оппозитивные лингвистические шкалы: горячий - холодный, легкий - тяжелый, плохой - хороший... Вы не задумывались над тем, что слова "Да" и "Нет" у всех народов имеют пространственный эквивалент в виде жеста - покачивания головой? Обратите внимание, что это покачивание в каждом случае привязано к оси симметрии человека. Ведь это далеко не случайность! "Да" и "нет" - это альфа и омега человеческой оценки действительности. И в основе этой оценки лежит опять-таки двусторонняя симметрия! Вы не задумывались над тем, что у каждого человека помимо внешнего пространства есть еще и внутреннее пространство, где он сортирует свой опыт и делит все на хорошее и плохое, на интересное и скучное, полезное и вредное, делит людей на правых и виноватых, на друзей и врагов... Всюду, решительно всюду в человеческих суждениях вы наблюдаем дихотомию. А всему виной - двусторонняя симметрия! Двусторонняя симметрия - мать дихотомического анализа, составляющего ядро мировой культуры. Каждый известный признак существует с двух сторон от оси симметрии, отражая сам себя с точностью до наоборот. Ну хорошо, в случае "горячий - холодный" эта ось проходит через нормальную температуру человеческого тела, в случае "высокий - низкий" зависит от роста человека. Но что делать с такими оппозициями как "любовь и ненависть", "болезнь и здоровье", "красота и уродство"? Человек разрубает осью симметрии решительно все вещи в плоскости своего рассмотрения, рубит ей как топором тончайшие и сложнейшие вещи... А потом, в процессе синтеза человек уже никак не может собрать в единое целое то, что он разрубил на куски посредством грубой дихотомии... Человек, по сути дела - глупая, несовершенная личинка чего-то большего, действительно совершенного, Того, которое в будущем сможет отбросить глупую и нелепую дихотомию, это уродливое деление мира на две симметричные половинки - черную и белую, левую и правую... Но вы знаете, доктор, мне почему-то жаль эту личинку, и мне безумно страшна и грустна мысль о том, что всем нам когда-то придется отбросить наш печальный, уродливый и несовершенный опыт и принять радиальную симметрию как окончательную, вечную и совершенную форму существования...
-- А почему вам это так страшно?
-- Да потому, что при всей бесполезности поиска, при всем несовершенстве и порочности человеческого опыта, у двусторонне-симметричных существ есть жизненный стержень - та самая ось, которая разделяет его на две зеркально-симметричные половины. Эта ось, этот стержень каким-то непостижимым образом рождает новое свойство. Человек ощущает это свойство, этот внутренний стержень как некую субъективную цель своего существования. Точнее сказать, это даже не сама цель, а скорее вера в существование этой цели, заданная изначально. Радиальная симметрия не имеет такого стержня. Теряется главная, изначальная ось, она вырождается в точку... Движение прекращается навечно... Потеря цели и смысла - вот что самое страшное... Люди также верят в то, что у каждого события существует своя причина, а у этой причины тоже существует причина. Вера эта нелепа, но человек думает, что зная причины явлений и выстраивая цепочки этих причин, он сможет лучше управлять вещами. Он, конечно, не думает, что даже зная причины явлений, он не может управлять вещами, потому что он не знает причин самого себя, а значит, не может управлять собой. Не умея же управлять собой, человек не может обратить вещи себе на пользу, даже умея управлять ими наилучшим и наиточнейшим образом. Ведь не зная причин себя, человек не знает, что такое польза... Но почему-то человека не занимает эта мысль, он никогда на ней не останавливается... Для того, чтобы остановиться на этой мысли, необходимо, по-видимому, обрести радиальную симметрию... Но для радиально-симметричного существа уже не существует никакой причинности, потому что не существует явлений, не существует времени, не существует поиска и выбора - существует лишь единый, целостный мир, нерушимый и неизменный во веки веков... Причинность - это не свойство мира, это такое же порождение двусторонней симметрии, как и вся остальная человеческая психика. Боже, какая мука все это сознавать и не быть в силах что-либо предпринять! Вот теперь, доктор, вы верно понимаете, как это тяжело и больно - быть шизофреником?
-- Подождите, Аркадий Львович, успокойтесь! Ведь человек - это одно из явлений природы, и следовательно, человек может когда-нибудь понять и причины самого себя. Все не так страшно...
-- Не смейте! Слышите, не смейте так говорить, доктор! Даже думать так не смейте! Хватит с того, что я в результате своей науки уже стал шизофреником, но по крайней мере, вам я этого не желаю! Вы представляете себе, что будет, если человек действительно обнаружит все причины самого себя? Представляете? Зачем тогда ему жить дальше, если все уже и так ясно? Зачем, я вас спрашиваю? Где цель жизни, где поиск, где движение вперед? Как только человек обнаружит причины самого себя, он немедленно, в ту же секунду станет радиально симметричным!!! Вы этого хотите? Вы когда-нибудь чувствовали себя радиально симметричным? Как я?! Вам не страшно!!??
Мне и вправду стало жутковато от неистовых криков больного и от перспективы глобального превращения всего человечества в губок или в актиний.
В кабинет заглянул привлеченный криком больного санитар. Я кивнул ему, что все в порядке, и дверь закрылась. Я успокоил больного, как умел, и отправил его в палату.
Ночью мне не спалось. Радиально-симметричное существо с панорамным зрением мучило меня до самого утра. Оно было шарообразной формы, сверкало и искрилось радужными пятнами, как мыльный пузырь, и пребывало в вечном и совершенном равнодушии ко всему на свете. И я точно знал, что этот мыльный пузырь - это я после смерти.
Проснулся я с головной болью, но вместе с тем, и с готовым решением. В обед я зашел в магазин детской игрушки и купил там нужную мне вещь. Придя в отделение, я немедленно прошел в палату, где лежал мой вчерашний тоскливый собеседник.
-- Здавствуйте, Аркадий Львович, это вам! - и я положил перед ним на стол нарядную детскую юлу-волчок, выкрашенную блестящей малинового цвета эмалью, с серебряными блестками,- Вот ваш гироскоп! Он поможет вам с ориентацией в пространстве.
Больной радостно вскочил с кровати и долго и восторженно тряс мне руку.
-- Спасибо вам доктор! Вы просто не представляете, какую услугу вы мне оказали! Ведь это - решение всех моих проблем. Ума не приложу, как я, физик по образованию, сам не додумался до такого простого решения! Я теперь могу смело выписываться и заниматься дома. У меня пропал страх, а ведь только этот страх меня здесь и держал!
Больного выписали, правда не в этот день и не на следующий, а примерно через неделю. Через месяц Аркадий Львович Ойхман вернулся в родную лабораторию, правда работал он всего четыре часа в день, до обеда. С подаренным мной волчком он не расставался ни на минуту. Жена его, кандидат математических наук, работающая в том же институте, вызванная мной в диспансер для беседы, рассказывала, что придя с работы, больной в течение двух или трех часов раскручивает волчок и не отрываясь глядит на него напряженным блестящим взглядом, а затем садится за письменный стол и лихорадочно пишет какой-то труд под названием "Заметки о радиальной симметрии", который он никому не велит читать, и который он просит опубликовать только после его смерти.
Вообще, в психиатрии существует не так много вещей, которые могут случиться с больным, и большинство из них привычны, банальны и вызывают зевоту и легкую тоску. Я сам неоднократно наблюдал, например, микропсии у алкоголиков. Сидит такой больной у врача в кабинете, смотрит отсутствующим взором, и вдруг неожиданно начинает обирать с себя всякую похабную мелочь, которую никто, кроме самого больного, не видит. Скучно! Тем приятнее на фоне этой скукотищи бывают такие шикарные исключения как радиальная симметрия, которую и бредом-то назвать язык не повернется - целая научная гипотеза с полным техническим и психофизиологическим обоснованием. А может, это и не бред вовсе? Может быть, больной прав, и это вся наша жизнь - это двусторонне-симметричный бред? Я сам не могу ответить себе на этот вопрос. Ведь чтобы ответить на него, надо знать причины, а я их не знаю, да и в самом существовании причинности тоже сомневаюсь, и выходит, что правильно сомневаюсь. Собственно, почему я считаю, что рассказ алкоголика про страшные телеуправляемые садовые ножницы композитора Матусовского - это бред? Да только потому, что американцы таких ножниц пока что не изобрели. А если бы такие ножницы продавались на каждом углу, я бы пожалуй, на всякий случай все же позвонил композитору Матусовскому в присутствии больного, чтобы он успокоился относительно его намерений. Наверное поэтому больные меня любят, а коллеги считают хорошим психиатром. Ну что ж, я стараюсь радоваться хотя бы этому, потому что больше в жизни все равно радоваться нечему...





Граната и браслет


Я живу в большом доме, и у нас большой двор. Летом у нас во дворе много зелени, а зимой много снега. А еще много у нас во дворе заборов, гаражей, всяких беседок и сараев. Есть даже большой, ржавый турник с лесенкой сбоку, но на нем никто не подтягивается. А еще у нас во дворе часто бывают бомжи. Они молча приходят с грязными замусляканными сумками и большими мятыми пакетами, ищут что-то в помойке с суровыми, сосредоточенными лицами, раскладывают найденное по сумкам и пакетам и идут дальше неторопливой, пошатывающейся походкой. Один бомж раньше был нашим соседом. Звали его Николай Николаевич Палтусов, и работал он профессором на кафедре философии в каком-то институте. Профессор был странноватым человеком. Раза два он надолго пропадал - месяцев на несколько. Соседи поговаривали, что он в это время лечился в психбольнице. Когда от него ушла жена, он продал свою квартиру и мебель, надел старое драное пальто, отрастил щетину и стал бомжом.
В бывшей квартире бывшего профессора быстро поселилась семья богатых азербайджанцев, а сам экс-профессор часто появлялся во дворе в своем неопрятном пальто, как большой и грязный зверь, весь заросший седой грустной щетиной, со впалыми щеками. Соседи иногда с ним по привычке здоровались, но он только болезненно морщился, и почти никогда не отвечал. Профессиональные бомжи пробовали его обижать, но он себя в обиду не давал. Когда те его подзывали:
-- Поди-ка сюда, Николай!
Он отвечал:
-- Я не НиКолай, а НиДворай, потому что двора своего у меня теперь и вправду нету.
Тут он перехватывал поудобнее большой суковатый кол, с которым он не расставался и которым ворошил помойку, и добавлял:
-- А вот насчет НиКолая я очень даже вам не посоветую,- и кол в его руках описывал в воздухе замысловатую кривую.
Однажды он неожиданно подошел ко мне и, не здороваясь, дал мне в руки бумажный пакет. И ушел, так ничего и не сказав. Я принес пакет домой и хотел открыть, но увидел сбоку на пакете корявую надпись, сделанную неверной рукой: "Вскрыть после моей смерти". Я положил пакет на полку и хотел про него забыть, но забыть не пришлось, потому что на следующий день я узнал, что бомж Нидворай, бывший профессор, умер. Вернее его убили. Что утешительно, так это то, что убил его не преступник, а хороший человек. Убил его по нечаянности наш участковый милиционер, старшина Леонид Пингвиздюрченко. Потом рассказывали, что бомж Нидворай подкараулил участкового, вынул из-под полы грязного пальто большую ребристую гранату, схватился пальцем за кольцо и нехорошо оскалился. Участковый Пингвиздюрченко упал в снег и с испугу разрядил в бомжа пол-обоймы. Кто же знал, что граната бомжа Нидворая была почти целиком сделана из пластилина!
Тело бомжа увезли на скорой, окровавленный снег затоптали, и вскоре все забылось. И поважнее людей забывают. Ну а я вспомнил про пакет и открыл его с некоторой осторожностью. А вдруг в нем боевая граната? Хорошо еще, если пластилиновая. Но гранаты в пакете не было - ни боевой, ни пластилиновой, а была коробочка с очень странным браслетом, вылепленным опять же из пластилина. Браслет был украшен осколками разбитого настоящего бриллианта. Еще в пакете лежала записка мне и письмо к бывшей жене покойного. В записке бывший профессор просил меня вручить коробочку с браслетом его бывшей жене Анне Дмитриевне по прилагавшемуся адресу, а письмо опубликовать в ее любимой газете "Вечерний звон", чтобы его могла прочитать не только Аннна Дмитриевна, но и ее новый муж. Я все сделал, как меня просили, а письмо решил не только опубликовать в газете, но и поместить в своем рассказе, потому что оно - прелюбопытный документ.
Итак, письмо:
"Здравствуй, моя дорогая Аннушка! Вернее уже не моя, уже чужая, но я все равно желаю тебе счастья и здоровья, потому что я все равно думаю о тебе и не могу не думать. Я думаю о тебе и повторяю мысленно: "Да святится имя твое". Меня утешает только мысль, что я буду думать и горевать о тебе недолго, всего лишь до самой смерти, а смерть моя уже не за горами. Посылаю тебе этот браслет с разбитым бриллиантом вместо гранатового браслета, чтобы не повторять подвига павших героев. Ведь ценятся только те, которые пали первыми. Оригиналов любят и помнят, а над плагиаторами смеются, несмотря на их печальную участь. А ведь плагиаторы не виноваты, как не виноваты например художники-копиисты. Да и вообще, никто не виноват, просто жизнь сама по себе трагична, и в этом все дело.
Я продал нашу с тобой квартиру, которая тебе больше не нужна, потому что ты теперь жена миллионера. Я продал ее и купил на все деньги две коробки пластилина и этот бриллиант. Бриллиант я собственноручно разбил молотком, как ты разбила мое сердце, уйдя к Буклюкину. Этот бриллиант никогда не был оправлен, и теперь никогда уже не оправится. Как и я тоже никогда не оправлюсь, после того как ты оставила меня и ушла жить к Буклюкину.
Я дарю тебе на прощание этот браслет, украшенный осколками моего разбитого сердца. Он недолговечен, потому что он сделан из пластилина. Таким же недолговечным было мое счастье с тобой. Мне не жалко было квартиры, где больше нет тебя. Не жалко, потому что мне одному она больше не нужна, как не нужна и моя жизнь, потому что с твоим уходом она для меня кончилась. Вот почему я не cмогу уже оправиться, как этот бриллиант, да и негде мне теперь толком оправиться - разве что на помойке или где-нибудь за гаражами, когда милиции рядом нет. Моя жизнь теперь ничто, и я этому очень рад, потому что с такой жизнью не страшно и не жалко расстаться.
Милая Аннушка! Я помню, как ты много раз укоряла меня, что у меня нет фотоаппарата, нет видеокамеры и магнитофона, вообще нет ничего современного. Да действительно, я не стремился покупать все эти вещи, потому что считал, что нет смысла пытаться фиксировать нашу жизнь на рентгеновскую пленку. Жизнь наша течет тонким, прозрачным водопадом, как ветер в проводах, и это так естественно. Мне всегда казалось, что глупо пытаться подставить под нее полиэтиленовый пакет. Я хотел, чтобы она струилась сквозь пальцы легко и свободно, и ветер уносил ее вдаль, как песок в песочных часах. Я хотел, чтобы этот песок в часах нашей жизни струился вдаль вечно. Но ты не хотела жить такой жизнью и разбила наши песочные часы, как призрак несостоявшегося счастья. Тебе хотелось иметь не песочные часы, а золотые, тебе хотелось иметь сотовый телефон, чтобы можно было звонить из машины, и теперь он у тебя есть, и машина тоже есть. Вообще я очень счастлив, что ты счастлива с Буклюкиным, хотя я очень несчастлив, что ты была несчастлива со мной, и что я теперь несчастлив без тебя. Но я счастлив, что ты счастлива с Буклюкиным и не несчастлива, что ты счастлива с ним, а не со мной.
Конечно, у тебя теперь есть золотые часы, и сотовый телефон, и даже шофер с Мерседесом, и тем более, у тебя есть Буклюкин, и это гораздо лучше, чем когда был только я со своими старомодными песочными часами. Но я хочу тебя предупредить, что у новых русских нет сердца. Вместо этого зеркала души у них кошелек с долларами, которые все как один серо-зеленого цвета. Этот цвет наводит тоску, и я боюсь, чтобы ты со временем не затосковала. Я надеюсь, что Буклюкин хороший человек, но ведь даже очень хорошие люди все равно имеют две стороны как медаль "За отвагу на пожаре". Одна сторона - парадная, на которую все смотрят, а другая - обратная, теневая сторона, как у доктора Хайда. Эта сторона прячется от всех, она обращена в открытый космос, и редкий искусственный спутник может добраться до нее и взглянуть своими глазами, какая там погода. Но ты, конечно, этой глубинной стороны еще не видела, и не представляешь себе, что она может быть как у айсберга - каждый видит только надводную сторону и ничего не знает о глубинной начинке. Но я тебе скажу все-таки, чтобы ты была повнимательнее. Чтобы увидеть обратную сторону айсберга, не надо быть ди Каприо. Рано или поздно любой айсберг переворачивается кверху брюхом как акула и показывает свою настоящую сущность проплывающему мимо Титанику.
А вообще, Аннушка, ты наверное права. В жизни всегда должны быть изменения и крутые повороты, как в мельничном колесе. Конечно, не всякая белка может взобраться на вершину этого колеса Фортуны и стать хозяйкой собственной жизни. Но вот Фемиде это удалось, и она стоит на вершине этого сияющего Олимпа и держит в руках аптекарские весы, и это правильно, потому что по-настоящему справедливым может быть только тот, кто сам испытал все муки счастья и удачи. Буклюкин добился удачи в своей жизни, и поэтому я надеюсь, что он будет справедлив и добр к тебе, Аннушка. А меня Фортуна, видимо, уже давно переехала своим колесом, и поэтому я, наверное, был к тебе несправедлив. Видимо поэтому мне сейчас так плохо, когда вам обоим - тебе и Буклюкину - так хорошо. Если бы я был справедлив к обстоятельствам, мне тоже должно было бы быть хорошо, оттого, что тебе хорошо. А раз мне не хорошо, то выходит, что я тебе не желаю счастья и тебя не люблю. Но эта мысль мне невыносима, потому что я тебя люблю больше жизни. Но если я так тебя люблю, то почему же я не могу заставить себя почувствовать себя хорошо только потому, что тебе хорошо не со мной? Я бессилен разрешить эту загадку жизни, и поэтому сама жизнь потеряла для меня ценность, целостность и смысл. Мне нечего больше сказать тебе, дорогая Аннушка, кроме жалких плагиаторских слов "Да святится имя твое!". Прощай! Вспоминай меня иногда! Впрочем нет, не вспоминай. Ведь ты меня никогда не знала таким, какой я есть, а значит ты будешь вспоминать не меня, а кого-то другого, которого ты считала мной. Впрочем, если это так, то ты и ушла не от меня, а от него, и я могу напоследок порадоваться этой мысли.
Прощай, дорогая Аннушка, прости и прощай навсегда. Да святится имя твое!
Колай НиДвораевич Палтусов, твой бывший супруг".
Вот такое трогательное письмо. Моя жена очень любит его читать, а как только дочитает и вытрет слезы, то потом укоризненно смотрит на меня. Да, действительно, я такого письма никогда написать не сумею. А женщинам нравится, когда их любят больше жизни. Таково их жизненное кредо.
Кстати, бывший бомж Нидворай теперь опять профессор, только в другом институте. Оказалось, что он не умер. Ему всего только прострелили плечо, бок и бедро. В институте Склифосовского его прооперировали и вылечили. Теперь он заметно хромает, и поэтому ходит, опираясь на большой суковатый кол. Говорят, что он получил грант от Сороса на какие-то исследования по истории философии. Но это только слухи. Живет он теперь в однокомнатной квартире в соседнем районе, и семейное положение у него тоже очень странное. Бывшая жена навещает его каждую неделю, остается у него на выходные, а потом миллионер Буклюкин забирает ее домой. Или может быть наоборот, она живет у профессора, а Буклюкин забирает ее в гости. У больших ученых и у богачей все не как у людей - попробуй разберись!
Однако я сам видел неоднократно, как к невзрачному серому дому подъезжает щегольский Мерседес и сигналит два раза. И тогда из подъезда показывается очень странная пара: пожилой седоватый мужчина могучей комплекции, прихрамывающий на правую ногу, и молодая черноволосая женщина неописуемой красоты. Они медленно идут по тротуару рука об руку, а Мерседес с тонированными стеклами скользит вслед за ними. Временами профессор останавливается, наваливается грудью на большой суковатый кол, уперев его в асфальт, смотрит, щурясь, на заходящее солнце и блаженно улыбается. Ветер слегка треплет длинные, черные как вороново крыло волосы его подруги, и неяркий солнечный лучик пересчитывает песчинки в струйке песка, что беззвучно сыплется в песочных часах, которые сжимают их переплетенные руки.






Щипцы, зубило и бутылка водки

   Никакое живое существо никогда не кажется самому себе уродливым, потому что оно, не размышляя, принимает себя таким, какое оно есть. Чем мы можем доказать, что Человек доволен собой больше, чем насекомое или жаба?
  
   Клиффорд Саймак
   Единственный путь наслаждаться жизнью - быть бесстрашным и не бояться поражений и бедствий.
  
   Джавахарлал Неру
   Есть такого рода насекомые, которых и не разглядишь-то в траве как следует, но зато они сверчат так страстно и пронзительно, что кажется как будто под пломбой болит зуб. Кривится лицо, немеет челюсть, и горло перехватывает свербящей тоской, и вспоминаются тупые блестящие щипцы из маникюрного набора.
   Обычный человек если и подумает про щипцы, то всё как-то безотносительно к себе. Он ни за что не станет раздумывать, например, о том, зачем явились ему в голову щипцы. И как только сей металлический предмет уйдёт из головы сам собой, такой человек снова начнёт думать о прочих предметах, более для него занимательных, а про щипцы больше и не вспомнит, пока не увидит их воочию, применительно к какому-нибудь делу, в котором без щипцов никак нельзя.
   Но философ тем и отличается от остальных людей, что думает он не только о том, о чем думают все остальные люди, но и о том, о чем все остальные люди не думают никогда. Например, все люди просто думают себе о всякой всячине - и все тут. А философ - он потому и философ, что он не может думать о всякой всячине как все остальные люди. Вместо этого философ всякий раз начинает думать о своих мыслях про всякую всячину, о том как это, собственно, и зачем он про эту всячину думает. И получается так, что всячина, конечно, может быть всякой, но мысли-то всякими быть не могут! У мыслей всегда есть свой порядок.
   И надо сказать, что думать про свои мысли о всякой всячине, гораздо удобнее, чем думать про всякую всячину непосредственно. Например, можно думать про зарождение и развитие каждой мысли, про то как мысли обретают форму и структуру, как они ассоциируются друг с другом, как они трансформируются в последующие мысли. Безусловно, у мыслей есть свой замечательный порядок, в отличие от всякой всячины, в которой этот порядок отсутствует напрочь. Но вот ведь какое дело: мысли не могут быть про одни только мысли без конца. То есть, мысли про другие мысли, а те мысли еще про какие-то мысли... Как ни крути, а в конце обязательно оказывается всякая всячина. И как только она там оказывается - вот тут обязательно жди какого-нибудь непорядка. Добро бы непорядок был только в природе, а то ведь есть еще и теорема Гёделя.
   Так вот, сидел наш философ в парке на скамеечке, и думал эти самые мысли, и как раз додумал до теоремы Гёделя, как вдруг, откуда ни возьмись, явились в голову щипцы и разрушили вмиг весь ажурный строй мыслей, какие были до щипцов. Спрашивается, какое отношение имеют щипцы к теореме Гёделя?
   Непорядок!
   Философ почувствовал себя так, словно его только что жестоко обокрал карманный вор: вынул всю наличность из кармана, прихватил пенсне и карманные часы, да еще напихал в пустой карман всякой ерунды и плюнул туда же.
   Но мало-помалу тусклый блеск вредительских щипцов связался с болью и саднением от заусенцев на пальцах: такие заусенцы появляются от авитаминоза и ковыряния пальцами в цементе. Заусенцы в свою очередь вызвали воспоминание о зубной боли, а зубная боль напомнила о стрекотании бормашины. И тут уже философ совершенно понял, что щипцы в голове появились от того, что кто-то стал сильно сверчать из газонной травы.
   Философу сразу стало легче. Одно дело, когда щипцы появляются в голове просто так, без причины, и совсем другое дело, когда такая причина существует. Неважно что в объективной природе нет никакой связи между сверчанием и щипцами. Природа всё равно едина, и нет в ней отдельных вещей, а значит и связей никаких нет. И вещи, и связи между вещами человек вообразил для своего удобства. Значит и связь между щипцами и сверчанием тоже можно вообразить, коль скоро в такой связи появилась необходимость.
   Необходимость всегда связана с поиском причины, а для причины требуется связь. И вот, нужная связь найдена, и стало быть, сверчание в траве является причиной маникюрных щипцов в голове. Конечно, два таких разнородных предмета как насекомое сверчание и маникюрные щипцы, помещенные по разные стороны единой причинно-следственной связи, выглядят чрезвычайно нелепо. Но согласно натурфилософии, нелепо вообще думать о том, что мир подчиняется закону причинности.
   Таким образом, надлежащий порядок в голове философа был восстановлен.
   Восстановив порядок в своей голове, философ открыл глаза и внимательно огляделся вокруг себя. Нескладная деревянная скамейка была окрашена в весёлый ярко-синий цвет, этим самым цветом любят также красить кладбищенские оградки. Скамейка, а также и асфальт вокруг неё, были густо заплеваны шелухой от семечек. Аллеи парка нехотя сходились к невзрачному фонтану, в центре которого каменела девушка, едущая верхом на дельфине. Фонтан был сух как министерская резолюция и использовался исключительно для свалки мусора. По краю фонтана разгуливала огромная наглая ворона, косо посматривая на воробьев, склевывающих с неровного грязного асфальта всякую дрянь. По краю аллей кое-как росли чахлые, плохо подстриженные кусты, на ветках которых там и сям болтались разноцветные презервативы, похожие на нарядные ёлочные игрушки. Иногда в парк приходили милиционеры в резиновых перчатках и, матерясь, снимали презервативы с веток, но после этой процедуры парк становился еще скучней.
   Вечерело. Несколько праздных гуляющих шли мимо скамейки философа, отбрасывая качающиеся вечерние тени, длинные и жирные как удав из Московского зоопарка.
   Невдалеке от лавочки, где сидел, задумавшись, философ, помещался небольшой, тщедушный монумент. Пустотелый бронзовый Джавахарлал Неру грустно сидел на своем бронзовом стуле в окружении мусора и многочисленых плевков. На его пыльном каменном постаменте, густо загаженном городскими птицами, было крупно нацарапано: Цой жив!. Проходивший мимо человек сильно южной внешности с полминуты изучал надпись, после чего запальчиво произнес с кавказским акцентом:
   -- Кха-акой Цхой?! Наххуй он жив?! Я иво маму ибаль! Даа? - и, оскорбленно плюнув, зашагал дальше.
   Джавахарлал Неру на своем стуле даже не шелохнулся. Плевком больше, плевком меньше - какая разница!..
   Еще через минуту к постаменту приблизился неряшливо одетый мужчина с портфелем в руке и сурово взглянул на прославленного сына индийского народа мутным страдальческим взглядом. Что-то их определенно роднило. В осанке сидящего бронзового человека и стоящего живого чувствовалась усталая, скорбная непреклонность, придававшая всей композиции единый законченный характер.
   Философ пригляделся к этой скульптурной группе, и по выражению лица и позе ее живого участника понял, что он тоже думает про что-то неприятное, даже не про щипцы, а про какой-то большой, надоедливо зудящий слесарный инструмент. Судя по выражению лица стоящего человека, это было несомненно зубило. Тупое зазубренное зубило, густо покрытое ржавчиной. Набалдашник зубила был сильно расплющен и свернут на сторону от частых и неточных ударов молотком, наносимых, как правило, дрожащей рукой.
   В отличие от философа, стоящего человека нисколько не удивляло, отчего зубило появилось в голове и надсадно, не переставая, зудит. Зубило всегда появлялось, когда хотелось выпить, а когда желание выпить принимало нестерпимый зарактер, зубило начинало зудеть и вибрировать. Отсутствие наличности в кармане во много раз усиливало зуд и придавало ему характер китайской пытки.
   Человек еще раз с тоской всмотрелся в бронзовое лицо статуи и мрачно сплюнул сквозь зубы:
   -- Ну чего расселся, мудофель!.. Вот тебя б ентим зубилом поковырять... Да ты ж, небось, и не пьёшь... урод!
   Тут человек с зубилом в голове перевел взгляд на философа и увидел в выражении его лица остатки щипцов. Щипцы, конечно, не зубило, но все же нечто родственное, и от этого родственного ощущения возникло желание вступить в разговор.
   -- Привет, командир! Скажи мне, а что это за личность такая? Джала.. ва... хархал... Тьфу ебтнть, пасть узлом завяжется, пока выговоришь!
   -- А это лидер индийского народа. Его к нам прислали по обмену опытом, учиться у наших людей бесстрашию и оптимизму. Он, видите ли, призывал ничего и никогда в жизни не бояться...
   -- Говоришь, призывал ничего не бояться?
   -- Ну да! Поэтому его сюда к нам и посадили, для воспитания. Вот теперь он тут сидит - и плевать все на него хотели.
   Человек бегло пересчитал плевки у подножия монумента и сочувственно хмыкнул:
   -- Так вот отчего он такой заёбанный?
   -- Он не заёбанный, он просветлённый,- убежденно ответил философ.
   -- Ты смотри! А у меня тоже был фотоаппарат ФЭД с просветлённым объективом. Подарок от завода. Я его пропил годов пять тому назад.
   -- Интересная мысль! А у меня вот все никак не выходит.
   -- Чего не выходит? - удивился алкоголик.
   -- Ну чтобы мой объектив тоже был по жизни просветлённый, как у Неру,- разъяснил философ,- ну, или как у твоего фотоаппарата, который ты пропил.
   -- Ишь ты чего захотел!- сурово ответил собеседник,- Чтобы объектив стал просветлённым, его знаешь сколько пидорасить надо? Сперва стекло шлифуется, делается линза-анастигмат, потом эту линзу специальными пленками покрывают в три слоя, все слои разной толщины. А делают это химическим травлением или можно еще возгонкой фтористого магния в вакууме. Разная технология, разные цеха.
   -- А для чего эти пленки?- уже с интересом спросил философ.
   -- А для того чтобы уменьшить коэффициент отражения света от полированной поверхности. У пленки показатель преломления обязательно должен отличаться от показателя преломления самого стекла. Тогда аффективная светосила объектива увеличивается.
   -- А что такое аффективная светосила?
   -- Да хуй ли тебе объяснять, ты ж все равно не оптик!
   -- Нет. А Вы, наверное, оптик?
   -- Я на Ленинградском оптико-механическом семнадцать лет отпахал шлифовщиком. Так, выучил кое-что. Да я тебе не к тому это рассказываю, а к тому, что если с оптикой столько ебаться надо, чтобы её просветлить, так с человеком, думаешь, меньше?
   -- Я даже никогда об этом не думал в таком контексте,- ответил философ.
   -- Да тут не хуя и думать. Человека сложнее чем линза. Значит, его вообще всю жизнь надо ебать, чтобы он стал просветлённый. И всё равно почти никто не становится. Заёбанные все становятся - это точно.
   -- И что же делать?- спросил философ. Он подумал о своих студентах, которых он мучил лекциями, зачетами и пересдачами, и в голове опять тускло засверкали знакомые щипцы.
   -- Менять коэффициент преломления на поверхности,- серьезно ответил страдающий от зубила оптик. Спиртовая пленка лучше всего помогает. У тебя сколько денег с собой?
   -- Ну рубля два с мелочью будет. А что?
   -- Как это что? Я же так понимаю, ты выжрать не против?
   Философ подумал и решил, что глупо будет отказываться от возможности выжрать водки с хорошим человеком. А посему через четверть часа оба уже сидели на той же скамейке с бутылкой и стаканами.
   -- Закусить бы чем,- нерешительно произнес философ.
   -- Баловство,- ответил оптик,- Закуска градус крадет.
   Выпили. Помолчали. Повторили. Еще помолчали.
   Приблудная собака с никакой шерстью ткнулась философу черным влажным носом между колен. Оптик сунул руку в портфель, вынул оттуда грязную карамель, и освежевав, предложил четвероногому собрату по несчастью. Собака осторожно взяла зубами угощение, благодарно вильнула хвостом и потрусила дальше по аллее. Философ зачем-то стал смотреть ей вслед.
   Собачьи ноги ступали неуловимо быстро для глаза, с не совсем равными промежутками между шагами, и собачье тело от этого несколько вибрировало и покачивалось на ходу, и все-таки в собачьей рыси была элегантность, и была какая-то неуловимая умом и глазом закономерность в постановке ног. А ведь собака вовсе и не думала, как правильно ей ставить ноги. Собака была занята конфетой. Значит порядок в природе вещей все-таки есть, и от мыслей он никак не зависит. И почему трезвые люди этого не понимают?
   Неожиданно философ почувствовал крайнее облегчение. Если раньше ему приходилось железным усилием воли поддерживать порядок в голове, следить за мыслями, чтобы они не срывались на всякую всячину, то теперь необходимость в такой слежке отпала напрочь. Порядок и гармония установились сами собой, и теорема Гёделя отошла на второй план. Щипцы же пропали из головы совершенно.
   Оптик тоже почувствовал радостное освобождение от зубила и одновременно с этим, потребность в некой интеллектуальной активности. Сунув руку в портфель, из которого незадолго до этого была извлечена бутылка и собачья карамель, он достал потёртую клетчатую доску и шахматные часы.
   -- Ну что, командир, хочешь я тебя в шахматы объебу?
   -- Попытайся,- флегматично ответил философ.
   Не спеша, расставили фигуры. А куда спешить? Расставили, конечно, криво, кое-как, но ведь суть ходов от этого не меняется.
   Философ взял в одну руку черную пешку, а в другую белую, спрятал руки за спину и выставил кулаки вперед. Оптик размашисто хлопнул по левой руке. Философ раскрыл кулак, показав черную пешку, и многозначительно ухмыльнулся. Ухмылка эта вовсе не была вызвана возможностью сделать первый ход. Дело было в другом, гораздо более важном приобретении, а именно, в обретении не только мыслями, но и вещами, своего настоящего, первозданного смысла.
   И в собачьей побежке, и в предстоящей партии в шахматы, и во всех остальных вещах существовал замечательный порядок, вечный и нерушимый. И чтобы вернее всего найти этот порядок, никогда не стоит отправляться на его поиски.
   Thursday, August 16, 2001 Dallas, TX

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"