Шушаков Олег Александрович : другие произведения.

Горошина для принцессы Пролог

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Принцесс-то было много, да были ли они настоящие?

  Принцесс-то было вволю, да были ли они настоящие?
  Ханс Христиан АНДЕРСЕН
  
  ПРОЛОГ
  
  Минск, начало июня 1933 г.
  
  - Снежка! Ты куда?! Стой!
  - Ага, сейчас!
  - Подожди!
  - А ты догони!
  - И догоню!
  - Ага!
  Сначала Владимир хотел её догнать, а потом махнул рукой. Разве догонишь! Такого сорванца. Он махнул рукой и упал на траву. Бог с ней! Пусть бегает сколько хочет! Он упал навзничь, закрыл глаза и раскинул руки в стороны.
  Как хорошо вот так лежать и не двигаться...
  Он посмотрел в небо. И словно задохнулся.
  Потому что прямо ему в глаза смотрели льдисто-серые Снежкины глаза. Безумно близко...
  Тихонько подкравшись, она наклонилась к нему и всмотрелась.
  Что она могла в нём увидеть?.. Смешная, глупая девчонка! Ведь малявка ещё совсем! Всего-то четырнадцать с небольшим!
  Почему же у него так сжалось сердце? Почему всё сжалось у него внутри в эту долгую-долгую секунду? Почему?
  А, может, взять и повалить её на траву? Пощекотать? Посмеяться? Но что-то не позволило ему это сделать. Что-то, сиявшее в её глубоких, как небеса, глазах... Что?
  А тишина звенела, не смолкая...
  Наконец это безконечное мгновение окончилось. Снежана отхлынула от него.
  Владимир закрыл глаза и перевёл дыхание. И сразу прорезались звуки окружающего мира. Плеск воды, весёлые голоса отдыхающих, смех и громкая музыка.
  Боже мой...
  - Мы будем сегодня кататься? - спросила Снежка, стоя над ним.
  - Будем, - ответил Владимир, кое-как справившись с сердцебиением.
  - Папа, папа! - вдруг закричала она.
  - Снежка! Я же тебя предупреждал! Не вопить и не носиться, сломя голову! - комбриг Добрич строго посмотрел на дочь.
  Любимую. Единственную...
  - Папа! Хочу кататься! - её звонкий голос не понизился и на полтона.
  - Снежка! - нахмурился Добрич.
  - Да, папа! - подбежала она к нему и замерла, невинно хлопая ресницами.
  - Сне-жка!! - строго-настрого сказал комбриг и, не выдержав, улыбнулся.
  - Папа, папа! - запрыгала она.
  - Беги за лодкой!
  - Ура! - опрометью кинулась она к причалу лодочной станции.
  - Снежка!
  Дочка вернулась к нему, и он погладил её по белокурой голове. А потом взглянул на лежащего в траве молодого человека...
  - Возьми лодку, Снежка! И... - Добрич махнул головой в сторону Владимира. - Покатайтесь... А я посижу, посмотрю.
  - Папа!
  - Что, папа?
  - Хочу с тобой!
  - Ну, ладно.
  - Нет, хочу с ним!
  Какая же ты у меня поперечливая, подумал он. Вот кому-то счастье достанется!..
  Комбриг повернул голову и посмотрел на Владимира. На память он пока не жаловался. Младший лётчик Иволгин Владимир Иванович. Двенадцатого года рождения. Окончил первую военную школу лётчиков. Комэска его хвалил. Лихо летает, хорошо стреляет и ничего не боится. Неплохая была бы пара для Снежки.
  В будущем...
  Потому что она ещё так молода! Впрочем, молодость с годами проходит. А он всё чаще стал замечать, что годы мелькают, как листки на отрывном календаре.
  - Ладно, покатайся с ним, - сказал он.
  - Ура! - обрадовалась Снежка и закричала. - Володя! Побежали скорей кататься!
  - А где же лодка? - спросил он.
  - Сейчас!
  Владимир улыбнулся вслед убегающей Снежкиной спине. И посмотрел на комбрига.
  Георгий Александрович сидел и молча глядел в озеро, обхватив крепкими руками колени. Он полностью ушёл в себя. И тяжело вздохнул, глядя прямо перед собой и ничего не видя.
  Наталия была такая красивая... И такая непредсказуемая. Самая любимая!.. Господи, ну почему она так рано их оставила?! Господи, ну почему дочка так на неё похожа?!
  Владимир исподтишка разглядывал командира.
  Это произошло совершенно неожиданно. Он даже не думал, что сможет однажды оказаться вот так вблизи, рядом с ним, настоящим лётчиком-асом, Героем Гражданской войны, трижды орденоносцем, человеком-легендой. Оказаться вблизи не в служебной обстановке, а просто так.
  Владимир был дружен с его дочкой, маленькой озорной белобрысой хулиганкой. И, оказавшись в воскресный день на берегу озера совсем один, тут же попал под её весёлое покровительство.
  У Снежки были прекрасные отношения со всем миром. Комбриг овдовел много лет назад, и его дочка выросла на лётном поле. И лётчики, и техники отцовской авиабригады баловали её как могли. Наверное, потому что она была такая непоседливая малявка!
  Владимир вздохнул. Жаль, конечно, что ей всего четырнадцать.
  А вот Тамаре уже двадцать шесть! Он встречался с ней тайком. Она была старше его на пять лет, успела три раза сходить замуж и очень многое умела... Он содрогнулся. Эта женщина в прямом смысле слова высасывала из него все силы! Её губы были такими горячими, а язык таким неутомимым!
  Сладкая... Развратная... Ненавистная!
  Владимир усилием воли выбросил Тамару из головы. Нельзя о ней думать! Неправильно всё это! Он ненавидел себя за то, что таскался к ней через день, но ничего не мог с собой поделать!
  - Воло-дя! - услышал он вдруг Снежкин голос.
  Смешная девчонка! Только маленькая ещё совсем.
  Снежка... Снежана... Снежная. Чистая, как первый снег! Такая светлая. Такая хорошая...
  Она подскочила к нему и сказала:
  - Ты долго будешь здесь валяться? Вон лодка! Не видишь что ли, я привела уже?
  Владимир схватил её за лодыжки и уронил на траву. А Снежка смеялась, отбрыкиваясь. Он отпустил её, откинулся и остался лежать, закрыв глаза.
  Она навалилась на него и спросила:
  - О чём ты думаешь?
  - О тебе... - прошептал Владимир.
  Снежана отскочила как ошпаренная.
  - Ха-ха! - рассмеялся он. - И ты поверила!
  - Ха-ха! - рассмеялась она. - Конечно, нет!
  А, ведь, поверила...
  - Ну что, пойдём кататься?! - поднялся Владимир.
  - Пойдём! - улыбнулась Снежка.
  - Бежим?
  - А догонишь?
  - Догоню!
  
  
  Минск, начало июня 1936 г.
  
  Пора бы уже навести порядок в личной жизни, товарищ страшный лейтенант...
  Сегодня Владимира вызвали в строевую часть и под роспись ознакомили с приказом, которого он давно уже ждал.
  Командир лучшего авиаотряда сто сорок второй истребительной авиабригады Белорусского военного округа, орденоносец, старший лейтенант Иволгин направлялся в Липецк на высшие лётно-тактические курсы. Ему выдали проездные, воинское требование и аттестат.
  Теперь, как и положено, предстояло устроить отвальную.
  Но думал он не об этом. Помимо прочего, Владимиру надо было объясниться с Тамарой.
  Но и это не очень его безпокоило. Насчет Тамары он всё уже решил. Просто не было подходящего случая поставить точку.
  Он думал о Снежке.
  И до сих пор не мог разобраться в своих чувствах...
  Он прекрасно помнил, как однажды, между полётами, его подозвал к себе комбриг. Снежкин отец.
  - Володя, - сказал он. - Снежана очень дорога мне. У меня никого больше нет. Вы дружите. И я не знаю, что делать...
  Внезапно он схватил его за отвороты реглана и, резко дёрнув, притянул к себе.
  - Что ты делаешь?!! - прорычал он. - Я ведь всё знаю про твои отношения с Тамарой!!! Зачем ты морочишь голову моей девочке?!
  Владимир не мог вымолвить и слова.
  Добрич встряхнул его. Приподнял и поставил назад. Смахнул с него невидимые соринки... И отвернулся.
  - Товарищ комбриг... - прошептал Владимир. - Георгий Александрович! - он сжал кулаки, прижал их к груди и опустил. - Простите... Я не морочу. Но... Простите... Я не могу. Это...
  - Смоги! - сказал комбриг и размашисто зашагал вдаль.
  Владимир совсем запутался.
  Последнее время они со Снежкой действительно сильно сблизились. Она была удивительной девушкой! Красивой, умной и начитанной. Простой и, одновременно, очень гордой. Иногда задорной, смешливой и проказливой, а иногда такой серьёзной, что не подступись!
  Владимир проводил с ней почти всё свободное время. Они вместе гуляли по вечерам, много и жарко спорили об искусстве, литературе и авиации... Ему было так легко с ней! Так хорошо!
  Почему же, проводив Снежку до дома, он плёлся к Тамаре?!
  Ведь он не любит эту женщину! И каждый раз, побывав в её постели, сам себя презирает! Сколько раз он давал себе слово больше с ней не встречаться! А потом, проклиная свою слабохарактерность, вновь оказывался у её дверей.
  Комбриг прав! Пора кончать эту бодягу! И дело тут вовсе не в Снежке!
  А на самом деле, именно, в ней... И только в ней!
  Владимир вышел из штаба и наткнулся на её взгляд. Она стояла у крылечка и болтала с дневальным. Увидела его и тут же отвернулась.
  Он спустился по ступенькам и остановился. Красноармеец вытянулся по стойке 'смирно', а Снежка улыбнулась и дерзко спросила:
  - Что? На повышение пошли, товарищ старший лейтенант?
  Владимир покорно склонил голову и тихо сказал:
  - Снежка, можно тебя на минутку?
  Она замерла, услышав его слова. Махнула своими густыми ресницами. И кивнула:
  - Да, конечно.
  - Снежка, я уезжаю... - сказал Владимир, отведя её в сторону.
  Ей было уже семнадцать... Она стала такая красивая! Пока он сам себя обманывал, она стала такая... Такая!.. А он!
  - Снежка...
  - Да.
  - Снежана...
  Стройная золотоволосая ясноглазая девушка подняла на него свои бездонные льдисто-серые очи.
  И Владимир потерял дар речи.
  - Что ты хочешь услышать? - спросила она.
  - Я уезжаю... - сказал он.
  - До свидания, - сказала она.
  - Прощай! - Владимир горько улыбнулся, махнул рукой и повернулся, чтобы уйти.
  - Стой! - сказала она.
  - Стою, - ответил Владимир.
  - Ты! - сказала Снежана.
  - Я, - ответил Владимир.
  Она подошла к нему. Она подошла к нему так близко! Безумно близко!.. Она просто обжигала его своим светлым, чистым огнём!
  Боже мой!
  - Ты уезжаешь? - тихо спросила Снежана.
  - Да... - прошептал Владимир.
  - Навсегда? - спросила она ещё тише.
  - Да, - сжалось всё у него в груди. - Нет... Не знаю...
  - Так 'да' или 'нет'?
  - Снежана...
  - Что?
  - Так надо. Прости, - справился, наконец, с собой Владимир.
  - Прощаю... - прошептала она, отвернулась и ушла.
  И всё вокруг потемнело...
  Но так было надо.
  Владимир пошёл в магазин, набрал водки и закуски.
  - За Сталинских соколов!
  - Ур-р-ра!.. - кричали ребята.
  Теперь можно было их ненадолго оставить. Он хлопнул стакан водки и пошёл в столовую. К той, которая выпила его почти до дна.
  - Ну, что, мой сладкий, - ухмыльнулась Тамара. - На повышение?
  - Почему ты такая? - спросил он.
  - Какая? - она подошла и прижалась к нему своими тугими грудями.
  - Почему ты - так?! - отодвинулся Владимир.
  - Как? - Тамара скользнула руками вдоль него. - Так?.. Или так? - она положила ладони ему на грудь и поиграла пальцами, шаловливо царапая её сквозь ткань гимнастёрки.
  И Владимир, сам того не желая, сразу зажёгся. Это было невыносимо!
  - Нет! - хрипло сказал он.
  - Да!.. Да!.. Да! - шептала Тамара.
  Она знала, что делала! Но на этот раз ошиблась.
  - Я уезжаю! - из последних сил оттолкнул её Владимир.
  Тамара всхлипнула. Он взял её лицо в руки и заглянул в глаза. И ничего в них не увидел. Кроме пустоты.
  - Прости, Тамара, но к тебе я больше уже не вернусь! - Владимир закрыл за собой дверь и ушёл.
  Насовсем.
  
  
  Барселона, начало августа 1937 г.
  
  День окончился неудачно...
  Впрочем, он всё-таки вернулся домой.
  Но эти трёхмоторные прошли. И сбросили свои бомбы.
  Владимир до сих пор так и не смог понять. Как можно убивать детей и женщин!?.. Зачем? Зачем они убивают женщин и детей?! Сволочи!!
  Вчера он ездил в город и видел по дороге эти разрушенные улицы, эти обрушившиеся дома, эти потухшие женские лица у водоразборной колонки. Он видел их глаза. И глаза их детей...
  Которых каждый день убивают фашисты!
  И за это их будет убивать он, старший лейтенант Иволгин! Будет убивать, потому что они - сволочи! Потому что никому никогда нельзя убивать женщин и детей!
  Мигуэль, механик его самолёта, подскочил к нему сразу после того, как он зарулил свой 'чато' на стоянку:
  - Муй бьен, ми капитан! Тодос уа сабе! Ту деррибар эн италиано авион!
  Владимир молча сбросил парашют. Ему не хотелось ничего говорить.
  Да! Он завалил 'Фиат'. Но 'Юнкерсы' прорвались... Пули их не берут, что ли?! Он всадил в одного почти полбоекомплекта! Фашист задымился, но сумел уйти. Потому что у Владимира вышли патроны. Вот тебе и 'но пасаран'.
  Он скрипнул зубами. Сегодня они прошли.
  Но это в последний раз! В следующий раз он просто ударит эту сволочь собой! И разобьёт об него свой 'чато'! Лучше умереть... Чтобы больше не видеть этих уже ни во что не верящих женских глаз.
  Владимир швырнул свой шлем об землю и зашагал прочь.
  Мигуэль грустно посмотрел ему вслед. Эти русские парни каждый день поднимаются в небо, чтобы сражаться за его Родину. И каждый день их возвращается всё меньше и меньше. Но что он мог поделать...
  Мигуэль подобрал шлем и подошёл к 'чато', чтобы протереть тряпкой уставшие цилиндры. На глаза навернулись слёзы. Но он сдержался.
  Мужчинам плакать нельзя!
  Поэтому Владимир просто налил себе вина. Красного как кровь испанского вина. Встал и выпил. Молча. Потому что сегодня из боя не вернулся Сергей.
  Хороший парень... Отличный лётчик... Настоящий друг.
  Владимир вздохнул. Слава Богу, что не ему придётся прятать глаза перед Серёгиной матерью, сообщая о его гибели. Потом он, конечно, съездит в Оренбург. Потому что обязан рассказать матери, как погиб её сын. Но, может, ещё удастся отвертеться. Может, ему повезёт, и его всё-таки собьют на хрен!
  На счету Владимира было уже семь вражеских самолётов, но сам он до сих пор не имел ни царапины. Впрочем, никому не может везти до безконечности! Так что шанс ещё есть!
  Он сидел один в придорожном кафе.
  Доложив Анатолию о том, что видел в бою, в столовую он не пошёл. Толя Серов - свой парень! В доску! И всё понимает. Но Толя - командир! И, ясное дело, никакой самоволки не разрешил бы. Поэтому, никому ничего не сказав, Владимир взял и махнул в город. Это было серьёзным нарушением дисциплины. Но ему необходимо было побыть одному.
  Сегодня он не смог спасти друга. Не успел! Но видел, как он погиб. Поэтому сегодня будет лучше, если он побудет один. Чтобы не сорваться...
  Солнце уже давно спряталось за красными черепичными крышами. Длинные тени принесли долгожданную прохладу. День тихо угасал.
  Маленькое кафе было почти пустым. Лишь в дальнем углу несколько седых, пожилых испанцев, прихлёбывая вино и попыхивая сигаретами, вели неспешную беседу. Может о войне, а может о погоде.
  Он сидел у самого выхода. Иногда мимо проезжали машины. Изредка проходили люди. Всё время туда-сюда бегали дети. Но он их не замечал.
  Владимир наполнил бокал до краёв и выпил залпом. Может, завтра у него и будет болеть голова. Но это будет завтра... А сегодня он будет пить! Потому что сегодня ему нужно напиться и забыться! А завтра - будь, что будет! Даже если придёт его черёд...
  А придёт и ладно! Значит, так тому и быть! Но перед этим он загасит ещё одну фашистскую сволочь!
  Владимир твёрдо решил при отражении следующего налёта таранить 'Юнкерс'. Чтобы у остальных трёхмоторных очко играло при виде 'чатос'! Чтобы знали, сволочи, что им не пройти! Он сжал кулаки так, что захрустели пальцы.
  В этот момент к его столику подошла девушка и молча села рядом.
  Незнакомка была очень красива. Узкая талия. Высокая грудь. Пухлые алые губы. Иссиня-чёрные волосы. Огромные карие глаза.
  Чем-то неуловимым она напомнила ему далёкую-далёкую Снежку. Такая же юная... Такая же милая...
  - Как тебя зовут? - спросил Владимир.
  Он уже слегка опьянел, и спросил по-русски. Но она его поняла.
  - Исабель. Исабель Фуэгос.
  - А меня - Володя. Владимир Иволгин.
  - Русо? - Исабель подняла руки и грациозно поправила волосы.
  - Совьетико пилото, - пояснил Владимир.
  - Совьетико! Авиадор! - блеснули её глаза. - Грасияс! Мучас грасияс!
  - За что?
  И опять она его поняла. И вместо ответа просто погладила Владимира по щеке.
  - А, ты - красивая, Исабель, - грустно улыбнулся он. И наморщил лоб. Как же это сказать по-испански? - Ту белла, Исабель... Муй белла! Очень красивая!
  Она сидела перед ним, сложив руки на коленях. В простом тёмно-синем платье, с алой ленточкой в чёрных волосах. На вид лет восемнадцать. Едва ли больше. Стройная... Милая...
  - Исабель, - вдруг спросил Владимир. - А как по-испански 'любовь'?
  Это было удивительно. Но переводчик им не требовался. А, впрочем, за эти долгие полгода он научился немного понимать испанский язык.
  - Амор, - сказала она. А потом взяла его ладонь и прижала её к своей щеке. - Симпатико.
  - Милый?.. Эс вердад? Это правда?
  - Си.
  - Исабель, - сказал Владимир. - Белла морена... Смуглянка...
  Она улыбнулась.
  - Почему ты здесь? - спросил Владимир, и помотал головой, осознав, что опять говорит по-русски. - Пор ке ту акуи?
  Но она его поняла и так.
  - Пор ке ту бебе? - Исабель взяла его за руку.
  Его встревожил её внимательный взгляд.
  - Почему пью?.. Мой друг... - Владимир опустил голову. - Ми амиго эс муэрто. Погиб в бою... Эн комбате.
  - Ах, Володио, - прошептала Исабель и её прекрасные глаза наполнились слезами. - Ло сиенто мучо...
  - Да... Очень жаль, - тихо сказал Владимир, а потом спросил. - А хочешь, я тебе его покажу? - он вспомнил вдруг, что у него была с собой маленькая, девять на двенадцать, фотография. Он, Толя и Серёга возле обломков 'Юнкерса'.
  Владимир достал её из нагрудного кармана и показал Исабель:
  - Ми амигос. Это - я, это - Анатолий, - тыкал он пальцем. - А это, Сергей.
  Крепкие парни в кожаных куртках, стояли, улыбаясь и щурясь на солнце, а за их спиной из земли торчал кусок крыла с ненавистным косым крестом на белом фоне. Исабель разглядывала эти весёлые лица, и её сердце переполняли тепло и благодарность. Наконец-то, она увидела тех, кто, не жалея своих молодых жизней, защищал её от падающей с неба, свистящей и воющей смерти.
  - Давай помянем Серёгу, - Владимир налил вина. Ей и себе. И выпил, не чокаясь.
  Глядя на него в упор, Исабель медленно осушила свой бокал, а потом вдруг обвила его шею руками и поцеловала.
  Начавшись почти как сестринский, её поцелуй с каждой секундой становился всё крепче, всё страстнее. Исабель прижалась к нему, и Владимир даже сквозь свою кожаную куртку, даже сквозь её платье, почувствовал какая у неё упругая грудь. Фуэгос... То есть, огонь. Она действительно обжигала, как пламя.
  Её тонкие пальчики нырнули и запутались в его шевелюре. У Владимира зазвенело в ушах. Жаркая волна прокатилась по телу. Но он не посмел её обнять. Не имел права! И держал свои руки на привязи.
  Их поцелуй длился целое столетие...
  Когда она, наконец, оторвалась от его губ, Владимир инстинктивно огляделся. Но на них никто не обращал внимания. Исабель продолжала обнимать его за шею и смотрела сквозь свои чёрные ресницы прямо ему в глаза. Она смотрела на него каким-то необычайным, туманным взглядом. И от этого взгляда у Владимира всё сильнее кружилась голова.
  - Исабель!.. Но! Но эс посибле!.. Нельзя! Маньяна ми тамбьен... Завтра меня тоже могут убить. Уо эс посибле эс муэрто эн комбате, - шептал он, утопая в её глазах.
  - О, тонто... Олвиде де муэрте! О пор ля тарде соло амор! - шептала она.
  - Сегодня вечером только любовь? - переспросил Владимир.
  Его не просто штормило. Кафе болталось слева направо, как качели. Но он понимал, что это не от вина. Владимира никогда не штормило так даже от водки. Похоже, всё дело было лишь в этой чудесной девушке с алой ленточкой в волосах, которая его сейчас обнимала.
  - Си, симпатико, - Исабель встала и, взяв его за руку, потянула за собой. - Бамос, куэридо...
  - Куда? Адонде бамос, Исабель? - поднялся он из-за столика вслед за ней.
  - Бамос а каса дэ ми.
  - К тебе домой?
  - Си, куэридо...
  Владимир достал из кармана несколько песет, уронил их на столик и, увлекаемый девушкой, вышел из кафе.
  Любовь с первого взгляда? Но, ведь, так не бывает!.. Или бывает?
  Владимир ничего не понимал. Да и не смог бы. Даже если бы захотел. Потому что не дано это мужчине! Не дано мужчине понять женщину.
  Откуда ему понять! Что вокруг война. И смерть... Противоположность жизни.
  Когда она увидела его, её сердце так внезапно распахнулось навстречу любви, что Исабель и сама ничего не успела понять! Потому что никогда с ней такого не было!.. Этот широкоплечий рыжий парень с бутылкой вина был так одинок, что она не смогла пройти мимо. А потом, когда увидела его печальные глаза, не смогла оставить одного. А когда поняла, что кроме сегодняшней ночи у него ничего уже не осталось, что завтра его уже не станет, не смогла отпустить.
  А когда поняла, что влюбилась, было уже поздно...
  Владимир был околдован её поцелуем. И забыл обо всём. Кроме её милых глаз, кроме её нежных губ, кроме её высокой груди и стройных ног.
  А она вела его за собой по улице, крепко держа за руку. И волна её иссиня-чёрных волос тихо плескалась на тёплом ветру. Иногда Исабель оборачивалась, бросая на него нежный взгляд. И его сердце под этим взглядом таяло словно воск.
  Сопротивляться было безсмысленно.
  Он и не сопротивлялся...
  Москва, декабрь 1937 г.
  
  Грамоту Героя Советского Союза и оба ордена майору Иволгину вручил Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин, маленький сухонький старичок в очках, бородка клинышком.
  Помня предупреждение его секретаря, Владимир осторожно пожал слабую старческую ладошку и вернулся на своё место.
  Ванька Лакеев, которому тоже присвоили звание Героя, помог ему привинтить ордена Ленина и Красного Знамени рядом с орденом Красной Звезды, полученным ещё в мае тридцать шестого за успехи в боевой и политической подготовке...
  Владимир вернулся на родину в начале октября. Написал отчёт о командировке и получил законный отпуск и путёвку в Сочи, в военный санаторий имени товарища Ворошилова.
  В санатории Владимир мало общался с остальными отдыхающими, хотя многих из них хорошо знал по Испании.
  Большинство пилотов и штурманов приехало в Сочи вместе с семьями, и, глядя на счастливые женские лица, он ещё острее ощущал своё одиночество. И словно лелеял его, большую часть времени проводя у бушующего моря совершенно один.
  Он молча смотрел на огромные волны, набрасывающиеся на берег с неукротимой силой, и старался вообще ни о чём не думать...
  Постепенно холодное, штормящее Чёрное море остудило его опалённую войной душу. Яркость воспоминаний понемногу потускнела. Но боль утраты никак не уходила.
  Владимир всё ещё не мог забыть Исабель...
  Прекрасная каталонка оставила глубокий след в его душе, хотя полюбить друг друга по-настоящему они не успели.
  В тот единственный вечер в их жизни она молча привела его к себе, в маленькую комнатку на окраине Барселоны. И как только за ними захлопнулась дверь, всё также молча, обвила его шею руками и припала к губам.
  Поцелуй был таким жарким и глубоким, что у Владимира снова закружилась голова.
  А она то отрывалась от его губ, то снова целовала. Целовала то страстно, то нежно. Прижимаясь к нему всем телом. И он всем телом чувствовал её... А его руки летали по её спине, груди, бёдрам... И голова у него кружилась всё сильнее и сильнее.
  Вдруг она отодвинула его от себя и посмотрела ему прямо в глаза своими широко раскрытыми глазами.
  Владимир замер, затаив дыхание. А она, глядя на него в упор и глубоко дыша, опустила руки, развязала поясок на своём платье, а потом одним грациозным, невыразимо прекрасным движением сняла его через голову.
  Словно тысячи тамтамов застучали у Владимира в ушах, когда она предстала перед ним почти нагая.
  Почти, потому что на ней ещё оставались чулки и туфельки.
  Исабель медленно подошла к нему, сняла и уронила на пол его куртку, а затем стала расстёгивать рубашку. Она вся трепетала.
  Также как и он.
  У Владимира всё пересохло во рту! Он пылал, как факел в ночи! Но вовсе не потому, что уже очень давно не знал женщины! Это было что-то другое... У него были когда-то женщины. Но внезапно он понял, что такой у него не было никогда!
  Если бы только он знал! Если бы только он знал то, что понял лишь тогда, когда уже стало поздно. Тогда он был бы в тысячу раз нежнее.
  А, может быть, в миллион...
  Она тихо лежала в его объятиях, а Владимир не мог себе простить, что потерял голову и так страстно взял её. Потому что теперь понимал, что оказался её первым мужчиной.
  Мучаясь от острого чувства вины, он целовал заплаканные глаза и солёные губы Исабель. Его руки, лаская и успокаивая, нежно скользили по её телу... А Исабель обнимала его, прижимая к себе всё крепче и крепче, разгораясь от его поцелуев всё жарче и жарче.
  И они снова принялись страстно ласкать друг друга. А когда, совсем обезсилев, затихли, за окнами давно уже стояла ночь.
  Владимиру пора было уходить.
  Он одевался, а Исабель горько рыдала, уткнувшись лицом в подушку. Она плакала так безутешно, что у Владимира разрывалось сердце.
  Он встал на колени перед кроватью и стал гладить её густые, пахнущие жасмином, волосы.
  - Уо волве, Исабель. Я вернусь, - шептал он. - Уо волве, куэрида.
  А она мотала головой и рыдала всё сильнее:
  - Но!.. Но!.. Но!..
  Тогда он посадил её к себе на колени, крепко обнял и стал целовать милое лицо. Губы, щёки, глаза, лоб... Понемногу она успокоилась и притихла, прижавшись к нему.
  - Маньяна... - шептал Владимир. - Уо льегар маньяна, куэрида. Я приеду завтра, любимая...
  И она поверила ему. И отпустила.
  Но им не суждено было больше встретиться...
  Он шёл пешком почти до самого утра. Шёл по пустой дороге и считал звёзды в чёрном испанском небе. И вспоминал горячие ласки своей Исабель.
  Владимир добрался до аэродрома в самое время. На востоке вовсю алела рассветная заря. Техники прогревали моторы 'чатос'.
  От выпитого не осталось и следа. Ни запаха, ни похмелья. А сил было столько, что он только удивлялся!
  Анатолий с укоризной посмотрел на него, но ничего не сказал. И не спросил...
  В этот день Владимир сделал три вылета. В двух из них они столкнулись с 'Фиатами' и 'Хейнкелями'. Но в этих коротких стычках никого сбить ему не удалось. Не удалось ему в этот вечер, и съездить в Барселону.
  А наследующий день опять был налёт трёхмоторных.
  Звено Владимира, в соответствии с планом боя, отсекло истребителей сопровождения и сбило двоих. 'Москас' тоже хорошо поработали, разгоняя 'Юнкерсы'. Но, тем не менее, несколько бомбардировщиков снова прорвались к городу...
  Лишь на следующий день Владимиру под каким-то дурацким предлогом удалось отпроситься и съездить в Барселону.
  С трепетом приближался он к дому Исабель, мечтая обнять её и прижать к груди. И целовать, целовать, целовать до самозабвения!
  Но её дома больше не существовало. Не было его больше...
  Прямым попаданием тяжелой авиабомбы, дом Исабель был превращён в груду развалин.
  Его сердце заныло от ужасного предчувствия.
  А потом он увидел алую ленточку, лежащую в пыли у него под ногами...
  Владимир медленно опустился на колени, поднял её и прижал к губам.
  Мужчинам плакать нельзя.
  А он и не мог.
  На следующий день, во время отражения очередного налёта, Владимир, сбив один 'Юнкерс' и оставшись без патронов, разогнался и ударил второго по хвосту своим 'чато'. Фашист рухнул и взорвался на собственных бомбах.
  Лишь у самой земли, выброшенный сильным ударом из самолёта, Владимир пришёл в себя на мгновение, дёрнул за кольцо, и вновь потерял сознание.
  Когда он вышел из госпиталя, его отправили на Родину...
  Внезапно очнувшись от горьких воспоминаний, Владимир огляделся.
  Вручение наград окончилось.
  Его возбуждённые товарищи, сверкая новенькими орденами на тёмно-синих френчах, поднимались со стульев, шумно переговариваясь и предвкушая большой кремлёвский банкет с руководителями партии и правительства.
  А у Владимира на душе было пусто...
  Весь декабрь он провёл в разъездах. Его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета по Солнечногорскому округу, и ему пришлось много времени посвятить предвыборным встречам со своими избирателями.
  Владимир рассказывал солнечногорцам о справедливой борьбе испанского народа с фашизмом, о героической обороне Мадрида, боях под Гвадалахарой, Теруэлем и Брунете.
  Оставаясь один, он доставал иногда алую шёлковую ленточку и долго смотрел на неё. Запах пороха и кирпичной пыли почти уже выветрился. Но, поднося её к лицу, Владимир по-прежнему чувствовал тонкий и нежный аромат жасмина...
  Со временем его боль понемногу притупилась.
  Герой Советского Союза майор Иволгин был избран депутатом Верховного Совета СССР первого созыва единогласно (явка - девяносто девять и девять, 'за' - девяносто девять и девять). Впрочем, иначе, наверное, и быть не могло.
  Они встретились в фойе Колонного зала Дома Союзов в одном из перерывов во время первой сессии Верховного Совета. Помощник по ВВС командующего войсками Ленинградского военного округа комдив Добрич тоже был избран депутатом.
  - Ну, здравствуй! - сказал он, обнял и похлопал Владимира по спине.
  - Здравствуйте, Георгий Александрович! - ответил тот.
  - Возмужал, возмужал! Вся грудь в орденах!.. Настоящий Герой!
  - Да, что вы, товарищ комдив! - смущённо улыбнулся Владимир в ответ.
  - Ладно, ладно, не прибедняйся! Читал я твой отчёт о командировке в Испанию. По долгу службы, само собой! И указ читал о твоём награждении. Но отчёт - отчётом, а надо как-нибудь посидеть, поговорить поподробнее! Как думаешь, найдём время?
  - Очень хотелось бы, товарищ комдив! - сказал Владимир.
  Но ещё больше ему хотелось встретиться не с комдивом, а с его дочерью.
  Снежана... Как она?
  Он вдруг с пронзительной горечью вспомнил их последнюю встречу. И его сердце защемило, как будто это произошло только вчера.
  Владимиру очень хотелось спросить комдива, как Снежана. Но заговорить о ней он не решался.
  И, всё-таки не мог не заговорить.
  - А как... - неуверенно начал он. И вдруг замолчал на полуслове. Потому что у него перехватило горло.
  Владимиру очень хотелось расспросить, как дела у Снежки. Есть ли у неё кто-нибудь? Не влюблена ли она? Не вышла ли уже, не дай Бог, замуж?
  Добрич не стал ему помогать.
  Нет, он не собирался мучить этого парня. Просто ему хотелось понять, хотелось почувствовать, не ошибся ли он в нём когда-то, решив про себя, что тот может сгодиться в зятья.
  - А как... - с трудом выдавил из себя Владимир. - Как Снежана?.. Как у неё дела?
  - Нормально дела, - ответил комдив, немного помолчав для порядка. - Взрослая уже совсем стала. В медицинском институте учится на втором курсе.
  Ему незачем было мучить Владимира, но очень уж хотелось убедиться, годится ли он в мужья его дочери на самом деле. Любит ли её по-настоящему? Или это была обычная юношеская влюблённость? Памятная, может быть, но давно оставшаяся в прошлом.
  - Да... Взрослая... Ещё краше, наверное, стала. Наверное, от женихов отбоя нет, - сказал Владимир упавшим голосом.
  Добрич пристально посмотрел на молодого человека. А, ведь, кажется, действительно любит.
  - А, может, она и замуж уже вышла? - решился, наконец, спросить Владимир.
  Комдив вздохнул. Нет, он не забыл, что Владимир путался одно время с Тамарой, заведующей лётной столовой. Безотказной и совершенно безстыжей бабёнкой.
  Он тогда по-отечески прочистил ему мозги. Как, впрочем, и было положено командиру и старшему товарищу. Однако, кто старое помянет, тому глаз вон...
  - Нет, ещё не вышла, - сказал комдив. - И женихов у неё пока не наблюдалось, насколько я знаю, - а затем добавил, прищурившись. - А вот влюблена ли в кого, это тебе, наверно, виднее.
  И улыбнулся, заметив, как засияли глаза Владимира...
  Ленинград, начало мая 1938 г.
  
  Почему ей так запомнилось это лицо?
  Оно преследовало её даже во сне. Одутловатое, нездорового бледного цвета, с мясистым носом и широкими залысинами...
  Почему оно так пугало её?
  Особенно этот пристальный, ощупывающий взгляд из-под пенсне.
  И ещё пальцы. Толстые и постоянно шевелящиеся, как щупальца осьминога, пальцы...
  Её передёрнуло.
  Надо отвлечься. Подумать о чём-нибудь другом.
  Но мысли сами собой возвращались к этому неприятному незнакомцу в кожаном плаще.
  Когда же это началось?..
  Он садился вслед за ней на трамвай, а потом всю дорогу до института стоял рядом и смотрел. Снежке был противен этот липкий взгляд. Но, почему-то, она, мгновенно срезавшая любого остряка-однокурсника, способная поддеть за живое своим язычком кого угодно, цепенела под этим взглядом, как кролик.
  Снежку никогда не безпокоили ни чьи взгляды. Она не считала себя красавицей и, заглядывая в зеркальце, находила своё лицо вполне заурядным, хотя и симпатичным. И только пожимала плечами, замечая иногда восхищение в глазах папиных знакомых. Молодых и не очень пилотов и штурманов.
  Вот, если бы Володька Иволгин хоть разочек так на неё посмотрел, вздохнула Снежана...
  Но они до сих пор оставались просто хорошими друзьями. Как и много лет назад, когда она была всего лишь голенастой, хулиганистой девчонкой-подростком, а он младшим лётчиком отцовской авиабригады.
  Снежка вдруг разозлилась на него! Ей уже девятнадцать, а он почему-то упорно не желает замечать, что она уже давным-давно не ребёнок, а абсолютно взрослая девушка! И даже ни разу не попробовал её поцеловать!
  А она, дура такая, всё равно думает о нём ночи напролёт!.. Дура! Дура!
  А он ни о чём не догадывается!
  Ну и ладно, вздёрнула она подбородок! Пускай тогда на неё смотрят посторонние мужчины! Пусть рассматривают, сколько хотят! Раз он такой дурак!
  Её мысли, сделав круг, вернулись к ужасному незнакомцу.
  Его взгляд был совсем не таким, как другие. Так смотрит удав на свою жертву!
  Господи, что же делать?!
  А, может, рассказать папе?.. Он был у неё самым лучшим на свете! Снежке было только семь, когда умерла мама. И с тех пор папа стал для неё всем!
  Как она им гордилась! Высокий, сильный, смелый! Герой Гражданской войны! Красный командир! Пилот!
  У неё не было от него никаких тайн! Никогда!.. Но сейчас ей почему-то не хотелось рассказывать папе о страшном незнакомце в чёрном кожаном плаще. Что-то подсказывало ей, что этого делать не стоит...
  Во всяком случае, пока.
  Она могла бы обратиться за помощью к Володьке и он, конечно, не раздумывая, навалял бы по шее любому, на кого она покажет пальцем!
  Потому что Володька вообще никого не боялся! Герой Испании! Комбриг! И кулаки у него были здоровенные, и гирями на спортплощадке он жонглировал легко и непринуждённо, как цирковой силач! Снежка сама видела!
  Но в последнее время он как-то от неё отдалился. Стал реже бывать у них с папой в гостях...
  Раньше, бывало, не вытолкаешь, вздохнула она. А сейчас он почему-то стал её избегать.
  Что же делать?! Снежке ужасно не хотелось опять ехать в одном трамвае с этим типом, у которого пальцы, как щупальца.
  Значит, сегодня она пойдёт в институт пешком! Она быстро сунула тетрадки с конспектами в командирскую сумку, подарок отца. Положила туда же ломоть хлеба с колбасой, на обед. И, захлопнув дверь, дробно застучала каблучками по лестнице.
  Стояло прекрасное майское утро! Ночью была гроза и умытый город дышал весенней свежестью. С огромных афиш новой, замечательной и безумно смешной кинокомедии 'Волга-Волга', задорно улыбаясь, смотрела Любовь Орлова.
  Лёгкий ветерок трепал волосы и наполнял грудь. Снежке хотелось бежать босиком по тёплому, всё ещё мокрому после ночного дождя асфальту и смеяться во весь голос!
  'Ах, ты радость молодая, невозможная!'.
  Как здорово, когда тебе всего девятнадцать и всё-всё ещё впереди!
  И Снежка бежала, скинув туфельки, смеясь и размахивая своей командирской сумкой. И солнце сквозь прозрачные зелёные кроны тополей слепило ей глаза...
  Он стоял, заложив руки за спину. Его толстые губы кривились в усмешке. Прищурившись, он смотрел сквозь пенсне на испуганно замершую перед ним девушку.
  - Так можно и простудиться, - услышала она вкрадчивый голос.
  Чуть наклонившись, Снежка молча надела туфли.
  - Что вам нужно? - неожиданно хрипло прозвучал её, обычно такой звонкий, голосок.
  - Меня зовут Златогорский. Генрих Семенович Златогорский. А что мне от вас нужно, я объясню вам позже и в другом месте. Возьмите, - он протянул ей листок в косую линейку. - Вечером я буду ждать вас по этому адресу.
  - Никогда! - отшатнулась она от него.
  - Никогда не говори никогда, - покачал головой Златогорский. - Добрич Снежана Георгиевна. Русская. Родилась пятого февраля девятнадцатого года. Член ВЛКСМ. Студентка второго курса Ленинградского медицинского института. Мать - Добрич Наталия Николаевна. Русская. Одна тысяча восемьсот девяносто четвёртого года рождения. Умерла в двадцать шестом году. Отец - комдив Добрич Георгий Александрович. Серб. Одна тысяча восемьсот девяностого года рождения. Член ВКП(б) с двадцатого года. Участник Гражданской войны. Награждён орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени и медалью 'ХХ лет РККА'. В настоящее время - помощник по ВВС командующего войсками Ленинградского военного округа.
  Снежана от ужаса не могла вымолвить и слова.
  - Будет лучше, если вы всё-таки придёте по указанному адресу, - он стёр, наконец, с лица свою мерзкую усмешку. - Позвольте представиться ещё раз. Майор государственной безопасности Златогорский. Следователь по особо важным делам.
  - Ну и что! - запальчиво крикнула Снежка.
  - Ничего, - спокойно сказал Златогорский, откровенно разглядывая её грудь. - Если вы будете послушной девочкой, то ничего... А если нет, - его глаза зловеще сверкнули из-под пенсне и потухли. - Тоже ничего... Пока ничего... - он снова криво усмехнулся, взял её ладошку, вложил в неё листок и неторопливо удалился.
  Снежка смотрела ему вслед, не в силах пошевелиться.
  Очнувшись, она скомкала листок с адресом и отшвырнула подальше. А потом уронила сумку и подбежала к ближайшей луже, чтобы отмыть в чистой дождевой воде гадкое ощущение от прикосновения щупальцев этого чудовища.
  Снежку всю трясло, колени подгибались.
  Она подошла и прислонилась к стройному зелёному тополю.
  Вдруг налетел лёгкий порыв ветра и весенняя листва прошелестела ей какую-то весёлую мелодию. Тёплый солнечный луч, проскользнув сквозь тополиную крону, согрел её своим поцелуем. Прямо перед ней по асфальту запрыгал воробышек. Он подскакал к ней, наклонив свою головку сначала в одну сторону, а потом в другую. Чив-чив! Привет, прочирикал он. И Снежка улыбнулась. И тьма, распростершая было над ней крылья, испуганно ускользнула.
  Никуда она не пойдёт! А, если этот тип в плаще ещё хоть раз к ней приблизится, она всё расскажет папе, решила Снежка! А ещё лучше - скажет Володьке и он набьёт ему морду!
  Разобравшись с проблемой и приняв решение, она повеселела. Бегать босиком ей пока расхотелось, но и опаздывать на лекцию не стоило. Ленка Терёхина, староста их группы, и так на неё уже косится.
  Снежка выкинула из головы все свои неприятности, подхватила сумку и припустила вприпрыжку по утреннему проспекту навстречу солнцу...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"