Богданов Борис, Панченко Григорий : другие произведения.

Небо над нами

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

После поворота дорога круто пошла вниз - и машина словно вправду нырнула, под воду погрузилась. То есть море-то исчезло: раньше, с шоссе, его было видно, оно вздымалось, как дальний склон высокого холма, такое же зеленое и будто в туманной утренней дымке, Тимур даже не сразу понял, что это и есть море... Теперь его скрыли ближние холмы, свечи кипарисов, разлапистые платаны и зеленые волны кустарника, будто сомкнувшиеся над головой. Шум дорожного прибоя: автомобилей разом сделалось мало, но повозки, пешеходы, деревенская живность всякого рода - все это толклось вокруг, подступало вплотную и отнюдь не испытывало потребности вести себя тихо. Временами шофер сердито нажимал на сигнал, но это мало что давало: их "эмка", маневрируя и притормаживая, пробиралась вперед осторожно, как большая рыба, попав в креветочную стаю.
Тимур вздохнул, поймав себя на том, что опять додумывает. Никогда он не видел креветочной стаи, он и море-то сегодня увидел впервые... Но оно есть, оно близко, и, наверно, через пару часов их ждет здешний пляж.
Какие в Артеке пляжи, он тоже не представлял. И сколько времени займет оформление новичков - тоже. Но золотое солнце висит в зените, до вечера неимоверно далеко, может, он вообще никогда не наступит - а...
- Дядя Коля! - жалобно произнесла Женя.
Шофер вопросительно покосился на нее.
- Он уже второй раз нас догоняет! - Женя ткнула пальцем в окно слева от себя, прямо за которым виднелась морда ослика. Очень симпатичный ослик, впряженный в арбу с целой копной сена, вчетверо больше его самого, да еще и с загорелым парнишкой на вершине этой копны. Но, конечно, не настолько симпатичный, чтобы идти со скоростью сорокасильного авто.
- Третий... - процедил адъютант. Женя и шофер быстро посмотрели на него совершенно одинаковым взглядом - и столь же мгновенно отвернулись. Тимур давно заприметил, что тот был для них обоих человек новый, с которым не совсем понятно, как себя держать.
- Что поделать, товарищ лейтенант, такая дорога! - шофер пожал плечами. - Не загнать же нам дочь генерала Александрова в аварию из-за какого-то осла.
- Полковника... - удивилась Женя.
- А вот и нет: генерал-майор, деточка! - шофер усмехнулся в усы. - Уже два дня как. Черные ромбы, золотые звезды.
- Товарищ старшина! - адъютант посмотрел на "дядю Колю"... в общем, не понять, как посмотрел, только у него-то на петлицах были лейтенантские кубари, против которых старшинские треугольники не работают. Так что шофер негромко ответил "Есть!" - и прибавил газу, благо на дороге как раз сейчас обозначился просвет. Ослика словно бы назад дернули, за арбу, хвост и уши.
Дочь генерала Александрова, значит. Что ж, все правильно: ей и автомобиль подан, с отцовским шофером и адъютантом отцовским же. В багажнике - чемодан, а на заднем сидении - пионер... чтобы было кому этот чемодан за ней таскать...
Дурак! Вот уж дурак... Нет, хуже дурака: предатель!
Стыд ожег щеки горячей волной. Тимур уставился строго перед собой, чтобы случайно не встретиться взглядом с Женей. Впрочем, на лейтенанта ему тоже было сейчас глядеть совестно. И на старшину.
Вдруг увидел себя в зеркальце прямо между их головами: мучительно красного, как помидор. А Женя рядом с ним, наоборот, была бледнее известки. Тоже смотрела прямо перед собой, но, кажется, ничего не видела.
- В мягком... - растерянно прошептала она.
- Что? - обернулся лейтенант.
- Ничего, - ответила Женя почти грубо. Провела рукой перед лицом, будто отбрасывая невидимое - и разом сделалась прежней. Поймала в зеркале взгляд старшины: - Дядя Коля, мы прямо так в Артек и заедем?
- Резонно... - шофер, оторвав руку от баранки, почесал затылок.
- Что? - удивленно повторил лейтенант.
- Задразнят, - объяснил шофер.
Адъютант хотел было возразить - и осекся. Наверно, вспомнил себя в пионерском возрасте, не таком уж далеком.
- Где-нибудь снаружи остановимся, - буркнул он. Шофер кивнул.
Какое-то время машина шла на хорошей скорости. Тимур все еще не решался посмотреть на Женю, но она вдруг удивленно повернулась к нему: "Эй, ты чего такой?" - и мир снова стал самим собой. Было солнце, были волны зеленой поросли вокруг, воздух пах бензином и фруктами, рядом с приоткрытым окном, тем самым, куда чуть не заглянул славный ослик, неотрывно летела изумрудная стрекоза, а вскоре будет море и Артек...
Когда "эмка" плавно затормозила, Тимур решил, что вот он, Артек, уже есть, а остановились они в некотором отдалении, как и было задумано - чтобы своими ногами войти, а не въехать, точно баре. Основным его беспокойством было, позволит ли Женя нести свой чемодан или непременно потащит его сама. Впрочем, могло быть еще хуже: если адъютанту приказано нести вещи за ними обоими.
Тут он с запозданием понял, что мотор все еще работает. А двое сидящих спереди, лейтенант и старшина, молча наблюдают за чем-то.
- Раз, два, - наконец заговорил адъютант.
- Три, - не согласился шофер, мотнув подбородком куда-то в сторону.
- Три, - хмуро признал адъютант. И тут же добавил: - Четыре.
Они словно вражеские танки из-за бруствера пересчитывали. Мысль была до того нелепой, что Тимуру никак не удалось ее отогнать.
Он тоже вгляделся сквозь лобовое стекло. Ничего не заметил: по-летнему одетые люди, наши советские, загорелые и белокожие - женщины, мужчины, старик на костылях, толстая тетка сразу с двумя собачками на поводках, вон пробежала стайка подростков, вон фруктовый лоток и громогласный продавец за ним: "Покупаим! Чэрэшня! Красный, как кров, сладкий, как мед! Миндаль! Пэрсик!"...
- Что делать будем, старшина?
- Да чего тут поделаешь? - шофер бесхитростно глянул на лейтенанта. - Бери ребятишек, пройдись с ними, купи мороженое. А я пока подъеду, дорогу спрошу: вон милиционер, видишь?
Как он спрашивал дорогу на трассе, Тимур сегодня видел дважды. И ничего такого "дядя Коля" вроде бы не говорил, постовой все ему рассказывал сам: и сколько до поворота, и что асфальт там выщерблен, и про грузовики, которые где-то неподалеку неделю назад столкнулись, и про то, какая змея его теща... Наверно, всю свою жизнь выложил бы, но и вправду было пора ехать.
Адъютант тут же вышел из машины, точно получив приказ от старшего по званию. Распахнул дверь. Коротко взглянул на ребят.
- Евгения и Ти...мофей, выходим. От меня ни на шаг. Распоряжение генерала Алексеева: считайте, боевой приказ.
- Есть! - очень серьезно ответила Женя.

Больше всего Тимур боялся, что лейтенант действительно купит им мороженое: взрослые - они такие, если тебе восемнадцати нет, ты для них детсадовец. Но он направился к бочке с квасом. Себе и Тимуру взял по кружке, Женя попросила стакан.
Пили медленно. Лейтенант все поглядывал на них, больше на Женю, конечно - и в сторону проулка, где "дядя Коля" разговаривал с милиционером. То есть это милиционер разговаривал, да еще и руками показывал что-то.
- Мальчик! Эй, мальчик!
Тимур вздрогнул. Инвалид, сидевший в тени платана на той стороне улицы, махал костылем... ему? Да, кажется, именно ему.
Взглядом спросил разрешения у лейтенанта - но тот не успел хоть как-то ответить. "Сейчас, Семеныч-ага!" - откликнулся черноголовый паренек, пивший квас в двух шагах от них. Поставил на крыло бочки опустевший стакан и подбежал к человеку с костылем.
Тимур невольно присмотрелся к ним. Но почти в ту же секунду прозвучал клаксон: громко, дважды подряд. Шофер узнал все, что нужно, - и, видимо, узнанное было таково, что отпадала нужда таиться, высматривать незримого противника.

- Говорит, еще с первой смены так, с начала июня, - спокойно объяснил "дядя Коля". - Дети коминтерновцев, больные, на санаторном режиме... Испанцы тоже: дети героев войны, а иные и сами герои.
- Не по душу дочери генерала Александрова, - это было скорее утверждение, чем вопрос.
- Не по Женькину, - твердо кивнул шофер. - И не по самого генерала Александрова. В общем, бери чемодан, лейтенант: вход вон там, две сотни метров отсюда.
Что ж, Тимур и предполагал: вряд ли ему выпадет судьба нести Женины вещи. Хорошо хоть на его собственный вещмешок, тощий и обидно потрепанный, адъютант генерала Александрова покушаться не стал.
Тимур вскинул cидор на плечо - и охватывающий горловину узел, хитрый узел, который он так хорошо научился завязывать, вдруг распустился столь мгновенно, будто всю дорогу специально ждал, когда появится возможность это сделать. Вещмешок мягко шлепнулся в молочно-белую пыль. Женя, к счастью, не видела этого позорища: шла впереди рядом с лейтенантом, даже, кажется, чуть ускорила шаги.
Руки сами выполнили привычное движение... но оно оказалось не настолько привычным: лямки снова развязались. Он торопливо завозился, больше не думая о том, чтобы узел получился правильным. Тот, однако, вообще никаким не получался. Тимур скрипнул зубами, теперь не задумываясь даже, смотрит ли на него Женя...
- Дай-ка, - он сам не заметил, как водитель оказался рядом. Под руками сержанта вещмешок затянулся мгновенно, словно бы даже испуганно. - Иди. Женьку береги... кавалер.
Тимур отскочил от машины, как ошпаренный.

Бежать почти не потребовалось, Женя с лейтенантом все-таки не очень далеко ушли. Догнав их, Тимур быстро оглянулся через плечо, но водитель вслед не смотрел. Все же выдержал характер (надо же - "кавалер"!): вплотную подходить не стал, пристроился сзади, шагах в десяти.
Почти сразу между ними оказался какой-то мальчишка, загорелый, смутно знакомый - и вдруг к нему подскочили еще двое. На Тимура они не обращали никакого внимания. Он было нацелился обогнать их, однако не успел: "Рахмоновцы, ко мне!" - весело, но громко, словно в рупор, заорал первый, и вокруг него сразу сделалось тесно.
Женя и лейтенант разом обернулись, ища взглядами Тимура. Он поднял руку - все, мол, в порядке, - но пропихнуться к ним сквозь толпу не смог. Подбежали сразу пятеро: девочка и трое ребят и примерно Тимуровых лет, еще один поменьше, совсем сопливый, третьеклашка, наверно - но именно он был с пионерским галстуком на шее.
Тимур зачем-то проверил свой галстук: тот, конечно, был на месте, и зажим нацеплен правильно, "костром" вверх. Краем глаза увидел, как рука Жени одновременно метнулась к ее галстуку.
- Так, что у нас теперь? Авдеевой воды натаскать? Это на тебе, Коля, - деловито распоряжался первый мальчишка. Тимур лишь теперь вспомнил, где его раньше видел: да вот только что, возле бочки с квасом. - Алеша-джан, вот тебе список и деньги, сходи в магазин, а потом по этим двум адресам, старикам самим тяжело. Только не перепутай, кому что, ладно? (Это было сказано пионеру. Тот важно кивнул.) Семенычу инструменты... ну, это я сам: ох и накалякал он! Дальше? Ленка и Фазиль, вы как?
- Не пустили нас... - вздохнула девочка.
- Эх вы, рахмоновцы...
- А что мы? Хозяйка-то не против, но тут вышла апа, грозит клюкой, бранится: "Не надо нашему дому от вас никакой помощи, шайтанята, ступайте к иблису!"
- Шайтанята? - нахмурился командир. - Ладно, скажу атаману: пусть Гейка-абый сам заглянет, такое спускать нельзя... Ну, ничего, тут на Краснознаменной с дровами помочь надо - знаете, где? Ай, все всё знают - так чего мы тут стоим? Быстро, рахмоновцы, быстро, пока не состарились!
И разбежались все так же мгновенно, как сбежались только что. Только их черноголовый командир остался. Шагал впереди, все так же держась между Тимуром и Женей, но по-прежнему не замечал их: держал перед собой кусок картона (это, наверно, была записка от Семеныча), на ходу всматривался в него, водил пальцем по строкам.
Уже можно было его обогнать, но Тимур медлил: очень уж все было... узнаваемо. Рахмоновцы? Атаман Гейка? У его адъютанта Гейки Рахмонова дед жил в Крыму - вот только Тимур раньше не спросил, где. И, кажется, Гейка говорил, что его на остаток лета к деду хотят отправить.
Так что же, выходит?..
- Эгей... рахмоновец, - Тимур, решившись, тронул черноголового за локоть. - Салют!
Опасался, что парень глянет на него c подозрением, но тот, едва обернувшись, расплылся в улыбке:
- Салам-салам, пионер-иптяш! Все слышал, да? Ты уже артековский или только приехал?
- Салам, - чуть ошеломленно ответил Тимур. В их семье по-татарски никто не говорил вот уже два поколения, а считая его самого, так все три. Только от прабабушки, дедушкиной мамы, можно было что-то услышать, но слова "иптяш" в ее речи точно не было. Впрочем, не было его и среди тех дворовых слов, за которые сразу по шее. - Только приехал, да.
- Тебя зовут как? Меня - Алик, я самого Гейки адъютант - вот, видишь? (Паренек гордо хлопнул себя по груди.) А "рахмоновцы" мы потому, что... ну, если отряд решил, что какой-то человек находится под нашей охраной и защитой, то за мылом-керосином-сахаром сбегать поможем, дрова наколем и все такое, ташка улчим!
"Приравниваю к камню", с некоторым трудом вспомнил Тимур. Мог бы просто "Честное слово!" сказать: прабабушка к камню приравнивала лишь то, что было серьезной клятвой. Но она была из Поволжья, тут, наверно, иначе говорят.
- А если под охраной и защитой дом, то никакой башкисер там яблони обтрясать не будет, пока на воротах наш знак! - Алик снова похлопал себя по темно-синей безрукавке, где на груди был вышит знак перекрещенных серпа и молота. Не очень умело вышит: серп получился в два раза больше, скорее на молодую луну похож.
- А у нас знак - звезда.
- У кого "у вас"? Так как тебя зовут, пионер-иптяш?
- Тимур.
- Ха! - на сей раз черноголовый Алик хлопнул себя по бедрам, сразу двумя руками, засмеялся, чуть не заплясал: он вообще подвижен был, как шарик ртути. - Так комиссара нашего атамана звали - ну, в Москве! Шутишь, что ли?
- Ташка улчим, честное пионерское!
Они на секунду остановились, внимательно посмотрели друг на друга, а потом Алик вдруг огляделся по сторонам - и сразу увидел Женю. А еще увидел рядом с ней адъютанта, внимательно за всеми ними наблюдающего. Настоящего адъютанта генерала Александрова, не такого, каким Гейка приходился Тимуру, а рахмоновец Алик самому Гейке.
- Ха... - повторил он уже задумчиво. - Да ты и правду человек непростой, артековец. Ну, бывай.
- Обожди, ты чего? - Тимур зубами скрипнул от неловкости.
- Бывай-бывай. У меня тут еще работы полно: одному старичку инструменты надо забросить, и вообще...
- Гейке привет передавай! - крикнул Тимур ему вслед. Но рахмоновец уже был на той стороне улицы, спешил прочь быстрым шагом, почти бегом.

* * *

Директор лагеря, толстый лысый дядька, показался Тимуру совсем старым. Он потел, непрерывно вытирал блестящую лысину платком и обмахивался бумагами, хотя в открытое окно поддувал свежий, вкусный ветерок. Воздух пах здесь иначе, слаще и одновременно горше. Зелень и вода, догадался Тимур. Они здесь другие, не такие, как под Москвой, где он обычно проводил лето. Дома пахло сосной и березой, а от воды осокой и уклеечной чешуей. В начале лета уклейка клевала знатно, люди с утра стояли вдоль воды, а то и заходили, кто по колено, а кто и по пояс. И дергали, дергали, разбрасывая по берегу мелкое рыбье серебро.
Море пахло солью и, наверное, галькой.
Когда же они закончат?
- Вы не понимаете, дорогой мой товарищ, - директор страдальчески закатил глаза. - Заезд закончен, мест нет. И я бы рад, да не могу.
- Что значит "закончен"? - раздраженно сказал лейтенант. - Сегодня пятница? Пятница. Заезд заканчивается в пятницу? В пятницу! Так ведь не с утра же! Не обедали еще, столько в дороге.
- Милый мой товарищ красный командир, - толстяк выдохнул и заговорил обреченно: - Люди с раннего утра едут. На полуторках едут, на подводах, извините, едут. В Симферополе как наберут людей, так и везут. Все приехали и разместились. А ваши бумаги, - он сотряс желтыми листками, - это хорошо и даже замечательно, но... Не выписывают такие путевки за один день! У меня, понимаете ли, фонды. У меня пайки. Чем я ваших ребятишек кормить буду?
- Безобразие, товарищ директор, - сказал лейтенант. - Как так, не накормить детей красных командиров?
- Накормим, - замахал директор руками, - конечно, накормим! Из своих средств! Нам для детей ничего не жалко. А селить? Куда их селить прикажете? Мест нет, и я вам объяснил уже, почему. Приезжать надо вовремя.
- Подумайте еще, - попросил лейтенант, виновато глядя на Тимура с Женей. - Я почему-то уверен, что найдете.
- Поищем, - кисло пообещал директор.
Тимур откинулся к стене и закрыл глаза. Мрамор холодил плечи сквозь рубашку. Женя сидела рядом, плечом к плечу, и от этого Тимуру тоже стало жарко. Захотелось отодвинуться в сторону, но и нельзя было, вдруг она что не то подумает?
Приходили и уходили люди, директор задавал вопросы, они отвечали: "Нет", "Нет, и давно", "Откуда у меня?"
- Плохо наше дело, товарищ Женя, - тихо сказал, перебарывая неудобство, Тимур. - Чую, обратно поедем.
- И думать не смейте! - строго сказал лейтенант. Он всё слышал, хоть и сидел за столом, напротив директора, а Женя и Тимур - у стены, в трех шагах.
Потом появился еще один человек с цепким и каким-то обвиняющим взглядом. Директор задал ему тот же вопрос, а человек склонился к его уху и зашептал что-то тихо. "Дворец", "сами понимаете", - послышалось Тимуру.
- Вы думаете, товарищ уполномоченный? - снова полез за платком директор. - Там дети непростые.
Уполномоченный! Из органов, догадался Тимур. Странно, зачем здесь, в Артеке? Впрочем, задумываться он не стал. Если есть, значит надо. Враги не дремлют. На миг ему стало страшно: что будет, если враг проберется в детский лагерь? Но сразу и спокойно - для того и уполномоченный, он разберется.
- Конечно, - ответил уполномоченный. - Но ведь и барышня у нас...
Тимур скосил глаза на Женю. Она порозовела, красные пятна расцвели на щеках и даже спина под блузой, сколько хватило взгляда, покраснела.
- Решено! - сказал директор и пришлепнул ладонью по столу, словно освобождаясь от груза. - Девочку в корпус у дворца, нашли свободное место. Это недалеко, метров триста.
Лейтенант встал, обернулся, подмигнул Жене.
- Ну а тебе, мальчик, - директор посмотрел на Тимура, - немножко подальше пройти придется. Там с местами проще.
Жене, которая уже стояла в дверях и собиралась выходить, внезапно остановилась.
- Нет, - решительно сказала, сжав кулаки. - Вместе приехали, в одном месте будем жить! Иначе нечестно!
- В самом деле, товарищ директор? - снова присел лейтенант. - Неужели нельзя найти еще одно, всего одно место?
- Можно, - покладисто сказал директор. - У девочек? Отправим вместе с ней, - он кивнул на Женю, - в корпус к девочкам?
- Я... - Тимур вскочил.
- Тише, тише, товарищи... - примирительно заговорил уполномоченный. - Не будем обижать парня. Он ведь тоже сын красного командира, капитана, танкиста.
("Племянник!" - хотел было сказать Тимур, однако вовремя передумал. Инженер Гараев после Гражданской ни разу не надевал военную форму, но... но если в один лагерь с Женей поможет попасть не отец, а дядя Георгий - это же не обман, правда?)
Директор передёрнул плечами, скривился.
- Под вашу ответственность.
- Конечно, - согласился тот. - Под нашу. Мы не подведём, верно, Тимур?
Директор заскрипел пером, подал лейтенанту бумагу.
- Направление. Из дирекции налево и по аллее. Там вас встретят, я распоряжусь.

Из дирекции ребята вышли первыми. Женя прятала глаза, да и Тимуру было не по себе. Не будь Женя дочкой генерала, не видать им "Артека".
Но... Светило солнце, голубое небо проглядывало сквозь кроны кипарисов и магнолий, и впереди было полдня и почти всё лето. Внизу шумело море, шуршала по гальке волна и слышались детские голоса.
- Прорвались, товарищ Женя, - сказал Тимур.
Женя молча наклонила голову.
Тут из дирекции появился лейтенант-сопровождающий, а следом уполномоченный. Они еще секунд десять говорили о чем-то на ходу, затем лейтенант коротко, по-военному, кивнул, подхватил Женин чемодан, весело сказал: - Не отстаем! - и зашагал по дорожке. Женя и Тимур почему-то замешкались и двинулись за ним, когда лейтенант отошёл уже шагов на десять.
- Обождите немного, ребята, - кивнул им уполномоченный. - Догоните. А нет, так я вас до места доведу.
- Есть! - серьезно ответил Тимур.
- Не надо так официально, - поморщился уполномоченный. Вдруг как-то сразу стало видно, что он, в сущности, еще совсем молодой человек. - Называть меня можете... ну, пусть будет товарищ Андрей. Или даже просто Андрей: вы же на отдыхе, верно?
Женя посмотрела вслед уходящему лейтенанту. Тот шел быстро, уверенными длинными шагами. Шел не оглядываясь, рубил воздух левой рукой и, кажется, что-то говорил.
- Товарищу лейтенанту я всё объяснил, он поймет и сердиться не станет, - сказал Андрей. - Я вам, ребята, вот что сказать хотел... В корпусе, где вас решили поселить, дети непростые... Не подумай ничего плохого, Тимур, - он, видимо, заметил, как изменилось Тимурово лицо, примирительно выставил ладони, - знакомьтесь, дружите, разговаривайте, у нас все равны. Как там: "За столом никто у нас не лишний"...
- "Нет у нас ни черных, ни цветных", - продолжил Тимур.
- Именно! Только помните, - товарищ Андрей посмотрел на них оценивающе, - родители их заняты очень, иногда дома не появляются неделями. Или месяцами.
- Мой папа тоже очень занят, - впервые заговорила Женя, - я его тоже редко вижу.
- Кажется, я всё испортил, - развел руками уполномоченный. - Понимаете, ребята, это немножко не то. Они знают, что родители здесь, рядом, через дом или через два, за пять минут дойдешь, но... нельзя. Понимаете? Нельзя! Потом отец возвращается - и слова сыну или дочке не скажет, мысли у него совсем о другом. Это давит. От этого характер портится, настроение тоже. Вот я о чем.
- Мы поняли, - сказала Женя. - Правда, Тимур? Мы пойдем?
- Пойдемте вместе.
Товарищ Андрей приобнял за плечи, Тимура левой рукой, Женю правой, чуть подтолкнул вперед. Голос его чуть заметно изменился:
- Это, как в сказках говорят, присказка была. Теперь самое главное, - он замолк на миг. - Там странные дети есть. Это коминтерновцы. Их пытали, они очень слабые, им долго лечиться придется.
- С ними нельзя говорить? - прямо спросила Женя.
- Можно, - ответил товарищ Андрей. - Но старайтесь их без необходимости не беспокоить. Сами увидите. Хорошо? Да, и еще... - на лицо уполномоченного набежала тень. - Их охраняют. Конечно, враги потеряли их след, но на всякий случай... Впрочем, что я вам объясняю, всё вы понимаете!
- Понимаем, - бесстрастно произнесла Женя.
- Понимаем, - эхом повторил Тимур - и лишь в этот миг понял по-настоящему: так вот кого заметили шофер с лейтенантом снаружи, за оградой Артека! Вот о ком милиционер сказал, что они ходят там "еще с первой смены"...
- Ну и отлично, - сейчас голос Андрея звучал бодро и дружески. - Кстати, вон уже и корпус ваш показался. Ты, Женя, в правые двери, а ты, Тимур, в левые. Видите, вожатые встречают? Это вас.

* * *

- Вон, смотри - идет, идет, идет! - прошептала Марлена. Нет, Марлеста. Пора бы уже запомнить: просто пухленькая - это Марлена, а толстая - Марлеста. По ночам они храпели на всю палату, из-за этого Женя сперва поссорилась с обеими чуть ли не до драки, и у нее прямо язык чесался язвительно заметить, что первая тельце наела за двоих, Маркса и Ленина, а вторая, получается, за троих... но, конечно, такое вслух было сказать нельзя. Ну и хорошо, потому что уже наутро они помирились.
Женя скосила глаза. Вот она, далеко впереди, на полдороги до моря, тень мраморной баллюстрады - и вдоль нее медленно движется человеческая тень. Взрослая, мужская. Широкие плечи, чуть ли не в половину расстояния между балясинами, и длинный, до земли, медицинский халат.
- Теперь видишь, что ничего я не выдумываю? - Марлеста обиженно надула губы.
- Вижу, - признала Женя. - Но ты не бойся: раз от него только тень, то мы для него оттуда вообще не тени. Ему даже наших пальцев на ногах не рассмотреть...
Словно в доказательство, она независимо пошевелила этими пальцами. Правый мизинец был обмотан пластырем (сбила вчера, играя в футбол с мальчишками) - а кроме пластыря, на ней сейчас ничего не было. И на Марлесте. И на остальных девчонках. Кроме синюшных коминтерновок, от пяток до шеи завернутых в простыни - ну, что поделать, им солнечные ванны, как видно, даже в тени веранды противопоказаны.
Одна из них как раз сейчас свесила с деревянной лежанки тонкую, как веточка, руку и что-то чертила пальцем на песке.
Старшая сестра, торопливо собирая Женю в Артек, все сокрушалась, что купальник у нее только один, не новый и чуточку не по росту. Пришлось даже прикрикнуть: "Оля, мы с тобой не старорежимного полковника дочери, и если я кое-что за тобой донашиваю - то там у нас в отряде тоже будут не буржуйские дочки!". А вдруг оказалось, что и таким купальником похвастаться негде. Вообще-то обидно. Хотя оно вправду лишнее, если тут и отряды раздельные, и пляжи.
А вот лагерь все-таки один, удалось отстоять. Значит, и часы купания общие. То есть Тимур сейчас где-то там, на соседнем пляже, за высоким молом...
Сама не понимая отчего, она вдруг покраснела.
- Ну да, сейчас-то не рассмотреть, - протянула Марлеста, тоже краснея. - А вот как побежим купаться - так метров десять до воды он на нас таращиться сможет.
- Все равно ничего не рассмотрит, - отмахнулась Женя, - да и не будет он таращиться, что ты совсем!
Она даже фыркнула: настолько нелепой представилась мысль, что санитар, опытный и пожилой, точно за тридцать, станет, точно мальчишка, подсматривать за прелестями пухлобокой пионерки. Да еще с такого расстояния, на котором ее от последней худышки не отличить. Для того, кто на веранде, они все будут словно кукольные фигурки: светленькие, загорелые... Или синеватые...
- Оттуда, может, и не рассмотрит... - продолжала бубнить Марлеста, - Но вот если с кем из баклажаночек припадок, он же к ним срочно должен... Даже они оба: их там двое, ты еще не видела.
- С кем-кем?
- Ну, с синенькими же! - толстушка мотнула головой в сторону коминтерновок. - Это ведь специально для них дежурство, я тебе рассказывала.
Действительно, рассказывала: с этого и начался их разговор о санитарах, которые дежурят на верхней террасе. Женя снова посмотрела туда, где желто-белую полосу пляжа пересекала тень далекой ограды. Но сейчас не было видно, что там ходит человек. Тем более двое.
Затем она перевела взгляд на тех, кого Марлеста назвала "баклажаночками". Их было пять, а еще одна девочка, Женя помнила, сегодня чувствовала себя так плохо, что осталась в палате, и с ней остались две медсестры. С теми, кто все-таки добрался до моря, медсестер и нянечек сейчас было больше, чем их самих, да еще две докторши, да еще специальная пионервожатая, которая к остальному отряду почти не приближалась... как и сами девочки-коминтерновки. Мальчишки, что в отряде Тимура, помнится, тоже; а медиков и вожатых при них едва ли меньше.
Да, настрадались ребята... Надо будет все же постараться с ними поговорить, а то до сих пор что-то не получалось.
Они русский вообще знают? Даже это пока оставалось непонятным. Ну, кто-то должен знать, хоть несколько слов.
- Зачем тут еще один санитар, тем более двое? - Женя пожала плечами. - Думаешь, этих не хватит?
Одна из медсестер как раз сейчас склонилась над ближайшей из синюшных девочек (той, которая чертила пальцем по песку) и, укоризненно покачав головой, что-то сказала ей, не разобрать, на каком языке. Та послушно втянула руку под простыню.
Женя присмотрелась к рисунку - и вздрогнула. Это была словно бы работа настоящего взрослого художника: головогрудь и передние лапы паука - огромного, мохнатого, очень страшного, хотя весь он состоял из нескольких штрихов на влажном песке. Глаза у него были не паучьи, а точно бы лошадиные, полуприкрытые морщинистыми веками.
Но вздрогнула Женя, конечно, не от испуга, а увидев странное: медсестра торопливо и очень тщательно разравнивала песок сандалией, точно выполняя ответственную, наверно, даже опасную работу. Еще мгновение-другое - и от жуткого паучищи не осталось и следа.
Нога у медицинской сестры была мускулистая, как у спортсменки.
- Здесь-то хватит, - все так же уныло пробубнила Марлеста: Женя даже не сразу поняла, что та отвечает на ее вопрос, - а вот как повалится одна из них в обморок прямо в море, так он и прибежит!
- Да ладно тебе! - Женя вдруг разозлилась. - "Как" да "как" - у тебя тут не жизнь, а сплошное каканье! Все в порядке (она покровительственно хлопнула обиженно надувшуюся подружку по коленке): в море их тоже чуть ли не на руках сносят, забыла разве? А если и вправду что - то Клеопарда поможет!
Возразить на это было нечего: могучая Клеопарда, "девушка с двумя веслами", явно могла даже без чьей-то помощи вытащить из полосы прибоя хоть всех "синеньких" разом, упади они в обморок одновременно. Девочки невольно поискали ее глазами - и как раз вовремя: выпрямившись в лодке во весь рост, та замахала рукой старшей вожатой.
- Девочки, купаться! - вожатая немедленно поднесла к губам рупор.
Все вскочили и с визгом побежали к воде. Женя с Марлестой тоже, совершенно забыв о том, что обсуждали минуты и секунды назад: море было прекрасно, и жизнь была прекрасна, и...
- Назад, назад, - пробасила "девушка с двумя веслами". Она бдительно несла стражу недалеко от буйков. Женя еще в первый день поняла, что тут бесполезно объяснять, насколько ты хорошо плаваешь. Нарушительницу Клеопарда могла без лишних слов выдернуть из воды, как морковку из грядки, и с позором доставить в лодке на пляж. С Женей такого не случалось, а вот неугомонная Тонька Субботина, хваставшаяся, что Волгу переплывает, поплатилась.
Жаль - но артековское море все-таки остается прекрасным, даже возле самого берега.
- Ну Ле-ерочка Пална! - проныл кто-то из девочек.
- Назад! - веско сообщила Клеопарда. Ей-то рупор не требовался.
Убедившись, что никто не следит, Женя погрузилась с головой. Охватив колени руками, села на дно, начала отсчет: "Раз, два... восемь... тринадцать...". Досчитала до семидесяти, но сама понимала, что на последних полутора десятках ускорилась, там в каждом счете было куда меньше секунды.
Ну, все же дольше минуты продержалась... наверно.
Вынырнула, расплескивая вокруг себя зеркальную искрящуюся поверхность. Когда отфыркалась, поняла, что стоит лицом к берегу. "Синенькие", сопровождаемые женщинами в белых халатах, только-только пересекли пляж: их, конечно, не на руках несли, но вот под руки вели, это да.
Посмотрела на дальнюю веранду. Там тоже белели пятна: санитары были на месте, а рядом виднелись еще несколько человек в темных безрукавках и шароварах, вожатые, наверно... Да пусть себе торчат, девочки защищены от их взглядов не только расстоянием, но еще и одеялом моря.
Медицинские сестры сбросили халаты на руки нянечкам и, оставшись в закрытых купальниках и плавательных шапочках, начали сноровисто выпутывать своих питомиц из простыней. Под руки, в точности как по пляжу вели, сопроводили в воду, сами вместе с ними вошли по грудь и встали рядом, словно конвоирши.
Женя попыталась узнать ту спортивную медичку, которая зачем-то стерла рисунок, - и не смогла: все они были странно одинаковые. Навряд ли, в случае чего, им помощь Клеопарды потребуется.
А вот коминтерновку, нарисовавшую паука, она, кажется, узнала: чуточку менее синюшная, чем остальные, немного выше их. И одинокая белая прядь в светло-пепельных волосах.
Ей показалось, что на ногах художница держится тоже чуть увереннее своих подруг, которые совсем уж как былинки шатались, но это оказалось не так. Плавно накатила волна, легкая и ласковая, как все вокруг, - однако девочка едва устояла, судорожно вцепилась в жилистое плечо медички, повисла на нем, точно не было для нее в мире опоры надежней...
И все-таки выпрямилась. Улыбнулась солнцу, морю, Жене, даже хмурой медсестре рядом с собой.
Запела на непонятном языке.
На это никто не обратил особого внимания, сквозь плеск и шорох волн вразнобой звенели девичьи голоса. Никто не обращал внимания и на Женю, по шею в воде аккуратно перемещавшуюся так, чтобы оказаться прямо напротив коминтерновки.
Ну и что ей сказать? Рот фронт? Но пасаран? За наша и ваша вольносць? Салудо? Женя, вдруг ощутив себя полной дурой, попыталась разобрать в пении хоть какие-то знакомые слова - и не разобрала.
Девочка явно заметила ее. Продолжая песню, улыбнулась Жене уже целенаправленно, а не "вообще". Смотрела пристально; на открытом лбу, между бровей, стало вздуваться от напряжения красноватое пятно.
- Тебя как зовут? - прошептала Женя.
- Аэлита-д'хи... - девочка то ли ответила, то ли так прозвучало какое-то слово из ее песни. Нет, все-таки ответила: - Аэлита-младшая.
Медичка, только сейчас сообразив, сурово нахмурилась и сделала шаг, оказавшись между ними. Женю таким смутить было трудно, она уже приготовилась объяснить угрюмой тетке, что тут вообще-то не рабовладельческая плантация, не царская гимназия из древней истории и даже не госпиталь для тяжелораненых, а совсем наоборот: место, где пионерам всех стран положено общаться друг с другом. Но тут взгляд медсестры перескочил на что-то за ее спиной, а миг спустя со стороны открытого моря прилетел слитный визг, скорее восторженный, чем испуганный.
Женя резко обернулась.
- Ой, смотрите! Ой, как близко, большие какие! Ой, Лер-Пална, а они нас не съедят? Ой, хорошенькие!
Клеопарда, выпрямившись во весь свой немалый рост, стояла в полном изумлении, замерев, как гипсовая статуя. С веслом наперевес, но точно не собираясь пускать его в ход. А девочки бултыхались вокруг лодки, цеплялись за ее борта, щебетали, указывали пальцами на что-то за буйками - и только когда там вдруг взметнулось в воздух черное глянцевое тело, Женя поняла: несколько дельфинов, целая стая, внезапно подошли удивительно близко, почти к самому пляжу.
Девочка позади нее продолжала петь.

- Кто это был? - спросила Женя, когда синекожая замолкла.
- Кто? - брови художницы взлетели вверх.
- Ты нарисовала на песке... это чудище... Паук?
- Это... там, на родине, - ответила девочка.
- Ты здорово рисуешь, - сказала Женя. - Я даже испугалась, он такой страшный!
- Страшный, - эхом откликнулась синекожая, но тут, словно очнувшись, рядом оказалась медичка.
- Море большое, - хмуро сказала она Жене, - плавай в другом месте, иначе...
У нее было такое лицо, что Женя поняла: ничего не выйдет. Можно кричать, можно ругаться, можно даже цедить слова сквозь зубы, ее никто не послушает. Или - даже того хуже.
Она помнила, какое лицо было у отца, когда тот три года назад объяснял ей с сестрой, что "дядя Леша", майор Звонников, к ним больше в гости заходить не будет. И к нему домой тоже заглянуть нельзя. Совсем. О нем теперь никогда и ни у кого даже спрашивать нельзя. И вообще лучше считать, что его не было. Тогда он тоже добавил: "Иначе..." - и не договорил.
Женя развернулась и, стараясь не цепляться ногами за песок, поплыла к берегу. Добрела до своего места и шлепнулась на лежанку.
Ничего, она им еще устроит!
Забегали, закричали вожатые и медички, выгоняя девчонок на берег. Вернулись соседки, Марлеста и чернокосая Нёлтэк, еще недавно так удивлявшаяся, тому, что море, оказывается, не только бывает по-настоящему, а не на картинках, но еще и взаправду соленое оказалось.
- Ты что ж не пошла к дельфинам? Боишься? - ткнула ее в бок толстушка.
- Он посмотрел прямо на меня! - захлебываясь от восторга, заговорила Нёлтэк. - Глаз - круглый! А сам он черный, я могла даже рукой до него дотронуться!
- Почему не дотронулась? - вяло спросила Женя.
Ответ не запомнила. Прислушалась к себе: все еще злится, что ли? Да нет, злость ушла. В конце концов, не просто же так опекают "баклажаночек"? Наверное, им вредно не только загорать, но и нервничать. Поэтому медичка не дала им поговорить. Услышала про паука, вот сразу и прибежала!
Жене даже стало чуточку неловко: вдруг от ее разговоров Аэлите станет хуже?
Женя перевела взгляд веранду с коминтерновками и вздрогнула от неожиданности: художница смотрела прямо на нее - не мигая, глаза в глаза. А потом явственно подмигнула и тут же отвернулась.
Оставшееся до обеда время Женя не сводила с Аэлиты глаз, и ее настойчивость была вознаграждена.
- Одеваемся и на обед! - скомандовала старшая по пляжу. Снова засуетились вожатые, забегали медсёстры. Девчонки поднимались с лежанок, натягивали трусы и майки, вытряхивали из сандалий песок.
Первыми с пляжа потянулись коминтерновки. Медички бережно поддерживали их под руки, но все равно было видно, как трудно "баклажаночкам". Они брели едва-едва, чуть не останавливаясь на передых каждые десять шагов. Аэлита шла и выглядела чуть бодрее прочих, и помогала ей только одна медсестра, спасибо, уже не та, что в море.
Проходя мимо Жени, Аэлита еще раз подмигнула и незаметно выронила что-то из ладони. Надевая сандалии, Женя как бы случайно пошарила рукой, нащупала круглое и гладкое.
По пути в столовую находку удалось рассмотреть: обычная ракушка, "китайская шляпа", каких множество валяется на берегу и полосе прибоя, только, в отличие от них, целая и блестящая перламутром. Женя хмыкнула и спрятала раковину за отворот панамки.

* * *

- Странные вы, - задорно, даже с вызовом сказала Женя. - Такая духота, а лежите тут, в собственном соку варитесь... Неужели пять шагов пройти трудно?
Никто не ответил. Коминтерновки действительно лежали недвижными тушками, с головой закутавшись в простыни, как будто им было холодно, а медички не обратили на Женю внимания.
Всю ночь дуло с моря, и наутро врачи отменили купания. Обидно, а делать нечего: и вода холодная, и медуз нагнало столько, что получилось не море, а суп с клёцками. Тот же ветер унес последние облака, и на побережья, на пляжи, на кипарисовые рощи опустилась страшенная жара. Девчонки и мальчишки обсели фонтаны, да разве сравнить их с морем? Глубина по пояс, не искупаться, а только намокнуть.
Их корпусу повезло, древние буржуи, которые жили здесь когда-то, устроили настоящий бассейн. Наверное, если постараться, можно уговорить себя, что это море...
Женя решительно сбросила сандалии, посидела немножко на краю бассейна, свесив ноги в воду, потом нырнула - как была, в трусах и майке: среди тех, кто сейчас лежал вокруг бассейна, могли оказаться не только "баклажаночки", но и "баклажанчики", кто их разберет под простынями. Конечно, какие из них, синюшных, мальчишки... А вот какие ни есть, не октябрятского возраста все-таки.
Мраморное дно покрывал рыжий песок, кое-где лежали мелкие камешки и даже серебристая монетка - кажется, двугривенный.
- Ой, как тут здорово, - сказала Женя, вынырнув и отдышавшись. Вновь задорно посмотрела на "баклажаночек": - Ну, кто со мной?
Одна из синеньких зашевелилась и выпуталась из простыни. Сейчас она, несмотря на жару, была полностью одета - так, как полагалось разве что во время экскурсий в город или на Аю-Даг: в блузу с длинными рукавами и шаровары. Коминтерновка осторожно встала и, покачиваясь, словно ее ветром шатало, спустилась по лесенке в бассейн.
Это была та самая художница, Аэлита-д'хи... или т'хе? После непонятного случая с ракушкой она больше ни разу не пыталась заговорить с Женей, хотя случаи, если постараться, были. Но вот ей, как видно, не захотелось стараться - и Женя, обидевшись, тоже утратила к ней интерес.
- Туату мори обелоа... - со слабой улыбкой произнесла синюшная девочка - и окунулась с головой.
Что она имела в виду? Женя пожала плечами: совсем их не поймешь, то говорят по-русски, то нет. Уже неделю вместе, а она и познакомилась только с одной, вот этой самой Аэлитой. Да и то - познакомилась ли?
Женя вылезла из воды, села на теплый бортик. Баклажаночка лежала на дне и смотрела на Женю большими удивленными глазами. Потом ловко, словно бы змеиным и точно нечеловеческим движением перевернулась и поплыла по кругу.
Женя испугалась на секунду: не умеют люди так плавать! Как рыба угорь, Оля приносила с таких с рынка. Словно услышав Женины мысли, коминтерновка всплыла рядом с нею, улыбнулась, покачала головой: "все хорошо, не бойся".
- А я и не боюсь, - буркнула под нос Женя, глядя, как синенькая снова уходит под воду. - Слушай, - сообразила она вдруг, - а если медичка увидит или вожатая?
Коминтерновка, конечно, не ответила. Женя молча смотрела, как та нарезает круги по бассейну, не поднимаясь на поверхность. Спохватившись, начала отсчитывать секунды. На счете "124" больно ущипнула себя за руку. На счете "300" в панике оглянулась на взрослых.
Вожатая сидела рядом с медичками и что-то рассказывала, прыская в ладонь. Медички не смеялись, но внимательно смотрели: все внимательно смотрели на нее и ни одна - в сторону бассейна.
В этот самый миг лицо Аэлиты показалось над водой. Только на миг и только лицо: глубокий вдох - а потом она вновь погрузилась. Опять скользит над дном, как гибкая змейка или диковинная рыба.
"Я сейчас, - долетели до Жени слова вожатой, - ваших проверю только". И тут Женя испугалась по-настоящему: а если коминтерновкам нельзя купаться в бассейне? Не то что так, а вообще в воду заходить - по крайней мере, сейчас? Если им положено просто лежать и дышать воздухом? А Аэлита - в бассейне! Потому что она, Женя, ее туда зазвала!
Вожатая поднялась и неторопливо пошла вдоль лежанок с синенькими. Кажется, она на них даже не смотрела. Недолго думая, Женя бросилась к пустой лежанке и закуталась в простыню. Заметила? Нет? Шаги приближались. Сейчас она заметит, что простыня мокрая, поняла Женя. Я ведь прямо из воды - и простыня, конечно, намокла! Ой, что будет...
Шаги стали удаляться. Женя осторожно выглянула из простыни: обойдя всех, вожатая уже возвращалась обратно, она ничего не заметила. Тогда Женя посмотрела на бассейн.
Коминтерновка, облепленная мокрой одеждой, кралась к своему месту. Теперь она не казалась такой слабой. То есть все же казалась... но не такой.
- Ну вот, - сказала ей Женя, освобождая лежанку, - а ты купаться не хотела.
- Мори туату, - сказала синенькая - и улыбнулась.

Казалось бы, что такого в обыкновенном костре? Каждая, наверное, девчонка, а уж каждый мальчишка и подавно, умеют его зажечь. В поле, на опушке леса, на пустыре, в таинственных развалинах, да просто во дворе, за сараями - пока взрослые на службе! Сидеть и смотреть, как искры поднимаются к темнеющему небу. Видеть сквозь языки пламени своих друзей напротив. Травить анекдоты или байки или просто молчать. Потом, как подоспеют угли, напечь картошки и есть ее, обжигаясь... Не зря есть слова в гимне пионеров: "Ах, картошка, объеденье! Пионеров идеал".
А в Артеке костер получился совсем иным. Все было как и дома, но... шумел в стороне прибой, от моря тянуло прохладой и солью и сверкали над головами огромные южные звёзды. Только ради этого костра стоило побывать в Артеке.
Синюшные коминтерновцы, как обычно, держались отдельной стайкой - и сейчас больше чем когда-либо напоминали обессилевших после долгого перелета птиц. Аэлита была с краю, тоже как обычно: видно, старалась хоть краем уха послушать, как Лидочка, вожатая жениной группы, читает вслух "Мальчиша Кибальчиша".
В сторону Лидочки и тем более Жени она при этом не смотрела, уставилась в небо, будто звезды пересчитывая.
- Это Большая медведица, - тоже не поворачивая головы, уголком рта прошептала Женя, поняв, что коминтерновка в самом деле внимательно рассматривает небо. - А у вас она как называется?
- У нас иначе... - голос Аэлиты был еле слышен. - Звезды... их видно по-другому.
"Вот задавака!" - Женя отвернулась, первый раз разозлившись по-настоящему. Небо над ними другое, звезды другие, Луны, наверно, вообще нет - а вместо нее над головами висит огромный жуткий паук.
И тут она сообразила, что Аэлита, наверно, имела в виду нечто иное. Не звезды другие - совездия! Южный Крест, Большой Пес... что еще там... Гидра, кажется... Папа рассказывал, но давно. А еще он рассказывал, что Луна там в самом деле подвешена "наоборот", месяцем в другую сторону. Впрочем, про Луну коминтерновка вообще ничего не говорила, Женя все додумала за нее.
Вот она, значит, откуда. Не Испания - а, может быть, Бразилия. Или Перу. А то и вовсе Соломоновы Острова из южных морей Джека Лондона.
Страшные Соломоновы Острова. Где действительно могут водиться страшные пауки-гиганты...
Заранее состроив примирительную улыбку, Женя снова повернулась к Аэлите, но той уже не было рядом.
- "А идут пионеры - салют Мальчишу!" - Лидочка закрыла книгу. - Ну что, девочки, понравилась история?
Девочки, которые до того сидели, затаив дыхание, загомонили наперебой. Женя встала и отошла чуть в сторону от костра, к Тимуру.
- Ты почему не слушал, здорово же? - спросила она.
- Я читал, раньше, - сказал Тимур. - Потом, ну... ты знаешь...
- Что?
Тимур пожал плечами. Не признаваться же, что ему там неуютно? Девчонки - такие существа, по отдельности ничего, а как соберутся вместе, так хоть беги. Женя хороший человек, но не стоит ей об этом говорить, вдруг обидится?
Нельзя Женю обижать, лучше совсем не ответить.
- Так, - сказал он. - Ничего.
- Ладно, - легко согласилась Женя. - Ничего так ничего.
Она села рядом на парапет, сложила руки на коленях. Блики костра играли у неё на лбу, а глаза утонули в глубокой тени. За неделю Женя успела загореть, и в сумраке казалось, что цвет лица у нее как у коминтерновок.
Тимур отвел глаза. Он хотел смотреть, и было стыдно. В голове теснились какие-то странные мысли, неправильные, не товарищеские. Например, о том, что девочки тоже купались нагишом. Когда голыми плещутся мальчишки, это естественно и правильно, это само собой разумеется, но девочки?.. Забор между пляжами не был сплошным, кое-где Тимур заметил щели, и если устроиться к ограде вплотную, то можно будет...
Тимуру стало жарко. Хорошо, сейчас вечер, и в полумраке не видно, как покраснели, должно быть, его щеки и лоб.
- ...Илае пуата тукариба...
Говорили неподалеку, где кружком, под присмотром никогда не спящих врачей, сидели "баклажаночки" и "баклажанчики".
- Интересно, какой это язык? - спросила Женя. - Португальский?
- Не похоже, - благодарно откликнулся Тимур. Говорить всегда лучше, чем молчать. - Португальский должен быть на испанский похож... (Они оба одновременно улыбнулись, вспомнив "Детей капитана Гранта" и ошибку Паганеля.) А испанский совсем другой, я слышал.
- Я тоже слышала, но вдруг? - сказала Женя.
"Зачем тогда вопросы задаешь?" - хотел поинтересоваться Тимур, но передумал. Значит, так надо, так правильно.
Потрескивал, догорая, костер. Девчонки вполголоса шептались о чем-то с Лидочкой, иногда хихикали, но тоже тихо, в ладошки. "Синенькие" говорили на своем языке, и был он похож на шум моря и на гомон толпы и странно успокаивал. Женя сидела рядом, и это было хорошо.
- Смотри, - сказала вдруг Женя, - что я нашла. Правда, здорово?
- Красивая, - согласился Тимур. - Можно?
Он взял раковину с теплой Жениной ладони:
- Говорят, в ней можно услышать море.
Раковина была округлая, гладкая и теплая. Долго пролежала в кармане, догадался Тимур. Он приложил раковину к уху...
"...На Земле был мир, никто не воевал, - шелестел незнакомый голос. - Силы Земли, которые вызвало знание, создавали людям изобилие и роскошь. Урожаи стали такими большими..."
"Мы это слышали много раз, - словно издалека сказал другой голос, более высокий. - Зачем повторять? Поговорим о другом?"
- Женя!.. - страшным шепотом произнес Тимур. - Что это? Шпионское радио?!..
Женя взяла раковину, прислушалась. Глаза ее стали большими и круглыми. Она сжала ракушку в кулак, наклонилась к Тимуру и проговорила:
- Это не шпионское радио! Это она!
- Кто?
- Аэлита!
"Все должно быть не так, - проговорил незнакомый голос, кажется, мальчишеский. - Наши семьи, когда отправляли нас сюда, договаривались о другом! Я уверен".
"Правда? - насмешливо возразили ему. - Ты так твердо знаешь, о чем условился твой отец с властителем Тумы и что им обоим пообещали здешние?".
"Тут нечего знать, - произнес мальчишка со странной надменностью. - Мы не рабы, мы - шохо. Нас здесь держат не как пленников. Нам надлежит свободно общаться со здешними сверстниками из равных семей. Гораздо свободнее, чем сейчас! Чтобы потом, когда мы и они сменим своих отцов...".
"Я посоветовала бы всем, кто умен, не болтать о том, что узнали из разговоров в своей семье, - спокойно ответил девичий голос, на сей раз знакомый: Женя сразу узнала Аэлиту. - В особенности же следует молчать о времени, когда мы сменим своих старших. Если сменим вообще".
- Кто такая Аэлита? - не понял Тимур.
- Вон она, - Женя украдкой показала в сторону "синеньких". - Возле вазона с цветами. Еще рядом с нею медичка, слева. Такая противная...
Тимур уже знал эту девочку: чуть более живая, быстрая, чем остальные, а в странных, очень светлых волосах - совсем белая прядь. Она - удивительное дело! - не сидела, как остальные "синенькие", но стояла, опершись локтем о парапет. Словно почувствовав чужое внимание, Аэлита подняла голову и посмотрела прямо в глаза Тимуру. Сначала на лице ее было недоумение, потом Аэлита заметила Женю и улыбнулась. Затем уголки рта поползли вниз; девочка явно не понимала, что случилось, почему на нее так смотрят? Вздрогнула - вспомнила! - и приложила к губам палец...
- Она замолчала, - прошептала Женя с удивлением. - Радио замолчало.
Тимур схватил раковину: голоса исчезли, остались далекие шорохи - голоса моря.
Аэлита кивнула и что-то сказала своей вожатой. Та удивленно переглянулась с медсёстрами - и вдруг все они разом засуетились. Через несколько минут коминтерновцы с их помощью ушли в свои палаты. Аэлита, проходя мимо Жени и Тимура, тихо сказала:
- Слушайте. Внимательно слушайте.
Скоро костер прогорел, мальчишки и девчонки потянулись спать.

Наутро все случившееся казалось Тимуру сном. После завтра он снова загорал и купался, потом затеяли волейбол до самого обеда. День пролетел как один час, и было немножко печально, ведь вскоре, все помнили, предстоит расставаться. Всего несколько дней осталось...
- Ничего, я напишу тебе кисьма, - сказал Тимуру за ужином лопоухий Садык из Чимкента. - Вернусь и сразу напишу.
- Письмо? Ты хотел сказать "письмо"?
- Да, да, письмо, - разулыбался Садык. - Русский язык трудный, но я труднее!
- Упорнее, - теперь улыбнулся уже Тимур.
Через секунду они уже беззаботно смеялись. В конце концов, что значат расстояния, когда есть почта? Впереди огромная и счастливая жизнь, они не раз еще встретятся.
Женя в столовой сидела как на иголках и делала Тимуру загадочные знаки, а после ужина при всех схватила его за руку и утащила на соседнюю аллею.
- Ночью встретимся на этом месте! - решительно заявила она.
- Зачем? - удивился Тимур.
Женя огляделась - никого, и зачастила шепотом:
- Она сказала. Она сказала, чтобы были только мы двое, чтобы никто больше не знал о том, что... О том, что у нас есть это радио. Она не может говорить об этом днем... наверное. В общем, вот! Ты придешь?
- Приду, - сказал Тимур. - Не сомневайся.
В пионерском лагере никто и никогда не засыпает сразу после отбоя: это неприлично и не по-товарищески, тем более, завтра им расставаться. Ребята говорили о разном, рассказывали о доме и договаривались никогда друг друга не забывать. Было весело, но и досадно. Солнце давно село, на море опустилась тьма. Женька, наверное, уже ждет его. А вдруг он опоздает - что тогда?
Тимур закрыл глаза. Если они не угомонятся, то он уйдет просто так, при всех. Он досчитал до ста. Потом еще раз досчитал до ста, а потом еще раз. Мальчишки болтали и болтали, и Тимур задремал.
Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо:
- Тимур! Тимур, ты заснул или как?
Тимур едва удержался, чтобы не ответить. Пусть они думают, что он спит.
- И точно, заснул. И я спать буду... - сказал Мишка из Одессы. - А-а-ам... - он зевнул так, что щелкнули зубы.
Как-то быстро опустилась тишина, которую прерывали только глубокое дыхание и посапывание. Тимур досчитал еще до ста, потом выбрался из постели, осторожно оделся и выскользнул из палаты. Дверь в комнату вожатых была плотно прикрыта, там о чем-то тихо разговаривали. Тимур прокрался мимо и выскочил наружу, под узкий серп луны.
Когда он добежал до аллеи, где они договорились встретиться, Женя уже была там и приплясывала на месте от нетерпения.
- Ну, где ты был? Почему так долго?
- Ждал, пока все уснут, - ответил Тимур. - А то все бы за мной прибежали. Интересно же!
- Какие вы, мальчишки... - сказала Женя. - Ладно. Помнишь радио в ракушке?
- А то!
- Слушай.
Женя достала из кармана "китайскую шляпу", постучала ногтем по гладкому блестящему боку, приложила ракушку к уху. Тимур замялся.
- Ну?.. - прошипела Женя.
- Так точно, товарищ Женя, - сказал Тимур. Заложил руки за спину, осторожно, стараясь не касаться, наклонился поближе к Жениной щеке.
- ...Женя, Женя, слышишь меня? - шелестел в раковине далекий голос.
- Мы слышим, Аэлита, - повысила Женя голос.
- Кто "мы"? - удивилась Аэлита.
- Я и Тимур, - сказала Женя. - Это мой знакомый... товарищ.
- Товарищ... - эхом откликнулась Аэлита. - Это значит друг?
- Ну, да... - не сразу нашлась Женя. - Но не только. Это еще когда вместе, заодно делаешь что-то.
- Заодно... - мечтательно сказала Аэлита. - За одно. Вместе. Всегда вместе. Поняла, вы жена и муж. У нас тоже... бывает так рано, родители договорятся...
Тимур даже в темноте увидел, как у Жени покраснели уши. Она отпрянула от Тимура, будто Аэлита могла что-то видеть, заговорила горячо:
- Неправильно ты все поняла! Мы друзья, просто друзья!
Разве можно женить так рано, удивился Тимур. Он бы ни за что не согласился. Такое в Индии бывает или в Африке. В Африке негры, они черные, а индийцы... Тимур никогда не видел их вживую и не мог сказать, какого цвета у них кожа. Неужели синеватая?
- У нас так не принято, - сказал он вслух. - Откуда вы все, Аэлита? Из Индии? Или это секрет?
- Долго лететь, - непонятно сказала Аэлита, - я, мне нельзя сейчас говорить... Покажете мне Артек? - вдруг попросила она. - Скучно сидеть весь день на одном месте.
- Конечно! - обрадовалась Женя. - Завтра, во время абсолюта? Ты сможешь выйти?
- Абсолют? - не поняла Аэлита. - Что это?
- Когда все спят после обеда, - объяснил Тимур. - Тихий час.
- Час... - Аэлита помедлила. - Да, час. На одну... одну тридцать шестую долю меньше нашего.
Женя и Тимур молча переглянулись. Они и вправду не знали, что тут сказать.
- Я не... не говорю неправду, - голос Аэлиты, кажется, дрогнул. - У меня встроено... Много встроено. Вторая сила. Помощник сердца. Помощники, чтобы дышать, чтобы пить вашу воду, чтобы не сгореть под вашим солнцем... не сильно сгореть. Помощник направления, хотя он не может пригодиться. И помощник времени.
- Часы?
- Да. Измеритель. И ваш час короче нашего та'лу. День тоже.
- Может, у вас и год тоже длиннее нашего? - язвительно осведомилась Женя. - На одну тридцать шестую?
- Длиннее, - подтвердила Аэлита. - Вдвое. Красный год, пыльный год. Ледовый год...
Женя снова хотела сказать что-то язвительное, но вдруг осеклась.
- И наш абсолют тоже длится вдвое дольше вашего, - произнесла Аэлита уже совершенно обыкновенным голосом.
- Да у тебя вообще все, что ни назови, в два раза больше... - усмехнулся Тимур. Женя сделала ему страшные глаза - и он вдруг понял, что, по крайней мере, насчет абсолюта эта странная девочка права: "коминтерновцев", кажется, было не видно и не слышно еще добрый час после того, как у всех остальных послеобеденный отдых завершался.
- Не все. Тяжесть - почти в три... в два с половиной и эр боихо-ц'у. Но меньше.
Гадать, что это означает, по-видимому, никакого смысла не было.
- Так сможешь выйти? - примирительно повторил Тимур.
- Да, - сказала Аэлита. - Я смогу... Меня не хватятся, мы устаем и крепко спим. Подумают, что я сплю, как все... - она замолчала. - ...А я уйду.

* * *

- Она не придет, - сказал Тимур, пряча под досадой облегчение. Потому что, конечно, очень интересно послушать, что расскажет Аэлита, показать Артек ей тоже хорошо бы, иначе она со своими "стражами" так его и не увидит... Но беречь он должен не Аэлиту, а Женю. Приключений же с каждым днем становилось... что-то слишком много. И сегодняшняя тайная прогулка обещала их еще больше.
Тут же он устыдился этих мыслей. Слова "находится под нашей охраной и защитой" не кто-то из взрослых надиктовал, они сами пришли. А человек может нуждаться в охране и защите никак не меньше, чем сад возле дачи! И кто сказал, что Аэлита не нуждается?
- Может, скоро выйдет все-таки, - без особой убежденности произнесла Женя.
- Жень, да мы ее уже больше четверти часа ждем, - виновато ответил Тимур. - Еще немного - и вообще незачем будет выходить: "абсолют" не безразмерный все-таки. Даже у них.
- Может, ей там время посмотреть негде.
- А зачем ей смотреть? У нее же эти, встроенные...
Они ждали в зарослях дрока почти прямо напротив входа в двухэтажный корпус "баклажаночек", оттуда как раз хорошо были видны часы на фасаде. Тем не менее Женя достала из кармана безрукавки "траншейные" часы-браслетник ("отцовские" - понял Тимур), внимательно посмотрела на циферблат, словно пытаясь взглядом сдвинуть стрелку - и сделала было движение спрятать их обратно, но вдруг передумала. Решительно застегнула кожаный ремешок на запястье.
Именно в этот момент из дверей корпуса кто-то вышел. Тимур приподнялся было, однако это оказалась медичка в белом халате и закрывающей волосы косынке. Двое охранников у входа проводили ее равнодушными взглядами.
Ребята прождали еще минут пять, а потом молча признали: что-то пошло не так, сегодняшняя встреча отменяется. Женя поднесла было к губам ракушку, но тут на ее плечо вдруг легла рука. Узкая ладонь, тонкие, хрупкие пальцы, белая до синевы кожа...
- Не надо, - прошептала Аэлита. - Днем - не надо.
- Извини, - так же шепотом ответила Женя. - Я вспомнила раньше, чем заговорила, то есть я не заговорила, никто не...
- Да, - кивнула Аэлита. - Никто не. Это хорошо.
- Ты как... - Тимур осекся, уже без объяснений поняв, как она сумела выйти: Аэлита была в белом медицинском халате, а голову ее покрывала косынка с красным крестом, - ...нас нашла?
- По ней, - Аэлита указала на ракушку. - Когда она молчит - слышевижу только я.

На холм они взобрались довольно бодро. Тимур втихомолку все удивлялся, как это Аэлите удается держаться с ними почти вровень (правда, и он, и Женя старались особенно не спешить) - но в кипарисовой роще силы ее иссякли. Пришлось вести под руки.
"Слышевижу". Надо же! Скорее всего, она просто по-русски еще не очень хорошо говорит. Но если уж такой радиоаппарат, и вправду чуть ли не для шпионов, может еще и пеленг взять, то... И насчет встроенных чувств она, похоже, не наврала, хотя про такое даже у Жюля Верна не вычитаешь...
Тимур вспомнил, как во время ночного разговора Женя, покраснев, отпрянула от него - и понял, что сам сейчас наверняка красен, точно рак. К счастью, девочкам было не до него.
- Досталось вам... - сочувствовала Женя, помогая своей новой подруге перенести ногу через стволик поваленного дерева. - Осторожно, вот сюда ступай.
- Досталось? - эхом повторила та.
- Ну, в буржуйских застенках. Ой, прости! Нет-нет, я все понимаю, если нельзя - не говори ничего совсем, мы не обидимся, правда, товарищ Тимур?
- Угу, - буркнул Тимур. Поворачиваться покамест опасался: был уверен, что щеки его все еще пылают.
- В буржуйских... - медленно проговорила девочка. - Да. Знаю. Видела газету. Нет.
- Что нет?
- Не в застенках. У нас... у нас легче. Да. Легче. А воздуха больше у вас.
- Ну да, "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек". Сейчас на гребень поднимемся, а там Крепость, увидишь. Ну, не вся целиком, но остатки старинной башни. Под ней и присядем передохнуть.
- Я выдержу. Я сильная.
- Конечно-конечно, еще какая сильная.
Аэлита, оступившись, тяжело повисла на Тимуре - и его вдруг снова в жар кинуло, когда рука ощутила, что под медицинским халатом на девочке, кажется, ничего нет. Он едва не отпихнул ее. К счастью, Крепость и вправду была уже рядом: оставив девчонок у подножья, Тимур поспешно отбежал к краю обрыва, будто бы осмотреться, а на самом деле чтобы перевести дыхание.
Там он простоял достаточно долго, чтобы задуматься, куда же им и в самом деле дальше идти. Крепость они Аэлите уже показали. К Шаляпинской пещере такими темпами не дойти. Об Аю-Даге вообще нечего думать. А ведь здорово было бы показать ей там тот знаменитый дуб, в дупле которого, как пугают новичков, живет Абсолют! Ну куда там: он у Медведя на самом хребте.
Для тех, кто живет в других лагерях, основная артековская достопримечательность, к которой поди доберись близко, это Дворец... а они, как ни смешно, едва убрались оттуда: ведь Дворец - тот самый спальный корпус, где живут коминтерновцы.
Что еще? Склепы, может быть? Они-то рядом, но туда не всякую девчонку сводишь. Женя - свой парень, а эта барышня, может, визжать начнет или в обморок грохнется. Сильная она, как же!
Голоса внизу заставили его отшагнуть от края обрыва. Он торопливо припал к земле, затем по-разведчически осторожно выглянул. По едва заметной тропке, петляющей в зарослях, спускались к морю двое: рослая вожатая соседнего отряда, которую девочки называли "Клеопарда", и - Тимур протер глаза, - их вожатый Славик по прозванию "Суслик", тихий белобрысый парнишка, выглядевший чуть ли не младше кое-кого из своих подопечных. При этом Клеопарда застенчиво, почти робко что-то спрашивала у него, а Славик отвечал ей уверенным голосом, в котором звучали покровительственные нотки. На сгибе правой руки у него висели два полотенца, а левой он обнимал Клеопарду за талию.
Во дает! Ему же целовать ее придется в прыжке!
Тимур осторожно двинулся назад. Девочки сидели, прислонившись спинами к нагретым солнцем камням башни, и негромко разговаривали.
- Я действительно сильнее... многих. Всех. Сильнее, чем сама думала.
- Вижу, - спокойно согласилась Женя. - Но ты не очень-то задавайся, ладно?
- Не задаюсь. Удивлена. Во мне помощники самые лучшие - но все равно...
- А разве у вас не у всех эти... ну, встроенные... одинаковые?
- Не все из нас внучки...
Аэлита не договорила.
- И дышится мне тут легче, чем думают хэа, надзирающие, - немного помедлив, произнесла она совсем шепотом. - Это уже не от помощников, вживленных по приказу деда. Это от отца.
- Правда?! - Женя в радостном изумлении повернулась к подруге. - Твой отец из Советского Союза?
- Он Сын Неба.
На несколько секунд в звенящем цикадами воздухе повисло молчание.
- Ой, прости, если секрет - ты просто не рассказывай, и все, - виновато сказала Женя. - А мама? Или тоже рассказывать нельзя?
- Мама была из семьи правителей, старейших родов Соацеры. Когда отца хотели схватить, мама попыталась убить себя. У нее получилось... почти. Мой дед знал, что я уже есть, а он был главой Верховного Совета Директоров, ему повиновались все, и целители не посмели ослушаться, когда он приказал им удержать тело моей матери в жизни до той поры, когда придет срок. И лишь после моего появления на свет властелин над всеми пределами Тумы отпустил свою дочь на смертное ложе. А я росла в его дворце: не столичном, в одном из безымянных оазисов, что разбросаны меж Желтым и Высохшим каналом.
Все это Аэлита выговорила бесстрастно, глядя прямо перед собой, словно на страницу невидимой книги.
Теперь молчание длилось куда дольше.
- Твоего отца только хотели схватить - или схватили? - спросил наконец Тимур.
- Он сумел отбиться. Он - ...
Следующее слово прозвучало так странно, что ребята на смогли его разобрать.
- Кто-кто он?
- Магацитл. Сын Неба. Их было двое, отец и его... товарищ. Они вместе улетели на небесной лодке - а о том, что было после, я слышала разное. И надеялась, что здесь, на земле, где он был рожден, смогу узнать больше.
- Узнала?
- Нет.
- Хорошо, - Тимур поднялся. - Ну, ты отдохнула? Пошли.
"Куда ты ее ведешь?" - спросила Женя одними губами. "К смертному ложу", - так же ответил Тимур. Женя испуганно потянулась было его остановить - и раздумала.
Эта рассказчица небывалых историй хочет увидеть Артек? Что ж, она его увидит. Тут и ближе хребта Медведь-горы есть места, про которые рассказывают небывальщину.

Им пришлось присаживаться для передышки еще дважды. Оба раза девчонки о чем-то говорили между собой, но полушепотом: не то чтобы таясь от Тимура, однако как-то получалось, что ему пришлось бы подходить вплотную... а это было неловко. Так что он не прислушивался. Лишь однажды Женя произнесла чуть громче обычного: "Правда? Как инвалиды?" - а Аэлита ответила ей вообще неслышно, но жестами изобразила очень странное.
Как инвалиды, надо же. Сильная она. Внучка какого-то высокопоставленного буржуя. С самыми дорогими "помощниками" внутри себя.
Ладно, все-таки не только внучка буржуя, но и дочь... засекреченного работника Коминтерна, получается. И мама у нее погибла. Высокопоставленные буржуи тоже разные бывают: не случайно все же этот отослал свою внучку в Артек, не случайно ее тут приняли, не случайно и товарищ Андрей говорил...
- Нам... долго?
- Потерпи, тут рядом совсем.
- Терплю... - с этими словами сильная Аэлита обвисла у Тимура на руках. К счастью, она была не только сильная, но и легкая: по-воробьиному тонкие косточки, почти никаких мышц... куда у нее хоть что-то может быть вживлено - поди угадай!
- Ты осторожней с ней! - вдруг очень странным голосом сказала Женя.
- Да уж куда осторожней... - Тимур непонимающе покосился на нее.
Вместо ответа Женя подхватила Аэлиту с другой стороны и чуть ли не выхватила ее у Тимура, как эстафетную палочку. Втроем, бок о бок, нелепо ковыляя, они сделали еще несколько шагов - и Тимур поневоле вспомнил разговор об инвалидах. Хотя по-прежнему не мог сообразить, к чему он мог прийтись.
Дядя Георгий в кружковой самодеятельности изображал одноногого старого партизана, вот только его деревянная нога была такой же театральной бутафорией, что и накладная борода с седым париком. Но было еще что-то, связанное с инвалидами... или с одним только... Совсем недавно было!
И тут они остановились. Пришли.
Под ногами лежал моховой ковер, над головами сплетался полог нескольких крон. Это было самое укромное место в Артеке - даже странно подумать, насколько оно, оказывается, близко и до чего же мало кто про него знает. Впрочем, кто не боится - знает, конечно.
- Вот эти домики, товарищ Аэлита, называется "склепы". Смертные ложа, как ты говоришь. Там людей хоронили - раньше, в старорежимные времена. Можешь не бояться, внутри никого нет.
- Знаю.
Ничего она, конечно, знать не могла: заржавленная железная дверь была лишь слегка приоткрыта. Хотя... это ее "слышевижу"...
- Они не внутри, - объяснила Аэлита. - Они вон там... под большим деревом, под корнями его. Двое старших. А маленький сразу за... домиком.
Смотрела она при этом на правый из склепов. А Тимур и Женя сперва посмотрели на нее, потом друг на друга.
В том склепе действительно были две больших ниши и одна меньшая, на детский гробик. По слухам, еще во время Гражданской, когда Крым был под белыми, какие-то бандиты там все перерыли в поисках золота, якобы спрятанного в гробнице. Говорят, ничего не нашли. Остатки гробов вместе с костями то ли закопали неподалеку, то ли просто разломали и выбросили, а вот кто там лежал, когда был похоронен, - об этом даже слухов не сохранилось. И табличек над входом не сохранилось, сбиты они.
- А где те, вон из того склепа? - Женя кивнула на левый "домик".
- Нигде, - Аэлита нахмурилась. - Там сделали... я забыла... вот так!
Ее руки плавно качнулись в воздухе - и очень зримо обрисовали трепещущий, переменный контур языков пламени.
Тимур и Женя снова переглянулись. Она тоже не могла этого знать, вход с выбитой дверью был затянут плющом, сквозь который если что и проступало, то разве лишь вязкая сырая тьма. Но они-то раньше бывали внутри - и отлично помнили: стены зачернены гарью, под ногами старые угли огромного кострища.
- Это ты слышевидишь? - изменившимся голосом спросила Женя.
- Это... иначе, - Аэлита виновато улыбнулась, - Не могу объяснить.
Из ее ноздри вдруг медленной тонкой струйкой поползла кровь, сквозь лиственный сумрак показавшаяся синеватой. Женя заохала и захлопотала вокруг подруги, усадила ее на покрытый мхом валун и, с него же сорвав горсть мха помягче, принялась вытирать Аэлите лицо. Тимур дернулся было ей помочь, но замер, вслушиваясь. Показалось? Нет, он не мог ошибиться: сюда шли двое-трое. Молча идут, быстро, но осторожно. Так крадутся хулиганы, готовясь обнести чужой сад...
- Сигнал - "три звонка"! - сквозь зубы произнес он.
- Что? - Женя в изумлении повернулась к нему и мгновенно посерьезнела. Она помнила: этот сигнал означает боевую тревогу.
- Бери ее - и туда, - Тимур мотнул подбородком в сторону ближайшего склепа. - Не высовывайтесь. И ни звука.
- А ты?!
Но Тимур уже не слушал. Расправив плечи, он двинулся навстречу чужим шагам.

- Ну ты даешь, иптяш-Тимур! У вас же дневной сон сейчас! Поймают - выгонят!
- Не поймают, - хмуро процедил Тимур. - Вы сами тут осторожно, я недавно двух вожатых рядом видел...
- Нас-то не поймают! - рахмоновец беспечно махнул рукой. - Ты тут сколько - две недели, да? А мы - всю жизнь: знаем, на каких тропах ловят, а на каких фигушки! Слушай, Тимур, твоя туташ где сейчас? Тоже с тобой тихий час прогуливает?
Тимур сделал неопределенный жест. Алик, адъютант Гейки, был встречей не только удивлен, но и обрадован, а вот двое его спутников держались куда угрюмее. Не очень понятно, замечал ли это он сам. Кажется, Алик в этой тройке за старшего - а вообще-то эти парни на самом деле и старше его, и покрепче гораздо.
Они тоже рахмоновцы: у обоих на майках такой же знак, только сделан еще менее умело, молот едва виден на фоне полумесяца серпа. Однако Тимур вовсе не собирался рассказывать им всем, что Женя вот тут, рядом.
В склепе. С Аэлитой.
- Вы-то сами куда сейчас? - поспешил он перевести разговор на другое.
- Надо, - коротко отчеканил один из незнакомых рахмоновцев.
- Да тут к Султановой скале спуск хороший, - Алик, кажется, с удивлением покосился на него, - а в бухточках по обе ее стороны мидий сейчас - целые грозди, хоть ведрами таскай!
Ведер при них не было, но у каждого через плечо висело по брезентовой сумке.
- К Султановой? - удивился Тимур. - Это где?
- Надо, - повторил тот же парень. - Надо знать.
- Его правда, - заулыбался Алик, - что ж ты тут тогда знаешь, если о ней не слышал? Вот там тропа идет, видишь?
Если бы он не показал, Тимуру эту тропу бы в жизни не разглядеть. Он вообще был уверен, что отсюда к морю прямого хода нет.
- Высокая такая, самая высокая скала здесь, прямо напротив Адалар, - продолжал частить адъютант Гейки. - В ней пещера еще снизу, по другую сторону.
- А, грот Пушкина, - сообразил Тимур, - то есть Шаляпинская скала, да?
- Ну, кому Шаляпинская, а кому Султан-кыя, - Алик улыбнулся еще шире.
- Мин сине сиктым-сиктым... - с такой же широкой усмешкой произнес третий рахмоновец, до сих пор помалкивавший.
- Форточкага ляктердем! - резко ответил Тимур, вскакивая. - Кутак баш, понял?!
Этому он, конечно, не у прабабушки научился. Но в московском дворе временами звучит и кое-что покруче.
- Серхантай, дурак! - яростно заорал Алик прямо в лицо своему спутнику, прежде чем они с Тимуром бросились друг на друга. - Мин сине ольтерем милиция шакерем! С Гейкой говорить хочешь?! Рахмон-ага тебе не указ?!
И все равно бы им сейчас не миновать сцепиться, но тут оба парня попятились - не испуганно, а смущенно, не зная, куда девать глаза. Алик обернулся - и тоже отступил к ним, мгновенно покраснев до ушей.
- Здравствуйте, мальчики! - Женя ловко спрыгнула с высокого, ей по грудь, валуна. Встала рядом с Тимуром, положив ему руку на плечо. - Ну вы тут кричите - наверно, в дирекции слышно...
- Ой, извини, туташ, сестренка, - в один голос пробормотали все трое рахмоновцев, одинаковым же движением поднося руку к сердцу.
- За что? - озадаченно спросила Женя и прыснула.
В следующий момент они смеялись уже все впятером: с облегчением, забыв обо всем, что случилось только что и чего без малого не случилось. Как давние знакомые. Как лучшие друзья.
- Вот, адъютант, Гейке передай это, атаману Рахмонову, - Женя протянула Алику что-то маленькое. Тимур сглотнул: он до последнего мгновения не верил, что это окажется раковина... но именно она и лежала на Жениной ладони. - Скажешь - от его московского командира. Пусть... пусть слушает море. Он поймет.
- Конечно, передам, сестренка! - Алик явно был озадачен: ракушку он принял со всей серьезностью. Спрятал ее в карман - и весело, лихо отсалютовал.

- Я тебе что сказал? Не высовывайтесь! И ни звука!
- Ага, сказал! Только ты мне не командир вообще-то.
- Когда подан сигнал боевой тревоги - командир!
- Сейчас! Без меня, командир, тебя бы уже измолотили до кровавых синяков!
- А так могли нас обоих измолотить! И кто бы тогда Аэлиту обратно тащил?
Они замолчали. Некоторое время шли мрачные, дуясь друг на друга.
- Не сердись, ладно? - Женя не выдержала первой.
- Да ну тебя! - Тимур все еще не мог отойти. - Эти ребята... Я еще с Гейкой поговорю, как он их вообще принял в... Знаешь, что они говорили?
- Догадалась. Эх вы, мальчишки...
- Сама, знаешь, хороша! Как ты вообще додумалась отдать им раковину?
- У Аэлиты разрешения спросила, - спокойно сказала Женя. - Она потом мне другую даст. Даже две, чтоб у тебя тоже своя была. Как ты иначе с Гейкой вообще поговорить сумеешь?
Она была права, но Тимур в досаде только стукнул себя кулаком по колену.
- ...А что к лучшему тебе - к лучшему и мне, - голос Жени уже был не просто спокоен, а совершенно безмятежен. - Ей, кстати, тоже.
И тут они оба остановились, замерев на полудвижении. Из склепа доносился разговор. Во всяком случае, так им показалось сначала.
Через несколько секунд стало ясно, что голос там звучит только один: певучий девичий голос, говорящий на неизвестном языке. Но он иногда делает паузы, а потом, судя по интонации, задает вопросы... кому?
Если и был второй собеседник, он оставался неслышим.
И невидим тоже. Стоя на пороге склепа, они молча смотрели, как Аэлита улыбается кому-то, будто стоящему перед ней, протягивает руку, обмениваясь с ним прикосновениями, - и словно бы отпускает, провожает прощальным движением.
- Кто... - Женя не договорила.
- Тот, кто строил наш... наш дворец, - Аэлита медленно повернулась к ней, оторвав взгляд от пустоты. - Я же рассказывала - он лежал здесь, а теперь лежит под корнями, возле большого дерева. Вон там.
Ребята как по команде оглянулись, хотя и понимали, насколько это бессмысленно. А потом вновь уставились на Аэлиту. Совсем не ласково.
- Он мне тоже кое-что рассказал, - слабо улыбнулась она. - Про один камень. В стене дворца.

* * *

Когда они с Женей посреди глухой ночи обошли дворец и остановились у того места, которое им указала Аэлита, а ей - давным-давно умерший архитектор, Тимур чувствовал себя странно. Вроде и пионер, и взрослый почти, а всё в чудеса верит... "Нет ли, Мальчиш, тайного хода из вашей страны во все другие страны?.. Рассмеялся Мальчиш буржуинам в лицо и ответил: да, есть у нас глубокие тайные ходы. Но сколько бы вы ни искали, все равно не найдете!"
Однако все совпало со словами Аэлиты. И заросли туи, и шершавый камень внизу стены, у самой земли: такой же, как и остальные, но самую чуточку, на пол-ладони, шире. И выемки в его левом нижнем углу - как раз под пальцы взрослого человека.
А если уж приходить за обещанными ракушками-рациями, то лучше сейчас, посреди ночи. Днем точно встретиться сложнее будет...
Женя попробовала и так, и эдак, но у нее не выходило сделать все правильно, просто ширины ладони не хватало. Тогда Тимур протянул руку из-за ее спины, и теперь их пальцы легли как надо.
- На счет "три", - прошептал он. - Раз... Два... Три!..
Они вместе нажали и повернули. Камень вдруг словно провалился под руками, открывая черный лаз, из которого пахло пылью.
- Пошли? - нерешительно сказала Женя. - Давай со мной?
- Лучше ты, - ответил Тимур. - Я здесь покараулю. Не думай, что я боюсь, просто... ну, понимаешь, там девчонки спят, а тут я... в общем...
- Я и не думаю, - тихо произнесла Женя. - Тогда я пошла?
- Ага.
- Возьми, - она расстегнула ремешок часов, протянула их Тимуру. - Чтобы не разбить.
Согнувшись, нырнула в лаз. Секунду Тимур видел ее спину, потом девочка пропала в темноте. Тимур сел на землю рядом с дырой, прислонился к теплой стене и стал ждать. Из лаза сперва раздавался тихий шорох, потом всё стихло. Наверное, решил Тимур, она уже на месте и скоро вернется с ракушками.
Шло время, а Жени всё не было. Тимур забеспокоился, не случилось ли чего. Через двадцать минут он уже испугался всерьез: а если ее поймали? Там ведь не просто дежурные, а настоящая охрана! Подумают в темноте, что диверсант пробирается, и...
Что именно сделает в этом случае охрана, Тимур додумать не успел. За кустами туи раздались торопливые шаги и тихие голоса. Тимур осторожно раздвинул жесткие ветки и выглянул наружу.
На дорожке, которая вела к главному входу во дворец, стояли несколько вооруженных мужчин в форме, а среди них - уполномоченный Андрей. Тимур прислушался...
- Проверить все входы, - тихо командовал товарищ Андрей. - Перекрыть, чтобы мышь не проскочила. И ждать приказа. Без приказа ничего не предпринимать! Никакой самодеятельности, товарищи. Осложнения нам не нужны. Все понятно?
- Персонал? - прозвучал вопрос.
- Не из наших только повар, - ответил уполномоченный. - Он уходит после ужина, сейчас его нет.
- А среди детей наши есть?
- Дурацких вопросов не задавать! - шепотом рявкнул Андрей. - Проверить, на месте ли дети. И все ли дети на месте. Если кто-то отсутствует, найти! Все ясно? Выполняйте.
Входы. Проверить. Это что же получается? Он тут сидит, а за спиной дыра, подземный ход? Конечно, правильнее пойти и всё рассказать, но ведь там Женька?
Пятясь задом, Тимур вполз в дыру и осторожно задвинул камень за собой, точно створку двери. Сначала показалось, что ночью в деревенском доме задули свечу, настолько стало темно. Но вскоре глаза привыкли.
Тимур обнаружил, что не такая уж здесь и темень. Буржуйский архитектор устроил незаметные отдушины, незаметные снаружи, сквозь которые внутрь пробивались лучи света. Немного, но достаточно, чтобы не набить шишек и не расквасить нос. Значит, Женя не заблудится. Палата девочек на втором этаже с другой стороны, идти недалеко. Наверное, Женя скоро вернется. Надо подождать ее здесь, чтобы, пока рядом товарищ Андрей и охрана, не сунулась наружу...


Касаясь пальцами неровной стены, Женя прошла несколько шагов и остановилась. Сердце колотилось в груди. Было немножко обидно, что Тимур не пошел с ней. Боится заходить в спальню к "баклажаночкам"? Не боится, а стесняется - мальчишка же! Но все равно: мог бы подождать хоть в начале этого лаза... Ей так трудно, темно - хоть глаз выколи! А он...
Неожиданно Женя обнаружила, что вокруг достаточно света и она видит стены и пол. Справа, у самого потолка, чернела узкая щель, из нее тянуло холодом. Что там может быть? Женя просунула в щель руку. Округлое, на ощупь деревянное. Наверное, за стенкой был погреб с бочками. Интересно, что в них хранят? Квашеную капусту для кухни? Или вино, как в "Трех мушкетерах"? А еще в погребе любят жить пауки и мокрицы, иногда даже змеи... Во всяком случае, так говорят.
Тут она коснулась щекой чего-то холодного и с трудом удержалась, чтобы не взвизгнуть. Вот дура-то...
Глаза приспособились, теперь было видно, что узкий лаз идет вверх и одновременно загибается направо. Впереди слышались негромкие голоса. Женя заглянула за угол: неподалеку на полу тоннеля лежала полосатая тень. Значит, тут что-то вроде маленького окошка, только оно в самом низу стены и зарешеченное.
Кажется, она добралась. Вот только куда?
- Пауна тора соацера, - сказала совсем близко Аэлита. - Куа лома магацитл!
- Кроно ту'лава дото! - ответил незнакомый плаксивый голос.
Похоже, коминтерновки ссорились. Женя присела возле "окошка", потом вовсе легла на пол и заглянула внутрь.
Снова заговорила Аэлита. Ее кровать стояла совсем рядом, если постараться, то, протянув руку, можно ухватиться за ножку...
- Аэлита!.. - шепотом позвала Женя. - Это я! Я пришла...
Аэлита замолчала, потом продолжила горячо и почти громко. Вдоль края одеяла скользнула бледная кисть, показала под кровать. Из ладони выпала ракушка-рация.
Происходила что-то непонятное, Аэлите явно требовалась помощь. Женя присмотрелась: решетка держалась на двух гвоздиках. Сдвинуть ее в сторону и проползти в отверстие оказалось минутным делом.
В комнате было тепло и даже душно: похоже, тут вообще никогда не открывали окон. Под кроватью у Аэлиты лежал мягкий пушистый коврик. Такие же коврики виднелись под соседними кроватями. Интересно, зачем? Женя не стала задумываться. Мягко - и ладно!
Она прижала ракушку к уху...
- ...А что будет с нами? - голос Аэлиты неожиданно прозвучал по-русски, хотя другим ухом Женя по-прежнему слышала речь на незнакомом языке. - Хорошо Туале, ее отец из партии Перемен. Если они возьмут власть...
- Уже взяли! - злорадно перебила ее другая коминтерновка. - Теперь всё станет иначе.
- Ты неумна, Туала, - сказала Аэлита. - Ты не понимаешь...
- А ты гордячка! Молчи и привыкай, ты не самая главная теперь!
- Кому лучше, когда мы ссоримся? - произнесла третья. - Родина далеко, нам надо держаться вместе.
- Вместе с этой?! - огрызнулась Туала и произнесла издевательски: - Дочь магацитла, как же! Когда она слушала нас, Нея? Мы всегда были для нее "калеки", для их рода любой, у кого нет полного набора второй силы, - "калека".
- Думаешь, настоящие "калеки" примут тебя за свою? - чуть слышным шелестом долетел голос какой-то еще девочки, ранее молчавшей. - Ни у кого из их дочерей не расстелен под ложем коврик для служанки, наоборот - их дочери спят на таких ковриках... - девочка вдруг словно бы задохнулась, но сумела продолжить. - А для их отцов мы все - синяя кожа!
Про "синюю кожу" Женя не поняла, а насчет "калек" более-менее разобралась: Аэлита рассказывала ей, что те, у кого нет встроенных в тело приборов-помощников, могут передвигаться разве что на костылях, инвалидных колясках... Это она, надо так понимать, говорила про коминтерновцев, изувеченных пытками в застенках. Но отчего для девчонок эти "калеки" - словно бы чужие, чуть ли не враги? Разве могут у них тут быть враги? Как они к нам вообще попадут?
Вообще-то могут попасть, наверно. Ведь есть же у нас, пусть не в Артеке сейчас, английские коминтерновцы и их дети - а есть дипломаты и всякие там приглашенные на заводы специалисты из буржуйской Англии, хотя с ней уже скоро война начнется. Вот и в этой Соацере... то есть Соацера - их столица, а сама страна называется Тума...
Но все равно что-то не складывалось.
- Даже хуже... - вздохнул кто-то из девочек. - Не синяя кожа, а варенная плоть в водах горячего озера. И род Тускуба, и дети тех, кто ведет партию Перемен...
- Здешние не допустят! - воскликнула Туала.
- Здешние? Да ты действительно неумна. Мы для них - тоже плоть... Совсем лишняя плоть вокруг того, что в нее встроено. Вот это им и вправду очень нужно.
- Но начнут с плоти и крови Тускуба!.. С синей его крови.
Почему они ругаются, удивилась Женя. Что-то произошло на их родине? Может быть, революция? Но ведь это же здорово! Революция - всегда здорово.
Аэлита давно уже не говорила ничего. Остальные коминтерновки ссорились, яростно упрекали друг друга, но голоса их почему-то звучали всё тише и тише.
- Очень тяжело, - вдруг сказала та, которую звали Нея. - Ужасный мир.
Было слышно, как она зевнула.
- Ужасный, - согласилась Туала. - Как они... здесь... живут?..
Ей уже никто не ответил. И никто, включая саму Туалу, не шевельнулся, когда еще через десяток секунд вдруг тихо скрипнула, открываясь, дверь.

- Проверяйте, товарищ уполномоченный.
Женя узнала голос противной медички. Раздались тяжелые шаги. Пара сапог остановилась у кровати Аэлиты, потом их обладатель прошел дальше.
- Все тут, - сказал товарищ Андрей.
- Куда им деться? - ответила медичка. - Видите, дрыхнут без задних ног.
Она почти не понижала голос. Андрей ничего не сказал, но, должно быть, сделал предостерегающий жест, потому что женщина ответила:
- Да нет нужды, товарищ уполномоченный. Они и днем-то почти все время спят...
- Все равно, - сказал уполномоченный. - Следите, не спускайте глаз. Сами понимаете. Кто знает, как все сейчас повернется?
- А что Москва? - спросила медичка.
- Ждет, - непонятно ответил товарищ Андрей.
Снова заскрипели сапоги, хлопнула дверь. Спустилась тишина, которую прерывали только тяжелое дыхание и тихие стоны коминтерновок.
- Аэлита? - прошептала Женя. - Ты спишь, Аэлита?
- Мне надо бежать, - сказала после долгого молчания Аэлита. - Спаси меня, Женя.
Вот так. Все ясно и все просто. То есть на самом деле ничего не понятно и все, наверно, очень сложно, но никаких вопросов не остается.
И очень страшно подумать, что будет, если этот, как его, Алик не передал ракушку своему командиру. Или если тот сейчас держит ее не рядом с собой.
Конечно, говорить с командиром рахмоновцев должен был Тимур. И Тимур действительно ему все объяснит - потом, совсем скоро. Но кое-что надо сделать еще скорее, прямо сейчас.
- Гейка! - укрыв раковину в кулаке и прижавшись к ней губами почти вплотную, Женя говорила почти беззвучно: знала, что этого хватит. - Гейка! Ты слушаешь море?
Она была почти готова к тому, что никто не отзовется. Но когда ответ все-таки прозвучал: "Я... я слышу тебя! Ты кто?!", Женя чуть не засмеялась - таким испуганным был голос бесстрашного Гейки.
Говорила она с ним совсем недолго. Потом осторожно поскребла ногтями ножку кровати - и услышала, как Аэлита шевельнулась у нее над головой.
- Встать сможешь? Или ты сейчас как они - "без задних ног"?..
- Я смогу. Я дочь магацитла.

* * *

Вниз по тропе они буквально снесли ее на руках, хотя это было совсем не легко, какие у нее ни птичьи косточки. Однажды, на особенно крутом участке, когда под сандалиями опасно заскользил голый камень, Аэлита вдруг попросила оставить ее здесь и поскорее уйти. Ага, как же, вот так взяли да оставили, бросили на погибель, побежали спасать свои драгоценные шкурки: "За друзей стоять отважно будь готов! - Всегда готов!", пункт пятый "Кодекса".
Все же ни она без них не спустилась бы тут, даже днем, ни они без нее - ночью. Они были ее ногами, она их глазами: видела тропу в темноте на тридцать шагов вперед, ощущала меняющуюся крутизну склона, предугадывала повороты.
А один раз, тем же неведомым образом, предощутила приближение погони. То есть это все же была не погоня, от той бы не спастись: несколько человек спокойно, без спешки, прошли вдоль склона в десятке шагов под ними. Кажется, двое-трое - из команды товарища Андрея, а с ними пара пионервожатых.
Лунный свет в эти минуты пробился сквозь ночные облака и щедро пал на землю, но сквозь сплетение ветвей сделал все непроглядней, чем в полной тьме.
Да, не погоня, об исчезновении Аэлиты из спального корпуса, похоже, еще не узнали... Но обычным такое ночное патрулирование назвать трудно. Должно быть, приказ "все проверить и перекрыть, чтобы мышь не проскочила" касался не только окрестностей дворца.
Потом Тимур и Женя долго сидели на прибрежных камнях, восстанавливая дыхание, - и Аэлита, измученная, сидела рядом с ними. Она бы, наверно, сейчас провалилась в сон, но времени совсем не оставалось.
- Смотри, дочь магацитла. Вот это - Султанская скала, то есть Шаляпинская. Ну, все равно, как ее ни называй, ничего не изменится. Нам надо плыть вокруг нее. Гейка будет ждать с той стороны, возле пещеры: на эту сторону ему нельзя выгребать - лодку могут увидеть. Ох, далеко, слушай... Жень, я помню, что мне рассказывала, но все-таки море - не бассейн.
- Я доплыву, - неживым от усталости голосом сказала Аэлита.
"Она доплывет", - кивнула Женя с уверенностью, которой, Тимур это вдруг почувствовал, у нее на самом деле не было.
"А ты?" - взглядом спросил он.
- А ты-то сам? - бурно, вслух возмутилась Женя, чем несколько успокоила его.
Почти прямо под их ногами волны, равнодушно шелестя, накатывались на невидимый пляж.
- Поздно, - все таким же мертвым, но уже не от усталости, голосом сказала Аэлита.
Вдоль берега цепочкой шли люди. Кажется, те самые, кого они пропустили мимо себя в темноте выше по склону. Теперь повернули и возвращаются. Вот только разминуться с ними тут не было никакой возможности.
- Поздно... - с отчаянием повторила Женя.
Тимур даже удивился. Он отлично понимал, что ничего еще не поздно.
- В воду, дочь магацитла, - прошептал он уголком рта. - Плыви так, как тогда в бассейне. На поверхность не показывайся, кроме как для вздоха. Живо!
- А вы?
- А мы - догоним. Потом. В воду, кому сказано! Погубишь и себя, и нас!

Артек - огромный лагерь. У него немало своих законов. Как и всюду, нередко законы их обходят и нарушают: в каждом из входящих в него малых лагерей чуть по-разному, но если честно, то разница невелика. Как и всюду, виновных ловят, уличают, стыдят и наказывают. Или прощают. В прежние времена прощали куда чаще, сейчас правит строгость.
Но за море не прощали никогда. Ни прежде, ни теперь.
Кажется, только один раз за всю историю Артека, да и то незапамятные лет десять назад кто-то утонул, купаясь в море без надзора. Но с тех самых пор во всех лагерях и во всем лагере действует незыблемый и неумолимый закон: каждый, кто без спроса уйдет купаться, будет тотчас же отправлен домой. И от этого закона лагерь не отступал еще никогда. Теперь в нем появились уже и другие законы, куда более беспощадные; но этот тоже не отменен.
Однако слишком здесь пышно цветет удивительная зелень, слишком часто попадаются прохладные ущелья, журчащие потоки, укромные поляны. Слишком много тут сверкающего солнца, которое словно бы продолжает сиять даже ночью... Особенно ночью!
А про ночные прогулки закон ничего не говорит. То есть на самом деле говорит, но гораздо менее суровым голосом.
Даже если на такую прогулку вышли мальчик и девочка. Даже если гуляют они по пляжу возле самого моря (лишь бы в воду не лезли!). Даже если не просто гуляют.
Потому что соблюдайся в этом случае закон неукоснительно - где он должен свой путь начать и где остановиться? "Мальчик и девочка" - это только ли тринадцатилетние пионеры? А кем считать восемнадцатилетних вожатых, которые сами следят за тем, чтобы артековский закон соблюдался?
И сказал сам себе Артек: "Все они - мои дети, подростки на берегу моря. Пока будет можно, я зажмурюсь".
Она была спортсменка и медалистка, ростом лишь на сантиметр не дотягивала до метра девяносто, а возрастом - всего месяц до девятнадцати лет оставался. Но "Клеопардой" ее называли, и то за глаза, только здешние малолетки, дома же звали Лерочкой и все еще считали внучкой.
А ее Славик - он такой образованный и умный, такой взрослый, на целый год старше... И пусть смеются всякие дуры, пусть выдумывают, что ему будто бы для поцелуя на пенек вставать нужно!
Она сейчас больше всего страдала оттого, что нельзя идти со Славиком обнявшись или хотя бы держась за руки. При этих, которые с ними сейчас, - никак нельзя. Но она и так чувствует его дыхание, а это такое счастье...
Сначала она поняла, что он дыхание на миг затаил, потом - что Славик изо всех сил старается дышать как прежде, идти обычным шагом, с привычной внимательностью смотреть по сторонам, ни в коем случае не поворачивать голову вот туда... И Лера тоже туда не посмотрит, голову не повернет. А если взгляд скосит, проходя мимо - ну, какое кому до этого дело!
Какое кому дело, что какая-то парочка обнимается-целуется на их со Славиком месте, судорожно расстегивает друг на друге одежду, возится торопливо и неумело... Лере и Славику не жалко. Они щедрые.
И уж точно не должно быть до этого дела тем, кто идет с ними сейчас. У них другая задача, эту задачу они объяснили и вожатым, вожатые все поняли и выполняют.
Лера добросовестно следила за освещенной Луной морской гладью - но там не было ни лодки, ни признака кого-нибудь, удаляющегося от берега вплавь. Впрочем, вон появилась точка в паре сотен метров от берега - но это дельфин. А вот он уже снова нырнул.
Кажется или нет, что за плавник его ухватилась тонкая девичья рука?
Да ну, ерунда какая!

- Не заметили, - выдохнул Тимур.
Женя промолчала. Ей казалось, что уж Клеопарда, с высоты своего-то роста, обязательно должна была их увидеть.
- Женечка!
Она ласково потерлась ему щекой о голое плечо, по-прежнему не произнося ни слова. А до Тимура, кажется, только сейчас начало доходить. Эх ты, мальчишка... мужчина ты мой...
- Женечка! И... и что же мы теперь?
- Не что, а кто. Мы - муж и жена. Так это, кажется, называется?
- Женечка! Моя Женечка!
- Заодно. За одно. Помнишь?
- Это когда мы объясняли Аэлите, что такое товарищ?
- Тогда. А если ты еще раз назовешь меня "товарищ Женя" или скажешь, что мы все это затеяли только для того, чтобы отвлечь внимание от Аэлиты - то я возьму вот этот булыжник и заеду тебе по башке!
Булыжник и вправду был здоровенный. Но Тимур понимал: то, что Женя, его Женя сейчас сказала об Аэлите, - тоже правда.
Только кто же мог догадаться, что после того, как эти пройдут и им с Женей уже можно будет, облегченно вздохнув, разомкнуть неловкие объятия - они вместо этого вдруг кинутся друг на друга, как... как...
Женя гибко встала, потянулась - тут, на песке, при лунном свете было видно все-все, и Тимур в панике отвернулся.
- Смотри, - грустно сказала она. - Должен же ты хоть напоследок увидеть, что тебе досталось.
- Напоследок?!
- Ну да. Потому что сейчас мы оденемся - и поплывем за Аэлитой. Туда, где Гейка всех нас сможет подобрать. Как же еще?
- Действительно, как же еще... - пробормотал Тимур.

* * *

Гейка греб яростно и целеустремленно. От весел он Тимура шугнул сразу: "Не умеешь ведь, только мешать будешь!", а к рулю успела проскользнуть Женя и вовсе не собиралась уступать кому-то это место. Так что дело себе Тимур нашел, только когда лодка зашелестела килем по песку: соскочил в воду, помог вытащить лодку на берег, затем помог выбраться девочкам... Конечно, только Аэлите, ну так ей и Женя помогала; а когда протянул было руку Жене, она, будто не заметив, перепрыгнула через борт не менее ловко, чем он сам. Как и не было между ними ничего только что. Или наоборот - потому, что было? Не хочет, чтобы это кто-нибудь заметил: Аэлита, Гейка?..
- Ну вот что, комиссар, - угрюмо проговорил Гейка, обращаясь к Тимуру едва ли не в первый раз после того, как они с Женей забрались в лодку. - Там мой дом - видишь, в окошке лампа?
- Твоего деда, Рахмона-аги, - кивнул Тимур. - Вижу, конечно.
- Рахмона-моллы, - еще более хмуро, сквозь зубы, поправил Гейка. - Я и сам не знал, пока сюда...
Тимур снова кивнул. Наверно, у деревенских людей еще в чем-то прежние понятия - и нет ничего особенного, что уважаемого старика тут называют "молла". Хотя странно вообще-то: на третьем десятилетии советской власти!
- Запомнил. Ассалам аляйкум, уважаемый Рахмон-молла - именно так и обращусь, да ты не бойся, не совсем же я дурак. Ну, пошли?
- Нельзя вам туда идти, - через силу выдавил из себя Гейка. - А ей, этой девчонке из... ну, из оттуда - тем паче нельзя!
Все они одновременно посмотрели на Аэлиту. Ее лицо белело в ночи, как мраморное.
- Молла, - повторил Тимур.
- Я же не знал! - отчаянно прошептал Гейка - Гейдар Рахмонов, атаман здешних рахмоновцев, внук самого Рахмона-моллы. - Сперва даже удивился, отчего дед мне тут разрешил все организовать, как под Москвой у тимуровцев - у тебя то есть... Я тогда подумал - это хорошо, значит, дед теперь с нами всей душой! И его... его друзья тоже! Да у нас половина думает, как я тогда, в самом начале: и Али, который мне от тебя ракушку передал, и другие...
- Тот серп, такой большой - это на самом деле не пара к молоту, а полумесяц? - поинтересовалась Женя как ни в чем не бывало. Словно они в музее были сейчас и она попросила экскурсовода рассказать ей о каком-то значке на древнем знамени.
- Ну.
- Что ж ты девочке помочь согласился, адъютант? - холодно произнес Тимур. - Мог вообще на зов не откликаться. Мог сказать, что лодку подогнать не сумеешь. Но отозвался, пригреб, забрал нас всех... И куда ей теперь?
- Никуда, - Гейка смотрел в землю. - Но если она в наш дом войдет - это будет хуже, чем в никуда. Или если даже вы втроем войдете... Вот, возьми свою рацию, - он зашарил по карманам, достал ракушку, протянул в пространство между Тимуром и Аэлитой - в результате взяла ее Женя. Да не просто взяла, а выхватила, как оружие у дезертира.
- Деду рассказывал? - голос ее был строг и суров. Так, наверно, говорит ее отец, отдавая боевые приказы.
- Ни слова, - Гейка расправил плечи, теперь он смотрел на Женю прямо, глаза в глаза.
- Хорошо. И об остальном тоже не говори.
- О чем "остальном"? - он даже нашел в себе силы усмехнуться, пускай криво. - О дельфине? О том, что она вдруг поднялась передо мной из-под воды, как ни один живой человек не может? Да такое даже можно и рассказать: дед просто решит, что я саташкан, - Гейка постучал себя костяшкой согнутого пальца по лбу. - Но лучше не расскажу. Вовсе незачем ему знать...
- Действительно незачем! - произнес незнакомый голос из темноты. Почти незнакомый.
Они изумленно повернулись все разом - кроме Аэлиты, которая, оказывается, давно уже смотрела в ту сторону. Больше всех ошеломлен оказался Гейка.
- Семеныч-ага?!
- И не только.
Тимур и сам уже видел, что не только: кроме старика на костылях, смутно запомнившегося по первому дню, с разных сторон подступили медленные тени. Прорваться, наверно, можно: они все - кто с костылем, кто в кресле с колесиками, а кто даже на такой платформе, на которой безногие ездят, отталкиваясь обтесанными чурками от земли. Но куда? И нужно ли?
Аэлита вдруг заговорила-запела, торопливо и непонятно - обе ракушки сейчас были у Жени в руке, она дернулась было поднести одну из них к уху, но передумала, протянула Семенычу. Тот принял их, внимательно посмотрел сперва на нее, потом на Тимура и снова повернулся к Аэлите. Выслушав, что-то ответил на том же незнакомом языке. Затем как-то необычно перехватил костыли - и коротко поклонился ей.
- Девочки и вправду неумны, - это он сказал уже Тимуру и Жене. - Они думали, что мы жаждем мести внучке Тускуба. Никому из них и в голову не пришло, что здесь, в краю магацитлов, у нас может быть иная цель: помочь дочери магацитла...
- А нам вы поможете, Семеныч-ага? - вежливо спросила Женя.
- Не ага, - улыбнулся старик. - И не Семеныч. И не помогу: лучше вам от нас теперь держаться подальше, даже забыть, что когда-то видели нас... и ее... А поможет вам тот, кого ты, девочка, позвала на помощь этой ночью.
- Я?! - выдохнул Гейка, все еще не опомнившийся от ошеломления. И тут же понял: - Я отвезу вас обратно, успею! Если там еще не началась тревога - все будет так, как если бы не было ничего, ну, для вас то есть. Быстро в лодку, бежим!
Так у них и не вышло попрощаться с Аэлитой. Только спихнув лодку в воду и перебравшись через борт, Тимур оглянулся - но уже не увидел ничего в тенях на берегу.
- Нам бы только ночь простоять да день продержаться, - прошептал он.
- Да, ночь сегодня короткая, - Женя села рядом с ним, ничего больше не стесняясь, обняла. - Самая короткая ночь в году - в нашем сорок первом. Зато следующий день будет самый длинный!



 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"