Соколов Владимир Дмитриевич -- составитель : другие произведения.

Мередит. Эгоист (главы 41-50)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

Эгоист (гл XLI-L)

CHAPTER XLI. THE REV. DR. MIDDLETON, CLARA, AND SIR WILLOUGHBY/Глава сорок первая Достопочтенный доктор Мидлтон, Клара и сэр Уилоби

English Русский
When Master Crossjay tumbled down the stairs, Laetitia was in Clara's room, speculating on the various mishaps which might have befallen that battered youngster; and Clara listened anxiously after Laetitia had run out, until she heard Sir Willoughby's voice; which in some way satisfied her that the boy was not in the house. В то самое время, как юный Кросджей, наткнувшись на запертую дверь, опрометью бежал по лестнице вниз, Летиция сидела у Клары и делилась с нею своими опасениями за этого злополучного отрока, перебирая все бедствия, какие могли его постичь. Когда после полуночи Летиция вышла, Клара долго вслушивалась в тишину - где-то раздался голос сэра Уилоби. По его интонациям Клара догадалась, что мальчика в доме нет.
She waited, expecting Miss Dale to return; then undressed, went to bed, tried to sleep. She was tired of strife. Strange thoughts for a young head shot through her: as, that it is possible for the sense of duty to counteract distaste; and that one may live a life apart from one's admirations and dislikes: she owned the singular strength of Sir Willoughby in outwearying: she asked herself how much she had gained by struggling:--every effort seemed to expend her spirit's force, and rendered her less able to get the clear vision of her prospects, as though it had sunk her deeper: the contrary of her intention to make each further step confirm her liberty. Looking back, she marvelled at the things she had done. Looking round, how ineffectual they appeared! She had still the great scene of positive rebellion to go through with her father. Тщетно прождав возвращения Летиции, она разделась, легла в постель и попыталась уснуть. Она устала от борьбы. Странные мысли завладели ее юной головкой - мысли о том, что сознание исполненного долга может одержать верх над отвращением. Живут же люди внутренней жизнью, не обращая внимания на свои вкусы и пристрастия! Она чувствовала, что пасует перед сэром Уилоби, перед его необычайным искусством брать человека измором. Много ли она выиграла своим сопротивлением? С каждой попыткой она, казалось, только растрачивала душевные силы, между тем как очертания будущего вырисовывались все туманнее: с каждым шагом, вместо того чтобы приближаться к свободе, она все глубже увязала в неволе. Озираясь на пройденный путь, она поражалась тому, как много ею сделано и как мало от всего этого толку. Впереди было решительное объяснение о отцом, и ей предстояло выступить в качестве непримиримой бунтарки.
The anticipation of that was the cause of her extreme discouragement. He had not spoken to her since he became aware of her attempted flight: but the scene was coming; and besides the wish not to inflict it on him, as well as to escape it herself, the girl's peculiar unhappiness lay in her knowledge that they were alienated and stood opposed, owing to one among the more perplexing masculine weaknesses, which she could not hint at, dared barely think of, and would not name in her meditations. Эта мысль больше всего и угнетала ее сейчас. Доктор Мидлтон еще ни разу с ней не заговаривал после того, как узнал о ее неудавшейся попытке к бегству. Но тягостное объяснение было неминуемо, как бы ни хотелось Кларе оградить от него отца - да и себя тоже. Главное же, что ее мучило, - это сознание их взаимной отчужденности, того, что они противостоят друг другу, как враги, - а все из-за этой наиболее загадочной из мужских слабостей, мысль о которой она упорно от себя отгоняла, не отваживаясь - даже намеком, даже про себя назвать ее настоящим именем!
Diverting to other subjects, she allowed herself to exclaim, "Wine, wine!" in renewed wonder of what there could be in wine to entrap venerable men and obscure their judgements. She was too young to consider that her being very much in the wrong gave all the importance to the cordial glass in a venerable gentleman's appreciation of his dues. Why should he fly from a priceless wine to gratify the caprices of a fantastical child guilty of seeking to commit a breach of faith? He harped on those words. Her fault was grave. No doubt the wine coloured it to him, as a drop or two will do in any cup: still her fault was grave. Она лишь позволила себе дважды воскликнуть: "Вино, вино!" - дивясь таинственной власти этого зелья над столь почтенными людьми - власти более могущественной, нежели власть здравого смысла. Клара была еще слишком молода, чтобы понять, что ее собственное непростительное поведение придавало такую магнетическую силу этому всеутешающему напитку в глазах почтенного джентльмена, обманутого в своих законных родительских ожиданиях. Почему он должен соглашаться на разлуку с бесценным портвейном и потакать прихоти капризной дочери, задумавшей совершить клятвопреступление? Он склонял это слово на все лады. Это был тяжкий, непростительный грех. Разумеется, вино по-своему окрашивало ее проступок - ведь двух-трех капель этого напитка довольно, чтобы изменить цвет воды в какой угодно чаше, - но таи или иначе, это был тяжкий грех, недостойный дочери доктора Мидлтона.
She was too young for such considerations. She was ready to expatiate on the gravity of her fault, so long as the humiliation assisted to her disentanglement: her snared nature in the toils would not permit her to reflect on it further. She had never accurately perceived it: for the reason perhaps that Willoughby had not been moving in his appeals: but, admitting the charge of waywardness, she had come to terms with conscience, upon the understanding that she was to perceive it and regret it and do penance for it by-and-by:--by renouncing marriage altogether? How light a penance!

In the morning, she went to Laetitia's room, knocked, and had no answer.
Клара была слишком юна, чтобы принять все это в соображение. Она была готова искупить свою вину любой ценой, унизиться, если нужно, лишь бы за этим последовала свобода. Покуда она была скована, она не могла рассуждать ни о чем другом. Она даже не чувствовала всей тяжести своего проступка - быть может, оттого, что Уилоби, заявляя свою претензию, не сумел тронуть ее сердце. Признавая себя виновной в непостоянстве, она успокаивала свою совесть тем, что когда-нибудь, со временем, вникнет в свою вину, покается в ней и сделает все, чтобы ее искупить. Как знать, быть может, в наказание она даже обречет себя на безбрачие! Ну, да какая это казнь!

Утром она постучалась к Летиции. Никто ей не ответил.
She was informed at the breakfast-table of Miss Dale's departure. The ladies Eleanor and Isabel feared it to be a case of urgency at the cottage. No one had seen Vernon, and Clara requested Colonel De Craye to walk over to the cottage for news of Crossjay. He accepted the commission, simply to obey and be in her service: assuring her, however, that there was no need to be disturbed about the boy. He would have told her more, had not Dr. Middleton led her out. Когда она спустилась к завтраку, ей сообщили об отъезде мисс Дейл. Мисс Изабел и мисс Эленор опасались, не случилось ли чего у нее дома. Вернона нигде не было видно, и Клара попросила полковника наведаться в коттедж и постараться разузнать что-нибудь о Кросджее. Услужливый, как всегда, полковник взялся исполнить ее поручение; он хотел убедить ее, что тревожиться за мальчика нет оснований, и уже собрался рассказать ей все, что ему известно, но в эту минуту доктор Мидлтон подошел к дочери и увел ее в библиотеку.
Sir Willoughby marked a lapse of ten minutes by his watch. His excellent aunts had ventured a comment on his appearance that frightened him lest he himself should be the person to betray his astounding discomfiture. He regarded his conduct as an act of madness, and Laetitia's as no less that of a madwoman--happily mad! Very happily mad indeed! Her rejection of his ridiculously generous proposal seemed to show an intervening hand in his favour, that sent her distraught at the right moment. He entirely trusted her to be discreet; but she was a miserable creature, who had lost the one last chance offered her by Providence, and furnished him with a signal instance of the mediocrity of woman's love. Сэр Уилоби вынул из кармана часы: прошло десять минут. Превосходные тетушки робко осведомились о самочувствии их драгоценного племянника, и он испугался, как бы его наружность не выдала катастрофического положения, в каком он очутился. Все свое поведение минувшей ночи он расценивал, как бред, - хорошо еще, что Летиция оказалась просто помешанной. Да, это было великое счастье. Ее отказ принять его до нелепости великодушное предложение был не чем иным, как вмешательством попечительной судьбы, в нужную минуту помрачившей бедняжке рассудок. В скромности Летиции он не сомневался. Однако как она ничтожна: отказаться от последнего шанса, который ей предоставила судьба! Так вот она, хваленая женская преданность!
Time was flying. In a little while Mrs. Mountstuart would arrive. He could not fence her without a design in his head; he was destitute of an armoury if he had no scheme: he racked the brain only to succeed in rousing phantasmal vapours. Her infernal "Twice!" would cease now to apply to Laetitia; it would be an echo of Lady Busshe. Nay, were all in the secret, Thrice jilted! might become the universal roar. And this, he reflected bitterly, of a man whom nothing but duty to his line had arrested from being the most mischievous of his class with women! Such is our reward for uprightness! Время летело. С минуты на минуту можно было ожидать появления миссис Маунтстюарт. Он не мог парировать ее выпады, не имея в голове готового плана действий. Без такого плана он был безоружен. Но как ни напрягал он ум, в голове его проносились лишь какие-то смутные фантасмагории. Он уже не в состоянии был притворяться, будто сатанинское "Дважды!", произнесенное миссис Маунтстюарт, относилось к тому, как сам он в свое время дважды обманул ожидания Летиции. Нет, то был безошибочный отголосок речей леди Буш. Если б они знали! Того и гляди, по всему графству громовым раскатом пронесется: "Трижды". Да, три женщины его обманули, одна за другой. И такое будут говорить о человеке, который мог бы прослыть величайшим ловеласом своего поколения, если бы превыше всего не ставил долг по отношению к своему роду! Вот она, награда добродетели!
At the expiration of fifteen minutes by his watch, he struck a knuckle on the library door. Dr. Middleton held it open to him.

"You are disengaged, sir?"

"The sermon is upon the paragraph which is toned to awaken the clerk," replied the Rev. Doctor.

Clara was weeping.
Когда, по его часам, прошло пятнадцать минут, он постучался в библиотеку. Доктор Мидлтон распахнул перед ним дверь.

- Я вам не помешал?

- Проповедь идет к завершению, скоро дьячок встрепенется и скажет свое "аминь", - ответил преподобный доктор.

Клара плакала.
Sir Willoughby drew near her solicitously.

Dr Middleton's mane of silvery hair was in a state bearing witness to the vehemence of the sermon, and Willoughby said: "I hope, sir, you have not made too much of a trifle."

"I believe, sir, that I have produced an effect, and that was the point in contemplation."

"Clara! my dear Clara!" Willoughby touched her.

"She sincerely repents her conduct, I may inform you," said Dr. Middleton.
Сэр Уилоби подошел к ней - весь участие. Проповедь доктора Мидлтона, судя по состоянию его серебристой гривы, была бурной.

- Я надеюсь, сэр, - сказал Уилоби, - вы не придали слишком большое значение пустяку.

- Я полагаю, сэр, - ответствовал доктор, - что мне удалось произвести достаточно внушительное впечатление, а это и входило в мою задачу.

- Клара! Дорогая моя Клара!

Уилоби коснулся ее плеча.

- Смею вас заверить, сэр, - сказал доктор Мидлтон, - что она искренне раскаивается в своих поступках.
"My love!" Willoughby whispered. "We have had a misunderstanding. I am at a loss to discover where I have been guilty, but I take the blame, all the blame. I implore you not to weep. Do me the favour to look at me. I would not have had you subjected to any interrogation whatever."

"You are not to blame," Clara said on a sob.

"Undoubtedly Willoughby is not to blame. It was not he who was bound on a runaway errand in flagrant breach of duty and decorum, nor he who inflicted a catarrh on a brother of my craft and cloth," said her father.

"The clerk, sir, has pronounced Amen," observed Willoughby.
- Любовь моя! - произнес Уилоби шепотом. - Это всего лишь небольшое недоразумение. Позвольте мне взять всю вину на себя, хоть я и теряюсь в догадках, в чем я мог провиниться. Не плачьте, молю вас! Соблаговолите взглянуть на меня. Я ни за что не стал бы подвергать вас допросу.

- Вы ни в чем не виноваты, - ответила Клара, всхлипывая.

- Разумеется, Уилоби не виноват. Это не он, - в нарушение всех приличий и долга, совершил попытку к бегству, и не он повинен в том, что мой коллега схватил простуду, - сказал ее отец.

- Дьячок уже произнес слово "аминь", сэр, - напомнил Уилоби.
"And no man is happier to hear an ejaculation that he has laboured for with so much sweat of his brow than the parson, I can assure you," Dr. Middleton mildly groaned. "I have notions of the trouble of Abraham. A sermon of that description is an immolation of the parent, however it may go with the child."

Willoughby soothed his Clara.

"I wish I had been here to share it. I might have saved you some tears. I may have been hasty in our little dissensions. I will acknowledge that I have been. My temper is often irascible."
- И смею вас уверить, сэр, священник трудился в поте лица своего, покуда не услышал заключительную реплику дьячка, - со стоном изнеможения произнес доктор Мидлтон. - Теперь я имею некоторое представление о том, чего стоил Аврааму его подвиг. Ибо, как бы подобная проповедь ни отозвалась на чаде, для родителя это - сущее жертвоприношение.

Уилоби принялся утешать свою милую Клару:

- Как мне жаль, что меня не было подле вас и я не мог разделить с вами вашу невзгоду. Быть может, вы не стали бы проливать слезы. Верно, я не проявил достаточного терпения в наших небольших размолвках. Да, да, я должен признаться: я был нетерпелив. Я подчас бываю раздражителен.
"And so is mine!" exclaimed Dr. Middleton. "And yet I am not aware that I made the worse husband for it. Nor do I rightly comprehend how a probably justly excitable temper can stand for a plea in mitigation of an attempt at an outrageous breach of faith."

"The sermon is over, sir."

"Reverberations!" the Rev. Doctor waved his arm placably. "Take it for thunder heard remote."

"Your hand, my love," Willoughby murmured.
- У меня у самого раздражительный характер, - возразил доктор Мидлтон, - что не помешало мне, надеюсь, быть примерным супругом. К тому же я не понимаю, как можно вспышку раздражения, и, по всей вероятности, справедливого, считать за смягчающее вину обстоятельство, когда речь идет о попытке совершить форменное клятвопреступление.

- Проповедь окончена, сэр.

- Это всего лишь эхо! - Доктор Мидлтон добродушно помахал рукой. - Считайте это за дальние раскаты утихающего грома.

- Вашу ручку, любовь моя! - вполголоса проговорил Уилоби.
The hand was not put forth.

Dr. Middleton remarked the fact. He walked to the window, and perceiving the pair in the same position when he faced about, he delivered a cough of admonition.

"It is cruel!" said Clara.

"That the owner of your hand should petition you for it?" inquired her father.

She sought refuge in a fit of tears.

Willoughby bent above her, mute.

"Is a scene that is hardly conceivable as a parent's obligation once in a lustrum, to be repeated within the half hour?" shouted her father.
Кларина рука не шевельнулась, и доктор Мидлтон не преминул это заметить.

Он отошел к окну и, когда, повернувшись к парочке вновь, обнаружил, что она пребывает все в той же позиции, издал короткий предупредительный кашель.

- Это жестоко! - сказала Клара.

- Жестоко? Жестоко просить тебя подать руку тому, кому она принадлежит по праву? - спросил ее отец.

Она снова заплакала.

Уилоби склонился над ней в молчании.

- Неужели я должен каждые полчаса выдерживать сцену, какая мало кому из родителей выпадает раз в пять лет? - воскликнул доктор Мидлтон.
She drew up her shoulders and shook; let them fall and dropped her head.

"My dearest! your hand!" fluted Willoughby.

The hand surrendered; it was much like the icicle of a sudden thaw.

Willoughby squeezed it to his ribs.

Dr. Middleton marched up and down the room with his arms locked behind him. The silence between the young people seemed to denounce his presence.

He said, cordially: "Old Hiems has but to withdraw for buds to burst. 'Jam ver egelidos refert tepores.' The equinoctial fury departs. I will leave you for a term."
У Клары судорожно передернулись плечи. Она опустила голову.

- Дорогая моя - ручку! - флейтой заливался Уилоби.

Рука поддалась, словно льдинка, сорвавшаяся с крыши под воздействием внезапной оттепели. Уилоби прижал ее к груди.

Доктор Мидлтон расхаживал по комнате, заложив руки за спину. Воцарившееся молчание, казалось, говорило, что он здесь лишний.

- Чтобы не мешать распуститься почкам, старик мороз удаляется восвояси, - добродушно проговорил он. - "Jam ver egelidos refert tepores"[27]{62}. Итак, скажем зимним бурям прости. Позвольте же мне на время вас покинуть.
Clara and Willoughby simultaneously raised their faces with opposing expressions.

"My girl!" Her father stood by her, laying gentle hand on her.

"Yes, papa, I will come out to you," she replied to his apology for the rather heavy weight of his vocabulary, and smiled.

"No, sir, I beg you will remain," said Willoughby.

"I keep you frost-bound."
Клара и Уилоби, как по сигналу, повернулись к нему - но какая разница была в их лицах!

- Дитя мое?

Доктор Мидлтон подошел к Кларе и мягко положил ей руку на плечо.

- Да, отец, я скоро к тебе выйду, - сказала она и улыбнулась в ответ на его невысказанную просьбу извинить его за словесную бурю, которую он был вынужден на нее обрушить.

- Я попросил бы вас остаться, сэр, - возразил Уилоби.

- Но я чувствую, что мое присутствие вас замораживает.
Clara did not deny it.

Willoughby emphatically did.

Then which of them was the more lover-like? Dr. Middleton would for the moment have supposed his daughter.

Clara said: "Shall you be on the lawn, papa?"

Willoughby interposed. "Stay, sir; give us your blessing."

"That you have." Dr. Middleton hastily motioned the paternal ceremony in outline.

"A few minutes, papa," said Clara.
Клара этого не оспаривала.

Уилоби, напротив, горячо возражал.

Кто же из них в таком случае больше походил на влюбленного? На мгновение доктор Мидлтон решил этот вопрос в пользу дочери.

- Я выйду к тебе в сад, - сказала Клара.

- Постойте, сэр, - снова вмешался Уилоби. - Дайте нам свое благословение перед тем, как нас покинуть.

- От всей души, - сказал доктор Мидлтон и неопределенно помахал рукой в воздухе.

- Я выйду очень скоро, отец, - сказала Клара.
"Will she name the day?" came eagerly from Willoughby.

"I cannot!" Clara cried in extremity.

"The day is important on its arrival," said her father; "but I apprehend the decision to be of the chief importance at present. First prime your piece of artillery, my friend."

"The decision is taken, sir."

"Then I will be out of the way of the firing. Hit what day you please."
- Пусть Клара назначит день! - потребовал Уилоби.

- Я не могу! - воскликнула Клара, доведенная до крайности.

- День этот будет безусловно значительным, когда он наступит, - произнес ее отец. - Но, насколько я понимаю, сейчас важнее всего решить, когда ему наступить. Прикиньте это между собою сами.

- Но я уже решил.

- В таком случае я покидаю поле боя. Назначайте, какой вам угодно.
Clara checked herself on an impetuous exclamation. It was done that her father might not be detained.

Her astute self-compression sharpened Willoughby as much as it mortified and terrified him. He understood how he would stand in an instant were Dr. Middleton absent. Her father was the tribunal she dreaded, and affairs must be settled and made irrevocable while he was with them. To sting the blood of the girl, he called her his darling, and half enwound her, shadowing forth a salute.

She strung her body to submit, seeing her father take it as a signal for his immediate retirement.
Клара подавила готовый уже вырваться нетерпеливый возглас Ей нужно было, чтобы отец поскорее оставил их вдвоем.

От ее предусмотрительной сдержанности веяло чем-то зловещим. Нельзя было терять ни минуты! Уилоби понимал, что его ожидает, как только он останется наедине с Кларой: доктор Мидлтон был единственным трибуналом, перед которым Клара трепетала, и следовало добиться бесповоротного решения, покуда он еще не ушел. Рассчитывая, что в Кларе заговорит инстинкт самосохранения, он вполголоса произнес: "Милая!" - и протянул к ней обе руки, словно вот-вот ее обнимет. Грозный призрак поцелуя навис над ней.

Увидев, что отец принял эту демонстративную нежность за чистую монету и готов удалиться, она покорно замерла.
Willoughby was upon him before he reached the door.

"Hear us out, sir. Do not go. Stay, at my entreaty. I fear we have not come to a perfect reconcilement."

"If that is your opinion," said Clara, "it is good reason for not distressing my father."
Но Уилоби настиг его в дверях.

- Выслушайте нас, сэр. Не уходите. Останьтесь, прошу вас. Боюсь, что мы еще не пришли к полному согласию.

- Если вы и в самом деле так считаете, - сказала Клара, - то тем более вам не следовало бы беспокоить моего отца.
"Dr Middleton, I love your daughter. I wooed her and won her; I had your consent to our union, and I was the happiest of mankind. In some way, since her coming to my house, I know not how--she will not tell me, or cannot--I offended. One may be innocent and offend. I have never pretended to impeccability, which is an admission that I may very naturally offend. My appeal to her is for an explanation or for pardon. I obtain neither. Had our positions been reversed, oh, not for any real offence--not for the worst that can be imagined--I think not--I hope not--could I have been tempted to propose the dissolution of our engagement. To love is to love, with me; an engagement a solemn bond. With all my errors I have that merit of utter fidelity--to the world laughable! I confess to a multitude of errors; I have that single merit, and am not the more estimable in your daughter's eyes on account of it, I fear. In plain words, I am, I do not doubt, one of the fools among men; of the description of human dog commonly known as faithful--whose destiny is that of a tribe. - Я люблю вашу дочь, доктор Мидлтон. Я ее добивался и завоевал ее. Я получил ваше согласие на союз с ней и был счастливейшим из смертных. Каким-то необъяснимым для меня образом, - дочь ваша или не хочет, или не может сказать мне, каким именно, - я ее обидел. Можно быть виноватым и не знать за собою вины. Я не претендую на непогрешимость. Я прошу ее либо простить меня, либо объяснить, в чем моя вина. Она не соглашается ни на то, ни на другое. Если бы я был на ее месте, а она на моем, - ах, что бы она ни сделала, пусть даже самое худшее, что только можно себе представить! - я не был бы способен... я надеюсь, что не был бы... разорвать наш союз. Когда я люблю, я люблю. Мы обручены, и это в моих глазах - обязательство, священное и нерушимое. Какие бы у меня ни были недостатки, одно свойство я вменяю себе в заслугу - верность до конца. Каким бы смешным это свойство ни казалось в глазах света! Да, я признаю за собой великое множество недостатков и это одно-единственное достоинство, которое, впрочем, ваша дочь как будто не слишком ценит. Попросту говоря, я, должно быть, принадлежу к той неразумной части человечества, к той собачьей его породе, которую именуют верной, и разделяю судьбу этой породы.
A man who cries out when he is hurt is absurd, and I am not asking for sympathy. Call me luckless. But I abhor a breach of faith. A broken pledge is hateful to me. I should regard it myself as a form of suicide. There are principles which civilized men must contend for. Our social fabric is based on them. As my word stands for me, I hold others to theirs. If that is not done, the world is more or less a carnival of counterfeits. In this instance--Ah! Clara, my love! and you have principles: you have inherited, you have been indoctrinated with them: have I, then, in my ignorance, offended past penitence, that you, of all women? . . . And without being able to name my sin!--Not only for what I lose by it, but in the abstract, judicially--apart from the sentiment of personal interest, grief, pain, and the possibility of my having to endure that which no temptation would induce me to commit:--judicially;--I fear, sir, I am a poor forensic orator . . ." Я знаю, как смешон человек, кричащий, когда ему больно, и не прошу сочувствия. Считайте меня неудачником. Но мне невыносимо нарушение слова. Для меня подобный поступок был бы равносилен самоубийству. Существуют правила, на соблюдении которых цивилизованный человек обязан настаивать. Вся наша общественная структура зиждется на этих правилах. И я считаю всякое обещание священным и незыблемым как для себя, так и для других. Если бы это было не так, свет давно превратился бы в карнавальную оргию. В данном случае... ах, Клара, любовь моя, ведь и у вас есть принципы, я знаю! Вы унаследовали их от рождения, впитали их с младенческих лет. И неужто я, сам того не ведая, совершил проступок, которому нет прощения? Вы даже не желаете назвать мою вину!.. Не говоря уже о моем горе... С точки зрения простой справедливости... Да, да, откинем на время мою личную заинтересованность, горе, боль и даже мысль о том, на что бы я сам, своею волей ни за что не пошел... Но по справедливости... Боюсь, сэр, что я плохой адвокат, я не владею ораторским искусством...
"The situation, sir, does not demand a Cicero: proceed," said Dr. Middleton, balked in his approving nods at the right true things delivered.

"Judicially, I am bold to say, though it may appear a presumption in one suffering acutely, I abhor a breach of faith."
- Сэр, данные обстоятельства не нуждаются в Цицероновом красноречии. Продолжайте, - сказал доктор Мидлтон, который во все время тирады сэра Уилоби одобрительно кивал головой.

- Итак, я осмеливаюсь заявить со всей беспристрастностью, - как бы неуместно это ни звучало в устах человека, испытавшего столь острую боль, - что нарушение слова мне глубоко ненавистно.
Dr. Middleton brought his nod down low upon the phrase he had anticipated. "And I," said he, "personally, and presently, abhor a breach of faith. Judicially? Judicially to examine, judicially to condemn: but does the judicial mind detest? I think, sir, we are not on the bench when we say that we abhor: we have unseated ourselves. Yet our abhorrence of bad conduct is very certain. You would signify, impersonally: which suffices for this exposition of your feelings." Доктор Мидлтон завершил очередной кивок головой в такт благополучно закруглившемуся обороту предыдущего оратора.

- Мне, со своей стороны, - сказал он, - тоже ненавистно нарушение слова. Беспристрастно, говорите вы? Беспристрастно можно судить, можно вынести беспристрастный приговор - но можно ли беспристрастно ненавидеть? Я полагаю, сэр, когда мы говорим, что нам нечто глубоко ненавистно, противно, омерзительно, мы не сидим в судейском кресле. Да, мы этим как бы даем себе отвод, как судьям. И вместе с тем отвращение наше к дурному поступку есть факт. Должно быть, сэр, вы хотели сказать не "беспристрастно", а "независимо от личных интересов". Это вполне достаточно выразило бы ваши чувства.
He peered at the gentleman under his brows, and resumed:

"She has had it, Willoughby; she has had it in plain Saxon and in uncompromising Olympian. There is, I conceive, no necessity to revert to it."

"Pardon me, sir, but I am still unforgiven."

"You must babble out the rest between you. I am about as much at home as a turkey with a pair of pigeons."
Взглянув на собеседника из-под бровей, доктор продолжал:

- Ей было выдано все сполна, Уилоби. На самом недвусмысленном английском языке, и притом с олимпийской непреклонностью. Я полагаю, что нет нужды ко всему этому возвращаться.

- Прошу прощения, сэр, но сам я еще не прощен.

- Остальное вы должны пролепетать на ушко друг другу. Когда я оказываюсь наедине с двумя голубками, я чувствую себя неуклюжим старым индюком.
"Leave us, father," said Clara.

"First join our hands, and let me give you that title, sir."

"Reach the good man your hand, my girl; forthright, from the shoulder, like a brave boxer. Humour a lover. He asks for his own."

"It is more than I can do, father."

"How, it is more than you can do? You are engaged to him, a plighted woman."

"I do not wish to marry."

"The apology is inadequate."

"I am unworthy. . ."
- Да, да, оставь нас, отец, - тихо сказала Клара.

- Сначала соедините наши руки и позвольте мне именовать вас тем же титулом.

- Протяни же руку этому славному человеку, Клара, и крепко ее пожми! Влюбленному нельзя перечить. Он просит только то, что принадлежит ему по праву.

- Это свыше моих сил, отец.

- Но как же свыше твоих сил? Раз ты с ним обручена, раз ты уже ему принадлежишь!

- Я не испытываю склонности к браку.

- Это не причина.

- Я не достойна...
"Chatter! chatter!"

"I beg him to release me."

"Lunacy!"

"I have no love to give him."

"Have you gone back to your cradle, Clara Middleton?"

"Oh, leave us, dear father!"

"My offence, Clara, my offence! What is it? Will you only name it?"
- Чушь и вздор!

- Я прошу его вернуть мне слово.

- Безумие!

- У меня нет к нему любви.

- Стыдись, Клара Мидлтон! Что за ребячество?

- Ах, дорогой отец, оставь нас вдвоем.

- Но что я сделал, Клара? В чем моя вина? Назовите ее!
"Father, will you leave us? We can better speak together . . ."

"We have spoken, Clara, how often!" Willoughby resumed, "with what result?--that you loved me, that you have ceased to love me: that your heart was mine, that you have withdrawn it, plucked it from me: that you request me to consent to a sacrifice involving my reputation, my life. And what have I done? I am the same, unchangeable. I loved and love you: my heart was yours, and is, and will be yours forever. You are my affianced--that is, my wife. What have I done?"
- Отец, отец, оставь же нас! Вдвоем мы скорее договоримся...

- Разве мы с вами мало говорили, Клара? - перебил ее Уилоби. - И что же? Вы снова скажете, что любили и разлюбили, что ваше сердце принадлежало мне, а теперь больше не принадлежит, что вы его у меня отнимаете. Жертва, которую вы от меня требуете, стоила бы мне моей репутации, жизни! За что? Я тот же, что и был. Я любил и люблю вас. Мое сердце принадлежит вам и будет век вам принадлежать. Вы моя невеста, моя жена. Что я сделал?
"It is indeed useless," Clara sighed.

"Not useless, my girl, that you should inform this gentleman, your affianced husband, of the ground of the objection you conceived against him."

"I cannot say."

"Do you know?"

"If I could name it, I could hope to overcome it."

Dr. Middleton addressed Sir Willoughby.
- Вы правы, - вздохнула Клара. - Разговоры бесполезны.

- Однако, дитя мое, не бесполезно было бы сообщить джентльмену, которому ты обещалась стать женой, на каком основании ты к нему переменилась, что вызвало твою внезапную антипатию?

- Я не могу этого сказать.

- Но сама ты хоть знаешь, в чем дело?

- Если бы знала, я постаралась бы преодолеть эту антипатию.

Доктор Мидлтон обратился к сэру Уилоби.
"I verily believe we are directing the girl to dissect a caprice. Such things are seen large by these young people, but as they have neither organs, nor arteries, nor brains, nor membranes, dissection and inspection will be alike profitlessly practised. Your inquiry is natural for a lover, whose passion to enter into relations with the sex is ordinarily in proportion to his ignorance of the stuff composing them. At a particular age they traffic in whims: which are, I presume, the spiritual of hysterics; and are indubitably preferable, so long as they are not pushed too far. Examples are not wanting to prove that a flighty initiative on the part of the male is a handsome corrective. In that case, we should probably have had the roof off the house, and the girl now at your feet. Ha!" - Не кажется ли вам, сэр, что мы стали бы напрасно добиваться от этой особы анатомического обоснования ее каприза? У молодых девиц капризы подчас вырастают до чудовищных размеров, но, лишенные каких бы то ни было органов, артерий, мозга и соединительных тканей, они не поддаются ни скальпелю хирурга, ни микроскопу ученого. Ваше стремление докопаться до истины вполне естественно во влюбленном, который добивается соединить свою жизнь с представительницей этого безрассудного сословия. И чем меньше у него познаний относительно его сущности, с тем большей настойчивостью добивается он своей цели. В молодых особях сущность эта проявляется в капризах да необъяснимых порывах, - я бы их квалифицировал как некий духовный эквивалент истерики, но они все же - если, разумеется, не позволять им заходить слишком далеко, - не носят столь разрушительного характера. История знает немало примеров, когда предпринятая мужчиной контратака вносит прекрасный корректив. Тогда все возведенное девицею здание взлетает в воздух, и она падает к вашим ногам. Ха!
"Despise me, father. I am punished for ever thinking myself the superior of any woman," said Clara.

"Your hand out to him, my dear, since he is for a formal reconciliation; and I can't wonder."

"Father! I have said I do not . . . I have said I cannot . . ."

"By the most merciful! what? what? the name for it, words for it!"

"Do not frown on me, father. I wish him happiness. I cannot marry him. I do not love him."

"You will remember that you informed me aforetime that you did love him."
- Да, да, отец, вы вправе меня презирать. Я наказана за то, что считала себя выше других женщин, - сказала Клара.

- Так протяни же ему руку, дитя мое, поскольку он настаивает на формальном знаке вашего примирения. И, должен признаться, я его понимаю.

- Отец! Я ведь сказала, что я его... что я не могу...

- Боже милостивый! Но в чем дело? Что случилось? Объясни наконец словами!

- Ах, не сердись на свою Клару, отец! Я не могу сделаться его женой. Я не люблю его.

- Позволь тебе напомнить, что в свое время я был тобою извещен, что ты его любишь.
"I was ignorant . . . I did not know myself. I wish him to be happy."

"You deny him the happiness you wish him!"

"It would not be for his happiness were I to wed him."

"Oh!" burst from Willoughby.
- Я сама тогда не понимала... Я еще не знала себя. Я желаю ему счастья.

- И отказываешь ему в том самом счастье, которого ему желаешь?

- Он не был бы счастлив, если бы женился на мне.

- Ах! - вырвалось у Уилоби.
"You hear him. He rejects your prediction, Clara Middleton." She caught her clasped hands up to her throat. "Wretched, wretched, both!"

"And you have not a word against him, miserable girl."

"Miserable! I am."

"It is the cry of an animal!"

"Yes, father."

"You feel like one? Your behaviour is of that shape. You have not a word?"

"Against myself, not against him."
- Ты слышала? Он не согласен с твоим пророчеством, Клара Мидлтон.

Она поднесла к груди стиснутые руки.

- Горе, горе нам обоим!

- Несчастная! Ведь ты ни в чем не можешь его упрекнуть!

- О да, я несчастная!

- Но ведь это вопль животного, попавшего в неволю!

- Да, отец.

- Итак, ты ощущаешь себя затравленным зверьком. И не можешь сказать ни слова?

- Против себя - сколько угодно. Против него - ни слова.
"And I, when you speak so generously, am to yield you? give you up?" cried Willoughby. "Ah! my love, my Clara, impose what you will on me; not that. It is too much for man. It is, I swear it, beyond my strength."

"Pursue, continue the strain; 'tis in the right key," said Dr. Middleton, departing.

Willoughby wheeled and waylaid him with a bound.
- О, великодушная! И вы хотите, чтобы я после этого от вас отказался? - вскричал Уилоби. - Ах, любовь моя, Клара, взвалите на меня любое условие, но только не это! На свете нет мужчины, который бы вынес такое, это свыше моих сил, клянусь!

- Продолжайте в том же духе, вы нашли верный тон, - сказал доктор, удаляясь.

Одним прыжком Уилоби очутился между ним и дверью.
"Plead for me, sir; you are all-powerful. Let her be mine, she shall be happy, or I will perish for it. I will call it on my head.--Impossible! I cannot lose her. Lose you, my love? it would be to strip myself of every blessing of body and soul. It would be to deny myself possession of grace, beauty, wit, all the incomparable charms of loveliness of mind and person in woman, and plant myself in a desert. You are my mate, the sum of everything I call mine. Clara, I should be less than man to submit to such a loss. Consent to it? But I love you! I worship you! How can I consent to lose you . . . ?"

He saw the eyes of the desperately wily young woman slink sideways. Dr. Middleton was pacing at ever shorter lengths closer by the door.
- Просите вы за меня, сэр! Вы всемогущи. Она должна быть моей. Я сделаю ее счастливой, даже если бы мне пришлось погибнуть. Я не могу ее лишиться. Это невозможно! Лишиться вас, моя любовь? Но это значило бы отказаться от всех радостей, земных и небесных. Это значило бы отказаться от обладания прелестью, красотой, умом, всеми чарами женской души и обречь себя на прозябание в пустыне. Вы моя подруга, венец всего, что я называю своим. Клара, я не был бы мужчиной, если бы согласился отступиться от вас. Согласиться? Когда я так вас люблю! Я вас обожаю! Как могу я пойти на такую утрату?..

Глаза его мучительницы из-под опущенных век следили за каждым движением доктора Мидлтона. Тот шагал по комнате, все ближе и ближе подвигаясь к дверям.
"You hate me?" Willoughby sunk his voice.

"If it should turn to hate!" she murmured.

"Hatred of your husband?"

"I could not promise," she murmured, more softly in her wiliness.
- Вы меня ненавидите? - спросил Уилоби вполголоса.

- Я могу дойти и до этого! - пролепетала она.

- До ненависти к собственному мужу?

- Я не ручаюсь ни за что. - Коварная еще больше понизила голос.
"Hatred?" he cried aloud, and Dr. Middleton stopped in his walk and flung up his head: "Hatred of your husband? of the man you have vowed to love and honour? Oh, no! Once mine, it is not to be feared. I trust to my knowledge of your nature; I trust in your blood, I trust in your education. Had I nothing else to inspire confidence, I could trust in your eyes. And, Clara, take the confession: I would rather be hated than lose you. For if I lose you, you are in another world, out of this one holding me in its death-like cold; but if you hate me we are together, we are still together. Any alliance, any, in preference to separation!" - Ненависть? - воскликнул он громко, так, что доктору Мидлтону пришлось остановиться. - Ненависть к собственному мужу? К тому, кого вы поклялись любить и почитать до гроба? Нет, нет! Как только вы станете моей, всем тревогам придет конец. Ведь я знаю вас, знаю ваш истинный характер. Я изучил его и верю в него, верю в достоинства, унаследованные вами от предков, верю в ваше воспитание. Но даже если бы я не знал всего этого, ваши глаза были бы мне порукой. Скажу вам откровенно, Клара: я скорее согласен быть предметом вашей ненависти, нежели потерять вас совсем. Ибо, если я вас потеряю, мы окажемся с вами в разных мирах, и я останусь один в ледяной пустыне. А так, даже если вы меня возненавидите, мы все же будем вместе, вдвоем. Любой союз с вами предпочтительнее разрыва!
Clara listened with critical ear. His language and tone were new; and comprehending that they were in part addressed to her father, whose phrase: "A breach of faith": he had so cunningly used, disdain of the actor prompted the extreme blunder of her saying--frigidly though she said it:

"You have not talked to me in this way before."
Клара слушала, критически взвешивая каждое его слово. И сами слова, и тон, каким он их произносил, звучали для нее непривычно. Понимая, что все это адресовано главным образом ее отцу, и что сэр Уилоби коварно играет на непритворном ужасе доктора Мидлтона перед "клятвопреступлением", Клара не выдержала всего этого лицемерия и имела неосторожность сказать, - правда, ледяным голосом:

- Так вы со мною никогда еще не говорили.
"Finally," remarked her father, summing up the situation to settle it from that little speech, "he talks to you in this way now; and you are under my injunction to stretch your hand out to him for a symbol of union, or to state your objection to that course. He, by your admission, is at the terminus, and there, failing the why not, must you join him." - Вот и отлично, прежде не говорил, а теперь говорит, - подытожил доктор Мидлтон. - И я требую, чтобы ты протянула ему руку, дабы скрепить ваш союз. Ты позволила ему пройти весь путь до конца и теперь, на этой конечной станции, должна либо присоединиться к нему, либо предъявить основательные доводы, в силу которых это невозможно.
Her head whirled. She had been severely flagellated and weakened previous to Willoughby's entrance. Language to express her peculiar repulsion eluded her. She formed the words, and perceived that they would not stand to bear a breath from her father. She perceived too that Willoughby was as ready with his agony of supplication as she with hers. If she had tears for a resource, he had gestures quite as eloquent; and a cry of her loathing of the union would fetch a countervailing torrent of the man's love.--What could she say? he is an Egoist? The epithet has no meaning in such a scene. Invent! shrieked the hundred-voiced instinct of dislike within her, and alone with her father, alone with Willoughby, she could have invented some equivalent, to do her heart justice for the injury it sustained in her being unable to name the true and immense objection: but the pair in presence paralyzed her. She dramatized them each springing forward by turns, with crushing rejoinders. Голова у нее шла кругом. Суровое бичевание, которому ее подверг отец, истощило ее силы еще до прихода Уилоби. Она не могла подобрать слов, чтобы объяснить причины, заставившие ее отвернуться от жениха. Те доводы, что приходили ей на ум, она тут же отвергала, понимая, что не успеет отец и рта раскрыть, как они разлетятся в прах. К тому же она поняла, что Уилоби готов прибегнуть к ее же оружию - жаловаться, бить себя в грудь и молить о пощаде. И если к ее услугам были слезы, то он располагал не менее красноречивым языком жестов. Вопль отвращения к навязываемому ей союзу вызвал бы у него ответный поток любовных излияний... Что же могла она сказать? Что он эгоист? Но разве такое объяснение убедительно? "Придумай, придумай что-нибудь!" - кричал ей стоголосый инстинкт отвращения, и будь она наедине с одним из них - с отцом или с Уилоби, - она придумала бы какой-нибудь убедительный довод и отвела бы несправедливые поклепы на ее сердце, виновное лишь в том, что оно не умело назвать подлинной и чрезвычайно существенной причины своего охлаждения. Но присутствие обоих рместе парализовало ее. Она заранее представляла себе реплики, какие каждый из них по очереди на нее обрушит.
The activity of her mind revelled in giving them a tongue, but would not do it for herself. Then ensued the inevitable consequence of an incapacity to speak at the heart's urgent dictate: heart and mind became divided. One throbbed hotly, the other hung aloof, and mentally, while the sick inarticulate heart kept clamouring, she answered it with all that she imagined for those two men to say. And she dropped poison on it to still its reproaches: bidding herself remember her fatal postponements in order to preserve the seeming of consistency before her father; calling it hypocrite; asking herself, what was she! who loved her! And thus beating down her heart, she completed the mischief with a piercing view of the foundation of her father's advocacy of Willoughby, and more lamentably asked herself what her value was, if she stood bereft of respect for her father. И меж тем как ее живой ум бескорыстно вооружал их аргументами против нее, он не мог подыскать ни одного веского довода в ее пользу. А то, что было у нее на сердце, она высказать не могла, ибо сердце ее пребывало в безнадежном разладе с умом. Сердце отчаянно билось, ум вел себя как посторонний наблюдатель, и когда бедное немотствующее сердце взывало о помощи, Клара мысленно отвечала ему воображаемыми доводами обоих своих оппонентов. Но совсем заглушить внутренний ропот ей не удавалось, и тогда она прибегала к самобичеванию: ведь это она затянула все дело, со дня на день откладывая объяснение с отцом из боязни показаться ему ветреной девчонкой. Она укоряла свое сердце в неискренности. Да и что она собою представляет, в самом деле? Кто ее любит? Разделавшись таким образом с сердцем, она довершила беду, беспощадно задержавшись на истинной причине, перетянувшей ее отца на сторону сэра Уилоби. А коли так, коли она не может уважать отца всей душой, значит, ей и в самом деле - грош цена!
Reason, on the other hand, was animated by her better nature to plead his case against her: she clung to her respect for him, and felt herself drowning with it: and she echoed Willoughby consciously, doubling her horror with the consciousness, in crying out on a world where the most sacred feelings are subject to such lapses. It doubled her horror, that she should echo the man: but it proved that she was no better than be: only some years younger. Those years would soon be outlived: after which, he and she would be of a pattern. She was unloved: she did no harm to any one by keeping her word to this man; she had pledged it, and it would be a breach of faith not to keep it. No one loved her. Behold the quality of her father's love! To give him happiness was now the principal aim for her, her own happiness being decently buried; and here he was happy: why should she be the cause of his going and losing the poor pleasure he so much enjoyed? Но тут же великодушие брало верх и побуждало рассудок выступить на защиту отца: Клара судорожно держалась за свое дочернее уважение к нему, чувствуя, что иначе потонет. Сама этому ужасаясь, она мысленно вторила Уилоби и посылала проклятия миру, где самые священные чувства подвергаются такому испытанию.

То, что она вторила этому человеку, было ужасно вдвойне - ведь это значило, что сама она ничуть не лучше его. Немного моложе, и только. Но года пройдут, и она уподобится ему во всем.

Ее никто не любит, а раз так, она никому не причинит боли, решив сдержать слово и сделаться его женой. Тогда как, нарушив слово, она нарушит закон чести. Ведь ее никто, никто не любит! Взять хотя бы любовь к ней ее отца. Отныне его покой - единственная цель ее жизни. Собственное счастье она похоронила и насыпала над ним могильный холм. Отцу здесь хорошо. Здесь он счастлив - зачем же вынуждать его покинуть эту обитель и лишать жалкой радости, которою он так дорожит?
The idea of her devotedness flattered her feebleness. She betrayed signs of hesitation; and in hesitating, she looked away from a look at Willoughby, thinking (so much against her nature was it to resign herself to him) that it would not have been so difficult with an ill-favoured man. With one horribly ugly, it would have been a horrible exultation to cast off her youth and take the fiendish leap. На самом деле за дочерней преданностью скрывались лишь слабость, изнеможение в борьбе. Она явно колебалась и, бросив беглый взгляд на Уилоби, подумала, - так претила ей мысль принадлежать ему! - что ей, быть может, было бы легче смириться с этой мыслью, будь он не так хорош собою. Если б он был некрасив до безобразия, она могла бы со всей экзальтацией отвращения отречься от своей молодости и совершить этот прыжок в преисподнюю.
Unfortunately for Sir Willoughby, he had his reasons for pressing impatience; and seeing her deliberate, seeing her hasty look at his fine figure, his opinion of himself combined with his recollection of a particular maxim of the Great Book to assure him that her resistance was over: chiefly owing, as he supposed, to his physical perfections.

Frequently indeed, in the contest between gentlemen and ladies, have the maxims of the Book stimulated the assailant to victory. They are rosy with blood of victims. To bear them is to hear a horn that blows the mort: has blown it a thousand times. It is good to remember how often they have succeeded, when, for the benefit of some future Lady Vauban, who may bestir her wits to gather maxims for the inspiriting of the Defence, the circumstance of a failure has to be recorded.
На свою беду, сэр Уилоби имел веские основания торопиться. Он заметил, что она колеблется, быстрый взгляд, которым она окинула его великолепную фигуру, также не ускользнул от его внимания, и, опираясь на свое самомнение, а также на некий афоризм из Великой Книги, он решил, что в силу его физического совершенства сопротивление ее окончательно сломлено.

В поединках между мужчинами и женщинами афоризмы, почерпнутые из Великой Книги, подчас и в самом деле способны воодушевить нападающую сторону. Написанные кровью побежденных, они звучат как боевая труба, сеющая смерть в рядах противника. Сотни и тысячи раз этот призывный клич не обманывал. Будем же помнить об этих многочисленных победах и в тех редких случаях, когда - к радости какого-нибудь будущего маршала Вобана{63} в юбке, которому вздумается направить весь блеск своего ума на то, чтобы выработать афоризмы в помощь осажденным, - обстоятельства нас вынудят занести в боевые анналы единичные поражения.
Willoughby could not wait for the melting of the snows. He saw full surely the dissolving process; and sincerely admiring and coveting her as he did, rashly this ill-fated gentleman attempted to precipitate it, and so doing arrested.

Whence might we draw a note upon yonder maxim, in words akin to these: Make certain ere a breath come from thee that thou be not a frost.
Но Уилоби некогда было дожидаться окончательного таяния снегов. С него было довольно, что процесс этот начался. Вооруженный пылом любви и жаждой победы, наш злополучный джентльмен с роковой поспешностью пытался этот процесс ускорить и в результате помешал ему развиться.

Отсюда вытекает необходимость дополнить афоризм, на который опирался сэр Уилоби, комментарием примерно в следующем духе: дыханием зимы не отогреть замерзшую любовь.
"Mine! She is mine!" he cried: "mine once more! mine utterly! mine eternally!" and he followed up his devouring exclamations in person as she, less decidedly, retreated. She retreated as young ladies should ever do, two or three steps, and he would not notice that she had become an angry Dian, all arrows: her maidenliness in surrendering pleased him. Grasping one fair hand, he just allowed her to edge on the outer circle of his embrace, crying: "Not a syllable of what I have gone through! You shall not have to explain it, my Clara. I will study you more diligently, to be guided by you, my darling. If I offend again, my wife will not find it hard to speak what my bride withheld--I do not ask why: perhaps not able to weigh the effect of her reticence: not at that time, when she was younger and less experienced, estimating the sacredness of a plighted engagement. It is past, we are one, my dear sir and father. You may leave us now." - Моя! - воскликнул он. - Она моя! Снова моя! Вся моя! Навеки!

И с этим победным кличем он двинулся к побежденной. Та отступила. Она отступила, как и следует в таких случаях отступать молодым девицам, - всего на два-три шага, и он не заметил, что перед ним разъяренная Диана, ощетинившаяся стрелами. Напротив, он увидел в ее отступлении всего лишь девичью робость и умилился. Схватив прекрасную ручку, но не настаивая на объятии, он воскликнул:

- Вы не услышите больше ни звука, ни слова о мученьях, через которые я прошел! Вам не придется мне ничего объяснять, моя Клара! Отныне я буду прилежно изучать вас, моя дорогая, и во всем руководствоваться единстввенно вашими желаниями. И если случится мне вас когда-нибудь обидеть снова, моя жена выскажет мне то, о чем не посмела шепнуть невеста... Быть может, она просто не понимала, к чему приведет такое умолчание, и по молодости и неопытности не сознавала нерушимой святости обручения. Все это в прошлом, дорогой мой и почтенный отец, мы опять - одно. Теперь вы можете нас покинуть.
"I profoundly rejoice to hear that I may," said Dr. Middleton. Clara writhed her captured hand.

"No, papa, stay. It is an error, an error. You must not leave me. Do not think me utterly, eternally, belonging to any one but you. No one shall say I am his but you."

"Are you quicksands, Clara Middleton, that nothing can be built on you? Whither is a flighty head and a shifty will carrying the girl?"

"Clara and I, sir," said Willoughby.

"And so you shall," said the Doctor, turning about.

"Not yet, papa:" Clara sprang to him.
- Я рад этому от души, - сказал доктор Мидлтон, - аминь!

Клара вырвала плененную руку.

- Нет, нет, отец, прошу, останься! Это ошибка, ошибка! Не покидай меня! И знай, что целиком и навеки я принадлежу одному лишь тебе. Никто не смеет назвать меня своею, кроме тебя.

- Что это, Клара Мидлтон? Что это за трясина, на которой нельзя воздвигнуть ни одного строения? Куда влекут мою девочку ее ветреность к непостоянство?

- Мы с Кларой, сударь, - одно, - сказал Уилоби.

- Да будет так, - сказал доктор и повернулся к дверям.

- Нет, отец, погоди, - сказала Клара, догоняя его.
"Why, you, you, you, it was you who craved to be alone with Willoughby!" her father shouted; "and here we are rounded to our starting-point, with the solitary difference that now you do not want to be alone with Willoughby. First I am bidden go; next I am pulled back; and judging by collar and coat-tag, I suspect you to be a young woman to wear an angel's temper threadbare before you determine upon which one of the tides driving him to and fro you intend to launch on yourself, Where is your mind?"

Clara smoothed her forehead.

"I wish to please you, papa."

"I request you to please the gentleman who is your appointed husband."
- Ну, что это такое? Ведь это ты, ты сама мечтала остаться наедине с Уилоби! - закричал на нее отец. - И вот, пожалуйста, - мы возвратились к исходному положению, с той лишь разницей, что теперь ты не хочешь оставаться наедине с Уилоби. То велишь мне уйти, то тянешь назад. Ты и ангела выведешь из терпения, прежде чем решишь окончательно, куда направить свою ладью. Где твой рассудок?

Клара провела ладонью но лбу.

- Я хочу быть покорной дочерью, отец.

- А я требую от тебя покорности человеку, которому суждено сделаться твоим супругом.
"I am anxious to perform my duty."

"That should be a satisfactory basis for you, Willoughby; as girls go!"

"Let me, sir, simply entreat to have her hand in mine before you."

"Why not, Clara?"

"Why an empty ceremony, papa?"
- Я хочу поступить так, как велит мне долг.

- Ну, что же, Уилоби, такое желание должно вас удовлетворить - чего же еще требовать от девицы?

- Сэр, позвольте мне просить об одном: чтобы ваша дочь при вас протянула мне руку.

- Неужели это так трудно, Клара?

- К чему этот пустой ритуал, отец?
"The implication is, that she is prepared for the important one, friend Willoughby."

"Her hand, sir; the reassurance of her hand in mine under your eyes:--after all that I have suffered, I claim it, I think I claim it reasonably, to restore me to confidence."

"Quite reasonably; which is not to say, necessarily; but, I will add, justifiably; and it may be, sagaciously, when dealing with the volatile."

"And here," said Willoughby, "is my hand."

Clara recoiled.
- Вот видите, вот видите, Уилоби, она готова к совершению этого ритуала при более торжественных обстоятельствах.

- Я требую, сэр, чтобы она протянула мне руку сейчас. Я хочу получить от нее подтверждение в вашем присутствии. После всего, что я вынес, я как будто вправе требовать знака, который вернул бы мне уверенность.

- Справедливо. Я не говорю, что это так уж обязательно, но понять вас можно. И быть может, когда мы имеем дело со столь непостоянной натурой, такая предосторожность не излишня.

- Итак, - сказал Уилоби, - вот моя рука.

Клара отпрянула.
He stepped on. Her father frowned. She lifted both her hands from the shrinking elbows, darted a look of repulsion at her pursuer, and ran to her father, crying: "Call it my mood! I am volatile, capricious, flighty, very foolish. But you see that I attach a real meaning to it, and feel it to be binding: I cannot think it an empty ceremony, if it is before you. Yes, only be a little considerate to your moody girl. She will be in a fitter state in a few hours. Spare me this moment; I must collect myself. I thought I was free; I thought he would not press me. If I give my hand hurriedly now, I shall, I know, immediately repent it. There is the picture of me! But, papa, I mean to try to be above that, and if I go and walk by myself, I shall grow calm to perceive where my duty lies . . ." Уилоби наступал. Отец хмурился. Подняв руки и кинув полный отвращения взгляд на своего преследователя, она бросилась к отцу.

- Называйте это причудой! - воскликнула она. - Да, я непостоянна, капризна, ветрена и неразумна. Но вы видите, я придаю этому жесту большое значение и сознаю, что он связал бы меня. Нет, отец, в твоем присутствии это не пустой ритуал. Ах, будь снисходителен к твоей девочке с ее нелепыми настроениями! Через час-другой я приду в себя. Мне нужно собраться с мыслями. Я считала себя свободной, я не думала, что он будет настаивать. Если я сейчас, впопыхах, дам ему руку, в следующую же минуту я пожалею об этом. Что делать - я такова! Но поверь мне, отец, я попытаюсь себя перебороть, и если мне позволят выйти и побродить наедине с моими мыслями, я успокоюсь и буду в состоянии решить, в чем заключается мой истинный долг...
"In which direction shall you walk?" said Willoughby.

"Wisdom is not upon a particular road," said Dr. Middleton.

"I have a dread, sir, of that one which leads to the railway-station."

"With some justice!" Dr. Middleton sighed over his daughter.
- В какую сторону вы намереваетесь пойти? - спросил Уилоби.

- Мудрость не связана с тем или иным направлением дороги, - сказал доктор Мидлтон.

- Да, сударь, но я опасаюсь дороги, которая ведет на станцию!

- Увы, у вас есть к тому основания, - произнес доктор Мидлтон со вздохом.
Clara coloured to deep crimson: but she was beyond anger, and was rather gratified by an offence coming from Willoughby.

"I will promise not to leave his grounds, papa."

"My child, you have threatened to be a breaker of promises."

"Oh!" she wailed. "But I will make it a vow to you."
Яркая краска залила Кларе щеки. Впрочем, ей было не до гнева, и она даже радовалась оскорблению, которое исходило от Уилоби.

- Я обещаю не выходить за пределы паттерновского парка, отец.

- Дитя мое, ты уже доказала, что умеешь нарушать свои обещания.

- Ах! - простонала Клара. - Но я готова поклясться.
"Why not make it a vow to me this moment, for this gentleman's contentment, that he shall be your husband within a given period?"

"I will come to you voluntarily. I burn to be alone."

"I shall lose her," exclaimed Willoughby, in heartfelt earnest.
- Почему бы тебе не поклясться сейчас, ради спокойствия этого джентльмена, что через некий определенный отрезок времени ты сделаешься его женой?

- Я приду к тебе сама. Но сейчас мне необходимо поразмыслить в одиночестве.

- Я ее потеряю! - воскликнул Уилоби. На этот раз то был крик души.
"How so?" said Dr. Middleton. "I have her, sir, if you will favour me by continuing in abeyance.--You will come within an hour voluntarily, Clara; and you will either at once yield your hand to him or you will furnish reasons, and they must be good ones, for withholding it."

"Yes, papa."

"You will?"

"I will."

"Mind, I say reasons."
- Но почему же? - возразил доктор Мидлтон. - Я за нее ручаюсь, сэр, если вы согласитесь оставить ее на некоторое время в покое. Итак, Клара, через час ты сама, своей волей придешь ко мне и либо тотчас протянешь ему руку, либо представишь мне доводы, мешающие тебе это сделать, причем доводы, предупреждаю, должны быть вескими.

- Да, отец.

- Ты обещаешь?

- Обещаю.

- Помни же. Я сказал: доводы.
"Reasons, papa. If I have none . . ."

"If you have none that are to my satisfaction, you implicitly and instantly, and cordially obey my command."

"I will obey."

"What more would you require?" Dr. Middleton bowed to Sir Willoughby in triumph.

"Will she. . ."

"Sir! Sir!"

"She is your daughter, sir. I am satisfied."
- Да, отец, доводы. Если у меня их не будет...

- Если у тебя не будет доводов, которые бы показались убедительными мне, ты беспрекословно, чистосердечно и незамедлительно исполнишь мою волю.

- Я исполню твою волю.

- Можно ли требовать большего? - обратился торжествующий доктор к сэру Уилоби с поклоном.

- А она не...

- Дорогой сэр Уилоби!

- Она ваша дочь, сэр, этого достаточно.
"She has perchance wrestled with her engagement, as the aboriginals of a land newly discovered by a crew of adventurous colonists do battle with the garments imposed on them by our considerate civilization;-- ultimately to rejoice with excessive dignity in the wearing of a battered cocked-hat and trowsers not extending to the shanks: but she did not break her engagement, sir; and we will anticipate that, moderating a young woman's native wildness, she may, after the manner of my comparison, take a similar pride in her fortune in good season." - Она взбунтовалась против этого союза, подобно тому как поначалу аборигены земли, открытой предприимчивыми колонизаторами, бунтуют против платья, которое им навязывает наша мудрая цивилизация, - только затем, чтобы впоследствии горделиво нахлобучить на голову какую-нибудь измятую треуголку или натянуть панталоны, едва достающие им до колен. Но она не порвала с вами, сударь. Будем надеяться, что, победив в себе дикаря, она, подобно им и с неменьшей гордостью и достоинством, покорится своей судьбе.
Willoughby had not leisure to sound the depth of Dr. Middleton's compliment. He had seen Clara gliding out of the room during the delivery; and his fear returned on him that, not being won, she was lost.

"She has gone." Her father noticed her absence. "She does not waste time in her mission to procure that astonishing product of a shallow soil, her reasons; if such be the object of her search. But no: it signifies that she deems herself to have need of composure--nothing more. No one likes to be turned about; we like to turn ourselves about; and in the question of an act to be committed, we stipulate that it shall be our act--girls and others. After the lapse of an hour, it will appear to her as her act. Happily, Willoughby, we do not dine away from Patterne to-night."
Уилоби было некогда вникать в несколько двусмысленный характер комплимента, который сделал ему доктор Мидлтон. Он видел, как Клара под разглагольствования отца уходила из комнаты, и прежний страх овладел им снова - страх, что он потерял ее безвозвратно: ведь ему так и не удалось связать ее словом!

- Она ушла, - констатировал ее отец. - Однако она не теряет времени для выполнения своей задачи - выкопать сии легендарные доводы, в силу коих она якобы не может вступить с вами в брак, доводы, для которых, как она сама прекрасно знает, нет никакой почвы. Впрочем, я сомневаюсь, чтобы это было ее действительной целью, ей просто-напросто нужно успокоиться. Никому не нравится, чтобы им вертели другие. Мы хотим чувствовать, что совершаем эти пируэты по собственной воле. Когда стоит вопрос о каком-нибудь серьезном решении, нам хочется, чтобы оно исходило от нас самих. Так устроен каждый из нас, и молодые девушки не составляют исключения. Пройдет час, и ей покажется, что она сама, своей волей, пришла к решению. Мы сегодня обедаем дома, Уилоби?
"No, sir." - Да, сэр.
"It may be attributable to a sense of deserving, but I could plead guilty to a weakness for old Port to-day."

"There shall be an extra bottle, sir."

"All going favourably with you, as I have no cause to doubt," said Dr Middleton, with the motion of wafting his host out of the library.
- Признаться, я был бы весьма не прочь отведать знаменитого портвейна - мне кажется, что я его сегодня заслужил.

- Сэр, я распоряжусь, чтобы подали третью бутылку.

- В случае благоприятного исхода, разумеется. Впрочем, я в нем нимало не сомневаюсь, - сказал доктор Мидлтон и не лишенным величия жестом дал понять сэру Уилоби, что аудиенция окончена.

CHAPTER XLII. SHOWS THE DIVINING ARTS OF A PERCEPTIVE MIND/Глава сорок вторая, показывающая всю проницательность впечатлительного ума

English Русский
Starting from the Hall a few minutes before Dr. Middleton and Sir Willoughby had entered the drawing-room overnight, Vernon parted company with Colonel De Craye at the park-gates, and betook himself to the cottage of the Dales, where nothing had been heard of his wanderer; and he received the same disappointing reply from Dr. Corney, out of the bedroom window of the genial physician, whose astonishment at his covering so long a stretch of road at night for news of a boy like Crossjay--gifted with the lives of a cat--became violent and rapped Punch-like blows on the window-sill at Vernon's refusal to take shelter and rest. Накануне вечером, за несколько минут до того, как доктор Мидлтон и сэр Уилоби присоединились к дамам в гостиной, Вернон расстался с де Креем у ворот парка и направился к коттеджу мистера Дейла. Там ничего не знали о местопребывании юного странника. Столь же обескураживающий ответ Вернону пришлось услышать от доктора Корни. Добродушный лекарь высунулся в окно и, узнав, что его приятель совершил такой долгий путь в поисках представителя породы не менее живучей, чем кошки, весьма изумился и пригласил его к себе отдохнуть. Когда же тот отказался, он принялся яростно дубасить кулаком по подоконнику: ни дать ни взять - петрушка в кукольном театре!
Vernon's excuse was that he had "no one but that fellow to care for", and he strode off, naming a farm five miles distant. Dr. Corney howled an invitation to early breakfast to him, in the event of his passing on his way back, and retired to bed to think of him. The result of a variety of conjectures caused him to set Vernon down as Miss Middleton's knight, and he felt a strong compassion for his poor friend. "Though," thought he, "a hopeless attachment is as pretty an accompaniment to the tune of life as a gentleman might wish to have, for it's one of those big doses of discord which make all the minor ones fit in like an agreeable harmony, and so he shuffles along as pleasantly as the fortune-favoured, when they come to compute!" Вернон буркнул, что, кроме этого малого, у него никого нет, и зашагал дальше, по направлению к ферме, отстоявшей в пяти милях от жилища доктора. Рявкнув ему вслед приглашение завернуть к нему на обратном пути и позавтракать вместе, доктор Корни улегся в постель. Он перебрал всевозможные догадки и, остановившись на том, что его бедный друг выступает в роли рыцаря мисс Мидлтон, пришел в умиление. "А впрочем, - подумал он, - безнадежная любовь не худший аккомпанемент к мелодии жизни, это лошадиная доза неприятностей, по сравнению с которой все меньшие дозы складываются в приятную гармонию, и человек, заглотнувший такую дозу, проковыляет по жизни не хуже иного баловня судьбы!"
Sir Willoughby was the fortune-favoured in the little doctor's mind; that high-stepping gentleman having wealth, and public consideration, and the most ravishing young lady in the world for a bride. Still, though he reckoned all these advantages enjoyed by Sir Willoughby at their full value, he could imagine the ultimate balance of good fortune to be in favour of Vernon. But to do so, he had to reduce the whole calculation to the extreme abstract, and feed his lean friend, as it were, on dew and roots; and the happy effect for Vernon lay in a distant future, on the borders of old age, where he was to be blessed with his lady's regretful preference, and rejoice in the fruits of good constitutional habits. Таким баловнем судьбы, в представлении неунывающего доктора являлся сэр Уилоби, этот заносчивый джентльмен с огромным состоянием, высоким положением в обществе, и в довершение всего прочего - имеющий счастье называть самую обольстительную девушку на свете своей невестой. Но как ни высоко ставил доктор все эти преимущества, он представлял себе, что в конечном счете судьба, быть может, больше благоволит к Вернону. Правда, прежде чем прийти к этому выводу, ему пришлось создать в своем воображении несколько отвлеченную картину, согласно которой его тощему приятелю предстояло в течение ряда лет питаться акридами и диким медом, и наконец, в преддверье бодрой старости (награды за столь гигиенический образ жизни), его дама сердца должна была осчастливить его запоздалым признанием.
The reviewing mind was Irish. Sir Willoughby was a character of man profoundly opposed to Dr. Corney's nature; the latter's instincts bristled with antagonism--not to his race, for Vernon was of the same race, partly of the same blood, and Corney loved him: the type of person was the annoyance. And the circumstance of its prevailing successfulness in the country where he was placed, while it held him silent as if under a law, heaped stores of insurgency in the Celtic bosom. Corney contemplating Sir Willoughby, and a trotting kern governed by Strongbow, have a point of likeness between them; with the point of difference, that Corney was enlightened to know of a friend better adapted for eminent station, and especially better adapted to please a lovely lady--could these high-bred Englishwomen but be taught to conceive another idea of manliness than the formal carved-in-wood idol of their national worship! Подобная точка зрения была в высшей степени ирландской. Представляя собой человеческую разновидность, прямо противоположную той, к которой принадлежал доктор Корни, сэр Уилоби вызывал у него инстинктивный антагонизм - но антагонизм отнюдь не национального характера: ведь Вернон был той же породы и даже отчасти той же крови, а Корни любил его всем сердцем. Нет, ему была глубоко чужда самая сущность сэра Уилоби.

Судьба забросила его в страну, где преуспевали люди этого типа, и, как бы подчиняясь неписаному закону этой страны, он не выказывал своих чувств, меж тем как все так и бурлило в его мятежной кельтской груди. В отношении доктора Корни к сэру Уилоби было много схожего с чувством, какое, должно быть, испытывал ирландский простолюдин к генералу Стронгбоу{64}, поставленному над ним британскими завоевателями. Но, в отличие от средневекового ирландца, Корни мог бы назвать человека, более достойного занять этот высокий пост и, уж во всяком случае, более достойного прекрасной дамы. Когда же наконец эти породистые англичанки поймут, что такое истинное благородство, и перестанут видеть его в спесивом деревянном идоле, которому поклоняются испокон веков!
Dr Corney breakfasted very early, without seeing Vernon. He was off to a patient while the first lark of the morning carolled above, and the business of the day, not yet fallen upon men in the shape of cloud, was happily intermixed with nature's hues and pipings. Turning off the high-road tip a green lane, an hour later, he beheld a youngster prying into a hedge head and arms, by the peculiar strenuous twist of whose hinder parts, indicative of a frame plunged on the pursuit in hand, he clearly distinguished young Crossjay. Out came eggs. The doctor pulled up.

"What bird?" he bellowed.

"Yellowhammer," Crossjay yelled back.
Доктор Корни позавтракал чуть ли не на рассвете и, так и не дождавшись Вернона, отправился объезжать своих больных. Природа встречала пробуждающийся и еще не омраченный дневными заботами мир свежими красками и ликующими голосами.

Часом позже, свернув с шоссе на зеленый проселок, доктор Корни увидел какого-то юнца, голова и руки которого были скрыты чащей придорожных кустов. По беззаветной целеустремленности видимой половины его тела он безошибочно признал в нем юного Кросджея. Вскоре он и весь появился наружу, держа в ладонях несколько птичьих яиц. Доктор осадил лошадь.

- Что за птица? - прогремел он.

- Овсянка, - отозвался Кросджей.
"Now, sir, you'll drop a couple of those eggs in the nest."

"Don't order me," Crossjay was retorting. "Oh, it's you, Doctor Corney. Good morning. I said that, because I always do drop a couple back. I promised Mr. Whitford I would, and Miss Middleton too."

"Had breakfast?"

"Not yet."

"Not hungry?"

"I should be if I thought about it."

"Jump up."
- Немедленно вернуть два-три яичка в гнездо!

- А ты не командуй, - ответил Кросджей. - Ах, это вы, доктор Корни! Доброе утро. Я вам так ответил оттого, что всегда оставляю в гнезде два-три яичка. Я дал слово мистеру Уитфорду и, кроме того - мисс Мидлтон.

- Завтракал?

- Нет еще.

- Голоден?

- Да не очень.

- Забирайся ко мне!
"I think I'd rather not, Doctor Corney."

"And you'll just do what Doctor Corney tells you; and set your mind on rashers of curly fat bacon and sweetly smoking coffee, toast, hot cakes, marmalade, and damson-jam. Wide go the fellow's nostrils, and there's water at the dimples of his mouth! Up, my man."

Crossjay jumped up beside the doctor, who remarked, as he touched his horse: "I don't want a man this morning, though I'll enlist you in my service if I do. You're fond of Miss Middleton?"

Instead of answering, Crossjay heaved the sigh of love that bears a burden.
- Спасибо, доктор Корни, что-то не хочется.

- Слушай доктора Корни, и все тут! Устреми все свои мысли на румяные ломтики жареного бекона и на душистый кофе, горячие сухари с маслом, пирожки, апельсиновое варенье и сливовый джем. Ага! Наши ноздри расширяются, а в уголках рта появились слюнки! Ну, живо, мой друг!

Кросджей вскочил на козлы рядом с доктором. Тот тронул лошадь вожжой и сказал:

- Сегодня мне помощник не нужен, но если когда-нибудь понадобится, я обращусь к тебе. Ты любишь мисс Мидлтон?

Вместо ответа Кросджей издал красноречивый вздох бездонной любви.
"And so am I," pursued the doctor: "You'll have to put up with a rival. It's worse than fond: I'm in love with her. How do you like that?"

"I don't mind how many love her," said Crossjay.

"You're worthy of a gratuitous breakfast in the front parlour of the best hotel of the place they call Arcadia. And how about your bed last night?"

"Pretty middling."
- Вот и я тоже, - продолжал доктор. - Так что примирись с мыслью о сопернике. Я не только люблю ее, я влюблен. Как ты на это смотришь?

- Мне все равно, сколько бы народу ее ни любило, - сказал Кросджей.

- Ты достоин бесплатного завтрака в парадном зале лучшей гостиницы страны, именуемой Аркадией. Каково вам спалось этой ночью?

- Средне.
"Hard, was it, where the bones haven't cushion?"

"I don't care for bed. A couple of hours, and that's enough for me."

"But you're fond of Miss Middleton anyhow, and that's a virtue."

To his great surprise, Dr. Corney beheld two big round tears force their way out of this tough youngster's eyes, and all the while the boy's face was proud.

Crossjay said, when he could trust himself to disjoin his lips:

"I want to see Mr. Whitford."
- Что, жестковато без подушек?

- Для меня это ничего не значит. Два часа поспал - и ладно.

- Ну, конечно, раз ты любишь мисс Мидлтон, тебе больше ничего не надо.

К великому удивлению доктора Корни, из обоих глаз юного спартанца выкатилось по большой круглой слезе. Лицо его, однако, по-прежнему хранило гордое выражение.

Как только Кросджей почувствовал себя в силах разжать губы, он произнес:

- Мне необходимо видеть мистера Уитфорда.
"Have you got news for him?"

"I've something to ask him. It's about what I ought to do."

"Then, my boy, you have the right name addressed in the wrong direction: for I found you turning your shoulders on Mr. Whitford. And he has been out of his bed hunting you all the unholy night you've made it for him. That's melancholy. What do you say to asking my advice?"
- У тебя к нему важное поручение?

- Мне нужно его кое о чем спросить. Я не знаю, как мне держаться дальше.

- Так. Адресат тот, а направление взято неверно. Ты сам обратил к нему спину - он так и не прилег этой ночью, гоняясь за тобой. Почему бы тебе не взять в советчики меня?
Crossjay sighed. "I can't speak to anybody but Mr. Whitford."

"And you're hot to speak to him?"

"I want to."

"And I found you running away from him. You're a curiosity, Mr. Crossjay Patterne."

"Ah! so'd anybody be who knew as much as I do," said Crossjay, with a sober sadness that caused the doctor to treat him seriously.

"The fact is," he said, "Mr. Whitford is beating the country for you. My best plan will be to drive you to the Hall."

"I'd rather not go to the Hall," Crossjay spoke resolutely.

"You won't see Miss Middleton anywhere but at the Hall."
Кросджей тяжело вздохнул.

- Об этом я могу говорить только с мистером Уитфордом.

- И непременно сейчас?

- Мне бы очень хотелось.

- А сам от него бегаешь! Вы ведете себя крайне загадочно, мистер Кросджей Паттерн.

- Всякий, кто узнал бы то, что знаю я, вел бы себя так же, - ответил Кросджей, и в голосе его прозвучала такая непритворная печаль, что доктор отбросил шутливый тон.

- Мистер Уитфорд тебя повсюду разыскивает, - сказал он. - Пожалуй, лучше всего будет подвезти тебя к Большому дому.

- Туда я не хочу, - решительно сказал Кросджей.
"I don't want to see Miss Middleton, if I can't be a bit of use to her."

"No danger threatening the lady, is there?"

Crossjay treated the question as if it had not been put.

"Now, tell me," said Dr. Corney, "would there be a chance for me, supposing Miss Middleton were disengaged?"
- Но только там, в Большом доме, ты и можешь повстречать мисс Мидлтон,

- Я не хочу видеть мисс Мидлтон, раз не могу быть ей полезен.

- Надеюсь, этой даме не грозит беда?

Кросджей промолчал, словно не слышал вопроса.

- Ты мне вот что скажи, - продолжал доктор Корни, - как по-твоему, если бы мисс Мидлтон была свободна, имел бы я шанс на победу?
The answer was easy. "I'm sure she wouldn't."

"And why, sir, are you so cock sure?"

There was no saying; but the doctor pressed for it, and at last Crossjay gave his opinion that she would take Mr. Whitford.

The doctor asked why; and Crossjay said it was because Mr. Whitford was the best man in the world. To which, with a lusty "Amen to that," Dr. Corney remarked: "I should have fancied Colonel De Craye would have had the first chance: he's more of a lady's man."
На этот раз Кросджей ответил без малейшего затруднения.

- Никакого, - отрезал он.

- А почему, сэр, вы так уж уверены?

Он не мог объяснить, но доктор не отступался, и Кросджей наконец сказал, что, по его мнению, мисс Мидлтон расположена к мистеру Уитфорду.

Доктор полюбопытствовал, отчего он так полагает, и услышал в ответ, что на всем свете нет никого лучше мистера Уитфорда.

- Аминь, - с чувством произнес доктор. - Впрочем, - прибавил он, помолчав, - я бы полагал, что у полковника де Крея больше шансов: вот кто - настоящий дамский угодник.
Crossjay surprised him again by petulantly saying: "Don't."

The boy added: "I don't want to talk, except about birds and things. What a jolly morning it is! I saw the sun rise. No rain to-day. You're right about hungry, Doctor Corney!"
Но Кросджею суждено было снова удивить доктора.

- Ах, перестаньте, - досадливо сказал он. И прибавил: - Давайте лучше говорить о птицах, о рыбной ловле... Я видел, как вставало солнце. Сегодня не будет дождя. А вы правы, доктор Корни, я голоден как волк!
The kindly little man swung his whip. Crossjay informed him of his disgrace at the Hall, and of every incident connected with it, from the tramp to the baronet, save Miss Middleton's adventure and the night scene in the drawing-room. A strong smell of something left out struck Dr. Corney, and he said: "You'll not let Miss Middleton know of my affection. After all, it's only a little bit of love. But, as Patrick said to Kathleen, when she owned to such a little bit, 'that's the best bit of all!' and he was as right as I am about hungry." Добрый маленький доктор хлестнул по лошадке. Кросджей поведал ему об опале, постигшей его в Большом доме, и обо всех своих приключениях, начиная со встречи с нищим и кончая разговором с сэром Уилоби, опустив только эскападу мисс Мидлтон и подслушанный ночной разговор в гостиной. Доктор Корни тотчас учуял пробел в его рассказе.

- Ты, конечно, ничего не скажешь мисс Мидлтон о моем чувстве к ней. В конце концов это всего лишь капля любви. Но, как сказал Патрик своей Кэтлин, признавшейся ему в том, что ощущает в себе эту каплю, - "это самая сладкая капля!" - и был прав, так же, как оказался прав я относительно твоего аппетита.
Crossjay scorned to talk of loving, he declared. "I never tell Miss Middleton what I feel. Why, there's Miss Dale's cottage!"

"It's nearer to your empty inside than my mansion," said the doctor, "and we'll stop just to inquire whether a bed's to be had for you there to-night, and if not, I'll have you with me, and bottle you, and exhibit you, for you're a rare specimen. Breakfast you may count on from Mr. Dale. I spy a gentleman."

"It's Colonel De Craye."

"Come after news of you."

"I wonder!"

"Miss Middleton sends him; of course she does."
Кросджей считал разговоры о любви ниже своего достоинства.

- Я никогда не говорю мисс Мидлтон о таких вещах, - заявил он. - А мы, оказывается, подъехали к домику мисс Дейл!

- Да, он гораздо ближе к твоему пустому брюху, чем мои владения, - сказал доктор. - Остановимся-ка лучше здесь и спросим, можно ли тебе будет у них переночевать. Если нет, я заберу тебя к себе, посажу в колбу и буду демонстрировать, как редкий экземпляр. На завтрак можешь рассчитывать во всяком случае, - в этом тебе не откажут! Я вижу какого-то джентльмена у калитки.

- Это полковник де Крей.

- Да, верно, пришел узнать, нет ли каких вестей о вашей персоне?

- Не думаю.

- А я не сомневаюсь, что так оно и есть и что его сюда прислала мисс Мидлтон.
Crossjay turned his full face to the doctor. "I haven't seen her for such a long time! But he saw me last night, and he might have told her that, if she's anxious.--Good-morning, colonel. I've had a good walk, and a capital drive, and I'm as hungry as the boat's crew of Captain Bligh."

He jumped down.

The colonel and the doctor saluted, smiling.

"I've rung the bell," said De Craye.
Кросджей резко оборотился к доктору.

- Я так давно ее не видел! - вырвалось у него. - Но с полковником мы виделись ночью, и она могла бы его расспросить обо мне, если в самом деле беспокоилась. Доброе утро, полковник, - сказал он, соскакивая с козел. - А я уже погулял всласть, и чудесно прокатился, и теперь голоден, как весь экипаж капитана Блая{65}, вместе взятый.

Приветливо улыбаясь друг другу, полковник и доктор поздоровались.

- Я уже позвонил, - сказал де Крей.
A maid came to the gate, and upon her steps appeared Miss Dale, who flung herself at Crossjay, mingling kisses and reproaches. She scarcely raised her face to the colonel more than to reply to his greeting, and excuse the hungry boy for hurrying indoors to breakfast.

"I'll wait," said De Craye. He had seen that she was paler than usual. So had Dr. Corney; and the doctor called to her concerning her father's health. She reported that he had not yet risen, and took Crossjay to herself.
К калитке вышла служанка, а вслед за ней - и сама мисс Дейл, которая тут же бросилась к Кросджею и стала осыпать его упреками и поцелуями. На полковника она едва взглянула и, сославшись на необходимость поскорее накормить проголодавшегося мальчика, заторопилась с ним в дом.

- Я подожду, - сказал де Крей. Он заметил, что она бледнее обычного. Доктор Корни справился о здоровье ее отца. Она ответила, что он еще не просыпался, и увела Кросджея к себе.
"That's well," said the doctor, "if the invalid sleeps long. The lady is not looking so well, though. But ladies vary; they show the mind on the countenance, for want of the punching we meet with to conceal it; they're like military flags for a funeral or a gala; one day furled, and next day streaming. Men are ships' figure-heads, about the same for a storm or a calm, and not too handsome, thanks to the ocean. It's an age since we encountered last, colonel: on board the Dublin boat, I recollect, and a night it was."

"I recollect that you set me on my legs, doctor."

"Ah! and you'll please to notify that Corney's no quack at sea, by favour of the monks of the Chartreuse, whose elixir has power to still the waves. And we hear that miracles are done with!"
- Это хорошо, - сказал доктор, - хорошо, когда больные долго спят. Зато дочь его мне сегодня что-то не нравится. Ну, да женщины такой народ - у них раз на раз не приходится. Все, что у них на душе, тотчас отражается на цвете лица. Это оттого, что они не привыкли получать от жизни столько щелчков, как наш брат, и не научились скрывать свои чувства. Они - как флагшток на корабле: то на нем траурный флаг, то - праздничный. А мужчина - что носовое украшение корабля: и в штиль и в бурю одинаков и, спасибо волнам, не слишком красив. Мы с вами вечность не виделись, полковник! Насколько помнится, последний раз мы встречались на борту дублинского судна. Ну и ночка же была!

- Я не забыл ее, как не забыл и того, что это вы меня поставили тогда на ноги, доктор.

- Да, да, вы можете засвидетельствовать, что доктор Корни и на море не шарлатан - слава шартрезским монахам, чей волшебный эликсир имеет власть и над морскою пучиной! А еще говорят, что теперь не бывает чудес!
"Roll a physician and a monk together, doctor!"

"True: it'll be a miracle if they combine. Though the cure of the soul is often the entire and total cure of the body: and it's maliciously said that the body given over to our treatment is a signal to set the soul flying. By the way, colonel, that boy has a trifle on his mind."

"I suppose he has been worrying a farmer or a gamekeeper."

"Try him. You'll find him tight. He's got Miss Middleton on the brain. There's a bit of a secret; and he's not so cheerful about it."
- Слава монахам и врачевателям!

- Когда их можно объединить в одном лице, это действительно чудо. Впрочем, душевное исцеление часто ведет к полному и окончательному излечению телесного недуга. Злые языки даже уверяют, будто достаточно вверить нашему брату тело, как из него и дух вон. Кстати, полковник, у нашего мальчугана на душе кошки скребут.

- Верно, у него произошла какая-нибудь история с фермером или с лесничим.

- Порасспросите-ка его. Он что-то скрывает, вот увидите. Что-то, связанное с мисс Мидлтон. Тут какая-то тайна, и, судя по всему, невеселая.
"We'll see," said the colonel.

Dr Corney nodded. "I have to visit my patient here presently. I'm too early for him: so I'll make a call or two on the lame birds that are up," he remarked, and drove away.
- Посмотрим.

Доктор Корни кивнул.

- Мне еще надо будет сюда вернуться, к моему пациенту. А пока проведаю тех своих подопечных, что уже встали, - сказал он, трогая лошадь.
De Craye strolled through the garden. He was a gentleman of those actively perceptive wits which, if ever they reflect, do so by hops and jumps: upon some dancing mirror within, we may fancy. He penetrated a plot in a flash; and in a flash he formed one; but in both cases, it was after long hovering and not over-eager deliberation, by the patient exercise of his quick perceptives. The fact that Crossjay was considered to have Miss Middleton on the brain, threw a series of images of everything relating to Crossjay for the last forty hours into relief before him: and as he did not in the slightest degree speculate on any one of them, but merely shifted and surveyed them, the falcon that he was in spirit as well as in his handsome face leisurely allowed his instinct to direct him where to strike. Де Крей побрел по саду. Он принадлежал к числу людей ума деятельного и острого, которые мыслят скачками и как бы в припляс. Он был способен разгадать любую интригу и тут же разработать план контринтриги. И однако, никогда не действовал опрометчиво. Напротив, долго парил над целью и, не торопясь с окончательными выводами, методично и терпеливо взвешивал все данные, какие доставлял ему его быстрый ум.

Услыхав, что Кросджей озабочен судьбой мисс Мидлтон, он перебрал в памяти все обстоятельства, связанные с мальчиком за последние двое суток, и, не позволяя себе задержаться ни на одном из них, принялся их тасовать. Полковник де Крей обладал не только орлиным профилем, но и повадками этой птицы: выбирая время и место для удара, он всецело полагался на инстинкт.
A reflective disposition has this danger in action, that it commonly precipitates conjecture for the purpose of working upon probabilities with the methods and in the tracks to which it is accustomed: and to conjecture rashly is to play into the puzzles of the maze. He who can watch circling above it awhile, quietly viewing, and collecting in his eye, gathers matter that makes the secret thing discourse to the brain by weight and balance; he will get either the right clue or none; more frequently none; but he will escape the entanglement of his own cleverness, he will always be nearer to the enigma than the guesser or the calculator, and he will retain a breadth of vision forfeited by them. He must, however, to have his chance of success, be acutely besides calmly perceptive, a reader of features, audacious at the proper moment. Натуры, склонные к рефлексии, обычно начинают с догадок - с тем чтобы впоследствии их разработать. Преждевременная гипотеза, однако, только заводит в непроходимый лабиринт, меж тем как у того, кто способен парить в высоте, делая круги и неспешно вбирая в себя впечатления, больше шансов сохранить равновесие, необходимое для раздумья над предлагаемой загадкой. Он либо нападет на след, либо вовсе потеряет его - второе даже чаще. Зато кругозор у него шире, он не рискует запутаться в собственных хитросплетениях и окажется ближе к правде, нежели тот, кто действует путем расчетов и домыслов. Чтобы достигнуть успеха, однако, мало быть невозмутимым созерцателем, надо еще и уметь читать знаки и выбрать минуту для смелого удара.
De Craye wished to look at Miss Dale. She had returned home very suddenly, not, as it appeared, owing to her father's illness; and he remembered a redness of her eyelids when he passed her on the corridor one night. She sent Crossjay out to him as soon as the boy was well filled. He sent Crossjay back with a request. She did not yield to it immediately. She stepped to the front door reluctantly, and seemed disconcerted. De Craye begged for a message to Miss Middleton. There was none to give. He persisted. But there was really none at present, she said. Де Крею захотелось еще раз взглянуть на мисс Дейл. Ее внезапный отъезд из Большого дома, как видно, не был продиктован болезнью отца. Он вспомнил, как повстречал ее ночью в коридоре и как поразили его ее покрасневшие глаза. Накормив Кросджея до отвала, мисс Дейл выслала его к полковнику. Но тот отправил его назад - сказать, что хотел бы ее видеть. Мисс Дейл не сразу исполнила его просьбу и вышла на крыльцо с явной неохотой. Де Крей вызвался передать мисс Мидлтон какое-нибудь поручение. У мисс Дейл не оказалось никаких поручений. Он настаивал. Но право же, у нее не было сейчас в этом надобности!
"You won't entrust me with the smallest word?" said he, and set her visibly thinking whether she could dispatch a word. She could not; she had no heart for messages.

"I shall see her in a day or two, Colonel De Craye."

"She will miss you severely."

"We shall soon meet."

"And poor Willoughby!"
- Неужели вы не доверите мне и словечка, чтобы ей передать?

Она как будто заколебалась. Но нет, ей было не до приветов.

- Я на днях увижу ее сама, полковник де Крей.

- Она очень будет без вас скучать.

- Мы скоро увидимся.

- Не говоря уже о бедняге Уилоби!
Laetitia coloured and stood silent.

A butterfly of some rarity allured Crossjay.

"I fear he has been doing mischief," she said. "I cannot get him to look at me."

"His appetite is good?"

"Very good indeed."
Летиция покраснела и ничего на это не ответила. Бабочка необычной расцветки привлекла внимание Кросджея, и он бросился ее ловить.

- Боюсь, не натворил ли он чего, - сказала Летиция. - Он ни разу не взглянул мне в глаза.

- Но аппетит у него хороший?

- Отличный.
De Craye nodded. A boy with a noble appetite is never a hopeless lock.

The colonel and Crossjay lounged over the garden.

"And now," said the colonel, "we'll see if we can't arrange a meeting between you and Miss Middleton. You're a lucky fellow, for she's always thinking of you."

"I know I'm always thinking of her," said Crossjay.

"If ever you're in a scrape, she's the person you must go to."

"Yes, if I know where she is!"

"Why, generally she'll be at the Hall."

There was no reply: Crossjay's dreadful secret jumped to his throat. He certainly was a weaker lock for being full of breakfast.

"I want to see Mr. Whitford so much," he said.

"Something to tell him?"
Де Крей кивнул. Если у мальчика хороший аппетит, можно не отчаиваться: есть надежда подобрать к нему ключ. Полковник и Кросджей не спеша прошлись по саду.

- Ну, а теперь, - сказал полковник, - мы попробуем устроить вам свидание с мисс Мидлтон. Вы счастливчик, ведь она постоянно думает о вас.

- Я-то всегда о ней думаю, - сказал Кросджей.

- И если вы попали в беду, лучше всего вам обратиться к ней.

- Кабы знать, где она!

- Да ведь ее обычно всегда можно застать в Большом доме.

Ответа не последовало. Страшная тайна, которою владел Кросджей, так и рвалась наружу. Теперь, когда он был сыт, к нему и в самом деле было легче подобрать ключ.

- Мне бы так нужно было повидаться с мистером Уитфордом!

- Вы хотите что-то ему сообщить?
"I don't know what to do: I don't understand it!" The secret wriggled to his mouth. He swallowed it down. "Yes, I want to talk to Mr. Whitford."

"He's another of Miss Middleton's friends."

"I know he is. He's true steel."

"We're all her friends, Crossjay. I flatter myself I'm a Toledo when I'm wanted. How long had you been in the house last night before you ran into me?"

"I don't know, sir; I fell asleep for some time, and then I woke! . . ."
- Я не знаю, как мне быть, я ничего не понимаю!

Тайна подступила к самым его устам, но он ее проглотил.

- Да, мне необходимо поговорить о мистером Уитфордом, - повторил он.

- О, это большой друг мисс Мидлтон.

- Я знаю. Самый верный. Из чистейшей стали.

- Но мы все ее друзья, Кросджей. Я льщу себя надеждой, что и я могу быть крепким, как толедская сталь, когда нужно. Сколько времени пробыли вы в доме до того, как чуть не сшибли меня с ног?

- Не знаю, сэр. Я уснул, а потом вдруг проснулся...
"Where did you find yourself?"

"I was in the drawing-room."

"Come, Crossjay, you're not a fellow to be scared by ghosts? You looked it when you made a dash at my midriff."

"I don't believe there are such things. Do you, colonel? You can't!"
- Где же вы проснулись?

- В гостиной.

- Послушайте, Кросджей, неужели вы из тех, кто пугается привидений? А право, у вас был такой вид, когда вы ткнулись мне в живот, словно вам явилось привидение.

- Я не верю в привидения, полковник. А вы? Нет, конечно!
"There's no saying. We'll hope not; for it wouldn't be fair fighting. A man with a ghost to back him'd beat any ten. We couldn't box him or play cards, or stand a chance with him as a rival in love. Did you, now, catch a sight of a ghost?"

"They weren't ghosts!" Crossjay said what he was sure of, and his voice pronounced his conviction.

"I doubt whether Miss Middleton is particularly happy," remarked the colonel. "Why? Why, you upset her, you know, now and then."
- Как знать? Будем надеяться, что они не существуют, иначе всякий человек, заручившись помощью привидения, мог бы одолеть десяток противников. Это был бы неравный бой. С таким нельзя было бы ни драться, ни в карты играть, ни соперничать, скажем, в любви. Ну так что же - вы увидели привидение?

- Нет, нет, это были не привидения! - убежденно воскликнул Кросджей.

Полковник переменил разговор.

- Сдается мне, будто мисс Мидлтон чем-то огорчена. - сказал он. - Вы спросите: чем. Да разве сами вы, мой друг, не огорчаете ее то и дело?
The boy swelled. "I'd do . . . I'd go . . . I wouldn't have her unhappy . . . It's that! that's it! And I don't know what I ought to do. I wish I could see Mr. Whitford."

"You get into such headlong scrapes, my lad."

"I wasn't in any scrape yesterday."

"So you made yourself up a comfortable bed in the drawing-room? Luckily Sir Willoughby didn't see you."

"He didn't, though!"

"A close shave, was it?"

"I was under a covering of something silk."
Мальчик весь напыжился.

- Да я... да я бы... Я бы сделал все, лишь бы она была счастлива... Но в том-то и загвоздка! Вся штука в этом! И я не знаю, как мне быть. Ах, как мне нужен мистер Уитфорд!

- Вечно вы попадаете в какие-то истории, мой друг!

- Ни в какую я историю вчера не попал.

- Итак, вы удобно расположились спать в гостиной? Счастье ваше, что сэр Уилоби вас не видел.

- А вот и не видел!

- Признайтесь, вы чуть было не попались, а?

- Я накрылся чем-то шелковым.
"He woke you?"

"I suppose he did. I heard him."

"Talking?"

"He was talking."

"What! talking to himself?"

"No."

The secret threatened Crossjay to be out or suffocate him. De Craye gave him a respite.

"You like Sir Willoughby, don't you?"

Crossjay produced a still-born affirmative.

"He's kind to you," said the colonel; "he'll set you up and look after your interests."
- И он-то и разбудил вас?

- Должно быть. Я услышал его голос.

- Он разговаривал?

- Ну да.

- Как? Сам с собой?

- Нет.

Кросджей чувствовал, что задыхается. Еще минута, и он откроет свою тайну.

Де Крей переменил тактику.

- Вы ведь любите сэра Уилоби?

В ответ послышалось мертворожденное: "Да",

- Он к вам очень добр, - сказал полковник. - Он вас поставит на ноги и будет вам помогать.
"Yes, I like him," said Crossjay, with his customary rapidity in touching the subject; "I like him; he's kind and all that, and tips and plays with you, and all that; but I never can make out why he wouldn't see my father when my father came here to see him ten miles, and had to walk back ten miles in the rain, to go by rail a long way, down home, as far as Devonport, because Sir Willoughby wouldn't see him, though he was at home, my father saw. We all thought it so odd: and my father wouldn't let us talk much about it. My father's a very brave man." - Да, я его люблю, конечно, - сказал Кросджей, как всегда скороговоркой, когда речь заходила о его покровителе. - Я его люблю, он очень добр и дарит мне деньги, играет со мной, и все такое. Но я так и не понимаю, отчего он отказался принять моего отца, когда тот прошел десять миль - нарочно, чтобы с ним повидаться? Отцу пришлось шлепать эти десять миль назад под дождем и долго-долго ехать на поезде - до самого Девонпорта. И все оттого, что сэр Уилоби отказался его принять. А ведь он был дома - отец видел его своими глазами. Нам всем это показалось таким странным. Но только отец не позволял нам много об этом говорить. Мой отец очень храбрый.
"Captain Patterne is as brave a man as ever lived," said De Craye.

"I'm positive you'd like him, colonel."

"I know of his deeds, and I admire him, and that's a good step to liking."
- Капитан Паттерн - один из самых храбрых людей на свете, - подтвердил де Крей.

- Он бы вам понравился, полковник, я уверен!

- Я слышал о его подвигах и очень его уважаю, И наверняка полюбил бы его, если бы узнал.
He warmed the boy's thoughts of his father.

"Because, what they say at home is, a little bread and cheese, and a glass of ale, and a rest, to a poor man--lots of great houses will give you that, and we wouldn't have asked for more than that. My sisters say they think Sir Willoughby must be selfish. He's awfully proud; and perhaps it was because my father wasn't dressed well enough. But what can we do? We're very poor at home, and lots of us, and all hungry. My father says he isn't paid very well for his services to the Government. He's only a marine."

"He's a hero!" said De Craye.
Полковник растравил сыновнюю тоску Кросджея.

- В наших краях говорят: кусок хлеба с сыром, стакан эля да постель - вот все, что нужно бедному человеку, - продолжал мальчик. - Ни в одном из богатых домов ему бы в этом не отказали - а на большее никто не рассчитывал. Мои сестры говорят, что сэр Уилоби, должно быть, думает только о себе. Он такой гордый, что ему, быть может, не понравилось, как мой отец был одет. Но что делать? Мы очень бедны, нас много, и все есть хотят. Отец говорит, что правительство не слишком-то высоко ценит его заслуги. Он всего лишь капитан морской пехоты.

- Он герой! - сказал де Крей.
"He came home very tired, with a cold, and had a doctor. But Sir Willoughby did send him money, and mother wished to send it back, and my father said she was not like a woman--with our big family. He said he thought Sir Willoughby an extraordinary man."

"Not at all; very common; indigenous," said De Craye. "The art of cutting is one of the branches of a polite education in this country, and you'll have to learn it, if you expect to be looked on as a gentleman and a Patterne, my boy. I begin to see how it is Miss Middleton takes to you so. Follow her directions. But I hope you did not listen to a private conversation. Miss Middleton would not approve of that."
- Он тогда ужасно устал, простудился, и пришлось вызывать врача. Правда, сэр Уилоби прислал нам денег, и матушка хотела отослать их назад, но отец сказал, какая же она мать в таком случае - ведь у нас огромная семья. Он сказал, что, по его мнению, сэр Уилоби - большой чудак.

- Никакой он не чудак. Очень даже обыкновенный, распространенный в здешних краях образец человеческой породы, - сказал де Крей. - Искусству отсекать от себя все лишнее придается большое значение при воспитании джентльмена в этой стране. Вам самому, мой друг, придется овладеть этим искусством, если хотите, чтобы на вас смотрели, как на джентльмена и чистокровного Паттерна. Я начинаю понимать, почему мисс Мидлтон так к вам привязана. Поступайте всегда, как велит она. Надеюсь, вы не подслушивали чужой разговор? Этого мисс Мидлтон не одобрила бы ни в коем случае.
"Colonel De Craye, how could I help myself? I heard a lot before I knew what it was. There was poetry!"

"Still, Crossjay, if it was important--was it?"

The boy swelled again, and the colonel asked him, "Does Miss Dale know of your having played listener?"

"She!" said Crossjay. "Oh, I couldn't tell her."

He breathed thick; then came a threat of tears. "She wouldn't do anything to hurt Miss Middleton. I'm sure of that. It wasn't her fault. She--There goes Mr. Whitford!" Crossjay bounded away.
- Но что мне было делать, полковник де Крей? Я ведь долго не мог разобрать, в чем дело и где я нахожусь. Они все говорили, говорили... И стихи были!

- Все-таки, Кросджей, если это был серьезный разговор... А ведь он был серьезный, не так ли?

Мальчик снова напыжился.

- Мисс Дейл знает, что вы подслушивали? - продолжал полковник.

- Она? - воскликнул Кросджей, - Ах, как раз ей-то я не мог бы в этом признаться!

Он засопел и, казалось, вот-вот заплачет.

- Она ни за что не причинит зла мисс Мидлтон, это-то я знаю. Она тут ни при чем... Она... да вот и мистер Уитфорд!

И Кросджей галопом понесся навстречу своему наставнику.
The colonel had no inclination to wait for his return. He walked fast up the road, not perspicuously conscious that his motive was to be well in advance of Vernon Whitford: to whom, after all, the knowledge imparted by Crossjay would be of small advantage. That fellow would probably trot of to Willoughby to row him for breaking his word to Miss Middleton! There are men, thought De Craye, who see nothing, feel nothing. Полковник де Крей не стал дожидаться его возвращения. Он быстро зашагал по дороге, не отдавая себе до конца отчета в том, что им руководило желание опередить Вернона Уитфорда. Да и какую пользу мог этот малый извлечь из новости, которую он узнает от Кросджея? Побежит к Уилоби и начнет его корить, зачем тот нарушил слово, данное мисс Мидлтон. Есть люди, размышлял де Крей, которые ничего вокруг себя не видят и не чувствуют.
He crossed a stile into the wood above the lake, where, as he was in the humour to think himself signally lucky, espying her, he took it as a matter of course that the lady who taught his heart to leap should be posted by the Fates. And he wondered little at her power, for rarely had the world seen such union of princess and sylph as in that lady's figure. She stood holding by a beech-branch, gazing down on the water.

She had not heard him. When she looked she flushed at the spectacle of one of her thousand thoughts, but she was not startled; the colour overflowed a grave face.

"And 'tis not quite the first time that Willoughby has played this trick!" De Craye said to her, keenly smiling with a parted mouth.
Он вошел в рощу, окаймлявшую пруд, и неожиданно увидел мисс Мидлтон. Она стояла на самом берегу, опираясь на ветку бука, и глядела на воду. Сама судьба, решил де Крей, привела сюда ту, что впервые заставила его сердце биться быстрее обычного. Да и не удивительно, что она возымела над ним такую власть. Никогда не доводилось ему видеть такого сочетания царственного величия с воздушностью сильфиды!

Клара не слышала, как он подошел, и, подняв голову, слегка покраснела, увидев того, на ком в своих раздумьях неоднократно задерживалась мыслью. Лицо ее, однако, несмотря на проступивший румянец, сохраняло сосредоточенную задумчивость, не выражая ни удивления, ни испуга.

- Узнаю сэра Уилоби! Знакомые повадки! - объявил он, широко улыбаясь.
Clara moved her lips to recall remarks introductory to so abrupt and strange a plunge.

He smiled in that peculiar manner of an illuminated comic perception: for the moment he was all falcon; and he surprised himself more than Clara, who was not in the mood to take surprises. It was the sight of her which had animated him to strike his game; he was down on it.

Another instinct at work (they spring up in twenties oftener than in twos when the heart is the hunter) prompted him to directness and quickness, to carry her on the flood of the discovery.
Клара беззвучно пошевелила губами, решив, что не расслышала каких-то слов собеседника, предварявших это странное и внезапное заявление.

Он улыбался той особенной улыбкой, какой улыбается человек, который вдруг сделал чрезвычайно забавное открытие. Поистине орлиная стремительность, с какой он начал разговор, удивила его самого еще больше, чем Клару, хоть та отнюдь не была подготовлена к сюрпризам. Этот внезапный удар был с его стороны чистейшей импровизацией, вызванной неожиданностью встречи. Но, кажется, он попал в точку.

Когда в роли охотника выступает сердце, все инстинкты поспешают ему на помощь. Вот и сейчас он инстинктивно понял, что надобно действовать быстро и прямолинейно.
She regained something of her mental self-possession as soon as she was on a level with a meaning she had not yet inspected; but she had to submit to his lead, distinctly perceiving where its drift divided to the forked currents of what might be in his mind and what was in hers.

"Miss Middleton, I bear a bit of a likeness to the messenger to the glorious despot--my head is off if I speak not true! Everything I have is on the die. Did I guess wrong your wish?--I read it in the dark, by the heart. But here's a certainty: Willoughby sets you free."
К Кларе понемногу вернулось самообладание. Еще на ощупь, смутно постигая смысл того, на что намекал полковник, столь внезапно перед нею возникший, она решила предоставить инициативу ему, хоть и предвидела заранее, где их мысли, берущие начало в одном источнике, должны будут разделиться на два рукава.

- Мисс Мидлтон, - начал де Крей, - я чувствую некоторое сходство между собою и посланцем могущественного деспота - отрубите мне голову, если то, что я говорю, неправда! Я поставил на карту все. Скажите, я не отгадал ваше желание? Я прочитал его в полном мраке, при свете собственного сердца. Как бы то ни было, в одном я уверен: Уилоби освобождает вас, дарует вам свободу.
"You have come from him?" she could imagine nothing else, and she was unable to preserve a disguise; she trembled.

"From Miss Dale."

"Ah!" Clara drooped. "She told me that once."

"'Tis the fact that tells it now."

"You have not seen him since you left the house?"

"Darkly: clear enough: not unlike the hand of destiny--through a veil. He offered himself to Miss Dale last night, about between the witching hours of twelve and one."

"Miss Dale . . ."
- Вы сейчас от него?

Клара не сомневалась в утвердительном ответе и была не в силах скрыть свое волнение: она трепетала всем телом!

- От мисс Дейл.

- Ах! - И Клара сникла. - Она уже мне это говорила!

- Да, но сейчас об этом говорят факты.

- Так вы не видели его с утра?

- Смутно, и тем не менее достаточно явственно, как видишь указующий перст судьбы: сквозь дымку тумана. Нынче ночью, в тот самый час, когда ведьмы имеют обыкновение справлять свой шабаш, он предложил мисс Дейл свою руку и сердце.

- А она?..
"Would she other? Could she? The poor lady has languished beyond a decade. She's love in the feminine person."

"Are you speaking seriously, Colonel De Craye?"

"Would I dare to trifle with you, Miss Middleton?"

"I have reason to know it cannot be."

"If I have a head, it is a fresh and blooming truth. And more--I stake my vanity on it!"

"Let me go to her." She stepped.

"Consider," said he.
- Как могло быть иначе? Подумайте сами! Бедняжка чахнет вот уже больше десяти лет. Она - воплощенное женское постоянство.

- Вы не шутите, полковник де Крей?

- Разве я осмелился бы с вами шутить, мисс Мидлтон?

- К сожалению, я знаю наверное, что вы ошибаетесь.

- И тем не менее это истина, неувядаемая и вечно цветущая! Клянусь головой, что это так... Да что головой - я готов поставить на карту все свое тщеславие!

- Я пойду к ней, - сказала она, порываясь идти.

- Я бы не стал спешить.
"Miss Dale and I are excellent friends. It would not seem indelicate to her. She has a kind of regard for me, through Crossjay.--Oh, can it be? There must be some delusion. You have seen--you wish to be of service to me; you may too easily be deceived. Last night?--he last night . . .? And this morning!"

"'Tis not the first time our friend has played the trick, Miss Middleton."

"But this is incredible, that last night . . . and this morning, in my father's presence, he presses! . . . You have seen Miss Dale? Everything is possible of him: they were together, I know. Colonel De Craye, I have not the slightest chance of concealment with you. I think I felt that when I first saw you. Will you let me hear why you are so certain?"
- Мы в прекрасных отношениях с мисс Дейл. Ей это не покажется бестактностью. Она испытывает ко мне некоторую нежность - из-за Кросджея. Ах, но возможно ли? Нет, здесь какая-то ошибка. Просто вы видели, что я... Ну, и хотите оказать мне услугу. Я понимаю. Но вы заблуждаетесь. Этой ночью, вы говорите? Он?! Ночью...? Тогда как нынче утром...!

На это полковник лишь повторил слова, которыми он так ошеломил мисс Мидлтон несколько минут назад:

- Узнаю моего друга! Знакомые повадки!

- Но это невероятно... Этой ночью... а наутро, в присутствии моего отца... Он настаивал! И вы видели мисс Дейл? Он способен на все, они были вместе, я знаю. Полковник де Крей, от вас я ничего не могла бы скрыть, если бы даже и захотела. Это я поняла чуть ли не с самой первой встречи. Скажите же мне, на чем вы основываете свою уверенность?
"Miss Middleton, when I first had the honour of looking on you, it was in a posture that necessitated my looking up, and morally so it has been since. I conceived that Willoughby had won the greatest prize of earth. And next I was led to the conclusion that he had won it to lose it. Whether he much cares, is the mystery I haven't leisure to fathom. Himself is the principal consideration with himself, and ever was."

"You discovered it!" said Clara.
- Мисс Мидлтон, когда я имел честь вас впервые увидеть, наше взаимное положение было таково, что мне пришлось смотреть на вас снизу вверх. И с самой той поры я продолжаю смотреть на вас так же. Я тотчас понял, что Уилоби завоевал величайший приз на свете. А вскоре понял и то, что ему суждено этот приз потерять. Насколько это его огорчает, для меня тайна, над которой мне сейчас недосуг ломать голову. Но одно я знаю точно - это что во всех случаях самое для него главное собственная его личность.

- Так вы и это открыли?
"He uncovered it," said De Craye. "The miracle was, that the world wouldn't see. But the world is a piggy-wiggy world for the wealthy fellow who fills a trough for it, and that he has always very sagaciously done. Only women besides myself have detected him. I have never exposed him; I have been an observer pure and simple; and because I apprehended another catastrophe--making something like the fourth, to my knowledge, one being public . . ."

"You knew Miss Durham?"
- Он сам мне раскрылся, - ответил де Крей. - Каким-то чудом люди этого не замечают. Но ведь люди - те же поросята, толкущиеся у корыта, которое для них наполняет богач, а у нашего богача всегда хватает ума следить, чтобы корыто не оскудевало. Кроме меня, только женщины угадывали его секрет. Я его никогда не выдавал. Я всего лишь беспристрастный наблюдатель. И если б я не заподозрил еще одной катастрофы - насколько мне известно, четвертой, - правда, широкую огласку получила только одна...

- Вы знали мисс Дарэм?
"And Harry Oxford too. And they're a pair as happy as blackbirds in a cherry-tree, in a summer sunrise, with the owner of the garden asleep. Because of that apprehension of mine, I refused the office of best man till Willoughby had sent me a third letter. He insisted on my coming. I came, saw, and was conquered. I trust with all my soul I did not betray myself, I owed that duty to my position of concealing it. As for entirely hiding that I had used my eyes, I can't say: they must answer for it." - И ее, и Гарри Оксфорда. Оба счастливы, как парочка дроздов, поклевывающих вишни на рассвете, пока сторож спит. И оттого что я опасался, как бы дело опять не кончилось катастрофой, я дважды отклонил приглашение Уилоби быть его шафером и откликнулся только тогда, когда получил от него третье письмо: он настаивал. Я пришел, увидел и был побежден. Я изо всех сил старался не выдать себя. Положение обязывало меня скрывать свои чувства. Но я не ручаюсь, что мне до конца удалось притворяться слепым. Впрочем, пусть мои глаза сами за себя отвечают.
The colonel was using his eyes with an increasing suavity that threatened more than sweetness.

"I believe you have been sincerely kind," said Clara. "We will descend to the path round the lake."
И глаза полковника сделались угрожающе красноречивы.

- Я верю, что вы действовали искренне, от чистого сердца, - сказала Клара. - Пойдемте низом, вдоль пруда.
She did not refuse her hand on the descent, and he let it escape the moment the service was done. As he was performing the admirable character of the man of honour, he had to attend to the observance of details; and sure of her though he was beginning to feel, there was a touch of the unknown in Clara Middleton which made him fear to stamp assurance; despite a barely resistible impulse, coming of his emotions and approved by his maxims. He looked at the hand, now a free lady's hand. Willoughby settled, his chance was great. Who else was in the way? No one. He counselled himself to wait for her; she might have ideas of delicacy. Her face was troubled, speculative; the brows clouded, the lips compressed.

"You have not heard this from Miss Dale?" she said.
Спускаясь с пригорка, она доверчиво воспользовалась его поддержкой, но как только необходимость в опоре миновала, он выпустил ее руку из своей: взяв на себя роль человека чести, он решил выдержать ее до конца. К тому же в Кларе Мидлтон было нечто такое, что мешало ему - несмотря на всю его уверенность и вопреки своим правилам - поддаться почти непреодолимому порыву. Он только взглянул на ее руку, прежде чем ее выпустить, руку свободной женщины. Поскольку с Уилоби все улаживалось, его шансы возрастали. Кто еще мог стоять на его пути? Никого не было! Надо лишь выждать - у нее могли быть свои понятия о деликатности. Лицо ее было озабочено и задумчиво, брови чуть нахмурены, губы сжаты.

- Следовательно, вам это сообщила не сама мисс Дейл?
"Last night they were together: this morning she fled. I saw her this morning distressed. She is unwilling to send you a message: she talks vaguely of meeting you some days hence. And it is not the first time he has gone to her for his consolation."

"That is not a proposal," Clara reflected. "He is too prudent. He did not propose to her at the time you mention. Have you not been hasty, Colonel De Craye?"

Shadows crossed her forehead. She glanced in the direction of the house and stopped her walk.

"Last night, Miss Middleton, there was a listener."

"Who?"
- Ночное свидание... Бегство на рассвете. Я иду ее проведать утром - она в смятенье. Спрашиваю, что вам от нее передать, - она ни слова. Туманно намекает, что на днях с вами увидится... Да Уилоби и не впервые обращается за утешением к мисс Дейл.

- Это еще не означает формального предложения, - рассудила Клара. - Он слишком осторожен. Нет, нет, он не сделал ей предложения! Вы не думаете, полковник де Крей, что выводы ваши преждевременны?

Тень пробежала по ее челу. Она взглянула в сторону Большого дома и остановилась.

- Мисс Мидлтон, во время ночного объяснения присутствовал свидетель.

- Кто?
"Crossjay was under that pretty silk coverlet worked by the Miss Patternes. He came home late, found his door locked, and dashed downstairs into the drawing-room, where he snuggled up and dropped asleep. The two speakers woke him; they frightened the poor dear lad in his love for you, and after they had gone, he wanted to run out of the house, and I met him just after I had come back from my search, bursting, and took him to my room, and laid him on the sofa, and abused him for not lying quiet. He was restless as a fish on a bank. When I woke in the morning he was off. Doctor Corney came across him somewhere on the road and drove him to the cottage. I was ringing the bell. Corney told me the boy had you on his brain, and was miserable, so Crossjay and I had a talk."

"Crossjay did not repeat to you the conversation he had heard?" said Clara.

"No."
- Под знаменитым шелковым покрывалом, вышитым тетушками Паттерн, лежал наш друг Кросджей. Он вернулся поздно, обнаружил дверь своей спальни запертой, ринулся вниз, в гостиную и, завернувшись в это покрывало, уснул. Его разбудили голоса. Бедняга был потрясен - ведь он предан вам беззаветно! Когда те двое покинули комнату, он хотел бежать из дома без оглядки, но наткнулся на меня - я как раз возвращался после своих бесплодных поисков. У него был такой вид, словно он вот-вот лопнет. Я взял его к себе, уложил на диван и еще бранил беднягу за то, что он все время ворочался с боку на бок. Он извивался, как рыба, вытащенная на берег. Когда я проснулся, его уже след простыл. Доктор Корни подобрал его где-то на дороге и довез до коттеджа мисс Дейл. К этому времени подошел туда и я. Корни сообщил мне, что мальчишка полон тревоги за вас и очень томится. Я, конечно, взял его в работу.

- И Кросджей повторил вам подслушанный разговор?

- О нет!
She smiled rejoicingly, proud of the boy, as she walked on.

"But you'll pardon me, Miss Middleton--and I'm for him as much as you are--if I was guilty of a little angling."

"My sympathies are with the fish."

"The poor fellow had a secret that hurt him. It rose to the surface crying to be hooked, and I spared him twice or thrice, because he had a sort of holy sentiment I respected, that none but Mr. Whitford ought to be his father confessor."

"Crossjay!" she cried, hugging her love of the boy.

"The secret was one not to be communicated to Miss Dale of all people."

"He said that?"
Гордясь своим юным другом, она радостно улыбнулась.

- Надеюсь, вы меня простите, мисс Мидлтон, - вы ведь знаете, что я тоже за мальчика горой, - но я все-таки закинул удочку.

- Бедная рыбка!

- Несчастный положительно корчился от обладания тайной. Она выпирала из него и жаждала попасть на крючок. Я пытался его пощадить и два-три раза отступал, ибо у него было какое-то почти религиозное убеждение, что единственным его исповедником должен быть мистер Уитфорд, и я отнесся к этому чувству с уважением.

- Ах, Кросджей! - воскликнула она в избытке любви к этому мальчику.

- Больше всего он опасался, как бы о его тайне не узнала мисс Дейл.

- Он так и сказал?
"As good as the very words. She informed me, too, that she couldn't induce him to face her straight."

"Oh, that looks like it. And Crossjay was unhappy? Very unhappy?"

"He was just where tears are on the brim, and would have been over, if he were not such a manly youngster."

"It looks. . ." She reverted in thought to Willoughby, and doubted, and blindly stretched hands to her recollection of the strange old monster she had discovered in him. Such a man could do anything.
- Почти что. А она к тому же сообщила мне, что он избегает смотреть ей в глаза.

- Ах, похоже, что вы правы! И Кросджей несчастен, вы говорите? Он очень горюет?

- Он на грани слез, не будь он таким молодчиной, он бы просто расплакался.

- Неужели и впрямь?.. - Кларины мысли вновь обратились к Уилоби. Да, от этого человека можно было ожидать чего угодно!
That conclusion fortified her to pursue her walk to the house and give battle for freedom. Willoughby appeared to her scarce human, unreadable, save by the key that she could supply. She determined to put faith in Colonel De Craye's marvellous divination of circumstances in the dark. Marvels are solid weapons when we are attacked by real prodigies of nature. Her countenance cleared. She conversed with De Craye of the polite and the political world, throwing off her personal burden completely, and charming him. Это заключение придало ей силы. Она продолжала свой путь к Большому дому, готовая вновь ринуться в бой за свободу. Уилоби казался ей существом другой породы, не имеющей отношения к человеческой. Расшифровать его характер можно было только с помощью того ключа, которым она теперь владела. Клара решила довериться догадке полковника де Крея, на которую тот набрел в потемках, чудом. Когда предстоит сражение с чудовищем, самым верным оружием против него может оказаться именно чудо. Лицо ее прояснилось. Сбросив с себя гнетущую заботу, она с тактом, окончательно очаровавшим полковника, заговорила о светских и политических новостях.
At the edge of the garden, on the bridge that crossed the haha from the park, he had a second impulse, almost a warning within, to seize his heavenly opportunity to ask for thanks and move her tender lowered eyelids to hint at his reward. He repressed it, doubtful of the wisdom.

Something like "heaven forgive me" was in Clara's mind, though she would have declared herself innocent before the scrutator.
У границы парка, на мосту, переброшенном через овраг, он чуть было снова не поддался порыву тут же потребовать от нее награды или, на худой конец, обещания ее в будущем - какого-нибудь знака, - хотя бы заставить вздрогнуть ее чуткие ресницы. Внутренний голос словно предостерегал его, что надо ловить случай, дарованный ему самим небом. Не будучи уверен, однако, что это голос благоразумия, он и на сей раз сдержался. Меж тем в голове у Клары пронеслось - хоть она ни за что не призналась бы в этой мысли: "Видно, само небо меня бережет!"

CHAPTER XLIII. IN WHICH SIR WILLOUGHBY IS LED TO THINK THAT THE ELEMENTS HAVE CONSPIRED AGAINST HIM/Глава сорок третья, в которой сэру Уилоби начинает казаться, будто на него ополчились все стихии

English Русский
Clara had not taken many steps in the garden before she learned how great was her debt of gratitude to Colonel De Craye. Willoughby and her father were awaiting her. De Craye, with his ready comprehension of circumstances, turned aside unseen among the shrubs. She advanced slowly.

"The vapours, we may trust, have dispersed?" her father hailed her.

"One word, and these discussions are over, we dislike them equally," said Willoughby.
Едва вступив в сад, Клара увидела отца и сэра Уилоби и только тогда поняла, какую огромную услугу оказал ей полковник де Крей. Со своей неизменной способностью оценить обстановку с полувзгляда, тот незаметно свернул в сторону. Клара неторопливо приблизилась.

- Ну-с, - приветствовал доктор Мидлтон свою дочь, - надеюсь, тучи рассеялись?

- Одно только слово, и мы прекратим эту дискуссию, равно неприятную для каждого из нас, - сказал Уилоби.
"No scenes," Dr. Middleton added. "Speak your decision, my girl, pro forma, seeing that he who has the right demands it, and pray release me."

Clara looked at Willoughby.

"I have decided to go to Miss Dale for her advice."

There was no appearance in him of a man that has been shot.

"To Miss Dale?--for advice?"
- И никаких сцен, - прибавил доктор Мидлтон. - Сообщи нам свое решение, дитя мое, pro forma,[28] как того требует тот, кто имеет право требовать. И, ради всего святого, отпусти меня поскорее.

Клара посмотрела на Уилоби в упор.

- Я решила посоветоваться с мисс Дейл, - сказала она.

Сэр Уилоби отнюдь не походил на человека, сраженного неприятельской пулей.

- Советоваться? С мисс Дейл?
Dr Middleton invoked the Furies. "What is the signification of this new freak?"

"Miss Dale must be consulted, papa."

"Consulted with reference to the disposal of your hand in marriage?"

"She must be."

"Miss Dale, do you say?"

"I do, Papa."
Доктор Мидлтон громко воззвал к фуриям.

- Что означает сей новый фокус?

- Отец, мне необходимо посоветоваться с мисс Дейл.

- Советоваться с мисс Дейл о том, как тебе распорядиться собственной рукой?

- Да, это необходимо.

- Я не ослышался? Ты сказала - мисс Дейл?

- Да, отец.
Dr Middleton regained his natural elevation from the bend of body habitual with men of an established sanity, paedagogues and others, who are called on at odd intervals to inspect the magnitude of the infinitesimally absurd in human nature: small, that is, under the light of reason, immense in the realms of madness.

His daughter profoundly confused him. He swelled out his chest, remarking to Willoughby: "I do not wonder at your scared expression of countenance, my friend. To discover yourself engaged to a girl mad as Cassandra, without a boast of the distinction of her being sun-struck, can be no specially comfortable enlightenment. I am opposed to delays, and I will not have a breach of faith committed by daughter of mine."
Доктор Мидлтон склонился над дочерью в позе ученого, которому предлагается исследовать бесконечно малые величины абсурдного, заключенные в человеческой природе; малые с точки зрения здравого смысла, они приобретают поистине чудовищные размеры там, где царит безумие. Он решительно отказывался понимать свою дочь. Собственный его разум - разум педагога, философа, ученого - не вызывал у него сомнения. Оторвавшись от созерцания этого феномена из мира иррационального, доктор Мидлтон выпрямился, расправил плечи, выкатил грудь и сказал, обращаясь к сэру Уилоби:

- Меня ничуть не удивляет, мой друг, ужас, который я читаю на вашем лице. Обнаружить, что ты связан с девушкой, равной по своему безумию Кассандре{66}, но не имеющей при этом чести быть пораженной солнечным божеством, - разумеется, открытие не из приятных. Я враг проволочек и не допущу, чтобы моя дочь была повинна в нарушении слова.
"Do not repeat those words," Clara said to Willoughby. He started. She had evidently come armed. But how, within so short a space? What could have instructed her? And in his bewilderment he gazed hurriedly above, gulped air, and cried: "Scared, sir? I am not aware that my countenance can show a scare. I am not accustomed to sue for long: I am unable to sustain the part of humble supplicant. She puts me out of harmony with creation--We are plighted, Clara. It is pure waste of time to speak of soliciting advice on the subject."

"Would it be a breach of faith for me to break my engagement?" she said.

"You ask?"
- Дерзнете ли вы обвинить меня в этом? - спросила Клара, обращаясь к Уилоби.

Он вздрогнул. Видно было, что она явилась во всеоружии. Но как она успела за такой короткий срок? Откуда она знает? В своем смятении он возвел глаза к небу, судорожно вздохнул и воскликнул:

- Ужас, сэр? Не думаю, что лицо мое способно выражать ужас. Я не привык так долго быть просителем. Я не гожусь для этой смиренной роли. Ваша дочь заставляет меня усомниться в гармонии мироздания. Клара, мы связаны словом. Зачем же тратить время на пустые разговоры? К чему это вам понадобилось искать у кого-то совета?

- По-вашему, мой отказ был бы нарушением слова? - спросила она.

- Что за вопрос!
"It is a breach of sanity to propound the interrogation," said her father.

She looked at Willoughby. "Now?"

He shrugged haughtily.

"Since last night?" she said.

"Last night?"

"Am I not released?"

"Not by me."

"By your act."

"My dear Clara!"
- Твой вопрос, - во всяком случае, нарушение здравого смысла, - поддержал его доктор Мидлтон.

О, какой взгляд направила Клара на Уилоби!

- Даже теперь? - спросила она.

Он высокомерно пожал плечами.

- После вчерашнего? - не отступалась Клара.

- Вчерашнего?

- Неужели я и теперь не свободна?

- Я вас не освобождал.

- Меня освобождает ваш поступок.

- Дорогая моя Клара!
"Have you not virtually disengaged me?"

"I who claim you as mine?"

"Can you?"

"I do and must."

"After last night?"
- Разве вы сами не отказались от брака со мной?

- Я? Я, который настаиваю на том, что вы мне принадлежите!

- И вы продолжаете на этом настаивать?

- Это не только мое право, но и долг.

- После вчерашнего?
"Tricks! shufflings! jabber of a barbarian woman upon the evolutions of a serpent!" exclaimed Dr. Middleton. "You were to capitulate, or to furnish reasons for your refusal. You have none. Give him your hand, girl, according to the compact. I praised you to him for returning within the allotted term, and now forbear to disgrace yourself and me."

"Is he perfectly free to offer his? Ask him, papa."

"Perform your duty. Do let us have peace!"

"Perfectly free! as on the day when I offered it first." Willoughby frankly waved his honourable hand.
- Фокусы! Увертки! Варварский лепет дикарки, шуршанье змеи в кустах! - воскликнул доктор Мидлтон. - Ты обязана либо капитулировать, либо представить причину, вынуждающую тебя отказаться от своего слова. Причин у тебя нет. Итак, моя девочка, дай ему руку, как мы договорились. А я еще тебя хвалил за то, что ты вернулась в срок. Не позорь же меня и себя.

- А сам он волен распоряжаться своей рукой? Спроси его, отец.

- Исполни свой долг. Мы устали от твоих метаний.

- Волен! Абсолютно! Как в день, когда я впервые ее вам предложил.

И Уилоби широким жестом поднял свою честную руку.
His face was blanched: enemies in the air seemed to have whispered things to her: he doubted the fidelity of the Powers above.

"Since last night?" said she.

"Oh! if you insist, I reply, since last night."

"You know what I mean, Sir Willoughby."

"Oh! certainly."
Лицо его побелело. Невидимые враги, должно быть, витали в воздухе и что-то успели ей нашептать. Он уже сомневался в лояльности небесных сил.

- Несмотря на вчерашнее? - повторила Клара.

- Ах, если вы так настаиваете, то да: несмотря на вчерашнее.

- Вы знаете, о чем я говорю, сэр Уилоби?

- О да!
"You speak the truth?"

"'Sir Willoughby!'" her father ejaculated in wrath. "But will you explain what you mean, epitome that you are of all the contradictions and mutabilities ascribed to women from the beginning! 'Certainly', he says, and knows no more than I. She begs grace for an hour, and returns with a fresh store of evasions, to insult the man she has injured. It is my humiliation to confess that our share in this contract is rescued from public ignominy by his generosity. Nor can I congratulate him on his fortune, should he condescend to bear with you to the utmost; for instead of the young woman I supposed myself to be bestowing on him, I see a fantastical planguncula enlivened by the wanton tempers of a nursery chit. If one may conceive a meaning in her, in miserable apology for such behaviour, some spirit of jealousy informs the girl."
- И вы говорите правду?

- Это еще что за тон? - воскликнул ее отец в ярости. - Но объясни же мне, о воплощение непостоянства и всех противоречий, от сотворения мира приписываемых твоему полу, - в чем дело? "Сэр Уилоби", - говорит она ему грозно. "О да", - говорит он в ответ, а сам во всей этой абракадабре понимает, верно, не больше моего. Она отпрашивается на час и возвращается с новой порцией уловок, оскорбляя того, кому уже причинила столько неприятностей. Между тем я вынужден униженно признать, что только благородство твоего жениха помешало нашему вероломству сделаться достоянием молвы. Более того, у меня не хватит духу поздравить его от всего сердца, даже если он после всего этого не отступится от своего намерения и поведет тебя к венцу. Ибо вместо той молодой женщины, которою я надеялся его осчастливить, я вижу какую-то восковую куклу, куклу, наделенную капризами девчонки, которую нельзя ни на минуту оставлять без присмотра. Единственное объяснение, какое я могу придумать (если уж говорить о смягчающих обстоятельствах), это что в нее вселился бес ревности.
"I can only remark that there is no foundation for it," said Willoughby. "I am willing to satisfy you, Clara. Name the person who discomposes you. I can scarcely imagine one to exist: but who can tell?"

She could name no person. The detestable imputation of jealousy would be confirmed if she mentioned a name: and indeed Laetitia was not to be named.
- Могу лишь сказать, что для этого нет никаких оснований, - заявил Уилоби. - Но я готов дать вам удовлетворение, Клара. Назовите мне имя той, что вас беспокоит, - мне трудно допустить такую возможность. Но как знать?

Она не могла назвать никого. Если бы она назвала Летицию, омерзительная версия о ее мнимой ревности получила бы подтверждение. К тому же она не чувствовала себя вправе упоминать ее имя.
He pursued his advantage: "Jealousy is one of the fits I am a stranger to,--I fancy, sir, that gentlemen have dismissed it. I speak for myself.--But I can make allowances. In some cases, it is considered a compliment; and often a word will soothe it. The whole affair is so senseless! However, I will enter the witness-box, or stand at the prisoner's bar! Anything to quiet a distempered mind."

"Of you, sir," said Dr. Middleton, "might a parent be justly proud."
Пользуясь ее замешательством, Уилоби продолжал наступать:

- Я не подвержен ревности, сэр, - и, насколько мне известно, в обществе от нее давно отказались. Впрочем, я допускаю возможность такого чувства. Иные даже находят в нем нечто для себя лестное. И часто одного слова довольно, чтобы рассеять сомнения. Вся эта история так бессмысленна и нелепа! Как бы то ни было, я согласен выступить в роли свидетеля или, если понадобится, подсудимого! Я готов на все, лишь бы успокоить уязвленную душу.

- Вами, сударь, - сказал доктор Мидлтон, - мог бы гордиться родитель.
"It is not jealousy; I could not be jealous!" Clara cried, stung by the very passion; and she ran through her brain for a suggestion to win a sign of meltingness if not esteem from her father. She was not an iron maiden, but one among the nervous natures which live largely in the moment, though she was then sacrificing it to her nature's deep dislike. "You may be proud of me again, papa."

She could hardly have uttered anything more impolitic.

"Optume; but deliver yourself ad rem," he rejoined, alarmingly pacified. "Firmavit fidem. Do you likewise, and double on us no more like puss in the field."
- Да нет же, это не ревность! Я не умею ревновать! - воскликнула Клара и тут же почувствовала острый прилив дочерней ревности. "Ах, - подумала она, - если бы только вернуть себе уважение отца или хотя бы частицу его былой нежности!" У этой девушки был отнюдь не железный характер, она принадлежала к тем нервным натурам, которые живут впечатлениями минуты, но глубокое отвращение - глубочайшее, какое ей когда-либо доводилось испытывать, - заставляло ее сейчас держаться с несвойственной ей твердостью.

- Отец, ты можешь снова гордиться своею дочерью, - сказала она.

Большей тактической ошибки, чем эта, она не могла совершить.

- Optime.[29] А теперь к делу, ad rem, - ответил он, повергая Клару в отчаяние своим благодушным тоном. - Firmavit fidem.[30] Подтверди и ты свое слово, и дело с концом. И не путай больше следов, словно затравленный заяц.
"I wish to see Miss Dale," she said.

Up flew the Rev. Doctor's arms in wrathful despair resembling an imprecation.

"She is at the cottage. You could have seen her," said Willoughby.

Evidently she had not.

"Is it untrue that last night, between twelve o'clock and one, in the drawing-room, you proposed marriage to Miss Dale?" He became convinced that she must have stolen down-stairs during his colloquy with Laetitia, and listened at the door.
- Мне необходимо поговорить с мисс Дейл, - повторила она.

Руки достопочтенного доктора судорожно взметнулись вверх, словно для проклятия.

- Она у себя в коттедже. Вы имели возможность с ней повидаться, - сказал Уилоби.

Судя по всему, Клара эту возможность не использовала.

- Вчера после полуночи, в гостиной, вы сделали предложение мисс Дейл. Разве не так?

Уилоби мгновенно представил себе, что Клара подкралась ночью к дверям гостиной и подслушала его беседу с Летицией.
"On behalf of old Vernon?" he said, lightly laughing. "The idea is not novel, as you know. They are suited, if they could see it.--Laetitia Dale and my cousin Vernon Whitford, sir."

"Fairly schemed, my friend, and I will say for you, you have the patience, Willoughby, of a husband!"

Willoughby bowed to the encomium, and allowed some fatigue to be visible. He half yawned: "I claim no happier title, sir," and made light of the weariful discussion.
- Разумеется, так - от имени старины Вернона, - сказал он с легкой усмешкой. - Ведь это, как вам известно, мое давнее желание. Они очень подходят друг к другу и только не хотят этого понять. Мы говорим, сэр, о Летиции Дейл и моем кузене Верноне Уитфорде.

- Прекрасно задумано, мой друг, и должен вам сказать, Уилоби, ваше терпение сделало бы честь любому супругу.

Уилоби ответил на этот комплимент поклоном и позволил себе выказать некоторые признаки утомления, подавив притворную зевоту.

- Единственная честь, какой я добиваюсь, - это сделаться супругом, - сказал он тоном человека, желающего положить конец утомительным спорам.
Clara was shaken: she feared that Crossjay had heard incorrectly, or that Colonel De Craye had guessed erroneously. It was too likely that Willoughby should have proposed Vernon to Laetitia. Клара была обескуражена: а что, как Кросджей ослышался, или полковник де Крей ошибся в своей догадке и Уилоби и вправду делал Летиции предложение от имени Вернона?
There was nothing to reassure her save the vision of the panic amazement of his face at her persistency in speaking of Miss Dale. She could have declared on oath that she was right, while admitting all the suppositions to be against her. And unhappily all the Delicacies (a doughty battalion for the defence of ladies until they enter into difficulties and are shorn of them at a blow, bare as dairymaids), all the body-guard of a young gentlewoman, the drawing-room sylphides, which bear her train, which wreathe her hair, which modulate her voice and tone her complexion, which are arrows and shield to awe the creature man, forbade her utterance of what she felt, on pain of instant fulfilment of their oft-repeated threat of late to leave her to the last remnant of a protecting sprite. She could not, as in a dear melodrama, from the aim of a pointed finger denounce him, on the testimony of her instincts, false of speech, false in deed. She could not even declare that she doubted his truthfulness. The refuge of a sullen fit, the refuge of tears, the pretext of a mood, were denied her now by the rigour of those laws of decency which are a garment to ladies of pure breeding. И только изумление и страх, появлявшиеся на лице Уилоби при каждом упоминании мисс Дейл, поддерживали в ней остатки надежды. Она была готова поклясться, что права в своей догадке, несмотря на то что все, казалось, свидетельствовало против нее. К несчастью, бесчисленные соображения деликатности (эти невидимые духи, витающие в гостиной над благовоспитанной девицей, поддерживающие ее шлейф, вплетающиеся в ее прическу, придающие мягкую гибкость ее голосу и нежный румянец щекам, вся эта доблестная лейб-гвардия, что служит ей одновременно щитом и стрелами для устрашения мужчины) мешали ей высказать чувства, ее переполнявшие, угрожая, если она откажется внять предостережениям своих хранителей, покинуть ее и оставить беззащитной. Не могла же она, как в благословенной мелодраме, направить указующий перст на Уилоби и, призвав в свидетели интуицию, обличить его в том, что он солгал и словом и действием? Она не могла даже выразить сомнение в его правдивости. А прибегнуть к слезам, надуться или сослаться на дурное настроение не позволяли ей правила хорошего тона, этого надежного укрытия всякой благовоспитанной дамы или девицы.
"One more respite, papa," she implored him, bitterly conscious of the closer tangle her petition involved, and, if it must be betrayed of her, perceiving in an illumination how the knot might become so woefully Gordian that haply in a cloud of wild events the intervention of a gallant gentleman out of heaven, albeit in the likeness of one of earth, would have to cut it: her cry within, as she succumbed to weakness, being fervider, "Anything but marry this one!" She was faint with strife and dejected, a condition in the young when their imaginative energies hold revel uncontrolled and are projectively desperate.

"No respite!" said Willoughby, genially.
- Еще одну, последнюю, отсрочку, отец! - взмолилась она, с горечью сознавая, что только усугубляет создавшуюся вокруг нее путаницу. В мыслях ее промелькнуло видение отважного ангела, ниспосланного небом разрубить этот поистине гордиев узел, и - что тут скрывать? - сей ангел имел вполне земной облик. Она ослабла от борьбы и пала духом - а подобное состояние у молодых натур ведет к тому, что они окончательно теряют власть над своим безудержным воображением. Все настоятельнее звучал внутренний голос. "Что угодно, только не быть женой этого человека!" - твердил он.

- Никаких отсрочек! - воскликнул Уилоби, вкладывая в этот возглас всю душу.
"And I say, no respite!" observed her father. "You have assumed a position that has not been granted you, Clara Middleton."

"I cannot bear to offend you, father."

"Him! Your duty is not to offend him. Address your excuses to him. I refuse to be dragged over the same ground, to reiterate the same command perpetually."

"If authority is deputed to me, I claim you," said Willoughby.

"You have not broken faith with me?"

"Assuredly not, or would it be possible for me to press my claim?"
- И я говорю то же самое: никаких отсрочек! - присоединился ее отец. - Вы превысили предоставленные вам полномочия, Клара Мидлтон.

- Ах, отец, мне так тяжело огорчать вас непослушанием!

- Не меня, а его! Ты обязана послушанием ему - у него и проси прощения. Мне надоели эти бесконечные препирательства, надоело вновь и вновь повторять свои приказания.

- А раз так и ваш отец препоручает вас мне, позвольте заявить свои права, - сказал Уилоби.

- И вы не повинны в вероломстве?

- Разумеется, нет, иначе как бы я смел заявлять свои права?
"And join the right hand to the right," said Dr. Middleton; "no, it would not be possible. What insane root she has been nibbling, I know not, but she must consign herself to the guidance of those whom the gods have not abandoned, until her intellect is liberated. She was once . . . there: I look not back--if she it was, and no simulacrum of a reasonable daughter. I welcome the appearance of my friend Mr. Whitford. He is my sea-bath and supper on the beach of Troy, after the day's battle and dust." - Ну да, - подхватил доктор Мидлтон. - Разве сэр Уилоби осмелился бы протянуть тебе руку? Я не знаю, какого она отведала зелья, но, покуда к ней не возвратится разум, те, кого боги еще не покинули, должны ею руководить. Подумать только, что некогда - но к чему оглядываться на прошлое?.. Или то была симуляция и она только казалась благоразумнейшей из дочерей?.. Однако я счастлив видеть моего друга! Ваше появление, мистер Уитфорд, - что морская ванна и ужин на прибрежных камнях Трои после целого дня сражений и пыли.
Vernon walked straight up to them: an act unusual with him, for he was shy of committing an intrusion.

Clara guessed by that, and more by the dancing frown of speculative humour he turned on Willoughby, that he had come charged in support of her. His forehead was curiously lively, as of one who has got a surprise well under, to feed on its amusing contents.

"Have you seen Crossjay, Mr. Whitford?" she said.

"I've pounced on Crossjay; his bones are sound."

"Where did he sleep?"
Вернон присоединился к ним, не ожидая приглашения, - поступок, несвойственный его деликатной натуре, - обычно он никому не навязывал своего общества.

Судя по этому да по вопросительно-насмешливому выражению лица, которое он обратил к Уилоби, Клара поняла, что он несет ей помощь. На лбу его все время играли складки, как это бывает, когда человек борется с собственным изумлением и молча, про себя, смакует забавную новость.

- Вы не видели Кросджея, мистер Уитфорд? - спросила Клара.

- Да, я на него набрел. Все его косточки целы.

- Где же он спал?
"On a sofa, it seems."

She smiled, with good hope--Vernon had the story.

Willoughby thought it just to himself that he should defend his measure of severity.

"The boy lied; he played a double game."

"For which he should have been reasoned with at the Grecian portico of a boy," said the Rev. Doctor.

"My system is different, sir. I could not inflict what I would not endure myself"
- Да как будто на диване.

Она улыбнулась с облегчением: итак, Вернон в курсе событий.

Уилоби почел себя обязанным оправдать строгие меры, которые он применил к Кросджею.

- Мальчишка лгал: он вел двойную игру.

- За что следовало бы с ним расправиться на манер древних и прибегнуть к помощи розги, - сказал достопочтенный доктор.

- Я придерживаюсь иной системы, сэр. Я не мог бы подвергнуть другого такому наказанию, какого не в силах вынести сам.
"So is Greek excluded from the later generations; and you leave a field, the most fertile in the moralities in youth, unplowed and unsown. Ah! well. This growing too fine is our way of relapsing upon barbarism. Beware of over-sensitiveness, where nature has plainly indicated her alternative gateway of knowledge. And now, I presume, I am at liberty."

"Vernon will excuse us for a minute or two."

"I hold by Mr. Whitford now I have him."

"I'll join you in the laboratory, Vernon," Willoughby nodded bluntly.
- Вот так-то мы и лишаем молодое поколение преимуществ классического воспитания! Самое в нравственном смысле плодородное поле вы оставляете у юнцов невспаханным. Эх, да что там! Эта наша утонченность не что иное, как возврат к варварству. Бойтесь чрезмерной деликатности, когда сама природа недвусмысленно указует нам на вторые врата, через которые внедряются знания. Теперь, если не ошибаюсь, я волен наконец удалиться.

- Вернон извинит нас, если мы задержимся еще на две-три минуты.

- Ну нет, раз уж я поймал мистера Уитфорда, я его не выпущу.

- Я приду к вам в лабораторию, Вернон, - сказал Уилоби, небрежным кивком отпуская секретаря.
"We will leave them, Mr. Whitford. They are at the time-honoured dissension upon a particular day, that, for the sake of dignity, blushes to be named."

"What day?" said Vernon, like a rustic.

"THE day, these people call it."

Vernon sent one of his vivid eyeshots from one to the other. His eyes fixed on Willoughby's with a quivering glow, beyond amazement, as if his humour stood at furnace-heat, and absorbed all that came.

Willoughby motioned to him to go.

"Have you seen Miss Dale, Mr. Whitford?" said Clara.
- Да, да, оставим их вдвоем, мистер Уитфорд! Они заняты освященным традицией спором относительно дня, когда должно свершиться таинство, которое, из уважения к стыдливости, мы не смеем назвать.

- Какого дня? - с простодушием деревенского жителя спросил Вернон.

- Великого дня, как это принято называть.

Окинув острым взглядом каждого поочередно, Вернон остановил его на Уилоби. Глаза его сияли, но от давешнего изумления в них не осталось и следа; они лучились чистым юмором и спокойно впитывали впечатления.

Уилоби сделал ему знак удалиться.

- Мистер Уитфорд, вы не видели мисс Дейл? - спросила Клара.
He answered, "No. Something has shocked her."

"Is it her feeling for Crossjay?"

"Ah!" Vernon said to Willoughby, "your pocketing of the key of Crossjay's bedroom door was a master-stroke!"

The celestial irony suffused her, and she bathed and swam in it, on hearing its dupe reply: "My methods of discipline are short. I was not aware that she had been to his door."

"But I may hope that Miss Dale will see me," said Clara. "We are in sympathy about the boy."
- Нет, - ответил он. - Она чем-то сильно расстроена.

- Уж не из-за Кросджея ли?

- Ах, - сказал Вернон, обращаясь к Уилоби. - Это был мастерский ход с вашей стороны - спрятать ключ от спальни Кросджея.

О, божественная ирония! Подхваченная ее волной, Клара блаженствовала. Уилоби попал впросак.

- Когда дело касается дисциплины, - сказал он, - я не привык шутить. Я не знал, что мисс Дейл подходила к дверям его комнаты.
"Mr. Dale might be seen. He seems to be of a divided mind with his daughter," Vernon rejoined. "She has locked herself up in her room."

"He is not the only father in that unwholesome predicament," said Dr Middleton.
- Надеюсь, что мисс Дейл все же меня примет, - сказала Клара. - У нас с ней общие взгляды во всем, что касается мальчика.

- Вы можете проведать мистера Дейла. У них как будто какие-то несогласия с дочерью, - сказал Вернон. - Она заперлась у себя в комнате.

- Увы, мистер Дейл разделяет участь многих отцов, - отозвался доктор Мидлтон.
"He talks of coming to you, Willoughby."

"Why to me?" Willoughby chastened his irritation: "He will be welcome, of course. It would be better that the boy should come."

"If there is a chance of your forgiving him," said Clara. "Let the Dales know I am prepared to listen to the boy, Vernon. There can be no necessity for Mr. Dale to drag himself here."

"How are Mr. Dale and his daughter of a divided mind, Mr. Whitford?" said Clara.
- Он собирается наведаться к вам, Уилоби.

- Ко мне? - переспросил тот не без раздражения. Однако тут же поправился. - Разумеется, я буду ему рад, - сказал он, - хоть и предпочел бы видеть самого Кросджея.

- Если он может рассчитывать на ваше прощение, - сказала Клара.

- Я просил бы вас, Вернон, передать мистеру Дейлу и его дочери, что я готов выслушать мальчишку и что нет никакой необходимости мистеру Дейлу затрудняться.

- В чем же заключаются разногласия между мистером Дейлом и его дочерью, мистер Уитфорд? - спросила Клара.
Vernon simulated an uneasiness. With a vacant gaze that enlarged around Willoughby and was more discomforting than intentness, he replied: "Perhaps she is unwilling to give him her entire confidence, Miss Middleton."

"In which respect, then, our situations present their solitary point of unlikeness in resemblance, for I have it in excess," observed Dr. Middleton.
Вернон сделал вид, будто вопрос этот его смутил. С рассеянным взглядом, который как бы блуждал вокруг Уилоби, причиняя тому больше неловкости, чем если бы на него смотрели в упор, Вернон ответил:

- Трудно сказать, мисс Мидлтон. Она как будто отказывается посвятить его в свои переживания.

- В таком случае положение мистера Дейла, столь сходное с моим в основных чертах, - заметил доктор Мидлтон, - в этом пункте представляется диаметрально противоположным. Ибо я как раз страдаю от обилия переживаний, коими моя дочь удостаивает со мною делиться.
Clara dropped her eyelids for the wave to pass over. "It struck me that Miss Dale was a person of the extremest candour."

"Why should we be prying into the domestic affairs of the Dales?" Willoughby interjected, and drew out his watch, merely for a diversion; he was on tiptoe to learn whether Vernon was as well instructed as Clara, and hung to the view that he could not be, while drenching in the sensation that he was:--and if so, what were the Powers above but a body of conspirators? He paid Laetitia that compliment. He could not conceive the human betrayal of the secret. Clara's discovery of it had set his common sense adrift.
Клара потупилась.

- Впрочем, мисс Дейл не производит впечатления замкнутой натуры, - заключил доктор.

- Но что нам до семейных тайн мистера и мисс Дейл! - воскликнул Уилоби и подчеркнуто непринужденным жестом вынул часы из кармана. На самом деле он горел желанием узнать, так же ли хорошо осведомлен Вернон, как Клара. Леденящий холод, сковавший ему душу, подтверждал его худшие опасения, но он отчаянно цеплялся за мысль, что Вернон ничего не знает, - иначе что же это такое? Значит, само небо в заговоре против него? Предательства со стороны Летиции он не допускал - а раз так, в раскрытии его тайны участвовали сверхъестественные силы. Словом, сэр Уилоби совсем потерял голову, когда обнаружил, что его тайна сделалась известной Кларе.
"The domestic affairs of the Dales do not concern me," said Vernon.

"And yet, my friend," Dr. Middleton balanced himself, and with an air of benevolent slyness the import of which did not awaken Willoughby, until too late, remarked: "They might concern you. I will even add, that there is a probability of your being not less than the fount and origin of this division of father and daughter, though Willoughby in the drawingroom last night stands accusably the agent."

"Favour me, sir, with an explanation," said Vernon, seeking to gather it from Clara.
- Домашние дела мистера и мисс Дейл не имеют ко мне никакого отношения, - заявил Вернон.

- А между тем, друг мой, - начал доктор Мидлтон с благодушно-лукавой миной, значение которой не сразу открылось сэру Уилоби, - между тем они могли бы иметь к вам некоторое отношение, и притом довольно близкое. Скажу больше: не исключено, что виновником этой размолвки между отцом и дочерью являетесь именно вы, хоть иные и склонны винить в ней Уилоби и его вчерашние ночные подвиги в гостиной.

- Как это понять, сэр? - спросил Вернон, метнув взгляд на Клару.
Dr Middleton threw the explanation upon Willoughby.

Clara, communicated as much as she was able in one of those looks of still depth which say, Think! and without causing a thought to stir, takes us into the pellucid mind.
Доктор Мидлтон решил предоставить сэру Уилоби самому ответить на этот вопрос.

Клара послала Вернону один из тех взглядов, которые красноречивее слов говорят: "Думай!"
Vernon was enlightened before Willoughby had spoken. His mouth shut rigidly, and there was a springing increase of the luminous wavering of his eyes. Some star that Clara had watched at night was like them in the vivid wink and overflow of its light. Yet, as he was perfectly sedate, none could have suspected his blood to be chasing wild with laughter, and his frame strung to the utmost to keep it from volleying. So happy was she in his aspect, that her chief anxiety was to recover the name of the star whose shining beckons and speaks, and is in the quick of spirit-fire. It is the sole star which on a night of frost and strong moonlight preserves an indomitable fervency: that she remembered, and the picture of a hoar earth and a lean Orion in flooded heavens, and the star beneath Eastward of him: but the name! the name!--She heard Willoughby indistinctly. И еще до того как Уилоби успел открыть рот, Вернон прозрел. В глазах его пуще прежнего запрыгали огоньки. Блеск их напомнил Кларе некую звезду, мигающую от избытка яркого света, который она излучает, и сохраняющую свое сияние даже в ясную лунную ночь. Название этой звезды ускользнуло из Клариной памяти. Внешне, однако, Вернон оставался спокоен, и никто, глядя на него, не догадался бы, что все в нем ликовало и что ему стоило неслыханных усилий не дать этому ликованию прорваться наружу. Безудержная радость охватила Клару, и теперь ее заботило только одно: как же называется эта звезда? В морозную ночь она одна сохраняет свое неугасимое пламя - только это и припомнила Клара, это - да картину подернутой инеем земли, распростертой под озаренным луною небом, да туманное созвездие Ориона, к востоку от которого, чуть пониже, горела эта звезда. Но как же она называется? Как? Откуда-то издалека до Клариного слуха доносился голос Уилоби.
"Oh, the old story; another effort; you know my wish; a failure, of course, and no thanks on either side, I suppose I must ask your excuse.--They neither of them see what's good for them, sir."

"Manifestly, however," said Dr. Middleton, "if one may opine from the division we have heard of, the father is disposed to back your nominee."

"I can't say; as far as I am concerned, I made a mess of it." Vernon withstood the incitement to acquiesce, but he sparkled with his recognition of the fact.
- Ах, это старая история, - говорил он. - Вы знаете мое заветное желание... Еще одна попытка... И разумеется, неудачная, и разумеется, никакой благодарности - ни с той, ни с другой стороны. К тому же, быть может, за все свои труды я еще должен просить у вас прощения... Ах, сэр, они сами не понимают своей пользы.

- Отец, по-видимому, расположен поддерживать предлагаемую кандидатуру, - сказал доктор Мидлтон. - Если позволительно судить на основании дошедших до нас слухов о семейном разладе, царящем сейчас в доме.

- Трудно сказать. Что до моего участия в этом деле, боюсь, что я спутал карты.

Вернон удержался от соблазна подтвердить опасения своего кузена.

- Вы действовали из лучших побуждений, Уилоби, - сказал он, одарив его лучезарным взглядом.
"You meant well, Willoughby."

"I hope so, Vernon."

"Only you have driven her away."

"We must resign ourselves."

"It won't affect me, for I'm off to-morrow."

"You see, sir, the thanks I get."

"Mr. Whitford," said Dr. Middleton, "You have a tower of strength in the lady's father."

"Would you have me bring it to bear upon the lady, sir?"

"Wherefore not?"
- Так мне казалось, Вернон.

- Но вы ее только оттолкнули.

- Придется, видимо, смириться с этим.

- Меня это не затронет, я завтра отбываю.

- Вот, сэр, посудите сами - вот и вся благодарность!

- Мистер Уитфорд, - сказал доктор Мидлтон. - Вы можете положиться на отца этой особы как на каменную стену.

- И вы считаете, что я вправе воспользоваться ето влиянием на дочь?

- А почему бы и нет?
"To make her marriage a matter of obedience to her father?"

"Ay, my friend, a lusty lover would have her gladly on those terms, well knowing it to be for the lady's good. What do you say, Willoughby?"

"Sir! Say? What can I say? Miss Dale has not plighted her faith. Had she done so, she is a lady who would never dishonour it."

"She is an ideal of constancy, who would keep to it though it had been broken on the other side," said Vernon, and Clara thrilled.

"I take that, sir, to be a statue of constancy, modelled upon which a lady of our flesh may be proclaimed as graduating for the condition of idiocy," said Dr. Middleton.

"But faith is faith, sir."
- И заставить ее вступить в брак из дочерней покорности?

- Эх, мой друг, страстный влюбленный был бы рад принять свою возлюбленную и на таких условиях, знал, что это послужит к ее конечной пользе. Что вы скажете, Уилоби?

- Что я могу сказать, сэр? Мисс Дейл не связана словом. А коли была бы связана, никакие силы не вынудили бы ее свое слово нарушить.

- О да, мисс Дейл - идеал постоянства. Она бы хранила верность слову, даже если бы другая сторона нарушила свое, - сказал Вернон.

Клара радостно затрепетала.

- Ну нет, сэр, - возразил доктор Мидлтон, - вы уже описываете не живую девушку, а каменное изваяние постоянства, нечто близкое к полнейшему идиотизму.
"But the broken is the broken, sir, whether in porcelain or in human engagements; and all that one of the two continuing faithful, I should rather say, regretful, can do, is to devote the remainder of life to the picking up of the fragments; an occupation properly to be pursued, for the comfort of mankind, within the enclosure of an appointed asylum."

"You destroy the poetry of sentiment, Dr. Middleton."

"To invigorate the poetry of nature, Mr. Whitford."
- Но верность есть верность, сэр!

- А вероломство есть вероломство, сэр. Всякую веру можно разбить, как фарфоровую вазу. И единственное, что остается той стороне, которая решила во что бы то ни стало сберечь свою верность или, вернее, свою тоску по несбывшемуся, это - до конца своих дней подбирать осколки. Занятие, которому, на мой взгляд, приличествует предаваться в заведении, специально предназначенном для несчастных, охваченных той или иной манией.

- Но вы разрушаете поэзию чувства, доктор Мидлтон!

- Я утверждаю поэзию природы, мистер Уитфорд.
"Then you maintain, sir, that when faith is broken by one, the engagement ceases, and the other is absolutely free?"

"I do; I am the champion of that platitude, and sound that knell to the sentimental world; and since you have chosen to defend it, I will appeal to Willoughby, and ask him if he would not side with the world of good sense in applauding the nuptials of man or maid married within a month of a jilting?" Clara slipped her arm under her father's.

"Poetry, sir," said Willoughby, "I never have been hypocrite enough to pretend to understand or care for."
- Следовательно, сэр, вы полагаете, что если одна сторона нарушит слово, помолвка расторгается и другая сторона вправе чувствовать себя совершенно свободной?

- Безусловно. Я поборник этого трюизма - и аминь сантиментам! А поскольку вы склонны брать их под свою защиту, я обращаюсь к Уилоби. Я полагаю, что вы, сэр, так же как и я, стоите за здравый смысл и согласитесь со мной, что всякий, кто окажется в положении обманутой стороны - будь то мужчина или девушка, все равно, - прекрасно сделает, если вступит в брак с другим или с другой немедля, хотя бы и через месяц.

- Что касается поэзии, сэр, - сказал Уилоби, - я никогда не лицемерил и не выдавал себя за поклонника муз.
Dr. Middleton laughed. Vernon too seemed to admire his cousin for a reply that rung in Clara's ears as the dullest ever spoken. Her arm grew cold on her father's. She began to fear Willoughby again. Доктор Мидлтон засмеялся. Вернон тоже как будто был доволен ответом, меж тем как Кларе казалось, что глупее этого ей ничего не приходилось слышать. Она почувствовала, как у нее холодеют руки. К ней вернулся ее прежний страх перед Уилоби.
He depended entirely on his agility to elude the thrusts that assailed him. Had he been able to believe in the treachery of the Powers above, he would at once have seen design in these deadly strokes, for his feelings had rarely been more acute than at the present crisis; and he would then have led away Clara, to wrangle it out with her, relying on Vernon's friendliness not to betray him to her father: but a wrangle with Clara promised no immediate fruits, nothing agreeable; and the lifelong trust he had reposed in his protecting genii obscured his intelligence to evidence he would otherwise have accepted on the spot, on the faith of his delicate susceptibility to the mildest impressions which wounded him. Clara might have stooped to listen at the door: she might have heard sufficient to create a suspicion. But Vernon was not in the house last night; she could not have communicated it to him, and he had not seen Laetitia, who was, besides trustworthy, an admirable if a foolish and ill-fated woman. Сэру Уилоби меж тем пришлось призвать всю свою ловкость, чтобы парировать сыпавшиеся на него удары. Чувствительность его обострилась, как никогда, но он все еще не утратил веры в лояльность небесных сил и в своем ослеплении не заметил, что за этими смертоносными ударами стоял заранее выработанный план. Иначе, положась на дружбу Вернона, который, разумеется, не выдал бы его Кларилому отцу, он постарался бы увести свою строптивую невесту, чтобы продолжить спор с нею наедине. Но разговор с Кларой не сулил никаких выгод на ближайшее будущее. Уилоби допускал, что она могла унизиться до подслушивания у дверей. Но как об этом узнал Вернон? Ведь ночью его дома де было и Клара не могла с ним связаться, а Летицию он не успел еще повидать. К тому же в Летиции Уилоби не сомневался: при всей ее неразумности, при всем неумении соблюдать собственную выгоду, это была в высшей степени достойная женщина.
Preferring to consider Vernon a pragmatical moralist played upon by a sententious drone, he thought it politic to detach them, and vanquish Clara while she was in the beaten mood, as she had appeared before Vernon's vexatious arrival.

"I'm afraid, my dear fellow, you are rather too dainty and fussy for a very successful wooer," he said. "It's beautiful on paper, and absurd in life. We have a bit of private business to discuss. We will go inside, sir, I think. I will soon release you." Clara pressed her father's arm.

"More?" said he.
Списав Вернона со счетов, как моралиста прагматической школы, подпавшего под влияние напыщенного трутня, который прожужжал ему уши своими сентенциями, Уилоби почел нужным удалить его со сцены и сломить сопротивление Клары, покуда она еще не вышла из угнетенного состояния духа, в каковом пребывала до неурочного прихода Вернона.

- Боюсь, мой дорогой, вы слишком разборчивы и требовательны для роли счастливого любовника, - сказал он. - Все эти ваши идеи хороши на бумаге, но в жизни неприменимы. Нам нужно обсудить с доктором Мидлтоном кое-какие вопросы. Прошу вас, сэр. Я задержу вас ненадолго.

Клара прижала к себе локоть отца.

- Как? Еще? - воскликнул он.
"Five minutes. There's a slight delusion to clear, sir. My dear Clara, you will see with different eyes."

"Papa wishes to work with Mr. Whitford."

Her heart sunk to hear her father say: "No, 'tis a lost morning. I must consent to pay tax of it for giving another young woman to the world. I have a daughter! You will, I hope, compensate me, Mr. Whitford, in the afternoon. Be not downcast. I have observed you meditative of late. You will have no clear brain so long as that stuff is on the mind. I could venture to propose to do some pleading for you, should it be needed for the prompter expedition of the affair."
- Всего пять минут. Я должен рассеять одно маленькое недоумение, сэр. Дорогая моя Клара, вы все увидите в новом свете!

- Отцу не терпится усесться за работу с мистером Уитфордом.

Услышав ответ отца, Клара снова приуныла.

- Да уж все равно утро пропало, - сказал тот. - Видно, это неизбежный налог, который я обязан платить за то, что дерзнул подарить миру еще одну женщину. Что делать - я отец, и притом отец дочери! Надеюсь, мистер Уитфорд, вы компенсируете мне мою потерю после завтрака. Не падайте духом. Последнее время вы что-то задумчивы, я замечаю. У вас не появится полной ясности в мыслях, покуда вы не избавитесь от всего, что гнетет ваш ум, и я готов быть ходатаем в вашем деле.
Vernon briefly thanked him, and said:

"Willoughby has exerted all his eloquence, and you see the result: you have lost Miss Dale and I have not won her. He did everything that one man can do for another in so delicate a case: even to the repeating of her famous birthday verses to him, to flatter the poetess. His best efforts were foiled by the lady's indisposition for me."
Вернон коротко его поблагодарил.

- Уилоби приложил все свое красноречие, - прибавил он, - и вы видите, к чему это привело: мисс Дейл нас покинула, а я так ее и не завоевал. Он сделал все, что можно сделать для другого в обстоятельствах столь деликатного свойства, он даже процитировал ей ее же стихи, которые она написала в честь его совершеннолетия... - При этом упоминании о его декламации Уилоби так и отпрянул. - О, единственно, чтобы польстить тщеславию поэтессы, разумеется! - продолжал Вернон. - Но все его усилия оказались напрасными, ибо у этой дамы нет сердечного расположения к моей особе.
"Behold," said Dr. Middleton, as Willoughby, electrified by the mention of the verses, took a sharp stride or two, "you have in him an advocate who will not be rebuffed by one refusal, and I can affirm that he is tenacious, pertinacious as are few. Justly so. Not to believe in a lady's No is the approved method of carrying that fortress built to yield. Although unquestionably to have a young man pleading in our interests with a lady, counts its objections. Yet Willoughby being notoriously engaged, may be held to enjoy the privileges of his elders."

"As an engaged man, sir, he was on a level with his elders in pleading on my behalf with Miss Dale," said Vernon. Willoughby strode and muttered. Providence had grown mythical in his thoughts, if not malicious: and it is the peril of this worship that the object will wear such an alternative aspect when it appears no longer subservient.
- Перед вами, - сказал доктор Мидлтон, указывая на Уилоби, - перед вами адвокат, который не отступится после первой неудачи. Я могу засвидетельствовать его редкую настойчивость и упорство. И он прав. Не верить девичьему: "Нет!" - самый надежный способ взять эту крепость, только для того и созданную, чтобы ее брали приступом. Правда, быть может, не совсем желательно, чтобы нашим ходатаем перед дамой был молодой человек, - ну да Уилоби все равно что женат и может рассчитывать на прерогативы, даруемые людям более пожилого возраста.

- О да, сэр Уилоби обручен с другой и может с полным правом домогаться руки мисс Дейл - для меня, разумеется, - подтвердил Вернон.

Уилоби шагал взад и вперед, бормоча себе что-то под нос. Провидение в его глазах приняло какой-то загадочный, чтобы не сказать - зловещий облик. Такова участь всякого, кто считает себя предметом особых попечений высших сил: коль скоро силы эти перестают ему служить, он начинает подозревать их во враждебном умысле.
"Are we coming, sir?" he said, and was unheeded. The Rev. Doctor would not be defrauded of rolling his billow.

"As an honourable gentleman faithful to his own engagement and desirous of establishing his relatives, he deserves, in my judgement, the lady's esteem as well as your cordial thanks; nor should a temporary failure dishearten either of you, notwithstanding the precipitate retreat of the lady from Patterne, and her seclusion in her sanctum on the occasion of your recent visit."
- Ну что ж, сэр, не пожалуете ли вы со мной в дом? - спросил он.

Приглашение его осталось без ответа. Волна докторского красноречия еще себя не исчерпала.

- В качестве благородного человека, верного своему слову и заинтересованного в счастье своих родственников, Уилоби, как мне кажется, заслуживает всяческого уважения со стороны дамы, а с вашей - самой сердечной благодарности. Временная неудача, которую он потерпел, - поспешное бегство дамы из Паттерн-холла и ее нежелание покинуть свое убежище и выйти к вам, когда вы пытались нанести ей визит, - не должна обескуражить ни его, ни вас.
"Supposing he had succeeded," said Vernon, driving Willoughby to frenzy, "should I have been bound to marry?" Matter for cogitation was offered to Dr. Middleton.

"The proposal was without your sanction?"

"Entirely."

"You admire the lady?"
- А как по-вашему, сэр, если б его посольство оказалось успешным, - спросил Вернон, - был бы я обязан жениться на даме?

Уилоби был вне себя. Доктор Мидлтон задумался.

- Разве вы не уполномочили сэра Уилоби сделать предложение от вашего имени? - спросил он.

- И не думал.

- У вас эта дама вызывает чувство...?.
"Respectfully."

"You do not incline to the state?"

"An inch of an angle would exaggerate my inclination."

"How long are we to stand and hear this insufferable nonsense you talk?" cried Willoughby.
- Огромного уважения.

Но вы не испытываете желания вступить с нею в брак?

- Ни малейшего.

- Долго нам еще стоять тут и слушать весь этот вздор? - воскликнул Уилоби.

- Но если вы действовали без ведома мистера Уитфорда... - начал доктор Мидлтон. Уилоби его перебил.
"But if Mr. Whitford was not consulted . . ." Dr. Middleton said, and was overborne by Willoughby's hurried, "Oblige me, sir.--Oblige me, my good fellow!" He swept his arm to Vernon, and gestured a conducting hand to Clara.

"Here is Mrs. Mountstuart!" she exclaimed.
- Пожалуйте, сэр, - сказал он доктору и, обернувшись к Вернону, широким жестом отстранил его: - Извините нас, мой друг!

Затем подал руку Кларе, чтобы вести ее в дом.

- А вот и миссис Маунтстюарт! - воскликнула она.
Willoughby stared. Was it an irruption of a friend or a foe? He doubted, and stood petrified between the double question. Clara had seen Mrs. Mountstuart and Colonel De Craye separating: and now the great lady sailed along the sward like a royal barge in festival trim. Уилоби так и замер на месте: в каком качестве явилась она - друга или врага?

Клара еще раньше заметила миссис Маунтстюарт, шедшую по саду в сопровождении полковника де Крея. А теперь, отпустив своего кавалера, она плыла по газону, как оснащенное праздничными флагами судно с королевской фамилией на борту.
She looked friendly, but friendly to everybody, which was always a frost on Willoughby, and terribly friendly to Clara.

Coming up to her she whispered: "News, indeed! Wonderful! I could not credit his hint of it yesterday. Are you satisfied?"

"Pray, Mrs. Mountstuart, take an opportunity to speak to papa," Clara whispered in return.
Выражение лица у нее было самое благодушное, но - и это всегда оказывало замораживающее действие на Уилоби - благодушие ее в равной степени распространялось на всех. Если оно кого и выделяло, то Клару. Она сразу обратилась к ней.

- Ну и новости! - заговорила она шепотом. - Удивительно! Он мне и вчера намекал, да я не поверила. Вы довольны?

- Миссис Маунтстюарт, умоляю вас: поговорите с отцом! - шепнула Клара в ответ.
Mrs. Mountstuart bowed to Dr. Middleton, nodded to Vernon, and swam upon Willoughby, with, "Is it? But is it? Am I really to believe? You have? My dear Sir Willoughby? Really?" The confounded gentleman heaved on a bare plank of wreck in mid sea.

He could oppose only a paralyzed smile to the assault.

His intuitive discretion taught him to fall back a step while she said, "So!" the plummet word of our mysterious deep fathoms; and he fell back further saying, "Madam?" in a tone advising her to speak low.

She recovered her volubility, followed his partial retreat, and dropped her voice,--
Миссис Маунтстюарт поклонилась доктору Мидлтону, кивнула Вернону и подплыла к Уилоби, восклицая:

- Так это правда? Нет, в самом деле? Могу ли я верить? Вы?! Дорогой мой сэр Уилоби! Это правда?

Несчастного джентльмена, которому были адресованы эти восклицания, швыряло с волны на волну, и он судорожно цеплялся за единственную дощечку, оставшуюся ему после кораблекрушения.

Застывшая улыбка - вот все, что он мог противопоставить этому натиску.

Побуждаемый всегдашним своим инстинктом скрытности, он сделал шаг назад, а когда миссис Маунтстюарт, словно погружая лот, дабы измерить глубину его тайны, воскликнула: "Ну и ну!" отступил еще на шаг и тоном, который приглашал ее понизить свой, произнес: "Сударыня?" Она придвинулась к нему и вполголоса затараторила:
"Impossible to have imagined it as an actual fact! You were always full of surprises, but this! this! Nothing manlier, nothing more gentlemanly has ever been done: nothing: nothing that so completely changes an untenable situation into a comfortable and proper footing for everybody. It is what I like: it is what I love:--sound sense! Men are so selfish: one cannot persuade them to be reasonable in such positions. But you, Sir Willoughby, have shown wisdom and sentiment: the rarest of all combinations in men."

"Where have you? . . ." Willoughby contrived to say.
- Мне прямо не верится! Вы всегда были полны неожиданностей, но это! Вы поступили, как мужчина, как настоящий джентльмен! Не знаю никого, кроме вас, кто был бы способен на такой подвиг. Одним ударом вы превращаете невыносимую ситуацию в чрезвычайно удобную и приемлемую для всех. Вот это мне нравится, вот это я люблю! Здравый смысл! Мужчины так эгоистичны, что обычно просто не способны к трезвым поступкам в подобных ситуациях. Но вы, сэр Уилоби, вы проявили и мудрость и чувствительность - самое редкое сочетание, какое можно встретить у мужчины.

- Откуда вы... - попытался выдавить из себя Уилоби.
"Heard? The hedges, the housetops, everywhere. All the neighbourhood will have it before nightfall. Lady Busshe and Lady Culmer will soon be rushing here, and declaring they never expected anything else, I do not doubt. I am not so pretentious. I beg your excuse for that 'twice' of mine yesterday. Even if it hurt my vanity, I should be happy to confess my error: I was utterly out. But then I did not reckon on a fatal attachment, I thought men were incapable of it. I thought we women were the only poor creatures persecuted by a fatality. It is a fatality! You tried hard to escape, indeed you did. And she will do honour to your final surrender, my dear friend. She is gentle, and very clever, very: she is devoted to you: she will entertain excellently. - Откуда я слышала? От придорожных кустов, с крыш домов - отовсюду. К вечеру во всем графстве не останется и души, которая бы об этом не знала. Того и гляди, сюда нагрянут леди Буш и леди Калмер с заверениями, что они ничего иного и не ожидали. Вот увидите. Я подобных претензий не имею. Я прошу вас простить мне мое "дважды", которое я позволила себе вчера произнести. Как бы ни страдало мое тщеславие, я счастлива признать, что заблуждалась. Нет, я ни о чем не догадывалась. Понимаете, я не посчиталась с роковой привязанностью, я думала, мужчины не способны на такое, я думала, что только нас, бедняжек, преследует рок. А ведь тут и в самом деле "фатум"! Вы изо всех сил с ним боролись, и как боролись! Но она превратит ваше поражение в победу, мой дорогой друг. Она так нежна и так умна, о, она очень умна! Она преданна вам всей душой. И она сумеет принять ваших гостей, как никто.
I see her like a flower in sunshine. She will expand to a perfect hostess. Patterne will shine under her reign; you have my warrant for that. And so will you. Yes, you flourish best when adored. It must be adoration. You have been under a cloud of late. Years ago I said it was a match, when no one supposed you could stoop. Lady Busshe would have it was a screen, and she was deemed high wisdom. The world will be with you. All the women will be: excepting, of course, Lady Busshe, whose pride is in prophecy; and she will soon be too glad to swell the host. There, my friend, your sincerest and oldest admirer congratulates you. I could not contain myself; I was compelled to pour forth. And now I must go and be talked to by Dr. Middleton. How does he take it? They leave?" Она представляется мне цветком, который развернется под лучами солнца. Она расцветет в великолепную хозяйку. Паттерн-холл засияет под ее управлением, вот увидите! Да и вы расцветете. Да, да, вы процветаете лучше всего в атмосфере обожания. Вам оно необходимо, как воздух. Последнее время вы были в некотором упадке. Давным-давно я предсказывала вам эту партию - еще тогда, когда никто не верил, что вы можете до нее снизойти. Леди Буш уверяла, что это лишь ширма, и все аплодировали ее высочайшей мудрости. Свет вас поддержит. И все дамы - за исключением, разумеется, леди Буш, которая так кичится своим ясновидением. Но и она вскоре будет рада присоединить свой голос к хвалебному хору. Ну вот, друг мой, примите же поздравления от самой вашей искренней и давней почитательницы. Я не могла ждать ни минуты - мне нужно было излиться. А теперь я должна подойти к доктору Мидлтону и выслушать его речения. Как он принял новость? Они уезжают?
"He is perfectly well," said Willoughby, aloud, quite distraught.

She acknowledged his just correction of her for running on to an extreme in low-toned converse, though they stood sufficiently isolated from the others. These had by this time been joined by Colonel De Craye, and were all chatting in a group--of himself, Willoughby horribly suspected.
- Он чувствует себя превосходно, - отчеканил Уилоби, вне себя от смятения.

В его интонации ей послышалась всего лишь тактичная укоризна; в самом деле, ей не следовало так долго вести с ним беседу вполголоса, тем более что они и так стояли в стороне от других. К той, большей группе присоединился еще полковник де Крей, между ними шел оживленный разговор - о нем, как с ужасом подумал Уилоби.
Clara was gone from him! Gone! but he remembered his oath and vowed it again: not to Horace de Craye! She was gone, lost, sunk into the world of waters of rival men, and he determined that his whole force should be used to keep her from that man, the false friend who had supplanted him in her shallow heart, and might, if he succeeded, boast of having done it by simply appearing on the scene. Итак, Клара потеряна безвозвратно! Ушла! Но он вспомнил свою клятву и вновь ее повторил: только не к Горацию де Крею! Она ушла, потеряна для него, утонула в океане соперников, и он поклялся себе, что употребит все силы, чтобы она не досталась этому человеку, этому коварному другу, вытеснившему его из ее неверного сердечка. Ведь тот, чего доброго, будет хвастать, будто достаточно ему появиться на сцене, и успех обеспечен.
Willoughby intercepted Mrs. Mountstuart as she was passing over to Dr Middleton. "My dear lady! spare me a minute."

De Craye sauntered up, with a face of the friendliest humour:

"Never was man like you, Willoughby, for shaking new patterns in a kaleidoscope."
Уилоби задержал миссис Маунтстюарт, устремившуюся было к доктору Мидлтону.

- Дорогая миссис Маунтстюарт! - окликнул он ее. - Уделите мне еще минуту.

Но к ним уже направлялся с дружелюбно-игривой улыбкой де Крей.

- Ну, Уилоби, - заявил он, - по части сюрпризов вы побиваете все рекорды.
"Have you turned punster, Horace?" Willoughby replied, smarting to find yet another in the demon secret, and he draw Dr. Middleton two or three steps aside, and hurriedly begged him to abstain from prosecuting the subject with Clara.

"We must try to make her happy as we best can, sir. She may have her reasons--a young lady's reasons!" He laughed, and left the Rev. Doctor considering within himself under the arch of his lofty frown of stupefaction.
- Равно как вы - по части остроумия, - ответил Уилоби, уязвленный тем, что и Гораций, как оказывается, посвящен в его проклятую тайну.

Отведя доктора Мидлтона в сторону, он стал торопливо просить его не возобновлять с Кларой разговора на старую тему.

- Оставим нашу капризницу в покое, сэр. Девичья душа - потемки, - сказал он со смехом и отошел от доктора. Тот с недоумением нахмурил свое величавое чело.
De Craye smiled slyly and winningly as he shadowed a deep droop on the bend of his head before Clara, signifying his absolute devotion to her service, and this present good fruit for witness of his merits.

She smiled sweetly though vaguely. There was no concealment of their intimacy.
Де Крей меж тем стоял перед Кларой, скромно склонив голову и добродушно-лукаво улыбаясь. Наклон головы должен был означать, что он предоставляет себя в ее полное распоряжение, улыбка же как бы предлагала ей оценить его усилия, которые привели к столь успешным результатам.

Она мило, хоть и несколько рассеянно, улыбнулась ему в ответ. Близость, установившаяся между этими двумя, не подлежала сомнению.
"The battle is over," Vernon said quietly, when Willoughby had walked some paces beside Mrs. Mountstuart, adding: "You may expect to see Mr. Dale here. He knows."

Vernon and Clara exchanged one look, hard on his part, in contrast with her softness, and he proceeded to the house. De Craye waited for a word or a promising look. He was patient, being self-assured, and passed on.
- Сражение окончено, - тихо произнес Вернон, как только Уилоби отошел с миссис Маунтстюарт несколько поодаль. - С минуты на минуту следует ожидать мистера Дейла. Он уже все знает.

Вернон и Клара обменялись взглядом.

По сравнению с ласковостью, которая светилась в Клариных глазах, взгляд Вернона мог показаться суровым. Он вошел в дом.

Де Крей последовал за ним, так и не дождавшись от Клары обнадеживающего словечка или взгляда. Впрочем, он не торопился, он был достаточно уверен в себе.
Clara linked her arm with her father's once more, and said, on a sudden brightness: "Sirius, papa!" He repeated it in the profoundest manner: "Sirius! And is there," he asked, "a feminine scintilla of sense in that?"

"It is the name of the star I was thinking of, dear papa."

"It was the star observed by King Agamemnon before the sacrifice in Aulis. You were thinking of that? But, my love, my Iphigenia, you have not a father who will insist on sacrificing you."

"Did I hear him tell you to humour me, papa?"

Dr Middleton humphed.

"Verily the dog-star rages in many heads," he responded.
Клара вновь взяла отца под руку и, внезапно просияв, сказала:

- Сириус, папа!

- Сириус? - повторил он с глубоким изумлением. - Скажи на милость, имеется ли в твоем восклицании проблеск здравого смысла, пусть хотя бы женского?

- Милый папа, просто я забыла название этой звезды и вдруг припомнила.

- Так ты думала о той самой звезде, которую увидел царь Агамемнон перед тем, как принести свою жертву в Авлиде{67}? Но, право же, любовь моя, моя дорогая Ифигения, твой отец не намерен настаивать на этой жертве.

- Я не ослышалась, папа, он, кажется, велел тебе меня щадить?

- Можно подумать, что нынче и в самом деле все помешались; недаром эту звезду называют Большим Псом{68}, - пробурчал он.

CHAPTER XLIV. DR MIDDLETON: THE LADIES ELEANOR AND ISABEL: AND MR. DALE/Глава сорок четвертая Доктор Мидлтон, тетушки Изабел и Эленор, а также мистер Дейл

English Русский
Clara looked up at the flying clouds. She travelled with them now, and tasted freedom, but she prudently forbore to vex her father; she held herself in reserve.

They were summoned by the midday bell.

Few were speakers at the meal, few were eaters. Clara was impelled to join it by her desire to study Mrs. Mountstuart's face. Willoughby was obliged to preside. It was a meal of an assembly of mutes and plates, that struck the ear like the well-known sound of a collection of offerings in church after an impressive exhortation from the pulpit. A sally of Colonel De Craye's met the reception given to a charity-boy's muffled burst of animal spirits in the silence of the sacred edifice. Willoughby tried politics with Dr. Middleton, whose regular appetite preserved him from uncongenial speculations when the hour for appeasing it had come; and he alone did honour to the dishes, replying to his host:
Клара взглянула на плывущие в небе облака. Свободная, как они, она летела вместе с ними... Однако, дабы не раздражать отца, она благоразумно сдержала свое ликование.

В двенадцать часов звонок созвал всех ко второму завтраку.

Разговор не клеился, да и мало у кого был аппетит. Клара вышла к столу, чтобы по выражению лица миссис Маунтстюарт понять, как обстоят дела. Сэра Уилоби присутствовать обязывал долг гостеприимства. Трапеза проходила, как сборище глухонемых, которых зачем-то усадили вокруг накрытого стола; томительная тишина, изредка прерываемая звоном посуды, напоминала церковь, когда, в ответ на увещевания священника, на серебряное блюдо, позвякивая, падают медяки прихожан. Полковника де Крея, попытавшегося разрядить атмосферу очередной остротой, постигла участь приходского мальчишки, некстати расшалившегося в божьем храме. Единственный, кто воздал должное искусству повара, был доктор Мидлтон. Он свято чтил часы, отведенные человеку для утоления голода, и не позволял себе отвлекаться посторонними мыслями, несовместимыми с этим процессом.
"Times are bad, you say, and we have a Ministry doing with us what they will. Well, sir, and that being so, and opposition a manner of kicking them into greater stability, it is the time for wise men to retire within themselves, with the steady determination of the seed in the earth to grow. Repose upon nature, sleep in firm faith, and abide the seasons. That is my counsel to the weaker party."

The counsel was excellent, but it killed the topic.
- Вы говорите, что наступили плохие времена, - возразил он Уилоби, затеявшему разговор о политике, - и что нынешний кабинет вертит нами, как вздумается. Что ж, сэр, оппозиция своими бурными протестами только придает кабинету стабильность. Умным людям, на мой взгляд, остается лишь уйти в себя, подобно тому как семя уходит в землю - чтобы во благовремении прорасти. Положитесь на природу и прозябайте как зерно, уповая на смену времен года, - таков мой совет.

Совет доктора Мидлтона был превосходен, но он, к сожалению, исключал возможность дальнейших дебатов. Разговор заглох.
Dr. Middleton's appetite was watched for the signal to rise and breathe freely; and such is the grace accorded to a good man of an untroubled conscience engaged in doing his duty to himself, that he perceived nothing of the general restlessness; he went through the dishes calmly, and as calmly he quoted Milton to the ladies Eleanor and Isabel, when the company sprung up all at once upon his closing his repast. Vernon was taken away from him by Willoughby. Mrs Mountstuart beckoned covertly to Clara. Willoughby should have had something to say to him, Dr. Middleton thought: the position was not clear. But the situation was not disagreeable; and he was in no serious hurry, though he wished to be enlightened. Внимание общества было приковано к аппетиту доктора Мидлтона - при первых признаках его утоления все готовились встать из-за стола. Доктор, как и следовало честному человеку с безупречной совестью, который исполняет свой долг по отношению к самому себе, не замечал всеобщего напряжения. Спокойно отведав каждого кушанья, он так же спокойно, обращаясь к мисс Изабел и мисс Эленор, принялся цитировать Мильтона. Но едва доктор проглотил свой последний кусок, все, как по сигналу, поднялись с мест. Уилоби увел Вернона. Миссис Маунтстюарт незаметно поманила Клару. Доктору Мидлтону, правда, казалось, что они с Уилоби чего-то не договорили, что им следовало бы кое-что уточнить. Впрочем, он не торопился и был вполне доволен положением дел.
"This," Dr. Middleton said to the spinster aunts, as he accompanied them to the drawing-room, "shall be no lost day for me if I may devote the remainder of it to you."

"The thunder, we fear, is not remote," murmured one.

"We fear it is imminent," sighed the other.

They took to chanting in alternation.

"--We are accustomed to peruse our Willoughby, and we know him by a shadow."

"--From his infancy to his glorious youth and his established manhood."
- Этот день, - заявил он девствующим тетушкам, следуя за ними в гостиную, - этот день не будет для меня потерянным, если мне позволят посвятить его остаток вам.

- Нам кажется, что надвигается гроза, - пролепетала одна из них.

- Ах, она неизбежна, - вздохнула другая.

И они принялись за свой дуэт:

- Мы привыкли читать в нашем Уилоби, как в книге, по малейшей тени угадывать его душевное состояние.

- С его младенческих лет, на протяжении его блистательной юности, и теперь, когда он вступил в пору возмужания...
"--He was ever the soul of chivalry."

"--Duty: duty first. The happiness of his family. The well-being of his dependants."

"--If proud of his name it was not an overweening pride; it was founded in the conscious possession of exalted qualities. He could be humble when occasion called for it."

Dr Middleton bowed to the litany, feeling that occasion called for humbleness from him.

"Let us hope . . . !" he said, with unassumed penitence on behalf of his inscrutable daughter.
- Он всегда был рыцарем до мозга костей.

- Долг. Долг превыше всего. Счастье родных, благоденствие подчиненных.

- Если он и гордится своим именем, то в этой гордости нет ни капли высокомерия. Он горд сознанием своих превосходных качеств.

- При случае он умеет проявлять смирение.

Доктор Мидлтон почувствовал в этих акафистах призыв к тому, чтобы и сам он проявил смирение.

- Будем надеяться... - начал он в искреннем порыве покаяния за свою неразумную дочь.
The ladies resumed:--

"--Vernon Whitford, not of his blood, is his brother!"

"--A thousand instances! Laetitia Dale remembers them better than we."

"--That any blow should strike him!"

"--That another should be in store for him!"

"--It seems impossible he can be quite misunderstood!"

"Let us hope . . . !" said Dr. Middleton.

"--One would not deem it too much for the dispenser of goodness to expect to be a little looked up to!"
Но дамы возобновили службу:

- Он всегда относился к Вернону Уитфорду, как к брату, хоть тот и не Паттерн по рождению!

- Летиция Дейл могла бы привести вам тысячи примеров!

- И чтобы такого человека постиг такой удар!

- И чтобы вслед за ним готовился еще один - подобный же!

- Возможно ли понять его столь превратно?

- Будем надеяться... - повторил доктор Мидлтон.

- Неужели тот, кто делает столько добра людям, не имеет права ожидать, что и с ним немного посчитаются?
"--When he was a child he one day mounted a chair, and there he stood in danger, would not let us touch him because he was taller than we, and we were to gaze. Do you remember him, Eleanor? 'I am the sun of the house!' It was inimitable!"

"--Your feelings; he would have your feelings! He was fourteen when his cousin Grace Whitford married, and we lost him. They had been the greatest friends; and it was long before he appeared among us. He has never cared to see her since."

"--But he has befriended her husband. Never has he failed in generosity. His only fault is--"

"--His sensitiveness. And that is--"

"--His secret. And that--"
- Помню, Уилоби совсем малюткой как-то забрался на стул и никому не позволял поддержать его - хоть он чуть не упал. Он требовал, чтобы мы восхищались тем, какой он высокий. Помнишь, Эленор? "Я солнце этого дома! Я выше вас всех!" Ах, это было неподражаемо!

Чувство! Он всегда требовал чувства! Ему было всего четырнадцать лет, когда его кузина Грейс Уитфорд вышла замуж. Он тотчас уехал. Они очень дружили, и он нескоро вновь появился среди нас. С ней он так и не захотел больше встречаться.

- Да, но мужу ее он оказывал неизменное покровительство. Уилоби всегда был великодушен. Единственный его недостаток...

- ...это избыток чувствительности. В этом...

- ...весь его секрет. Но никто...
"--You are not to discover! It is the same with him in manhood. No one will accuse Willoughby Patterne of a deficiency of manlinesss: but what is it?--he suffers, as none suffer, if he is not loved. He himself is inalterably constant in affection."

"--What it is no one can say. We have lived with him all his life, and we know him ready to make any sacrifice; only, he does demand the whole heart in return. And if he doubts, he looks as we have seen him to-day."
- ...не должен этого знать! Он и теперь, взрослый, такой же, каким был в детстве. Никому не пришло бы в голову винить Уилоби Паттерна в недостатке мужественности. И однако... отчего это так?.. Он страдает, как никто, если не чувствует себя любимым. Между тем собственные его привязанности незыблемы и неизменны.

- Он непостижим. Мы прожили с ним всю жизнь и знаем его всегдашнюю готовность к самопожертвованию. Но только он требует, чтобы и ему отдавали сердце безраздельно. И если в душу его вкрадывается сомнение, он становится таким, каким мы его видели сегодня.
"--Shattered: as we have never seen him look before." - Совершенно разбитым. Он просто неузнаваем.
"We will hope," said Dr. Middleton, this time hastily. He tingled to say, "what it was": he had it in him to solve perplexity in their inquiry. He did say, adopting familiar speech to suit the theme, "You know, ladies, we English come of a rough stock. A dose of rough dealing in our youth does us no harm, braces us. Otherwise we are likely to feel chilly: we grow too fine where tenuity of stature is necessarily buffetted by gales, namely, in our self-esteem. We are barbarians, on a forcing soil of wealth, in a conservatory of comfortable security; but still barbarians. So, you see, we shine at our best when we are plucked out of that, to where hard blows are given, in a state of war. In a state of war we are at home, our men are high-minded fellows, Scipios and good legionaries. In the state of peace we do not live in peace: our native roughness breaks out in unexpected places, under extraordinary aspects--tyrannies, extravagances, domestic exactions: and if we have not had sharp early training . . . within and without . . . the old-fashioned island-instrument to drill into us the civilization of our masters, the ancients, we show it by running here and there to some excess. - Будем надеяться, - в третий раз начал доктор Мидлтон. Он так и рвался объяснить дамам, отчего это так. Кто-кто, а он мог бы разрешить их недоумение. - Мы, англичане, народ суровый, - продолжал он, отказавшись от своей обычной метафорической манеры, которая, как он чувствовал, была бы неуместна в приложении к данной теме. - Мы, сударыни, суровый народ, и доза суровости в нашем воспитании нам не вредит, а, напротив, закаляет нас. Без подобной закалки мы страдали бы от малейшего дуновения мороза. Но, к сожалению, как раз там, где требовалась бы особая неуязвимость, где мы больше всего подвержены воздействию ураганных ветров, мы изнежены. Я имею в виду наше самолюбие. Мы - варвары, и даже тогда, когда нас выращивают в теплице благополучия, на почве, утучненной богатством, мы все равно остаемся варварами. Поэтому блистать по-настоящему мы можем только на полях сражений, когда вырываемся из теплицы туда, где на нас обрушиваются тяжелые удары неприятеля. Только на войне чувствуем мы себя дома, там мы все, - от Сципионов{69} до рядовых воинов, - отважные солдаты. В мирное время мы не знаем покоя. Наша природная суровость прорывается самым неожиданным образом - мы становимся необузданными тиранами, домашними деспотами. И если мы с детства не получаем суровой закалки - как душевной, так и телесной... с помощью традиционного орудия, принятого на нашем острове для внедрения цивилизующей мудрости, унаследованной нами от древних... если этого нет, говорю я, мы непременно впадаем в эксцентричность и деспотизм.
Ahem. Yet," added the Rev. Doctor, abandoning his effort to deliver a weighty truth obscurely for the comprehension of dainty spinster ladies, the superabundance of whom in England was in his opinion largely the cause of our decay as a people, "Yet I have not observed this ultra-sensitiveness in Willoughby. He has borne to hear more than I, certainly no example of the frailty, could have endured."

"He concealed it," said the ladies. "It is intense."

"Then is it a disease?"

"It bears no explanation; it is mystic."
Впрочем... - Здесь достопочтенный доктор кашлянул, отказавшись от своей попытки в завуалированной форме преподать этим старым девам горькую истину, заключающуюся в том, что своим нынешним упадком Англия обязана главным образом обилию старых дев, ее населяющих. - Впрочем, я бы не сказал, что Уилоби страдает этой преувеличенной чувствительностью. Он вынес столько, сколько я, признаться, вынести бы не мог, хоть и не отличаюсь чрезмерной изнеженностью.

- Он скрывает свое страдание, - сказали тетушки, - но оно очень глубоко.

- Следовательно, это у него нечто вроде болезни?
"It is a cultus, then, a form of self-worship."

"Self!" they ejaculated. "But is not Self indifferent to others? Is it Self that craves for sympathy, love, and devotion?"

"He is an admirable host, ladies."

"He is admirable in all respects."

"Admirable must he be who can impress discerning women, his life-long housemates, so favourably. He is, I repeat, a perfect host."

"He will be a perfect husband."

"In all probability."
- Это не поддается объяснению, здесь какая-то мистика.

- Мистика? Нечто оккультное? Уж не культ ли самого себя?

- Себя? - воскликнули тетушки. - Но ведь человек, посвятивший себя служению своей личности, обычно равнодушен к другим. Разве такой человек жаждет сочувствия, любви и преданности?

- Его гостеприимство безупречно, сударыни.

- Он безупречен во всех отношениях.

- Человек, который может внушить подобное мнение о себе женщинам столь проницательного ума, прожившим с ним бок о бок всю жизнь, должно быть, и в самом деле безупречен. Могу только повторить, что хозяин он безупречный.

- Он будет прекрасным мужем.

- Надо полагать.
"It is a certainty. Let him be loved and obeyed, he will be guided. That is the secret for her whom he so fatally loves. That, if we had dared, we would have hinted to her. She will rule him through her love of him, and through him all about her. And it will not be a rule he submits to, but a love he accepts. If she could see it!"

"If she were a metaphysician!" sighed Dr. Middleton.

"--But a sensitiveness so keen as his might--"

"--Fretted by an unsympathizing mate--"
- В этом не может быть сомнения! Послушная и любящая жена будет им управлять по своей воле. Вот и все, что надлежит знать той, кого он полюбил столь роковым образом. И если бы мы только смели, мы бы раскрыли ей этот секрет. Она может управлять им посредством своей любви к нему, а управляя им, она будет править всеми вокруг. Ее владычество будет основано на любви, которую она ему подарит. Если бы она захотела это понять!

- Если бы она могла быть философом! - вздохнул доктор Мидлтон.

- Но чувствительность, столь обостренная...

- ...если его подруга не проявит необходимой чуткости...
"--In the end become, for the best of us is mortal--"

"--Callous!"

"--He would feel perhaps as much--"

"--Or more!--"

"--He would still be tender--"

"--But he might grow outwardly hard!"

Both ladies looked up at Dr. Middleton, as they revealed the dreadful prospect.

"It is the story told of corns!" he said, sad as they.
- может в конце концов, ибо и лучшие из нас не более как смертные...

- ...привести к ожесточению!

- И хоть он будет испытывать те же чувства, что и прежде...

- ...даже больше прежнего!..

- ...и останется таким же нежным в душе...

- ...он может зачерстветь снаружи!

Развернув перед доктором столь ужасающую перспективу, обе дамы разом взглянули ему в лицо.

- О, да вы нарисовали горестную картину образования мозоли! - сказал он, в тон их печальным голосам.
The three stood drooping: the ladies with an attempt to digest his remark; the Rev. Doctor in dejection lest his gallantry should no longer continue to wrestle with his good sense.

He was rescued.

The door opened and a footman announced:--

"Mr. Dale."

Miss Eleanor and Miss Isabel made a sign to one another of raising their hands.

They advanced to him, and welcomed him.

"Pray be seated, Mr. Dale. You have not brought us bad news of our Laetitia?"
Все трое склонились в унынии. Дамы пытались вникнуть в смысл его последнего замечания; достопочтенный доктор боялся, как бы здравый смысл у него не одержал верх над галантностью.

Спасение пришло неожиданно.

Дверь в гостиную распахнулась, и лакей провозгласил:

- Мистер Дейл!

Мисс Эленор и мисс Изабел обменялись взглядами и всплеснули руками.

Обе направились к гостю с приветственными возгласами.

- Садитесь, садитесь, мистер Дейл! - восклицали они, подвигая ему кресло. - Надеемся, вы не принесли нам худых вестей о нашей дорогой Летиции?
"So rare is the pleasure of welcoming you here, Mr. Dale, that we are in some alarm, when, as we trust, it should be matter for unmixed congratulation."

"Has Doctor Corney been doing wonders?"

"I am indebted to him for the drive to your house, ladies," said Mr. Dale, a spare, close-buttoned gentleman, with an Indian complexion deadened in the sick-chamber. "It is unusual for me to stir from my precincts."

"The Rev. Dr. Middleton."
- Нам так редко выпадает счастье видеть вас здесь, что, вместо того чтобы радоваться этому счастью, мы впадаем в тревогу.

- Итак, доктор Корни оказался чудотворцем?

- Да, это он доставил меня к вам, сударыни, - ответил мистер Дейл, худощавый и сдержанный джентльмен, на лице которого сквозь матовую бледность больного, прикованного к постели, все еще проступали следы индийского солнца. - Мне нечасто удается покидать свое жилище.

- Достопочтенный доктор Мидлтон.
Mr. Dale bowed. He seemed surprised.

"You live in a splendid air, sir," observed the Rev. Doctor.

"I can profit little by it, sir," replied Mr. Dale. He asked the ladies: "Will Sir Willoughby be disengaged?"

They consulted. "He is with Vernon. We will send to him."
Мистер Дейл поклонился. Лицо его выражало удивление.

- У вас тут великолепный воздух, сударь, - заметил достопочтенный доктор.

- Увы, я почти лишен возможности им пользоваться, сэр, - ответил мистер Дейл и, обратившись к дамам, спросил: - Мне удастся поговорить с сэром Уилоби?

Посовещавшись между собой, они сказали:

- У него сейчас Вернон. Мы пошлем спросить.
The bell was rung.

"I have had the gratification of making the acquaintance of your daughter, Mr. Dale, a most estimable lady," said Dr. Middleton.

Mr. Dale bowed. "She is honoured by your praises, sir. To the best of my belief--I speak as a father--she merits them. Hitherto I have had no doubts."

"Of Laetitia?" exclaimed the ladies; and spoke of her as gentleness and goodness incarnate.

"Hitherto I have devoutly thought so," said Mr. Dale.
И позвонили в колокольчик.

- Я имел счастье познакомиться с вашей дочерью, мистер Дейл. Весьма достойная особа, - сказал доктор Мидлтон.

Мистер Дейл поклонился.

- Ваши похвалы для нее большая честь, сэр. И насколько я могу судить - а я сужу о ней, как отец, - она их заслуживает. До настоящего времени у меня не было оснований в этом сомневаться.

- Сомневаться в Летиции! - воскликнули дамы и принялись расхваливать ее, как воплощение добродетели и чуткости.

- До последнего времени я и сам свято в это верил, - сказал мистер Дейл.
"Surely she is the very sweetest nurse, the most devoted of daughters."

"As far as concerns her duty to her father, I can say she is that, ladies."

"In all her relations, Mr. Dale!"

"It is my prayer," he said.
- Но ведь более преданной дочери и заботливой сиделки невозможно себе представить!

- Это я могу подтвердить, сударыня, как отец.

- Да и во всех прочих отношениях, мистер Дейл, разве она не совершенство?

- Я хотел бы так думать.
The footman appeared. He announced that Sir Willoughby was in the laboratory with Mr. Whitford, and the door locked.

"Domestic business," the ladies remarked. "You know Willoughby's diligent attention to affairs, Mr. Dale."

"He is well?" Mr. Dale inquired.

"In excellent health."

"Body and mind?"

"But, dear Mr. Dale, he is never ill."

"Ah! for one to hear that who is never well! And Mr. Whitford is quite sound?"
Вошел лакей и объявил, что сэр Уилоби заперся в лаборатории с мистером Уитфордом.

- Хозяйственные дела, - заметили дамы. - Вы ведь знаете, мистер Дейл, как досконален в этом отношении Уилоби.

- Надеюсь, он здоров? - спросил мистер Дейл.

- Совершенно.

- И телом и душой?

- Мистер Дейл, он никогда не хворает.

- Ах, каково это слышать тому, кто никогда не бывает здоровым! А как здоровье мистера Уитфорда?
"Sound? The question alarms me for myself," said Dr. Middleton. "Sound as our Constitution, the Credit of the country, the reputation of our Prince of poets. I pray you to have no fears for him."

Mr. Dale gave the mild little sniff of a man thrown deeper into perplexity.

He said: "Mr. Whitford works his head; he is a hard student; he may not be always, if I may so put it, at home on worldly affairs."

"Dismiss that defamatory legend of the student, Mr. Dale; and take my word for it, that he who persistently works his head has the strongest for all affairs."
- Здоровье мистера Уитфорда? - воскликнул доктор Мидлтон. - Не пугайте меня. Оно незыблемо, как наша конституция, как наша казна, как репутация нашего князя всех поэтов{70}. Не вселяйте в мою душу таких опасений, молю вас!

Мистер Дейл хмыкнул. Недоумение его возрастало с каждой минутой.

- Мистер Уитфорд работает головой, сэр, - сказал он. - А усиленные занятия наукой не всегда способствуют, если можно так выразиться трезвому взгляду на житейские вопросы.

- Не повторяйте этого поклепа на ученых, мистер Дейл! Поверьте мне, что тот, кто усиленно занят умственным трудом, лучше кого бы то ни было разбирается в делах практических.
"Ah! Your daughter, sir, is here?"

"My daughter is here, sir, and will be most happy to present her respects to the father of her friend, Miss Dale."

"They are friends?"

"Very cordial friends."

Mr. Dale administered another feebly pacifying sniff to himself.

"Laetitia!" he sighed, in apostrophe, and swept his forehead with a hand seen to shake.
- Вот как! И ваша дочь, сэр, тоже здесь?

- О да, сэр, и будет счастлива представиться отцу своей родруги.

- Ах, так они подруги?

- Их связывает самая нежная дружба.

Мистер Дейл еще раз хмыкнул, кан бы для собственного успокоения, и глубоко вздохнул.

- Летиция! - вполголоса произнес он и дрожащей рукой провел по лбу.
The ladies asked him anxiously whether he felt the heat of the room; and one offered him a smelling-bottle.

He thanked them. "I can hold out until Sir Willoughby comes."

"We fear to disturb him when his door is locked, Mr. Dale; but, if you wish it, we will venture on a message. You have really no bad news of our Laetitia? She left us hurriedly this morning, without any leave-taking, except a word to one of the maids, that your condition required her immediate presence."
Дамы участливо осведомились, не душно ли ему, и одна из них предложила ему свой флакончик с нюхательной солью. Он вежливо отклонил их услуги.

- Благодарю вас, сударыни. Я надеюсь, что у меня хватит сил дождаться сэра Уилоби.

- Мы не решаемся тревожить его, мистер Дейл, когда он запирается. Но если хотите, мы пошлем ему записку. Вы и вправду не принесли дурных вестей о нашей Летиции? Она покинула нас нынче утром второпях, даже не простившись и только передав через служанку, что состояние вашего здоровья требует ее немедленного присутствия.
"My condition! And now her door is locked to me! We have spoken through the door, and that is all. I stand sick and stupefied between two locked doors, neither of which will open, it appears, to give me the enlightenment I need more than medicine." - Моего здоровья? А сама заперлась от меня на ключ. Мы с ней переговаривались через запертую дверь. Больной и растерянный, я окружен дверями, запертыми на ключ. Ни одна из этих дверей не желает отомкнуться, чтобы дать мне то, что для меня нужнее всякого лекарства: я хочу наконец понять, что происходит!
"Dear me!" cried Dr. Middleton, "I am struck by your description of your position, Mr. Dale. It would aptly apply to our humanity of the present generation; and were these the days when I sermonized, I could propose that it should afford me an illustration for the pulpit. For my part, when doors are closed I try not their locks; and I attribute my perfect equanimity, health even, to an uninquiring acceptation of the fact that they are closed to me. I read my page by the light I have. On the contrary, the world of this day, if I may presume to quote you for my purpose, is heard knocking at those two locked doors of the secret of things on each side of us, and is beheld standing sick and stupefied because it has got no response to its knocking. Why, sir, let the world compare the diverse fortunes of the beggar and the postman: knock to give, and it is opened unto you: knock to crave, and it continues shut. I say, carry a letter to your locked door, and you shall have a good reception: but there is none that is handed out. For which reason . . ." - Ах, мистер Дейл! - воскликнул доктор Мидлтон. - Я поражен образностью, с какой вы обрисовали свое положение. Вы дали картину, которая удивительно удачно рисует нынешнее состояние умов. И если бы я все еще читал проповеди, я непременно воспользовался бы вашей метафорой. Что до меня, я никогда не ломлюсь в закрытые двери. Свое душевное равновесие и даже телесное здоровье я приписываю тому, что умею принимать закрытые двери как должное, без лишних расспросов. Я читаю, что мне положено читать, при свете, какой мне для этого предоставлен. Нынешнее общество меж тем стучится изо всех сил в запертые двери, стремясь постичь скрытую за ними тайну. Больное и растерянное, оно не может достучаться. Почему же, сударь, общество не желает вникнуть в разницу между участью нищего и почтальона? Оба стучатся в дверь, но перед одним она растворяется, тогда как перед другим остается закрытой. Кто стучится в дом с приношением, может рассчитывать, что дверь перед ним распахнется, а кто несет туда только собственную нужду, так и не достучится. Идите к запертой двери с письмом в руке, говорю я вам, и она отверзется, и вам будет обеспечен радушный прием. Но не ждите, чтобы вам оттуда вынесли письмо. А посему...
Mr. Dale swept a perspiring forehead, and extended his hand in supplication. "I am an invalid, Dr. Middleton," he said. "I am unable to cope with analogies. I have but strength for the slow digestion of facts."

"For facts, we are bradypeptics to a man, sir. We know not yet if nature be a fact or an effort to master one. The world has not yet assimilated the first fact it stepped on. We are still in the endeavour to make good blood of the fact of our being." Pressing his hands at his temples, Mr. Dale moaned: "My head twirls; I did unwisely to come out. I came on an impulse; I trust, honourable. I am unfit--I cannot follow you, Dr. Middleton. Pardon me."
Смахнув со лба испарину, мистер Дейл умоляюще протянул к собеседнику руку.

- Я больной человек, доктор Мидлтон, - сказал он. - И не в силах следить за аллегориями. Все, на что я способен, - это медленное переваривание фактов.

- Что касается фактов, сэр, то они усваиваются человеческим организмом весьма медленно. Так, например, до сих пор не удалось установить, что представляет собою природа - факт ли или наше усилие его осознать? Как видите, человечество еще не переварило самого первого факта, с каким ему пришлось столкнуться. Мы все еще не можем полностью принять факт собственного существования.

Прижимая руки к вискам, мистер Дейл простонал:

- Голова кружится! Должно быть, мне не следовало выходить из дому. Я поддался порыву, и мне хочется думать, что порыв мой не делает мне бесчестья. Но я не в силах... Не взыщите, доктор Мидлтон, но я не в состоянии следить за вашей мыслью.
"Nay, sir, let me say, from my experience of my countrymen, that if you do not follow me and can abstain from abusing me in consequence, you are magnanimous," the Rev. Doctor replied, hardly consenting to let go the man he had found to indemnify him for his gallant service of acquiescing as a mute to the ladies, though he knew his breathing robustfulness to be as an East wind to weak nerves, and himself an engine of punishment when he had been torn for a day from his books.

Miss Eleanor said: "The enlightenment you need, Mr. Dale? Can we enlighten you?"
- Что вы, сударь, позвольте вас заверить - и это на основании опыта общения с моими соотечественниками, - вы проявляете небывалое великодушие, ибо, не будучи в состоянии уловить мою мысль, не набрасываетесь на меня с бранью... - ответил преподобный доктор, не желая выпустить из своих объятий человека, благодаря которому он получил возможность вознаградить себя за бессловесную роль, которую из галантности вынужден был взять на себя до его появления. При этом он отлично сознавал, что его полнокровное красноречие должно действовать на слабые нервы с беспощадностью восточного ветра и что сам он, когда его на целый день отрывают от его возлюбленных книг, подобен паровому молоту, словно нарочно изобретенному для наказания человечества.

- Вы ищете разъяснений, мистер Дейл? Быть может, мы в состоянии вам помочь? - спросила мисс Эленор.
"I think not," he answered, faintly. "I think I will wait for Sir Willoughby . . . or Mr. Whitford. If I can keep my strength. Or could I exchange--I fear to break down--two words with the young lady who is, was . . ."

"Miss Middleton, my daughter, sir? She shall be at your disposition; I will bring her to you." Dr. Middleton stopped at the window. "She, it is true, may better know the mind of Miss Dale than I. But I flatter myself I know the gentleman better. I think, Mr. Dale, addressing you as the lady's father, you will find me a persuasive, I could be an impassioned, advocate in his interests."
- Боюсь, что нет, - ответил тот слабым голосом. - Я, пожалуй, дождусь все же сэра Уилоби... или мистера Уитфорда. Если только у меня хватит сил. Или, быть может, мне позволят обменяться несколькими словами с молодой особой, которая является... которая была?..

- Вы, вероятно, имеете в виду мою дочь, сэр? Она будет в вашем распоряжении. Я ее к вам приведу.

Доктор Мидлтон подошел к стеклянной двери, открывавшейся в сад.

- Это верно, что она, должно быть, лучше меня осведомлена о состоянии души мисс Дейл, - продолжал он оттуда. - Зато я, смею надеяться, быть может, больше в курсе умонастроения интересующего нас джентльмена. Мистер Дейл, позвольте вам доложить, что я взял бы на себя роль адвоката, горячо отстаивающего интересы упомянутого джентльмена.
Mr. Dale was confounded; the weakly sapling caught in a gust falls back as he did.

"Advocate?" he said. He had little breath.
Мистер Дейл был в полном смятении. Он сник, подобно молодому, еще не окрепшему деревцу, подхваченному ураганным ветром.

- Адвоката? - переспросил он. На большее у него не хватило дыхания.
"His impassioned advocate, I repeat; for I have the highest opinion of him. You see, sir, I am acquainted with the circumstances. I believe," Dr. Middleton half turned to the ladies, "we must, until your potent inducements, Mr. Dale, have been joined to my instances, and we overcome what feminine scruples there may be, treat the circumstances as not generally public. Our Strephon may be chargeable with shyness. But if for the present it is incumbent on us, in proper consideration for the parties, not to be nominally precise, it is hardly requisite in this household that we should be. He is now for protesting indifference to the state. I fancy we understand that phase of amatory frigidity. Frankly, Mr. Dale, I was once in my life myself refused by a lady, and I was not indignant, merely indifferent to the marriage-tie."

"My daughter has refused him, sir?"
- Да, да, пламенного его адвоката. Ибо я самого высокого о нем мнения. Видите ли, сударь, я знаком с обстоятельствами дела. Я полагаю, - доктор Мидлтон сделал полоборота к дамам, - я полагаю, что пока ваши убедительные доводы, мистер Дейл, вместе с теми аргументами, которые приведу я, не опрокинут девичьей щепетильности вашей дочери, все эти обстоятельства не подлежат преждевременной огласке. Наш Стрефон{71} страдает некоторой застенчивостью. Но если из уважения к заинтересованным сторонам и не следует до поры до времени оглашать их имена, это не значит, что мы не вправе высказываться в пределах домашнего круга. Вышеупомянутому джентльмену угодно утверждать, будто он не испытывает склонности связать себя узами Гименея. Я полагаю, что все мы знаем цену этому временному замораживанию чувств. Откровенно сказать, мистер Дейл, я и сам помню свое состояние после того, как некая особа ответила мне отказом. Я ничуть не досадовал, нет, я просто заявил, что брак меня не привлекает.

- Так, значит, сэр, моя дочь ему в самом деле отказала?
"Temporarily it would appear that she has declined the proposal."

"He was at liberty? . . . he could honourably? . . ."

"His best friend and nearest relative is your guarantee."

"I know it; I hear so; I am informed of that: I have heard of the proposal, and that he could honourably make it. Still, I am helpless, I cannot move, until I am assured that my daughter's reasons are such as a father need not underline."
- О, временно только, разумеется, временно!

- И он был свободен... Он имел право, как честный человек, сделать это предложение?

- Его лучший друг и ближайший родственник может вам быть в том порукой.

- Я знаю. Я слышал об этом. Мне так и сообщили. Я слышал о его предложении и о том, что, сделав его, он не нарушил долга честного человека. И все же я беспомощен, я не могу и шага ступить, покуда не получу заверений, что доводы моей дочери ни на чем не основаны и что я, как отец, не обязан к ним присоединиться.
"Does the lady, perchance, equivocate?"

"I have not seen her this morning; I rise late. I hear an astounding account of the cause for her departure from Patterne, and I find her door locked to me--no answer."

"It is that she had no reasons to give, and she feared the demand for them."

"Ladies!" dolorously exclaimed Mr. Dale.

"We guess the secret, we guess it!" they exclaimed in reply; and they looked smilingly, as Dr. Middleton looked.
- А девица, следовательно, колеблется?

- Я не видел ее нынче утром. Я поздно встаю. Меня извещают о странной причине, побудившей ее поспешно покинуть этот дом, я направляюсь к ней в комнату, наталкиваюсь на запертую дверь, и - никакого ответа!

- Это оттого, что у нее нет никаких доводов и она боится, что у нее их потребуют.

- Сударыни! - скорбно вздохнул мистер Дейл.

- Теперь мы понимаем! Мы понимаем! - радостно воскликнули тетушки. И, вторя доктору Мидлтону, заулыбались.
"She had no reasons to give?" Mr. Dale spelled these words to his understanding. "Then, sir, she knew you not adverse?"

"Undoubtedly, by my high esteem for the gentleman, she must have known me not adverse. But she would not consider me a principal. She could hardly have conceived me an obstacle. I am simply the gentleman's friend. A zealous friend, let me add."
- У нее нет никаких доводов? - с растяжкой повторил мистер Дейл, пытаясь вникнуть в смысл этих слов. - В таком случае ей было известно, что вы, сэр, не имеете возражений?

- Безусловно. Зная, как я высоко ценю этого джентльмена, она могла не сомневаться в моем согласии. Но, разумеется, она не стала бы считаться с моим мнением в первую очередь. И навряд ли предполагала, что я мог служить препятствием. Я всего-навсего друг этого джентльмена. И, позвольте прибавить, друг весьма горячий.
Mr. Dale put out an imploring hand; it was too much for him.

"Pardon me; I have a poor head. And your daughter the same, sir?"

"We will not measure it too closely, but I may say, my daughter the same, sir. And likewise--may I not add--these ladies."
Мистер Дейл протянул руку ладонью вперед, в знак полного изнеможения.

- Пощадите! Моя голова никуда не годится. А ваша дочь, сударь, придерживается того же мнения?

- Не будем слишком подробно доискиваться ее мнения, впрочем, я не сомневаюсь, что оно в общих чертах совпадает с моим. Равно как и - с вашего разрешения, сударыни, - с мнением этих дам.
Mr. Dale made sign that he was overfilled. "Where am I! And Laetitia refused him?"

"Temporarily, let us assume. Will it not partly depend on you, Mr. Dale?"

"But what strange things have been happening during my daughter's absence from the cottage!" cried Mr. Dale, betraying an elixir in his veins. "I feel that I could laugh if I did not dread to be thought insane. She refused his hand, and he was at liberty to offer it? My girl! We are all on our heads. The fairy-tales were right and the lesson-books were wrong. But it is really, it is really very demoralizing. An invalid--and I am one, and no momentary exhilaration will be taken for the contrary--clings to the idea of stability, order. The slightest disturbance of the wonted course of things unsettles him. Why, for years I have been prophesying it! and for years I have had everything against me, and now when it is confirmed, I am wondering that I must not call myself a fool!"
Мистер Дейл снова жестом взмолился о передышке.

- Что же это такое? И Летиция ему отказала?

- Будем считать, что неокончательно. Ведь отчасти это зависит и от вас, мистер Дейл!

- Однако сколько удивительных происшествии произошло за то время, что моя дочь тут гостит! - воскликнул мистер Дейл, впервые обнаруживая признаки ликования. - Мне хочется смеяться, но я боюсь, что меня примут за безумного. Итак, она отказала ему, несмотря на то что он был волен распоряжаться своей рукой! Ах, моя девочка! Мне кажется, что мы все ходим на голове. Сказки оборачиваются былью, а прописные истины - абсурдом. Право же, право, тут есть от чего потерять голову! Больной человек (а я человек больной, и даже эта радость способна лишь оживить меня на время, но не вылечить) неохотно расстается с установившимся в его жизни распорядком. Малейшее нарушение привычного уклада его расстраивает... Ведь я уже много лет предсказывал, что именно этим и кончится! И долгие годы все складывалось наперекор моему предсказанию. А теперь, когда оно подтверждается, я не могу поверить, и мне сдается, что я брежу!
"And for years, dear Mr. Dale, this union, in spite of counter-currents and human arrangements, has been our Willoughby's constant preoccupation," said Miss Eleanor.

"His most cherished aim," said Miss Isabel.
- И все эти долгие годы, мистер Дейл, союз этот, несмотря на противодействие людей и судьбы, был предметом неослабных забот нашего Уилоби, - сказала мисс Эленор.

- Его заветной мечтой, - прибавила мисс Изабел.
"The name was not spoken by me," said Dr. Middleton.

"But it is out, and perhaps better out, if we would avoid the chance of mystifications. I do not suppose we are seriously committing a breach of confidence, though he might have wished to mention it to you first himself. I have it from Willoughby that last night he appealed to your daughter, Mr. Dale--not for the first time, if I apprehend him correctly; and unsuccessfully. He despairs. I do not: supposing, that is, your assistance vouchsafed to us. And I do not despair, because the gentleman is a gentleman of worth, of acknowledged worth. You know him well enough to grant me that. I will bring you my daughter to help me in sounding his praises."
- Не я назвал это имя, - сказал доктор Мидлтон. - Но оно произнесено, и так лучше, во избежание возможных недоразумений. Я полагаю, что мы не нарушили его доверия, хоть, быть может, он предпочел бы открыть свои намерения сам. Сэр Уилоби сообщил мне, мистер Дейл, что прошлой ночью он обратился к вашей дочери - и не в первый раз, если я правильно его понял. И снова - безуспешно. Он уже отчаялся, я же все еще надеюсь - разумеется, если вы не откажете нам в поддержке. Я не отчаиваюсь, ибо претендент - человек весьма достойный, и достоинства его общепризнаны. Ну, да вы сами достаточно с ним знакомы, чтобы со мной согласиться. А сейчас я приведу сюда мою дочь, чтобы она помогла мне петь ему хвалу.
Dr Middleton stepped through the window to the lawn on an elastic foot, beaming with the happiness he felt charged to confer on his friend Mr. Whitford.

"Ladies! it passes all wonders," Mr. Dale gasped.

"Willoughby's generosity does pass all wonders," they said in chorus.

The door opened; Lady Busshe and Lady Culmer were announced.
И доктор Мидлтон своей упругой походкой прошел через стеклянную дверь на газон. Его лицо сияло сознанием счастья, которое он несет своему другу мистеру Уитфорду.

- Сударыни! Это превосходит всякое чудо! - задыхаясь, промолвил мистер Дейл.

- Великодушие Уилоби в самом деле превосходит всякое чудо, - хором подтвердили те.

Дверь в гостиную раскрылась, впустив леди Буш и леди Калмер.

CHAPTER XLV. THE PATTERNE LADIES: MR. DALE: LADY BUSSHE AND LADY CULMER: WITH MRS. MOUNTSTUART JENKINSON/Глава сорок пятая Тетушки Паттерн, мистер Дейл, леди Буш и леди Калмер, а также миссис Маунтстюарт-Дженкинсон

English Русский
Lady Busshe and Lady Culmer entered spying to right and left. At the sight of Mr. Dale in the room Lady Busshe murmured to her friend: "Confirmation!"

Lady Culmer murmured: "Corney is quite reliable."

"The man is his own best tonic."

"He is invaluable for the country."

Miss Eleanor and Miss Isabel greeted them.
Леди Буш и леди Калмер вошли, кидая быстрые взгляды направо и налево. Когда взор леди Буш обнаружил сидящую в кресле фигуру мистера Дейла, она вполголоса бросила своей подруге: "Подтверждение!"

- На Корни можно положиться, - обронила леди Калмер в ответ.

- Да, лучшее его лекарство - он сам.

- О, это незаменимый человек!

Мисс Изабел и мисс Эленор приветствовали новых гостей.
The amiability of the Patterne ladies combined with their total eclipse behind their illustrious nephew invited enterprising women of the world to take liberties, and they were not backward.

Lady Busshe said: "Well? the news! we have the outlines. Don't be astonished: we know the points: we have heard the gun. I could have told you as much yesterday. I saw it. And I guessed it the day before. Oh, I do believe in fatalities now. Lady Culmer and I agree to take that view: it is the simplest. Well, and are you satisfied, my dears?"
Тетушки Паттерн были так кротки и непритязательны, так тушевались в тени своего блистательного племянника, что предприимчивые светские дамы позволяли себе не церемониться с ними. А леди Буш и леди Калмер были дамы отнюдь не робкого десятка.

Огонь открыла леди Буш.

- Ну и новости! - начала она. - В общих чертах мы знаем все. Не удивляйтесь. Мы знаем основное. Мы слышали, как выстрелила пушка. Да я уже вчера могла все предсказать наперед. Я просто видела, к чему идет дело. Догадалась же я обо всем еще третьего дня. Теперь-то я окончательно уверовала в рок! Мы с леди Калмер так и решили смотреть на это дело, оно и проще. Ну, а вы, мои дорогие, довольны?
The ladies grimaced interrogatively: "With what?"

"With it? with all! with her! with him!"

"Our Willoughby?"

"Can it be possible that they require a dose of Corney?" Lady Busshe remarked to Lady Culmer.

"They play discretion to perfection," said Lady Culmer. "But, my dears, we are in the secret."
- Чем? - с недоуменной гримасой спросили тетушки.

- Да всей этой историей! Ею! Им!

- Довольны ли мы нашим Уилоби?

- Видно, доктор Корни еще не прописал своей дозы нашим милым дамам, - заметила леди Буш, обращаясь к леди Калмер.

- Они великолепно разыгрывают скромниц, - сказала леди Калмер. - Милые мои, нам уже все известно.
"How did she behave?" whispered Lady Busshe. "No high flights and flutters, I do hope. She was well-connected, they say; though I don't comprehend what they mean by a line of scholars--one thinks of a row of pinafores: and she was pretty."

"That is well enough at the start. It never will stand against brains. He had the two in the house to contrast them, and . . . the result! A young woman with brains--in a house--beats all your beauties. Lady Culmer and I have determined on that view. He thought her a delightful partner for a dance, and found her rather tiresome at the end of the gallopade. I saw it yesterday, clear as daylight. She did not understand him, and he did understand her. That will be our report."
- Как же она приняла свою отставку? - понизив голос, спросила леди Буш. - Никаких истерик и трагедий, надеюсь? Она как будто из хорошей семьи. Я, впрочем, не очень-то понимаю, когда говорят о нескольких поколениях ученых в роду. Правда, она прехорошенькая. Это, разумеется, прекрасно. Для начала. Но в конечном счете главное - ум. Он имел возможность их сравнить. И вот вам результат! Когда в доме появляется девушка с головой, она побивает всех красоток! Мы с леди Калмер решили так и смотреть на это дело. Он сперва выбрал прелестную пару для танца, а к концу галопа убедился, что такой партнер слишком утомителен. О, я уже вчера все приметила! Это было ясно как день. Она его не оценила, зато он ее раскусил. Эту версию мы и намерены распространять.
"She is young: she will learn," said the ladies uneasily, but in total ignorance of her meaning.

"And you are charitable, and always were. I remember you had a good word for that girl Durham."

Lady Busshe crossed the room to Mr. Dale, who was turning over leaves of a grand book of the heraldic devices of our great Families.
- Она еще молода, научится, - говорили тетушки в замешательстве, все еще не постигая, к чему клонит леди Буш.

- А вы, как всегда, добры и великодушны. Я помню, вы находили добрые слова даже для той девицы Дарэм.

С этими словами леди Буш покинула тетушек и уселась рядом с мистером Дейлом, рассеянно листавшим великолепный фолиант - геральдическую книгу, куда были занесены самые знатные фамилии в королевстве.
"Study it," she said, "study it, my dear Mr. Dale; you are in it, by right of possessing a clever and accomplished daughter. At page 300 you will find the Patterne crest. And mark me, she will drag you into the peerage before she has done--relatively, you know. Sir Willoughby and wife will not be contented to sit down and manage the estates. Has not Laetitia immense ambition? And very creditable, I say."

Mr. Dale tried to protest something. He shut the book, examining the binding, flapped the cover with a finger, hoped her ladyship was in good health, alluded to his own and the strangeness of the bird out of the cage.
- Изучайте эту книгу, мой дорогой мистер Дейл, изучайте хорошенько, - сказала она. - Вот вы и сами попали в нее, благодаря уму и способностям вашей дочери. На трехсотой странице вы найдете герб Паттернов. И, помяните мое слово, она и вас втащит в сословие пэров - косвенно, разумеется. Разве сэр Уилоби и его супруга успокоятся на том, чтобы управлять своими поместьями? Ведь Летиция честолюбива, не правда ли? А это, на мой взгляд, превосходное качество.

Мистер Дейл пытался что-то возразить. Он захлопнул книгу, стал разглядывать обложку и, проводя пальцем по корешку, выразил надежду, что миледи пребывает в добром здравье, вскользь отозвался о своем и сказал, что чувствует себя неловко, как птица, которую вдруг выпустили из клетки.
"You will probably take up your residence here, in a larger and handsomer cage. Mr. Dale."

He shook his head. "Do I apprehend . . ." he said.

"I know," said she.

"Dear me, can it be?"

Mr. Dale gazed upward, with the feelings of one awakened late to see a world alive in broad daylight.
- Вы, вероятно, вскоре переселитесь сюда, мистер Дейл, в более просторную и нарядную клетку.

Он покачал головой.

- Вы, должно быть, имеете в виду...? - спросил он.

- Я все знаю, - сказала она.

- Боже мой, неужто и впрямь?..

Мистер Дейл обвел глазами комнату с видом человека, который внезапно пробудился и обнаружил, что кругом уже ярко светит день.
Lady Busshe dropped her voice. She took the liberty permitted to her with an inferior in station, while treating him to a tone of familiarity in acknowledgment of his expected rise; which is high breeding, or the exact measurement of social dues.

"Laetitia will be happy, you may be sure. I love to see a long and faithful attachment rewarded--love it! Her tale is the triumph of patience. Far above Grizzel! No woman will be ashamed of pointing to Lady Patterne. You are uncertain? You are in doubt? Let me hear--as low as you like. But there is no doubt of the new shifting of the scene?--no doubt of the proposal? Dear Mr. Dale! a very little louder. You are here because--? of course you wish to see Sir Willoughby. She? I did not catch you quite. She? . . . it seems, you say . . . ?"
Леди Буш понизила голос. Своим непринужденно-фамильярным тоном она как бы давала мистеру Дейлу понять, что хоть он и стоит неизмеримо ниже ее на общественной лестнице, вскоре ему предстоит подняться на более высокую ступень. Подобная тонкость обхождении свидетельствовала о благородном воспитании леди Буш и, если угодно, о безошибочности ее общественного глазомера.

- Летиция будет счастлива, в этом можете не сомневаться. Меня так радует, когда долгая и постоянная привязанность вознаграждается по достоинству. Я в восторге! Это повесть о торжестве долготерпения. Куда там Гризельде!{72} Всякая женщина будет рада брать пример с леди Паттерн. Вы сомневаетесь? Вы еще не уверены? Ну, расскажите же - вполголоса, если хотите. Но ведь перемена декораций несомненна? Ведь предложение сделано, и это факт, не правда ли? Ах, мой милый мистер Дейл, чуточку громче, пожалуйста! Вы сюда пришли, потому что...? Но, конечно же, вы хотите переговорить с сэром Уилоби. А она? Что такое? Я никак не расслышу. Она...? Вы говорите, что она как будто...
Lady Culmer said to the Patterne ladies:--

"You must have had a distressing time. These affairs always mount up to a climax, unless people are very well bred. We saw it coming. Naturally we did not expect such a transformation of brides: who could? If I had laid myself down on my back to think, I should have had it. I am unerring when I set to speculating on my back. One is cooler: ideas come; they have not to be forced. That is why I am brighter on a dull winter afternoon, on the sofa, beside my tea-service, than at any other season. However, your trouble is over. When did the Middletons leave?"
В другом углу гостиной леди Калмер держала речь перед тетушками Паттерн.

- Воображаю, что вам пришлось пережить! - говорила она. - Ведь в делах подобного рода только безупречная воспитанность всех участников может предотвратить кризис. Мы-то видели, как надвигаются события. Правда, мы не ожидали такого простого решения, как обмен невестами, - да и кто бы этого мог ожидать? Наверное, если бы я полежала спокойно на спине, я бы и сама до этого додумалась. В таком положении легче трезво размышлять, мысли приходят сами собой, без принуждения. Вот почему я бываю всего проницательнее в скучные зимние вечера, когда лежу у себя на диване, а рядом - поднос с чаем. Впрочем, ваши заботы благополучно разрешились, и дело с концом. Когда же отбыли Мидлтоны?
"The Middletons leave?" said the ladies.

"Dr. Middleton and his daughter."

"They have not left us."

"The Middletons are here?"

"They are here, yes. Why should they have left Patterne?"

"Why?"

"Yes. They are likely to stay some days longer."
- Мидлтоны? Отбыли? - всполошились тетушки.

- Ну да - доктор Мидлтон с дочерью.

- Но они и не думали уезжать!

- Как? Мидлтоны еще здесь?

- Они здесь, разумеется. Зачем бы им покидать Паттерн-холл?

- Как то есть зачем?

- Они, верно, погостят у нас еще не один день.
"Goodness!"

"There is no ground for any report to the contrary, Lady Culmer."

"No ground!"

Lady Culmer called out to Lady Busshe.

A cry came back from that startled dame.

"She has refused him!"

"Who?"

"She has."

"She?--Sir Willoughby?"

"Refused!--declines the honour."
- Господи!

- Слухи об их отъезде не имеют под собой никаких оснований, леди Калмер.

- Никаких?!

Леди Калмер громко воззвала к леди Буш.

Почтенная дама издала в ответ удивленный возглас.

- Она ему отказала!

- Кто?

- Она!

- Она? Сэру Уилоби?

- Отказала! Отклоняет эту честь.
"Oh, never! No, that carries the incredible beyond romance. But is he perfectly at . . ."

"Quite, it seems. And she was asked in due form and refused."

"No, and no again!"

"My dear, I have it from Mr. Dale."

"Mr. Dale, what can be the signification of her conduct?"
- Невозможно! Нет, это невероятнее любого романа! И он был совершенно свобо...

- По-видимому, полностью. Да, он сделал предложение по всей форме, и она ему отказала.

- Нет, нет, и еще раз нет!

- Дорогая моя, мне это сказал сам мистер Дейл.

- Мистер Дейл, что означает такое ее поведение?
"Indeed, Lady Culmer," said Mr. Dale, not unpleasantly agitated by the interest he excited, in spite of his astonishment at a public discussion of the matter in this house, "I am in the dark. Her father should know, but I do not. Her door is locked to me; I have not seen her. I am absolutely in the dark. I am a recluse. I have forgotten the ways of the world. I should have supposed her father would first have been addressed."

"Tut-tut. Modern gentlemen are not so formal; they are creatures of impulse and take a pride in it. He spoke. We settle that. But where did you get this tale of a refusal?"
- Право же, леди Калмер, - сказал мистер Дейл, приятно взволнованный вниманием дам, хоть и несколько изумленный откровенностью, с какою в этом доме обсуждались дела столь интимного свойства. - Право же, я сам как в потемках. Казалось, в первую очередь следовало бы поставить в известность родного отца. Между тем она заперлась от меня на ключ и не выходит. И я как в потемках. Я отшельник. Отвык от мирских дел. Я полагал, что в первую очередь должны были бы обратиться ко мне, ее отцу.

- Ах, что вы! Нынешние молодые люди обходятся без формальностей. Ими руководят порывы, и они даже гордятся этим. Итак, он сделал предложение. Этого никто не опровергает... Но кто вам сообщил об ее отказе?
"I have it from Dr. Middleton."

"From Dr. Middleton?" shouted Lady Busshe.

"The Middletons are here," said Lady Culmer.
- Мне говорил доктор Мидлтон.

- Доктор Мидлтон? - громко переспросила леди Буш.

- Мидлтоны еще не уехали, - сообщила ей леди Калмер.
"What whirl are we in?" Lady Busshe got up, ran two or three steps and seated herself in another chair. "Oh! do let us proceed upon system. If not we shall presently be rageing; we shall be dangerous. The Middletons are here, and Dr. Middleton himself communicates to Mr. Dale that Laetitia Dale has refused the hand of Sir Willoughby, who is ostensibly engaged to his own daughter! And pray, Mr. Dale, how did Dr. Middleton speak of it? Compose yourself; there is no violent hurry, though our sympathy with you and our interest in all the parties does perhaps agitate us a little. Quite at your leisure--speak!" - Мы попали в какой-то водоворот! - воскликнула леди Буш и просеменила к другому креслу, в которое тут же и уселась. - Умоляю, давайте придерживаться хоть какой-нибудь системы. Иначе мы окончательно запутаемся, растеряем остатки разума и будем представлять угрозу общественному спокойствию. Итак, Мидлтоны здесь; доктор Мидлтон собственной персоной объявляет мистеру Дейлу, что Летиция отказала сэру Уилоби, предложившему ей руку и сердце; между тем сэр Уилоби, насколько известно, обручен с дочерью вышеупомянутого доктора! Мистер Дейл, скажите, пожалуйста, в каких выражениях доктор Мидлтон преподнес вам это? Но прежде всего успокойтесь! Никакой спешки нет, хоть, не скрою, все мы взволнованы, ибо питаем сердечную симпатию к вам и живой интерес ко всем участникам этой драмы. Но успокойтесь, - совсем, совсем успокойтесь! Ну вот, а теперь говорите!
"Madam . . . Lady Busshe." Mr. Dale gulped a ball in his throat. "I see no reason why I should not speak. I do not see how I can have been deluded. The Miss Patternes heard him. Dr. Middleton began upon it, not I. I was unaware, when I came, that it was a refusal. I had been informed that there was a proposal. My authority for the tale was positive. The object of my visit was to assure myself of the integrity of my daughter's conduct. She had always the highest sense of honour. But passion is known to mislead, and there was this most strange report. I feared that our humblest apologies were due to Dr. Middleton and his daughter. I know the charm Laetitia can exercise. Madam, in the plainest language, without a possibility of my misapprehending him, Dr. Middleton spoke of himself as the advocate of the suitor for my daughter's hand. I have a poor head. - Сударыни... Леди Буш... - Мистер Дейл проглотил подкативший к горлу комок. - Я не вижу, почему бы мне не говорить со всей откровенностью. Не думаю, чтобы я был жертвой заблуждения. Вот и обе мисс Паттерн могут подтвердить. И разговор был затеян не мной, а самим доктором Мидлтоном. Направляясь сюда, я еще не знал об отказе. Я был всего лишь поставлен в известность о том, что моей дочери сделано предложение. Источник моей информации совершенно достоверный. Целью моего визита было удостовериться в том, что дочь моя держалась как подобает человеку чести. Понятия о чести у нее всегда были самого высокого порядка. Но страсть, как известно, способна сбить с пути всякого, и, когда до моих ушей дошел этот невероятный слух, я, признаться, встревожился и подумал, не обязаны ли мы принести самые смиренные извинения доктору Мидлтону и его дочери. Я знаю обаяние моей Летиции.
I supposed at once an amicable rupture between Sir Willoughby and Miss Middleton, or that the version which had reached me of their engagement was not strictly accurate. My head is weak. Dr. Middleton's language is trying to a head like mine; but I can speak positively on the essential points: he spoke of himself as ready to be the impassioned advocate of the suitor for my daughter's hand. Those were his words. I understood him to entreat me to intercede with her. Nay, the name was mentioned. There was no concealment. I am certain there could not be a misapprehension. And my feelings were touched by his anxiety for Sir Willoughby's happiness. I attributed it to a sentiment upon which I need not dwell. Impassioned advocate, he said." Сударыня, доктор Мидлтон в самых недвусмысленных выражениях назвал себя в беседе со мной сторонником претендента на руку моей дочери. Я человек немудрящий и решил, что либо сэр Уилоби и мисс Мидлтон договорились разойтись по взаимному согласию, либо - что дошедший до меня слух об их помолвке не достоверен. У меня голова не из крепких. И красноречие доктора Мидлтона не всегда мне доступно. Кое-что, однако, я усвоил, вне всяких сомнений: он прямо так мне и заявил, что выступает передо мной пламенным адвокатом претендента на руку моей дочери. Это его собственные слова. И я понял, что он призывает меня повлиять на мою дочь. Да, да, он даже назвал имя претендента! Он ничего не скрыл. Я уверен, что здесь не может быть места для недоразумения. И меня чрезвычайно тронуло то, как близко к сердцу он принимает счастье сэра Уилоби. Я приписал это чувству, о котором нет нужды здесь распространяться. Он так и сказал о себе: "Пламенный адвокат".
"We are in a perfect maelstrom!" cried Lady Busshe, turning to everybody.

"It is a complete hurricane!" cried Lady Culmer.

A light broke over the faces of the Patterne ladies. They exchanged it with one another.

They had been so shocked as to be almost offended by Lady Busshe, but their natural gentleness and habitual submission rendered them unequal to the task of checking her.

"Is it not," said Miss Eleanor, "a misunderstanding that a change of names will rectify?"
- Господи, да это вихрь! - воскликнула леди Буш, обращаясь ко всем собравшимся.

- Ураган! - воскликнула леди Калмер.

Тетушек Паттерн осенило разом. Они обменялись взглядами.

Леди Буш их положительно фраппировала, но врожденный такт и привычка к подчинению помешали им ее оборвать.

- Быть может, - начала мисс Эленор, - недоразумение рассеется, если мы назовем участников их настоящими именами?
"This is by no means the first occasion," said Miss Isabel, "that Willoughby has pleaded for his cousin Vernon."

"We deplore extremely the painful error into which Mr. Dale has fallen."

"It springs, we now perceive, from an entire misapprehension of Dr. Middleton."

"Vernon was in his mind. It was clear to us."

"Impossible that it could have been Willoughby!"

"You see the impossibility, the error!"
- Да, это не первый раз, - подхватила мисс Изабел, - что сэр Уилоби просит руки мисс Дейл для своего кузена Вернона.

- Мы чрезвычайно сожалеем о прискорбном заблуждении, в какое впал мистер Дейл.

- Просто мистер Дейл ошибочно истолковал слова доктора Мидлтона.

- Да, да, он говорил о Верноне. Это совершенно ясно.

- Невозможно, чтобы он имел в виду Уилоби!

- Вы видите, что это невозможно, что это ошибка!
"And the Middletons here!" said Lady Busshe. "Oh! if we leave unilluminated we shall be the laughing-stock of the county. Mr. Dale, please, wake up. Do you see? You may have been mistaken."

"Lady Busshe," he woke up; "I may have mistaken Dr. Middleton; he has a language that I can compare only to a review-day of the field forces. But I have the story on authority that I cannot question: it is confirmed by my daughter's unexampled behaviour. And if I live through this day I shall look about me as a ghost to-morrow."
- К тому же доктор Мидлтон с дочерью и не думали покидать Паттерн-холл, - подхватила леди Буш. - Ах, мы сделаемся посмешищем всего графства, если уедем отсюда, так и не добравшись до истины! Мистер Дейл, очнитесь же, ради бога! Вы понимаете теперь? Вы, должно быть, ошиблись.

- Леди Буш... - сказал мистер Дейл, встряхнувшись. - Я мог и в самом деле неправильно понять доктора Мидлтона. Его манеру говорить я сравнил бы с парадом войск на главной площади столицы. Но источник, откуда я почерпнул свои сведения, не оставляет ни малейших сомнений в их достоверности. К тому же это подтверждается необычным поведением моей дочери. И если я и протяну до ночи, то завтра на все, что здесь происходит, будет уже взирать моя тень.
"Dear Mr. Dale!" said the Patterne ladies, compassionately. Lady Busshe murmured to them: "You know the two did not agree; they did not get on: I saw it; I predicted it."

"She will understand him in time," said they.

"Never. And my belief is, they have parted by consent, and Letty Dale wins the day at last. Yes, now I do believe it."

The ladies maintained a decided negative, but they knew too much not to feel perplexed, and they betrayed it, though they said: "Dear Lady Busshe! is it credible, in decency?"
- Ах, что вы, дорогой мистер Дейл! - воскликнули сердобольные тетушки.

- Вы же прекрасно знаете, что дело у них не шло на лад, - продолжала бубнить леди Буш. - Они ни о чем не могли договориться. Я все это видела и предсказывала.

- Со временем она привыкнет и научится его понимать, - возражали тетушки.

- Никогда! Я убеждена, что они разошлись по взаимному согласию и что Летиция Дейл одержала долгожданную победу. Да, да, это несомненно.

- Дорогая леди Буш! Мыслимо ли это, посудите сами? - взывали тетушки. Тон их, однако, выдавал замешательство.
"Dear Mrs. Mountstuart!" Lady Busshe invoked her great rival appearing among them: "You come most opportunely; we are in a state of inextricable confusion: we are bordering on frenzy. You, and none but you, can help us. You know, you always know; we hang on you. Is there any truth in it? a particle?"

Mrs. Mountstuart seated herself regally "Ah, Mr. Dale!" she said, inclining to him. "Yes, dear Lady Busshe, there is a particle."
- А вот и наша дорогая миссис Маунтстюарт! - воскликнула леди Буш, приветствуя появление своей великой соперницы. - Вы подоспели в самый раз. Мы все в неизъяснимом смятении, мы просто сходим с ума. Вы, и только вы, можето нам помочь! Вы все знаете. Вы всегда все знаете. Мы ждем ваших слов. Есть ли во всем этом правда? Хотя бы крупица правды?

Миссис Маунтстюарт царственно уселась в кресло.

- А, мистер Дейл! - сказала она, склонившись к нему. - Да, дорогая моя леди Буш, крупица правды есть.
"Now, do not roast us. You can; you have the art. I have the whole story. That is, I have a part. I mean, I have the outlines, I cannot be deceived, but you can fill them in, I know you can. I saw it yesterday. Now, tell us, tell us. It must be quite true or utterly false. Which is it?"

"Be precise."

"His fatality! you called her. Yes, I was sceptical. But here we have it all come round again, and if the tale is true, I shall own you infallible. Has he?--and she?"

"Both."
- Ах, не томите! Вы умеете мистифицировать, я знаю. Но мне уже все известно. То есть не все, а кое-что. Я хочу сказать, в общих чертах, эскизно. Я убеждена, что не обманываюсь, но вы можете заполнить контуры моего эскиза красками. Можете, можете, я знаю! Я еще вчера заметила. Ну, скажите же, скажите! Либо все тут ложь, либо все - истина. Одно из двух! Что же?

- О чем именно вы спрашиваете?

- Его фатум! Вы, кажется, этим словом ее обозначали? Да, да, я относилась скептически. Но вот мы вернулись к исходной точке, и если все это правда, я признаю вас непогрешимой. Он... да? И она?

- И он, и она.
"And the Middletons here? They have not gone; they keep the field. And more astounding, she refuses him. And to add to it, Dr. Middleton intercedes with Mr. Dale for Sir Willoughby."

"Dr. Middleton intercedes!" This was rather astonishing to Mrs. Mountstuart.

"For Vernon," Miss Eleanor emphasized.

"For Vernon Whitford, his cousin." said Miss Isabel, still more emphatically.
- А между тем Мидлтоны все еще здесь? Они ведь не уехали, не покинули поля сражения. И, что удивительнее всего, она ему отказала! А в довершение сам доктор Мидлтон выступает ходатаем перед мистером Дейлом!

- Доктор Мидлтон - ходатаем?

Эта новость поразила миссис Маунтстюарт.

- За Вернона, - пояснила мисс Эленор.

- За Вернона Уитфорда, кузена Уилоби, - подчеркнула мисс Изабел.
"Who," said Mrs. Mountstuart, with a sovereign lift and turn of her head, "speaks of a refusal?"

"I have it from Mr. Dale," said Lady Busshe.

"I had it, I thought, distinctly from Dr. Middleton," said Mr. Dale.

"That Willoughby proposed to Laetitia for his cousin Vernon, Doctor Middleton meant," said Miss Eleanor.

Her sister followed: "Hence this really ridiculous misconception! --sad, indeed," she added, for balm to Mr. Dale.

"Willoughby was Vernon's proxy. His cousin, if not his first, is ever the second thought with him."

"But can we continue . . . ?"

"Such a discussion!"
- Кто, - царственно закинула голову и, оглядев собравшихся, вопросила миссис Маунтстюарт, - кто говорит об отказе?

- Мне об этом сказал сам мистер Дейл, - заявила леди Буш.

- А мне, насколько я его понял, сообщил об этом доктор Мидлтон, - сказал мистер Дейл.

- Доктор Мидлтон имел в виду предложение, которое Уилоби сделал Летиции от имени своего кузена Вернона, - сказала мисс Эленор.

- Отсюда вся эта нелепая путаница, - вторила ей сестра. - Чрезвычайно прискорбная путаница, - прибавила она в утешение мистеру Дейлу. - Уилоби действовал от имени Вернона. Он всегда думает о своем кузене, - если и не в первую очередь, то, уж во всяком случае, во вторую.

- Однако не лучше ли...

- ...прекратить эти разговоры?
Mrs. Mountstuart gave them a judicial hearing. They were regarded in the county as the most indulgent of nonentities, and she as little as Lady Busshe was restrained from the burning topic in their presence. She pronounced:

"Each party is right, and each is wrong."

A dry: "I shall shriek!" came from Lady Busshe.

"Cruel!" groaned Lady Culmer.
Миссис Маунтстюарт, как справедливый судья, выслушала обе стороны. Во всем графстве на тетушек привыкли смотреть, как на безобидные ничтожества, с которыми можно не считаться, и миссис Маунтстюарт стеснялась их присутствием не больше, чем леди Буш и леди Калмер, и так же, как они, была готова продолжать обсуждение столь жгучего вопроса.

- Все вы правы, и все вы не правы, - изрекла она.

- Я, кажется, сейчас закричу! - взвизгнула леди Буш.

- Ах, это жестоко! - простонала леди Калмер.
"Mixed, you are all wrong. Disentangled, you are each of you right. Sir Willoughby does think of his cousin Vernon; he is anxious to establish him; he is the author of a proposal to that effect."

"We know it!" the Patterne ladies exclaimed. "And Laetitia rejected poor Vernon once more!"

"Who spoke of Miss Dale's rejection of Mr. Whitford?"

"Is he not rejected?" Lady Culmer inquired.
- Все, вместе взятые, вы ошибаетесь, - продолжала миссис Маунтстюарт. - Если же распутать этот клубок, каждая из вас права. Сэр Уилоби в самом деле думает о благе своего кузена Вернона. Он жаждет устроить его счастье. И он в самом деле предпринял шаги в этом направлении.

- Мы так и знали! - воскликнули тетушки. - И Летиция снова отказала бедняге Вернону!

- Кто говорит, что мисс Дейл отказала мистеру Уитфорду?

- Так ему не отказано? - спросила леди Калмер.
"It is in debate, and at this moment being decided."

"Oh! do he seated, Mr. Dale," Lady Busshe implored him, rising to thrust him back to his chair if necessary. "Any dislocation, and we are thrown out again! We must hold together if this riddle is ever to be read. Then, dear Mrs. Mountstuart, we are to say that there is-no truth in the other story?"

"You are to say nothing of the sort, dear Lady Busshe."
- Этот вопрос обсуждается и вскорости будет решен.

- О, не вставайте, мистер Дейл, - пожалуйста! - взмолилась леди Буш, привстав сама, чтобы, если понадобится, усадить его обратно в кресло. - Еще одно перемещение, и мы снова безнадежно запутаемся! Нам нужно всем дружно держаться вместе, если мы хотим наконец разгадать эту загадку. Итак, дорогая миссис Маунтстюарт, следует ли понимать, что в той, другой истории нет и капли правды?

- Нет, моя дорогая леди Буш, ничего подобного понимать нам не следует.
"Be merciful! And what of the fatality?"

"As positive as the Pole to the needle."

"She has not refused him?"

"Ask your own sagacity."

"Accepted?"

"Wait."
- Пощадите! А что же "фатум"? Устремлена к полюсу, как магнитная стрелка.

- Так она не отказала ему?

- Подумайте хорошенько, и вы получите ответ.

- Приняла?

- Погодите.
"And all the world's ahead of me! Now, Mrs. Mountstuart, you are oracle. Riddles, if you like, only speak. If we can't have corn, why, give us husks."

"Is any one of us able to anticipate events, Lady Busshe?"
- И весь свет знает правду раньше меня! Ах, миссис Маунтстюарт, вы держитесь, как оракул. Говорите хотя бы загадками, - но только говорите! Когда нам не дают хлеба, мы довольствуемся черствой корочкой.

- Но разве кто-нибудь из нас может предсказать события, леди Буш?
"Yes, I believe that you are. I bow to you. I do sincerely. So it's another person for Mr. Whitford? You nod. And it is our Laetitia for Sir Willoughby? You smile. You would not deceive me? A very little, and I run about crazed and howl at your doors. And Dr. Middleton is made to play blind man in the midst? And the other person is--now I see day! An amicable rupture, and a smooth new arrangement. She has money; she was never the match for our hero; never; I saw it yesterday, and before, often; and so he hands her over--tuthe-rum-tum-tum, tuthe-rum-tum-tum," Lady Busshe struck a quick march on her knee. - Может, может! Вы можете. Я склоняюсь перед вами. От всей души признаю ваше превосходство. Итак, мистеру Уитфорду уготована другая? Вы киваете. А наша Летиция все же предназначена сэру Уилоби? Вы улыбаетесь. Но вы не стали бы меня обманывать, я знаю. Еще минута, и я сойду с ума и примусь выть под дверью вашего дома! А с доктором Мидлтоном играют в жмурки? А другая - это... Неужели? Полюбовно разошлись и остановились на новой комбинации! Конечно же: она богата, и совсем не пара нашему герою, она никогда не была ему парой. Все это мне пришло в голову уже вчера, - да и раньше много-много раз. Так что он ее передает... имяреку, и вся недолга.

Леди Буш пробарабанила у себя на коленях стремительный марш.
"Now isn't that clever guessing? The shadow of a clue for me. And because I know human nature. One peep, and I see the combination in a minute. So he keeps the money in the family, becomes a benefactor to his cousin by getting rid of the girl, and succumbs to his fatality. Rather a pity he let it ebb and flow so long. Time counts the tides, you know. But it improves the story. I defy any other county in the kingdom to produce one fresh and living to equal it. Let me tell you I suspected Mr. Whitford, and I hinted it yesterday."

"Did you indeed!" said Mrs. Mountstuart, humouring her excessive acuteness.

"I really did. There is that dear good man on his feet again. And looks agitated again."
- А что, не угадала? Мне только тень улики подай, а дальше уж я разберусь сама. И все оттого, что я знаю человеческую натуру. Мне только взглянуть - и я схватываю всю комбинацию. Итак, деньги остаются в семье, он благополучно избавляется от бывшей невесты, одновременно облагодетельствовав кузена, а сам идет навстречу своему "фатуму". Жаль немного, что он так долго этот фатум протомил. Время, оно как-никак мстит за себя. Впрочем, тем интереснее. Ручаюсь, что ни в одном другом графстве не сыскать такой удивительной и волнующей истории! И позвольте вам сообщить, я давно уже заподозрила мистера Уитфорда и не далее как вчера даже намекнула на это.

- Вот как! - удивилась миссис Маунтстюарт, добродушно поддакивая своей сопернице.

- Право же. Ну вот, наш милый, добрый мистер Дейл опять готов вскочить. И опять взволновался.
Mr. Dale had been compelled both by the lady's voice and his interest in the subject to listen. He had listened more than enough; he was exceedingly nervous. He held on by his chair, afraid to quit his moorings, and "Manners!" he said to himself unconsciously aloud, as he cogitated on the libertine way with which these chartered great ladies of the district discussed his daughter. He was heard and unnoticed. The supposition, if any, would have been that he was admonishing himself. At this juncture Sir Willoughby entered the drawing-room by the garden window, and simultaneously Dr. Middleton by the door. Голос леди Буш, да и собственное любопытство заставили мистера Дейла внимательно прислушаться к разговору. Но то, что он услышал, было сверх его сил, и он пришел в необычайное волнение. Он, однако, оставался в кресле, держась за него, как за спасательный круг.

Свобода, с какой эти высокопоставленные дамы позволяли себе обсуждать во всеуслышание дела, касающиеся его дочери, настолько его поразила, что он, сам того не замечая, произнес вслух: "Правила хорошего тона!" Возглас его был оставлен без внимания, а если кто и взял бы труд задуматься, то решил бы, вероятно, что это мистер Дейл самому себе напоминает о правилах хорошего тона.

В эту критическую минуту в дверях гостиной появился доктор Мидлтон, и одновременно через стеклянную дверь из сада вошел сэр Уилоби.

CHAPTER XLVI. THE SCENE OF SIR WILLOUGHBY'S GENERALSHIP/Глава сорок шестая, в которой сэр Уилоби являет весь блеск своего стратегического искусства

English Русский
History, we may fear, will never know the qualities of leadership inherent in Sir Willoughby Patterne to fit him for the post of Commander of an army, seeing that he avoided the fatigues of the service and preferred the honours bestowed in his country upon the quiet administrators of their own estates: but his possession of particular gifts, which are military, and especially of the proleptic mind, which is the stamp and sign-warrant of the heaven-sent General, was displayed on every urgent occasion when, in the midst of difficulties likely to have extinguished one less alert than he to the threatening aspect of disaster, he had to manoeuvre himself. Увы, истории так и не суждено узнать о блистательном стратегическом таланте сэра Уилоби Паттерна. Он мог бы командовать армией, но не пожелал взвалить на себя тяготы военной службы и предпочел лавры, коими отечество награждает тех, кто довольствуется спокойным управлением собственными поместьями. Между тем его военный гений и, главное, умение предвидеть действия противника - этот верный признак полководца божьей милостью - проявлялись у него всякий раз в критическую минуту; при обстоятельствах, которые повергли бы в уныние всякого, кто не владел его искусством распознавать надвигающуюся опасность, он высказывал чудеса маневренности.
He had received no intimation of Mr. Dale's presence in his house, nor of the arrival of the dreaded women Lady Busshe and Lady Culmer: his locked door was too great a terror to his domestics. Having finished with Vernon, after a tedious endeavour to bring the fellow to a sense of the policy of the step urged on him, he walked out on the lawn with the desire to behold the opening of an interview not promising to lead to much, and possibly to profit by its failure. Clara had been prepared, according to his directions, by Mrs. Mountstuart Jenkinson, as Vernon had been prepared by him. His wishes, candidly and kindly expressed both to Vernon and Mrs Mountstuart, were, that since the girl appeared disinclined to make him a happy man, she would make one of his cousin. Его не предупредили о том, что в доме у него находится мистер Дейл, равно как и о зловещем вторжении леди Буш и леди Калмер: когда он запирался на ключ, никто из домочадцев не смел его тревожить. Расставшись с Верноном, после бесплодной и томительной попытки втолковать этому малому разумность шага, который ему предлагалось сделать, Уилоби вышел на газон: ему хотелось быть под рукой на случай неудачи затеянного по его воле объяснения между его кузеном и Кларой - как знать, быть может, провал этой затеи (по правде сказать, почти неминуемый) продвинет его собственные дела? Миссис Маунтстюарт-Дженкинсон должна была, согласно полученным от него инструкциям, подготовить Клару. Желание, которое он благосклонно высказал и Вернону и миссис Маунтстюарт, сводилось к тому, чтобы мисс Мидлтон - поскольку она не расположена составить счастье Уилоби - осчастливила его кузена.
Intimating to Mrs. Mountstuart that he would be happier without her, he alluded to the benefit of the girl's money to poor old Vernon, the general escape from a scandal if old Vernon could manage to catch her as she dropped, the harmonious arrangement it would be for all parties. And only on the condition of her taking Vernon would he consent to give her up. This he said imperatively, adding that such was the meaning of the news she had received relating to Laetitia Dale. From what quarter had she received it? he asked. She shuffled in her reply, made a gesture to signify that it was in the air, universal, and fell upon the proposed arrangement. He would listen to none of Mrs. Mountstuart's woman-of-the-world instances of the folly of pressing it upon a girl who had shown herself a girl of spirit. Уилоби намекнул миссис Маунтстюарт, что был бы рад избавиться от названной девицы, и дал понять, что деньги ее оказались бы весьма кстати старине Вернону и что если бы старина Вернон согласился подхватить ее, так сказать, с рук на руки, можно было бы удовлетворить все стороны и вместе с тем избежать скандала. На одном Уилоби, однако, настаивал: он готов отказаться от своих притязаний на Клару только в случае, если та согласится выйти замуж за Вернона. Должно быть, этот его замысел, сказал он миссис Маунтстюарт, и послужил толчком к слухам, которые каким-то образом дошли до ее ушей. Кстати, полюбопытствовал он, откуда миссис Маунтстюарт почерпнула свои сведения? Уклонившись от прямого ответа, она сделала неопределенный жест рукой, показывающий, что слухами земля полнится, и тотчас перешла к обсуждению его планов. Умудренная житейским опытом, она старалась показать ему всю бессмысленность его попытки - принудить столь своенравную девицу, как Клара, вступить в союз, который вряд ли придется ей по душе.
She foretold the failure. He would not be advised; he said: "It is my scheme"; and perhaps the look of mad benevolence about it induced the lady to try whether there was a chance that it would hit the madness in our nature, and somehow succeed or lead to a pacification. Sir Willoughby condescended to arrange things thus for Clara's good; he would then proceed to realize his own. Она предсказывала полный провал. На все ее доводы у Уилоби был один ответ: "Такова моя воля". Филантропическое безумие этого плана, однако, чем-то ей импонировало; да и как знать, подумала она, быть может, оно найдет отклик в безумии, свойственном человеческой природе вообще? Даже если этот план и не удастся осуществить, он внесет в сердца некоторое умиротворение. Итак, почему бы не попробовать? Сэру Уилоби заблагорассудилось заняться устройством Клариных дел - для ее же пользы; затем он намерен устроить собственные.
Such was the face he put upon it. We can wear what appearance we please before the world until we are found out, nor is the world's praise knocking upon hollowness always hollow music; but Mrs Mountstuart's laudation of his kindness and simplicity disturbed him; for though he had recovered from his rebuff enough to imagine that Laetitia could not refuse him under reiterated pressure, he had let it be supposed that she was a submissive handmaiden throbbing for her elevation; and Mrs Mountstuart's belief in it afflicted his recent bitter experience; his footing was not perfectly secure. Такова его позиция. Мы вольны предстать перед светом в любом обличье, какое нам угодно принять, и, покуда свет нас не разоблачит, в этом обличье красоваться. Одобрение света, даже когда оно ударяется о пустоту, не обязательно отдается пустым звуком. Однако похвалы, которые миссис Маунтстюарт принялась расточать великодушию сэра Уилоби и чистоте его помыслов, повергли его в невольное смущение; он хоть и оправился от полученного отпора и даже возомнил, что Летиция не устоит перед повторным натиском, но все же чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Делясь своим замыслом с миссис Маунтстюарт, он изобразил Летицию в роли смиренной рабыни, с благодарным трепетом принимающей свое возвышение, но простодушие, с каким была принята эта версия, лишь усугубляло горечь, вынесенную им из полночного свидания со своей избранницей.
Besides, assuming it to be so, he considered the sort of prize he had won; and a spasm of downright hatred of a world for which we make mighty sacrifices to be repaid in a worn, thin, comparatively valueless coin, troubled his counting of his gains. Laetitia, it was true, had not passed through other hands in coming to him, as Vernon would know it to be Clara's case: time only had worn her: but the comfort of the reflection was annoyed by the physical contrast of the two. Hence an unusual melancholy in his tone that Mrs. Mountstuart thought touching. It had the scenic effect on her which greatly contributes to delude the wits. She talked of him to Clara as being a man who had revealed an unsuspected depth. В глубине души он вовсе не так уж был уверен в конечном исходе. К тому же самый приз - в случае если он ему и достанется - его не слишком прельщал. Правда, не в пример Вернону, он свою невесту получит не из чужих рук: чуждое дыхание не успело коснуться ее девственных ланит. Их коснулось одно лишь время. Но как ни утешительна была эта мысль, стоило ему представить физический контраст между этими двумя девушками, как им снова овладевала ярая ненависть к свету, ради которого мы приносим такие огромные жертвы - и за такое жалкое вознаграждение! Нахлынувшая горечь мешала ему оценить по достоинству все выгоды, которых он в конечном счете добился. Отсюда и непритворная меланхолия в его голосе, столь тронувшая сердобольную миссис Маунтстюарт. Это был один из тех театральных эффектов, которые столь успешно сбивают с толку аудиторию. Миссис Маунтстюарт впоследствии говорила Кларе, что обнаружила в сэре Уилоби глубины, каких доселе в нем и не подозревала.
Vernon took the communication curiously. He seemed readier to be in love with his benevolent relative than with the lady. He was confused, undisguisedly moved, said the plan was impossible, out of the question, but thanked Willoughby for the best of intentions, thanked him warmly. After saying that the plan was impossible, the comical fellow allowed himself to be pushed forth on the lawn to see how Miss Middleton might have come out of her interview with Mrs. Mountstuart. Willoughby observed Mrs. Mountstuart meet him, usher him to the place she had quitted among the shrubs, and return to the open turf-spaces. He sprang to her. На Вернона предложение его кузена произвело странное действие. Оно, казалось, пробудило в нем внезапную влюбленность, но не в даму, которую ему уступали, а в того, кто ее уступал. Он был смущен, нескрываемо тронут, уверял, что план этот неосуществим, что о нем даже говорить не стоит, и вместе с тем необычайно горячо благодарил Уилоби за его добрые намерения. Итак, заявив, что план Уилоби неосуществим и невозможен, этот чудак все же позволил вывести себя на газон. Уилоби видел, как миссис Маунтстюарт пошла к нему навстречу, повела его к беседке, окруженной кустарником, и снова вышла на открытое место.
"She will listen." Mrs. Mountstuart said: "She likes him, respects him, thinks he is a very sincere friend, clever, a scholar, and a good mountaineer; and thinks you mean very kindly. So much I have impressed on her, but I have not done much for Mr. Whitford."

"She consents to listen," said Willoughby, snatching at that as the death-blow to his friend Horace.

"She consents to listen, because you have arranged it so that if she declined she would be rather a savage."
- Клара согласилась его выслушать, - сообщила она сэру Уилоби, который тотчас подскочил к ней. - Она говорит, что душевно расположена к нему, уважает его, считает искренним своим другом, умным человеком, настоящим ученым и превосходным альпинистом. Она верит, что вами движут самые лучшие побуждения. Это мне ей внушить удалось. Боюсь, однако, что я мало продвинула интересы мистера Уитфорда.

- Все же она согласилась его выслушать, - сказал Уилоби, ухватившись за это сообщение, которое должно было нанести смертельный удар его другу Горацию.

- У нее не было другого выхода. Вы так повернули дело, что она проявила бы себя совершенной дикаркой, если бы отказалась.
"You think it will have no result?"

"None at all."

"Her listening will do."

"And you must be satisfied with it."

"We shall see."

"'Anything for peace', she says: and I don't say that a gentleman with a tongue would not have a chance. She wishes to please you."
- Итак, вы не верите в благоприятный исход?

- Не верю.

- Она согласна его выслушать - и то хорошо.

- Боюсь, что вам этим придется удовольствоваться.

- Посмотрим.

- "Ради общего спокойствия, - сказала она, - я согласна сделать все, что в моих силах". Быть может, у джентльмена с хорошо подвешенным языком и был бы шанс на успех. Она полна готовности пойти вам навстречу.
"Old Vernon has no tongue for women, poor fellow! You will have us be spider or fly, and if a man can't spin a web all he can hope is not to be caught in one. She knows his history, too, and that won't be in his favour. How did she look when you left them?"

"Not so bright: like a bit of china that wants dusting. She looked a trifle gauche, it struck me; more like a country girl with the hoyden taming in her than the well-bred creature she is. I did not suspect her to have feeling. You must remember, Sir Willoughby, that she has obeyed your wishes, done her utmost: I do think we may say she has made some amends; and if she is to blame she repents, and you will not insist too far."

"I do insist," said he.
- Бедняга Вернон совсем не умеет говорить с женщинами! По милости прекрасного пола, сударыня, мы вынуждены быть либо пауками, либо мухами, и тот из нас, кто не способен соткать свою собственную паутину, старается хотя бы не угодить в чужую. К тому же Кларе известна его предыстория, и это вряд ли послужит ему на пользу. В каком была она состоянии, когда вы их оставили вдвоем?

- Не в блестящем - как слегка запылившийся фарфор. У нее даже появилась какая-то угловатость, как у деревенской девушки, у которой еще сохранились мальчишеские замашки, - от благовоспитанной девицы не осталось и следа! Я не подозревала в ней такой застенчивости. Вы не должны забывать, сэр Уилоби, что она послушна вашей воле и сделала все, чтобы ее исполнить. Право, на мой взгляд, она в некоторой мере загладила свой проступок. Если она виновата, то раскаивается, и вы не должны слишком уж стоять на своем.

- Я намерен настаивать, - сказал он.
"Beneficent, but a tyrant!"

"Well, well." He did not dislike the character.
- О, да вы не только филантроп, но и деспот!

- Неужто?

Против такой репутации он не возражал.
They perceived Dr. Middleton wandering over the lawn, and Willoughby went to him to put him on the wrong track: Mrs. Mountstuart swept into the drawing-room. Willoughby quitted the Rev. Doctor, and hung about the bower where he supposed his pair of dupes had by this time ceased to stutter mutually:--or what if they had found the word of harmony? He could bear that, just bear it. He rounded the shrubs, and, behold, both had vanished. The trellis decorated emptiness. His idea was, that they had soon discovered their inability to be turtles: and desiring not to lose a moment while Clara was fretted by the scene, he rushed to the drawing-room with the hope of lighting on her there, getting her to himself, and finally, urgently, passionately offering her the sole alternative of what she had immediately rejected. Why had he not used passion before, instead of limping crippled between temper and policy? He was capable of it: as soon as imagination in him conceived his personal feelings unwounded and unimperiled, the might of it inspired him with heroical confidence, and Clara grateful, Clara softly moved, led him to think of Clara melted. Thus anticipating her he burst into the room. По газону брел доктор Мидлтон, и Уилоби поспешил к нему навстречу, чтобы сбить его со следа. Когда миссис Маунтстюарт прошествовала в гостиную, Уилоби покинул достопочтенного доктора и принялся прогуливаться вокруг беседки, где, по его расчетам, эта парочка простофиль должна была уже отлепетать свое. А вдруг им удалось прийти к согласию? Что ж, он и это в силах вынести. С трудом, но вынесет.

Уилоби обошел кустарник и обнаружил, что увитые виноградом шпалеры украшают пустую беседку! Бедняги, видно, очень скоро убедились в своей неспособности разыгрывать голубков. В надежде настигнуть Клару, пока та еще не остыла от досады, которую в ней должно было вызвать нелепое объяснение, он, не теряя времени, направился в гостиную. Сейчас он ее уведет подальше от людей и со всей страстью и настойчивостью, на какую только способен, предложит ей единственную альтернативу. Зачем он раньше не дал воли красноречию влюбленного, вместо того чтобы бесплодно метаться между соображениями стратегии и гордостью? Увидев себя в воображении свободным от гнета уязвленного самолюбия, он почувствовал, что способен подняться на героические вершины страсти. А нынешнее состояние благодарной умиленности, в каком пребывала Клара, позволяло ему надеяться растопить ее сердце до конца. С этой-то надеждой, уверенный в том, что сейчас ее встретит, Уилоби и шагнул из сада в гостиную.
One step there warned him that he was in the jaws of the world. We have the phrase, that a man is himself under certain trying circumstances. There is no need to say it of Sir Willoughby: he was thrice himself when danger menaced, himself inspired him. He could read at a single glance the Polyphemus eye in the general head of a company. Lady Busshe, Lady Culmer, Mrs. Mountstuart, Mr. Dale, had a similarity in the variety of their expressions that made up one giant eye for him perfectly, if awfully, legible. He discerned the fact that his demon secret was abroad, universal. He ascribed it to fate. He was in the jaws of the world, on the world's teeth. This time he thought Laetitia must have betrayed him, and bowing to Lady Busshe and Lady Culmer, gallantly pressing their fingers and responding to their becks and archnesses, he ruminated on his defences before he should accost her father. He did not want to be alone with the man, and he considered how his presence might be made useful. Но, едва переступив порог, он понял, что попал в западню: здесь, с разверстой пастью, его ожидал столь ненавистный ему свет. Говорят, что в критическую минуту человек больше всего бывает самим собой. Это речение вполне приложимо к сэру Уилоби: когда ему угрожала опасность, он становился трижды самим собою, в самом себе черпая вдохновение. Леди Буш, леди Калмер, миссис Маунтстюарт и мистер Дейл, несмотря на всю их несхожесть, составляли одно гигантское око, в котором Уилоби читал, как в книге. И в этом страшном оке коллективного Полифема{73} он прочитал, что его проклятая тайна всем известна. Итак, судьба против него. Да, он был в самой пасти света, в самых его зубах! На этот раз он даже поверил, что Летиция его выдала. Раскланиваясь с леди Буш и леди Калмер, галантно пожимая им кончики пальцев, отвечая на их лукавые ужимки и взгляды и направляясь к креслу, в котором сидел мистер Дейл, он уже перебирал в голове защитные меры, к которым следовало прибегнуть. Он не хотел оставаться наедине с отцом Летиции и прикидывал, каким образом обратить его присутствие себе на пользу.
"I am glad to see you, Mr. Dale. Pray, be seated. Is it nature asserting her strength? or the efficacy of medicine? I fancy it can't be both. You have brought us back your daughter?"

Mr. Dale sank into a chair, unable to resist the hand forcing him.

"No, Sir Willoughby, no. I have not; I have not seen her since she came home this morning from Patterne."

"Indeed? She is unwell?"

"I cannot say. She secludes herself."

"Has locked herself in," said Lady Busshe.
- Счастлив вас видеть, мистер Дейл! Не вставайте, прошу вас. - И сэр Уилоби твердой рукой вновь усадил мистера Дейла в кресло. - Кого мы должны благодарить - природу, взявшую наконец свое, или медикаменты, взявшие верх над природой? Одно, впрочем, не исключает другого. Надеюсь, вы привезли нам назад свою дочь?

- Нет, сэр Уилоби, я не привез ее с собою. Я с ней не виделся с тех пор, как она сегодня утром вернулась домой из Паттерн-холла.

- Вот как? Летиция нездорова?

- Не знаю. Она уединилась.

- Заперлась на ключ, - пояснила леди Буш.
Willoughby threw her a smile. It made them intimate.

This was an advantage against the world, but an exposure of himself to the abominable woman.

Dr. Middleton came up to Mr. Dale to apologize for not presenting his daughter Clara, whom he could find neither in nor out of the house.

"We have in Mr. Dale, as I suspected," he said to Willoughby, "a stout ally."

"If I may beg two minutes with you, Sir Willoughby," said Mr. Dale.
Уилоби одарил ее улыбкой, говорящей, что они двое понимают друг друга.

Таким образом, он заручился союзником против остального общества, зато сам как бы предался на милость этой несносной женщины.

Доктор Мидлтон подошел к мистеру Дейлу извиниться, что так и не представил ему свою дочь; он нигде не мог ее разыскать - ни в саду, ни в доме.

- В лице мистера Дейла, - сказал он, обращаясь к Уилоби, - мы имеем, как я и предвидел, верного союзника.

- Если бы я мог отнять у вас две минуты, сэр Уилоби... - сказал мистер Дейл.
"Your visits are too rare for me to allow of your numbering the minutes," Willoughby replied. "We cannot let Mr. Dale escape us now that we have him, I think, Dr. Middleton."

"Not without ransom," said the Rev. Doctor.
- Вы слишком редко дарите нас своими посещениями, чтобы я мог позволить вам считать минуты, - ответил Уилоби. - Раз уж мы заполучили мистера Дейла, мы не отпустим его так скоро, не правда ли, доктор Мидлтон?

- Во всяком случае, потребуем выкупа, - сказал достопочтенный доктор.
Mr. Dale shook his head. "My strength, Sir Willoughby, will not sustain me long."

"You are at home, Mr. Dale."

"Not far from home, in truth, but too far for an invalid beginning to grow sensible of weakness."

"You will regard Patterne as your home, Mr. Dale," Willoughby repeated for the world to hear.

"Unconditionally?" Dr. Middleton inquired, with a humourous air of dissenting.
Мистер Дейл покачал головой.

- Боюсь, сэр Уилоби, что у меня ненадолго хватит сил.

- Но вы у себя дома, мистер Дейл.

- Это верно, что я недалеко от дома, но человеку больному, чувствующему, что силы его на исходе, даже такое небольшое расстояние кажется чрезмерным.

- Отныне, мистер Дейл, вы должны смотреть на Паттерн-холл, как на собственный дом, - повторил Уилоби во всеуслышание.

- Как? Без всяких условий? - игриво возразил Мидлтон.
Willoughby gave him a look that was coldly courteous, and then he looked at Lady Busshe. She nodded imperceptibly. Her eyebrows rose, and Willoughby returned a similar nod.

Translated, the signs ran thus:

"--Pestered by the Rev. gentleman:--I see you are. Is the story I have heard correct?--Possibly it may err in a few details."

This was fettering himself in loose manacles.
Уилоби посмотрел на него с учтивой холодностью и затем перевел глаза на леди Буш. Она незаметно кивнула ему, подняв брови. Уилоби, повторив ее мимику, кивнул ей в ответ.

В переводе их немой разговор означал следующее:

- До чего же мне надоел этот достопочтенный доктор!

- Я вижу. Скажите, то, что я услышала, - правда?

- Если не считать отдельных неточностей в деталях.

Уилоби почувствовал на запястьях железное прикосновение наручников. Впрочем, они не слишком сковывали его движения.
But Lady Busshe would not be satisfied with the compliment of the intimate looks and nods. She thought she might still be behind Mrs. Mountstuart; and she was a bold woman, and anxious about him, half-crazed by the riddle of the pot she was boiling in, and having very few minutes to spare. Not extremely reticent by nature, privileged by station, and made intimate with him by his covert looks, she stood up to him. "One word to an old friend. Which is the father of the fortunate creature? I don't know how to behave to them." No time was afforded him to be disgusted with her vulgarity and audacity. Но как ни лестны были все эти многозначительные взгляды и кивки, леди Буш не могла ими удовольствоваться. Она боялась, что все еще отстает от миссис Маунтстюарт. Дама она была предприимчивая, все, что касалось сэра Уилоби, ее волновало, да и атмосфера мистификации, которой она так долго дышала, приводила ее в исступление. К тому же пора было завершать визит.

Не отличаясь особенной сдержанностью от природы, избалованная своим общественным положением и подстрекаемая знаками доверия, которыми сэр Уилоби ее дарил, она перешла в наступление.

- Шепните лишь словечко вашему старому другу, - взмолилась она. - Кого же считать отцом счастливой избранницы? А то я не знаю, как с ними держаться.

От вульгарности и дерзости этой дамы у сэра Уилоби захватило дух, но ему некогда было останавливаться на своих ощущениях.

He replied, feeling her rivet his gyves: "The house will be empty to-morrow."

"I see. A decent withdrawal, and very well cloaked. We had a tale here of her running off to decline the honour, afraid, or on her dignity or something."

How was it that the woman was ready to accept the altered posture of affairs in his house--if she had received a hint of them? He forgot that he had prepared her in self-defence.
Наручники давали о себе знать.

- К завтрашнему дню дом мой опустеет.

- Ах, так! Приличный разрыв, должным образом завуалированный. Тут что-то говорили, будто она сбежала, отклонив такую честь, то ли испугалась, то ли из самолюбия - не знаю.

Отчего эта женщина принимает перемену в его личных делах, как нечто само собой разумеющееся? Кто мог ей об этом намекнуть? Он позабыл, что сам, в целях самообороны, ее к этому подготовил.
"From whom did you have that?" he asked.

"Her father. And the lady aunts declare it was the cousin she refused!" Willoughby's brain turned over. He righted it for action, and crossed the room to the ladies Eleanor and Isabel. His ears tingled. He and his whole story discussed in public! Himself unroofed! And the marvel that he of all men should be in such a tangle, naked and blown on, condemned to use his cunningest arts to unwind and cover himself, struck him as though the lord of his kind were running the gauntlet of a legion of imps. He felt their lashes.
- Кто говорил? - спросил он.

- Ее родной отец. А тетушки между тем заявляют, будто это она вашему кузену отказала, а не вам!

Итак, и собственная его персона, и его сердечные дела сделались предметом общего обсуждения! Он почувствовал себя так, словно ураганным ветром у него над головой сорвало крышу. Подумать только, что изо всех людей на свете он, именно он, должен был попасть в такую передрягу! И вот он стоит на ветру, беззащитный и нагой, и должен прибегать к тончайшим ухищрениям, чтобы изо всего этого выпутаться и прикрыть свою наготу! Он, сэр Уилоби Паттерн, вынужден обороняться от легиона невидимых бесенят! Между тем удары так и сыпались на него со всех сторон. У него закружилась голова, зазвенело в ушах. Он, однако, овладел собой и подошел к тетушкам.
The ladies were talking to Mrs. Mountstuart and Lady Culmer of Vernon and the suitableness of Laetitia to a scholar. He made sign to them, and both rose.

"It is the hour for your drive. To the cottage! Mr. Dale is in. She must come. Her sick father! No delay, going or returning. Bring her here at once."

"Poor man!" they sighed; and "Willoughby," said one, and the other said: "There is a strange misconception you will do well to correct."
Те были увлечены беседой с миссис Маунтстюарт и леди Калмер. Прислушавшись, он понял, что речь идет о Верноне, о том, сколь подходящей парой для ученого обещает быть Летиция. Уилоби сделал им незаметный знак, и они разом поднялись со своих мест.

- В это время вы обычно совершаете свою прогулку в карете, - сказал он. - Поезжайте к коттеджу. Мистеру Дейлу нездоровится. Привезите Летицию. К больному отцу. И никаких проволочек, - ни по дороге туда, ни на обратном пути. Доставьте ее сюда немедленно.

- Бедный мистер Дейл! - вздохнули они.

- Уилоби... - начала одна.

- Тут произошло странное недоразумение, - подхватила другая, - и вам следовало бы его рассеять.
They were about to murmur what it was. He swept his hand round, and excusing themselves to their guests, obediently they retired.

Lady Busshe at his entreaty remained, and took a seat beside Lady Culmer and Mrs. Mountstuart.

She said to the latter: "You have tried scholars. What do you think?"

"Excellent, but hard to mix," was the reply.

"I never make experiments," said Lady Culmer.

"Some one must!" Mrs. Mountstuart groaned over her dull dinner-party.
Они собирались было пролепетать, в чем заключается недоразумение, но он сделал выразительный жест рукой, и, извинившись перед гостями, те покорно удалились.

Сэр Уилоби любезно удержал леди Буш, и та подсела к леди Калмер и миссис Маунтстюарт.

- У вас есть опыт общения с учеными, - обратилась она к последней. - Что вы можете о них сказать?

- Это превосходный народ, но его нельзя мешать с простыми смертными.

- Что до меня, то я избегаю экспериментов, - сказала леди Калмер.

- Но должен же кто-нибудь экспериментировать! - простонала миссис Маунтстюарт, вспомнив свой неудачный обед.
Lady Busshe consoled her. "At any rate, the loss of a scholar is no loss to the county."

"They are well enough in towns," Lady Culmer said.

"And then I am sure you must have them by themselves."

"We have nothing to regret."

"My opinion."
Леди Буш принялась ее утешать.

- Ну что ж, в графстве будет одним ученым меньше. Невелика потеря.

- Да, да, им больше подходит столичная жизнь, - сказала леди Калмер.

- К тому же, по-моему, их лучше принимать в одиночку.

- Так что нам не о чем жалеть.

- Вот и я так думаю.
The voice of Dr. Middleton in colloquy with Mr. Dale swelled on a melodious thunder: "For whom else should I plead as the passionate advocate I proclaimed myself to you, sir? There is but one man known to me who would move me to back him upon such an adventure. Willoughby, join me. I am informing Mr. Dale . . ."

Willoughby stretched his hands out to Mr. Dale to support him on his legs, though he had shown no sign of a wish to rise.

"You are feeling unwell, Mr. Dale."

"Do I look very ill, Sir Willoughby?"
Из другого конца комнаты, перекрывая голоса дам, слышались мелодичные раскаты грома. Это доктор Мидлтон беседовал с мистером Дейлом.

- За кого же еще, сударь, стал бы я так горячо хлопотать перед вами? Уилоби, помогите мне, я пытаюсь сообщить мистеру Дейлу, что...

Уилоби протянул обе руки к мистеру Дейлу, чтобы помочь ему встать, хоть тот и не выказывал желания подняться из кресла.

- Вам нехорошо, мистер Дейл.

- А что, разве я так скверно выгляжу, сэр Уилоби?
"It will pass. Laetitia will be with us in twenty minutes." Mr. Dale struck his hands in a clasp. He looked alarmingly ill, and satisfactorily revealed to his host how he could be made to look so. - Это пройдет. Через двадцать минут Летиция будет здесь.

Мистер Дейл стиснул руки. На нем и в самом деле лица не было, и Уилоби с удовлетворением отметил, что привести его в подобное состояние ничего не стоит.
"I was informing Mr. Dale that the petitioner enjoys our concurrent good wishes: and mine in no degree less than yours, Willoughby," observed Dr. Middleton, whose billows grew the bigger for a check. He supposed himself speaking confidentially. "Ladies have the trick, they have, I may say, the natural disposition for playing enigma now and again. Pressure is often a sovereign specific. Let it be tried upon her all round from every radiating line of the circle. You she refuses. Then I venture to propose myself to appeal to her. My daughter has assuredly an esteem for the applicant that will animate a woman's tongue in such a case. The ladies of the house will not be backward. Lastly, if necessary, we trust the lady's father to add his instances. My prescription is, to fatigue her negatives; and where no rooted objection exists, I maintain it to be the unfailing receipt for the conduct of the siege. No woman can say No forever. The defence has not such resources against even a single assailant, and we shall have solved the problem of continuous motion before she will have learned to deny in perpetuity. That I stand on." - Я тут докладывал мистеру Дейлу, что мы всей душой поддерживаем нашего кандидата - да, сэр Уилоби, я ничуть не меньше вашего желаю ему успеха, - сказал доктор Мидлтон, у которого волны красноречия вздымались тем выше, чем больше встречали препятствий. Самому ему, впрочем, казалось, что он говорит тихо, доверительным тоном. - Дамы мастерицы на такие штуки, - продолжал он. - У них, я сказал бы, врожденная страсть играть в загадочность. В таких случаях не излишне прибегнуть к некоторому давлению. Окажем же на нее давление со всех сторон, будем наступать по радиусам! Итак, вам она отказала. Тогда за уговоры принимаюсь я. Моя дочь, со своей стороны, из уважения, которое питает к нашему претенденту, употребит все свое женское красноречие. Ваши почтенные тетушки тоже внесут свою лепту. И, наконец, если потребуется, отец молодой особы присоединит свои доводы. Мой совет - взять ее измором. Когда у противника нет серьезных оснований сопротивляться, напор и натиск обеспечивают успех осады. Нет женщины, которая могла бы бесконечно твердить: "Нет". А та, которую мы подвергаем нашей осаде, не обладает достаточными средствами обороны, даже если бы противник действовал в одиночку. Повторяю, и это мое глубокое убеждение, она не может сопротивляться бесконечно. Скорее мы с вами изобретем пресловутое perpetuum mobile.[31]
Willoughby glanced at Mrs. Mountstuart.

"What is that?" she said. "Treason to our sex, Dr. Middleton?"

"I think I heard that no woman can say No forever!" remarked Lady Busshe.

"To a loyal gentleman, ma'am: assuming the field of the recurring request to be not unholy ground; consecrated to affirmatives rather."
Уилоби взглянул на миссис Маунтстюарт.

- Что это вы такое говорите, доктор Мидлтон? - воскликнула она. - Заговор против всего нашего пола?

- Мне это послышалось или кто-то в самом деле сказал, будто нет женщины, которая была бы способна без конца отвечать: "Нет"? - спросила леди Буш.

- Настойчивому влюбленному, сударыня. И при условии, что в его повторных просьбах не заключается ничего кощунственного и что борется он за овладение территорией, над которой по праву должен развеваться флаг с девизом: "Да".
Dr Middleton was attacked by three angry bees. They made him say yes and no alternately so many times that he had to admit in men a shiftier yieldingness than women were charged with.

Willoughby gesticulated as mute chorus on the side of the ladies; and a little show of party spirit like that, coming upon their excitement under the topic, inclined them to him genially. He drew Mr. Dale away while the conflict subsided in sharp snaps of rifles and an interval rejoinder of a cannon. Mr. Dale had shown by signs that he was growing fretfully restive under his burden of doubt.
Тройка рассерженных ос так и впилась в доктора Мидлтона. Под их натиском он то и дело переходил с "да" на "нет" и в конце концов был вынужден признать, что именно мужчины подвержены той самой податливости и переменчивости, в которой принято обвинять женщин.

Уилоби мимикой и жестами изображал немой хор, выражавший сочувствие дамам. Разговор на столь животрепещущую тему привел их в такое возбуждение, что они довольствовались даже этой минимальной поддержкой и, в свою очередь, готовы были поддержать сэра Уилоби.

Под звуки затухающей перестрелки, когда ружейные выстрелы перемежались с редкими пушечными залпами, он отвел мистера Дейла в сторону.

Мистер Дейл выказывал признаки раздражения, свидетельствующие о том, что он больше не в состоянии выносить бремя неизвестности.
"Sir Willoughby, I have a question. I beg you to lead me where I may ask it. I know my head is weak."

"Mr. Dale, it is answered when I say that my house is your home, and that Laetitia will soon be with us."

"Then this report is true?"

"I know nothing of reports. You are answered."

"Can my daughter be accused of any shadow of falseness, dishonourable dealing?"

"As little as I."
- Я хочу задать вам вопрос, сэр Уилоби, - сказал он. - Будьте добры, проведите меня куда-нибудь, где я мог бы с вами поговорить. У меня слабая голова.

- Мистер Дейл, считайте, что я ответил на ваш вопрос, когда сказал, что мой дом - ваш дом и что скоро Летиция присоединится к нам.

- Следовательно, этот слух достоверен!

- Я не знаю, о каких слухах вы говорите. Но я ответил на ваш вопрос.

- И в поведении моей дочери нет и тени вероломства, бесчестности?

- Не больше, чем в моем собственном.
Mr. Dale scanned his face. He saw no shadow.

"For I should go to my grave bankrupt if that could be said of her; and I have never yet felt poor, though you know the extent of a pensioner's income. Then this tale of a refusal . . . ?"

"Is nonsense."

"She has accepted?"

"There are situations, Mr. Dale, too delicate to be clothed in positive definitions."
Мистер Дейл внимательно посмотрел на ясное чело сэра Уилоби и не обнаружил на нем ни малейшего облачка.

- Потому что иначе, вы понимаете, я сойду в могилу полным банкротом. До сих пор я ни на минуту не ощущал себя бедняком, хоть вам хорошо известно, каковы доходы человека, живущего на пенсию. Следовательно, все эти разговоры об отказе...

- Совершенный вздор.

- Она приняла ваше предложение?

- Мистер Дейл, бывают обстоятельства, когда деликатность не позволяет прибегать к категорическим утверждениям.
"Ah, Sir Willoughby, but it becomes a father to see that his daughter is not forced into delicate situations. I hope all is well. I am confused. It may be my head. She puzzles me. You are not . . . Can I ask it here? You are quite . . . ? Will you moderate my anxiety? My infirmities must excuse me."

Sir Willoughby conveyed by a shake of the head and a pressure of Mr. Dale's hand, that he was not, and that he was quite.

"Dr Middleton?" said Mr. Dale.

"He leaves us to-morrow."

"Really!" The invalid wore a look as if wine had been poured into him. He routed his host's calculations by calling to the Rev. Doctor. "We are to lose you, sir?"
- Ах, сэр Уилоби, но долг отца - ограждать свою дочь от слишком деликатных обстоятельств. Надеюсь, ей ничто не грозит? Я ничего не понимаю. Возможно, в этом повинна моя бедная голова. Я не пойму Летицию. Вы не...? Позвольте мне задать вам этот вопрос сейчас! Вы совершенно..? Ах, успокойте мою тревогу! Будьте снисходительны к моему недугу!

Сэр Уилоби энергичным движением головы и крепким рукопожатием заверил мистера Дейла, что он "не" и что он "совершенно".

- А доктор Мидлтон? - спросил мистер Дейл.

- Покидает нас завтра.

- Ах!

Больной преобразился, словно ему влили глоток живительного вина. И тут же, нарушив все расчеты хозяина дома, он обратился к достопочтенному доктору и спросил его:

- Итак, сэр, мы скоро вас теряем?
Willoughby attempted an interposition, but Dr. Middleton crashed through it like the lordly organ swallowing a flute.

"Not before I score my victory, Mr. Dale, and establish my friend upon his rightful throne."

"You do not leave to-morrow, sir?"

"Have you heard, sir, that I leave to-morrow?"

Mr. Dale turned to Sir Willoughby.

The latter said: "Clara named to-day. To-morrow I thought preferable."
Уилоби пытался что-то возразить, но доктор Мидлтон потопил его голос, подобно тому как мощные звуки органа заглушают нежную флейту.

- Не прежде, чем я одержу победу, мистер Дейл, и возведу своего друга на трон, принадлежащий ему по праву.

- Так вы не уезжаете завтра, сэр?

- Отчего вы решили, будто я уезжаю завтра?

Мистер Дейл повернулся к сэру Уилоби.

- Клара хотела уже сегодня уехать, - пояснил тот. - Но мне показалось, что завтра было бы лучше.
"Ah!" Dr. Middleton towered on the swelling exclamation, but with no dark light. He radiated splendidly. "Yes, then, to-morrow. That is, if we subdue the lady."

He advanced to Willoughby, seized his hand, squeezed it, thanked him, praised him. He spoke under his breath, for a wonder; but: "We are in your debt lastingly, my friend", was heard, and he was impressive, he seemed subdued, and saying aloud: "Though I should wish to aid in the reduction of that fortress", he let it be seen that his mind was rid of a load.
- А-а! - вырвалось из могучей груди доктора Мидлтона.

Лик его, впрочем, ничуть не омрачился. Напротив, он весь просиял.

- Прекрасно! Пусть завтра - но только если нам удастся окончательно покорить нашу даму.

Он подошел к Уилоби, схватил его за руку, сжал ее в своей и принялся горячо благодарить его и рассыпаться в комплиментах. Как ни удивительно, он говорил вполголоса.

- Мой друг, мы перед вами в неоплатном долгу, - проникновенно и кротко произнес он и тут же прибавил во всеуслышание: - Впрочем, я хотел бы участвовать во взятии этой крепости.

Выражение его лица и интонация ясно показывали, что камень свалился с его души.
Dr. Middleton partly stupefied Willoughby by his way of taking it, but his conduct was too serviceable to allow of speculation on his readiness to break the match. It was the turning-point of the engagement.

Lady Busshe made a stir.

"I cannot keep my horses waiting any longer," she said, and beckoned. Sir Willoughby was beside her immediately.

"You are admirable! perfect! Don't ask me to hold my tongue. I retract, I recant. It is a fatality. I have resolved upon that view. You could stand the shot of beauty, not of brains. That is our report. There! And it's delicious to feel that the county wins you. No tea. I cannot possibly wait. And, oh! here she is. I must have a look at her. My dear Laetitia Dale!"
Готовность, с какой доктор Мидлтон принял сообщение о разрыве помолвки, несколько смутила Уилоби, но сейчас ему было не до рассуждений. Кризис миновал. Поставлена долгожданная точка.

Первой поднялась леди Буш.

- Я не могу больше морить лошадей, - сказала она, поманив к себе сэра Уилоби, который мгновенно подбежал к ней. - Я в восторге! - сказала она. - Вы - совершенство! Нет, нет, вы не заставите меня молчать! Я беру назад свои слова, я от всего отказываюсь. Теперь я вижу: здесь и в самом деле фатум, и так я отныне и буду смотреть на это дело. Да, ваше сердце устояло перед красотой, но ум его сразил. Так мы и будем говорить всем. И как же приятно сознавать, что наше графство одержало победу над столицей!.. Нет, нет, спасибо - ни полчашки! Я не могу задерживаться больше ни минуты и... ах, вот и они! Нет, я должна на нее взглянуть! Дорогая моя Летиция Дейл!
Willoughby hurried to Mr. Dale.

"You are not to be excited, sir: compose yourself. You will recover and be strong to-morrow: you are at home; you are in your own house; you are in Laetitia's drawing-room. All will be clear to-morrow. Till to-morrow we talk riddles by consent. Sit, I beg. You stay with us."

He met Laetitia and rescued her from Lady Busshe, murmuring, with the air of a lover who says, "my love! my sweet!" that she had done rightly to come and come at once. Her father had been thrown into the proper condition of clammy nervousness to create the impression. Laetitia's anxiety sat prettily on her long eyelashes as she bent over him in his chair.
Уилоби поспешил к мистеру Дейлу.

- Вы ни в коем случае не должны волноваться, сэр. Прошу вас, успокойтесь. Завтра вы полностью придете в себя и к вам вернутся ваши силы. Вы - дома, вы у себя в собственном доме. Сейчас вы находитесь в гостиной вашей дочери. К утру все прояснится до конца. А до завтрашнего дня давайте условимся говорить загадками. Прошу вас, сэр, не вставайте! Вы остаетесь у нас.

Шагнув навстречу Летиции, он вызволил ее из объятий леди Буш и тоном, едва внятным от умиления, каким влюбленные произносят: "Моя любовь, моя радость!" - пролепетал, что она хорошо поступила, прибыв сюда, не мешкая.

Сэру Уилоби удалось привести мистера Дейла в должное состояние нервозности, и его бледное лицо покрылось испариной. Дочерняя тревога изящно покоилась на опущенных ресницах Летиции, склонившейся над креслом, в котором сидел ее отец.
Hereupon Dr. Corney appeared; and his name had a bracing effect on Mr. Dale. "Corney has come to drive me to the cottage," he said. "I am ashamed of this public exhibition of myself, my dear. Let us go. My head is a poor one."

Dr. Corney had been intercepted. He broke from Sir Willoughby with a dozen little nods of accurate understanding of him, even to beyond the mark of the communications. He touched his patient's pulse lightly, briefly sighed with professional composure, and pronounced: "Rest. Must not be moved. No, no, nothing serious," he quieted Laetitia's fears, "but rest, rest. A change of residence for a night will tone him. I will bring him a draught in the course of the evening. Yes, yes, I'll fetch everything wanted from the cottage for you and for him. Repose on Corney's forethought."
В эту минуту появился доктор Корни. Услышав его имя, больной приободрился.

- Вот и Корни приехал за мною, - сказал он. - Мне очень стыдно, моя дорогая, что я поддался слабости на людях. Поедем же! Моя бедная голова совсем уже не варит.

Доктора Корни, однако, перехватили. Он вырвался наконец от сэра Уилоби, часто кивая головой в знак того, что постиг смысл его слов, - и не только тех, что были высказаны вслух. Легким прикосновением нащупав пульс больного, он издал короткий вздох.

- Полный покой, - произнес он с профессиональной невозмутимостью. - Никаких переездов. Нет, что вы! Ничего серьезного, - поспешил он развеять тревогу Летиции. - Но покой, покой и покой. Сон в новой обстановке освежит его. Я привезу ему микстуру нынче вечером. Да, да, я доставлю из коттеджа все, что нужно, и ему и вам. Положитесь на Корни.
"You are sure, Dr. Corney?" said Laetitia, frightened on her father's account and on her own.

"Which aspect will be the best for Mr. Dale's bedroom?" the hospitable ladies Eleanor and Isabel inquired.

"Southeast, decidedly: let him have the morning sun: a warm air, a vigorous air, and a bright air, and the patient wakes and sings in his bed."
- Вы уверены, доктор Корни? - спросила Летиция, тревожась одновременно и за отца и за себя.

- В какой стороне лучше всего уложить мистера Дейла на ночь? - осведомились гостеприимные тетушки Изабел и Эленор.

- Окна, разумеется, должны выходить к юго-востоку. Утреннее солнце ему полезнее всего. Теплый, бодрящий воздух, яркий свет - и больной пробуждается с песней на устах.
Still doubtful whether she was in a trap, Laetitia whispered to her father of the privacy and comforts of his home. He replied to her that he thought he would rather be in his own home.

Dr Corney positively pronounced No to it.

Laetitia breathed again of home, but with the sigh of one overborne.

The ladies Eleanor and Isabel took the word from Willoughby, and said: "But you are at home, my dear. This is your home. Your father will be at least as well attended here as at the cottage."
Все еще сомневаясь, не заманили ли ее в западню, Летиция шепнула отцу, насколько покойнее и уединеннее было бы ему у себя дома.

Он отвечал, что и сам был бы рад поехать домой.

Но доктор Корни наложил категорическое вето на их просьбу.

Летиция снова было вздохнула о доме, но то был уже вздох покорности судьбе.

- Вы и так дома, дорогая, - ответили за сэра Уилоби его тетушки. - Это и есть ваш дом. И за вашим отцом уход здесь будет не хуже, чем в коттедже.
She raised her eyelids on them mournfully, and by chance diverted her look to Dr. Middleton, quite by chance.

It spoke eloquently to the assembly of all that Willoughby desired to be imagined.

"But there is Crossjay," she cried. "My cousin has gone, and the boy is left alone. I cannot have him left alone. If we, if, Dr. Corney, you are sure it is unsafe for papa to be moved to-day, Crossjay must . . . he cannot be left."
Она подняла на них глаза, и печальный взгляд ее случайно упал на доктора Мидлтона.

Общество усмотрело в этом взгляде красноречивое подтверждение тому, что Уилоби так старался всем внушить.

- Ах, но Кросджей! - воскликнула она. - Моя кузина уехала, и мальчик там один. Я не могу оставить его одного. Если вы... если вы и в самом деле считаете, доктор Корни, что папе нельзя сегодня ехать, то Кросджей должен... его нельзя оставлять одного.
"Bring him with you, Corney," said Sir Willoughby; and the little doctor heartily promised that he would, in the event of his finding Crossjay at the cottage, which he thought a distant probability.

"He gave me his word he would not go out till my return," said Laetitia.

"And if Crossjay gave you his word," the accents of a new voice vibrated close by, "be certain that he will not come back with Dr. Corney unless he has authority in your handwriting."
- Привезите его сюда, Корни, - сказал Уилоби, и доктор энергично заверил, что исполнит это приказание, если только застанет мальчика в коттедже, в чем он сильно сомневался.

- Он дал мне слово, что до моего возвращения никуда не уйдет, - сказала Летиция.

- Если Кросджей дал слово, - послышался новый голос, - вы можете быть уверены, что он не поедет с доктором Корни, разве что вы подтвердите приказ собственноручной подписью.
Clara Middleton stepped gently to Laetitia, and with a manner that was an embrace, as much as kissed her for what she was doing on behalf of Crossjay. She put her lips in a pouting form to simulate saying: "Press it."

"He is to come," said Laetitia.

"Then write him his permit."
Мягко ступая, Клара Мидлтон неслышно подошла к Летиции и чуть не расцеловала ее за то, что та сделала для Кросджея. Затем надула губки, что означало: "Настаивайте".

- Я хочу, чтобы он непременно приехал, - сказала Летиция.

- Тогда пошлите ему отмену приказа.
There was a chatter about Crossjay and the sentinel true to his post that he could be, during which Laetitia distressfully scribbled a line for Dr. Corney to deliver to him. Clara stood near. She had rebuked herself for want of reserve in the presence of Lady Busshe and Lady Culmer, and she was guilty of a slightly excessive containment when she next addressed Laetitia. It was, like Laetitia's look at Dr. Middleton, opportune: enough to make a man who watched as Willoughby did a fatalist for life: the shadow of a difference in her bearing toward Laetitia sufficed to impute acting either to her present coolness or her previous warmth. Better still, when Dr. Middleton said: Под болтовню окружающих о Кросджее, о том, что если б его поставить часовым, он никогда бы не покинул свой пост, Летиция в смятении нацарапала ему несколько слов. Клара стояла рядом. Она корила себя за излишнюю экспансивность в присутствии леди Буш и леди Калмер и теперь обратилась к Летиции с несколько преувеличенной сдержанностью. Подобно взгляду, брошенному Летицией на доктора Мидлтона, Кларина манера пришлась весьма кстати: она была словно рассчитана на то, чтобы заставить сэра Уилоби, который напряженно, не упуская ни малейшего нюанса, следил за всем, что происходит в гостиной, окончательно уверовать в фатум. Одно из двух, рассуждал он, либо более чем дружеская манера, с какой Клара приветствовала Летицию, была лицемерной, либо - сменивший это приветствие холодок следовало рассматривать, как демонстрацию. Так или иначе, в ее непоследовательности было нечто обнадеживающее. Еще больше порадовало его то, как ею было принято сообщение ее отца об их предстоящем отъезде.
"So we leave to-morrow, my dear, and I hope you have written to the Darletons," Clara flushed and beamed, and repressed her animation on a sudden, with one grave look, that might be thought regretful, to where Willoughby stood.

Chance works for us when we are good captains.
- Итак, моя дорогая, - сказал доктор Мидлтон, - мы едем завтра. Надеюсь, ты уже известила Дарлтонов.

Клара зарумянилась и просияла, но тут же с глубокой серьезностью, которую можно было бы принять и за сожаление, взглянула в сторону Уилоби.

Случай идет навстречу тому, кто умеет им управлять.
Willoughby's pride was high, though he knew himself to be keeping it up like a fearfully dexterous juggler, and for an empty reward: but he was in the toils of the world.

"Have you written? The post-bag leaves in half an hour," he addressed her.

"We are expected, but I will write," she replied: and her not having yet written counted in his favour.
Уилоби испытывал прилив гордости, хоть и знал, что поддерживает в себе эту гордость искусственно, как ловкий жонглер, и что ожидающая его награда мизерна. Свет крепко держал его в своих оковах.

- Вы написали письмо? Через полчаса уходит почта, - обратился он к ней.

- Нас там ожидают, - сказала она, - но я, пожалуй, напишу еще.

То обстоятельство, что она еще не написала Дарлтонам, он расценивал самым лестным для себя образом.
She went to write the letter. Dr. Corney had departed on his mission to fetch Crossjay and medicine. Lady Busshe was impatient to be gone. "Corney," she said to Lady Culmer, "is a deadly gossip."

"Inveterate," was the answer.

"My poor horses!"

"Not the young pair of bays?"

"Luckily they are, my dear. And don't let me hear of dining to-night!"
Она отправилась писать письмо. Доктор Корни поехал за Кросджеем и лекарствами для своего пациента. Леди Буш тоже не терпелось уехать.

- Корни - заядлый сплетник, - сказала она, обращаясь к леди Калмер.

- Неисправимый, - подтвердила та.

- Бедные мои лошадки!

- Вы приехали на своих гнедых?
Sir Willoughby was leading out Mr. Dale to a quiet room, contiguous to the invalid gentleman's bedchamber. He resigned him to Laetitia in the hall, that he might have the pleasure of conducting the ladies to their carriage.

"As little agitation as possible. Corney will soon be back," he said, bitterly admiring the graceful subservience of Laetitia's figure to her father's weight on her arm.

He had won a desperate battle, but what had he won?
Сэр Уилоби повел мистера Дейла в уединенную комнату, смежную с той, где решено было уложить его на ночь. Оставив больного на попечении Летиции, он проводил дам до кареты.

- Как можно меньше волнений. Корни скоро вернется, - сказал он, с горечью любуясь грациозным смирением, с каким Летиция изогнула свой стан, поддерживая отца.

Он вышел победителем из жестокого сражения. Это так. Но что он выиграл?
What had the world given him in return for his efforts to gain it? Just a shirt, it might be said: simple scanty clothing, no warmth. Lady Busshe was unbearable; she gabbled; she was ill-bred, permitted herself to speak of Dr. Middleton as ineligible, no loss to the county. And Mrs. Mountstuart was hardly much above her, with her inevitable stroke of caricature:--"You see Doctor Middleton's pulpit scampering after him with legs!" Perhaps the Rev. Doctor did punish the world for his having forsaken his pulpit, and might be conceived as haunted by it at his heels, but Willoughby was in the mood to abhor comic images; he hated the perpetrators of them and the grinners. Contempt of this laughing empty world, for which he had performed a monstrous immolation, led him to associate Dr. Middleton in his mind, and Clara too, with the desireable things he had sacrificed--a shape of youth and health; a sparkling companion; a face of innumerable charms; and his own veracity; his inner sense of his dignity; and his temper, and the limpid frankness of his air of scorn, that was to him a visage of candid happiness in the dim retrospect. Haply also he had sacrificed more: he looked scientifically into the future: he might have sacrificed a nameless more. And for what? he asked again. For the favourable looks and tongues of these women whose looks and tongues he detested! Чем наградил его свет за все усилия, которых ему стоила эта победа? Простой сорочкой, скудным покровом, не дающим тепла! Леди Буш несносна. Она трещит без умолку, она дурно воспитана, она позволила себе заявить, что отъезд доктора Мидлтона - не большая потеря для округи. Да и миссис Маунтстюарт, с ее пристрастием к красному словцу, показала себя немногим лучше: "Так и видишь, как вслед за доктором Мидлтоном ковыляет его кафедра". Пусть миссис Маунтстюарт права и доктор Мидлтон наказывал общество за то, что расстался с кафедрой проповедника, но, как бы ни было удачно ее сравнение, комические метафоры были сейчас ненавистны Уилоби; он ненавидел и тех, кто их придумывает, и тех, кто, слушая их, готов скалить зубы. Презрение к этому хохочущему пустому свету, в угоду которому он принес свою жертву, заставляло его связывать имя доктора Мидлтона - да и Кларино тоже - со всем, что было ему дорого: он пожертвовал молодой, веселой подругой, исполненной прелести и пышущей здоровьем, пожертвовал верностью самому себе, чувством собственного достоинства, самолюбием, пренебрежительно-надменной позой - такой естественной, что она не казалась позой, - все это теперь возникало перед ним в дымке прошлого, как идиллическое видение счастья. И - как знать! - быть может, он пожертвовал еще и кое-чем другим? Беспристрастным взглядом исследователя он попытался заглянуть в будущее: да, возможно, что он жертвует и кое-чем другим. "И ради чего?" - вновь спросил он себя. Ради благосклонных взоров и доброго мнения этих женщин, чьи благосклонные взоры и чье доброе мнение он ни во что не ставит!
"Dr Middleton says he is indebted to me: I am deeply in his debt," he remarked.

"It is we who are in your debt for a lovely romance, my dear Sir Willoughby," said Lady Busshe, incapable of taking a correction, so thoroughly had he imbued her with his fiction, or with the belief that she had a good story to circulate. Away she drove, rattling her tongue to Lady Culmer.

"A hat and horn, and she would be in the old figure of a post-boy on a hue-and-cry sheet," said Mrs. Mountstuart.
- Доктор Мидлтон держит себя так, будто он мне чем-то обязан. Между тем это я - его должник, - сказал он.

- Нет, сэр Уилоби, это мы вам обязаны прелестнейшим романом, - сказала леди Буш, не почувствовав укора в его словах - настолько она уверовала в его трактовку событий или, во всяком случае, в то, что он снабдил ее занимательной историей для распространения по всей округе. И, продолжая без умолку трещать, отъехала в карете, которая вместе с ней увозила и леди Калмер.

- Нашей леди Буш недостает лишь форейторской шляпы да почтового рожка, - сказала миссис Маунтстюарт.
Willoughby thanked the great lady for her services, and she complimented the polished gentleman on his noble self-possession. But she complained at the same time of being defrauded of her "charmer" Colonel De Craye, since luncheon. An absence of warmth in her compliment caused Willoughby to shrink and think the wretched shirt he had got from the world no covering after all: a breath flapped it. Уилоби поблагодарил свою величественную приятельницу за дружескую поддержку, а она, в свою очередь, поздравила этого безукоризненного джентльмена с его непревзойденным самообладанием. Вместе с тем она посетовала на то, что ее лишили общества ее "прелестника": она не видела полковника де Крея с самого завтрака.

Двусмысленный комплимент миссис Маунтстюарт заставил Уилоби съежиться и подумать, что жалкая сорочка, которую ему протянул свет, не дает ему никакой защиты от холода: малейшее дуновение ветра ее колеблет.
"He comes to me to-morrow, I believe," she said, reflecting on her superior knowledge of facts in comparison with Lady Busshe, who would presently be hearing of something novel, and exclaiming: "So, that is why you patronized the colonel!" And it was nothing of the sort, for Mrs. Mountstuart could honestly say she was not the woman to make a business of her pleasure.

"Horace is an enviable fellow," said Willoughby, wise in The Book, which bids us ever, for an assuagement to fancy our friend's condition worse than our own, and recommends the deglutition of irony as the most balsamic for wounds in the whole moral pharmacopoeia.

"I don't know," she replied, with a marked accent of deliberation.

"The colonel is to have you to himself to-morrow!"

"I can't be sure of what I shall have in the colonel!"

"Your perpetual sparkler?"
- Впрочем, он, кажется, обещал ко мне наведаться завтра, - прибавила она и с удовольствием подумала о том, насколько она лучше осведомлена, чем леди Буш, которой предстояло вскоре узнать еще одну новость. "Так вот отчего вы покровительствовали полковнику!" - воскликнет та. На самом же деле всвсе не оттого, ибо миссис Маунтстюарт, не кривя душой, могла сказать о себе, что не в ее обычае мешать приятное с полезным. А полковник де Крей был ей приятен сам по себе.

- Горацию повезло, - сказал Уилоби, усвоивший одно из положений Книги, которое предлагает утешаться тем, что вашему другу пришлось солонее, чем вам, а также рекомендует изрядную дозу иронии в качестве наиболее действенного бальзама во всей нравственной фармакопее.

- Вы в этом уверены? - задумчиво протянула она.

- Ну, как же, ведь полковник весь завтрашний день проведет в вашем обществе!

- Да, но я не знаю, каков он окажется в моем обществе!

- Неужели вы боитесь с ним соскучиться?
Mrs. Mountstuart set her head in motion. She left the matter silent.

"I'll come for him in the morning," she said, and her carriage whirled her off. Either she had guessed it, or Clara had confided to her the treacherous passion of Horace De Craye.

However, the world was shut away from Patterne for the night.
Миссис Маунтстюарт ничего не ответила и лишь несколько раз покачала головой.

- Так я заеду за ним утром, - сказала она под аккомпанемент увозивших ее колес.

Должно быть, она либо сама догадалась о вероломной страсти Горация де Крея, либо Клара доверила ей и эту тайну. Как бы то ни было, ворота Паттерн-холла закрылись за гостями, и можно было до утра отдохнуть от света и светской молвы.

CHAPTER XLVII. SIR WILLOUGHBY AND HIS FRIEND HORACE DE CRAYE/Глава сорок седьмая Сэр Уилоби и друг его Гораций

English Русский
Willoughby shut himself up in his laboratory to brood awhile after the conflict. Sounding through himself, as it was habitual with him to do, for the plan most agreeable to his taste, he came on a strange discovery among the lower circles of that microcosm. He was no longer guided in his choice by liking and appetite: he had to put it on the edge of a sharp discrimination, and try it by his acutest judgement before it was acceptable to his heart: and knowing well the direction of his desire, he was nevertheless unable to run two strides on a wish. He had learned to read the world: his partial capacity for reading persons had fled. The mysteries of his own bosom were bare to him; but he could comprehend them only in their immediate relation to the world outside. This hateful world had caught him and transformed him to a machine. The discovery he made was, that in the gratification of the egoistic instinct we may so beset ourselves as to deal a slaughtering wound upon Self to whatsoever quarter we turn. Уилоби заперся в лаборатории зализывать раны. Следуя своему обыкновению, он предался самоанализу, дабы нащупать план действий, который более всего отвечал бы его вкусам. Погрузившись в глубины своей души, Уилоби сделал странное открытие в этом микрокосме: ни сердечная склонность, ни личные пристрастия не играют, оказывается, решающей роли в его конечном выборе, ибо до того, как этот выбор сделать, он вынужден испытать его на оселке рассудка. В самом деле, он прекрасно знал, к чему стремится, и, однако, не мог приблизиться к желанной цели ни на шаг. Он научился понимать, чего от него хочет свет, зато полностью разучился читать в сердцах отдельных людей. Тайны собственной души были ему открыты, но лишь постольку, поскольку они соотносились с внешним миром. Он был весь во власти ненавистного ему света, который превратил его в машину. Итак, открытие его сводилось к тому, что, потакая своим эгоистическим инстинктам, человек с каждым шагом наносит смертельные удары самому себе.
Surely there is nothing stranger in mortal experience. The man was confounded. At the game of Chess it is the dishonour of our adversary when we are stale-mated: but in life, combatting the world, such a winning of the game questions our sentiments.

Willoughby's interpretation of his discovery was directed by pity: he had no other strong emotion left in him. He pitied himself, and he reached the conclusion that he suffered because he was active; he could not be quiescent. Had it not been for his devotion to his house and name, never would he have stood twice the victim of womankind. Had he been selfish, he would have been the happiest of men! He said it aloud.
Поистине удивительное открытие! Уилоби был ошеломлен. В шахматах мы можем согласиться на "ничью", свалив вину на коварство противника, сделавшего пат. Когда же мы терпим поражение в жизненной игре, нам остается лишь пенять на себя.

Объяснение, которое Уилоби дал своему открытию, было продиктовано жалостью - жалостью к самому себе, этим единственным сильным чувством, на какое он был еще способен. Всему виною была его собственная деятельная натура, мешавшая ему оставаться равнодушным к интересам рода и дома Паттернов, - вот из-за чего он пострадал, вот отчего оказался дважды жертвой женского коварства! Ведь если бы он думал только о себе, он мог бы стать счастливейшим из смертных! Эти слова он даже произнес вслух.
He schemed benevolently for his unborn young, and for the persons about him: hence he was in a position forbidding a step under pain of injury to his feelings. He was generous: otherwise would he not in scorn of soul, at the outset, straight off have pitched Clara Middleton to the wanton winds? He was faithful in his affection: Laetitia Dale was beneath his roof to prove it. Both these women were examples of his power of forgiveness, and now a tender word to Clara might fasten shame on him--such was her gratitude! Да, он только и помышлял что о благе своего нерожденного потомства, да и всех, кто его окружал. И вот награда - любой его шаг будет неверно истолкован; что бы он ни сделал, его ожидало унижение. Он слишком великодушен - иначе давно, не раздумывая, отшвырнул бы от себя Клару Мидлтон, отпустил бы ее на все четыре стороны. Он постоянен в своих привязанностях: разве присутствие Летиции Дейл под его крышей не говорит об этом? Обе эти женщины могут служить свидетельством его незлобивой натуры, а между тем, если бы он себе сейчас позволил обратить к Кларе слова любви, он опозорил бы себя на всю жизнь - вот она, женская благодарность!
And if he did not marry Laetitia, laughter would be devilish all around him--such was the world's! Probably Vernon would not long be thankful for the chance which varied the monotony of his days. What of Horace? Willoughby stripped to enter the ring with Horace: he cast away disguise. That man had been the first to divide him in the all but equal slices of his egoistic from his amatory self: murder of his individuality was the crime of Horace De Craye. And further, suspicion fixed on Horace (he knew not how, except that The Book bids us be suspicious of those we hate) as the man who had betrayed his recent dealings with Laetitia. И если женится на Летиции, вокруг него поднимется дьявольское улюлюканье и хохот - вот она, благодарность света! Да и Вернон - человеку даровали редкий случай, суливший нарушить унылое однообразие его дней, - надолго ли хватит его признательности за это? А Гораций? Отбросив личину дружбы, Уилоби мысленно засучил рукава, как кулачный боец, готовящийся схватиться с противником. Ведь это он, де Крей, первый посягнул на единство его личности, расщепив ее на две части, одна из коих представляла его эгоистические интересы, а другая - любовные. В этом - в посягательстве на его душевную цельность - и состояло главное преступление Горация де Крея. Более того, Уилоби подозревал, хоть он и затруднялся бы сказать, на чем это подозрение основано (разве что на том афоризме Книги, который велит нам во всех случаях подозревать тех, кого мы ненавидим), - итак, Уилоби подозревал, что это Гораций разоблачил его маневры с Летицией.
Willoughby walked the thoroughfares of the house to meet Clara and make certain of her either for himself, or, if it must be, for Vernon, before he took another step with Laetitia Dale. Clara could reunite him, turn him once more into a whole and an animated man; and she might be willing. Her willingness to listen to Vernon promised it. "A gentleman with a tongue would have a chance", Mrs. Mountstuart had said. How much greater the chance of a lover! For he had not yet supplicated her: he had shown pride and temper. He could woo, he was a torrential wooer. And it would be glorious to swing round on Lady Busshe and the world, with Clara nestling under an arm, and protest astonishment at the erroneous and utterly unfounded anticipations of any other development. And it would righteously punish Laetitia. Уилоби решил обойти весь дом, чтобы разыскать Клару и окончательно ее закрепить - либо за собой, либо, на худой конец, за Верноном. И только в последнем случае предпринять дальнейшие шаги по завоеванию Летиции Дейл. Клара могла бы возвратить ему самого себя, превратить его вновь в цельную личность, вдохнуть в него жизнь. Как знать, быть может, она сама этого теперь желает? Ее готовность выслушать Вернона сулила надежду. "Джентльмен с хорошо подвешенным языком имел бы шанс на успех", - сказала миссис Маунтстюарт. Насколько же больше шансов у джентльмена, который при этом и в самом деле влюблен! Ведь он еще ни разу не просил ее как следует, он только выказывал ей свою гордость и досаду. А он умеет ухаживать, умеет быть настойчивым и энергичным в любви. Как славно было бы надуть леди Буш и весь свет и - с Кларой под крылышком - изобразить изумление по поводу совершенно необоснованных, фантастических и непонятно откуда взявшихся предположений на его счет! Заодно и Летиция получила бы по заслугам.
Clara came downstairs, bearing her letter to Miss Darleton.

"Must it be posted?" Willoughby said, meeting her in the hall.

"They expect us any day, but it will be more comfortable for papa," was her answer. She looked kindly in her new shyness.

She did not seem to think he had treated her contemptuously in flinging her to his cousin, which was odd.
Он встретил Клару у нодножия лестницы. Она спускалась по ступеням, держа в руках письмо к мисс Дарлтон.

- Так ли уж непременно его отсылать? - спросил Уилоби.

- Это верно, что они ожидают нас со дня на день, но отцу, я думаю, будет спокойнее, - ответила Клара. Как мило глядела она на него в своей новоявленной застенчивости!

Странно, но она, казалось, не чувствовала себя оскорбленной тем, что он так небрежно бросил ее на руки своему кузену.
"You have seen Vernon?"

"It was your wish."

"You had a talk?"

"We conversed."

"A long one?"

"We walked some distance."
- Вы видели Вернона?

- Таково было ваше желание.

- И говорили с ним?

- Да, мы беседовали.

- Долго?

- Мы прошлись довольно далеко.
"Clara, I tried to make the best arrangement I could."

"Your intention was generous."

"He took no advantage of it?"

"It could not be treated seriously."

"It was meant seriously."

"There I see the generosity."
- Клара, я хотел устроить все, как лучше.

- Ваши намерения делают честь вашему великодушию.

- И однако, он моим великодушием не воспользовался?

- Нельзя же было принять это всерьез!

- Я не шутил.

- В этом я и усматриваю ваше великодушие.
Willoughby thought this encomium, and her consent to speak on the subject, and her scarcely embarrassed air and richness of tone in speaking, very strange: and strange was her taking him quite in earnest. Apparently she had no feminine sensation of the unwontedness and the absurdity of the matter!

"But, Clara, am I to understand that he did not speak out?"

"We are excellent friends."

"To miss it, though his chance were the smallest!"

"You forget that it may not wear that appearance to him."

"He spoke not one word of himself?"

"No."
Уилоби показались весьма странными и Кларина похвала, и ее готовность без всякого смущения говорить с ним на эту тему, да и самый ее голос - звонкий, жизнерадостный, без тени обиды. Еще более странным казалось ему, что она, очевидно, приняла его предложение за чистую монету. Должно быть, женская щепетильность ей просто незнакома - как же было не оскорбиться таким необычным и нелепым оборотом дела!

- Однако, Клара, должен ли я из этого понять, что он так и не высказался?

- Мы с ним отличные друзья.

- Не отважиться, даже если есть самый ничтожный шанс на успех! Не понимаю.

- Вы забываете, что ему, быть может, все это представляется в несколько ином свете.

- И он ни словом не заикнулся о себе?

- Нет.
"Ah! the poor old fellow was taught to see it was hopeless--chilled. May I plead? Will you step into the laboratory for a minute? We are two sensible persons . . ."

"Pardon me, I must go to papa."

"Vernon's personal history, perhaps . . ."

"I think it honourable to him."

"Honourable!--'hem!"

"By comparison."

"Comparison with what?"

"With others."
- Бедняга! Вы, верно, дали ему понять, что это безнадежно... Вот он и сжался от холода. Позвольте мне за него вступиться! Зайдемте на минуту в лабораторию. Мы с вами два разумных существа...

- Простите, но меня ждет отец.

- Быть может, та история Вернона...

- Я считаю, что она делает ему честь.

- Честь?! Хм!

- По сравнению с...

- По сравнению с кем?

- С другими.
He drew up to relieve himself of a critical and condemnatory expiration of a certain length. This young lady knew too much. But how physically exquisite she was!

"Could you, Clara, could you promise me--I hold to it. I must have it, I know his shy tricks--promise me to give him ultimately another chance? Is the idea repulsive to you?"

"It is one not to be thought of."

"It is not repulsive?"

"Nothing could be repulsive in Mr. Whitford."

"I have no wish to annoy you, Clara."
Он выпрямился, набрал воздуха в легкие и долгим выдохом выразил свое глубокое неодобрение. Эта молодая особа знала о жизни больше, чем положено знать девицам. Как она, однако, хороша!

- Обещайте мне, Клара... Я этого требую... Вы должны... Я знаю, как он застенчив... Обещайте же предоставить ему еще один, последний шанс! Или даже мысль об этом внушает вам отвращение?

- Ах, что вы!

- Так отвращения нет?

- В мистере Уитфорде ничто не может внушать отвращения.

- Я не имею намерения вам досаждать, Клара.
"I feel bound to listen to you, Willoughby. Whatever I can do to please you, I will. It is my life-long duty."

"Could you, Clara, could you conceive it, could you simply conceive it--give him your hand?"

"As a friend. Oh, yes."

"In marriage."
- Я чувствую себя обязанной вас выслушать, Уилоби. Я перед вами в неоплатном долгу и готова для вас сделать все, что в моих силах.

- Вы могли бы, Клара, могли бы себе представить - хотя бы в мыслях, - что отдаете ему свою руку?

- Как другу? О да!

- Как мужу.
She paused. She, so penetrative of him when he opposed her, was hoodwinked when he softened her feelings: for the heart, though the clearest, is not the most constant instructor of the head; the heart, unlike the often obtuser head, works for itself and not for the commonwealth.

"You are so kind . . . I would do much . . ." she said.

"Would you accept him--marry him? He is poor."

"I am not ambitious of wealth."

"Would you marry him?"

"Marriage is not in my thoughts."

"But could you marry him?"
Она ответила не сразу. Пока она считала Уилоби своим врагом, она видела его насквозь, теперь же, когда ему удалось смягчить ее сердце, он мог водить ее за нос, как хотел. Ибо сердце не всегда лучший советчик разуму. Пусть оно подчас и проницательнее ума, но, в отличие от него, служит только себе и не печется о выгодах своего хозяина.

- Вы так добры... - пролепетала она, - я бы хотела сделать все, что...

- Вы согласны стать... выйти за него замуж? Он ведь беден.

- Я не стремлюсь к богатству.

- Вы могли бы выйти за него?

- Я не думаю о браке.

- Но вы могли бы за него выйти?
Willoughby expected no. In his expectation of it he hung inflated.

She said these words: "I could engage to marry no one else." His amazement breathed without a syllable.

He flapped his arms, resembling for the moment those birds of enormous body which attempt a rise upon their wings and achieve a hop.

"Would you engage it?" he said, content to see himself stepped on as an insect if he could but feel the agony of his false friend Horace--their common pretensions to win her were now of that comparative size.

"Oh! there can be no necessity. And an oath--no!" said Clara, inwardly shivering at a recollection.

"But you could?"

"My wish is to please you."

"You could?"

"I said so."
Уилоби затаил дыхание, ожидая единственно возможного ответа.

- Ни за кого другого я не выйду, это я могу вам обещать, - произнесла Клара.

Уилоби выдохнул воздух без слов. Он был поражен.

Он несколько раз взмахнул согнутыми в локтях руками, уподобившись тем грузным птицам, которые стремятся взлететь, но только перескакивают с места на место.

- Вы можете дать такое обещание? - спросил он. Уилоби был уже согласен на все. Пусть его раздавят, как комара, лишь бы Горация де Крея постигла та же участь: да, теперь у них шансы сравнялись.

- Ах, но такой необходимости нет! А дать слово - нет, ни за что! - воскликнула Клара, внутренне содрогаясь от воспоминаний.

- Но все же - могли бы?

- Я хотела бы исполнить вашу волю.

- И могли бы?

- Я уже вам ответила.
It has been known to the patriotic mountaineer of a hoary pile of winters, with little life remaining in him, but that little on fire for his country, that by the brink of the precipice he has flung himself on a young and lusty invader, dedicating himself exultingly to death if only he may score a point for his country by extinguishing in his country's enemy the stronger man. So likewise did Willoughby, in the blow that deprived him of hope, exult in the toppling over of Horace De Craye. They perished together, but which one sublimely relished the headlong descent? And Vernon taken by Clara would be Vernon simply tolerated. And Clara taken by Vernon would be Clara previously touched, smirched. Altogether he could enjoy his fall.

В анналах патриотизма существует рассказ о самоотверженном подвиге альпиниста, добровольно принявшего смерть ради того, чтобы уничтожить человека, который угрожал престижу его отечества. Сей патриот, чувствуя, что теряет последние силы, бросился с горного пика, покрытого вековыми снегами, и увлек в своем падении молодого и крепкого соперника-чужеземца. Примерно такого же рода чувство, должно быть, испытывал Уилоби, когда его упованиям был нанесен смертельный удар: ведь вместе с ним с этой вершины сорвался и Гораций де Крей! Да, они погибли оба, но упиться этим стремительным падением было дано одному ему, сэру Уилоби Паттерну. Вернон, которого Клара соглашалась взять в мужья, был бы ею терпим, не более, и получил бы в жены девушку, побывавшую невестой другого. Словом, Уилоби мог упиваться своим падением!
It was at least upon a comfortable bed, where his pride would be dressed daily and would never be disagreeably treated. He was henceforth Laetitia's own. The bell telling of Dr. Corney's return was a welcome sound to Willoughby, and he said good-humouredly: "Wait, Clara, you will see your hero Crossjay."

Crossjay and Dr. Corney tumbled into the hall. Willoughby caught Crossjay under the arms to give him a lift in the old fashion pleasing to Clara to see. The boy was heavy as lead.

"I had work to hook him and worse to net him," said Dr. Corney. "I had to make him believe he was to nurse every soul in the house, you among them, Miss Middleton."
Да и упадет он на мягкое ложе, нежная женская рука будет ежедневно перевязывать раны, нанесенные его гордости.

Итак, отныне он принадлежит Летиции. Звонок, возвестивший о возвращении доктора Корни, прозвучал весьма кстати.

- Ну вот, Клара, - сказал Уилоби добродушно, - вы сейчас увидите вашего героя Кросджея.

Кросджей и доктор Корни ввалились в прихожую. К великой Клариной радости, Уилоби, как в прежние, идиллические времена, схватил Кросджея под мышки, чтобы подкинуть его в воздух. Но мальчик казался тяжелее свинца.

- Немалых трудов стоило заманить этого молодчика в сети, - сказал доктор Корни. - В конце концов я его убедил, будто все обитатели усадьбы, и вы, мисс Мидлтон, в том числе, заболели и нуждаетесь в его уходе.
Willoughby pulled the boy aside.

Crossjay came back to Clara heavier in looks than his limbs had been. She dropped her letter in the hall-box, and took his hand to have a private hug of him. When they were alone, she said: "Crossjay, my dear, my dear! you look unhappy."

"Yes, and who wouldn't be, and you're not to marry Sir Willoughby!" his voice threatened a cry. "I know you're not, for Dr. Corney says you are going to leave."

"Did you so very much wish it, Crossjay?"

"I should have seen a lot of you, and I sha'n't see you at all, and I'm sure if I'd known I wouldn't have--And he has been and tipped me this."
Уилоби отвел мальчика в сторону и вскорости его отпустил.

Кросджей подошел к Кларе, но и взгляд его тоже казался налитым свинцом. Клара опустила письмо в почтовый ящик, стоявший в коридоре, и повела мальчика за руку, чтобы приласкать наедине.

- Кросджей, дружочек! - сказала она. - Что с тобой? У тебя такой печальный вид!

- Еще бы! Ведь вы не будете женой сэра Уилоби! - Голос у мальчика дрожал, он был на грани слез. - Я знаю, что не будете, доктор Корни сказал мне, что вы уезжаете.

- А тебе хотелось, чтобы я была его женой, Кросджей?

- Ну да, тогда я был бы с вами, а теперь я вас никогда больше не увижу... Знал бы я, что так получится, я бы ни за что... А он подарил мне вот что.
Crossjay opened his fist in which lay three gold pieces.

"That was very kind of him," said Clara.

"Yes, but how can I keep it?"

"By handing it to Mr. Whitford to keep for you."

"Yes, but, Miss Middleton, oughtn't I to tell him? I mean Sir Willoughby."

"What?"
Кросджей разжал кулак: на его ладони лежали три золотые монеты.

- Очень мило с его стороны! - сказала Клара.

- Да, но как мне с ними быть?

- Дай их мистеру Уитфорду на сохранение.

- Да, мисс Мидлтон, но не должен ли я рассказать сэру Уилоби все?

- Что - все?
"Why, that I"--Crossjay got close to her--"why, that I, that I--you know what you used to say. I wouldn't tell a lie, but oughtn't I, without his asking . . . and this money! I don't mind being turned out again."

"Consult Mr. Whitford," said Clara.

"I know what you think, though."

"Perhaps you had better not say anything at present, dear boy."

"But what am I to do with this money?"

Crossjay held the gold pieces out as things that had not yet mingled with his ideas of possession.
- Ну, что я, - и Кросджей придвинулся к ней вплотную, - что я... Помните, что вы мне велели? Конечно, это не ложь, но разве я не должен, даже если он не спросит... И эти деньги! Лучше пусть он снова меня выгонит...

- Посоветуйся с мистером Уитфордом, - сказала Клара.

- А я знаю, что вы думаете, все равно знаю!

- Может, лучше пока ничего не говорить, мой милый мальчик?

- Да, но что мне делать с его деньгами?

Кросджей держал эти три монетки на раскрытой ладони, словно еще не признавал их своими.
"I listened, and I told of him," he said. "I couldn't help listening, but I went and told; and I don't like being here, and his money, and he not knowing what I did. Haven't you heard? I'm certain I know what you think, and so do I, and I must take my luck. I'm always in mischief, getting into a mess or getting out of it. I don't mind, I really don't, Miss Middleton, I can sleep in a tree quite comfortably. If you're not going to be here, I'd just as soon be anywhere. I must try to earn my living some day. And why not a cabin-boy? Sir Cloudesley Shovel was no better. And I don't mind his being wrecked at last, if you're drowned an admiral. So I shall go and ask him to take his money back, and if he asks me I shall tell him, and there. You know what it is: I guessed that from what Dr. Corney said. I'm sure I know you're thinking what's manly. Fancy me keeping his money, and you not marrying him! I wouldn't mind driving a plough. I shouldn't make a bad gamekeeper. Of course I love boats best, but you can't have everything." - Я подслушал чужой разговор и наябедничал. Подслушал-то я нечаянно, но ведь потом наябедничал. И мне нельзя после этого быть здесь... А тут еще эти деньги!.. А он и не знает, что я сделал. Разве вам не рассказали? Я знаю, что вы думаете, да я и сам так думаю, - да, да, я заслужил то, что заслужил... Я вечно попадаю в истории... Только и делаю, что запутываюсь и выпутываюсь из них! Но мне все равно, мисс Мидлтон, правда, и я могу спать где угодно - хоть на дереве! И если вас здесь не будет, мне все равно, где быть. Я должен зарабатывать себе на жизнь, вот и все. Почему бы не юнгой? Вот и сэр Клаудсли Шовэл так начинал. И я согласен утонуть, как он, лишь бы утонуть адмиралом. Так что я пойду и верну эти деньги, а если он спросит, расскажу ему правду. Вам все известно, я это понял из слов доктора Корни. Как будто я не понимаю, что вы считаете долгом мужчины! Как могу я взять эти деньги, раз вы не будете его женой? Я и за плугом согласен ходить. Из меня мог бы получиться и лесничий. Конечно, я больше всего люблю флот, но нельзя же все...
"Speak to Mr. Whitford first," said Clara, too proud of the boy for growing as she had trained him, to advise a course of conduct opposed to his notions of manliness, though now that her battle was over she would gladly have acquiesced in little casuistic compromises for the sake of the general peace.

Some time later Vernon and Dr. Corney were arguing upon the question. Corney was dead against the sentimental view of the morality of the case propounded by Vernon as coming from Miss Middleton and partly shared by him. "If it's on the boy's mind," Vernon said, "I can't prohibit his going to Willoughby and making a clean breast of it, especially as it involves me, and sooner or later I should have to tell him myself."
- Поговори сперва с мистером Уитфордом, - сказала Клара. Она была горда, что сумела внушить мальчику столь высокое понятие о чести, и не могла советовать ему идти против совести, хотя в глубине души, теперь, когда собственная ее борьба так успешно закончилась, с радостью ухватилась бы за любой компромисс - лишь бы все были довольны.

Позднее этот же вопрос обсуждался Верноном и доктором Корни. Последний был решительно против сентиментальной трактовки нравственных проблем, которой, по словам Вернона - и не без его одобрения, - придерживалась мисс Мидлтон.

- Раз это так гнетет мальчика, - говорил Вернон, - я не считаю себя вправе запретить ему пойти к Уилоби и все рассказать - тем более что я и сам в этом замешан и рано или поздно должен буду ему открыться.
Dr. Corney said no at all points. "Now hear me," he said, finally. "This is between ourselves, and no breach of confidence, which I'd not be guilty of for forty friends, though I'd give my hand from the wrist-joint for one--my left, that's to say. Sir Willoughby puts me one or two searching interrogations on a point of interest to him, his house and name. Very well, and good night to that, and I wish Miss Dale had been ten years younger, or had passed the ten with no heartrisings and sinkings wearing to the tissues of the frame and the moral fibre to boot. She'll have a fairish health, with a little occasional doctoring; taking her rank and wealth in right earnest, and shying her pen back to Mother Goose. She'll do. And, by the way, I think it's to the credit of my sagacity that I fetched Mr. Dale here fully primed, and roused the neighbourhood, which I did, and so fixed our gentleman, neat as a prodded eel on a pair of prongs--namely, the positive fact and the general knowledge of it. But, mark me, my friend. We understand one another at a nod. This boy, young Squire Crossjay, is a good stiff hearty kind of a Saxon boy, out of whom you may cut as gallant a fellow as ever wore epaulettes. I like him, you like him, Miss Dale and Miss Middleton like him; and Sir Willoughby Patterne, of Patterne Hall and other places, won't be indisposed to like him mightily in the event of the sun being seen to shine upon him with a particular determination to make him appear a prominent object, because a solitary, and a Patterne." Доктор Корни возражал по всем пунктам.

- Послушайте меня, - сказал он в заключение. - Пусть это останется между нами и не считается нарушением врачебной тайны, на что я не пошел бы и ради сорока друзей, хоть ради одного-единственного друга и готов дать руку на отсечение - разумеется, левую. Итак, сэр Уилоби допрашивает меня с пристрастием о кое-каких обстоятельствах, представляющих интерес как для него самого, так и для продолжения его рода и имени. Я ему даю исчерпывающий ответ. Кабы мисс Дейл была лет на десять моложе, говорю я, или эти десять лет протекли у нее спокойнее, без сердечных треволнений, от которых у человека изнашиваются и тело и душа, тогда... Словом, я ему даю понять все, что нужно. Впрочем, здоровье у нее, если время от времени ее подлечивать и при условии, что она со всей серьезностью отнесется к своему высокому положению и навсегда распростится с пером, обещает быть сносным. Итак, за нее можно быть спокойным. Кстати, я считаю, что проявил наивысшую мудрость, привезя сюда мистера Дейла. Теперь, после того как моими стараниями эта история сделалась достоянием всего графства, нашему джентльмену некуда податься: он - как угорь, подхваченный на вилку. И помяните мое слово, приятель, мы ведь с вами понимаем друг друга с намека - помяните мое слово: из юного эсквайра Кросджея, из этого добротного, крепкого и энергичного англосакса, выйдет малый, который с честью будет носить свои эполеты. Мне он нравится, вам тоже, мисс Мидлтон и мисс Дейл - тоже. Что касается сэра Уилоби Паттерна, господина Паттерн-холла и прочая и прочая, то он, уверяю вас, будет готов взглянуть на Кросджея весьма и весьма благосклонным взором, ибо он как-никак Паттерн и, возможно, единственный наследник великого рода.
Dr. Corney lifted his chest and his finger: "Now mark me, and verbum sap: Crossjay must not offend Sir Willoughby. I say no more. Look ahead. Miracles happen, but it's best to reckon that they won't. Well, now, and Miss Dale. She'll not be cruel."

"It appears as if she would," said Vernon, meditating on the cloudy sketch Dr. Corney had drawn.
Доктор Корни выпятил грудь и поднял указательный палец.

- Помяните же мое слово, verbum sat:[32] Кросджею ни в коем случае не следует навлекать на себя неудовольствие сэра Уилоби. Больше я ничего не прибавлю. Смотрите вперед! Конечно, бывают чудеса, но благоразумнее на них не рассчитывать. Ну, а теперь - о мисс Дейл. Она не будет упорствовать в своей жестокости.

- Похоже, что она намерена упорствовать, - возразил Вернон, пытаясь охватить туманную картину, которую перед ним развернул доктор Корни.
"She can't, my friend. Her position's precarious; her father has little besides a pension. And her writing damages her health. She can't. And she likes the baronet. Oh, it's only a little fit of proud blood. She's the woman for him. She'll manage him--give him an idea he's got a lot of ideas. It'd kill her father if she were obstinate. He talked to me, when I told him of the business, about his dream fulfilled, and if the dream turns to vapour, he'll be another example that we hang more upon dreams than realities for nourishment, and medicine too. Last week I couldn't have got him out of his house with all my art and science. Oh, she'll come round. Her father prophesied this, and I'll prophesy that. She's fond of him."

"She was."
- Ничего не выйдет, мой друг! Положение ее весьма шатко. У отца, кроме пожизненной пенсии, почти ничего нет. Сочинительство разрушает ее здоровье. Ничего не выйдет! К тому же баронет ей мил. Это небольшой припадок гордости, и ничего больше. Мисс Дейл создана для него. Она может управлять им, она внушит ему мысль, будто у него множество мыслей. Она знает, что ее упорство убьет отца. Когда я ему рассказал, как обстоят дела, он заговорил о том, что мечта его наконец осуществилась, и если ей теперь суждено испариться, бедняга докажет на собственном примере, что мечты питают нас в гораздо большей степени, нежели любая земная пища или лекарства. На прошлой неделе ни мое искусство, ни все мои познания не заставили бы его покинуть дом. О, она уступит! Предсказание ее отца сбудется, вот увидите! К тому же она ведь и в самом деле любит баронета.

- Любила.
"She sees through him?"

"Without quite doing justice to him now," said Vernon. "He can be generous--in his way."

"How?" Corney inquired, and was informed that he should hear in time to come.

Meanwhile Colonel De Craye, after hovering over the park and about the cottage for the opportunity of pouncing on Miss Middleton alone, had returned crest-fallen for once, and plumped into Willoughby's hands.
- Да что вы? Неужто поняла, что он собой представляет?

- Настолько, что даже отказывается видеть в нем какие бы то ни было достоинства, - ответил Вернон. - А ведь он по-своему великодушен.

- Как так? - спросил Корни, но должен был довольствоваться ответом, что со временем все узнает.

Полковник де Крей, побродив по парку и в окрестностях коттеджа в тщетной надежде застигнуть мисс Мидлтон наедине, вернулся обескураженный в Большой дом и в этом несвойственном ему состоянии уныния попался в лапы Уилоби.
"My dear Horace," Willoughby said, "I've been looking for you all the afternoon. The fact is--I fancy you'll think yourself lured down here on false pretences: but the truth is, I am not so much to blame as the world will suppose. In point of fact, to be brief, Miss Dale and I . . . I never consult other men how they would have acted. The fact of the matter is, Miss Middleton . . . I fancy you have partly guessed it."

"Partly," said De Craye.
- Друг мой Гораций, - приветствовал его тот, - а я вас всюду разыскиваю! Дело в том, что... Боюсь, вы решите, будто я заманил вас сюда под вымышленным предлогом. Но я вовсе не так виновен, как это может показаться на первый взгляд. Короче говоря, мы с мисс Дейл... впрочем, я не имею обыкновения советоваться с другими относительно своих поступков. Ну, одним словом, мисс Мидлтон... Впрочем, я уверен, что вы отчасти и сами догадываетесь.

- Отчасти, - сказал де Крей.
"Well, she has a liking that way, and if it should turn out strong enough, it's the best arrangement I can think of," The lively play of the colonel's features fixed in a blank inquiry.

"One can back a good friend for making a good husband," said Willoughby. "I could not break with her in the present stage of affairs without seeing to that. And I can speak of her highly, though she and I have seen in time that we do not suit one another. My wife must have brains."

"I have always thought it," said Colonel De Craye, glistening, and looking hungry as a wolf through his wonderment.
- Ну что ж, у нее, видно, лежит сердце к другому, и, если ее склонность окажется достаточно сильной, это, вероятно, и будет наилучшим исходом.

Черты лица полковника, обычно такие подвижные, застыли в маске недоумения.

- Можно ручаться, что хороший друг будет хорошим мужем, - сказал Уилоби. - Если бы я не был в этом убежден, я бы ни за что не порвал с нею, раз уж дело зашло так далеко. О ней я могу отозваться только с самой лучшей стороны. Просто мы заметили оба - и, к счастью, вовремя, - что не подходим друг к другу. Ум - вот главное качество, какое я ищу в жене.

- Да, да, вы правы! - воскликнул полковник, стараясь не выдавать своего удивления и притушить голодный, волчий блеск, вспыхнувший в его глазах.
"There will not be a word against her, you understand. You know my dislike of tattle and gossip. However, let it fall on me; my shoulders are broad. I have done my utmost to persuade her, and there seems a likelihood of her consenting. She tells me her wish is to please me, and this will please me."

"Certainly. Who's the gentleman?"

"My best friend, I tell you. I could hardly have proposed another. Allow this business to go on smoothly just now." There was an uproar within the colonel to blind his wits, and Willoughby looked so friendly that it was possible to suppose the man of projects had mentioned his best friend to Miss Middleton.
- Но я никому не позволю сказать о ней дурного слова. Вы знаете, как я отношусь ко всякого рода сплетням и пересудам. Пусть вина падет на меня одного. У меня крепкие плечи, они все вынесут. Я употребил все свое влияние, и, как мне кажется, не исключено, что она даст согласие. Она утверждает, что хочет поступить так, как я пожелаю. А желаю я для нее именно этого союза.

- Разумеется. Кто же счастливец?

- Я вам сказал: мой лучший друг. Ни о ком другом я бы не подумал. Предоставим, однако, события их естественному течению.

Буря, поднявшаяся в душе полковника, затуманила ему разум; лицо Уилоби, казалось, дышало доброжелательством и дружбой - отчего бы в самом деле не поверить, что этот искусный комбинатор замолвил мисс Мидлтон словечко о своем лучшем друге?
And who was the best friend?

Not having accused himself of treachery, the quick-eyed colonel was duped.

"Have you his name handy, Willoughby?"

"That would be unfair to him at present, Horace--ask yourself--and to her. Things are in a ticklish posture at present. Don't be hasty."

"Certainly. I don't ask. Initials'll do."
Кто же этот лучший друг?

Полковник ни на минуту не ощущал себя предателем и поэтому, при всей своей сообразительности, был совершенно сбит с толку.

- А вы не подскажете его имя, Уилоби?

- Нет, друг Гораций, это было бы несправедливо по отношению к нему, да и к ней тоже. Подумайте сами! Покамест положение еще довольно щекотливое. Не торопитесь!

- Разумеется. Я и не прошу назвать имя полностью. Только инициалы.
"You have a remarkable aptitude for guessing, Horace, and this case offers you no tough problem--if ever you acknowledged toughness. I have a regard for her and for him--for both pretty equally; you know I have, and I should be thoroughly thankful to bring the matter about."

"Lordly!" said De Craye.

"I don't see it. I call it sensible."

"Oh, undoubtedly. The style, I mean. Tolerably antique?"
- Вы славитесь своей догадливостью, Гораций, а в данном случае загадка не так уж и трудна, если для вас вообще существуют трудные загадки. Я почти в одинаковой мере питаю дружеские чувства к нему и к ней. Вы это знаете, и я был бы очень рад, если бы эта партия состоялась.

- Это по-княжески! - воскликнул де Крей.

- Не нахожу. Просто разумно.

- Что и говорить! Но я имею в виду самый стиль вашего поведения. Вам не кажется, что он восходит к рыцарским традициям?
"Novel, I should say, and not the worse for that. We want plain practical dealings between men and women. Usually we go the wrong way to work. And I loathe sentimental rubbish."

De Craye hummed an air. "But the lady?" said he.

"I told you, there seems a likelihood of her consenting."

Willoughby's fish gave a perceptible little leap now that he had been taught to exercise his aptitude for guessing.

"Without any of the customary preliminaries on the side of the gentleman?" he said.
- Не нахожу. Напротив, это новшество - и тем лучше. Пора научиться строить отношения между мужчинами и женщинами на разумных, практических началах. Обычно мы подходим к делу с неверных позиций. А я так терпеть не могу всякий сентиментальный вздор.

Де Крей начал напевать какую-то песенку.

- Ну, а она? - спросил он.

- Говорю же вам: есть надежда на ее согласие.

Рыбка клюнула. Комплимент, сделанный догадливости полковника, оказался хорошей наживкой.

- Без каких бы то ни было маневров со стороны заинтересованного джентльмена? - спросил полковник.
"We must put him through his paces, friend Horace. He's a notorious blunderer with women; hasn't a word for them, never marked a conquest."

De Craye crested his plumes under the agreeable banter. He presented a face humourously sceptical.

"The lady is positively not indisposed to give the poor fellow a hearing?"

"I have cause to think she is not," said Willoughby, glad of acting the indifference to her which could talk of her inclinations.

"Cause?"

"Good cause."
- Сначала нам нужно как следует его прощупать, друг мой Гораций. Он славится своей неловкостью с женщинами, неумением с ними говорить, и не имеет на своем счету ни единой победы над прекрасным полом.

Уилоби, видно, вздумалось пошутить, и де Крей, входя в игру, приосанился и понимающе усмехнулся.

- И тем не менее вы утверждаете, что названная особа не откажется выслушать беднягу?

- У меня есть основания так утверждать, - сказал Уилоби, который рад был доказать этой готовностью спокойно обсуждать сердечные дела мисс Мидлтон свое полное к ней равнодушие.

- Основания, говорите вы?

- Да, и весьма веские.
"Bless us!"

"As good as one can have with a woman."

"Ah?"

"I assure you."

"Ah! Does it seem like her, though?"

"Well, she wouldn't engage herself to accept him."

"Well, that seems more like her."

"But she said she could engage to marry no one else."
- Черт возьми!

- Самые веские, какие только в состоянии дать женщина.

- Право?

- Уверяю вас.

- Ах! Разве это на нее похоже?

- Разумеется, обещаний она не давала никому.

- Вот это уже больше на нее похоже.

- Однако она сказала, что ни за кого другого не выйдет.
The colonel sprang up, crying: "Clara Middleton said it?" He curbed himself "That's a bit of wonderful compliancy."

"She wishes to please me. We separate on those terms. And I wish her happiness. I've developed a heart lately and taken to think of others."

"Nothing better. You appear to make cock sure of the other party--our friend?"

"You know him too well, Horace, to doubt his readiness."

"Do you, Willoughby?"

"She has money and good looks. Yes, I can say I do."
Полковник чуть не подскочил.

- Клара Мидлтон так и сказала? - Впрочем, он тотчас взял себя в руки и прибавил: - Подумайте, какая покорность!

- Клара намерена считаться с моими желаниями - только на таких условиях мы и расстаемся. Ну, а я желаю ей счастья. За последнее время во мне произошла перемена: сердце пробудилось ото сна, и я стал думать о других.

- Прекрасно. Но вы как будто не сомневаетесь в другой стороне - в вашем друге?

- Вы слишком хорошо его знаете, Гораций, чтобы сомневаться в его готовности.

- А вы, Уилоби, не сомневаетесь?

- Она и богата, и хороша собою. Да, могу сказать, что не сомневаюсь.
"It wouldn't be much of a man who'd want hard pulling to that lighted altar!"

"And if he requires persuasion, you and I, Horace, might bring him to his senses."

"Kicking, 't would be!"

"I like to see everybody happy about me," said Willoughby, naming the hour as time to dress for dinner.
- Трудно представить себе человека, которого пришлось бы тащить на аркане к такому завидному венцу.

- А если и придется его уговаривать, я думаю, мы с вами, Гораций, быстро приведем его в чувство.

- Уж мы ему накостыляем!

- Я люблю видеть вокруг себя счастливые лица, - сказал Уилоби в заключение и напомнил полковнику, что пора переодеваться к обеду.
The sentiment he had delivered was De Craye's excuse for grasping his hand and complimenting him; but the colonel betrayed himself by doing it with an extreme fervour almost tremulous.

"When shall we hear more?" he said.

"Oh, probably to-morrow," said Willoughby. "Don't be in such a hurry."

"I'm an infant asleep!" the colonel replied, departing.

He resembled one, to Willoughby's mind: or a traitor drugged.

"There is a fellow I thought had some brains!"
В том, что де Крей, воодушевившись благородным и человеколюбивым заявлением своего приятеля, с чувством протянул ему руку, не было ничего удивительного. Но только уж очень горячо он тряс ее - и как-то странно дрожал его голос, когда он выражал свое восхищение!

- Когда же мы узнаем о дальнейшем? - спросил он.

- Должно быть, завтра, - сказал Уилоби, - Не надо торопить события.

- Я младенец, младенец, которого убаюкали сказкой!

И с этими словами полковник удалился.

В глазах Уилоби он и был таковым, - впрочем, не столько младенцем, которого убаюкали сказкой, сколько одураченным предателем.
Who are not fools to beset spinning if we choose to whip them with their vanity! it is the consolation of the great to watch them spin. But the pleasure is loftier, and may comfort our unmerited misfortune for a while, in making a false friend drunk.

Willoughby, among his many preoccupations, had the satisfaction of seeing the effect of drunkenness on Horace De Craye when the latter was in Clara's presence. He could have laughed. Cut in keen epigram were the marginal notes added by him to that chapter of The Book which treats of friends and a woman; and had he not been profoundly preoccupied, troubled by recent intelligence communicated by the ladies, his aunts, he would have played the two together for the royal amusement afforded him by his friend Horace.
"А я-то думал, что у этого малого голова на плечах!" - мысленно произнес он.

Но как тут не потерять голову, не закружиться волчком, когда человека подстегивают его же собственным тщеславием? Зато какое утешение с высоты своего величия следить за этим вертящимся волчком! И какое блаженство - оставить в дураках вероломного друга! Это способно даже временно утешить нас в собственной, незаслуженно постигшей нас беде.

Несмотря на все свои заботы, Уилоби с удовлетворением наблюдал, как держится с Кларой убаюканный сказкой полковник. Ну, не смешно ли? Острой эпиграммой вписал он свое наблюдение на полях той главы Книги, что трактует о друзьях и о женщинах. И если бы он не был так сильно озабочен и взволнован последним сообщением, которое ему сделали его досточтимые тетушки, он бы всласть предался истинно княжеской забаве, которую доставлял ему его друг Гораций.

CHAPTER XLVIII. THE LOVERS/Глава сорок восьмая Влюбленные

English Русский
The hour was close upon eleven at night. Laetitia sat in the room adjoining her father's bedchamber. Her elbow was on the table beside her chair, and two fingers pressed her temples. The state between thinking and feeling, when both are molten and flow by us, is one of our natures coming after thought has quieted the fiery nerves, and can do no more. She seemed to be meditating. She was conscious only of a struggle past.

She answered a tap at the door, and raised her eyes on Clara. Clara stepped softly. "Mr. Dale is asleep?"

"I hope so."
Десятый час вечера был на исходе. Летиция сидела в комнате, смежной со спальней отца. Она облокотилась о стол, стиснув пальцами виски. Со стороны могло показаться, что мисс Дейл погружена в размышление. На самом деле она только твердила про себя: все позади, борьба окончена. Когда мысль, растратив все свои силы на укрощение воспаленных нервов, уже отказывается нам служить, природа, словно сжалившись, дарует нам передышку, во время которой мы уже ни о чем не думаем, ничего не чувствуем, а только созерцаем собственные думы и чувствования, единым расплавленным потоком мчащиеся куда-то мимо нас.

Раздался тихий стук в дверь, она откликнулась и, подняв глаза, увидела Клару.

- Мистер Дейл уснул?

- Как будто.
"Ah! dear friend."

Laetitia let her hand be pressed.

"Have you had a pleasant evening?"

"Mr. Whitford and papa have gone to the library."

"Colonel De Craye has been singing?"

"Yes--with a voice! I thought of you upstairs, but could not ask him to sing piano."

"He is probably exhilarated."

"One would suppose it: he sang well."
- Ах, мой милый друг!

Клара тихонько пожала Летиции руку, и та ее не отняла.

- Вы хорошо провели вечер?

- Мистер Уитфорд с отцом ушли в библиотеку.

- А полковник де Крей пел?

- Да, и так громогласно! Я думала, каково вам, наверху, но не решилась попросить его петь тише.

- Он, должно быть, в приподнятом настроении.
"You are not aware of any reason?"

"It cannot concern me."

Clara was in rosy colour, but could meet a steady gaze.

"And Crossjay has gone to bed?"

"Long since. He was at dessert. He would not touch anything."

"He is a strange boy."

"Not very strange, Laetitia."

"He did not come to me to wish me good-night."

"That is not strange."
- По-видимому. Пел он хорошо.

- И вы не подозреваете о причине?

- Меня она не касается.

Клара слегка порозовела, однако выдержала пристальный взгляд своего друга.

- Кросджей лег?

- Давно. Он явился к десерту, но ни к чему не притронулся.

- Странный мальчик!

- Совсем не странный, Летиция!

- Он даже не зашел пожелать мне покойной ночи.

- Ничего в этом странного не вижу.
"It is his habit at the cottage and here; and he professes to like me."

"Oh, he does. I may have wakened his enthusiasm, but you he loves."

"Why do you say it is not strange, Clara?"

"He fears you a little."

"And why should Crossjay fear me?"
- Но он всегда - и здесь, и у нас в коттедже - приходил ко мне проститься на ночь. Считается, что он меня любит.

- И еще как любит! Быть может, я и разбудила в нем какое-то мальчишеское чувство, но к вам он по-настоящему привязан.

- Почему же вы говорите, Клара, что не видите ничего странного в его поведении?

- Он немножко вас боится.

- Но отчего бы Кросджею меня бояться?
"Dear, I will tell you. Last night--You will forgive him, for it was by accident: his own bed-room door was locked and he ran down to the drawing-room and curled himself up on the ottoman, and fell asleep, under that padded silken coverlet of the ladies--boots and all, I am afraid!"

Laetitia profited by this absurd allusion, thanking Clara in her heart for the refuge.

"He should have taken off his boots," she said.
- Друг мой, сейчас я вам все объясню. Этой ночью... Но вы должны его простить, все получилось нечаянно. Дверь в спальню Кросджея оказалась запертой, и он сбежал вниз в гостиную, свернулся калачиком на оттоманке и заснул под стеганым шелковым покрывалом мисс Изабел и Эленор - прямо как был в башмаках!

Мысленно благословляя Кларин такт, продиктовавший ей это комическое отступление, Летиция воскликнула:

- Скверный мальчишка - хоть бы башмаки снял!
"He slept there, and woke up. Dear, he meant no harm. Next day he repeated what he had heard. You will blame him. He meant well in his poor boy's head. And now it is over the county. Ah! do not frown."

"That explains Lady Busshe!" exclaimed Laetitia.
- Он уснул, а потом проснулся. А наутро рассказал о том, что слышал. Милая, у него не было дурного умысла - напротив! Ну вот вы и рассердились! Но он раскинул своими мальчишескими мозгами и хотел сделать, как лучше. А теперь это разошлось по всему графству. Ну, не хмурьтесь! Пожалуйста!

- Вот отчего леди Буш держалась со мной так странно! - воскликнула Летиция.
"Dear, dear friend," said Clara. "Why--I presume on your tenderness for me; but let me: to-morrow I go--why will you reject your happiness? Those kind good ladies are deeply troubled. They say your resolution is inflexible; you resist their entreaties and your father's. Can it be that you have any doubt of the strength of this attachment? I have none. I have never had a doubt that it was the strongest of his feelings. If before I go I could see you . . . both happy, I should be relieved, I should rejoice." - Милый, милый друг, - снова начала Клара. - Ну, почему... быть может, я и злоупотребляю вашим расположением, но позвольте мне напоследок... ведь я завтра уезжаю... Ну, почему, скажите, отказываетесь вы от своего счастья? И эти милые, добрые мисс Паттерн, они близки к отчаянью. Они говорят, что ваша решимость непоколебима, что вы глухи и к их мольбам, и к настояниям вашего отца. Неужели у вас еще остались сомнения в силе его привязанности? У меня - ни малейших. Я всегда была убеждена, что это самое его глубокое чувство. Если бы до своего отъезда я могла видеть вас... обоих вас... счастливыми, я бы почувствовала огромное облегчение, я бы ликовала!
Laetitia said, quietly: "Do you remember a walk we had one day together to the cottage?"

Clara put up her hands with the motion of intending to stop her ears.

"Before I go!" said she. "If I might know this was to be, which all desire, before I leave, I should not feel as I do now. I long to see you happy . . . him, yes, him too. Is it like asking you to pay my debt? Then, please! But, no; I am not more than partly selfish on this occasion. He has won my gratitude. He can be really generous."

"An Egoist?"

"Who is?"
- Помните нашу прогулку - когда вы проводили меня до коттеджа? - тихо спросила Летиция.

Клара зажала уши, словно не желая ее слушать.

- Ах, если бы до моего отъезда... - продолжала она. - Если бы я могла быть уверенной, что свершится то, о чем мечтают все, у меня бы свалился камень с души. Мне так хочется видеть вас счастливой - да и его тоже! Вы, может, думаете, что я прошу вас заплатить по моему векселю? Что ж, думайте, если угодно! Но нет, я прошу вас об этом почти бескорыстно. Я благодарна ему от всей души. Он умеет быть по-настоящему великодушным.

- Это эгоист-то?

- Кто эгоист?
"You have forgotten our conversation on the day of our walk to the cottage?"

"Help me to forget it--that day, and those days, and all those days! I should be glad to think I passed a time beneath the earth, and have risen again. I was the Egoist. I am sure, if I had been buried, I should not have stood up seeing myself more vilely stained, soiled, disfigured--oh! Help me to forget my conduct, Laetitia. He and I were unsuited--and I remember I blamed myself then. You and he are not: and now I can perceive the pride that can be felt in him. The worst that can be said is that he schemes too much."

"Is there any fresh scheme?" said Laetitia.
- Вы забыли тот наш разговор?

- Ах, помогите мне его забыть! Забыть тот день, забыть все те дни! Это я была эгоисткой. Мне хотелось бы считать, что я провела это время под землей и только теперь вышла на поверхность. Если бы я и в самом деле восстала из могилы, я не чувствовала бы себя более испачканной, оскверненной, лишенной человеческого образа, чем ощущаю себя сейчас - право! Помогите мне забыть мое непростительное поведение, Летиция! Он и я - мы просто не подходим друг к другу... Да ведь я и тогда, помнится, винила больше себя. Другое дело - вы. Вы и Уилоби созданы друг для друга, и теперь я понимаю, что им и в самом деле должно гордиться. Единственное, что можно поставить ему в упрек, - это его увлечение различными комбинациями.

- А что - он задумал еще одну? - спросила Летиция.
The rose came over Clara's face.

"You have not heard? It was impossible, but it was kindly intended. Judging by my own feeling at this moment, I can understand his. We love to see our friends established."

Laetitia bowed. "My curiosity is piqued, of course."
Кларино лицо порозовело.

- Неужели вы не слышали? Комбинация, разумеется, несбыточная, но руководствовался он самыми добрыми намерениями. В другое время я, быть может, не поняла бы его, как сейчас. И он, и я, мы оба хотим видеть своих друзей счастливыми и благополучными.

- Вы возбуждаете мое любопытство, - не без иронии отозвалась Летиция.
"Dear friend, to-morrow we shall be parted. I trust to be thought of by you as a little better in grain than I have appeared, and my reason for trusting it is that I know I have been always honest--a boorish young woman in my stupid mad impatience: but not insincere. It is no lofty ambition to desire to be remembered in that character, but such is your Clara, she discovers. I will tell you. It is his wish . . . his wish that I should promise to give my hand to Mr. Whitford. You see the kindness." - Дорогой друг, завтра мы расстаемся. Мне хотелось бы, чтобы вы запомнили меня не такой уж скверной, какой я могла вам показаться, - по крайней мере, вы должны понять, что я была искренней. Пусть в безумном своем нетерпении я вела себя, как дикарка, но я никогда не лицемерила. Я понимаю, что и этот образ не слишком привлекателен, но такова уж ваша Клара, такой, во всяком случае, она представляется самой себе. Хорошо, я вам скажу. Он выразил желание, чтобы... чтобы я обещала отдать свою руку и сердце мистеру Уитфорду. Видите, как он добр!
Laetitia's eyes widened and fixed:

"You think it kindness?"

"The intention. He sent Mr. Whitford to me, and I was taught to expect him."

"Was that quite kind to Mr. Whitford?"

"What an impression I must have made on you during that walk to the cottage, Laetitia! I do not wonder; I was in a fever."

"You consented to listen?"

"I really did. It astonishes me now, but I thought I could not refuse."
Летиция широко открыла глаза.

- Вы в этом усматриваете проявление его доброты?

- Намерение было доброе. Он послал ко мне мистера Уитфорда и просил, чтобы я его выслушала.

- А по отношению к мистеру Уитфорду, по-вашему, это был добрый поступок?

- Я вижу, наша знаменитая прогулка, Летиция, произвела на вас неизгладимое впечатление! Оно и не удивительно. Я была тогда как в горячке.

- И вы согласились его выслушать?

- Да, представьте! Я сама себе удивляюсь, но мне казалось, что я не имею права отказаться.
"My poor friend Vernon Whitford tried a love speech?"

"He? no: Oh! no."

"You discouraged him?"

"I? No."

"Gently, I mean."

"No."

"Surely you did not dream of trifling? He has a deep heart."

"Has he?"

"You ask that: and you know something of him."
- И наш бедный друг пытался объясниться вам в любви?

- Он? Нет! Что вы!

- Вы сразу дали ему понять всю безнадежность такой попытки?

- Я? Нет.

- Быть может, деликатно, тонко?

- Да нет же!

- Надеюсь, вы не вздумали им играть? Он человек большого сердца.

- Право?

- И вы сомневаетесь? Как-никак вы имели возможность узнать его душу.
"He did not expose it to me, dear; not even the surface of the mighty deep."

Laetitia knitted her brows.

"No," said Clara, "not a coquette: she is not a coquette, I assure you."

With a laugh, Laetitia replied: "You have still the 'dreadful power' you made me feel that day."

"I wish I could use it to good purpose!"

"He did not speak?"

"Of Switzerland, Tyrol, the Iliad, Antigone."

"That was all?"
- Передо мной он не раскрывал своего большого сердца - даже самого верхнего слоя этих бездонных глубин.

Летиция нахмурилась.

- Нет, - сказала Клара, - нет, она не кокетка, уверяю вас.

Летиция засмеялась.

- Вы так и не утеряли той "ужасной власти", которую - помните? - заставили меня испытать в тот день на себе.

- Как жаль, что я не в силах, видимо, употребить мою пресловутую власть во благо.

- И он ничего не сказал?

- Ну нет, он говорил много. О Швейцарии, о Тироле, об Илиаде и об Антигоне.

- И это все?
"No, Political Economy. Our situation, you will own, was unexampled: or mine was. Are you interested in me?"

"I should be if I knew your sentiments."

"I was grateful to Sir Willoughby: grieved for Mr. Whitford."

"Real grief?"
- Что вы! Он говорил также и о политической экономии. Согласитесь, что положение, в каком мы очутились, было несколько необычно - во всяком случае, для меня. Но вы мне ничуть не сочувствуете!

- Если бы я могла знать ваши чувства!

- Я испытывала признательность к сэру Уилоби и горевала за мистера Уитфорда.

- Горевали?
"Because the task unposed on him of showing me politely that he did not enter into his cousin's ideas was evidently very great, extremely burdensome."

"You, so quick-eyed in some things, Clara!"

"He felt for me. I saw that in his avoidance of. . . And he was, as he always is, pleasant. We rambled over the park for I know not how long, though it did not seem long."

"Never touching that subject?"
- Ну да! Я видела, как тяжела, как почти непосильна для него задача, вываленная на него сэром Уилоби: вежливо дать мне понять, что планы его кузена не отвечают собственным его желаниям.

- Ах, Клара, в каких-то вещах вы бываете так проницательны!..

- Да, он щадил меня. Я видела это по тому, как он уклонялся... И он был, как всегда, очень мил. Мы ходили с ним по парку бог весть сколько времени - мне, впрочем, наша прогулка не показалась долгой.

- И вы так и не коснулись этой темы?
"Not ever neighbouring it, dear. A gentleman should esteem the girl he would ask . . . certain questions. I fancy he has a liking for me as a volatile friend."

"If he had offered himself?"

"Despising me?"

"You can be childish, Clara. Probably you delight to tease. He had his time of it, and it is now my turn."

"But he must despise me a little."

"Are you blind?"

"Perhaps, dear, we both are, a little."
- И за версту к ней не подходили. Да иначе и быть не могло. Ведь чтобы задать девушке... известный вопрос, нужно испытывать к ней уважение. Он же, мне кажется, по-своему даже расположен ко мне, но только как к веселой и легкомысленной приятельнице.

- А если бы он сделал вам предложение?

- Он - предложение? Когда он меня презирает!

- Какое вы дитя, Клара! Или у вас страсть морочить людей? Вы, верно, порядком помучили его, а теперь решили взяться за меня.

- Но как же ему меня не презирать?

- Нет, вы в самом деле так слепы?

- Быть может, мы обе с вами слегка ослепли, мой друг?
The ladies looked deeper into one another.

"Will you answer me?" said Laetitia.

"Your if? If he had, it would have been an act of condescension."

"You are too slippery."

"Stay, dear Laetitia. He was considerate in forbearing to pain me."

"That is an answer. You allowed him to perceive that it would have pained you."
Подруги обменялись глубоким, испытующим взглядом.

- Вы намерены ответить на мой вопрос, сударыня? - спросила Летиция.

- То есть на ваше "если бы"? Если бы он и стал просить моей руки, то лишь из снисхождения.

- Вы опять увиливаете!

- Постойте, дорогая Летиция! Он просто-напросто проявил чуткость, чтобы не причинить мне боли.

- Иначе говоря, вы дали ему почувствовать, что это причинило бы вам боль.
"Dearest, if I may convey to you what I was, in a simile for comparison: I think I was like a fisherman's float on the water, perfectly still, and ready to go down at any instant, or up. So much for my behaviour."

"Similes have the merit of satisfying the finder of them, and cheating the hearer," said Laetitia. "You admit that your feelings would have been painful."
- Друг мой! Позвольте прибегнуть к сравнению. И тогда, быть может, вам легче будет понять, чем я была во время нашей с ним беседы. Итак, представьте себе поплавок рыбака - он спокойно лежит на воде и, послушный малейшему движению удилища, готов либо погрузиться в воду, либо взвиться в воздух. Я была точно таким поплавком.

- У сравнений есть опасное свойство, - удовлетворяя того, кто к нему прибегает, оставлять слушателя в прежней неизвестности, - сказала Летиция. - Вы сами признали, что если бы он отважился сделать вам предложение, вы испытали бы тягостное чувство.
"I was a fisherman's float: please admire my simile; any way you like, this way or that, or so quiet as to tempt the eyes to go to sleep. And suddenly I might have disappeared in the depths, or flown in the air. But no fish bit."

"Well, then, to follow you, supposing the fish or the fisherman, for I don't know which is which . . . Oh! no, no: this is too serious for imagery. I am to understand that you thanked him at least for his reserve."

"Yes."
- Я была поплавком, поймите! Это самое точное сравнение: я была пассивна, как поплавок. Глядя на мою неподвижность, казалось, можно было заснуть. Но в любую минуту я могла бы исчезнуть в глубинах или, послушная удилищу, взметнуться в воздух. Ну, а рыбка - не клюнула!

- Хорошо, исходя из вашего сравнения, положим, что рыбка, - или рыбак, не знаю, кто из вас кем приходится... Но нет, вопрос слишком серьезный, чтобы играть в аллегории. Итак, вы хотя бы дали ему понять, что оценили его сдержанность?

- О да.
"Without the slightest encouragement to him to break it?"

"A fisherman's float, Laetitia!"

Baffled and sighing, Laetitia kept silence for a space. The simile chafed her wits with a suspicion of a meaning hidden in it.

"If he had spoken?" she said.

"He is too truthful a man."
- И ничем не помогли ему эту сдержанность нарушить?

- Вспомните, Летиция, я была поплавком, всего лишь поплавком у рыбака!

Летиция ничего не ответила и только вздохнула.

Она была обескуражена; она чувствовала, что в Кларином сравнении таится какой-то смысл, но, как ни ломала голову, не могла до него добраться.

- А если бы он все же заговорил? - спросила она снова.

- Он слишком честный человек.
"And the railings of men at pussy women who wind about and will not be brought to a mark, become intelligible to me."

"Then Laetitia, if he had spoken, if, and one could have imagined him sincere . . ."

"So truthful a man?"

"I am looking at myself If!--why, then, I should have burnt to death with shame. Where have I read?--some story--of an inextinguishable spark. That would have been shot into my heart."

"Shame, Clara? You are free."

"As much as remains of me."
- Я, кажется, начинаю понимать мужчин, обвиняющих нас в том, что мы, подобно кошкам, бродим вокруг да около и никогда не идем прямо к цели.

- Ну, хорошо, Летиция, если бы он заговорил и если бы я могла поверить в его искренность...

- В искренность честного человека?

- Ах, я не в нем сомневаюсь, а в себе! Если бы! О, я бы, наверное, сгорела со стыда. Где это я читала? В каком-то романе... о неугасимой искре. Ну, так вот, эта искра попала бы мне в самое сердце.

- Но отчего же стыд, Клара? Ведь вы свободны?

- Да, то, что от меня осталось.
"I could imagine a certain shame, in such a position, where there was no feeling but pride."

"I could not imagine it where there was no feeling but pride."
- Я еще могла бы вас понять, если бы в вашем сердце выгорели все чувства, кроме гордости.

- А мне, напротив, кажется, что если бы в моем сердце не было иных чувств, кроме гордости, мне нечего было бы стыдиться.
Laetitia mused. "And you dwell on the kindness of a proposition so extraordinary!" Gaining some light, impatiently she cried: "Vernon loves you."

"Do not say it!"

"I have seen it."
Летиция была озадачена.

- И человек, придумавший столь странную комбинацию, вызывает у вас чувство живейшей признательности? - раздумчиво произнесла она.

И вдруг ее осенила истина: Клара и в самом деле ни о чем не догадывалась.

- Но ведь Вернон любит вас! - вскричала она нетерпеливо.

- Не говорите таких вещей!

- Но это так, я знаю!
"I have never had a sign of it."

"There is the proof."

"When it might have been shown again and again!"

"The greater proof!"

"Why did he not speak when he was privileged?--strangely, but privileged."

"He feared."

"Me?"
- Он мне ни разу не дал понять, что любит меня.

- Это ли не доказательство!

- А сколько было к тому случаев!

- Тем более!

- Но почему же он молчал, когда получил - пусть таким странным образом, - когда он получил полное право?

- Он боялся.

- Меня?
"Feared to wound you--and himself as well, possibly. Men may be pardoned for thinking of themselves in these cases."

"But why should he fear?"

"That another was dearer to you?"
- Боялся ранить вас - да и себя, возможно. В таких случаях мужчине извинительно подумать и о себе.

- Но чего же ему было опасаться?

- Быть может, того, что вам дороже кто-нибудь другой?
"What cause had I given . . . Ah I see! He could fear that; suspect it! See his opinion of me! Can he care for such a girl? Abuse me, Laetitia. I should like a good round of abuse. I need purification by fire. What have I been in this house? I have a sense of whirling through it like a madwoman. And to be loved, after it all!--No! we must be hearing a tale of an antiquary prizing a battered relic of the battle-field that no one else would look at. To be loved, I see, is to feel our littleness, hollowness--feel shame. We come out in all our spots. Never to have given me one sign, when a lover would have been so tempted! Let me be incredulous, my own dear Laetitia. Because he is a man of honour, you would say! But are you unconscious of the torture you inflict? For if I am--you say it--loved by this gentleman, what an object it is he loves--that has gone clamouring about more immodestly than women will bear to hear of, and she herself to think of! Oh, I have seen my own heart. It is a frightful spectre. I have seen a weakness in me that would have carried me anywhere. And truly I shall be charitable to women--I have gained that. But loved! by Vernon Whitford! The miserable little me to be taken up and loved after tearing myself to pieces! Have you been simply speculating? You have no positive knowledge of it! Why do you kiss me?" - Но разве я давала основание... Ах, понимаю! Да, он мог этого опасаться, мог подозревать! Вот видите, какого он мнения обо мне. Разве может он любить такую девушку? Разбраните меня, Летиция, как следует! Мне нужно очищение огнем. Как я себя держала в этом доме! Меня, словно бесноватую, швыряло из стороны в сторону. И после всего этого меня еще любят! Нет! Это какая-то сказка об антикваре, подобравшем на поле сражения медальон, на который никто и смотреть не хотел - так он был поцарапан, испачкан. Теперь я вижу, что чувствовать себя любимой - это ощущать собственное ничтожество, пустоту и... стыд. Тут-то и становятся зримыми все наши пятна. Ни разу не подать и знака, когда всякий другой на его месте... Ах, позвольте мне вам не поверить, моя родная Летиция! Он человек чести, скажете вы. Но это-то и терзает меня больше всего! Если я и в самом деле, как вы утверждаете, любима таким человеком, то кого же, кого он любит? Женщину, с немыслимым для женщины бесстыдством трубившую направо и налево о себе и о своих делах! Я не могу вспомнить об этом без содрогания. О, я заглянула в свое сердце - страшное зрелище! Сколько я увидела в нем слабости - и куда только она могла бы меня завести! Отныне я никогда не буду судить женщин строго - хоть эту пользу я извлекла для себя. Но быть любимой! Верноном Уитфордом! Чтобы полюбили меня, такое ничтожество, и после того, как я так растерзана! Но вы это просто сами решили! У вас нет оснований для такого предположения! Почему вы меня вдруг целуете?
"Why do you tremble and blush so?"

Clara looked at her as clearly as she could. She bowed her head. "It makes my conduct worse!"

She received a tenderer kiss for that. It was her avowal, and it was understood: to know that she had loved or had been ready to love him, shadowed her in the retrospect.

"Ah! you read me through and through," said Clara, sliding to her for a whole embrace.

"Then there never was cause for him to fear?" Laetitia whispered.
- А почему вы так покраснели и дрожите всем телом?

Клара сделала над собой усилие и посмотрела подруге в глаза. Затем склонила голову.

- Тем непростительнее мое поведение, - пролепетала она.

Наградой ей был еще один поцелуй, нежнее прежнего. Она покаялась и получила отпущение грехов. Однако теперь, когда она поняла, что уже тогда любила или готова была полюбить Вернона, ее поступки предстали перед ней в еще более неприглядном свете.

- Ах, вы видите меня насквозь, - сказала Клара, прижимаясь к Летиции и стискивая ее в своих объятиях.

- Следовательно, у него никогда не было оснований для таких опасений? - шепнула Летиция.
Clara slid her head more out of sight. "Not that my heart . . . But I said I have seen it; and it is unworthy of him. And if, as I think now, I could have been so rash, so weak, wicked, unpardonable--such thoughts were in me!--then to hear him speak would make it necessary for me to uncover myself and tell him--incredible to you, yes!--that while . . . yes, Laetitia, all this is true: and thinking of him as the noblest of men, I could have welcomed any help to cut my knot. So there," said Clara, issuing from her nest with winking eyelids, "you see the pain I mentioned." Клара отвернула лицо.

- По-настоящему? Никогда... Впрочем, я сказала вам, что заглянула в свое сердце: оно недостойно его. И если... да, да, я сейчас вижу, что так оно и было... если я могла быть такой гадкой женщиной, настолько низкой и слабой духом, что в своем нетерпении освободиться... а у меня такие мысли были, уверяю вас! Ну, вот, если бы он заговорил, мне пришлось бы открыться ему и сказать... О, вам, я знаю, это покажется невероятным! сказать, что я... Ах, Летиция, все это правда... Да, и тогда, зная, что он самый прекрасный, самый благородный человек на свете... Тем не менее была минута, когда я готова была ухватиться за что угодно - лишь бы избавиться от ненавистных мне уз. - Подняв голову и сморгнув слезу, Клара прибавила: - Вот что я имела в виду, говоря о боли.
"Why did you not explain it to me at once?"

"Dearest, I wanted a century to pass."

"And you feel that it has passed?"
- Но почему же вы не объяснили мне этого сразу?

- Милая моя Летиция, вечность должна была пронестись надо мной, прежде чем я могла вам все это сказать.

- И она пронеслась?
"Yes; in Purgatory--with an angel by me. My report of the place will be favourable. Good angel, I have yet to say something."

"Say it, and expiate."

"I think I did fancy once or twice, very dimly, and especially to-day . . . properly I ought not to have had any idea: but his coming to me, and his not doing as another would have done, seemed . . . A gentleman of real nobleness does not carry the common light for us to read him by. I wanted his voice; but silence, I think, did tell me more: if a nature like mine could only have had faith without bearing the rattle of a tongue."

A knock at the door caused the ladies to exchange looks. Laetitia rose as Vernon entered.
- Да, и я провела ее в чистилище. Но мне там сопутствовал ангел, и я не могу сказать об этом месте дурного слова. Добрый ангел, позвольте мне кое-что добавить!

- Говорите, исповедуйтесь до конца!

- Мне кажется... Подчас мне и самой приходило в голову... очень смутно, но сегодня как-то особенно... Конечно, я была не вправе так думать. Но то, что он подошел ко мне и не поступил, как поступил бы на его месте всякий другой, показалось мне... Чтобы читать в сердце человека высокого благородства, требуется более яркий свет, чем обычный. Я хотела слышать его голос, но, быть может, его молчание сказало мне больше. Ах, если б я не была таким суетным существом и не нуждалась в словах!

Стук в дверь заставил подруг переглянуться.

Вошел Вернон.
"I am just going to my father for a few minutes," she said.

"And I have just come from yours." Vernon said to Clara. She observed a very threatening expression in him. The sprite of contrariety mounted to her brain to indemnify her for her recent self-abasement. Seeing the bedroom door shut on Laetitia, she said: "And of course papa has gone to bed"; implying, "otherwise . . ."

"Yes, he has gone. He wished me well."

"His formula of good-night would embrace that wish."

"And failing, it will be good-night for good to me!"

Clara's breathing gave a little leap. "We leave early tomorrow."

"I know. I have an appointment at Bregenz for June."
- Я как раз собиралась посмотреть, как там отец, - сказала Летиция, поднимаясь с кресла.

- А я только что от вашего, - обратился Вернон к Кларе.

Какая-то отчаянная решимость почудилась ей в его глазах. В Кларе проснулся дух противоречия, ей захотелось взять реванш за самобичевание, которому она только что себя подвергла.

- Надо полагать, что отец отправился на покой, - сказала она, едва за Летицией захлопнулась дверь. "Иначе бы вы сюда не пришли", - говорил ее тон.

- Да, он ушел. И благословил меня на прощанье.

- Его "покойной ночи" всегда включает в себя благословение.

- Но если на сей раз его благословение не будет иметь силы, значит, он пожелал мне покойной ночи в последний раз.

У Клары захватило дыхание.

- Мы уезжаем завтра, с утра.

- Я знаю. У меня с ним назначено свидание в Брегенце, в июне.

- Так скоро? С моим отцом?
"So soon? With papa?"

"And from there we break into Tyrol, and round away to the right, Southward."

"To the Italian Alps! And was it assumed that I should be of this expedition?"

"Your father speaks dubiously."

"You have spoken of me, then?"

"I ventured to speak of you. I am not over-bold, as you know."
- Так скоро? С моим отцом?

- Оттуда мы двинемся в Тироль и затем возьмем направо, к югу.

- К Итальянским Альпам! А я включена в экспедицию?

- Ваш отец говорил об этом несколько неопределенно.

- Следовательно, вы говорили с ним обо мне?

- Я отважился заговорить о вас. Хоть я, как вам известно, особой отвагой не отличаюсь.
Her lovely eyes troubled the lids to hide their softness.

"Papa should not think of my presence with him dubiously."

"He leaves it to you to decide."

"Yes, then: many times: all that can be uttered."

"Do you consider what you are saying?"

"Mr. Whitford, I shut my eyes and say Yes."

"Beware. I give you one warning. If you shut your eyes . . ."

"Of course," she flew from him, "big mountains must be satisfied with my admiration at their feet."
В Клариных прекрасных глазах вспыхнул мягкий блеск, но она поспешила спрятать его под ресницами.

- Но какие могут быть у отца сомнения? Разумеется, я с ним поеду.

- Он предоставляет это решить вам самой.

- В таком случае - да. Да, да, да, тысячу раз - да.

- Вы отдаете себе отчет в том, что вы сказали?

- Мистер Уитфорд, вот я закрыла глаза и говорю: "Да",

- Берегитесь. Это мое последнее предупреждение. Если вы закроете глаза...

- Но только я не в силах подняться на горные вершины - пусть они довольствуются моим восхищением снизу у подножия, - уклончиво сказала она.
"That will do for a beginning."

"They speak encouragingly."

"One of them." Vernon's breast heaved high.

"To be at your feet makes a mountain of you?" said she.

"With the heart of a mouse if that satisfies me!"

"You tower too high; you are inaccessible."

"I give you a second warning. You may be seized and lifted."

"Some one would stoop, then."

"To plant you like the flag on the conquered peak!"

"You have indeed been talking to papa, Mr. Whitford."
- Для начала и это годится.

- Горные вершины меня обнадеживают?

- Одна из них.

Грудь Вернона высоко вздымалась.

- Когда сидят у ваших ног, вы, верно, и в самом деле ощущаете себя высокой горой, - сказала она.

- Если бы у меня было сердце мыши, я бы, возможно, испытывал такое чувство.

- Но вы слишком высоки - вы неприступны.

- Еще раз предупреждаю: как бы вас не подхватили на руки и не подняли вверх!

- Кому-то в таком случае пришлось бы наклониться.

- Чтобы установить вас, как вымпел, на покоренной вершине!

- Теперь я вижу, вы и в самом деле говорили с отцом, мистер Уитфорд. Вы так образно изъясняетесь.
Vernon changed his tone.

"Shall I tell you what he said?"

"I know his language so well."

"He said--"

"But you have acted on it?"

"Only partly. He said--"

"You will teach me nothing."

"He said . . ."

"Vernon, no! oh! not in this house!"
- Хотите знать, что он сказал? - спросил Уитфорд, меняя тон.

- Его язык я знаю прекрасно.

- Он сказал, чтобы я...

- И вы так и сделали.

- Только частично. Он сказал, что...

- Вы не можете сообщить мне ничего нового.

- Он сказал...

- Нет! Вернон, нет! Только не здесь, не в этом доме!
That supplication coupled with his name confessed the end to which her quick vision perceived she was being led, where she would succumb.

She revived the same shrinking in him from a breath of their great word yet: not here; somewhere in the shadow of the mountains.
Эта мольба и то, что Клара назвала его по имени, говорили о многом. Было ясно, что ее стремительная мысль обогнала Вернона, осторожно подводившего ее к той конечной точке, дойдя до которой она должна была сдаться.

У него родилось ответное желание помедлить, не выговаривать торжественного слова. Только не здесь. Где-нибудь далеко от Паттерн-холла, в тени высоких гор.
But he was sure of her. And their hands might join. The two hands thought so, or did not think, behaved like innocents. Он больше в ней не сомневался. Руки их должны будут соединиться. Собственно, руки так и решили, без слов. Вернее, они ничего не решали, все получилось само собой, как у детей.
The spirit of Dr. Middleton, as Clara felt, had been blown into Vernon, rewarding him for forthright outspeaking. Over their books, Vernon had abruptly shut up a volume and related the tale of the house. "Has this man a spice of religion in him?" the Rev. Doctor asked midway. Vernon made out a fair general case for his cousin in that respect. "The complemental dot on his i of a commonly civilized human creature!" said Dr. Middleton, looking at his watch and finding it too late to leave the house before morning. The risky communication was to come. Vernon was proceeding with the narrative of Willoughby's generous plan when Dr. Middleton electrified him by calling out: "He whom of all men living I should desire my daughter to espouse!" and Willoughby rose in the Rev. Doctor's esteem: he praised that sensibly minded gentleman, who could acquiesce in the turn of mood of a little maid, albeit Fortune had withheld from him a taste of the switch at school. The father of the little maid's appreciation of her volatility was exhibited in his exhortation to Vernon to be off to her at once with his authority to finish her moods and assure him of peace in the morning. Дух доктора Мидлтона, как правильно догадалась Клара, снизошел на Вернона - в награду за то, что он решился наконец высказаться открыто. Склоняясь вместе с доктором над каким-то фолиантом, Вернон внезапно захлопнул книгу и поведал ему обо всем, что произошло в этом доме. Где-то посреди рассказа доктор Мидлтон его прервал. "Для этого человека нет ничего святого!" - воскликнул он. Вернон, насколько позволяла справедливость, стал защищать своего кузена. "Словом, вы утверждаете, что это ничем не выдающийся экземпляр гомосапиенса наших дней", - сказал доктор Мидлтон и, взглянув на часы, удостоверился, что до утра им уже не удастся покинуть Паттерн-холл. Предстояло перейти к самому трудному. Но не успел Вернон рассказать о великодушном предложении Уилоби, как доктор Мидлтон ошеломил его возгласом: "О лучшем муже для моей дочери я не мог бы и мечтать!" Уилоби сразу поднялся в глазах преподобного доктора. Он принялся восхвалять благоразумие джентльмена, который, несмотря на то что судьба не дала ему в свое время вкусить спасительную розгу, сумел так безропотно принять каприз "незрелой девчонки". И, не теряя ни минуты, отец означенной незрелой девчонки погнал Вернона изъявить ей свою родительскую волю: разом покончить со всеми капризами и доложить наутро о полном воцарении порядка и покоя.
Vernon hesitated. Dr. Middleton remarked upon being not so sure that it was not he who had done the mischief. Thereupon Vernon, to prove his honesty, made his own story bare. "Go to her," said Dr. Middleton. Vernon proposed a meeting in Switzerland, to which Dr. Middleton assented, adding: "Go to her": and as he appeared a total stranger to the decorum of the situation, Vernon put his delicacy aside, and taking his heart up, obeyed. He too had pondered on Clara's consent to meet him after she knew of Willoughby's terms, and her grave sweet manner during the ramble over the park. Her father's breath had been blown into him; so now, with nothing but the faith lying in sensation to convince him of his happy fortune (and how unconvincing that may be until the mind has grasped and stamped it, we experience even then when we acknowledge that we are most blessed), he held her hand. And if it was hard for him, for both, but harder for the man, to restrain their particular word from a flight to heaven when the cage stood open and nature beckoned, he was practised in self-mastery, and she loved him the more. Вернон колебался. Тогда доктор Мидлтон высказал предположение, что, быть может, в конечном счете виноват во всей этой истории именно он, мистер Уитфорд, на что тот, в доказательство своей добросовестности, открыл ему свое сердце. "Идите к ней!" - сказал доктор Мидлтон. Вернон предложил назначить следующую встречу в Швейцарии, доктор Мидлтон выразил свое согласие, повторив: "А теперь - к ней".

Убедившись, что необычность ситуации, по-видимому, ничуть не смущает Клариного отца, Вернон собрался с духом и, преодолев щепетильность, отправился исполнять волю своего ученого друга.

Готовность, с какой Клара согласилась его выслушать после того, как Уилоби изложил ей свои условия, ее мягкая задумчивость во время их прогулки по парку - все это от него не ускользнуло и навело на кое-какие размышления. И вот, вдохновленный ее отцом и не имея иных оснований для надежды, кроме собственных смутных ощущений (а кто не знает, как трудно уверовать в эти ощущения, покуда рассудок не скрепит их своею печатью!), он сидел с нею рядом и держал ее руку в своей. И, как ни трудно было ему (это было трудно и Кларе, но ему, как мужчине, особенно) не дать этому слову, их слову - теперь, когда дверца клетки была распахнута настежь - выпорхнуть и взмыть в поднебесье, он все же остался верен своей привычке к самообладанию, а она почувствовала, что любит его за это сильнее прежнего.
Laetitia was a witness of their union of hands on her coming back to the room.

They promised to visit her very early in the morning, neither of them conceiving that they left her to a night of storm and tears.

She sat meditating on Clara's present appreciation of Sir Willoughby's generosity.
Летиция застала влюбленных сидящими рука в руке.

Пообещав наведаться к ней рано утром, они пожелали ей покойной ночи. Счастливые, они и не подозревали, какая далеко не покойная ночь - ночь, полная бурь и слез, - ее ожидает!

Оставшись одна, Летиция задумалась над новоявленным величием души сэра Уилоби, в которое так внезапно уверовала Клара.

CHAPTER XLIX. LAETITIA AND SIR WILLOUGHBY/Глава сорок девятая Летиция и сэр Уилоби

English Русский
We cannot be abettors of the tribes of imps whose revelry is in the frailties of our poor human constitution. They have their place and their service, and so long as we continue to be what we are now, they will hang on to us, restlessly plucking at the garments which cover our nakedness, nor ever ceasing to twitch them and strain at them until they have stripped us for one of their horrible Walpurgis nights: when the laughter heard is of a character to render laughter frightful to the ears of men throughout the remainder of their days. But if in these festival hours under the beam of Hecate they are uncontrollable by the Comic Muse, she will not flatter them with her presence during the course of their insane and impious hilarities, whereof a description would out-Brocken Brockens and make Graymalkin and Paddock too intimately our familiars. Нет, мы не можем сочувствовать сонму бесенят, глумящемуся над слабостями нашей бедной человеческой природы! У них свое место, свое назначение, и, покуда мы сами не переменимся, они так и будут цепляться за край одежды, прикрывающей нашу наготу, пока в одну из своих омерзительных Вальпургиевых ночей не сорвут ее совсем. И тот, кому довелось пройти через это испытание, до конца своих дней будет вздрагивать при звуке самого невинного человеческого смеха, ибо всякий смех отзовется в нем сатанинским хохотом. Муза Комедии, однако, отнюдь не расположена воспевать кощунственные и разнузданные оргии, по сравнению с которыми самый Брокен{74} покажется детской забавой; в ее расчеты не входит подружить нас с темным миром греймалкинов, пэддоков{75} и прочей нечисти. И если в своем безудержном пировании при тусклом свете Гекаты стая бесенят преступит границы, предначертанные Комедией, она покидает их пиршество.
It shall suffice to say that from hour to hour of the midnight to the grey-eyed morn, assisted at intervals by the ladies Eleanor and Isabel, and by Mr. Dale awakened and re-awakened--hearing the vehemence of his petitioning outcry to soften her obduracy--Sir Willoughby pursued Laetitia with solicitations to espouse him, until the inveteracy of his wooing wore the aspect of the life-long love he raved of aroused to a state of mania. He appeared, he departed, he returned; and all the while his imps were about him and upon him, riding him, prompting, driving, inspiring him with outrageous pathos, an eloquence to move any one but the dead, which its object seemed to be in her torpid attention. Достаточно сказать, что часы, протянувшиеся между полночью и туманным рассветом, сэр Уилоби (к которому время от времени присоединялись то тетушки Изабел и Эленор, то, разбуженный его яростными мольбами, сам мистер Дейл) домогался руки Летиции, пытаясь сломить ее непреклонную решимость. Он преследовал ее с такой настойчивостью, что могло показаться, будто он и в самом деле всю жизнь только ее одну и любил и что страсть эта обратилась в настоящую манию. Он приходил, уходил и вновь возвращался. И все это время вкруг него вился лихой хоровод бесенят. Они садились на него верхом, науськивая его, подстегивая и вдохновляя на речи, исполненные неистового пафоса и способные растрогать всякую душу, в которой еще не угасла жизнь.
He heard them, he talked to them, caressed them; he flung them off, and ran from them, and stood vanquished for them to mount him again and swarm on him. There are men thus imp-haunted. Men who, setting their minds upon an object, must have it, breed imps. They are noted for their singularities, as their converse with the invisible and amazing distractions are called. Willoughby became aware of them that night. He said to himself, upon one of his dashes into solitude: I believe I am possessed! And if he did not actually believe it, but only suspected it, or framed speech to account for the transformation he had undergone into a desperately beseeching creature, having lost acquaintance with his habitual personality, the operations of an impish host had undoubtedly smitten his consciousness. Но та, к кому было обращено все это красноречие, слушала его с тупым вниманием - в ее душе, должно быть, эта жизнь еле теплилась. А он продолжал прислушиваться к своим бесам, разговаривать с ними, ласкать их и нежить. Порой он отшвыривал их прочь, бежал от них, но они снова его настигали, вскакивали на него, окружали своим бешеным хороводом.

Всякий, кто решит добиться своего любой ценой, становится одержимым. Люди начинают подмечать в нем странности - так им угодно именовать непрестанное общение, в какое он вступает с невидимыми существами, отныне управляющими всеми его поступками. Той ночью Уилоби впервые явственно осознал власть бесов над собой и в какой-то промежуток, когда он был один, даже воскликнул: "Да ведь это сущее наваждение!" Может, он этого и не думал всерьез, а только пытался выразить словами происшедшую с ним метаморфозу, в силу которой, отказавшись от своей горделивой осанки, он сделался униженным просителем. Так или иначе, он безусловно ощущал на себе действие бесовских сил.
He had them in his brain: for while burning with an ardour for Laetitia, that incited him to frantic excesses of language and comportment, he was aware of shouts of the names of Lady Busshe and Mrs. Mountstuart Jenkinson, the which, freezing him as they did, were directly the cause of his hurrying to a wilder extravagance and more headlong determination to subdue before break of day the woman he almost dreaded to behold by daylight, though he had now passionately persuaded himself of his love of her. He could not, he felt, stand in the daylight without her. She was his morning. She was, he raved, his predestinated wife. He cried, "Darling!" both to her and to solitude. Every prescription of his ideal of demeanour as an example to his class and country, was abandoned by the enamoured gentleman. He had lost command of his countenance. He stooped so far as to kneel, and not gracefully. Nay, it is in the chronicles of the invisible host around him, that in a fit of supplication, upon a cry of "Laetitia!" twice repeated, he whimpered. Силы эти поработили его ум. Даже в те минуты, когда он, казалось, сгорал на медленном огне своей страсти к Летиции, страсти, которая подвигала его на речи и поступки неслыханного сумасбродства, даже в эти минуты ему слышалось, будто кто-то время от времени выкрикивает имена леди Буш и миссис Маунтстюарт-Дженкинсон. Обдавая его холодом, имена эти вместе с тем подстегивали его, вызывая в нем отчаянную решимость еще до рассвета покорить ту, которую он едва ли не страшился увидеть при ярком свете дня. Встретить наступающий день, не заручившись ее обещанием принадлежать ему навсегда, безраздельно, представлялось ему немыслимым. Она была его солнцем, его суженой, выкрикивал он в неистовстве. "Любовь моя!" - взывал он, оставаясь наедине с нею. "Любовь моя!" - оглашал он тишину, оставаясь наедине с собой. Все правила, которых, по его мнению, должен держаться безукоризненный британский джентльмен, были отброшены и забыты джентльменом, потерявшим голову от любви. Даже выражение собственного лица не было ему больше подвластно. Он унизился до того, что неоднократно, и притом без всякого изящества, становился на колени. Да что там - обступившее его незримое воинство занесло в свои анналы, будто во время очередной мольбы, обращенной к жестокой, дважды воззвав: "Летиция!" - он даже захныкал.
Let so much suffice. And indeed not without reason do the multitudes of the servants of the Muse in this land of social policy avoid scenes of an inordinate wantonness, which detract from the dignity of our leaders and menace human nature with confusion. Sagacious are they who conduct the individual on broad lines, over familiar tracks, under well-known characteristics. What men will do, and amorously minded men will do, is less the question than what it is politic they should be shown to do.

The night wore through. Laetitia was bent, but had not yielded. She had been obliged to say--and how many times she could not bear to recollect: "I do not love you; I have no love to give"; and issuing from such a night to look again upon the face of day, she scarcely felt that she was alive.
Но довольно. Недаром многочисленные жрецы комической музы в нашем отечестве, где высшей доблестью почитается умение себя держать, избегают описывать неистовства страсти, принижающие тех, кто стоит во главе общества, и угрожающие внести смятение в души простых смертных. Благоразумные жрецы этой музы предпочитают показывать нам вместо живых людей условных кукол и вести их проторенной дорожкой типических, общеизвестных перипетий. Для них важно не то, как поведет себя человек, и притом человек влюбленный, а как политичнее представить его поведение.

Ночь была на исходе. Летицию удалось согнуть, но не сломить: снова и снова с болью в душе повторяла она, что не любит, что не способна больше любить. И теперь, когда день готовился сменить эту страшную ночь, она чувствовала себя еле живой.
The contest was renewed by her father with the singing of the birds. Mr. Dale then produced the first serious impression she had received. He spoke of their circumstances, of his being taken from her and leaving her to poverty, in weak health; of the injury done to her health by writing for bread; and of the oppressive weight he would be relieved of by her consenting.

He no longer implored her; he put the case on common ground.

And he wound up: "Pray do not be ruthless, my girl."
Вместе с пением птиц возобновил атаку ее отец. Тут-то мистер Дейл и высказал соображение, которое впервые заставило его дочь всерьез задуматься над его словами. Он заговорил об их материальных обстоятельствах, о том, что после его смерти она останется одна, без поддержки, без денег и без сил, необходимых для борьбы за существование; что литературный труд ради заработка подтачивает ее здоровье и, наконец, что, дав согласие на этот брак, она сняла бы с его сердца камень. Он уже ни о чем ее не просил, а только представил все дело в самом обыденном, прозаическом свете.

- Не будь жестокосердной, моя девочка, - закончил он.
The practical statement, and this adjuration incongruously to conclude it, harmonized with her disordered understanding, her loss of all sentiment and her desire to be kind. She sighed to herself. "Happily, it is over!" Его сугубо практическое заявление, увенчавшееся столь патетической концовкой, вполне соответствовало ее смятенному состоянию, ощущению полного сердечного банкротства и желанию по возможности утешить отца. "К счастью, уже поздно, - со вздохом сказала она себе. - Уилоби больше ко мне не придет".
Her father was too weak to rise. He fell asleep. She was bound down to the house for hours; and she walked through her suite, here at the doors, there at the windows, thinking of Clara's remark "of a century passing". She had not wished it, but a light had come on her to show her what she would have supposed a century could not have effected: she saw the impossible of overnight a possible thing: not desireable, yet possible, wearing the features of the possible. Happily, she had resisted too firmly to be again besought. К утру отец ее так ослабел, что не мог подняться с постели, и уснул. Итак, ей предстояло провести в этом доме еще несколько часов. Она расхаживала по отведенным им комнатам, останавливаясь то у дверей, то у окон, размышляя о замечании Клары относительно вечности, которая промчалась у нее над головой, прежде чем она могла разобраться в своих чувствах. И вдруг ее осенило - она поняла, что и с ней самой за эту ночь произошло нечто такое, что не могло бы свершиться и за сто лет. То, что казалось ей прежде невозможным, сделалось пусть не желанным, но все же возможным или, во всяком случае, не абсолютно невозможным. К счастью, снова подумала она, после полученного отпора Уилоби не станет возобновлять своих атак.
Those features of the possible once beheld allured the mind to reconsider them. Wealth gives us the power to do good on earth. Wealth enables us to see the world, the beautiful scenes of the earth. Laetitia had long thirsted both for a dowering money-bag at her girdle, and the wings to fly abroad over lands which had begun to seem fabulous in her starved imagination. Then, moreover, if her sentiment for this gentleman was gone, it was only a delusion gone; accurate sight and knowledge of him would not make a woman the less helpful mate. That was the mate he required: and he could be led. A sentimental attachment would have been serviceless to him. Not so the woman allied by a purely rational bond: and he wanted guiding. Happily, she had told him too much of her feeble health and her lovelessness to be reduced to submit to another attack. Летиция впервые позволила себе трезво заглянуть в то будущее, от которого она так упорно отказывалась: богатство позволяет творить добро на земле; с его помощью человек может побывать во всех прекрасных уголках нашей планеты, - а Летиция так давно мечтала и о набитом деньгами кошельке, откуда она могла бы бросать щедрые пригоршни нуждающимся, и о крыльях, чтобы облететь земли, которые ее изголодавшемуся воображению представлялись сказочными! К тому же, если ее чувство прошло, это всего лишь означает, что прошло заблуждение. Женщина, которая понимает человека, изучила его досконально, может оказаться для него достойной подругой и помощницей. Именно такая подруга жизни ему и нужна, именно такая и способна им руководить. А Уилоби, безусловно, нуждался в том, чтобы им руководили. От жены, исполненной слепого обожания, ему было бы мало пользы. То ли дело - женщина, трезво, из разумных соображений решившая связать с ним свою судьбу! Хорошо, впрочем, что она так откровенно рассказала ему о своем слабом здоровье и о том, что сердце ее недоступно любви, - теперь ей больше не грозит нападение с его стороны.
She busied herself in her room, arranging for her departure, so that no minutes might be lost after her father had breakfasted and dressed.

Clara was her earliest visitor, and each asked the other whether she had slept, and took the answer from the face presented to her. The rings of Laetitia's eyes were very dark. Clara was her mirror, and she said: "A singular object to be persecuted through a night for her hand! I know these two damp dead leaves I wear on my cheeks to remind me of midnight vigils. But you have slept well, Clara."
Она принялась убирать комнату, готовясь к отъезду, чтобы не потерять и минуты лишней. Как только ее отец оденется и позавтракает, они поедут домой.

Первой ее гостьей была Клара. Подруги могли бы и не спрашивать, как кто из них спал. Ответ был написан на лице у каждой. Кларин взгляд лучше всякого зеркала сказал Летиции, что круги под глазами у нее сделались темнее обычного.

- И подумать только, - воскликнула она, - что у этакой красавицы всю ночь напролет домогались руки! О, как я знаю эти два осенних листочка, что появляются на моих щеках после бессонной ночи! Зато как спали вы, милая Клара, спрашивать излишне!
"I have slept well, and yet I could say I have not slept at all, Laetitia. I was with you, dear, part in dream and part in thought: hoping to find you sensible before I go."

"Sensible. That is the word for me."
- Да, я спала хорошо, и вместе с тем у меня было такое чувство, Летиция, будто я ни на минуту не сомкнула глаз. Я была с вами все время - и во сне, и наяву. Мне так хотелось бы, уезжая, знать, что к вам возвратилось ваше благоразумие.

- Благоразумие - о да. Вы нашли точное слово.
Laetitia briefly sketched the history of the night; and Clara said, with a manifest sincerity that testified of her gratitude to Sir Willoughby: "Could you resist him, so earnest as he is?" Laetitia saw the human nature, without sourness: and replied, "I hope, Clara, you will not begin with a large stock of sentiment, for there is nothing like it for making you hard, matter-of-fact, worldly, calculating." Летиция вкратце описала события истекшей ночи.

- И вы могли оставаться такой жестокой, когда он доказал, что любит вас всем сердцем! - воскликнула Клара. По этому возгласу можно было судить о всей мере ее признательности сэру Уилоби.

Летиция научилась смотреть на мир трезво. Слова ее, однако, не были продиктованы горечью.

- Надеюсь, Клара, что вы не берете с собой слишком громоздкий багаж романтизма, - сказала она. - Ибо чем поначалу больше этого багажа, тем больше риска сделаться к концу пути черствой, прозаичной и расчетливой.
The next visitor was Vernon, exceedingly anxious for news of Mr. Dale. Laetitia went into her father's room to obtain it for him. Returning, she found them both with sad visages, and she ventured, in alarm for them, to ask the cause.

"It's this," Vernon said: "Willoughby will everlastingly tease that boy to be loved by him. Perhaps, poor fellow, he had an excuse last night. Anyhow, he went into Crossjay's room this morning, woke him up and talked to him, and set the lad crying, and what with one thing and another Crossjay got a berry in his throat, as he calls it, and poured out everything he knew and all he had done. I needn't tell you the consequence. He has ruined himself here for good, so I must take him."
Следующим гостем был Вернон. Он с непритворным участием осведомился о самочувствии мистера Дейла. Летиция прошла к отцу, а когда вернулась, застала своих друзей приунывшими.

- Что случилось? - спросила она с тревогой.

- Случилось то, - сказал Вернон, - что Уилоби не оставляет мальчика в покое, требуя от него любви и преданности. Слов нет, бедняга Уилоби был этой ночью сам не свой и заслуживает снисхождения. Но, как бы то ни было, сегодня утром он ворвался к Кросджею, разбудил его, стал с ним разговаривать, довел мальчишку до слез, и - одно к одному - Кросджея прорвало, как он сам говорит, и он выложил ему все. О последствиях можно не рассказывать. Мальчик загубил свою будущность, и мне придется увезти его с собой.
Vernon glanced at Clara. "You must indeed," said she. "He is my boy as well as yours. No chance of pardon?"

"It's not likely."

"Laetitia!"

"What can I do?"

"Oh! what can you not do?"

"I do not know."

"Teach him to forgive!"
Вернон взглянул на Клару.

- Разумеется, - сказала она. - Он ведь столько же мой мальчик, как и ваш. И никакой надежды на прощение?

- Весьма сомнительная.

- Летиция!

- Что я могу?

- Чего только вы не можете!

- Не понимаю.

- Вы можете научить его прощать обиды.
Laetitia's brows were heavy and Clara forbore to torment her.

She would not descend to the family breakfast-table. Clara would fain have stayed to drink tea with her in her own room, but a last act of conformity was demanded of the liberated young lady. She promised to run up the moment breakfast was over. Not unnaturally, therefore, Laetitia supposed it to be she to whom she gave admission, half an hour later, with a glad cry of, "Come in, dear."

The knock had sounded like Clara's.

Sir Willoughby entered.
Летиция нахмурилась, и Клара не решилась ее больше мучить.

Летиция не вышла к столу. Клара рада была бы остаться с ней и пить чай у нее в комнате, но молодой девушке, которой только что даровали свободу, не пристало напоследок манкировать приличиями, и она обещала подруге заглянуть к ней тотчас после завтрака. Поэтому, когда полчаса спустя Летиция услышала стук в дверь, полагая, что это Клара, она воскликнула:

- Входите, радость моя!
He stepped forward. He seized her hands. "Dear!" he said.

"You cannot withdraw that. You call me dear. I am, I must be dear to you. The word is out, by accident or not, but, by heaven, I have it and I give it up to no one. And love me or not--marry me, and my love will bring it back to you. You have taught me I am not so strong. I must have you by my side. You have powers I did not credit you with."

"You are mistaken in me, Sir Willoughby." Laetitia said feebly, outworn as she was.
Сэр Уилоби вошел, шагнул к ней и схватил ее за руки.

- Радость! - воскликнул он. - Вы не можете взять это слово обратно. Вы назвали меня своей радостью. Я и есть ваша радость, ваша радость и ваша любовь! Это слово вылетело у вас - случайно, нет ли, - но я подхватил его и, клянусь небом, не намерен отдавать никому! Вы мне необходимы. Я и не догадывался, что вы имеете надо мной такую власть.

- Вы во мне ошибаетесь, сэр Уилоби, - слабым голосом сказала Летиция. Она уже совсем обессилела.
"A woman who can resist me by declining to be my wife, through a whole night of entreaty, has the quality I need for my house, and I will batter at her ears for months, with as little rest as I had last night, before I surrender my chance of her. But I told you last night I want you within the twelve hours. I have staked my pride on it. By noon you are mine: you are introduced to Mrs. Mountstuart as mine, as the lady of my life and house. And to the world! I shall not let you go."

"You will not detain me here, Sir Willoughby?"

"I will detain you. I will use force and guile. I will spare nothing."
- Женщина, способная целую ночь напролет, несмотря на мои настойчивые мольбы, отвечать мне отказом, и есть та женщина, которая должна войти в мой дом хозяйкой. И я готов из месяца в месяц повторять все то же, что говорил этой ночью. Но, как я вчера вам сказал, мне необходимо заручиться вашим согласием в ближайшие двенадцать часов. Я поставил на карту всю свою гордость. Итак, к полудню вы - моя, госпожа моего сердца и полновластная хозяйка моих владений. Так я и намерен представить вас миссис Маунтстюарт. И ей, и всему свету! Нет, вам уже не вырваться!

- Неужели вы будете задерживать меня здесь против моей воли, сэр Уилоби?

- Да. Силой и хитростью, если нужно. Любым способом!
He raved for a term, as he had done overnight.

On his growing rather breathless, Laetitia said: "You do not ask me for love?"

"I do not. I pay you the higher compliment of asking for you, love or no love. My love shall be enough. Reward me or not. I am not used to be denied."

"But do you know what you ask for? Do you remember what I told you of myself? I am hard, materialistic; I have lost faith in romance, the skeleton is present with me all over life. And my health is not good. I crave for money. I should marry to be rich. I should not worship you. I should be a burden, barely a living one, irresponsive and cold. Conceive such a wife, Sir Willoughby!"

"It will be you!"
Он снова впал в свой полночный бред. Воспользовавшись минутной передышкой, Летиция спросила:

- И вы не требуете моей любви в ответ?

- Не требую. Мое чувство выше этого, мне нужны вы сами, любите вы меня или нет - все равно. Моей любви хватит на нас обоих. Вы можете вознаградить меня за нее или оставить без награды, как вам вздумается. Но отказа я не принимаю.

- Знаете ли вы, о чем просите? Помните ли, что я вам сказала о себе? Я черствая материалистка. Я утратила веру в романтику, похоронила ее в своем сердце навеки. У меня плохое здоровье. Я жажду денег. Если я за вас выйду, то лишь ради вашего богатства. Я не стану боготворить вас. Я буду вам обузой, мертвым грузом. О такой ли жене - неотзывчивой и холодной как лед - вы мечтаете?

- Все равно, это будете вы!
She tried to recall how this would have sung in her cars long back. Her bosom rose and fell in absolute dejection. Her ammunition of arguments against him had been expended overnight.

"You are so unforgiving," she said.

"Is it I who am?"

"You do not know me."

"But you are the woman of all the world who knows me, Laetitia."

"Can you think it better for you to be known?"
Она пыталась напомнить себе, какой музыкой во время оно звучали бы для нее эти слова. Глубокий вздох уныния вырвался из ее груди. Она исчерпала все свои доводы.

- Вы так злопамятны! - сказала она.

- И это говорите вы!

- Вы меня совсем не знаете.

- Зато вы, Летиция, - единственная женщина на свете, которая знает меня.

- И вы полагаете, что это к вашей выгоде - то, что вас знают?
He was about to say other words: he checked them. "I believe I do not know myself. Anything you will, only give me your hand; give it; trust to me; you shall direct me. If I have faults, help me to obliterate them."

"Will you not expect me to regard them as the virtues of meaner men?"

"You will be my wife!"

Laetitia broke from him, crying: "Your wife, your critic! Oh, I cannot think it possible. Send for the ladies. Let them hear me."

"They are at hand," said Willoughby, opening the door.
Он подавил готовые вырваться у него слова и вместо них сказал:

- Возможно, что я не знаю себя. Я на все согласен, только дайте мне вашу руку. Дайте ее мне. Доверьтесь мне: вы будете мной повелевать. Если я и полон недостатков, вы поможете мне от них избавиться.

- И вы не потребуете, чтобы я на них смотрела, как на достоинства?

- Лишь бы вы были моей женой!

Летиция вырвала у него руку.

- Вашей женой, вашим критиком! Ах, но разве это возможно? Позовите сюда обеих мисс Паттерн. Пусть они меня выслушают.

- Они недалеко, - сказал Уилоби, распахивая дверь.
They were in one of the upper rooms anxiously on the watch.

"Dear ladies," Laetitia said to them, as they entered. "I am going to wound you, and I grieve to do it: but rather now than later, if I am to be your housemate. He asks me for a hand that cannot carry a heart, because mine is dead. I repeat it. I used to think the heart a woman's marriage portion for her husband. I see now that she may consent, and he accept her, without one. But it is right that you should know what I am when I consent. I was once a foolish, romantic girl; now I am a sickly woman, all illusions vanished. Privation has made me what an abounding fortune usually makes of others--I am an Egoist. I am not deceiving you. That is my real character. My girl's view of him has entirely changed; and I am almost indifferent to the change. I can endeavour to respect him, I cannot venerate."
Тетушки сидели у себя в тревожном ожидании вестей.

- Мои дорогие, - сказала Летиция. - Я вынуждена причинить вам боль, и это меня очень огорчает. Но если уж нам с вами суждено жить под одним кровом, лучше это сделать теперь, чем потом. Уилоби просит моей руки, но повторяю: сердца я не в состоянии ему отдать вместе с рукой, потому что оно умерло. Когда-то я считала, что сердце женщины - приданое, без которого нельзя идти под венец. Но теперь я вижу, что женщина может отдать свою руку, а мужчина ее принять и без такого приданого. Однако вы должны знать ту, что готовится вступить в этот брак. Некогда она была глупенькой, восторженной девочкой. Сейчас это хилая, болезненная женщина, утратившая все свои иллюзии. Лишения сделали из меня то, что излишек даров фортуны делает из других: Эгоистку. Я вас не обманываю. Это мое истинное лицо. Мое девичье представление об Уилоби исчезло бесследно. И я почти с полным равнодушием взираю на эту перемену. Уважать я его попытаюсь, боготворить - не могу.
"Dear child!" the ladies gently remonstrated.

Willoughby motioned to them.

"If we are to live together, and I could very happily live with you," Laetitia continued to address them, "you must not be ignorant of me. And if you, as I imagine, worship him blindly, I do not know how we are to live together. And never shall you quit this house to make way for me. I have a hard detective eye. I see many faults."
- Милое дитя! - воскликнули тетушки с мягкой укоризной.

Уилоби сделал им знак замолчать.

- Если нам предстоит жить вместе, - продолжала Летиция, - а я с радостью разделю ваше общество, - вы должны видеть меня такой, какая я есть. Но если вы, как я склонна думать, слепо его боготворите, то я не знаю, можно ли нам жить вместе. Одного допустить я не могу - чтобы вы из-за меня покинули этот дом. Взгляд мой сделался зорким и беспощадным, и я вижу множество недостатков у вашего племянника.
"Have we not all of us faults, dear child?"

"Not such as he has; though the excuses of a gentleman nurtured in idolatry may be pleaded. But he should know that they are seen, and seen by her he asks to be his wife, that no misunderstanding may exist, and while it is yet time he may consult his feelings. He worships himself."

"Willoughby?"

"He is vindictive!"

"Our Willoughby?"
- Но ведь у всех у нас есть недостатки, дорогое дитя!

- Не такие, как у Уилоби. Разумеется, воспитание, полученное им в атмосфере идолопоклонства, является смягчающим обстоятельством. Но пусть он знает, что недостатки его увидены, и увидены той, кого он просит стать своей подругой. Я не хочу оставлять места для недоразумений, пусть же он хорошенько подумает, пока не поздно. Этот человек боготворит себя.

- Кто? Уилоби?

- Он злопамятен.

- Наш Уилоби?
"That is not your opinion, ladies. It is firmly mine. Time has taught it me. So, if you and I are at such variance, how can we live together? It is an impossibility."

They looked at Willoughby. He nodded imperiously.

"We have never affirmed that our dear nephew is devoid of faults, if he is offended . . . And supposing he claims to be foremost, is it not his rightful claim, made good by much generosity? Reflect, dear Laetitia. We are your friends too."
- Вы не разделяете это мнение, сударыни. А я твердо его держусь. Время меня научило, что это так. Но если мы столь решительно расходимся в суждениях, то как же мы уживемся под одним кровом? Это невозможно.

Они взглянули на Уилоби. Он властно кивнул головой.

- Но мы никогда и не утверждали, что наш дорогой племянник лишен недостатков. Если его обидеть... И даже если считать, что он претендует на исключительность, то разве это не обоснованная претензия, когда он в самом деле проявляет такое редкостное великодушие? Подумайте, дорогая Летиция! Ведь мы также и ваши друзья.
She could not chastise the kind ladies any further.

"You have always been my good friends."

"And you have no other charge against him?"

Laetitia was milder in saying, "He is unpardoning."

"Name one instance, Laetitia."

"He has turned Crossjay out of his house, interdicting the poor boy ever to enter it again."
Она была больше не в силах подвергать эти добрые души казни.

- Вы всегда были моими верными друзьями.

- Что же еще можете поставить вы ему в вину?

- Он не способен прощать, - сказала Летиция, смягчаясь.

- Приведите хоть один пример, Летиция.

- Он выгнал Кросджея из дому и запретил ему когда-либо переступать его порог.
"Crossjay," said Willoughby, "was guilty of a piece of infamous treachery."

"Which is the cause of your persecuting me to become your wife!"

There was a cry of "Persecuting!"

"No young fellow behaving so basely can come to good," said Willoughby, stained about the face with flecks of redness at the lashings he received.
- Кросджей совершил немыслимое предательство, - возразил Уилоби.

- Благодаря которому вы и стали преследовать меня, домогаясь моей руки!

- Преследовать?! - воскликнули тетушки.

Под градом сыпавшихся на него ударов лицо у Уилоби пошло пятнами.

- Человек, еще в детстве оказавшийся способным на такую низость, - сказал он, - добром не кончит.
"Honestly," she retorted. "He told of himself: and he must have anticipated the punishment he would meet. He should have been studying with a master for his profession. He has been kept here in comparative idleness to be alternately petted and discarded: no one but Vernon Whitford, a poor gentleman doomed to struggle for a livelihood by literature--I know something of that struggle--too much for me!--no one but Mr. Whitford for his friend."

"Crossjay is forgiven," said Willoughby.

"You promise me that?"

"He shall be packed off to a crammer at once."

"But my home must be Crossjay's home."

"You are mistress of my house, Laetitia."
- Скажите по чести, - возразила Летиция, - разве не сам он признался вам во всем? И ведь не мог он не предвидеть, какое его ожидает наказание. Ему следовало заниматься с учителем, готовиться к профессии, к которой он чувствует призвание. Вместо этого его здесь держали в непростительной праздности, то излишне балуя, то наказывая с неоправданной суровостью. И единственным его покровителем все это время был Вернон Уитфорд, джентльмен без средств, вынужденный зарабатывать на жизнь литературным трудом, - а что это такое, я знаю, слишком хорошо знаю!

- Кросджей прощен, - сказал Уилоби.

- Вы даете мне слово?

- Он будет немедленно отправлен к учителю.

- Но мой дом должен быть домом Кросджея.

- В этом доме, Летиция, вы - хозяйка.
She hesitated. Her eyelashes grew moist. "You can be generous."

"He is, dear child!" the ladies cried. "He is. Forget his errors, in his generosity, as we do."

"There is that wretched man Flitch."

"That sot has gone about the county for years to get me a bad character," said Willoughby.
Она заколебалась. Ресницы ее увлажнились.

- Вы умеете быть великодушным, - сказала она.

- Умеет, умеет, дорогое дитя! - воскликнули тетушки. - Умеет. И забудьте его недостатки, как забываем их мы, глядя на его великодушие.

- Остается еще один горемыка: Флитч.

- Этот пьянчужка вот уже несколько лет как порочит мое имя по всей округе.
"It would have been generous in you to have offered him another chance. He has children."

"Nine. And I am responsible for them?"

"I speak of being generous."

"Dictate." Willoughby spread out his arms.

"Surely now you should be satisfied, Laetitia?" said the ladies.

"Is he?"

Willoughby perceived Mrs. Mountstuart's carriage coming down the avenue.

"To the full." He presented his hand.
- Тем великодушнее дать ему возможность исправиться. У него ведь дети.

- Девять человек. И я должен, по-вашему, за них отвечать?

- Я говорю не о долге, а о великодушии.

- Диктуйте, - сказал Уилоби, разводя руками.

- Неужто вы еще не удовлетворены, Летиция? - спросили тетушки.

- А он?

На просеке показалась карета миссис Маунтстюарт.

- Полностью, - сказал Уилоби и протянул ей руку.
She raised hers with the fingers catching back before she ceased to speak and dropped it:--

"Ladies. You are witnesses that there is no concealment, there has been no reserve, on my part. May Heaven grant me kinder eyes than I have now. I would not have you change your opinion of him; only that you should see how I read him. For the rest, I vow to do my duty by him. Whatever is of worth in me is at his service. I am very tired. I feel I must yield or break. This is his wish, and I submit."

"And I salute my wife," said Willoughby, making her hand his own, and warming to his possession as he performed the act.
Она подняла свою.

- Сударыни, - сказала она, продолжая держать руку в воздухе. - Сударыни, вы свидетельницы, что с моей стороны не было ни малейшей утайки. Будем надеяться, что со временем я окажусь в состоянии смотреть на него более добрыми глазами, чем сейчас. Я не настаиваю на том, чтобы вы изменили свое мнение о нем. Единственное, чего я хотела, это чтобы вы знали мое. Во всем прочем я клянусь исполнить свой долг. Все, что осталось от меня, - к его услугам. Я очень измучена. У меня больше нет сил. Итак, я подчиняюсь его воле.

И рука ее бессильно опустилась на его протянутую ладонь.

- А я приветствую мою жену! - воскликнул Уилоби с воодушевлением, стискивая ее пальцы.
Mrs. Mountstuart's indecent hurry to be at the Hall before the departure of Dr. Middleton and his daughter, afflicted him with visions of the physical contrast which would be sharply perceptible to her this morning of his Laetitia beside Clara.

But he had the lady with brains! He had: and he was to learn the nature of that possession in the woman who is our wife.
Непристойная поспешность, с какой миссис Маунтстюарт пожелала прибыть в Большой дом, не дождавшись отъезда доктора Мидлтона с дочерью, повергла его в ужас. Ему представился резкий контраст между Летицией и Кларой - особенно явственный в это утро, контраст, который не ускользнет от глаз его не в меру нетерпеливой приятельницы. Зато ему досталась женщина с головой! Этого отрицать никто не станет. Со временем ему предстояло узнать истинную цену такой жены.

CHAPTER L. UPON WHICH THE CURTAIN FALLS/Глава пятидесятая, с окончанием которой занавес падает

English Русский
"Plain sense upon the marriage question is my demand upon man and woman, for the stopping of many a tragedy."

These were Dr. Middleton's words in reply to Willoughby's brief explanation.
- Я всегда придерживался мнения, что при разумном подходе к браку (а подобного подхода мы вправе требовать как от женщины, так и от мужчины) возможно предотвратить немалое количество трагедий.

Такими словами встретил доктор Мидлтон несколько лаконичное сообщение, сделанное ему сэром Уилоби.
He did not say that he had shown it parentally while the tragedy was threatening, or at least there was danger of a precipitate descent from the levels of comedy. The parents of hymeneal men and women he was indisposed to consider as dramatis personae. Nor did he mention certain sympathetic regrets he entertained in contemplation of the health of Mr. Dale, for whom, poor gentleman, the proffer of a bottle of the Patterne Port would be an egregious mockery. He paced about, anxious for his departure, and seeming better pleased with the society of Colonel De Craye than with that of any of the others. Colonel De Craye assiduously courted him, was anecdotal, deferential, charmingly vivacious, the very man the Rev. Doctor liked for company when plunged in the bustle of the preliminaries to a journey. Надо полагать, что, говоря о мужчинах и женщинах, которым предписывался означенный разумный подход, доктор не имел в виду родителей, ибо сам он - когда вокруг него назревала одна из таких трагедий или, скажем, когда участники разыгравшейся перед ним драмы рисковали сорваться с идиллических высот комедии, - сам доктор отнюдь не явил пример рекомендуемого им разумного подхода. Об этом он скромно умолчал. Он даже не стал сетовать на здоровье бедного мистера Дейла, в ушах которого предложение распить бутылку паттерновского портвейна прозвучало бы вопиющим издевательством. Доктор Мидлтон жаждал одного - выбраться поскорее из этого дома и сейчас, сопровождаемый полковником де Креем, нетерпеливо шагал взад и вперед по каменной террасе. Полковник прилежно за ним ухаживал, рассказывал анекдоты и с почтительным вниманием выслушивал собеседника. Лучшего общества в этой предотъездной суете доктор не мог бы и пожелать.
"You would be a cheerful travelling comrade, sir," he remarked, and spoke of his doom to lead his daughter over the Alps and Alpine lakes for the Summer months.

Strange to tell, the Alps, for the Summer months, was a settled project of the colonel's.

And thence Dr. Middleton was to be hauled along to the habitable quarters of North Italy in high Summer-tide.
- Из вас вышел бы отличный дорожный товарищ, сэр, - заметил он и меланхолически поведал о своей предстоящей судьбе - убить остаток лета на путешествие по Альпам и альпийским озерам в сопровождении дочери.

По удивительному совпадению, полковник и сам, как оказалось, намеревался провести эти месяцы в Альпах.

Оттуда, продолжал доктор Мидлтон, в самый разгар сезона его потащат в Северную Италию.
That also had been traced for a route on the map of Colonel De Craye.

"We are started in June, I am informed," said Dr. Middleton.

June, by miracle, was the month the colonel had fixed upon.

"I trust we shall meet, sir," said he.

"I would gladly reckon it in my catalogue of pleasures," the Rev. Doctor responded; "for in good sooth it is conjecturable that I shall be left very much alone."

"Paris, Strasburg, Basle?" the colonel inquired.

"The Lake of Constance, I am told," said Dr. Middleton. Colonel De Craye spied eagerly for an opportunity of exchanging a pair of syllables with the third and fairest party of this glorious expedition to come.
Удивительно, но маршрут, который полковник де Крей наметил для себя, также предусматривал города Северной Италии!

- Меня поставили в известность, что мы отправляемся в июне, - сказал доктор Мидлтон.

Ну, не чудо ли - ведь вот и полковник задумал путешествовать в июне!

- Надеюсь, мы там повстречаемся, сэр, - сказал он.

- Я был бы рад занести эту встречу в каталог моих удовольствий, - ответствовал достопочтенный доктор, - ибо у меня есть основания полагать, что большую часть времени я буду предоставлен самому себе.

- Париж, Страсбург, Базель? - осведомился полковник.

- Разговор как будто шел о Боденском озере, - сказал доктор Мидлтон.

Полковник де Крей с нетерпением выжидал случая переброситься словечком с третьей, наиболее интересной для него участницей предстоящей упоительной экскурсии.
Willoughby met him, and rewarded the colonel's frankness in stating that he was on the look-out for Miss Middleton to take his leave of her, by furnishing him the occasion. He conducted his friend Horace to the Blue Room, where Clara and Laetitia were seated circling a half embrace with a brook of chatter, and contrived an excuse for leading Laetitia forth. Some minutes later Mrs. Mountstuart called aloud for the colonel, to drive him away. Willoughby, whose good offices were unabated by the services he performed to each in rotation, ushered her into the Blue Room, hearing her say, as she stood at the entrance: "Is the man coming to spend a day with me with a face like that?" В эту минуту к ним вышел сэр Уилоби и в награду за откровенность, с какой де Крей сообщил, что ищет мисс Мидлтон, провел своего друга Горация в Голубую гостиную, где Клара и Летиция, полуобнявшись, журчали друг дружке что-то на ушко. Уилоби не замедлил найти предлог увести свою невесту и оставить Горация наедине с Кларой. Не прошло и нескольких минут, как миссис Маунтстюарт стала громко звать полковника. Неутомимый в услугах, Уилоби ввел ее в Голубую гостиную и услышал, как его почтенная приятельница воскликнула с порога:

- И с таким-то постным лицом этот джентльмен намеревается провести со мной целый день!
She was met and detained by Clara.

De Craye came out.

"What are you thinking of?" said Willoughby.

"I was thinking," said the colonel, "of developing a heart, like you, and taking to think of others."

"At last!"

"Ay, you're a true friend, Willoughby, a true friend. And a cousin to boot!"

"What! has Clara been communicative?"

"The itinerary of a voyage Miss Middleton is going to make."

"Do you join them?"
Клара устремилась навстречу миссис Маунтстюарт и усадила ее рядом с собой. Де Крей вышел.

- Ну-с, а каковы ваши планы? - спросил его Уилоби.

- Я решил, по вашему примеру, пробудить свое сердце от спячки и начать думать о других.

- Давно пора!

- О, вы настоящий друг, Уилоби, настоящий друг! И к тому же примерный кузен!

- Ах, следовательно, Клара с вами поделилась?

- Да, она сообщила мне маршрут путешествия, которое намерена предпринять.

- А вы к ним присоединитесь?
"Why, it would be delightful, Willoughby, but it happens I've got a lot of powder I want to let off, and so I've an idea of shouldering my gun along the sea-coast and shooting gulls: which'll be a harmless form of committing patricide and matricide and fratricide--for there's my family, and I come of it!--the gull! And I've to talk lively to Mrs. Mountstuart for something like a matter of twelve hours, calculating that she goes to bed at midnight: and I wouldn't bet on it; such is the energy of ladies of that age!"

Willoughby scorned the man who could not conceal a blow, even though he joked over his discomfiture.
- Это было бы восхитительно, но, видите ли, Уилоби, у меня накопилось много пороха, от которого мне следовало бы избавиться, и я решил взять ружье и пострелять ворон где-нибудь на морском берегу. Это будет невинная форма братоубийства, ибо я, видно, принадлежу к вороньему племени. А сейчас мне предстоит двенадцать часов кряду развлекать своей беспечной болтовней миссис Маунтстюарт, - если можно надеяться, что к полуночи она угомонится, в чем я сильно сомневаюсь, ибо знаю, как неутомимы дамы ее возраста!

Уилоби почувствовал презрение к человеку, который не умел скрыть полученный удар, как бы игриво он ни говорил об этом.
"Gull!" he muttered.

"A bird that's easy to be had, and better for stuffing than for eating," said De Craye. "You'll miss your cousin."

"I have," replied Willoughby, "one fully equal to supplying his place."

There was confusion in the hall for a time, and an assembly of the household to witness the departure of Dr. Middleton and his daughter. Vernon had been driven off by Dr. Corney, who further recommended rest for Mr. Dale, and promised to keep an eye for Crossjay along the road.

"I think you will find him at the station, and if you do, command him to come straight back here," Laetitia said to Clara. The answer was an affectionate squeeze, and Clara's hand was extended to Willoughby, who bowed over it with perfect courtesy, bidding her adieu.
- Ворона! - пробормотал он.

- Ну да, - сказал де Крей, - птица, которую ничего не стоит подстрелить и из которой, хоть она и не годится на жаркое, можно сделать превосходное чучело. Но сами вы, Уилоби, сами-то вы как обойдетесь без Уитфорда?

- О, не беспокойтесь, - ответил Уилоби, - я нашел достойную замену.

В прихожей вдруг поднялась суета, все домочадцы столпились, чтобы пожелать доктору Мидлтону и его дочери счастливого пути. Вернона взял к себе в пролетку доктор Корни, прописав мистеру Дейлу на прощание покой и обязавшись поискать Кросджея по дороге.

- Он, по всей вероятности, на станции, и если так, велите ему немедленно возвращаться домой, - сказала Летиция, обращаясь к Кларе.
So the knot was cut. And the next carriage to Dr. Middleton's was Mrs. Mountstuart's, conveying the great lady and Colonel De Craye.

"I beg you not to wear that face with me," she said to him.
Та нежно стиснула ее в своих объятиях, затем протянула руку сэру Уилоби, который галантно над ней склонился.

Итак, узел был разрублен. Вслед за каретой доктора Мидлтона отбыл экипаж миссис Маунтстюарт, в котором блистательная дама увозила полковника де Крея.
"I have had to dissemble, which I hate, and I have quite enough to endure, and I must be amused, or I shall run away from you and enlist that little countryman of yours, and him I can count on to be professionally restorative. Who can fathom the heart of a girl! Here is Lady Busshe right once more! And I was wrong. She must be a gambler by nature. I never should have risked such a guess as that. Colonel De Craye, you lengthen your face preternaturally, you distort it purposely." - Я запрещаю вам сидеть в моем присутствии с таким постным лицом, - сказала она. - Я и без того достаточно натерпелась, все время приходилось кривить душой, а я это ненавижу. Так что если вы меня не развлечете, придется мне убежать от вас к вашему маленькому соотечественнику, который уже в силу своей профессии должен будет меня успокоить. Но кто поймет девичье сердце? И опять я попала пальцем в небо! И опять эта леди Буш оказалась права! Она, должно быть, прирожденный игрок. Я, например, ни за что не рискнула бы высказать подобную догадку. Ну вот, полковник де Крей, вы опять надулись, как мышь на крупу, - вам это совсем не идет, сейчас же перестаньте гримасничать!
"Ma'am," returned De Craye, "the boast of our army is never to know when we are beaten, and that tells of a great-hearted soldiery. But there's a field where the Briton must own his defeat, whether smiling or crying, and I'm not so sure that a short howl doesn't do him honour."

"She was, I am certain, in love with Vernon Whitford all along. Colonel De Craye!"
- Сударыня, - возразил де Крей, - наша армия славится тем, что никогда не признает себя побежденной, и это делает честь ее воинственному духу. Но есть поле битвы, на котором долг обязывает британца признать свое поражение, - с улыбкой ли, со слезами, все равно, - и я думаю, что подчас короткий вопль отчаяния - лучшее свидетельство доблести.

- Ах, мой милый полковник, она с самого начала была влюблена в этого Вернона Уитфорда, - я в этом ни минуты не сомневаюсь.
"Ah!" the colonel drank it in. "I have learnt that it was not the gentleman in whom I am chiefly interested. So it was not so hard for the lady to vow to friend Willoughby she would marry no one else?"

"Girls are unfathomable! And Lady Busshe--I know she did not go by character--shot one of her random guesses, and she triumphs. We shall never hear the last of it. And I had all the opportunities. I'm bound to confess I had."

"Did you by chance, ma'am," De Craye said, with a twinkle, "drop a hint to Willoughby of her turn for Vernon Whitford?"
- Ах! - вторил ей полковник. - А я только сейчас убедился, что этим счастливцем оказался вовсе не тот джентльмен, в котором я принимаю столь горячее участие. Так вот отчего для нашей прекрасной дамы не составило особого труда поклясться моему другу Уилоби, что она не пойдет замуж ни за кого другого!

- Девичье сердце - загадка. Но леди Буш!.. Я ведь знаю, что умение читать в сердцах здесь ни при чем!.. Она просто выпустила свой залп наудачу и - пожалуйста! - торжествует победу! О, она не даст об этом забыть! А я, у которой были все возможности!.. Да, должна признаться, они у меня были.

Полковник лукаво сверкнул глазами.

- Сударыня, уж не вы ли, случаем, намекнули Уилоби о ее сердечной расположенности к Вернону Уитфорду? - спросил он.
"No," said Mrs. Mountstuart, "I'm not a mischief-maker; and the policy of the county is to keep him in love with himself, or Patterne will be likely to be as dull as it was without a lady enthroned. When his pride is at ease he is a prince. I can read men. Now, Colonel De Craye, pray, be lively."

"I should have been livelier, I'm afraid, if you had dropped a bit of a hint to Willoughby. But you're the magnanimous person, ma'am, and revenge for a stroke in the game of love shows us unworthy to win."
- Ну нет, - сказала миссис Маунтстюарт. - Я не интриганка. В нашем графстве стратегические соображения велят поддерживать в Уилоби его любовь к самому себе, а не то в Паттерн-холле воцарится такая же скучища, какая была до того, как в нем утвердилась правительница. Когда самолюбие его утешено, он князь из князей. Уж я-то знаю мужчин. Ну вот, полковник, а теперь извольте быть веселым.

- Увы, миссис Маунтстюарт, быть может, я был бы сейчас веселее, если бы вы в свое время дали Уилоби понять об истинном состоянии сердца мисс Мидлтон, - такой намек мог бы сослужить мне службу! Однако, сударыня, вы всем нам являете пример великодушия, а тот, кто позволит себе мстить за рану, полученную в любовной битве, недостоин победы.
Mrs. Mountstuart menaced him with her parasol. "I forbid sentiments, Colonel De Craye. They are always followed by sighs."

"Grant me five minutes of inward retirement, and I'll come out formed for your commands, ma'am," said he.

Before the termination of that space De Craye was enchanting Mrs. Mountstuart, and she in consequence was restored to her natural wit.
Миссис Маунтстюарт погрозила ему зонтиком.

- Я запрещаю чувствительность, полковник де Крей, она неизбежно приводит к унынию.

- Дайте мне пять минут, чтобы перестроить мои резервы и предоставить их в ваше полное распоряжение, сударыня, - сказал он.

Но еще до назначенного срока де Крей принялся очаровывать миссис Маунтстюарт, вследствие чего и к ней вернулся весь блеск ее остроумия.
So, and much so universally, the world of his dread and his unconscious worship wagged over Sir Willoughby Patterne and his change of brides, until the preparations for the festivities of the marriage flushed him in his county's eyes to something of the splendid glow he had worn on the great day of his majority. That was upon the season when two lovers met between the Swiss and Tyrol Alps over the Lake of Constance. Sitting beside them the Comic Muse is grave and sisterly. But taking a glance at the others of her late company of actors, she compresses her lips.

Так или примерно так судачил о сэре Уилоби и его кадрили с невестами свет - тот самый свет, перед которым сэр Уилоби испытывал такой ужас и вместе с тем втайне так благоговел. Вскоре, однако, те же лучи, что озарили славный день его блистательного совершеннолетия, вновь ослепили обитателей графства, пролив свое яркое сияние на торжественные приготовления к брачному таинству. И примерно в это же время на берегу Боденского озера, что лежит между Швейцарскими и Тирольскими Альпами, встретились двое влюбленных. Муза Комедии витает над ними нежной и заботливой сестрой, и лишь когда взгляд ее падает на остальных участников только что окончившегося спектакля, она слегка поджимает губы.

Джордж Мередит и его роман "Эгоист"

На рубеже 60-х годов прошлого столетия обозначилась смена поколений в английской литературе. Жанр эпического остросюжетного повествования, посвященного судьбам общества и проблеме отношений между личностью и общественной средой, жанр, представленный мастерами "блестящей плеяды" - Диккенсом, Теккереем и другими, менее значительными прозаиками, уступил место камерной творческой манере, которая нашла выражение в жанре психологического аналитического романа. Область эту отмежевал себе видный романист Джордж Мередит, получивший еще при жизни широкое признание.

Устанавливая преемственную связь между "блестящей плеядой" и просветителями XVIII века, критика нередко продолжала хронологическую параллель и сравнивала Мередита со Стерном, который противопоставил причудливо сплетенную, хаотическую ткань "Тристрама Шенди" стройным и рационально организованным эпопеям Филдинга и Смоллетта. И в самом деле, как Стерн, так и Мередит анализировали в своих произведениях проблему нравственного развития человека и стремились проследить, как формируется сознание личности в социальной среде. Интерес Стерна к безотчетным импульсам мысли, к субъективному и особенному в психике питался его отвращением к теории "безупречного и всеобъемлющего Разума", которую исповедовали просветители. Разумеется, искусство Стерна не могло быть забыто спустя сто лет. Но, зная и высоко ценя этого писателя, Мередит обратился к своим этюдам внутренней жизни героев под влиянием идейных веяний и важнейших тенденций научно-философской мысли своей эпохи. Его творчество явилось также реакцией на мировосприятие и поэтику писателей старшего поколения и современных ему литературных школ. Значение Мередита и особое место, занимаемое им в потоке английской литературы XIX века, определяются не только своеобразием его дарования, но и неповторимыми конкретно-историческими чертами воспитавшей его общественной среды.

1

Джордж Мередит родился 12 февраля 1828 года в городе Портсмуте. Дед и отец его были портными, известными в то время поставщиками флотского обмундирования. От матери-ирландки, урожденной Макнамара, дочери содержателя таверны, он унаследовал пылкую и чрезмерно восприимчивую к жизненным огорчениям кельтскую натуру. В отрочестве он более всего страдал от действительных и мнимых уколов самолюбию и, стремясь скрыть свое "низкое" происхождение, не искал сближения со сверстниками. Уже тогда самоанализ сделался отличительной чертой его психического склада. Впрочем, потребность победить снобизм, против которого восставали его демократические убеждения, постоянно жила в нем. С особенным увлечением, но не без доли сарказма выводил он впоследствии в своих книгах образы плебеев, возомнивших себя отпрысками аристократических родов. Таков, например, Ричмонд Рой, списанный с деда, Мельхиседека Мередита, в романе "Приключения Гарри Ричмонда" (1871). Таков и Эван Гаррингтон в одноименном автобиографическом романе (1860), герой, искупающий грех тщеславия ценой унижения и стыда. Вернон Уитфорд из "Эгоиста" также, несомненно, представляет собой вариант униженного плебея, но это образ из "комедии для чтения", то есть идеализированный и "просветленный".

С девяти лет Мередит стал ходить в местную классическую школу, а когда после смерти матери отец переехал из Портсмута, его отправили в закрытый пансион. Однако там он пробыл недолго и, едва достигнув четырнадцати лет, сам сделал неожиданный выбор, настояв, чтобы на деньги покойной матери его послали продолжать учение в Германию. Так в 1842 году он стал воспитанником школы "Моравских (иначе - Богемских) братьев" в городке Нейвиде на Рейне, недалеко от Кельна. Школа эта, основанная в середине XVIII века религиозной сектой, славилась опытными и знающими наставниками и мягким, терпимым обращением с детьми. Свой досуг мальчик посвящал здесь чтению и, возможно, первым поэтическим опытам. Он много читал из немецких классиков, и это раннее знакомство с немецкой культурой сказалось на формировании его литературных вкусов и взглядов. Гете сделался его кумиром на всю жизнь, а из других писателей наиболее сильное впечатление на него произвел Жан-Поль (псевдоним Иоганна Пауля Фридриха Рихтера; 1763-1825). "Ассоциативная", не организованная строгой логической последовательностью манера Жан-Поля несколько напоминала манеру Стерна.

Вернувшись на родину в 1844 году, Мередит поступил было в адвокатскую контору, но вскоре, повинуясь писательскому призванию, бросил это поприще. Двадцати лет он страстно влюбился в Мери Никколс, дочь известного романиста Т.-Л. Пикока, в прошлом близкого друга Шелли. В 1849 году они поженились, но богемные привычки Мери сразу же стали вносить разлад в семью. Когда спустя несколько лет у них родился сын Артур, Мери увлеклась молодым художником Генри Уоллисом и, не объяснившись с мужем, внезапно уехала в Италию. Нравственное потрясение, пережитое Мередитом, вызвало серьезный кризис в его сознании и мироощущении.

В цикле стихотворений "Современная любовь" (полностью опубликован в 1862 г.), глубоко интимном дневнике Мередита, обозначилось его стремление постигнуть истинные, внутренние причины катастрофы и, быть может, умиротворить душевное смятение, излив его в исповеди. Горестные раздумья лирического героя в этих стихах раскрывают историю воспитания его чувств. Здесь гармонически сочетаются, превращаясь в нерасторжимое художественное единство, откровенные признания и философские размышления. Этим сборником Мередит зарекомендовал себя как талантливый, самобытный поэт. Позднее его музе оказалась под силу и высокая гражданская тема ("Оды, воспевающие историю Франции", "Кризис" и др.).

Первый значительный роман Мередита "Испытание Ричарда Февереля" (1859) восходит в конечном счете к немецкому классическому "роману воспитания". "Вильгельм Мейстер" Гете, положивший начало жанру, был в Англии хорошо известен; под его воздействием возникли многочисленные образцы национального "романа воспитания". Английские "Мейстеры" в романах Булвера-Литтона, Дизраэли и других писателей имели черты сходства со своим германским собратом, но их карьера, как правило, не была отмечена глубиной идейных и нравственных исканий, как это было в романе Гете.

В "Испытании Ричарда Февереля" повествуется о пылкой страсти и несчастливом супружестве юного Ричарда, сына баронета, и Люси, племянницы бедного фермера. Из логики событий, казалось бы, явствует, что удары судьбы, преследующие влюбленных, обусловлены противным разуму "импульсивным" поведением Ричарда, который повинуется лишь велению обманчивых чувств. Однако, исследуя характер и взгляды сэра Остина, отца Ричарда, Мередит обнажает истинную подоплеку трагедии. Имущественные и сословные предрассудки баронета легли в основу выдуманной им "воспитательной системы", которая с детских лет сковывает духовное развитие Ричарда. Желая воспитать сына джентльменом и собственником, привить ему сословное презрение к неимущим, сэр Остин не принял в расчет добрых природных задатков Ричарда, его отзывчивую, благородную натуру. Мятеж Ричарда против "системы", против морали его класса, обрекающий его на трагическое одиночество, определяет центральный конфликт романа.[33]

2

Мировоззрение молодого Мередита складывалось под влиянием чартистского движения в Англии и революционной ситуации на Европейском континенте в 40-е годы. Он рано осознал, насколько унизительными для человеческого достоинства являются сословные барьеры (усугубленные к тому же "островным" шовинизмом), которые спустя полтораста лет после буржуазной революции сохранялись в английском обществе, порождая снобизм и тормозя развитие демократии. Ему глубоко претили и капиталистические порядки, при которых господствовало циническое, потребительское отношение к личности и духовным ценностям и был распространен культ эгоизма.

Однако Мередит не был сторонником решительных действий. Наиболее приемлемой формой общественного прогресса он считал постепенное, в границах буржуазной законности движение масс за избирательное право и демократические реформы. В стихотворении "Старый чартист" (1862) он вывел, например, бывшего чартистского трибуна, вернувшегося после долгих лет ссылки на родину. Старик по-прежнему полон боевого задора и презрения к лордам, но размышления над опытом борьбы привели его к выводу, что всеобщее равенство и гражданская свобода могут быть завоеваны лишь упорным, повседневным трудом и великим терпением.

В жизни Мередита 60 - 70-е годы были порой важнейших событий, неизгладимых впечатлений и напряженных философских раздумий. В эту пору его творческая активность достигла апогея, а талант - полного расцвета. Ему наконец удалось создать и надежный семейный очаг: во втором браке (с Мари Вельями) он, по собственному признанию, сделался "безмерно счастлив".

В 1866 году по заданию лондонской газеты "Морнинг пост" он провел несколько месяцев в Северной Италии, на театре военных действий между Пьемонтом и Австрией, где стал очевидцем нового подъема итальянского национально-освободительного движения (Рисорджименто). Его корреспонденции были проникнуты симпатией к патриотам, сражавшимся под знаменами Мадзини и Гарибальди. Теме Рисорджименто он посвятил и свой роман "Виттория" (1867), выдержанный в экзальтированной романтической тональности. "Виттория" явилась продолжением романа "Сандра Беллони" (1864), где рассказана судьба итальянской певицы, выросшей в Англии. Своим искусством Сандра вдохновляет соотечественников на борьбу с угнетателями. Эта дилогия свидетельствовала о том, что Мередит значительно расширил круг интересовавших его проблем и обратился к политической тематике.

В эти годы Мередит сблизился с группой публицистов, ученых и общественных деятелей, объединившихся вокруг журнала "Фортнайтли ревью", органа, стоявшего на позициях либерального позитивизма. Журнал, начавший выходить в 1865 году, был основан видным философом Дж.-Г. Льюисом, который постепенно привлек к сотрудничеству в нем идейно близких себе лиц, в том числе соратника Дарвина Томаса Гексли, знаменитого геолога Лайелля, философа Г. Спенсера, публицистов Ф. Гаррисона, Дж. Морли и других. На страницах "Фортнайтли" нередко выступала жена Льюиса, выдающаяся писательница Джордж Элиот. Прогрессивная роль "Фортнайтли" заключалась в том, что этот форум научной и социально-философской мысли приобщал умы современников к идеям дарвинизма, пропагандировал научные знания и широко освещал политическую жизнь во всем мире. Так, один из регулярных сотрудников журнала, профессор Э. Бизли, опубликовал в нем в 1870 году статью о I Интернационале, написанную по просьбе Маркса.

Связь с "Фортнайтли" позволила Мередиту зиачителыю расширить свой идейный кругозор, а сотрудничество в этом журнале укрепило его материальное положение, так как занимаемое им место консультанта в издательстве "Чепмен и Холл" приносило довольно скудный заработок. В журнале впервые увидели свет три его романа - "Виттория", "Карьера Бичема" (1874-1875), "Трагические комедианты" (1880), ряд стихотворений и статей.

Преемником Льюиса на редакторском посту "Фортнайтли" стал в 1867 году Джон Морли, которого Мередит числил среди своих самых избранных друзей. Их объединяла общность литературных вкусов; социальные и политические воззрения обоих, тяготевших в те годы к левому крылу английского радикализма, также сходились во многом. В январской книжке "Фортнайтли" за 1871 год Морли опубликовал оду Мередита "Франция, 1870", явившуюся откликом на падение режима Второй империи. Мередит выразил свое сочувствие "родине трех революций", которая, "истекая кровью, утверждает торжество неугасимого Разума". Однако дальнейшее развитие революционных событий во Франции было воспринято им весьма противоречиво. С одной стороны, он понял, что Парижская коммуна нанесла решительный удар диктатуре буржуазии и поставила под угрозу само ее существование (об этом он писал в газете "График" за 1873 г.); с другой - он осуждал коммунаров за то, что представлялось ему "неоправданным насилием над имущими". Эту точку зрения разделяли Морли и другие члены кружка "Фортнайтли ревью".

"Карьера Бичема" создавалась Мередитом в период наибольшей близости с Морли. Идейный замысел романа был в значительной мере навеян трактатом Морли "О компромиссе" (1874). Философские взгляды Морли сложились под влиянием позитивизма Конта и Милля; он также изучал французских просветителей XVIII века и написал о них несколько книг. Убежденный агностик, он отрицал официальные религиозные догматы (его фрондерство, между прочим, выражалось и в том, что он писал и печатал слово "бог" непременно со строчной буквы, чем шокировал викторианскую публику). В своем трактате Морли исследовал сущность английской социальной системы, сложившейся после государственного переворота 1688 года (так называемой "славной революции"), который явился, как указывал Маркс, типичным классовым компромиссом.[34] Сетуя в своей книге на то, что в "золотой век компромисса", наступивший после поражении чартизма, подданные королевы Виктории совершенно утратили национальные идеалы, какими, например, воодушевлялись англичане в елизаветинскую эпоху, Морли пытался решить вопрос о "допустимых пределах соглашения с действительностью", чтобы избежать крайностей фанатизма и нравственного падения.[35] В связи с этим Морли ратовал за воспитание честной и целеустремленной личности, которая противопоставила бы себя филистерской среде.

В "Карьере Бичема" Мередит намеревался создать образ героя, обладающего такими качествами гипотетического нового человека, о каких писал Морли. Однако в процессе работы над романом он далеко отошел от первоначального замысла, так как, создавая сюжет и характеры, опирался на свое глубокое знание жизни и реалистические принципы творчества. Искусственная схема преобразовалась под его пером в полнокровное воспроизведение действительности, на фоне которой и судьба главного героя - Невиля Бичема - сложилась правдиво и закономерно. Натуре Бичема, воспитанного дядей-аристократом, свойственны черты, сближающие его с Ричардом Феверелем. Как и Ричард, он вступает в конфликт со своим классом, но этот конфликт острее и глубже. Бичем попадает под влияние непримиримого радикала, доктора Шрапнеля, и втягивается в политическую деятельность. Однако дальнейшая его карьера представляет собой серию трагикомических неудач, причина которых коренится в его опрометчивости и наивном идеализме. Неудачи эти накладывают отпечаток на характер Бичема и развивают в нем новые психологические черты: неуверенность в себе и сомнение в принципе бескомпромиссных решений. Он делает робкие, неумелые попытки выработать более гибкую тактику, но в этот момент наступает трагическая развязка - Бичем погибает, спасая тонущего ребенка из рабочей семьи. Этот финал символизирует моральное возвышение героя, который остается последовательным до конца, избежав постыдной сделки с совестью. С другой стороны, самопожертвование Бичема, возможно, таит в себе авторскую иронию - Бичем надеялся спасти нацию, но выступил в неподходящее время. На такую мысль наводит замечание Мередита о том, что "равнодушная Англия отказала Бичему в радости борьбы".

Таким образом, концепция Морли повернулась в романе своей обратной стороной - взамен "целеустремленной" и сильной буржуазной личности викторианская действительность породила неудачника - донкихота XIX века.

Страстная апология демократических идеалов и острота социальной критики заметно выделяют этот роман на фоне прежде написанной мередитовской прозы. "Карьера Бичема" и последовавший за нею спустя пять лет "Эгоист" - вершина творчества Мередита - свидетельствуют о том, что мироощущение писателя испытало значительное воздействие революционных событий во Франции и подъема английского рабочего движения в 70-е годы.

3

Эволюционная теория Чарльза Дарвина, изложенная им вначале применительно к животному и растительному миру ("О происхождении видов", 1859), а впоследствии применительно к человеку ("Происхождение человека и половой подбор", 1871), оказала настолько могучее влияние на европейскую общественную мысль в разных ее сферах, что современная интеллигенция вынуждена была пересмотреть свое отношение к "изменившемуся миру", осмыслить новую концепцию мироустройства и "приспособиться" к ней. Привычные, освященные религией понятия о строении вселенной совершенно разрушились; человек, почитавшийся созданным "по образу и подобию божьему", был вытеснен из центра мироздания и поставлен в один ряд с прочими обитателями животного мира, а его претензии на исключительность, особую миссию "божьего избранника" оказались тщеславной иллюзией. Пессимистические настроения, связанные с этим "потрясением умов", распространились и в писательской среде: в 70-х годах Томас Гарди выступил со своей теорией фатальной обреченности человека, в "Стихах и балладах" Суинберна возникла тема смерти и жажды забвения.

Проблема свободы воли, иначе самоопределения личности, вокруг которой многие века велись ожесточенные споры, теперь, в свете эволюционной теории, получила возможность новых и неожиданных толкований. Эту, в равной мере философскую, нравственную и богословскую проблему связали с фактором борьбы за существование. "Врожденный духовный эгоцентризм", в котором усматривали коренную причину социального зла, теперь был соотнесен с инстинктом самосохранения и как бы получил историческое оправдание.

В своей системе взглядов, развитой в "Прелюдии" к "Эгоисту" и в сборниках стихотворений "Радость Земли" (1883) и "Чтение Земли" (1888), Мередит, несомненно, исходил из эволюционного принципа. Его концепция, не представляющая, впрочем, стройного и законченного целого, была одной из многочисленных в то время попыток "реабилитировать человеческое достоинство", попранное вульгаризаторами дарвинизма. Он устанавливал три степени эволюционного (от низшего к высшему) развития человеческой натуры - "крови" (метафорическое название животного, эгоистического инстинкта), "разума" и "духа" (то есть высшей нравственности); однако в его понимании это развитие не сводилось к простой смене стадий, но подразумевало обязательное гармоническое взаимодействие трех "начал" как на протяжении всей истории человечества, так и в каждом отдельном случае становления личности.

Эстетические воззрения Мередита были тесно связаны с его пониманием эволюционного учения. С одной стороны, он оспаривал художественную и познавательную ценность произведений, в которых идеализировалась действительность (например, резко отрицательным было его отношение к творчеству Теннисона). С другой, он осуждал натуралистические и фактографические тенденции в современной ему литературе (Золя, К. Мендес, Гиссинг и др.), рассматривая их как временную реакцию на полувековое засилие романтизма. Мередит полагал, что "грубые материалисты" объясняют пороки людей их атавистическими, животными инстинктами и тем самым принижают роль сознания и разума. Сторонники же приукрашивания жизни, "септименталисты", не понимают необходимости совокупного взаимодействия "начал". Он утверждал, что подлинный художник избирает средний путь, минуя обе крайности.

Принципы своей эстетики Мередит изложил в "Опыте о комедии" (1877). Он попытался в этом критическом этюде сделать обзор исторического развития комедии и охарактеризовать природу и разные виды комического. В представлении Мередита понятие "комическое" тождественно понятию "неразумное", "нецелесообразное", то есть с более общей, философской точки зрения может быть соотнесено с любым явлением, выражающим сущность порока, реакционной силы, препятствующей общественному прогрессу или становлению личности. "Восприимчивость к смеху" свидетельствует о культурном уровне человека, о высокой степени его "сознательности". Мередит выделяет три вида комического восприятия - юмор, сатиру и "бесстрастную иронию" судьи-наблюдателя. Юмор, в его глазах, слишком мягок и лицемерен (смягчая порок, льстит ему), чтобы стать эффективным средством воспитания; сатира же не всегда достигает цели, поскольку, преувеличивая комические черты, позволяет объекту осмеяния не узнать себя в зеркале сатиры.

Выведенный в "Опыте о комедии" аллегорический образ Гения Комедии олицетворяет "бесстрастную иронию" - высшую степень комического. Его не интересует будущее людей, так как об этом заботится мать-Земля, природа, но он - мерило их нравственности и поэтому стоит на страже цивилизации (в "Эгоисте" роль Гения Комедии исполняют некие проказливые "бесенята", зорко следящие за сэром Уилоби). Если цель Гения Комедии заключается в том, чтобы подмечать человеческие пороки, то, следовательно, должен подразумеваться некий идеал, норма морали или "здравого смысла", ориентируясь на которую надо оценивать эти пороки. Но таким критерием морали являлась, по Мередиту, гармония трех "начал". В этом усматривается взаимозависимость его философских и эстетических взглядов.

4

В "Эгоисте", опубликованном в 1879 году, теория комического нашла, в соответствии с замыслом Мередита, практическое применение. Отвергая фактографический метод, который он уподобил в "Прелюдии" лупе часового мастера, сквозь которую можно увидеть "бесконечно малые крупицы улик", дабы преодолеть недоверчивость читателя, Мередит стремился создать характеры широкого типического значения в подражание образам великого комедиографа Мольера. Так, эгоизм является главным свойством сэра Уилоби, как лицемерие Тартюфа или скупость Гарпагона.

Действие "комедии для чтения" развивается в искусственной, изолированной атмосфере Паттерн-холла, куда "не проникает извне пыль житейских дрязг, где нет ни грязи, ни резких столкновений", как сказано в "Прелюдии". Обыденные житейские заботы и материальные лишения не тяготеют над ними. Лишь Вернону Уитфорду приходится помышлять о заработке, но больше из-за гордости, чем по нужде. Вмешательство Гения Комедии придает происходящему ирреальный, сценический эффект. Мередит как бы создает экспериментальные условия, с тем чтобы сообщить своей картине убедительность. Именно в таких условиях наиболее отчетливым становится действие неумолимого закона эволюции. Ослепленный сословными и имущественными предрассудками, сэр Уилоби не способен понять и принять принцип гармонии "начал" и поэтому находится во власти инстинктов "крови" и самого пагубного из них - инстинкта себялюбия.

В романе строго соблюдены три единства высокой комедии - места, времени и действия. Действие здесь замкнуто в пределах усадьбы Уилоби. Герои вообще не покидают Паттерн-холл, если не считать экспозиции к роману (глава IV), где рассказывается о заграничном путешествии Уилоби, впрочем, как о событии давно минувшем. Время действия, по-видимому, охватывает не больше года. Соответственно "географическим" пределам "население" романа весьма невелико - в нем всего восемь действующих лиц, кроме эпизодических фигур (например, леди Буш и леди Калмер), создающих фон повествования. Фон этот чрезвычайно сужен, что придает роману характер камерного психологического этюда.

В разработке коллизий романа Мередит также обращается к принципам драмы классицизма. Растущая антипатия Клары к Уилоби противоречит обету, данному ею при помолвке. Возникший конфликт представляет собой вариацию на тему чувства, противопоставленного долгу. Никакие побочные интриги не мешают развитию главной коллизии.

По существу, на протяжении романа характер сэра Уилоби не меняется. Мередит не стремился здесь показать становление личности героя, как в "Карьере Бичема". Его задача заключалась в анализе эгоизма как социального явления и социальной опасности. Дело в том, что Уилоби рассматривает свои привилегии собственника и дворянина как неотъемлемое право, извечную данность и основу мироустройства. Раболепие окружающих, курящих ему фимиам, обладание всеми благами жизни - начиная от женской любви и кончая редкими, дорогими винами в фамильном погребе - воспринимаются им как естественное состояние вещей. Поэтому он не может понять, почему его преследуют неудачи, и винит в черной неблагодарности всех окружающих. В своем искреннем заблуждении он превращается в трагикомическую фигуру, так как его губит и делает посмешищем не отсутствие ума (он начитан, оборудовал у себя в доме химическую лабораторию, "играет в науку"), но убежденность в собственной непогрешимости. Согласно воззрениям Мередита, эгоизм - это гипертрофированное стремление к самосохранению, которое видоизменилось и рафинировалось ныне вследствие развития цивилизации. Этот "атавизм" присущ всему господствующему классу собственников в целом - аристократам и буржуа, - ибо они стремятся консервировать существующий порядок вещей. Обобщающий же смысл образа Уилоби подчеркивается еще и тем, что фамилия его - Паттерн - по-английски означает "образец", "пример". "Бесенята" терпеливо ждут, когда станет явным "возврат Эгоиста к исконному пращуру". Но этот "возврат" сотрясает фундамент Паттерн-холла. Эволюционные силы, дремавшие в сэре Уилоби, требуют свободного гармонического развития и, встретив препятствие, преодолевают его, отдав Эгоиста на суд Гения Комедии. Именно такой смысл приобретает эпитафия, которой завершается "Прелюдия": "И, возлюбив себя, себя же он убил".

От главы к главе портрет Великого Себялюбца дополняется новыми деталями, и одновременно на глазах читателей бледнеет и исчезает его облик совершенного джентльмена. Так, льстивое замечание миссис Маунтстюарт-Дженкинсон о том, что у сэра Уилоби "есть нога" (она уподобляет Уилоби благородным кавалерам эпохи Реставрации, носившим короткие панталоны и чулки, открывая напоказ красивые, "породистые" ноги), воспринимается как сарказм, потому что обрастает в главе II ученым комментарием.

"Пора любви - разгул эгоизма!" - восклицает Мередит. Весь роман посвящен истории неудачного сватовства Уилоби. Три женщины, одна за другой, встречаются на его пути. Эгоист выступает в роли новоявленного Париса, с той, однако, комической разницей, что все три женщины не ждут от него ответного чувства, а, напротив, бегут от него, как от чумы. Эта знаменитая ситуация с парадоксальным ее разрешением является одним из многочисленных примеров сатирической иронии Мередита. Подобно своим младшим современникам, Уайльду и Шоу, Мередит обладал отточенным умением "остранять обыденное". Его "общие места навыворот" (так К. Чуковский назвал парадоксы Уайльда) едко пародировали нормы викторианской морали.

Многоликий эгоизм изучается в романе в его разных проявлениях. Помимо сэра Уилоби, многие из тех, кто его окружает, грешат себялюбием, привлекая внимание Гения Комедии. Мередит не ограничивается одним главным портретом Эгоиста, но создает к нему ряд параллельных этюдов. Таковы, например, самодовольный и ограниченный педант доктор Мидлтон, готовый ради старого портвейна из погреба Уилоби принести в жертву дочь, самовлюбленный полковник де Крей, болезненный и мнительный отец Летиции. Эти характеры оттеняют, помогают яснее понять характер главного героя.

Не выходя за рамки изящной комедии, Мередит назначает сэру Уилоби сравнительно легкое наказание - унижение в глазах общества и особенно той своей избранницы, которая, уже диктуя свои условия, соглашается в конце концов стать его женой. Однако не эта развязка наиболее важна в романе, а победа Клары Мидлтон, под влиянием которой Летиция достигает духовного прозрения. Самостоятельность и смелость Клары, ее независимость в суждениях сближают ее с Джейн Эйр в одноименном романе Ш. Бронте, хорошо знакомом советскому читателю. Несомненно, что в намерения Мередита входило противопоставить Клару классическому типу ричардсоновской героини - кроткому и чувствительному существу, кочевавшему из романа в роман со второй половины XVIII века до времен Мередита. Глава XI, где излагаются сентиментальные рассуждения Уилоби о "женской природе", пародирует викторианские понятия о нравственности и викторианские идиллические романы.

Клара обладает непосредственностью души, интуитивным стремлением к простоте и естественности. Свой характер она закаляет в борьбе с Эгоистом. Между нею и матерью-Землей, природой, существует глубокая внутренняя связь, которая, как дает понять Мередит, является источником силы Клары. Отстаивая свои права, она опирается на гармоническое сочетание "начал" в собственной натуре, что дарует ей победу над эгоизмом Уилоби. Преодолевая множество препятствий, готовая даже пойти на рискованное бегство из Паттерн-холла, она отвергает возможность компромисса с совестью. Мередит стремится показать, что в состязании между Эгоизмом и "естественными призывами" природы верх одерживают последние.

Картины природы в романе, замечательные по непосредственности, остроте и свежести изображения, сопутствуют положительным героям и тесно связаны с ними. Так, в главе XI образ сияющих альпийских вершин, покрытых снегом, напоминает о стремлении Клары, Вернона и Кросджея к духовному освобождению, об их нравственной чистоте. Дикая вишня в цвету, любимое дерево Вернона, символизирует его доброту, иммунитет к эгоизму. Знаменитое описание грозы в главе XXVI, вошедшее во многие школьные хрестоматии по английской литературе, предвещает кульминацию "внутреннего действия" в романе.

5

Рост самосознания героев под воздействием различных психологических факторов составляет предмет исследования Мередита в романе, где динамика событий заменена динамикой "внутреннего действия", диалектикой характеров. Стремясь раскрыть внутренний мир героев во всей его сложности и противоречивости, Мередит проникает в область подсознания, воспроизводит процесс иррационального, ассоциативного мышления. Интерес Мередита к психологическому анализу был связан с современными психологическими теориями, развитыми, обобщенными и обильно проиллюстрированными практическими наблюдениями в трудах Г. Спенсера и в особенности Дж.-Г. Льюиса.

Например, в главе XIII Клара, обсуждая в разговоре с Уилоби характер Вернона Уитфорда, дважды "преступно" оговаривается: она называет Уитфорда Оксфордом, то есть именем человека, о которым бежала Констанция, первая невеста Уилоби. Она мечтает об освобождении, даже еще не отдавая себе отчета в том, что мечта эта связана у нее с зарождающимся чувством к Вернону. Однако подсознательная мысль внезапно прорывается наружу. Глава эта многозначительно названа: "Первый рывок на свободу".

Система аллегорических образов, которые изобилуют в речи персонажей, является ключом к скрытому "второму плану" интеллектуального действия, раскрывающему авторский идейный замысел. Образы эти преимущественно связаны с реминисценциями или цитатами из античных писателей и греческими мифами.

В главе XLIII внешнее и внутрепнее действие синхронно достигают кульминации. На первом плане в сцене решительного объяснения с Уилоби Клара заявляет ему о разрыве помолвки. Свидетель этого разговора доктор Мидлтон играет постыдную роль, пытаясь убедить дочь в том, что у нее нет никаких оснований отвергнуть предложение Уилоби. Позиция Клары с точки зрения обоих эгоистов выглядит весьма уязвимой, так как ей нечего противопоставить их безупречной логике. Приход Вернона - союзника и друга - Клара воспринимает как долгожданное спасение. Поверхностным взглядом трудно уловить какие-либо признаки предельного нервного напряжения героев. Его раскрывает второй, скрытый план действия. Оно причудливо отражается в сфере их подсознания. Яркий мерцающий свет в глазах Вернона напоминает Кларе сияние единственной звезды, сохраняющей в ясную лунную ночь свой неукротимый блеск. Клара помнит ее расположение на небе - "к востоку от Ориона, чуть пониже", - но название звезды ускользает от нее. Желание вспомнить его оказывается настолько жгучим, что Клара перестает отчетливо слышать слова Уилоби. Лишь в конце этой сцены, когда Эгоист оказывается окончательно побежденным, она, "внезапно просияв", восклицает: "Сириус, папа!"

Сириус, самая яркая звезда в созвездии Большого Пса, был еще во времена древних эллинов прозван в народе "верной гончей Ориона". Согласно одному из вариантов греческого мифа, великан-охотник Орион был поражен стрелой Артемиды за то, что его полюбила розоперстая Эос, а потом превращен в созвездие. Доктор Мидлтон ассоциирует слова Клары с Мифом об Ифигении, которую ее отец Агамемнон принес в жертву Артемиде, чтобы богиня открыла путь греческим кораблям из Авлидской гавани в Трою. Еще ранее доктор Мидлтон высокопарно, с цветистыми реминисценциями из Гомера, приветствует появление Уитфорда, уподобляя его "морской ванне и ужину на прибрежных камнях Трои после целого дня сражений и пыли". На этих примерах видно, как подтекст помогает понять помыслы персонажей. Этот своеобразный и новаторский для того времени прием Мередита предвосхищает метод "параллельных планов" действия, характерный для некоторых писателей XX столетия. Психологический анализ служит у Мередита средством реалистической трактовки мотивов, управляющих действиями героев.

6

По сравнению с "Витторией" и "Карьерой Бичема" в "Эгоисте" резко сужен диапазон изображения действительности. Утратив размах эпического повествования, "Эгоист", однако, приобретает новые отличительные черты. Главными из этих черт романа являются, помимо своеобразия формы, его глубокая философская основа и тонкий психологический анализ побуждений героев. "Эгоист" представляет собой образец "интроспективного", то есть умозрительного романа, так как внимание автора в нем почти исключительно поглощено изучением морально-этических и психологических проблем. Этот роман явился новым словом в истории английской прозы XIX-XX веков и оказал существенное влияние на формирование жанра психологического романа у позднейших авторов - например, у Стивенсона, Конрада и особенно Голсуорси, который в качестве прототипа Сомса Форсайта использовал сэра Уилоби.

Несмотря на его умозрительный характер, роман Мередита не утрачивает связи с реальностью. Мередит показывает, что именно отношения социального неравенства обусловили нравственный облик сэра Уилоби. Его чудовищный эгоизм - порождение условий буржуазного общества. Не случайно, что все положительные образы романа представлены людьми, над которыми не тяготеют собственнические и иные предрассудки. Жанр "комедии для чтения" и активное участие Гения Комедии не притупляют остроту мередитовской сатиры. Дух времени ощущается в страстном протесте Мередита против викторианской общественной морали, против принявшего уродливые формы лицемерия, ханжества, снобизма и себялюбия.

7

Слава, пришедшая к Мередиту на склоне лет, была заслуженной наградой за творческий подъем 60 - 70-х годов. Его следующий роман-памфлет "Трагические комедианты" был явно рассчитан на сенсацию. Он был написан по материалам нашумевшей книги Элен фон Раковиц "Мои отношения с Лассалем" (1879) и прошел почти незамеченным на фоне обширной литературы об этом деятеле немецкого рабочего движения, столь драматично и нелепо окончившем свою карьеру. В какой-то мере аналогичные сенсационные цели преследовал и роман "Диана из Кроссуэйс" (1885), где воспроизведены подлинные обстоятельства одной скандальной истории, которая за пятьдесят лет перед тем разыгралась в кругах, близких английскому правительству.

Значение его романа "Один из наших завоевателей" (1891) определяется тем, что в нем Мередит обратился к теме, волновавшей тогдашнюю английскую общественность. Роман повествует о блистательной карьере финансового "столпа общества" Виктора Раднора, который положил начало своему процветанию браком по расчету. В центре внимания Мередита-психолога здесь оказалось противоречие между внешним благополучием героя и гнетущим его сознанием своего нравственного ничтожества. Сатирическое обличение Раднора, нажившего свой капитал в колониях, явилось, по существу, обличением правящей верхушки империи и официозной пропаганды, восхвалявшей политику узаконенного грабежа. Мотив развенчания "завоевателей" был симптомом тревоги общественного мнения.

Последующие романы Мередита отмечены печатью творческого кризиса. В них возросла усложненность, манерность стиля, ставшая серьезной преградой между автором и широкой читательской аудиторией. Центральные образы в романах "Лорд Ормонт и его Аминта" (1894) и "Странный брак" (1895) продолжают галерею Эгоистов, начатую Мередитом еще в "Испытании Ричарда Февереля". Однако по силе обобщения и художественной правды этим образам весьма далеко до сэра Уилоби.

Незадолго до кончины (в мае 1909 г.) Мередит откликнулся на события первой русской революции, показав глубину и крепость своей веры в народ, в торжество социальной справедливости. В январе 1905 года он писал в "Санди кроникл": "Сочувствие британского народа тем храбрецам (русским революционерам. - В.З.), которые сражаются в неравной, почти безнадежной борьбе, как мне кажется, чрезвычайно велико. И оно должно принять материальные формы... Каждый должен пожертвовать что может, и деньги эти должны быть высланы по телеграфу немедленно на имя одного из тех вождей, которые находятся на свободе... Мы должны помочь им, и это единственная возможность". Одним из его последних поэтических произведений была ода "Кризис" (1905), где в следующих проникновенных строках он апеллировал к пробужденному "Духу России":

О Дух России, час настал!

Пора! Так долго ты молчал!

Но, помня подвиги былые

Твоих героев, Дух России,

Я говорю: "Не дрогнешь ты

У грани гибельной черты!

Ты не страшишься грозной власти,

За царством крови веря в счастье!"[36]

В январе 1905 года Мередит вместе с Суинберном и Гарди подписал открытое воззвание, требуя от царского правительства немедленного освобождения Горького из-под ареста.

Творчество Джорджа Мередита и в наши дни сохраняет свою эстетическую и познавательную ценность. Нет сомнения, что его смелая и пытливая мысль привлечет к себе еще не одно поколение вдумчивых и взыскательных читателей. Гуманизм, демократический пафос, мужественная критика устоев буржуазного общества - все эти черты наследия Мередита делают его близким и советским людям, достойным преемникам традиций всей мировой культуры.

В.В.Захаров

Примечания

1

Прощай (франц.).

(обратно)

2

Прекрасная женщина (лат.).

(обратно)

3

Острословы (франц.).

(обратно)

4

Равенство (франц.).

(обратно)

5

Окс (ox) - бык (англ.).

(обратно)

6

На что только не способна женщина (лат.).

(обратно)

7

Всегда одно и то же! (лат.)

(обратно)

8

Сделано; он доволен; ссоры влюбленных и т. д. (лат.).

(обратно)

9

Грекам... кроме славы ни к чему не стремившимся (лат.).

(обратно)

10

Как цветок, затаившийся в обнесенном стеною саду... так и невинная дева, пока... (лат.)

(обратно)

11

Свадебный гимн (лат.).

(обратно)

12

В день (лат.)

(обратно)

13

Клочок земли небольшой (лат.).

(обратно)

14

Какая великая добродетель, друзья, довольствоваться немногим! (лат.)

(обратно)

15

У меня от желчи печень пухнет (лат.).

(обратно)

16

И втройне несчастный (древнегреч.).

(обратно)

17

Дохмий (лат.).

(обратно)

18

Истина в вине (лат.).

(обратно)

19

Торжественные дни (лат.)

(обратно)

20

Что бы ни было, где бы он ни был, что бы ни делал, он улыбается (лат.).

(обратно)

21

Экспромтом (лат.).

(обратно)

22

Свободу действий (франц.).

(обратно)

23

Мы всегда возвращаемся... (франц.)

(обратно)

24

И вечно этот фарфор! (франц.)

(обратно)

25

Полностью, полностью... (лат.)

(обратно)

26

Если дать отдых рукам... (лат.)

(обратно)

27

Вот повеяло вновь теплом весенним (лат.).

(обратно)

28

Для приличия (лат.)

(обратно)

29

Отлично (лат.).

(обратно)

30

Он подтвердил (лат.).

(обратно)

31

Вечный двигатель (лат.)

(обратно)

32

Мудрому все понятно с полуслова (лат.)

(обратно)

33

Следует также отметить, что в "Испытании Ричарда Февереля" нашла отклик полемика вокруг проблемы буржуазного воспитания, которая занимала английское общественное мнение в 50 - 60-е годы. Наиболее острая критика существовавших тогда воспитательных методов содержалась в "Очерках умственного, нравственного и физического воспитания" Г. Спенсера (1858) и в трактате Дж.-С. Милля "О свободе" (1859). Эти сочинения были в то время известны каждому образованному англичанину. Мередит, безусловно, в какой-то мере разделял взгляды обоих авторов, требовавших коренной реформы консервативной системы воспитания юношества. Таким образом, он затронул серьезные социальные проблемы и в этом смысле углубил и творчески развил традицию "Мейстера" в Англии.

(обратно)

34

См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. VIL М. 1956, стр. 218-223.

(обратно)

35

Дж. Mорлей. О компромиссе. М. 1896, стр. 6-7.

(обратно)

36

Стихи в переводе Б. Б. Томашевского.

(обратно)

Комментарии

1

Мыс Ящерицы, или Кеп Лизард - мыс на юге графства Корнуолл, самая южная точка Великобритании.

(обратно)

2

То есть как море. Амфитрита в древнегреческой мифологии - жена Посейдона, бога морей.

(обратно)

3

В пьесе Шекспира "Буря" (д. I, сц. 2) рассказывается, как благородный дух, Ариель, был заключен ведьмой Сикораксой в дупло сосны за то, что отказался исполнять ее жестокие приказания. Добрый волшебник Просперо его освободил.

(обратно)

4

Алкивиад (V в. до н. э.) - полководец и политический деятель в Древней Греции, славившийся умом, богатством и красотой.

(обратно)

5

Карл Мученик - Карл Первый Стюарт (1600-1649), был казнен по решению парламента, взявшего верховную власть в свои руки во время английской буржуазной революции.

(обратно)

6

Карл Второй, сын Карла Первого, взошел на престол в 1660 году, когда в Англии была восстановлена монархия и началась так называемая "эпоха Реставрации". Придворная жизнь в эту эпоху отличалась блеском, роскошью и разнузданностью нравов.

(обратно)

7

Рочестер, Бэкингем, Дорсет и Саклинг - знатные вельможи и поэты при дворе Карла Второго.

(обратно)

8

Намек на знаменитый монолог Гамлета, начинающийся словами: "Быть или не быть?" (д. III, сц. 1).

...Что благороднее - сносить ли гром и стрелы

Враждующей судьбы или восстать на море бед?

(Перевод А. Кронеберга)

(обратно)

9

Джаггернаут - деревянный идол, олицетворяющий в религии хинди бога Кришну; когда во время ежегодных празднеств его провозили в колеснице мимо верующих, наиболее неистовые из них бросались под ее колеса.

(обратно)

10

"Круглоголовыми" прозвали пуритан, поддерживавших Кромвеля (1599-1658) и парламент во время английской буржуазной революции. Прозвищем своим обязаны тому, что, в отличие от длинновласых монархистов ("кавалеров"), носили короткие волосы. После разгрома революции многие из них, спасаясь от преследований, переселились в Америку.

(обратно)

11

По древнегреческому преданию, Диана Эфесская (богиня луны), влюбившись в красивого юношу Эндимиона, усыпила его на тридцать лет и дарила его, сонного, своими целомудренными ласками.

(обратно)

12

По римскому преданию, нимфа Эгерия была верной подругой и наставницей мудрого римского царя Нума Помпилия.

(обратно)

13

Луини Бернардино - итальянский художник эпохи Возрождения, младший современник и последователь Леонардо да Винчи.

(обратно)

14

Мери Эмбри - героиня старинной английской баллады. Эта девушка бросилась в бой с испанцами, чтобы отомстить им за гибель своего возлюбленного.

(обратно)

15

Ханна Снэлл (1723-1792), переодевшись мужчиной, принимала участие в осаде Пондичерри (1748 г.), города в Индии, находившегося в то время в руках французов.

(обратно)

16

Боадицея - кельтская королева (I в. н. э.), возглавившая восстание против римского владычества в Британии.

(обратно)

17

"Капитан" - название корабля, которым командовал знаменитый флотоводец Нельсон (1758-1805), когда английский флот одержал блестящую победу над испанцами (1797).

(обратно)

18

...Горациево "mulier formosa" - ссылка на строки, которыми открывается знаменитая поэма Горация (I в. до н. э) "Наука Поэзии":

Если бы женскую голову к шее коня живописец

Вздумал приставить и, разные члены собрав, отовсюду,

Перьями их распестрил, чтоб прекрасная женщина сверху

Кончалась снизу уродливой рыбой, - смотря на такую

Выставку, други, могли бы вы удержаться от смеха?

(Перевод М. Дмитриева)

(обратно)

19

Веста - в Древнем Риме - богиня домашнего очага. Ее жрицы носили белые туники и были обязаны хранить целомудрие.

(обратно)

20

Базби Ричард (1606-1695) - директор Вестминстерской школы, известный своей строгостью. Похвалялся, что шестнадцать епископов вкусили в свое время его розги.

(обратно)

21

Персей, герой аргосских сказаний, спас Андромеду от морского чудовища и женился на ней.

(обратно)

22

Мелюзина - фея, часто упоминавшаяся в средневековых легендах.

(обратно)

23

Пьемонтские стрелки (берсальеры) - род пехотных войск итальянской армии, солдаты которых отличались выносливостью в трудных переходах.

(обратно)

24

Гейнзиус Даниель (1580-1655) - выдающийся голландский филолог, знаток древних языков.

(обратно)

25

Каллипсоподобно - то есть подобно нимфе Каллипсо, очаровавшей Одиссея и продержавшей его на своем острове семь лет, как о том рассказано у Гомера.

(обратно)

26

Сокращенная цитата из поэмы Мильтона (1608-1674) "Потерянный Рай" (кн. 1). Целиком это место читается так:

"Ужели эта область, эта почва, -

Сказал архангел падший, - будет нам

Жилищем вместо неба, мрак плачевный

Заменит нам сияние небес?"

(Перевод Н. Холодковского)

(обратно)

27

...amantium irae etc. - ссылка на строку из комедии Теренция (И в. до н. э) "Девушка с Андроса":

Ссоры влюбленных ведут к возрожденью любви.

(обратно)

28

Ровена - саксонская принцесса, героиня романа Вальтера Скотта (1771-1832) "Айвенго".

(обратно)

29

Намек на сатирический роман Свифта (1667-1745), в котором изображено сражение между книгами новых и древних авторов.

(обратно)

30

Согласно античному мифу, три богини - Гера, Афина и Афродита - поспорили о том, кто из них прекрасней. Смертный юноша Парис на горе Ида, под Троей, разрешил их спор, вручив золотое яблоко Афродите.

(обратно)

31

Сокращенная цитата из "Науки Поэзии" Горация. В литературном переводе это место читается так:

Грекам Муза дала полнозвучное слово и гений,

Им, ни к чему не завистливым, кроме величия славы!

(Перевод М. Дмитриева)

(обратно)

32

Согласно античному мифу, богиня зари, Эос (или Аврора), полюбив простого смертного, Титона, выпросила у Зевса бессмертия для своего возлюбленного, но при этом забыла попросить для него вечной юности. Когда Титон состарился и одряхлел, богиня его разлюбила и превратила в цикаду.

(обратно)

33

Иппокрена в древнегреческой мифологии - ключ, источник вдохновения, высеченный на вершине Геликона копытом крылатого коня, Пегаса.

(обратно)

34

Доктор Мидлтон вспоминает место из письма римского государственного деятеля, оратора и писателя Цицерона (106 - 43 гг. до н. э.) к другу Аттику: "Подобно тому, как считалось, что лучше всего пахнут те женщины, что не прибегают к духам..."

(обратно)

35

Доктор Мидлтон приводит длинную цитату из "Свадебного гимна" римского поэта Катулла (I в. до н. э.).

(обратно)

36

Цитата из 6-й сатиры Горация (кн. 2).

(обратно)

37

Цитата из 2-й сатиры Горация (кн. 2).

(обратно)

38

Лесбия - неверная возлюбленная Катулла, которую поэт под влиянием горечи, вызванной ее изменой, награждал самыми нелестными эпитетами.

(обратно)

39

Строка из 13-й оды Горация, (кн. 1), в которой описываются терзания влюбленного, когда он слышит похвалы, расточаемые другому.

(обратно)

40

Герман Иоган Готфрид (1772-1848) - немецкий филолог, занимавшийся вопросами стихосложения.

(обратно)

41

В античной метрике восьмидольная стопа, состоящая из пяти слогов.

(обратно)

42

Валгалла в скандинавской мифологии - "Дворец убитых", куда попадают герои, павшие в бою.

(обратно)

43

В трагедии Шекспира "Король Лир", в знаменитой сцене бури (д. III), появляется Эдгар, одетый в лохмотья; он прикидывается сумасшедшим и все время повторяет одну и ту же фразу: "Бедный Том озяб!"

(обратно)

44

"Эксельсиор!" - стихотворение американского поэта Лонгфелло (1807-1882) о юноше, поднимавшемся в горы с флагом, на котором красовался девиз: "Эксельсиор!" ("Все выше"; лат.).

(обратно)

45

Слова из поэмы Байрона "Чайльд Гарольд" (песня 3).

(обратно)

46

Кельтиберит Эгнаций - адресат одного из насмешливых посланий Катулла (стихотворение 39); поэт упрекает его в том, что тот постоянно скалит зубы.

(обратно)

47

"Пенорожденная" - один из эпитетов Афродиты, богини любви и красоты в греческой мифологии, согласно которой она родилась из морской пены.

(обратно)

48

Фридолин - герой баллады Шиллера "Посольство в кузницу". Граф Саверн, у которого Фридолин служил пажом, приревновал его к своей жене и приказал бросить его в плавильную печь. Благодаря вмешательству высших сил, Фридолин остался жив, а сожгли того, кто его оклеветал.

(обратно)

49

Радамант - в античной мифологии один из трех судей в подземном царстве.

(обратно)

50

Вернон приводит слова из пьесы Шекспира "Генрих IV" (ч. I, д. III, сц. 1).

(обратно)

51

Аспазия - афинская гетера, славившаяся умом и красотой; возлюбленная великого государственного деятеля Древней Греции Перикла (V в. до н. э.).

(обратно)

52

Корнелия - талантливая и образованная римлянка (II в. до н. э.), образцовая жена и мать. Среди ее многочисленных детей особенно прославились своими гражданскими доблестями Кай и Тиберий Гракхи.

(обратно)

53

Начало французской поговорки: "Мы всегда возвращаемся к первой любви".

(обратно)

54

Леонтес - герои пьесы Шекспира "Зимняя сказка", приревновал жену к своему другу Поликсену и заточил ее в темницу.

(обратно)

55

Так именует Шекспир ревность, уподобляя ее кошке, что играет со своей добычей, прежде чем ее съесть (см, "Отелло", д. III, сц. 3).

(обратно)

56

Орсон и Валентин - братья-близнецы, герои французского средневекового романа, а также старинной английской баллады; они младенцами были найдены в лесу под Орлеаном. Орсона унесла к себе в берлогу медведица, а Валентина подобрали и принесли во дворец. Когда братья выросли, Валентин привел Орсона во дворец и сделал своим оруженосцем.

(обратно)

57

Лотарио - изящный соблазнитель из пьесы "Прекрасная грешница" английского драматурга Николаса Роу (1673-1718).

(обратно)

58

Бенбоу Джон (1653-1702) - британский адмирал, прославившийся своим героизмом: он оставался на капитанском мостике и продолжал командовать боем даже после того, как ему оторвало ногу вражеским снарядом.

(обратно)

59

По библейскому преданию, царица Савская, прослышав о мудрости и богатстве царя Соломона, приехала к нему в Иерусалим.

(обратно)

60

"Прочь эту погремушку!" - слова, произнесенные Оливером Кромвелем в 1653 году, когда, разгоняя парламент, он отобрал у спикера палаты общин жезл - символ его полномочий.

(обратно)

61

"St brachta forte remisit..." - цитата из поэмы Вергилия "Георгики" (песня I).

(обратно)

62

"Jam ver egelidos refert tepores". - Катулл, стихотворение 46, перевод А. Пиотровского.

(обратно)

63

Вобан Себастьян ле Претр (1633-1707) - французский военный инженер, родоначальник науки фортификации.

(обратно)

64

Генерал Стронгбоу, Ричард де Клер - участник завоевательных войн, которые вела Англия против Ирландии в XII веке.

(обратно)

65

Блай Вильям (1754-1817) известен жестокими дисциплинарными мерами. В бытность его капитаном, во время одного из плаваний, взбунтовавшиеся матросы посадили его вместе с верными ему членами экипажа в шлюпку и пустили в открытое море; они долго терпели голод и жажду, пока не пристали к необитаемому острову.

(обратно)

66

Прорицательница Кассандра, согласно античному мифу, отвергла любовь Аполлона (бога Солнца), за что была им наказана: никто не верил ее предсказаниям, и все смотрели на нее, как на безумную.

(обратно)

67

Согласно античной легенде, царь Агамемнон, перед тем как выступить со своим флотом из Авлиды в поход на Трою, готовился принести в жертву богине Артемиде свою дочь Ифигению; в последнюю минуту богиня ее пощадила.

(обратно)

68

Большой Пес - так в просторечье называют звезду Сириус; согласно народному поверью, когда эта звезда всходит и заходит одновременно с Солнцем, собаки впадают в бешенство.

(обратно)

69

Сципионы - знатный римский род, давший нескольких замечательных полководцев; из них наибольшую славу стяжал Публий Корнелий Сципион, прозванный Африканским (III-II вв. до н. э.).

(обратно)

70

Очевидно, имеется в виду Эдмунд Спенсер (1553-1598), на памятнике которого высечена надпись: "Князь поэтов".

(обратно)

71

Стрефон - влюбленный пастушок из поэмы "Аркадия" Филипа Сиднея (1554-1586). Его имя сделалось нарицательным для юноши, изнывающего от любви.

(обратно)

72

Гризельда - героиня последней новеллы "Декамерона" Боккаччо (1313-1375); ее имя сделалось нарицательным для женского долготерпения и часто попадается в позднейших произведениях европейской литературы.

(обратно)

73

Полифем - кровожадный циклоп, о котором рассказывается в "Одиссее" Гомера.

(обратно)

74

Брокен - самая высокая точка горного массива Гарц; по преданию, излюбленное место ведьмовских сборищ.

(обратно)

75

Греймалкин - кошка, пэддок - жаба; непременные спутницы ведьм в английском фольклоре.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"