Апок
Рд-20 Тот, которого ищут убить

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    После встречи Нового года и корпоратива пятилетней работы начальника отдела сыскарям приходится заниматься очень головоломным делом - убийством депутата. А это вам не хухры-мухры! Но опытные сыскари даже с глубокого похмелья справятся с любой задачей
  
  
  
  РАССКАЗ
  Ощущение такое, как будто меня чем-то хорошо припечатали по башке. Это самое уязвимое мое место. И самое главное, чтобы честно исполнять профессиональный долг. Или это новая ипостась похмелья, к которой я еще не очень готов. Обычно на утро чувствуешь привычную тяжесть в голове после излишних возлияний. А ведь я не собирался напиваться. Так лишь составить компанию. Отмечали пятилетие со дня назначения начальника отдела. И в связке наступивший двадцать пятый новый год двадцать первого столетия. Как говорится, свинья везде грязь найдет. Глянул на время. Еще с часок можно поваляться. В моем положении каждая минута дорога. То, что поваляться, это хорошо. Но то, что всего час, это не есть хорошо. Вот бы отлежаться до обеда, просыпаясь и проваливаясь в сон. Блаженство! Почему с похмелья не дают отгулы или хотя бы больничный, ведь организм отравлен?
  Работа, как Молох, высасывает соки. Хотя, Молох, как помнится, не сосал кровь, а пожирал вместе с костями и потрохами, громко чавкая и ухмыляясь. Одним словом, людоед. Даже ботинки не выплевывал. Ну, пусть будет вампир. Зачем ему похмельная кровь, когда кругом полным-полно краснощеких девушек и юношей.
  Запиликал телефон. Доля наша тяжкая! Это был Сало. Погремушками награждают друг друга не только урки, но и те, кто с ними борется. Или делает вид, что борется. Этот опыт, наверно, переняли у пламенных революционеров-большевиков, клички которых потом знала вся страна, не ведая о их настоящей фамилии. Но скорее всего наоборот. Урки существовали и до большевиков. Для краткости. речи и экономии языковой энергии - это хорошо. Хотя могут быть прозвища и обидные, что связано с незавидной внешностью их обладателей. Сколько времени понадобится, чтобы выговорить целиков фамилию Салов. А врем - единственная ценность, которой нужно дорожить. А тут Сало - и всё. Сколько сэкономили энергии, так необходимой для борьбы с правонарушителями. Даже генералы это понимают.
  - Можешь ничего не говорить, Сало! - прошелестел я, как грустная листва осенней березы. - Лекции будешь читать, когда проработаешь с мое, если раньше тебя не закопают. ЧП у нас. И Верба нас будет нагибать.
  - Э... это... А знаешь где, ну, это ЧП?
  Как будто это важно.
  - Знаю. Но это слово нецензурное. А как ты уже заметил, я блюститель чистоты русского языка. И очень редко допускаю выражения, которые в ходе у наших коллег. Если сказать понятней, я пурист.
  Что-то я очень разговорчивый. Это не к добру. Но голова перестала болеть. Спасибо тебе, Сало, хоть за это!
  - Почти так. Ну, в общем, в "Волчьем логове".
  Сало замолчал, затаился, гаденыш, представил, как меня сейчас корежит от одного этого названия.
  Я отключился. И тут же подскочил, как будто меня в одно деликатное место укусил злобный таранту или змея эфа. До сих пор мену кусали только комары и девушки. Зубы почищены, душ, чашка растворимого кофе. Натуральное кофе, сваренное в кофеварке, это моя голубая мечта. Сколько живу на свете, столько и мечтаю. Тьфу ты! Вырвалось же такое про голубую мечту. Типун мне на язык.
  Зателинькал телефон. Когда я сменю на нем мелодию, более ласковую ко мне? Всё нет времени.
  - Это... Сейчас за тобой подскочит Толик. Сразу на место.
  Голова не болела. Хоть одна приятная новость за все суматошное утро. Нет, чтобы сразу день начинался с полудня. Не сорваться бы и не пойти на поводу у малосознательных товарищей, которые будут предлагать во второй половине дня полечить голову. Лечение обычно заканчивается очередной утренней болезнью. Я хотел по утрам быть здоровым.
  Удобное место для "Волчьего логова". Дальнобойщики сюда, конечно, не завернут. Им не припарковаться на небольшой стоянке. Да и дресс-код не тот. Девушки не клюнут. А вот те, кто на иномарках в соседнюю братскую республику или оттуда сюда, место самое то. Почти на выезде из города. Платная автостоянка. Рядом отель с сауной и пивбаром. За отдельную плату интимные услуги, такой глубокий массаж. Доблестные офицеры пограничной и таможенной служб, гаишники, полицейские, гврадейцы, чиновники, бизнесмены и безинесвумены, авторитеты давно облюбовали это местечко. Окраина, тишина, гопники сюда не забредают. Пролетарии тоже не пойдут. Далековато и не по карману. Порядок. Секьюрити надежно бдит и пресекает любой эксцесс в зародыше. Еще и столб с девушками без лифчиков. Уютное гнездышко. Через дорогу парт с посыпанными мелким гравием дорожками. Есть даже парочка отдельных нумеров. Ну, это для вип-персон, которые желают перетереть без посторонних ушей. Хотя сейчас это называют деловыми переговорами. Ну, или... сами понимаете. Здесь же люди собираются, а не роботы, поэтому им ничто человеческое не чуждою. В смысле маленьких шалостей.
  Страждущие отдохнуть от трудов праведных подтягивались сюда к вечеру. Автостоянка заполнялась крутыми иномарками. Случайный прохожий быстро пробегал мимо. Сейчас на стоянке стоял только джип хозяина и наша машина, ментовский "жигуленок". И вот я нарисовался с "уазиком", то есть "уазик" со мной, светлый, как девичья мечта, пока она не столкнется с жизненной прозой российского капитализма.
  Сало редко радуется. У него лицо египетской мумии, коричневое и огорченное. Не потому, что его все огорчает, он таким родился. А тут уже ничего не поделаешь. Против природы не попрешь. Выпученные глаза. черные, как и положено египтянину. Хотя, спроси его, он не назовет даже столицы Египта. И про Египет только знает, что там египетские пирамиды. . пока я иду от машины к рестоану, докладывает:
  - Убили бизнесмена Гумова. Зверским способом. Я в жизни не видел столько кровищи.
  - Он уже стал бизнесменом?
  Я сажал Гумова. Пренеприятная личность. Толстый с постоянной одышкой. Через слово мат. Когда это у него было? Сколько ему дали? Минус УДО, ходя это у него не первая ходка. Подсчитываю, прикидываю. Получается, что он уже года три, как откинулся.
  - Не следите вы, Иван Николаевич, за бурной общественно-политической жизнью города, - укоряет меня Салов. - Его по телевизору уже сколько раз показывали.
  Смотри, как гладко чешет. А когда пришел в отдел, то ни бэ ни мэ ни кукареку. Пока выскажет что-нибудь, семь потов прольет и нервы слушателю все измотает. Вот теперь и верь злопыхателям, что служба в полиции огрубляет человека. Нужно ему отдать должное. Стреляет в десятку. Наверно, уже с детской колыбели начал тренироваться из рогатки.
  - Гумов - депутат городской думы. Был, - грустно произносит Салов. - Так что политик регионального масштаба.
  - Еще говорят, что Америка - страна неограниченных возможностей, где каждый босяк может стать президентом. У нас этих возможностей по самое не хочу. Вчера бандит, сегодня депутат. При этом не оставляет свою прежнюю специализацию.
  Жуткое зрелище. Мне не привыкать. Насмотрелся всякого. Душа огрубела, как кирзовый сапог на солнце. А у Салова бегают глазки. Хорошо хоть не тошнит и не рвет. Всё-таки держится парень. Хотя любому видно, каких трудов ему стоит. Ничего! И ты привыкнешь.
  Покойник лежит на спине. По тому, как откинулась голова, ясно, что резанули сильно. Перерезали чуть ли не половину шеи. Это мог сделать только сильный человек. Всё залито кровью. Надо смотреть ближе. Появляется криминалист Саня. Он был в соседней комнате. Писал первичный акт осмотра. Хороший специалист, небрезгливый.
  - Шея перерезана. Но что удивительно не ножом и не бритвой. Орудия убийства не обнаружено.
  - Знаю.
  - Что знаете?
  - Его зарезали "розочкой", - отвечаю я. - Я уже видел подобное, тогда работали именно этим инструментом.
  - Как это?
  "Розочка" - это осколок бутылки. Берут бутылку за горлышко и разбивают обо что-нибудь. В руке остается "розочка" с толстыми и острыми, как бритва, краями. Страшное оружие. Им можно вспороть живот, разрезать шею, распластать лицо. Несомненно, патологоанатом обнаружит частицы стекла. При сильном ударе по шее шансов на жизнь никаких, если, конечно, рядом не будут стоять медики со всем необходимым.
  - Пролежал он здесь несколько часов. И за это время никто не заходил в туалет? Обнаружили его только утром.
  - Приняли недавно новую техничку. Она, чтобы ей поменьше работы на утро, запирает поздней ночью туалет. Посетители пользуются служебным. Благо их к этому времени остается не так и много.
  - Прежде чем запирать, она же заглянула сюда? Кто-то мог оставаться в туалете. Так же?
  - Приоткрыла дверь, крикнула несколько раз, прислушалась. Тихо. И заходить даже не стала. Заперла дверь. А когда утром пришла, увидела, тогда и подняла шум.
  - Конечно, "розочку" не нашли?
  - Здесь ничего не было. Первичный осмотр ничего не дал. Только под подоконником осколки.
  Пошел осматривать унитазы. "Розочка" лежала в крайнем. Саня, надев, перчатки, достал ее. Но толку-то. Знаем орудия убийства. Но отпечатков нет. Саня собрал в пакет осколки.
  - Отпечатки снимали?
  - Ну, кроме убитого, думаю, никаких нет.
  - Ага! - кивнул я. - Это, само собой. Даже если убийца действовал в состоянии аффекта, это он должен был сообразить. Так! Это мужчина примерно сорока лет, рост за сто семьдесят. Хорошо владеет приемами самообороны. Физически сильный. Работает в каком-нибудь силовом ведомстве. Урки так бы не стали делать.
  - Иван Николаевич! - удивился Салов. - Вы здесь пробыли каких-то десять минут. А такое впечатление, что были свидетелями происшедшего. Вот и портрет убийцы нарисовали. Как?
  - Каком кверху. Интуиция, мой юный друг.
  - Мне бы такую интуицию. Я вот гляжу и ничего понять не могу, кто, зачем, как. А вы сразу!
  - Он знал его хорошо, Гамов. Здесь у них была какая-то стрелка. Убийца вращается или среди бандюганов или бизнесменов. В раковине я нашел волосок. Он явно не гамовский. Приобщи!
  - Разрешите!
  Мы оглянулись. В дверном проеме появился сам Волков, хозяин этого богоугодного (хотя на мой взгляд, богоугодного заведения). Это был здоровяк под два метра ростом. С обозначившимся животом. Черная длинная куртка из хорошей кожи. Цепь. Всё как положено. В окно я увидел его черный джип.
  - Я, наверно, несколько задержался, - произнес он извиняющим голосом. - Готов выслушать ваши вопросы.
  Я подошел к нему и взял за локоть.
  - Валерий Иванович! Не могли бы мы поговорить тэт-а-тэт?
  - Конечно! Конечно! Пожалуйте в мой кабинет!
  Кабинет был небольшой. Стол, несколько стульев, шкаф и сейф на тумбочке. На стене натюрморт с фруктами.
  - Любите фрукты? - спросил я.
  - В смысле?
  Я кивнул на картинку.
  - Друзья подарили.
  - Первое, что меня интересует, Валерий Иванович. Ведется ли видеонаблюдение?
  Волков заерзал. Понятно, я наступил ему на больную мозоль.
  - Иван Николаевич! Я буду откровенен. Мы же с вами понимающие люди. Вы же видели, что у нас в зале есть видеокамеры. Но...
  - Вечером вы их отключаете.
  - Это преступление?
  - Это правонарушение, влекущее административную ответственность.
  - Фу! То есть штраф. Да я каждый день готов платить их. Вы же знаете, какие у нас тут бывают гости. Даже...
  Он показал пальцем вверх.
  - И порой они позволяют себе шалости. Поэтому хотят гарантии, что никто об этом не узнает. Если мы включим видеонаблюдение...
  - Они перестанут посещать ваш ресторан, и вы понесете большие убытки.
  - Но вот видите, вы же все прекрасно понимаете. Приятно иметь дело с умным человеком.
  Я поднялся. Пожал Волкову руку. Удивительно, но рука его оказалась вялой. Как женская. Ну, что же, будем считать, Валерий Иванович, что ты обхитрил меня.
  После обеда Верба, так называли мы полковника Вербина, нашего начальника, вставлял пистоны.
  - Убили депутата Думы... Дело на контроле у Москвы... Все дела оставить... Занимаемся только Гумовым... Мне докладывать каждый день... Три шкуры сдеру...
  После планерки попросил меня остаться.
  - Иван Николаевич! Кажется, ты вел дело Глумова. Конечно, это прошлое. У кого не бывает ошибок молодости. У меня вся надежда на тебя.
  Догнал в коридоре Серегу. Это рождение его сына мы вчера отмечали в "Логове". Новоявленный папа был счастлив и решил накрыть поляну в самом престижном ресторане. Вышли на лестничную площадку.
  - Слушай! Вчера я, кажется, перебрал, - проговорил я, стараясь придать своему лицу мученический вид. - Тут помню, тут не помню.
  - С чего ты взял? - удивился Серега. - Всё было в пределах нормы. Палку никто не перегнул. Навеселе был, конечно. Шутил без конца. Даже пытался одну дамочку склеить. Аппетитная, надо сказать, бабочка. Ну, а ты человек холостой. Тебе можно и нужно.
  - Получил, конечно, достойный отпор?
  - Да ты, правда, что ли ничего не помнишь? - еще больше удивился он. - Ведь нормальный же был.
  - Про дамочку смутно.
  - Значит, потом уже наклюкался. Без нас. Хотя видуха у тебя сегодня вполне цивильная.
  - Без вас? Как это?
  - Ну, где-то в часов двенадцать, народ, то есть мы, стали расходиться, разъезжаться. Вызвали такси. Одни уехали, потом другие. Я последний с остальными. Посидели бы еще, да утром же всем на работу. Сильно, сам понимаешь, не разгуляешься.
  - И что я?
  - А ты остался. Сказал, что еще побудешь немного. Я еще с тобой на посошок выпил. Мы и подумали, что из-за той дамочки. Вроде как у вас там симпатия возникла. Танцевал с ней непрерывно, в ушко нашептывал. А она вся так и плыла, прижималась. Ты ее того? Хотя дело интимное.
  - Того-того! Ну, давай, Серега! Не бери в голову. Я просто подумал, что может чего подзабыл.
  Это фокус! Помню, как сели за стол, точнее два столика, которые мы сдвинули, чтобы одной компанией. Чествовали нового папу, смеялись, шутили, говорил тосты. Радовались так, как будто это у каждого из нас родился сын. Серега был на седьмом небе. А вот дамочки не помню. Нет, когда я выпью, меня иногда потягивает на подвиги. Пил с ней, и она мне что-то сыпанула, после чего я оказался в полной отключке? Зачем? И деньги на месте, и телефон. Ночевал я дома один. Присутствие дамы оставило бы хоть какие-то следы. Я бы их сразу обнаружил. Даже по запаху.
  Как я попал домой? Если я ничего не помню, значит, сам дойти не мог. Кто-то подвез или вызвали такси? На моем телефоне не было вызова такси. Кто-то сделал это за меня. Что же было со мной? Помню начало вечера. Потом краски резко размываются. И полный мрак. Ничего. Ни одной зацепки. Такого со мной еще не было. Принял какой-нибудь наркотик. Тогда вполне объяснимо. Хотя никогда этого не делал.
  Я слышал, что есть такая дурь, что убивает память начисто. Совершенно ничего не помнишь, что с тобой было. Как говорится, и на старуху бывает проруха. Другого разумного объяснения я не находил. Всё замыкалось на "Волчьем логове". Что же там произошло? Странная отключка с полной амнезией и убитой головой, убийство Гумова...
  В архиве взял дело Гумова, перелистывал, читал. Богатая биография у убиенного. Перед глазами воскресала сцена допроса. Гумов подстрижен под нулевку. Он всегда коротко стригся. Волосы у него были жесткие и некрасивые. Стояли бобриком. Под ключицей - рубаха расстёгнута - наколот дракон, изрыгающий пламя. Наверно, это должно означать особую свирепость владельца наколки. Откинулся на спинку стула, руки скрестил на груди. Это знак тог, что ничего ты от меня не добьешься. Перед тобой, мусорская крыса, крутой перец, который никогда не колонется. Держится нагло. Я помню главную следовательскую заповедь: никогда не вестись на провокацию, иначе преступник подомнет тебя. Сдержать себя трудно. Но внешне я как каменный истукан. Никаких эмоций!
  - Напугай сигареткой, командир!
  - Перебьешься!
  Гумов усмехнулся, почесал лысину за ухом, крякнул. Посмотрел со злым весельем на меня.
  - Что ли жадный? А глядишь, угостил, я бы поплыл и колонулся, как орех. Только успевай строчить! Я же добродушный. За добро плачу добром. А ты жадничаешь. Давай всё тебе изложу! Поднесу на блюдечке с голубой каемочкой? Ну, чо ты? Давай! Ведь тебе только этого надо. Я же всей душой, открытый всем ветрам. Звездочка еще одна на плечо упадет. А меня отправят в джунгли бамбук заготавливать. И тебе хорошо, и мне хорошо. Нравится тебе такой бартер, крыса мусорская?
  Откровенно глумился надо мной. Видно, время, проведенное в СИЗО, пошло ему на пользу. Как он считает. Тамошние профессора прочитали ему лекцию, как вести себя на допросе. С допроса вернется и будет хвалиться, как он разводил лоха следователя, как тот кусал губы от беспомощности и надувал щеки, стараясь сохранить свой статус. Ничего у тебя не получится, гражданин Гумов! Ты обо мне ничего не знаешь. Я припас такой аргумент, который тебя отправит в глубокий нокаут. И ты долго от него не очухаешься. Будешь лежать, пуская кровавые сопли, и думать, как же это случилось.
  Удар я приберегаю напоследок, на десерт. А пока пускай лыбится, будучи уверенным в том, что он опытный уркаган, который кого угодно обведет вокруг пальца. Это позволяет мне сохранить спокойствие и говорить с ним, не повышая голоса. Когда он окончательно расслабится и потеряет всякую бдительность, я ему и нанесу зубодробительный удар, от которого ему уже не очухаться. Давай-давай усмехайся! Как ты запоешь напоследок? И будет тебе реальный и долгий срок, а не УДО, на который ты так надеешься. Нет! Скорей даже на условный. А это так, что банный лист до жопы. Губешку-то раскатил! И хвастаться тебе на хате будет нечем. Будешь мэкать и бэкать, как баран. Да ты и есть баран бестолковый. Только гонору выше крыши. Будешь посапывать в тряпочку. И перед братвой тебе признаться будет стрёмно, что тебя развели, как лоха. Я задаю один вопрос за другим. Он с усмешечками отвечает. Постановочка моя прошла чуть ли не на бис. От прежнего Гумова, наглого беспредельщика, не осталось и следа. Он опустил голову, прячет глаза.
  Сник, съежился, стал маленьким. Хорошо хоть сопли не распустил и не стал размазывать слезы. Он не мог понять, как же он так легко, добровольно повелся на мою уловку. Сам подыграл и угодил в поставленный мною капкан. А как освободится из капкана не знал. Тогда ему дали реальный срок, приличный. Я торжествовал. Я о нем мог забыть на долгие годы. И в городе воздух стал хоть чуть-чуть чище. Он не был главным смотрящим в городе, но по наглости ему не было равных. Я тебя законопатил, тварь. Когда допрос закончился, Гумов оглядел мой крошечный кабинетик, как затравленный волк, и злобно прошипел, не глядя мне в глаза:
  - Твоя взяла! Только я - вот увидишь - достану тебя! Ты покойник, мусор! Поживи еще немножко!
  Я уже столько слышал подобных угроз, что еще одно, пусть и высказанное со зверской ненавистью, оставило меня равнодушным. Я помахал ему ручкой. Он заскрипел зубами. Меня это рассмешило.
  Я снова в "Логове". Народ потихоньку подтягивается. Треть столиков занято. Тихая музыка. Меня знают и не спрашивают, куда и зачем я иду. Я пересекаю зал, открываю дверь в служебные помещения. Должно быть вот эта клетушка. Хотя на дверях никакой таблички. Впрочем, как на всех остальных. Это же не государственное или муниципальное учреждение. Нюх опера меня не подводит. Так и есть! Я попал по адресу. Небольшая клетушка без окна. Тусклое освещение. Тихо шуршат компьютеры. Показываю удостоверение юноше-казаху. В наших краях их не мало. Он, конечно, знает о том, что произошло, но всё равно напуган, как любой человек, до этого не имевший дело с полицией. Кто их знает, до чего они дороются. Лицо потомков древнего кочевника остается каменным. Не дрогнул ни один мускул.
  Маленькие черные глазки суетливо забегали. Это верный признак страха. Чего он так боится? Сажусь на стул, откидываюсь на спинку. Он сидит, повернувшись ко мне. Один локоть на компьютерном столике, другой - на подлокотнике. Значит, первое впечатление, что он напуган, было неверным. Пальцы держит замком.
  - Нравится работа? - спрашиваю.
  Пусть немного поволнуется. Начинать в самый лоб не следует. Это настораживает человека. Кивает.
  - Ну, да, в общем.
  - А как платят? На хлеб с маслом хватает? Или еще и на икорку остается? И отложить на светлый день?
  - В общем-то...
  - Ну, ясно. А что-то мы не познакомились. Меня зовут Иван Николаевич. Можно, дядя Ваня.
  - Азамат.
  Хотел пожать ему руку. Но передумал. Перебьется. Много чести! Тем более, что наше знакомство будет недолгим.
  - Гордое имя. Как у настоящего батыра.
  Он не может понять: шучу ли я или всерьез. Пальцы его напрягаются. Скрипит подлокотник. Сейчас тебе будет не до шуток.
  - Давай-ка, Азамат, посмотрим видеозапись за вчерашний день. Ты же в курсе, что у вас произошло убийство?
  Поворачивается к монитору. Я приподнимаюсь и, пропустив руку между ног, волочу стул за собой.
  - Какое время интересует?
  - С утра.
  - Но мы открываемся пол одиннадцатого. Хотя работники приходят раньше, конечно.
  - Значит, с утра никого не бывает. К обеду подходят. А в основном вечером собирается народ. Знаешь что, Азамат, скопируй мне после девяти часов вечера. Лады?
  - Но понимаете...
  - Понимаю. Валерий Иванович, конечно, не убьет, но с работы точно погонит. Но мы же ему не скажем об этом. Кроме нас двоих, никто об этом знать не будет. Ни одна душа!
  Всё еще колебался.
  - Пойми, дружище, у вас здесь произошло убийство в особо жестокой форме. И убили не какого-нибудь бомжа. А уважаемого депутата городской думы. Ты знаешь, что сейчас вся полиция стоит на ушах. По федеральному телевидению сообщили об этом. Москва это дело держит на контроле. Всё очень серьезно. Ты даже не представляешь! Но вот служащий ресторана отказывается помочь следствию. Представить ему данные, которые могут прояснить картину преступления. Утаивает улики. А это уже статья УК. УК - это уголовный кодекс. Серьезная статья. Учитывая общественную опасность совершенного преступления, суд расценит такие действия как пособничество преступникам и даже соучастие в преступлении.
  - Понял.
  Через пару минут он протянул мне флэшку. Теперь я пожал ему руку и пожал всяких благ.
  Казахам хорошо! Нет! Нет! Никакого расизма! Для меня национальность не имеет значения.
  Я в том смысле, что на их лице невозможно прочитать чувств, которые бушуют у них там внутри. Похвальная черта, доставшаяся от чингизидов, не терявших, по крайней мере, внешне хладнокровия. Если бы на месте Азамата был какой-нибудь прыщавый Вовчик, он бы покраснел десять раз, столько же раз побледнел и пролил столько поту, что его хватило бы оросить Сахару. Разумеется, это преувеличение. Но вы-то понимаете, о чем я. Поэтому при общении с потомками кочевников нужно быть психологом. Теперь будем смотреть, пока мои подчиненные ищут и допрашивают свидетелей и пытаются из пазлов сложить хоть какую-нибудь картинку. Разумеется, у них ничего не получается. И все их надежды связаны с начальством, то есть со мной.
  Так! А вот теперь стоп! Вот наш столик. Видно плоховато, но всех участников можно разглядеть. Костя может увеличить и улучшить картинку. Но к нему без острой необходимости обращаться не будем. До той поры, пока, по крайней мере, сами не разберемся. Немое кино. Но понятно, о чем идет речь, если ты к тому же был участником этой встречи в "Вольф шанце". Вот и я! Тоже с тостом. Поздравляю счастливого папу. Все улыбаются. И смеются, когда положено. Как-никак выступает начальник. Обнимаем Серегу. Хорошо, что не начинаем подкидывать его. Поскольку он довольно объемный и тяжелый даже для наших натруженных рук. Но если мы его и подкидывали, то каждый раз ловили на лету, не давая ему приземлиться на пол. Иначе счастливец сегодня был бы не на работе, а на больничной койке. А потеря каждого бойца - это производственный брак, что усложнит работу всего коллектива.
  .А кто это у нас тут в углу? Ну-ка, ну-ка, открой-ка личико, Гюльчитай! Характерный затылок! Да это же депутат думы, многонеуважаемый господин Гумов собственной персоной. Какая барственная осанка! Сколько презрения на лице! Возле него... Ну-ка, повернись! Не может быть! Какие люди в Голливуде, сиречь в "Логове"! Сам... Даже его имя произносят с придыханием. Небожитель! Точнее житель "белого дома". У меня даже задрожали коленки. Мне хотелось упасть ниц. И молитвенно сложить ладони перед собой. Может быть, даже бить поклоны.
  Две девицы. Ну, это само собой разумеется... Как говорится, с облегченной социальной ответственностью. Но весьма эффектные в смысле для развлечения наших шалунов. После возлияния и поедания возможно должно последовать продолжение. Где? Да хоть где! В ВИП-номерах. Далеко ходить не надо. В джипах, в отеле. Вот они поднимаются. Идут. Куда идут? Интересно. Заходят в ВИП-нумер. Что там происходит не видно. Когда они шествуют, Глумов обращает внимание на нашу компанию. Вот увидел меня и смотрит прямо в упор. Я в это время занят и не вижу его. Даже при плохом качестве можно догадаться, какие чувства бушуют в нем, как он хочет прижать меня к своей широкой груди и пролить слезу благодарности за то, что я отправил его на курорт на несколько лет. Если бы в ресторане не было никого, кроме нас, то этот вечер был бы для меня последним. Но почему-то стал последним для Глумова. Вроде как я первым выхватил пистолет и нажал на курок.
  Дальше. Вот наша компания начинается расходиться. Прощаемся. Принимаем на посошок. Остаюсь один. Почему я не ушел со всеми. Показалось, что мало выпил? Но в таком случае мог бы с собой прихватить спиртное. Значит, мне здесь что-то еще нужно. Не связано ли это как-то с Гумовым. А может, действительно, хотел склеить дамочку? Вот я пересекаю зал, исчезаю вправо. Там служебные кабинеты. Но сейчас они закрыты. Может, решил навестить Волкова? Но зачем он мне? Скорей всего в туалет. А вот и Гумов проходит. И тоже направо. Значит, мы с ним должны встретиться.
  
  Я промотал почти до глубокой ночи, когда уже разошлись посетители. Ни я, ни Гумов так и не появились. Ну, ладно, Гумов был убит в туалете. Поэтому и не мог выйти. Ну, разве что в качестве живого трупа. Но куда делся я? И что произошло со мной, после того, как я покинул зал? Как я добрался до дома? Вопросы, на которые у меня не было ответа.
  И что там экспертиза? Саня мне протягивает акт. Молодец! Работает он оперативно. В шейном порезе убитого обнаружены осколки стекла. Кто бы сомневался? Вот это интересно! На осколках бутылки микроскопические капли крови. Кровь не принадлежит убитому. Значит, это кровь убийцы. Случайно порезался.
  Снова несусь в "Логово". Так и есть. В конце служебного коридора черный выход, как и положено. Закрывается он на задвижку и фиксируется изнутри. Толкаю дверь. Она не заперта. А вот это непорядок. Черный вход перед закрытием заведения обязательно закроют. Да и днем он обычно закрыт. Достаю платочек. Оглядываюсь. Никого нет. Вытираю задвижку и дверь вокруг нее. Потому ручку. Порядок! Пазлы складываются в картинку. И один из героев этой картинки - ваш покорный слуга. Но говорить мы об этом никому не будем. Придется рисовать другую картинку. Мне становится интересно. Еще бы! Меч правосудия навис уже надо мной. Но это не пугает меня. Не заставляет раскаяться и бежать с повинной головой к своим коллегам. Они этому, конечно, удивятся. И скорей всего начнут меня уговаривать отказаться от повинной.
  Гумов из вип-комнаты наблюдал за нашим столиком. Мои товарищи начинают расходиться. Пьем на посошок. Я остаюсь. Видно прав Серега. Дела со смазливой дамочкой у меня продвигались вперед. И я решил их продолжить и закрепить уже в другом месте. Была ли она одна или с подругой, или с другом, я не знаю. Но прежде чем перебраться к ней поближе или пригласить ее к опустевшему столику, я иду в туалет. Почти следом за мной идет Гумов. Идет именно за мной, по мою душу.
  Оружия при нем не было. Мы же теперь не бандиты. Мы уважаемые члены общества. И намерения убивать меня у него не было. Зачем? Он и так меня может уничтожить. Крепко побазарить с мусором, волчарой позорным с высоты своего общественного положения, указать его место у параши, унизить, опустить, чтобы и глаз не смел поднять. Так запугать, чтобы был ниже травы. Взять реванш за свой позор.
  Мы встретились лицом к лицу. Произошел разговор. Я могу сохранять хладнокровие. Гумова, конечно, это бесит. Он жаждет лепета, слез и соплей, а встречает насмешку. Он в ярости. И когда я отворачиваюсь... может, чтобы помыть руки или собрался уходить... он замечает пустую бутылку. На подоконнике или где-нибудь в углу. Тип он дикий, бешенный, легко теряет над собой контроль и склонен к спонтанным действиям. Злоба мутит ему разум. Он не может оставить это как есть. Схватил бутылку и бьет меня по кумполу. Бутылка вдребезги. Я валюсь на пол. Но крепкий мой череп выдерживает удар. Не раскололся, даже шишки нет. На всякий случай потрогал. И всё-таки какой-то отдел мозга, ответственный за память, и я уже не помню ничего до того самого момента, пока не проснулся в собственной постели. Гумов испуган. Но потом соображает, что он здесь вполне вроде, как и не при делах. Никто их не видел, не слышал, свидетелей нет. Мало ли кто заходит в туалет. Камеры, он уверен, в ресторане не работают. Так что кто и куда ходил тоже не узнают. А у ментов, как известно, врагов немало. В ресторане же, сами понимаете, обстановочка располагает...окончательно успокаивается, решает справить нужду. Это характерная черта его темперамента: моментальный переход от одного состояния к противоположному. Я очухался, поднялся. И когда Гумов вышел из кабинки, то увидел меня целым и невредимым. Не зная радоваться этому или огорчаться.
  Я мог бы его скрутить. Но что бы я ему предъявил? Нападение на сотрудника? Смешно. Нет свидетелей. Голова у меня целая. Вон даже кровь не бежит. Вполне здоров. У него же такие высокие покровители и друзья там, куда моя нога не ступала. Бабок немерено. Еще бы пришлось извиняться перед ним в присутствии его личного высокооплачиваемого адвоката. И начальство бы намылило мне шею. Начальству с вышестоящим начальством ссориться не в нюх.
  В руках у меня злополучная розочка. Гумов застыл, не зная, что ему предпринять.
  А дальше понятно. Без комментариев. Я вышел на автомате через черный вход. Вероятно, тормознул такси. Из моей памяти был выброшен целый кусок жизни. И восстановлению он не подлежал.
  Оставалось только успешно закончить дело, которое на контроле Москвы. А полковник Вербов ежедневно выслушивал мой подробный доклад, как оно продвигается. Я начальник отдела и самый опытный. Поэтому мои подчиненные надеются на мою инициативу. Версия о самоубийстве была встречена с пониманием и вздохом облегчения. Все стали убеждать меня, что это было именно самоубийство. Висяк нам гарантировал полную корзину дюль. О премиях и прочих бонкусах пришлось бы надолго забыть. Авторитет нашего отдела потускнел бы. Можно было бы посадить невиновного казачка, такие всегда имелись про запас. У ментов тоже есть совесть и угрызения ее. И на такое они идут только от полной безысходности. Самоубийство устраивало всех. Оставалось только кое-что подретушировать, что-то замазать и подрисовать несколько деталек. И картина маслом готова. Мои ребята под моим чутким руководством справились успешно. Мне оставалось только что-то корректировать, изредка направлять в нужное русло и давать ценные советы.
  Это было самоубийство. И ничего, кроме самоубийства. "Розочка" лежавшая на дне унитаза, переместилась чудесным образом к телу покойного, разумеется, с отпечатками. Знакомые Гумова нам с охотой поведали, что наш клиент был подвержен частым и глубоким приступам депрессии, которые особенно усугубились в последние дни. От него они не раз приняли, что он хотел неоднократно покинуть этот суетливый мир. Даже говорил, что принимает какие-то препараты. И сам способ самоубийства чисто зэковский. А с нравами зоны убиенный был знаком не понаслышке. Биография Гумова, хотя об этом я уже говорил, включала несколько отсидок. Среди его друзей были криминальные авторитеты.
  Пазлы состыковались. Выступы попали в вырезы. Можно было любоваться полученной картинкой. Местное и центральное телевидение с прискорбием сообщило, что ушел из жизни известный общественный деятель, депутат городской дум... Дальше следовал длинный перечень заслуг перед Отечеством, которое, конечно, будет хранить память о нем и равняться на него, и предлагать его как образец для подрастающих поколений.
  Пышные похороны. За пару дней городской скульптор изваял бюст покойного, который водрузили на его могиле, украшенной сотнями венков и вазонами со цветами. Будь моя воля, я бы на бис попросил исполнить похороны. Играл оркестр. Солдаты палили в воздух.
  Совесть моя чиста. Никаких угрызений. Память у меня по-прежнему хорошая. Без этого оперу нельзя. Нужно уметь увидеть мельчайшие детали, все запомнить и сложить их. Вот тот кусок вечера и ночи в злополучном ресторане она начисто стерла. Я не жалею об этом нисколько. Если этого нет в памяти, значит, этого не было. Никого я не убивал. Это было самоубийство. Сто пудов. Дело закрыли и сдали в архив.
  В "Логове" я никогда не бываю. И вообще обхожу его стороной, как чумное место. Та дамочка - вовсе никакая не дамочка. А молодая симпатичная женщина. Очень добрая. Она моя жена. В скором времени мы ждем пополнения семейства. Я хочу дочь. А еще сына. Но это чуть-чуть попозднее. У нас все впереди. И дети, и внуки. Первая супруга ушла от меня несколько лет назад к другому мужику. Я благодарен ему.
  Теперь я счастлив. Мне нравится моя работа, я люблю свою жену. На работе все хорошо.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"