Староста Черкасский и Каневский Евстафий Дашкевич был в бешенстве. Ему только что сообщили, что его "любимчик" атаман Мишка Алексеев, который ещё совсем юным, безусым казаком, прославился своими подвигами при месячной осаде крымскими татарами Черкасской крепости, оставил Черкассы и вместе с доброй половиной казаков ушёл в недавно отвоёванную у литовского Великого князя, московским государем Василием, крепость Путивль.
А ведь не так давно, после героической победы над крымцами, старый, повидавший виды вояка Дашкевич, искренне восхищался подвигами молодого казака, о которых ему рассказывали бывалые, испытанные в боях казаки. Да он и сам был свидетелем того, как Мишка расправился сразу с тремя, взобравшимися на крепостную стену татарами, набросившимися на него. Всего несколько взмахов сабли понадобилось юному казаку что бы уложить двоих своих противников, а третий в испуге сам сиганул вниз с пятиметровой стены. Евстафий тогда лично хвалил юного казака и пророчил ему славу великого воина. Но нет в этом мире ничего вечного. Не прошло и трёх лет, и староста был сильно огорчён и разочарован. Он узнал, что Мишка наряду с другими казаками, среди которых атаманы Солома и Голубь, возмущают казаков против новых порядков, которые ввёл Дашкевич, стремясь превратить вольных казаков в своих покорных слуг.
- Нет, ты только посмотри, что возомнил о себе этот молокосос. Он смеет осуждать мои порядками и подбивать к смуте против меня других казаков. Да я его в порошок сотру, - распалялся Дашкевич перед атаманом Каневских казаков Андреем Ляхом, который и доложил ему о назревающей смуте среди казаков.
- Вот что Андрей, возьми надёжных людей, схвати и приведи ко мне этого Мишку и прочих смутьянов. Я покажу этим неблагодарным псам кто здесь есть хозяин. Они у меня кровью кашлять будут....
- Если Ваша милость пан староста позволит, - воспользовавшись тем что Дашкевич замолчал, не смело заговорил Андрей, - я бы на данный момент посоветовал действовать не силой, а хитростью. Не стоит озлоблять ещё больше казаков, когда в любой момент могут в степи появиться татары или с севера нагрянуть воеводы Великого князя Московского. Может лучше, сначала попытаться казаков поссорить между собой, а там уже видно будет как поступить дальше".
- И как же ты предлагаешь это сделать?, - удивлённо взглянул на Ляха староста.
- Вы же сами знаете как не любят казаки, когда им назначают над ними старших. Они привыкли сами выбирать себе атаманов. А к назначенцам обычно относятся с явным подозрением, а порой и с презрением. Вот я и предлагаю, убедить казаков из Черкасска назначить им в атаманы Мишку. Уверен, - большинство казаков будет недовольно тем, что над ними поставили атамана, который почти всем им в сыновья, а то и во внуки годится. Они конечно будут возмущаться, но Вас пан староста, того, кто смог объединить разрозненные казацкие ватаги и уже не один год удачливо водить их в походы против татар, они ослушаться не посмеют. Но, за-то на Мишку будут смотреть как на выскочку и любимчика начальства. Какое уж тут может быть доверие к нему и его дружкам. Думаю смутьяны останутся в абсолютном меньшинстве. Как говорится - разделяй и властвуй.
Дашкевич сначала был против такого плана, но в конце концов, подумав, согласился попробовать эту хитрость Ляха.
Казаки действительно долго бузили и возмущались решением старосты, но всё же согласились с его предложением. Мишку выбрали атаманом. И после этого многие, первое время, на самом деле стали косо поглядывать на молодого казака. И не известно чем бы закончился хитроумный план двоих заговорщиков если бы Великий князь Литовский Сигизмунд Старый не решил вернуть Литве отвоёванные у неё Москвой земли. Воспользовавшись тем, что недавно умер Великий князь Московский Василий и Московским государством при его малолетнем сыне управляла мать малолетнего царя Елена Глинская и Боярская дума, в которой начались склоки и заговоры, Сигизмунд двинул свои войска отвоёвывать Северскую землю.
Но первый год войны оказался для литовских войск весьма не удачным и тогда призвав в следующем году в свои ряды поляков Сигизмунд возобновил свою попытку. В 1535 году,16 июля польско-литовскими войсками был взят Гомель, а 30 июля войско Сигизмунда осадило Стародуб. Туда же с польским ополчением прибыл и Дашкевич, оставив казаков во главе с Андреем Ляхом защищать южные польско-литовские рубежи. Но не успел он прибыть под Стародуб, как гонец принёс сообщение об уходе казаков из Черкасска. Естественно, - Дашкевич был в ярости.
- "Ну погоди..., наши пути ещё пересекутся..." - грозил кому-то невидимому староста. Но только вот сбыться этой угрозе было не суждено. Уже в следующем 1536 году жизненный путь старосты Черкасского и Каневского Евстафия Дашкевича прервался и он отошёл в мир иной, тогда как путь атамана Мишки, ставшего вскоре героем воспетым в казацком фольклоре, известным как славный атаман Мишка Черкашенин, только начинался.
Но, а пока Евстафий Дашкевич в бессильной злобе проклинал Мишку и его казаков, те, преодолев не близкий путь, благополучно добрались до Путивля. Правда воевода и прочее начальство города, хоть и были заранее извещены о направлявшихся к ним казаках, но поначалу приняли черкасцев весьма насторожено. Как ни как, а второй год идёт война. Вдруг это своего рода "троянский конь" литовских воевод. Впустить в город более сотни хорошо вооружённых казаков, не зная их подлинных намерений, дело не шуточное. Поэтому сначала приняли, как переговорщиков и временных заложников, десяток уважаемых казаков, во главе с Мишкой. Остальные расположились лагерем за крепостными стенами города. Но быстро убедившись, что казаки пришли с благими намерениями, им были вскоре предоставлены рыбные и охотничьи угодья, разрешено беспошлинно торговать и свободно входить и покидать город. И вскоре прибывшие казаки почти ни чем не отличались от казаков путивльских. Со временем некоторые из них даже обзавелись жёнам. Мишка Алексеев и в этом деле, как и во всём, оказался в числе первых.
Ещё будучи переговорщиком среди десяти казаков принятых в крепости, ему попалась на глаза статная красавица с которой он столкнулся на пороге казачьего головы Истомы Извольского. А как только прибывшие казаки получили свободный доступ в город, и те же права что и казаки Путивля, Мишке не составило большого труда разыскать приглянувшуюся ему девушку. Звали её Настей и была она, как оказалось, дочерью казачьего головы. Молодые люди стали встречаться и вскоре Настя стала Мишкиной женой. А ещё через год у них родился сын которого нарекли Данилой.
Годы жизни в Путивле протекали довольно мирно и даже скучно. Обычным делом казаков было малыми отрядами в 5 - 6 человек выезжать за десятки, а порой и сотни вёрст в Поле, сторожевать. Казаки как волки рыскали в степи, выискивая следы татарских отрядов, чтоб если вдруг удастся их обнаружить, то сообщить в крепость и если повезёт устроить не званным гостям засаду. Иногда приходилось сопровождать московских или крымских послов, которые последнее время зачастили сообщаться между собой через Путивль. Но всё же настоящих, больших дел, что бы разгулялась душа казака, было маловато. Многие уже давно начали уговаривать Мишку и прочих атаманов уйти на Дон или на Волгу.
Там простор и настоящая воля, поговаривали старые казаки, бывавшие ранее в донских степях. А ещё там завсегда можно помериться силушкой, не только с крымцами или ногайцами, но и с турецкими янычарами, победа над которыми почти всегда сулила добычу и славу удалому казаку. Мишка уже и сам искал повод для ухода на вольные хлеба, да всё как-то не находил. А признаваться в своём намерении молодой жене, не имея веского на то основания, не хотелось. Но вскоре случай всё же подвернулся.
Как-то в обеденный час, когда добрый казак просто обязан отдохнуть на мягкой перине, от обильно принятой пищи, в хату к Мишке ввалился старый приятель Мишкиного отца, погибшего в схватке с татарами, когда Мишка был ещё совсем мальчишкой, - атаман Солома.
- Спишь сукин ты сын, а там татары казаков обижают. Скоро до ножей дойдёт. Татары главного атамана требуют.
- Что там стряслось?, - лениво потягиваясь, поинтересовался Мишка, вставая с постели.
- А ты выйди и сам узнаешь. Позор нам от татар, вот что стряслось".
На площади действительно творилось что-то неладное. Татары набрасывались на казаков, те в свою очередь на татар. Казалось бы ещё немного и кровопролития не избежать.
- Что такое, в чём дело?, - протиснулся вперёд Мишка.
- Атаман надо, - не добро взглянул на Мишку важного вида татарин, оказавшийся послом от крымского хана, возвращавшимся из Москвы.
- Ну я атаман. Что нужно?
- Брешешь казак, - хитро прищурился татарин.
- Ты или говори что надо, или я за своих казаков не ручаюсь. Больно вы их тут, как я вижу, разозли пока меня не было.
- Якши атаман. Здесь, среди вас находится мой слуга который убежал от меня, но я его узнал. Отдай его мне.
- Среди нас нет твоего слуги мурза...
- Да вот же он стоит, - ткнул мурза плетью в сторону казака с чётко выраженной татарской внешностью, которого казаки по иронии судьбы на свой лад прозвали Мурза, игнорируя его длинное трудно выговариваемое татарское имя. Он действительно прибился к казакам не за долго до их ухода из Черкасс и уже успел проявить себя отважным воином и хорошим товарищем, - настоящим казаком.
- А-а, этот... Ну что же, если ты уверен, что это твой слуга, то, вон у тебя в руке плеть, можешь его наказать, и забрать, а мы посмотрим какой он тебе слуга.
- Э-э атаман, - я накажу, но ты сперва забери у него саблю.
- Так он же твой слуга. Ты и забирай. Только вот если он казак, то боюсь что саблю так просто он тебе не отдаст.
- Шайтан атаман! Смеёшься. Ты ещё пожалеешь. Я, ханский посол Сулеш-мурза, своё так просто отдавать не привык.
- Да, но как я понял уважаемый Сулеш-мурза, нет тут твоего ничего. Расходимся казаки! Хватит бузу тереть!, - и демонстративно обняв за плечи казака Мурзу, направился с ним к своей хате.
Вслед за ними стали расходиться и все остальные.
А вечером вызвал Мишку к себе воевода. И у них с Мишкой состоялся весьма не простой разговор в конце которого воевода даже погрозился засечь Мишку батогами, если он не отдаст Сулеш-мурзе его холопа. Но запугать Мишку пока ещё не удавалось никому. И уходя от воеводы он злобно бросил: "Смотри Фёдор Григорьевич как бы тебя самого казаки батогами не угостили". И вышел, хлопнув дверью, оставив стоять, остолбеневшего от такой наглости воеводу с открытым ртом, из которого так и не успела вылететь в след ушедшему атаману новая порция угроз и проклятий.
Естественно, что после такого разговора, у Мишки в Путивле появились очень влиятельные враги в лице воеводы и его окружения. Воевода конечно же не мог простить казаку такую наглость и только ждал удобного случая что бы отомстить. И Мишка это понимал, а потому, сомнений, оставаться ему в Путивле или нет, уже не было. Надо было уходить. О чём он сообщил молодой жене и казакам, собрав казачий круг. Большинство казаков охотно поддержали своего атамана, а Солома мудро заметил:
- Правильно атаман. Берегись бед, пока их нет. А степь казаку - дом родной. Он там хозяин, а не воеводы да старосты.
Степь да воля - казацкая доля!
Правильно. Только в поле казак на воле!
- Краше сгинуть в поле нежели в бабьем подоле!
- Пташка не без воли, а казак не без доли, - шумно приветствовали казаки решение уйти из Путивля. Пошумели и порешили готовиться к дальнему походу.
С Настей же было не так легко. Она долго, со слезами на глазах, уговаривала мужа остаться но, в конце концов Мишка смог её убедить, что по другому нельзя и она согласилась с его доводами, утешенная тем, что он пообещал вернуться как только в крепость назначат нового воеводу. А их и в самом деле в те времена меняли чуть ли не каждый год.
Не откладывая в долгий ящик, на следующий день явился Мишка к воеводе. И хоть настоящей целью казаков было желание просто уйти от начальников на вольные хлеба, выйти в Поле, а там видно будет как жить дальше, Мишка всё же объявил, что, мол до казаков дошли слухи о том, что крымский Сахиб-Герей готовит большой поход на Москву, и что государь всех казаков зазывает на Оку, поэтому он со своими казаками уходит защищать от басурман стольный город. Воевода тоже слышал о готовящемся татарском набеге. Правда, недавно спешно отъехавший Сулеш-мурза уверял, что это козни Литвы, стремящейся поссорить Москву с ханом. Поэтому ещё надеялся, что это действительно всего лишь слухи. Но казаков удерживать не стал, да и вряд ли смог бы. Что если и правда татары из Крыма выйдут. А как через Путивль идти надумают? А тут бунтарски настроенные черкасские казаки. Не знаешь что от них ожидать. Пусть идут с богом от греха подальше. Как нибудь и с местными служилыми людьми, с божьей помощью, до прихода подмоги продержимся если что. Примерно так поразмыслил воевода и отпустил казаков.
В походе.
Прекрасна, как красна девица, русская лесостепь летом. Какие тут чудные пейзажи. Какие ароматные запахи разноцветных трав степи смешались со свежим и прохладным воздухом, приносимым ветерком из повсеместно встречающихся небольших лесных чащ и перелесков. А птицы... Какое дивное разноголосие многочисленных видов пернатых обитателей этих чудесных мест... Уверен, тех кто станет оспаривать это наберётся совсем не много. И скорее всего, они или никогда не бывали в этих сказочно красивых местах, или по воле случая попали совсем в другую лесостепь. В ту, по которой пришлось путешествовать и нашим казакам.
Сотня черкасских казаков, к которым присоединилось почти три десятка казаков из Путивля, попали совсем не в тот мир который описан выше. Засушливое лето и нашествие огромных туч саранчи, испоганили сотни вёрст этих дивных краёв и превратили их в ужасную пустыню без единой травинки. Всё до корней было съедено этой прожорливой "молью". Даже листья отдельно растущих деревьев были обглоданы саранчой. Голая без единой травинки земля. Пыль, поднимаемая даже лёгким дуновением ветерка, окружала серым облаком медленно двигающуюся по степи колонну. Изнуряемые палящим солнцем казаки старались держаться поближе к попадающимся на пути тенистым рощам и не сильно отдаляться от реки. Сделав ночной привал на полпути к Рыльску, казаки с рассветом снова двинулись в путь. А когда солнце подбиралось к зениту, отряд решил остановиться на привал в ближайшем тенистом лесном массиве. И уже держал путь к намеченному пункту отдыха, как вдруг из рощи показалась группа из пяти всадников. Остановившись на пригорке, они стали внимательно вглядываться в двигающуюся в их направлении колонну. Вскоре от общей группы отделился один всадник и направился к казакам. Не доезжая до них, остановившись, в сотне шагах, сложив руки рупором у рта, он зычным голосом прокричал.
Эй, добры молодцы, вы кто будете?
А вы кто такие?, - послышалось в ответ.
Мы гонцы от воеводы князя Бельского. Идём в Путивль.
А мы казаки из Путивля идём в Поле поискать казацкой доли.
Всадник сделал знак рукой своим товарищам и те направились к казакам. Сойдясь и окончательно разобравшись кто есть кто, решили остановиться в той роще из которой появились всадники, - сесть рядком и поговорить ладком. Из разговора выяснилось, что гонцы должны предупредить воеводу Путивля, о татарах, чтоб он высылал в поле усиленную сторожу и станицы разведывать пути по которым могут идти татары, чтоб те нечаянно не появились у стен крепости. А ещё, - передать наказ главного воеводы Бельского, - если татары не пойдут на Путивль, то направить к Оке, сколько можно ратных людей.
Пустое это дело. Станицы воевода и так высылает. А людей... Не даст вам воевода ратников, как узнает что татары из Крыма вышли. Не стоит того дорога туда по этой мёртвой пустыне Так что можете возвращаться, или айда с нами, - предложил атаман Голубь.
Да нет братцы, мы люди служилые и у нас наказ быть в Путивле. А вот вам..., вам бы идти на Оку, там доли поискать, да землю русскую от басурман оборонить. Там такие как вы, ох как нужны. Татары вместе с ханом в тяжкой силе на Москву вышли. А вы люди бывалые, оружные. У многих вон даже не только лук да сабля но и огненный бой имеется. Вас там с радостью примут, государевым жалованием, продовольствием, порохом, и даже вином обеспечат. А славу в бою добыть вы и сами сумеете. Чем вам не казачья доля? Что скажете атаманы?.
- Баите вроде ладно, но надо с казаками посоветоваться. Уж дюже обрыдло казакам под воеводами ходить. Могут и не согласиться, - ответил за всех атаман Солома.
На собравшемся тут же кругу, мнение у казаков разделились. И хоть большинство казаков были согласны идти на Оку, но более четверти из них, во главе с атаманом Голубем, были категорически против. Спорили не долго и порешили. Пусть те кто против, идут с атаманом Голубем искать доли в Поле, а остальные пойдут с Мишкой и Соломой к московским воеводам.
Гонцы были довольны и тем. Ведь большинство казаков всё же решили поступить так, как они им советовали. Их старшой даже предложил выделить казакам в проводники молодого ратника Сашку. Но Истома Извольский, который с частью путивльских казаков присоединился к своему зятю, оказался родом из Тулы поэтому отлично знал дорогу в те края и казаки от проводника отказались.
Отдохнув и уладив все вопросы с гонцами, казаки вновь отправились в путь. А уже пройдя Рыльск, повстречались им рыльские станичники, которые рассказали, как столкнулись в Поле с татарским авангардом и, как те гонялись за ними чуть ли не весь день. Еле ноги унесли. И, растолковав подробно путивльцам, где именно столкнулись с татарами, и где оторвались от погони, предупредив чтоб те смотрели в оба, станица поспешила в Рыльск, оповестить о татарах воеводу.
После этого ещё день шли казаки вместе, а дальше их пути разошлись. Часть из них, во главе с Мишкой, Истомой и Соломой, повернули на север, другая часть, возглавляемая атаманом Голубем двинулась дальше по течению Сейма. Голубь собирался вывести казаков на реку Северский Донец, где по его словам в Святых горах находится старинный пещерный православный монастырь. Там, как он слыхал живут святые люди. Они благословят казаков и подскажут как быть и куда направиться им дальше. А если понадобится, то он и его казаки останутся там оборонять от поганых православных людей и Святые горы.
- "Даст Бог ещё свидимся", - расставаясь, обнадёживали друг друга казаки. Свидятся ли?
Поход на Русь Сахиб-Гирея.
О том что крымский хан Сахиб-Гирей готовит большой поход на Русь, в Москве узнали от бежавших из Крыма русских невольников. И занимавшие, после смерти Елены Глинской, самую видную роль в государстве бояре из рода князей Бельских, Иван и Дмитрий, памятуя, что их родной брат Семён, бежавший ещё семь лет назад в Литву, а оттуда, не так давно переметнулся к крымскому хану, отлично знает все тонкости Московского государства и его войска, а так же хорошо знает броды через Оку, - тут же развили бурную деятельность по организации обороны Москвы. Ведь опасность исходила не только от татар. Не менее страшны, не столько для Москвы, сколько лично для рода Бельских, были их извечные враги, князья Шуйские. Они только и ждали случая, когда можно больнее ударить. Поэтому сразу же во все города Московского государства были разосланы гонцы с призывом к воеводам отправить на Оку своих ратных людей. Правда воеводы не знали где и в каком месте нанесёт удар крымский хан, поэтому войска русских воевод были растянуты по всему побережью Оки от Калуги до Рязани. Но московским воеводам повезло в том, что Сахиб-Гирей, ведя на Москву сорока-тысячное войско, был уверен, что в Москве о его походе ещё ни кто не знает. Хан не сильно торопился и по пути решил захватить крепость Зарайск. Но там уже знали о приближении татар и были готовы их встретить. В результате, не сумев взять Зарайск с наскока, хан оставил город в покое и двинулся к Оке. А тем временем, узнав о нападении на Зарайск, московские воеводы решили, что дальше татары, чтоб сохранить эффект внезапности, направятся к ближайшему броду через Оку, который находился в тридцати верстах от Зарайска, около давно опустевшего и заброшенного города Ростиславля, - не далеко от Коломны. Это расстояние татары легко могли преодолеть всего за один день. Поэтому не медля, всем воеводам разослали приказ срочно сниматься с мест и идти под Коломну, в район заброшенного старинного города Ростиславля. И воеводы не просчитались, уже на следующий день, утром 30-го июля передовые части татарского войска вышли к Оке. Но здесь их уже ожидали ратники передового полка под началом воевод Турунтая Пронского и Охлябинина, успевшие опередить неприятеля. Первая попытка татар перейти Оку была успешно отбита. Но сил долго сдерживать татар у Турунтая Пронского и Охлябинина было очень мало. Случай и тут очень сильно помог московским воеводам. Им опять повезло.
Сахиб-Гирею донесли, что его племянник, ногайский Бакы-бий, спокойно отдыхает в дали от сражения и не собирается посылать своих нукеров на штурм переправы. Крымский хан заподозрил в этом какой-то подвох и потребовал от Бакы-бия, чтобы тот во главе своего войска первым начал переправу, но получил отказ. Пытаясь заставить того выполнить приказ, Сахиб-Гирей раз за разом посылал гонцов, но безрезультатно - Бакы-бий вовсе не собирался класть головы своих воинов ради славы своего дяди. Пока они так пререкались и переругивались, наступил вечер, а наутро оказалось, что левый берег Оки уже весь заполнен подоспевшими русскими полками, установившими напротив брода свою многочисленную артиллерию. Удивившись той скорости, с которой русские войска смогли прибыть к месту переправы, и поняв, что штурм брода будет стоить его войску слишком больших потерь, хан решил отступить. Но чтоб не уйти совсем без добычи, а отход не был принят за бегство, Сахиб-Гирей на обратном пути решил попытаться взять пограничную крепость Пронск. Но не успел он как следует подготовить войска к штурму, как разведчики принесли весть о том что русские идут следом и не сегодня так завтра буду у города. Раздосадованный крымский хан быстро сжёг все заготовленные для штурма орудия и в тот же день покинул Русскую землю. Но его сын калга Эмин-Гирей, недовольный отсутствием какой-либо добычи, решил попытать счастья самостоятельно. Отделившись от отца, он со своими людьми направился под Одоев, куда следуя по пути на Оку, как раз подошли казаки Мишки и Истомы Извольского - Тулянина.
Узнав, что татары объявились в его вотчине, удельный князь В. И. Воротынский с братьями готовился выступить против крымского царевича, не дожидаясь пока тот разорит его волость, и приход казачьего отряда пришёлся как раз кстати. Выйдя из города, рать князей Воротынских в тот же день не далеко от крепости столкнулась с татарами. Те увлечённые грабежом небольшого села совсем не ожидали встретиться с русскими войсками. Воины князей, зайдя в село с двух сторон, сходу завязали сражение. Было оно не долгим. Татары сперва яростно сопротивлялись, но вскоре бежали, оставив не только добычу, но и как приз победителям, почти полсотни пленных своих воинов. Правда уже ближе к концу схватки сильно не повезло князю Михаилу Воротынскому, среднему из трёх братьев. Татарская стрела ударила в коня князя и конь от боли резко встав на дыбы сбросил из седла своего хозяина. Быстро вскочив на ноги и подобрав выпавшую при падении с коня саблю, князь вдруг заметил, что он совершено один и к нему, определив по его пышным доспехам, что он не простой воин, бросилось сразу несколько пеших татар. Пятясь и отбиваясь от наседающих врагов, князь упёрся спиной в телегу с горой наполненную награбленным добром. Сильно болела нога и прижатый к телеге князь уже готовился дороже отдать свою жизнь, как вдруг, то-ли пробравшись под телегой, то-ли перескочив через неё, рядом с ним неожиданно оказался молодой, высокий, примерно одного года с князем, казак.
- Держись боярин - отобьёмся, - с какой-то неуместной для данного момента долей веселья в голосе, бросил князю казак и яростно стал наседать на нападающих татар.
А вскоре, подоспели и потерявшие в пылу сражения князя, его люди, и погнали татар прочь. Казак утерев пот со лба уже было собрался броситься вслед за ними, но князь задержал его.
Постой казак, дай я обопрусь на твоё плечо.
Что боярин, никак ранен?
Да нет, видно ногу повредил когда конь сбросил. Как отбивался от нечисти вроде не ощущал, а теперь вот ступить больно. И вообще, - не боярин я казак, а удельный князь. А ты кто будешь?
Ну извини великодушно князь, не знал. Я Мишка. Атаман казаков приставших к вам почитай перед самым походом.
Тёзка значит, - улыбнулся князь. - А что тёзка, иди ко мне на службу. Воин ты вижу добрый, - мне такие нужны.
И кем же ты меня к себе возьмёшь князь? Боярином?, - всё с той-же что и в схватке весёлой ноткой в голосе, спросил Мишка.
А ты ещё и шутник, - вновь улыбнулся князь. - Сыном боярским пойдёшь?
При много благодарен, да только князь, - я казак. С четырнадцати лет саблю с рук не выпускаю. А казак вольный воин, - степной. В степи казак сам себе и князь, и боярин, и сын боярский. Так что извиняй князь.
В это время слуги подвели князю коня и помогли сесть в седло. И уже сидя в седле Воротынский с ноткой сожаления в голосе бросил: "Ну что-же, нет так нет. Но ты меня выручил, и я теперь твой должник, - рассчитаемся если доведётся ещё свидеться. Прощай казак".
Так впервые свела судьба двух будущих героев одной из величайших битв времён царя Ивана Горозного. Но эта битва ещё впереди, а пока..., пока обоих ждала не лёгкая, но наполненная событиями, яркая жизненная дорога.
На реке Северский Донец.
В Одоеве Мишка с казаками долго не засиживался, и в конце августа он уже был в верховьях Донца. Густые леса и болота вдоль берега реки сильно затрудняли продвижение и утомляли людей в их походе. И тогда казаки решили обзавестись собственной флотилией. Они поделали плоты, а казацкие умельцы, всеми пригодными для этой цели инструментами, смастерили несколько каюков. Каюк, - это не большая и манёвренная, выдолбленная из толстого ствола дерева лодка, вмещавшая от двух до пяти-шести человек. Потратив на это несколько дней, казаки снова двинулись в путь и после не продолжительного плавания они прибыли к Святым горам, где действительно находился пещерный монастырь. Заметив приближающийся казацкий флот, на берег, встретить казаков, вышли два монаха, которые насторожено, не приближаясь близко к воде, наблюдали за гостями.
Вы кто будете, православные?, - спросил один из них, который был постарше, когда казаки стали выходить на берег.
Казаки мы святой отец. Свободные люди. Пришли за благословением, - за всех ответил шустрый с хитринкой в глазах, мужичок, которого казаки за его ершистый характер прозвали Ёрш.
Я, добрые молодцы, простой инок. Святой отец, настоятель монастыря Илларион сейчас выйдет к вам. Ждите.
Он что-то тихо сказал своему напарнику и тот, поклонившись, побежал куда-то в верх по едва заметной тропе скрывшейся в обилии кустарника и деревьев. А вскоре оттуда же вышел в сопровождении не большой свиты сам настоятель монастыря. Не доходя несколько шагов до казацкой братии, он остановился. Внимательно осмотрев прибывших, и, несколько раз остановив свой взгляд на Мишке, он сильно удивил казаков, когда вдруг, указав на Мишку, произнёс: "Подойди атаман". Немного смутившись, Мишка шагнул к святому отцу, перекрестившись, поцеловал крест и протянутую руку. Осенив крестом всех прибывших, Илларион пригласил Мишку следовать за ним. Остальные казаки расположились на отдых тут же на берегу.
Вскоре Мишка и Илларион пришли к двум небольшим лавочкам среди леса. Усевшись на них друг против друга, они повели долгий разговор, из которого Мишка узнал, что никакие казаки с атаманом Голубем в монастыре не появлялись, и что ниже по течению Донца, где-то стоит казачий атаман Иван Митяка с многими казаками. А ещё они договорились, что казаки помогут монахам заготовить на зиму дров, а монахи им выделят за это два мешка зерна, которого казакам катастрофически не хватало. Не зря же казаки о себе говорят, что казак живёт с травы да воды. Через три дня, пополнив свой пищевой запас, казаки двинулись в путь дальше, в надежде отыскать казаков атамана Митяки.
Но на второй день пути, когда казаки проплыли от Святых гор уже не менее тридцати вёрст, с передней лодки, которая вдруг резко стала сдавать назад и подгребать к берегу, прячась за излучиной реки, стали подавать сигналы, чтоб и все остальные прижались к берегу.
Оказалось, что вынырнув за речной поворот, казаки передового каюка, вдруг, заметили вдали на прибрежном склоне пасущихся лошадей. Высадившись, на укрывший казаков лесистый берег за поворотом, после короткого совещания, решено было отойти с полверсты назад и, переправившись на правый, холмистый, изрезанный оврагами берег, где были замечены кони, аккуратно всё разведать. Так и сделали. И вскоре разведчики сообщили, что в овраге опускающемся к Донцу в тени примыкавших к нему деревьев расположились на отдых несколько десятков татар. Видимо какой-то мелкий мурза понадеялся, что после изгнания войска крымского хана, русская сторожа, расслабится, утратив бдительность, и не заметит небольшой татарский отряд, который продвигался в основном ночью и решил совершить разбойный набег. Здесь на рубеже своих кочевий татары тем боле не ожидали ни какой беды и вели себя совершенно беспечно. Мишка приказал казакам тихо подкрасться и стрелами да пиками без шума расправиться с татарами. Чтоб не распугать пасущихся коней, использовать огненный бой атаман строго запретил. А ещё, он опасался, - вдруг где-то неподалёку есть ещё татарские отряды. Услышат выстрелы, и тогда не известно, кто тут будет жертвой, а кто охотником.
Всё получилось быстро, как и хотелось казакам. Теперь надо было с лошадьми переправиться на противоположный, поросший лесом пологий берег. И чтоб избежать всяких неожиданных неприятностей, сначала направили пятерых казаков во главе с Ершом в конную разведку, вниз по течению Донца.
- Да зачем она нужна эта разведка. Пусто же кругом. Тихо переправимся, никто и не заметит, даже если кто и есть там впереди, - проворчал молодой казак Прохор.
Прохор был один из трёх крестьянских парубков, которые прибились к казакам когда те уходили из Одоева. Своей неимоверной силой он с первых дней не переставал удивлять казаков. Он одной рукой мог запросто поднять над головой любого казака, легко переломить через шею палено толщиной с руку доброго мужика или перетянуть за верёвку сразу троих дебелых казаков. За эту силищу казаки прозвали его Конь.
Перед уходом из Одоева, князь Воротынский, за оказанную помощь и смелость проявленные в бою, подарил казакам бочонок пороха и небольшую пушку, отбитую у татар. Пушечка хоть и была не большой, но весила не менее четырёх пудов. Так вот эту пушечку Прохор, пока казаки двигались в пешем порядке, сам нёс на плече, ни разу не попросился отдохнуть или подменить его. Ему очень хотелось сразу понравиться казакам и выглядеть в их глазах не только здоровяком, но и отчаянным смельчаком. Поэтому и возмутился излишней, как ему казалось, осторожности казаков.
Ты Прошка заруби себе на носу, - казаком быть, - не разиня рот ходить, а то ведь, татарский аркан не таракан, зубов нет, а шею ест. Слушай что старшие говорят, - дольше проживёшь. Понял?", - прочёл краткий курс молодого казака Прохору мудрый Солома.
Ну а Ёрш с сыном Степаном, а с ними ещё трое казаков, вскочив на добытых в бою коней, отравились на разведку. Осторожно, держась кромки прибрежного леса, они внимательно всматривались в степь и осторожно просматривали каждый овраг прилегающей к лесу у Донца и уходящий в стороны бескрайней степи. Пройдя так пару вёрст, решили, что по следующему, попавшемуся на их пути оврагу, спустятся в лес к реке, напоить коней и будут возвращаться обратно. Но когда они, по тому же оврагу, напоив коней, вновь поднимались из лесу, то шедший впереди и, ведущий в поводу коня Ёрш, внезапно попятил коня назад и приложив палец к губам передал коня идущему следом Степану . "Замрите", - прошептал он казакам, а сам пригибаясь стал вновь подниматься вверх. Степан в свою очередь, осторожно передав коней, следом идущим казакам и, махнув рукой, чтоб те спустились и спрятались в лесу, подобрался к отцу.
По степи медленно двигались пять всадников. Они, склоняясь с сёдел к земле, всматривались в пожелтевшую траву, как будто что-то искали. Потом один из них соскочил с коня и стал, как показалось казакам, нюхать землю.
- "Кажись татарин, - прошептал Степан, - а остальные вроде русские". Татарин, поискав что-то в траве, вновь вскочил в седло и вдруг стал внимательно всматриваться в сторону оврага в котором засели разведчики.
- "Ба, Степан, да это никак наш Мурза", - присмотрелся Ёрш.
"Точно Мурза... - Мурза!", - вскочив на ноги заорал Степан. - "Да ляж ты дурень, а то они за раз из тебя стрелами ёжика сделают, - заметив, что всадники схватились за луки, - повалил на землю сына Ёрш. Но Мурза уже мчался к нашим разведчикам. На ходу соскочив с коня он бросился в широко расставленные объятья давних товарищей.
Оказалось что Мурза с товарищами ещё утром обнаружили татарский след и решили проследить, что это за татары и куда они направляются.
-Теперь уже никуда, - перекрестился Ёрш.
Собравшись вместе, казаки Ивана Митяки, а с Мурзой были именно они, по предложению Ерша, решили, перед тем как вернуться им назад, побывать в гостях у своих новых побратимов, появившихся в этих краях. Ведь не каждый день бывают такие встречи в дикой степи. По пути Ёрш с товарищами попытались узнать о том как Мурза оказался среди казаков Митяки и где сейчас Голубь. Но ссылаясь на то, что рассказывать придётся долго Мурза пообещал всё рассказать когда они прибудут в стан к путивльским казакам. Путь был не долгим и по прибытии в лагерь после дружеских приветствий и объятий все путивльские казаки естественно стали интересоваться как дела у отделившихся от них почти три месяца назад казаков атамана Голубя. Рассказ Мурзы потряс до глубины души всех кто его услышал.
Отделившись от основной группы, казаки атамана Голубя, пройдя выше истока реки Северский Донец, в начале августа оказались на реке Оскол. Поняв, что сильно промахнулись, они решили спуститься к Донцу, идя вниз по течению Оскола. Пройдя по берегу один день, - не следующий решили, - нечего ноги бить, надо поделать лодки и дальше идти по воде. А так как берега везде поросли камышом и густым кустарником, - долго не могли найти подходящее место. Наконец нашли на противоположном берегу удобную для постройки лодок полянку. Небольшой песчаный пляж, не боле трёх десятков шагов от подступающего к нему с двух сторон по берегу камыша и кустарника, а шагах в сорока в глубь он примыкал к лесу. Берег на котором стояли казаки был обрывистый и крутой, но высоты был не большой, где-то в рост человека. Спрыгнув вниз, казаки начали переправляться. Река в месте переправы тоже была не глубокой. Так что перебрели на пляжик без особого труда. Но не успели ещё все выбраться на берег, как из кустов и из леса примыкающих к пляжу с гиком и визгом стали выскакивать татары. Голубь успел скомандовать чтоб с ним остались те, кто был рядом, а остальным приказал отходить обратно и потом выбравшись на берег прикрывать стрелами отход тех, кто остался на пляже.
"Но татар было такое множество, что не успели мы добраться до берега, как атаман, а с ним и десять казаков оставшихся прикрывать наш отход уже были порубаны, - рассказывал собравшимся Мурза. - Но, а на крутом берегу, быстро взобраться на который было совсем не просто, и то лишь цепляясь за выступавшие из земли корни деревьев, полягли от татарских стрел остальные. В прибрежный лес успели уйти семь человек да я, восьмой. Видимо мы попали на какой-то, уходящий от Оки отряд Сахиб-Гирея. И если бы не Голубь и те что остались на пляже, нас бы там всех положили. А так, деревья и кусты мешали татарским лучникам, а Голубь не подпустил их на пляже к берегу, пока остальные перебирались на другую сторону. Ночь и остаток дня мы отсиделись в лесу. Татары преследовать нас в лесу не стали. А на утро мы осторожно подошли к месту побоища. Татар уже не было. Но и погибших наших товарищей мы не нашли. Видимо всех побросали в воду и их снесло течением. Но а дальше... Дальше мы наткнулись на станичников атамана Митяки и теперь все кто выжил примкнули к казакам Митяки". Закончил свой печальный рассказ Мурза.
Долго казаки стояли молча не проронив ни слова. Первым тишину нарушил атаман.
- Эх Голубь, Голубь, ты же сам меня поучать любил, мол, атаманить - не чабанить, и сам так попался...
- Полно браты казаки горевать, доля наша такая, пожил на воле вот и умри в поле, а за другов наших мы сегодня с басурманами вроде поквитались, и даст Бог ещё поквитаемся. Не тужи братцы. Живы будем не помрём, - попытался взбодрить товарищей седой казак Смага. .
- Ну что, теперь понял, зачем перед тем как куда-то сунуть свою голову надо всё кругом хорошо разведать, - зло зыркнул Солома на Прохора, как будто это Прохор был виноват в гибели Голубя и его казаков
- Эх, да что уж... - Небо казаку батько, а степь мати, в ней нам всем и помирати", - буркнул Ёрш.
Немного погодя казаки Митяки рассказали где лучше устроится на зимовку, поведали, давно ли они сами в этих краях, как обживались, и часто ли у них бывают стычки с басурманами. И пожелав оставшимся удачи, Митякины казаки отправились в обратный путь.
Казак не без удачи.
Выйдя к реке Айдар, которую, как одно из место для зимовки посоветовали люди Митяки, Мишкины казаки стали обустраиваться на зиму. И хоть погода стояла ещё тёплая и сухая, но начавшие желтеть листья деревьев напоминали казакам, что зима не за горами, и они не покладая рук приступили к строительству куреней, которые окружили на всякий случай валом со рвом и бревенчатым частоколом. Бережёного бог бережёт. Другой не менее важной задачей было успеть заготовить на зиму корм для лошадей. И хоть их было не много, но зима длинная. Так в трудах и заботах, не забывая при этом выставлять на десятки вёрст от лагеря сторожевые станицы, казаки встретили зиму. А когда Донец прочно схватился льдом, к Мишке в гости на трёх собачьих упряжках нагрянул атаман Иван Митяка. Мишка сразу оценил достоинство такого транспорта. Конь в глубоком снегу быстро устаёт, а по льду скользит и падает, тогда как собаки в упряжке великолепно чувствуют себя на льду. Поэтому в будущем он тоже решил обзавестись собаками, найдя в этом двойную пользу. Во-первых, - отличные ночные сторожа от зверя и не званного гостя, а во-вторых, - великолепное средство передвижения зимой. Переночевав у Мишки и по хозяйски осмотрев Мишкин лагерь, дав ему пару дельных советов по части обустройства, имея в этом деле богатый опыт, а так же договорившись не терять друг друга из виду и оказывать помощь в трудную годину, - на следующий день атаманы дружески распрощались.
Зима прошла спокойно, не считая того что из-за недостатка корма для лошадей, нескольких из них пришлось пустить под нож на корм для людей. Но за-то остальные кони и все казаки благополучно дожили до весны. А весною как только сошёл снег и начала зеленеть степь одна из сторожевых станиц привела с собой дюжину конных воинов. Как позже выяснилось, это были кавказские, черкесы, разбитые крымскими татарами при большом походе на на черкесские племена войсками Сахиб-Гирея. Оказавшись отрезанными и преследуемые воинами крымского хана они уходили на север и оказались в степи севернее Азака. Чтобы окончательно оторваться от преследователей они переправились через Дон и долго скитались по степи. Но приближалась зима и найдя подходящее место они решили там зазимовать. А недавно их стан обнаружили азовские казаки. Завязался бой из которого удалось уйти живыми только им. И столкнувшись в степи с Мишкиными станичникам, они пожелали пристать к русским казакам. Не сказать, что казаки были сильно рады такому пополнению, но и против черкесов ничего не имели.
А ещё через неделю отправил Мишка Солому с казаками в монастырь к Святым горам, так как на казачьем кругу казаки порешили, что негоже им, православным людям, идти на смертную битву с басурманами без благословения православного священника. И вскоре Солома вернулся с монахом Севостьяном, который оказался в прошлом сыном боярским из Рязани, пленённым и бежавшим из татарского плена, и оказавшемся после побега в пещерном монастыре. Теперь, насчитывающий опять уже боле ста человек Мишкин отряд имел и своего священника, которого казаки стали величать Севостьяном Святогорским или попросту Святогором.
А когда степь украсилась всеми свойственными только ей нарядами разнотравья, стали казаки думать, куда бы им пойти в поход "за зипунами". В итоге решили отправиться вниз к Деркулу, и там соединившись с Иваном Митякой вместе выступить под Азак. Тем более что у путивльских казаков имелись не плохие проводники в лице черкесов. Но только объединённый отряд казаков собрался выступить в поход, как станичники из степи принесли весть, что на противоположном берегу Донца через речку Лугань переправляются татары, примерно пятьсот человек с большим полоном. Скорее всего это какой-то отряд крымского царевича Эмин-Гирея, ходившего в набег на Северские земли и теперь, отделившись от основного ядра его войска, держал путь на Азов. Казаки Митяки и Мишки против них могли выставить объединённое войско почти в два раза меньшее. Всего в триста человек. Вся надежда была на внезапность или какую-то хитрость. Поэтому, не тратя времени, атаманы начали разрабатывать план нападения. Предлагалось, напасть неожиданно, когда татары расположатся на отдых. Ночное нападение сразу отбросили. В темноте можно пленников спутать с татарами или того худе принять за татарина своего. Неожиданно напасть на отдыхе тоже можно было не во всяком месте. И скорее всего татары если и остановятся на отдых, то в таком месте где подобраться к ним близко для неожиданного нападения у казаков возможности не будет. И тогда Мишка предложил свой план, с которым согласились все атаманы.
Медленно, отягощённый пленниками и награбленным добром, шёл по степи караван возглавляемый двумя крымскими мурзами. Степь цвела и благоухала, а высоко в небе порхал жаворонок, убаюкивая путников своей трелью. Татары шли спокойные и довольные тем, что их набег удался и возвращаются они с прибылью, и без потерь. Вдруг из-за опускающегося вниз к Донцу склона, поросшего жидкими кустами шиповника и боярышника, со свистом и гиканьем, вылетел отряд конницы с очевидным намерением атаковать караван. Присмотревшись, и быстро разобравшись, что нападающих не более сотни всадников, мурзы оставив для охраны полона полсотни человек, остальных направили на отчаянных безумцев, осмелившихся бросить вызов противнику по меньшей мере вчетверо превышающий их численностью.
И вот уже татары во весь опор преследуют, осознавших свою ошибку казаков, которые стараются как можно быстрее спуститься к Донцу, надеясь очевидно, найти спасение в небольшом прибрежном лесу, и затем уйти на противоположный берег. Но казаки, спустившись со склона, на столько чтоб он укрыл их от преследователей, вдруг развернулись и не сбавляя темпа скачки помчались вдоль леса вниз по течению Донца. А по лавине преследователей вдруг на встречу им громыхнул выстрел пушки, а вслед за ним раздался оглушительный залп без малого двух сотен пищалей пеших казаков, до поры умело скрывавшихся за тем самым склоном, за который только что скрылась их конница. Страшный грохот огнестрельного оружия и окутавшее стрелков облако порохового дыма, посеяли страшную панику в рядах преследовавших. Не привычные к громовому бою пушки и пищалей, татарские кони шарахались в стороны, с трудом поддаваясь попыткам их хозяев успокоить испуганных животных, в то время как из клубов ещё не развеявшегося порохового дыма, меча на бегу копья и размахивая саблями стали выскакивать казаки. А их конница, промчавшись низом по склону и быстро поднявшись на верх холма, стала заходить во фланг убегающим, отрезая им путь к обозу. И горе тем, кто в панике был сброшен с коня и не успел покинуть поле сражения. Они вскоре полягли, от пик и сабель стремительно наступающих казаков, среди сражённых казацким огненным боем своих соплеменников. Видя, приближение казацкой конницы и то как спешно в панике бегут в степь те, кто только что преследовал пытавшихся уйти казаков, охранявшие обоз и пленников, не медля последовали их примеру. Правда удалившись на приличное расстояние татары где-то у горизонта соединились вместе и какое-то время так стояли, видимо обсуждая стоит ли им предпринять новую атаку. Но видимо тот ужас который вселил неожиданный смертоносный залп казацких пищалей, не позволил им решиться на это. Постояв так какое-то время татары ушли в степь и скрылись за горизонтом.
Освобождённых невольников всех кто пожелал отпустили домой. Но некоторые, - среди них оказалось даже две женщины, захотели остаться с казаками. Одной из них оказалось некуда и не к кому возвращаться. Татары убили отца и мать, и сожгли хату, а у другой среди казаков Митяки нашёлся муж, которого несколько лет назад пленили татары и она считала его давно погибшим в татарской неволе. Митяка не стал возражать и принял женщин в свой городок. Тем более, что там уже жило несколько женщин, в числе которых и жена самого Ивана Митяки.
Рассказы освобождённых казаками невольников о нашествии татар под Путивль, и о том сколько бед и горя они причинили людям, невольно напомнили Мишке об оставшихся в Путивле жене и сыне, и его со страшной силой потянуло к ним. Он уже было собрался взять собой несколько казаков и отправиться в Путивль, за одно сопроводить в пути тех невольников кто пожелал вернуться домой, но казаки возбуждённые победой над татарами, стали требовать что бы он вёл их под Азов, как и было ими решено ранее. И вспомнив слова Голубя, "атаманить не чабанить", - Мишка повинуясь воле казаков повёл их в поход под Азов. Этот поход тоже оказался очень удачным. Казаки вернулись из него все живы и здоровы и пригнали с собой отбитый у азовцев большой табун лошадей. Отдохнув пару дней от похода Мишка вместе с Истомой всё же решили отправиться в Путивль, оставив вместо себя атаманом Солому.
Диво дивное.
Мишка почти год не был в Путивле. Поэтому стоит ли описывать ту радость с которой встретила его жена и сын Данила. И что особо тронуло сердце атамана, так это то, что шестилетний Данилка, после такой длительной разлуки сразу признал отца и с радостью бросился ему на встречу, как только он перешагнул через порог дома. Новый воевода и служилые люди Путивля тоже встретили Мишку и сопровождавших его казаков неожиданно тепло и радушно. Оказалось, что путивльский помещик Семён Беззубцев, будучи стрелецким сотником, во время весеннего нашествия татар был захвачен ими в плен, и волею случая, именно казаки Мишки отбили полон в котором находился сотник. Поэтому весть о лихом атамане, разбившем и заставившем бежать в степь вдвое, а вскоре, по быстро разрастающимся слухам и впятеро превосходивший отряд татар, сделал Мишку героем города.
Несколько дней Мишка почти не выходил на люди. И не потому что не позволяла излишняя скромность. Совсем нет. Этим Мишка не страдал. Просто красавица жена и сын Даниилка были чуть ли ни единственной его утехой, по прибытии в Путивль. Уже на второй день он выстругал сыну маленькую деревянную саблю и с удовольствием наблюдал как тот рубил головы многоголовому дракону в виде цветущего в поле лопуха. А в один прекрасный день к ужасу Насти усадил сына на коня: "Пусть привыкает, казак он или не казак". К концу лета Даниил, к великой радости отца, уже мог уверено, без страховки отцовских рук, держаться в седле. Так пролетело лето, заканчивался сентябрь и Мишка решил собираться в дорогу. Заранее сообщил прибывшим с ним казакам, чтоб те тоже готовились. Но и тут пришлось немного задержаться. Оказалось, что идти с Мишкой пожелали многие путивльцы. Особенно молодёжь. Но дело шло к зиме и нужно было спешить. А у некоторых, желающих присоединиться к Мишкиным казакам, не имелось коней, и они просили немного повременить, пока они с помощью родственников найдут себе коня. Так в ожидании наступил октябрь. И тут произошло невероятное.
На небе появились светлые горящие как огонь столбы. Они ходили в разные стороны, то собираясь в один большой столб, то снова расходились и наконец ушли на север и там исчезли. Желающих идти с Мишкой сразу резко поубавилось. Все заговорили о божьем знамении, предупреждающем о грядущей беде. Но, а от беды, как известно, самое лучшее спасение стены родного дома. Настя тоже уговаривала Мишку переждать, иначе мол ему не миновать беды. Но Мишка твёрдо решил ехать: "Беды нам не миновать если мы проторчим в Путивле ещё неделю-другую и в пути нас накроют снега и морозы", - ответил он Насте на её просьбу, и уже на следующий день небольшой отряд конных казаков выступил в путь. А к концу октября, по первому снегу, казаки были в своём городке на Айдаре. И первым делом все как один прибывшие из Путивля стали рассказывать о дивном явлении которое довелось им увидеть перед уходом. Все стали гадать, - к чему бы это, и что предвещает это казакам? И только Савва Онега отмахивался от рассказчиков и загадочно улыбался с чувством превосходства великого знатока. Прошка Конь даже обиделся.
Ты чё нос задираешь? Что умнее всех?.
Да уж поумнее тебя буду.
Чего?, - схватив Савву за пояс и ворот, Конь легко поднял его над головой, делая вид, что собираясь бросить того о землю.
Э-э-э, Прохор, опусти! Положь где взял, я же с детства высоты боюсь!,- кричал Савва под общий смех казаков.
А ты коль знаешь к чему это знамение, то рассказывай, и нечего из себя умника корчить.
Опусти расскажу!.
Ну смотри, обманешь, заброшу вон на дерево, - отпуская Савву, погрозил ему Прохор, - ну, давай говори.
Подняв с земли шапку и поправив сермягу, Савва вдруг громко рассмеялся.
Казаки, ну вы что, и впрямь никогда не видели северного сияния. Ну какое это знамение? У нас в Карелии там не токма столбы, там и круги и спирали и вообще бывает всё небо пожаром полыхает с осени и до весны чуть ли не каждый день.
Это как же?, - удивились казаки.
Ну как-как. Как вон луна на небе или звёзды, так и сияние.
Вот диво-то дивное, - удивлялись казаки, особенно те, кто видел это своими глазами в Путивле.
Поверили или нет казаки Онеге, но уже вскоре разговоры о дивных столбах Путивля прекратились. Кроме них хватало и других проблем. Наступала зима.
Рождение Черкашенина.
После неудачного похода Сахиб-Гирея на Оку и набега его сына Эмин-Гирея на Северские земли, крымский хан переключил своё внимание на кавказских черкесов. Поэтому крупных проблем с татарами у казаков, обосновавшихся на Северском Донце, не возникало. Пользуясь этим обстоятельством, казаки участили свои набеги под Азак. А так как от среднего течения Донца, где казаки построили свои городки, до крепости Азак расстояние было всё же приличным, то Мишка решил перебраться ближе к крепости и разместил свой лагерь в низовьях Дона, не далеко от устья Донца. Несколько раз пытались азовские казаки выбить казаков Мишки, но те под предводительством своего атамана всегда, или одерживали победы, или удачно избегали столкновений с превосходящими силами врага.
Но уже через год, когда Сахиб-Гирей, организовав осенью ещё один большой поход на черкесов и вновь проходил мимо Азака, - диздар Азака пожаловался хану на казаков некоего атамана Миши Черкаса, которые обнаглели до такой степени, что местные люди стали боятся удаляться от стен крепости чтобы пасти свой скот. В планы хана совсем не входило задерживаться у Азака, но и терпеть то, что в его владениях хозяйничают русские казаки он тоже не мог. Поэтому он тут-же отправил на поимку Мишки и уничтожение казаков двухтысячное войско. Узнав о том, что к ним направляются тысячи татар, Мишка не стал испытывать судьбу и благоразумно ушёл в верх по Дону, рассчитывая вернуться как только Сахиб-Гирей, окончив поход, опять уйдёт в Крым. Но, как говорится, - человек предполагает, а Бог располагает.
В 1546 году хан Ямгурчи, свергнув хана Аккубека, захватил Астрахань, на престол которой, крымский хан давно планировал посадить своего сына. И Сахиб-Гирей искал только повод для того чтобы пойти войной на астраханского хана. Долго этот повод искать не пришлось. Уже весной в Крым к Сахиб-Гирею явились с жалобой на севшего в Астрахани безбожного хана Ямгурчия, который посмел ограбить правоверных купцов, направлявшихся с караваном из Казани в Крым. Ну какой же праведный хан это стерпит? Так что, не успели подданные крымского хана толком отдохнуть от похода на Кавказ, как хан, дав месяц на сборы, стал готовиться к походу на Астрахань. И ровно через месяц, собрав огромное войско, хан выступил в поход. А так как миновав Азак, он с войском к Астрахани двигался вверх по Дону, то Мишке пришлось опять отходить. Поднимаясь вверх по течению, казаки Мишки встретились с казаками донского атамана Федьки Павлова, который, не ведая о походе Сахиб-Гирея, спускался вниз, имея намерение выйти к Азову, - направлялся прямо в пасть крымскому "дракону". Делать нечего, пришлось тому забыть про Азов и возвращаться на старое, недавно покинутое, обжитое место. Мишка же решил пройти чуть выше. Со слов Павлова он узнал, что если подняться ещё вёрст на пятнадцать - двадцать, то там от Дона до Волги будет самое короткое расстояние, которое в длинные летние дни можно, если постараться, то на конях преодолеть за один день. Где-то там и решил Мишка остановиться. Дойдя до небольшой речки Тишанки, впадающей в Дон, он с казаками направился верх по её течению. Пройдя так ещё вёрст двадцать, казаки остановились для стоянки на возвышенности, вставшей на пути водам Тишанки и той пришлось, обтекая её, делать дугу. Противоположный правый берег речки был поросший камышом и лесом, который примерно в ста метрах выше по течению перебрасывался на берег левый, и речка полностью скрывалась в лесу.
Разведав все окрестности и берега Волги и Дона, Мишка понял что лучшего места ему не найти. Находясь примерно в центе между Доном и Волгой он мог при помощи станиц контролировать все движения по этим рекам и фактически становился хозяином этих мест. Возведя на холме острог, огородившись рвом и высоким забором из заострённых, плотно подогнанных друг к другу брёвен, казаки в центе соорудили небольшую церквушку в которой проводил службу поп Севостьян Святогор, с крестом на груди и с саблей и пищалью вместо иконостаса на стене. Над воротами в свою казацкую цитадель, казаки соорудили высокую башню на которой поместили свою единственную пушку. К этому времени казачий отряд Мишки насчитывал уже более трёхсот человек и Мишка мог позволить себе построить ещё два небольших городка. Один на берегу Волги, другой на Дону. И уже вскоре Мишкины казаки, находясь в центре сообщения между ногайской, крымской, и казанской ордами, стали для них настоящей костью в горле. Мимо Мишки не могли пройти ни купеческие караваны ни ханские послы. Почти два года татары ничего не могли поделать с удачливым атаманом. И когда крымскому хану пришло распоряжение кафинского паши избавить Азак от некоего атамана Миши Черкаса и обеспечить свободный проход для послов в Казань, в конец обозлённый, тем, что какой-то там Мишка смеет стоять у него на пути, крымский Сахиб-Гирей отправил на переволоку двухтысячное войско татар и азовских казаков во главе с атаманом азовцев Елбузлуком и князем Аманаком. Обоим был дан приказ разогнать казаков чтоб и духу их на Переволоке не было. А имя Миши Черкаса, чтоб он больше не слышал вообще.
О том что на них движется двухтысячный отряд татар, Мишка узнал почти одновременно от своей сторожи и от уходящего от татар Федьки Павлова. Срочно призвав всех своих казаков в казацкую крепость, Мишка с казаками решили обороняться и предложил атаману Павлову присоединиться к его казакам, чтоб дать отпор татарам. Тот сперва подумал что Мишка шутит, но когда понял, что он действительно собирается дать бой татарам попытался его отговорить. Но Мишка стоял на своём.
- Ты что Фёдор, предлагаешь мне бросить такую великолепную крепость, которую мы с казаками полгода почитай возводили? И не подумаю, не уговаривай, - упёрся Мишка.
- Да спалят они твою крепость с тобой вместе, и к тому же у них с собой пушки...
- Так пушка и у меня имеется, а подожгут, так вон река прямо под огорожей.
- И что, - будешь вёдра на верёвку привязывать и черпать со своей огорожи воду, чтоб пламя заливать? Да у тебя вёдер не хватит бегать от речки к месту пожара... Пока добежишь сгорит всё к чёртовой матери.
- Зачем же бегать - в острог воды натягаем.
- Ямы для воды нароешь? Так вода мигом в землю уйдёт, да и времени у нас нет.
- А это тебе чем не яма, - указал на лежащий рядом каюк атаман Солома.- В лодки воды наносим вот тебе и ямы.
- Ну да чёрт с вами, - Бог не без милости, казак не без счастья; так и быть остаюсь, - немного подумав, махнул рукой Павлов.
- Вот это правильно. Это по нашему, по казацки. У меня боле трёхсот казаков, у тебя почитай сотня, а у татар всего две тысячи, получается на казака по пять поганых. Когда казак от пятерых бегал? Он на троих сам нападает, а от пятерых как-то уж отобьётся.
Натаскав в крепость воды, которой предварительно весь вечер обливали все брёвна в огороже, и распределив между собой обязанности, казаки стали поджидать прихода татар. Ждать долго не пришлось. Уже на следующий день, за долго до полудня, татары подошли к острогу и сходу стали готовиться к штурму. Первым делом они стали устанавливать прямо напротив ворот свои пушки. И хоть это были далеко не осадные орудия, а такие же лёгкие пушки какая была и у казаков, но всё же для ворот и деревянной ограды казацкого острога представлялись оружием весьма грозным. Поэтому, не давая установить татарские пушки на удобном для прицельного огня расстоянии, с башни над воротами по татарам неожиданно ударила казацкая пушка. И уже со второго выстрела ядро попало в станину одной из установленных пушек, отбросив саму пушку прямо на стоявших рядом татарских пушкарей. Этот удачный выстрел заставил татар оттащить свои пушки на более безопасное расстояние. Но выстрелы с новой позиции особого вреда казацкой крепости не причиняли. Ядра на излёте били в бревенчатое укрепление у самого подножья или вообще не долетали до ограждения. Тогда под прикрытием сотни стрелков-тюфенкджи и сотен лучников они попробовали взять острог штурмом, но залпы казацких пищалей и лучников сорвали и эту попытку. Потеряв не менее чем две сотни воинов, татары отступили. Попробовав ниже по течению перейти речку, тары быстро поняли, что илистое дно и густые прибрежные заросли камыша и леса, это далеко не лучшее условие для штурма крепости через реку. Соваться в лес выше по течению они не стали. И стали просто обстреливать острог зажигательными стрелами. Это дало совсем не то эффект который ожидался. Казаки быстро заливали очаги возгорания, не давая пламени разгореться, а вскоре и без того сырые брёвна намокли от воды так что вообще перестали загораться. Ещё дважды пытались татары штурмовать крепость и дважды с большими потерями отходили. Ближе к вечеру они прекратили всякую активность и видимо обдумывали, как им поступить дальше. А уже почти в сумерках, они погрузили четыре пушки на лошадей и повезли их устанавливать по две с левой и с правой стороны от башни над воротами, в надежде что одной пушкой казаки не смогут отражать атаки на острог с флангов и в центре одновременно.
Но и казаки не сидели в ожидании сложа руки. Сотня удальцов, во главе с Соломой, спустились ночью с ограды к реке и, перебравшись на другой берег, пройдя по нему, опять перешли речку в лес на левом берегу, и стали ожидать подходящего момента ударить по татарам. И ударить так, чтоб, как напутствуя их, сказал атаман, - для татар сотня показалась тысячей.
На рассвете осаждающие стали готовить новый штурм, сигналом к которому должны были послужить залпы из пушек. И когда прогремели первые залпы татары бросились к острогу, а им на встречу полетели сотни стрел и залпы пищалей. В это время из лесу с громкими криками, как раз и выскочила сотня Соломы.
Бросившиеся было на штурм татары остановились в недоумении, не зная что им делать. Продолжать штурм или развернуться против неожиданно появившегося из леса нового противника. А может быть вообще пора уносить ноги. Воспользовавшись замешательством казаки разделились. Большая часть из них стала обстреливать из луков остановившихся в нерешительности татар, оказавшихся под перекрёстным огнём с крепости и с тыла. А другая, - бросилась к пушкам, которые татары опрометчиво установили рядом с лесом. Быстро перебив пушкарей, они присоединились к основной группе. Татары вскоре поняв, что из лесу на них напало не так уж много казаков, стали решительно атаковать их. Но когда они увидели, как один из казаков взвалив на плечи сразу две пушки бегом направился к лесу, то решительность у многих поубавилось. Что это за люди такие, невольно лезла в голову вредная мысль, что они запросто бегают с разу с двумя пушкам на плечах, от тяжести которых даже лошадь приседает когда их на неё грузят. Упаси Аллах схватиться с такими в рукопашной схватке. Только ужасные лесные люди не стали вступать в рукопашный бой, и быстро исчезли в лесу. Татары же в лес войти не решились. Кто знает сколько там засело таких страшных людей со звериной силой. Как бы не попасть в засаду. Но на всякий случай оставили у леса три сотни азовских казаков. Да только после этой утренней схватки, среди осаждающих начались разговоры о том, что, нечего тут топтаться у этого проклятого острога и надо отходить. И так мол уже потеряли при штурмах почти треть всех людей. Но Аманак и Елбузлук, помня о наказе Сахиб-Гирея, мотивируя татар тем, что выстрелами по башне из оставшихся после нападения из леса, двух пушек на левом фланге, они всё же заставили замолчать казацкую пушку и теперь, придвинув ближе к воротам все пушки, они разнесут их в щепки, и откроют проход для лёгкого штурма, всё же смогли уговорить своё войско ещё на один штурм. Смело взявшись за перемещение пушек к воротам на удобное расстояние, с которого пушкарям не угрожали бы стрелы и пищали осаждённых, татары готовились к новому штурму. Но неожиданный залп из леса, из недавно отбитых двух пушек, полностью поменял все их планы. Сразу после этих залпов ворота неприступной цитадели отворились и сотни казаков устремились к устанавливающим пушки татарам. Одновременно из леса выскочила сотня атамана Соломы.
Первыми дрогнули и бросились бежать три сотни азовцев, оставленных у леса. Их заразительному примеру последовали пушкари, устанавливающие на новые позиции пушки, и вот уже всё войско осаждающих в панике бросилось на утёк. Уйти удалось только тем кто был на коне, остальных же казаки догоняли и безжалостно рубили и забрасывали копьями. Победа была полной. Казаки не только полностью разгромили татар, но и отбили у них все пушки. Такого не удавалось ещё не одному казачьему атаману. Но и казакам победа стоила дорого. При победоносной вылазке на татар сложило головы более трёх десятков казаков. Среди них, к великой печали Мишки, был сражён стрелой и атаман Солома. Но за-то о столь доблестной победе казаков над многократно превосходящими силами татар, вскоре заговорили не только казаки на Дону и Волге, - весть дошла и до пограничных воевод. И с тех пор Мишка стал уже не просто Мишка, а был известен всем казакам под громким именем - атаман Черкашенин.
У стен Тулы.
Проводя большую часть жизни среди казаков в Поле, Мишка не забывал наведываться в Путивль. Он всегда приезжал с подарками для жены и сына. Но долго жить спокойно и размеренно в городе он не мог. Его тянуло в Поле, влекла жажда сражений, путешествий и приключений.
Однажды, когда сыну исполнилось тринадцать лет, нагрянув в Путивль всего на несколько дней, он подарил Данилу настоящую саблю и татарский лук. А вместе с Настей ему удалось уговорить стареющего Истому, остаться с дочерью и внуком, воспитывать из Данила настоящего казака. Тот долго упирался, но полученная во время обороны казацкой крепости на переволоке рана внезапно так разболелась, что Истома без посторонней помощи с трудом мог сесть на коня. Пришлось ему согласиться с доводами зятя и дочки. Когда же следующий раз Мишка вновь приехал в Путивль, то Даниле уже шёл шестнадцатый год. Была весна и Мишка собирался остаться дома до конца лета. Часто с Даниилом, они выезжали из города к реке, где любимым их занятием было пострелять из лука, охотясь на диких уток, или промчаться на конях по полю на перегонки. Мишка заметил, что езде верхом и стрельбе из лука Даниил уж овладел в совершенстве. А вот саблей..., хотелось бы чтоб он владел получше:
"Ну ничего, буду уезжать, заберу тебя с собой, там татары тебя быстро научат", - пообещал он сыну. И с того момента Даниил только и жил ожиданием, когда же отец соберётся в Поле.
А тем временем в Москве, молодой царь Иван, пользуясь переворотом произошедшем в Крыму, собирался летом начать большой поход на Казань. Но, с другой стороны, он опасался, что захвативший власть племянник Сахиб-Гирея, хан Давлет-Гирей, воспользовавшись тем, что с Оки, где обычно московские воеводы встречали татар, многие ратники уйдут воевать Казань, сможет почти беспрепятственно пойти на Москву. И уже в апреле в Путивль прибыл гонец с царским указом ко всем пограничным воеводам и атаманам, - усилить наблюдение за Полем. И если крымский хан выступит, то всем не медля идти на Оку. Опасения московского государя оказались не напрасными.
19 мая в Путивль прибыл гонец из Черкас Труфан Тинков, который сообщил тамошнему воеводе Фёдору Кашину, что крымский царь выступил в поход, хотя, куда он направится, Труфан сказать не мог. Узнав эту новость, Мишка решил не торопиться. Уверенный в том, что если Давлет-Гирей и пойдёт на Москву, то его казаки первыми об этом узнают, а оставленный за атамана молодой и смышлёный Иван Кишкин примет верное решение, поэтому он собрался выехать из Путивля только в июне и идти сразу к Оке, куда непременно придут и казаки.
Когда же он уже собирался отправляться в путь, Настя стала упрашивать мужа, в такую опасную и трудную годину оставить сына дома. И Мишка уже почти согласился, но, видя в глазах Данила упрёк и обиду, и, вспомнив себя, когда он примерно в таком же возрасте рубился с татарами на стенах Черкас, решил от слов данных сыну не отказываться и, не смотря на уговоры Насти, взял его с собой.
Погода в первые летние дни стояла великолепная и двенадцать всадников, не спешно двигались, по уже знакомой Мишке дороге, с удовольствием наслаждаясь ароматами трав и пением птиц. Проделав тринадцатидневный путь, казаки уже приближались к крепости Тула. И тут они чуть ли не нос к носу столкнулись с татарским передовым отрядом, который расположился на отдых, перед тем как явиться под стены города. Быстро сориентировавшись, казаки опасаясь татарских стрел, намётом помчались к близ лежащей берёзовой роще и промчавшись через неё скрылись в глубоком овраге, а после выскочив на простор, что есть мочи помчались в направлении к городу. Оторвавшись от погони вечером они уже были у ворот крепости. Долго объяснять стражникам, кто они есть, казакам не пришлось, и едва попав в крепость, Мишка срочно потребовал чтоб его отвели к воеводе. Но, как оказалось князь Темкин-Ростовский, - воевода Тулы, уже знал о приближении татар и готовил крепость к обороне. Было видно, что он очень обеспокоен. Ведь он отправил более половины ратных людей на Оку, для похода на Казань и теперь, хоть и послал гонца к государю за подмогой, всё же сильно волновался, и переживал, что простые мирные обыватели, долго не выдержат осады, поэтому был рад даже двенадцати прибежавшим в крепость казакам.
Когда на следующее утро к крепости подошло всего лишь семитысячное татарское войско, воевода с облегчением вздохнул. Но уже на следующий день он понял что радоваться рано. В среду 22 июня к Туле пришёл сам Девлет-Гирей с сыном, мурзами и всей крымскотатарской ордой. Он привёз с собой 18 пушек, подаренных султаном, и привёл кроме того под Тулу большой отряд турецких янычар.
Уже в пути, прознав о том, что на Оке его ждут царские воеводы, Двалет-Гирей решил не испытывать судьбу и в надежде легко взять крепость, развернул сою Орду на Тулу. По прибытии под Тулу хана, татары сразу обложили город и стали его обстреливать из пушек, зажигательными ядрами. В крепости вспыхнули пожары. Не многочисленные тульские ратники и мирные жители, среди которых женщины и дети с трудом сдерживали натиск нападающих и тушили пожары. Правда к вечеру атаки татар прекратились, но им к этому времени удалось сломать одни из ворот крепости и они надеялись утром следующего дня уже ворваться в город. Но туляне за ночь забросали пролом брёвнам, камнями и прочим хламом, усложнив тем самым, казавшуюся лёгкой, задачу захвата города. Когда утром 23 июня татары возобновили штурм, то Мишка, видя как защитники города едва держатся на ногах от усталости и бессонной ночи, казалось, был одновременно везде, - словно призрак всегда появлялся в самых трудных и опасных местах, вдохновляя, тулян. Рядом с ним падали сражённые защитники крепости, но его как заговорённого облетали все стрелы и ядра. Позже даже кто-то распустил слух, что атаман заговорённый и будто бы даже видели как об Мишку ударившись, отлетело пушечное ядро.
Ни что не ускользало от взгляда опытного воина. Внимательно следя за ходом сражения, он не упускал из вида и сына. Даже заметил то, что Даниил, без промаха посылал одну за другой свои стрелы в татар, которые всё мощнее напирали, видя как мало на стенах защитников. "Молодец, добрый будет казак", - подумал он о сыне, но на ходу, пробегая мимо строго крикнул: "Не высовывайся!".
Не известно, кто распустил слух, что на выручку тулянам спешит сам царь. Возможно это был сам воевод. Но этот слух так взбодрил защитников, что они с удвоенной яростью стали отбиваться от наседающего со всех сторон противника. А царь и в самом деле, узнав об осаде Тулы срочно направил к городу полк Правой руки из Каширы, Передовой полк с Ростиславля и половину Большого полка во главе с воеводой князем Михаилом Воротынским из-под Колычева. А вскоре и сам государь выступил со своим огромным Государевым полком. К вечеру он уже был под Каширой и собирался переправляться через Оку, но тут явился гонец от тульского воеводы с известием, что крымский хан отбит и его войско ушло от города.
Внезапное воодушевление на стенах крепости её защитников, и сообщение о приближении к Туле московского войска, которое Давлет-Гирею принесли его разведчики, заставили хана прервать осаду и в спешке отходить. Заметив это, ободрённые известием о том, что царское войско уже рядом, осаждённые во главе с воеводой совершили смелую вылазку, и отход хана вообще превратился в бегство. А вскоре подошли и посланные вперёд царские воеводы. Не найдя противника, они стали размещать свои полки на том самом месте, где только что стоял лагерь Давлет-Гирея.
Крымский хан отступал так быстро, что даже не успел предупредить, ушедших на разорение окрестностей Тулы, боле пятнадцати тысяч татар возглавляемых Ак-Мухаммед-уланом. И те не зная о случившемся, возвращаясь, вышли прямо на московские полки. В результате, не смотря на яростное сопротивление татар, после не слишком продолжительного боя, татары были разбиты и бежали.
Утомлённые защитой крепости и неожиданной для крымского хана дерзкой вылазкой тулян, Мишка с казаками не стали вмешиваться в избиение вернувшихся, так не кстати для себя, из грабительского рейда, татар и сидя на крепостной стене наблюдали за боем разгоревшимся вблизи. Привычного к схваткам Мишку удивляло не само сражение, а то, что среди русских ратников на стороне московского войска сражалось множество конных татар, которые в первых рядах бросились преследовать разбитого врага. Он конечно слыхал о служилых мещерских татарах, но не думал что их так много.
Отдыхая, казаки к гордости атамана, хвалили Данила, отмечая его смелость и меткую стрельбу, наперебой хвалились своими личными подвигами, и восхищались своим атаманом. Но настороженно затихли, когда один из них, обратившись к Мишке, спросил:
А что атаман, то правда что от тебя пушечные ядра отлетают?
С чего ты это взял, - удивился Мишка.
Да слышал, тут один тулянин рассказывал, что сам это видел.
Да я как-то не замечал... Но раз тулянин сам видел, то видимо отлетают, - подмигнув сыну, не стал уличать во лжи неизвестного "наблюдательного" тулянина Мишка.
Когда же солнце уже склонялось к закату, отдохнув, решили казаки отправиться в расположившийся под стенами крепости лагерь, прибывших к Туле полков, в надежде найти среди них своих казаков и утолить голод, так как почти сутки ничего не ели. При выходе из городских ворот они столкнулись с небольшой свитой сопровождавшей какого-то знатного боярина. Казаки приняли в сторонку уступая дорогу всаднику в богато украшенных доспехах. Но вдруг всадник остановился и пристально посмотрев на Мишку, воскликнул:
- Мишка! Ты ли это, атаман?
Мишка немного удивился. У него никогда не было таких знатных знакомых.
Ну я Мишка, а ты боярин кто?
Не признал что-ли? Ну подойди ближе может узнаешь.
Мишка пожал плечами и подошёл к боярину.
Что я так сильно изменился, - засмеялся тот. - А ты вспомни бой под Одоевом....
Михаил Иваныч? Князь Воротынский? Ей богу не узнал. Вон бородища - то какая, а тогда-то усы были....
Ну так борода она в честь, а усы они и у кошки есть. Ты - то сам, как здесь очутился. Я слыхал, что казаки Мишки Черкашенина, - так ведь тебя теперь величают, - находятся под рукой у князя Милославского, а ты вдруг вот здесь.
Михаил Иванович, у князя Милославского там ведь тишь да благодать, а тут так громко было, что оглохнуть в пору. Где же казаку быть если не здесь. Вот Господь и решил, что без меня Тулу не удержат, и забросил меня сюда, - отшутился Мишка.
Да уж, тебя видно и впрямь Бог ведёт туда где жарко. Ладно атаман, будь здоров. Спешу к князю Темкину. Пригласил всех воевод отпраздновать победу. А с тобой думаю ещё свидимся под Казанью. Там будет погромче чем в Туле, это я тебе обещаю.
Будь здрав и ты воевода. Благодарствую, что подсказал где искать моих казаков. Обязательно свидимся!
Время великих событий.
Под Казанью, куда в конце августа Московский Царь Иван пришёл со сто пятидесяти тысячным войском и привёз полторы сотни пушек, и где более месяца каждый день с обоих сторон гибли сотни людей, действительно было громче чем в Туле. Мишка и его казаки, как и тысячи других ратников, закапывались в землю, мокли под проливными дождями, отбивали яростные вылазки осаждённых, штурмовали стены крепости, и рубились в жутких уличных боях внутри города. Он как и все, ворвавшиеся в город, видел на его улицах тысячи трупов, среди которых были женщины и дети. Поэтому, одержанная победа над мужественными защитниками города его совсем не радовала. Его тянуло обратно в Поле. И когда, перезимовав в захваченной Казани, он вновь отправился вниз по Волге в знакомые места, его душа радовалась по-настоящему.
Бескрайние просторы Волги, её живописные берега, могучая сила её вод, которые казалось никому в мире не дано остановить, исподволь вселялись в душу казака, и отразилась в неукротимом стремлении к свободе, в несгибаемой стойкости характера всего русского казачества.
Опускаясь по Волге, дыша раздольной ширью великой русской реки, казаки добрались до хорошо знакомой Мишке Волго-Донской переволоки. Здесь они перетащили свои струги в Дон и направились вниз по течению, держа путь к Азову, спеша "обрадовать", заскучавшее басурманово племя своим возвращением. Пройдя вниз по Дону, Мишка опять обосновался на прежнем своём месте, не далеко от устья Донца. Здесь до него дошли вести о захвате русскими воеводами Астрахани. И он почему-то не сильно огорчился тем, что там обошлись без него. Позже он узнал, что Астрахань была взята совсем не такой кровью как Казань - фактически без боя, и что почти все её жители вместе с ханом Емгурчеем сбежали из города, лишь узнав о приближении войск русских воевод. Узнал и о том как его давний приятель, атаман Федька Павлов, догнал по воде и захватил ценный трофей, - отбив у уходивших на челнах татар жён ханского гарема.
"Эх, не плохо было бы захватить ещё и Азак", - думалось Мишке. Но вот только слишком крепким орешком эта крепость была для казаков. Четыре тысячи турок при двухстах пушках по соседству с крымскими и ногайскими татарами, тут не разгуляешься. И словно в подтверждение, несбыточности желания Мишки, станичники сообщили что к Азаку идёт с огромным войском Давлет-Гирей. Идёт скорее всего на кавказских черкесов, которые, узнав о громких победах московского государя над Казанью и Астраханью, били челом великому князю Московскому, просясь под его царскую руку. Но едва лишь Мишка собрался убраться с пути татарского войска, как сторожа принесла новую весть. Хан изменил маршрут своего войска и направился на русские украины. Тут же помчались по Полю вестовые, срочно были посланы гонцы в казачьи городки к Ивану Митяке, чтоб тот спешно сообщил пограничным воеводам о новом коварном нашествии татар.
Узнав об походе крымского хана на черкесов, царь Иван, желая защитить своих новых подданных и отвлечь хана от его похода на Кавказ, послал три полка, всего тринадцать тысяч человек во главе с Иваном Васильевичем Шереметьевым к Перекопу, угонять стада и причинять всякие неприятности крымским юртам. Но, вскоре новые гонцы принесли весть о том что Давлет-Гирей переправился через Донец и идёт на Рязань или на Тулу. Государь стал срочно готовиться в поход, чтобы защитить свои окраины. А казацкая сторожа, посланная с Донца, об изменении направления похода татар, сообщила и полкам Ивана Шереметьева, найдя их в верховьях Коломака. Воевода не раздумывая, сразу направил свою рать по следу крымского хана.
Когда же крымский хан узнал, что его хитрость с резкой сменой маршрута раскрыта и против него идёт с войском сам московский царь, он благоразумно решил вернуться, но на обратном пути наткнулся на войско воеводы Шереметьева. И, как известно, - у страха глаза велики, - принял полки воеводы за подходящий авангард войск царя Ивана. Бросив обоз, хан спешно стал уносить ноги. А Шереметьев, захватив татарский обоз - шестьдесят тысяч лошадей, восемьдесят верблюдов и две сотни породистых скакунов аргамаков, в сопровождении шести тысяч воинов отправил их в приграничные города, а с остальными семью тысячами, надеясь что вскоре подойдут войска самого государя, стал преследовать хана. Но, отходя, хану удалось захватить в степи двух сторожей от которых он узнал, что преследует его шестидесяти тысячное войско всего лишь семитысячный отряд русских. Срочно развернув свою конницу он, в надежде быстрого разгрома противника, сходу атаковал русских ратников. Встреча семи тысяч воинов Шереметьева с конницей татар произошла недалеко от села Судьбищи, где Давлет-Гирей не смог, как ему хотелось, быстро разбить русских воинов. Битва длилась весь день и прекратилась только поздно вечером. Воины Шереметьева мужественно отбивались, побив тысячи татар, захватив в бою знамя Ширинских князей, но и сами понесли большие потери. Но Шереметьев, всё надеясь на подход царского войска, не стал ночью отводить свои малочисленные силы, и на утро сражение возобновилось. Долго ещё держались русские воины, но слишком не равными были силы. Более двух тысяч стрельцов и детей боярских погибли или попали в плен, и к полудню остатки войска Шереметьева дрогнули и побежали к лесу, где как раз стоял русский обоз. Наткнувшемуся в лесу на этот обоз, окольничьему Алексею Басманов и стрелецкому голове Степану Сидорову удалось собрать отступающих русских воинов и укрепившись телегами и срубленными деревьями они мужественно держались до конца дня. А хан, узнав от пленённых в бою воинов Шереметьева, что русский царь уже в Туле и скоро прибудет к Судьбищам, на утро снялся и уже на следующий день, переправившись через реку Сосна, не солоно хлебавши ушёл к Перекопу. Так закончилось это героическое сражение русских ратников. Крымский хан со всем своим громадным войском за два дня сражения у Судьбищ так и не смог одолеть семитысячный отряд ратников Шереметьева.
А после этой битвы и участившихся походов крымских татар, в Москве решили, что за коварным крымским ханом нужно следить в оба и действовать на опережение. Тем более что в следующем году царь и великий князь московский решил направить войско на преступившего крестное целование астраханского царя. А тут, как всегда не кстати, в марте от Рыльского атамана Мишки Грошева, который ходил в Поле и там разбил отряд крымцев, привели языков, которые сообщили о приготовлениях крымского хана опять выступить на русские украины. И чтобы знать каждый шаг хана, - послал царь Иван Дьяка- Ржевского Матвея Ивновича с казаками брать языков и узнать от них о подлинных намерениях хана. А Данила Чулкова и Ивана Мальцева послал с той же целью на Дон. И пройдя на низ Дона, не далеко от крепости Азак, Чулков встретился с Черкашениным, с которым ему довелось познакомиться ещё под Казанью, когда вместе отбивали у казанцев захваченные ими при смелой вылазке осадные туры, и потом стойко обороняли их. Узнав о цели прихода отряда Чулкова и Мальцева, Мишка предложил им свой давно вынашиваемый дерзкий план. План этот состоял в том, что казаки Мишки, в то время как Чулков и Мальцев со своим отрядом и казаками Ивана Митяки, будут заниматься татарами и турками близ Азова, он со своими казаками перетащат струги в речку Миус и, пройдя в Миусинский лиман, выйдет в Азовское море. А уже выйдя в море, отправится добывать языка и наводить страх на татар в самом Крыму. Он объяснил, что татары и турки в количестве двух - трёх сотен всадников не редко выходят из крепости патрулировать окрестности. Их-то и не должны Чулков и Митяка допустить в Поле. А если повезёт, то побив их, можно и языков взять.
- Но главное не дайте им выйти в Поле, пока мои казаки струги перетаскивать будут.
- А ты что, уже раньше когда-то бывал в Крыму? - поинтересовался Чулков.
- Нет. Да там вообще ещё ни кто из казаков по своей воле не бывал. Я буду первым. Уж дюже мне хочется на этот татарский Крым посмотреть.
- Мишка, я конечно не сомневаюсь, что твоим казакам и тебе сам чёрт не страшен - доводилось под Казанью с тобой в разных переделках побывать, но тут... Как ты собираешься, не зная пути, плыть по морю чёрт знает куда, ни разу там не бывамши? Тебя же или турки в море потопят, или приплывёшь куда-то к чёрту в зубы, может быть даже в Константинополь в гости к самому султану.
- А что, - султана тоже было бы не плохо навестить, - засмеялся Мишка, Но только я сперва в Крым, - поспрашать в Константинополь дорогу. А там и к султану можно.
- А в Крым значит дорогу знаешь?
- Я нет. А вот мои черкесы, те знают всё побережье моря. Они то ведь с тех мест. Вот я по над бережком, по над бережком, - до Крыма и доберусь. А там уж, как говорят у нас казаки - "Бог не без милости, казак не без счастья". Мне главное струги не заметно к Миусу протащить. Время очень для этого подходящее. Сам же говорил, что Дьяк-Ржевский с казаками у самого Перекопа на татар страхи наводят. Хану значит не до выхода в Поле. А у Митяки станицы до самого Кальмиуса выставлены. Так что я думаю за три дня струги перетащу без помех. Лишь бы азовские не помешали. Я к стругам как к телегам колёса приспособлю и..., - гуляй казак по Полю и по синю морю.
Поход в Крым.
В начале мая Мишка с казаками уже был в Крыму. Счастливо пройдя вдоль восточного побережья Азовского моря, казаки, оставив слева пролив соединяющий Чёрное и Азовское море, высадились на крымский берег. Степь с высокими холмами на которых местами виднелись низкорослые деревца и жидкие кустарники, казалась совершенно безжизненной. Но стоило казакам лишь пройти пару вёрст по степи, как вскоре вдали они заметили пасущуюся на склоне холма отару овец. Издали понаблюдав за чабанами, казаки не стали выдавать своего присутствия, так как они не собирались путешествовать по степи, гоняясь за чабанами. Их целью была небольшая крепость и городок Керчь, о которой черкесы говорили, что она находится не далеко от входа в пролив. Побережье же Крыма, перед входом в пролив, казаки разведали на случай отхода, чтоб не попасть в ловушку, в случае если там в какой-нибудь ближайшей гавани окажутся турецкие галеры.
В крепости, по словам черкесов, обычно находился турецкий наместник и порядка ста пятидесяти стражников, которые следят за проливом и взимают пошлины с рыбаков и прибывающих в город редких торговцев. В самом же городке у стен крепости, проживало чуть более тысячи жителей.
Вернувшись из разведки в степи, казаки уже собирались отходить от берега, как вдруг на горизонте при входе в пролив заметили парус. Обождав пока парусник скроется, казацкая эскадра вышла в море и направилась к заливу. К вечеру, за поворотом в бухту Керчи с передового струга, который шёл на значительном расстоянии от остальных, заметили крепость. Не приближаясь, внимательно осмотрев местность, казаки передового струга вернулись к своим и, собравшись вместе, порешили спрятать все струги на берегу, и всем казакам во главе с Иваном Кишкиным скрытно по берегу двигаться к крепости, а там, укрывшись за холмами как можно ближе к городку, ждать утра. А сам Черкашенин под видом рыбаков, с тремя десятками казаков всего на одном струге, чтоб не вызвать подозрение и не напугать прежде времени жителей множеством входящих в бухту судов, утром высадиться прямо на пристань. На пристани сходу завяжет бой с теми кто там окажется, делая вид, что хочет захватить тартану - тот самый парусник, который очевидно утром видели казаки, и теперь он стоял у пристани. И когда с крепости, заметив, что нападающих не так уж много, вниз к пристани бросятся стражники, - Иван с остальными казаками, выждав нужный момент ударит на них из засады сзади. Всё так и случилось.
Увидев с крепостной стены нападение на пристань небольшого отряда, пиратов, стремящегося захватить тартану, начальник крепости не раздумывая вывел свой отряд на помощь тем, кто отчаянно отбивался от нападающих на пристани. По пути из крепости к стражникам присоединилось ещё около сотни татар из городка и все бросились вниз к пристани. Но когда стражники уже готовились вступить в схватку и перебить наглецов напавших на пристань, из-за холма, отрезая отход к крепости, с жуткими криками выбежали три сотни казаков. Эффект неожиданности, на который и рассчитывали казаки, посеял панику и неразбериху среди воинов наместника. Самые отчаянные во главе с комендантом крепости бросились на встречу казакам и вступили с ним в бой, но другие бросились обратно к крепости или вообще бежали в степь. После короткой схватки, в результате которой часть татар была перебита, а часть, видя, что нападающих больше, и что им тоже, как и их товарищам не избежать смерти, бросились бежать. Сломав сопротивление, казаки ворвались в город, жители которого вместе с немногими стражниками успели закрыться в крепости. Штурмовать крепость Мишка не стал. Зачем? И так после схватки у пристани казаки недосчитались полтора десятка своих товарищей. Но городок казаки разрушили, освободив при этом почти полсотни рабов - христиан. К полудню всё было кончено и казаки с освобождёнными рабами и десятком пленных отправились к спрятанным ими стругам. А двоих пленников, - богатого татарина и турка, который оказался самим наместником, Черкашенин забрал к себе на свой струг. Утром, спустив на воду спрятанные струги, казаки отправились в обратный путь. Но вскоре поняли, что струги слишком перегружены и даже не большая волна может потопить судно. Тогда Черкашенин приказал всё лишнее захваченное в городе выбросить за борт. Туда же отправили и пленников кроме двоих - турка и знатного татарина, которых уже в июне казаки Мишки доставили в Москву.
К тому времени как в Москву прибыли языки от Черкашенина, туда давно уже доставили своих языков Чулков и Дьяк-Ржевский. От них стало известно, что крымский хан в этом году на Русь идти не намерен. Это подтвердили и языки Черкашенина. Так что они оказались не очень ценными. За-то ценным оказался рассказ казаков о походе в Крым. Царь и бояре с интересом выслушали казаков. А Данила Адашев даже предложил, что не плохо было бы и московским воеводам наведаться в логово крымского хана. Царь запомнил эти слова Адашева. И через два года восьмитысячное войско русских воинов и, присоединившихся к ним днепровских казаков, во главе с Данилом Адашевым, высадится в Крыму и опустошит его западное побережье, освободит множество невольников, и счастливо вернётся домой. А ещё, вскоре после похода Черкашенина и Адашева, в Крым с визитом не дружбы зачастят и другие запорожские и донские атаманы. Но это всё будет потом. А пока Царь Иван хорошо запомнил имя Мишки Черкашенина, атамана казаков первым воевавшим крымцев на их территории.
Усмирение крымского хана.
После похода Черкашенина в Крым под город Керчь, не было такого атамана, кто не знал бы о подвигах казаков Мишки. Популярность Черкашенина у казаков была так велика что, когда царь прислал к казакам гонцов с наказом охочим казакам и атаманам идти воевать ливонских немцев, то своим походным атаманом казаки выбрали именно Черкашенина. И под его началом две тысячи казаков уже в апреле участвовали в сражениях на ливонской земле. Многие из них отличились при взятии упорно сопротивлявшейся крепости Нейгаузен. Они были в числе первых кто забраться на стены крепости и, завязав там бой, сбили рыцарей со стен. Одним из самых прославившихся героев того дня стал Прошка Конь.
В схватке на крепостной стене, среди её защитников выделялся крепкий детина. Орудуя огромным двуручным мечом, он словно таран, двигаясь по стене, косил налево и направо всех кто попадался ему на пути. И только Прохору удалось остановить этот смертоносный поход своим тяжёлым кистенём, от мощного удара которым, рыцарь, оторвавшись от земли и, лязгнув доспехами, рухнул едва не улетев в ров под крепостной стеной. Захватив как трофей, длиннющий, в три аршина меч, сражённого им немца, Прохор решил что такое оружие ему идёт больше кистеня. Эта полупудовая "сабля" так ему понравилась, что с тех пор меч стал его постоянным спутником, всегда мирно дремавшем до поры до времени на его могучем плече. Но всегда наводившим ужас в бою на тех врагов, кто видел как ловко словно лёгкой саблей орудует вдруг проснувшимся мечом Прошка.
Казаки участвовали во взятии Нарвы, Дерпта, и во многих в других сражениях, и всегда русские ратники одерживали победы. И лишь поздней осенью 1558 года, когда основные силы русских воевод отошли в свои пределы, оставив в отвоёванных городах небольшие гарнизоны, а казаки уже возвращались на Донец и Дон, магистр Готхард Кетлер с десятитысячным войском осадил крепость Ринген, которую защищали пять сотен стрельцов воеводы Русина Игнатьева. После тридцати пяти дней осады у осаждённых кончился порох и магистр штурмом взял крепость, и к тому же немцы разбили шедший на помощь осаждённым двух тысячный отряд воеводы Михаила Репнина. Но, потеряв в этих сражениях чуть ли не четверть своего войска, Кетлер оставил крепость и ушёл к Риге.
Уходящих казаков, гонец от воевод, стоявших у Ливонских рубежей, догнал уже в Калуге. Потерпев поражение у Рингена, воеводы решили, что не пристало им оставлять такую кровавую выходку немцев без должного ответа и призывали казаков вернуться для зимнего похода на Ригу. Но в это время, находящийся в Калуге князь Михаил Воротынский, получил известие о направлявшихся на русские украины крымских татарах, и задержал Черкашенина и его казаков у себя.
Крымский хан Давлет-Гирей, прознав о том, что московский царь начал войну против Ливонского ордена, надеясь на ослабление южных рубежей Московского царства, послал своего сына Махмед-Гирея с большим войском воевать и пустошить русские земли. Воспользовавшись тем, что многие атаманы с казаками ушли воевать ливонских немцев, татары скрытно миновали редкие казачьи станицы, и Махмед-Гирей уже подходил к русским окраинам. Но вдруг, - развернулся и стал уходить обратно в степь.
В Москве, узнав о подходе к рубежам земли русской огромного войска, которое вдруг без боя стало возвращаться назад, возводили хвалу Богу и царю Ивану. Ходили слухи, что когда Махмед-Герей узнал что царь Иван не в Ливонии, а в Москве, то он испугался и развернул своё войско обратно. Но только вряд-ли крымского царевича так напугало присутствие в Москве царя Ивана. На самом деле московский царь и его воеводы не являлись главной причиной ухода татар. Бедой для татар стали жуткие морозы и то, что в их войске начался падёж лошадей. Татарский же воин без коня становился уже не таким опасным и грозным противником. А тут ещё в Поле активизировались не ушедшие на войну в Ливонию казаки. Нападая на крымские и ногайские улусы, они угоняли лошадей и безжалостно убивали скот и жителей улусов.
Поэтому ещё не дойдя до Оки ногайские и крымские мурзы начали требовать возвращения. Они опасались, что, если падёж лошадей и верблюдов продолжится, то русские воеводы легко нагонят их при отходе, а казаки в степи, своими засадами и набегами будут препятствовать быстрому отходу. Понимал это и сам Махмед-Гирей, поэтому и повернул своё войско обратно в Крым.
Когда царь Иван узнал о случившемся "чуде", то воздав великое благодарение Богу, поручил не медля преследовать татар князьям Михаилу Воротынскому и Данилу Одоевскому, а с ними ещё с пол десятка князей-воевод со своими полками. С воеводами в погоню пустились и казаки. Догнать Махмед-Гирея им не удалось, но, идя по следу, воеводам и казакам на всём пути отхода татар попадались тысячи припорошенных снегом замёрзших лошадей и верблюдов. Отбившиеся от основного войска и разбредшиеся по всему Полю, в основном пешие, лишившиеся коней татары, настигались шедшими в авангарде казаками и детьми боярскими и уничтожались или захватывались в плен. Так атаман, Капуста Яковлев, побил отставших людей царевича за Донцом. Сам Мишка тоже разгромил отряд татар выше Донца. Настиг татар в Поле и стрелецкий голова Данила Чулков, а черкасские атаманы Васька Рожен и Рыхлык побили татар в двух днях пути от Перекопа.
Казалось бы крымский хан и его сын калга Махмед-Гирей своё получили. Но царь Иван на этом не успокоился. Он посылает на Донец, перешедшего к нему на службу из Литвы князя Дмитрия Вишневецкого, разорять крымские улусы у Азова, и поделав лодки из под Азова идти путём Мишки Черкашенина на Керчь. Но выйти на Керчь Вишневецкий не смог, а лишь разбил у Айдара отряд татар в двести пятьдесят человек. За-то Данилу Адашеву, отправленному на Днепр удалось, поделав "чайки", со стрельцами и днепровскими казаками, к великой беде татар и радости царя Ивана ворваться в Крым, и загнать татар в горы. Московскому государю нужно было на долго отбить желание крымского хана идти на Русь. Он всерьёз готовился расширять территорию своего государства на запад и отвоёвывать земли у ливонских рыцарей. И чтоб ещё больше нагнать страх на крымских татар, - по возвращении из Крыма Адашева, был отправлен наказ ногайскому Исмаил-бию, идти к Перекопу. И Исмаил, давний союзник царя Ивана, посылает на крымские улусы своего сына Тинбай-мурзу и просит в помощь ему донских казаков.
Когда к Черкашенину прибыл гонец с наказом государя, помочь ногайским татарам в их набеге на крымцев, то Мишка решил остаться на Донце, а с ногайскими мурзами отправил две сотни казаков во главе с сыном и с атаманом Иваном Кишкиным. Ногайцы с казаками опустошили юрты крымских татар у Перекопа и переправились через Днепр, где к ним присоединились многие, жившие там ногайские мурзы, со своими улусами. В этом походе ногайцы и казаки угнали многочисленные стада самого хана и разорили улусы Ширинских князей. В одном из таких улусов Данила пленил черноглазую красавицу татарку и забрал её с собой. Пленница оказалась с характером и всю дорогу ехала молча, не проронив не слова, как не пытались казаки с ней заговорить. Но один ногайский мурза из присоединившихся к татарам Тинбай-мурзы поведал ему по секрету, что девицу зовут Халида и она дочь белгородского мурзы Бакая, которую везли в жёны сыну Давлет-Герея Магамету. И вскоре после этого Тинбай-мурза прислал к Даниле своего человека с просьбой продать ему пленницу. Данила наотрез отказался от такого предложения. Тогда к нему прибыл сам мурза и предложил более высокую цену. И хоть, узнав об этом, казаки стали советовать Данилу не отказываться от такой выгодной сделки и продать пленницу Тинбай-мурзе, который лично обращался к нему с этой просьбой, но у молодого казака были свои планы на татарскую красавицу. Он оставил её при себе.
Возвращаясь, казаки и ногайские татары проходили совсем рядом с Перекопом, но изнурённые зимним походом и набегом Адашева крымцы, даже не решились сделать вылазку и сидели сами в ожидании нападения. Казаки провоцируя крымцев, приближаясь на довольно рискованное расстояние к перекопскому валу, вызывая на поединок татарских удальцов, но крымцы даже не пытались их отогнать. Так с добычей и со славой победителей казаки вернулись в свои городки.