Shalicka
Знак Единения. Глава 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 6.78*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Абсолютная уверенность в своей правоте проистекает только от недостатка ума и недостатка синяков :о)

Смысла нет перед будущим дверь запирать,

Смысла нет между злом и добром выбирать.

Небо мечет вслепую игральные кости.

Все, что выпало, надо успеть проиграть.

Омар Хайям

Глава 1

  
   Край мира. Маслянисто-перламутровая пленка Перемычки мягко пульсирует в сером вязком нутре Межмирья. Впрочем, нет, не пульсирует - дышит.
   Вдох. Выдох. Вдох. Выдох...
   Перемычка осторожно заигрывает с Гранью: то жаждет приблизиться, то отпрянет в испуге. Снова потянется...
   Грань между Светом и Тьмой. Она острым лезвием Бытия покоится в руках Вечности. Чем станет для Мира этот клинок? Оружием справедливого возмездия? Карающим мечом? Или, быть может, орудием самоубийства?
   Ей решать.
   Вдох. Выдох. Вдох...
  

***

   Дождь влажной лапой стучался в юрту, изредка пробираясь внутрь тяжелой прелой сыростью, если жильцы ленились плотно привязывать к колышкам кошомную дверь. Почти не рассеивая тьму, у самого потолка мягко покачивался и светился наполненный водой сосуд из высушенного бараньего желудка. Жидкость булькала, когда бабка Апаш всхрапывала особенно громко и уж как-то очень недовольно. Сегодня она встала затемно и навешала таких заговоренных "шариков" в каждую юрту - по замыслу шаманки, сдерживающая воду емкость должна была обеспечивать и непромокаемость жилища даже в самый сильный дождь.
   Непогода обрушилась на дарстанские степи внезапно. Вечером накануне небо умиляло облачными замками с выкрашенными закатными лучами в нежно-розовый башенками. А на утро, благодаря непрекращающемуся дождю, земля превратилась в чавкающую топь из раскисшей глины, где намертво застревали как сапоги, так и лошадиные копыта. Однако провидческий дар старухи Апаш дал кочующему к месту зимовки на предгорных пастбищах племени время подготовиться к сюрпризам погоды и раскинуть стойбище загодя. Пока мужчины сооружали временные загоны для скота, женская половина племени, не покладая рук, устанавливала юрты.
   Мужское участие в этом процессе свелось к поднятию обода и отпусканию фривольных шуточек.
   Споро потрошились войлочные тюки, врывались в землю деревянные столбы, разворачивались решетчатые складные стены, раскатывались узорчатые циновки. Получившиеся остова заботливые женские руки укрыли тяжелыми кошмами, обтянули поверх тканью, и на широкой мозолистой ладони степи выросли двадцать и одна юрта рода Шарип-тош-Агай - именно так звучало исконное название клана. В вольном переводе со стародарского это значило "Конь, чья шкура белее шапок великих гор, вершины коих попирают небо".
   Мать вождя, Айзгуль-алым, почтила своим присутствием каждое жилище. Со словами "будь домом, приносящим счастье" эта крепенькая пожилая женщина, с осторожностью и почтением переступая высокий порог, заходила внутрь, бросала на расстеленную у входа кошму пару другую горстей медовых шариков и шла благословлять следующую "новостройку".
  
   - Посмотри, Рель-абы, разве не я первая красавица клана? - обратилась ко мне сидящая напротив девочка.
   Вообще-то в моем паспорте написано "Каховская Аурелия Иннокентьевна", да вот незадача - с удостоверяющим мою личность документом мы теперь находились в разных мирах. А все из-за одного маловразумительного Пророчества: за последние полгода я успела сменить место жительства, профессию, семейный и социальный статус, а также кучу имен и прозвищ. Собственно, в степь меня занесло как раз в поисках способа вернуться домой, в родной мир.
   Путешествие по просторам Империи Тилан проходило не в одиночестве - компанию мне составили две представительницы местного феминистического движения. Девушки были полной противоположностью друг другу. Кирина - уроженка независимого Нерана - невысокая, гибкая, темноглазая с копной темно-каштановых кудряшек и нравом мелкого деспота. Эона - разбалованная купеческая дочка родом из Тении - рослая, фигуристая, светловолосая, тихоня и паникерша. Впрочем, различия в характере и воспитании нисколько не мешали их дружбе. Меня в этот тандем взяли далеко не сразу, а после неоднократных проверок на прочность и лояльность.
   Благодаря отдаленному родству Кирины с матерью вождя в клане нас приняли, как дорогих гостей. Обласкали вниманием и заботой. Даже принарядили - бабка Апаш покопалась в бездонных закромах и нарыла там явно попахивающее Первым Пришествием тряпье. Каждую оделили шароварами, длинной рубахой-платьем и невразумительно-бурого цвета стеганым халатом, расшитым по манжетам и горловине тамбуром (про головной убор, помесь тюбетейки с платком, я вообще лучше умолчу).
   Одежда, бывшая мне одновременно широковатой и коротковатой, сидела просто "изумительно". Эона с Кириной чуть животы не надорвали во время генеральной примерки. А уж ехидных комментариев неранки я на год вперед наслушалась...
   "Что-то подсказывает, в долгу ты не осталась". Еще бы собственному внутреннему голосу меня не знать - разумеется, оторвалась по полной.
   Подругам тоже мало шли изыски местной моды. Особенно Эоне. Хотя мой вкус здесь, похоже, не являлся эталонным - вон, к светловолосой уже четверо местных джигитов посватались. Кстати не далее как вчера, и меня один чабан преклонных годов позвал младшей женой: так его впечатлили юртоустановочные работы в моем бойком исполнении.
   "Мало что так побуждает мужчину к предложению руки и сердца, как вид вкалывающей по хозяйству женщины". Очень похоже на то.
   "Да неужели ты не согласилась на такое заманчивое предложение?". Пришлось, скрепя сердце, отказаться. Как никак, я все-таки уже замужем.
   "Так выдвинула бы встречное предложение - берешь чабана в младшие мужья". Он не прошел конкурс в супруги по возрасту, увы. Кроме того, хватит с меня мужей. Спасибо, накушались, и от одного благоверного Императора проблем столько - не знаю, как расхлебать.
   Вообще-то грех было придираться к нашим нарядам: я вздохнула с облегчением, избавившись от необходимости перебинтовывать грудь, путешествовать по степи стало намного удобнее и проще, как и затеряться от "имперских глаз" среди кочевников.
   Заодно появилась возможность подлатать свою одежду, не торопясь и основательно. Чай, в горы собираемся, где и летом не припекает.
   Хотя, кто их, эти Разделяющие горы, знает ...
   На время вынужденной по случаю непогоды остановки нас расквартировали в юрте, где обитала провидица и ее несовершеннолетняя ученица. Впрочем, назвать этот склад разнообразных артефактов и амулетов жилищем можно было с большим натягом. В захламленное донельзя нутро, на гостевую половину, едва-едва влезли три дополнительные лежанки.
   Хотя, истины ради стоит сказать, что в данный момент тесноты особой не наблюдалось. Кирина с Эоной как с утра утащились в юрту вождя, где женской половиной заправляла Айзгуль-алым, так до сих пор еще не вернулись. Они звали меня с собой. Но после двух недель кочевки мне куда больше светских визитов и многозначительных высказываний, сдобренных аллегорическими красивостями, на которые богата речь матери вождя, хотелось только лишь немного тишины и покоя.
   Увы, подруги ушли, а непроходящая головная боль всего рода Шарип-тош-Агай осталась. Неподалеку, с распахнутой шкатулкой на коленях сидела Фаша?на - единственная, а потому беззаветно любимая и беззастенчиво балуемая дочь вождя клана.
   Девочке шел тринадцатый год, из которых шесть лет она была ученицей старой Апаш. Не самой прилежной, стоит заметить. Шаманка была единственной, кто мог справиться с буйным нравом девчонки, поэтому, потеряв последнюю надежду сладить с внучкой и не найдя поддержки ни у разбаловавшего дочь вождя, ни у болезненной невестки, Айзгуль-алым сплавила "подарочек" провидице.
   Ох уж эта Фаша?-Фашана. Круглолицая и раскосая. Загорелая, как прописавшийся в печке чугунок. Вертлявая, непоседливая, смешливая, скорее любопытная, чем любознательная. Худая и нескладная. Ко всему прочему, приставучая, как растаявшая тянучка, да надоедливая, точно осенняя муха. Смоляные волосы, поутру туго заплетенные в толстую косу бабкой Апаш, к вечеру было не расчесать от нахватанных за день, непонятно как и где, репьев.
   Эта маленькая негодница, любительница приукрасить события, искренне недоумевала, когда ее ловили на вранье - она пожимала плечиками и говорила, что "ничего такого не имела в виду, просто так же интереснее".
   Быть бы Фашане прилюдно поротой за свои бесчисленные шалости, но отцовская рука Талеген-дая не поднималась ударить живой портрет жены, уже как две зимовки покойной, но (так поговаривали до совсем недавних пор) любимой и поныне.
   Как истинная маленькая женщина, Фаша? обожала блестящие украшения. Особую слабость она питала ко всяким брошкам и серьгам с разнообразными гремяще-звенящими висюльками. Вот и сейчас девочка, покачивая маленькой головкой, чтобы нежно звенели гроздьями мелких монеток длинные сережки, любовалась на себя в крохотное зеркальце.
   - Угу, красота неописуемая, - не глядя, заученно отдала я должное стараниям Фашаны, безуспешно пытаясь вдеть нитку в устрашающего вида кривоватую иголку при скудном освещении чадящей лампы.
   - Ты не смотришь! Сейчас же посмотри! - в капризном тоне девочки прорезались командные нотки. - А не то...
   Интересно, мне показалось, или рулады, выводимые бабкой Апаш, все же приобрели угрожающие интонации?
   - Не то, - дочь вождя предусмотрительно понизила голос, - я пожалуюсь отцу, и он высечет тебя плеткой, как строптивую кобылу!
   - Жалуйся, - беспечно согласилась я, не отрывая взгляда от непослушной нитки, отказывающейся лезть в игольное ушко, и притворно вздохнула. - Хоть покаюсь Талеген-даю перед мучительной смертью. А то вторая седмица пошла, как глаз сомкнуть не могу, зная, кто изорвал платье и вымарал овечьим пометом перья на саукеле его невесты, достойной Тинары-абы - совесть заснуть не дает.
   - Да ты...! - задохнулась от возмущения девочка. - Да как ты...! Ты не можешь этого знать!
   - Могу. Иногда я очень некстати просыпаюсь ночью, чтобы... хм... подышать свежим воздухом. В одиночестве. И, бывает, интересные вещи вижу. Например, как некая хорошо знакомая мне особа пробирается к возку с приданым...
   Я скосила глаза на замолчавшую собеседницу - Фаша крепко задумалась. Угроза с моей стороны была нешуточной. Если станет доподлинно известно, что сие дело рук неугомонной Фашаны - от порки ей никак не отвертеться. Бог с ним, с платьем, а вот саукеле, свадебный головной убор, готовился для невесты вождя лучшими умелицами клана Таул-сош-Гар больше года и стоил бешеных денег. Как раз с неделю назад, кажется, старшая сестра или тетка Тинары на все становище сокрушалась о порче приданого в целом, и саукеле - в частности. Сколько на эту шапку с перьями пошло серебряной парчи, золота и драгоценных камней, будущая родственница вождя перечислила, по меньшей мере, трижды.
   - Ладно, я тебя прощаю, - важно произнесла девочка. - Ничего папе говорить не буду, но ты должна признать, что я первая красавица, а эта неряха Тинарка, которая сама себе рвет платья и не может уследить за богатыми дарами, недостойна целовать следы моих ног!
   - Истинно так. - Что, мне трудно подтвердить? - Краше луноликой Фашаны и во всех степных кланах никого не сыскать
   Фаша повеселела и принялась мерить следующую пару сережек, а я вернулась к починке куртки. Мир был восстановлен. Надолго ли?..
   Подобные гневные вспышки и частые смены настроения стали обыкновением для девочки недели две назад. Подгадав к началу зимней перекочевки, в становище прибыл отряд посланников дружественного рода Таул-сош-Гар, и степной клан облетела радостная весть о предстоящей свадьбе вождя. Слухи об этом ходили давно, но на этот раз в Шарип-тош-Агай приехала невеста: познакомиться с будущими родственниками, обычаями клана, себя показать. И, если все будет благополучно, в День весеннего обновления, войти в белую юрту вождя полновластной хозяйкой.
   Привыкшая к безраздельному владению отцовской любовью, Фаша очень болезненно переживала появление в его жизни "другой женщины". Именно на ней девочка вымещала всю свою боль и обиду. Тинара же (не только на мой взгляд, но и по мнению всего рода) мало того, что не заслуживала подобных нападок, так еще и сносила их просто с безбрежным терпением. Эта хрупкая, удивительной красоты девушка, старше будущей падчерицы всего на четыре года, лишь мягко улыбалась в ответ на жуткие оскорбления Фашаны - девочка в присутствии будущей мачехи словно впадала в помешательство и говорила просто ужасные вещи.
   От невесты же вождя, напротив, никто не слышал не только ни одного бранного слова, но даже речей на повышенных тонах - Тинара вообще старалась говорить поменьше, а слушать побольше.
   В кошму двери поскребли, отвлекая меня от праздных мыслей о семейных проблемах главы клана.
   Похоже, Кирина с Эоной притащились. Наконец-то.
   Взглянув на вновь увлекшуюся примеркой девочку, я вздохнула, отложила латаемую куртку и осторожно отодвинула плюющуюся бараньим жиром лампу. От продолжительного сидения в скрюченной позе "трудолюбивая швея с ненормированным рабочим днем" затекли ноги и плечи. Я потянулась всем телом, помедлила, давая возможность застоявшейся крови свободно пробежаться по сосудам, и поплелась отвязывать шнур из конского волоса, крепко удерживающий кошомную дверь.
   Вместо ожидаемых захмелевших от неумеренного потребления кумыса подруг из дождя в юрту шагнул смутно знакомый мне кочевник. Вместе с ним в теплое нутро жилища просочились горьковато-резкие запахи непогоды и пропотевшей конской кожи. Следом по застеленному войлоком полу прополз и влажный холод.
   - Храни вас Великое Небо!
   - Да будут благополучны дети Его. - Зябко ежась на сквозняке, я приглашающе махнула в сторону очага.
   Мужчина наконец опустил за собой входную кошму. Снял башлык, после присел рядом с огнем, почтительно протягивая к нему озябшие руки:
   - Апаш-амай видеть желают глаза мои. Мои уши жаждут внять мудрости той, кого осенило благодатью Великое Небо.
   Услышав ритуальное воззвание, Фаша неопределенно, но как-то уж очень не по-детски, хмыкнув, сняла шкатулку с колен. На четвереньках девочка подползла к спящей провидице и легонько потрясла ту за плечо. Старуха тотчас открыла глаза, будто вовсе не она недавно храпела так, что сотрясались войлочные стены.
   - Что привело тебя в юрту Видящей, Харунак? - Шаманка не спешила вставать, а лишь чуть повернулась, чтобы лучше видеть пришедшего.
   - Беда, - просто сказал мужчина. И если судить по крайне обеспокоенному выражению круглого обветренного лица, он не преувеличивал.
   Ни о чем больше не спрашивая, старуха, кляня свои старые кости, поднялась. Мужчина встал следом и замер возле выхода. Кочевник терпеливо дожидался, пока Апаш соберется, позволяя себе лишь время от времени нервно потеребить жидкую косицу.
   Фашана споро собрала провидице сумку и начала было тоже одеваться, но была поймана за плечо цепкой старушечьей рукой.
   - Со мной Рель пойдет. - Старуха ткнула в сторону притихшей на гостевой половине меня.
   - Но..., - попытались в один голос возразить мы.
   Шаманка споров не любила.
   - Старших слушать надо! - прицыкнула на нас Апаш, разворачивая ученицу лицом ко мне. - Отдай ей сумку, аждим.
   Девочка, обиженно поджав губы, в сердцах бросила вещи к моим ногам и демонстративно ушла за сундук - дуться.
   "Не обижаться, радоваться надо!". Точно. Вот уж счастье, тащиться непонятно куда под проливным дождем!
   - А ты, дочка, собирайся живее, не печаль старую больную Апаш, не убавляй и так считанные годы!
   Интересно, сколько раз со счета сбивался тот, кто их считал?
   - Не преувеличивайте, уважаемая Апаш, вы еще меня переживете! - На улицу, под дождь, мне не хотелось совершенно. - Может, пусть лучше с вами Фашана сходит, прогуляется...
   "...ей будет полезно голову проветрить - авось, там причуд всяких поубавится" - мысленно закончила я про себя предложение.
   - Не уважаешь, старость, дочка, - засокрушалась бабка, несомненно рассчитывая на благодатную публику в лице измаявшегося в ожидании кочевника. - Зубоскалишь над сединами...
   Вот ведь старая пройдоха!
   Взглянув на помрачневшего Харунака, я благоразумно не стала дослушивать тираду до "попранных предков" и "неблагодарной молодежи", а с обреченным вздохом подобрала брошенную Фашаной сумку и потащилась одеваться.
   Поверх халата на плечи весомо лег теплый войлочный плащ с башлыком. Обнажая запястья, обезображенные грубыми, совсем свежими шрамами, задрались коротковатые мне рукава. Поморщившись, я поспешила их отдернуть, вовсе не горя желанием впадать в задумчивость о том, кто оставил эти отметины. Раны зарубцевались буквально на днях, да и то лишь благодаря чудодейственным мазям бабки Апаш.
   Кстати, овечий помет наравне с кислым кобыльим молоком был основой для подавляющего числа лекарственных средств у кочевников - хорошо, что сие обстоятельство стало мне известно уже после того, как отпала необходимость в дарстанской народной медицине.
   Шаманка взгромоздилась на спину к Харунаку, покорно склонившемуся для своего "оседлания", и скомандовала отбытие. Фашана придержала полог перед "верховой" Апаш, но мстительно попыталась уронить тяжелую кошму мне на спину.
   Не получилось.
   Чтобы приноровиться к каверзам, мне требуется теперь куда меньший срок, чем две недели.

***

   Шли довольно долго - Харунак, обогнув стойбище с запада, направился куда-то далеко "в поля". Под накипью туч окружающий пейзаж увязал в грязно-серой мути вечера, подгоняемого дождливой моросью. Каждый шаг давался с усилием - его приходилось вырывать у раскисшей почвы. Та отпускала сапоги неохотно, с недовольно сожалеющим чавканьем.
   Вскоре к нам присоединились еще трое кочевников: три размытые дождливым вечером фигуры, выросшие неподалеку точно из-под земли. Или точнее - из дождя. Я уж было обрадовалась, что сейчас устроюсь на спине одного из новоприбывших не хуже клановой шаманки, но, увы, никто не спешил мне навстречу с таким заманчивым предложением. Возможно, потому что мой вес будет поболе, чем у высушенной годами и степными ветрами старухи. Или, это вероятнее всего, потому что мы уже пришли.
   Обоняние резанула кислая до горечи вонь, щедро приправленная сладковатым навозным душком. Стараясь глубоко не вдыхать, смаргивая с ресниц слезы пополам с набегавшими дождевыми каплями, я попыталась осмотреться.
   Толку от натянутого второпях на четырех тынах навеса посреди чистого поля было немного - ветер почти беспрепятственно закидывал под него ведра воды. Сберегаемый между двумя кочевниками факел плевался и возмущенно фыркал в ответ на происки погоды. Проку от него было столько же, сколько и от навеса, однако на то, чтобы от увиденного к горлу подкатил душащий ком тошноты, освещения хватило.
   Харунак присел и шаманка, кряхтя, сползла с его спины в грязь, чудом не наступив на разбросанные рядом с лошадиным трупом внутренности вперемешку со слизью.
   - Трехлетка еще с утра от табуна отбилась. Поискали вот..., нашли, - дал несколько путаные разъяснения к происходящему низенький крепенький мужчина, державший факел. - Так я сразу сказал - не напрасно проливает слезы Великое Небо. Беда случилась. Апаш-амай звать надо.
   "Пророк, однако". Да уж, тут трудно ошибиться в прогнозах...
   Земля в ошметках точно перекрученных на мясорубке кишок была взрыта беснующимся в мучительной агонии животным. Металлический привкус чужой Силы, вместе с дождевой холодцой льнул к коже. Не просто чужой - чуждый, нечеловеческий. Я долго пыталась ухватить плавающее на краю сознания определение магического следа.
   Железо?.. Ржа?.. Нет, не получается сходу определить.
   Удрученно прицокивая, шаманка с осторожностью обошла труп и нависла над развороченным брюхом.
   - Дочка, давай сюда сумку. Смотреть будем, кто пришел. - Тяжелый хриплый вздох. - Хотя чего уж тут, понятно, что углядим...
   Лямка соскользнула с натертого ею плеча, кожаное днище сумки с хлюпом впечаталось в грязь. Сухонькие старушечьи руки нырнули в матерчатое нутро, доставая оттуда набитый до отказа мешочек. Распустив стягивающий по горловине шнурок, Апаш, не скупясь, сыпанула порошкообразным содержимым на мертвую лошадь. Вопреки ожиданиям, порошок не осел на шкуре серыми комками, а покрыл ее равномерным беловатым, чуть светящимся налетом. Он приобретал заметно рыжий оттенок на искромсанном в мясо животе.
   - Подсветите-ка мне, старой.
   Засмотревшись на страшные раны, не задумываясь, я сгенерировала светляк и сама себе удивилась - никогда еще прежде пользование Силой не давалось мне столь легко, можно даже сказать, естественно.
   Кто-то неподалеку шумно выдохнул. Обернувшись на звук, я напоролась сразу на два подозрительных, на грани враждебности взгляда и с опозданием сообразила, что Апаш просила просто поднести факел поближе.
   Вот идиотка!
   "Кто именно?". Не шаманка, понятное дело, я. Удружила сама себе, ничего не скажешь! Сдала со всеми потрохами.
   Сгусток света меж тем поднялся над нашими головами и завис почти под самым тентом. Налет на шкуре замерцал, рыжие провалы на нем налились красной медью, задвигались, складываясь в причудливую руну. Она на мгновение вспыхнула и потухла. Вместе с ней погасла и сверкнувшая в моей голове примерно на то же время догадка.
   Апаш же, видимо, узнав все, что было нужно, потеряла к трупу всякий интерес. Шаманка сунула мешочек обратно в сумку, кивнула на нее мне - мол, возьми, и заковыляла в сторону Харунака.
   - Неси туда, где взял, сынок, - ворчливо приказала старуха.
   Кочевник вновь смиренно нагнулся. Мужчины молчали - то ли традиция не позволяла задавать шаманке прямые вопросы, то ли еще что. Лишь я, мучимая зверским любопытством, решилась подать голос.
   - Что это такое было-то?
   - Жиз тарнык в Шарип-Тош-Агай за данью наведалась, - пропыхтела старая Апаш, взбираясь на спину к Харунаку. - Жизнями возьмет, слезами да горем. А может и еще чем.
   - Жиз... чего? - непонимающе переспросила я. - Это кто еще такой?
   - Кто такая. Жиз тарнык, - снизошла до ответа шаманка. - Медный Коготь.
   "Медный коготь, - вертелось в голове, пока я шлепала по раскисшей тропе в сторону становища. - Медный".
   И дождевые капли, собиравшиеся в уголках губ, тоже имели этот мерзкий металлический привкус...
  
   Алым - почтенная женщина, мать взрослых детей (здесь и далее прим. автора).
   Абы - обращение к молодой, незамужней девушке.
   - Как именно это произошло, любопытствующий читатель может узнать, прочитав книги "Телохранитель для Мессии" и "Дорогами Пророчества".
   Тения - одна из центральных провинций Империи Тилан.
   Дай - одновременно титул и обращение. Означает человека, облеченного властью. Между тем, это может быть не обязательно вождь клана. Скорее тот, кто вершит суд. Слово произошло от "ад-дай" - воздающий (стародарск.).
   Амай - (стародарск.) та, кто видит. Традиционное обращение к шаманке.
   Аждим - (стародарск.) ученица.
  
  
Оценка: 6.78*10  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"