Чернорицкая Ольга Леонидовна : другие произведения.

Энтропия.net

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.23*5  Ваша оценка:

   Первые дискуссии о сетевой литературе отгремели вокруг 'ЛГ' в 2000 году (?28-29, 31). Сейчас затишье. Казалось бы, о чем еще говорить: две диаметрально противоположные позиции литературоведов обозначены. Первая: сетевая литература принципиально энтропична, и нужно всячески препятствовать этой энтропии путем введения строгих критериев отбора и внедрения в сеть профессионалов - писателей, журналистов, редакторов. Вторая: сеть - саморазвивающийся организм с полностью самостоятельной системой ценностей, где уровень произведения не имеет значения. Однако реальность бытования сетературы показывает нам, что не все так просто. Рожденная на перекрестье двух диаметрально-противоположных социокультурных стихий: жесткой советской цензуры и безграничного самсебяиздата, сетевая литература воплотила в себе устойчивое неприятие того и другого. Факт свободной публикации никого не радует и настраивает людей с более-менее сформировавшимся вкусом на истребление графомании и пошлости в рядах тех, кто этой свободой злоупотребляет. Профессионалов же в сети не очень-то любят за изощренность диалектического рассудка и за их постоянное стремление внести в сетевое литературное сообщество вкусовые ограничения и доказать, что и на сетевую литературу распространяются общие законы литературных жанров. Мандельштамовское 'Держу пари, что я еще не умер...' в отношении профессионалов, работающих в сети, звучит не очень-то неубедительно.
   Мало найдется в жизни категорий, которые, подобно сетевым любителям и 'бумажным' профессионалам, явили бы между собой столь глубокое противоречие. Это два разных совершенно несопоставимых мира. Тем не менее переходы от любительства к мастерству сетевых завсегдатаев очевидны. Им приходится работать в немыслимо тяжелых условиях: если на поэтическом вечере можно выразить свою поэтическую позицию, например, с помощью отрыжки, то здесь ту же жизненную позицию нужно обозначить словами, по возможности точно эту отрыжку передающими. Все, что ранее изображалось жестами-взглядами, теперь должно быть вербализировано. Интонацию нужно передавать, работая над фразой грамотно и осторожно: неумелая шутка может быть воспринята как агрессия и обернуться против шутника.
Уровень произведений по большому счету не имеет в сети значения, если только эти произведения - не особым образом организованное метатекстовое пространство, которое можно обозначить как виртуальную публицистику. В том, что она разнородна и выходит за пределы всех традиционных жанров, сомнений нет, но пока обобщим: сюда входят философские споры о человеке, смысле жизни и сущности бытия, попытки государственную 'мысль разрешить', обзоры, обсуждения, баталии, открытые письма, приглашения к дискуссиям с самими дискуссиями, комментарии, рецензии, дружеские обмены мнениями, рекомендации (приглашения посетить и почитать), признания в любви/ненависти к тексту и его автору, ответы на рецензии и замечания, дразнилки, панегирики, защита своих и чужих теорий, мастер-классы и литературоведческие штудии, дневники, презентации, статьи, написанные как отклик на другие статьи, статьи, анализирующие ход обсуждений интересных тем и много другой философической и литературной возни, которая вне Интернета теряется, проходит незамеченной, незафиксированной и чаще относится к устной речи. За пределами сети пропадает множество кухонных философских споров; здесь они зафиксированы и хранятся, как неоспоримое свидетельство брожения мысли, которую в печатных изданиях уже давно похоронили.
В сетевую литературу входят и дневники-ежедневники. ЖЖ - особый сетевой мегажанр, включающий как публицистику, так и эссеистику: разница в принципиальной направленности на себя или на публику.
Есть "собственно сетевые" информационные проекты, включающие "собственно несетевые" жанры, о них рассказывает Алексей Парщиков, сам создавший в 2002 году собственно сетевой проект "Стихотворение на каждый день": "В Интернете есть много проектов, связанных с ежедневной информацией. Есть 'Рецепт в день', есть "Слово в день" (A day a word) - один из лучших проектов. Каждый день я получаю английское слово, краткую этимологию его, происхождение, цитату из современного текста и комментарии. Цитата из поэтов и прозаиков, из выступлений политических деятелей. Все это как-то связано с текущими событиями. Например, когда в Америке был скандал с русским хакером, вся неделя была посвящена хакеровскому сленгу с выделением особенностей словаря русских взломщиков. Была реакция и на события 11 сентября. Очень многое зависит от личности комментатора, от круга близких ему авторов, от его иронии. Это особый способ общения с человеком - через тексты третьих лиц' .
Интересно, что сам стих как внесетевое явление становится элементом сетевой литературы, если его вовлечь в сетевой контекст проектом "Стихотворение на каждый день' или Сад расходящихся хокку. В ЖЖ наличествует практика, когда сами третьи лица принимают участие в обсуждении: свой дневник ведут там многие известные журналисты, чьи высказывания и являются неизменным поводом к обсуждениям.
Типичный сетевой проект публицистичен, даже если он назван "РОМАН".
Наиболее востребованным оказалось литературоведение как разновидность публицистики: удельный вес литературной графомании растет не по дням, а по часам и с этим нужно что-то делать. Рекомендательными списками, как у Макса Фрая теперь уже не отделаешься и чертовой дюжиной не ограничишься.
   Рецензии - это в бумажной литературе последние полосы 'толстяков', комментарии - последние страницы книг, их читают в последнюю очередь, а здесь, в сети, все это основа основ, с них начинают знакомство с автором. Другого ориентира, собственно, и нет. Факт бумажной публикации уже свидетельствует о том, что произведение качественное , здесь факт публикации ни о чем не говорит, даже если мы имеем дело с сетевым журналом, где отбор все-таки имеется. Здесь, в сети, представлено в виде текстов любое малейшее движение мысли. Эти фиксирующиеся каждую минуту в огромных количествах тексты - панацея от одиночества для тех, кто по той или иной причине лишен возможности 24 часа в сутки говорить о политике и литературе. Самые активные пользователи -писатели из далекой провинции и эмигранты, русскоязычное население стран СНГ. У них в сети в процессе общения теряется ощущение оторванности от культурной среды, потому как здесь, кроме языковых барьеров, не существует никаких других. Единое культурное пространство образуется не собственно художественными текстами (традиционно считается, что в Рулинете ради них и собрались), а тем, что вокруг них, то есть публицистикой в широком смысле слова.
   'Практика комментирования исходит не столько из желания проанализировать новый литературный факт, сколько из стремления зафиксировать присутствие своего "я" в мире, имеющим одно временное измерение - протекающий миг. Миг минует - и ты выпал в небытие, в потусетевое измерение, которое для виртуального пространства - смерть. И ты спешишь крикнуть, рождаясь в миге снова, возвестить, что ты есть, - кто станет требовать смысла с новорожденного? "Я есмь!" - когда-то прокричал даже Бог. И для Него это было началом творения. Но Он был один, а комментаторов много, особенно вокруг произведения, привлекающего внимание и острого для читателей, поэтому оно неизбежно проявляет себя стремительно и поверхностно чаще, чем наоборот', - пишет Татьяна Тайганова в журнале 'Самиздат'. Действительно, каждый из фактов сетевой публицистики - это крик. Но станет ли этот крик произведением, выльется ли в него - вот о чем стоит поразмыслить.
  Татьяна Тайганова []
   Речь пойдет не о той публицистике, которая используется владельцами сетевых СМИ, структурирующими свои форумы по направлениям, которые им нужны для формирования собственных политических групп и внедрения собственной идеологии, а о стихийно возникающем на литературных ресурсах Интернета явлении, когда вокруг определенных тем и произведений создается некое брожение свободных умов, воплощаемое в более-менее связные тексты.
   Сетевая публицистика - это не какое-то отвлеченное языковое пространство, разделенное пропастью с традиционными СМИ, но скорее, альтернативный информационный канал. Для ее функционирования не нужно никаких журналистских или литературных курсов, филологических и философских штудий, она разворачивается в категории 'здесь и сейчас'. Здесь: на литературных сайтах, в специально организованных сетевых журналах, на форумах периодических изданий. Это непрерывный процесс говорения, все более сгущающийся вокруг профессиональных авторов и наиболее популярных сетевых ресурсов. Мы имеем дело с некоей социальной и коммуникационной трансформацией, которая в медленно текущем литературном процессе предшествующих эпох просто не могла бы осуществиться.
   Согласно теории коммуникаций Маклюена, Гитлер пришел к власти посредством радио. Механизм прихода к власти понятен - радио практически не имеет обратной связи - оно убеждает, его действие - агитировать, рекламировать, направлять. Интернет, в силу своей принципиальной полифоничности, скорее, не пособник властных намерений, а болото или некое Чудское озеро, в котором утонет все, что слишком тяжело, прямолинейно и агрессивно настроено или по сути своей монологично. В новой реальности, где пока еще количество берет верх над качеством, главной производительной силой является человек философствующий, говорящий, а производственными отношениями - отношения 'читатель-мыслитель'. При этом убедительность читательского говорения с каждым годом является все более и более значимым критерием оценки произведения сетевого писателя: качество отзывов, рецензий, градус дискуссий поднимает рейтинг автора и престиж его страницы. Способность писать убедительно, аргументировано начинает все в большей степени определять роль в сетевой литературе той или иной личности, независимо от того, являются ли ее художественные произведения хоть сколько-нибудь ценными для литературы или философии в целом.
  

Интерактивность - наше всё

   Рассуждая относительно философии пустоты с молодым прозаиком Андреем Качаловым, писатель Андрей Тертый комментирует рассказ Достоевского "Бобок": "Все это полностью про нас. По сути дела мы ничем не отличаемся от "бобковских" мертвецов. Друг друга не видим, никакого реального влияния друг на друга не оказываем, но зато все наши жизненные привычки, пристрастия и амбиции перенесли в этот иной мир - виртуальный мир. И вот лежим мы каждый в своей виртуальной могилке и пытаемся разжечь в своих собратьях по кладбищу те чувства, которые мимолетной быстрокрылой ласточкой овевали наше лицо там, в прошлой реальной жизни. И гнием потихонечку. Хорошо! Комментарии к статье Философия пустоты
   Андрей Тертый проиллюстрировал типичное представление о психологии посетителя литературного сайта. Положим не все, что является для отдельного человека изоляцией от мира, гробом и безысходностью - для литературы в целом плохо. Литературный процесс во все времена мало считался с чувствами и ощущениями его носителей. Рассуждая о нынешней изолированности каждого автора от мира, мы должны рассматривать сеть как главного обвиняемого в этом преступлении. В сети происходит видимость общения, но это не собственно общение, а продуцирование текстов в рамках бахтинской полифонии, когда некий предполагаемый автор потерял контроль над своими персонажами, и каждый из них теперь сам по себе. Каждый участник сетевого говорения - актер, 'забывший' слова пьесы, но стоящий на сцене перед зрителями и вынужденный сочинять свои реплики сам.
  Это не общение, не свобода - это полная, практически тотальная деиндивидуализация автора в рамках никем не управляемого текста, постоянно грозящего перейти в пьесу абсурда, а то и вовсе рассыпаться, подвергнуться действию энтропии.
   Что же отличает лик сетевой литературы в пестром разнообразии российского самиздата? Неужели это лик смерти? Неужели литературные сайты - место погребения остатков русской словесности? Неужели авторы, пришедшие в сетевую словесность, рассыплются в прах, подобно этим персонажам Достоевского, и имена их будут преданы забвению, словно они ничего стоящего не создали, ничего интересного не сотворили? А их бесконечные споры на форумах и в комментариях к собственным произведениям? Неужели все это энтропия литературы, переходящая в невнятное бобоканье?
   Однако мне представляется, что все происходит как раз наоборот: когда новичок появляется в сети, его голос тих и невнятен, он бобокает и неумело пытается включиться в дискуссии. Но проходит месяц-другой, и мы можем наблюдать заметные сдвиги внутри его литературной парадигмы. Голос его становится все уверенней. Произведения приобретают некую законченность, круг друзей становится все более интеллектуальным.
  Появляется некий потенциал, заряд, способный противостоять энтропии, неизбежной в любом споре. Чем этот потенциал выше, тем более плодотворной будет дискуссия. Обычно где-то после 10 серьезных аргументированных выступлений по теме начинается вклинивание в дискуссию сетевых шутников - и она сходит на нет тем, что серьезно начавшие ее участники сами становятся шутниками и начинается соревнование на остроумие, когда и оно иссякнет - дискуссия прерывается, оставив мысль неразрешенной. Иногда просто один из участников, исчерпав аргументы, заявляет, что он остается при своем мнении.
  Энтропия в философских и литературоведческих спорах - это, по мнению Николая Шульгина - охранительный процесс. Он провел на 'Самиздате' Мошкова несколько философских дискуссий и создал на их основе обобщающие тему статьи. Энтропия нарастает на последней стадии дискуссии, она свидетельствует как раз о том, что проблема себя исчерпала. Нет энтропии - есть проблема, нет проблемы - есть энтропия.
   Поэтому можно предположить, что 'бобокание' - это состояние полного отсутствия проблемы и тем для разговоров. Как только они появляются - 'мертвецов' просто не узнать. Неинтеллектуалы в сети - это блуждающие кометы, вынужденные кочевать с одной страницы на другую без надежды на постоянных верных друзей и читателей, и реально осознающие, что стоит им хоть на день уйти из Интернета, как о них тут же все забудут.
   Впрочем, на таком же языке поначалу изъясняются и примыкающие к тусовкам профессионалы. И чтобы получше вписаться, декларируют этот язык как некую свободу. 'Наибольшая независимость при царящей всеобщей вавилонской атмосфере выражается в чисто эмоциональном отклике типа "Клёво!" или "Здорово, приятель, валяй дальше в том же духе!" Комментатор старается держать марку остро пощипывающего общего комфорта - такое влияние добавляет ему очков. Это влияние не может не сказываться и на самом принципе письма, оно проникает исподволь в структуру пишущего и становится инструментом скорописи. Возможно, в том не было бы особо драматического для художника узла, если бы не одно маленькое "но": столь желанные для современной литературы, жаждущей успеха у читателя, качества лаконичности, стремительности, яркости, остроумия и парадоксальности ведут себя совсем не как творческие инструменты - они превращают автора в инструмент собственный. Автор невольно становится от них зависим' (Татьяна Тайганова) .
   В соответствии с этим языком автор должен быть принципиально непрофессионалом, он заявляет:
   'Я не профессиональный литератор и быть им ... не хочу. Я не профессиональный музыкант и быть им ... не хочу. Потому что профессиональное занятие искусством нерентабельно в плане затрат времени, сил и нервов для того, чтобы иметь всё необходимое для выживания как в сегодняшней России, так и в ближайшие её трудные годы. Дешевле баловаться искусством - занимая этим приятным делом досужее время. Вместо водки', пишет Михаил Обморшев в комментариях к статье Татьяны Тайгановой.
  Михаил Обморшев имитирует типичный Диалог о творчестве':
  '-Тыыыык... Значится, говоришь, ты творческая, понимаешь ты, личность?
  -Ну да. А чо?
  -Да ничо. А чо сотворяешь?
  -Да не сотворяю, а творю, балда.
  -И чо, раз ты творческая, понимаешь ты личность, значит, уж можно и на людей кИдаться? Сам балда.
  -А ты не лезь не в свои сани. Ковыряешься - так и ковыряйся себе.
  -Ну ты ваще, страх потерял. А ты чо ли против, чо я ковыряюсь?
  -Да ковыряйся на здоровье. Я ж тебе ковыряться не мешаю. И ты не лапай мою Музу' .
  И вот эта декларация непрофессионализма вкупе с тусовочным языком делают развитие невозможным, да и не нужным. Творческий рост перестает быть необходимостью, потому что на переходе от любительства к мастерству возникает языковой барьер. И вскоре выясняется, что быть непрофессионалом в литературе труднее и накладнее, чем профессионалом. Не нужно на каждом новом произведении изобретать велосипед и каждый раз писать новую "Лысую певицу". У Ионеско все уже было, он первым показал (не зная ничего об Интернете), во что в впринципе могут вылиться интернетовские полемики и что получится, если устную речь переводить непосредственно в письменную.
  Наши форумы в массе своей выполнены в поэтике Ионеско и представляют собой запись устной речи со всеми ее несостыковками и банальностями.
   У думающих людей, желающих вписаться в тусовку, экстремальная лексика, все эти смайлики, все эти 'патамушта' - долго не живут. Со временем они находят 'своих' и переходят на нормальный язык. Экстремальный язык выделяется лишь тогда, когда все вокруг говорят на нормальном языке, а нормальный выделяется тогда, когда все говорят на экстремальном. Более того, нормальный язык более разработан, в нем гораздо больше смыслов, оттенков и быть талантливым, думающим, свободным и неординарным на нем куда как проще.
   Впрочем, забудут в сети и об авторе приличных стихов или романов, если он никак не принимает участия в жизни сайта. "Если сегодня поместить на графоманский сайт, например, 'Мертвые души' Гоголя и обозвать их 'Сага о приписках' автора Цоколя, то за год великий роман прочитают вместе с автором не больше 5-10 человек, причем, половина из прочитавших посетителей просто не узнает замаскированную другим названием классику. Я уверен, что без регулировщиков, то есть редакторов сайтов, привести в сетевую литературу и закрепить там настоящих авторов просто не возможно. А без этой помощи хорошему писателю просто нечего делать на литературном сайте. Уж одним из типичных примеров назову, как я случайно нашел писателя Виктора Пелевина на сайте Проза.ру, у которого за полтора года я был всего семнадцатым читателем". (А.Виноградов.)
   То же я бы сказала о страничке Дмитрий Емец , находящейся в Самиздате. Это искусственно посаженные и неприжившиеся деревья. Читателей нет. Нет в этом пассивном выкладывании шедевров той достаточной температуры, при которой из хаоса (согласно теории Нобелевского лауреата Пригожина) непременно задается некая упорядоченность. (Об отношении этой теории к сетевой литературе читайте у Сергея Фаустова)
   Сергей Фаустов, ученый, автор Стихи.ру делает оптимистические прогнозы: В информационном обществе растет неупорядоченность и хаос, отсутствует центральная идея и экспансия маргинальных идеологий, оно характеризуется утерей старейшинами ("аксакалами, мудрецами") своих генеральных позиций как "стоиков мудрости", и приобретением, наоборот, знаков мудрости, точнее скажем, прагматичного и свежего новаторства, молодыми; утерей поэтами статуса пророка в своем отечестве, чье слово, как уже было сказано, должно бы жечь сердца людей; индивидуализацией в противовес кооперации ("сам себе босс, режиссер, писатель"). В мировой истории такое происходит не впервые. Есть теории, показывающие цикличность этих процессов. Обычно вслед идет новая фаза развития. Есть периоды, и наша нынешняя эпоха сюда же и относится, когда не возникало произведений искусства, остающихся на века*. Спрашивается, что же нам делать, если мы обречны жить в такое время, когда нам не дано создавать шедевры? Ответ прост. Ответ уже дан и дается непрерывно на stihi.ru. Надо продолжать делать то, что сейчас происходит, а именно, крайне индивидуализированное усиление хаоса, неупорядоченности, которые есть необходимое условие самоорганизации, эволюции. Порядок не умеет самоорганизовываться. Хаос не вечен, но ему надо дать скорее изжить себя. Stihi.ru - генератор интеллекта .)

Распутство цензуры или бесцензурный блуд?

   В первую очередь цензура коснулась тех авторов, кои непомерно раскручивали свои страницы: комментариев практически нет, автор в Интернете бывает редко, текст слабый, а количество читателей превышает все разумные пределы. Владелец сайта, если ему не безразлична судьба своего ресурса, блокировал его страницу. Накрутчик, очевидно, дал ссылку на свою страницу с какого-нибудь порносайта или со своей страницы рекламирует какой-либо порносайт.
   Бывает, дают свою страницу в какой-либо рассылке, платя деньги хозяину рассылки , или просто обращаются к спамовикам.
   Да и сами рецензии многих сетевых завсегдатаев больше походят на спам и мелкое хулиганство - все это пресекалось и пресекается, авторы блокируются. Но даже после такой 'чистки'
   Рулинет не производит впечатление стерильного. Отнюдь.
   Спам есть и другого рода, это так называемая 'рецензия', созданная для того, чтобы получивший ее сходил на страницу написавшего ее автора, потому что кроме ссылки на страницу и нескольких ничего не значащих фраз, в ней ничего нет.
   Безсодержательными и пустейшими рецензиями (пустая форма письма) ежедневно загромождают страницы спамописцы, не вчитывающиеся в произведения и требующие авторского времени на ответ. И даже, как тут водится, ответного визита с тем же - пустым и сугубо оценочным письмом. Авторы РЛНС вполне довольны - баллы от этого только увеличиваются, самолюбие утешается, а ущерб незначителен.
   Ответив на 300 пустых рецензий, и сделав 300 ответных пустых визитов, автор становится спамочитателем и спамописцем. Не чреваты ли эти маленькие выигрыши, выражающиеся в количестве написанных рецензий, тотальным проигрышем? Потребуется много проницательности, самоиронии, гибкости реакции и внутренней свободы, чтобы постепенно осознать: над авторами в целом просто издеваются, не рискуя ни в малейшей степени обидеть кого-нибудь в отдельности. Им дают форму: рецензия, и они 'покупаются', оставаясь, по сути у разбитого корыта.
   Аналог этой ситуации хорошо известен в литературе - рассказ Э.По 'Делец'. Герой-предприниматель ненавидит гениев (они представлены как торговцы табаком и бакалеей - условно) и практикует ряд альтернативных промыслов, один из которых - отправка лжеписем: 'Рано утром я подготавливал пачку лже-писем - на листке бумаги писал что-нибудь на любую тему, что ни придет в голову, лишь бы позагадочнее, и ставил какую-нибудь подпись, скажем, Том Добсон или Бобби Томпкинс. Потом складывал листки, запечатывал сургучом, лепил поддельные марки и поддельными штемпелями якобы из Нового Орлеана, Бенгалии, Ботани-Бея и прочих удаленных мест и спешил вон из дому. Мой ежеутренний путь вел меня от дома к дому, которые посолиднее. Я стучался, вручал письма и взимал суммы, причитающиеся по наложенному платежу. Платили не раздумывая. Люди всегда с готовностью платят за письма - такие дураки, - и я без труда успевал скрыться за углом прежде, чем они прочитывали мое послание'.
   Замечу - пустые письма делались из ненависти к гениям и гениальности! Получали эти письма люди от завистника, принципиально-негения, усвоившего однако, простую истину: люди склонны покупаться на форму. Автору говорят, что он получает рецензии - и он этому верит. Хотя никакого отношения к рецензиям весь хлам, получаемый авторами ежедневно, не имеет. Сколько бы сил не было потрачено на борьбу со спамом, Интернет по сей день ужасно захламлен.
   Разумеется, первое знакомство с литературным Интернетом приводит в шок. Дальше идет осмысление, наблюдение. Среди теоретиков-наблюдателей литературного интернета есть и весьма известные, в частности, Валерий Сердюченко. Его первые впечатления были далеко не самые благоприятные. С экрана монитора постмодернизм выглядит еще более бездарным, к тому же настоящие 'патентованные педофилы и педерасты', составляют им серьезную конкуренцию.
   'Благодаря той же Сети, - пишет в рамках своей основополагающей метафоры 'Библия-Интернет' Валерий Сердюченко, обозначился еще один базовый человеческий инстинкт: потребность говорить. Более того, у некоторых он оказался преобладающим. "Бей, но дай высказаться" - вот его библейское обозначение, лозунг и апокриф. Библейские пророки, впрочем, входя в новое собрание, спрашивали, можно ли им говорить. В большинстве случаев благородное собрание изгоняло их пинками - и правильно делало: оборванные, нечесаные, не знающие культурного обхождения (и подозреваем, что сильно пьющие), они смотрелись в цивилизованном греко-римском мире косноязычными варварами неведомо с каких берегов. Потребовались столетия, чтобы питомцы гнезда Христова обучились цивилизованным манерам, обзавелись собственными риторами, грамматиками, писателями и даже академиями наук - и завоевали Pax Romana'.
Валерий Сердюченко
Валерий Сердюченко []
Разумеется, при снятии запретов и ограничений инстинкт говорения создает чудовищные формы, 'ибо говорение в Internet отдает неуловимым распутством. Оно не требует от нас мыслительного и стилевого усилия. Оно есть медь звенящая и кимвал бряцающий. Автор сего несколько раз включался в интеренетовские баталии, но после этого долго сгорал от стыда и колотил себя по голове клавиатурой' Запреты и ограничения нужны, есть большой соблазн их ввести самыми что ни на есть драконовскими методами, что уже и пытались проделывали неоднократно владельцы литературных сайтов. В системе РЛНС даже была вывешена директива о введении цензуры.
Дмитрий Кравчук []
Основные положения: Ничего нельзя писать о терактах, нельзя вывешивать на сайте произведения с обсуждением личных качеств В.В.Путина и его семьи вообще, а членов партии 'Единая Россия', входящих в Госдуму, - в отрицательном контексте. (Выяснилось, наконец, кто же у нас руководящая партия). Все, кто упомянет или уже упомянул качества Путина, как положительные, так и отрицательные, в своих произведениях, будут заблокированы навсегда, и их произведения будут уничтожены безвозвратно. Правда давалось время, чтобы сии произведения авторы могли уничтожить сами. Что это было? Заказная акция? Кто ее заказал? Лично В.В.Путин или фракция 'Единой России'? И что будет со свободой слова в Интернете? Участники форума "ЛФ" склонны считать, что это провокация, и что их в очередной раз подставили, заставив возмутиться и высказаться о наболевшем: такие встряски поднимают рейтинг сайтов. Но не все так просто, вот и Роспечать предлагает контролировать содержание своего злейшего конкурента - Интернета... И в правительстве неоднократно ставился об Интернете вопрос. Но почему начинать нужно именно с литературных сайтов? Вы подредактируйте сначала порносайты - общественность не осудит.
Но вероятнее всего, это просто был бред зарвавшегося программиста, в течение нескольких лет наслаждавшегося властью над творческими людьми. Он, не имея никаких творческих способностей, мог без предупреждения уничтожить произведения любого автора, он читал кляузы писателей друг на друга с требованиями заблокировать, уничтожить обидчика, видел, как они толкают друг друга локтями, стараясь подобраться поближе к рулю управления сайтом. И он блокировал, уничтожал, объясняя общественности, что это всего лишь борьба с мусором. Многие талантливые авторы так и не смогли добиться восстановления своих произведений и рецензий. Властелин сайта видел всю низость подведомственных ему людей - и не хотел видеть величия писателей, которые не участвовали в мелких склоках и просто творили. Он готов поставить их творчество под угрозу цензуры, потому что писатель для него ниже любого программиста. Потому что любой программист в интернетовском мире больший хозяин, чем самый талантливый и любимый публикой писатель.
Директива кроме всего прочего, была столь нелепо составлена, что вызвала лишь насмешки в прессе и спровоцировала уход спонсоров. 'Тем не менее, - писал сетевой аналитик Юрий Тильман, - отрадна сама попытка создания ЗАКОНА, позволяющего авторам хоть в какой-то степени предсказывать результаты обнародования своих текстов. Плохо то, что вместо закона комиссия сочинила очередной устав. Хоть лопни - а ничего кроме устава для людей разговаривающих на коварном русском языке у руководства разговаривающего на том же языке - не выходит. И это беда общероссийская. Объясняется все просто.
Администрация пытается произвести на свет формулу лимитирующую рамки литературного обсуждения. В сущности, она пытается отделить литературу от не литературы. То есть, ни много ни мало вывести формулу искусства! Но совершенно очевидно, что эта задача не решена даже на академическском уровне. И уж тем более она не под силу группе из трех анонимных модераторов'.
Юрий Тильман.ЛФ
После отмены этой и прочих директив, после устранения всех конкурсов и форумов, в РЛНС Кравчука осталась цензура. Та, которая совем не запрещена Конституцией, та, где автор бесправен. Из письма Дмитрия Кравчука Василию Чуприну после уничтожения страницы последнего и угрозы подать в суд: "Да подавайте, если хотите выставить себя идиотом. Впрочем, не думаю, что у Вас примут даже исковое заявление. Никакие Ваши права нарушены не были. Что же Вы за глупый и упрямый человек? Единственный вариант, при котором Вы могли бы просить меня об одолжении (а это именно так, я ничем Вам не обязан) - это если Вы публично принисете извинения всем людям, которых оскорбляли (Вы оскорбляли многих людей, не только меня). Там, где оскорбляли - на сайте, на своей оставшейся авторской странице и в рецензиях. Составьте список, чтобы никого не пропустить, напишите, за что именно приносите извинения. Иначе разговора не будет, если Вы ни в чем не раскаиваетесь. Мне с Вами общаться просто неприятно. Тогда тема закрыта".
Но, разумеется, никаких просьб об одолжении. Напротив, поэт, осознающий себя таковым воткрытую выступает против администратора: "Сайт содержит 75 тысяч авторов, но в большинстве своём это "мёртвые души" или клоны других авторов, реально на сайте находятся и работают не более 5 тысяч авторов. Но хозяин сайта, упорно не желает признать эту цифру. Ему нравится такое кол-во авторов, чем он везде и козыряет, зарабатывая дутый авторитет. Нормальных, хороших авторов в такой массе трудно найтиНа сайте закрыты все официальные форумы, Кравчук выделил нам два форума в другом ресурсе принадлежащем органом ФСБ. Поэтому мы открыли свой неофициальный форум в виде отдельной странички. Нет ни какой гарантии что завтра Кравчук её прикроет. Неоднократные коллективные письма к Кравчуку и прошения не возымели должного ответа. Кравчук продолжает игнорировать требования авторов. На сайте вообще не работает комитет по авторским правам, его Кравчук разогнал. И назначил себя Глав. Редактором, у которого нет ни редколлегии, ни отделов прозы, поэзии, зато есть один Кравчук во всех лицах сразу. Кравчук утверждал нам, что на сайте не существует модерации, на самом деле идет жесткая модерация произведений, отбор, по непонятным нам самим критериям? В добавок ко всему, в последний постановлениях, Кравчук определил нас не как авторов, а как "публикантов", себя при этом называя Автором!
Отсюда можно сделать вывод: Что Стихитра на сегодняшний день представляет личный сайт Кравчука, и он ничем не связан с РНЛС (российской национальной литературной сетью). Это частная компания ничего общего не имеющая с Литературой России, в которой Кравчук установил свои правила, а всех инакомыслящих "отправляет в корзину". На сайте проповедуется пошлая литература, на главную страничку - лицо сайта, выставляются произведения лесбиянок, эротических графоманов, и всевозможных извращенцев. Гражданская лирика полностью отсутствует, Все говорящие правду о России, о творящихся безобразиях на сайте зажимаются, или просто блокируются, без всяких предупреждений. Кравчук уничтожает произведения авторов, не давая авторам скачать "Авторские сертификаты" на свои произведения. Нарушен основной закон об авторстве.
Теперь никому, и ничем автор не докажет своё авторское право на любое блокированное произведение. Так, на блокированной, основной страничке Василия Чуприна, http://www.stihi.ru/author.html?chuprinv уничтожены 360 произведений. Нет и его рецензий, где он в общениях с авторами, вывел новую теорию стихосложения, присущую российским Бардам. Нет и свидетельства того, что Василий Чуприн открыл ошибки и опечатки во всемирном источнике литературы Библии, которые были заявлены как авторское открытие. На основании выше изложенного Василий Чуприн собирается подать в суд на Кравчука, за воровство авторского права, а так же он призывает все авторов Интернета встать на защиту своих авторских прав".
Кое-кто из авторов пытается вразумить хозяина сайта Так, Дмитрий Родионов пишет открытое письмо Кравчуку: Как стать графоманом "Если у вас есть вопросы или соображения, можете написать мне письмо по электронной почте" - призывает Дмитрий Кравчук. Нет уж! Давайте пойдём по Вашему пути и будем разбираться не приватно, а прилюдно, что же Вы нам присоветовали...
"Сегодня поговорим на тему, которая интересует всех авторов без исключения. Как добиться популярности на литературном сайте, в интернете, в оффлайне и стать известным писателем?" Вот видите, зачем же всех - под одну гребёнку! Представьте себе - большинство здешних обитателей ни на какую ПОПУЛЯРНОСТЬ и КАССОВОСТЬ не претендуют. Кто-то ищет общения, кто-то - моральной поддержки, кто-то - бесплатных развлечений, кому-то просто нравится играть словами))) И лишь некоторвая часть пришли на Стихиру за славой и богатством))) Да, продвинуть и раскрутить можно чистый лист! Знакомо такое произведение - "Козлёнок в молоке"? Только стал ли от этого "козлёнок" писателем? Да, современный Инет предоставляет преференции неадекватным и асоциальным личностям. Но значит ли это крах основ русской литературы, коренной перелом? Значит ли, что необходимым и главным критерием качества литературы становится коммерческая успешность? Значит ли, что вкус толпы определяет направление творчества творца? Увы, уважаемый Дмитрий. Не буду цитировать Пушкина, Некрасова, Есенина, Брюсова, Бродского, Толстого, которые блестяще оценили взаимоотношения поэта и толпы))) По-глейзеровски не ткну в "короля поэтов" Политехнического))) Поймите, Ваше отношение к творчеству как к ремеслу - глубоко ошибочный путь, ведущий не к развитию, но к гибели таланта. Все эти пролеткультовские мастерские... Разве смогли они производить литературу конвейером? Вы же говорите нам: "Есть модель шоу-бизнеса! Можно и нужно в неё вписаться! Принесите в жертву творчество (собственно - душу!), откажитесь от Ваших ценностей. Взамен получите деньги, славу, успех!" Вы себе никого не напоминаете, господин хороший? Талант - прежде всего БОЖИЙ дар. И разменивать его на медяки, лесть, фабричную штамповку... Не знаю, как остальные, но я пишу исключительно с тем, чтобы познать себя и мир. И если мой путь заинтересует кого-то ещё, я буду рад. Но ставить себе целью стать звездой, получить за кусочки моей души деньги, власть, построить на выстраданном парк развлечений..."
Впрочем, кравчуку нет дела до большой поэзии - у него авторы, его клиенты, при этом совершенно неважно, хорошо они пишут или плохо. Никакой вкусовщины он впредь допускать не собирается.
Правы ли представители различных сетевых ресурсов, брезгливо сторонящиеся любой связанной с зарождением публицистики 'клоунады'? Закрывающие конкурсы за их 'предвзятость' и разгоняющие честную редколлегию за то, что они 'диктуют'. Правы ли они в своей боязни этой предвзятости, боязни того, что одни будут подстраиваться под других? Я вот тоже очень предвзятый человек. Мне нравится, когда ничего еще не умеющие поэты вначале подстраиваются под других, потому что так было в истории литературы всегда, и из переводчиков у нас всегда получались лучшие поэты. Мне нравится, когда люди предвзяты, когда вокруг связанных с их жюрейством результатов возникает стихийное обсуждение серьезнейших литературных вопросов.
Штатные модераторы-держиморды - неисчерпаемый материал для полемик и дискуссий, из которых, как правило, возникает острая, злободневная сетевая публицистика, жанр, где инстинкт говорения может найти себе достойное применение, не рядясь в метафоры, сюжеты и рифмы.
Например, возникла полемика после того, как в 'Живом Журнале' были уничтожены дневники авторов Вербицкого и Бавильского ( а также их френдов), ведущих в своих публицистических выступлениях антинатовскую политику ('Убей натовца').
Одни авторы ЖЖ возмущены политикой владельцев сайта ( свобода, за которой все сюда пришли от цензуры русскоязычных сайтов, оказалась липовой, как только критике подверглась политика государства его владельцев. Другие считают, что действия администрации вполне правомерны: девиз 'Убей натовца' для американца звучит так же, как для нас 'Убей русского солдата'.
Неоднозначно оценивает эти события Сергей Лукьяненко: 'Поскольку мой журнал, скорее всего, не грохнут, я задумчиво спрошу у политизированной общественности: а Вы бы терпели надписи "убей русского солдата", которые оставляют на стенах московских домов приехавшие американские туристы? Или постарались бы пасквилянтов найти, наказать и, по меньшей мере, запретить подобные надписи на будущее? ЖЖ - американский сервис. Факт? Факт. Любая предоставляющая интернет-услуги контора имеет право разорвать отношения с клиентом (особенно бесплатным). Факт? Факт. Тогда кто и чему удивляется? Зачем было нужно писать в своих журналах УБЕЙ НАТОВЦА, открыто нарываясь на конфликт? Тем более, дорогие и уважаемые, не надо трендеть не по делу. Вы реально собрались идти и убивать? Ох, сомневаюсь... Зачем же тогда кидаться призывами - да еще такими, какие допустимы только во время войны на уничтожение. Чтобы у прочитавших (услышавших об этой акции) граждан западных стран укрепилось мнение - Россия страна агрессивных и опасных людей? Ну а как стеб и мелкую подколку в адрес США все это можно делать куда тоньше... Начать, к примеру, акцию "ПОЛЮБИ НАТОВЦА" - вот только чтобы сопровождающая картинка шла по категории мягкого порно и четко объясняло, как именно натовцев надо любить. Я только не понимаю, зачем все это делается. :) Натовцам от этих грозных надписей не страшно. Абсолютнейшее ребячество, но дурного вкуса'. Шутки 'свобода слова' будет выкидывать еще не раз, а пока мы можем только констатировать факт: безцензурного пространства нет и не будет, даже в Интернете, даже на ресурсах, принадлежащих 'самой демократичной стране'.
Доктор Ливси . Подхватывая модную тему.
В основном же общественностью инцидент был расценен как провокация:
"Информационные волны в 'ЖЖ' не задушишь, не убьешь. Но как показывают события последнего времени, их можно попытаться ограничить. Очень странный поступок в духе 'хотели как лучше, а получилось как всегда'. Потому что цензурирование противоречит не только духу и букве 'Живого Журнала', но и его техническим особенностям.
Волна протеста, которую подняли патриотично настроенные пользователи, в срочном порядке, разместившем крамольный лозунг у себя в журнале, выглядят еще более нелепо. Во всем мире столько пользователей, что русскоязычный выхлоп, скорее всего, не заметят. Слону дробина. Куда существеннее было бы задуматься о возможных последствиях акции устрашения. 'ЖЖ' показал себя как игрушка, которая очень точно соответствует психологическим особенностям текущего исторического момента. Так уж вышло, что авторы сайта нашли способ общения для разобщенных и самостоятельных людей. Поэтому без 'ЖЖ' теперь никуда. И хорошо бы русскоязычному сообществу задуматься о создании каких-то параллельных и независимых от американцев, структур, в которые бы русские пользователи смогли бы влиться, если гонения со стороны Abuse Team будут продолжаться.
К сожалению, сообщество пользователей 'Живого Журнала', состоящего, в основном, из махровых индивиндуалистов и законченных одиночек, такой волей не обладает. И, по определению, обладать не может: центр-то отсутствует, все инициативы забалтываются и уходят в песок. Необходимы усилия продвинутых пользователей, которые поймут, что 'ЖЖ' является не только источником информационного влияния, но и реальным бизнесом.
Хотя, с другой стороны, любая коммерция убъет 'ЖЖ' на корню. Ведь здесь даже баннеров не вывешивают, а плятят за аккаунт по собственному желанию. Ситуация кажется едва ли не тупиковой. Веерные отключения дневников продолжаются. Тупые американские роботы-поисковики находят новых пользователей, разместивших или, так или иначе, отреагировавших на крамолу. Однако, всё это чем дальше, тем сильнее походит на провокацию: достаточно ввести в поисковик 'убей натовца' и начнут выскакивать десятки упоминаний.
Провоцируют с обеих сторон. Кто-то из 'русских' пишет доносы на своих соотечественников, потом приходит интернет-терминатор. Цензура бесчинствует и отключает невиновных, заставляя вновь и вновь сдавать экзамен на благонадёжность. Вчера московские ЖЖ-активисты созвали срочное вече пользователей в клубе 'Гоголь'. Было решено направить Six Apart петицию и попытаться ввести в руководство компании экспертов по русской ментальности. Чтобы объяснить заокеанским горе-патриотам специфику русского юмора и русской души.
Как бы не сложились дальнейшие обстоятельства, следует констатировать, что этот важный идеологический бой русскоязычные юзеры практически проиграли: тот самый натовец, которого следует убить, убивает дневники самих юзеров. Враг стоит у наших ворот, он проникает в наши компьютеры, а уже из них - в нашу жизнь. Пока еще безобидным, виртуальным способом. Война миров и идеологий продолжается'.
Дмитрий Бавильский. Империя наносит ответный удар. Взгляд, 20 июля 2005
Активисты ЖЖ столкнулись с цензурой впервые и поэтому такое странное упование на параллельные независимые от американцев структуры. Но это иллюзия. Параллельные ресурсы, особенно в литературном русскоязычном интернете, существуют уже давно, а цензура там от веку была, и всякий приходящий на отечественный сайт, должен сперва оглядеться как следует и выяснить обстановку: о чем можно говорить, о чем нельзя. И при самом поверхностном осмотре окажется, что ЖЖ остается самым свободным ресурсом, потому что здесь публицистика не скована этикой и какой-либо определенной эстетикой. Как партнер, хозяин русскоязычных сайтов совершенно ненадежен. Ему нельзя доверять - стоит с ним поссориться или нарваться на донос - и он без суда и следствия устранит всю вашу интеллектуальную собственность в своих владениях.
Модераторы, призванные устранять очаги конфликтов и подозрительных полемик - свои люди на сайте. Они понимают, что жизнь сайта составляет литературная тусовка наиболее раскрученных авторов, к ним она и благоволит. И совершенно непримиримы модераторы к тем, чьи политические взгляды и взгляды на литературу им не нравятся.
Автор с ником 'Федор Достоевский', случись ему опубликовать на странице НЛС 'Дневник писателя', будет модерирован за антисемитизм и разжигание национальной розни, за пропаганду религиозной непримиримости и проч. Итак, 'Дневник писателя' при нынешней ситуации невозможен. Что же тогда делать в Интернете профессиональному автору? Может быть, экспериментировать с различными персонажами, благо интернет предоставляет возможность брать себе сразу несколько псевдонимов и дискутировать под разными именами?
Представим себе ситуацию, что некий Федор Достоевский завел на сайте несколько персонажей и создал бы между ними на форуме по законам полифонизма ситуацию непринужденного общения. Первой бы отключили Настасью Филипповну - за оскорбления, за ней - князя Мышкина - за идиотизм и весенние обострения (заглянув в списки отключенных от сайта Стихи.ру, можно увидеть прецеденты), вслед за тем Фердыщенко - несообразный 'ник' ( и такие записи в кондуите имеются), Митю Карамазова отключили бы за угрозу физической расправы, Ивана - за оскорбления автора с ником 'Смердяков' и богохульство, призыв к насилию, вслед за ним и Алешу, конкретно за реплику 'расстрелять'. Смердякова бы оставили. Потому что он никогошеньки не оскорбил, и на брань своего братца Ивана отвечал вполне корректно. Через некоторое время мы увидим, как на литературных форумах сайтов НЛС беседуют друг с другом Смердяковы и никто не наблюдает их с 'превеликим любопытством', потому что непримиримым к глупости Иванам Карамазовым доступ на форумы уже закрыт.
Штатные модераторы-держиморды - неисчерпаемый материал для полемик и дискуссий, из которых возникает острая, злободневная сетевая публицистика, единственный жанр, где инстинкт говорения может найти себе достойное применение, не рядясь в метафоры, сюжеты и рифмы.
   Если "ну да, стихи-романы", тогда это не о сетевой литературе, а о выкладывании в интернете того, что создано как бумажная литература. Читателю постоянно нужна какая-то новизна - а в жанрах поэзии и романа ее он здесь не найдет, в мировой паутине все отражает тот тупик, в котором оказалась литература вообще:
   "Новое обретались не внутри, а вне литературы - а излагалось оно вполне традиционно. И наоборот, какие-либо попытки прорывов ценой лит.эксперимента, "авангардизма" уже ничего не добавили - самому авангарду прежде всего. Ну, прикиньте сами: вот в современной литературе что-то нетрадиционное. Бывают ли эти вещи интересными (красивыми, лиричными, искренними и т.д.)? Да, конечно. А бывают ли они новыми? Да что-то не шибко. Новое бывает разве что ценой авторского личного своеобразия, но это-то вполне традиционно. И вдобавок к тому, в основном лит.новизна нынче все же от вторичного - она, чаще, основана на отсылке (пародии) к самобытному и чужому. Да и этот источник, на мой взгляд, стремительно иссякает". (Александр Гейман.)
   Все, что иссекает в бумажной литературе, в интернете вряд ли обретет новую жизнь и самоорганизуется без мощной поддержки СМИ.
   Если при поддержке СМИ поэзия куда-то способна эволюционировать, то из авторской песни (имевшей, кстати, сказать, высокий градус) - в компьютерный дизайн, что на общих литсайтах недоступно, но когда поэты освоятся с тегами и прочим, то создадут в массовом количестве то, о чем долгое время мечтал Вознесенский, а до него абсолютно преждевременно Бальмонт: видеому или некий светозвук. Но и здесь температура хаоса вряд ли будет особо препятствовать энтропии.
   То же я бы сказала о страничке 'Дмитрий Емец'i, находящейся в Самиздате. Это искусственно посаженные и не прижившиеся деревья. Читателей нет. Нет в этом пассивном выкладывании шедевров той достаточной температуры, при которой из хаоса (согласно теории Нобелевского лауреата Пригожина) непременно задается некая упорядоченность.
  Пусть эта теория была опровергнута в рамках химии и физики, но на литературе, где градус обсуждения был всегда соразмерен градусу текста, она работает. Высокая температура возникает в процессе обсуждений, когда казалось бы небольшая статья сетевого публициста вызывает отклики неравнодушных к этой теме посетителей Интернета. И совершенно не важно, читали ли они исходную статью: все говорят в рамках заявленной темы, беседуя с хозяином раздела и друг с другом. Статья - повод.
  Создается впечатление, что к нам вернулись горячие споры 19 века, Шишков и 'Арзамас', те времена, когда из письма Белинского к Гоголю вытекало революционное движение. Только в салон допускаются не одни столичные знаменитости: тут элита выстраивается не по географическому или сословному признаку. Сеть нивелирует классы и географию. В ней предельно четко вырисовывается талант и бездарность, ум и глупость. Здесь женщине не позволено быть глупой, поскольку никто не может видеть иной ее красоты, кроме красоты текстов.
   К думающему человеку в сети относятся с большим уважением, к нему приходят, с ним советуются. Он может, как Дан Дорфман ругать за 'безнравственные' проступки Пушкина чтобы низвести гениальность как категорию и на этом построить теорию интерактивности сетературы, Пушкина писать в комментариях с маленькой буквы, а сетературу - с большой, что противоречит законам грамматики, зато соответствует его, дорфмановским, приоритетам, и при этом оставаться отцом-основателем, самой уважаемой фигурой литературного Интернета. Человек пытается мысль разрешить - а мы ему поможем, поддержим. Сеть - великолепная бабка-повитуха идей, и любой здесь поневоле думает вместе с другими, идет сознательно против инстинкта собственной писательской самости, инстинкта обдумывать проблему в тишине и решать ее для себя. Нет такого у писателя инстинкта, чтобы отдавать свою недодуманную еще мысль другим и разрешать ее вместе с другими, кого Бог пошлет. Тем не менее человек пишущий подавляет в себе собственнические инстинкты и преобразует писательскую природу - не в сторону банального базарного общения, а через личную индивидуализацию себя как писателя в полную деиндивидуализацию, возвращаясь в сети к внеавторскому говорению.
  Это нельзя сравнить с литературной студией - там под бдительным надзором руководителя идет обсуждение достоинств-недостатков произведений. Здесь надзора такого нет, беседа вокруг произведения не является непосредственно связанной с объектом обсуждения, она не становится и энтропией его, распадом созданного единства на атомы, а представляет собой реальность диалектическую, опосредованную, свободно перетекает из одной темы в другую, противостоя энтропии.
   Дмитрий Галковский []
  Разумеется, из-за этой самой интерактивности, совместного продуцирования текстов, уровень представленных в самиздате художественных произведений еще очень невысок, ученический период поэтов и молодых прозаиков несколько затянулся. Мощная эманация духовной энергии метнулась в противоположном направлении - и вот публицистические полемики вокруг наиболее актуальных проблем современности выливается в неплохие тексты, образчиками которых могут служить как сами дискуссии, так и созданные на их основе статьи, изданные книги.
   Первой ласточкой, ставшей исторической реалией, был, возможно, в полном своем варианте "Бесконечный тупик" Дм. Галковского - в нем сетевая публицистика обрела свою тяжелое, неповоротливое, восточное (по Гегелю) воплощение, когда форма довлеет над содержанием. Дальнейшие этапы запечатления сетевой словесности в бумажной литературе, скорее всего, пойдут по пути, указанному Гегелем для развития мировой культуры: содержание уравняется с формой, и содержание станет превалировать над формой. Не берусь предсказать время указанных этапов, априори же примем, что мы находимся в ситуации, когда содержание сетевой публицистики еще как следует не оформлено, несмотря на то, что в ней работают в том числе и профессиональные журналисты, состоявшиеся давно и прочно, например, Дмитрий Быков.
   Дмитрий Быков []
  
   Но переход из журналистики в сетевую журналистику не столь прям и непосредственен, и тому, кто пришел в сеть с осязаемым опытом работы в различных изданиях, приходится зачастую гораздо труднее, чем неподготовленному, но амбициозному новичку. Это объясняется прежде всего тем, что работая в газетах, автор не слышит непосредственной реакции публики, и свято верит, что его все понимают правильно. Столкнувшись с первыми же сетевыми хулиганами и правдолюбцами, он пытается их в чем-то убедить - занятие абсолютно бесполезное и авторитет в той же самой окололитературной тусовке изрядно подрывающее. Отсюда возникает неприятие этой публики со стороны профессионалов:
   "Подпольные типы, наделенные всеми комплексами и страхами настоящих писателей, но не обладающие талантом и соответственно милосердием, как раз и составляют основной контингент Рулинета - и в этом смысле он недалеко ушел от русского литературного андеграунда, главной задачей которого было, конечно, не свергнуть советскую власть, а пробиться на страницы официальной прессы. Равным образом и подавляющее большинство обитателей литературного Интернета более всего озабочены не тем, чтобы свергнуть бумажную литературу, заменив ее продвинутой, гиперссылочной, и пр., но тем, чтобы легализоваться в качестве бумажных авторов и уже тогда, конечно, явить миру свое оглушительное презрение, - но только тогда, никак не раньше. Эту-то черту подпольного человека первым заметил именно Достоевский: он ненавидит всех, кто наверху, но вместе с тем ищет одобрения именно этих людей, зависит от них и наслаждается своей зависимостью. Отсюда и неверие Достоевского в искренность сознательного социального протеста - во всяком случае, в искренность социального протеста подпольного персонажа: единственная цель такого протестанта - сравняться с угнетателем и по возможности превзойти его в мучительстве угнетенных" (Д.Быков)
   С чем же столкнулся, придя в Интернет, Дмитрий Быков? Не с самим явлением сетевой литературы, он его не увидел, не заметил. То, что оглушило его и заставило уйти, можно назвать побочным эффектом или шумом. Это явление подробно описал Клод Шаннон. "Шум" попадает в любой канал коммуникации, независимо от устройства коммуникации. Именно поэтому в момент серьезного обсуждения проблемы общества может вклиниться совершенно не имеющий отношения к проблеме разговор о различии понятий "женщина" и "баба" и о роли "баб" в творческом осмыслении действительности.
   В зону повышенного внимания попадает подчас не столько какая-нибудь авторская идея, сколько шум вокруг нее. Незаметно и сам автор втягивается в изнурительную полемику вокруг его произведения, и после основательной встряски страницы хозяина темы, его имя начинает носить если не нарицательный, то знаковый характер, на какое-то время навешивается ярлык: мистик, материалист, демократ, либерал, черносотенец, сатанист, монархист, сектант, лютеранин и т.д. Разумеется, сетевые мифологемы крайне неустойчивы: при перемене политических обстоятельств на сайте мистик может превратиться в либерала, а либерал в последовательного марксиста. Шум не имеет с обстоятельствами дела, как правило, ничего общего. Автору приходится балансировать между игрой, в которую его вовлекает шумящий читатель, и реальностью собственной политической или философской позиции.
   Но игра стоит свеч, и бояться шума - это бояться сетевого творчества, которое мы можем классифицировать как особого рода публицистику, основанную на интерактивности:
   'Ключ к пониманию сетевой литературы - ИНТЕРАКТИВНОСТЬ. Если интерактивности нет, то явления сетевой литературы тоже нет. Те литераторы, которые просто ставят какой-то текст в Сеть и потом делают вид, что их не касается интерактивное продолжение, возникшее в связи с их текстом, никакие не сетевые литераторы. Как правило, это люди не обладающие ни достаточным талантом ни достаточным мужеством, чтобы быть ими.
   А, значит, говорить о них в связи с сетевой литературой, совершенно не стоит. С другой стороны, Быков, который иногда ругает своих оппонентов, поступает даже в своей ругани честнее и талантливее, чем те, кто просто делают вид. Их текстам соответственно в Сети делать нечего, они - сетевой мусор, независимо от того, как они написаны.
   Настоящая сетевая литература - это феномен обязательно системный. Где текст сам по себе - это один из элементов системы. Не обязательно - главный. Текст, это только повод' . Это мнение литературоведа Дан Дорфмана, одного из самых ранних аналитиков сетевой литературы: он в апреле 1997 года опубликовал в "Новом Русском Слове" документальную повесть "Рунетные войны". Главные герои повести - авторы сети и Дмитрий Кузьмин, опубликовавший в ЛГ статью, в которой отказал дилетанской сетевой литературе в праве на существование. И сам создал сайт, претендующий на профессионализм в сети. Но Дан Дорфман строит свою критику Кузьмина и во всех последующих своих статьях, (хотя позиция Кузьмина уже стала делом - появился 'Вавилон') на том, что проповедник искусства для искусства не учитывает русского менталитета, стремящегося к виртуализации:
   'Русская литература всегда стремилась к ВИРТУАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ. Русские литераторы хотели жить именно в этой реальности. И надлом в их сознании происходил из-за того, что такой возможности у них не было. До появления СЕТИ. Но как только появилась Сеть, мрачные столетия кончились. И Сетевая литература, которой по Кузьмину не существует, это и есть прорыв в царство идеала. Поэтому человек, зачёркивающий Сетевую Литературу, в глазах тысяч сегодняшних Сетевых Литераторов - ВЕЛИЧАЙШИЙ ПРЕСТУПНИК ВСЕХ ВРЕМЁН И НАРОДОВ', пишет Дан Дорфман в Сетевой словесности .
   Нет, разумеется, Кузьмин не противник виртуальной реальности и не 'преступник всех времен и народов'. Здесь важно, что для Кузьмина виртуальная реальность должна строиться по законам литературы, а для Дорфмана - по своим собственным, сетевым законам. Профессионализм противопоставлен не воинствующему дилетантизму, а интерактивности, на основе которой сетевая литература может быть сама по себе искусством для искусства.
   Кузьмин проповедует неделимость литературы, поскольку писателю всегда выгоднее быть в большой литературе, нежели считаться частью какого-то отдельного ее явления. Поэтому он склонен отрицать любой иной приписываемый 'Вавилону' контекст. Даже если мы заранее оговоримся, что любое явление, прошедшее через Интернет, в рамках боровской дополнительности мы можем рассматривать двояко, он будет отрицать оценку любого критика, который определил его место не в великой и могучей литературе вообще, а рассматривает их как местечковое явление в контексте сети. И поэтому возникают весьма категоричные заявления:
   "Через 50 лет проблемы сетевой литературы в ее нынешнем виде существовать вообще не будет. И сейчас-то ее нет: есть просто разные формы литературной жизни, а сама литература вполне едина и неделима. Но авторам, которые в Сети пользуются какой-никакой известностью, а в статусные бумажные издания не проходят, хочется позиционировать себя как нечто более значительное - это чистый Бурдье. И для этого изобретается некая отдельная "сетевая литература", чтобы в ней эти люди были классиками и законодателями мод' .
   В 'Живом Журнале' я назвала Дмитрию Кузьмину принципы, по которым его 'Вавилон' подходит под понятие 'сетевая литература' :
   1. Создание произведений, построенных по сетевым структурным принципам. Среди авторов "Вавилона таковые имеются.
   2. Текст как провокация метатекста и параллельное выстраивание метатекста в той же виртуальной реальности.
   3. Интерактивность.
   4. Количество читателей Вавилона сетевого превышает количество читателей Вавилона бумажного.
   5. Сетевая литературная эволюция от художественности к публицистичности.
   6. Отсутствие дистанций и границ, каковые в бумажной литературе присутствуют всенепременно.
   7. Стремление к универсализму.
   Ответ Кузьмина:
   1. Что за "сетевые структурные принципы"? И не предшествовали ли они случайно самой Сети?
   2. Что такое "текст как провокация метатекста" и не есть ли это универсалия литературы от начала ее существования? И где на сайте "Вавилон" какое-либо "выстраивание метатекста в виртуальной реальности"? Всякий бумажный журнал - метатекст, всякая бумажная книжная серия - метатекст, всякая бумажная антология - метатекст. И сайт vavilon.ru - метатекст, будучи антологией современной русской литературы. Nothing special.
   3. Где это на сайте "Вавилон" интерактивность? Ничего, кроме адреса редакции.
   4. Количество читателей Журнального зала сетевого, я уверен, также превышает количество читателей если не всех, то большинства размещенных там журналов на бумаге.
   5. Где конкретно на сайте "Вавилон" эволюция от художественности к публицистичности?
   6. Каких именно дистанций и границ нет на сайте "Вавилон", между кем и кем?
   7. Стремление к универсализму есть мое личное свойство, так или иначе отражающееся в любых моих проектах - сетевых, бумажных, устных. Никакого специального отношения к Интернету как носителю информации это мое свойство не имеет.
   Мой ответ:
   1) Предшествовали, еще как предшествовали, но когда сейчас появилась возможность у отдельно голове с помощью гиперссылок приделать отдельно-перхоть, приделать отдельно-ноги и приделать отдельно-глаза, то принцип этот, зародившийся в глубокой древности, стал реализовываться и расцветать пышным цветом на сетевой территории, ему предельно благоприятствующей.
   2) То же самое. Раньше текст провоцировал метатекст понарошку, а теперь наглядно, да еще со сверхзвуковой скоростью. У вас в "Вавилоне" аукнется, у нас, в 'Самиздате', да и здесь, в ЖЖ, откликнется.
   3) А я тут с кем разговариваю и на тему сетевой литературы? И где я вообще говорила, что "Вавилон" в своем исследовании ограничиваю адресом vavilon.com? Это более широкое явление. Вплоть до того, что ругаемая Вами статья в "Арионе", из-за которой все, собственно и началось - Вы не согласились с тем, что 'Вавилон' назвали группой - ни что иное, как продолжение темы "Вавилона", а Ваш сетевой ответ - вот она та самая интерактивность и неограниченность. Вы же противоречите очевидному: тому, что сейчас сами продемонстрировали.
   4) Читатели толстяков группируются вокруг библиотек. Библиотеки выписывают "Знамя", "Новый мир", а люди ходят их читать. Кто в библиотеку ходит читать "Вавилон"? Какая вы бумажная литература, если вас нет в шкафу читального зала ?3 РГБ?
   5) Опять очевидное, даже ходить далеко не надо: сколько Вы за последнее время всего публицистичного написали, в том числе откликов, отзывов, в том числе на который ссылку дали, и сколько всего подобного Вы писали раньше? Прогрессия разве не растет? То же самое касается тех, кого Вы вывели в сеть. Они больше стали рассуждать, анализировать, выступать. Бумажная литература часто замыкается, она тяготеет к художественности. Сетевая литература преодолевает границы художественности и идет к читателю и исследователю встречаться с ним и разговаривать, обсуждать самою себя. Аналитика начинает довлеть над художественной тканью. И если бы "Вавилон" продолжил эту тенденцию, то он стал бы как "Митин журнал" - многоумным обсуждателем хороших текстов. Выстраивателем смыслов.
   В отношении сетевой публицистики нам, разумеется, ближе позиция Дан Дорфмана: профессиональная поэзия 'Вавилона' - не родной жанр для сети. В сети развиваются метатексты, идет процесс говорения. 'Автор-персонаж слабого текста для Сетевой литературы ценнее автора-персонажа текста гениального. Потому что, если текст не вызывает никаких споров, наступает всеобщая немота' .
   Из споров, битв вокруг средних графоманских текстов и рождалась сетевая публицистика. Сейчас уже с появлением профессионалов в сети (компьютер стал явлением общедоступным) под пристальное внимание стали попадать и действительно талантливые авторы. Уже вокруг профессионального сообщества возникают первые конфликты: 'что вы делаете в сети, если такие умные'. Развитие сетевой словесности не стоит на месте - и вот уже Дан Дорфман со своей теорией защиты сетевой графомании несколько устарел. Графоманы надоели всем, об этом пишутся статьи, ведутся диспуты. Еще немного времени, на них вряд ли хоть кто-нибудь будет обращать внимание.
   Уровень публики определяет в конечном счете и уровень создаваемых в интернете произведений. Некоторые авторы подыгрывая публике в интересах рейтинга, действительно начинают перестраивать и перекраивать собственные концепции в сторону их профанации. Но в любом случае мы сталкиваемся с феноменом, когда репродуктивный читательский процесс становится продуктивным, когда публика не только создает определенную метатекстуальную среду, но и включается в процесс создания самого текста. Тому немало способствуют...
   "Амбициозные рецензии, когда некоторые авторы вдруг беспричинно находят у себя критические способности и начинают лихорадочно отмечать свое мнение на большом количестве чужих произведений. Я полагаю, что полезность этого класса рецок самая высокая, потому что если новоявленный Белинский окажется неглупым человек, то в первое время, чтобы не выглядеть дураком, он честно расставляет оценки, но потом постепенно знакомится со своими подопечными и становится предвзятым.
   Уж тоже плохо, что и среди самих Белинских попадается слишком много необразованных и откровенно неумных людей". (А. Виноградов.)
  
   Постепенно, в процессе эволюции литературных сайтов умные Белинские сменят неумных. Это произойдет хотя бы по той простой причине, что одних будут слушать и приглашать "раскритиковать", а других - игнорировать и блокировать. Многие авторы сориентировались, и именно так повсеместно и поступают. Другое дело, что к автору-новичку первыми все-таки приходят белинские неумные, и чтобы заполучить их расположение и избавить себя от лишних неприятностей, автор начинает с ними дружить, что портит его жизнь в дальнейшем, если он не достаточно резок и смел, чтобы с ними объясниться. Особенно опасны такие неумные критики для тех поэтов-чудаков, которые нашли в сети своеобразную форму эмиграции.
   Из общей массы пишущих стихи всегда можно выделить двух-трех несообразных, странноватых, не вписывающихся в заданные стереотипы и выпадающих из литературных тусовок "подозрительных" личностей, которые, скорее всего, и есть избранники эпохи.
   В статье об Олеге Григорьеве Михаил Яснов назвал чудачество формой социальной внутренней эмиграции: "По счастью, "Чудаки" Григорьева выпали из поля зрения литературных чиновников, а то бы, небось, уже в то время с ним попытались расправиться - как попытались десять лет спустя, когда вышла его вторая книга "Витамин роста". (...) Поэт оказался дважды изгнанником: сначала он не мог существовать в идеологической системе официальной взрослой поэзии и был вытеснен в детскую. Затем из официальной детской он стал вытесняться в жизнь, существующую вне литературы". Они, чудаки, везде лишние. Однако их чудачества "при ближайшем рассмотрении ... оказывались вполне естественными и человеческими на фоне вымороченной действительности".
Михаил Яснов []
   Заметим, что музы способны существовать лишь в том мире, где есть чудаки, которые их видят и слышат. Чудачество - это проекция поэзии вовне бытия-на-бумаге и бытия-на-экране-монитора. Это нечто такое, что выделяет поэта в толпе, не дает его спутать ни с кем. Это такая внеманерность поведения, когда видишь: человеку нельзя мешать, он занят мыслями поистине непостижимыми, а в моменты, когда вдохновение отступает, человек томится над загадкой того, что он есть и что он создал. И в те, и в другие минуты отчетливо ощущаешь: этого человека нет рядом с нами, и, мне кажется, структуралисты не случайно бились над загадкой "смерти автора", они были на грани открытия феномена чудачества, ибо действительно при общении с избранником эпохи обнаруживаешь в нем внебытийственную сущность и подчинение всей личности чему-то нам непостижимому: не то логосу, не то эйдосу.
   Около них всегда некое оживление, чаще всего этим пользуются люди предприимчивые, они начинают на волне всеобщего оживления горланить о некомпетентности тех, кто такое вот творчество считает поэзией. Такие "предприниматели", работая, казалось бы, исключительно на себя и создание собственного имиджа, непримиримого и могучего, уничтожают поэзию всего вернее - они бьют самых незащищенных, не способных выдержать удар. Господство именно такого вида критики, как мне кажется, и спровоцировало массовый уход чудаков из литературы. Почему господствующей оказалась такая вот форма критики, думаю, понятно: она сама не подвластна анализу, в ней нет никакой конкретики, за которую можно было бы зацепиться и упрекнуть автора в подтасовке или искажении. Зато много эмоций, безапелляционных суждений, ярлыков, бьющих по мозгам читателей. Она сильна своей наивностью. Во времена господства такого критиканства любой литературовед, рискнувший найти своего чудака-поэта, обречен на бесплодную борьбу с ветряными мельницами. В конце концов чудак осознает, что дерущимся по поводу его творчества сторонам не до него, и он остается один на один со своим одиночеством.
   Предвзятость, о которой предупреждал А.Виноградов, в отношении чудаков сказывается вернее всего. Если очередной Белинский, придя в сеть, знакомится с их произведениями раньше, чем с общественным мнением, то он будет объективен и верно определит ценность его произведений. Но если Белинский не успел познакомиться с произведениями чудака и впал в зависимость от общественного мнения, он пойдет на поводу у последнего.
  
   Алексей Виноградов - московский обозреватель канадской газеты "The Yonge Street Review".
   Он три года проводит свой журналистский эксперимент в гуще событий, происходящих на сайтах Проза.ру, Рулинет и Самиздат и стабильно занимает первые места в рейтингах посещаемости.
Интернет зачастую мешает ему работать в жанре романа, который приносит ему основной доход, и поэтому предупреждает авторов: "Сочинительство не терпит живого общения, или вы пишите роман или общаетесь с друзьями и подругами. Одно из двух. Одновременно это делать категорически не рекомендуется, так как литература замещает как раз те качества, которые необходимы человеку для любви и дружбы. Если вы не можете запереть себя надолго в четырех стенах, то все, что вы напишете впопыхах, вряд ли станет удачной книгой".
   Может быть, именно поэтому жанр романа столь же "неродной" для сетевой литературы, как и любой большой жанр. Михаил Эпштейн, придя в сетевую литературу из большой теории литературы, сразу стал себя сокращать в объемах.
   Михаил Эпштейн []
   Что же касается газет и журналов, то они с огромным удовольствием помещают на свой сетевой ресурс различные форумы для общения на общественно-политические темы. Пока уровень общения там не так высок, как, положим, в Самиздате, где идут бесконечные споры между философами и физиками. О философии и физике вокруг газет не говорят- там решаются вопросы кто виноват и что с ним нужно сделать. Если взглянуть на заголовки форума "Известий", то сразу станет ясно, что во всем виноват Путин. На форуме "Литературной газеты" http://forum.lgz.ru/ большинством голосов было решено немедленно закрыть "Радио Свобода". Причем как выяснилось, половина голосовавших ни разу его не слышали. Столь же любопытно было единодушие участников форума ввести в Латвию войска с целью захватить или на худой конец разбомбить бывшую союзную собственность, если прибалты не захотят нам, как преемникам СССР, за нее заплатить. "Литературная газета" пользуется спорами вокруг этих и других тем по принципу "клуба полковника Васина", заявленного некогда в журнале "Соло" - чем глупее, тем ближе к народу. Приведу пример из очередной Литгазетовской подборки заметок, снятых непосредственно с форума: "Как верно заметил Kav : "Давайте, перестанем спрашивать. Давайте чёткенько укажем - вот там-то есть такая партия. Где? Покажите, пожалуйста, пальцем". (Лг N14) Вы знаете, кто такой Kav, который все верно замечает, и подобно Смердякову требует указать пальцем на ту гору, которая согласно библейской легенде, сойдет в море, если найдется хотя бы один истинно верующий? Некая виртуальная сущность, которую Поляков решил вытащить из интернета и показать писательской общественности, играя роль Филипп Филиппыча, в эпизоде, когда тот показывал публике поющего и танцующего Шарикова. Осчастливленный публикацией Шариков теперь уже чтит себя журналистом, коего печатают в одном номере с Михалковым, только Шарикова - на четвертой полосе, а Михалкова - на седьмой. Последствия этого успеха просто непредсказуемы.
   Редактора можно понять: не он один на страницах своего издания реализует формулу: журналистика должна быть глуповата. Примеры обратного движения эволюции от умного к глупому идет стремительными темпами. Преклонение перед классиками, по мнению нынешних прогрессивистов, не должно мешать живой, зарождающейся журналистике. "Деконструкторы в масках Шиша и Псоя" - тоже по сути сетевые персонажи, хотя их маски сформированы помимо интернета - в "Критической массе" разобрали на запчасти поэзию Льва Лосева. Народ посмеялся, потому что это остроумно, хоть и жеманно. Но когда печатается обыкновенная безыскусная глупость, под видом откровений лучших представителей литературного интернета - это обидно. Непритязательная тусовка есть везде, и она первой появляется в любом сетевом ресурсе. Настоящие публицисты, писатели приходят тогда, когда ресурс уже достаточно популярен, и примерно через год после их прихода никто никаких kavов всерьез уже не воспринимает.

У нас поэтом становится любой

  Я поэт, поэт даровитый!
  Я в этом убедился, убедился читая других: если
   они поэты, так и я - тоже!...
   11 апреля 1853 года.
   Козьма Прутков.
  Это высказывание Козьмы Пруткова как нельзя больше подходит для сети. Каждый, пришедший на первую страницу литературного сайта случайный посетитель, может прочесть 'лучшие произведения', вывешенные там заботливыми устроителями конкурсов и просто накрутчиками, понимает, что он может писать ничуть не хуже. Пройдясь по авторским страницам, он укрепляется в своем мнении и создает свою собственную страницу, вывешивая на ней свой собственный шедевр и ожидая успеха. Но успех медлит. Произведение висит, его никто не читает. Что делать? Нужно идти знакомиться с другими поэтами-писателями. Возникают первые дружбы, до первых ссор еще далеко. Ссоры - удел тех, кто в своих дружбах преуспел, обратил на себя внимание сетевой общественности. Ну теперь держись! Теперь ты - графоман.
  Из споров, битв вокруг средних графоманских текстов и рождалась сетевая публицистика. С появлением профессионалов в сети (компьютер стал явлением общедоступным) под пристальное внимание стали попадать и действительно талантливые авторы. Вокруг профессионального сообщества возникают первые конфликты, связанные с небывалом интересом к думающим людям, а отсюда - рейтинги и ревнивое, завистливое: 'что вы делаете в сети, если такие умные'. Развитие сетевой словесности не стоит на месте - Дан Дорфман со своей теорией защиты сетевой графомании от Пушкина и связанного с ним культа гениальности и профессионализма несколько поторопился. Графоманы надоели всем, об этом пишутся статьи, ведутся диспуты. Еще немного времени, на них вряд ли хоть кто-нибудь будет обращать внимание.
   Период становления многих литературных сайтов уже завершился, определились критерии оценки произведений, и поэтому те критики, что создавали вокруг себя явно графоманские тусовки, провоцируя гневные выпады своими безапелляционным суждениями о неграмотности, сейчас находятся в некоторой растерянности. Так Сергей Панарин задает резонный вопрос: нужна ли его страница Антиобозревателя.
   Несколько лет он самоотверженно сражался с графоманией, разбирая непонравившиеся ему стихи неизвестных сетевых авторов.
  Антиобзор, как антипьеса, провозглашенная в театре абсурда Ионеско, ломает каноны критики. Главные персонажи здесь, как и в антипьесе - простые обыватели, здесь - графоманы, 'никто' Рулинета. Нет традиционного построения критической статьи, более того, пишется она не для чего, даже не для того, чтобы ее прочли и тем более не для того, чтобы кого-то исправить. И если в антипьесе абсурда по мере приближения к финалу язык персонажей становится все более нечленораздельным, то и в антиобозрении все в конечном итоге подвержено энтропии языка. Но это вполне соответствует сверхзадаче автора: возврата читателя на страницу поэта, о котором идет речь в разборе, не предвидится. Это критик, который сражается, как и многие другие, на стороне читателя, но против попавшихся в его сети авторов-графоманов: "Каждый из моих антиобзоров содержит наблюдения за тематическими, рифмическими и (или) сюжетными штампами, которыми пользуется большинство авторов попавших в антиобзор текстов".
  Все свои "претензии" к авторам он разбил на две группы: "текст банален" и "текст безграмотен". О если бы только грамотность и небанальность были панацеей от наших литературных бед!
  То, что является определяющим в сфере производства компьютеров новизна и грамотность - не может быть критерием литературного таланта. А претензии к авторам может предъявлять лишь человек, хорошо этих авторов знающий, следящий за их творческим ростом - и то в том случае, если они не послушались его предыдущих замечаний. Иначе можно просто вызвать у общественности конфуз.
   А претензии к авторам может предъявлять лишь человек, хорошо этих авторов знающий, следящий за их творческим ростом - и то в том случае, если они не послушались его предыдущих замечаний. Иначе можно просто вызвать у общественности конфуз. Так сетевой критик и поэт Леонид Ольгин в 'Интерлите' ругал детские стихи Юрия Беридзе (псевдоним), не зная, что это совершенно случайные стихотворные опыты замечательного военного журналиста, корреспондента 'Красной Звезды' Юрия Гладкевича, блестяще освещавшего события в Чечне. Есть в сети несколько журналистов-поэтов и поэтов-журналистов, поэтов-художников и художников-поэтов, философов-поэтов и поэтов-философов. Зачастую, отслеживая только поэзию, мы видим автора однобоко. Судим автора за стихи, не осознавая, что она для автора - некая дополнительность к складывающейся картине мира.
   А критику приходится постоянно задаваться вопросом: кто же все-таки перед тобой, и иногда нравится-не нравится не играет никакой роли.
   У современного сетевого критика блестящие возможности пообщаться с автором предварительно по электронной почте, - но литературные критики предпочитают брать то, что лежит на поверхности.
   Но и предварительное общение по электронной почте не всегда спасает. Так М. Гаврилов, завершил свой проект 'Актуальное интервью' по причине полного в нем разочарования. Суть проекта в том, что Гаврилов находил в 'Самиздате' Мошкова интересного автора, задавал ему вопросы по электронной почте, тот ему отвечал - то есть выдавал готовый текст. Все это вывешивалось на страницу проекта, которая выполняла роль ориентира: к кому пойти, кто что из себя представляет, потому что там предполагались звезды Самиздата - первые и, быть может, самые субъективные самиздатовские звезды. Но постепенно проект терял для его автора свою привлекательность: 'Примерно год назад, в апреле, я рассуждал о том, что интервью мне брать надоело. Честно! Если внимательно проследить развитие АИ, то можно заметить - начиная с лета 2003 года я старался по возможности облегчить свой интервью-труд, переложив всю ответственность (и работу) на самих интервьюируемых. Я хитрил, всячески не желая напрягаться, вместо качества стал давить на количество' .
   Самиздат не виноват, разумеется, в завершении проекта. Виноваты, быть может, отчасти те профессиональные журналисты, которые, пробегая мимо этой страницы, не сделали из осторожности ни одного замечания.
   Михаилу Гаврилову так и не удалось найти адекватную форму (видно, что это не всамделишные интервью, а заготовленные вопросы, на которые в принципе все равно, что ответят). Это было просто отсутствие журналистской практики, ведь будь Гаврилов настоящим журналистом, оригинальные ответы интервьюированного он бы всегда использовал для составления новых вопросов. Более того, он никогда не оставил бы банальностей, даже если автор их ему послал. И что интересно - интервью очень все формализованы. В ответах, как и в вопросах, нет ничего такого, что говорило бы об уникальности того или иного автора, нет прогнозов, которые могли бы подтвердиться и сделать автора интервью предсказателем, то есть по сути литературным критиком.
   Стоило бы по возможности встретиться с каждым из 'героев' и сначала просто поговорить в непринужденной обстановке - так находится изюминка, вокруг которой строится все интервью. Но получился журналист-автомат, компьютер. Работать в такой журналистике скучно. Автоматизация погубила интерес к проекту.
   Ни работать с интересными авторами, ни бороться с графоманами нынешний сетевой критик еще не умеет. Кажущаяся легкость контакта с автором оборачивается собственной противоположностью: контакта как такового не получается.
   В силу всех этих причин возникает опасение: не добавится ли к графомании сетевых поэтов-прозаиков графомания литературных критиков-журналистов, тем более, что автоматизация сетевой жизни располагает к автоматизации сетевых литературоведческих экспериментов... И даже борьба с графоманией может стать автоматически-графоманской.
   'А зачем с нами бороться? - от имени графоманов заявляет Андрей Анатольевич Ламачинский. - Мы же безвредные! Графоман самая безобидная тварь на свете, хотя может и абсолютно бесполезная. Ну почему мы вызываем такую аллергию у маститых-знаменитых или там у критиков. Сидим себе у компУтера и тихо сам с собою. Своим мельтешением пальцев по кийборду доставляем сами себе удовольствие, а вот лицезреть плоды нашей графомании это личное дело читателя - никто ведь никого читать не заставляет! Чего же вы на нас ополчились?! Сидит бабушка на клумбе - сажает цветочки, и ни у кого её деятельность протестов не вызывает, никто ее великим селекционером-мичуриным быть не призывает. Ну и мы также - посмотрите на Самиздат - каждая страничка это такая же клумбочка. "Может толку с него, как с козла молока, но и вреда впрочем тоже никакого", это ВСВ о жирафе пел, но к сетевому графоману тоже подходит'.
Потому и на Сергея Панарина вполне вправе обижаться те, для кого собственные стихи - лишь повод пообщаться с друзьями - и не более. Мать семейства, вырастившая трех замечательных детей, инженер, вдруг подвергается обструкции молодого сетевого критика на том только основании, что ему совершенно случайно попались на глаза ее стихи, а она, понятное дело, не профессионал. Или у кого-то из читателей газет действительно 'душа за Родину болит' - банально, ну так и что?
За каждым сетевым поэтом стоит его жизнь, его стихи, может быть и действительно, явление не 'поэтическое, а психологическое'. И в этом в рамках сетевого сообщества нет ничего дурного. Уж если говорить о дурном - то так может выглядеть в чьих-то глазах страница критика, на которой идет разбор подряд всех графоманских стихов, без учета того, написал ли их в глубокой тоске дедушка, потерявший на войне своего сына, или обколотый сетевой хулиган.
Постороннему читателю, не знакомому с местными обычаями, читать такой обзор неинтересно. И тем не менее на таких страницах ажиотаж, похожий на волнения вокруг письма Хлестакова, где тот описывает историю, с ним приключившуюся, и дает всем весьма хлесткие характеристики провинциальному обществу. Интересна реакция слушателей: все, что не касается себя самого - интересно и смешно, а как дойдет очередь - обидно. Раздаются требования к критику предъявить и собственные поэтические творения: 'Не могли бы Вы показать где сейчас таятся(ились?) Ваши рифмованные творения, а мы уж их сами оценим со всей строгостью- далеко ли критик от нас, графоманов, отдалился и когда мы увидим, что стихи Ваши превзошли нашинские хотя бы на голову, то снимем мы шляпы свои виртуальные и выкурим трубку мира' (Графоманы махровые). Сетевому критику постоянно приходится сталкиваться именно с такого рода претензиями. С Белинского, положим, стихов и романов никто не спрашивал, поскольку он по счастливой случайности родиться раньше, находился за пределами сетевого сообщества.
   Скандалы вокруг обид лишь подстегивают критика к новым творческим свершениям в разных сферах сетевой деятельности: 'Просто привязан к определённым способам разгонки себя в "рабочее состояние", в т.ч. подсел на этот'. (Антиобозреватель.) Увлекшись, можно забыть не только о стиле собственных критических комментариев, но и вообще о правилах как таковых. Поэтому и был придуман девиз - игра без правил, дескать критику все позволено на правах критика. Но вскоре стало ясно: поэты точно так же имеют право на игру без правил. А Антиобозреватель заставляет их как раз играть по правилам, втискивая их в жесткие рамки грамматики и стилистики. То есть по сути он, играя сам без правил, требует, чтобы другие следовали правилам неукоснительно. Возникает противоречие, которое можно разрешить лишь перейдя на новый уровень рефлексии, когда стихи графомана становятся не самоцелью, а иллюстрацией. Но это уже литературоведение.
   Дмитрий Волчек []
   Из сетевой литературы вышла новая плеяда литературоведов маргинального толка, которые ищут объекты своего исследования там, где читатель прикрывает нос платком. Первым заговорил вышедший из сетевых недр маргинальный литературовед Вяч. Курицын - он на равных беседовал в первых же номерах "НЛО" с самим Гаспаровым. Затем на страницах НЛО появились представители "Вавилона" и "Митина журнала". В "Митином журнале" (www.mitin.com) ведутся вполне серьезные литературоведческие разговоры, например, вокруг "Истории глаза" Батая, которую автор не захотел подписывать своим именем, и которой, пожалуй, стыдился не менее, чем Пушкин - "Гаврилиады". Отличие сетевых литературоведов от прочих вызвано необъятными просторами интернета, его потрясающими техническими возможностями в применении различных гиперссылок, оно представляет собой тотальную эклектичность.
   []
   "На мой взгляд, достоинство нынешней ситуации именно в эклектичности искусства". Но можно рассматривать тех, кого он печатает, - как маски, скрывающие его самого, бесконечные маски, ибо он бесконечно эклектичен. "У Д.В. - отчаянная поэзия. Потому что за всей карнавальной мишурой стоит испуганный мальчик, которому нечего делать на карнавале. Но можно подобрать подходящую маску". "Редактор журнала Дмитрий Волчек склонен строить свое издание как метатекст: воспринимать номер как единое целое помогают игры с рубрикацией и композицией". " Хотя "Митин журнал" никогда не делал тематических выпусков, всегда тем не менее, присутствует некий центральный текст, вокруг которого - по принципу созвучия или, наоборот, контраста - собираются все остальные". И, разумеется, все это идет от поэтики самого Волчека, о которой Георгий Кон рассуждает следующим образом: "У Франсуа Трюффо - очаровательное высказывание: художник должен навязывать свое безумие тем, кто менее безумен, либо тем, чье безумие отличается от его собственного.
Не знаю насчет долгов, но вот что касается навязывания своего безумия (а в безумии Д.В. никто да не усомнится)... Мир Д.В. не менее идиотичен, чем мир простого советского слесаря, даже, может быть, более, это не означает, что они поймут друг друга. Т.е., кому именно навязывает Д.В. свой мир (кроме, естественно, Бога), кого именно он развлекает (кроме ангелов)? В этом вопросе нет ничего обидного, искусство всегда элитарно, оно всегда переваривается какой-то элитой, даже если художник не имел в виду вообще никакого зрителя". А строчки:
   Угодить всем - невозможно.
Угодить большинству ничего не стоит.
Угодить себе подобным весьма затруднительно.
О небесах умолчим.
следовало бы сделать эпиграфом ко всему проекту, столь далекому от угождения и большинству, и небесам. Разве что меньшинству, которое еще не вышло в тираж. (Кстати, для поэта в отличие от проститутки "выйти в тираж" -- святая мечта.) У Волчека мечта вывести в тираж свое литературное меньшинство практически осуществилась: "МЖ" прочно закрепился в Интернете, имена авторов, открытых Волчеком, известны многим, а некоторые -- чуть ли не всем. Свое меньшинство он не просто печатает рядом с Батаем и Кроули, но заставляет каждого высказаться, как он себя рядом с Батаем и Кроули ощущает. "Когда мне было семнадцать, я приехал в институт Наропа с твердым намерением переспать с Алленом Гинзбергом или Уильямом Берроузом", заявляет со страниц "МЖ" Марк Эверт. Эверт М. МАЛЬЧИК ДЛЯ БИЛЛА БЕРРОУЗА Точно такое же намерение чувствуется у авторов "Митина Журнала". Только интересы их не так узки -- не только Берроуз, все западное литературное меньшинство является объектом их страсти. "Переспать" пока еще не получилось, но выйти в свет из интернета удалось.
  
   Новое модное литературоведение, своеобразным итогом которого стало "НЛО", вершилось ни где-нибудь, а здесь, в сети, и для сетевого журнала такого, как "Митин журнал" или "Вавилон", где оно было явлением таким же естественным, как изготовление философского камня в подвалах алхимиков. Это была ночь "которая не ведает рассвета", и выйдя на поверхность, она не стала рассветом, а лишь продемонстрировала миру некий алхимический фокус, показала свое еще не вполне сформировавшееся лицо. Это, конечно, уже не kav, но еще и не человек.
   Осторожно, ненавязчиво оно посягает на разбор тех текстов, которые не претендуют на разбор классики, за которую могут заступиться именитые критики, а ограничивается текстами маргинальными, мало кому известными, и достаточно невнятными, для того, чтобы была полная свобода трактовки.
   Нынешний литературовед в никогда не возьмется за хорошие и умные стихи живущих и тем более имеющих возможность общаться с ним поэтов. Тот, кто решается на такой поступок, может столкнуться лицом к лицу с автором. А вот мимо разбора-трактовки глуповатых в буквальном смысле стихов - никогда не пройдет. Можно безопасно говорить по их поводу что бог на душу положит. Выложить все свои тайные и явные мысли о литературе и проиллюстрировать их строчками из "обиженного Б-гом" поэта. Разбирая его стихи, можно наилучшим образом подать себя и выстроить свою собственную систему мироздания, нимало не заботясь о том, что у автора разбираемых строк, она, возможно, совсем другая: намного проще и чистосердечнее.
   Вывод из этого напрашивается достаточно пессимистичный: неужели литературоведы будут по-прежнему работать только на примере стихов тех, кто в умственном отношении представляется им совершенно безопасным? Неужели так страшно - хоть один раз в истории литературы выбрать умного поэта-современника, проанализировать его стихи и получить наслаждение от его ответной оплеухи? Но нет, видимо, не судьба нашей литературе пойти по пути интеллектуальной поэзии: она слишком поздно (разумеется, уже после смерти ее носителей) будет исследоваться, а на первый план выйдут имена тех, кто в своем наивном песнопении словом или случайным образом задел тайные струны души интеллектуала-исследователя.
  
  

Фиговый шорт-лист

   Новоиспеченные сетевые критики возникли достаточно спонтанно - из публики, которая вращается вокруг различных конкурсов. Победители конкурсов сами участвуют в жюри и составляют аннотации к конкурсным работам. А уж тот, кто создал собственный ресурс для производства и внедрения конкурсов в жизнь, является отныне главным вершителем литературных судеб и волен диктовать членам жюри свои условия. Между членами жюри и конкурсантами ввиду того, что в сети, несмотря на ее неисчерпаемость, все всех знают, тоже устанавливаются определенные отношения. Не нужно к цыганке ходить: в шорт-лист будут включены друзья, и не войдут в шорт-лист недоброжелатели.
   Сетевой аналитик Михаил Гарцев , обозревая конкурсы в Тенетах и Литконкурс Кацо, пишет: 'Конечно, эти конкурсы малопродуктивны, т.к. конкурсанты стоят под своими фамилиями, со своими старыми (преимущественно) работами, которые все ужу знают... Естественно, что при таком подходе каждый член жюри тащит "своего". Я помню, как топтали Дорфмана, который сказал, что поставил 7 своим пристрастиям, а остальным - 0. Он был просто самым честным. Я помню, как сетевые математики приводили разнообразные методики подсчета с использованием высшей математики и последних достижений программирования. Главное же - не КАК считать, а ЧЬИ оценки считать. Вот как однажды были определены победители в конкурсе "Тенета-2002":
   1. Сетевое жюри выставило свои оценки.
   2. Трое "корректоров" (так называемое профессионально-сетевое жюри) "подправили" этот шорт-лист, в результате чего, из шорт-листа "выпали" двое сиишников (участников Самиздата, очевидно, впавшего в немилость).
   3. Пришло исключительно профжюри и устроило скандал, т.к. им не понравился шорт-лист. Администрация Конкурса разрешила профжюри составить свой шорт-лист и каждому члену разрешили включить 5 своих любимчиков, в результате - в шорт-лист вошло 50 конкурсантов.
   4. После оглашения первичных подсчетов член жюри Татьяна Тайганова просила зачесть ее новые, подкорректированные с учетом результатов, отметки'.
   Разумеется, не все конкурсы в интернете проходят столь странно. А самыми интересными можно считать по праву конкурсы пародистов - и это несмотря на то, что пародия как жанр, казалось бы, приказала долго жить. Но, заглянув как-то на сайт 'Интерлит', я поняла, что покойник скорее жив, чем мертв, и шансы стать ведущим сетевым жанром у него весьма велики. С публицистикой его роднит то, что это тоже отклик, отзвук, позиция, и поэтому в рамках постоянного сетевого общения, разовьется несомненно.
   'Мне нравится как проходит Международный Конкурс пародистов, - пишет Михаил Гарцев. - После предварительного отбора второй и третий туры проводятся анонимно, счетно-шифровальная палата получает по мылу работу конкурсанта и выставляет ее под номером, причем, данная работа пишется конкурсантом по заданию жюри, т.е. ранее нигде не выставлялась. Возможно, что кто-то из жюри имеет контакт с "шифровальщиками", но "человеческий фактор" исключить на 100% вообще невозможно. Поставьте перед конкурсантами частокол из программ типа Худломера и обязательно кто-нибудь, когда-нибудь найдет доступ к прораммисту, обслуживающиму эти программы'. Комментарии
   Что касается первого крупного конкурса в Сети "Тенета", то там действительно за прекрасной доброй идеей Делицына стоят не совсем чистоплотные игры. Некоторые члены жюри сами в других номинациях получали первые места - и путаница в самой системе судейства играла им на руку.
   В структуре РЛНС раньше существовал a href="http://www.rnls.ru/konkurs/rslk.html"> конкурс, поддерживаемый АО 'Культурное наследие'. На главной странице висели номинированные на этот конкурс произведения, а в конце месяца компетентное жюри ставило оценки, и таким образом определялся победитель. Критика рождалась вокруг номинаций, осуществляемых редколлегией. Каждому редактору нужно было как-то обосновать свой выбор, и поэтому на странице номинированного автора происходили жестокие дискуссии между недовольными номинацией читателями и номинатором, защищающим свой выбор. Сюда же подключался и сам автор с оправданием своего творчества.
   Поэты выбирали стихи других поэтов, и, разумеется, далеко не самые лучшие, часто по тому же самому принципу дружескости. Приходилось обосновывать, почему дружу с этим поэтом, а с другими не дружу. Из такого рода обоснований складывались первые литобзоры, стали появляться критические статьи и рецензии. И даже появился конкурс критики, на который отбирались наиболее качественные, опять же с точки зрения редакторов-номинаторов, произведения. Они в свою очередь так же подвергались критическим нападкам, защищались, однотипные вопросы публики: 'кто ты такой, чтобы судить других', 'не лучше ль на себя, кума, оборотиться' требовали развернутых ответов со ссылками на Гегеля, Белинского и Писарева. Появились статьи в защиту критиков и критики, им противостоят статьи в защиту поэтов от критиков. Так начало зарождаться сетевое литературоведение.
   Объясняя, почему можно не любить критиков, Джулиан Барнс (Julian Barnes. Flaubert`s Parrot, 1984) вкладывает в голову своего лирического героя весьма раздражающий метод последовательных отрицаний: не люблю критиков совсем не потому (моральное уничтожение всех критиков 1), не потому (моральное уничтожение 2), а потому что они себе что-то там себе позволяют (пример), это позволять себе непозволительно.
   Каждое моральное уничтожение делится на две части:
   1) аргумент, почему критик достоин презрения;
   2) отрицание первого аргумента, уточнение с уведомлением, что дела обстоят еще хуже.
   Выглядит это последовательное отрицание следующим образом: 'Позвольте мне объяснить, почему я не люблю критиков. Совсем не потому, что они всего лишь несостоявшиеся писатели (как правило, это не так: среди них некоторые могут быть несостоявшиеся критики, но это другой разговор), и не потому, что они по своей сути недоброжелательны, завистливы и тщеславны (чаще всего это тоже не так; их скорее можно обвинить в излишней щедрости, в том, что они готовы расхваливать явную посредственность и все реже проявляют профессиональную способность разбираться в чем-либо). Нет, причина, почему я терпеть не могу критиков критиков - с некоторых пор, - за то, что они позволяют себе писать подобные вещи...' .
   Все эти аргументы против критики можно вы увидите и на сетевых просторах Рулинета. Барнс нашел самые распространенные, самые убойные аргументы. Против них, как правило, нечего возразить. И поэтому критики во всеобщей опале. Поэты жалуются на критиков хозяину сайта, он пытается бороться против критики административными мерами.
   Там несколько раз менялась редколлегия. В последний раз была попытка сделать главным редактором сетевого критика Татьяну Тайганову, что немало способствовало бы развитию там литературоведения, но редколлегия, состоящая из тусовки сайта, не смея выступить в открытую, стала с помощью различного рода интриг противостоять этому решению администрации. Редколлегия была напугана - что стоит каждый из них на самом деле? В редколлегии не профессионалы, а те, кто заработал себе рейтинг и зарекомендовал себя как автор активный и плодовитый. Тем более все чаще на Прозу.ру начали заглядывать профессионалы, указующие на их ошибки - а это не понравилось самолюбивым коренным жителям сайта, привыкшим к комплиментам за малейшую попытку изложить свои мысли на уровне школьного сочинения. От профессионалов они получили нелестные отзывы и с приходом Тайгановой всерьез стали опасаться за свое место под солнцем. Обнаружив себя в изоляции, обвиненная в жестоких модерациях и произвольной смене редколлегии ( к чему не имела ни малейшего отношения) на сайте новоиспеченный главный редактор ушла, обвинив во всем хозяина сайта Кравчука, который в силу своего возраста и образования, не очень переживал по этому поводу. Но, возможно, именно эти интриги стали последней каплей, переполнившей чашу его терпения - редколлегия была в скором времени распущена, главным редактором сайтов РЛНС он назначил себя. Конкурс РЛНС с его номинациями прекратил свое существование.
   'В настоящее время Конкурс закрыт по решению его учредителей в связи с тем, что он выполнил свою роль по формированию общественного движения сетевой литературы' . Резко снизился и на форумах уровень дискуссий освободившихся от вкусовщины поэтов и прозаиков.
   Зачем им эта свобода, они так и не поняли. Если на Стихи.ру просто прекратились любые литературные дискуссии, то на Прозе.ру их так и не возникло. Это особенно прискорбно, потому что публицистика пишется... прозой и где же, как ни на этом сайте, ей развиваться. Но прогнозы сетевых журналистов неутешительны. Лев Вишня пишет : 'Проза.ру в действительности это форум для общения, а не литературный ресурс. И это не потому, что там нет хороших текстов и хороших авторов. А потому что:
   а) превозобладал исключительно игровой элемент общения.
   б) 95% текстов остаются невидимы для читательской аудитории.
   Читательская аудитория, сориентированная на рейтинг, их просто не видит. Так что там ситуация может идти только по пути усиления тех тенденций, которые есть на текущий момент. Контакт с издателем у автора Прозы.ру может произойти исключительно случайно, как правило на моей памяти такие контакты происходили вообще только в тех случаях, когда автор давал ссылку на свои произведения на форумах за пределами Прозы.ру'.Тем не менее именно с Прозы.ру - нашумевшая Денежкина, не так давно вышли книги Бориса Гайдука и Станислава Фурты.
  

Белинские выходят из сети

   Авторы, зародившиеся в подполье Интернета, все активнее выходят в свет.
   Юная сетевая словесность без застенчивости обращает свои взоры в вопросы государства и общества (монография Николая Чуксина "Не надо нас дурить"), утопии и антиутопии (научное исследование "RUТОПИЯ", Вадим Штепа), свободы и демократии ("Лукошко с трухой" Кирилла Резникова). Русская идея патриотизма выявляет себя в художественной документалистике, обрисовывающей факты Великой Отечественной войны и нынешних позорных и нескончаемых войн (Вячеслав Миронов. "Я был на этой войне").
  Авторы, вышедшие из Сети, не претендуют на строгую научность и все время оговариваются. Так, Николай Чуксин в комментариях к своей статье 'Государство и общество', пишет: 'Эта работа ведь больше поэтическая, чем научная, даже с приставкой 'псевдо'. Ни по своему образованию, ни по предыдущей деятельности я не готов замахиваться на такие темы. Я окончил индустриальный техникум, потом МИХМ, потом ВАВТ и ИМЛ. По трудовой деятельности был связан с наукой лишь постольку, поскольку наука ставила вопросы перед Внешторгом о приобретении той или иной информации. Чаще всего это касалось оборонных отраслей. Из биологии мне приходилось соприкасаться только с ферментацией, иммунно-ферментным анализом, диагностикой СПИДа и кое-чем по мелочи. Поэтому сам факт написания 'Государства и общества' - косвенное подтверждение наличия этих самых явлений.
  Являются ли они полями в строгом математическом или физическом смысле этого слова - судить не берусь. Краткую систематику полей дал для начального введения в эту сферу еще более неискушенного человека, чем я сам'i.
  Будучи необыкновенно чутким, отзывчивым к мыслительным движениям других, Чуксин делает наименьший упор на самого себя, на свою собственную непогрешимость. Впрочем, вполне может быть, что эта апологетика любительства в Рулинете - некий образ национальной идеи, достигшей высшей точки внутреннего разлада и недовольства собой, когда уже стало ясно, что мысль государственную разрешить невозможно.
   В книгах, изданных на основе сетевых публикаций, можно увидеть разгадку загадочной русской души, след той самой русской идеи, которую мы ищем уже не первое столетие, и которой ныне дается новое, отнюдь не философическое измерение: "И, глядя на эти лица, на эти горящие безумным внутренним огнем, но при этом озаренные каким-то светом глаза, понимаешь, что эти люди готовы отдать свою жизнь за окружавших тебя товарищей. Отдать, не задумываясь, не торгуясь со смертью, противником, а просто встать между пулей и товарищем, заслоняя собой, при этом не требуя никаких привилегий, наград, индульгенций. Я задавал себе вопрос, на который так до сих пор и не нашел ответа, может, это и есть то самое величие духа русского солдата, которое не сумела сломать ни одна армия в мире? И это несмотря на то, что ни одно правительство в России не любило, даже боялось своей армии и постоянно стремилось сломать ей хребет, сделать то, что не удавалось противнику". (В.Миронов)
   Сетевой публицист потому будет востребован в книжной литературе, что он не бывает неискренен: он каждый день общается со своими читателями, которых при всей их концептуальной необразованности в весьма трудно обмануть. Более того, он принадлежит к тому новому и еще непознанному культурному кругу, для которого виртуальная реальность стала местом встреч и школой творчества. В то время как каждый житель планеты почувствовал, что и его обыденная реальность стала совершенно другой, виртуальность стала новым содержанием и его собственной жизни. "Всеобщая виртуализация, стремительно разворачивающаяся в первые годы нового века, кардинально размыла сами критерии "реального". Мировоззрение ныне создается и легко трансформируется средствами массовой информации, смыслы жизни черпаются в музыке и кино, в общении вместо имен используются сетевые ники. Это, однако, не означает, что сетевое общество напрочь отменяет "традиционные ценности", - для тех, кто творит свои виртуальные миры, эти ценности оказываются куда более реальными, чем "реальность" окружающего мира. Такая вот инверсия". (В. Штепа)
   К технологиям Интернета Кирилл Резников - специалист по этнической истории и психологии,
   все-таки относится с определенным опасением:
   "Разрушаются человеческие связи, человеческие отношения. Интернет - это очень интересно, но это виртуальное, а не реальное общение".
   Тем не менее у него множество проектов, связанных с популяризацией творчества сетевых авторов, проживающих в Канаде, произведений русских писателей среди североамериканских русистов (в США и Канаде около 300 кафедр, где преподают и изучают русский язык, литературу, историю России, есть и журналы). Избранные произведения некоторых из них размещены на его сайте http://www.inforussian.com . Сайт переводческий и одновременно культурно ознакомительный. Есть у Кирилла Резникова задумка попытаться склонить какое-либо североамериканское издательство, специализирующееся на русской литературе, издать сборник прозы русских писателей 'второго эшелона', то есть талантливых, но мало известных в литературоведческих кругах Запада.
   Занимаясь этнической психологией, Кирилл Резников вступил в интернетполемику по вопросу о врожденном характере русских и его отличии от представителей других этносов. В своей работе Cоциобиология и проблемы этногенеза он представляет нашему вниманию отрывки из дискуссий, проводимых им на форуме. http://www.forum.msk.ru/. "Современные биологи не сомневаются, что по наследству передаются не только физические признаки, но особенности обмена веществ (химия организма) и поведенческие признаки, составляющие фундамент человеческой личности, то есть темперамент, характер, черты психики и способности".
  
   Обсуждение этих и других книг происходит опять в интернете, на страницах авторов. Создаваемый рядом с книгой метатекст по накалу своему и уровню поднимаемых вопросов может быть выше самого текста, что само по себе становится стимулом для дальнейшего роста автора.
   Обсуждения - это и прекрасный повод для размышлений и мощный толчок для развития молодых журналистских дарований.
  
   Появляются собранные на сетевом материале все новые и новые журналы. "Город Гротеска" - проект литературной Утопии, издается молодым автором, сетевым аналитиком Львом Вишней, который считает свое детище литературной утопией. Среди авторов его журнала писатели-публицисты Павел Мацкевич, Валерий Сердюченко, Дмитрий Мотовилов.
   Учитывая все большее проникновения старых добрых журналов в сеть, и поиск такими консервативными изданиями как "Московский вестник" сетевых авторов, вряд ли стоит категорически противопоставлять в нынешнюю пору сетевую и бумажную литературу, разве что по количеству читателей: Митин журнал, к примеру, больше читают в Интернете, а "ЛГ" - в газетной версии.
   И если жанрах стиха и прозы ничего кардинально нового в сети не зародилось, то сетевая публицистика и сетевое литературоведение, получив там новые направления и новых авторов, стремительно вышли на поверхность, и ныряют снова в сеть лишь для того, чтобы не застыть и продолжить общение со своими собратьями по перу в режиме реального времени.
  

В поисках смысла сетевой литературы

   Но зачем нужно само это развитие публицистики в сети? Может быть все это брожение умов в целом для общества - явление отрицательное?
   'Сеть работает как гигантский предохранительный клапан, сбрасывая в свисток то давление, которое могло бы реально двигать развитие общества' - поясняет во время нашей беседы Николай Чуксин. Возьмем иллюстративный пример: газета "Искра", орган РСДРП, была гениальным менеджеристским ходом, она позволила создать реальную сетевую политическую структуру, развернутую по всей Российской империи. Вот если бы к "Искре" можно было бы приписывать хвост комментариев, которые тут же бы отражались во всех экземплярах издания, то, думаю, вся революция ушла бы в свисток. Точнее, в хвост...
   Независимо от того, положительное или отрицательное это явление для общества, сеть может быть рассмотрена и как вещь в себе, некое искусство для искусства, претендующее на космогонию. Попытка в любой загогулине видеть космогонию неоднократно высмеивалась критиками исследователей древних цивилизаций. Один из самых любопытных сюжетов был у Мелвилла: дикарю изрисовали все его тело загадочной татуировкой. Жрец сказал, что здесь вся религия, философия, вся мудрость мира, и что эти письмена продиктованы богами. Дикарь ходил с этой татуировкой, не умея прочесть ни слова.
   Когда он собрался умирать, то на крышку своего гроба перенес все эти рисунки, надеясь, что кто-нибудь да прочтет.
   Сетевая литература - это такой вот изрисованный дикарь. Впрочем, она ведь действительно дикарь и не осознает, в чем ее смысл, предназначение, что на нем такое нарисовано. Кто бы не взялся ее читать - ничего прочесть не сможет. Расшифровать и осмыслить все эти тексты никому не по силам. Мы можем только рассматривать все эти узоры на коже стихиры - дикаря. Господь (жрец) возможно, посмеялся над людьми и ничего не вложил в эти рисунки. А может быть он и правда здесь что-то такое зашифровал. Но он избрал крайне скверный пергамент - мало того, что здесь работают модераторы, которые все портят, вырезая зачастую важнейшие куски текста, но еще и сам по себе дикарь - существо, вызывающее мало симпатии. Нужно преодолеть отвращение, чтобы начать его разглядывать. Герой Мелвилла разглядывал этого дикаря по необходимости - с величайшим страхом и отвращением - ему нужно было провести с ним ночь в одной постели - больше переночевать было негде.
   Так иногда и критики какие-то заглядывают в сеть - ну негде пока перекантоваться - разглядывают письмена и не находят в них смысла.
   А самосознание этого дикаря относительно надписи на его теле вообще весьма проблематично. Даже если бы жрец дал ему ключ, то он все равно не увидел бы своей спины - а там тоже важная информация. Но скорее всего, нет никакого ключа, и сеть тем вернее своим искусом губит человека, что может статься, никогда от века...
  
  
  
  
  
Оценка: 4.23*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"