Шторы не помогали: не видимая за ними Луна проплёскивала своё марево сквозь них, сквозь простыни и одеяла, сквозь сомкнутые веки, сквозь хрусталики зрачков, сквозь кору обоих полушарий, сквозь мозжечок, сквозь...
Я отбросила пустые попытки заснуть, отбросила одеяло, встала, отбросила шторы, и губы сами прошептали:
- Здравствуй, сестра.
Внизу мешались пятна фонарей, подпалины улиц, тени домов, но рядом с Луною были только ясные звёзды.
- И чего я не пишу фэнтези и прочую мечтательность? - послышалось сзади. Я ли разбудила Натали, или и её тоже разбаламутило полнолуние? - Сейчас бы описала тебя в просвечивающей сорочке на фоне залитого лунным светом окна, а потом набрала на клавиатуре... - и она изобразила романтическую интонацию: - "И вдруг раздалась трель звонка".
На моём мобильнике - не "трели" и не мелодии какие-нибудь - так, слегка позвякивает. Я больше полагаюсь на вибрацию гаджета, чем на звук. Да и зачем посторонним знать, что меня кто-то хочет услышать?
Сотка на столике завибрировала и чуть зазвякала.
- О, - засмеялась последовательница сугубого реализма, - на свидание с вампиром не соглашайся! В крайнем случае - только на оборотней! Действительно, - опять улыбнулась она, - погоняться бы сейчас с серыми по лесу...
Какой-такой тут лес! До ближайшего - полчаса на метро, а потом ещё столько же на электричке... Которые уже не ходят. Да и гоняться по мокрому весеннему снегу...
Я подошла к столику, подняла сотовый. Устинья?!
- Включи звук. Пожалуйста.
Мы редко о чём-либо вслух просим друг друга. И, может, поэтому ещё реже отказываем в просьбе. Я включила громкую связь.
- Аля, здравствуй! Ты нужна мне.
- Здравствуй. Что-то случилось?
- Да. У старших - бдение, они в таверне. А у нас... Захватили Романа. Поможешь?
- Кто? Я? В чём?
- Он успел только набрать мой телефон. Чтоб взять след, надо определить место исходящего.
- Как?!
- Ну-у-у...
И я поняла.
- Попробую. Но...
- Говори.
- Но я - с вами!
- Кто б сомневался! - хмыкнула ведьмочка. - Его номер сейчас сброшу. А ты... Выходи. Форма одежды - боевая. Внизу встретимся, - и опять усмехнулась: - Да, ждём уже.
Отключилась. Тут же тренькнула смс-ка. Я набрала короткий номерок Ларисы. Истиной блондинке захотелось поворчать, покапризничать, захотелось подробностей...
- Некогда! - закричала я.
- О-о... - заоблизывалась спецназовка. - Тогда так: будешь должна... Хотя нет. Вернёшь мой долг. Вернёшь мой камешек.
Я взглянула на зеркало, на полочку перед ним, где луна играла гранями изумрудной друзы, вздохнула:
- Принято.
- Жди смс-ку.
Отключилась.
- Вот уж, адреналинозависимая... - пробормотала Натали.
- Завидуешь?
- Ещё чего! На улицу? В сырую ночь?
- Ты же только что мечтала про полнолуние?! Или ты предпочитаешь писать, а не чувствовать?
- Да опять же: даже писать об этом - не в стиль мне! Помнишь Чехова? - "...о том, что никогда не бывает в жизни". Я больше о том, что хоть иногда да случается.
"В вашей жизни не бывает, - не стала вслух спорить я, - в ваших жизнях. "Ионыча"-то он написал в летом 1898 года, как раз когда Блок с Менделеевой ставили "Гамлета", то есть в лето - месяц в месяц! - когда у них началось то, чего у всех не бывает. Чего "Любочка" - такая, как все! - и не выдержала".
- Однако, странная у вас боевая форма одежды, - улыбнулась подруга, глядя на мое тёмно-зелёное, с голой спиной платье. Не озябнешь?
Нет. Есть у меня шубка песцовая - лёгкая, как шёлковая мантилья, тёплая, как... как объятия любимых. Нет, не замёрзну, но ещё...
- Может, изумруды? - поняла моя женщина мои колебания. - Которые от олигархов, чтоб под цвет платья?
А вот и нет! - помогла мне решиться она. Рубины! Подаренные то ли Ириной Дмитриевной, то ли... Дыхание перехватило только от воспоминания... Недавно я закончила браслет из них ожерелье, тику... Да и некогда особенно возиться с волосами.... А так - на пробор и...
- Только бы наоборот, - откомментировала мой выбор Наташа.
- Поцелуй меня, - подошла я к ней.
А в этом мы не отказываем друг другу никогда.
Отдых напрасен. Дорога крута.
Вечер прекрасен. Стучу в ворота.
Дольнему стуку чужда и строга,
Ты рассыпаешь кругом жемчуга...
Ну и что - что не вечер, а заполночь?! Отдых - напрасен! А кругом - жемчуга!
- Ну хороша... - встретила меня Устинья, задержала взгляд на туфельки, на каблуки -добавила: - А если бежать придётся?
- Мне?! Пусть за мною бегают!
- И ведь не догонят, - улыбнулась другая девушка и вышла из-за втёршегося на тротуар автомобильного монстра.
И фонарный свет словно стёрли, словно осталась только луна.
Такой лет двадцать назад была Ирина Дмитриевна.
- Знакомься, - хмыкнула на моё изумление "одноклассница", - Ева, племянница. Я ж тебе говорила: они, старшие дочери, все в одну капельку... Кстати, твою Алю из средневековой Праги - из той же клепсидры капнули...
- Мы так думаем... Да и в сафьяновой тетради есть намёки на то, - подтвердила "племянница". - Евдокия я,--и улыбнулась...
Улыбнулась... Ева, которая самая первая, улыбалась так же. Улыбалась так, что Адам меж верховным запретом и её улыбкой выбирал яблоко!
- А ты... - я перевела дыхание, - в сколе каком-нибудь, под яблонькой той не ночевала?
- Нет, - засмеялась та, - никаких сколов! Только то, что здесь и сейчас!
- Она даже книжки читать не любит, - наябедничала "тётя".
- Да и Ева блондинкой была, - с намёком на пренебрежение пожала плечами брюнетка. - И уж не тебе про парадизы завидовать: что ты сама летом с яблоневым садом вытворяла... Алевтина Петровна до сих пор только головой качает...
Яблоневый сад, лето... Яблоневый сад - апрель! Яблоневый сад, осень... Я не бывала в нём зимой. Ещё могу успеть... По мокрому плотному насту, среди мокрых тёмных стволов, под мокрыми тяжёлыми тучами... Или брызнет последнее февральское солнце?
- "Вытворяла"? Валялась в тенёчке да трахалась, - вслух буркнула я. - А они что? Следили да подглядывали?
- Их - притянуло! Их в образ выкинуло! Самопроизвольно! Чего уж двадцать лет как не случалось!
Тина ещё что-то хотела высказать, но у меня еле слышно тренькнула смс-кой. Тина замолчала.
А я вслух продиктовала адрес.
- Поехали, - кивнула Ева на автомобиль.
Да-а... Среди мелкоты, припарковавшейся на ночь, он выглядел, как... как уссурийский тигр среди стада высыпавших во двор кошек. Тигр был царственен и равнодушен, а остальные сразу начали казаться суетливыми и завистливыми. Я подошла, пригладила эмблемку на капоте - похожую на какой-то масонский иероглиф, переплетённую двойную "М".
- Дорогие подарки тебе дарят...
- Думаешь, я сама бы себе такое купить не смогла?
- Если бы нечто такое себе покупала сама, обзавелась бы "Бентли" - "Мюльсаном", к примеру, или уж что-нибудь из "Феррари". Не знаю я тебя, не могу точнее... Но в любом случае, чтоб сиденье у руля не было бы так явно местом водителя на жаловании. Хоть и на очень и очень приличном. Сама же водишь...
- Обломала ты её, - сзади засмеялась Тина: - она так хотела небрежно уронить: "Подарок, никак руки не доходят поменять".
- Тётя!
- Значит, точно, - засмеялась и я.
- У одной - машина за полмиллиона баксов, у другой, - "тётя" акцентирована взглянула на камень тики, на чуть проглядывающее из-под шубки ожерелье, - рубины не дешевле... Ладно уж, я поведу. Побуду на жаловании... Садитесь.
Она распахнула заднюю дверцу. Я села. Но на том услужливость Тины и закончилась, закрывать её она не собиралась... Широкая дверца была теперь далеко откинута, до ручки я бы не дотянулась... Что ж.. Есть у майбаха кнопочка специальная. Нажала. Дверца сама мягко захлопнулась.
Сбоку раздался тихий смешок:
- Вот и тётушку обломали.
"Тётушка" не ответила. Она устраивалась за рулём.
Тигру было тесно в муравейнике многоэтажек. Но и пачкаться муравьями ему не хотелось. Тина аккуратно вывела зверя на улицу, а потом вжала педаль... Зверь довольно заурчал и рванул.
Этому чудовищу, чтоб добраться до отметки в сто километров в час, хватает пяти секунд. Ощутимо вдавило в спинку кресла. Наш спальный район уже спал, немногие машины мешали мало... Да и судя по тому, что мы обгоняли их, как стоячих, первой сотней километров наш шофёр на жаловании не ограничилась.
- Не бойся, она на интуиции сейчас гонит. Проскочим. Оттестировано, - и тронула лоб, словно стёрла невидимую капельку пота. - Многажды.
- С Гессы высокую интуитивистику прихватила?
- Ну, с нашей Усточкой и до того в карты, кто её знал, играть не очень-то соглашался, а уж после... - она улыбнулась, видимо вспомнила какого-то бедолагу. - А ты, оказывается, разбираешься в машинах? Неожиданно.
- Ещё я разбираюсь в оружии, охоте, рыбалке, преферансе, футболе... Могу даже поговорить о политике... И даже - "о бабах". Я разбираюсь в мужских игрушках.
- А каково это мужской игрушкой - быть?
- Работа, как работа, - буркнула я. - Ты же тоже где-нибудь работаешь? А про подробности... вон расспроси бывшую гойшу.
- У нас не работа, - покачала головой дочь Ирины Дмитриевной, - служение. Да и ты... Тебя же пустили в таверну... Значит, заслужила - выслужила. Нас-то даже к тропе не подпускают...
- Какое ещё служение - я просто за деньги трахалась с мужиками!
- А ещё гуляла - за деньги - на подиуме, в ещё за деньги мерила драгоценности, а ещё танцевала... У каждого - своя битва и своё оружие. Вон, Блок всё проиграл, как раз потрахавшись со своей законной женой. Любимой и юной. "Любочка"! - сказала она, как выплюнула. - Ему и таверну показали... как в конце врёмен... заросшую паутиной... с полутрупами из Дружины... Он проиграл всё.
И процитировала:
- ...сосед мой склонился на кружку,
Тихо брякнули руки,
И приникла к скамье голова.
Вот рассыпался меч, дребезжа.
Щит упал...
- Ты тоже тридцать три тысячи стихов наизусть помнишь?
Она не ответила, только, словно извиняясь, чуть пожала плечами.
Шоссе повернуло, и фонари перестали заслонять ночное светило. Теперь мы мчали прямо к нему, как по лунной дорожке на море. И я смотрела, смотрела на Луну... И почти видела, как лунные лучи путаются в моих рубинах.
Ева повернулась ко мне хотела что-то сказать, но только покачала головой:
- Умеешь же...
- Что? - не поняла я.
- Быть драгоценным камнем, - послышалось с переднего сиденья: наш водитель в зеркало улыбнулась мне. А дальше неё и выше - сквозь стекло зеркала, сквозь стёкло лобового, сквозь небо, сквозь космос! - луна засмеялась тоже.
- А ты, гойша, не умеешь?!
- Для гойши главный бриллиант - мужчина... Тот, кому повезло оказаться рядом.
- Скажи стих, - вдруг попросила меня Ева, - и я его запомню. И впишу в канон. И его тысячелетие кряду будут заучивать мои дочери...
- Для меня "тысячелетие" - слишком долго, - не стала связываться с вечностью я.
Домов вдоль улицы вдруг стало много, машин стало много, пришлось притормозить... Пришлось отвернуть от Луны... Садовое кольцо. Сталинский ампир... Но вот улочки стали совсем тесными, дома - низенькими...
- Приехали.
Небольшой домик... Кругом кирпичи, бетон, асфальт, а он - деревянный, на окнах резные наличники... Таких, сохранившихся еще с царских времен, много по окраинам в русской провинции - в Нижнем, в Муроме, Рязани... Но здесь... Купеческий особнячок, он в советские времена стал почти трущобами - коммуналкой на десяток семей, которые по отдельности жили даже в цокольных комнатах, с одной общей кухней и одним единственным туалетом. Но теперь... Но здесь... Дерево после ремонта ещё не успело потемнеть, побелка цоколя посереть... Теперь и стоит он, верно, почти как вилла на Лазурном берегу.
- Вы в таком же обитаете?
- Нет, у нас квартира.
- С видом на Кремль?
- Нет, с нашего первого этажа Кремля не видно.
- Вот незадача, - пробормотала я.
- Всё, - прервала меня Тина и вышла из машины.- Ищем.
- Чего? - выбралась на свежий воздух и я.
- Если б я ещё и знала...
- Не мешай ей, сейчас она сосредоточится или расслабится...
- Не надо. Наверное.
- Что? Почему?
- Вон, - протянула руку я, - не это?
- Фу, - фыркнула Евдокия, - тыкать пальцем! Кто только тебя воспитывал?!
"Шлюхи больше", - захотелось ответить мне, но смолчала: девицы уже вприпрыжку неслись к ошмёткам мобильника. Первой поспела Ева, но тут же получила по рукам от "тётушки":
- Не лапай! Затрёшь ауру.
- Да пожалуйста! - показала независимость племянница. - Это его хоть?
- Отойди... Всё забиваешь... Ты, как мазок охры на акварели!
Было видно, что Ева хотела ответить, но всё-таки вспомнила о приличиях, вспомнила про меня и молча отвернулась. Вернулась. Встала рядом.
А её родственница... Мне доводилось бывать с художниками на пленере, когда они компанией, со смешками и прибаутками, высыпали из "Газели". Кто-то спотыкался, кто-то потягивался, кто-то почёсывался, но вот каждый из них выбирал себе место... Суетливость пропадала, неряшливость движений пропадала - начиналась работа. Которую они делать умели.
Тина тоже начала работать. Из сумочки вытянула клеёнку, расстелила возле искорёженного корпуса, опустилась на колени. Достала пластиковую бутылку, капнула себе на ладонь, стряхнула капли на обломки, протянула над ними руку, замерла...
- Вода - её атрибут, - шепнула Ева. - А эту мы взяли из его комнаты, из вазы с цветами в спальне. И у Тины же с ним была общая ночь... Давно, правда, больше года уже прошло, но тело помнит... Тело очень долго помнит тела любимых. Помнит обмен с ними жидкостями.
Тина откинулась:
- Это он. Его мобильник. Вырвали из рук, бросили, раздавили. Идите сюда. Буду ставить зеркало.
Мы подошли.
- Устраивайся рядом, - кивнула она племяннице, - больше увидишь. Тебе, - хмыкнула она на мою экипировку, - не предлагаю. Чай, неловко в этом на коленках-то...
Еве, в её тесных джинсах, на коленях удобно тоже не было, но она пристроилась.
- А получится?
- Водяное зеркало? В полнолуние?! Да и Аля рядом.
- И чего? - не поняла я.
- А то, что Иринка, когда ты была рядом, вот эти твои рубины из свой реальности в нашу вытащить сумела! А что в переходе, когда ты была рядом, случилось - сама помнишь.
- Не отвлекайся, - приобняла её Ева.
- Да я наоборот...
- Накачку сосёшь? Аля, давай!
Что ж, получайте! Я замерла, я прикрыла очи, я сквозь фонарный свет увидела свет истинный - свет моей подруги, свет моей хозяйки, свет Луны, который, вроде бы и не её вовсе собственный, который вроде бы лишь отражение Солнца - свет звёзд и Солнца...
- Давай! - опять закричала девчонка.
Я открыла глаза. И успела увидеть в луже, разлитой вокруг раздавленного мобильника, лунное отражение - весь её щербатый диск, а потом он пропал, а вместо появилось женское лицо. Женщина смотрелась в зеркальце.
- Анастасия!
Женщина надменно улыбнулась. С каким облегчением она улыбнулась, и всё же - как надменно!
- Где ты?! Где вы?
Женщина покачала, головой: не слышит, но потом скосила зеркало и чуть поводила им... И в нём отразилось... Я чуть тоже не бухнулась на коленки, чтобы рассмотреть, что же там такое?! Что это за мужчина, что это за апартаменты? Но пока думала про грязный асфальт, про шубку, про платье, про воспитание, пока решалась - в луже опять засверкала Луна, а потом растаяла и она. И опять в ней остались только разломанный мобильник, да отсвет недалёкого фонаря.
- Узнала? - спросила одна ведьмочка.
- Тёмная комната. Храм святого Людовика. И ведь недалеко... - ответила другая.
- Погнали!
И они вскочили.
И она погнала. Так, по кривым арбатским улочкам я не носилась даже с моей бейкершой на её "хонде". А уж на этом чудище... Иногда, казалось, что "майбах" просто расталкивает мелкие домишки, а мелкие автомобильчики просто сами прыгают на их стенки. Интересно, а интуитивный выплеск нашей водительницы учитывает посты гаишников? Но ни свистков, ни сирен сзади не слышалось... Мата, впрочем, тоже.
- Вы что-то поняли? - спросила я у соседки, которая, как и я, вцепилась в свой ремень безопасности.
- Да. Судя по католическому храму - это инквизиция.
- Вы знаете внутренности всех католических храмов Москвы?
- Нет. Хоть их в Москве только три штуки. Но у нас есть литографии всех четырех московских тёмных комнат.
- Что это?
- Места, где можно сравнительно надёжно держать таких, как Анастасия.
- И таких, как вы?
- Да.
- Почему "сравнительно"?
- Да, кто бы мне сказал полчаса назад, что в тёмную комнату можно пробиться лунным зеркалом... Вот тебе и ассумпционисты...
- А это ещё кто?
- В храме святого Людовика вообще-то служат члены именно этого ордена. Прокламируемая задача - христианское просвещение. Ну, схизматики! - "майбах" в очередной раз завизжал тормозами и увернулся от ещё одного особнячка. - Когда поняла, что это, на миг заопасалась - не кремлёвская ли...
- А если б?
- Сходили б и туда... Обновили б прецедент...
- Уже пробовали?
- Нет, старшим доводилось, - она опять выпрямилась, после еще одного головоломного поворота и добавила: - А хочешь, потом погуляем? Её родители, - качнула она головой в сторону нашей водительницы, - говорят, как-то в советские времена баловались... Хочешь, побалуем себя и мы? Ночью. В ещё одно полнолуние?
Но тут майбах в последний раз возмущённо завизжал и встал.
- Прибыли, - сообщила спереди Тина и длинно выдохнула.
Я тоже выдохнула. Успокоила дыхание, успокоила сердце, успокоила руки - заставила их разжаться. И ещё раз длинно выдохнула и услышала такой же выдох слева от себя. Оглянулась: Ева кончиком косы оглаживала себе лицо. Да, это здорово расслабляет... И она молчала. Глядя на неё, я смолчала тоже - удержалась от ворчания, мол, куда было так нестись... Но Ева заметила, чуть качнула головой и сказала:
- Это наш район, мы живём неподалёку, Тина на здешних улицах каждый камешек каждую выбоину знает. Ну и нас... каждая собака здесь нас знает тоже. А тёмная комната... она... - девушка отбросила косу за спину, - она вымораживает, она вытягивает силы... Она мучает.
Храм не впечатлял. Больше всего он был похож на Дом Культуры в каком-нибудь не шибко большом городке: такие же обязательные ели у входа, такие же декоративные, "под девятнадцатый век" фонари, такие же колонны, такой же фронтон - "как в Большом театре"... Разве что крохотные колоколенки по бокам сбивали суетное впечатление...
- Нет, это не советский ампир, - улыбнулась на мою кислую рожицу старшая ведьмочка, - это настоящий.
- Нам внутрь? Как?
- Мы через крышу, а ты...
- Через крышу? По колоннам заберётесь?
- Нет, сзади много удобнее...- и она хихикнула какому-то воспоминанию. - Мы же здесь выросли.
- Лазили уже?!
Девчонки только переглянулись.
- Подожди нас здесь. В таком, - Тина провела пальчиком по моим песцам, - тебе только по ковровой дорожке через парадный вход, но он закрыт. Ночь, видите ли...
- Проверим? - буркнула я и пошла к узкой, высоченной двери.
Девицы опять переглянулись и пристроились сзади. Идти было недалеко.
- Кто из вас лучше дерётся? - по пути поинтересовалась я.
- Наверное, ты, - предположила Устинья.
- Нет, - сразу отказалась я. - Я не дерусь - я убиваю. В храме я никого убивать не буду. Значит, драться - тоже.
- Тогда она, - ответила Ева. - Она помимо нашей техники ещё и на Гессе дурного понахватала.
- Помню, - вспомнила я, - писала. Именно эту фразу.
Тина ещё что-то хотела сказать, но я уже дёрнула дверь. Она не поддалась. Тогда я просто несильно хлопнула по тёмному дереву. Тишина. Я хлопнула ещё раз.
- Кто там? - послышался негромкий голос.
Мои спутницы неслышно сделали по шагу, Тина - налево, Ева - направо, напротив входа я осталась одна.
- На мне грех, отче...
Скрипнул ключ и дверь приоткрылась.
"Кюре" - всплыл полузабытый термин.... Высокий, усталый - мешки под глазами, седой... В чёрном старомодном костюме с белым воротничком... Увидел меня, разглядел мои рубины, покачал головой:
- Святая церковь никому нье отказывает в утьешении... - и вдруг улыбнулся, и морщины у глаз наполнились тёплым, лукавым светом: - Даже схизматикам.
Он раскрыл дверь пошире и приглашающе отступил в сторону.
- Я не одна, - успела выговорить я.
- Я тоже, - успел выговорить и он.
Девчонки, оттесняя меня, выступили из тени.
- Извините, святой отец, нам - внутрь, хоть Вы нас не звали.
- Дотшери мои, - поиграл иронией, поиграл зарубежным акцентом священник, - святая церковь не звала, но всегда будьет ждать вас. Уж, извинитье и вы мьеня... - и он отступил дальше.
Девчонки ринулись вперёд, я - за ними, но старик дотронулся до плеча, придерживая меня:
- Нье спешите...
Вспыхнул свет. Люстры, сводчатые потолки, колонны, ряды скамей, широкий проход посередине... И четверо парней. Совсем не монашеского вида.
- Ну, что вы, - словно извинился священник, - даже не иноки - послушники...
Он опять дотронулся до моего плеча и опять поиграл акцентом:
- Ставлью на мальтшиков.
- Принято, - само по себе выскочило у меня.
Драка долгой не получилась. Будущие ведьмы были быстрей, искусней да и просто-напросто сыгранней будущих монахов. А их резкость компенсировала мужскую силу. Тут главное не допустить захватов. Девчонки справились.
- Нам - туда! - показала на неприметную дверь Ева.
- С вас - желание, - повернулась я к кюре.
- Вот мы и опредьелились со ставкой, - усмехнулся тот, - я же нье говорил имьенно про этих пацанов... А их задачьей было только увьести ваших от выхода.
Раскрылась ещё одна дверка, и оттуда высыпало человек двадцать...
- Засада! - поняла Тина.
- Но это неспортивно! - возмутилась я.
- A la guerre comme a la guerre, - вздохнул кюре, - A la guerre comme a la guerre...
- У вас - война?
Он не ответил. А из толпы "мальчиков" вперед выступил мужчина.
- Руки! - приказал он.
Приказывать ему явно было не привыкать. За ним шаг вперёд сделал послушник со связкой мягких пластиковых пут. Подруги переглянулись и протянули вперёд руки.
- Ненужного усердия не требуется, - бросил старший себе за спину, повернулся к нам, оглядел меня, зло усмехнулся: - Её - тоже! - и словно выплюнул: - Нехрить!
- Я - крёщеная! - возмутилась я.
- И в прошлое воскресенье ходила на исповедь! - ссарказничал он.
- Ну, не в прошлое...
- А когда? - сразу заинтересовался кюре.
- Давно. Лет восемь назад...
- По какому поводу?
- К венчанию готовилась.
- Ты замужем?!
- Не успела. Его убили.
- Бандит? - опять словно выплюнул подошедший.
Отвечать я не стала. Я не стала говорить, что концерн Бориса "Ист-Вест" нынче считается вполне благопристойным, а один из его бывших "вице-президентов" -- уже депутат и член какого-то там думского комитета. Я промолчала.
Подошёл парень с путами. Спокойно поняла, что связывать себя не дам. Кажется, это поняли и священники.
- Не надо... - совсем без акцента попросил кюре.
- Под твою ответственность, Бернар, - смерив меня взглядом, отступил второй. - Ты мне ещё и расписку дашь!
- Ой, Люка, да что ты в ней разберёшь! - опять заполнил лучиками свои морщины кюре. - Я же пишу, как лапкина курица...
- Ладно, хватит марать святое место, - буркнул "Люка" и повернулся к свой дружине. - Ведите их наверх! Трое - останьтесь здесь, приберётесь, наведёте порядок к утренней службе. А её, - снова повернулся он к нам, - поведёшь сам.
- Идёмте, - дотронулся до моего локтя отец Бернар, - там у меня рабочая комната... Кабинет, что ли...
Я перехватила взгляд Тины, она чуть опустила ресницы.
- Идьёмте, - улыбнувшись, вспомнил про акцент священник, - идьёмте...
И мы пошли. Низкая дверь, тесный коридорчик... И на стенах, забранных в деревянные панели, гравюры, гравюры...
- Девятнадцатый век... После революции чекисты, когда искали ценности, на серые картинки внимания не обратили - уцелели... Да не тревожьтесь Вы! - опять дотронулся до моего локотка он. - Сейчас девчонки не будут буянить... Они что-то себе задумали, но дойдём мы спокойно... Ох, девочки-девочки... Выросли, красавицами стали, а как были хулиганками, так и... Да чего уж... Как там у вас говориться? - волка не исправит воля.
- У нас так не говорят.
- "Сколько волка ни корми..." - о том же.
"Про волков он случайно, случайно, случайно!.." - попробовала себя убедить я.
...узкая лесенка... ещё один коридорчик...
- Вы их знаете?
- Вспомнил. Лет несколько тому назад мы их с нашей крыши снимали... Знаете, как котят, впервые на дерево забравшихся, - улыбнулся он. - Ну вот, видите, дошли вполне спокойно.
