Майка шла по длинному, темному коридору третьего общежития, саратовского медицинского института. Общежитие особого архитектурного шедевра собой не представляло и являлось обыкновенным четырехэтажным зданием с плоской крышей и прямоугольными окнами. Рядом располагалось еще одно подобное строение, именуемое общежитием ?2, за которым начинался небольшой парк, принадлежащий Третьей Советской Больнице.
Весь первый курс Майка обитала на квартире, откуда, подталкиваемая скукой и одиночеством, перебралась в общагу. Обосновалась она в восемьдесят второй комнате, которая спросом у публики не пользовалась, ибо соседствовала с туалетом. Однако это обстоятельство Майку не смутило, так как надо было все равно с чего-то начинать. Поэтому, переносила она туда казенный матрац и подушку с радостью и воодушевлением.
Вскоре в комнату подселили Ларису. Майка немного знала ее по абитуре. В колхозе "Просвещение", где будущие врачи честно вкалывали на уборке урожая, Лариса проживала с Майкой в одном бараке. Майка запомнила Ларису поющей и, почему-то, прилепила ей кличку "томный взгляд". Лариса действительно была вся какая-то томная, а еще большая и мягкая, с пухлыми губами и добрыми близорукими глазами...
В начале третьего курса Майка с Ларисой переехали. Случилось это после внезапного наводнения - в Новогоднюю ночь прорвало трубу в туалете этажом выше. Таким образом, их, ни за что пострадавших, "эвакуировали" в новую сто двенадцатую комнату.
К предстоящему переезду начали готовиться заранее. Сначала привели в надлежащий вид будущее место жительства. Потом стали перетаскивать вещи. Мужская часть общежития сразу заметила перемещение и поспешила узнать кто, зачем и куда...
Но, вернемся к начатому повествованию. Майка, как уже было сказано, шла по темному общежитскому коридору. За окнами насмешливо посвистывал ветер. Майка села на подоконник, достала пачку "Интера" с последней измятой сигаретой и закурила.
"И зачем я столько выпила?" - подумала она.
Потом с трудом слезла с окна и подставила голову под струю холодной воды. Стало немного легче. Майка вытерла слезы. Уткнулась мокрой щекой в сырую стенку с обшарпанной штукатуркой. Жаловаться было некому. Все спали. Время уже давно перевалило за полночь.
Проснулась Майка, естественно, с головной болью. Комната была пуста - Лариса, которая головной болью не страдала, ушла на лекцию. Однако, это вовсе не означало, что Майка осталась одна в общежитии. Не дав ей, как следует, проснуться, кто-то громко забарабанил в дверь. Сначала Майка решила не открывать, но потом, сделав над собой невероятное усилие, все-таки встала и пошла к двери. Попавшееся на пути зеркало недовольно прошипело в ее сторону:
-Ну и рожа у тебя, Шарапов! Тушь потекла! Глаза безумные! Волосы в разные стороны! А ну, возьми расческу. Вдруг - он!
Майка, пристыжено опустила глаза и попыталась навести порядок на своей, требующей аспирина и крепкого чая, голове.
В дверь постучали настойчивей и, для большей убедительности, несколько раз многозначительно кашлянули.
Кашель, явно, принадлежал Славику, с которым Майка и Лариса пели в ансамбле политической песни. Он жил в комнате напротив, поэтому частенько заходил пообщаться, а заодно и, если повезет, чем-нибудь подкрепить свой вечно голодный студенческий желудок.
Пришлось Майке, с трудом преодолевая похмельный синдром, поставить на плиту общежитской кухни свой, закопченный с обеих сторон, чайник.
-Сигарету? - поинтересовался Славик и тут же, спохватился. - Ах, да, ты же бросила.
(Все знали, что Дима запретил Майке курить).
-Давай! - остановила его Майка. - Я и не думала бросать. Чего это ты выдумываешь?
Славик взял гитару. Это был старый, видавший виды инструмент с автографами тех, кто взял на ней хотя бы один аккорд. Вот Кеша - баловень судьбы и любимец женщин. Вот Борька - птица, лишенная полета. А вот и сама Майка - чудо чудесное...
Славик играл, но Майка была не с ним - ее заботили собственные мысли. Последнее время она впадала в длительные философские искания насчет их с Димой отношений. Хотя делать этого абсолютно не следовало - все было банально просто. Майка, несомненно, нравилась Диме, но, быстро добившись ее расположения, он посчитал, что серьезных отношений он с ней заводить не будет. Почему? На то могла быть куча причин. Главное заключалось в том, что для Майки этот, поначалу легкий и не обременяющий флирт, неожиданно обернулся сильными чувствами - она влюбилась по уши...
Майка села напротив распевающегося Славика и стала рассматривать его высокий прямой лоб с белыми, почти прозрачными завитками волос на висках. Ей хотелось, чтобы он ушел, и Славик понял, без лишней обиды - знал, что Майка вне себя из-за Димы.
"Слава Богу!" - подумала Майка, закрывая за Славиком дверь. Ей действительно ужасно хотелось побыть одной.
Посидев бесцельно за столом, она взяла фотографию Димы. Молча подержала в руках, ставший бесценным, прямоугольник фотобумаги. Потом достала с полки толстую коричневую тетрадь - свой дневник. В нем Майка вела записи о Диме. Писала просто так, без всякой цели. Впрочем, как же! Цель определенно была. Ей хотелось, чтобы Дима непременно прочел и, желательно, понял то, о чем сказать она не успела, или не смогла, а после того как понял, обязательно пожалел бы... Пожалел о том, что они расстались...
Майка начала читать, легко ориентируясь в собственном почерке.
...О Диме я услышала задолго до нашего знакомства. Говорили, что студентки всех трех общежитий и даже кое-какие преподаватели от него без ума. Я видела его несколько раз, но, поначалу, он не произвел на меня никакого особого впечатления. Я им не интересовалась, а значит, не разглядывала и не видела его привлекательности. Правда, был он личностью довольно известной, то есть, при упоминании о которой редкий субъект не восклицал: "А, знаю-знаю!". И вот еще - темные очки, которых он никогда не снимал. Я помню, что они придавали его лицу особую значимость и даже некоторую таинственность...
И так, я видела Диму несколько раз, а когда мы с Ларисой переехали в новую комнату, я стала видеть его чаще - теперь наши двери были почти напротив. Очевидно, я ему примелькалась, и он стал здороваться со мной, причем по несколько раз в день. Вначале это даже злило - я вовсе не собиралась заводить с ним знакомство. Все решил случай. Как активный культмассовый деятель нашего общежития, я участвовала в подготовке Новогоднего вечера. Нам нужны были участники, и кто-то предложил позвать Диму.
Так мы впервые встретились в Ленинской комнате, на репетиции. Я объясняла его роль в небольшой постановке, показывала, что нужно делать, что говорить и вдруг положила ему руки на плечи и задумалась. Мои пальцы как будто примагнитила какая-то сила, и в этой неловкой паузе я поняла - он вооружен и очень опасен.
После репетиции мы все пошли пить чай в одну из гостеприимных студенческих комнат. Была гитара. Я пела и тем самым еще больше распалила его интерес. Еще бы - симпатичная, поющая студентка третьего курса, которая, по какому-то явному недоразумению, еще не побывала в его руках!
Майка дочитала до конца и подумала: "Меньше надо было культмассовой работой заниматься. Глядишь - ничего бы и не произошло."
Она встала из-за стола и поудобней устроилась на родной кровати. Родной считалась кровать, на которой Майка проводила свои, очень часто бессонные ночи. Двоюродная же, стоявшая напротив, чаще всего была пуста, либо служила временным пристанищем зашедших на огонек друзей комнаты. Правда, последнее время на ней основательно обжилась Нона, вылетевшая со второго курса и каким-то чудом попавшая в сто двенадцатую, студентка. Над Майкиной кроватью висела полка с книгами. На стене, поверх голубых обоев сверкал лысиной портрет Александра Розенбаума и с фотографии посмеивался в усы Леонид Филатов...
Майка провела рукой по написанным строчкам, и быстрым неровным почерком застрочила по бумаге.
Потом был день моего рождения, и я пригласила Диму. Этот шаг был логическим продолжением нашего чаепития, после которого он стал частенько захаживать в нашу сто двенадцатую комнату...
Я обожала праздники. (Впрочем, кто ж их не любит?!) Мне хотелось нравиться Диме. Хотелось, чтобы он смотрел только на меня, танцевал только со мной. Без сомнения, так оно и было. Я украдкой посматривала на нас в зеркало - мы отлично смотрелись. Тогда у меня и в мыслях не было думать о каких-то там серьезных отношениях. Он просто мне нравился. Не скрою, на него работала его репутация - я всегда любила "плохих мальчиков". Потом, я, конечно же, была сражена Диминым вниманием. Мне давно уже наскучили мои ровесники вроде его несуразного тезки-первокурсника (тоже, из ансамбля политической песни), который бегал за мной хвостиком, пел идиотские романсы и выражал свои чувства как собака - молча и преданно. Дима уже учился на пятом курсе, да к тому же играл в институтском драмкружке. Оба эти обстоятельства мне импонировали. Своим наметанным взглядом он разглядел во мне женщину, точнее сказать - свою женщину, и начал действовать незамедлительно, расставляя тут и там сети, в которые я очень скоро и угодила.
Зима в этом году стояла снежная. Да, впрочем, в этих местах и не бывает по-другому. Тридцатого декабря Дима вытащил меня и Ларису кататься на санках. Правда, последних у нас не было, но Дима попросил об этом не беспокоиться. Мы пошли куда-то за общежития, в гору, туда, где стояли частные дома вдоль узких не асфальтированных улочек. В одном из дворов Дима заприметил санки и сиганул через забор. Мы попытались, было, его остановить, но он убедительно сказал:
-Покатаемся - вернем. Ничего с ними не случится.
Дима, как истинный джентльмен, пропустил Ларису вперед. Она оседлала санки и понеслась с горки-улочки вниз. Я даже не думала, что у нее так лихо получится.
Когда Лариса вернулась обратно, Дима предложил мне поехать вместе с ним. Разместиться на одних санках было, естественно, трудно, и чтобы не упасть, Дима обхватил меня руками, а заодно и ногами, и мы двинулись в путь.
Где-то в середине саночного пробега, санки все-таки перевернулись и, сбросив нас в снег, поехали своим ходом, а мы с Димой, пролетев еще несколько метров, мягко приземлились в большом сугробе. Он, по-прежнему, держал меня крепко в своих больших руках, хотя я во время полета развернулась к нему лицом. Дима воспользовался моментом, и я не заметила, как мы начали целоваться.
Не знаю, сколько бы еще мы пролежали в снегу, если бы не прибежавшая Лариса. Как будущий врач, она явно хотела уберечь нас от переохлаждения и простуды.
Мы отнесли на место санки и вернулись в общагу - греться. Что касается меня, то мне было вовсе не холодно, а скорее наоборот, так что идти обратно, прямо скажем, хотелось не очень, хотя и пришлось.
В дверь снова постучали, и вереница Майкиных воспоминаний оборвалась. Отсидев скучную лекцию по патологической анатомии, вернулась Лариса. Она решила прогулять научный атеизм, к которому все равно не была готова - вчера вечером был непредвиденный сабантуй.
Лариса сразу заметила Майкины заплаканные глаза. Все было ясно без лишних расспросов. Майка вообще ревела каждый день, а вечером, чтобы успокоиться - расслаблялась с друзьями, благо любителей выпить и послушать гитару в общежитии было хоть отбавляй... Казалось, так легче забывать Диму. Но после короткого алкогольного наркоза только сильнее болела душа - та, которую не поняли, не полюбили, не оценили по заслугам, а точнее, всего этого не сделал этот несчастный негодяй Дима, провалиться бы ему пропадом! Надо было взять себя в руки, но Майкины руки едва-то и стакан поднимали, не то, чтобы что-нибудь потяжелей.
"Как же все быстро кончилось! - подумала Майка. - А впрочем, было ли оно вообще?"
Под словом "оно" подразумевалось счастье, которое внезапно ворвалось в ее жизнь, в общем-то, даже без приглашения, и, как бы случайно, но наделало столько шума и неразберихи, что Майка до сих пор не поймет, что к чему - словно ее поставили с ног на голову и забыли перевернуть обратно. В образе счастья явился все тот же злополучный Дима - посланный ли Судьбой, Богом или самим Дьяволом, а, скорее всего продуктивной Майкиной фантазией, поверив в которую, она уже не могла повернуть вспять...
Лариса легла спать. Ей сразу приснилась лекция по научному атеизму и незаконченный конспект, который она сдирала в прямом смысле - отдирая вклеенные в чью-то тетрадь записи и переклеивая их в свою собственную.
Майка села рядом и задумалась:
"Я и не предполагала, что мы станем подругами. Мне ведь всегда было свойственно разочарование. Первое, поверхностное знакомство приводило в восторг, я влюблялась, привязывалась, человек казался мне индивидуальностью, совершенством, но через время приходило разочарование: слетала маска незаурядности, величия, созданная, чаще всего, моим же собственным воображением, и предо мной представал человек обыкновенный, со своими слабостями и недостатками. И мы разбегались. Дружба переходила в знакомство. Знакомство - в редкое "как дела?".
С Ларисой все было иначе. Дружба с ней началась с совместно выкуренной сигареты, когда Ларису подселили к Майке в восемьдесят вторую. Покурили, поговорили и поняли что в компании друг друга легко и надежно. Этого было уже предостаточно, для того чтобы скинуться по червонцу в общую кассу на бытовые нужды.
Лариса перевернулась со спины на бок, видимо, закончив сдирать грезившийся ей конспект, и Майка, тихо, чтобы не разбудить подругу, снова устроилась на кровати, продолжая свое повествование:
Мы с Ларисой готовились к встрече нового года...
Тридцать первого в институте еще шли занятия. Я сидела на "микробе" и пыталась заставить себя разглядеть в микроскоп пресловутые бактерии, когда в дверях увидела Диму и очень удивилась, недоумевая, что студент пятого курса делает на кафедре микробиологии, покинув ее два года назад. Поймав мой взгляд, он знаком показал, чтобы я вышла. Это был отличный повод, чтобы улизнуть от нудной лабораторной работы, которая, как я не старалась, почему-то никак не лезла в голову. Мы долго болтали ни о чем. Я заметила, что мне нравится его манера говорить, его голос, его остроумие. Хотя никакой любви, пожалуй, еще не было. (Даже сейчас, я не могу и приблизительно определить дату вступления этого чувства в свои права.) Я была совершенно спокойна, и умение управлять собой меня еще не покинуло, а наоборот, казалось, сквозило в каждом моем движении и слове. Это потом, позже, я потеряю способность подчиняться сама себе. Позже, я стану своей собственной тенью, но сейчас, разговаривая с Димой о ерунде, я была во всеоружии, да, впрочем, и не чувствовала пока никакой опасности, чтобы насторожиться.
Неожиданно Дима спросил:
-Как ты думаешь, Лариса не будет против, если я напрошусь к вам встречать Новый Год? У меня есть рождественский гусь, откормленный специально по этому поводу и шампанское.
Теперь, когда я поняла, зачем он пришел, мне было трудно сдержать свою радость - впереди был очередной праздник, который явно обещал выдаться на славу, раз уж начинался так непредсказуемо.
Дима подождал, пока закончатся занятия, и мы вместе поехали в общагу.
Гусь действительно был великолепный. Это был не гусь, а целый поросенок, но времени до Нового Года оставалось немного, и мы решили приготовить его в другой раз, ведь стол и без того был завален всякой снедью. Кстати, именно Дима разбудил во мне крепко дремлющую хозяйку, заявив что "настоящая женщина" непременно должна уметь готовить, и, чтобы завоевать этот титул, я взвалила на свои плечи кухню.
В семейных обедах неизменно участвовали Лариса и Дима - оба любили поесть и не могли нарадоваться моему внезапному кулинарному рвению. Из института я теперь бежала в магазин, а засыпая, продумывала меню. Мне нравился процесс кормления Димы. И его "спасибо, было очень вкусно!" - ласкало слух, подобно самому лестному комплименту.
Год Дракона предполагалось встречать в подобающем виде, и я надела темно-зеленый костюм и распустила волосы. Я была в пике своей формы. Это заметили даже посторонние - когда мы с Димой вышли в коридор, кто-то крикнул из темноты:
-Дима, я тебе завидую. С тобой такая женщина!
С Димой я действительно чувствовала себя Женщиной с большой буквы. Его избранница, безусловно, должна была быть на высоте. И я оказалась на этой высоте совершенно без всяких проблем и заморочек. Просто, Дима заставил меня поверить, и в этом не было ничего удивительного, что я самая лучшая. Еще бы! Ведь это его выбор!..
Время близилось к двенадцати. Мы разлили шампанское, и я загадала, чтобы мы с Димой никогда не расстались - мне так хотелось верить в исполнимость единственного новогоднего желания.
Мы очень здорово проводили время: танцевали, пели песни, орали "хорошо!" в открытое морозное окно, били хлопушки. В комнате, то и дело, появлялись какие-то совершенно незнакомые люди, уже довольно пьяные, и мы спешили расцеловаться и поздравить друг друга с Новым Годом.
После полуночи Ларисе захотелось спать. Дима поспешил укрыть ее одеялом, сказав свое любимое:
-Все будет хорошо, сестренка!
Потом он сел рядом со мной, и я почувствовала его руку на своем плече.
-Пойдем ко мне, - предложил Дима, - музыку послушаем.
Я еще не любила, но эта ночь была слишком волшебной, чтобы закончиться обыкновенным утром, и я решительно встала:
-Пойдем.
В его девяносто третьей было темно. Дима включил маленький красный ночник, похожий на грибок, и я смогла получше разглядеть его комнату. Это была двухместка, небольшая, но очень, как мне показалось, уютная. Дима спал на "щите", коим являлась подложенная под матрац, снятая с чьих-то петель, дверь...
Не стану описывать подробности этой ночи, точнее именно этой части ночи, так как Новый Год был еще в полном разгаре. Пообщавшись на более близком уровне и, как будто получив друг от друга удовольствие (насколько в этом позволяло разобраться наше далеко не трезвое состояние), мы вернулись обратно.
Было уже довольно поздно, когда Дима сказал, что ненадолго отлучится в соседнее общежитие. Я отпустила его без задних мыслей, хотя и слышала о наличии именно в этом общежитии какой-то его "очень близкой подруги".
В его отсутствии пришел Борька, пьяный вдрызг и по этой причине абсолютно несговорчивый. Он пристроился рядом со мной на кровати, и все мои увещевания против этого действия не дали никакого результата. Непотребный Борька только что-то мычал, да размахивал руками. Одно его не координированное движение - и бусы с моей шеи разлетелись по комнате.
В это же время вернулся Дима и был очень удивлен тем, что дверь, которую он оставил открытой, заперта.
-Борька, какого черта ты запер дверь? - только и смогла произнести я в свое оправдание, когда, влетевший в комнату Дима, устрашающе произнес:
-Ага, уже и бусы рассыпали!
Но через минуту Борька уже просил прощения и клялся Диме, что между нами ничего не было и быть не могло, ибо он является истинным другом не только Майки и Ларисы, но и комнаты в целом, за что был прощен и даже премирован рюмкой водки и ложкой винегрета...
Лариса проспала почти целый день, а когда, наконец, поднялась чтобы перекусить и почитать хоть пару страничек из учебника, Майка, завернувшись в одеяло, уже была готова бороться с очередной бессонницей. Ей было тоскливо, и общаться не хотелось даже с Ларисой, которая самым надлежащим образом старалась облегчить страдания подруги. Утром Майка пошла на лекцию по общей хирургии. Профессор читал не очень интересно, поэтому Майка обычно располагалась на галерке. Впрочем, это не помешало ей усвоить основное правило хирурга - где гной, там разрез. И хотя Майка становиться хирургом не собиралась, но с каким удовольствием полоснула бы она скальпелем по нарыву (или надрыву) своей души, чтобы выплеснуть оттуда разом всю накопившуюся боль...
Забравшись подальше от профессорских глаз, Майка принялась было писать лекцию, как с удивлением обнаружила вместо тетради по хирургии свой дневник.
"Надо же! - подумала Майка. - Тетради спутала."
Она открыла последнюю недописанную страницу и взяла ручку.
Вот и закончилась новогодняя ночь...
Я уже не спала, а лежала и, в полудреме, слушала ровное Димино дыхание. Дима все время пытался выпрямить свои длинные ноги и безрезультатно упирался ими в шкаф, который отделял мою кровать от входной двери. Я лежала с закрытыми глазами. Если бы рядом не было Димы, то я бы подумала, что все случившееся мне просто приснилось. Но он был рядом, и моя, немного тяжелая после всего выпитого голова, лежала на его плече.
Я представила Димины глаза. (Минувшей ночью я увидела их впервые - он, наконец-таки, снял очки.) Без очков Дима походил на маленького мальчика - беспомощного и беззащитного, такого, каким он не был на самом деле...
Первой поднялась Лариса, и, хотя я уже не спала, но глаза открыть не решалась. Я представила, как она окинула нас взглядом и, конечно, обо всем догадалась. Мне стало неудобно. Дима тоже нравился Ларисе, и в прошлом году мы все еще были просто друзьями.
Лариса пошла умываться, делая вид, что вообще не замечает нашего присутствия, а мне пришлось срочно разбудить Диму.
-С Новым Годом! Пора вставать, - сказала я, слегка потрепав его по голове.
Дима открыл глаза, посмотрел вокруг, как бы не очень понимая, как очутился на моей кровати.
-Ты бы видел, как Лариса на нас посмотрела, - сказала я и почувствовала, что краснею.
Дима улыбнулся, мол, мне тоже стыдно, но что случилось, то случилось. Я хотела, чтобы он меня поцеловал, но вместо этого он полез в холодильник и достал опохмелительную бутылку шампанского. Пришла Лариса, которой ничего не оставалось делать, как примириться с новой расстановкой сил, и мы сели пить "чай".
Новогодняя беспечность быстро сменилась предэкзаменационной суетой - наступила зимняя сессия. Мы с Ларисой, по обыкновению, перебрались на квартиру, так как общежитие к учебе явно не располагало. Мне не очень- то хотелось оставлять Диму, но своим правилам я не изменила.
Расстались мы бестолково. Он проводил нас до остановки трамвая. Я обещала дать ему телефон, но так и не дала. Да он и не попросил...
Сессия предстояла нудная, и автоматически зазубривая основы исторического материализма, я мечтала только об одном - скорее бы назад, в общагу, к Диме. Увы, но редкие поездки в общежитие не приносили мне особой радости. В девяносто третью к Диме я не заходила и поэтому долго сидела на окне в коридоре, ожидая, что он, наконец, соизволит появиться из своей комнаты. Чаще мне так и не удавалось его увидеть. А если мы все-таки встречались, то говорить было не о чем. Все ограничивалось обычным: "как дела? как сдаешь? как учится?"
"Неужели все так быстро закончилось? Неужели нам была уготована только эта одна новогодняя ночь?" - разочарованно думала я.
Однажды Лариса преподнесла мне печальную новость:
-Говорят, у Димы появилась новая женщина...
-Да? И кто она? - спросила я, стараясь сделать вид, что мне это совершенно безразлично.
-Не знаю. Но если тебе интересно...
-Нет, меня не интересует ни Дима, ни тем более его женщины! - однозначно отрезала я.
Немного позже Лариса спросила:
- Скажи правду, ты расстроена?
-Конечно, расстроена. Обидно, но, впрочем, не больше. Я у него не была первой и последней не буду. Ты же понимаешь что это за тип. Нравится он всем. Я с ним от ревности сума бы сошла. Может и хорошо, что все уже закончилось. Ларис, ведь мы неплохо время провели, а? Я ведь ни на что серьезное и не рассчитывала, а то бы вела себя по-другому - разыграла бы девочку-недотрогу...
Ночью мне не спалось, а казалось, что я люблю Диму, и поэтому было больно до чертиков...
Лекция закончилась, как показалось Майке, слишком быстро. Она быстро вышла на улицу, оставляя за собой громоздкие колонны старого здания городской больницы. Даже не попрощавшись с одногруппниками, поехала в общагу. Там ее с обедом - неизменными макаронами с кетчупом - ждала Лариса. Обе ели молча. После еды Лариса попросила подругу вымыть посуду.
-Кстати, - сообщила она, - видела сегодня Димину "девочку".
-Ну и что? - поинтересовалась Майка.
Ее удивило, что Лариса прилепила ее такое ласковое название. Сама же Майка окрестила новую Димину пассию "Цаплей" - видимо, уловив какое-то сходство с этой длинноногой птицей.
-Мог бы найти себе получше...
Майка до хруста сжала пальцы, стараясь обмануть бдительный взгляд подруги - ей не хотелось выглядеть слабой. Она взяла со стола пачку сигарет и закурила.
-Я понимаю, тебе трудно, - сказала Лариса, - но ты просто обязана его забыть. Ни к чему все это.
-А ты думаешь, я переживаю? - заупрямилась Майка.
-Конечно, переживаешь. Ходишь злая как черт, круги под глазами. Куришь вот, как паровоз.
Майка сдалась. Она прижалась к надежному Ларисиному плечу и разревелась.
Но, надо было мыть тарелки, и, немного успокоившись, Майка переоделась в короткий халатик с глубоким вырезом. Назло Диме, она одевалась вызывающе, или "зазывающе" как бы сказал он. На кухне Майка столкнулась с Борькой. Борька был личностью весьма темной, хотя и жил в комнате студентов-рабфаковцев, но к медицинскому вузу не имел никакого отношения. Говорили, что когда-то он учился на первом курсе, с которого был очень скоро выпровожен за хроническую неуспеваемость. Случайно оказавшись в сто двенадцатой, Борька сделался ее завсегдатаем.
-Привет, Маечка, - пропел он, целуя ее в щеку. - Пошли на окошко - покурим.
-Я только что курила, спасибо, - отказалась Майка.
-Все равно пошли. Да оставь ты свои грязные тарелки!
Майка села на подоконник, заложила ногу за ногу. Закурила. Из девяносто третьей комнаты показалась высокая фигура. Это был Дима! У Майки запрыгало сердце от мгновенно выделившейся дозы адреналина. Она потеснее прижалась к Борьке и начала громко, дабы услышала вся общага, смеяться.
"Лучше уж смеяться, чем реветь у него на глазах, - подумала Майка. - Пусть знает, что он мне безразличен."
Дима подошел к окну, поздоровался.
-Ты снова начала курить? - порицательным тоном обратился он к Майке.
-Да, как видишь. А в чем собственно дело? - Майка умудрилась посмотреть ему прямо в глаза - уверенно и дерзко.
Дима поблуждал взглядом по ее лицу, потом опустился к ногам, и Майка легко уловила его мысли:
"Нельзя иметь такие красивые ноги!" Он часто говорил ей об этом, и сейчас, снова оказавшись в поле его притяжения, Майка с трудом удержалась, что бы не зареветь.
-Мне нужно идти, - сказала она и пошла, было, на кухню, да повернула в свою комнату и там (слава Богу, не на окне!) дала, наконец, волю своим чувствам.
Однако, слезы не избавляли ее от необходимой повинности в отношении посуды, которая терпеливо ждала своего часа на большом железном столе общежитской кухни. Надо сказать, что Майке повезло - не надо было стоять в очереди к единственной раковине, так как больше желающих привести в порядок свои "столовые сервизы" не нашлось. Только в углу, неумело кромсая вялую морковину, притаилась чья-то беременная жена - в общежитии обитало несколько семейных пар...
Покончив с тарелками, Майка снова достала дневник, и хотя Лариса уговаривала ее заняться чем-нибудь более полезным для общества, Майка предложение отклонила. Дневник, исполняя роль десенсибилизирующей терапии, был ей сейчас просто необходим - каждая встреча с Димой была подобна анафилактическому шоку.
Прямо напротив окна маячила полная луна. О сне не могло быть и речи. Майкины воспоминания превращались в бесконечные потоки строчек:
Экзамены я сдала на четверки и даже умудрилась отхватить высший бал по научному атеизму. Каникулы провела дома, стараясь поменьше думать о Диме. Однако, совсем избежать мыслей о нем мне не удалось. Я видела его по ночам и из аэропорта летела в общежитие как на крыльях. Когда я с огромными сумками ввалилась к себе в комнату, там было много народу: Лариса, Борька, Славик, Нона, Кеша, который состриг свою невообразимо косматую шевелюру и сбил усы. Я расцеловалась со всеми, не в силах сдержать свою буйную радость. Дима не появлялся до самого вечера, а когда, наконец, явился, то оказалось что все что его интересует это пучок моркови, необходимый ему по случаю дежурства по кухне...
Потекли однообразные дни второго семестра.
Дима по-прежнему забегал, но чаще по делам, и мне казалось, что ходит он как будто и ни ко мне, а просто в нашу комнату, так, по старой привычке, или вообще непонятно по какому поводу. Ситуация осложнялась еще и тем, что при всем желании нам все равно негде было бы встретиться - у Димы безвылазно околачивался его сосед Игорь, которому, кстати сказать, Дима был обязан половиной сплетен о себе. К нам же, совершенно неожиданно подселили соседку. Ей была вредная старая дева Зоя, которая днем работала на кафедре биологии лаборанткой, по вечерам посещала лекции вечернего факультета, а по ночам до одурения зубрила свои зачитанные конспекты. Правда, прозвав ее старой девой, мы очень скоро засомневались в правильности своих скоропалительных выводов, так как к ней зачастил наш общежитский сантехник дядя Вася. Зоя была против всяких гостей, и, как мне казалось, против Димы особенно. Сердобольные подруги то и дело приносили мне вести о его новых связях, которые, кстати, как правило, оказывались простыми сплетнями, что, впрочем, приносило мало утешения. Дима был рядом, но не со мной. Принадлежал всему общежитию, а не мне. Я слышала его шаги по коридору, его смех, я во всем улавливала его присутствие, но он был далеко. Я вдруг неожиданно осознала, что люблю его...
Лариса решила, что я непременно должна поговорить с Димой, разобраться что происходит, а не сидеть, сложа руки. Я панически боялась этого разговора. Для меня всегда оставалось трудным принятие любого решения, особенно если это касалось моих чувств.
Как-то вечером, когда Зои не было дома, Лариса подошла ко мне, обняла за плечи и решительно спросила:
- Я схожу за ним? Мы с Ноной покурим на окне.
Я попыталась возразить, но Лариса взяла пачку сигарет, махнула Ноне и повелительным тоном сказала:
-Сиди и жди!
Когда Лариса ушла, я первым делом накрасила губы. Отражение в зеркале было явно не моим, но пытаться что-то изменить было уже поздно - с минуту на минуту мог прийти Дима.
Кстати, так и произошло - он явился быстро.
-Лариса сказала, ты хотела меня видеть? - полюбопытствовал он
-Я хотела тебя видеть? - переспросила я и тут же, спохватившись, добавила. - Ах, да, да, конечно. Мы тут с тобой обсудить кое-что должны.
Однако, я совсем не знала с чего начать. При взгляде, на Диму меня почему-то бросило в дрожь. Мне казалось, что Дима знает наперед все то, о чем я собираюсь ему сказать, хотя я сама этого еще не знала.
-Я тебя слушаю, - сказал Дима, и мне показалось, что он сейчас пошлет меня со своими разговорами, а заодно и Ларису с Ноной как сообщников.
-Значит так, Дима. Я ничего не знаю.
Я опять замолчала и в мыслях набросилась на себя:
"Ты только делаешь вид, что все можешь, а на самом деле ты - тряпка. Ты даже не в силах за себя постоять. Сама не знаешь чего тебе надо. Ну если любишь его, так и скажи. А если нет, то нечего морочить голову ни себе, ни людям. Ну что же ты молчишь, дура? Язык, что ли, проглотила?"
Он явно старался говорить мягче, и это придало мне смелости.
-Дима, я, правда, не знаю. Я ничего не понимаю. Я запуталась, - мне снова не хватило слов. - В общем, так, Дима. Когда ты начал со мной здороваться, я и не предполагала, что мы познакомимся ближе. Ты мне даже не нравился. Но потом, я не знаю, что случилось потом, но сейчас, сейчас... Иногда я не могу тебя видеть. Иногда я просто умираю без тебя. Я не пойму что мне надо, чего я от тебя хочу. Я не могу понять, что со мной происходит?
Я замолчала.
-Майка, - удивился Дима, - обычно меня просили объяснить мое отношение к людям, а ты, как я понимаю, хочешь, чтобы я сказал, как ты относишься ко мне. Но ведь это должна знать только ты. Я могу лишь догадываться.
-Тогда я, наверное, люблю тебя, Дима, - сказала я и испугалась своих собственных слов.
Неужели Дима ждал этого признания? Он совершенно не удивился, словно я сообщила ему нечто не представляющее никакого интереса.
-Майка, единственное, что я могу, это объяснить свое отношение к тебе. Хотя ты этого, собственно говоря, и не просишь, - продолжал Дима.
-Говори.
-Я начал с тобой здороваться по самой простои и логичной причине - ты мне понравилась. Твоя фигура, ноги, глаза, понимаешь? Ты и сейчас мне очень нравишься, но ничего серьезного у нас не получится.
-Почему?
-Потому что ты мне нравишься исключительно как женщина...
Я с недоумением посмотрела на него. Мне хотелось спросить: "А как же еще должна нравиться женщина???" Но я чувствовала, что еще далеко не все понимаю в отношениях между людьми. То, что для меня было белым, вполне вероятно могло иметь в глазах Димы черную окраску. Хотя, возможно, я просто защищала его. Мне казалось, что если уж я полюбила его, то он, непременно, должен быть самым лучшим, идеальным, и мне не хотелось признавать, что он был всего лишь обыкновенным дон Жуаном.
-Наверное, нам лучше расстаться, - подвел итог Дима.
Эта короткая фраза вывела меня из оцепенения. Именно она повернула все на сто восемьдесят градусов. Именно она подытожила все мои сомнения и расставила точки над "I".
-Да, теперь я точно знаю что люблю. Все очень просто. Я не хочу расставаться, - сказала я, уже совершенно уверенно.
-Но тогда все будет оставаться по-прежнему. Я ничего не могу тебе обещать, Майка. Теперь слово за тобой, - ответил Дима, - Пойми, что мне совсем не хочется тебя терять. Мне уже давно ни с кем не было так хорошо. Но, рано или поздно, нам все-таки придется расстаться. Я думаю, сейчас это будет сделать легче, чем когда ты привыкнешь ко мне.
Он рассуждал так, как будто раскручивал этот сюжет не один раз, но, несмотря на это, я запротестовала:
- Не хочу!
Слез еще не было, но голос дрогнул.
Дима обнял меня и поцеловал. Эта минутная нежность подлила масла в огонь.
-Я не хочу! - повторила я.
Вернулись Лариса с Ноной и дали понять, что пора бы на этом и закончить.
Нам с Димой пришлось перебраться на окно и там продолжить беседу.
-Значит, нам нужно расстаться, - первым заговорил Дима, как бы продолжая свою, неоконченную по вине Ларисы, мысль.
-Значит, я буду любить тебя на расстоянии, - от бессилия я стала говорить язвительным тоном с явной усмешкой в голосе.
Сдаваться не хотелось. Несмотря ни на что, мы стояли, обнявшись, и никто не решался уйти первым.
-Но знай, Дима, ты не победил, - упрямилась я, никак не желая уступать ему этот словесный бой.
-Ты права. Я скорее проиграл, мне действительно было с тобой очень хорошо. И вообще...
Дима и впрямь выглядел грустным, хотя я уверила себя, что это напускное, он все рассчитал и верно заманил меня в ловушку.
-А теперь иди, - я притянула его к себе и поцеловала. - Иди спать.
-А ты?
-А я буду спать на окне. Я имею право спать, где хочу... и с кем хочу, - я попыталась подчеркнуть свою независимость.
Дима постоял еще немного. Мы не разжимали рук. Потом он ушел...
Он уходил по длинному, бесконечно длинному коридору, в свою комнату, и мне показалось, что это заняло целую вечность. Потом...
Не волнуйтесь, я не собираюсь описывать то страшное чувство потери, которое словно поглотило меня целиком в эти минуты. Вы и сами, хотя бы раз, да испытали нечто подобное. Впрочем, если нет, то это повествование не для вас...
Дима ушел, не обернувшись. Я стояла не в силах сдвинуться с места. Общага спала, и лишь из нашей комнаты сочилась узкая полоска света. "Девчонки не спят - ждут", - подумала я.
Вдруг скрипнула дверь соседней комнаты, и в коридор, протирая глаза, вышел Кеша.
-Чего не спишь? - в темноте он не заметил моих слез.
-Меня только что бросили, - ответила я, всхлипнула и рассказала во всех подробностях злополучный разговор с Димой - очень хотелось поплакаться кому-то в жилетку.
Впрочем, Кеша не стал меня утешать. Он сказал что слезы - элементарная бабья глупость.
-Знаешь, Майка, мы все рано или поздно через это проходим. Вот, к примеру, моя любимая девушка, когда я служил в армии, написала что выходит замуж. Что ты думаешь? Пять дней я ходил как чумной, даже на нож кидался. А потом понял, что это не выход, что это слабость и стал забывать. Сделать это было непросто, но время - хороший доктор. Ты должна пойти спать. Можешь рассчитывать на мою поддержку. Будет трудно - приходи, поговорим. Будь сильной!
-Ты думаешь, у меня получится?
-Значит так. Завтра встаешь пораньше, весело умываешься, весело красишься и бодро идешь в школу. Постарайся весь день улыбаться. Ты обещаешь мне, что сделаешь это?
-Обещаю! - сказала я и, натянув на себя маску веселости, попросила. - Кеша, пошли к нам. Девчонки не спят - поиграешь.
Я скривила улыбку и двинулась в свою комнату, очень удивив тем самым Ларису, которая попыталась, было что-то спросить, но я сказала:
-Потом. Все потом. Вместо моих объяснений - сольный концерт Кеши. Устраивает?..
Утром мы с Ларисой чуть не опоздали на лекцию. Точно следуя данному обещанию, я проснулась веселой. Это было веселье отчаяния, веселье тоски. Но я понимала, что играть эту роль приятнее, чем лить бестолковые слезы. Я накрасилась ярче обычного, оделась броско и по дороге в институт старалась сиять от несуществующего счастья. Мне улыбались мужчины в троллейбусе. Я, вопреки всему, хорошо выглядела. Первой парой была лекция по терапии. Я сидела в первом ряду огромной аудитории, так как пришла поздно, и все места на галерке уже были захвачены нашими "примерными" студентами. Я однозначно настроилась на лекцию, но вывела лишь ее название... Продолжить мне помешала та самая бабья глупость, о которой накануне упомянул Кеша, а именно - слезы. Ничего не видя кроме размытых кругов на тетради и ничего не слыша кроме собственного внутреннего голоса, который, кстати, призывал к мести, я дождалась, наконец, конца лекции. Мне было обидно. Мало того, что не спала всю ночь, еще и не обогатилась полагаемыми знаниями по пропедевтике внутренних болезней. И все ради чего? Кто такой, в конце концов, этот Дима?
В этот день слезами я больше не истекала. Поразмыслив, я поняла, что ничего из ряда вон выходящего не произошло и, столкнувшись с Димой в общаге, я прошла мимо, спокойно поздоровавшись и даже не подняв на него глаз. Я поняла, что справлюсь и без обиды и без мести, ведь нас почти ничего не связывало. Мне стало легко, будто...
Майка не смогла до конца выразить свою мысль - внезапно к ней пришел легкий предутренний сон...
Вечером следующего дня появился Дима. Он продолжал заходить в сто
двенадцатую. То ли потому, что располагалась она по пути в мужской туалет и ее было трудно обойти стороной, а может быть и потому, что в этой комнате он мог оставаться самим собой, без лишней игры и особых рвений, продолжая быть нужным и незаменимым. Он сам называл эту комнату своей клетушкой, в которой можно было спрятаться от посторонних, а порой даже и убежать от самого себя. А еще его тянуло туда, потому что там была Майка. Майка, которая приняла его правила игры и посему была не опасна. Понимал ли он, как, в сущности, был жесток? Жалел ли Майку? Кто знает! Ведь свойственны же были ему элементарные человеческие чувства. Он не был подлецом. Не был нахалом. Просто в него все влюблялись, и Майка не оказалась исключением...
Дима зашел, кинув обычное:
-Привет.
Он принес рубашку, попросил погладить. Майка достала утюг. Ей было трудно определить свое состояние - два голоса спорили у нее в голове, стараясь перекричать друг друга: "Я так люблю его! Какая же он сволочь!" Майка разглаживала упорные складки, а Дима то и дело посматривал на часы. Кто ждал его?
"До чего мы дожили! Я собираю его на свидание к Цапле!" - подумала Майка и едва подавила в себе желание оставить на рубашке горелую утюжную отметину...
Незаметно прошла неделя - очень напряженная в плане праздников. Каждый вечер неожиданно заканчивался каким-нибудь сабантуем, и Майка некогда было открыть дневник. В субботний вечер, перечитав старые записи, она вновь погрузилась в мир своих воспоминаний:
Казалось, что после всего происшедшего, в конце моего короткого романа можно было поставить неизбежную точку. Но, не тут-то было...
Не прошло и трех дней, как я столкнулась с Димой на общей кухне. Он был слишком приветлив и улыбался. Я хотела по обыкновению пройти мимо, но он взял меня за руку и без лишних предисловий сделал неожиданное предложение:
-Майка, - сказал он, - я буду один сегодня - Игорь уходит на дежурство. Придешь?
Я даже не успела ни о чем подумать, как моя голова, опережая течение мыслей, кивнула в знак молчаливого согласия. Дима же для большей верности переспросил:
-Придешь?
-Приду, - сказала я и быстро покинула кухню, чтобы в одиночестве оценить, что же все-таки происходит...
Хотя я и понимала, что делать мне этого не следует, но остановить себя не могла. Да это и понятно - я была влюблена, а мыслить рационально в таком состоянии способен не каждый. Уж, по крайней мере, точно не я. Романтик моего масштаба и не попытается искать рациональное зерно там, где дают урожай чувства. Но... Я была слишком молода, слишком наивна и, как многие мечтательные девушки, слишком доверчива. Я так обманчиво приняла этот поворот событий за свою победу!..
Лариса удивилась моей внезапной веселости.
Я долго думала, в каком наряде предстать перед Димой. Шкаф, как и полагается, ломился от тряпок, но, в тоже время, было совершенно нечего одеть.
Как назло, зашел Кеша.
-Как дела? - спросил он.
Я опустила глаза и сказала:
-Все отлично! Иду к нему.
-Идешь к нему? Это еще зачем? - удивился Кеша.
-Он позвал.
-Понятно. Ничего подходящего взамен не нашел, а от такой девочки кто же добровольно откажется?
Кеша смотрел на меня, явно ожидая оправдательной речи. Но что я могла ему сказать? Я просто молча вышла из комнаты, зная, что он уже вынес мне обвинительный приговор...
Самым трудным для меня было дойти до Диминой двери. Предстояло пройти по узкому коридору мимо кухни, где обязательно окажутся любопытные глаза и уши, которые завтра же растрезвонят о том, где я была и с кем. Будут обсуждать, рассматривать возможные варианты и тонуть в догадках. Потом станут сравнивать меня и предыдущих, удивятся, естественно, чего он во мне нашел и вынесут справедливый вердикт - бросит так же, как и всех остальных! Но, несмотря на эту неутешительную перспективу, я иду. Я гордо держу свою голову, я здороваюсь со всеми подряд, не надеясь пройти незамеченной, и уверенно стучу кулаком в дверь девяносто третьей.
-Я уже думал, что ты не придешь, - сразу, укоризненно заметил он...
Я увидела на кровати книгу.
"Читал, ожидая меня, - подумала я, - и, если б не пришла, дочитал до конца. А так всего несколько страниц... Но я тут, и обратного пути уже нет..."
Майка остановилась. Было уже довольно поздно.
По всей вероятности, недельный запой кончился. Сегодня никто не пригласил, и, слава Богу. Майка устала от случайных гостей, от раздавленных об тарелки окурков, от бесконечных бутылок и безысходности по утрам. Надо отдать Майке должное - загулы и душевные передряги никоим образом не отражались на состоянии отметок в ее зачетке. Она умудрялась, валяя дурака в течение семестра, отхватывать свои высшие баллы во время сессии. Да и с преподавателями везло. Кто-то догадывался о ее личных проблемах и относился снисходительно, себя, наверное, вспоминая в ее годы. Вот, к примеру, преподаватель по оперативной хирургии. Замечая ее, красные от бессонной ночи, глаза и в очередной раз спрашивая: "Ну что, опять дружила?" - просто оставлял ее в покое. Хороший был мужик, понимал, что Майка не полезет в хирургию, а уж на экзамене как-нибудь о резекции желудка расскажет - дураки до третьего курса не доживают. Остальным же просто не было до этого никакого дела...
Майка уснула. Ей снилось море - теплое, с нежными волнами...
Совершенно неожиданно прозвенел будильник. Сон оборвался, и Майка открыла глаза.
Лариса высунулась из-под одеяла и попросила:
-Толкни через пять минут, - и снова уснула.
Майка пошла в умывалку. Настроение было не теплей воды из крана, а попросту сказать - ледяное.
Вечером Нона объявила, что намечается интересное мероприятие.
-Выпить хотите? - спросила она.
-И какой же, пусть самый непьющий студент, может ответить отрицательно на этот вопрос? - удивилась Лариса
-Тогда собирайтесь! Поедем в гости к директору копторга. Я вам рассказывала - мы познакомились в поезде.