в начало

к главе 20

Глава 21

Праздник Благодарения

Это было слишком хорошо, чтобы казаться явью. Ещё прежде, чем Мириэль и Лот вернулись в Роменну, нетерпеливые юные жители организовали восстание и связали дозорных на башне и всех приспешников Фаразона, которых знали в своём городе. Амандил вернулся невредимым и рассказал об удивительных событиях минувшей ночи. Пока он возносил молитвы Валарам, которые, по его мнению, призвали королей прошлого образумить нуменорцев, приблизившихся к краю пропасти, Исилдур и Анарион собрали друзей и сделали то, о чём давно мечтали. Всех своих застигнутых врасплох недругов ребята собрали в таверне 'Толстощёк', а теперь шутили и острили на их счёт, и заодно поднимали бокалы и произносили тосты за свободную Роменну.

Пленники были уверены, что смена власти произошла не надолго, скептически ворчали, что совершенно зря они всё это затеяли, и предрекали, что недолго ягнятам блеять, так как король такого самоуправства не простит.

Сторожить городские ворота поручили своим людям, чтобы доносчики не проскочили и не потревожили короля до поры до времени вестью о перевороте в Роменне.

Исилдур взялся за сочинение Ультиматума, его окружили воодушевлённые товарищи - ставить условия королю оказалось самым приятным занятием.

'Мы, жители Роменны, требуем:

Отменить надзор за жителями города, карать по закону преступников, посягнувших на жизнь эльфов и элендили.

Не препятствовать возрождению святилища Эру, мы вправе сами решать, каких богов нам почитать.

Разрешить нам выбирать место жительства в любом месте острова Эленна, так будет справедливо'.

Позже Лиэль попросила Исилдура добавить ещё один пункт:

'Требуем распустить цирк Слютко Хохмача, так как это бесчеловечное заведение, в котором живые существа страдают'.

Взгляд несчастного, затравленного толпой невысоклика, который помог им бежать, не выходил из памяти и не давал ей покоя.

Амандилу Исилдур принёс уже готовый документ. Тот с изумлением и некоторым недоверием встретил деятельного внука с ультиматумом, но на все возражения Исилдур отвечал пылким негодованием. В конце концов, Амандил уступил. Он подправил стиль документа, облагородив его, и поставил свою подпись.

Его насторожили рассказы о появлении в Нуменоре Мириэль. Он был уверен, что принцессы давно нет в живых. Она бежала в Средиземье с Юниэром, и многие годы никто не слышал о них.

Но вот, Лотлуин и Мириэль вернулись в город, а с ними - волк огромный, белый, к виду которого невозможно было привыкнуть. Веселой музыкой и восхищенными криками встретили их роменцы у ворот и проводили до самого дома Амандила.

Амандил смутился, увидев ее: он был потрясен. Несомненно, перед ним была подлинная принцесса Нуменора, и не узнать ее было невозможно. У этой молодой и гордой дамы была уверенность хозяйки судеб, она напомнила ему эльфийских девушек, обманчиво юных, а на самом деле проживших тысячи людских жизней. В их глазах мудрость, и ее не скрыть. Амандил пребывал в смятении. Если всё, что случилось ночью, сотворила она, то могучие духи потворствуют ей, сами Валары ей внемлют. Вполне может быть, что и в той легенде о Феорене, ее матери, где говорится, что самый суровый из них, владыка морей Улмо, подвластен её слову, есть доля правды.

От ее властного облика исходила сила, и Амандил сделал несколько шагов ей навстречу и поклонился учтиво - так он не кланялся и Тар-Палантиру.

- С возвращением на родину, прекрасная Тар-Мириэль, да будет ваше пребывание здесь благотворным, да свершится задуманное вами, а мой народ поможет законной королеве Нуменора.

- Спасибо, Амандил, - слегка повела бровью Мириэль. - Честно говоря, я немного побаивалась первой встречи с нуменорцами, не знала, по-доброму ли примут меня или сочтут самозванкой...

'И мысли тайной не укрыть от неё', - подумал Амандил.

- Благодарю вас за помощь моему внуку и Лиэль, за то, что спасли их от смерти..., самой нелепой. Остаюсь вечно обязанным вам также за своё освобождение...

- Да, полно вам, - прервала его Мириэль, - меня тяготят благодарности, как будто я вынуждаю вас к чему-то. Я помогаю там, где я в силах помочь. Люди всегда выручают друг друга, если ещё не очерствели сердцем. Так и должно быть. Постараюсь оказаться полезной, но и от вас жду поддержки.

Посольство в Арменелос снарядили в тот же день. Амандил и сын его Элендил, а также оба внука Исилдур и Анарион, а с ними ещё около десяти сопровождающих отправились ко двору короля. Из осторожности в отряд не включили ни одного эльфа. Мириэль осталась в Роменне, она не была уверена, что настало время обнаружить себя. И ей, и Лоту почему-то казалось, что король и Саурон примут отряд как должно и не захватят посланников в плен. На то же самое рассчитывали Амандил и все остальные, хотя понимали, что риск велик. Самые юные из них непрерывно шутили и смеялись, пытаясь заглушить неистовый стук сердец и сбить напряжение.

Их задержали у ворот Арменелоса, но без оскорблений и применения оружия - они передвигались открыто, не таясь, как будто их пригласили. Поэтому стражники отправили гонца во дворец спросить, ожидают ли там посольство из Роменны. Ар-Фаразон дал приказ пропустить и сопроводить их.

Король принимал их один. Его неизменного советника, Саурона, не было рядом. Фаразон всё еще был бледен и возбужден: нервная дрожь временами искажала лицо, а руки тряслись. Тогда он либо стучал по перильцам золотого кресла, либо дергал себя за бороду, как будто бы желая привести себя в чувство.

Он выслушал требования роменцев, хмуро поглядывая на них исподлобья, со смесью отвращения и муки на лице, словно само пребывание их в зале было для него болезненно. Порой Амандилу казалось, что король не вникает в сказанное, и он произносит речи впустую. Уж не сошёл ли Фаразон с ума прошлой ночью? Амандил невольно представил Мириэль в этом зале и на этом троне в царском облачении. Даже после бессонной ночи, в запыленном плаще на обычной улочке провинциальной Роменны она внушила ему почтение на грани благоговения. А как бы заблистала она в замке! Испытания, выпавшие на её долю в Средиземье, превратили наивную чувствительную девушку в достойную властительницу, и теперь никто не посмел бы заявить, что Мириэль не справится с ответственной ролью королевы Нуменора! По сравнению с ней Фаразон показался ему колышком в тени кипариса.

На самом деле Фаразон отлично понимал всё, что ему говорили, и внутри кипел от бешенства. Случись это наглое посольство вчера, он бы приказал швырнуть их всех в глубокую яму и заполнить её доверху жадными крысами. Но сегодня Саурон, прикованный к постели, как последний паралитик, приказал ему слушать и наблюдать, но ничего не предпринимать по своему усмотрению. Сложно!

Дать бы волю гневу, да пройтись скипетром по о-о-очень благородному челу бывшего друга и соратника, разглагольствующего об Эру, Валарах, Менелтарме, эльдарах и прочих непотребных понятиях, которые он - Фаразон, его дед и отец давно искоренили из словаря нуменорцев.

Как легко оступиться имеющему власть и сесть в лужу. Лишь покажи слабину, как тут же появляются посольства и все чего-то требуют. И этого румяного отпрыска не постеснялся привести старый наглец. Болтался бы в петле, так не улыбался бы до ушей, как сейчас.

Наконец, Фаразон взял бумагу и, поморщившись, поднялся с трона.

- Мы обдумаем это в опочивальне. Голова болит, так что не обессудьте. А пока ждите.

- Пошёл советоваться к мордорской гниде, - прошептал Исилдур, а Амандил сделал предостерегающий жест. Он запретил внуку что-либо говорить или комментировать, так как боялся, что своей дерзостью Исилдур провалит переговоры.

Фаразон, войдя к Саурону, молча швырнул ему ультиматум на постель. Тот невозмутимо ознакомился с текстом. Задумался. То, что он предложил, было вовсе не по нраву королю. И всё же он подчинился.

Послы из Роменны толпились в тронном зале в ожидании короля. Разные мысли угнетали их в это время. Но вот Фаразон вошёл и устало опустился на трон. Выдержав паузу и оглядев всех присутствующих, чтобы лучше запомнить их и отомстить при первой возможности, он ответил на их требования. Слова его звучали отстранено и бесстрастно. Бесстрастными же старались сохранить свои лица и слушатели, радостное удивление которых росло с каждым словом Фаразона. Он пообещал, что никто больше не будет выслеживать Верных и препятствовать им появляться в Нуменоре. Никто не будет наблюдать за ними в Роменне, и они вольны обратиться к древним обычаям и почитанию своих богов. Они могут вернуться в Андуниэ, если захотят, и все желающие могут присоединиться к ним без страха.

Но пусть не ждут Верные ни помощи, ни защиты от королевского дома. Они избрали свой путь и отныне должны жить по своим законам, а как отнесётся к этому нуменорский народ, покажет время. Нуменор - государство людей высшей расы, а не прихвостней эльдаров. Нуменорцы чтут свой язык и культуру, и те, кто признаёт королевскую власть, подчиняются Ар-Фаразону во всём. Мелкор - Даритель Свободы - единый Бог нуменорцев, а мраморный храм - его Алтарь.

- Ты, Амандил, - заключил король, - принадлежишь к тому же благородному роду, что и мы, и нас печалит отступничество твоё и твоих потомков. Будем надеяться, что места на Эленне нам обоим будет достаточно, и наш разлад не приведёт к кровопролитию. Но если будете подстрекать людей к бунту против меня и моей власти..., войны между нами не избежать.

- Ты предлагаешь государство в государстве? - уточнил Амандил.

- Да, а разве это не то, чего ты добивался?

- Я не хочу, чтобы притесняли людей на Эленне. Пожалуй, ты рассудил мудро. Элендили не станут подстрекать народ Нуменора на бунт против тебя, и каждому найдётся место под солнцем. Но прошу тебя, не доверяй Саурону. Я не знаю, о каких подвигах Мелкора напел тебе твой советник, но ни для кого из нас не секрет, что могучего Валара нарекли именем Моргот Бауглир, и оно говорит само за себя. Одни разрушения принес он Арде. Не ведёшь ли ты свой народ к хаосу, поклоняясь ему?

- Я знаю всё о деяниях Моргота, - возразил король. - Он один противостоял многим, и другие Валары, силясь поработить его, не раз наносили глубокие раны Арде. Он благосклонен к людям. А твоим богам до людей дела нет. И не надейся, что за своё послушание ты будешь вознесён на благословенные земли Валаров. Не успеешь оглянуться, как скоротаешь свой век и отправишься в неизведанный мрак - таков подарочек милосердного Эру нам - людям.

Амандил понял, что ему никогда не удастся переубедить короля. Въедливой ржавчиной пронизала его мысль о бессмертии, не дающая жить, убивающая радость каждого дня.

- Уходите, - королю не терпелось остаться одному. Никто не упомянул ни о призраках, нагрянувших из прошлого, ни о сиреневом рыцаре и его белом волке - оборотне. И всё же все понимали, что король напуган и потому уступчив, да иначе они и не посмели бы явиться к нему с подобными требованиями. Фаразон ненавидел их за то, что им был известен его страх.

Послы простились и поспешили прочь, они и не чаяли добиться исполнения всех требований. Им столько лет приходилось прятаться и жить чужаками на своей земле, но вот им обещана свобода. Более того, у них будет своё государство!

- А, как насчет цирка? - деликатно вмешался Исилдур.

Ар-Фаразон недобро глянул на него.

- Будут ли выпущены на свободу несчастные артисты? Накажут ли алчных братьев, наживающихся на низменных страстях толпы? - звонче и смелее спросил Исилдур.

- Не хватало нам ещё в Нуменоре свободного государства орков и троллей, - съязвил король, - нет, я не собираюсь распускать цирк. Если эти представления коробят ваши нежные чувства, не смотрите их.

Амандил потянул внука за рукав. Право, не стоило развязывать войну из-за какого-то балагана. На сегодняшний день они и так добились немало уступок.

В Роменне послов встретили с ликованием. Бывших стражей выпустили, и те отправились восвояси. Люди бродили по улицам, поздравляя друг друга, делясь новостями и впечатлениями, и всё не могли прийти в себя от обрушившейся на них свободы, столь желанной и всё же неожиданной.

Мириэль не разделяла всеобщую радость. Она бы предпочла войну. Пусть силы не равны, но пока враг в страхе, удача на их стороне, и можно было бы попытаться совершить государственный переворот. Она рассчитывала на вспыльчивый нрав кузена, но тот, по-видимому, во всём доверился Саурону. А эта мудрая змея выжидает и прикидывает, как расквитаться с ними надёжным способом. Нет, любое промедление ей во вред.

Амандил предложил ей править Верными в новоявленном государстве, но она отказалась.

- Я здесь, чтобы уничтожить Саурона и отомстить Фаразону за смерть отца. Вы, Амандил, уже связали себя словом - не выступать против короля. Я же свободна в своем выборе и буду действовать независимо от вас, и если я атакую короля, его гнев не обрушится на Верных.

Тень набежала на лицо Амандила, и он сказал:

- Ещё прежде, чем я поклялся Ар-Фаразону, я обещал помощь и защиту вам, в случае опасности наши сердца и мечи всегда к вашим услугам, принцесса! Но самим нарушать долгожданный мир..., по-моему, это неразумно.

- В мир с королём и Сауроном я не верю. А опасность мне угрожает всегда, - усмехнулась Мириэль.

Опять почудился Амандилу укор в её словах. Как трудно угодить всем и оставаться справедливым в этом мире.

Мириэль поняла, что склонить Амандила к решительным действиям будет тяжело, ну что ж, не в первый раз попадались на её пути подобные миротворцы. Она попробовала поискать единомышленников среди более воинственной молодёжи. Но казалось, что и они получили всё, о чём мечтали: избавились от соглядатаев и могли теперь ездить в столицу, когда им вздумается. Их теперь занимали жизненно важные вопросы: Как назвать своё государство? Какого цвета будет их флаг? Что изобразить на гербе? Оставаться в Роменне или возродить поселения в Андуниэ? Не начать ли им говорить между собой только по-эльфийски, особенно в Арменелосе, то-то взбесятся тамошние торговцы!

Они уговорили Мириэль придумать удачный девиз для герба, ведь сочетания рун обладают силой, и кому, как не магу, разбираться в этом. Мириэль предложила сакральное сочетание рун, смысл которого можно примерно передать следующим образом: 'В единстве сила, успех задуманного!' Девиз этот должен был воспрепятствовать разладу среди Верных. Цвет флага они выбрали зелёный, цвет жизни и энергии, а посередине в белом круге был символически изображён Нимлот серебряного цвета, который стал эмблемой Дома Верных.

Всё это напоминало Мириэль детскую игру. Посреди всеобщего оживления и бурной радости она чувствовала себя одиноко. Казалось, никто, кроме неё, не думал о том, что Саурон, только затаился на время, но не сгинул и наверняка готовит сокрушительный удар по их государству в государстве, которое он ненавидит, что в Арменелосе нуменорцы по- прежнему приносят в Черном храме кровавую дань Морготу, а Фаразон спит и видит их на коленях. Как и прежде, она осталась наедине со своими проблемами, дни и ночи напролет пыталась выявить уязвимые места своих врагов и готовилась продолжить борьбу. Напрасно Лот убеждал её, что развязать войну всегда успеется, и что ей следует наслаждаться текущим моментом, когда все ей благодарны за обретенную свободу. Но она знала, что не время быть безмятежной. Лучше всего её настроение понимал Олвик, но с ним творилось что-то странное, с тех пор как они приехали в Нуменор. Он то искал ласки, то всячески избегал её, часто исчезал, а иногда глядел на неё сумрачно, не по-доброму, особенно если Лот был рядом. Он будто бы ревновал её к Лоту, хотя нелепо было бы предполагать такое. Ещё одного старого друга обрела принцесса - её любимый конь Чернолун дождался её, и она была благодарна ему за верность и долгую память.

Принцесса обосновалась в башне Минастира на холме Оромет в Андуниэ. Отсюда в ясную погоду был виден, как светлый мираж, далёкий западный остров Тол-Эрессеа, где жили телери - морские эльфы. Это они строили корабли, напоминающие лебедей. Во времена дружбы людей и эльфов в гавань Андуниэ приплывало много таких кораблей, но Мириэль слышала о них лишь в легендах. А с тех пор, как Ар-фаразон обосновался в Арменелосе, местность пришла в запустение, и ничто не напоминало о величии былых времен, когда Андуниэ был столицей острова. Башня Минастира превратилась в приют для ласточек и белок. Мириэль перевезла сюда книги и нехитрые пожитки странницы. Она часто подолгу пропадала в башне, и даже Лот не осмеливался спрашивать, что за таинственные дела вершатся там.

Она никогда не оставляла книги открытыми и на виду, а когда уходила, прятала их в тайнике, который нашла в башне, и при этом никогда не забывала произнести заклинание, надежно затворяющее дверь.

В Андуниэ всё ещё селились рыбаки, хотя и намного дальше башни Минастира. Они не могли не заметить, что старинная башня стала обитаемой. Иногда туда приезжала гордая дама на прекрасном черном скакуне, иногда ее сопровождал эльф, а порой огромный белый волк следовал за ней. Последнее случалось всё реже, и Мириэль печалилась, что они с Олвиком отдаляются друг от друга.

Однажды у входа в башню Мириэль нашла человека, скованного её охранительным заклинанием. Они с Лотом отнесли его подальше на берег моря, и через некоторое время принцесса освободила его от чар. Она подумала, что следует быть осторожнее и не оставлять книги без присмотра. Но опасалась она напрасно: суеверные рыбаки после этого случая стали обходить ее обитель стороной, а за ней упрочилась слава колдуньи.

Между тем элендили трудились неустанно. Они обновили тропу, ведущую на вершину Менелтармы, где находился алтарь Эру. Его расчистили и украсили. На этот алтарь никогда не приносили кровавые жертвы. В былые дни эльфы и люди часто собирались на вершине горы. Вокруг цветка, высеченного из матово-белого переливчатого опала, прообразом которого был цветок Телпериона в Валиноре, располагались низкие скамьи, при этом каждый круг был чуть выше предыдущего, и получалось, что алтарь - цветок находился в центре усеченного конуса.

Алтарь осыпали лепестками живых цветов и поливали ароматными маслами. Люди и эльфы заполняли скамьи, играли на лютнях и свирелях и пели прекрасные песни, грустные и радостные, светлые и тревожные, о любви и красоте мира или о деяниях прошлого. Пели не только обладающие дивными голосами, признанные всеми мастера, но и робкие новички, исполняющие свои песни впервые. Все любили эти дни песнопений Эру и с удовольствием приходили к алтарю, где как никогда ощущали родство душ и причастность к прекрасному миру, сотворённому для любви.

Начинались песнопения вечером, когда спадал зной и приходила благословенная прохлада, и продолжались до тех пор, пока пылающая ладья Анар - Солнце, ведомая огнеокой Ариэн, плавно опускалось за западный край, изменяя краски неба и моря, превращая благословенный Валинор в волшебный край. И всякий раз оно совершало тот же путь и скрывалось на западе, и долго не темнел за ним след, разрывая небо яркими сполохами. Всегда по-новому сиял небесный пожар, и нельзя было отвести восхищенных взглядов от солнца, уходящего на покой. Когда же совсем темнело, и загорались звёзды, люди и эльфы слушали мелодичное пение и радовались щедрой россыпи полуночных сокровищ у себя над головами. Звезды принадлежат всем, но каждый по-своему уносится к ним душой и улыбается загадочно так, словно ему одному открылась их вечная тайна. Рукотворные самоцветы пробуждают алчность, и самые прекрасные из них оставляют за собой кровавый след. Но никто не убивает друг друга из-за звёзд. Люди легко дарят их друг другу и не беднеют при этом.

Ночью зажигали маленькие светильники, и это тоже было красиво - пляшущие огоньки в несколько рядов по кругу. Песни потихоньку смолкали, прерывались смехом, звучали нестройно, их сменяли одиночные трели, и вскоре все расходились, спускаясь с горы в теплую ласковую ночь. Кто-то покидал алтарь Эру счастливо-возбуждённым, а кто-то, наоборот, в настроении лирически-грустном. Все, кто застал эти времена, сохранили в сердце тоску по ним.

Верные решили возродить эту традицию, и ознаменовать праздником Благодарения возрождение своего государства.

Стояла осень - восхитительные, яркие дни, когда деревья соперничают друг с другом в великолепии пышных нарядов, а небо кажется синее, если смотреть на него сквозь узоры их листьев. Дни были теплые, наполненные солнцем, ночи же зябкие, холодные, и тонкий ледок порой прихватывал лужи. В это время как раз собирают поздний виноград - огромные грозди крупных розовых ягод. Следует дождаться, когда они слегка подвялятся, и тогда вино, изготовленное из них, будет обладать тончайшим и нежным вкусом.

Роменцы собирали виноград и готовились к празднику. Мириэль иногда появлялась среди них и пила свежий сок, который через год превратится в полноценное вино. Она наблюдала, как молодые люди плели гирлянды из золотых и пурпурных листьев и возводили строения у подножия Менелтармы, где предполагалось устроить торжество. Ей хотелось почувствовать себя единой с ними, видеть мир их глазами и предвкушать праздник так же, как они. Она же еще не старуха и тоже любит веселье и вкусное вино, и песни. Почему же она тревожится постоянно и не даёт себе забыть о своих заботах ни на миг? Ей так захотелось праздника и беспечной, хмельной легкости. Принцесса направилась к беседке, где юные роменцы угощались соком, завершив сбор винограда на сегодня. Она прошла всего несколько шагов и остановилась, скованная по рукам и ногам холодным ужасом.

Тот, кого она надеялась никогда больше не увидеть ни в этой, ни в следующих жизнях, Ярон, которого она убила, или Юниэр, с которым она столько раз с болью распрощалась, вел неспешную беседу с молодыми людьми и не замечал ее приближения. О, хоть бы она ошиблась!

Но вот он повернул голову и увидел ее. Тоска и безнадежность хлынули в сердце. Не может быть, чтобы он воскрес и снова преследовал её! Он смотрел ей прямо в глаза, но не сделал ни шагу навстречу. Она устремилась прочь от этого наваждения, не замечая удивленных взглядов и пересудов окружающих.

Юниэр на самом деле не заметил, как она появилась, и был застигнут врасплох. В эти дни он вместе со всеми рьяно готовился к празднику и изнурял себя на виноградных плантациях. Так было легче переживать боль. Но сейчас он понял, что пришла пора сбросить волчью шкуру и все объяснить принцессе.

Мириэль бежала, пока не оказалась одна в лесу. Она прислонилась спиной к дереву и отдышалась. Как быть? Неужели ко всем её бедам добавится ещё одна? Что делает Охотник среди Верных? Он один способен устроить такую сечу, что некому будет жить в новом государстве. Чья душа им теперь владеет?

Шорох прервал её размышления, она напряглась, но тут же облегчённо вздохнула. Белый волк вышел на поляну.

- Это ты, Олвик. Ты знаешь, что я опять в опасности? Ты, наверное, почувствовал, что Охотник появился снова? Подойди ко мне, мой верный товарищ. Что мне делать? Не бросай меня. Я так тебя люблю.

Олвик не шелохнулся. Тяжко. Но надо решаться. И вот белый зверь распрямился и встал на задние лапы. Весь его облик расплылся, ей показалось, что она теряет способность видеть, и через мгновение Юниэр стоял перед ней. Мириэль почувствовала головокружение и медленно сползла вниз. Человек или волк снова стал расплывчатым пятном.

- Не бойся, - заговорил он. - Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Ярон мёртв и никогда больше не будет преследовать тебя. Я не причиню тебе зла.

- Кто ты?

- Я - Юниэр.

- А Олвик? - Мириэль не спешила верить всему, что он говорил.

- Олвик... погиб, когда вы спасались от Охотника в пещерах агнегеров в Эред-Фаласе. Обвал задавил его. С тех пор твоим Олвиком был я.

Юниэр рассказал ей и о том, что произошло много лет тому назад, когда они расстались. Рассказал, как, очнувшись от чар звезды, он проводил Дилидин в Страну Вечных Льдов и остался там, как наложили на него печать забвения, и как память вернулась к нему уже в Средиземье.

Горькой и запоздалой была его исповедь. Вероятно, все было так, как он говорил, и нет его вины в том, что ее юная любовь умерла. Возможно, ей надо было остаться с ним, отстоять свое право, и тогда Мудрена не смогла бы увести его в непонятную Страну Ледяных Чар. Но с тех пор она столько всего пережила, что его возвращение теперь просто не имело значения. Это чужой человек. 'А твой Юниэр лежит бездыханный с усохшей звездой любви в холодной ладони...': откуда-то вдруг всплыли в памяти эти слова. До встречи с Яроном она жила памятью об их любви и надеждой, что обретет ее снова. А потом словно что-то сломалось внутри, светлое стало темным и затаилось на сердце обидой. Она представила, как человек, который говорит с ней, становится прозрачным и улетает высоко в небо, а потом превращается в созвездие и теряется среди других созвездий, и она перестаёт его замечать. Да, ему следовало потеряться, исчезнуть навсегда, а не тревожить её прошлое.

Он замолчал, покорно ожидая ответа.

- Зачем же ты вернулся из Страны Вечных Льдов, а не остался на этой... своей родине? - холод и непонимание были в её взгляде.

- Ярон представлял собой большую опасность, и я был послан остановить его.

- О! Ты как воин света, противостоящий двойнику из мрака?

- Вроде того.

- Но, если Ярон повержен, почему ты не отправишься домой? Зачем было использовать облик Олвика и преследовать меня?

'Терзай моё сердце, я заслужил эту муку', - думал Юниэр и понимал её боль.

- Когда я вспомнил, кто мы друг для друга..., я не смог уйти..., Мирэ. А открыться тебе сразу у меня не хватило смелости. Я решил, что буду охранять тебя от врагов и других напастей, как это делал Олвик, и, может быть, этим искуплю своё предательство.

- Я не виню тебя, - отрешенно сказала Мириэль, - все, что было между нами - облачко, развеянное ветром. Мы прожили врозь целые жизни и теперь только помешаем друг другу.

- Не говори так. Наша любовь не лёгкое облачко, которое можно развеять ветром. Это гордыня не дает тебе услышать свое сердце. Ты же знаешь, что мы созданы друг для друга...

- Ты обезумел! Как ты смеешь являться ко мне через столько лет и говорить, что мы предназначены друг для друга? Как смеешь ты вмешиваться в мою жизнь теперь? Уходи. Я не хочу тебя даже видеть.

Юниэр молчал, потупившись. Она, пожалуй, права. Если он жил все эти годы в неведении о ней, и когда память вернулась, почувствовал их любовь так, как будто бы это было вчера, то она всё пережила и забыла. Или постаралась забыть. Зачем же он бередит старые раны?

- Если можешь, прости меня, Мирэ, - тихо произнёс он, наконец.

- Эру простит, - ответила принцесса, - я не желаю тебе зла. Больше нам не о чем говорить.

- Но я не могу уйти. Ты бросила вызов сильным врагам. Твоей магии не достаточно, чтобы победить Саурона. Я должен быть рядом, чтобы помочь тебе.

- Мне не нужна твоя помощь! - гневно воскликнула Мириэль. - Ты должен исчезнуть из моей жизни навсегда! - Ну, почему он не понимает, что ей больно быть с ним рядом?

- Как пожелаешь, - её слова ранили. Он знал, что этот разговор не будет лёгким, и всё-таки надеялся на что -то, - ты не будешь видеть меня. Но я не уйду. И ещё..., - он взглянул ей в глаза, но она отвернулась, не желая видеть в них муку, - волком я больше не буду.

И он ушёл.

Мириэль ещё долго не могла прийти в себя. Буря протеста поднялась вдруг со дна её души. Почему всё происходит так, а не иначе? Почему не пришёл он тогда, когда она так ждала его? И так нет ей покоя, а тут ещё приходится заново переживать старую обиду. 'Это всё не имеет значения, - убеждала она себя, - отпусти его, освободись от горькой памяти, он чужой, мы чужие'. Но напрасно она уговаривала себя, он не становился ни облачком, ни созвездием.

Оказывается, куда легче было жить, думая, что он где-то далеко или, его нет в живых, чем теперь, когда он вдруг объявился.

- Если он действительно любил меня, то никакие чары не могли бы заставить его забыть обо мне, - она почувствовала боль в сердце, показалось, что оно стало твердым и холодным, как могильная плита, и она не смогла согреть его прощением.

И ещё одну потерю пережила сегодня Мириэль: её верного друга Олвика больше никогда не будет с ней рядом. Мириэль медленно побрела к башне, чтобы помолиться о душе снежного волка - друга, который никогда не обманывал и не предавал её.

Юниэр больше не скрывался. Он встретил многих друзей в Роменне, и все были рады его возвращению, вздыхали, правда, по поводу его разлада с принцессой, но что делать, такова жизнь, с кем не бывает. Его не утешали их искреннее сочувствие и бодрые пожелания, но он не подавал виду.

Он получал настоящее наслаждение, помогая роменцам строить новое государство, и держал своё сердце открытым для каждого. Их надежды и мечтания были наивны и едва ли осуществимы, но без веры в жизнь не может быть и самой жизни, и не верящему в счастье никогда не стать счастливым. Если бы не отчуждение и неприязнь, которые вызывало у принцессы его появление, он был бы счастлив. В приятной суете подготовки к празднику они иногда встречались, но Мириэль делала вид, что не замечает его, а он больше не пытался напоминать о своём присутствии.

Роменцы заново заселяли Андуниэ, те, кто не желал признать Мелкора Богом, и кто опасался Саурона, приходили теперь из других городов Эленны и просили прибежища в новом государстве. Сами же Верные редко бывали в Арменелосе. Амандил просил, чтобы они вели себя осторожно, потому что большинство нуменорцев ненавидели эльфов, а заодно и элендили.

Полномочия, которыми король наделил вдруг Верных, возмутили граждан, а свобода, которую они получили, пугала послушных обывателей. Амандил надеялся, что со временем люди привыкнут к новому порядку вещей, присмотрятся к элендили и увидят, что помыслы их чисты, а дела благородны. Они не оскорбляют и не убивают зря, не приносят кровавые жертвы. Увидев, как процветает Роменна и Андуниэ, как доброжелательны и искусны их жители, многие потянутся к Верным, а Саурон в конце концов окажется без поддержки. Со временем.... Но будет ли им дано время?

Пока же в Нуменоре о новом государстве Верных ходили самые нелепые слухи, которые тревожили и печалили Амандила.

Вот и сегодня их гости - рыбаки из Окуньки, привезли новую порцию сплетен. Все они собрались за обеденным столом в ясеневом лесу. Общинные обеды, когда каждый выставлял всё, что у него было, вошли в привычку в строящемся заново Андуниэ. В полдень прерывались работы, и люди собирались в тени ярких праздничных лесов перекусить и набраться сил.

Юниэр с радостью обнял давнего друга Греда, к ним подошли Лиэль и Исилдур, не так давно пользовавшиеся гостеприимством рыбака и удравшие из-под его крова. Тут же оказались Лотлуин и Мириэль. На этот раз, заметив Юниэра за тем же столом, она осталась против обыкновения.

Гред изменился за эти годы, видимо много горечи и разочарований выпало на его долю. Он стал ворчлив и недоверчив, всюду высматривал изъяны и был уверен, что всё хорошее обернётся тем большей бедой, чем больше довериться этому хорошему. Рыбак не верил в истории, которые сейчас пересказывал, но нисколько не щадил слушающих и не заботился о том, что портит им настроение.

В Нуменоре считали, что духи королей, которые навестили Черный храм, всё ещё находятся на Эленне и клубятся у склепов, а Верные своими чарами мешают им вернуться в мир, откуда их вызвали. От этого духи свирепеют и мстят людям. Заблудшему путнику несдобровать - если заметят, то обязательно растерзают. Гред отметил, что нашлись даже жертвы неприкаянных духов, поэтому редкие нумеронцы покидают свой дом после заката солнца, а к гробницам никто близко не подходит даже при ярком солнце.

Рассказывали также, что Амандил, пока был пленником в замке короля, умудрился подсыпать их благодетелю яду. С тех пор Ар-Фаразон сам не свой, испытывает страшные муки, словно горит изнутри, а Саурон лечит его от этой напасти.

Говорили, что Валары обещали бессмертие тому, кто одолеет Саурона, и предвидели страшную войну, в которой падёт жертвами много невинных людей.

Многие были уверены, что верховодит у Верных не Амандил и не Исилдур, посягнувший на храм, а молодая колдунья, которая выдаёт себя за принцессу Мириэль. А на самом деле она не человек, и никто не может выдержать её взгляда. Живёт она в старой башне Минастира, а любовник у неё - белый волк, который на самом деле могущественный демон - оборотень, и вся земля вокруг башни теперь заколдована. Ведьма же стремится к власти над всем Нуменором, ни больше, ни меньше....

Юниэр не смог сдержать улыбки при этих словах и бросил взгляд на принцессу, она нахмурилась.

- Мало им демона во дворце и в храме, изобретают себе всё новых и новых, - воскликнул Исилдур.

- Да..., богатая фантазия людская на всякое зло..., - согласился Лотлуин.

Многие спрашивали Мириэль, куда пропал её белый волк. Она уклончиво отвечала, что его больше нет... и не будет с ней рядом, а почему не объясняла. Так что сущность Олвика и его исчезновение стали поводом для пересудов. Хуже было бы, узнай они, что Юниэр носил шкуру зверя. Тогда и Верные погрузились бы во тьму суеверий об оборотнях и ведьмах.

Только Лотлуин знал всю правду и, как мог, утешал Мириэль. Теперь он понимал, почему Олвик так невзлюбил его, и подумал, что следует быть осторожнее с Юниэром, который совсем недавно вызывал у него симпатию и искреннее расположение. Они оба были очень популярны в Роменне, к ним тянулись люди. Наделенные в равной мере мужеством, благородством и полным отсутствием зависти, они не могли возненавидеть друг друга, но и сблизиться не могли.

Наступил долгожданный праздник Благодарения, к которому с энтузиазмом и пылом готовились Верные. В лучших нарядах в предвкушении торжества собрались они в назначенное время на Менелтарме. Но не только радость освещала их лица, где-то глубоко пряталось сомнение в реальности происходящего. До недавнего времени они и помыслить не могли о том, чтобы открыто собраться даже в Роменне, а восхождение к алтарю Эру каралось смертной казнью. Но вот они здесь, не надо больше прятаться и держать мечи наготове, если придётся защищать свою честь. Они - новое Государство Верных, а Эру их Бог.

Каменные скамьи заполнились людьми. И тут, и там знающий мог различить эльдаров: оказывается не так уж мало их осталось в Нуменоре. Все расселись, угомонились, и на какое-то время на Менелтарме воцарилась торжественная тишина. Стройные девушки, едва дыша, проникнувшись важностью возложенной на них миссии, воскурили благовония на алтаре Эру. Чудный вечер ласкал теплом и мягким светом. Проникновенно зазвучали арфы и скрипки, провожая в путь ладью опалённой зноем Ариэн. Задумчивое состояние собравшихся прервал звонкий голос менестреля.

На праздник самых светлых слов

Мы приглашаем всех Богов,

Пусть вдохновенная струна

Восславит ваши имена,

О, Властители Арды!

Придите, внемлите

Сынам восхищенным,

Детям влюблённым

В Творение Эру!

Всех Валаров знали по именам элендили. Некоторые эльфы помнили, как Валары приходили к ним на заре мира, принимая облик детей Эру, с советом и помощью. Совсем мало осталось на Эленне эльфов - участников Великой битвы против Моргота. Тогда Валары вняли призыву Эарендила и явили в Средиземье свое воинство. Эти эльфы помнили сокрушительный гнев и ярость разбушевавшихся стихий и были рады тому, что сражались на их стороне, а не против них. С тех пор они относились к Валарам благоговейно и даже с некоторой опаской. Эльфы, рожденные позже, и люди, привыкшие пользоваться дарами, знали о дарителях по легендам и песням. Они мысленно общались с Валарами и безотчетно верили, что боги их понимают и любят.

Праздник начался с песен, славящих Валаров.

Выше облаков твой чертог,

Манвэ - король прозорливый!

Наших земных дорог

Ведаешь все извивы...

Мудр, строг и суров

Манвэ всегда справедливый,

Бескрайнего неба художник

И капитан ветров.

Неспешно и плавно

Приди издалече

Прекрасная Манвэ жена.

Коса твоя в небе -

Что звездный путь млечный,

Цветком в ней сияет луна.

Яванна, Яванна,

Всегда ты желанна

И осенью ясной, и вешней порой.

Куда обращаешь

Пленительный взор свой -

Там все оживает,

Теряет покой.

Невыразимо прелестной была эта ночь, озвученная пением, и люди чувствовали себя счастливыми. Их голоса сливались в стройный хор, песни воспаряли над Менелтармой и уплывали дальше за океан. Всех Валаров и Майаров вспомнили в эту ночь менестрели, и не было сомнений, что в благословенном Валиноре их услышали и поняли, как тянутся к ним сердца детей Эру.

Благодать снизошла на всех. Юниэр заметил, как Исилдур взял лютню, как засмущалась и потупила взор Лиэль.

До тебя я не жил, а спал.

Ты меня пробудила.

Словно свет, проникла в меня,

Счастьем все озарила.

День вчера был неярок и пуст,

А сегодня смеется лес,

Улыбается каждый куст,

Женихи целуют невест.

Как я раньше не замечал

Ликования жизни вокруг?

Нежный взор меня обласкал,

Я узнал тепло твоих рук.

Их любовь ни для кого не была секретом. Исилдур и Лиэль были так поглощены друг другом, что не сразу откликались на обращения или вопросы друзей. Мир разделился: по одну сторону были они двое, по другую - все остальные. Глядя на их сияющие лица, Юниэр почувствовал, как острой льдинкой кольнуло сердце. Когда-то и он был таким. Он взглянул на принцессу. Интересно, тронули ли ее стихи Исилдура? Она сидела с эльфами на четвертом ярусе, лицо ее было непроницаемым. Казалось, она даже не слушала.

А праздник летел вперед. Звучали песни о любви, песни грустные, игривые, шуточные.

Юниэр снова посмотрел наверх на четвертый ярус, но на этот раз не увидел той, к кому стремился всем своим существом. Поискал глазами в тревоге. Казалось, она ушла... Ну и что?! Он же не Олвик, чтобы всё время бежать за ней следом. Юниэр попытался сосредоточиться на пении, и в хор вновь влился его густой, обволакивающий голос. Но покой был нарушен, мешали тревожные мысли. Не обо всём рассказал он тогда в лесу принцессе. Его отпустили из Ориены с миссией, и она не была завершена. Он должен был предотвратить возвращение Моргота в Арду. Но если бы он только понимал как?

Ему был дан талисман, а, может, и оружие - металлическое кольцо с прозрачным кристаллом, закрепленным в центре. Вещица, на первый взгляд, самая обыкновенная, любой мог бы изготовить такую, и некому было объяснить, как пользоваться ею. Оракул только сказал, что следует быть внимательным и не пропустить знаки, и знание придёт само собой.

Ярон не успел взглянуть в азбуку Врага - книги Моргота. Но книги эти попали к Мириэль, и она штудировала их без устали. И хотя Юниэр гнал от себя эту мысль, он понимал, что именно принцесса станет проводником Темного Духа в наш мир, если только не помешать ей. Но, как и когда это произойдет, и что именно он должен предпринять, оставалось загадкой.

Как хотел он повернуть время вспять, вернуться в те беспечные времена, когда он считал себя самым обычным человеком, а идея спасти мир не приходила ему в голову. В самом деле, такая сверхзадача по силам разве что могущественным Валарам. К чему он и Мириэль ввязались в игры айнуров? Он взглянул на запад, как бы вопрошая Валаров, но они были безмолвны, так же, как и тёмное море, слабо мерцающее при свете звёзд. Лишь звезда Эарендила сияла ярче луны, слепила чистым голубым сиянием.

Как удалось Феанору создать такое чудо? Юниэр поневоле залюбовался ей, и вдруг не просто звезду увидел он, но и весь небесный корабль Вингилиот - каждый гвоздик обшивки и кипень парусов - реальный, видимый корабль, который рассекал просторы морей, прежде чем был вознесён на небеса. Он мерцал, подсвеченный голубым светом сильмарила, а великий посланник Эарендил гордо стоял у штурвала. Юниэр встретился с ним взглядом. Эарендил как будто бы тоже светился изнутри, длинные серебристые пряди его волос развевались на ветру, а корабль покачивался на небесной глади. Он молчал, но не сводил глаз с изумлённого Юниэра. А потом... он увидел серебристую лестницу, протянувшуюся от корабля к нему. 'О, Эру, что это?', - прошептал Юниэр, и видение исчезло.

Какое-то время он не мог выйти из оцепенения, озираясь вокруг. Стало необычайно тихо, люди по-прежнему пели, но до него не долетало ни звука. Он посмотрел на свои руки, и ему показалось, что они отражают свет сильмарила. Наконец он успокоился, дыхание стало ровным, и снова взглянул на небо. Всё было как прежде. Вингилиот - созвездие, ослепительный свет исчез.

Что это было? Несомненно, он увидел знак, но как понять, что ему хотели показать? Чего от него ожидают? Не указывал ли Эарендил на то, что ему уготовано место рядом с ним на Вингилиоте? Упаси Эру от такого счастья. Ему нисколько не улыбалось скитаться в космосе с одиноким капитаном или стать ещё одной легендой о звёздном мальчике Юниэре. Нет, не надо.

Может, он намекает, чтобы Юниэр повторил его подвиг и отправился в Валинор искать поддержки и спасения? Но разве Валары не вездесущи? Разве им не ясно и без всякого посланника, что мир повис на волоске? Одно было ясно, от него действительно чего-то ждали, он был избран, если не спасти мир, то как-то поучаствовать в его судьбе. Что ж, учителя в Ориене тоже говорили, что в жизни мы все творцы и герои, а не безучастные зрители, а если перестанем заботиться друг о друге, то просто исчезнем...

С тяжким грузом злой вести преодолела подъём в гору бедная Айрен. Слёзы душили её. Она лишь на некоторое время покинула праздник. Собираясь в суматохе, они с Дорианом забыли его флейту в шалаше и заметили это только, когда хотели выступить дуэтом с песней во славу Кементари. Можно было бы попросить флейту у друзей, но Айрен хотелось, чтобы всё было также дивно и волшебно, как на репетиции, а для этого необходима была их родная флейта. Да и до шалаша рукой подать. Не замечая ступеней, сбежала она вниз, и песни сопутствовали ей, выплёскивались в мир, ликуя.

Совсем в ином настроении возвращалась она. Как она расскажет им? Всем им - добрым, смеющимся, поглощённым музыкой дорогим людям и эльфам? Как уничтожит их счастье в этот единственный вечер? И не сказать нельзя. Слишком важно. Юниэр увидел её первым и сразу понял: произошло что-то неладное. Он оказался перед ней прежде, чем она решилась войти в светлый круг славословящих Арду.

- Что случилось? Почему ты плачешь, Айрен? - негромко спросил он. Она всегда робела перед ним немного. Не в меру самоуверенным казался он, и ещё, что бы ни говорили другие, но не бывает ни у людей, ни у эльфов таких фиолетово-черных глаз. Но сейчас ей было необходимо выплеснуть печальную новость, давившую грудь.

- Там внизу..., в лесу..., - слова давались с трудом...- Чернолун. Труп Чернолуна. Он мертв... И Айрен разрыдалась с новой силой.

- Так, - Юниэр сжал её плечи. - Тише. Не говори никому. Надо найти принцессу. Покажешь мне, где ты видела... это.

И вот он уже бежал вниз, перескакивая через ступени. 'Упустил! - думал он. - Это снова книги'.

Айрен, было, последовала за ним, но потом решила предупредить ещё и Лотлуина.

продолжение

в начало главы

в начало романа