Вместо пролога
Сирена панически верещала, заглушая все мысли и мешая сосредоточиться на главном, а бортовой компьютер равнодушно вещал:
- Внимание! Угроза внешнего нападения. До сбрасывания капсул осталось 15 минут. Угроза нападения. Угроза нападения. До сбрасывания капсул осталось 14 минут.
- Да выключи ты к херам эту тарахтелку! - взревел капитан, трясущимися руками щелкая по тумблерам и раз за разом вводя в главный компьютер одну и ту же команду.
- Слушаюсь, кэп, - ответил первый помощник, и через секунду в рубке наконец наступила тишина.
- Что за хрень? - капитан был взволнован и даже напуган немного. Впрочем, ни первый помощник, ни второй пилот не могли с уверенностью сказать, нервничает их высокое и почти бессмертное начальство или нет, они были всего лишь обычными людьми, где уж им до королевского спокойствия тех, в ком течет голубая кровь.
- Кэп... - сержант заглянул в рубку, бледный как смерть, а правильнее будет сказать, как член Высокой семьи. - Кэп, у нас тут...
- Забейся, Ёж, - рявкнул капитан не глядя на младшего брата. - У нас тут полный ППЦ!
Через секунду непрестанно мигающая лампочка на табло успокоилась, и все посмотрели на нее подозрительно и выжидательно.
- Неужели все? - прошептал первый помощник.
- Уф... - выдохнул капитан и отвалился на спинку кожаного кресла. С секунду посидел с закрытыми глазами, а потом обратился к сержанту:
- Так что там такое смертельно-неотложное, Ежик?
- Именно, что неотложное, - еще больше бледнея, произнес брат капитана. - Кто-то сбросил две капсулы.
Капитан посмотрел на экран молчаливого компьютера, наклонил немного голову и хрипло уточнил:
- Только не говори мне, что это ...
- Не скажу, - поспешил заверить сержант.
- Мля, - хозяин судна почернел лицом и обреченно прошептал:
- Она убьет меня.
Глава 1. Кошки-мышки
Выбирается двое водящих - кошка и мышка. Остальные игроки становятся в круг, взявшись за руки, тем самым образуя между собой ворота. Кошка стоит за кругом, мышка - в круге. Задача кошки - войти в круг и поймать мышку. При этом кошке разрешается прорывать цепь игроков, подлезать под сцепленные руки или даже перепрыгивать через них. Игра заканчивается победой кошки и, соответственно, поражением мышки.
На сегодняшнем ужине кроме меня, Цезаря, Мастера Ти и Палача были ее величество Кло с сыном, а также их невыносимость Клиф и генерал Цветков, чтоб его разорвало, наконец, с супругой, да постигнет ее та же участь.
Поэтому не было никакой возможности отправить на ужин Тень. Самой пришлось идти.
- Лялечка, вы сегодня удивительно молчаливы, - проворковала вышеозначенная супруга. Она почему-то решила, что раз нас с ней посадили рядом, мы автоматически становимся подружками.
- Не обращайте внимания, - проворчала я, изо всех сил стараясь, чтобы мое ворчание долетело до Сашки. - Просто критические дни.
Мастер Ти отвратительно громко царапнул вилкой о тарелку и поднял на меня пугающие черные глаза.
Я замерла, ожидая Сашкиной реакции, но чертов Цезарь только раздраженно дернул плечом и продолжил что-то нашептывать королеве на ушко. Скотина.
Зато Мастер Ти оживился.
- Дорогая, - потянулся ко мне через стол и резким движением ухватился за мою правую руку. - Если вам по этому поводу нужен совет, то я...
- Руки убрал! - Сашка повернул голову в нашу сторону, и я увидела, как возле ямочки на подбородке пульсирует синяя жилка.
Мастер Ти только еще больнее сжал мои пальцы и скороговоркой выпалил:
- Вы же знаете, Лялечка, в Доме мы вас всегда встретим с распростертыми объятиями...
- Ты озверел, Могилевский!?? - рявкнул мой старший братец так, что в люстре над головой две висюльки ударились друг о друга и спикировали прямо в тарелку к той самой супруге, которой вдруг захотелось стать моей подружкой.
А в тарелочке был острый помидорный суп, красный, обжигающий. И, как оказалось, очень оригинально играющий на белом атласном платье. Супруга раздраженно крякнула и сделала вид, что ничего не произошло:
- Лялечка, - произнесла она все тем же лилейным голосом, - а что вы думаете по поводу последнего номера "Цезарь навсегда".
- Нам еще не приносили, - буркнула я и застыла под ледяным Сашкиным взглядом.
- Вам? - генерал оторвался от королевского декольте и обернулся ко мне. - Я думал, цесаревна живет в Башне Одиночества.
- Живет, - промямлила я, забивая рот какой-то гигантской креветкой. - И еще активно изучает эпоху Вассального подчинения. Вот ее и заклинило на множественном числе... Так и говорю теперь: мы поели, мы попили, мы сдали экзамен, мы прочитали журнал, у нас критические дни...
Сашка опалил меня гневным взглядом, а Мастер Ти липким. Сразу захотелось пойти и помыться, а потом прыгнуть в кровать к Тени и прошептать:
- Тоська, хочешь, расскажу сказку?
И тут дверь распахнулась, и посыльный галопом проскакал до Сашкиного кресла, которое больше всего напоминало чудовищный зеленый трон, и что-то шепнул ему на ушко. Цезарь нахмурился, оскалился, словно сглатывал горький спиртовой коктейль, повернулся к ее величеству Кло и процедил:
- Прошу пройти в переговорную.
А затем, не глядя в мою сторону:
- Ольга, иди к себе.
Я замерла на месте с ложкой помидорного супа у рта, в положении полусогнутом и слегка униженном. Он серьезно? Вот так вот, вышвырнуть меня, словно щенка? Облизала ложку и потянулась за второй.
- Оля, ты меня плохо слышишь?
Скотина. Он даже не посмотрел в мою сторону. Неужели Палач прав и у чертова Цезаря действительно есть глаз на затылке?
- Я просто хотела... - спасти свою гордость перед всеми этими шакалами?
- Марш к себе, дура!! - проорал Сашка, а с люстры сорвалась еще одна висюлька, и снова в тарелку с не моим помидорным супом.
Я встала. На негнущихся ногах гордо прошла до двери, брезгливо оттолкнув руку Мастера Ти, чтоб его разорвало, прокляла Сашку ледяным взглядом, когда эту самую дверь за собой закрывала, а потом подобрала юбки вечернего платья, задрав подол почти до пояса, и помчалась в комнату, которая примыкала к переговорной.
Когда ты живешь в Башне Одиночества, то хочешь-не хочешь выучишь все тайные ходы дворца. Самым сложным во всей этой ситуации было отдышаться, потому как дышала я громко и со свистом, а все законы физики указывали на то, что если слышу я, то, очевиднее всего, слышат и меня.
Дверь распахнули ударом ноги, и в помещение влетел злой, как тысяча чертей, Цезарь. Вихрем метнулся к пульту управления и, пробарабанив по клавиатуре какую-то команду, стал ждать.
Королева Кло перепуганно мялась за его спиной.
- Можете присесть, - бросил Сашка и добавил презрительно:
- Ваше величество.
Не спуская перепуганных глаз с мужской спины, женщина присела на край стула, а затем экран визора вдруг переключился на незнакомую мне местность, и королева несдержанно застонала, закрыв лицо руками.
- Это война, моя дорогая, - произнес Цезарь и постучал пальцем по монитору.
- Я... не... - пробормотало ее величество, все еще пряча лицо в ладонях.
- Я не... - мерзким голосом передразнил Сашка, уж мерзким-то он умел быть, я об этом знаю лучше всех во дворце, в Яхоне и, возможно, даже на всей планете. - Какого хрена, я тебя спрашиваю, люди в твоей форме делают у дикарей?
После его слов я внимательнее присмотрелась к картинке на визоре и поняла, почему местность мне показалась незнакомой. Просто за чертой я никогда не была. Ну, оно и понятно. После того, как Сашка двенадцать лет назад узурпировал власть, меня не выпускали даже из дворца... Что уж говорить о стене.
- Прости, прости, пожалуйста, - лепетала королева Кло. - Это Клиф, его идея, я просто...
- Доставить сюда этого мозгоеда хренова, - рявкнул Цезарь, и я услышала, как за моей спиной по коридору прогрохотали чьи-то торопливые шаги. По поводу эпитета, которым Сашка наградил третьего соправителя, я не возмутилась, но едва удержалась от того, чтобы не проворчать ехидно, что чья бы корова насчет мозгоеда мычала, а Сашкина уж пусть бы молчала в тряпочку. Другого такого как Цезарь не найдешь, хоть излазь вдоль и поперек весь Яхон и Дикие земли в придачу.
Клиф явился на удивление быстро. И, судя по звукам, доносившимся из коридора, его заслуги в этом не было. Их невыносимость принесли в переговорную на руках. Я мысленно погладила себя по головке за хороший каламбур и обратилась в слух.
- Клифик, мальчик мой, - слишком ласково проговорил Цезарь, забыв о том, что третий соправитель старше его лет на сто или даже двести: точный возраст старика скрывали все учебники по истории и энциклопедии, а я искала очень усердно, - правда ли то, что мне рассказали сегодня?
Не понаслышке зная о степени скверности характера моего брата, Клиф молчал. Молчал, и, если верить бледности, залившей его всегда омерзительно розовые щеки, вспоминал, успел ли он оставить завещание, и точно ли указал там, кому выносить какашки за его любимым мопсиком.
- Кло? - Сашка посмотрел на вмиг постаревшую королеву. Не то, что она была слишком молода до этого, но точно моложе Клифа. - Что ты мне тут только что мямлила о Диких землях?
Ее величество громко всхлипнула, а его невыносимость безмолвно зашевелил губами, молясь древним богам... И в этот момент я действительно за него испугалась. Нет, Клиф, несомненно, был липким занудой, меня трясло от отвращения, когда он прикасался к моей руке своими всегда потными ладонями и склонялся над запястьем для влажного поцелуя. Но это не означало, что я желала бедолаге смерти. Ну, не более трех-четырех раз, точно. И то не всерьез, а так, гипотетически и в минуты обострения моей извечной мизантропии.
Сейчас же Сашка зацепился мрачным взглядом за старческие губы, безмолвно шепчущие древние слова.
- Скажи, что мне показалось, Клиф... - попросил Цезарь и в притворном недоумении развел руками. - Ты что же, сейчас... молишься?
- ... на черных крыльях свободы... - уже не скрываясь, торопливо произнес третий соправитель, поднимая правую руку, чтобы закрыть лицо от удара. - Сквозь время летящие птицы...
И в следующий момент я испугалась, потому что мир вдруг стал красного цвета. Я отшатнулась от глазка и зажала рот руками, чтобы не заорать, когда до меня дошло, что это в переговорной на стены брызнула кровь.
- Никогда. При мне. Никто. Не смеет. Вспоминать. Проклятых. Тварей, - раздавалось с той стороны стены. И за каждым словом следовал отвратительный чавкающий звук.
Не знаю, сколько это продолжалось, по-моему, бесконечно долго. Я стояла зажмурившись, зажав уши руками, и все равно до меня долетало свистящее бешеное дыхание Цезаря. Когда, наконец, наступила тишина, я не решилась открыть глаза, но руки опустила, на слух пытаясь определить, что происходит в переговорной.
- Уберись тут, Кло, - велел Сашка спокойным голосом, словно и не было ничего.
- Да, я распоряжусь... - пролепетала королева и, наверное, вздрогнула, я не видела, я с закрытыми глазами стояла, но я, например, вздрогнула, когда ее жалкое бормотание было прервано решительным окриком:
- Я приказал тебе убраться, а не позвать слуг. Будет тебе наука на будущее... Как все вымоешь, пришли ко мне своего сына.
В переговорной что-то грохнуло, и я подумала, что это, видимо, ее величество бухнулось на колени.
- Цезарь, прошу тебя... - взмолилась королева.
- Пришли, - спокойно повторил Сашка. - Будем нового соправителя в курс дел вводить.
Я подождала, пока в коридоре утихнут шаги, пока женщина за стеной перестанет рыдать, а после этого осторожно выскользнула из своего укрытия и опрометью бросилась в башню. В такие дни Сашка грустит, а значит, придет мириться. За жалостью и любовью, как он это называет.
Что же касается меня, то я не знала, как я смогу после всего увиденного гладить его по голове и где найду слова утешения. Наш брат - чудовище, а Тень - единственное существо в мире, которое этого еще не понимает.
Цезарь пришел ближе к полуночи, когда Тоська уже лежала в кровати, ожидая вечерней сказки, присел на диван рядом со мной и, приобняв за плечи, прошептал:
- Прости меня, Осенька.
Я дернула плечом. Не потому, что все еще держала на него зло за то, что он обозвал меня дурой. Просто так бы я повела себя вчера, до того как увидела своими глазами, на что он способен.
- Я же знаю, что ты умничка, - откровенно подлизывался Сашка. - Самая талантливая, самая красивая...
- А я? - послышалось с кровати. - Я тоже самая?
- А ты еще лучше, - улыбнулся Цезарь, я же с неприязнью заметила, что у него совершенно холодные, вымораживающие душу до дна глаза.
- Простишь? - под этим взглядом сердце испуганно трепыхнулось в груди и заколотилось в пятках.
- Конечно, прощу... - прохрипела я. - Куда ж я денусь...
Цезарь еще раз улыбнулся, на этот раз уже мне, и быстро чмокнул в лоб.
- Ну, вот и славно, Лялечка! Ты же знаешь, не могу уснуть, если мы поругались...
- Знаю, - прошептала я, стараясь не отводить взгляда от его лица и не вспоминать о том, что он сделал с Клифом.
Спросить или не спросить, зачем он ходил в переговорную? Я вчерашняя задала бы этот вопрос? Не выдам ли я сегодняшняя себя неуместной дрожью в голосе? Не то чтобы я верила в то, что он ответит... но не заподозрит ли он неладное, если я не спрошу?
- Саш... - неуверенно произнесла я, а он замкнул мои губы невидимым замочком и искренне пожаловался:
- Давай, не сегодня... Я так устал...
Я думаю. Забить человека до смерти - это ж сколько усилий надо потратить.
Выдавила из себя замученную улыбку, словно мантру твердя про себя один из последних уроков по искусству лжи.
- Конечно, я понимаю.
Цезарь обернулся к Тоське и похлопал себя по коленке:
- Иди ко мне, сладкая, - позвал он мою Тень. - Я тебя тоже пожалею, а потом ты меня проводишь, оки?
- Оки! - она захлопала в ладоши и опрометью кинулась в объятия. Моя счастливая, глупая Тень.
- Саша, - попыталась возмутиться я. - Мы еще сказку не читали...
- Не читали? - он закусил губу, скользнув по мне странным задумчивым взглядом. - Ну, и ладно... Оставлю ее у себя на ночь... Сладкая, хочешь, сегодня я прочитаю тебе сказочку перед сном?
- Про пони? - синие глаза восторженно загорелись, а я поклялась себе потренироваться у зеркала, чтобы никогда такая улыбка не появлялась на моем лице, потому что со стороны безмозглая я смотрелась совершенно омерзительно.
- Ну, как хотите... - я притворно зевнула и демонстративно зацепилась взглядом за часы.
- Тогда не будем тебе мешать, - заторопился Цезарь и, обняв Тень за талию, повел ее к выходу.
Когда они ушли, я еще с минуту сидела на месте, думая о том, что же не так. А потом поняла: щелчка запирающего устройства не было, а это значит, что...
Я вскочила на ноги, руками пытаясь удержать сердце в груди.
...это значит, что сегодня ночью в спальне не будет бесхитростной Тоськи, которая обязательно бы меня заложила, уйди я из башни. Откровенно говоря, это была далеко не первая ее ночевка у брата, но никогда раньше Цезарь не забывал запереть дверь...
Сегодня ночью я впервые за двенадцать лет выйду в город без сопровождения.
Голова закружилась от счастья, а во рту сам по себе вдруг появился терпкий марципановый вкус. Сашка держал нас на строжайшей диете, лично взвешивая обеих раз в неделю и ревностно следя за тем, чтобы ни капли сладкого не попало в наше меню.
Сегодня ночью я устрою вылазку в город.
Несколько секунд я потратила на то, чтобы извлечь из шкафа старый костюм для занятий борьбой. Не знаю, почему Сашка однажды запретил мне посещать спортзал, тем более, не представляю, как у меня хватило смелости спрятать от него одну из форм, но сейчас я этой своей нечаянной смелости была страшно рада. Не в моих платьях появляться в городе. А носить брюки Цезарь нам запретил еще лет десять назад.
Эластичный костюм ласково прильнул к обнаженному телу, и я не удержалась от того, чтобы огладить синтетические бока руками. Посмотрела на свое бледное от вечного сидения в четырех стенах отражение и вдруг совершенно нелогично задумалась о том, красивая ли я. Сложно думать о своей внешности и о том, как ее воспринимают окружающие люди, когда у тебя есть сестра, словно копирка повторяющая каждую родинку на твоем теле, каждую выпуклость, прическу, манеру наносить макияж... И лишь пустота в таких же словно в зеркальном отражении, синих глазах, безжалостно констатировала, что картинка не соответствует содержанию.
Тоська была глупа. Болезнь ли, военные ли невзгоды раннего детства или просто прихоть природы, но в наши девятнадцать моя сестра оставалась пятилетним ребенком. Не помню, когда я стала замечать, что что-то не так, а когда заметила...
- Помнишь свою старую таблетку, Осенька? - спросил тогда Сашка, держа меня на коленях и следя за тем, как Тоська строит башню из кубиков. - Ты накачала много игрушек и у нее память забилась. Помнишь? Так и с Тоськой... Разница в том, что апгрейд человеку не сделаешь. И систему не переустановишь. И уж точно нельзя докупить дополнительную карту памяти... А жаль...
Тоська взрослела только телом, оставаясь наивным, впечатлительным и ласковым ребенком, забота о котором почти полностью легла на мои плечи.
Башня Одиночества. Чтоб ее...
- Помни, Осенька, никто не должен знать о том, что у тебя... у нас есть сестра!
В какой-то момент жизни эта фраза стала непреложной истиной и основным законом, а момент, когда еще можно было задать вопрос "почему?", был упущен.
- Мы не можем позволить себе казаться слабыми, - говорил Сашка. - Учись быть взрослой и делай все сама.
И Башню Одиночества перестали посещать даже слуги.
- Мы не станем рисковать цесаревной, - улыбался Цезарь. - Кроме тебя, у меня никого нет, жизнь моя.
И на массовые мероприятия, когда нужно было просто стоять на платформе и махать людям из-за братского плеча, стали брать не меня, а Тоську. Мою ласковую, глупую Тень.
От всех этих грустных мыслей расхотелось не только марципанов и шоколада, но даже картинка, на которой было изображено мороженое с амаретто уже не вызывала привычного слюноотделения... но не отказываться же из-за этого от прогулки!?
Волосы в косу, на руки перчатки, шелковый платок на шею, чтобы не светить своей бледностью в темноте и - здравствуй, Кирс, большая стеклянная столица, я иду к тебе.
Это была не первая и даже не десятая моя незаконная вылазка, но ночью из дворца я пока не выходила даже в сопровождении Цезаря и охраны, поэтому я немного нервничала и больше прислушивалась к своим внутренним ощущениям, чем к тому, что происходило вокруг меня.
Поэтому крепкая рука на талии и негромкий голос взорвались для меня свето-шумовой гранатой:
- От Цезаря возвращаешься, сладкая?
Сердце разбухло в горле, мешая поступлению воздуха, мозг немедленно изголодался по кислороду, и я, глядя в черные глаза Мастера Ти, пискнула что-то среднее между "ага", " просто" и "я тут".
Мужчина улыбнулся и небрежно свободной рукой сжал мою правую ягодицу, напрочь лишив меня способности к мышлению:
- Может, и меня приласкаешь, раз на сегодня ты уже освободилась?
Я почувствовала себя героиней какого-то фантастического фильма. Там женщина, помнится, проснулась в теле другого человека и первые минут двадцать картины пыталась понять, что происходит вокруг нее, почему к ней все относятся не так, как обычно.
Оторопь и молчание Мастер Ти принял за положительный ответ и влажно облизал мое ухо, после чего, обдавая меня винно-луковыми парами, потянулся к губам.
Захват. Подсечка. Удар.
"Я действовала на рефлексах, меня не за что винить..." - немедленно мысленно оправдалась я, глядя на бессознательное тело Мастера Ти.
- Сашка запрет меня еще на десять лет, но я должна ему рассказать. Сейчас.
Я думаю, что желание немедленно во всем сознаться Цезарю было вызвано не острым приступом вины или шепотом израненной совести. Скорее, повлияли мысли о том, что больше поверят тому, кто признается первым.
Поэтому я побежала, срезая путь тайными коридорами.
Побежала, вместо того, чтобы остановиться и задуматься о словах Мастера Ти.
Побежала, торопясь наябедничать и еще не зная о том, что этот мой безумный ночной забег по дворцовым коридорам станет лишь первой стометровкой в череде последующих бесконечных марафонов.
Двери в покои Цезаря были приоткрыты, а охрана отсутствовала. Это было более чем удивительно, это было, мягко говоря, странно, потому что Сашка был тот еще параноик, но я, взволнованная и напуганная недавней стычкой, в тот момент не предала этому значения. Я бесшумно скользнула в приемную Цезаря и замерла, размышляя над тем, в которую из двух дверей стоит постучать - в спальню или в кабинет.
Все говорило за то, что Тоська дремлет под Сашкино бормотание про пони и прекрасную принцессу в розовом платье. Но я шагнула к двери, ведущей в кабинет, подняла руку, чтобы постучать, и зависла, потому что там, в кабинете, Цезарь был не один.
- Палачинский, не выноси мозг, - степнь Сашкиного раздражения я бы оценила на "троечку" по десятибалльной шкале. - То, что я взял тебя в дело, не означает, что я позволю тебе совать свой нос в дела моей семьи.
- Семьи? - раздалось странное чавканье и тихий стон следом за ним. - Это ты называешь семьей? Или может то, что ты, как собака на сене? Сам не гам и другому не дам?
- Завали пасть!
Кто угодно бы после этого окрика наделал в штаны, но не Палач.
- Вы с Могилевским мне уже всю душу вынули. Пусть уже кто-нибудь ее трахнет, и мы все успокоимся, а?.. Сил же нет больше смотреть на этот суррогат.
- Можно подумать, ты этим суррогатом не пользуешься, - Сашка чертыхнулся. - Козел ты, Палач. Все настроение испортил... Иди в кроватку, сладенькая, я скоро приду.
Секунда ушла на то, чтобы осознать, что с ними в кабинете находится какая-то женщина. Цезарь, потаскун и развратник!
Еще секунду я потратила на то, чтобы понять: я не хочу встречаться сейчас с Сашкиной любовницей. Пять секунд на то, чтобы спрятаться за высоким креслом. И целая вечность на переваривание увиденного.
Блистая бледной наготой, знакомым движением закидывая за спину длинную черную прядь, из кабинета Цезаря вышла моя Тень, моя самая любимая в мире Тоська. Во имя всех запрещенных богов, во имя солнца и звезд и, конечно, во славу Цезаря! Что здесь, ко всем чертям происходит?!
Тоська закрыла за собой дверь в спальню, а я едва не кинулась следом за ней, но замерла в последний момент, осененная внезапной мыслью: бесхитростная Тень не обмолвилась и словом о том, как именно и в каких позах ее любит наш брат.
- Палач, такое впечатление, что в школе ты не учился, - прошипел тем временем означенный выше родственник, и в голосе его усталость странным образом переплеталась с раздражением. - Это так не работает. Она сама должна, понимаешь, сама, иначе...
Я подалась вперед и почти высунулась из своего укрытия, чтобы узнать, что я должна сделать сама, а главное, что произойдет, если я этого не сделаю. Но в последний момент осторожность победила.
А в следующее мгновение я до икоты была благодарна Судьбе за то, что мой внутренний тормоз задержал меня на какой-то миг в моей засаде. Потому что дверь распахнулась, едва не слетев с петель, и в приемную, бешено вращая глазами и громко дыша разодранным в астматическом приступе ртом, вломился Мастер Ти.
Мли-и-и-и-ин!
Когда он скрылся в кабинете, я благоразумно перепряталась в шкаф и запретила себе даже дышать.
И, могу сказать, что очень, очень вовремя. Потому что спустя мгновение в кабинете раненым зверем взревел Цезарь, а затем ворвался в приемную с жутким грохотом и не менее жутким матом.
- Цезарь, стой!
- Сашка, не кипятись!
- Где она?
- Возьми себя в руки, куда она денется из дворца? Найдем, запрем... Цеза-а-арь!
Шум, с которым упало кресло, сообщил мне, что место дислокации я поменяла не зря.
- Цезарь, - Палач говорил негромко и несколько шепеляво, не иначе, ему уже досталось под горячую руку. - Что ты собираешься делать?
- Объявить перехват, что же еще? Закрыть все выходы и... что это такое?
Чем именно было то, что заставило замолчать мужчин, я поняла спустя томительную минуту.
- На платок похоже, - прохрипел Мастер Ти.
- Это ее платок.
- Цезарь...
- Это ее, мля, платок! Я же вижу! Я сам ей его покупал. И духи ее... Она была здесь.
Шорох, топот ног, скрип двери и отдаленное:
- Сладенькая, ты тут одна?
Короткий всхлип и следом обиженное:
- Одна, а ты мне сказку обещал...
- Через минутку, Тосенька, обещаю.
Томительная, напряженная тишина, а потом:
- Послушай, может она его здесь вчера забыла... Или в другой какой день... - попробовал предположить Мастер Ти.
- А вот я думаю, что забыла она его именно сегодня, - не согласился с ним Палач. - Я думаю, она после стычки с тобой побежала сюда... Само собой побежала. А уж что она здесь услышала или увидела...
- Я не знал, что это Ольга, клянусь, они совершенно на одно лицо! - заорал Мастер Ти.
- Конечно они на одно лицо, дебил, - пробухтел Палач и чем-то звякнул (интересно, Сашка настолько в шоке, что разрешил ему приложиться к своим винно-коньячным запасам?) - Так и было задумано изначально.
- Прости. Цезарь, правда, прости, я не хотел...
- Надо было разобраться с тобой еще тогда, пятнадцать лет назад, - ответил Сашка как-то уж слишком спокойно, а потом как заорет вдруг:
- Да что за нахрен! Что за долбанное дежавю!? Второй раз! Второй раз, твою же мать, все срывается едва ли не в самый последний момент, потому что ты, Могилевский, не можешь удержать свой член в трусах!
- Прости, - снова повторил Мастер Ти.
- Я убью тебя, - пообещал Цезарь. - Если мы не вернем Ольгу к утру, я тебя лично кастрирую, а потом убью.
- Це...
- Молчи, мразь... Палач, ты прав. Про побег мы никому сказать не можем. От запасного варианта отказываться нельзя. Подключи к поискам только самых близких и смертников.
- Понял. Займусь лично. А ты не пори горячку, ладно? Мы ее обязательно найдем. Увидишь. Самое позднее - завтра к вечеру. Не только твоя жизнь зависит от того, вернется цесаревна в Башню или нет. Найдем и запрем.
Внутри все клокотало от обиды и страха. От того, что я не понимаю, что происходит, от того, что я увидела и услышала, от всех непрозрачных намеков...
Найдем, значит, говорите... Запрем, значит, пугаете... Ну, что ж... Ищите, котики, ловите. Мышка знает все норки в этом дворце. И неважно, что глупая мышь не представляет, как жить во внешнем мире, уж как-нибудь приспособимся. Как-то вдруг я поняла, что в Башню Одиночества я больше не вернусь. Не сейчас, когда меня предали все, даже моя глупая ласковая Тень. Не сейчас, когда ласковый брат в один день стал жестоким убийцей и извращенцем в придачу.
Я дождалась, пока в кабинете все утихнет, а затем, не вытирая со щек горячих слез, выскочила в коридор, отодвинула крайнюю панель, и черной шелковой тенью нырнула в подземный ход. Прости, Цезарь, но цесаревна, кажется, уходит в загул!..
Ту ночь я потратила на то, чтобы выбраться из дворца. В этот раз я была предельно осторожна, не торопилась, не рисковала. Сидела тихонько в укрытии, прислушиваясь к тому, что происходит за стеной... И не прогадала. В восемь утра я стояла на центральной площади и слушала мелодичный перезвон на ратуше. Из вещей у меня был небольшой рюкзак, где лежало несколько золотых элов, таблетка, наладонник и карточка с электронными деньгами, которую я выкинула в ближайшую урну.
Хотелось спать и есть. Адреналин отпустил, и я уже почти начала сожалеть о своем побеге, когда городская платформа окрасилась в желтый цвет, и из ратуши вывели несколько десятков подростков, одетых в черные спортивные костюмы, как две капли похожие на тот, что был надет на мне.
- Лешка!!!! - запричитала женщина бомжеватого вида и кинулась к невысокому пареньку с ангельскими глазами и соломенными, сказочными просто, кудрями. - Лешка, прости мамку, дуру старую... Не уберегла!..
И сразу же, словно ее слова послужили сигналом для всех остальных людей на площади, народ заголосил, закричал, падая на колени и выкрикивая имена своих детей. В поднявшейся суете никто не заметил, что ряды тех, кого сегодня отправляли в Детский корпус, пополнились на одного человека.
Не то чтобы у меня были суицидальные наклонности, и уж точно я не прочила себе карьеру военного, но если я смогла сбежать из дворца, то и из корпуса самоубийц я найду выход, если припечет. Но прямо сейчас я была согласна на все, только бы не встречаться с Цезарем.
Поэтому я легко вскочила на желтую линию и, прижав ладонь к прохладному стеклу, мысленно попрощалась с дворцом, со столицей, со своей прошлой жизнью.
Глава 2. Я знаю пять имен
По правилам игры участники подбрасывают мяч вверх или бьют им по земле со словами: "Я знаю пять имен мальчиков (девочек, названий городов, животных, цветов и т.д.), при этом считая: Дима - раз, Вася - два, Лёша - три и т.д. Когда кидается мяч - произносится только одно имя (название). Если игрок ошибается или долго думает - мяч передается другому участнику. Побеждает игрок, который дольше всех играл с мячом и ни разу не ошибся.
Подобно гигантскому кракену раскинулся Яхон по планете, хищный клюв он нацелил на богатый сильными мужами север, а множеством щупалец оплел побежденный юг. На спине его вознес к самому небу свои стеклянные башни величественный Кирс, гроза диких народов и защитник слабых. А щупальца, подобно присоскам, усеяли множество небольших городов и деревень. Тысячи и сотни тысяч.
Я так долго жила в Башне, что и забыла о том, какова она, жизнь за стенами дворца. Теперь же, если верить моим спутникам, мне предстоит отправиться на один из островов. Нет, я, конечно, знала, что Детский корпус располагается где-то на юге, но, откровенно говоря, мне было все равно, где именно. Подобно всем столичным жителям, я предполагала, что за границами Кирса цивилизованная жизнь заканчивается. Что уж говорить об островах. В их существование я верила, как и в то, что материк, на котором расположился Яхон - это гигантский кракен, плавающий по бесконечно огромному Океану. Пожалуй, в кракена я верила даже больше, ведь материк действительно по форме напоминал осьминога. Правда, ног у него больше, чем восемь. То есть, не ног, а щупалец, конечно - щупалец у нашего Яхона аж девятнадцать. И помимо них еще две с половиной сотни островов, бывших колоний, а нынче свободных членов великого и счастливого государства.
На одном из этих островов и находится Детский корпус, где мне, видимо, предстоит провести какое-то время. Как максимум - два года, как минимум - увидим на месте. Пока же я стояла в первом фобе за желтой линией платформы и с тоскою думала о том, что не стоило торопиться, что самую большую ошибку я сделала в тот момент, когда вступила на платформу с первой партией. Но тогда я, если честно, не знала, насколько важной для Цезаря стала идея возвращения к традициям и истокам, и даже абстрактно не представляла, как много юных жителей Кирса именно сегодня отправятся вместе со мною в свою самостоятельную жизнь.
Сглупила я, короче, выбирая день для побега... С другой стороны, выбирать мне не приходилось...
Учебники по социологии гласят: разделение возрастных групп - неотъемлемый фактор здорового общества. Вот нас и разделяют. Отделяют, отрывают, отдирают мускулистыми руками рыдающих младенцев от материнской груди.
Неудивительно, что к полудню площадь стенала.
Плакали родители, лишенные детей. Плакали дети, напуганные своим будущим, плакали, по-моему, даже офицеры, что привезли к платформе тех, из-за кого изначально построился Детский корпус: будущих военных.
Изначально. Теперь же это, скорее, был отстойник. Клоака, куда стекались отбросы из остальных секторов, забракованные варианты, лишенцы, беглые, ну и авантюристы, само собой. Хотя, если честно, не думаю, что на всей платформе был хоть один человек, который пересек желтую линию добровольно. А если судить по количеству силовиков на площади, Корпус давно уже из элитной военной академии превратился в колонию для несовершеннолетних преступников.
Все те же социологи, кстати, утверждают, что при таком строении общества преступность рано или поздно исчезнет вовсе. Можно подумать. Лично я в сказки перестала верить очень давно. Я в них, по-моему, вообще никогда не верила.
Я верила в факты и цифры, а они были неутешительными, утверждая, что восемьдесят два процента учащихся Детского корпуса - малолетние правонарушители.
- Что пялишься, корова? - словно в подтверждение моих мыслей один из мальчишек, что вошел вместе со мной в первый фоб, больно ткнул меня кулаком в бок. - Или что же, думаешь, тебе как перестарку в Корпусе какие-то льготы предусмотрены? М?
В первую минуту я растерялась, потому что и не думала смотреть в его сторону, а парню, видимо, просто надо было выплеснуть на кого-то свой страх, вот он и напал на первого, кто попался под руку. Мальчишка был лет на пять меня младше и на полторы головы ниже, поэтому, при желании, я легко могла дать сдачи, не боясь проиграть. Но его неоправданная агрессия, злобный взгляд и оскал затравленного звереныша были так неожиданны и пугающи, что я вмиг позабыла обо всех приемах самообороны, которые так успешно были опробованы мною не далее, как сегодня ночью, на Мастере Ти. Глядя в яростные звериные глаза, я отшатнулась, совершенно забыв о том, что стою у самого края, несколько запоздало взмахнула руками, уже понимая, что не смогу удержать равновесие и выпаду из фоба, привлекая к себе всеобщее внимание. Однако уже в следующую секунду поняла, что это не самая большая моя проблема, так как коварный в своей внезапности тычок под ребра совпал с рывком под моими ногами и громким жужжанием пчелы, которым обычно сопровождается начало движения платформы.
И я бы, вне всякого сомнения, упала за черту.
И меня, конечно же, размазало бы давлением по стеклу, если бы тот самый соломенный мальчик Лешка, с которого началось это сумасшедшее утро, не схватил меня за руку, втаскивая в безопасную зону.
- Ты спятила? - возмутился он, распахнув огромные как блюдца глаза. - Не смей! Оно того не стоит! И в Корпусе люди живут, честное слово.
Он решил, что я пыталась покончить с собой. Дурачина.
- Володька, брат мой старший, был в Корпусе, - продолжил мальчишка, не обращая внимания на мое молчаливое отрицание его предположения. - И вернулся. Между прочим, живой...
Мой тоже был. И тоже вернулся, но вряд ли едущих вместе со мной на этой платформе подростков я бы порадовала рассказами о юности Цезаря. И вряд ли кто-нибудь из них разделил бы со мной радость по поводу Сашкиного окончания Детского корпуса. Да я и сама, если честно, уже не знала, стоит ли мне этому радоваться так, как раньше.
А нахмурившийся Лешка тем временем продолжил свой рассказ:
- Живой. Да. И даже при медале, - он так и сказал, с ударением на последний слог. - ...А то, что без руки... Так то ж с войны... С войны - это... главное, что живой...
- У меня тоже есть брат, - зачем-то призналась я. - Военный...
- Правда? - мой случайный попутчик, он же собеседник, он же совершенно искренний спаситель оживился. - Надо же... И как? Не бьет он тебя?.. То есть я не это... Прости.
Что-то, наверное, отразилось на моем лице, потому что паренек, понимающе кивнул и не стал расспрашивать дальше, а я искренне подумала, что лучше бы Цезарь меня бил, чем...
- А меня Алевтина зовут, - неожиданно представился мальчишка, полностью ломая шаблон моего мировосприятия.
- Как?
- Алевтина, - он широко улыбнулся и заправил кудряшки за уши. - Можно просто Лешка.
- Ты что же, девочка? - браво, Оля, очень умный вопрос!
