Тянут коней за узду, лезут на спину хребта,
Манит, дурманит, пугает, пьянит высота.
Стадом овечьим под ними плывут облака,
Жилкой серебряной блещет в ущелье река.
Узкою стёжкою вьётся тропа среди скал,
Пропастей пасти; бди, оступился - пропал.
Ветром студёным встречает их седловина,
Кутаясь в пологи, зрят на просторы с вершины.
Дух захватило! - такая предстала краса.                                  
Как на ладони - озёра, поля и леса!
Вспомнились Ване забавы детской игры,
Руки раскинул, горланит.  - Я царь горы! 
Снег повалил; долину окутали тучи,                              
Ретировались скорёхонько с чёртовой кручи...

              ***

Бог дал, спустились; глядь, перед ними река;
Солнце в быстринках, вроде б неглубока.
Иван шпорит Леля, кричит. -  Форсируем с ходу! -
Ахнуть никто не успел, уж бросился в воду.
Вмиг закрутила вода; мутна, холодна, точно лёд,
Тащит Ивана на стрежень, в пенный водоворот.
Камень на грудь, не охнуть, тянет за ноги ко дну.
С берега. - Что молчишь?! Тонешь?!  - Кажися...ага...тону. -
Арканы проказницу-воду секут. -  Царевич, лови конец! -
Схватился;  выужен, вместе с конём,  горюшко-удалец.
В тине и в жиже; ни слова, лишь только икает, 
Дрожит, да так, что зуб на зуб не попадает.

                  ***

Стянули мокрятину, чарку - к губам синюшным;
Внутрь, для сугрева,  и применили наружно.
Покамест втирали, раскинут уж шёлков шатёр,
В нём платье сухое; пред входом - высокий костёр.                                                
Кругом расселись, говор наполнил лужайку.
Сохнут, застираны, вещи; аптечка и балалайка.
Вышел Иван в ненадёванном досель кафтане
- Братцы, согрелся! Низкий поклон мой охране.
Что слово у вас, то и дело; всё складно, да ладно,
Если б не вы, - лежать мне на дне телом хладным.
Старшой царевичу пуговку крутит тихонько
- Вы, эт... знамо, того... погорячились махонько.
Бродит погудка-присказка среди народу: 
"Брода не зная, лезти не надобно в воду". 

                 ***

Отмель сыскали; прошли; воды - по колено,
Въехали в яр, перед ними -  поля арена.
Плывут в густотравье, ястреб висит в поднебесье,
Льётся по полюшку долгая мерная песня.
Глянь, на пригорке пугалом высит фигура.
С ней поравнялись. - Ого! Здоровенная дура! - 
Баба-бабища, угрюма, руки, что крюки,
В камне шершавом, замшелом - азы и буки.
Подъехал царевич, из букв слова сочетает,
Вслух произносит, да смысл на ус свой мотает.
- "Направо пойдёшь - попадёшь в царство льда,
Выстудит тело и сердце, сгубит тебя мерзлота.
Налево пойдёшь - упрёшься в топи-трясины.
Шишиги, кикиморы помогут тебе тама сгинуть.
Прямо пойдёшь - придёшь на лесную опушку,
Сгубят тебя в том лесу соловей и кукушка.          
Еже ли странник хочешь остаться живой,
Затылок чеши, да немедля вертайся домой".

                  ***

-  Ой, напугала! - смеётся Иван. - Будь я не я,
Еже ль сбоюся фитюлек; зезюли и соловья. -  
Ночь ночевали в шатре на опушке у леса.
С зорькой втянула их внутрь чащи завеса.
Блуждают по дебрям дремучим несколько дней,
Войти-то раз плюнуть, - выйти куда как трудней.   
С ними, то рядом блудят, то слышны еле-еле,
Перекликаясь, "ку-ку" и соловьиные трели.   
Вот заслонили свет солнца дубы-колдуны,
С дюжину сажень охватом стволы толщины.
Кукнуло...смолкло...кукушке вторит соловей.
Вдруг посвист пронзительный из мешанины ветвей!
С криками дикими сверху дружине на плечи, 
Валятся в шкурах лохматых тела человечьи.  
Иван - ни глазом моргнуть, ни меч из ножен достать,
На спину возгрмоздился, за шею хватая, тать.
Изловчился царевич, - татю под дых, что есть сил,
Кинжал у разбойника вырвал; им же его и убил.    
А свист соловьиный, громом, в ушах перепонки рвёт,
Иван, что мельница, кулаками машет, медведем ревёт.
Сдюжил, с коня не стащен; глянул, мельком, назад    
- Одиннадцать витязей верных без глав на земле лежат.
Блеснул, как молния в небе, булатом Сектым-остросек,
С три дюжины душегубов вмиг пред собою посек.
Однако ж сей час из-за дуба, с воем,  стая волков,       
На холках - злодеи, тьмой серой; сорока сороков. 
Лязгают злобные пасти, наводятся луков прицелы,
Звенят, крови жаждуя, сабли; гудят в нетерпении стрелы.
Сектыму стрел не словить, к этому меч не пригоден.
Леля Иван разгоняет, голосом звучным. - Свободен! - 
Бельма таращат злодеи, пасти волчьи раскрыты,
Бьют их  нещадно сверху по головам копыта!

                    ***

Иванушка скоро летит, а стрелы всё же быстрее,
Впилися в спину, в плечо, третья  чиркнула шею.
Лелю в той заварухе тоже от татей досталось,
Но конь-огонь превозмог боль от ран и усталость.
Выше взметнулись, пробили мощные кроны дубов,
Скрылись под ними фигурки злобно вопящих врагов.