Уралов А., Рыжкова С. : другие произведения.

Псы Господни.Часть 5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 4.66*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Когда говорит он ложь, говорит своё; Ибо он ложь и отец лжи". (Иоанн VIII, 44) Написано в соавторстве с Александром Ураловым. Полностью текст произведения одним файлом в разделе Александра на сайте "Самиздат" Псы Господни (Domini Canes) прочесть и скачать по частям: ЧАСТЬ1 ЧАСТЬ2 ЧАСТЬ3 ЧАСТЬ4 ЧАСТЬ5 ЧАСТЬ6

   Александр Уралов, Светлана Рыжкова
  
   DOMINI CANES
   ПСЫ ГОСПОДНИ
  
   "Когда говорит он ложь, говорит своё;
   Ибо он ложь и отец лжи".
   (Иоанн VШ, 44)
  
   КНИГА 2
  
   ЧАСТЬ 5
  
   Глава 30
  
   Мёрси
  
   Она удивилась, насколько магазин, куда затащила их Анна, не походил на мрачный и тёмный "Охотник". Этот был намного светлее и просторнее. "Ну, тут можно полдня бродить!" - подумала Мёрси, держась поближе к Сашке.
   - Вроде, рыболовное у них справа, - сказала Анна. - Пошли сразу туда. Налево велосипеды, скейтборды и прочая мишура.
   - А неплохо бы вниз под горку на скейтбордах съехать, - хихикнул Илья.
   Мёрси представила себе, как, всё разгоняясь и разгоняясь, она прорезает пласты тумана, уворачиваясь от автомобилей, столбов и рытвин, внезапно возникающих из тумана, и помотала головой.
   - Ну, уж нет... только башку расшибёшь.
   - Это точно, - ответил Илья, присматриваясь к развёрнутой палатке, у которой торчал новенький мангал с нашлёпкой-ценником. Чуть дальше к стёклам витрины приткнулась надувная лодка. - Сашка, помоги Анне, а мы с Мёрси пошарим на предмет спичек, свечек, сухого спирта и прочих причиндалов...
   Мёрси охотнее пошла бы с Сашкой, но привередничать не приходилось. Торговый зал магазина был длинным, как вокзальный перрон. Туман властвовал здесь безраздельно. От ближайшей секции теннисных принадлежностей до палатки было, вроде бы, рукой подать, но проклятая хмарь даже на таком расстоянии не давала ничего толком разглядеть. Зато уж чего-чего, а акустика в магазине была та ещё! Сашка что-то говорил Анне в дальнем углу, а для Мёрси ощущение было таким, будто говорили над ухом...
   Вот только лучше бы этого не было. Искажённые, неразборчивые слова звучали близко, но глухо, как из-под земли. Точно покойник бубнит в заколоченном гробу, всхлипывая и задыхаясь.
  
   ...он бессильно стучит в крышку, с ужасом чувствуя, как скрючены его связанные руки, как затекло и онемело всё тело... а сверху уже с равнодушным грохотом сыплются комья земли...
  
   - Ты чего нос повесила? - негромко спросил её Илья.
   - Мерещится всякое говно, - нехотя ответила Мёрси, чувствуя, как по ней ползает чей-то липкий сырой взгляд. Он пытался залезть ей в штаны, блудливо проникал под распахнутую куртку, как мёртвая потная ладонь. Он хотел выдернуть из брюк джинсовую рубашку и футболку, залезть прямо к голому телу и жадно стиснуть грудь... а потом на этой ладони выросли бы кривые жёлтые и кариесные зубы...
   - Бл...дь, мне кажется, что на нас кто-то смотрит, - нервно оглядываясь, прошептала Мёрси. - Дрянь какая-то...
   Она подняла с пола короткое весло. Наверное, в магазине были и бейсбольные биты, но искать их было уже некогда. Взгляд-ладонь был осязаемым. Мёрси чувствовала, как за спиной её учащённо дышит нечто мерзкое, трусливо отпрыгивающее в сторону, если оглянуться. Илья, наверное, тоже что-то почувствовал, потому что умолк и оглядывался, нащупывая нож. Он забыл вынуть кисть здоровой руки из петли лыжной палки, она лихорадочно брякала по полу. Илья тихо выругался и рывком вынул кисть из петли. Палка загремела, откатываясь в сторону. Туман становился гуще. Вот издалека донёсся хохот Сашки... нет, нет! Конечно же это был не он... он не смог бы издавать такие утробные, хриплые звуки! Визгливо кричала Анна, ругаясь и проклиная кого-то... и это тоже была не она!
   - Га-а-а... - прохрипел кто-то совсем рядом. - Га-а-а...
   - Да, бл...дь, заткнись ты! - заорала Мёрси, которую вдруг затрясло от ненависти и омерзения. - Заткнись, заткнись!
   Она дёрнулась вперёд, совсем забыв об Илье. Ей хотелось прекратить все эти пакостливые штучки, от того, кто трусливо прятался в тумане. Ей хотелось столкнуться лицом к лицу - и бить, бить, бить! Лицо её раскраснелось, во рту появился привкус крови, волосы растрепались. Оскалив зубы, она пробежала несколько шагов и увидела, как в тумане что-то тёмное шарахнулось от неё в сторону. Не отдавая себе отчёта, Мёрси кинулась за этим нечто, издававшим хриплые и одновременно шипящие звуки. Мёрси зажала тварь в углу, где красиво развешены яркие футболки, купальники и прочие вещи из той, ушедшей навсегда жизни. Они смотрелись дико и нелепо... потому что, запутавшись в них, извивалось и страшно хрипело что-то голое, блестящее и мускулистое.
   Мёрси размахнулась и с разгону изо всех сил врезала куда-то в самый центр мельтешащих тряпок и потного волосатого клубка мышц. Удар отбил ей руку, но она даже не обратила на это внимания. Где-то далеко-далеко, за миллионы километров, внутри неё, маленькая первоклассница Мёрси взывала к ней, крича, что, может быть, этот человек болен, что он может быть несчастен и испуган... что надо не трогать его... но её отчаянные вопли не имели сейчас никакого значения.
   Мёрси ударила ещё раз... и весло вдруг вырвало из рук. Клубок тряпья развернулся, из него выдвинулась перекошенная от ярости морда. Из разинутой пасти на Мёрси дохнуло гнилью. Мёрси отскочила назад. Да, да! Да! Она сразу узнала это отвратительную харю! С мимолётным удивлением она почувствовала, что крепко сжимает рукоять ножа.
   - Я узнала тебя, сволочь... - с ненавистью прошептала она, вглядываясь в прокисшие маленькие глазки. Голая тварь стояла перед ней, слегка пригнувшись. Под волосатой потной кожей перекатывались перекрученные узлы мышц. Огромный пенис торчал, как блестящий суковатый ствол деревца с содранной корой. С него капала жёлтая жидкость. Небритая морда ощерилась, по подбородку текли пузырящиеся слюни.
   - Тварь гнилая... урод... - процедила Мёрси. Она неосознанно повернулась к твари вполоборота правым боком, выставив вперёд руку с ножом. Колени её были полусогнуты. Страха не было. Она была готова драться, как делали это бесчисленные поколения её предков. О, она удивилась бы, как часто этим безвестным девчонкам и женщинам, приходилось вот так - лицом к лицу, встречать гнусь.
   - Ну, иди сюда, извращенец... я тебе, сволочь, покажу кусты сирени! Ну, чего? Что, уже не хочешь меня, гадёныш? Сифилитик вонючий!
   - Тебе пон-ра-вит-ся, - прочавкало существо, словно рот его был набит червями. Мёрси так и не могла даже мысленно назвать его мужиком, мужчиной. Нет, это был самец какой-то немыслимо отвратительной породы, гнездящейся в мозгах извращенцев. Наверное, в глубине души они все представляют себя такими - мускулистыми, волосатыми, потными... наводящими ужас на маленьких девочек, и, - уж, конечно же! - с именно такими гигантскими корявыми членами.
   - Я тебе все кишки насквозь про...! - прохрипело существо, делая шаг вперёд.
  
  
   Илья
  
   "Вот и началось!" - мелькнуло в голове у Ильи, пытающегося идти вперёд с ножом в здоровой руке. Проклятая левая рука годилась только на то, чтобы опираться на палку. Когда-то Илья спросил у хирурга, не проще ли не мучить инвалида болезненными и бесполезными операциями, а просто ампутировать ему скрюченную левую кисть. "Сейчас, говорят, есть вполне приличные протезы!" - сказал он после особенно болезненной перевязки, утирая с лица пот и слёзы. "Ну, милый! - ответил весёлый очкастый малый, предоставив перевязочной медсестре закончить работу. - Своё - оно и есть своё. Да и наука вперёд движется! Может, через пару лет такие родовые травмы будут в сельских клиниках запросто оперировать, а ты будешь локти кусать. Понял? Леночка, воткни-ка ему сейчас "тройчатку"... и на ночь тоже". Обессиливший Илья чувствовал, как вот-вот разрыдается от боли. Чёрт, они не понимают! Протез не болит! Протезу можно ломать пальцы, тянуть жилы, выкручивать суставы и резать ножом! Он ничего не чувствует!.. "Ты кричи, когда больно. Что ты всё в себе держишь?" - сказала жалостливая Леночка. Но Илья не мог орать, как другие. Ему почему-то было стыдно... но при этом он никогда не считал себя более терпеливым, чем остальные. Перед болью были равны все, - и каждого она ломала по-своему...
   Ухватившись правой рукой за палку, стараясь не потерять при этом нож, он торопился дойти до отдела теннисных товаров, где сейчас Мёрси лицом к лицу столкнулась с чем-то омерзительным и страшным. Секунды падали, как пудовые гири... и каждая из них могла стать последней в жизни хмурой красивой девчонки с такими удивительно внимательными серыми глазами.
   Проклятая палка скользнула по поверхности пола, но Илья уже был у прилавка. Благодарение Богу, прилавок не был застеклён, иначе Илья просто пробил бы рукой с ножом это чёртово стекло, под которым магазины так любят раскладывать мелкие товары. За спиной что-то не то скрипнуло, не то отломилось... Илья вдруг понял, что уже несколько секунд слышит испуганные голоса и топот ног. Он поднял голову, стараясь опираться бёдрами на прилавок...
  
   ...хоть бы он не заскользил по полу...
   ...я грохнусь... я грохнусь вместе с этим чёртовым прилавком...
   ...Чип и Дейл спешат на помощь...
   ...мама, это урод? Нельзя так говорить, деточка!..
  
   ... разъярённая Мёрси стояла к нему вполоборота.
   - Я тебе все кишки насквозь про..! - прохрипело существо, делая шаг вперёд.
   - Вырву его с корнем, - звенящим голосом, но удивительно спокойно сказала Мёрси.
   Илья чувствовал себя полным идиотом. Он приковылял аж целых шесть шагов на помощь, проделав этот путь со скоростью и грацией годовалого ребёнка. Он ринулся спасать Мёрси от мускулистого, потного и волосатого мужика с огромным членом, поражённым не то проказой, не то сифилисом. Тугие мышцы этого поганого Приапа напряглись... ещё секунда и...
  
   "Мамка, дай хлеба! Мы на речку пойдём! Илья с нами пойдёт!" "Соли возьми, а то опять забудешь!" "Не-е... не забуду... я даже перец взял!" - весело и чётко прозвучало в голове. Илья успел только слабо удивиться тому, что кто-то новый появился в магазине и переговаривается такими счастливыми беззаботными голосами... а его правая рука уже перехватила лезвие, мгновенно определив центр тяжести ножа, безошибочным движением, с короткого замаха метнул нож в тварь. С короткого, потому что его чудесная, любимая, замечательная и единственная здоровая рука... не рука конечно, а он сам... он сам?!. понимали, что времени для сильного замаха из-за плеча, из-за правого уха, времени для точного прицеливания - уже не осталось.
   Илья метнул нож сильно и уверенно, как когда-то, двадцать с лишним лет назад он кидал и кидал любимый нож брата в стену сарая. Он тренировался до одури, он просил братьев держать язык за зубами... а потом, на рыбалке, сидя в инвалидной коляске, он торжествующе поочерёдно метал нож и три заточенных под финки напильника, каждый раз попадая в ствол наклонившейся над водой берёзы. Мальчишки прыгали от восторга, братья гордо бегали вытаскивать воткнувшиеся в кору лезвия и отнесили их обратно Илье... и победно смотрели по сторонам - вот он, братан наш, Илюшка, какой! Пусть только кто-нибудь сунется! А Илья, метнув в последний раз все четыре ножа, внезапно заплакал. Молча, не всхлипывая. И все сделали вид, что не замечают...
   Нож вошёл твари в шею.
  
  
   Мёрси
  
   ...Нож вошёл твари в шею. Он вошёл удивительно легко, до половины! "Бог ты мой, Илья убил его!" - мелькнуло в голове. Туман всколыхнуло тяжёлым и вязким порывом, мгновенно обдавшим их запахом тухлого мяса. Существо завизжало и шарахнулось в сторону, выдёргивая нож, а потом, взревев, шарахнулось к выходу. К пенису его прилипла футболка и это испугало Мёрси... хотя... хотя теперь уже можно было бояться - тварь убегала. "Липкая... липкая и вонючая жёлтая жидкость... бл...дь, и он хотел запихнуть в меня это!" Ещё позавчера Мёрси бы вырвало от одной только мысли об этом, но сейчас она удержала мгновенный позыв к рвоте. Нельзя было дать уйти этой омерзительной твари, иначе каждую ночь Мёрси - Маринка - будет засыпать с мыслями о том, что где-то в ночи к ней осторожно крадётся огромная мускулистая тварь.
   Она неумело размахнулась и бросила свой нож в голую потную спину. Нож ударил наискосок, войдя неглубоко, но удар пришёлся на тот момент, когда тварь перемахивала прилавок, ощеряясь в сторону отшатнувшегося Ильи. От неожиданности и боли существо споткнулось и с грохотом свалилось, своротив прилавок, но тут же вскочило на четвереньки и прыгнуло к стеклянным дверям. Нож Мёрси выпал из раны и брякнул по полу, подкатившись к упавшему Илье.
   Много позже, Мёрси вдруг подумала о том, что туман в эти мгновения был более... прозрачным, что ли? Во всяком случае, и она, и все остальные, отчётливо видели, как у самых дверей тварь, ухватившаяся одной рукой за алюминиевый косяк, обернулась к ним и раскрыла рот, чтобы крикнуть им какую-то угрозу. Кровь из шеи стекала у неё по груди, пенис обмяк, футболка по-прежнему волочилась, прилипнув к нему... Да! Тварь убегала... она была разъярена... она уже представляла себе, как потом, в следующий раз...
   Гарпун вонзился ей прямо в правую глазницу.
   - Га! - коротко хрюкнула тварь и упала. Тошнотворный запах на мгновение усилился и вдруг пропал. Вокруг рухнувшего, бьющегося тела сгустился чёрный жирный туман, завихрился спиралью, разбрасывая в стороны стремительно вращающиеся тонкие хлысты-протуберанцы... и исчез.
   В дверях никого не было.
   - Допрыгался, сволочь, - совсем рядом сказала запыхавшаяся Анна.
   Мёрси повернула внезапно одеревеневшую шею и увидела Сашку, державшего в руке короткое ружьё для подводной охоты. Он уже вставил в ствол второй гарпун и внимательно осматривался вокруг. У ног его лежали ещё несколько ружей. Анна стояла рядом, держа связку тонких прямых стрел... ах, да... это тоже гарпуны...
   Глаза Анны блестели сухим настороженным блеском.
   Мёрси вдруг почувствовала, что совсем не знает этих людей.
  
  
   Илья
  
   Ружей было четыре. К сожалению, три из них были пневматическими, а баллончиков с сжатым воздухом всего два. Третий Сашка умудрился вставить на ходу. Стрелял он, - Илья видел это! - сходу, едва вынырнув из тумана, не прицеливаясь. Наверное, брошенные ружья ещё не коснулись пола, когда гарпун уже вылетел из ствола.
   Они ходили по магазину, чувствуя, как туман липнет к витринам... и не решается ни на что большее. Смутные фигуры белёсо шарили где-то на краю видимости. Иногда что-то бессильно подвывало и хрипело... но никому не было страшно. Илья подумал о том, что это был некий отходняк после боя.
   Анна предложила остановиться на ночёвку - всё равно времени на подгонку оружия должно было уйти много... но сама отказалась от этой мысли.
   Сашка! Удивительный Сашка собрал все гарпуны, какие только были в отделе, Сашка приладил ремень от фотоаппарата "Nikon" к её ружью с резиновыми тягами для гарпуна. Он сделал колчан из чехла для ружья и приладил его так, чтобы Анна могла быстро доставать "стрелы", как она назвала их с усмешкой. Сашка показал Анне, как удобнее обращаться с оружием.
   Да, этот парень с его робкой улыбкой, подобранный когда-то Ильёй у здания УВД и давший обещание знакомому следователю, что "на время" приютит у себя этого странного увальня с полной амнезией - этот парень по-прежнему был полной загадкой.
   Себе Сашка подвесил на пояс небольшой туристический топорик.
   - Это не очень хорошая сталь, да! - сказал он Мёрси. - Но я возьму, ладно?
   - Господи, Сашка! - сказала Мёрси. - Ты же мне жизнь спас! Бери, конечно! Погоди, я тут видела...
   Она выволокла из глубины отдела спортивной одежды кожаную мотоциклетную куртку, усеянную блестящими застёжками, молниями и какими-то бутафорскими бронзовыми звёздами.
   - Примерь, Саш! Подойдёт?
   Сашка робко вдел руки в рукава. Вид у него был лихой, даром, что на голову он повязал новую чёрную косынку с черепами - тоже по настоянию Мёрси.
   - Это тебе от всех нас! - сказала Мёрси и Сашка расцвёл.
   - Рокер, - сказал Илья. - Теперь ты запросто можешь войти в банду байкеров "Чёрные ножи".
   К слову, свои ножи они тщательно протёрли водкой. Брезгливая Мёрси извела на это чуть не полбутылки, протирая и протирая, пока Илья не сказал ей, что уверен - ни один микроб не смог выжить от такой дезинфекции. Мёрси улыбнулась и сказала, что боевое крещение прошли как они сами, так и их стальные лезвия.
   Гарпун они так и не нашли. Жаль, потому что гарпунов под ружьё Анны было всего пять, а под пневматику и вовсе три. Илья предложил Мёрси взять пневматическое ружьё, но та отказалась.
   - У тебя пусть будет. У Анны неплохо получается, а я эти штуки не очень... пистолет есть, нож есть, и ладно.
   Анна действительно несколько раз выстрелила из своего ружья, снеся с первого же выстрела голову манекену. Долго возиться она не захотела, мол, пристреляется по ходу, если понадобится, а гарпуны на дороге не валяются - испортишь один, а в бою как раз его и не хватит.
   Илье подобрали новые палки. Ворча, он перемерил несколько пар, пока не выбрал чёрные и блестящие, хищно изогнутые. Они были не удобнее других, но почему-то понравились. В последний момент Анна принесла Илье наколенники и налокотники скейтбордиста.
   - Локоть ты себе едва-едва не разбил, - сказала она. - Давай, примерим. У меня сын в таких же на роликах катался - падал, но без травм.
   Илья не стал возражать.
   - На жопу бы ещё подушку привязать, - пробормотал он, не глядя на Анну.
   - Надо будет - привяжем, - ответила Анна. - А то и шлем возьми, мало ли что!
   Илья, представивший себе эту картину во всех красках, хмыкнул.
   Набрали сухого спирта и прочих мелочей, уложили рюкзаки, набили сумку Мёрси и пошли к выходу. Палатку брать не было смысла - ночевать можно было где угодно, было бы топливо для костра, а ночь, похоже, предстояла тёплая
   - Мне не хочется идти через эти же двери, но я сделаю это, - сказала Мёрси. Проходя по тому месту, где исчезла убитая тварь, она остановилась. Илья испугался, что ей стало плохо, но Мёрси внезапно засмеялась коротким и злым смешком. Она повернула голову и с наслаждением плюнула... пренебрежительно, через плечо:
   - Баклан!
  
   Анна выходила последней. Она повязала себе на голову такую же косынку, как у Сашки. Мёрси щеголяла в чёрной бейсболке с вышитой золотом надписью "Tiger", повернув её козырьком назад. Туман нисколько не поредел. Сразу за порогом он сплетал тонкие полупрозрачные струи и липкие влажные нити. Он бормотал и вскрикивал, он всхлипывал и ныл, он заставлял подобраться и быть настороже...
   Но они пошли. Пошли так, как робко предложил продолжавший удивлять Сашка - слева Анна с ружьём для подводной охоты наизготовку, справа Сашка с пневматическим ружьём. Похоже, он одинаково хорошо стрелял с любой руки. В центре шли Илья и Мёрси, сжимавшая левой рукой перекладину сумки на колёсах. Нож висел на поясе. Она несколько раз примерялась - удобно ли будет выхватить его из ножен. Пистолет привычно висел у неё подмышкой. Мёрси твёрдо знала - рано или поздно, он будет стрелять!
   Неподалёку от входа, на скамейке рядом с едва видной в тумане голубой елью, лежала человеческая голова, подпёртая с двух сторон красными щербатыми кирпичами. Изо рта свисал несоразмерно длинный язык, на котором копошились какие-то мелкие насекомые. Мутные неподвижные глаза были открыты.
   Они молча прошли мимо. Мёрси брезгливо отвернулась. Анна холодно посмотрела на жуткий подарок тумана. Сашка ничего не сказал. Илья, основательно хлебнувший "на дорожку" водки из новенькой фляги, вздохнул и пробормотал:
   - "Найду ли краски и слова? Пред ним - живая голова!" Пушкин. Наше всё.
   Но голова не была живой. Она была, есть и будет мёртвой.
   Как и туман.
   Лыжные палки твёрдо цокали по асфальту. Ноги привычно загребали - с-с-с-с... ш-ш-ш-ш... с-с-с-с... ш-ш-ш-ш...
   В густых лапах колючей ели кто-то чавкал и шипел.
   Страха не было. Во всяком случае - пока.
  
  
   Саймон Кокс
  
   - Всё-таки, ты считаешь, что надо именно здесь? - спросил Коваленко, поворачивая объёмную карту и так, и этак. Он уменьшил изображение на мониторе, теперь кокон казался чёрным горбатым пауком, распластавшимся своей тушей на карте Екатеринбурга. Точнее - теперь уже на карте Свердловской области. Пухлая клякса-паук накрыла город целиком. В очередной раз пришлось срочно эвакуировать базу, когда четыре дня назад внезапно начался "прилив". Слава Богу, в этот раз обошлось без жертв...
   - Да, с северной стороны, - ответил Кокс. - Там и с электроэнергией проблем не будет.
   - Может, всё-таки с юго-востока?
   - Игорь, вы же знаете... пока мы всё перебросим, пока подтянут всё барахло... Особенно "пробойник" - он же всё-таки пятьдесят тонн с лишним...
   - Да знаю я... - проворчал Коваленко.
   Кокс ждал. Он понимал, что северная сторона кокона - гигантская глянцевая стена, наползающая, как огромный ледник тьмы, нестабильна. Бог мой, это было так же ясно, как и то, что на предыдущей базе из-за недоверия к прогнозам группы Реми пришлось оставить четыре танка высшей защиты, пожранные коконом. Но что поделать - северная стена тащила на себе Зеркало. Наиболее интересные результаты квантовикам можно было получить только здесь!
   - Подожди, я с Бриджесом ещё раз поговорю, - буркнул Коваленко и нажал несколько клавиш. - Силантьева там пошукайте, - сказал он в микрофон. Пусть со мной свяжется. Алло, господин председатель! Где твое видео?..
   Кокс дипломатично отошёл к окну и стал смотреть на темневшие вдали кирпичные красно-оранжевые корпуса медеплавильного завода. Здесь, в Верхней Пышме, было довольно уютно... и довольно далеко от северной границы кокона. А вот это было большим неудобством. Кокс предпочёл бы находиться поближе, в палатках, с ребятами, которыми руководила сейчас Сара, но... увы, начальник квантовиков не мог позволить себе быть только учёным...
   Да, прошлая спокойная работа в ЦЕРНе не предполагала суматошной, прямо-таки прифронтовой, суеты. Да это, собственно, и было фронтом. Кокон разрастается... как из рога изобилия (или, всё-таки, из шкатулки Пандоры?) сыплются одно за другим потрясающие открытия. "Хайнеман - молодец! А я-то в глубине души считал его невозможным на такие озарения!" - подумал Кокс и виновато потёр лоб. Вот тебе и усач! Считай, новая область математики - cocoon-mathematic - или, в просторечии, на всех языках - КоМа. Ребята уже начали привыкать. "Прикинь в коме!.. Через преобразование выходим на кому и прочёсываем по всему объёму!.. Это без комы и ковырять нечего, понял?" - так и порхает в разговорах, по телефону, по сети...
   Ах, кома! Зарыться бы сейчас в неё по самые уши, составить план штурма и грызть-грызть-грызть... однако - нет. Он, рыжий Саймон Кокс - "человек-легенда"... ха-ха! Это "Gerald Tribune" постаралась. Как там у них? "Его хватку, его интуицию, его настойчивость, умение вычленять из мириадов хаотичных сведений самое основное - сразу приметили Бриджес и Коваленко. За небывало короткий срок Саймон стал одним из ведущих теоретиков и практиков квантовой механики..."
   Бред какой-то... но всё равно, приятно. Отец говорит, что старая Ребекка, всё ещё умудряющаяся в свои восемьдесят с хвостиком сама сидеть за рулём своего "Плимута", звонила ему. Мол, Саймон-то наш... ай да парень! Я, говорит, всегда знала, что этот рыжий орёл далеко полетит! Хм... забыла уже, наверное, как в школе придиралась...
   А Дэн, язва, по электронке письмо прислал: "Если тебя будут фотографировать для обложки "Time", как Эйнштейна - не высовывай язык! А то так, с языком, твой портрет и будет во всех школах висеть!"...
   - Ладно, старина, ладно, - сказал Коваленко и отключился. - Ну, Саймон, всё согласовано. Думаю, что окончательно. Через два дня... успеешь?.. вот и хорошо... через два дня начнём... - Он вскочил и зашагал по огромной комнате, бывшему рабочему кабинету местного медного короля. - Чёрт, поскорее бы, Саймон, а? Механизм запущен, колёсики завертелись. Теперь только от нас всё и зависит.
   - Согласен, - сказал Кокс. - Но вы же знаете, Игорь, что быстрее - никак. Если бы у нас было нужное количество калифорния, то тогда бы...
   - Если бы всех озарило не две недели назад, а пораньше, возможно Лукин и успел бы... - проворчал Коваленко. - Впрочем, это уже несущественно. - Он остановился у огромного окна, заложил руки за спину и покачался на носках. - Несущественно...
   - Игорь, я бы хотел ещё раз...
   - Нет, Саймон, нет. Состав остаётся таким, каким я его утвердил.
   Лёгкое, почти незаметное, ударение на "я"... но сколько за ним стоит!
   - Я считаю своим долгом всё-таки ещё раз напомнить, что вы - заместитель...
   - Саймон, не дави, - сказал Коваленко. - Я возглавляю команду "пробойника", ты - сидишь в командном центре. Ты и Сара. Иначе всё это не имеет никакого смысла. Согласен?
   Саймон вздохнул.
   - Согласен? - настойчиво переспросил Коваленко и повернулся. - Не вздыхай, как мамка на свадьбе, всё будет нормально! Если что - успеем смыться. Ложкарёв рядом барражировать будет.
   - Я остаюсь при своём мнении, - пробормотал Саймон, краснея. - Вы должны поберечься... хотя бы ради Виктории...
   Коваленко замолчал. Лицо его стало несчастным. Он подошёл к шкафу-купе и отодвинул зеркальную дверь. Открылся освещённый бар.
   - Неплохо живёт буржуазия... - преувеличенно бодро промычал Коваленко, перебирая бутылки. - Скромное обаяние хорошей выпивки... ага, вот! - Он повернулся к Саймону с бутылкой "Наполеона". - Давай-ка, братец, отхлебнём, чего Бог послал...
   Интерком запиликал нежным колокольчиком. Коваленко ткнул клавишу и сказал:
   - Пять минут меня нет.
   Они уселись в кресла. В гробовом молчании Игорь Антонович разлил коньяк по хрустальным фужерам из того же бара. Подняв фужер, Коваленко зачем-то посмотрел на содержимое, держа его перед глазами, а затем крякнул и решительно произнёс:
   - Давай, Саймон, за науку! И хватит дуться. Ты, между прочим, тоже постоянно жизнью рискуешь... как, собственно, и все мы здесь.
   Саймон тихонько чокнулся своим фужером, инстинктивно опасаясь разбить хрусталь, кивнул головой и выпил. Игорь, как всегда прав...
   - Эх, сейчас бы на озеро, на рыбалку... - мечтательно сказал Коваленко, наливая по второму разу. - Вот поутихнет всё - и вытащу я тебя к Уральским горам. Там самый что ни на есть лесной и озёрный край, представляешь? Озёро на озере... некоторые по несколько километров в поперечнике. И горы вокруг! Будем ловить рыбу... жён и детей своих сюда вытащим. Вот и узнаешь Россию и Урал, какие они есть.
   Саймон невольно улыбнулся:
   - Я и сейчас уже многое узнал...
   Он подумал и тщательно выговорил непослушное русское слово:
   - Зае...бись!
   Коваленко захохотал, хлопая себя рукой по колену. Интерком пискнул и спокойно сказал женским голосом:
   - Пять минут истекли, Игорь Антонович!
   - Ну, мистер Кокс, пора нам и по коням. Спасибо, что посидел со мной! Ты не волнуйся, всё будет о`кей, ага? Ну, пока!
   Он похлопал Саймона по плечу и крепко пожал руку на прощание.
  
   Саймон ехал "домой", к палаткам полевой группы, где несколько десятков человек возились вокруг огромной туши "пробойника". Накрапывал дождь. Вездесущие уральские комары метались по салону "хаммера", неожиданно взвывая над ухом. Водитель, сутулый носатый Саид по кличке Альф, попросил разрешения закурить и Саймон машинально кивнул головой. Щётки дворники смахивали со стекла дорожки небесной влаги, уютно урчал двигатель, хрипло бормотала рация. Саймон откинулся на сидении и закрыл глаза. Скоро осень... в саду, говорит отец, в этом году уродился невиданный урожай яблок... Полли готовит яблочный пирог...
   А Виктория сейчас, наверное, пишет длинное письмо по электронной почте. По телефону она говорит редко - понимает загруженность Коваленко - Великого И Ужасного Потрошителя Зелёных Человечков...
   Джефферсон любил дождь, да! Джефф врывался в комнату мокрый и громогласный и сходу собирал вокруг себя всех. А улыбчивый Зайков обязательно рассказывал какой-нибудь русский анекдот и грозился затащить как-нибудь всех квантовиков в настоящую русскую баню. Так они и погибли, вдвоём...
   Саймон мысленно попросил Бога, чтобы он снисходительно отнёсся ко всем погибшим у кокона. "Мы, солдаты науки, её верные псы... - бессвязно думал он в полудрёме, - мы идём под обстрел сами, без приказа... как врачи, до последнего сражающиеся со смертью... слышишь, Полли? Мы делаем это не ради денег, не связанные клятвой на крови, не подталкиваемые штыками в спину... просто мы таким родились... псы науки... Псы Господни... ибо Господь - и есть наука..."
   Потом он понял, что многозвенный составной ряд с плавающей вероятностью необходимо преобразовывать по Хайнеману, но с учётом опять-таки переменной плотности событий... и записывал это на доске ярко-алым фломастером... потом Полли принесла ему яблочный пирог прямо в машину, и Коваленко, почему-то сидящий на месте водителя, сказал, мол, жаль, что она не привела и детей...
  
   Голова Саймона покачивалась на подголовнике. Саид сбавил скорость. Ну, приедем на десять минут позже, подумаешь. Пусть парень немного подремлет. Молодёжь, она, - видит Аллах! - всегда рвётся работать на износ... а то и лезет прямиком под пули. Мудрость приходит с годами. "Вот мне самому уже под полтинник, - быстро годы бегут!" - думал Саид, останавливаясь перед блок-постом. "Хаммер" охраны, следующей сзади, тоже притормозил. Закутанный в плащ-палатку солдат принял документы, посветил фонариком внутрь. Саид приложил палец к губам - мол, видишь, спит. Саймон повернулся удобнее и вздохнул. Солдат молча убрал фонарик и махнул рукой - давай, мол.
   До базы квантовиков - ударной группы "команды психов" оставалось около километра...
   Саид решил, что, приехав, не будет будить мистера Кокса - пусть поспит. Правда, шумно там, но, будем надеяться, что парень перехватит хотя бы минут двадцать. Аллах велик, всё возможно!
   Саид улыбнулся и подумал о том, как сегодня посмотрит на пятого внука. Хвала интернету - не то, что в девяносто втором, когда приходилось надеяться только на телефон.
   Ах, как быстро нынче рожает молодёжь! Чуть что - и готово! Вчера Фатима жаловалась, что никак не может чувствовать себя бабушкой...
   Саид поймал себя на том, что тихо мурлыкает Боба Дилана... и решил, что Саймона это не разбудит.
  
   When Johnny comes marching home again,
   Hurrah! Hurrah!
   We'll give him a hearty welcome then
   Hurrah! Hurrah!
   The men will cheer and the boys will shout
   The ladies they will all turn out
   And we'll all feel gay,
   When Johnny comes marching home.
  
   Саймону снился концерт...
   Это был хороший сон. Он держал в руках свою старенькую гитару и пел вместе с русскими - Юрием и Пелагеей: "When Johnny comes marching home again", - а в толпе весело хлопали в ладоши Полли и дети...
  
  
   Глава 31
  
   Кондратьев
  
   В эвакуационной суматохе и сутолоке железнодорожного вокзала Первоуральска профессор Кондратьев чувствовал себя, как старый деревенский пёс, которого вытянули за ногу из уютной будки и швырнули прямо в спешащую толпу на главной улице мегаполиса, да ещё и в День города. Светлана усадила отца на дорожную сумку, - низкую и мягкую, отчего колени Кондратьева поднялись чуть ли не выше ушей, - и побежала в комендатуру. Кондратьев попытался осторожно примоститься как-то поудобнее... и сумка осела ещё немного. Под ягодицами теперь прощупывалось нечто твёрдое, смахивавшее, по ощущениям, на банку с вареньем. Кондратьев, кряхтя, поднялся. Нет уж! Лучше стоять, чем таким садистским образом "давать отдых ногам". Поясница ныла, голова кружилась. Наверное, спина была в извёстке... но это уж чёрт с ним, все вокруг были взъерошены и основательно помяты. В довершении ко всему, начал накрапывать противный мелкий дождь.
   - Давайте ко мне, - предложила женщина, сидевшая рядом на скамейке и держащая на коленях пузатый саквояж. - Вы посидите, а потом я посижу - так и будем отдыхать по очереди.
   - Ну, что вы... - пробормотал донельзя смущённый Кондратьев. - Неловко как-то...
   - Давайте-давайте! А то до поезда ещё часа два, не меньше.
   - Говорили, что в двенадцать...
   - Так всегда говорят! А на самом деле, у них там, в Бисерти, какая-то пробка образовалась. Мне дети позвонили. О, закапало... вот уж совсем вовремя!
   Кондратьев присел на скамейку. Женщина ловко пристроила саквояж рядом с сумкой Кондратьевых и присела на него.
   - Ничего не помнёте? - улыбаясь, спросил профессор.
   - А! - беспечно ответила женщина. - Из одёжки кое чего, мыло, спички и всего по чуть-чуть. Я в своё время часто по командировкам моталась - привыкла брать только самое необходимое. А вас как зовут?
   - Сергей... Сергей Олегович. Пенсионер, а раньше - преподаватель.
   - О, учитель! И как только педагоги с детьми работают, ума не приложу. Я бы, наверное, чокнулась...
   - А зовут вас как?
   - Зинаида.
   - А по отчеству?
   - Какое там отчество... Зинаида и всё! - она улыбнулась. - Я раньше в Уралцветмете работала... слышали, наверное, про такую контору? По промышленной водоочистке. Моталась по всему Союзу, где металлургия была. Контора богатая, платили неплохо, да и на СССР поглядела. Только больно уж суматошная работа! Ну, в перестройку, когда контора стала чахнуть, подалась в бухгалтеры...
   - Ковалёв, Зигнатуллин, Харламов - ко второму блок-посту! Ковалёв, Зигнатуллин, Харламов - ко второму блок-посту! - заорали привокзальные динамики. Вдали эхом откликнулись матюги диспетчера станции сортировочной. Градус накала страстей СвЖД, похоже, достиг небывалой величины.
  
   Слева кто-то затеял ссору. На скамейке, справа от Кондратьева, две женщины горячо обсуждали возможность ввода карточек на предметы первой необходимости. Вертолёт милиции с выматывающим душу грохотом сделал круг над площадью, завис на минуту и ушёл в сторону сортировочной. Пахло полузабытыми привокзальными запахами... совсем, как давным-давно, в детстве. Не хватало только паровозного колючего, угольного дыма. Дождик прекратился и сквозь дырявые тучи ударили горячие солнечные лучи. Сразу стало припекать. Кондратьев снял шляпу.
   - Регистрационные пункты находятся в новом здании вокзала! В новом! Не ломитесь в старое! Левое крыло - фамилии от "А" до "К", правое - от "К" до "Я"! - не унимались голосистые динамики.
   Толпа всколыхнулась. Возникли новые людские потоки, замысловато перекручивающиеся с уже устоявшимися - очередью к пункту питания и очередью к туалетам. Мимо Кондратьева в толпе прошёл молодой священник с рюкзаком, за ним спешили женщина и старик. Священник обернулся и что-то сказал обоим. Женщина обернулась по сторонам и показала рукой в сторону Кондратьева. Они пристроились рядом. Кондратьев вежливо покивал головой, священник раскланялся, соседка тихонько хихикнула.
   - Вы с учителем, прямо, как на балу, - сказала она.
   - Почему - учитель? Уж не Кондратьев ли ваша фамилия? - поинтересовался священник, утирая лицо платком.
   - Совершенно верно, - сказал Кондратьев, мучительно пытаясь вспомнить.
   - Не напрягайтесь вы так, профессор... вряд ли вы меня запомнили. Я к вам на открытые лекции по литературе и по религиозному искусству ходил.
   - Очень приятно... - пробормотал Кондратьев. - Надеюсь, вам понравилось.
   - Да, конечно, не буду лукавить - очень нравились! А Боровой Константин Михайлович, всё ещё читает лекции?
   - Да, в Уфе.
   - Сейчас многие посещают лекции по религиозной философии, - неожиданно сказал старик. - А надо не на лекции ходить и спорить там, а в храмы! Молиться надо. Молиться и каяться!
   - Я-то уж точно в церковь ходила, - сказала Зинаида. - Хотя мне кажется, что Бог молитвы везде слышит... - Она вдруг смутилась и, посмотрев на священника, сказала. - Извините...
   - Ничего страшного, - со вздохом сказал священник и достал сотовый. - Ирина, у меня, оказывается, два неотвеченных звонка! Кто это? Ага... - и он стал рассказывать кому-то, что эвакуируется по третьей категории, что, в принципе, совсем неплохо...
  
   Вокруг толпились, бегали, ходили, сидели, стояли... и говорили, говорили, говорили...
   - В зоне коэффициент десятка от минимальной "зоновки".
   - А "зоновка" сейчас сколько?
   - Минималка-то? Восемьсот баксов. Это если ты на периметре. А внутри - коэффициент пятёрка, для неквалифицированных.
   - У меня дружок на десятке сидел. Потом уволился, после семнадцатого, когда кокон попёрло... он на бульдозере был... ну, там бульдозер, автокран, грейдер... на все руки, в общем...
   - Чемодан спёрли!
   - Патрулю скажи, чего ты...
   - Да хрен с ним, там ничего и не было толком...
   - Всё равно, сообщить надо, мол, спёрли!
   - ...упёрлась и ни в какую! Еле-еле уговорил!
   - Со старухами всегда так... я, вон, тёще говорю...
   - Подожди-ка, у меня телефон звонит...
  
   Прибежавшая Светлана, запыхавшись, сказала, что взяла талоны на питание, но есть Кондратьеву пока не хотелось. Старик - дедушка священника, оказался бывшим милиционером, и они с профессором разговорились, по-стариковски нежно вспоминая минувшие дни.
   - Жаль, что мы только по второй категории эвакуируемся, - сказала Светлана и страшно смутилась, узнав, что семья священника - всего лишь по третьей.
   - ...у секретаря горкома! Ну, вызывает меня полковник Самойлов и приказывает - дело спустить на тормозах... - размахивая руками и наклоняясь к собеседнику, скрипел старик; ему уже уступили место на скамейке рядом с Кондратьевым.
   "Неужели я так же стар? - думал профессор, машинально кивая головой. - Надо же... и когда успел? Нам уступили место в толпе... и теперь два старых пердуна роются в прошлом... в котором, вообще-то, находятся все истоки будущего... но всё равно - два старых пердуна..."
   Поезда отошли от Бисерти и медленно тащились к Первоуральску. Вокруг уговаривали друг друга, что "места хватит всем; президент лично распорядился".
  
  
   Анна
  
   Место для ночлега всё же нашлось. Никто и не сомневался - начинался самый, что ни на есть, исторический, а ныне деловой, центр города. Коротко посовещавшись, все решили, что выбранное место достаточно безопасно. Во всяком случае, на первый взгляд. Тем более что идти дальше было уже невмоготу - Илья тащился еле-еле. Сказался "отходняк" после случившегося. А уж тем более, начинало ощутимо смеркаться.
   Пересекая трамвайные пути, Илья споткнулся, но не упал. И тотчас все услышали звон и грохот приближающегося трамвая, громкий, словно чёртова таратайка, затаившись, поджидала их совсем рядом, и внезапно сорвалась с цепи. Трамвай - самый, что ни на есть, городской звук... вот только сопровождался он визгом и хохотом, от которого хотелось заткнуть уши. Анне это напомнило дикие вопли динозавров, о которых в последнее время наснимали столько фильмов... но в приближающемся рёве чудились слова...
   Илья заторопился и споткнулся на рельсах ещё раз. Лицо его исказилось. Он будто пытался поднять непосильную для себя тяжесть, будто рвался из пут прочных упругих нитей, обмотавших ему ноги. Ужаснувшаяся Анна, идущая рядом, схватила его в охапку и потянула в сторону. Ружьё, выскользнувшее из рук, брякнуло по металлическим плитам, которыми совсем недавно обложили рельсы. "Вот тебе и вооружилась!" - мелькнула мысль... но Мёрси уже подхватила ружьё. С дужкой сумки на колёсах в одной руке и ружьём с торчащим острым гарпуном в другой, она побежала вперёд, напоминая горбом рюкзака несчастного беженца, пытающегося уйти от бомбёжки.
   В уши сверлом вгрызся визг. Сашка перехватил Илью левой рукой. Правой он держал второе ружьё. Из тумана внезапно вынырнул трамвай, объятый пламенем. Искры летели из-под колёс, языки огня рвались из приоткрытых окон, как из пасти металлургической печи...
  
   ...школьниками лютой зимой мы были на экскурсии в шламовом цехе Уралэлектромеди...
   ...учитель стоял рядом с мужиком, шуровавшим прямо в брюхе плавильной печи длинным железным стержнем... вдруг из печи "дохнуло"...
   ...вонь палёной шерсти... кроличья шапка превратилась в безобразный дымящийся колтун... брови Рустама Николаевича сгорели... мы завизжали... но всё обошлось без серьёзных ожогов...
  
   ...опалив нестерпимым жаром, трамвай пронёсся мимо. Впрочем, впоследствии, никто не мог сказать, как долго это длилось...
   Во всяком случае, все с ужасом успели разглядеть искажённые фигуры, горящие внутри. Они били по стёклам угольно-чёрными руками, с которых лохмотьями свисала горящая кожа. Они открывали рты, из которых вылетали искры... они кричали.
   ... за трамваем, на дымящемся от пекла тросе, волочилось несколько горящих фигур, привязанных за ноги... они бились о плиты, рассыпая чадящие искры, они разваливались, оставляя клочья и лоскуты... они... они были омерзительны...
   Сашка дотащил Илью до противоположной стороны улицы. Мёрси и Анна бежали следом, огибая стоящие автомобили. Перелезая через ограждения на заросший травой газон, Анна оглянулась. Визг удалялся. В тумане ничего не было видно... и слава Богу! Хватало того, что всё ещё несло горелым, отвратительным чадом, которым, казалось, пропиталась вся одежда.
   Илья уже сидел в траве, прислонившись спиной к тополю. Трясущимися руками он пытался отвинтить пробку фляжки.
   - ... твою мать! ... твою мать, они держали меня за ноги! Рельсы... они как примагнитились ко мне!
   Он сделал огромный глоток.
   - Дай мне тоже, - попросила Мёрси.
   - Держи... нет, представляешь, вмёртвую притягивали, вмёртвую! Ох, руки ходуном ходят...
   - Илья, ночь близко! - сказала запыхавшаяся Анна. - Ты долго не рассиживайся...
   - Ну, ребята, спасибо вам! Так бы меня сейчас пополам и переехало... - сиплым голосом сказал Илья, нервно пытаясь подняться. - Так бы по диагонали и распластало...
  
   Старинный особнячок стоял неподалёку. Он всегда нравился той, прежней Анне - красный кирпич, с рельефной фигурной кладкой и двухскатной крышей, темно-зелёная черепица. Не так давно, показывая город приехавшей подруге детства, она специально провела её мимо.
   - Как красиво! - воскликнула эмоциональная Инна - женственная, романтичная идеалистка. Она была такой в первом классе, она осталась ею и сейчас... то есть была такою... а быть может, продолжает быть ею и поныне...
   ...там, в настоящем мире, не тронутым проказою тумана!
   Сейчас же Анна холодно отметила чугунную ограду вокруг чистого уютного дворика, хороший обзор с крыльца и стальные, истинно банковские входные двери, замаскированные под резной дуб. Здесь можно было остановиться.
   - Тумана здесь почти нет, - вскользь заметила она, проходя по ровной дорожке.
   Действительно, туман, казалось, застревал между прутьями витиеватой чугунной решётки. Он выпирал горбами и снова опадал, не в силах пробиться, - всё равно, как матовая грязноватая полиэтиленовая плёнка, которую прижимает ветром. Эта настойчивая пульсация раздражала... но не пугала Анну.
   Во дворе на ровно подстриженных зеленых газонах росли голубые ели, красовались две симметричные альпийские горки, любовно сложенные из гранитных и базальтовых глыб. Между камнями таились туманные хлопья, как не растаявшие кучки грязного весеннего снега.
   На чугунном крылечке к стене была прикреплена заляпанная красной краской табличка: "ЗАО Банк "Про...". Остальное было залито... кровью? Нет, это всё-таки, краска! Вот и хорошо...
   "Частная собственность, объект охраняется, посторонним вход воспрещен, на территории работают видеокамеры!" - как всё это теперь бессмысленно...
  
  
   Мёрси
  
   Мёрси представила себе, как они спускаются в подвалы, идут ровными яркими коридорами из сверкающей полированной стали, открывают какие-то огромные и круглые бронированные двери, как поворачиваются вслед им камеры слежения... Вот чёрт, насмотрелась боевиков!
   И сразу - внезапно - разлагающиеся тела охранников, лежащие там, где сразил их туман... они шевелятся, они пытаются подняться на раздувшихся ногах, у них лопаются животы...
   Тьфу! Тьфу, тьфу, тьфу - прямо на голову паршивому Пикачу, в прошлом году заставлявшему её читать "Противостояние"! Мёрси потом несколько раз снились кошмары.
   Нет здесь никаких ходов и бронированных сейфов - нет! Не так уж давно в этом особнячке, - тогда ещё задрипанном и обветшалом донельзя, - находился ЖЭК, слышите? Это Анна сказала, Анна! А она знает, что говорит, и именно она сегодня первая кинулась спасать Илью, пока Мёрси с перепугу топталась на месте!
   И Мёрси злобно показала кукиш... прямо в вывеску. Как ни странно, после этого стало легче.
  
  
   Анна
  
   - Ишь ты, повеселела наша Мёрси, правда, Аня? - пробормотал Илья, озираясь.
   - Да, она молодец, - рассеянно ответила Анна, думая о том, что должна же она, наконец-то уловить, поймать ту тонкую, как паутинка, связь. Ту самую паутинку, по которой она найдёт - найдёт! - Леночку.
   Сашка прошел вперёд и потянул на себя дверь. Шагнув вперёд, он осторожно заглянул внутрь тёмного помещения, и, обернувшись, радостно сказал:
   - Здесь темно, но чисто.
   - "Чисто" - это круто. Так в боевиках спецназ говорит обычно, - с облегчением сказал Илья.
   Анна вдруг подумала, что новые гнутые черные палки Илья похожи на чугунные прутья из ограды особняка, и невольно улыбнулась. Наверное, потому, что взъерошенный красный Илья наконец-то перестал бояться, хоть и был сейчас похож на Буратино, которого в последний момент за длинный нос вытащили из поленьев очага.
   Поужинали всухомятку консервами, галетным печеньем и соком из сумки Мёрси. Она впервые за долгое время опять сама "накрывала на стол" в просторном холле банка и, кажется, была горда ролью хозяйки. Спать почему-то не хотелось. Мёрси предложила разжечь прямо на чугунном крыльце "костерок для уюта".
   - Как раньше, помнишь, Илья? Всё веселее будет, чем здесь, при свече!
   - Только давайте не на крыльце, а рядом - на дорожке, - охотно ответил Илья. - Жаль всё-таки такую красоту коптить. Выбирайте еловые ветки посуше, а то последние дни всё дождик моросил! Только, ради Бога, давайте по одному не разбредаться!
   Но "разбредаться" никому не хотелось, да и разгуляться в саду было невозможно - больно уж мал. Отламывая пожелтевшую нижнюю ветку от голубой ели, Анна засмотрелась на симпатичную даже в потёмках, лужайку. "Здесь бы ещё цветов посадить и - совсем красиво будет", - подумалось как-то совсем уж равнодушно, краем сознания. Вот уж странно - "понравилось" и всё же - "равнодушно"...
   "Наверное, когда я найду дочь, всё снова станет по-прежнему! - упрямо прикрикнула она сама на себя. - Не о том думаешь, Анна Сергеевна! Дальше, дальше что? Завтра утром, послезавтра - куда идти?"
  
   Костерок получился смешной, дымный, но удивительно ароматный. Устроив из курток и одеял нечто вроде подушек, они расселись на ступеньках крыльца и притихли, слушая, как ворочается за оградой туман и потрескивают с лёгким шипением сухие иголки.
   - Анна, а что за листочки ты в рюкзак сложила? - с любопытством спросила Мёрси, ёрзая на месте. Похоже, спросить-то ей хотелось давно, но новая, мрачная Анна немного пугала.
   - Да так, баловство, - Анна нехотя махнула рукой. - Илья, дыми в другую сторону... весь кайф от костра табаком задымливаешь!.. Записки, там, всякие... стишочки... зарисовки... безо всякой подготовки. В общем, девчачий альбом. Девочки в школах всё ещё альбомы делают?
   - Теперь это делается в блогах, - сказал Илья, послушно выпуская табачный дым в сторону. - Нет, ребята, "Marlboro" мне больше подходит, чем "Camel"...
   - Ничего занимательного, всё не закончено... да и не до этого было в последнее время... - не слушая, продолжила Анна.
   - А дашь почитать что-нибудь? - робко попросила Мёрси голосом примерной ученицы пятого класса.
   - А что, "Муми-Тролля" одолела? - благодушно спросил Илья.
   - Давно уже! - сердито ответила Мёрси, которая, между прочим, так и тащила книжку с собой в рюкзаке. - Не встревай, когда дамы разговаривают! Аня, ну дай почитать? Ты же не только для себя писала!
   - Мёрси, я не писательница, это просто от безделья всё... - Анна рассеянно, почти через силу, отнекивалась, думая о своём: "Леночка... дочь... Леночка... найти... дотянуться!"
   - А и вправду, Аня, почитай, хоть, вслух. Немного, чего ты стесняешься? - поддержал Мёрси уже захмелевший Илья и непонятно добавил. - Всплывут ненюфары, все ждут мемуары...
  
   Сашка задумчиво смотрел на дым от костерка. Изредка он заботливо подкладывал в огонь веточки. Наверное, это ему так нравилось, что он даже не слышал, о чём все говорят. Вон, даже губами шевелит... разговаривает, наверное, сам с собою... или с огнём...
   Он вдруг обернулся с блаженной улыбкой на раскрасневшемся лице. Зажившие шрамы неприятно выделялись белыми полосами... более свежие - пламенели...
   - Аня сказки, наверное, написала... хорошие! - протянул он, с восхищением глядя на Анну. - Для детей!
   Анна вздохнула:
   - Да какие там сказки... ну... может, и сказки. Только это больше для взрослых. И из жизни. Ты, Мёрси, достань их из рюкзака и читай. То, что на принтере отпечатано, а не от руки. Хочешь - вслух; хочешь - про себя. Вы не дети малые, а я не актриса.
   - Ну, хорошо! - Мёрси покорно вздохнула, порылась в рюкзаке и достала тонкую кипу. Откашлявшись и выкинув сигарету подальше, она скрестила ноги по-турецки, повернулась так, чтобы свет от костерка падал на бумагу, и, чуть смущенно начала:
   - "Это произошло примерно через полгода после ухода мужа"... Ой, нет! Я такие вещи вслух читать не могу! Я лучше про себя...
  
  
   Глава 32
  
   Мёрси
  
   Мёрси отправилась внутрь, сопровождаемая Сашкой. Она зажгла свечу и пристроила её рядом с собой, расположившись на двух сдвинутых вместе офисных столах. Диванчик для посетителей они заранее определили для Ильи. Сашка уселся в кресло, вытянув ноги. Похоже, он сразу задремал.
   Анна с Ильёй остались сидеть на ступеньках.
   Мёрси достала ржаные сухарики. Ей всегда нравилось что-нибудь грызть, когда читаешь. Она подпихнула под себя рукава куртки и начала читать...
   "Это произошло примерно через полгода после ухода мужа. Развесёлая подруга уговорила-таки совсем раскисшую Анечку провести недельку-другую в деревне у тётки. Речь шла о том, что обеим необходимо позагорать, покупаться, воздухом подышать и нервы в порядок привести.
   На окраине деревни жила древняя бабка. "Хитрая бабка, не простая!" - шептались местные. То ли гадалка, то ли знахарка, то ли ведьма, то ли святая - трудно понять, но со всеми проблемами они тайком бегали к бабке Евдохе... да и городские частенько приезжали пошептаться. Вот и подружка тоже потащила - мол, попробуй мужа обратно "наворожить-присушить".
   ...Скрепя сердце Аня перешагнула порог избы. Внутри было неожиданно чисто, вкусно пахло сушёными травами и грибами. Аккуратненькая сухонькая Евдокия Дмитриевна встретила гостью без особого удивления, лишь светло-голубые глаза цепко глянули из-под белого платочка.
   - Да всё я знаю про тебя, девонька, - молвила гадалка, не успела ещё Аня промямлить свою просьбу. - И не больно-то хочешь ты мужа обратно возвращать, устала ты от него! Как в народе говорят: "не как бы замуж не попасть, а как бы замужем не пропасть", " всё пройдет - быльём порастёт", "время лечит"... - И ещё чего-то там такое непонятное припевала, нашептывала, "убаюкивала тоску-печаль".
   Глаза у Ани начали закрываться сами собой...
   - А скажи-ка мне такое дело - ты, дочка, веришь в Бога-то, нет ли? - вдруг, резко сменив тему, серьёзно спросила бабка:
   - Не знаю. - Аня тряхнула головой, отгоняя оцепенение. - В Бога...а Он есть? Вот Церкви точно не верю, бабушка, хоть и крещёная...
   ...Когда одна с ребёнком осталась, так плохо было... надо было с кем-то поговорить, поделиться, вот меня ноги вдруг в храм и принесли... Я постояла службу, послушала, а потом спрашиваю у прислужницы: "Как мне с батюшкой-то, можно поговорить? Мол, то-то и то-то у меня произошло... смутно на душе, посоветовал бы что!". А мне говорят: "А ты причащалась, исповедовалась?" Отвечаю: "Нет, хотя и крестились с сыном вместе, в начале 90-х. Правилам церковным никто не учил..."
   Так вот, они мне объясняют, что надо неделю поститься, каждый день какие-то специальные молитвы читать, потом литургию отстоять, а потом исповедоваться (грехи свои на бумажку записать и кому-то передать), а потом причаститься. И уже после этого батюшка меня выслушает и как, типа, духовный наставник горю моему совет даст. Так уж мне противно стало, я повернулась и ушла... и с тех пор в церковь не хожу... Свою веру ношу в себе.
   - Ну, в церкви постоять - ещё не значит верить. А вот Бога отрицать - тут не стоит горячиться, Аннушка. Все мы дети Его, и если верить не хотим, то по тем же самым причинам, по которым обижаемся в детстве на родителей. Вот не было бы их - и не запрещалось бы нам то и это, жили бы как хотели, бегали дуриком по улицам. Так частенько дитё неразумное думает. А без родителей разве можно на свет народиться, да уму-разуму научиться? Нет. То-то и оно!
   ... Интересная беседа была. Затягивала бабка Евдоха, вплетала туманные присказки и народные прибаутки в серьёзный разговор. Анюта и не заметила, как время пробежало, и забыла уже, зачем пришла. Спохватилась, когда солнце к закату покатилось. На прощание сказала ей бабка Евдоха:
   - Вижу я в тебе, девонька, веру. Только она от тебя самой глубоко спрятана. Была бы ты молоденькой - взяла бы себе в ученицы. Есть в тебе наше, ведовское. Видишь - одна я, некому науку свою передать. Но видно, такая уж судьба. Хочу сделать тебе подарок. Крестик старинный. Да не бойся - не крестильный он. Камень в нем - гранат горячий. Будет тебе память от старухи Евдокии. Коли вдруг пошатнётся в тебе вера - он поможет сильной быть. Но только если ты сама этого захочешь. И запомни девонька - Зло не боится ни креста, ни молитвы. Человека оно боится... твёрдости его в благих деяниях. Внутри человека твёрдость эта, поняла?
   И, пожевав губами, добавила:
   - И не благодари меня - не за что. Не вздумай ещё и деньги совать.
   Так и надела старуха на шею Ане крестик и ещё раз в глаза заглянула. Вот тогда-то и почувствовала наша Аня в первый раз, каково это - видеть чужую жизнь и чужие настроения. Прямо скажем - не подарок! Действительно, не за что благодарить...
   Но промолчала.
   ...А по возвращении в город Анюта начала "видеть" людей... стала записывать свои стихи и сказки..."
  
   "Интересно, оно взаправду так было?" - подумала Мёрси, аккуратно сложив листы и кутаясь в куртку. "Да, вроде того, - смущенно ответила Анна у неё в голове. - А ты думала это так... женская проза?". Так странно... Анна же сидела с Ильёй на ступенях! Слышно было, как они тихо переговариваются... и всё же она отвечала Мёрси, уже почти совсем засыпающей, лежащей с закрытыми глазами... и на шее Анны, одетой в красивое платье, поблёскивал крестик, пламенея загадочной капелькой граната...
   "Хорошая история!" - сказал подошедший Илья. Палки он нёс на плече. Мёрси обрадовалась, что Илья совсем-совсем здоров! А то болтали, мол, "калека, калека" - чушь какая!
   Они плыли в большой красивой лодке... и мама сидела на корме, опустив в воду тонкую красивую руку. "Это моя мама!" - с гордостью сказала Мёрси, а Сашка, весёлый, загорелый и большой, бережно взял маму за руку и повёл её танцевать... и солнце... и музыка...
   Мёрси спала, положив ладонь под щёку. Прядь волос упала её на губы, как лёгкий, нежный поцелуй...
  
  
   Анна, Илья
  
   - "Сатана не боится ни креста, ни молитвы", - задумчиво сказал Илья. - Это правильно сказано, да.
   - И что говорит твоя философия, Илья? - спросила Анна. В костерке звонко щёлкнула еловая шишка.
   - "Философия торжествует над горестями прошлого и будущего... но горести сегодняшнего дня торжествуют над самой философией". Это Ларошфуко... или Блез Паскаль. Они у меня в одном томе собраны, вот и путаю... - ответил Илья, закуривая.
   - А всё-таки?
   - А всё-таки, если откровенно, то так оно и должно быть. Это, как талант. Его тоже взаймы не возьмёшь и талисманом не наколдуешь. Теоретически, если ты благодатью Божьей полон, то Сатану можешь и старой шляпой напугать. Во всяком случае, так считается. Однако в церкви благодать эту на время попользоваться не выклянчишь... на период, так сказать, необходимости. Церковь, по моему разумению, место, где проще сосредоточиться... на прямой разговор выйти. Вроде, как телефонные будки междугородней связи...
   - А нам-то теперь, как жить? Или всё же взять в церкви иконы? Набрать святой воды? Епитрахиль у попа присвоить и на себя надеть? - горько спросила Анна. - Чем я этого поганца пройму? Как мне молиться, чтобы Бог услышал и помог?
   - Молиться, Анечка, разумному человеку можно только о лёгкой и спокойной смерти, - ответил Илья, прикладываясь к фляжке. - Всё остальное не имеет смысла. Если Бог есть, если есть Сатана, если ты действительно разговаривала именно с ним, а не инопланетянином каким-нибудь... то Бог либо на твоей стороне... либо ему по барабану.
   - Думаешь, Он равнодушен?
   - А почему бы и нет? Он нам свободу воли дал. Вот и иди... вольно и свободно, куда тебя тянет. А Бог появится после твоей смерти и прикинет, куда тебя направить - в облака или в огонь. Такие, вот, у меня на сегодня соображения... - сказал Илья, закрыв глаза. Язык у него уже заплетался.
   - Ну, ладно. Пошли спать, а то носом в костёр свалишься. Завтра неизвестно что будет, -поднялась Анна.
   - Цветок красивый, - Илья вдруг указал пальцем на ближайшую альпийскую горку.
  
   Пресловутый "красивый цветок", чем-то похожий на распустившуюся лилию на коротком стебле смутно белел в ночи, - казалось, он слабо светится. Анна подошла ближе и осторожно присмотрелась. Илья остался сидеть на ступеньках. Он допивал остатки из фляги...
   Цветок действительно светился. В ослепительно белой, болезненно изысканной, будто фарфоровой чашечке цветка вместо тычинок копошились блёкло-розовые обрубки. Они были похожи на мерцающие щупальца кальмара, только толще и... плотояднее. Быстро сплетаясь между собой и вновь расплетаясь, они хищно потянулись к лицу наклонившейся над цветком Анны. Дохнуло тяжёлым смрадом. Из кончиков обрубков-тычинок сочились капли гноя.
   "Гадость какая!" - Анна брезгливо поморщилась. Оставлять цветок не хотелось... трогать его - тоже. Анна разогнулась. Постояв, она просто плюнула в чашечку цветка. Тот мгновенно увял и рассыпался в туманную пыльцу, растаявшую между камнями.
   - Ничего умнее ты придумать не смог, - презрительно сказала она куда-то в темноту.
  
   ***
  
   Спалось беспокойно.
   С улицы то и дело слышались шарканье ног и мерзкие подвывания. Анна то проваливалась в сон, то выныривала из его вязкой глубины.
   Сначала ей привиделся муж, сидящий на ступеньке чугунного крылечка. Он нудил: "Куда тебя чёрт понёс? Опять глупостями занимаешься? Женское дело - дом вести, детей растить и на работе бумажки перебирать. На большее ты и не способная. От дурости фантазии твои, да от желания мужиков завлекать. Всё молодую, да умную из себя строишь! Поворачивай обратно, пока не поздно, а то я тебя сам приведу, поняла? Попёрлась куда-то, а мужу на обед холодный борщ жрать приходится!".
   Анна - та, прежняя - лепетала в ответ какую-то чушь, что, мол, обед в холодильнике. Надо тебе - достань и согрей, а мне не разорваться между вами всеми...
   Голос мужа становится всё злей и громче, изо рта у него вывалился длинный искусанный язык, покрытый щупальцами-обрубками, точь-в-точь тычинки в давешнем цветке.
   Анна схватила подводное ружье и выстрелила из него... в нечисть... которая медленно распухла чернильном облаком, стекая по ступенькам и всасываясь под камни альпийской горки.
  
   А под утро ей приснился добродушный сонный Пёс лежащий возле своего киоска. "Где ты был всё это время?" - спросила его Анна.
  
   Пёс почесал лапой за ухом, а потом встал и пошёл вдоль по улице.
   Он шёл по следу. Не торопясь, постепенно перейдя на волчью, - упорную, наматывающую многие километры, - трусцу, он шёл по следу Сашки...
  
   ...преображаясь в огромного клыкастого зверя со стальным ошейником, усыпанным шипами, тускло поблёскивающими в тумане...
  
   Анна проснулась в твердом убеждении, что идут они в правильном направлении. "Вот хрен вам всем, а не "обратно"!" - подумала она.
  
  
   Мёрси
  
   - Сволочуга-врач... зачем он сказал мне, что это был мальчик? Чтобы мужа уколоть?.. - пробормотала Анна, укладывая свой рюкзак. Илья курил в соседней комнате, где Сашка собирал тщательно вычищенную двустволку.
   - Что говоришь? - переспросила Мёрси, которая только что умылась у офисного кулера и теперь утиралась маленьким пушистым полотенцем с вышитым на нём зайчонком. Это было детское полотенце - "ещё Вовкино", как сказала Анна, когда (давным-давно!) они в первый раз пришли вдвоём на её квартиру...
   Вода была холодная, набирать воду в ладошки было неудобно... но это всё-таки были краны! Почти цивилизация! А то всё из кружечки, да из бутылочки... фу!
   - Да так, о своём задумалась, - ответила Анна.
   Мёрси хотела сходить с ней "под ёлочку", но Анна почему-то сказала ей, что лучше уж воспользоваться офисным туалетом. "Так, ведь, смывать особо нечем?" - удивилась Мёрси. "И хрен с ним. Небось всё не загадим, - ответила Анна, обычно такая аккуратистка. - Не до этого теперь".
   Мёрси подумала, что Анна просто не хочет лишний раз выйти в туман, глянула в окно... и тотчас мысленно согласилась с ней. За ночь туман преодолел-таки чугунную ограду и запакостил всю красивую лужайку. Смотреть в окно сегодня было всё равно, что таращиться в экран выключенного телевизора. Нет, конечно, иногда в тумане что-то было видно... но разглядывать то, что там блазнилось, ни у кого не было ни малейшей охоты.
   Перекусили нехотя. Есть никому не хотелось - вчера плотно наелись. Выходить на улицу - желания тоже не было. Но Анна торопила:
   - Давайте, давайте! Здесь мы всё равно ничего не высидим. Надо идти.
   - Есть такое слово - "надо", - закряхтел, вставая, Илья. - Но лучше бы его не было! На х...й оно вообще придумано?.. Саня, помоги мне рюкзак надеть... Мёрси, не забудь ничего. Вон, на столе Анина рукопись всё ещё лежит - не оставь!
  
   Вышли, осторожно открыв дверь... встали на крыльце. Было тихо. Мир обложило влажной ленивой ватой. С крыльца были видны только угольки костра и часть дорожки, теряющейся в молочном ничто.
   - Может, устроим пожар? - вдруг спросил Илья. - Взорвём тишину! Спалим банк к чёртовой бабушке! И гордо уйдём отсюда, озарённые пламенем пожара!
   - Зачем?! - удивилась Мёрси, а Сашка поёжился.
   - Из хулиганских побуждений, как пишут менты в протоколах, - ответил Илья.
   Мёрси вспомнился Лёша Волкодав. Илья, похоже сразу же понял, отчего она поёжилась и торопливо сказал:
   - Ладно, это ерунда всё! Неудачная шутка. Пошли потихоньку! - и первым заковылял вперёд.
   - Пожар - это нехорошо, - тихонько сказал робкий сегодня Сашка и пошёл за Ильёй. - Пожарники куда-то все уехали!
   - Господи, мужики иногда такие... глупые! - сквозь зубы сказала Анна и подтолкнула Мёрси. - Пойдём, Марина, а то они без няньки вымрут.
   - Ага, - ответила Мёрси. - Они же, как дети, мужики-то!
   Анна внезапно улыбнулась и потрепала Мёрси по голове. Она повернула её бейсболку козырьком вперёд и нахлобучила на нос. Она чмокнула Мёрси куда-то между щёкой и ухом.
   - Рано тебе ещё о мужиках думать, Мёрси!
   - Да ладно тебе, мамочка!.. - нарочито капризным детским голоском пропела Мёрси, поворачивая бейсболку козырьком назад. Ей стало весело. - Я уже совсем взро-о-ослая!
   Они улыбались. Женщины! О, мы, женщины, всегда поймём друг друга!
  
   - Догоняй, - хихикнула Мёрси и поскакала вслед за мужиками, почти скрывшимися в тумане.
   - Что это вы там хихикаете? - ревниво спросил Илья. - Нам, мужикам, кости перемываете?
   - Так я тебе и сказала! - Мёрси высунула язык. - Пусть теперь тебя любопытство замучает!
   - Жёстко, - пробормотал Илья и вздохнул. - Жизнь дала трещину. Ни о чём другом теперь думать не смогу...
   Ворота со скрипом приоткрылись. Сашка не стал распахивать их до конца. В тумане поблёскивали фары инкассаторской машины, видимо, как раз поворачивающей во двор, когда всё случилось. В ней, возможно... и даже наверняка! - было оружие. Вот только открыть машину не было ни малейшей возможности. Впрочем, патроны всё ещё не стреляли...
  
   ... а вот продукты портились.
   В ближайшем "Магазине N5", длинном, занимающем весь первый этаж здания, построенного ещё в пятидесятых годах, - их остановила вонь.
   - Все куры протухли... и колбаса! - грустно сказал Илья. - Жаль.
   Посовещавшись, решили, прикрыв нос и рот, пройти хотя бы в кондитерский и винный отделы. Так и бродили вчетвером в потёмках, стараясь поскорее сделать запасы и не забывать дышать ртом.
   - Хорошо, что водка не протухает! - пробубнил голос Ильи.
   - Воды много не бери! Зачем лишнее тащить? - ответила Мёрси. - Тут дальше пойдут сплошные рестораны и кафе. И киосков много!
   - Воняет! - печально констатировал Сашка.
  
  
   Анна
  
   - Ребята... что-то мне всё это не нравится, - сказал Илья, когда они остановились.
   Анна подумала, что все - и всё! - давно уже поняли. Они просто не решались сказать об этом вслух. Сказать - значит признать, принять этот долбанный факт, который не лез ни в какие ворота... и с которым так не хотелось смиряться! Иногда хотелось ей заорать во всё горло: "Дичь, чушь, ерунда! Этого просто не может быть!" - и начать лупить чем-нибудь тяжёлым по стёклам... крушить и ломать всё вокруг.
   Теперь-то она бы с радостью согласилась на утреннее предложение Ильи!
   - Бл...дь, он вытянулся, как презерватив! - горько сказала Мёрси.
  
   Да, Екатеринбург "вытянулся".
   В нормальное время от своего дома Анна доходила до Дворца Молодёжи пешком за двадцать-тридцать минут. Учитывая скорость Ильи... который, вообще-то, тоже не улиткой полз... учитывая туман, в котором приходилось идти медленно... учитывая, - мать его, - все факторы, они давно должны были дойти!
   В голове всё путалось. Анна призналась сама себе, что не может сейчас взять и нарисовать карту... простенькую схему пройденного пути! Впрочем, нарисовать-то она сможет, да только карта эта будет иметь мало общего с картой Екатеринбурга на участке: улица Московская, вниз под горку до пересечения с проспектом Ленина...
   Слишком много домов! Вдоль длинных фасадов старых четырёхэтажек, в которых окна первого этажа расположены много выше человеческого роста, вдоль ряда тополей, с давних времён растущих на всё сужающихся газонах, вдоль бесконечно тянущегося забора, огораживающего стройку очередного небоскрёба... всё дальше и дальше... и всё - всё! - было знакомым!
   Анна пыталась вспомнить, как улица выглядела в нормальной жизни... и её нынешние впечатления упрямо накладывались на воспоминания...
   Перебирая в памяти тысячи мелочей, она с ужасом осознавала, что помнит каждый пятачок проклятой улицы... которая никогда - никогда! - не была такой бесконечно длинной!
   Она чувствовала, что каждый из них - Илья, Мёрси и даже Сашка - тоже пытается уложить, утрясти в памяти новые впечатления, без конца сопоставляя их со старыми... и тоже не может этого сделать.
  
   ...Всё было, как раньше!
   ...Раньше всё было не так!
  
   Вот дом Аллы Фроловой. Когда-то они были подругами, пока Алла не вышла замуж за солидного пожилого чеченца и не укатила с ним в Москву. Десять лет назад, Анна с мужем и Вовкой переехала на Московскую, Алла приходила к ним на новоселье. Первое время Анна нет-нет, да и забегала к ней в гости... и на дорогу пешком у неё всегда уходило десять минут ...
   Да-да! Вот он, этот чёртов дом, стоит на месте! И дорога до него по-прежнему знакома до последнего тополя.
   Да только шли они сюда - часов десять.
   - ...твою ма-а-ать! - протянул Илья и зло стукнул палкой по стволу дерева.
   - Привал, - устало сказала Анна. - Сядем, отдохнём... и ты нам всё расскажешь, Илья.
  
  
   Глава 33
  
   Илья
  
   - В общем-то, Анна мне сказала меньше, чем знает. Такое у меня впечатление, - шёпотом сказал Илья, ставя банку тушенки в костерок. - Наверное, у неё самой в голове всё перепуталось... Сатана, Бог, дети, туман.
   Они сидели у крыльца салона "Оптика" на стульях, вытащенных из маленькой приёмной. Крыльцо занимало часть тротуара у старой "брежневки", ближе к торцу здания. Почти впритык к нему возвышался свежий деревянный забор с навесом над дорожкой для пешеходов. Доски вкусно пахли сосной. Над головой уютно шелестел клён. Место было по-домашнему чистенькое и тихое, что, собственно, и привлекло всех четверых.
   - Она говорит, что туман - это часть его, - заметила Мёрси, которой тушенки совсем не хотелось. Она уже решила, что вывалит в котелок четыре пакетика "Супа харчо" и порежет в этот суп копчёную колбасу маленькими кубиками. Дело это неспешное, даже нудное. Котелок-то есть, есть и вода, а вот с огнём будут проблемы. Впрочем, от забора Сашка оторвал несколько досок и ловко расщепил их топориком. Топорик, конечно, полное говно и надолго его не хватит... вид у него уже сейчас такой, будто им пирамиды вытёсывали, но... но и хрен с ним, что теперь, убиться что ли?
   - Саша, нам бы ещё дров, - сказала она, высыпая пакетики и заливая их водой из фляги.
   - Похлёбка! - воскликнул Илья, тоже отцепляя свою флягу. Стаканчик с водкой он прижал к груди левой рукой. - Ох, не дождусь, супа хочется, как из пушки!
   - Вот и лопайте пока тушёнку с сухарями, а тут ещё ждать и ждать, пока закипит...
   - Анна с собой шоколадки возьмёт, - доверительно сообщил им Сашка и с треском оторвал доску соседнего забора. - Она тоже хотела суп варить! Только она, наверное, вначале за лекарствами пойдёт.
   В тумане далеко-далеко в стороне звякнул трамвай. Мёрси пододвинула к себе ружьё со вставленным гарпуном, лежащее у костра. Двустволка Сашки висела у него за спиной.
   - Пожрать спокойно не дадут, - вздохнул Илья и нетерпеливо закричал. - Анна! Ты чего там возишься?
   В тумане скрипнула дверь.
   - Иду, - спокойно ответила Анна. - Не ори на всю округу. Подумаешь, трамвай...
   - Ну, как? - с любопытством спросила Мёрси.
   - Хороший салон оптики. Сразу видно - бывшая квартира. Маленький и аккуратный сортир. Мёрси, там кулер стоит, не забудь фляги наполнить... - Анна спрятала в карман потушенную свечу. - Свечи у тебя есть?
   Мёрси выразительно похлопала по одному из карманов.
   - Картошку будем чистить? Для супа.
   - Не хочется возиться, - ответила Анна. Мысли её явно бродили где-то далеко. - Лучше сунь её на угли, запечём.
   - А мы тут о тебе сплетничали, - сказал Илья, восседая на стуле со стаканчиком в руках. Сашка с треском выворотил ещё две доски и стал тюкать по ним топориком.
   - Вот... говорю, косточки тебе перемывали! - переждав треск, продолжил Илья. - Ты говорила, что туман - часть этого твоего ... ну, понимаешь... приятеля...
   - Сатаны, - просто ответила Анна. - Именно так он мне напоследок и заявил.
   Мёрси вздохнула.
  
   Илья продолжал говорить. Честно говоря, больше всего ему хотелось лечь... да хотя бы в том же салоне! Спина болела, ноги ныли. Наверное, он чересчур напрягся, когда пытался вырваться от хватки этих поганых рельсов. Как всегда, помогала "алкогольная анестезия", но - увы! - водку можно было пить до определённого предела... иначе в нашей маленькой компании появится не просто инвалид, а в жопу пьяный инвалид, которого уж точно придётся тащить на спине. Или ждать, пока этот чёртов алкаш проспится...
   Разговоры отвлекали от боли.
  
  
   Мёрси
  
   Она достала зеркальце. Из крохотной глубины на неё глядела совсем незнакомая девушка. Без макияжа она была совсем юной... но огромные глаза, обведённые синевой, смотрели упрямо и строго. Мёрси вздохнула и потянулась к угольку, заранее отложенному подальше от костра. Уголёк был тёплым. Она взяла его в руки и поднесла к лицу. Пахло приятно...
   На мгновение заколебавшись, она мельком глянула на Илью... и решительно провела первую черту. Мёрси делала себе боевую раскраску, сама не зная, зачем. Всё вокруг было не похожим на то, что было с ней раньше - оно было совсем другим. Мир стал жёстким и напряжённым, как мышцы огромного зверя. Они перекатывались, покрытые слоем тумана, где-то неподалёку, за пределами видимости... но совсем рядом. Этот мир скрывал в себе мерзкое. То, что в любую секунду могло пугающе быстро вынырнуть из тумана.
   Раскраска получалась свирепой. Это успокаивало. "Уж не знаю, почему, но от этого мне становится легче! - думала Мёрси, проводя очередную жирную линию. - Я - Мёрси - на тропе войны"...
  
  
   Сашка
  
   Анна сказала, что дров уже хватит. А топорик я оставил всё-таки, хоть он теперь и никуда не годился, да! Мы с Мёрси доломали остатки досок, прыгая на них. Она себе сделала индейское лицо, так интересно! Мне понравилось. Если бы у неё были лук и стрелы, она бы стала похожей на красивую девушку-воина, которую мы с Ильёй видели по телевизору. Очень красивая стала Мёрси, просто глаз не оторвать. Она Илье нравится, я знаю.
   Я сел у костра и стал ждать суп. Пахло очень вкусно. Даже туман стал принюхиваться. Он пытался придвинуться ближе, но он не любит нас, поэтому только клубился вокруг и злился.
   А потом мне захотелось спать.
   Илья говорил, что Сатана похож на подростка, которому всё не нравится. И мир, и родители, и люди... потому что у него нет друзей и подросток пока ещё глупый.
   - Помнится, читаю как-то на форуме е1 точка ру: "Поскорее бы кто-нибудь нажал на ядерную кнопку, чтобы все сдохли!". Вот и твой знакомый, Аня, из тех же. Вроде Маяковского: "Я знаю, что гвоздь у меня в сапоге кошмарнее, чем фантазия у Гёте!". Только пацан вместо того, чтобы убрать гвоздь, решает весь мир сжечь... вместе с сапогом.
   - Да, он здорово похож на капризного юного засранца, - сказала Анна. - Тут ты прав.
   Она очень похудела. Я знаю, что она всё время думает о Леночке, - мне очень жаль её.
  
   А потом я задремал
   Я видел большую доску в милиции. На ней кривились и скалились лица. На такой доске висят фотографии тех, кто злой, кого ищут за преступления.
   Я видел там своё лицо. Оно смотрело на меня и что-то кричало. Оно было плохое. Оно не могло принадлежать мне... но оно было моим...
  
   - Башку отрежу, - перескочив через бруствер, сказал запыхавшийся Митёк. - Пепельницу сделаю, слышь, Додон?
   - Слышу, - ответил я, набивая рожок патронами. - Мне пох. Сюда только не тащи, тухлятину эту, а то я тебе самому башку сверну.
   Со стороны насыпи несло тяжёлым трупным запахом. Вчера там было жарко... там остался почерневший Вакса и теперь его раздуло, как будто все его понты, все его страхи, все его брехливые истории пытались вырваться наружу. Впрочем, наверное, он уже лопнул... всю неделю стоит пекло.
   - У нас у одного мужика в гараже череп был, - говорил Митёк. - Под окурки. Говорит, с кладбища приволок. Сосед у него был набожный, - увидел как-то и давай креститься. Говорит, похоронить надо! Мы со смеху уссались. Хотели ему в машину подкинуть, а сосед не дал. Слышь, Додон?
   - Слышу.
   - Соли нахерачить побольше и - варить. Выварится. Верно?
   - А то.
   - Вакса говорил, что в Москве за такой череп тыщу баксов дают. Коллекционеры, мол, с руками рвут, лишь бы настоящий. А с золотыми зубами - и все три.
   - Фигня.
   - А что - фигня? Ты же там не был, не знаешь! Фигня... скажешь тоже...
   - Мечтай, мечтай...
  
   Я проснулся оттого, что чуть было не закричал.
   Это был плохой сон. Он зудел, он разлагался, он причинял боль. Он грыз мне голову... прямо там, за правым ухом...
   Это был мой сон. Мне хотелось выскрести его ногтями, прямо вместе с мозгом... но все опять будут бояться, если я упаду...
  
   Мне хотелось помолиться Богу, чтобы у меня не было такого приступа, какие были раньше... но я не знал, как это делают. Я не знал, как надо молиться, чтобы Бог помог тебе! И я стал молиться детям, - всем детям, к которым мы идём, - чтобы они были храбрыми... чтобы их храбрость хоть немного передалась мне... и мне всё равно было страшно.
  
   - ...Вот, например, дикари съедали противника, чтобы их доблесть передавалась им, так сказать, напрямую! - говорил Илья.
   - Фу, пакость какая, - поморщилась Мёрси. - Ну тебя в жопу, Илья... на ночь такие гадости рассказывать!
   - Это потому что я выпил. А выпил, потому что спина болит, - сказал Илья. - О! Сашка проснулся. Ты чего такой печальный? Кошмары снились?
   - Да, - сказал я, и чтобы не заплакать, закрыл голову руками.
   - Э-э! Ты это брось! - встревожено воскликнул Илья. - Ты чего это?
   Но я уже убрал руки.
   Я просил у детей храбрости... я хотел, чтобы они поделились со мной...
  
   ...дикари съедали...чтобы доблесть передавалась...
  
   Я ничего не помню. Я не помню своего имени. Я не помню кто я и откуда. Я не знаю, кем я был.
   Я не хочу этого знать.
  
  
   Мёрси
  
   Она испугалась, что Сашке сейчас будет плохо... и даже невольно отодвинулась от него. Сашка посмотрел на неё полными слёз глазами. Мёрси показалось, что он глядит на неё с немым укором... но тут закипевший суп выплеснулся из котелка.
   Суп получился на славу! Пока Мёрси возилась с сухарями, пока все дружно застучали ложками, Сашка уже пришёл в себя.
   - Мазь и таблетки, - сказала Анна. - Вон там, через дом, детская поликлиника. Наберём лекарства, раз твоя мазь кончилась. Нет, чтобы сразу сказать! Я где-то видела нужные таблетки, да не подумала, дура, что ты, видите ли, такой деликатный!
   - Беспечный... - пробормотал Илья, поморщившись. - Вечно молодой, вечно пьяный. Не дави, ё-моё! Больно же!
   - Не давлю я... - Анна ещё раз прощупала спину Ильи. - В общем, так и можно и до постельного режима допрыгаться. Куда мы тогда с тобой? Сиди здесь, а мы с Мёрси... нет, лучше с Сашей добежим до аптечного киоска в поликлинике. Это на пять минут.
   - Мы же не хотели разделяться, - хмуро сказала Мёрси, очищая печёную картофелину.
   - Здесь два шага. Дольше собираться будем.
   - А мы с тобой, красавица, наконец-то останемся наедине! - подмигнул Илья. - Вот тут-то наша любовь и о-су-щест-вит-ся!
   Мёрси невольно фыркнула. Юморист этот Илья, прикольный юморист! Но ей действительно вдруг захотелось посидеть у костра вдвоём. Выпить немного коньяку, зажевать его шоколадной конфеткой из коробки, поболтать немного, пока Сашка с Анной потрошат аптеку. "Будем строить глазки! Заведём немного мужика... как будильник, - пусть у него пружинка напряжётся!", - говаривала в таких случаях хитрая проныра Брюля.
   Нет, заводить Илью, как мужика, Мёрси не хотела...
  
   ...или хотела?..
   ...вот, ведь, загадка...
  
   - Ладно, я за ним тут присмотрю, чтобы не наклюкался, - сказала она. - Идите, раз недалеко. Если что - кричите во всё горло.
   - "Вы нам только шепните, мы на помощь придём!..." - пропел Илья смутно знакомую Мёрси песню. - Возвращайтесь скорее, графиня! Невинность вашей воспитанницы под угрозой! Я развращу её, как похотливая обезьяна. Слышишь, Мёрси? Про обезьяну - это цитата из письма о Пушкине. Он там, в молодости, каких-то девиц растлевал...
   Анна с Сашкой уже уходили. Илья стал рассказывать о "Демоне" Лермонтова. Мёрси поворошила костёр, подложила в него несколько обломков доски и стала слушать. Уж чего-чего, а рассказывает Илья здорово! Даже про то, о чём в школе, вроде бы, учили... да только тогда это было скучно до полного опупения.
   Доски шипели в огне. Иногда сосна стреляла - щёлк! - и из костра вылетала маленькая, но очень сердитая, огненная фея... во всяком случае, Мёрси очень хотелось, чтобы это было именно так. Она смотрела на огонь, слушала Илью и думала о том, как было бы здорово, если бы он был нормальным парнем...
   Но был бы он таким... таким начитанным, таким интересным?
   Мёрси подумала, что нет.
  
   ...А он бы тогда нравился мне?..
  
   Мёрси тряхнула головой - вот, ведь, одолели дурацкие думы, а?
  
  
   Анна
  
   В холле детской поликлиники было сумрачно. Туман висел серой кисеёй, как надоедливая пыль, упорно не желающая рассеиваться. "Здесь и в прежние-то времена не особенно светло и просторно было, а теперь и вовсе..." - сердито подумалось Анне. На решетке, ограждающей стеллажи и стойку регистратуры от холла, туман тянулся длинными мохнатыми хлопьями. Это было неприятно похоже на клейкие ленты, густо облепленные черными мухами...
   Но в целом всё было знакомо и даже как-то настраивало на умиротворённый лад. Бог ты мой, даже мысли пришли привычные, "мамочкины". "Именно "мамочками" обычно зовут всех нас, когда мы приходим сюда с детьми... и зачем понадобилось ограждать многоуважаемую регистратуру от озабоченных хлопотами мамочек с их испуганными и растерянными ребятишками?" - это Анне всегда было непонятно, и именно об этом ей подумалось, как только глаза привыкли к сумраку.
   В центре холла тумана почти не было, но по углам, на лестнице и в узких коридорах он противно колыхался вязким серым киселём.
   - Саша, подожди немного, давай определимся, так сказать, по месту. Аптечный ларек... он на втором этаже в центре по коридору. Если, конечно, ничего не изменилось за последнее время...
   В последний раз Анна была здесь полгода назад вместе с подругой, родившей двойню (без мужа - неожиданно для всех и для себя...ха-ха! сюрприз, святым духом принесло!)
   - Это наверх, да?
   - Да. И давай-ка, ты первым, а я за тобой, - Анна проверила своё подводное ружье - один гарпун был заряжен и ещё несколько "стрел" торчали из самодельного колчана. Нож в кожаных ножнах висел на ремне справа. Тяжесть снаряжения успокаивала, - чего греха таить! - успокаивала... но Анна очень надеялась, что уж здесь-то не придётся применить свои "боевые навыки". Всё-таки детское учреждение...
   ...как и садик во дворе... спокойное надёжное место... Леночка... Вовка...
  
   Сын панически боялся уколов. С самого раннего детства. На пороге процедурного кабинета он покрывался испариной и замирал, как мышонок под взглядом удава. Причём, если другие дети устраивали истерики, вопили, брыкались и вырывались из рук матерей, то Вовка молча затравленно смотрел на Анну. Бледный, как смерть. Глаза наполнялись слезами, а потом, не в силах удержаться, слёзки одна за другой выплёскивались и катились по щекам, падали вниз крупными каплями - и всё происходило молча...
   Это было ужасно! Прежде, чем войти в кабинет, Анна вытирала Вовке слёзы платком. И крепко брала за потную ручонку. Сын молчал. "Какой послушный, спокойный мальчик!" - всегда радовались процедурные сёстры. Но Анна каждый раз умирала вместе с сыном и воскресала снова, когда они вдвоём выходили из поликлиники на свежий воздух.
   Поэтому, когда в пять лет у Вовки случилось воспаление лёгкого, Анна решительно купила необходимое количество одноразовых шприцов, и научилась колоть ребёнка сама. Иначе они вдвоем, наверное, упали бы в поликлинике с сердечным приступом перед десятым уколом прямо посреди коридора третьего этажа.
   Смешно? Наверное да - со стороны смешно. Кто не был матерью - не поймёт...
   И вообще - в поликлиниках нет ничего весёлого... кроме зайчиков и медвежат на стенах...
   Разве что по вторникам, в "день малютки", когда перед входом устраивалась стоянка из разноцветных детских колясок, а всё помещение оглашалось громогласными воплями здоровых, вечно голодных "грудничков", в этом здании царило жизнерадостное оживление...
  
   Анна ненадолго отвлеклась и даже повеселела, представляя реакцию Ильи, когда она предложит сделать ему обезболивающий укол "Диклофенака" в задницу. "И никуда не денется, - подумала Анна, - спину надо срочно лечить, иначе не дойдёт Илюша до финиша. Главное - найти лекарство...где же этот чёртов аптечный киоск?"
   Сашкина фигура смутно маячила впереди по лестнице. Ружьё болталось на плече стволом вниз. "Интересно, зачем ему ружьё в таком тумане, да ещё и не стреляющее?"
   Анна вдруг представила, как Сашка медленно снимает ружьё с плеча, неуклюже поворачивается к ней...
  
   ...он взводит курки и небрежно целится прямо в лицо Анне...
   ...пуля вылетает из ствола и красиво, как в "Матрице" плывёт навстречу, вгрызается в тонкую кость лба, пробивает череп, выходит через затылок, выплёскивая кровь и мозги...
   ...кровь течёт по лицу Анны...
   ....и все проблемы на этом заканчиваются...дальше без меня, ребята...удачи вам... и - прощайте!
  
   Сашка неуклюже поворачивается к ней через правое плечо...
   ...и улыбается.
   - Перила для детей! Низенькие такие, да!
   - Да, Саша, низенькие.
  
   ...какая дрянь лезет в голову...
   ...туман...
  
   На повороте лестницы, на первой же площадке Анна на секунду замешкалась. Ей послышались детские голоса - оттуда, снизу, от регистратуры. Приглушённые обрывки разговоров, резкие реплики.
  
   ...талончики к хирургу закончились! запись завтра с девяти часов!
   ...мама, мама, я хочу гуля-а-а-ать...
   ...девушка, найдите карточку, там живая очередь...
   ...год рождения, адрес, - побыстрее, мамочки, побыстрее...
  
   ...и - голос сына - такой родной, почти забытый - мам, мы уже всё, да? завтра не придём?
   ...и - голос Леночки - а у вас детки есть?...можно я буду звать вас мамой?
  
   Анна резко оглянулась и даже сделала шаг назад, но вовремя спохватилась, - обман, обман, снова обман - здесь никого нет, кроме нас, - опять повернулась, и - Сашки впереди не было! Только что в тумане маячила его широкая спина, такая уверенная, спокойная, надежная, с бесполезным ружьём... и вот - ничего кроме желейных желто-серых клубов мути над ступенями.
   - Саша! Сашка! - громко, сердито крикнула Анна. Ну, куда его понесло, дурака?!
   Тишина... и только какое-то довольное чмоканье снизу.
   - Саша-а-а!!!! - Анна кинулась вверх по лестничному пролету. Она споткнулась и чуть не упала, чудом удержав в руке подводное ружьё. Сердце бешено колотилось. В панике она повернула на сто восемьдесят градусов - обратно, вниз по лестнице на междуэтажную площадку. Лестничный пролёт вёл наверх. Только что она поднималась снизу, а теперь ступени вели наверх! Снова туда - следом за пропавшим силуэтом Сашки!
   Анна остановилась, как вкопанная. Посмотрела налево, направо... оба лестничных пролёта поднимались вверх... под крутым углом. Она стояла одна на лестничной площадке между вторым и первым этажами, как на дне ущелья, судорожно нащупывая в колчане гарпунные стрелы, кусая губы,... и дороги обратно вниз не было. Как не было ни Сашки, ни звуков, ни надежды, да и сил, наверное, уже никаких не было - только настойчивая мысль пульсировала в висках: "Одна, неужели опять одна? Одна... не хочу...не могу... не могу!!!"
   Весёлый гном смотрел на неё со стены. Губы его были ярко-красными, как будто старый бородатый хрен только что напился крови. Он подмигивал, глумливо разведя руками - а вот тебе, мамочка! Вот тебе! Приколись. У нас тут весело.
  
  
   Илья, Мёрси
  
   Оно, под водочку-то, хорошо идёт. Разговорились. И спина почти не ноет, во всяком случае, если сесть удобнее, палки лыжные положить одним концом на сиденье и на них правую ногу пристроить - удобно! Жаль, стул офисный, не очень мягкий, но "за неимением кухарки дрючат и дворника", как говорил бывший оператор станков с ЧПУ завода 333, а ныне вполне нормально преуспевающий бизнесмен Важенин, совсем недавно переехавший из 21-го дома в другой район вместе с женой Наташей-сомелье.
   - Я тут как-то наткнулся на газеты 90-х. Сашка с антресолей их достал. Вроде, и времени немного прошло, а читаешь - глаза на лоб лезут. И о чём только не болтали люди в то время! Вот ты, Мёрси, скажи мне - рубль сейчас конвертируемый или нет?
   - Да хрен его знает, - пробормотала Мёрси, решившая почистить свой пистолет. Саша показал ей, как это делается, вот Мёрси и решилась. Дело было совсем непривычное... и какое-то неуместное. Хорошо, хоть оружейную смазку запасливый Сашка в "Охотнике" в своё время прихватил, а то бы ковырялась сейчас Мёрси какой-нибудь веточкой, как дитё. И запорола бы оружие - это уж точно!
   - Вот и я не знаю. Так вот, в те времена о конвертируемости рубля только и талдычили. Я вспомнил, как даже в "чайхане" об этом нет-нет, да и заведут разговор. Понимаешь? Чуть что - мужики горячатся: "Это всё потому, что рубль неконвертируемый! Вот введут его и сразу у нас в России всё нормально будет!"
   - И чего?
   - Да так... к слову. Просто тогда все трепали именно эту долбанную конвертируемость, как панацею, а сейчас панацеей считают что-то другое. Каждой пятилетке - свой фетиш. Все машут руками, дискутируют, спорят... и все этим довольны. Мол, в спорах рождается истина. Всегда... и сейчас - тоже.
   - Какое тебе "сейчас"... вымерли все... наврал этот ваш Сатана, вот и всё.
   - Наврал... - Илья вздохнул и стал откручивать колпачок фляги, - хорошо бы - "наврал"...
   Он выпил глоток, поморщился, потряс головой и продолжил:
   - А вдруг, не наврал? И сидим мы сейчас с тобой в параллельном мире! А в нашем, родном, мире обсуждают какой-нибудь очередной План спасения родины из тисков кризиса...
   - Не трави, блин, душу! - рассердилась Мёрси. - Какая разница, параллельный мир или перпендикулярный! Мы-то, здесь сидим!
   - Тихо, тихо... не горячись! - примирительно сказал Илья. - Что ты... взвилась, как петарда? Это я так... развлечь тебя пытаюсь.
   - Не надо меня развлекать, - буркнула Мёрси, протирая рукоять собранного ПМ и запихивая его в кобуру. - Я и без этого развлечённая. Мне, вон, в туалет надо, а одна идти боюсь. Оторви задницу от стула и проводи даму пописать.
   - Это мы запросто, - засуетился Илья. Кряхтя, он поднялся и вдел руки в петли лыжных палок. - Это нам пара пустяков. Можете заодно и покакать...
   - Вот принёсёт Анна шприцы и будем мы тебя колоть со страшной силой, - заявила Мёрси. - Перестанешь кряхтеть, как старый дед, и гадости девушкам говорить!
   - Какие ещё шприцы? - подозрительно спросил Илья. - Не надо нам никаких шприцов! Мы и слов-то таких не слыхивали. Вот ещё, моду взяли, инвалида обижать... таблетки - и всё!
   - Ничего, уколы лучше! - мстительно сказала Мёрси, доставая из кармана пачку бумажных салфеток и свечу. - Так... бумага есть... свечка, спички здесь... пошли!
   - Уколы... - бормотал Илья, сопровождая Мёрси. - Блин, Гиппократы хреновы, эскулапы-любители! Не дам я вам свою задницу! Разогнались! Сами ширяйтесь хоть до опупения, а ко мне даже и не подходите!
   Мёрси зажгла свечу и прошествовала через офис в сортир, чувствуя себя по-идиотски. Раньше они ходили вдвоём с Анной. Опасливо приоткрыв дверь, она осветила туалет. Всё было спокойно и даже как-то по-домашнему уютно.
   - Если страшно, давай на улицу пойдём. Присядешь за углом, - сказал Илья, усаживаясь в кресло.
   - Всё нормально, - огрызнулась Мёрси. - Не мешай.
   - Хорошо, - покорно согласился Илья. - Не буду мешать тебе сосредоточиться. Если надо, могу переливать воду из стаканчика в стаканчик, чтобы тебе было легче настроиться на нужную волну...
   Мёрси невольно фыркнула, на мгновение представив себе эту сцену. Показав Илье средний палец, она, улыбаясь, вошла в туалет и закрыла за собой дверь на задвижку, - вдруг откроется... неловко будет. Блин, ну тут и слышимость... каждый шорох, как из телевизора, отчётливо и чуть ли не с эхом...
   Облегчая ей жизнь, понятливый Илья забарабанил пальцами по жестяной боковине системного блока офисного компьютера и запел:
   - Солдатушки, бравы ребятушки, да где же ваши жёны! Наши жёны - пушки заряжёны, да вот где наши жёны!
   "Замечательно! - подумала Мёрси. - Мне осталось только подпевать... сидя на толчке!"
  
   ...Из тумана вынырнул Пёс. Он подошёл к оставленному костру и на мгновение повернул огромную голову к двери салона "Оптика". Принюхавшись, он хмуро побежал дальше. Сашки здесь не было. Он ушёл. Ушёл дальше.
   Пса ещё можно было узнать... но теперь это был массивный зверь в шипастом ошейнике. Глаза его горели мрачным светом, мощный загривок покрывала густая рыжая шерсть. Тугие мышцы бугрились под шкурой. Исполосованная шрамами морда пугала.
   Зверь скрылся в тумане. След Сашки был отчётлив - он прошёл здесь чуть меньше часа назад.
  
  
   Сашка (последние минуты)
  
   Он поднялся до второго этажа и остановился. Анна, вот только что шедшая следом, исчезла. Наверное, она просто отстала, да! Надо подождать.
   Он стоял, глядя вверх. Всё было тихо, только где-то далеко-далеко старательно брякало пианино: "Мишка с куклой громко топали, громко топали, топ-топ-топ..." - это в поликлинике-то!
   Сашка, улыбаясь, повернулся назад и открыл рот, чтобы окликнуть Анну...
  
   - Додон, сука! Прикрывай! Х...ля ты вошкаешься!!! - прямо в лицо проорал мокрый и грязный Вакса. - Слева, слева держи, б...дь, порежут, ведь, всех!
   Под ногами чавкало. Мина, шлёпнувшаяся рядом, подняла фонтан ржавой воды и болотной жижи...
  
   Сашка упал на колени, закрывая руками лицо. Додон... Вакса... головы, вонюче булькавшие в огромной кастрюле, на боку которой масляной краской криво написано "Пищеблок, 2-е отд." Окровавленные клочья комбинезона... черви, копошащиеся в глазницах... тёплая нежная кожа на внутренней стороне бёдер девчонки, блюющей от страха...
   ... псы, рвущие плоть...
   - Тебя убить мало... я тебя пытать буду... - лицо с обмёрзшими усами склонилось над ним. С каждым словом изо рта шёл пар, словно дым изо рта дьявола.
   ...он воткнул палец в глазницу...
   ...он всё-таки ушёл, оставив трупы Кабана и собак...
   Это было... это было - Африка?! Терпкий вкус на губах. Вонь прожаренной солнцем улицы... раздувшиеся трупы собак, коз и людей, валяющиеся на утрамбованной плоскостопыми подошвами земле... что-то гниющее, прикрученное к стволу... головы, насаженные на торопливо выструганные колья... просто на заострённые ветки... безумные глаза чернокожего, которого привязывают к бамперу верёвкой, продетой через его нижнюю челюсть... патроны... раскалённый на солнце ствол...
   Он. Это всё он, Сашка...
   Это он? Сашка?
   Его зовут Юрий!! Но это давно... сейчас он - Додон.
   Тысяча двести баксов за офицера, пятьсот за солдата. Псы войны... "Это спецоперация, говнюки, а не сафари!"... им повезло...
   Сашка замычал, выгибаясь от нестерпимой боли, от которой лопалась голова.
   Юрий замычал, выгибаясь от нестерпимой боли, от которой лопалась голова.
   - Ты подохнешь, Додон, - спокойно сказал ему человек, отозвав собак. Он присел рядом на корточки и снял перчатки. - Ты мразь.
   - Я работал на вас же... - прошептал Юрий. - На вас же, брателло...
   - Ну, считай, что ты уволен, - человек наклонился над ним. Собаки шумно дышали, окружив их на утоптанном снегу. - Тебя убить мало... я тебя пытать буду...
  
   Солдат. Наёмник. Солдат. Педофил. Солдат. Сумасшедший. Киллер.
   Человек без памяти.
   Вспомнивший.
   Сашка... Юрий... Сашка бился головой о прутья перил, лёжа на втором этаже детской поликлиники "Родничок", Екатеринбург, Средний Урал, Россия. По подбородку стекала окровавленная слюна, глаза закатились.
  
   ***
  
   - Слышь, а куда его теперь? - спросил Илья, утирая пот платком.
   - Да хрен его знает! В этом году уже пятый случай полной амнезии. Даже по телику показывали. Ходят по кругу и не помнят ни хрена, - с досадой ответил мент, закуривая. - По идее, надо его в больницу. Ну, бл...дь, не было нам печали! И так дел до хрена, а сейчас на полдня возни с этим...
   - Ну, пусть со мной пойдёт. Посидим в чайхане, водочки накатим, может и вспомнит, что к чему. А к вечеру я его обратно приведу, ладно?
   - Илья, выручай! Да хоть на всю жизнь забери и чучело набей - я только спасибо скажу! Слышь, мужик? Иди пока с Ильёй. Да не реви ты, что ты сопли развесил?!
   - Может, он из дурдома сбежал?
   - Да х...й его знает, не до него пока! Иди, пока начальство не узнало. Если что - звони!..
  
   ***
  
   Да, так оно всё и было.
  
  
   Глава 34
  
   Анна
  
   Удача - аптечный киоск находился на прежнем месте - посередине коридора второго этажа. "Надобно довести до конца начатое, а потом подумать, что делать дальше" - решила Анна...мы здесь уже сколько минут, часов? - неизвестно... Коридор оказался таким же невероятно длинным, как и лестница ведущая наверх - нереально крутой.
   Вопреки ожиданиям Анны, Сашки возле киоска не оказалось. Зато пластиковая хлипкая дверца ограждения была приоткрыта. "Совсем хорошо! Не придётся ломать замок или бить стекло", - Анна осторожно приоткрыла дверь и втиснулась в промежуток между прилавком и витринными стеллажами. Разовые шприцы нашлись почти сразу - упаковками по десять штук. А вот и нужные ампулы, болеутоляющие таблетки, аспирин - тоже неплохо. Анна аккуратно складывала лекарства в пластиковый пакет-майку. Взгляд зацепился за футляр "домашняя аптечка". Что там внутри? Жгут, бинт, пластырь, перекись, ещё что-то... по мелочи. Выкинув прочь ненужную дребедень, Анна набила аптечку перевязочными материалами. Несколько плиток "детского гематогена" сунула в карманы джинсов. Пакет привязала к ремню рядом с ножнами, чтобы не занимать руки... вышло не очень красиво, но зато удобно
   Шуршание пакетов и упаковок действовало на нервы. Оно было... оно было чересчур громким в стоялой тишине поликлиники, которая раньше не ведала такой давящей немоты. Уронив на пол какую-то баночку, Анна вздрогнула - звонко! Как будто на лист металла уронили молоток. Наверняка, это туман так усиливал и чуть-чуть искажал звуки. Зато на улице, бывает, в двух шагах не определишь, что и где шумит...
  
   Анна машинально нагнулась за баночкой, чтобы поставить её на прилавок...
   - Та-а-ак... а кто платить за всё это будет?
   Анна вздрогнула и обернулась. В дверях в небрежной позе, уперев руки в боки, стояла дебелая блондинистая девица в халате. Судя по бэджику на кармане - фармацевт. Имя на бэджике было неразборчиво. Короткий халатик туго обтягивал крутые бёдра. В глубоком вырезе - груди, верхушки двух бежево-розовых полушарий. "Корсет, или всё-таки силикон?". Анна машинально отметила гладкие стройные ноги без колготок
   - А что, касса работает? - сухо сказала она, сердясь на себя за испуг. Она была твёрдо уверена - секунду назад в проёме двери никого не было. Туман... Сатана... это его паршивые фокусы...
   - Хамите, мамочка. У нас тут всё на учёте. Воровство получается, - девица нагло облизнула кроваво-красные накрашенные губы.
   - Давай, вызывай милицию. У меня с собой денег нет, - Анна спокойно заправила под косынку выбившуюся прядь волос.
   - При отсутствии денежных знаков возможен бартер. Натуральный, так сказать, обмен - девица провела ладонями по халатику - от груди по бокам, и вниз, оглаживая бёдра. Грудь ещё больше поднялась, в вырезе показались коричневатые околокружья.
   "Она что, соблазняет меня, что ли? - Анне вдруг стало смешно, - совсем тут в одиночестве с ума рехнулась туман-деваха, - рехнулась среди нарисованных на стенах клоунов-зверюшек". Взгляд Анны скользнул на ноги красотки. Гладкая кожа стремительно покрывалась густым, жёстким, черным волосом. Мышцы приобрели бугристость. Девица с кривыми мужскими ногами сделала неуклюжий шаг навстречу.
   - Не подходи! - Анна схватила с прилавка гарпунное ружьё, и направила его в сторону нечисти.
   - А то что, ну что? - глумливо пропело существо в белоснежном халате, делая ещё один шаг и играя бёдрами.
   - А вот что! - Анна твёрдо нажала спуск. Гарпун вылетел из ствола и вонзился над правой грудью "красавицы". Верхняя пуговичка халатика с треском оторвалась, грудь вывалилась наружу, кожа лопнула над самым багровым, сочным соском. Из образовавшейся бескровной щели вывалился силиконовый протез и смешно (если бы это не было так ужасно) запрыгал по полу.
   - Зачем такое тело портить?! - обиженно воскликнуло существо удивлённым, но грубым, с хрипотцой, мужским голосом. Холёные руки с наманикюренными ноготками схватились за древко гарпуна, безуспешно пытаясь выдернуть его.
   "Всё-таки силикон..." - заключила про себя Анна, быстро заряжая ружьё новым гарпуном... ах, Сашка, спасибо тебе, что научил!
   - Товар ворует, да ещё и стреляется! - завопила нечисть по-бабьи тонко и пронзительно.
   Анна молча выстрелила второй раз. Гарпун вошёл девице прямо в стремительно раздувающийся живот. Чванк! Из раны брызчатой струёй хлынула густая вонючая жидкость. По белому халату, по волосатым ногам, чёрной лужей разливаясь посередине прохода. Анна сделала шаг назад, чтобы не попасть под брызги... чтобы не наступить на краешек этой отвратительной лужи. Она была спокойна. Возможно, где-то там, глубоко и далеко, попискивала от страха прежняя Анна... да только не она теперь правила бал, да!
   Девица медленно "стекала" вниз. Гарпуны, шипя, растворялись в черной слякоти, как в токсичных отходах. Бляк-бляк-бляк! - силиконовый протез неуместно весело, лягушкой, запрыгал в сторону бывшей "хозяйки". Он шлепнулся в центр лужи и, коротко заверещав, задымился и замер неподвижно. "Отвеселился!" - криво усмехнулась Анна.
  
   Он сглотнула, пытаясь сдержать внезапный позыв к рвоте. Мутило так, как давно уже не случалось. Злость захлестнула всё её существо. Чтобы выбраться из киоска, надо было перешагнуть через зловонную грязь с мокнущей в ней силиконовой дрянью. Анна сдёрнула с головы лихую косынку с черепами. Расправив, накинула на кучу, прикрыла хотя бы ненадолго. Косынка моментально начала промокать. Анна, не раздумывая, перешагнула через неё и вышла в коридор, радуясь, что успела вовремя набрать всё необходимое и привязать пакет к поясу.
   - Говоришь, весело тут, да? Давай повеселимся! Посмотрим, кто посмеётся последним, шутник! - негромко и сердито сказала Анна. Она пошла дальше по длинному коридору, внимательно посматривая по сторонам. Теперь надо было найти Сашку и лестницу, ведущую вниз, к выходу. Туман боязливо жался к стенам, залезал под скамейки возле дверей в кабинеты.
   Анна шла посередине, сжимая ружье с последним, заправленным в него гарпуном, закусив губы и прищурив глаза. Она немного гордилась собой... но, впрочем, в этом не было ничего стыдного. Она убила тварь. Она не испугалась. Она найдёт свою дочь, и если понадобится, схлестнётся с поганцем, который её похитил.
   Она представила, как всаживает гарпун прямо в глаз Сатане, и нервно засмеялась. Ей хотелось этого. Ей хотелось этого так, что сводило скулы! Ей хотелось этого, как никогда не хотелось ничего и никого на свете.
   - Ах, ты, дрянь... держись! Я сегодня не в духе.
  
  
   Коваленко
  
   - Давно я тебя таким счастливым не видел, - прокаркал в ушах голос Бриджеса. - Даже, когда ты на концерте во всё горло песни распевал.
   Коваленко поправил наушники и подрегулировал звук, чтобы старик Бриджес не сопел прямо в уши.
   - А чего бы не радоваться? - ответил он, ухмыляясь. - В атаку пошли, как-никак. С пробойником, как со штыком, наперевес!
   - Вот-вот, - вздохнул Бриджес. - В последнее время ты кидаешься на испытания, как камикадзе. Думаю, если нагрузить тебе в вертолёт полтонны динамита, ты и то бы согласился.
   - Динамит нам не надобен, - ответил Коваленко. - Извини, старина, я перекличку начинаю. Эй там, на базе! Начинаем проверку. Стоун, Карамнов, Анатолий Леонидович - на вас троих вся надежда. Прыгнет напряжение - всему эксперименту - кранты!
   - Не волнуйся, Игорь, у нас всё в норме, - солидно ответил Анатолий Леонидович. Наверняка он уже смолит сигарету, не обращая внимания на морщащегося от дыма Стоуна, человека не курящего принципиально. А Олаф, само собой, перекрестился и сделал зверское лицо. Он всегда смахивает на норвежского пирата, этакого потомка викингов, когда работает...
   - Первая группа?
   - Готовы, Игорь Антонович! Поддерживаем сканирование в выбранном режиме.
   - Не прохлопайте ушами, как в прошлый раз, - не удержался Коваленко. В наушниках сконфуженно хрюкнули. - Резервы?
   - Резервы на месте, - пропищал в ответ девичий голос. Фаина... это точно - её писк. Вот, ведь, всё ничего, да только, когда волнуется, пищит так, что Бриджес в первый раз выйдя с ней на связь, был удивлён тем, что ему отвечает ребёнок. Через день, на видео-летучке, он с любопытством ждал, когда дойдёт очередь и до Фаины и был изумлён, увидев жгучую красавицу, брюнетку лет сорока пяти.
   - Не дрожи, Фая! - сказал Коваленко. - Нашего брата без допуска прямо в рай пропускают, в обход моста Шираз.
   - Не говорите так... - пропищала Фаина и вдруг нормальным голосом рявкнула. - Седьмая точка! Шевелитесь там, задохлики!
   Это она своих гоняет...
   - Всё штатно! Не подведём - пропищала глава резервной телеметрии и отключилась. Кому-то сейчас достанется. Уж чего-чего, а небрежности в работе Фаина терпеть не может! Восточная женщина - горячая кровь, хе-хе!
   - Ложкарёв, спасатели?
   - Нормально всё, - проворчал Ложкарёв. - Ты, главное, не лезь на амбразуру. Чуть что - ори во всё горло, я тебя вытащу... тебя ждёт коньяк холодный... в термосе.
   Коваленко продолжал перекличку. Ему хотелось ещё раз услышать знакомые голоса, почувствовать, как много людей сейчас ждёт в напряжении... и думает о нём. Это было приятно... блин, да это было просто здорово! Наверное, когда-то Гагарин вот также слушал предстартовые штатные переговоры всех наземных служб и понимал, что всё это кипит, работает, двигается и втайне молится для того, чтобы он - двадцатисемилетний лейтенант Гагарин - сделал то, чего ещё не бывало за всю историю человечества...
   Он вдруг подумал о камерах, работающих в прямом эфире, о шустрых корреспондентах, упрямо просачивающихся во все щели, о людях, сидевших перед телевизорами по всему миру... и улыбнулся. "Вика! Не волнуйся, всё будет хоккей!" - беззвучно сказал он губами.
   - Ну, с Богом! - пробормотал Коваленко, неуклюже поворачиваясь к пульту. Громоздкий скафандр сковывал движения. Работать приходилось стоя - места для кресла в бывшем арктическом вездеходе, размерами с двухэтажный дом, увы - не нашлось. Защита...
   В какой-то момент Игорю Антоновичу показалось, что связи нет - оборвалась - но он тут же понял, что все просто напряжённо молчали.
   Перебирая гусеницами, "пробойник" осторожно выполз на крайнюю, "нулевую" точку, где вчера чуть было не погибли французы. Бриджес решил, было, подстраховаться и отменить сегодняшний эксперимент... и стоило огромных усилий добиться того, чтобы всё шло по ранее прописанному сценарию. "Шарль молодец... он сам доказал, что ошибся... а то бы опять отложили всё на три дня..." - мелькнуло в голове.
  
   - Информация пошла, - коротко доложил Роман Ковров.
   - Вижу, - стиснув зубы, ответил Коваленко.
  
   "Пробойник" медленно пересёк железнодорожные пути, волоча за собой вагончик аппаратуры и тяжёлый "хвост" кабелей питания и легион прочих оптико-волоконных, многожильных экранированных, высокочастотных и так далее, коммуникаций.
   До кокона было не так уж и далеко. Чёрные "молнии" плясали по периметру, вспахивая землю. Верхний край стены терялся в низких смоляных тучах, похожих на завихрения жирного дыма от горящих покрышек. Закручиваемые силовыми линиями неведомых полей, капли мелкого дождя кружились в дикой пляске. На экране обзора в инфракрасном спектре видны были тонкие нити окутанных горячим паром "жгутиков" - локальных прядей повышенной температуры, чуть было не спаливших вчера группу Шарля.
   - Игорь, пора переходить на мультиобзор, - напряжённо сказал Бриджес.
   - Уже переключаю, - сказал Коваленко.
   Экран расцветился. Обработанные компьютером картинки сканеров, работающих во всех диапазонах, накладывались одна на другую - гамма, радиочастотная, ультразвуковая и так далее, картинки, прочерчивали каждый протуберанец кокона, каждое завихрение "жгутиков", каждое изменение теплового, радиационного и любого иного фиксируемого поля.
   - Игорь, стоп!
   - Выполняю...
   - Подожди секунд тридцать. Видишь, слева от "зеркала"?
   - Чего там? А!.. теперь вижу! Любопытно, да?
   Серебристое облачко гамма-полей, немыслимыми ухищрениями сканируемое с трёх точек и выводимое на обзорный экран "пробойника", расслоилось, образуя довольно-таки большую "дыру". Тонкие пряди гамма-потоков обтекали ровный овал. Ярко-зелёные контуры инфракрасного поля, красные - радиолокационные тени, видимое невооружённым глазом изображение - всё это оставалось прежним. Изменился только гамма-фон.
   - Фантастика! Что же его загораживает? - восхищённо сказал кто-то и Бриджес тут же рыкнул на посмевшего вклиниться в эфир.
   - Брось, старина, - пробормотал Коваленко, стараясь чуть подвинуть "пробойник" так, чтобы изображение "дыры" встало по центру экрана. - Интересно же... действительно, фантастика...
   - По краям - нейтронное облако... - растерянно сказал Бриджес. - Слышишь, Игорь?
   В наушниках уже трещало... ещё бы, вот он - кокон - в пятидесяти метрах...
   - Как тебя понимать?
   - Так и понимай... это, как пучок, вырывающийся из кокона наружу, причём, строго по периметру. Окаймление такое. Метр в сторону - уже ничего нет, - торопливо сказал Бриджес. - Мы фиксируем...
   - Меня задевает?
   - Нет, ты в "мёртвой зоне"... точнее, тебя прикрывает этот эллипс...
   - Ну, тогда я двигаю к "зеркалу". Налюбовались?
   - Игорь, я понимаю, тебе там и так хреново... но, может, попробуем прокалывать отсюда и здесь?
   Коваленко хотел, было, огрызнуться - как же так? Считали, пересчитывали, налаживали... и вдруг, ни с того, ни с сего... но вовремя удержался. В принципе, разницы не было никакой. "Зеркало", конечно, феномен тот ещё, но и "эллипс", которого вчера не было, тоже, теоретически, подходил для "пробойника". То есть, странное поведение гамма-полей и неожиданное "нейтронное свечение" по краям не опровергало модель Хокинса-Коваленко. Даже и с поправками Бриджеса-Кокса-Коврова... даже и с учётом сумасшедшей теории "частных случаев" отчаянной Сары Конг и старого еретика Реджинальда Фраермана...
   - Чёрт... и хочется, и колется, и мамка не велит, и у письки кровь носом пошла... - сказал Коваленко по-русски. - Ладно, ребята, мне ещё можно развернуть "пробойник"? Эй, "луноходы"!
   "Луноходы", колдовавшие над 3D-картой маршрута, заявили, что, в принципе, всё возможно, но их беспокоит "хвост", который может зацепиться за "чёрный саксаул", выросший пять минут назад прямо на рельсах. Вот если кто из группы поддержки вручную сдвинет "хвост" в нужном направлении, то можно и поворачивать.
   Коваленко ругнулся, - не доложили, черти, про долбанный саксаул! Впрочем, все на "эллипс" таращились...
   - Скачок напряжения! - выкрикнул Олаф. - Возможны перепа...
   Рядом с тушей "пробойника" лопнули ветвистые стволы ослепительно белых молний. Коваленко ударило по голове, - на мгновение он ослеп...
  
   - ...Игорь! Игорь! - орал в уши Бриджес.
   - Слышу... канал связи вырубило... на резерве сижу... фу, зараза, как ё...бнуло! - мешая русские и английские слова, ответил, наконец, Коваленко.
   - Эвакуация? - скрипнул в наушниках далёкий голос Ложкарёва.
   - Летай пока, - очумело прокряхтел Коваленко, стараясь держаться прямо на ставших ватными, ногах. - Как там у меня?
   - Все системы в норме, - быстро ответил Ковров.
   - Слава Богу... - ответил Коваленко. - Не хватало ещё...
   Вокруг него на все лады голосили люди. Наверное, их слышал только он, потому что Бриджес ничего не говорил. Вот сквозь гул прорезался детский плач и пошёл гулять пронзительным эхом. Коваленко потряс головой, нажимая на рычаг хода. "Пробойник" плавно тряхнуло и он рывком, неожиданно легко, прокатил вперёд метров на десять.
   - Тормози! - донеслось до него откуда-то из многоголосого хаоса визга и плача.
   Коваленко упрямо проехал ещё пять метров и только после этого затормозил. Он оглох.
   Он, мать его, оглох!
   Нет... просто стало удивительно тихо...
   - "Хвост" зацепился, - выдохнул ему в ухо Бриджес. Связь была непривычно чистой. На экране рядом с "пробойником" покачивались тонкие хлысты угольно-чёрных разрядов. Шевелящаяся стена была совсем рядом - казалось, что стоит только протянуть руку... однако, оплавленное основание подъёмного крана, косо торчавшее из земли у нижней кромки "зеркала", явственно говорило о том, какая титаническая стена нависла над "пробойником". "Масштаб... есть с чем сравнить - хорошо!!" - бессвязно подумал Коваленко.
   - Вы как? - спросил Роман.
   - Нормально... - ответил Коваленко. - Тут такая какофония была... просто карнавал в аду...
   - Готов? - нетерпеливо спросил Бриджес. - Ради Бога, давай уж начнём, раз ты туда припёрся, а то я из-за тебя тут с ума сойду...
   - Как там "хвост"? Освободили?
   - Да... но...
   - Бриджес, я намерен пройти ещё семь-десять метров, как и договаривались! - рявкнул Коваленко, нажимая на рычаг.
   Ему казалось, что "пробойник" плывёт по волнам, плавно укачивая своего единственного пассажира. Хлысты молний-негативов расступались, как водоросли. Экран чудил, показывая какие-то призрачные меняющиеся конструкции, перекрученные лестницы, виадуки и арки... в какой-то момент над пробойником появилась матовая жемчужная плоскость, покрывшаяся лицами с безмолвно раскрытыми ртами...
   Потом в глазах у Коваленко потемнело... и он испуганно остановился.
  
   "Зеркало" стояло прямо перед ним. В наушниках взволнованно кричали несколько голосов. Коваленко упрямо сжал зубы и промычал:
   - Б...дь! Начинаю!
   Он опустил дополнительный фильтр-забрало, откинул колпачок-предохранитель и нажал на тугую клавишу, чувствуя, как набухла от пота ткань подшлемника.
   - Поехали!
  
  
   Анна
  
   "Ах, как глупо! Как же всё-таки невыносимо глупо!.. - думала Анна, облизывая пересохшие от съеденного гематогена губы. - Столько всего произошло, сколько от всякой гадости отбивалась... чтобы, в итоге, так нелепо плутать в старенькой детской поликлинике... и возможно, через месяц сдохнуть здесь от голода и жажды. Это всё паршивца моего фокусы... чьи же ещё?!"
   Она уже который раз брела по одному и тому же бесконечно длинному, опротивевшему коридору неизвестно какого этажа. Низенькие кушетки, фикусы на подоконниках, плакаты на стенах...
  
   ...если Вас или Вашего ребёнка укусил клещ, немедленно...
   ...мойте руки до еды, чтобы не было беды!
   ...справки по поводу материнского капитала в 34 кабинете...
   ...план эвакуации при возникновении пожара...
  
   План ей бы пригодился, чего греха таить! Прямо так бы и эвакуировалась по означенному маршруту. Сходу, без паники. Жаль только, что грёбанное пространство-время завязалось здесь на тысячу запутанных узелков. Иногда ей казалось, что коридоры переплелись, как шерстяная нить старого бабушкиного клубка, когда пятилетняя Аня азартно орудовала утащенными спицами... ей так хотелось научиться вязать...
   Полы поскрипывали. Иногда по коридору проносилось тухлое дуновение сквозняка. Наверное, где-то испортился бутерброд, недоеденный какой-то исчезнувшей мамочкой. Воду Анна экономила. Правда, в туалете в туалетных бачках была вода... но она решила для себя, что воду эту будет расходовать только на то, чтобы - в крайнем случае! - помыть руки и ополоснуть лицо. В кабинете физиотерапии она нашла полупустую пятилитровую бутыль с дистиллированной водой. Пить её было, конечно же, было можно... но Анна подумала, что перетерпит. Фляга! Содержимое благословенной фляги китайского производства. Удобная фляга с завинчивающейся крышкой - вот то, за что Анна могла поручиться. Благодарение небесам, она пополнила запас воды перед уходом!
   Что-то сейчас делает Сашка? Илья и Мёрси? А вдруг они умерли?
   Анна одёрнула себя. Нечего тут гадать: "что, если?", "а вдруг?" - ты не первый день в этом мире живёшь, прекрасно понимаешь, что случиться здесь может всё, что угодно!
   После славной победы в аптечном киоске Анна добралась до торцевого окна в конце второго этажа примерно часа за полтора. Пространство растягивалось... а быть может, и время - ей не хотелось тогда об этом думать. Возле каждого кабинета она слышала детские голоса, бормотание родителей - как будто в голове включалось плохо настроенное радио. Некоторые двери были приоткрыты. В поисках Сашки Анна заглядывала в кабинеты. Ничего не видя, кроме тумана, она громко звала "Саша-а-а!!!" - и не получив ответа, закрывала двери и шла дальше.
   Оконные проемы этого (второго?) этажа забраны крепкими стальными решетками, выкрашенными черным кузбасс-лаком. За окном всё так же тоскливо колыхалась надоевшая муть. Ни неба, ни земли, ни деревьев...
  
   И на кой ляд местные рукосуи наляпали везде эти идиотские решётки? Ну, понятно, на первом этаже без них никак нельзя, но на втором?! Иначе можно было бы попытаться вылезти в окно. Чёрт с ним, авось бы не переломала себе ноги! Однако решётка была сработана на совесть, чисто по-уральски - не иначе, как на каком-то оборонном предприятии, и не иначе, как для защиты от артиллерии и танков потенциального противника...
   Анна вспомнила Нижнетагильский краеведческий музей, экспозицию "Урал Демидовых": лопата с черенком из железного бруса толщиной в солидный лом; тачка, склёпанная целиком из железа; какие-то гипертрофированно разросшиеся, уродливые железные щипцы... Они с мужем хихикали, мол, бедным пращурам приходилось больше уставать от инструмента, чем от груза...
   "Да, решетку всё равно не одолеть,- Анна в очередной раз устало подёргала прутья.- А ведь можно было бы выбраться! Или ещё раз Сашку поискать?" Её властно тянуло туда - на эти пустынные, страшные в своей новой, затуманенной, жизни, непривычные улицы. Она точно знала - вчетвером шли правильно, голосок Леночки повторял и повторял в голове:
  
   ...а можно я буду звать вас мамой?..
  
   Анна чувствовала запах белокурых волос, нежной детской кожи, и знала, знала - да, всё правильно - туда, туда! Её, как одержимую, тянуло в строго заданном направлении.
   Присев на кушетку, она выпила глоток воды из фляги и стала жевать несколько долек шоколада. По странной ассоциации вспомнился корпоративный праздник - юбилей босса мужа, куда сотрудников пригласили с жёнами. Этим, похоже, добрая половина собравшихся мужиков была не очень довольна. Боссу, скинувшись, заказали стриптиз. Полуголые девицы, мелькая грязными пятками, танцевали танец живота под заунывную восточную музыку, так и бьющую по ушам. Муж сидел красный и довольный, в основательном подпитии... что случалось редко, - не любитель он был спиртного. Рядом с ним сидел лысый Парамонов, которого Анна терпеть не могла за подхалимаж и поросячьи нескромные глазки, так и норовившие раздеть тебя догола и оценить...
   - Восточные женщины! - орал, перекрикивая долбанную зурну, или что там ещё так пронзительно дудело в колонках, Парамонов. - Ты не представляешь себе! Они покорны по обязанности! Им даже в башку не придёт перечить их властелину!
   О, да! Покорность. Дети, кухня, церковь... идеал жены для большинства мужчин. Покорно молчи, покорно стирай, покорно переноси периоды дурного настроения мужа... чёрт возьми, покорно раздвигай ножки, женщина!
  
   "Слюшай, дарагой! Разрэши прыгласить твою королэву на танец, а?"
   "Конэчно, кунак, забирай!"
   "А почему вы меня-то не спрашиваете, хочу ли я с вами танцевать?"
   "А ты, дура, заткнись, когда два джигита разговаривают!"
  
   Тупой, старый анекдот, столь любимый самодовольными мужчинами.
   Покорность... всепрощение... "кухня, дети, церковь", как глаголют самодовольные немцы... слёзы в подушку, утренний макияж... "всё хорошо, милый, с кем не бывает!"... "нет, у меня никогда не было мужчины, кроме тебя!"... "да, мне конечно же очень понравилось, когда ты кончил мне прямо в рот"... "брюки я тебе погладила"...
   "Я ухожу. Ты должна понимать. Ты же сильная, современная женщина".
   И это небрежное, брошенное с горделивыми нотками: "Я буду давать тебе деньги на сына!"
   Ах, как бла-а-род-но!
  
   - Сейчас я вначале набила бы тебе физиономию, а потом нанесла бы себе на лицо боевую раскраску, надела юбку "короче некуда" и отправилась бы танцевать в ночной клуб, - пробормотала Анна. - Покорность им подавай... одностороннюю долбанную покорность!
   - ...Дерьмо! - заорала она, ударив кулаком по низенькому столику. Ножки столика, жалобно хрюкнув, подкосились. С гладкой столешницы съехали на пол потрёпанные журналы "Здоровье-плюс". - Я вам не резиновая кукла из секс-шопа!
   Наверное, Сатана так снисходительно разговаривал с ней - прошлой Анной - именно потому, что видел перед собой покорную, ласковую курочку из уютного семейного гнёздышка. Курочку, лишившуюся своего петушка и страшно переживавшую по этому поводу! Анну бросило в жар, когда она вспомнила небрежные реплики своего ночного гостя. Вроде, как с дурочкой беседовал! "Ты спрашивай, Анна! Я готов ответить на любые твои вопросы!" А за этим стояло: "Что с тебя, дурёха, взять? Что услышала - не поймёшь, а что поняла - забудешь! Волос долог, а ум короток. Баба щипком живёт. Женщина за рулём - что обезьяна с гранатой..."
  
   Анна вырвала хлипкую подломившуюся ножку перекошенного столика и с наслаждением ахнула по ближайшему стеклу. Осколки посыпались с праздничным звоном. Анна била по решётке, по дверям, по соседним окнам и кричала что-то неистовое... и... и радостно злобное. Вот вам всем! Держите, сволочи! Держите! Я, бл...ди, покажу вам покорную восточную женщину!
   Зашвырнув измочаленную ножку стола куда-то вдаль по коридору, Анна шагнула навстречу длинной унылой фигуре в белом халате, колыхавшейся в проёме двери с табличкой "Отоларинголог". По небритому подбородку текли слюни. Мутные глаза косили. Несоразмерно длинные волосатые руки торчали из рукавов халата. На животе темнело пятно засохшей крови.
   - Або-о-орт... мамочке надо побрить лобо-о-ок... - прошамкала глумящаяся тварь, держа перед собой баллончик пены для бритья "PHYTO EXPERT for men". Синюшный потрескавшийся язык вывалился изо рта. Тварь скосила на него глаза и вдруг, лязгнув зубами, откусила. Обрубок упал на пол, корчась, как полураздавленная волосатая гусеница.
   - Ага, сейчас! - процедила Анна и в упор всадила стрелу прямо в кривляющееся лицо. - Держи!
  
   Она шла по коридору, чувствуя, как всё тело покалывают маленькие весёлые иголочки. Так бывает, когда отсидишь ногу. Ей дышалось легко и свободно, как не дышалось уже давно. Да, женщина умеет быть покорной. Но берегитесь разбудить в ней пантеру. Мы, женщины, как кошки. А только кошки умеют убивать не для охоты, а в азарте игры!
   - Гарпун на тебя извела, мелкая сволочь, - бросила она через плечо. Где-то там, позади, засыхала вонючая лужа, проедавшая пол. Халат, опавший грязным комом, постепенно промокал в этой гадости. Туман оживлённо ворочался над чёрной кучей, как будто жадно слизывал это дерьмо с линолеума...
   Час спустя она устало прислонилась лбом к прохладному стеклу. Механически достала из кармана плитку гематогена. Да, сладко! Зато сил прибавится. Жаль - запить можно только одним глоточком - экономия! Доев гематоген, она пошла дальше. Похоже, впереди было видно окончание коридора.
   На этом конце этажа лестничная клетка выглядела вполне нормально: пролёт верх - на третий этаж и пролёт вниз - на первый. Анна задумалась - подниматься выше в поисках пропавшего попутчика, или спускаться вниз, а оттуда - на улицу? Спуститься - а там будь, что будет! Без Сашки... как тогда Илье и Мёрси в глаза смотреть? А может Сашка уже вернулся к костру?
   Сколько часов она бродила по поликлинике?
   Спуск - поворот - межэтажная площадка, - на окне такая же решетка, за окном такая же мгла. Ещё один спуск - поворот... первый этаж?
   - Твою мать!!!
   Холла и регистратуры не было. Не было и киоска с засохшей лужей, оставшейся от нежити. Стены, утопающие в тумане кушетки, обитые коричневым кожзаменителем, стенды, фикусы, двери...
   - Ах ты, сволочь! Закруживаешь, заманиваешь, как леший в лесу! - выругалась сквозь зубы Анна. - Ну, хо-ро-шо, повторим эксперимент. Мы упрямые!
   Проверив последний гарпун, аккуратно вставленный в ружьё для подводной охоты, Анна, стиснув зубы, двинулась по уже знакомому этажу.
   В двери заглядывать не было смысла, как и не стоило кричать, звать Сашку. Туман немного рассеялся, но зато - не скучай! - становилось жарко. Не то от отсутствия вентиляции, не то опять "злые происки врагов". Ноги наливались свинцом. Один раз она присела на скамеечку и съела ещё одну гематогенно-ирисовую плитку. Обозвала себя дурой за то, что не догадалась прихватить в киоске бутылку с минеральной водой, ведь наверняка были! Ну, хотя бы "Нарзан" или "Ессентуки" в стекле! Впрочем, в детской поликлинике - вряд ли. Не помню, убей не помню, что там у них было... память путает, кружит, заманивает...
  
   ...леший, Анечка, в лесу грибника не любит... заведёт тебя в бурелом, а потом и кости сгрызёт... он, как медведь, тухлое мясо любит...
   ...бабушка! не пугай ребёнка на ночь! слышишь?
  
   Она обернулась. Какие-то тени шарахнулись в сторону. Никого.
   "Ах, как глупо! Ну, как же глупо!" Жар стоял невыносимый. В метре от пола воздух колыхался прозрачной рябью, как в знойный полдень над асфальтом. Анна попробовала прилечь на пол, который казался прохладным. Но попытка отдохнуть облегчения не принесла. Что-то гнало её вперёд...
  
   - Помощь нужна? - веселый голос заставил её обернуться. - Добрый доктор приходит на помощь женщинам, оказавшимся в затруднительном положении!
   Анна медленно шагнула вперёд, поправив привязанный к поясу пакет со шприцами, лекарствами и аптечкой. На высокой каталке рядом с дверью в кабинет с косо висящей табличкой, на которой кривыми буквами было написано "ХЕРург", сидел мужчина в светло-зеленом халате и брюках. Белая марлевая маска спущена и болталась под подбородком. Так одеваются врачи в операционных. Анна очень хорошо помнила эту форму, и этот взгляд, и эти слова...
  
   ...хорошенький был бы мальчик...
  
   - Это была девочка! Ты, сволочуга! Это была девочка!
   - Да? - он беззаботно поболтал в воздухе ногами. Из кабинета донёсся стон. - Знаешь, я не разобрал толком. Какая разница-то? Было - и сплыло,- он беззаботно сплюнул на пол.
   - Ублюдок!
   - Ну, опять врачи виноваты! - некто в одежде врача обиженно скривил рот в ухмылке. - Это я, значит, тебя за руку притащил и в кресло в раскоряку посадил? Сама дала, сама решила, сама пришла, сама спешила. Любите вы, бабы, на нас, мужиков, вину перекладывать.
   Он хохотнул и спрыгнул с каталки.
   - Ну, пошли, маманька, всё уже готово. Выскоблю, как положено. Без наркоза.
   - Пошел вон! - отчеканила Анна и подняла ружьё.
   - Ну, во-о-от.... опять оружием размахалась, сучка брюхатая...
   Анну затрясло от ярости. Она нажала спуск - ружье выстрелило, и... гарпун (последний, чёрт!), пройдя в нескольких миллиметрах от головы "врача", ушел в пространство бесконечного коридора.
   - Моя очередь! - рявкнул "врач".
   В левой руке он зажал забрызганное кровью гинекологическое зеркало. В правой, приподнятой до уровня плеча, торчал аборцанг. Тварь прищёлкивала им, как ножницами, словно маньяк-парикмахер перед стрижкой. Бросив на пол бесполезное ружьё, Анна кинулась вправо, влетела в кабинет "хирурга" и захлопнула дверь, тяжело дыша.
   Опять проклятые решетки на окне! Она попалась в ловушку!
   Анна заметалась по кабинету, подыскивая предмет потяжелее, зацепила тележку на колесиках, смахнула стерильную простынку - на металлическом столике лежали стерилизованные инструменты для перевязок - ножницы, зажимы, ватные тампоны, салфетки, пучок скальпелей. Скальпели! Анна схватила их, все, сколько успела, зажала в кулаках лезвиями к себе, и замерла, в ожидании. Дверь не открылась - её поверхность вспучилась, прорисовывая контуры тела. "Врач", забрызганный слизью и кровью, стоял в кабинете.
   - Раздвинь ноги, сука! - проревел он. Марлевая повязка уже была надета, прикрывая нижнюю часть лица, стремительно обраставшего пучками слипнувшейся шерсти.
   Анна кинулась вперёд. Никогда в жизни ей не хотелось так - убивать, рвать на части, вспарывать плоть, бить, пока враг не превратится в кровавые лохмотья...
  
   Она кричала и била, била, била, глубоко рассекая скальпелями лицо, грудь, предплечья мерзкого "сволочуги-врача". Несколько раз он довольно ощутимо ударил Анну зеркалом по скуле, поцарапал ей аборцангом кисти рук. Но обезумевшая от ярости и отвращения Анна наотмашь била его кулаками с зажатыми в них скальпелями...
   Пятясь, он "провалился" сквозь дверь. Она в ярости пнула её ногой так, что хрустнул язычок замка. Дверь распахнулась...
   В коридоре никого не было. В лицо пахнуло раскаленным жаром. Анна выскочила в коридор, обернулась, потом ринулась обратно в кабинет - пусто!
   Она опустила руки, посмотрела на свои царапины и истерически захохотала.
   - Сдох! Сдох! Сдох!!!
  
   - Не теряй голову, Анна Сергеевна, - строго сказала себе, обтирая руки неприятно щиплющим спиртом. Мозг пылал. Она смутно подумала, что сошла с ума, но мысль об этом её не испугала. Нет! Ей было жаль, что всё так быстро закончилось. Ей хотелось разорвать тварь на вонючие лоскуты, изрезать на тысячу поганых кусочков, втоптать в пол, плюнуть в мерзкую харю, отрезать голову и пинком отправить её вдоль по коридору...
   - Держи себя в руках! - непослушными губами повторила Анна и расхохоталась. Где-то далеко грязно выругались и завизжали. - Давай-давай, иди сюда! - крикнула Анна.
   Её трясло. Вылив спирт в раскладной стаканчик, она разбавила жгучую жидкость водой из фляги и жадно выпила. Потом, посмотрев на остатки спирта, снова налила. На разбавление осталось совсем немного места. И пусть! Она долила воды и залпом осушила стаканчик. Сложив, сунула его в карман и увидела нож, висящий в ножнах на поясе. Анна засмеялась... а потом немного поплакала...
   Скальпели валялись на полу в луже крови. Брать их в руки не хотелось. К счастью, в лотке лежало ещё несколько штук. Она аккуратно вложила их в чехол из-под гарпунов и вышла. Вожделенное окно было совсем рядом. Всё то же, отгороженное решёткой, с прильнувшим к стеклу туманом с внешней стороны. Дойдя до конца коридора, не задерживаясь ни на минуту, Анна свернула на лестничную клетку.
   - Врёшь, всё равно дойдём!
  
   ...а мы пойдём на север, а мы пойдём на север!
   ..."Маугли"... старый добрый мультик...
  
   - Ну, а мы пойдем... наверх, - Анна облизнула разбитые губы. Спирт приподнял настроение... немного успокоил. Скула болела и, наверное, распухала. Царапины на руках, залепленные пластырем, саднили. Анна улыбнулась:
   - Если женщина чего-то захочет - её никто не остановит, - громко сказала она. - Особенно, если эта женщина - Анна!
   За спиной глухо заревело и забулькало что-то большое. Наплевать! Далеко. Пусть идёт, встретим.
   На лестничной клетке она увидела чуть треснувший деревянный поручень на детских низеньких перилах, так умилявших Сашку. Повозившись, она оторвала длинный брусок и пластырем примотала к его концу два скальпеля, на манер гарпуна. Получилось неплохо.
   - Так в харю и воткну, - мстительно сказала она, поглядев назад.
   Повернувшись, она решительно потопала наверх. Раз уж идти вниз не получается - сменим направление. Наплевать на кривое пространство и идиотское время. Она не Эйнштейн и не Лобачевский - разбираться в неэвклидовом мире ей нужды нет!
   Ей просто нужно идти, идти и идти... чтобы найти свою дочь.
  
  
   Глава 35
  
   Сашка (Юрий)
  
   ...убил. Он убил их всех! Обливаясь кровью, Юрий обшаривал карманы Кабана. Деньги, обойма к пистолету, ключи... Трупы собак стыли на ветру. Пустые глазницы Кабана обметала колючая изморозь...
   Он вёл машину, пока та не зарылась в снег. Бросив проклятую тачку, Юрий пробирался по снегу. Б...дь, здесь никто не ездит! Увязая в снегу, чувствуя, как становятся ватными ноги, он пёр в темноте, стараясь не терять эту долбанную дорогу. Должна же быть деревушка, должна!
   Обмороженный, полумёртвый от потери крови, он вышел на спасительную околицу и потащился к мутному огоньку. Темнота и снег скрывали деревенское убожество... но оно всё равно испуганно и жалко проглядывало во всём, что ещё не занесло.
   В избушке перепугались... долго расспрашивали его, кто он и откуда.
   - Открывай, старая, - сказал он заплетающимся языком, чувствуя, как его по суживающейся спирали затягивает во тьму. - Подыхаю...
  
   Деревушка не просто разваливалась - она уже почти совсем сгнила. Кроме двух старух на хрен знает, сколько километров вокруг было пусто. Бывшие скотницы, а ныне вымирающие пенсионерки, бабки Женя и Полина лечили его самогоном и какими-то припарками. Он отлёживался до весны, переболев воспалением лёгких и дожидаясь, когда затянутся загноившиеся раны. От собак всегда зараза прёт. Цапнут - до гангрены дойти может.
   Старухам он сказал, что прячется от бандитов.
   - Теперь одни олигархи и правят, - понимающе сказала ему бабка Женя, поджав губы. - Ишь, чего с парнем сделали!
   В полубреду, он, видимо, что-то говорил, потому что старухи поглядывали на него с опаской. Впрочем, он сразу же выгреб им все деньги, какие были. Бабка Полина отмывала купюры от пятен крови.
   - Держите... только про меня - никому... - бормотал он, хватаясь слабыми пальцами за морщинистые старушечьи руки, - убьют меня... запытают до смерти... никому, слышите?..
   - Мы тута одни живём, - отвечали ему нараспев. - Некому нам, болезным, про тебя рассказывать. Спи... вот, выпей настойки, и спи.
   Он пил вонючий самогон, настоянный на какой-то полыни, и засыпал...
   Раз в две недели старухи ходили за пару километров к узкоколейке, где дожидались смешного поезда - развалюхи с тремя ободранными вагонами - ездили в Алапаевск. Покупали с пенсии сахар, крупу, подсолнечное масло... этого было мало, когда Юрий стал выздоравливать. Он злился на бабок за то, что они не хотели покупать водку - денег жалко! - и орал, что отдал им несколько тысяч.
   - Ты не ори, давай! - обижались старухи. - Надо тебе, чего хочешь, купим, а на водку жаль тратить. Чем тебе наш самогон не по душе? На продажу гоним понемногу... вот, считай, та же водка и есть.
   Ни радио, ни тем более телевизора не было. Б...дь, не было даже электричества.
   Иногда он молчал целыми днями. Старухи не приставали. Не то побаивались, не то инстинктивно сторонились, почуяв в нём того, кем он являлся. Юрий был рад этому.
  
   Старух он убил в начале мая, собираясь в Екатеринбург. Не ехать было нельзя. Заначка, запрятанная у надёжного человека, позволила бы исчезнуть, раствориться в стране. Старух он убил спокойно и быстро, не дав им даже сообразить, что умирают. Ну, может, баба Женя чего и успела понять за мгновение до смерти...
   Юрия неприятно кольнуло чувство вины, - всё-таки "Женечка и Полинка, две товарки-подруженьки", как они себя звали, вытащили его с того света, - но глупые бабки сами накликали на себя беду. Он чувствовал, что старухи всё-таки поделились с алапаевскими подругами своим секретом... да им и трудно было не отвечать на вопросы, откуда у них каждую поездку лишние двести-триста рублей. Эти пенсионеры друг у друга каждую копейку замечают... вот и пришлось проломить старушкам головы. А всё из-за пенсов этих болтливых, и подозрительных, чтоб они сдохли!
   Обрив голову и основательно отросшую бороду, он смотрел на себя в мутное, засиженное тараканами зеркало. Багровые рубцы пугали. Это к лучшему. Авось, Бог даст - не напорешься на братанов, кто тебя в лицо знает. А в лохматой ушанке Кабана, да ещё и с опущенными ушами, Юрия узнать будет трудно. Телогрейку, заначенную бабками, он заприметил уже давно. Ехать в Ёбург в своей куртке было ни к чему. Пистолет он, подумав, взял с собой. Опасно... но делать нечего. Случись чего, Юрий Додонов уйдёт красиво, как старый дружок Давлетшин, застрелившийся последней пулей... труп его долго гнил на кресте с вырванными внутренностями и отрезанным членом. Но Давлетшину на это было уже плевать - он ушёл!
   "И я уйду", - спокойно подумал он, оттаскивая трупы бабок к заросшей ивняком яме.
  
   В Екатеринбурге он залёг на дно. Две недели он жил у немого алкаша по кличке Стекольщик. Немой был хитёр и осторожен настолько, что даже не тронул его заначку. Заначка была целёхонькой. Время было уезжать...
   Но Юрий сорвался.
   По-глупому, по-детски сорвался. Нажравшись в хлам, он попёрся ночью в парк Маяковского, где подцепил какую-то пьяную шалаву лет тридцати. Возможно, он всё-таки не задушил её... хотя, кто его знает...
   Пока он драл эту шлюху, кто-то, - наверняка из её дружков-алкашей, - двинул его сзади по голове...
  
   ***
  
   ...и на свет появился Сашка.
   Дурачок.
   Блаженненький, не помнящий ничего, даже своего имени...
   И сейчас это было самое страшное.
   Сашка внутри него кричал и плакал. Юрий не мог, не мог, никак не мог избавиться от него, от его памяти... такой пронзительной и яркой! Он хотел вырвать этого чёртового Исусика из своего мозга! Он катался по полу лестничной клетки, он бился головой о прутья перил. Он выл, он кричал, он царапал голову руками, пытаясь заглушить крики и плач...
   Каждый труп, каждая жертва вставали в памяти, как поганые (нет, они несчастные!) полузабытые призраки... и пугали (нет, ему наплевать на них, они сгнили!!!) пугали его...
   ...он хотел вернуться и прирезать Илью, чтобы забрать себе красотку Мёрси и аппетитную Анну, и жить, как в раю, поё...вая их по очереди - он любил, когда тёлки рыдают взахлёб! - жить, уже ни о чём не беспокоясь...
   ... он хотел разбить себе голову о ступени, чтобы не дать себе этого сделать!
   ... он хотел...
   ... он хотел...
  
   ...боль... боль боль боль боль... она - всё!..
  
   На мгновение он потерял сознание, раздираемый противоречивыми, жгучими, ненавистными друг другу, кипящими, как лава, чувствами... а когда очнулся, - внезапно, как от удара по рёбрам, за которыми мучительно колотилось сердце, - он уже был окружён.
   Они медленно спускались с третьего этажа, они медленно понимались по лестнице снизу... перекрученные, жилистые, с горящими кровавыми глазами. Они тянули к нему костлявые руки с отросшими в могилах ногтями, под которыми запеклась кровь. Они были покрыты землёй и гноем... они хотели рвать его кожу, запуская в расцарапанные раны свои грязные пальцы. Они хотели выдавить ему глаза, они...
   ...они пришли за Додоном...
   ...они тоже хотели...
  
   Он успел расстрелять почти все патроны, когда сердце, колотившееся под самым горлом, лопнуло. Кровь хлынула изо рта с испугавшим его напором. Он упал на колени, выпучив налившиеся, как у быка, глаза, выронил ружьё... и протянул вперёд руки.
  
   Сашка.
   Это уже Сашка попытался сказать "простите"... но так и не смог.
   Меньше, чем через минуту Додон был мёртв.
   Сашка ушёл последним. Вверх, прямо вверх, навсегда оставляя внизу Додона, он взмыл в пьянящую синеву. Он засмеялся, весело раскинув руки... пролетая над радугой.
   Над сияющей всеми красками мира радугой.
  
  
   Анна
  
   Да, это был совсем другой этаж. Наверное, третий - административный. Двери кабинетов были добросовестно обиты металлическими листами и снабжены кодовыми замками.
   - Вылитый Госбанк, - вслух сказала Анна - Ну, и что? Кому теперь всё это нужно?
   Она чувствовала себя немного пьяной. А точнее сказать, - что уж тут лукавить? - её порядком развезло. От спирта, от нервного "взрыва"... на голодный желудок - ничего удивительного, Анна Сергеевна, вы и в мирное время с бокала хмелели!
   Хотелось прилечь, расслабиться и закрыть ненадолго глаза. Но сильнее всего хотелось пить. А фляга была пуста, представляете, хорошенький фокус, да? Пуста, и всё тут! И служебный туалет, мимо которого Анна только что прошла, тоже оказался закрыт на хитрый замок. "Дурацкая манера... ключи, наверное, хранились в кабинете у главной медсестры, а персонал бегал к ней на поклон, каждый раз унижаясь перед тем, как пописать". Анна задумалась, пытаясь собраться с мыслями.
   - Идиотизм! - пробормотала она.
   Пациентам - битый "сан.фаянс" с жёлтыми потёками, медперсоналу - более благородный, импортный... блин... а в бачках-то, наверное, воды - полно!
   Она сглотнула густую слюну. Постояв, прижалась ухом к двери - ей даже показалось, что там, внутри, капает вода из крана. "Нет, конечно, водопровод же не работает. Галлюцинации!".
   Пришлось медленно двигаться дальше по коридору, дёргая за все ручки. Здесь было так тихо... даже "голоса" не звучали в мозгу. На многочисленных страшных "вторых этажах" хотя бы чувствовалось прежняя жизнь: на пеленальном столике валялась оставленная пустышка, под дверями процедурной - небрежно брошенные истрепанные тапочки для пациентов. А здесь, как в склепе. Красивая дверь с золотистыми цифрами "32" и табличкой: "Заведующая поликлиникой" - показалась Анне не закрытой наглухо. Она осторожно толкнула дверь древком импровизированного копья со скальпелями на конце - и та бесшумно открылась.
   Вот это да! Диван, ковер на полу. На кресло небрежно брошен белый халат. Длинные шторы. На окне - без решётки окно, слышите?! - прилеплен к стеклу маленький белый датчик сигнализации. Анна чуть не завопила во весь голос от радости - в углу кабинета торчал благословенный кулер. Кулер, полный прозрачной питьевой воды! Анне хотелось закричать: "Ура!" - да только горло пересохло.
   -Что же ты, мой гадкий приятель, позабыл запереть такую замечательную комнатку? - просипела Анна. - Вот отсюда я и выберусь! Напьюсь вдоволь, и выберусь!
   Вода в кулере была немного застоявшейся, но вполне годной. Анна пила и пила, пока, как говорила Леночка, у неё "пузо раздулось", потом наполнила флягу до самого верха, потом умыла лицо и руки. Царапины опять защипало...
   Оставлять в кулере столько воды было жалко. Анна ополоснула лицо, выполоскала носовой платок, почистила одежду, - пятна крови, конечно, не отмоешь, но всё-таки... потом снова пила воду, жалея, что у неё только одна фляга...
   Подойдя к окну, Анна прикинула расстояние до земли. Она решила, что земля есть. Её просто не видно в тумане! Думать о том, что земли могло и не быть, не стоило. Скоро она это узнает... сама.
   - Предположим, что это действительно третий этаж. Значит до земли - метров девять-десять, максимум двенадцать, - бормотала Анна, производя в уме нехитрые вычисления и глядя на длинные плотные шторы. - Эти шторы - метра по два с половиной. Значит, если разрезать каждую на три полосы вдоль - это будет ...
  
   ...это будет, это будет...
   ...это будет разрыв верёвки и падение...
   ...на асфальте останется остывающий труп в луже крови...
  
   Она нервно дёрнула головой и продолжила считать:
   - Это будет... шесть полос... всего пятнадцать метров длиной. Плюс - что-то на узлы уйдёт...
   Анна решительно залезла на тумбочку, стоявшую у окна, и рывком сдёрнула шторы. Крепёж карниза с левой стороны наполовину вывалился из стены и громко брякнул по аккуратно окрашенному несгораемому шкафу. Это Анну мало беспокоило. Пусть гремит! Она несколько раз чихнула от пыли и сказала сама себе:
   - Будь здорова! Спасибо, постараюсь!.. Ну-с, теперь займёмся рукоделием. Дело это небыстрое, требует ума и сообразительности.
  
   ...птица Говорун отличается умом и сообразительностью - поддразнивал её муж...
  
   Подумав, Анна, пыхтя, пододвинула к двери платяной шкаф. Шкаф был почти пуст, только чьи-то туфли на высоком каблуке сиротливо стояли на аккуратно расстеленном бланке "График дежурств санитарок", да пара пустых вешалок испугано брякнула на перекладине.
   - Вот так! Теперь спокойнее.
   Анна посмотрела на себя в зеркало, вделанное в створку шкафа. Да... видок был ещё тот! Разбитые губы раздулись, на скуле ссадина и синяк, лицо красное... от выпитого и от передвигания тяжести.
   И глаза... обведенные синевой, горящие мрачным весельем... чужие, в общем-то, глаза. "Ещё бы им не быть чужими - они столько успели повидать..." - подумала Анна.
   - Но зато похудела. Да, сбылась мечта идиота! - прошептала она, сама не понимая, кого она имела ввиду: себя или мужа.
   Кое-как расчесав волосы и поправив пояс, Анна решительно достала нож и начала пластать шторы на длинные полосы. Иногда ей казалось, что за дверью что-то шелестит и тихонько скребёт в дверь, - точь-в-точь кот, который деликатно просится в гости...
   Она замирала и внимательно прислушивалась. Но всё было тихо, и Анна, ругнувшись, снова принималась за дело.
   Было необходимо сделать веревку с узлами. Так будет легче спускаться, да! Помнится, в школе она никогда не могла подняться по спортивному канату. Тренер учил её цепляться ногами, но ничего не получалось. Аня ужасно стеснялась, ей всё время казалось, что причина не в сноровке, а в том, что попа у неё слишком тяжелая, а руки слабые. Наверное, так и было. Впрочем, из девчонок многие не могли доставить тренеру радость, карабкаясь вверх на манер матросиков.
   - Зато как нежно он поддерживал нас за попки! - пробормотала Анна.
  
   Она решила, что спускаться - не подниматься. Главное, держись крепче и предоставь силе тяжести делать своё дело. Каждую полосу от шторы она несколько раз перекручивала, а узлы на связках делала покрупнее и покрепче. Не хватало ещё, чтобы конструкция развязалась на полпути! Достойный финал истории "Анна в тумане"! Мысль о том, что этажей может быть и не три, а больше, она загнала в самый угол сознания и там придавила. Конечно, всё может случиться... но бродить по этажам, как долбанная подопытная мышь в лабиринте, она больше не собирается.
   Она вдруг увлеклась работой и даже замурлыкала под нос вспомнившуюся вдруг песенку:
   - Итс вандефул, итс вандефул, итс вандефул. Гуд лак, май бейба. Итс вандефул. Итс вандефул. Ай дрим оф ю... Ёлки-зелёные! Я - и вдруг по-английски вспомнила!
   ...Paolo Conte - Via Con Me (it's wonderful)... вот что это такое...
  
   - М-да... чудеса у нас тут творятся, - она хмыкнула и продолжила работу, напевая незамысловатый припевчик:
   - Чепс, чепс, яки ду-ди-ду чибум... чибу-бум, яки ду-ди-ду чибум... чибу-бум, яки ду-ди-ду...
   ...Илья сказал: "Ё...нешься ты, Анна, на асфальт, - вот тогда точно будет "чепс-чепс"!"...
   - Не выдумывай, - строго ответила она голосу Ильи. - Кошки умеют летать! Кошки летают только сверху вниз, но зато делают это хорошо.
   Ну, вот и всё. Всё? Точно, всё!
  
   Анна привязала конец веревки к батарее парового отопления. Слава Богу, их ещё не успели заменить на современные - эти хлипкие жестяные панельки. Чугунные "гармошки", выкрашенные белой краской, выглядели добротно и надежно. Евроокно в кабинете не распахивалось полностью, но ручка фрамуги была подвижна, значит, вполне можно было открыть узкую вертикальную створку и выбраться через проём. Туман за окном был густым, ни верха, ни низа - ничего не видно.
  
   Анна вдруг почувствовала страшную вялость. Похмелье... идиотская шутка. Руки начали дрожать, а глаза слипаться. "Этак я действительно полечу... а сколько там до земли, мне по сию пору неизвестно. Надо отдохнуть. Хоть немного... но обязательно!"
   Она ещё раз прислушалась. За дверью - тишина. Пока пела, что-то, вроде бы, послышалось... резкие сухие щелчки... но сейчас было глухо. Она выпила стакан воды и забралась с ногами на мягкий диван, подложив под бок диванную подушку. В одной руке Анна крепко сжимала самодельное копьё, вокруг другой обмотала свободный конец "верёвки".
   - Я немного вздремну, совсем капельку, - пообещала она славному, такому дружелюбному кулеру. Вид прозрачной жидкости в пластиковом резервуаре успокаивал. Через мгновение Анна уже спала.
  
   Ей снилось море. Плеск воды, крики чаек, запах водорослей, выброшенных на берег приливной волной. Она чувствовала на лице дуновение бриза, тепло солнечных лучей. Она входила в воду, море нежно лизало её ступни, целовало колени. Она гладила ладонями поверхность волны, пальцы играли с пенными "барашками", как с живым существом. Вот Анна оттолкнулась и - уже плыла в теплой, соленой воде. Горьковатые брызги покрывали губы поцелуями, волны облизывали тело, держали в своих объятиях нежно, но уверенно, как умелый любовник... Мелкие рыбки спокойно плыли рядом, иногда задевая её своими прохладными боками. Вода была прозрачной, сине-зелёной. На дне Анна видела разноцветные камешки, ракушки, коралловые замки и гроты. Из одного из них показались щупальца небольшого спрута. Забавные присоски на них то открывались, то закрывались. Одно из щупалец крепко сжимало красного морского конька, уже переставшего бороться за жизнь. Анна пожалела красивое создание...Волны ласкали, качали, убаюкивали, шептали...
   "Теперь не уходят из жизни,
   Теперь из жизни уводят.
   И если кто-нибудь даже захочет, чтоб было иначе,
   Бессильный и неумелый опустит слабые руки,
   Не зная, где сердце спрута, и есть ли у спрута сердце..."
  
   ***
  
   Анна открыла глаза, как от толчка. В первый момент, выдираясь из сна, она не могла сообразить - что не так? И тут же поняла - за окном слышался вой собаки. Громкий, тревожный, и - очень знакомый. Анна поднялась и на затёкших ногах шагнула к окну. Туман слегка рассеялся. Похоже, это действительно третий этаж! Под окном, еле видимая, белела плоской ребристой крышей машина "Скорой помощи". На ней сидел Пёс и выл, задрав морду. Такой родной, такой знакомый, такой замечательный!.. Анна рывком открыла фрамугу окна и по пояс высунулась наружу.
   - Я здесь!
   Пёс замолчал и, увидев Анну в окне, несколько раз стукнул хвостом.
   - Я здесь, миленький! Я сейчас! - Пёс громко гавкнул и замолчал, выжидательно глядя на неё. Он показался Анне каким-то... не таким... он был больше...
   Впрочем, сейчас раздумывать об этом не имело смысла. Надо было выбираться, пока проклятый туман не выкинул какой-нибудь грязный фокус.
   Анна выбросила веревку в оконный проём. Конец повис прямо над крышей "Скорой помощи". Теперь самое главное - благополучно спуститься...
   Возбужденная скорым освобождением, Анна не заметила, как вода в кулере помутнела и тихо забурлила. В резервуаре копошился мутный силуэт.
   Анна подергала веревку ещё раз - привязано было крепко. Она встала одним коленом на подоконник... поправила пакет с лекарствами и...
   ...вторую ногу что-то крепко держало.
  
   Рассерженно оглянувшись, Анна увидела, как мощное щупальце, покрытое отвратительными чмокающим присосками, обвилось вокруг лодыжки. Оно тянуло её назад. В кулере росло, вспучиваясь на глазах, отвратительное серо-розовое тело спрута с мутным, склизким глазом, ворочавшимся в складках. Щупальца на глазах прорастали сквозь пластиковый резервуар и, как огромные, мокрые и мерзкие пиявки, ползли по полу. Резервуар лопнул и гнусное создание с противным влажным звуком плюхнулось на цветной ковёр.
   Резко дёрнув её за ногу, спрут сорвал Анну с подоконника и потащил по полу. Пёс за окном опять громко завыл. Анна била щупальце свободной ногой, ломая ногти, цеплялась руками за батарею, за кресло, за что попало. Лодыжку сжимало всё сильнее и сильнее... десяток извивающихся пиявкоподобных конечностей... Боже, у них рты!.. жадно ползли к Анне. Она вспомнила несчастного морского конька из своего короткого сна.
   "Ах, сволочь такая! Убаюкал! Не мытьём, так катаньем берёшь. Не дождёшься, дрянь поганая!". Анна нащупала на поясе ножны, вытащила нож и, извернувшись так, что хрустнул позвоночник, рубанула ножом по щупальцу, чуть не поранив сама себя. Спрут забулькал... и вдруг заклекотал по-птичьи. Вскочив на ноги, Анна отшвырнула от себя мгновенно ставшее вялым обрубленное щупальце, и бросилась обратно к окну. Схватив упавшее самодельное копьё, она влезла на подоконник и заорала на спрута, сорвав голос:
   - Пошёл вон, падаль!
   Пёс на улице залаял. Анна прошептала, стараясь не отрывать глаз от твари, распластавшейся на полу:
   - Сейчас, сейчас, мальчик, подожди... сейчас...
   Обрывок щупальца всё ещё дёргался, изгибаясь, как гусеница. Из обрубка вытекала чёрная, с прозеленью, жижа. Спрут осторожно придвинулся к окну. Анна, прицелилась и запустила копье, целясь прямо в мутный блестящий глаз.
   Попала!
   Острые медицинские скальпели глубоко вошли в плоть и застряли в ней. Спрут завопил на невыносимо высокой ноте, от которой у Анны мгновенно заложило уши и заныли зубы. Она хрипло закричала, закричала с радостью, видя, как судорожно дергались щупальца, то свиваясь в чудовищные кольца, то раскручиваясь и круша всё вокруг. Из присосок текла вонючая дрянь с какими-то мелкими белыми козявками.
   - Вот так тебе, уродина! На халяву решил... - Анна морщась, торопливо вытерла нож о брючину, вложила лезвие в ножны и, крепко взявшись за спасительную веревку, перелезла через подоконник. - Иду, иду! Я уже скоро! - крикнула она и заскользила вниз.
  
   Это было не так просто, как казалось. Ладони обожгло, но узлы действительно тормозили "свободное скольжение". Через несколько мгновений, тянущихся неимоверно долго, ноги Анны гулко ударились о крышу машины. Не удержавшись, одна упала на бок, выпустив из рук веревку, перевернулась, пытаясь схватиться обожженными пальцами хоть за что-нибудь.
   Она всё-таки скатилась с края и плюхнулась на землю. Падение было жёстким. В лодыжке, помятой спрутом, полыхнула боль, в мешке с лекарствами хрустнуло. Но, очумело поднявшись на ноги и машинально поглядев наверх - а не видно ничего! туман! - она поняла, что может стоять. "Наверное, просто небольшое растяжение, ерунда!"
   Всё было хорошо - пакет со шприцами и лекарствами по-прежнему был при ней, нож не выпал из ножен, фляга с водой уцелела.
   Анна была жива, она была свободна, она вышла из проклятого места! Она сделала это!
  
   - Вот вам! - прохрипела Анна, подняв над головой кулак. - Вот вам всем!
   Она не нашла Пса. Обойдя несколько раз вокруг "скорой", она не нашла Пса!
   Он исчез так же внезапно, как и появился.
   Прихрамывая, она пошла к воротам в решетчатом заборе, ограждающем здание поликлиники. Ей хотелось как можно скорее уйти подальше от отвратительного и опасного места. На секунду ей показалось, что, выйдя за ворота, она вновь увидит тот же двор и "Скорую помощь" с пятнами крови на крыше. Крови от её ободранных рук...
   Но вместо этого она увидела в тумане будто шагнувшие её навстречу кусты акации. Анна потрогала пыльные нежные веточки, сама не понимая, зачем она это делает... и её осенило - ветки были покрыты стручками плодов.
   Когда она видела эти кусты в последний раз, на них едва-едва распускались смешные цветы, похожие на мордочки жёлтых игрушечных львов... а теперь...
   - Сколько же меня кружило? - спросила она... понимая, что вопрос её бессмыслен.
   Времени прошло много. Гораздо больше, чем ей представлялось.
  
   Она постаралась собраться с мыслями. Идти обратно, к костру, было незачем. Она найдёт только давно остывшие угольки, размытые дождями...
   Зло поглядев в сторону ворот, Анна подвинула ножны так, чтобы рукоять ножа была под рукой, и быстро пошла вперёд. В реальном мире, не загаженном туманом, до Дворца Молодёжи было всего два квартала.
   - Дойду! - хмуро сказала она. - Всё равно дойду!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
Оценка: 4.66*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"