Annotation

     Все-таки щели в заборе – не самый щедрый источник информации. Прижимаясь щекой к шершавым доскам, Евгений невольно вспоминал, как в детстве он подобным образом изучал внутреннее устройство телевизора через вентиляционные отверстия в его задней стенке. Так же, как и тогда, просветы были крайне узкими, чтобы хоть что-нибудь через них разглядеть, а сам забор – слишком высоким, чтобы сделать фотографии, подняв камеру на вытянутых руках. Да и что бы он там интересного снял? Доски, доски и снова доски. На заднем дворе лесопилки живописные ракурсы, как правило, в дефиците.

     Евгений прошелся немного вдоль ограды и приложился к очередной щели.

     Он всегда с уважением относился к профессиональному чутью Кленовского. Шутка ли – пять лет продержаться в кресле главного редактора самого скандального из местных таблоидов? Но на этот раз босса, похоже, откровенно занесло. Ну какую сенсацию, скажите на милость, можно раздуть из ограбления деревенского магазина? Абсолютно заурядное событие, не несущее в себе никакой интриги. Если Кленовский и учуял тут какую-то перчинку, то Евгений распробовать ее пока так и не смог. А статье без пикантных приправ в «Утренний курьер» дорога заказана.

     Журналист добрался до конца забора, после чего вернулся к магазину, вытирая вспотевшую шею носовым платком.

     Если пойти налево, то через полсотни метров уткнешься в проходную Верховецкого деревообрабатывающего завода, но там Евгений уже успел побывать, и повторять эксперимент ему совершенно не хотелось, да и смысла в том он особого не видел. Сторож, дремавший в каморке у ворот, обдал его потоком бессвязной брани, густо замешанной на вчерашнем перегаре, и посоветовал проваливать восвояси. Жгучего желания раздавать интервью он явно не испытывал.

     Не стоило, наверное, приезжать сюда сегодня, в воскресенье. Дождался бы понедельника – толку добился бы больше. А сейчас магазин, понятное дело, не работал, и скамейка рядом с крыльцом пустовала. В другое время на ней наверняка бы дежурили местные старушенции, а лучшего источника информации и не сыщешь. Можно, конечно, попытать счастья в администрации городка, но казенный язык мелких чиновников поселкового масштаба не шел ни в какое сравнение с сочным говором старожилов.

     Если прижаться к запыленному стеклу магазина и ладонями загородиться от света, то из внутреннего полумрака проступали кое-какие подробности. Хотя проку от этого было также немного. Полки с крупами, макаронами и сахарным песком, бутыли с газировкой, несколько коробок стирального порошка. Евгений чуть ли не наизусть знал ассортимент подобных заведений, имевшихся почти в каждом поселке, насчитывающем более двадцати дворов. Здесь в пределах одного прилавка умещались и хозтовары и продукты и стройматериалы. Плюс свежий хлеб два раза в неделю.

     – А он сегодня не работает, – послышался звонкий голос из-за спины.

     Евгений обернулся, и перед его взглядом предстала скульптурная композиция «мальчики с велосипедами». Серая пыль покрывала троих сорванцов и их железных коней столь густым слоем, что в вечерних сумерках их и впрямь можно было принять за гипсовых. Только темные следы от сбегающих по вискам капель пота выдавали подделку.

     Журналист сунул руку в нагрудный карман и включил свой верный диктофон. Деревенская ребятня по степени осведомленности шла на втором месте после старушек. С минимальным отрывом.

     – День добрый, юные господа! – он приветливо им улыбнулся. – А правду ли говорят, что ваш магазинчик позавчера обчистили?

     – А вам какой интерес? – подозрительно прищурившись, поинтересовался один из ребят, выглядевший самым старшим.

     – Я из «Утреннего курьера», – пояснил Евгений, – собираю материал для статьи.

     – Из «Утреннего курьера»?! – хором воскликнули мальчишки. – Что, правда?!

     Вот! Вот где крылись истинные ценители репортерского искусства! Здесь, в забытой северной глуши таились они, самые преданные поклонники неприкрытой правды и леденящих кровь сенсаций!

     Они тараторили все одновременно, размахивая руками и корча такие рожи, что составили бы честь многим профессиональным комикам. Создавалось впечатление, что парни не только проштудировали от корки до корки всю подшивку «Курьера», начиная с самых первых выпусков, но и выучили их содержимое наизусть. Евгению ничего не оставалось, как согласно кивать и поддакивать, хотя он не понимал и половины из того, о чем они галдели. Постепенно вспышка первоначального энтузиазма немного поутихла, и молодую брызжущую энергию стало возможно направить в конструктивное русло.

     – Так все же, – он поднял перед собой руки, призывая своих информаторов к вниманию, – что стряслось с этим магазином?

     – Его ограбили. В ночь с четверга на пятницу, – разъяснил тот, что был за старшего, – вскрыли задний вход, выгребли все деньги из кассы, похватали с полок что под руку попало и испарились.

     – То есть грабители действовали изнутри, с территории лесопилки?

     – Ага!

     – Как же они туда попали? – Евгений вскинул голову, изучая высокий забор, по верхней кромке которого вилась ржавая колючая проволока. – Или же это был кто-то из своих?

     Он умышленно задавал провокационные и даже глупые вопросы, желая вытащить на белый свет как можно больше различной информации, могущей иметь отношение к делу.

     – Попасть внутрь? Да проще простого! – хохотнул другой мальчуган. – Мы вам покажем!

     В полном соответствии с теоремой (или даже аксиомой), утверждающей, что в любом заборе, вне зависимости от степени секретности и охраняемости объекта, обязательно существует как минимум одна дырка, за скособоченными гаражами в ограде обнаружились несколько досок, держащихся исключительно на честном слове. Отчетливо различимая в траве тропинка говорила о том, что тайный лаз пользовался в народе устойчивой популярностью.

     – Здесь ходят те, кто живет на том конце деревни, – махнул рукой старший, – чтобы крюк до проходной не делать.

     Стайка мальчишек нырнула в дыру, и Евгений протиснулся следом, оказавшись в окружении штабелей из пахнущих свежей смолой досок и брусьев.

     – Сюда, – ребята поманили его за собой.

     – А вы не боитесь, что вас сторож застукает? – еще один вопрос с подвохом.

     – Егорыч-то? Да он из своей каморки даже носу не кажет! – успокоили его мальчишки, ловко лавируя в лабиринте из пиломатериалов. – Привык, что собаки все за него стерегут.

     – Собаки?! Где?!

     – Были, да сплыли, – его провожатые остановились и указали на здание магазина по ту сторону небольшой открытой площадки. – Вот и задний вход. Видите, как новый замок блестит?

     Евгений кивнул, хотя с такого расстояния не мог ничего толком рассмотреть. Сейчас его куда больше заинтересовал другой, только что вскрывшийся аспект.

     – А что такое с собаками приключилось?

     – Грабители их кокнули.

     – Вот как? Что, по-хорошему договориться не получилось? Колбаски им подбросить или еще чего вкусненького?

     – Договориться?! – вытаращился на журналиста старший. – С этими четвероногими дьяволами?! Да вы рехнулись!

     – То есть охрана была абсолютно неподкупной?

     – Я же говорю – сам Дьявол в обличии двух бешеных ротвейлеров. Им никто был не указ, только Егорыч мог хоть как-то с ними управляться, да и то с трудом.

     – Но это не останавливало вас он лазания через дыру в заборе?

     – Мы же только днем, когда собаки в клетке! – фыркнул мальчишка. – В другое время они даже к забору приблизиться бы не дали. Сразу такой хай поднимут, что всю деревню перебудят. Даже все местные дворняги лесопилку за версту обходили.

     – Мы не самоубийцы! – согласился с ним другой. – У этих псин определенно в головах каких-то гаек недоставало. Бросались на всех подряд, да с такой яростью, с такой злобой, что и штаны обмочить недолго.

     – Тогда непонятно, почему в ту ночь они не подняли тревоги?

     – Никто не знает, – развел руками старший. – Они даже не тявкнули, а утром Егорыч пошел их искать, но нашел только две уже остывших тушки. Одна вон там валялась, а другая правее, за углом. Отсюда не видно.

     – Можно подумать, их снайпер снял.

     – Такой вариант многое бы упростил, но их не застрелили. И не зарезали. Им перегрызли глотки.

     Говорят, что некоторые бабочки способны по запаху учуять своего партнера за многие километры, а киты могут общаться с сородичами, находящимися на другом конце океана. Неизвестно, какими органами чувств пользовался Кленовский при поиске горячих материалов, возможно у Главных Редакторов имеются особые, профессиональные рецепторы, реагирующие на феромоны скандала, но его инстинкты пока еще ни разу не ошиблись. Смог же он унюхать пикантные детали в сообщении о вроде бы рядовом ограблении. Телепатия, не иначе.

     Евгений остановил машину перед зданием Верховецкой администрации и, ожидая пока усядется завеса пыли за окном, еще раз прокрутил запись на диктофоне.

     Никаких дополнительных подробностей мальчишки сообщить ему не смогли. Местный участковый постарался максимально оградить место преступления от посторонних глаз, а потому все прочие сведения, которыми они располагали, были получены из третьих рук. Тем не менее, ошибиться в причине смерти собак они не могли. Когда Евгений высказал вполне естественное сомнение и предположил, что ребята могли что-нибудь напутать, они дружно отвергли такую возможность.

     – Да вы что! – почти возмутился старший. – Я же своими глазами видел! Когда их тушки на тачке увозили, за ними кровавые лохмотья аж по земле волочились!

     После этого журналисту не оставалось ничего, кроме как отступить и заняться сопутствующими хлопотами. Окончательно удостоверившись, что сторож появляться на сцене не собирается, мальчуганы устроили ему настоящую экскурсию по местам разыгравшейся драмы. Он сделал пару десятков фотографий, включая осиротевшую клетку, где держали собак, вид забрызганных запекшейся кровью досок и групповой портрет с велосипедами на фоне входа в магазин. По правде говоря, он больше работал на публику. Никакой иллюстративной ценности его снимки не имели, но что это за журналист, который ни разу не щелкнул затвором фотоаппарата!

     Теперь он решил попытать счастья в официальных инстанциях.

     Однако в кабинете местного участкового его ожидало очередное, уже второе на сегодня фиаско, хотя и не столь эмоциональное, как в каморке сторожа. Молодой, коротко, по уставу, стриженый лейтенант, на правой руке которого поблескивало новенькое обручальное кольцо, оказался далеко не в восторге от гостя из «Утреннего курьера», а узнав о цели его визита, и вовсе одарил Евгения таким взглядом, что тот невольно вспомнил своего отца. Тот так же точно смотрел на их блудливую кошку, когда она в очередной раз заявлялась домой с раздувшимся животом. Поскольку все соседи, родственники и знакомые уже давно и в избытке были обеспечены ее отпрысками, становилось ясно, что котят придется утопить, и от этой мысли настроение у отца безнадежно портилось на весь оставшийся день.

     Полицейский тяжело вздохнул, взял со стола помятую пачку сигарет и протянул ее журналисту.

     – Курите?

     – Бог миловал.

     – Везет! – он вынул одну сигарету и пошарил по карманам в поисках зажигалки. – А вот я бы не отказался подышать свежим воздухом.

     Остановившись на крыльце, участковый неспешно закурил, молча сделал пару затяжек и кивнул на запыленный «уазик», припаркованный перед входом.

     – Ваша?

     – Угу.

     – «Патриот»?

     – Точно.

     – И как он?

     – Возможно, лучший выбор для наших дорог. И даже их отсутствия.

     – Годится. Думаю, и себе такую же взять, – участковый одобрительно покивал головой и умолк, задумчиво попыхивая сигаретой. Чувствовалось, что ему жуть как неохота переходить к интересующей Евгения теме, но неприятный момент невозможно оттягивать бесконечно.

     – Так все же, – журналист попробовал осторожно прозондировать почву, – что вы можете рассказать о недавнем ограблении?

     – Вы жаждете сенсаций, я понимаю, – лейтенант подчеркнуто аккуратно стряхнул пепел в стоящую на перилах консервную банку, – но и вы войдите в мое положение. Мне лишний шум без надобности.

     Евгений с трудом удержался, чтобы не улыбнуться. Сколько раз в голливудских фильмах он видел подобную сцену, когда умудренный жизненным опытом шериф разъясняет забредшему в его городок герою правила игры на своей территории. Вскоре после этого, обычно, весь городок отправлялся под снос.

     – Ничего примечательного я вам рассказать не могу, – продолжал участковый. – Как лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей, я вправе комментировать только официальную версию событий.

     – А что она гласит?

     – В ночь с четверга на пятницу злоумышленники проникли на территорию Верховецкого деревообрабатывающего завода и вскрыли заднюю дверь примыкающего к нему магазина. Они забрали из кассы около пяти тысяч рублей и обчистили полки. Сумма ущерба в данный момент уточняется. Поскольку пропажа обнаружилась только утром, в распоряжении грабителей было более чем достаточно времени, чтобы скрыться с добычей.

     – Какие есть версии?

     – Технически, провернуть подобное дельце мог почти любой человек. Схема действий была проста, как сибирский валенок. Тем более что сторож еще с вечера так назюзюкался, что все проспал. Хоть весь завод выноси!

     – И часто он так?

     – Почти всегда, – безнадежно махнул рукой полицейский. – Мы его еще потрясем, конечно, но он не полный идиот, чтобы воровать прямо на рабочем месте.

     – Какие варианты имеются в запасе?

     – Я же говорю: это мог сделать кто угодно! Хоть проходившие мимо бомжи.

     – Но как быть со сторожевыми собаками?

     – С собаками? – переспросил Евгения участковый. – Вы о чем?

     – О двух ротвейлерах, охранявших лесопилку, и которых загрызли при ограблении.

     – Ах, об этих! – облегченно вздохнул он. – Не обращайте внимания. Всего лишь слухи.

     – Слухи?!

     – Конечно! Жизнь у нас небогата событиями, а потому любое мало-мальское приключение немедленно обрастает целым ворохом несуществующих подробностей, – лейтенант аккуратно загасил сигарету и бросил окурок в банку. – Одни видели огромные следы у себя на огороде, другие слыхали о задранной корове в соседней деревне, да мало ли что еще говорят.

     – Корова? – оживился Евгений. – Правда?!

     – Новые слухи родятся быстрее, чем я успеваю опровергать старые. Не берите в голову.

     – То есть… – журналист на секунду запнулся, прикидывая, с какого фланга ему зайти теперь, – то есть вы отрицаете очевидные факты?

     – Для меня факт – это то, что записано в протоколе.

     – Значит, в вашем протоколе записано не все.

     – Вы уверены? Откуда у вас такие сведения?

     Евгений чуть было не брякнул, что своими глазами видел место преступления и кровавые следы на земле, но вовремя прикусил язык. С формальной точки зрения его проникновение на территорию лесопилки являлось, разумеется, незаконным, и могло повлечь за собой определенные неприятности. Он решил пойти в обход.

     – Но как вы собираетесь отвечать людям на вопросы, которые у них появляются? Они же будут задавать их вам.

     – Как-нибудь справлюсь.

     – Вместо того чтобы разобраться и успокоить своих соседей, вы скрываете от них правду и элементарно прячете голову в песок!

     – От того, что я начну потакать чьим-то фантазиям и комментировать разные домыслы, никому спокойней не станет! А чтобы скрывать от кого-то правду, до нее сначала следует докопаться.

     – Но вы, как я погляжу, даже не пытаетесь.

     – Если хотите, можете настрочить на меня жалобу и вручить ее вышестоящему начальству.

     – Да нет, зачем? Я что-нибудь другое придумаю, – Евгений хитро прищурился. – «Полиция покрывает Верховецких живодеров!» – как звучит? По-моему, неплохо.

     Участковый посмотрел на него так, что стало очевидно – теперь он бы утопил надоедливого журналюгу при первой же возможности и с большим удовольствием.

     – Клевета – дело подсудное, – заметил он осторожно.

     – Наше издание имеет богатый опыт судебных баталий, но, признаюсь честно, подобная перспектива не радует меня точно так же, как и вас.

     – Чего вы добиваетесь? – спросил лейтенант, наконец.

     – Я хочу понять, что именно произошло здесь два дня назад.

     – Я не знаю.

     – А как насчет того, чтобы провести соответствующее расследование, опросить людей, собрать улики. Вы хоть что-нибудь из этого предприняли?

     – Опросить людей, говорите? – переспросил полицейский и покрутил головой, будто разминая затекшую шею. – А вы знаете, какой вчера был день?

     – Вчера? Суббота, насколько мне известно, – ответил Евгений, недоумевая, куда тот клонит.

     – Вы в курсе, как наши сограждане, выезжающие на выходные за город, проводят обычно субботние вечера?

     – Примерно представляю.

     – Пьянки, песни, шашлыки, хождение по соседям за добавкой, пара-тройка обязательных потасовок с последующим братанием и все такое прочее до самого утра, так?

     Евгений кивнул.

     – А знаете, что творилось здесь прошлой ночью? – участковый обвел рукой поселок.

     – Что?

     – Тишина. Мертвая.

     – ???

     – Никто не шатался по улице, не пел песен, не переругивался с соседями. Все сидели по домам и квасили молча. Люди были так напуганы, что, даже напившись до полного непотребства, ни один человек так и не осмелился выйти на улицу.

     – Вам бы только радоваться, – съехидничал Евгений.

     – И я бы радовался, будь такой результат следствием моих усилий по повышению сознательности наших сограждан, но ведь это не так. Они, наоборот, ждут от меня разъяснений, ждут, чтобы я их успокоил. Несколько семей вообще, как только узнали о том, что тут стряслось, сгребли детей в охапку и укатили назад, в свою Москву или Тверь, – лейтенант с укором посмотрел на журналиста, – а вы предлагаете мне пройтись по дворам, порасспрашивать…

     – Разве расследование всех обстоятельств совершенного преступления не является вашей прямой обязанностью?

     – Моя задача – следить за тем, чтобы жизнь в Верховцах текла спокойно и размеренно, как равнинная река. Без бурных стремнин, порогов и перекатов. А если кто-нибудь и бросит в нее камень, то поднятые им волны должны как можно скорее улечься, чтобы жизнь вернулась в привычное русло. Если, конечно, никто не будет ее специально баламутить.

     – И истина вас совершенно не интересует?

     – А я, положа руку на сердце, вовсе не уверен, что хочу ее знать, – лейтенант зашарил по карманам в поисках пачки сигарет, но вспомнил, что оставил ее в кабинете и только крякнул с досады, – мне так спокойнее.

     – И вам даже не любопытно?

     – Не-а.

     – Вы и дальше будете утверждать, что дельце провернул сам сторож?

     – Или кто-то из его знакомых, – участковый начал загибать пальцы. – Грабители не могли проникнуть на территорию завода и выйти обратно без его ведома или даже содействия. Они знали, что в магазине есть задний вход, который запирается чисто условно. Они знали, что инкассаторы забирают выручку вечером в пятницу, а потому пошли на дело в четверг, чтобы хапнуть побольше…

     – …и попутно они загрызли двух сторожевых ротвейлеров.

     – Дались вам эти собаки!

     – …да еще разделавшись с ними так ловко, что они даже тявкнуть не успели! Как им это удалось?

     – Я ничего не знаю! – полицейский окончательно капитулировал, и ушел в глухую оборону. – Что, да как… Не знаю!

     – Быть может, собак сначала отравили или усыпили?

     – Понятия не имею! Со всеми вопросами из области собаковедения, езжайте лучше в Вельярово!

     – Вельярово? – нахмурился Евгений. – А что там такое?

     – Собачий питомник, – его собеседник с радостью ухватился за возможность сменить тему. – О наших четвероногих друзьях они знают больше, чем кто бы то ни было.

     – Спасибо за подсказку, я к ним обязательно загляну. Это далеко?

     – Не особо, – лейтенант ткнул большим пальцем себе за спину. – Возвращаетесь на трассу и поворачиваете направо, километров через пять будет указатель. Мимо не проедете. Вот только я сильно сомневаюсь, что там захотят с вами общаться.

     – Это почему же? – ехидная насмешка, прозвучавшая в словах участкового, не осталась без внимания журналиста.

     – Костюмчик не тот, – тот, скривившись, кивнул на его «уазик». – В Вельярово посетители, как правило, на «Роллс– Ройсах», да на «Бентли» подъезжают. С мелкой шушерой вроде нас там дружбы не водят.

     – Вот как? – Евгений был несколько озадачен, поскольку впервые слышал о столь интересном заведении, которое, как выясняется, располагалось у него буквально под боком. – Откуда тогда вы сами о питомнике знаете?

     – Я же здесь живу! – чуть ли не оскорбился полицейский. – Кроме того, и к нам иногда заезжают ошибившиеся поворотом дорогие черные кортежи. Так что…

     Глядя в зеркало заднего вида на постепенно уменьшающуюся фигурку участкового, Евгений подумал, что тот напоминает ему смотрителя маяка, возвышающегося на скальном утесе посреди бушующего моря. Хотя нет, скорее он был смотрителем единственной сухой кочки, затерявшейся на просторах гнилого болота. Старательно избегая, насколько возможно, любых контактов с окружающей действительностью, он будет ревниво охранять порядок и уют внутри своего крохотного мирка. Каждый день он, безупречно выбритый, подстриженный, в выглаженной рубашке, будет аккуратно стряхивать сигаретный пепел в банку, не обращая внимания на то, что земля перед крыльцом покрыта толстым слоем окурков, шелухи от семечек и прочей грязи, к которой метла дворника не прикасалась, пожалуй, со дня основания поселка. И жизнь его будет спокойной и безмятежной ровно настолько, насколько расстилающаяся вокруг гиблая трясина будет для непосвященного взгляда похожа на аккуратно подстриженную зеленую лужайку. Лишь бы ее никто не баламутил.

      – Добрый день! Чем могу вам помочь? – проворковал из динамика хорошо поставленный женский голос.

     – Здравствуйте, я Евгений Полевкин из «Утреннего курьера», и я хотел бы…

     – Извините, мы не даем интервью.

     – Мне нужно не интервью! – поспешно заверил собеседницу Евгений. – Я приехал за консультацией.

     – Вам следовало прислать нам заявку на e-mail, или хотя бы заранее позвонить. Мы принимаем клиентов исключительно по предварительной записи.

     – Но у меня срочное дело!

     – Какого рода?

     – Это связано с ограблением магазина в Верховцах.

     – Подождите минуту, – в динамике что-то щелкнуло, и Евгений остался в тишине.

     В ожидании ответа он занялся изучением ограды, пытаясь хоть что-то за ней разглядеть. Однако густая живая изгородь, высаженная за ажурной металлической решеткой, носившей, скорее, чисто декоративную функцию, надежно укрывала секреты питомника от излишне любопытных глаз. Даже при всем желании Евгений не смог бы ничего сфотографировать отсюда, с улицы. Логично было предположить, что с территории будет доноситься разноголосый собачий гвалт, но кроме шелеста листвы, уже теряющей свою сочную зелень, да щебета птиц, не слышалось никаких других звуков.

     Он не питал иллюзий относительно своих перспектив оказаться по ту сторону ворот. Участковый был, несомненно, прав, калибр не тот, но не попытаться он не мог. Того материала, что Евгений успел переложить на бумагу за предыдущий вечер, выходило определенно недостаточно. И дело тут не в количестве текста, а в его качестве. Подобные репортажи здорово теряют, если не сопровождаются ссылками на мнение уважаемых экспертов. Разумеется, ему не составило бы большого труда высосать из пальца целый полк таких специалистов, но риск сморозить очевидную глупость оказывался слишком велик. Евгений абсолютно не располагал опытом общения с собаками.

     В другой раз он бы не выдумывал бы себе лишних проблем, и всю необходимую информацию нацедил бы из Интернета, но вчера, как назло, связь в очередной раз чудила. Добиться в воскресенье хоть какого-то результата от службы технической поддержки оказалось сродни выторговыванию скидки на тюльпаны вечером седьмого марта. А Евгений как раз собирался поискать в сети что-нибудь про Вельярово…

     В результате он оказался перед запертыми воротами, даже не зная толком, к кому и зачем приехал. Он даже номер телефона найти не смог, хотя предварительный звонок вряд ли бы что-либо изменил.

     Спустя пару минут динамик, словно вспомнив о посетителе, снова щелкнул и коротко буркнул:

     – Фото- и видеосъемка категорически запрещены.

     – Понятно.

     – Проезжайте.

     Автоматические ворота лязгнули и с негромким гудением поползли вбок. Евгений, сам не веря своей удаче, сунул руку в нагрудный карман, чтобы убедиться, что не забыл включить диктофон, после чего снова завел двигатель и въехал на территорию.

     От ворот вглубь вела длинная тенистая аллея, по обе стороны которой выстроились ровные ряды кленов. Когда последние деревья расступились, его взору предстала большая двухэтажная усадьба, двумя светло-бирюзовыми крыльями флигелей охватывающая ровную зеленую лужайку с большой клумбой посередине. Подъездная дорога описывала круг перед широким крыльцом с белыми мраморными ступенями и массивными перилами на точеных балясинах. Евгений посчитал, что останавливать машину прямо перед крыльцом выглядело бы слишком уж вызывающе, а потому проехал дальше, до площадки, где стояли два черных «Мерседеса». Уже идя к крыльцу, он оглянулся, отметив, насколько нелепо смотрится его покрытый пылью «уазик» рядом с роскошными лимузинами, посреди общей ухоженности и прилизанности. Его машина, да и он сам выглядели здесь инородными телами, и все окружение ненавязчиво давало понять, что их присутствие терпят лишь в силу необходимости.

     На верхней ступеньке, засунув руки в карманы брюк, его поджидал высокий и уже начинающий седеть мужчина. Его морщинистое, как кора старого дуба, лицо производило тяжелое, вернее, массивное впечатление. От мешков под глазами вниз, к углам рта сбегали глубокие складки, а дальше начинался подбородок, который своим весом словно тянул все остальные черты за собой. Но, спроси кто у Евгения, ему бы и в голову не пришло назвать это лицо лошадиным, поскольку его покрывала настолько густая аура аристократичности,  что в ней бесследно тонули любые огрехи.

     – Добро пожаловать в «Вельярово»! – человек протянул ему руку, и ладонь Евгения буквально утонула в переплетении узловатых суставов. – Я – Кирилл Вельгер, директор питомника.

     – Евгений Полевкин, «Утренний курьер».

     – Прошу, – хозяин отступил в сторону и широким жестом пригласил следовать за собой.

     – Какое почтенное поместье! – вполне искренне поразился Евгений, осматривая территорию с высоты мраморного крыльца. – У этого особняка, должно быть, весьма богатая история. Или я ошибаюсь?

     – Вы совершенно правы. Вельярово существует  уже около двухсот лет, само его название происходит от нашей фамилии (некоторые буквы за прошедшие годы, правда, малость порастерялись). Еще мой прапрадед держал здесь псарню. За борзыми щенками, да и просто поохотиться к нему приезжали аж из Московской губернии.

     – И все эти годы ваша семья занималась разведением собак?

     – Нет, не совсем. Революция внесла свои коррективы, но, как только появилась такая возможность, мы выкупили участок вместе с тем, что осталось от усадьбы, и начали дело заново.

     – Пришлось отстраивать все с нуля?

     – Нам повезло, – директор обвел рукой окрестности, – в такой глуши поместье даже разграбить толком оказалось некому. Да и местная партноменклатура вскоре положила на него глаз, используя в качестве охотничьего домика. Некоторая реставрация, конечно, потребовалась, но мы опасались худшего.

     – Ничего себе, «охотничий домик»!

     – Ну, изначально он был, конечно, поскромнее. Мы кое-что добавили от себя – отель для клиентов, бассейн, небольшой спорткомплекс с теннисным кортом. В старой части дома располагаются только административные помещения и жилые комнаты членов нашей семьи.

     – Уф! Ну и жара сегодня! – Евгений облегченно вздохнул, окунувшись в приятную прохладу кондиционированного холла. – Осень, называется.

     – Бабье лето, – заметил Кирилл, указав на дверь по левую руку. – Говорят, такая погода до конца недели продержится. Зато потом будет вам осень, все сразу – и холод, и дожди, и грязь под ногами.

     – Даже и не знаю, что лучше.

     Вышколенная секретарша распахнула перед ними дверь кабинета.

     – Располагайтесь, – директор кивнул на пухлые кожаные кресла и, бросив взгляд на застывшую в дверях девушку, спросил. – Чай? Кофе? Или, быть может, что-нибудь покрепче?

     Евгений давно уже излечился от рецидивов ложной скромности, когда люди неуверенно присаживаются на самый краешек стула и старательно отбиваются от любых проявлений внимания к своей персоне. В журналистской профессии такие долго не задерживаются. Он с наслаждением плюхнулся в объятия скрипучей кожи и по-хозяйски водрузил руки на подлокотники.

     – Я же за рулем, – несколько огорченно заметил он, – но от чая не откажусь.

     – Вам черный или зеленый? – уточнила секретарша.

     – Черный, и, пожалуйста, без всяких там бергамотов.

     Девушка кивнула и вышла.

     – Я тоже не люблю, когда хороший продукт портят разными добавками, – согласился с ним Кирилл, обойдя стол и остановившись у окна, – они лишь забивают вкус самого чая. Этот благородный напиток заслуживает того, чтобы им наслаждались в первозданной чистоте.

     От Евгения не укрылось, как умело директор налаживал диалог с собеседником, слово за словом располагая его к себе. Несколько как бы случайно оброненных фраз, и незнакомый человек буквально на глазах превращался в родственную душу, понимающую тебя чуть ли не с полуслова. Пожелай Евгений какого-нибудь «Эрл грея», как Кирилл немедленно заверил бы его в своей приверженности именно этому типу чая. Что поделаешь, в общении с такими непростыми клиентами, каковые хаживали в Вельярово, от умения правильно наладить контакт зависело очень многое.

     Блаженно развалившись в мягком кресле, журналист осмотрелся.

     Первым, что бросалось в глаза, были собаки. Они буквально заполонили собой кабинет, глядя с висящих на стенах картин, застыв бронзовыми, фарфоровыми и костяными статуэтками за стеклами книжных шкафов и оккупировав стол письменным прибором в виде рвущейся с поводков борзой своры.

     – Сразу видно, что вы неравнодушны к своим четвероногим питомцам, – заметил журналист.

     – Это все подарки благодарных клиентов, – отозвался Кирилл, отойдя от окна и опустившись в массивное кресло во главе стола, – лично у меня собаки такого уж сильного умиления не вызывают.

     – Простите? – Евгений был откровенно ошарашен таким признанием. – Вы не любите собак?! Как же вы тогда с ними работаете?

     – Да нет, почему же? Я их люблю, конечно, но всему есть разумные пределы. Гончар ведь не обязан испытывать теплые чувства к глине, из которой он лепит свои горшки, – привел аналогию  его собеседник. – Я отношусь к своим подопечным с уважением, и этого вполне достаточно. Собака прекрасно чувствует чужие эмоции и на искреннюю привязанность отвечает взаимностью, что для нас недопустимо. Она должна любить и обожать одного-единственного человека на свете – своего хозяина. Именно поэтому наши клиенты принимают самое непосредственное участие в воспитании своих щенков. Да и сами учатся.

     В этот момент в кабинет вошла секретарша и, отбив каблучками короткую дробь по паркету, поставила на столик перед Евгением поднос с чаем.

     Он ожидал увидеть привычный одноразовый стаканчик с болтающимся сбоку желтым ярлычком, но вместо этого обнаружил перед собой цельный чайный прибор. Помимо собственно чашки тут присутствовали два чайника разного размера – один, поменьше, с заваркой, а другой с кипятком, блюдечко с несколькими ломтиками лимона и крохотной вилочкой, сахарница с крошечными белыми кубиками и изящными щипчиками, а также целая ваза с конфетами и печеньем.

     – Приятного аппетита! – приободрила секретарша слегка растерявшегося Евгения и удалилась.

     Немного сориентировавшись, тот налил себе чаю и, сделав пару обжигающих глотков, понял, что еще никогда в жизни не пробовал такого великолепного напитка. Все это время Кирилл молчал, не желая нарушать ритуал.

     – Вы, как и прежде, готовите собак для охоты? – Евгений опустил чашку на блюдце и вернулся к прерванному разговору.

     – Увы, нет, – директор еле заметно вздохнул, – традиции настоящей псовой охоты ушли в прошлое. И, как мне кажется, безвозвратно.

     – Отчего же так?

     – Сейчас совсем другой ритм жизни, а истинное искусство не терпит суеты. Да и мест, где можно было бы толком поохотиться почти не осталось, зверье все повывелось, а тащиться за тридевять земель никому неохота. Это же надо с собой целый караван тащить: собаки, лошади, обслуга, снаряжение… И, потом, вы можете представить кого-нибудь из нашей современной бизнес-элиты в седле?

     – С трудом, – не удержался от улыбки Евгений.

     Он украдкой перевернул чайную ложку, что держал в руке, и осмотрел ее обратную сторону в поисках клейма, чтобы убедиться, что это и впрямь серебро.

     – Но если не для охоты, то для каких задач вы тренируете собак?

     – Новое время несет с собой новые вызовы, и мы стараемся от него не отставать, – Кирилл побарабанил пальцами по столу. – Мы готовим собак-телохранителей.

     – Правда?! Как интересно! В наше неспокойное время данное направление, действительно, представляется более перспективным, – журналист обвел рукой кабинет. – Судя по всему, недостатка в клиентуре вы не испытываете?

     – Как видите.

     – Во сколько в среднем обходится заказчику подготовка собаки? Думаю, недешево?

     – Что верно, то верно, – кивнул директор, – хотя и не все можно измерить деньгами. Фиксированных расценок у нас нет, все очень индивидуально, но своих клиентов я сразу предупреждаю, что нанять для охраны человека будет, скорее всего, дешевле.

     – Это кого-нибудь отпугивает?

     – Нет, конечно. Но иногда я сам отговариваю людей от опрометчивого шага, когда вижу, что они не готовы к появлению в своей семье еще одного, четвероногого члена. Я не ставлю себе задачу любой ценой заполучить в свои сети очередной денежный мешок. Я не хочу, чтобы потом и он и его собака страдали от совершенной однажды ошибки. Моя цель – дать человеку то, что ему действительно нужно. Не то, заметьте, чего он хочет, а то, что ему нужно, а это далеко не одно и то же.

     – Согласен, – поддержал его Евгений. – Но если клиент созрел, то сколько времени занимает у вас подготовка его собаки?

     – Всю ее жизнь.

     – Это как?

     – Настоящий профессионал оттачивает свои навыки постоянно, и собака – не исключение. Мы передаем наших воспитанников в руки заказчика в возрасте полутора-двух лет, но и после того все они регулярно навещают питомник для тренировок. Очень многие вещи отрабатывать в домашних условиях попросту нереально.

     – То есть свой заказ приходится ждать как минимум полтора года? Почему так долго?

     – Вас, возможно, дезориентировали некоторые из объявлений, публикуемых в вашей газете. Те, где предлагается за восемь-десять занятий сделать из вашей собаки свирепого телохранителя, – Кирилл шутливо погрозил Евгению пальцем. – Я бы попросил вас не ставить нас с ними на одну доску.

     – А в чем разница?

     – Как бы вам получше объяснить, – он задумчиво пожевал губу. – Вот вы, автомобилист, представляете, в чем основное различие между автомобильной сигнализацией и охранной системой?

     – Более-менее, – нахмурился Евгений, пытаясь понять, куда клонит директор.

     – Задача первой – отпугнуть, задача второй – защитить. Простенькую сигналку можно прикрутить за полчаса, грамотная установка хорошей охранной системы может занять не один день. То же самое и с собаками – если вы хотите получить жупел на поводке, который распугает всех ваших знакомых, но окажется бесполезен в случае реальной опасности, то пожалуйста! Месяц занятий – и он ваш! Подготовка же профессионала требует времени и немалого терпения.

     – Я заинтригован, – Евгений налил себе вторую чашку. – Честно говоря, круг моих интересов далек от обсуждаемой тематики, а потому, если возможно, вы не могли бы рассказать о вашей работе поподробнее?

     – Надеюсь, вы не ждете, что я стану раскрывать перед вами свои профессиональные секреты?

     – Нет, конечно! Только базовый ликбез.

     Склонив голову набок, Кирилл оценивающе посмотрел на журналиста, словно взвешивая в уме целесообразность подобной траты времени. Однако он очень хорошо усвоил азбучную истину, известную еще из детских сказок – гостя сперва надобно напоить, накормить, а уже после терзать расспросами. А потому он, сцепив пальцы, положил руки перед собой на стол и заговорил, повторяя свою лекцию уже, наверное, в тысячный раз.

     – Обладание собакой – всегда большая ответственность, а собакой-телохранителем вдвойне. Именно поэтому моей первоочередной задачей является сбор всех возможных сведений о потенциальном клиенте. Еще до того, как разговор зайдет о заключении контракта, я провожу с ним несколько собеседований, стараясь понять, что он за человек, зачем ему нужна собака, готов ли он внутренне к такому шагу? Здесь рациональные причины не работают, если речь идет исключительно о безопасности, то лучше и, как я уже говорил, дешевле будет нанять человека. Ведь никакая собака не сможет защитить вас от пули снайпера.

     – А человек? – недоверчиво переспросил Евгений.

     – Грамотный охранник будет работать на упреждение: варьировать маршруты передвижения, запускать ложные цели, отговаривать клиента от заведомо рискованных мероприятий, отыскивать «жучки» и так далее. Даже самой талантливой собаке такое не под силу. Однако в ближней зоне четвероногий страж вне конкуренции.

     – Что ж, допустим, что решение принято. С чего начинается ваша работа?

     – С выбора наиболее подходящей породы, совместимость характеров значит очень многое. На этом этапе также желательно пообщаться с членами семьи клиента, с теми людьми, которые будут потом окружать собаку и непосредственно с ней взаимодействовать. Потом мы отбираем конкретного щенка и начинаем с ним заниматься.

     – А почему вы не работаете, так сказать, с «материалом заказчика»?

     – Взрослую, сформировавшуюся собаку обучать некоторым вещам уже поздно. Характер, основа, на которой потом строится все остальное, закладывается в детстве. Пытаться после что-то изменить, ломать через колено – глупо, да и опасно.

     – Из каких основных этапов состоит подготовка?

     – Ну, это будет примерно то же самое, что пытаться перечислить все пункты школьной программы, – Кирилл слегка качнул головой. – Схема стандартная – сначала азы, базовые кирпичики, из которых в дальнейшем уже собираются более сложные комбинации. И так круг за кругом. Разумеется, присутствует и физическая подготовка, немного позже, когда собака повзрослеет, начинается работа над закалкой психики.

     – Что это означает?

     – Сюда входит целый комплекс мероприятий, тут и привыкание к нахождению в толпе, к звукам выстрелов, умение быстро и управляемо переключаться из спокойного состояния в агрессивное и обратно. По-хорошему, кобелю еще нужно поучаствовать хотя бы в одной вязке, только после этого его психика может считаться окончательно сформировавшейся и окрепшей.

     – А как с девочками?

     – Для них этот момент не столь критичен, женская психика более гибкая, – директор сделал многозначительную паузу, – но и более коварная. Не дай вам бог поднять руку на человека, которого охраняет дама.

     – Хорошо, не буду, – заверил его Евгений.

     – Мы обучаем своих воспитанников приемам защиты от человека, вооруженного холодным и огнестрельным оружием, даем им навыки работы вслепую, на случай использования слезоточивого газа, они должны уметь работать и против группы людей и против других собак, а на заключительном этапе мы с ними занимаемся тактикой.

     – Чем-чем?

     – Тактикой, – повторил Кирилл, – умением оценивать обстановку и самостоятельно принимать решение исходя из обстоятельств. Очень часто в критической ситуации человек впадает в ступор, и здесь можно рассчитывать только на собаку, у которой не столь богатое воображение. Как правило, бывает достаточно схватить человека за рукав и вывести в безопасное место, но животное должно додуматься до этого без посторонней подсказки. Мы стараемся смоделировать самые разные ситуации, но всего не предусмотришь, так что я могу без лишней скромности сказать, что мы учим собаку думать.

     – Впечатляет! – заметил Евгений и взял из вазы очередное печенье. – К результатам столь объемного труда должна прилагаться довольно пухлая инструкция по эксплуатации.

     – В этом нет необходимости, поскольку владелец собаки принимает самое непосредственное участие в ее обучении.

     – Вот как?

     – А иначе нельзя. Собака должна с самого начала четко знать, кто ее хозяин. Наши сотрудники для нее – всего лишь инструкторы, учителя, а хозяин – Царь и Бог! Последние пару недель перед передачей заказчики вообще живут здесь в гостинице, проводя со своими собаками почти все время.

     – Ваши клиенты обычно весьма занятые люди, – недоверчиво нахмурился журналист, – как они на такое соглашаются?

     – Все оговаривается при заключении договора. Если человек не готов принести на этот алтарь определенные жертвы, то нечего и пытаться.

     – Все-таки любопытно, серьезные деловые люди, ценящие свое время и умеющие считать деньги… Как вам удается уговорить их на подобную затею? В чем тут секрет?

     – Никакого секрета нет. Более того, многих мне приходится, наоборот, от нее отговаривать.

     – И как в их головы вообще западает мысль завести собаку? Как они попадают в Вельярово?

     – Исключительно по рекомендациям. Мы не прибегаем к услугам рекламных агентств, люди с улицы нам не нужны, – Кирилл проследил за безуспешными попытками Евгения выцедить из чайника еще хоть капельку чая, и, скрипнув кожей кресла, подался вперед. – Итак?

     – Да? – тот вскинул на него вопросительный взгляд.

     – Что же привело к нам вас?

     Сообразив, что светские беседы на отвлеченные темы закончились, журналист отодвинул от себя поднос и на несколько секунд прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться на деле.

     – Это связано с недавним ограблением магазина в Верховцах. Вы слышали о нем?

     – Только что. От вас.

     Директор питомника словно вынул из своей головы и убрал в ящик стола модуль, отвечавший за гостеприимство и приветливость. Взгляд его стал похож на острие указки, которую когда-то школьная учительница маленького Жени наставляла на очередную жертву, обрекая ее на мучительную смерть у доски. Все тело журналиста охватил неприятный зуд вкупе с желанием свернуться в комочек и спрятаться в кармане собственной куртки.

     Евгений немного подождал продолжения, но напрасно.

     – Вам что-нибудь известно об этом? – попробовал он еще разок.

     – Только то, что вы мне рассказали. То есть абсолютно ничего.

     – Интересно, – протянул Евгений и заговорщически прищурился. – Поначалу ваша секретарша со мной даже разговаривать не хотела, но как только я упомянул об ограблении, вы сразу же отложили все дела и согласились меня принять. С чего бы вдруг?

     – Молодой человек! – нацеленный на него костлявый палец пару раз предостерегающе качнулся из стороны в сторону. – Вам следует меньше увлекаться чтением дешевых детективов в мягких обложках. Они затуманивают ваш разум. На самом деле меня обеспокоило то обстоятельство, что вы неким образом увязали в единую цепь ограбление деревенского магазина, «Утренний курьер» и Вельярово. Я считаю подобное соседство неприемлемым и жду от вас объяснений!

     Евгений, очевидно, пошел не с той карты. Директор питомника явно не собирался вестись на столь примитивные трюки. Сидя по ту сторону стола, он чем-то неуловимо напоминал египетскую пирамиду, между многотонными глыбами которой невозможно всунуть даже лезвие ножа, не говоря уже о том, чтобы их хоть немного расшевелить.

     – О, господи! – всплеснул руками Евгений. – Я пришел к вам всего лишь за консультацией, а вы меня уже в чем-то подозреваете?!

     – Не упоминайте Имени Господа всуе – боком выйдет, – выдал директор очередное нравоучение. – Что за консультация вам нужна?

     – Дело в том, что ограбление было не совсем обычным… – начал журналист и задумался, подбирая слова.

     – Я слушаю, – подтолкнул его Кирилл.

     – Магазин расположен на территории лесопилки. Она охраняется сторожем, а, кроме того, ночью с цепи спускают двух здоровых ротвейлеров. Так вот, в ночь ограбления обе собаки были убиты. Им перегрызли горло. Причем сторож даже не проснулся.

     – И чего вы ждете от меня?

     – Мне рекомендовали ваше заведение как место, где разбираются в собаках лучше, чем где бы то ни было. Вельярово – один из лучших питомников России. Вы могли бы помочь мне разобраться, что же там произошло, пролить свет на события.

     – Разбираться – работа полиции, – Кирилл явно не разделял его воодушевления. – Почему бы вам не обратиться к ним?

     – Я интересовался, но в местном отделении люди не хотят излишне усложнять себе жизнь, и в протоколе о загрызенных собаках нет ни слова. Они вообще собираются представить дело так, будто все провернул сам сторож, а потом на радостях так напился, что все забыл.

     – А что? Дельная мысль! – уголки директорских губ еле заметно дрогнули. – «Пьяный сторож загрыз двух сторожевых псов!» – такой заголовок как раз в вашем стиле.

     – Как запасной вариант, – Евгений решил не обращать внимания на сарказм собеседника, – на тот случай, если сторож начнет упрямиться, рассматривается версия с бомжами.

     – Полная бессмыслица! Зачем им рисковать и ломиться в охраняемый магазин, когда совсем рядом, в Пасынково, на мусорном полигоне они совершенно спокойно могут раздобыть все, что душе угодно?

     – А вы, как я погляжу, неплохо осведомлены о том, что творится вокруг.

     – Ветер иногда приносит разные… запахи, – Кирилл брезгливо поморщился и поспешил сменить тему. – Много хоть украли– то?

     – Обчистили кассу на несколько тысяч, забрали консервы, хлеб, какую-то крупу, тряпки всякие – что под руку попало, в общем.

     – Мне кажется, – произнес директор почти мечтательно, – если «пьяного сторожа» заменить на «бомжей-мутантов», получится более внушительно.

     – Шутки шутками, но вот людям в Верховцах совсем не смешно, они здорово напуганы.

     – Что же их так напугало?

     – Ну вы сами посудите – где-то в округе бродит зверюга, играючи расправившаяся с двумя сторожевыми ротвейлерами, державшими до того в страхе весь поселок, и никто не знает, что придет ей в голову в следующий раз! Тут хочешь, не хочешь, а занервничаешь. Я же не прошу вас принять участие в ее поимке, но вы хотя бы можете помочь идентифицировать угрозу.

     – Да? И в благодарность за это вы засветите Вельярово в «Утреннем курьере»? Спасибо большое!

     – Вы не вправе запретить нам опубликовать в газете статью о вашем питомнике, – Евгений демонстративно закинул ногу на ногу, хотя ощущал себя отнюдь не так уверенно, как пытался изобразить. Невозмутимость Кирилла действовала ему на нервы, – но я предоставляю вам возможность выбрать ее заголовок. «В питомнике Вельярово скрывают правду о собаках-убийцах!» – как вам такой вариант?

     – Интересно, вы когда-нибудь пытались прикинуть, сколько врагов успели себе нажить?

     – Мой главный враг – мой редактор. Рядом с ним все прочие напасти кажутся несущественными.

     – Вы умеете быть настойчивым, молодой человек, – Кирилл рассеянно смахнул со стола несколько несуществующих пылинок, – пускай, но сперва нам следует договориться о том, на каком языке мы будем с вами общаться.

     – Вы о чем? – не понял намека Евгений.

     – Вы сказали, что лесопилку в Верховцах охраняли два ротвейлера, так?

     – Верно.

     – Вы их видели?

     – Нет.

     – Откуда тогда вам известна их порода?

     – Так местная ребятня сказала.

     – Ах, «ребятня»! – закивал головой Кирилл. – Большие специалисты по собаководству!

     – Что вас не устраивает?

     – Мне очень сложно заставить себя поверить в то, что какую-то занюханную лесопилку охраняли породистые сторожевые собаки. Да еще в компании пропойцы. Если бы все обстояло именно так, как вы рассказываете, то собаки уже давно бы загрызли несчастного горе-сторожа. Скорее всего, лесопилку караулили обычные дворняги, хотя и нетипичного для них окраса. Возможно даже, что в числе их предков, действительно присутствовал ротвейлер, но не более того. Они могут произвести впечатление на непосвященного человека, но это тот самый случай, когда мы имеем дело не с охраной, а с сигнализацией. Полаять они любят, это факт.

     – Даже если вы и правы, – Евгений нахмурился, не понимая, к чему директор завел сей разговор, – сути дела это не меняет.

     – Зато это меняет мое отношение к вашим словам. Вы пытались выдать непроверенную информацию за непреложный факт, и, отталкиваясь от него, строить дальнейшие рассуждения. Такой подход типичен для вашего издания, но, учтите, я в подобных играх участвовать не буду.

     – Но это же всего одна несущественная деталь!

     – С таких вот мелочей все и начинается.

     – Хорошо, согласен, – Евгений задумчиво помассировал переносицу, после такой контратаки ему требовалось время, чтобы сориентироваться и решить, как действовать дальше, – я поспешил. Но вся остальная информация вполне достоверна.

     – Вы ручаетесь?

     – Давайте вместе попытаемся это выяснить, я мог что-нибудь и упустить.

     – А что тут пытаться? – хмыкнул Кирилл. – По-моему, все прозрачно. Две неуравновешенных псины рано или поздно должны были подраться. И нет здесь никакой тайны или мистики.

     – Эта мысль меня тоже посещала, но она не согласуется с другими обстоятельствами.

     – Какими обстоятельствами? – директор заинтересованно наклонил голову.

     – Тела собак находились на значительном удалении друг от друга, и не было обнаружено никаких следов драки. Да у шума они подняли бы немало. Так что их именно убили, быстро и тихо.

     – Откуда вы знаете? Вы же их не видели.

     – Я видел место, где их нашли, – на этот раз Евгению было что ответить. – В прошедшие дни стояла сухая погода, и все следы сохранились. На земле остались два темных пятна от впитавшейся крови, и между ними – метров тридцать как минимум. Больше вокруг – ни пятнышка, а на свежих опилках все видно очень хорошо. Собаки умерли мгновенно и остались лежать там, где их застала смерть.

     – Почему вы считаете, что их именно загрызли, а не пырнули ножом, например?

     – Между перерезанным горлом и горлом перегрызенным, знаете ли, есть некоторая разница. Ее сложно не заметить.

     – У страха глаза велики.

     – Думайте что хотите, но лично у меня данный факт никаких сомнений не вызывает. Людям стало страшно как раз после того, как они это увидели.

     – Ладно, пусть будет по-вашему, – уступил Кирилл. – Какие есть соображения?

     – Местные собаки отпадают, они лесопилку за километр обходили, никто из них не мог тягаться в злобности с той парочкой, – Евгений почесал нос. – Может быть, волк?

     – А зачем волку консервы? Что он с ними делать-то будет? – по лицу директора скользнула снисходительная усмешка. – Вы пытаетесь распутать клубок, дергая по очереди за отдельные ниточки, а их нужно расплетать все одновременно. Магазин ограбил человек, сторожевых псов загрыз кто-то другой. Скорее всего, собака. Исходя из этого, и надо строить все предположения. Надо искать пару. Не исключено, что обчищенная касса – лишь отвлекающий маневр, призванный скрыть нечто более важное, кто знает? Требуется проводить полноценное расследование, на которое у меня нет ни времени, ни желания.

     – Хорошо, – журналист хлопнул ладонями по коленям, – но давайте разберемся хотя бы с одним частным вопросом.

     – Я слушаю.

     – Оставим пока человека в покое. Вот вы, как профессиональный кинолог, скажите, какая собака могла проделать подобное?

     – Вам интересно мое профессиональное мнение?

     – Именно за этим я сюда и приехал!

     – Тогда вот оно: такое по силам любой обученной и тренированной собаке сопоставимой весовой категории.

     – Любой? – недоверчиво переспросил Евгений. – Сразу двоих?

     – Не сразу, – поправил его Кирилл. – Судя по тому, что вы мне рассказали, с жертвами расправились поодиночке. И данный момент только подтверждает мою версию – действовала именно собака, причем весьма грамотно, в точности как вы и сказали – быстро и тихо.

     – Но кто же?…

     – Не знаю.

     – А не мог это быть кто-то из ваших питомцев?

     – Уважаемый! – директорский палец вновь нацелился на Евгения. – Вы злоупотребляете моим гостеприимством. Я вижу, в каком направлении движется ваша мысль, и должен заметить, что меня это категорически не устраивает.

     – Так в чем вопрос? – развел руками тот. – Если вы абсолютно уверены в том, что я заблуждаюсь, развейте мои опасения и дело с концом!

     – Никто из наших клиентов не проживает в здешних краях, даже наездами не бывает, – Кирилл отчеканивал каждое слово, как гвозди, загоняя их Евгению в голову, – кроме того, все они – весьма обеспеченные люди, и им нет нужды грабить захолустный магазинчик.

     – Это могла быть собака, убежавшая из вашего питомника…

     – Но к чему ей консервы и деньги?

     – …или ее могли украсть.

     – Украсть? Собаку? У нас?! – пожалуй, впервые за все это время на морщинистом лице проступили какие-то эмоции. Кирилл определенно растерялся, он не знал, то ли ему возмутиться, то ли рассмеяться. – Абсурд!

     – Ее мог увести кто-нибудь из ваших сотрудников…

     – Все, хватит! – директор помахал рукой, словно отгоняя от себя дурной сон. – Вы меня утомляете! Чтобы положить конец вашим неуемным фантазиям, поясню сразу: каждый из наших воспитанников постоянно носит ошейник с радиомаяком. Я всегда могу узнать, где любой из них сейчас находится и чем занимается. При попытке выйти за территорию система поднимет тревогу, при попытке отключить или снять ошейник система, опять же, поднимет тревогу. Так что ваши инсинуации не имеют под собой никаких оснований. Вот, смотрите, – он пробежал пальцами по клавиатуре и кивнул на монитор, – все на месте.

     – Ладно, вы меня убедили, – был вынужден отступиться Евгений. – А вы не знаете кого-нибудь в округе…

     – Не знаю, а даже если бы и знал, то все равно не стал бы вам говорить. Я не хочу ронять тень необоснованного подозрения на других людей, и я бы вам советовал… – Кирилл неожиданно умолк, глядя куда-то Евгению за спину, а журналист вдруг почувствовал, как разом заерзали все его позвонки. Он обернулся…

     Через приоткрывшуюся дверь в кабинет, неслышно ступая широкими лапами, вошел огромный, нет, гигантский черный с рыжими подпалинами пес. Таких громадных собак Евгений не встречал никогда в жизни, и даже не предполагал, что на свете могут существовать подобные исполины. Если бы этот пес поднялся на задние лапы, то передними он без проблем достал бы до верха дверного косяка. Обычно Евгений собак не боялся, но назватьданный экземпляр обычным не поворачивался язык. На первый взгляд его можно было принять за добермана, но они никогда не вымахивают до таких фантастических размеров. Кроме того, доберманы более утонченные, тогда как массивная фигура этой собаки буквально дышала мощью. Отсутствие признаков купирования на ушах и длинном тонком хвосте намекало на то, что в тот день, когда ветеринар с ножницами подступил к этому псу, тот впервые попробовал человечину на вкус. Он остановился рядом с креслом Евгения и, повернув голову, внимательно изучал журналиста, глядя на него сверху вниз. Журналист подумал, что если когда-нибудь надумают в очередной раз переснимать «Собаку Баскервилей», главная роль наверняка уйдет этому чудовищу вне конкурса.

     – Спокойно, Апис, – негромко произнес Кирилл.

     Пес отвернулся и неспешно прошествовал к директорскому столу, стараясь, чтобы гость смог как следует разглядеть могучие мускулы, перекатывающиеся под лоснящейся короткой шерстью. Подойдя к Кириллу, он уселся прямо на ковер по левую руку от хозяина.

     – Познакомься, Апис, – тот положил ладонь ему на загривок, – это Евгений Полевкин из «Утреннего курьера». Представляешь, он полагал, будто у нас можно что-то украсть. Забавно, правда?

     Вместо ответа Апис широко и со вкусом зевнул, продемонстрировав ряды крупных зубов. С такой пастью он мог не только глотку ротвейлеру перегрызть, но и запросто перекусить его всего пополам!

     – Что ж, думаю, теперь он понимает, насколько сильно заблуждался.

     И тут директор был совершенно прав. Знай Евгений заранее, кто расхаживает здесь по коридорам, десять раз бы подумал, прежде чем приезжать в Вельярово. Не говоря уже о том, чтобы попытаться провернуть что-нибудь недоброе.

     – Фантастика! – искренне восхитился он. – Что это за порода? И во сколько может обойтись клиенту такой монстр?

     Апис даже не пошевелился. Ни единый мускул не дрогнул на его теле. Только его верхняя губа немного приподнялась, обнажив клыки, и он сказал:

     – Р!

     Одного этого звука оказалось достаточно, чтобы Евгений буквально оцепенел. Он чувствовал, как сбегают по его груди капли пота, чувствовал, как вздыбились волосы на затылке, но не мог шевельнуть даже пальцем. Его тело, переполненное вброшенным в кровь адреналином, начисто отказалось ему подчиняться и превратилось в большую ватную скульптуру.

     – Ай-яй-яй! – сокрушенно прищелкнул языком Кирилл. – Зачем же вы его оскорбляете?

     Директор ласково похлопал Аписа по спине, а у журналиста в голове метался навязчивый и парадоксальный вопрос, вызванный к жизни, по-видимому, неудержимым желанием хоть как-то отвлечься от пробегающих по спине волн дрожи: что, что должен испытывать человек, которого такая собака охраняет? Он даже ощутил нечто, отдаленно напоминающее зависть.

     – Апис – член нашей семьи, а своими родственниками мы не торгуем, – Кирилл указал собаке на входную дверь. – Будь так любезен, оставь нас.

     Пес нехотя поднялся и побрел к выходу, всем своим видом давая понять, что трясущийся от страха гость ему глубоко безразличен. У двери он обернулся и, смерив на прощание Евгения презрительным взглядом, выскользнул в коридор.

     Только сейчас журналист заметил, что все это время не дышал, и с шумом перевел дух.

     – Такое… – он запнулся, поскольку во рту у него пересохло, и язык прилип к гортани. Он с тоской заглянул в пустую чашку и продолжил, – такое впечатление, будто он понимает, о чем мы говорим!

     – Ваши жесты и интонации более чем выразительны. Для Аписа этого вполне достаточно, чтобы определить, что речь идет о нем, и что вы неуважительно высказались о его персоне. Еще вопросы?

     – Я э-э-э… – появление Аписа устроило в голове у Евгения форменный кавардак, и ему никак не удавалось вогнать мыслительный процесс назад в привычную колею.

     – В таком случае я не смею вас более задерживать, – Кирилл встал из-за стола и предельно вежливым жестом предложил ему проследовать к выходу. – Дополнительную информацию о нашем питомнике вы можете получить на нашем сайте, там же имеются фотографии, которые можно использовать для статьи.

     – То есть вы не против того, что в нашей газете появится заметка о Вельярово?

     – Вы же сами сказали, что не в моей власти запретить вам это. Однако у меня будет к вам убедительная просьба – не упоминайте на одной странице с нами о всяких там кровожадных сторожах и бомжах-мутантах.

     – Я учту, но, увы, в газете далеко не все зависит от моего желания.

     – А вы постарайтесь! – Кирилл взялся за ручку ведущей на крыльцо двери и наклонился к самому уху Евгения. – Среди наших клиентов достаточно влиятельных людей, и мне не составит большого труда отравить вам жизнь. Не вашему изданию, нет, лишний шум нам ни к чему. Вам лично. И не думайте, будто я не догадываюсь о вашем спрятанном диктофоне.

     Директор лучезарно улыбнулся и, широко распахнув дверь, выпустил гостя на улицу.

     Журналист прикрыл глаза рукой, щурясь от бьющего прямо в лицо солнца. На верхней ступеньке он остановился, выудил из нагрудного кармана бумажник и протянул Кириллу одну из своих визиток.

     – Если у вас появятся какие-нибудь новые соображения насчет того, что приключилось в Верховцах, позвоните мне, хорошо?

     – Хорошо, – продолжая улыбаться, тот взял у него визитку, хотя оба понимали, что звонка ждать не стоит. – Всего доброго!

     – До свидания! Простите за беспокойство!

     Провожая взглядом отъезжающую машину, Кирилл почувствовал, как кто-то подошел и остановился у него за спиной.

     – Кто это был? – поинтересовался сухой женский голос.

     Не оборачиваясь, Кирилл поднял руку и продемонстрировал визитку, зажатую между указательным и средним пальцами.

     – «Утренний курьер»?! – этот возглас нес в себе столь обильный заряд брезгливости, словно в руке он держал не кусочек картона, а раздавленного таракана. – Какого лешего ты впустил сюда этого писаку из газетенки, желтой как гепатитный китаец?!

     – Ваша с Игорем несдержанность начинает приносить свои плоды, – Кирилл обернулся и смерил взглядом стоящую рядом с ним высокую худощавую женщину. – Я должен был выяснить подробности.

     Ее облик больше всего напоминал торопливый карандашный набросок, когда быстрыми штрихами намечаются только основные черты. Художник, создававший образ женщины, словно умышленно избегал использования любых красок, кроме черного и белого. Тонкая линия сжатых губ, узкая полоска носа, две риски бровей на полотне бледной кожи в обрамлении длинных прямых волос, в которых темные пряди перемежались с седыми. Острые высокие скулы вызывали в памяти образы тех красоток прошлого, что выдирали себе коренные зубы, дабы походить на Грету Гарбо. Женщину вполне можно было бы счесть очередной жертвой анорексии, если бы не горящий взгляд слегка прищуренных глаз и горделивая осанка, которые не вытравишь никакими диетами.

     – Что ты имеешь в виду? – она вопросительно изогнула бровь.

     – Пару дней назад в Верховцах обчистили магазин. При этом были загрызены два свирепых сторожевых пса. Работал профессионал, – Кирилл вопросительно вскинул брови. – Ты сама догадаешься, чьих это рук дело, или тебе подсказать?

     – Ты считаешь, что там…

     – Я не считаю, я уверен! И это, заметь, еще цветочки.

     – Ты сказал, в Верховцах?

     – Не суетись, Ирена, след уже давно остыл, – директор направился к входу в дом, – да и тот, наверняка, привел бы в никуда.

     – Что ты собираешься предпринять?

     – А что я теперь могу поделать? – пожал он плечами. – Подождем, пока созреют ягодки.

     Остановившись у стола секретарши, Кирилл помахал перед ее носом визиткой.

     – Ленок, чтобы этого прощелыгу я здесь больше никогда не видел и не слышал! Ясно?

     – Хорошо, Кирилл Геннадиевич.

     – Я буду у себя, скинь мне скорректированный список дел на сегодня.

     – Сейчас сделаю!

     Войдя в кабинет, Кирилл сел в свое кресло и немного помассировал гудящие виски. Распорядок дня летел к чертям, но что хуже всего, встреча с журналистом начисто убила весь деловой настрой. Бросив взгляд на визитку, которую он продолжал держать в руке, директор недовольно крякнул и, разжав пальцы, уронил ее в корзину для бумаг.

     Выдернутый на поверхность из глубин сна, Евгений долго не мог сообразить, что к чему. За окном ярко светило солнце, и часы на тумбочке показывали, что дело движется к полудню. Что за… хотя, если учесть, во сколько он лег спать вчера, а, точнее, уже сегодня, то все становится на свои места.

     За вечер он успел состряпать несколько вариантов статьи, пробуя разные подходы и напирая то на одну версию, то на другую. Информации, имевшейся в распоряжении Евгения, недоставало для полновесного журналистского расследования, да он и не собирался его проводить. Вместо этого следовало на скорую руку слепить из кучи разносортных черепков некое подобие чашки желаемого фасона. Исходные осколки нашлись не все, но зато его никто не ограничивал в использовании посторонних фрагментов, которые Евгений в большинстве своем тут же, на месте высасывал из пальца. И не беда, что некоторые из посудин, выходивших из-под его руки, оказывались пугающе страшны и уродливы (почти как ночной горшок с ручкой вовнутрь) – в «Утренний курьер» как раз такие и требовались.

     И все же ни одно из его творений так и не смогло удовлетворить Евгения в полной мере. Чего-то в них явно недоставало, а все те несуществующие подробности, что он выдумывал, были насквозь банальны, фальшивы и даже за километр не походили на правду. Особенно обидно становилось оттого, что имевшиеся на руках факты приятно щекотали воображение, но вот изящно слепить их в единое интригующее целое никак не получалось. Вдохновение взяло пару дней отпуска за свой счет и возвращаться пока не планировало. Не исключено, что его вспугнули обещания Кирилла Вельгера отравить Евгению жизнь, если что. А потому журналист продолжал биться над статьей до тех пор, пока буквы не начали расплываться перед его глазами, а на дворе уже зачирикали проснувшиеся воробьи.

     Притихший, было, телефон заскулил снова, уже громче, нетерпеливо ерзая по тумбочке. Если это Кленовский, то придется спешно сочинять объяснения, почему было потрачено столько времени, а результата все еще нет. Главный редактор не нуждался в перфекционистах, он предпочитал послушных ремесленников.

     – Алло! – гаркнул Евгений, стараясь, чтобы его охрипший спросонья голос звучал как можно бодрее.

     – Евгений Полевкин? – вежливо осведомился у него приятный женский голосок.

     – Он самый, – у него отлегло от сердца. – С кем имею честь?

     – Меня зовут Лена, – представилась девушка, – я работаю секретаршей у Кирилла Вельгера. Вы встречались с ним вчера у нас в Вельярово.

     Остатки сонливости вмиг слетели с Евгения. Судя по всему, намечался крайне интересный поворот. Если бы его собеседница звонила ему от имени своего босса, то она должна была представиться по всей форме. Но сейчас она, похоже, звонила исключительно по собственной инициативе.

     – Да, было такое дело, – журналист спустил ноги на пол, нашаривая тапки. – А что, собственно, случилось? У Кирилла Геннадиевича появились новые мысли?

     – Нет, просто я нашла вашу визитку в мусорной корзине и хотела бы с вами встретиться, – неожиданно заявила Лена и, не давая Евгению опомниться, продолжила, – я сейчас ухожу на обед и могу быть в городе примерно в полпервого. Знаете, на въезде в Ананьино у дороги есть кафе «Кудесница»?

     – Да, знаю.

     – Встретимся там.

     – В полпервого?

     – Да.

     – Ладно, я приеду.

     Его собеседница повесила трубку.

     Вот те раз! И что бы это значило? Судя по тому, как торопливо говорила секретарша, то и дело опускаясь до шепота, ее беспокоило нечто действительно серьезное. Выходит, чутье не подвело Евгения, и Кирилл действительно чего-то недоговаривал. Что ж, сегодня удача сама шла в руки, и от такого подарка судьбы грех отказываться.

     Времени оставалось в обрез, а потому журналист вскочил с постели и помчался в ванную.

     Немного везения плюс пара обгонов по встречной полосе – и в двенадцать часов двадцать восемь минут Евгений уже сидел за столиком у окна, а его некормленый с утра желудок дразнили доносящиеся с кухни запахи. И ведь прекрасно известно, что еда, подаваемая в подобных заведениях скорее сокращает жизнь, нежели поддерживает, но его пищеварительная система наотрез отказалась внимать голосу разума, и теперь журналист сидел и глотал слюни.

     Его информаторша подоспела почти вовремя, на свиданиях девушки обычно заставляют своих кавалеров ждать дольше. А тут имела место почти деловая встреча. Наблюдая за тем, как она вылезает из машины, Евгений в очередной раз подивился, как такие дамские автомобильчики выживают на дорогах российской глубинки. С другой стороны, если все маршруты исчерпываются поездками из Вельярово в Тверь и обратно, то еще ладно. Здесь асфальт вполне приличный. Не иначе, как клиенты питомника позаботились.

     Лена быстрым шагом вошла в кафе и стразу же направилась к столику Евгения. Ему даже не пришлось махать рукой, чтобы привлечь ее внимание.

     – Здравствуйте! – она присела на стул напротив, положив сумочку себе на колени. Журналист сразу же узнал ее – именно эта девушка встречала их вчера в холле и приносила ему чай. Но тогда он столь умело прикидывалась предметом мебели, что он почти не обратил на нее внимания.

     Строгий темно-бордовый деловой костюм с юбкой до колен, собранные в тугой хвост на затылке волосы и минимум косметики на почти детском лице с маленьким вздернутым носиком – Лена представляла собой квинтэссенцию вышколенной секретарши, целиком и полностью сосредоточенной на работе. Единственным элементом декора выступал большой бант на том месте, где мужчины обычно повязывают галстук. Большие, немного навыкате глаза придавали ей слегка удивленный, и даже встревоженный вид, что, впрочем, вполне могло соответствовать действительности.

     – Добрый день! – Евгений подозвал официантку. – Что есть будете?

     – Ничего, спасибо. Я не голодна.

     – Вы же вроде как на обед отправились?

     – Но не здесь же! – сия истина представлялась Лене абсолютно очевидной. В любое другое время Евгений был бы с ней полностью солидарен, но сейчас, когда он не успел даже позавтракать, ему пришлось совершить над собой некоторое усилие, чтобы сдержаться и заказать только чай.

     – Итак, – он сложил руки на столе перед собой, – вы хотели меня видеть?

     – Я могу вам доверять?

     Феноменально! Просто потрясающе! Такой поворот представлялся одним из ярчайших примеров женской логики в действии, которые доводилось встречать Евгению. Задать такой вопрос журналисту, работающему в самом известном городском сборнике и распространителе сплетен, казалось верхом гениальности. На секунду он даже ощутил, как оттягивает его карман включенный диктофон. Но лишь на секунду.

     – Разумеется! – Евгений, подавив рвущуюся на лицо улыбку, с предельно серьезным видом убрал в сумку заготовленные блокнот и авторучку. – Все останется строго между нами.

     В этот момент официантка принесла им заказ. Увидев перед собой полупрозрачный пластиковый стаканчик, от которого поднимался пар, болтающийся сбоку желтый ярлычок и даже с такого расстояния учуяв запах хлорки, Евгений ощутил, как в его душе постепенно восстанавливается внутренняя гармония, слегка повредившаяся после вчерашнего визита в Вельярово. Теперь он снова был в своей тарелке. В отличие от сидящей по ту сторону стола девушке, которая ерзала на стуле точно наэлектризованная.

     – Я тороплюсь, – она посмотрела на часы, – поэтому придется обойтись без вступления. Что вам рассказал Кирилл Геннадиевич?

     – Почему вы не спросите об этом у него сами? – парировал Евгений.

     – По долгу службы мне не положено задавать слишком много вопросов, – Лена озабоченно поджала губы, – но я в курсе того, что произошло в Верховцах. Там дача у одной моей знакомой, я позвонила ей сразу же после вашего отъезда. Меня куда больше интересует, как отреагировал директор на ваш рассказ.

     – Собственно, никак, – хмыкнул журналист. – Его речь состояла главным образом из цитат с вашего рекламного буклета и попыток от меня избавиться.

     – А вы не задумывались, почему он так быстро согласился с вами встретиться? Ни одному печатному изданию он никогда не давал никаких интервью, а тут – на тебе!

     – Я обратил внимание, но ваш босс весьма ловко выкрутился, когда я поинтересовался причинами его необыкновенного радушия.

     – В этом деле он мастак! – кивнула девушка. – Но чутье вас не подвело.

     – Кириллу есть что скрывать? – оживился Евгений. – Вельярово как-то связано с тем ограблением?

     – Наш питомник – весьма уважаемое заведение, и мы стараемся не выносить на публику внутренние разборки. Однако, на сей раз дело зашло слишком далеко.

     – Что случилось?

     – Утром в четверг случился серьезный хм-м… конфликт между руководством питомника и кое-кем из персонала. В результате которого двое наших сотрудников, Николай и Оксана покинули территорию и скрылись в неизвестном направлении, прихватив с собой одну из собак, Ортею.

     – Что за конфликт? Что они с Кириллом не поделили?

     – Они повздорили не лично с ним, а подробности мне неизвестны. Ясно только, что бежали они в спешке, без денег, и не взяв с собой ничего из вещей.

     – Как же так получается, вещи взять не успели, а на собаку у них время нашлось?

     – Николай и Оксана с ней работали, поэтому Ортея почти постоянно находилась при них.

     – А дома они не объявлялись?

     – Они проживали на территории питомника.

     – Ясно, – Евгений чувствовал, что их беседа бродит кругами, не осмеливаясь приблизиться к ключевым вопросам. – И вы полагаете, что они могут быть причастны к ограблению?

     – Надеюсь, что нет, но не исключаю и такой возможности.

     – Сегодня уже вторник. Вы в полицию сообщили?

     – Нет, конечно!

     – Почему так?

     – Я же сказала, мой босс не любит выносить сор из избы! Если Вельярово свяжут с драмой в Верховцах, это станет для питомника настоящей катастрофой.

     – Ваш директор, помнится, клятвенно заверял меня, будто увести у вас собаку невозможно! Что все они носят радиомаяки, которые поднимут тревогу при попытке выйти за территорию. Разве не так?

     – Так-то оно так, но все сказанное относится только к тем собакам, которых мы готовим по договорам. Они и застрахованы, и ошейники носят, но Ортея не из них.

     – А что с ней не так?

     – Она является в каком-то смысле сотрудницей питомника, помогает в подготовке молодняка. А наши сотрудники ошейников не носят.

     – Так сказать, член семьи? – прищурился Евгений.

     – Что-то вроде.

     – Как Апис?

     Только сейчас, задним числом, он вспомнил, что на шее огромного черного пса, что напугал его вчера до полусмерти, также не наблюдалось никакого ошейника. К немалому удивлению Евгения, Лена отреагировала на его реплику неожиданно бурно.

     – Апис – щенок, который любит совать свой нос, куда не следует!

     – Щенок?! Апис – щенок?!

     – Да рядом с Ортеей он – малолетний вислоухий бездельник!

     – А Ортея, стало быть?.. – такой поворот несколько выбил Евгения из колеи. Секунду назад он полагал, что Апис – самое жуткое, что могло с ним приключиться в жизни, как вдруг выяснилось, что тот пес был всего лишь «малолетним бездельником».

     – Она – одна из наших лучших собак, – Лена поумерила свой пыл и снова недовольно поджала губы, словно прикидывая, не сболтнула ли она лишнего, – и все мы очень за нее беспокоимся!

     – А за людей?

     – Пока Ортея с ними, ни Оксане, ни Николаю ничего не грозит, но если сообщить в полицию, то предсказать, как повернутся события, уже невозможно.

     – Почему?

     – Дело может дойти до стрельбы. Стрелять в безоружных людей никто просто так не станет, но вот в собаку…

     – Вы боитесь, что при задержании Ортея может пострадать?

     – Что? – Лена поперхнулась и была вынуждена отпить вонючего чая. – Да-да, именно. Поэтому-то я и обратилась к вам.

     – А чем тут я могу помочь? – удивился Евгений.

     – Я бы хотела использовать все доступные возможности уладить конфликт мирным путем. Вы все равно уже занимаетесь распутыванием этого дела, и у вас есть связи, свои источники информации. Мне не нужно от вас никакого специального содействия. Просто, если у вас вдруг появятся какие-нибудь новые сведения, дайте мне знать.

     – Я не против, но и мне самому для этого нужно знать побольше. Вы можете хотя бы примерно описать мне ваших беглецов? Есть ли у них особые приметы, какая одежда была на них в тот день, когда они исчезли?

     – Да, конечно! – Лена раскрыла сумочку и извлекла из нее пару фотографий. – Вот. К сожалению, насчет одежды я ничего сказать не могу, меня в тот день не было на работе.

     Евгений взял у нее фотографии и повернулся к свету, чтобы получше их рассмотреть.

     На первой был изображен ничем особо не примечательный темноволосый молодой человек лет семнадцати-восемнадцати, присевший на корточки и обнимающий за шею большую рыжую собаку, вид которой заставил учащенно забиться сердце журналиста.

     – Это, как я понимаю, Ортея? – уточнил он у девушки.

     – Верно. А с ней рядом – Николай.

     Теперь Евгений постепенно начал понимать, что имела в виду Лена, сказав, что по сравнению с Ортеей Апис – всего лишь щенок. Журналист почувствовал, как покрылся испариной его лоб, и зашевелились волосы на затылке. И это при том, что в руках он держал всего лишь фотографию! Черному псу в кабинете Кирилла Вельгера для достижения аналогичного эффекта потребовалось обнажить клыки.

     Ортея также отличалась огромным ростом, но была менее грузной, нежели Апис. То ли дело было в более светлом окрасе, то ли в том, что она была девочкой. Если Апис вызывал ассоциации с тяжелым боевым молотом, то Ортея походила на смертоносную и острую как бритва японскую катану. Фигурой и пропорциями она напоминала немецкого дога, темно-палевого с более светлыми грудью и животом, очень тонким черным обрамлением на морде и не с такими отвислыми щеками. Всем своим видом Ортея демонстрировала спокойную уверенность и невозмутимость, в отличие от Евгения, которому от мысли, что эта элегантная машина убийства бродит где-то неподалеку, становилось немного не по себе. Ни с того ни с сего он вдруг подумал, что бедные ротвейлеры, скорее всего, умерли, даже не успев сообразить, что произошло.

     – Такой красавице, наверное, сложно не привлекать к себе внимания, – предположил он. – Вряд ли беглецам удастся долго скрываться вместе с ней.

     – Грамотная собака умеет оставаться незаметной, – отрицательно покачала головой Лена, – а Ортея в этом деле – профессионал.

     – Ладно, – Евгений взял вторую фотографию.

     На ней оказалась запечатлена другая, не менее примечательная сцена. Перед шеренгой здоровенных мужиков в камуфляжной форме, некоторые из которых держали за ошейники крупных немецких овчарок, стояла девушка, казавшаяся в сравнении с ними маленькой и хрупкой. Одетая в футболку цвета хаки и мешковатые камуфляжные штаны, она что-то объясняла выстроившемуся перед ней взводу. У нее были коротко стриженные темно-песочные волосы, и строгое, четко очерченное лицо. Это, пожалуй, и все, что можно было сказать о ее внешности по небольшой и не самой удачной фотографии.

     Внимание Евгения привлекло то, с каким вниманием и сосредоточенностью слушали ее мужчины. Разглядеть выражения их лиц также не представлялось возможным, но их позы выглядели весьма красноречивыми. Никакой легкомысленности или расслабленности, не говоря уже о снисходительной насмешке, которую следовало бы ожидать в ситуации, когда симпатичная девчонка распинается перед дюжиной солдафонов. Только собранность, внимание и сконцентрированность на деле.

     Добиться такого отношения аудитории к себе возможно, только завоевав ее уважение. Насколько Евгений знал армейские нравы, самым действенным способом сделать это являлась демонстрация своего неоспоримого превосходства. Чтобы ни у кого даже тени сомнений не возникало. И, судя по фотографии, Оксана неким образом все же сумела доказать стоящим перед ней слушателям уровень своей компетенции.

     – Что здесь за мероприятие? – журналист развернул фотографию к Лене и постучал по ней пальцем.

     – Наш питомник оказывает помощь кинологическим службам МВД и ФСБ в подготовке собак и персонала. Тут Оксана проводит одно из таких занятий.

     – Чему же она их учит?

     – Не знаю, – девушка пожала плечами. – Я с ней по работе почти не пересекаюсь, а специалисты не любят распространяться о своих профессиональных секретах направо и налево.

     Евгений имел более чем достаточный опыт общения с людьми, чтобы понять, что секретарша явно чего-то недоговаривает. Поначалу он хотел немного на нее надавить, чтобы сделать ее более разговорчивой, но потом отказался от этой мысли. В последнее время ему не особо везло на откровенных собеседников. Стоило ему немного подковырнуть участкового в Верховцах, как тот тут же забился как черепаха в свой панцирь и сделал вид, будто никого нет дома. От Кирилла Вельгера все наскоки вообще отлетали как горох от каменной стенки. Неизвестно, как отреагировала бы на провокацию Лена, но, судя по тому, как она нервно ерзала на стуле, дело вполне могло закончиться очередной неудачей и разрывом их «контракта». А Евгений хотел сохранить фотографии при себе – они отлично вписались бы в его статью!

     – Что ж, – он убрал фотографии в бумажник, – я посмотрю, что можно придумать. Если вы не хотите привлекать к ситуации чрезмерного внимания, то мне придется действовать осторожно. Я не смогу задавать интересующие меня вопросы в лоб, потребуется искать обходные пути.

     – Я не хочу создавать вам дополнительных проблем! – воскликнула Лена. – Не надо ничего выяснять специально, не копайтесь в чужом грязном белье, какая вам с того радость? Вы просто много мотаетесь по окрестностям, вдруг что увидите или услышите. Позвоните мне и все, этого будет более чем достаточно!

     – Я все понял, не беспокойтесь, – заверил ее Евгений, – перенапрягаться я не буду. Все равно я постоянно держу в голове целую ораву слухов и сплетен, которые требуют уточнения или проверки. Одним больше, одним меньше – погоды это не сделает. Если что подвернется – я вам звякну.

     – Спасибо! – у девушки прямо камень с души свалился. – Я вам очень признательна!

     – Пока еще не за что, – отмахнулся журналист, и его рука замерла на середине жеста, – но, быть может, я могу вас чем-нибудь угостить?

     – Нет-нет, что вы! – секретарша взглянула на часы и поспешно вскочила на ноги. – Я и так уже опаздываю! Мне надо бежать!

     – Жаль. Но все равно, я был рад с вами пообщаться!

     – До свидания!

     Лена выпорхнула из кафе и, просеменив по тротуару, юркнула в свою машинку. Дождавшись, когда она отъедет, Евгений вынул из кармана диктофон и остановил запись. Он никак не мог прийти к решению – полученная им сегодня новая информация облегчает задачу, сужая круг его поисков, или же наоборот, еще больше расширяет горизонт возможностей, все глубже погружая его в пучину проблем, с которыми лучше дела не иметь? Получалось, что теперь он знал, кого искать, но понятия не имел, где и как к этой задаче подступиться.

     Ну и бог с ним, дело может малость и обождать, никуда не денется! Сейчас самого пристального внимания к себе требовали две других проблемы: пропущенный завтрак и подоспевшее время обеда. Поскольку дама отказалась составить ему компанию, Евгений с полным правом мог потратить сэкономленные средства на себя, любимого и голодного.

     Он вскинул руку, подзывая официантку…

     Майор Акулов бросил трубку на телефон. Из-за охватившего его раздражения движение получилось резким, а потому он промахнулся, и трубка загремела по столу. Пришлось ее ловить и класть снова, но уже аккуратнее. Полученную от начальства взбучку требовалось как можно скорее нейтрализовать, причем самым надежным и проверенным способом – передав ее по эстафете сверху вниз кому-нибудь из собственных подчиненных, а потому майор набрал в грудь воздуха и заорал:

     – Левченко!!!

     Спустя несколько секунд в коридоре послышался топот и в кабинет вбежал растрепанный молодой капитан, на воротнике которого еще виднелись крошки от недоеденной булки.

     – Звали, товарищ майор?

     – А как ты догадался? – сварливо отозвался Акулов. – Кто дежурил в ночь с субботы на воскресенье?

     – В субботу? Я и Венский, а что?

     – Почему я узнаю о том, что здесь у вас произошло, от районного руководства, а не из ваших рапортов?

     – Вы о чем? – капитан никак не мог сообразить, чего от него хотят.

     – Оказывается, Прикупова и Саенко собака искусала, да так, что Вовчик теперь на койке валяется, а в ваших писульках об этом нет ни слова. Как так получилось?

     – Но откуда?… – Левченко хлопнул себя по бокам. – Вот ведь стерва!!!

     – Ага! Еще немного соображаешь, значит? – майор погрозил ему толстым пальцем. – Его мамаша, если надо, ради сыночка и до Президента дойдет.

     – Но я не думал, что Егорьевна…

     – Не думал он, значит, да? А у меня теперь от твоего недуманья зад ноет! Где рапорт? Где протокол?

     – Товарищ майор! – взмолился несчастный полицейский. – Эти двое в тот вечер в таком непотребном состоянии находились, что от них никаких внятных показаний добиться было совершенно невозможно! Я хотел составить протокол задним числом, когда они немного в себя придут.

     – Ну и когда твое заднее число настанет? Уже два дня прошло!

     – Я… я…

     – Через час чтобы все бумажки лежали у меня на столе! Понял?

     – Да, но…

     – Что «но»?

     – Мы с Венским так и не смогли разобраться, что же там произошло!

     – И в чем же проблема?

     – Я не знаю, что они там курили, но из того сумбура, который из них удалось вытрясти, ничего связного не получается.

     – Неужели так сложно выяснить, почему их собака покусала? И какой умник вообще догадался привести ее с собой на дискотеку?

     – Понятия не имею.

     – А свидетелей, что, ни одного не нашлось?

     – Нет, другие уже потом сбежались, только услыхав их вопли.

     – Где их нашли?

     – В туалете.

     – Где?! – майор удивленно приподнял брови. – Ты хочешь сказать, что псина их обоих прямо в сортире покусала?!

     – Получается так, – обреченно кивнул капитан.

     – Как интересно! Ладно, давай разбираться, – Акулов указал на стул сбоку от стола. – Садись, рассказывай все по порядку.

     – Я же говорю, у них в мозгах сумбур полный, – Левченко тяжело осел на стул.

     – Ты можешь не комментировать, а просто пересказать?

     – Ну, – капитан почесал нос, – в их изложении все началось после того как они там, на дискотеке, познакомились с какой-то девчонкой.

     – Не из местных, значит, – заметил майор. – Имя?

     – То ли Олеся, то ли Ксения. Ни тот ни другой так и не смогли вспомнить точно.

     – Думаю, про приметы спрашивать бесполезно?

     – «Клевая», «классная», «конкретная» – это все, что у нас есть.

     – Что дальше?

     – Потом они пошли в туалет.

     – Обрати внимание, какая стройная и логичная последовательность действий! – Акулов одобрительно покивал головой. – Познакомились – и айда в сортир! Они туда всей компанией ломанулись, что ли? Втроем? Или вдвоем?

     – Какая разница?

     – Кабинка там, насколько я помню, небольшая, и для того, чтобы в ней уместились два, а тем более три человека, надо очень сильно захотеть. Вопрос в том, чего именно они захотели.

     – У двух здоровых бугаев, познакомившихся со смазливой девкой, желания могут быть только одного рода.

     – Это я прекрасно понимаю, чай уже не маленький, – майор постучал пальцем по столу, – но я сейчас о другом толкую.

     – Простите, не уловил, – капитан нахмурился и подался вперед. – О чем вы?

     – Предположим, что они забились в кабинку вместе с девчонкой. Тогда, если Егорьевна будет и дальше усердствовать и попытается довести дело до суда, эта Олеся-Ксения вполне может подвести ее сынка под статью. Достаточно будет произнести перед судьями правильные слова, и суд почти наверняка примет ее сторону, – Акулов откинулся назад. – Это я так, чтобы ты лучше понимал, как следует себя с этой мымрой вести, когда она сюда в очередной раз заявится.

     – А если девчонка ни при чем?

     – Тогда следует поинтересоваться сексуальной ориентацией наших пострадавших. С чего бы им в клозете уединяться? Или в тихих Омулях геи водятся?

     – Ничего такого я про них не слышал, – капитан скептически выпятил губу. – Типичные деревенские мачо.

     – Не имеет значения. Просто задай их соседям пару наводящих вопросов – и дело в шляпе. Вовкина мамаша сама будет умолять нас, чтобы мы все замяли.

     – Понял, – Левченко буквально просиял. Перспектива вколоть хорошую шпильку с детства ненавидимой Егорьевне озарила его будущее ласковым теплым светом. – Я могу идти?

     – Погоди. Сначала дорасскажи, коли уж начал. Что дальше-то случилось?

     – А потом их собака покусала.

     – …а потом мы отравились печеньем, – пробормотал Акулов. – Вот так сразу?

     – Не могу сказать, дальше в их показаниях царит полная каша.

     – Как их угораздило с собой в туалет еще и собаку затащить?! Сколько их всего в кабинку набилось?! Они там что, Ноев Ковчег организовать решили?

     – Понятия не имею, – развел руками капитан.

     – Знаешь что, ты на досуге прижми Кольку где-нибудь в уголке, ладно? Быть может он кроме травы еще какие вещества на наших дискотеках толкать начал, более сильнодействующие? Иначе откуда столько дури, да еще в двух головах сразу?

     – Попробую.

     – Дай ему понять, что проблемы со зрением и слухом мы можем испытывать только до определенного предела. И где этот предел находится, я ему уже объяснял.

     – Я понял.

     Акулов рассеянно поскреб начинающий лысеть затылок.

     – А что если их девка и покусала? – вернулся он к обсуждаемой теме. – А им признаться стыдно?

     – Да нет, не похоже, – отверг такой вариант Левченко. – Я же видел след от укуса на руке у Саенко! Да и врач сказал, что это собака. Причем крупная.

     – Тогда, очевидно, их покусала собака той девчонки, но я никак в толк не возьму, как она там оказалась? Окон в том туалете нет. Или они забыли за собой дверь запереть? Ты замок на кабинке проверял? Он исправен?

     – Не обратил внимания.

     – Да что ты там вообще делал? – деланно возмутился майор. – Ты ни на один мой вопрос внятно ответить не можешь!

     – Я же говорю – сумбур!

     – Ты и в протоколе так напишешь, да? – Акулов вздохнул. – Сильно хоть покусала?

     – Не очень, но на прививки от бешенства они заработали.

     – Почему же тогда Вовчик на койке оказался?

     – Но так его же…

     – Что?

     – Разве я не сказал? – удивился капитан. – Его же собака укусила за… это… – он помахал рукой ниже пояса.

     – Как? Прямо за?…

     – Ну да, – кивнул Левченко. – Когда народ на крики сбежался, Саенко прыгал, схватившись за прокушенную руку, а Вовчик без штанов сидел на толчке и держался обеими руками за свои драгоценности.

     – Вот как? – Акулов неторопливо положил ладони на стол, словно хотел покрепче ухватиться за реальность, так и норовящую ускользнуть под напором фактов, что с каждой минутой становились все безумнее.

     Он медленно набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул, потом повторил процедуру. Левченко оставалось лишь молчать и терпеливо ждать вынесения вердикта.

     – Я тут сижу и представляю себе эту сцену, – прошептал его начальник, наконец, – картина маслом! В рамочку – и на стену!

     – Грешно, конечно, над чужой бедой смеяться, – согласился капитан, – но согласен, удержаться было очень сложно.

     – Ну и как он там? Жить будет?

     – Врач сказал, что ничего страшного, только до конца месяца придется воздержаться от общения с женщинами, и пи́сать осторожнее.

     – Прямо как в анекдоте: «Чудо распухло и мешало ходить», – хмыкнул Акулов.

     – Ну, не настолько, конечно…

     – И, все-таки, я по-прежнему не понимаю, чего добивается Егорьевна. Она хочет раструбить об этом на весь мир? Нет проблем! Но из нее же тогда ходячую кунсткамеру сделают, причем бесплатную! Туристам показывать будут! – майор перевернул ладонь и принялся загибать пальцы. – Два здоровых парня, собака, туалетная кабинка, спущенные штаны… ты точно уверен насчет их ориентации?

     – Теперь уже и не знаю, – Левченко аж раскраснелся от с трудом сдерживаемого смеха.

     – Интересно, а чего они ожидали? Будь я на месте той дворняги – поступил бы точно так же.

     * * *

     Евгений расстелил перед собой на столе старую потрепанную карту Тверской области, поскольку экран компьютера не позволял охватить одним взглядом всю требуемую территорию. Впрочем, от одного этого взгляда на раскинувшийся простор журналист сразу же впал в уныние. Разве возможно в одиночку отыскать двух беглецов, затерявшихся среди десятков и сотен квадратных километров лесов, полей и болот? Не переоценил ли он свои силы?

     Да, теперь в его распоряжении имелось больше сведений, нежели ранее, но все они отличались редкостной расплывчатостью и неконкретнностью. Даже фотографии – и те паршивенькие.

     Журналист достал их из бумажника, чтобы рассмотреть еще разок. Интересно, что связывает Оксану и Николая? Парню на вид было не более двадцати лет, и его насупленный взгляд из-под густых темных бровей отдавал юношеским максимализмом, когда все вокруг либо черное, либо белое. На данном этапе жизни Николая окружающий мир, очевидно, рисовался ему исключительно в мрачных тонах, если только такое выражение лица не являлось следствием особенностей строения его черепа.

     Оксана же выглядела заметно старше, хотя судить по внешнему виду о женском возрасте – неблагодарное занятие. Тем не менее, третий десяток она явно разменяла, это точно. Невозможно поверить, чтобы совсем юная девчонка могла так уверенно верховодить здоровыми мужиками. Так что, скорее всего, руководящая роль в их дуэте почти наверняка принадлежала ей, но какое место занимал при ней Николай?

     Сообщники? Любовники? Брат и сестра? Хотя, будь они в родстве, Лена бы непременно об этом упомянула, а так остается только гадать.

     Чтобы хоть с чего-то начать, журналист взял в руку карандаш и отметил на карте Вельярово и Верховцы. Потом приложил линейку и прикинул, куда могли бы попасть двое беглецов, если после ограбления магазина продолжали двигаться с такой же скоростью. Получалось, что к сегодняшнему дню они вполне могли уже плескаться в холодных водах Тверцы или даже Волги. М-да, неудачная попытка.

     Надо попытаться для начала более-менее внятно сформулировать те исходные данные, которые есть в наличии. Что известно об отправной точке? Что между этими двумя и руководством питомника случился конфликт. Причем, конфликт достаточно серьезный, чтобы заставить их пуститься в бега и даже спровоцировать на откровенное преступление. Разбой в Верховцах определенно свидетельствовал о том, что возвращаться в ближайшее время в родные пенаты ни Оксана ни Николай не намерены. Теперь у них есть деньги и продукты в количестве, вполне достаточном для автономного плавания.

     Какие соображения есть о направлении их движения? Никаких. Знай Евгений хоть что-то о природе раздора, он мог бы предположить, куда направятся беглецы, где находится конечная цель их пути. Но Лена на сей счет ничего не сообщила, и журналист мог только гадать, есть ли у них хоть какая-то цель вообще.

     Кстати, о движении! До Верховцов они, похоже, добирались своим ходом, но потом, имея деньги, вполне могли воспользоваться каким-нибудь транспортом. Тогда круг поисков расширяется до такой степени, что только Интерпол поможет. Хотя, если честно, Евгений с очень большим трудом мог представить себе человека, который согласился бы подвезти двух незнакомцев, сопровождаемых такой собакой. Лично он, лишь завидев столь колоритную компанию на обочине, только поддал бы газу.

     Поскольку искать пропажу там, где она потерялась, не позволяла скудность имеющейся информации, то почему бы не поискать ее там, где светлее? Надо отсеять те варианты, которые представляются наименее вероятными, путь даже критерии их отсева будут исключительно умозрительными. Других-то все равно нет.

     Начнем с того, что исключим из рассмотрения версию с пойманной попуткой. Подсаживать к себе в салон такого монстра, да еще и без намордника – чистое безумие. А пустить его в один из рейсовых автобусов не позволили бы остальные пассажиры. Это как пить дать.

     В принципе, машину можно и угнать, тем более что одна статья на людях уже висит, и терять им нечего. Но это легко проверить.

     Евгений протянул руку к телефону, и после пары звонков выяснил, что за последние несколько дней в районе была угнана лишь одна старая «Газель», да и та – по пьяни. Еще в Погорелово местная шпана решила прокатиться на косилке, да так лихо прокатилась, что скосила кусок кладбищенской ограды. В другое время Евгений, возможно, и отвлекся бы на этот инцидент, как-нибудь половчее увязав в заголовке «Смерть» и «газонокосилку», но сейчас его больше интересовали другие вещи.

     Таким образом, если отбросить и вариант угона, то путешественники продолжили двигаться на своих двоих. А так они особо далеко уйти не могли. Не исключено, что они и не ставили перед собой такой задачи, быть может, им было достаточно просто затаиться и некоторое время переждать? Очередное распутье потребовало от Евгения еще одного волюнтаристского решения.

     О’кей, пускай беглецы решили залечь на дно, но где и как они могли это сделать? Погода покамест стоит теплая, но сентябрь есть сентябрь, и по ночам стало уже заметно прохладнее, со дня на день дожди начнутся. В стогу особо не поночуешь. Можно, конечно, укрыться в одном из заброшенных домов, коих в округе – пруд пруди, но долго оставаться там незамеченными не получится. Да и выбитые стекла от холода защищают неважно.

     Как ни парадоксально, но наилучшим выбором представлялся съем дома или квартиры. Двое молодых людей имеют право на недельку отвлечься от городской суеты и от родительской опеки? Почему бы и нет. Сейчас, с началом осени, спрос на съемное загородное жилье упал, и привередничать или задавать лишние вопросы никто не будет. Тем более, если клиент платит вперед. Остается соблюдать чистоту, вести себя тихо, и о тебе вообще скоро позабудут.

     Хорошо, теперь осталось еще немного сузить круг поисков и исключить те населенные пункты, куда соваться не имеет смысла. Поскольку человеку легче всего затеряться в толпе себе подобных, то и искать конспиративную квартиру лучше в поселке побольше, где люди, живущие на одном его конце, не знакомы с обитателями конца противоположного. Там на тебя будут меньше обращать внимания. И будем надеяться, что до Твери Оксана и Николай добраться не успели, иначе все предыдущие рассуждения Евгения летели насмарку.

     Ну что ж, теперь можно перейти к конкретике. Евгений выписал на бумажку наименования всех населенных пунктов в окрестностях Вельярово, которые показались ему подходящими под заданный критерий. Вероятность напасть на след по-прежнему представлялась исчезающе малой, но стоило попытаться. Кленовский пока не объявлялся, и можно было потратить один-два дня на поиски следов. Потом редактор непременно опомнится и сделает ему накачку за растрату времени на всякие пустяки, но если Евгению вдруг очень сильно повезет, тогда победители вполне смогут насладиться заслуженным шампанским. А стоит ли оно того – покажет время.

     Журналист сунул карту с отмеченными поселками в карман, взял с полки ключи от машины и вышел из дома. За оставшееся до вечера время вполне можно успеть обработать парочку адресов. 

     Неторопливое сентябрьское солнце только-только начинало раскочегариваться, намереваясь подарить еще один теплый денек, когда большой черный пикап вывернул из-за угла и затормозил перед самым входом в здание Омульского ОВД. Рядом с его сверкающими боками несколько покрытых пылью и кое-где уже проржавевших полицейских «уазиков» выглядели детскими педальными машинками. Оставив водителя дожидаться, из кабины вышел высокий темноволосый мужчина, прячущий глаза за темными стеклами очков.

     При взгляде на него на язык так и просилось слово «щеголь». Аккуратно подстриженная небольшая черная бородка и дорогой костюм куда уместнее смотрелись бы в офисе крупного банка или в юридической конторе, чем на запыленной улице провинциального городка. Он быстрой походкой взбежал по ступеням и распахнул входную дверь, причем сделал это так, что становилось очевидно – он не открыл ее ногой лишь потому, что она открывалась наружу.

     Услыхав в коридоре торопливый топот, Акулов спешно придал своему лицу максимально строгое выражение. Подчиненных следовало держать в страхе.

     – Товарищ майор! – выпалил ввалившийся в кабинет Левченко. – Тут к вам…

     Вежливо, но решительно отстранив капитана в сторону, посетитель шагнул к столу и отработанным движением распахнул перед носом слегка опешившего Акулова свое удостоверение.

     – Полковник Игорь Сванссен. Кинологическая служба ФСБ России, – он спрятал корочку обратно в карман. – Меня прислали из Районного Управления, чтобы я на месте разобрался, что тут у вас творится.

     – А что такого у нас творится? – вынужденный отступать, Акулов попытался нащупать рубеж, на котором он мог бы закрепиться.

     – Говорят, у вас в Омулях собаки ни за что ни про что на людей набрасываются, – посетитель подошел к окну и машинально провел пальцем по запыленному подоконнику, после чего ему пришлось лезть в брюки за носовым платком. – Нехорошо!

     – Вот зараза! – вполголоса выругался майор. Вчера, после нагоняя от начальства, он полагал, что лечебные клизмы с патефонными иголками на этом и закончатся, однако, как выяснилось, забираться под сукно дело отнюдь не торопилось.

     Подобную манеру разговора Акулов успел изучить очень хорошо. Он и сам часто практиковал ее, провоцируя подозреваемых и, иногда, собственных сотрудников, заставляя их занять оборонительную позицию и начать оправдываться. Незваный гость великолепно владел этим умением, майор с трудом удержался, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость.

     – Это наша забота, и мы справимся с ней своими силами, – решительно заявил он. – Нет абсолютно никакой необходимости привлекать к делу людей из района.

     – Я бы и рад с вами согласиться, Андрей Сергеевич, – Сванссен изобразил сожаление, одновременно продемонстрировав, что прекрасно осведомлен о том, кто здесь кто, – но мать одного из потерпевших подняла такой шум…

     – Я же говорю – стерва! – повторил свой диагноз переминающийся в дверях Левченко.

     – Не стану спорить, – кивнул посетитель. – Она потребовала засадить за решетку владельца собаки, а само несчастное животное – пристрелить. Именно поэтому я здесь.

     – Вы хотите убить собаку? – удивился Акулов. – Вот так, без суда и следствия?

     – Разумеется, нет! – Сванссен даже немного оскорбился. – Я, как профессиональный кинолог, не испытываю ни малейших сомнений в том, что собака невиновна, и хочу в этом убедиться.

     – Ради чего?

     – Если выяснится, что хозяин или хозяйка умышленно натравили ее на людей, тогда виноват человек, и его, действительно, стоит упечь за решетку. Иначе подобные эксцессы будут повторяться снова и снова. А в случае, если собаку спровоцировали, или она действовала в рамках самозащиты, тогда нашим потерпевшим можно выкатить встречный иск по 245-й статье УК.

     – Что за статья? – поинтересовался капитан.

     – «Жестокое обращение с животными», – разъяснил полковник. – Что-либо доказать будет сложно, но такой поворот вполне способен заставить госпожу Прикупову пойти на мировое соглашение.

     – Мне кажется, в этом нет необходимости, – заметил Акулов. – Некоторые обстоятельства произошедшего столь нелицеприятны, что Егорьевна скоро сама даст обратный ход.

     – Этого, боюсь, может оказаться недостаточно. Она зашвырнула мячик столь высоко, что вернуть его обратно так просто уже не получится. Придется готовить аргументированный ответ, а для этого я должен повидать ту собаку.

     – Что это вам даст?

     – Я составлю экспертное заключение, где обосную невозможность проявления ею немотивированной агрессии, что снимет с собачки голословные обвинения и спасет от усыпления.

     – Но, коли вы и так прекрасно знаете, что надобно написать, – удивился майор, – то зачем вам общаться с собакой?

     – Процессуальных вопросов никто не отменял, – пожал плечами Сванссен. – В деле обязательно должна присутствовать ее фотография, потребуется снять слепок с ее челюстей, чтобы быть уверенными, что укусила именно она и так далее. Меня все эти свалившиеся на голову хлопоты не радуют точно так же, как и вас, но тут уж ничего не поделаешь. Чем раньше начнем – тем скорее закончим, и помочь мне – в ваших интересах.

     – Чем именно мы можем подсобить?

     – У вас уже есть соображения, чья именно собака натворила бед?

     – Мы уверены, что ее хозяйка – не из местных.

     – Хозяйка? – удивился полковник, озадаченно выпятив губу. – Вот уж не думал… ладно, неважно. Откуда же она тогда?

     – Эта девчонка, скорее всего, приезжала в город на выходные, либо снимала здесь дом, – Акулов скептически скривился. – На ее месте я бы уже в воскресенье свалил отсюда куда подальше. Боюсь, что в Омулях искать ее уже поздно.

     – Возможно, вы и правы, но попробовать стоит. Она не могла не оставить следов, ниточек, по которым до нее можно добраться. Имя, фамилия, адрес или номер телефона – сгодится что угодно. Тем более что скрываться ей от нас не имеет смысла, в данной ситуации мы всецело на ее стороне.

     – Поступайте как считаете нужным, – майор взмахнул рукой, словно предоставляя в распоряжение Сванссена весь свой городок.

     – Отправьте с нами кого-нибудь из своих людей.

     – Зачем?

     – Глупо ходить по улице от дома к дому и стучаться в каждую дверь. Вы же прекрасно знаете, кто из ваших односельчан сдает внаем дома и квартиры, к кому родственники или друзья в гости приезжают – зачем работать вслепую, давайте вместе ускорим процесс.

     – Ладно, – согласился майор, ему и вправду не терпелось поскорее избавиться от назойливого посетителя, который всем своим видом подрывал его, Акулова, авторитет. – Левченко, возьми кого-нибудь из дежурной смены и покатайтесь немного. Ты же знаешь, что, да как…

     * * *

     К середине дня Евгением все сильней начала овладевать мысль, что он занимается ерундой. Во вторник он мотался по областным городкам до самого вечера, но так ничего и не нащупал. Выехав сегодня из дома с утра пораньше, он уже «обработал» четыре адреса, но по-прежнему впустую. Омули стояли у него пятым номером на сегодня, и журналист всерьез начинал подумывать о том, чтобы на этом и завязать.

     Сам поселок оказался довольно крупным. Из Твери несколько раз в день сюда ходил рейсовый автобус, а на проходящей через самый его центр дороге даже имелся один светофор. До того, чтобы считаться полноценным городом Омулям недоставало сущей малости – чтобы этот светофор еще и работал.

     Свернув на центральную улицу, Евгений неторопливо покатил вперед, поглядывая по сторонам в поисках подходящих информаторов.

     Искомое обнаружилось на пятачке перед большим аляповатым зданием в духе соцклассицизма, на фасаде которого еще угадывались следы от букв «КЛУБ». Неподалеку от входа, в тени густой акации стояла скамейка, на которой от солнца укрывались три старушки, своей невозмутимой неподвижностью смахивающие на аксакалов из «Белого солнца пустыни». Под их взглядами, сопровождающими вылезающего из машины Евгения, он чувствовал себя точно в рентгеновском кабинете. Будь у него с собой дозиметр – он наверняка бы зафиксировал исходящее от них всепроникающее и всезамечающее излучение.

     Старушенции почти наверняка уже в уме разобрали его по косточкам – кто он такой, зачем пожаловал и сколько у него за душой деньжат, причем с точностью, которой позавидовал бы даже иной налоговый инспектор. Они представлялись абсолютно неприступными. На любой заданный им вопрос они вполне могли ответить: «давно здесь сидим», но Евгений умел находить бреши даже в такой серьезной обороне. Самым их уязвимым местом являлись уши. А когда ты знаешь, что сидящего перед тобой человека ты видишь в первый и последний раз, можно нести любую ахинею, и угрызения совести потом не замучают.

     – День добрый, почтенные дамы! – журналист широко улыбнулся, подходя ближе и доставая из кармана фотографии. – Вы мне не поможете?

     * * *

     Капитану Левченко щеголеватый полковник сразу не приглянулся. Он не любил мужчин, подчеркнуто трепетно относящихся к своему внешнему виду и всячески демонстрирующих окружающим свой статус. А Сванссен буквально излучал надменность, да вел он себя несколько странновато.

     Выйдя из здания Управления, он послюнявил палец и поднял его вверх, определяя направление ветра, после чего объявил, что обход необходимо начинать с западной окраины города. Чего он опасался, интересно? Что собака может учуять запах полиции? Или кинологи все со странностями?

     После, во время шатаний по Омулям, причуды полковника продолжились. Подъезжая к очередному указанному адресу, он останавливался на некотором расстоянии от дома, высовывался из кабины и то ли прислушивался, то ли принюхивался к чему-то. Потом давал знак двигаться дальше. От разговоров с людьми он вообще полностью устранился, предоставив Левченко и Венскому самим задавать вопросы, и даже не слушал, что им отвечали. Создавалось полное впечатление, что он занимается этим исключительно «для галочки».

     Капитан предполагал, что Сванссен проявит хоть какой-то интерес к собакам, что встречались им во время обхода, но он и на них не обращал ровным счетом никакого внимания. Как будто их и не было вовсе. Сами же собаки при встрече с полковником почему-то испуганно съеживались и старались поскорее куда-нибудь улизнуть. Кинологическая братия определенно пользовалась у них дурной славой.

     Левченко уже давно собирался заявить полковнику, что они лишь маются дурью и напрасно тратят время, тем более, что его желудок все настойчивей напоминал об обеденном перерыве, но каждый раз, когда капитан уже открывал рот, чтобы сказать все, что думает, слова словно застревали у него в глотке, и ему ничего не оставалось, кроме как послушно кивать и отправляться на следующий адрес.

     Но, как только они подъехали к двухэтажному дому, часть которого иногда сдавала родная тетка Левченко, все вдруг резко переменилось.

     Сванссен выскочил из машины и замахал руками на ехавших следом за его пикапом полицейских, призывая их остановиться и вести себя тихо.

     – Что случилось? – обеспокоено поинтересовался капитан, подбежав к нему. – Вы что-то увидели?

     – У меня предчувствие, – полковник откинул полу пиджака и вынул из висящей на боку кобуры черный пистолет с длинным толстым стволом. – Сколько выходов в этом доме?

     – Два – парадное крыльцо и задний выход на огород, – Левченко кивнул на пистолет. – Вы же вроде как собирались только поговорить?

     – С собакой лучше разговаривать, когда она связана и спит, – Сванссен махнул рукой вперед. – Давайте, один к заднему входу, а другой со мной на крыльцо. Антон, – обратился он к своему коллеге, – оставайся в машине и жди меня.

     Пригнувшись, чтобы их не увидели из-за забора, все трое направились к калитке. Левченко не мог не отметить, сколь разительная перемена произошла с полковником. От его прежней рассеянной вальяжности не осталось и следа. Сванссен подобрался, словно сжатая пружина, взгляд его стал сосредоточенным и цепким, движения приобрели немного пугающую лаконичность. Высокий и худой, в черном костюме, он превратился в живое продолжение своего длинного пистолета.

     Нырнув в приоткрытую калитку, Венский потрусил за дом, а Левченко с полковником поднялись на крыльцо, заняв позиции по разные стороны от входа. Немного обождав, Сванссен кивнул на дверь, дав понять, чтобы капитан сначала поговорил с жильцами сам. Тот, немного обеспокоенный развитием событий, опустил руку и расстегнул кобуру на поясе, но кинолог яростно зашипел на него.

     – Ты что, с ума сошел?! Мы же только поговорить хотим! Не пугай людей попусту!

     – А как же вы? – черный пистолет не давал полицейскому покоя.

     – Это на тот случай, если собака окажется действительно буйной, но я надеюсь, что обойдется, – Сванссен снова кивнул на дверь. – Давай, стучи уже!

     Левченко постучал по косяку костяшками пальцев, и спустя несколько секунд в доме послышались шаркающие шаги.

     – Кто там? – недовольно осведомился юношеский голос.

     – Полиция. Капитан Андрей Левченко.

     – А что случилось?

     – Мы хотим задать вам несколько вопросов. Вы не возражаете?

     – Одну минутку, – было слышно, как голос метнулся вглубь дома, – я только что-нибудь одену…

     – Черта с два! – Сванссен внезапно прыгнул к двери и мощным ударом ноги вынес ее вместе с замком. – Держи его!!!

     Левченко бросился внутрь, даже не успев задуматься, как будут трактоваться их действия, дойди дело до суда. Впереди он увидел спину убегающего к заднему выходу молодого парня с большой сумкой в руке, выглядевшего, вопреки его собственным словам, вполне одетым. Полковник, похоже, прекрасно знал, с кем имеет дело.

     Мальчишка подлетел к двери и рванул ее на себя, но только для того, чтобы мгновение спустя врезаться в широкую грудь Венского. Отскочив от него как резиновый мячик, парень споткнулся и упал навзничь. Сержант, умевший, когда надо, двигаться очень даже быстро, тут же оказался сидящим на нем верхом, скрутив его тощие руки. Все закончилось буквально за пару секунд.

     – Тащите его сюда, – велел Сванссен, поставив стул на середину комнаты, – и его сумку тоже. Пусть малый отдохнет немного.

     Сам полковник продолжал оставаться наготове, держа в руке взведенный пистолет. Он внимательно осмотрел помещение, заглянул под большую кровать и за негромко урчащий холодильник. Прижавшись к стене, он подобрался к открытой двери, что вела на кухню, и осторожно высунулся из-за косяка.

     – Никого? – поинтересовался Левченко, помогая Венскому усадить взъерошенного парня на стул.

     Тот был одет в выбившуюся из штанов темно-синюю рубашку с коротким рукавом и черные джинсы, на коленях которых, равно как и на его груди и правой щеке отпечатались серые пыльные пятна – следы от знакомства с досками грязного пола. Высокий, но тощий и нескладный, он выглядел совсем молодым, вчерашний школьник, не иначе. Венский сцепил ему наручниками руки сзади так, что теперь парень мог сбежать только вместе со стулом, и встал у него за спиной.

     – На первом этаже чисто, – ответил Сванссен, но пистолет не убрал.

     Вернувшись с кухни, полковник обошел стул кругом и присел на кровать, положив оружие на колени так, чтобы его ствол смотрел в сторону лестницы на второй этаж. Сидевший перед ним мальчишка дернулся, но тяжелая рука Венского удержала его на месте.

     – Куда это ты так резво поскакал-то? – с издевкой в голове осведомился Сванссен. – Как только услышал слово «полиция», так сразу и припустил! Али натворил что?

     Парень молчал. Левченко переводил взгляд с него на полковника и обратно, догадываясь, что эти двое разыгрывают какой-то спектакль. Они определенно друг друга знали и, очевидно, их отношения никак нельзя было назвать теплыми. Глаза мальчишки, угрюмо зыркающие из-под густых бровей, буквально пылали ненавистью, как два цепных пса, готовых выскочить из орбит и разорвать обидчика в клочья. Сванссен же сохранял полную невозмутимость, и этот поток злобы причинял ему не больше вреда, чем смертоносный взор Медузы Горгоны полированному щиту Персея.

     – А где же остальная честна́я компания? – полюбопытствовал он.

     – Я здесь один.

     – Один? А где собака?

     – Я здесь один, – упрямо повторил мальчишка.

     – Проверь на втором этаже, – Сванссен взглядом отправил Венского к лестнице. – Только без героизма. Если кого увидишь – крикни нам и все.

     Сержант тяжело затопал по скрипучей лестнице, а Сванссен продолжил общаться с мальчуганом. Он поднял с пола захваченную в бою большую спортивную сумку и поставил ее рядом с собой на кровать. Расстегнув молнию, полковник заглянул внутрь и довольно усмехнулся – на самом верху лежала початая упаковка женских гигиенических прокладок.

     – Что, часто месячные беспокоят? – он продемонстрировал задержанному свою находку.

     – Это вещи моей сестры, – парень набычился еще сильнее, хотя это и казалось невозможным.

     – Сестры, говоришь? – Сванссен заинтересовано приподнял брови. – А где же она сама?

     – Ее здесь нет.

     – Какая жалость! Но, быть может…

     Полковник резко умолк, потому как в этот момент сверху донесся шум и грохот, как будто упало что-то большое и тяжелое. Послышался вибрирующий дребезг, который издает катающаяся по полу жестяная крышка от ведра, а потом все снова стихло.

     – Серега! Что там у тебя? – крикнул Левченко, но ему никто не ответил.

     – Оставайся на месте! – осадил Сванссен капитана, увидев, что тот снова потянулся к кобуре. – Я сам разберусь. Ты пока за парнем присмотри.

     Он поднялся с кровати и подошел к лестнице, держа свой черный пистолет наготове. Перед первой ступенькой полковник зачем-то наклонился и понюхал перила.

     – М-м-м! – покачал он головой. – А девочка-то на взводе!

     Удивительно, но там, где под Венским лестница скулила и кряхтела, полковник умудрялся подниматься совершенно бесшумно, хотя на невесомого он отнюдь не походил. На самом верху он неподвижно застыл, прислушиваясь к шорохам и скрипам старого дома.

     – Что там с Серегой? – прошептал Левченко.

     – Тут он, отдыхает, – раздраженно отмахнулся Сванссен. – Не шуми!

     Капитан, затаив дыхание, наблюдал за тем, как ноги полковника в начищенных черных ботинках скрылись за краем проема. Он слышал, как над головой дышат половые доски, по которым тот ступает. Левченко чувствовал, как вброшенный в кровь адреналин охватывает все тело неприятной дрожью возбуждения. Он терялся в догадках, недоумевая, что за дела творятся вокруг. Кого разыскивает Сванссен? Кто он, вообще, такой, этот странный полковник? И что, черт подери, случилось с Серегой?

     Но, в тот самый миг, когда он, набравшись смелости, уже хотел снова окликнуть полковника, с тем тоже что-то случилось.

     Послышался глухой удар, следом за которым раздался уже знакомый грохот падающего тела, сопровождаемый звуками сыплющихся на пол осколков стекла. А по лестнице, прыгая по ступенькам, прямо к ногам Левченко скатился обломок табуретки с одной уцелевшей ножкой.

     – Оп-па! – констатировал сидящий на стуле парень.

     Капитан не успел уточнить, что тот имел в виду, поскольку в лестничном проеме показалась быстро спускающаяся светловолосая девушка в черной футболке, потрепанных джинсах и кроссовках на босу ногу. В правой руке она сжимала длинный пистолет Сванссена.

     – Стой! – крикнул Левченко, выхватывая из кобуры свой «Макаров». – Стрелять буду!

     Девушка, не останавливаясь, вскинула оружие, и капитан услышал отрывистый хлопок. Что-то ударило его в грудь, и в ту же секунду он выстрелил сам. Его противница отпрыгнула к перилам, и пуля выбила фонтан пыли из стены. Следующий выстрел в щепки разнес одну из балясин на том месте, где девчонка находилась еще мгновение назад. Мир поплыл перед глазами у Левченко, он увидел рассерженное лицо девушки на расстоянии вытянутой руки от себя, почувствовал, как его рука содрогнулась от отдачи очередного выстрела. Он еще успел подумать, что, наверное, вот так погибают при исполнении служебного долга, а потом наступило блаженное Ничто.

     Капитан неторопливо повалился на спину, отбросив руку с еще дымящимся пистолетом в сторону. В его груди, размеренно покачиваясь в такт дыханию, красовалось красное оперение усыпляющего шприца.

     – Ну наконец-то! – облегченно вздохнул сидевший на стуле парень. – Где тебя черти носили?

     – Одевалась я, – девушка достала из кармана Левченко связку ключей и занялась наручниками. – Не могла же я появиться перед ними голой!

     – И что мы теперь будем делать? – недавний пленник, освободившись от браслетов, встал со стула и потирал запястья, попутно борясь с искушением пнуть лежащего на полу полицейского.

     – Бежать отсюда! – его подруга буквально швырнула ему сумку. – Игорь с собой Антона притащил, и тот почти наверняка слышал выстрелы. Или ты собираешься его тут дожидаться?

     В подтверждение ее слов с улицы донесся шум подъехавшего пикапа. Скрипнули тормоза, хлопнула дверь, и обеспокоенный голос крикнул:

     – Игорь! Игорь! Что случилось?!

     – Давай же, Коля! Двигай! – девушка подтолкнула своего приятеля, – к заднему выходу и на улицу!

     Они выскочили из дома и еле успели притворить за собой дверь, как на крыльце раздались тяжелые шаги и разбитая входная дверь со стуком распахнулась настежь.

     – Игорь! Ты где?!

     – Куда дальше?! – прошептал Николай.

     – Вокруг дома и на улицу, воспользуемся их машиной. Только пригнись пониже, чтобы в окна не отсвечивать.

     – Не дурак, – беззлобно огрызнулся парень, и они осторожно потрусили за угол.

     Добравшись до лужайки перед крыльцом, оба побежали дальше уже не таясь, поскольку здесь, на открытом пространстве, укрыться было негде.

     – Я назад, а ты – за руль! – скомандовала девушка, обегая пикап кругом. – Мне, похоже, опять раздеваться придется.

     Николай запрыгнул в кабину, но тут же в отчаянии воскликнул:

     – Вот зараза! Он ключи с собой забрал!

     – Педант хренов! – выругалась девчонка и остановилась, схватившись за ручку двери, но так и не успев ее открыть. – Отбой. Меняем планы. Вылезай!

     На втором этаже оставленного ими дома задребезжало распахнувшееся окно. Одно из стекол разбилось, и его осколки посыпались на козырек крыльца.

     – Стой, сука!!! – заорал высунувшийся почти по пояс Сванссен, держась одной рукой за разбитый затылок.

     – Живучий, засранец! – процедил Николай. – Какой план теперь?

     – Просто бежим! По ходу что-нибудь сообразим.

     Парень забросил сумку на плечо, и они, что было сил, помчались вдоль по улице, пытаясь выгадать хоть несколько спасительных секунд. К сожалению, за столь короткое время принципиально переломить ситуацию почти невозможно. Николай обшаривал взглядом заборы, присматривая дыру, в которую можно было бы нырнуть, когда машина их догонит, но все соседи предпочитали отгораживаться от мира глухими и высокими стенами, некоторые из которых дополнительно украшали кружева колючей проволоки.

     Ситуация казалась совершенно безнадежной, и впору уже было впасть в отчаяние, как вдруг впереди из-за поворота показался едущий навстречу автомобиль. У беглецов не оставалось выбора, и девушка замахала руками, призывая водителя остановиться. Она направила Николая к задней двери, а сама буквально влетела в кабину, прыгнув на сиденье рядом с шофером, и вцепилась в рукав его куртки, всхлипывая и сбивчиво лопоча:

     – Помогите нам, умоляю! Ради всего святого, помогите!

     – Что стряслось-то? – сидевший за рулем мужчина слегка опешил от такой неистовой мольбы.

     – За нами гонятся! Увезите нас отсюда, прошу вас, скорее!

     Водитель перевел взгляд на дорогу впереди, где двое преследователей как раз подбегали к своему пикапу.

     – Мне не нужны неприятности, – заметил он, но все же включил заднюю передачу. – Что вы там не поделили?

     – Долго объяснять, а вы всегда можете сослаться на то, что мы вам угрожали, – женские руки затрясли его плечо с удвоенной энергией. – Только езжайте быстрее!

     Водитель ударил по педали газа, и машина, выбрасывая из-под колес фонтаны песка и пыли, рванулась назад, к перекрестку.

     – А вы, часом, не от полиции утекаете? – уточнил он, обернувшись и глядя в заднее стекло. Попутно он смерил взглядом нескладного молодого человека, который крутился на заднем диване, запутавшись в лямках собственной сумки.

     – Да какие это полицейские?! – воскликнула его пассажирка. – Это бандиты с большой дороги!

     Машина задом вылетела на перекресток и, заложив лихой вираж, развернулась кругом.

     – Вам куда надобно?

     – Плевать! Лишь бы подальше отсюда!

     – Как скажете, – мотор взревел, и сзади донеслись чертыханья Николая, чуть не свалившегося с сиденья на пол.

     – Спасибо! Спасибо вам огромное! – девушка, наконец, отпустила водительский рукав. – Вы нам жизнь спасли!

     – Это еще не факт, – хмыкнул мужчина, обеспокоено поглядывая в зеркало заднего вида. – А вы кто такие-то, если не секрет?

     – Я – Оксана, а это, – она кивнула назад, – Коля. Вот, вляпались в дурацкую историю. Угораздило же нас оказаться в неудачное время в неудачном месте!

     Девушка тяжело вздохнула и снова обернулась, стараясь разглядеть преследователей сквозь застилающие заднее окно клубы желтой пыли.

     – Случается и такое, – философски заметил водитель, украдкой наблюдая за ней краем глаза.

     – Чем бы все ни закончилось, все равно, спасибо! – поблагодарила она его еще раз. – А вас как зовут?

     – Можно просто Женя. 

     Нельзя сказать, чтобы Евгений совсем уж не верил в удачу. Эта шаловливая особа вечно ошивалась где-то поблизости, и требовалось лишь немного внимательнее смотреть по сторонам, чтобы не пропустить ее очаровательную улыбку. И он понял, что его час пробил, когда старушки на скамейке неожиданно оживились при виде тех двух фотографий. Они сообщили журналисту, что двое молодых людей, весьма похожих на лица со снимков, на днях сняли часть дома у одной из их общих знакомых. Через пару секунд у Евгения на руках уже имелся адрес с подробным описанием дороги, но ему еще минут десять пришлось отрабатывать свой гонорар, усердно кивая и старательно соглашаясь со всем, что рассказывали ему три добровольные шпионки.

     Они вывалили на него все, что он хотел и не хотел знать. Он стал настоящим экспертом в вопросах сдачи загородного жилья в Тверской области, познал глубину падения современных нравов и ознакомился с краткими характеристиками доброй половины жителей Омулей. Если верить бабкам, то поселок давно уже следовало переименовать в Содом или Гоморру. А о приезжих они отзывались и вовсе безо всякого почтения.

     – Срам, да и только! – возмущалась наиболее активная из трех старушенций, время от времени с хлюпаньем втягивая назад так и норовящую вывалиться вставную челюсть. – Взрослая девка крутит шашни с еще совсем мальчишкой! Тоже мне, игрушку себе нашла! Побалуется и бросит, а у мальчика вся жизнь поломана! Куда родители-то смотрят?!

     – А вы, случайно, не его отец? – с затаенной надеждой поинтересовалась другая. Не иначе, как ей не терпелось прочитать Евгению отдельную проповедь, специально для безответственных родителей.

     – Случайно нет, – огорчил он ее, – я его коллега по работе. Он уже неделю не появлялся, и начальство велело мне его разыскать и немедленно вернуть в строй.

     – Но вы все равно промойте уж немного мозги горемыке-то этому! – напутствовали его старушки. – Нельзя же так безоглядно голову терять!

     Они выдали Евгению еще целый ряд поучений и советов, после чего он, наконец, смог от них сбежать. Его удача мерцала впереди, плавясь в поднимающемся от разогретой земли мареве, и призывно манила из-за угла тонким пальчиком. И, последовав на ее зов и повернув на указанную ему улицу, журналист на полном ходу влетел в ее крепкие объятья. Вот только теперь Евгению постепенно начинало казаться, что удача больше не улыбается, а, скорее, издевательски хохочет прямо ему в лицо.

     Он скосил глаза и посмотрел на Оксану, которая, развернувшись на сиденье, смотрела назад, демонстрируя Евгению свой коротко остриженный затылок. То, как она уверенно держалась, как чеканила слова, не оставляло никаких сомнений в том, что в их с Колей дуэте верховодила именно она, а парнишка лишь послушно следовал ее указаниям. На языке у Евгения крутился вопрос, где же их собака, но журналист прекрасно понимал, что задать его – значит выдать себя с головой. До поры до времени он решил играть роль случайного встречного, который понятия не имеет, что за парочка подсела к нему в машину, и какой след за нею тянется. Украдкой запустив руку в нагрудный карман, он на ощупь нажал кнопку записи на диктофоне.

     – Как же он на нас вышел-то? – буркнула Оксана, ни к кому конкретно не обращаясь.

     – Это все из-за тебя! – огрызнулся Николай.

     – Опять ты за свое!

     – Неужели было так сложно удержать себя в руках?! – не унимался ее товарищ по несчастью.

     – Как ты не понимаешь! – устало вздохнула Оксана. – Это от меня не зависит!

     – Да ладно тебе, мам! Ты все прекрасно можешь контролировать, когда захочешь!

     «Мам?!»

     Евгений был так ошарашен, что на некоторое время забыл про дорогу и уставился на точеный профиль своей пассажирки.

     – Вы – его мать?! – удивленно переспросил он.

     – А что вас смущает? – Оксана резко повернулась к нему, в ее взгляде промелькнула подозрительность.

     – Я… но.. – спохватившись, журналист крепче сжал руль и снова уставился вперед, – вы так молодо выглядите!

     – Не вижу в этом ничего предосудительного.

     – Да-да, конечно! – под ее взглядом Евгений чувствовал себя несколько неуютно. – Просто я никак не думал… я полагал, что вы – Колина старшая сестра… или подруга.

     – Ладно, – произнесла Оксана после небольшой паузы, – буду считать ваши слова комплиментом.

     Она опять повернулась назад, а Евгений украдкой вытер проступивший на лбу пот. Странно, но сейчас сидящая рядом с ним девушка нервировала его даже сильнее, чем те, кто за ними гнался. Присутствовало в ней нечто такое, что на инстинктивном уровне заставляло окружающих ощущать ее превосходство. Вспомнились дюжие мужики с фотографии, вытянувшиеся перед ней по струнке – теперь становилось понятно, какие чувства они испытывали в тот момент.

     Кроме того, при взгляде на Оксану, создавалось странное впечатление, что смотришь на живописное полотно итальянского мастера эпохи Возрождения, которое по недоразумению кто-то вставил в дешевую пластиковую рамку. Ее утонченное лицо с прямым носом и тонкими, грозно изогнутыми бровями, ее короткие песочные волосы, над которым явно работал профессиональный стилист, а отнюдь не мастер из местной парикмахерской, пальцы с аккуратными ухоженными ногтями, поблескивающие на запястье определенно недешевые часы – все это никак не вязалось ни с местом, ни с обстоятельствами ее появления. Такие люди, как правило, обитают совсем в других местах, не брезгуют услугами персонального водителя и не носят драных джинсов и черных футболок, выгоревших на плечах до синевы. В девушке буквально сквозила… нет, не надменность, а, скорее, отстраненность от суеты и хлопот рядовых обывателей.

     Евгения не покидало чувство, что совсем недавно он где-то уже встречал похожую горделивую осанку и манеру держаться, но никак не мог вспомнить, где.

     Чтобы отвлечься от изводящих душу мыслей, он решил заняться арифметикой. Не мог же он так безобразно ошибиться в определении возраста Оксаны! Посмотрим, посмотрим. Допустим, что Коле восемнадцать, и пускай, чем черт не шутит, молодая мать родила его, когда и ей самой было примерно столько же. И не такое случается. Тогда Оксане должно быть лет тридцать пять как минимум, а то и все сорок. Известно, что женщины весьма искусно умеют скрывать свой истинный возраст, но над некоторыми его аспектами они, как правило, оказываются не властны. Шея и руки – вот главные и неподкупные свидетели обвинения, но сейчас они, кажется, вступили в преступный сговор со своей хозяйкой. Чем дольше Евгений на них смотрел, тем больше убеждался, что если он и ошибся с возрастом Оксаны, то исключительно в бо́льшую сторону.

     Проселочная дорога сменилась асфальтом, и журналист поддал газу. Вскоре в зеркале заднего вида показался и преследующий их большой черный пикап, который вынырнул из оставленной «уазиком» пыльной завесы и помчался следом.

     – По шоссе нам от них не уйти, – вынужденно констатировал Евгений, – в их машине мощи побольше нашего будет, на трассе они нас очень скоро догонят.

     – Сделайте же что-нибудь! – Оксана вновь вцепилась ему в рукав. – Умоляю!

     Отказать ей было категорически невозможно! Когда женщина так просит, мужчина просто обязан расшибиться в лепешку, но совершить какой-нибудь подвиг! А эта девчонка просить умела, да еще как!

     Как Евгений ни сопротивлялся, его глаза сами собой снова и снова сползали вправо, чтобы еще разок взглянуть на Оксану. Он вообще не любил подвозить симпатичных девушек (если не преследовал при этом каких-то иных целей, конечно), поскольку такое соседство крайне негативно влияло на поведение и умственные способности любого мужика. Он как павлин начинает распускать перед дамой хвост, трепать языком и совершать прочие глупости. А когда сидящий за рулем человек начинает уделять пассажирке больше внимания, чем дороге, то ничем хорошим это обычно не заканчивается. И сегодня, похоже, был как раз тот самый случай.

     Евгений не мог не отметить, что Оксана буквально источала сексуальность. Ее словно окутывала густая, сладкая и липкая как патока аура соблазна, которая вливалась в него на каждом вдохе, заставляя сердце биться чаще, а лицо покрываться красными пятнами. Чутье подсказывало, что ее хрипловатый голос в случае необходимости мог становиться гипнотически томным и бередить тайные струны, скрытые в душе любого мужчины, доводя его до помешательства. Интересно, Оксана умеет петь? Старинные романсы прекрасно бы легли на ее колдовской тембр.

     Журналист понимал, что с каждой минутой дуреет все сильнее, что сейчас он вполне может по одному ее знаку совершить любое безрассудство. И это все при том, что девушка не прилагала для достижения такого эффекта ровным счетом никаких усилий. Скорее наоборот. В Оксане не чувствовалось ни капли развязной вульгарности или, напротив, кокетливого жеманства, которыми недалекие барышни обычно пытаются завлекать доверчивых самцов. Но, как бы сухо и сдержанно не вела себя Оксана, помогало это откровенно слабо.

     Словно почувствовав на себе его взгляд, девушка повернулась к Евгению и вопросительно вскинула брови.

     – Есть идеи? – с надеждой спросила она.

     – Пока нет, но… – глаза Евгения против его воли поползли вниз, на черную футболку, обтягивающую высокую грудь. Взгляд жадно впитывал все, что попадалось ему на пути – соблазнительную ямочку между ключиц, проступающие через ткань соски, влажно поблескивающий бок… стоп!

     Журналиста словно обухом ударили по голове. Только сейчас он заметил, что футболка Оксаны разорвана на боку, а по спинке сиденья, в том месте, где она к ней прислонялась, стекают густые темные капли. Да и по джинсам девушки уже расплывалось темное пятно.

     – Вы ранены?! – взволнованно воскликнул он.

     – Что? Где? – Оксана закрутила головой, начала себя ощупывать, потом вдруг сдавленно вскрикнула и озадаченно уставилась на обагренную кровью ладонь. – Ух ты! А я и не заметила.

     – Что с тобой, мам?! – в проход между сиденьями просунулась всклокоченная голова Николая.

     – Он все-таки меня зацепил, – его мать пыталась оценить масштаб повреждений. Привстав, она обнаружила, что под нее натекла уже целая лужа крови. – А я-то все гадаю, почему у вас в машине свежей кровью пахнет!

     – Вам немедленно надо к врачу! – заявил Евгений. – Вы же так кровью истечете!

     – Не сейчас! – Оксана снова обернулась назад. – Если нас догонят, то врач уже не понадобится. Жми!

     – Да жму я, жму! Только что толку-то?! У меня же не гоночный болид!

     – Зато у вас полный привод, – она опустила стекло и высунулась наружу, что-то высматривая, а потом вдруг скомандовала. – Сворачивайте!

     – Куда?! – обалдел Евгений. – Прямо в поле?!

     – Куда же еще? – резонно заметила Оксана и ткнула рукой в открытое окно. – Видите лес? Гоните к нему! Я чувствую рядом воду – там наверняка дренажная канава проходит или что-то в этом роде.

     – У меня внедорожник, но не амфибия, – журналист пока не проникся ее замыслом.

     – Там вы нас высадите, и дальше мы пойдем своим ходом. Преследовать на машине Игорь нас уже не сможет, и мы от него оторвемся.

     – Мы не успеем, – Евгений еще раз глянул в зеркало на неумолимо приближающийся хромированный передок черного пикапа. – Они догонят нас раньше. Да и вам с таким ранением далеко не уйти.

     – Это уже мои проблемы, – отрезала Оксана, – а по чистому полю они так лихо уже гнать не рискнут – машину пожалеют.

     – А мой тарантас вам, значит, не жаль?! – возмутился журналист, но Оксана не стала его слушать.

     – Хватит рассуждать! – она внезапно схватилась рукой за руль и резко крутанула его на себя.

     «Уазик» коротко взвизгнул шинами и, опасно накренившись, слетел с дороги. Евгений оттолкнул Оксану и вцепился в баранку, пытаясь удержать машину от кажущегося неминуемым опрокидывания. Возвращаться на асфальт теперь было уже поздно, и они помчались по свежескошенному полю, оглушительно громыхая подвеской и выбрасывая из-под колес комья земли. Оксана обеими руками ухватилась за поручень перед собой и молча смотрела вперед, непроизвольно морщась от боли на особо крупных кочках. Сквозь лязг и грохот с заднего сиденья иногда доносились отчаянные чертыхания, но Евгению некогда было отвлекаться, чтобы посмотреть, как весело Коля проводит там время. А безумная свистопляска, творившаяся в зеркалах заднего вида, не позволяла оценить, насколько верно Оксана оценила нерешительность их преследователей.

     Так они тряслись не меньше километра, прежде чем впереди действительно показалась широкая заросшая камышами канава, которая тянулась вдоль кромки леса. Подъехав к ее краю, Евгений остановил машину как раз недалеко от переброшенных через болотную жижу бревен, изображавших импровизированный мостик.

     – Спасибо вам огромное! – устало поблагодарила его Оксана, выбираясь из машины. – Вы уж извините, что я сиденье так испачкала. Кто же знал…

     Она пошатнулась и была вынуждена схватиться за дверь, чтобы не упасть. Евгений выскочил наружу и, обежав «уазик», подоспел как раз вовремя, чтобы одновременно с ее сыном подхватить девушку под руки.

     – Уф! Что-то голова закружилась, – пробормотала Оксана, – но уже все в порядке, я дойду сама.

     – Давайте я вас хоть через мост переведу, – предложил Евгений и оглянулся назад, чтобы, наконец, посмотреть, сильно ли отстал черный пикап, и недоуменно нахмурился. – Что он там делает?

     Съехав с дороги, погоня, как и предполагала Оксана, сбросила темп и изрядно поотстала. Преследовавшая их машина преодолела к этому моменту только половину пути через поле, и складывалось такое впечатление, что она не очень-то и торопится. Один из сидевших в пикапе мужчин выбрался через заднее окно в кузов и теперь, стоя там, спешно раздевался. Он сорвал с себя рубашку и уже расстегивал брюки.

     – О нет! Только не это! – охнула вдруг Оксана и оттолкнула от себя мужчин. – Бегите!!!

     – Да он, похоже, рехнулся! – с сомнением заметил паренек. – У всех на виду…

     – Беги, я сказала!!! – рявкнула его мать не допускающим сомнений голосом, и Николай, подхватив сумку, бросился к мостку.

     – А вы что стоите?! – накинулась она на Евгения. – Дуйте следом за ним!

     – Но что?…

     Оксана схватила его за шиворот и крепко встряхнула.

     – Бегите, если хотите жить! – прорычала она и толкнула журналиста к канаве. – Повторять не буду.

     Девушка отвернулась от него и сделала несколько шагов навстречу приближающейся машине. Евгений, по-прежнему ничего не понимая, подбежал к переброшенным через затянутую ряской воду бревнам и еще раз оглянулся.

     Раздевшийся донага мужчина вспрыгнул на борт пикапа, присел и замер там как высматривающая добычу горгулья. Клонящееся к закату осеннее солнце осветило его худощавое жилистое тело, подобравшееся перед броском. Длинные черные волосы развевались на ветру и хлестали его по плечам.

     – Что он задумал? – пробормотал Евгений, и тут мужчина, дождавшись очередной крупной колдобины, прыгнул…

     То не было прыжком человека, соскакивающего с движущейся машины, то был бросок пловца, ныряющего в бассейн со стартовой тумбы. Он вытянулся во весь свой рост, выбросив руки вперед и распластавшись параллельно земле. На долю секунды его тело зависло в воздухе, и в следующее мгновение человека как будто озарила вспышка черного света. Он словно взорвался изнутри, но тут же схлопнулся обратно, превратившись в оживший клок черного дыма, переплетенного с проблесками рыжего огня. Мощные когтистые лапы ударили по земле, и в сторону оцепеневших беглецов выпущенной из арбалета стрелой, пикирующим бомбардировщиком, сорвавшимся с рельс скоростным локомотивом, помчался гигантский черный пес.

     Он летел на них в жутковатой тишине, едва касаясь земли и покрывая каждым прыжком не менее десяти метров. Ошибки быть не могло – то был Апис, тот самый пес, которого Евгений повстречал в кабинете у Кирилла Вельгера.

     Кажется, журналист что-то закричал, он не помнил точно. Его сердце, совершив в груди отчаянный кульбит, провалилось вниз, прихватив по дороге желудок и больно ударив по мочевому пузырю. Разум отключился, парализованный зрелищем, которое по определению было абсолютно невозможно, а ноги словно вросли в землю. Остекленевшие от первобытного, животного ужаса глаза отражали смертоносное изящество каждого движения живой машины убийства, которая неслась на него с неотвратимостью выпущенного из гаубицы снаряда.

     – Беги же, болван! – заорала Оксана, сорвавшись на пронзительный дребезжащий крик.

     Видимо, это и называется командирским тоном, поскольку звук ее голоса каким-то образом сумел выдернуть Евгения из оцепенения. Его ноги, приняв самостоятельное решение, рванулись с места и в одно мгновение оказались на противоположном берегу. Опомнившись, он остановился и обернулся, чтобы посмотреть, что делает Оксана. Ему вдруг стало совестно, что он, здоровый мужик, бросил хрупкую девушку, да, вдобавок, еще и раненую, на растерзание свирепому чудовищу.

     Она стояла, понуро опустив плечи, между ними и несущимся на нее кумулятивным зарядом животной ярости. Такая слабая и безоружная, Оксана казалась тонкой былинкой перед надвигающимся танком. Она устало подняла вверх руку, призывая Аписа остановиться, хотя было совершенно очевидно, что остановить его сейчас сможет только бетонная стена, да и то не факт.

     Евгений понял, что надо что-то предпринять, причем немедленно. В ситуации, когда мозг так и норовил сорваться с нарезки, ввергнув тело в пучину паники, его руки решили действовать по собственному усмотрению и мгновенно завладели инициативой. Выбор у них оставался, прямо скажем, небогатый, а потому они, недолго думая, решили пойти ва-банк, вбросив в игру своего «джокера». Сейчас все средства были хороши.

     Евгений распахнул куртку и многократно отработанным движением выхватил из наплечной кобуры небольшой матово-черный пистолет. Работа журналиста порой сопряжена с известным риском, и он никогда не выходил на серьезное дело безоружным. Пару раз такая предусмотрительность здорово его выручала, но он даже в самом безумном сне не мог себе представить, что дойдет до такого!

     Пальцы сомкнулись на шероховатой рукояти, правый глаз впился в прорезь прицела. Расстояние казалось великоватым для точного выстрела, но ведь не зря, не зря же он тратил время и деньги на занятия в тире со знакомым инструктором! Сзади что-то крикнул Николай, но это уже не имело значения – дальше руки Евгения действовали полностью автоматически. Выдох, задержать дыхание. Интересно, его удача еще с ним?

     Черный пес вылетел из-за «уазика», взрывая лапами землю на вираже, и указательный палец плавно, как учили, нажал на спуск. Грянул выстрел.

     Апис вздрогнул, оступился и кубарем покатился в клубах пыли, остановившись у ног Оксаны. Его тело вздыбило судорогой, молотящие воздух лапы взорвались скрюченными от боли пальцами, чернота схлынула, обнажив смуглое тело, испещренное ссадинами от жесткой стерни. Сотрясаемые конвульсиями руки протянулись к девушке, прося о помощи.

     – Ок… Ок… сана, я… – прохрипел человек, содрогнулся еще раз и затих.

     Наступила жуткая, зловещая тишина, в которой гулким набатом грохотало бешено скачущее в груди у Евгения сердце. Он видел, как остановился черный пикап, и его водитель, привстав на подножке и прикрывая глаза от солнца, наблюдал за развернувшейся трагедией. Видел, как Оксана присела на корточки, чтобы проверить пульс, и, скорбно склонив голову, закрыла мужчине глаза. Потом она тяжело поднялась на ноги, бросила взгляд на остановившуюся вдалеке машину и повернулась к лесу. И тогда Евгений увидел ее лицо.

     – В десятку! – пробормотал Николай за его спиной и негромко, но крепко выматерился.

     В несколько прыжков Оксана очутилась рядом с журналистом, окончательно утратившим к этому моменту всяческую связь с реальностью. Пистолет вылетел у него из руки, а его самого будто подхватил вихрь и швырнул об ближайшую березу. От удара у Евгения перехватило дыхание, а из глаз посыпались искры. Но ему даже не дали толком упасть. Еще недавно казавшиеся такими изящными и хрупкими женские руки схватили его за ворот куртки и с невиданной силой рванули вверх, оторвав от земли и еще раз треснув спиной об дерево.

     – Зачем ты это сделал?! – в бешенстве закричала девушка ему в лицо. – Кто тебя об этом просил?!

     – Я хотел помочь! – беспомощно пролепетал Евгений и тут же получил очередную встряску, да такую, что его зубы звонко клацнули, ударившись друг о друга.

     – Кто ты такой, черт тебя дери?! Отвечай!!!

     – Я… журналист, – прохрипел он, пытаясь ослабить хватку стиснувших его горло пальцев.

     – Откуда у тебя оружие?!

     – Я журналист! – повторил Евгений, словно одно это слово все объясняло.

     – Ты – идиот! Зачем ты убил Антона?! Что он тебе сделал?!

     – Я не мог не вмешаться! Этот монстр разорвал бы вас на куски!

     – Он бы мне ничегошеньки не сделал, дубина!!! – Оксана сдерживалась из последних сил, балансируя между желанием придушить нечаянного доброхота и разрыдаться от бессильной злобы. – Даже пальцем бы не тронул!!!

     – Почему вы так уверены?

     – Потому что Антон был моим братом! 

     Кирилл Вельгер вышел из кабинета и остановился посередине холла, рассеяно похлопывая себя по ноге трубкой рабочего телефона. На его лице не читалось абсолютно никаких эмоций, но секретарша слишком хорошо знала своего шефа – его определенно что-то беспокоило.

     – Ленок, сообрази-ка мне чайку… – заговорил директор, но передумал, – хотя нет, не надо. Я сам.

     Он обошел ее стойку и загремел посудой, что стояла на столике у окна. Девушка попробовала вернуться к прерванной работе, но ее любопытство было слишком сильно и мешало сосредоточиться. Правила субординации не рекомендовали ей донимать своего босса расспросами, но Кирилл Геннадиевич выступал, скорее, ее отцом, нежели начальником, а потому любопытство все же взяло верх.

     – Что-то случилось?

     – Антон звонил, – директор встал у секретарши за спиной, размешивая сахар. Ложечка постукивала по стенкам чашки, издавая мелодичный звон. – Они с Игорем отыскали наших беглецов.

     Кирилл умолк, и было слышно, как он неторопливо отпивает горячий чай. Он явно не спешил раскрывать подробности.

     – Их поймали? – Лена не могла дольше терпеть. – С ними все в порядке?

     – Пока нет, – директор поставил чашку на стол, и его руки легли секретарше на плечи, мягко массируя ей шею. – Оксане с Колей удалось улизнуть в самый последний момент.

     Секретарша вздохнула с явным облегчением.

     – И как ты думаешь, кто именно помог им сбежать? – Кирилл наклонился к самому уху девушки. – Ни за что не догадаешься!

     – Кто?

     – Тот самый писака, что навещал нас в понедельник, – длинные пальцы замерли, ощутив, как вздрогнула Лена. – Забавное совпадение, ты не находишь?

     Девушка промолчала, но напряженная спина выдавала ее с головой.

     – Ты ничего не хочешь мне рассказать? – ласково поинтересовался у нее Кирилл, вот только его руки в этот момент отнюдь не галантно стиснули худые женские плечики. – Быть может, у тебя имеется собственная версия событий?

     Лену охватила мелкая дрожь, но она продолжала молчать.

     – Не хочешь говорить? – хмыкнул директор. – Ладно, твое право. Тогда я спрошу у кого-нибудь другого.

     Его руки соскользнули с плеч секретарши и начали спускаться вниз. Девушка оцепенела, будучи не в силах пошевелиться. Костлявые пальцы провели по ее груди, на секунду задержались на животе и нырнули в боковые карманы пиджака.

     – Ага! Что тут у нас? – в руке Кирилла очутился мобильный телефон в голубом чехле. – Свидетель защиты? Или соучастник?

     Директор буквально навис над Леной, держа телефон так, чтобы его было видно и ей и ему.

     – Я выбросил ту визитку, – продолжая говорить, он вызвал на экран список последних звонков, – но мне врезались в память последние цифры его номера – «23-32» – легко запомнить, правда? Оп! Смотри-ка!

     Беспристрастный дисплей высветил номер, на конце которого красовались та самая последовательность. Кирилл аккуратно опустил телефон обратно в карман и снова положил свои тяжелые руки девушке на плечи. Примерно такие же ощущения испытывает человек, которого крепкими ремнями пристегивают к электрическому стулу.

     – Ну что, двортерьерчик ты мой, теперь рассказывай, что да как.

     Лена ничего не сказала и лишь задрожала еще сильнее.

     – Я не думаю, что у тебя внезапно случилось романтическое увлечение, не такая уж ты сентиментальная дурочка, – рассуждал вслух Кирилл, почти касаясь губами ее уха, – а обсуждать серьезные вопросы по телефону ты бы не рискнула. Ты встречалась с ним?

     Лена кивнула, хотя это ее движение едва не затерялось на воне колотящей ее дрожи.

     – Ты ничего мне не сказала и была достаточно умна, чтобы не притащить с собой компрометирующих запахов. Это вполне могло сойти тебе с рук, если бы не досадная оплошность с телефоном. Интересно, как далеко ты была готова зайти, скрывая от меня свою авантюру? И ради чего?

     – Кирилл Геннадиевич, я… – секретарша нервно сглотнула, – я так волновалась за Оксану и Колю!

     – Я всецело разделяю твою тревогу, я даже продолжаю делать вид, будто не догадываюсь, кто именно на той неделе предупредил их о приезде Игоря, но это еще не повод впутывать в наши семейные разборки совершенно посторонних людей, – последнее слово прозвучало в устах директора натуральным ругательством.

     – Я ничего особенного ему не рассказала!

     – Да что ты говоришь?! – усмехнулся Кирилл. – Ты тайно встретилась с человеком, имя которого я велел забыть, и все только для того чтобы обсудить с ним какие-нибудь пустяки. Урожайность зерновых, биржевые индексы, московские пробки, что еще? – он чувствительно ее встряхнул. – Ты опасно близко подошла к тому, чтобы начать мне лгать! Подумай как следует еще разок и выкладывай, о чем вы с ним говорили?

     – Я сказала, что исчезли двое сотрудников питомника, и все мы очень за них переживаем.

     – Просто исчезли?

     – Не совсем, – девушка шмыгнула носом. – Я упомянула только, что они что-то там не поделили с руководством. Без подробностей.

     – На этом месте он наверняка поинтересовался, почему мы не обратились в полицию. Так?

     – Да, но я ответила, что мы не хотим огласки, а, кроме того…

     – Что еще?

     – Я наплела ему, что Оксана и Коля взяли с собой одну из собак, и я не хочу, чтобы она пострадала, если дело дойдет до общения с силовиками.

     – Ловко придумано! – прищелкнул языком директор. – За собачку, значит, беспокоишься? За Ортею что ли? Ха! Ты бы лучше копов пожалела!

     – В тот момент эта версия показалась мне наиболее правдоподобной.

     – И он поверил?

     – Не знаю, – Лена попыталась пожать плечами, забыв, что на них лежат тяжелые руки Кирилла. – Вроде бы да.

     – А вот я сомневаюсь, – покачал головой тот. – Прожженный журналюга за версту чует, когда ему пытаются лапшу на уши навешать. Скорее всего, он лишь сделал вид, что поверил в твои россказни. Ну да ладно, что еще ты ему сообщила?

     – Я дала ему фотографии и попросила позвонить, если он вдруг что-нибудь узнает. Это все.

     – Вот по фоткам-то он на них и вышел! – заключил директор. – И теперь, благодаря твоим стараниям, этому бедолаге грозят весьма серьезные неприятности.

     – Я хотела как лучше! – попыталась оправдаться секретарша.

     – А ты уверена, что знаешь, как лучше? Сейчас даже я не представляю себе, как разрубить узел накопившихся противоречий! А ты? Не слишком ли много ты на себя берешь, Ленок? – в голосе Кирилла зазвучали угрожающие нотки. – В своем рвении ты дошла до того, что сочиняла небылицы для этого бумагомарателя, и после этого, войдя во вкус, едва не начала лгать мне!

     – Кирилл Геннадиевич! – взмолилась девушка, повернув к нему лицо с заплаканными глазами. – Я рассказала вам все как есть!

     – Я тебе верю, – он успокаивающе провел рукой по ее волосам, хотя произносимые им слова отнюдь не способствовали душевному равновесию, – верю, однако не забывай, Правила едины для всех. Если что – я не посмотрю, что ты моя племянница – на клочки порву. Лично.

     – Я… я… – только и смогла выдавить Лена.

     – Успокойся, пока тебя никто ни в чем не обвиняет. Впредь не делай глупостей, не посоветовавшись со мной, и все будет хорошо, а пока… – Кирилл прервался, поскольку в холл вбежал один из сотрудников, который был явно чем-то обеспокоен. – В чем дело?

     – Там… Ирена… госпожа Сванссен… только что Игорь звонил… – возбужденный молодой человек запутался в собственных словах и умолк.

     – Что там у него стряслось? – директор начинал проявлять нетерпение. – Ты можешь просто сказать или нет?

     – Антон… мертв, – парень с шумом перевел дыхание и пояснил. – Оксана его застрелила.

     – Вот как? – Лена почувствовала, как руки Кирилла, ставшие вдруг жесткими, точно стальные, сжали ее плечи с такой силой, что едва не сломали ей ключицы. – Я все понял, спасибо. Возвращайся к Ирене, я сейчас подойду.

     Дождавшись, когда за удалившимся сотрудником закроется дверь, он недовольно проворчал:

     – Ну вот и ягодки созрели, – и, наклонившись к уху секретарши, шепотом добавил. – А ты, Ленок, теперь усиленно молись, чтобы Ирена и Игорь ничего не прознали о твоей самодеятельности.

     * * *

     Никакой собаки не было!

     Мысль эта, застряв у Евгения в голове, вытолкала оттуда все прочие и теперь единолично царствовала в его мозгу, бдительно следя за тем, чтобы никакие посторонние не шастали в ее владениях.

     Никакой собаки не было!

     Была только Оксана. И ее сын.

     Сидя прямо на земле в том месте, где девушка его бросила, оттащив немного вглубь леса, журналист невидящим взглядом наблюдал за тем, что происходит на том берегу. Ветви кустов частично заслоняли обзор, но, тем не менее, было видно, как немного погодя подъехал черный пикап. Вышедший из него высокий мужчина поднял на руки бездыханное тело Антона и уложил его на заднее сиденье машины. Потом он некоторое время рылся в «уазике» Евгения и забрал с собой его сумку с фотоаппаратурой.

     Изредка человек бросал настороженный взгляд в сторону деревьев, за которыми укрывались беглецы. Он старался не высовываться на открытое пространство и по возможности держался позади автомобиля. Преследуемая им добыча неожиданно показала зубы, и ему совсем не светило оказаться следующей жертвой.

     Закончив осмотр машины Евгения, он выкрутил руль «уазика» влево, навалился на него сзади и скатил прямо в канаву. Машина лениво сползла по осыпающемуся склону и уткнулась носом в зеленую жижу. Теперь для того, чтобы вытащить ее обратно, понадобился бы трактор и, что самое главное, уйма времени, которого, как небезосновательно подозревал Евгений, им никто не даст.

     Забравшись в свой пикап, мужчина развернулся и укатил в сторону шоссе, но не оставалось никаких сомнений, что он очень скоро вернется и, скорее всего, не один.

     Евгений обернулся и посмотрел, чем там заняты его недавние пассажиры. Разорвав одну из рубашек, Николай сделал Оксане некое подобие перевязки, чтобы хоть как-то остановить кровотечение. Девушка выглядела бледной и уставшей и вяло о чем-то спорила с сыном, который, напротив, вел себя весьма напористо, то и дело указывая рукой на сидящего неподалеку журналиста.

     У Евгения промелькнула мимолетная мысль сорваться с места и дать деру, но эта искорка почти сразу же угасла, так толком и не разгоревшись. Несмотря на то, что их преследователи уехали, и путь был свободен, такая попытка представлялась абсолютно бессмысленной и даже самоубийственной. Его пистолет оставался у Оксаны, и Евгений не испытывал ни малейшего желания состязаться в скорости с выпущенной из него пулей. Он был абсолютно уверен, что с оружием девушка обращаться умеет, и умеет очень хорошо.

     Отвернувшись, журналист украдкой вытащил из кармана мобильник, но лишь для того, чтобы обнаружить, что сеть здесь не ловится. Досадно, хотя, если подумать, то кому бы он позвонил? И что бы рассказал, не рискуя быть принятым за пьяного или сумасшедшего? Кто бы ему поверил?

     Безвыходность ситуации выглядела настолько очевидной, что руки опускались. Евгений убрал телефон обратно и поплотнее запахнул куртку – солнце уже скрылось за деревьями, и сентябрьский холодок потихоньку начал просачиваться за шиворот. Однако отнюдь не холод являлся причиной крупной дрожи, пробегавшей время от времени по его телу.

     Пальцы наткнулись на прячущийся в нагрудном кармане диктофон. Евгений совершенно про него позабыл, а невозмутимая коробочка, тем временем, продолжала беспристрастно фиксировать все, что происходило и говорилось вокруг. Эх, если бы она еще и видео снимала, то какой роскошный бы репортажик получился! А так… Интересно, какой звук окажется на записи последним? Короткий хлопок выстрела или мерзкое бульканье разорванной глотки? Тьфу ты! Может, выключить его от греха подальше?

     За спиной у Евгения хрустнула ветка, и он невольно вздрогнул, но обернуться не рискнул. В поле его зрения показались ноги Оксаны в знававших лучшие времена кроссовках. Девушка остановилась перед журналистом и присела на корточки, придерживаясь за стоящее рядом деревце. Ее заметно пошатывало, но она старалась не подавать виду. В руках она держала отобранный у Евгения пистолет.

     Несколькими быстрыми уверенными движениями она разобрала оружие, сняв затвор, вынув ствол и внимательно его осмотрев. Результат, судя по всему, ее удовлетворил, и Оксана собрала пистолет обратно.

     – «Глок-17», – магазин с сухим щелчком встал на место, – хорошая машинка! Где достал?

     – На улице нашел, – буркнул Евгений, так и не найдя в себе смелости посмотреть девушке в глаза.

     – Везет же некоторым! – прищелкнула языком Оксана. – И зачем он тебе?

     – Я же журналист, – упрямо повторил он, – всякое случается.

     – «Тяжела и неказиста жизнь простого журналиста», да? И что ты в Омулях делал?

     – Я в Погорелово ехал. За материалом для статьи.

     – Проездом, значит?

     – Угу.

     – М-да, – Оксана умолкла, задумчиво рассматривая пистолет. Евгений не вытерпел и все-таки поднял на нее взгляд.

     – Кто вы такие? – задал он терзавший его вопрос. Возможно, что где-то в глубине души он все еще сомневался, не пригрезилось ли ему случившееся, надеялся, что все окажется нелепой ошибкой или галлюцинацией.

     – Тебе обязательно нужно, чтобы я произнесла это вслух? – невесело усмехнулась Оксана. – Что ж, изволь: мы – оборотни.

     Нет, не пригрезилось. Странное ощущение. Как будто ты очутился по ту сторону экрана, внутри книги, в самой гуще сюжета, который еще минуту назад считал бредовой выдумкой. Очень сложно поверить, что происходящее – не сон. Евгению даже захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться в этом, но ноющая после удара Оксаны челюсть сама по себе уже являлась достаточно весомым доказательством.

     – Вы меня убьете? – еще один жизненно важный момент, требовавший внесения ясности.

     – Я? Зачем? – решив не нервировать попусту своего и без того перепуганного собеседника, девушка заткнула пистолет за пояс. – В этом нет никакой нужды.

     – Но разве вы не… – Евгений еще не успел решить, радоваться ему или печалиться, но Оксана его перебила.

     – Дабы упредить твои дальнейшие вопросы, – она подняла перед собой руку, – позволь мне вкратце обрисовать ситуацию, в которой мы с тобой оказались.

     Журналист захлопнул рот и обратился в слух. Где-то далеко впереди забрезжил бледный лучик надежды, и он не хотел его спугнуть.

     – Ты, Женя, теперь – Человек-Который-Знает, а это значит, что жить тебе осталось очень и очень недолго.

     – Но вы же только что сказали!…

     – Да не собираюсь я тебя убивать! Очень надо! – раздраженно отмахнулась Оксана. – Для этого существуют свои специалисты, и Игорь, который за нами гоняется – один из них.

     – Я никому ничего не скажу! – поспешно заверил ее Евгений. – Ни единого слова!

     – Да что ты говоришь! Ты, журналист, и ни с кем не поделишься такой сенсацией? Ой, не смеши меня!

     – Я клянусь!

     – Не в этом суть, – Оксана отрицательно помотала головой. – Даже если бы я тебе поверила, ничего бы не изменилось. Правила едины для всех. Но ты не волнуйся, – попыталась она успокоить Евгения, – больно не будет.

     – Спасибо, утешили, – угрюмо буркнул тот.

     – Очень скоро с тобой произойдет досадный и нелепый несчастный случай, только и всего. Никаких следов не останется, никто ничего не заподозрит – Игорь знает свое дело.

     – Зачем вы мне все это рассказываете?

     – Кто предупрежден, тот вооружен, разве нет? Зная, что тебя ждет, ты можешь попытаться обмануть судьбу.

     – Каким образом?

     – Если ты так и будешь здесь сидеть, то, разумеется, ничего не добьешься. Игорь скоро вернется, и ты будешь его первой целью.

     – Я попробую с ним договориться, – без особой надежды предложил Евгений.

     – Ха! Проще убедить солнце остановить свой бег по небосводу, – Оксана безнадежно махнула рукой, – тем более что ты только что прихлопнул его родного брата.

     – Мне очень жаль, что так получилось! Честное слово! Я же не знал…

     – Нисколько не сомневаюсь, – кивнула девушка, – но не убивайся ты так. Я к своим братьям особой привязанности никогда не испытывала. И я прекрасно понимаю, что ты чувствовал в тот момент, а потому не держу на тебя зла. Мести с моей стороны ты можешь не опасаться.

     – А чего мне опасаться от этого Игоря?

     – Машины он тебя лишил, а на своих двоих далеко убежать тебе не удастся. Игорь хоть и тот еще следопыт, но тебя он выследит с закрытыми глазами и зажатым носом. Да тебе и бежать-то некуда.

     – Почему?

     – Они уже знают, кто ты такой и откуда. Знают, где ты живешь, где работаешь. Почти наверняка там тебя уже ждут, а твой телефон прослушивают. Как только ты себя обнаружишь – ты покойник.

     – Что же мне делать?

     – Ты можешь пойти с нами.

     – А вам-то какая с того радость, – озадаченно нахмурился Евгений. Когда человек с пистолетом вежливо предлагает тебе с ним прогуляться, это поневоле настораживает.

     – Я в какой-то степени чувствую себя ответственной за то, что втянула тебя в неприятности, – вздохнула Оксана. – Не могу обещать, что избавлю тебя от предначертанной участи, но постараюсь, насколько возможно, отсрочить ее приход, а там видно будет.

     – Вы же, кажется, сказали, что на своих двоих от Игоря не скрыться?

     – Тебе – да, но я-то другое дело. Я могу так следы запутать, что он будет неделю по этому лесу круги наматывать. А для нас сейчас главное – выиграть время.

     – Но зачем вам лишняя обуза в моем лице? – недоверие не покидало Евгения.

     – Если кто из нас сейчас и обуза, так это я, – Оксана ощупала повязку и поморщилась от боли. Только сейчас журналист сообразил, какой ценой ей дается эта непринужденная беседа. – В таком состоянии я далеко уйти не смогу. Мне понадобится чье-нибудь крепкое плечо, чтобы выбраться отсюда. Мне, право, неловко снова просить тебя о помощи, но больше некого. Если мы выпутаемся из этой переделки, то потом я постараюсь урегулировать и твои проблемы.

     – Хорошо, – кивнул Евгений. По правде говоря, у него и выбора-то особого не было. Перспектива остаться одному в ночном лесу, когда из-за любого дерева может выскочить еще один огромный черный пес, пугала его до колик, – я согласен. Что мне делать?

     – Спасибо, – Оксана устало улыбнулась. – Для начала помоги мне подняться.

     Прошедший день выдался у Евгения весьма непростым, а теперь и начавшаяся ночь обещала надолго остаться в его памяти. Поскольку действовать требовалось быстро, то Оксана сыпала командами, что твой пулемет, а они с Николаем носились вокруг нее как угорелые. Смысла многих действий журналист не понимал, но старался все делать аккуратно, в полном соответствии с получаемыми инструкциями.

     Первым делом девушка велела Евгению отключить мобильник, поскольку иначе его могли запеленговать и выйти на их след. Потом она отправила его к провалившейся в болото машине забрать аптечку и отлить с собой немного бензина. К сожалению, у Евгения не оказалось с собой подходящего шланга, зато в багажнике обнаружилась валяющаяся там еще с прошлой зимы бутыль незамерзайки, на дне которой плескались остатки вонючей голубой жидкости. Судя по запаху, она изготавливалась путем смешения конфискованного первача с несколькими сортами просроченных одеколонов.

     – Тащи сюда! – крикнула Оксана, увидев находку у него в руках. – Тоже сгодится.

     Николай тем временем сложил в пакет все обрывки тряпок, оставшихся на том месте, где они делали перевязку его матери, и убрал его в сумку. Когда Евгений подошел, парень стоял, держа в руках пару упаковок лапши быстрого приготовления, словно собрался перекусить.

     – Отлично! – Оксана отпустила дерево и повисла на плече у Евгения. – Давай-ка, Коля, разберись с мостом, а потом задай им тут  перцу немного, чтобы жизнь медом не казалась.

     Николай ухватился за бревна и, крякнув, вытащил их на этот берег, сбросив противоположные концы в воду. Теперь тому, кто захотел бы перебраться через канаву, неминуемо пришлось бы лезть в грязь. Покончив с мостками, мальчишка распечатал упаковку лапши, достал пакетик с приправами и посыпал специями землю в том месте, где они переправлялись через водную преграду.

     – Пусть молодежь хоть немного пороху понюхает! – одобрительно кивнула Оксана. – Ну все, двигаем! Пошли, Жень.

     Следующий час слился в воспоминаниях Евгения в одно мутное и грязное пятно. Иногда ему казалось, что они блуждали по лесу во много крат дольше, но в действительности времени прошло не так уж и много. Их троица углубилась в чащу, причем Оксане, похоже, было абсолютно все равно, куда идти. Плетущийся позади Николай время от времени притормаживал, чтобы плеснуть на землю голубой незамерзающей отравы. Траектория их передвижения петляла так, что Евгений очень скоро перестал соображать, где они находятся. Девушка все сильнее наваливалась на его плечо, и он уже начал предполагать, что ей совсем плохо, и они элементарно заблудились, как вдруг перед его носом открылась прогалина, за которой виднелось скошенное поле, дренажная канава и застрявший в ней «уазик». Они вернулись туда же, откуда и ушли.

     – Ну и вонь! – Николай зашвырнул опустевшую бутыль в воду.

     – Очень хорошо, – еле слышно прошептала Оксана, – а теперь еще разок.

     Только сейчас журналист сообразил, что все их перемещения были отнюдь не случайны, а преследовали вполне конкретную цель – запутать следы. Даже в полуобморочном состоянии Оксана продолжала контролировать ситуацию и сохраняла ясность ума. После этого Евгений несколько успокоился и стал внимательно наблюдать за тем, что и как они делают.

     В дополнение к первой петле Оксана заставила их протоптать по бурелому еще две. Пару раз они выходили к канаве, и она загоняла их всех в грязь, чтобы прочавкать по ней несколько десятков метров. Николай тем временем, похоже, распотрошил всю аптечку, обильно сдабривая их следы то какими-то раскрошенными таблетками, то марганцовкой.

     После очередной прогулки по болотной жиже, Оксана присела и нарвала с берега травы, которой велела натереть руки и обувь. К канаве они больше не возвращались и углубились в лес, продолжая выписывать восьмерки, но, тем не менее, придерживаясь вполне определенного направления.

     – Куда мы идем? – не вытерпел Евгений.

     – Туда, – Оксана с трудом подняла свободную руку и указала вперед.

     – А что там? У нас есть какая-нибудь конкретная цель?

     – Я чувствую, что неподалеку есть большой коровник, – еле слышно ответила Оксана. – А там, где коровы, там и ветеринарный кабинет должен быть.

     – Вам сейчас не ветеринар, а врач нужен! Нужно вернуться в Омули, я видел травмпункт, когда проезжал через город!

     – Игорь знает, что я ранена, и непременно будет поджидать нас у его дверей.

     – А у ветеринарного кабинета не будет?

     – Он слишком изнежен и избалован комфортом и прочими благами цивилизации, – произнесла Оксана с презрением. – Ему и в голову не придет, что я могу опуститься до такого!

     – Ладно, – уступил Евгений. Ему совсем не хотелось раньше времени встречаться со своим палачом, и он предпочел с ней согласиться. Она же, как-никак, его сестра, ей видней, – пусть будет по-вашему.

     Они продолжили путь молча. Евгению было не до разговоров, он здорово умотался и еле-еле передвигал ноги. Девушка совсем ослабела, то и дело спотыкалась, и ему приходилось почти нести ее на себе. Это со стороны она казалась маленькой, хрупкой и почти невесомой, но после двух часов шатания в темноте ее рука, лежащая на плечах журналиста, чугунной гирей пригибала его к земле.

     Время от времени Оксана проваливалась в забытье, начинала бормотать что-то невнятное, а один раз даже попыталась сорвать с себя повязку.

     – Все, не могу больше! – прохрипела она. – Мне бы хоть ненадолго перекинуться!

     – Мама, прекрати! – подбежавший Николай подхватил ее и усадил на землю. – Потерпи еще немного, нам уже недалеко осталось идти!

     – Я уже вырубаться начинаю, мне надо перекинуться! Всего пять минут, и я буду снова в форме!

     – Не надо, мама! Ты же сама прекрасно знаешь! – он гладил ее по волосам, уговаривая как малого ребенка. – Боль не даст тебе вернуться обратно, и твое человеческое тело истечет кровью. Ты умрешь, даже не поняв, что с тобой случилось. Нам обязательно надо сначала залатать твою рану!

     – Да знаю я, знаю! – раздосадовано воскликнула Оксана, вяло оттолкнув его и снова поднимаясь на ноги. – Но имею же я право чуть-чуть похныкать! Ладно, пошли дальше, помучаемся еще немного.

     Так они ковыляли еще с полчаса, пока не вышли к забору, огораживающему территорию животноводческой фермы. Здесь уже и Евгений почувствовал характерные запахи, исходившие от длинных приземистых коровников. Он обратил внимание на то, что, несмотря на полуобморочное состояние, Оксана все же предпочла сделать небольшой крюк с тем, чтобы выйти к поселку с подветренной стороны.

     Сейчас журналист сидел рядом с ней на земле, прислонившись к забору спиной и ожидая, когда вернется Николай, которого мать отправила на разведку. Парень не хотел оставлять Оксану наедине с незнакомцем, но она настояла на своем.

     – Я ему верю, – прошептала она еле-еле, – все будет в порядке.

     Николай беззвучно скрылся в темноте, а Евгений остался одни на один с собственными неспокойными мыслями. Воздух был наполнен стрекотом кузнечиков и доносящимися из стойл ароматами. Справа, на расстоянии вытянутой руки часто и неглубоко дышала Оксана, то ли задремав, то ли опять провалившись в забытье.

     Евгений напряженно вслушивался, стараясь различить какие-нибудь подозрительные звуки, но напрасно. Все было тихо. Похоже, что им действительно удалось оторваться от преследования.

     Журналиста буквально раздирали противоречивые желания. С одной стороны, именно сейчас выдался самый подходящий момент для того, чтобы незаметно улизнуть. Николая рядом нет, а Оксана настолько слаба, что не сможет ему помешать, поднимать шум она не рискнет. С другой – он бы никогда себе не простил, если бы упустил уникальную возможность разузнать побольше о тех людях… существах, с которым столкнулся.

     Евгению по-прежнему казалось, что он что-то где-то недопонял, и является свидетелем и невольным участником банальных криминальных разборок, что леденящее кровь слово на букву «О» – всего лишь название банды или чего-нибудь в этом роде. То, что ему довелось увидеть там, на скошенном поле, все больше начинало казаться ему жутковатой галлюцинацией или дурным сном. Надо непременно все прояснить, расставить точки над «и» и успокоиться, наконец!

     Хотя нет, успокоиться не получится. Ведь он убил человека… или собаку… или… Черт! Неужели он, Евгений, теперь убийца?!

     Эта мысль только сейчас оформилась в его голове, обрушившись на него сорвавшимся с крюка поддоном кирпича, и внезапно перевернув мир с ног на голову. Он – убийца! Что же ему теперь делать? Скрываться? Или пойти, сдаться с повинной? Но что он расскажет в полиции? Он же и сам толком не знает, что именно там произошло. Ну и задачка! Все-таки сперва надо немного разобраться…

     Николай возник перед ним словно из ниоткуда, так же беззвучно, как и исчез. Евгений даже вздрогнул от неожиданности.

     – Все чисто, – отчитался мальчуган. – Ветеринарка находится в административном корпусе позади коровников. Дверь я уже вскрыл. Можно идти.

     – Ну, давайте, еще один последний рывок, – Евгений подхватил Оксану, забросив ее руку себе на шею. – Там и передохнем.

     Они ввалились в черноту распахнутой двери и очутились в полной темноте. Ноги задели валявшийся на полу сорванный замок, и он со звоном запрыгал по кафельному полу. Его звон отдался гулким эхом, давая некоторое представление о размерах помещения.

     – Куда дальше, – спросил Евгений.

     – Не-е-ет, это не здесь, – протянула Оксана, втянув носом воздух. – Тут рабочее место бычков-производителей и операционная. Нам не сюда надо. Где кабинет врача? – повернулась она к Николаю.

     – Дальше по коридору, – легкое движение воздуха сопровождало его указующий жест, совершенно неразличимый в темноте.

     – Веди.

     Следуя за Николаем по звуку его шагов, они проследовали через гулкое помещение и вышли в коридор, первая же дверь в котором привела их в кабинет, наполненный запахами медикаментов.

     – Уже лучше, – удовлетворенно заметила Оксана, поводя носом из стороны в сторону. – Куда окна выходят?

     – В сторону леса.

     – Это хорошо. Включай свет, в темноте мы все равно ничего сделать не сможем.

     Николай щелкнул выключателем, и Евгений зажмурился от залившего комнату света, который в первый момент показался ему ослепительным. Проморгавшись, он смог, наконец, толком разглядеть небольшую каморку, предоставившую им временное пристанище.

     Смотреть тут, собственно, было особо не на что – облупившийся письменный стол, шкаф, где за стеклом громоздились коробки и пузырьки, негромко урчащий холодильник и протертая до дыр кушетка у стены. Оконные стекла до середины покрывала белая краска, стыдливо прячущая происходящее внутри от посторонних взоров. Линолеум под ногами за долгие годы истерся настолько, что почти полностью лишился рисунка, место которого теперь занимали бесчисленные пятна от пролитых лекарств.

     Оксана из последних сил доползла до кушетки и повалилась на нее, стаскивая мокрые кроссовки.

     – Очень хорошо, мальчики! Очень хорошо! – пробормотала она. – А теперь – за работу!

     Девушка осторожно легла на спину, с наслаждением вытянув измученные ноги. Она закрыла глаза и ткнула пальцем в сторону Евгения.

     – Женя, поставь чайник и тащи сюда какой-нибудь тазик, перекись, бинты, марлю – что найдешь, и ножницы. Коля, – палец нацелился на ее сына, – с тебя новокаин и шприц. И не забудьте руки помыть!

     – Тут тебе не магазин, – проворчал парень, заглядывая в холодильник. – Что найду, то и будет.

     Судя по всему, Николай вообще любил поворчать по любому поводу, вне зависимости от ситуации. Евгений же предпочел не вдаваться в дискуссии, включил чайник, обнаружившийся на тумбочке за столом врача, и занялся изучением содержимого шкафа. Человек, получивший четкие инструкции, занят их исполнением и времени на посторонние мысли у него оставаться не должно, а сейчас Евгению именно это и требовалось. Ему крайне не хотелось вновь задумываться о своем незавидном положении.

     Он собрал все, что ему велели, и сложил на тумбочке в изголовье кушетки, а Николай доложил, что шприцы есть только на два кубика, зато их много.

     – Двух вполне достаточно, – вздохнула Оксана и, приоткрыв один глаз, посмотрела на Евгения. – Все приготовил?

     – Да. Чайник уже закипает.

     – Хорошо, – она тяжело перекатилась на правый бок. – Давай, режь.

     – Что резать? – не понял ее Евгений.

     – Повязку вместе с футболкой, что же еще, дурной ты человек! Не стой как истукан, шевелись!

     – Я?! – опешил журналист. – Я не умею!

     – Хватит ныть! – рявкнула на него Оксана, собрав последние силы. – Чего ты испугался? Крови, что ли, боишься? Так она не твоя же! Режь!

     – Может, лучше, Коля? – нерешительно предложил он. – Я ведь…

     – Ему будет, чем заняться, не беспокойся. Ты инфильтрационную анестезию делать умеешь? Капельницу ставить? Нет? Тогда делай то, что тебе говорят.

     Евгению ничего не оставалось, как подчиниться. Он подтащил к кушетке стул и, усевшись на него, начал разрезать заскорузлые от засохшей крови повязки на боку девушки. Футболка прилипла к ране, и ее он осторожно обрезал вокруг, не решаясь отодрать – Оксана и так болезненно морщилась и шипела каждый раз, когда он ненароком ее касался.

     Щелкнул закипевший чайник, и Николай налил немного кипятка в широкую эмалированную миску. Евгений намочил кусок марли и наложил на рану. Другим куском он попытался хоть немного протереть покрытый запекшейся кровью бок.

     Вскоре обрезок черной футболки размок настолько, что его удалось удалить, обнажив собственно оставленную шальной пулей борозду. Она проходила примерно на ладонь ниже подмышки, едва не задев лопатку. Ранение было неглубоким и само по себе не особо опасным, если бы не сопутствующее кровотечение, которое не сразу удалось остановить. Да и потом вместо постельного режима и полного покоя они устроили вместе с раненой Оксаной многокилометровый марш-бросок через лес. В таких условиях сложно говорить о каком-то заживлении. Кровь сочилась до сих пор, струйками сбегая по обнаженной груди лежащей на боку девушки и капая на кушетку. Спохватившись, Евгений взял еще пару обрезков марли, смочил их перекисью водорода и обложил ими рану.

     – Ну, что там? – спросила у них Оксана, не имея возможности посмотреть самой.

     – Царапина, – успокоил ее подошедший Николай с двумя шприцами в руке, – кости не задеты.

     – Вот счастье-то, – вздохнула его мать. – Приготовил? Вкалывай. А ты, Жень, запасись пока иголкой, нитками и пинцетом.

     Евгений с детства ненавидел уколы и все, что было с ними связано, а потому с радостью ухватился за возможность не смотреть на процесс. Он вернулся к шкафу и принялся осматривать его полки в поисках хирургических игл. Судя по доносящимся с кушетки чертыханиям, особо большим специалистом по уколам Николай все же не являлся.

     Тонкие иголки, изогнутые, словно зубы фантастической стальной акулы, нашлись в маленькой коробочке вместе с катушкой ниток. Вдев обрезок нити в одну из иголок, показавшуюся ему наиболее подходящей, Евгений сложил свои находки вместе с пинцетом и ножницами в оббитый эмалированный лоток и обдал все кипятком из чайника.

     – Вот, – он поставил лоток на тумбочку у кушетки, – приготовил.

     – Умница, – Оксана осторожно ощупала свой бок. – Вроде бы действует, уже не чувствую ничего. Можно начинать.

     – Начинать что? – от нехорошего предчувствия у журналиста похолодело внутри.

     – Сначала промой рану. Кипяток еще остался?

     – Да, но… быть может лучше Коля?

     – Не дрейфь! – Оксана махнула на него рукой, и повернулась к сыну. – Коль, найди физраствор, глюкозу и сделай мне капельницу.

     – Не слишком ли многого ты хочешь от ветеринарного кабинета?

     – По-твоему здесь на всю ферму нет ни одного пьяницы? И у врача в хозяйстве нет капельницы и глюкозы? Брось! – она опустила голову на кушетку и устало закрыла глаза. – Ветеринар в России – больше, чем ветеринар.

     Николай скрылся в глубинах шкафа, и оттуда донеслось его недовольное бормотание. Евгению же ничего не оставалось, как вооружиться куском марли и, борясь с подступающей к горлу тошнотой, заняться раной Оксаны.

     Разумеется, она оказалась права, и вскоре Николай собрал капельницу, подвесив ее на гвоздь, предусмотрительно вбитый в стену над кушеткой. Должно быть, он оказался здесь не случайно, и его регулярно использовали вместо кронштейна. Пока парень устанавливал катетер, он получил в свой адрес очередную порцию беззлобных проклятий, поскольку далеко не сразу смог попасть в вену, да и после едва не забыл стравить из трубки воздух.

     – Ну, слава богу! – облегченно вздохнула Оксана, когда он, наконец, закончил свои манипуляции, и капли начали отмерять свой ритм. – И года не прошло!

     – Спасибо на добром слове, – буркнул Николай в ответ. – Дальше-то что?

     – Мы с Женей тут управимся, а ты иди, посторожи. Возьми пистолет у меня сзади за поясом.

     – Я не оставлю тебя здесь одну с этим!… – попытался воспротивиться парень, но мать не дала ему развернуться.

     – От него меня защищать не нужно, я Жене доверяю, у нас сейчас другие проблемы! В отличие от него ты прекрасно представляешь себе, с кем мы имеем дело. И именно поэтому на часах будешь стоять ты! Забирай пистолет. Дальше мы двинемся часа через три, не раньше.

     Насупившийся Николай вытащил пистолет у Оксаны из-за пояса.

     – Осторожней с ним, он заряжен и взведен! – предупредила она его. – Предохранитель автоматический, так что просто наводишь и спускаешь курок.

     – Мне что, стрелять во всех подряд?

     – Не валяй дурака! Тем более что обойма не полная. Я патроны не пересчитывала, но палить в белый свет в любом случае не стоит. Если на огонек забредет кто-нибудь из местных, постарайся обойтись без лишнего шума и кровопролития. Увидишь Игоря или кого-то из его приспешников – стреляй без предупреждения. С ними все переговоры закончены.

     – С удовольствием! – криво ухмыльнулся Николай и, одарив Евгения угрюмым взглядом, скрылся за дверью.

     – Э-э-э, – напомнил о себе журналист, – вы предлагаете зашивать вашу рану мне?!

     – Ты видишь в комнате кого-нибудь еще? – проворчала Оксана, не открывая глаз. – Хоть штопать, надеюсь, ты умеешь? Бабушка научила?

     – Но, в самом деле, почему я, а не Николай?

     – Я уже объясняла, да и какой хирург по доброй воле согласится оперировать своих родных или знакомых?

     – А постороннему человеку вы, значит, доверяете?

     – Приходится, – вздохнула девушка, – кроме того… тебе сколько лет?

     – Тридцать один, – недоуменно ответил Евгений.

     – А Коле – восемнадцать. В таком возрасте люди склонны к резким и импульсивным поступкам и движениям. Столь деликатные процедуры молодым, как правило, не доверяют. Ты – другое дело.

     – Но у Николая, в отличие от меня, хоть какой-то опыт имеется!

     – К счастью или нет, но на самом деле все его познания исключительно теоретические. Так что хватит трепаться, бери иголку и – вперед!

     Что и как он делал дальше, Евгений помнил крайне смутно. Он изо всех сил старался абстрагироваться от происходящего и придумать хоть какое-нибудь занятие для своего мозга, которое могло бы его отвлечь от кровавого месива перед глазами. Но в голову упорно лезло дурацкое сравнение с поваром, сшивающим для привередливого клиента один большой бифштекс с кровью из двух маленьких. Тошнота, тем не менее, отступила, позволив целиком и полностью сосредоточиться на том, чтобы стежки получались ровными и аккуратными.

     Евгений не знал, сколько прошло времени, прежде чем работа была закончена, и он, наложив на шов марлевую салфетку и закрепив ее несколькими кусками пластыря (полноценную повязку Оксана сделать не разрешила), без сил осел на стул. Трудно сказать, что именно подразумевалось у Коли под «импульсивными движениями», но сейчас и у самого журналиста руки тряслись не хуже, чем у эпилептика.

     Но останавливаться и наслаждаться отдыхом сейчас было нельзя. Оксана так и оставалась до сих пор в половинке изрезанной футболки, а потому требовалось поскорее найти ей новую одежду. Евгений порылся в большой сумке, которую нес Николай, и откопал клетчатую рубашку с длинным рукавом. Он не был уверен, чья она, Оксаны или ее сына, но это не имело большого значения. Обняв девушку за плечи, журналист усадил ее и переодел. Для этого ему пришлось отсоединить капельницу, и он надеялся, что сможет потом правильно вставить иглу назад в катетер.

     – Я бы рада помочь, но моя левая рука после новокаина меня почти не слушается, – виновато улыбнулась Оксана, наблюдая за тем, как Евгений трясущимися пальцами ловит непослушные пуговицы. – Коля с дозой малость переборщил, кажется.

     – Ничего, я как-нибудь управлюсь, – заверил он журналист, надеясь, что девушка не видит, как краснеет его лицо от того, что его руки то и дело ненароком касаются ее теплой и мягкой груди. – Это, все-таки, попроще, чем швы накладывать.

     – Если не сложно, вскипяти еще чайничек, во рту совершенно пересохло.

     Пока вода закипала, Евгений подключил обратно капельницу и теперь гремел посудой. Он вдруг понял, что и ему не помешал бы сейчас глоток обжигающе горячего сладкого чая или даже кофе. Переставив лоток с плавающими в розовой от крови воде инструментами на письменный стол, он пододвинул тумбочку так, чтобы Оксане было удобно ставить на нее свою чашку.

     Он выключил свет, поскольку особой нужды в нем больше не было, и не стоило понапрасну привлекать к себе внимание, и сел на стул, потягивая маленькими глотками горячее и невообразимо сладкое коричневое пойло, которое напоминало кофе исключительно своим цветом. Евгений вытянул озябшие ноги, придвинув их поближе к негромко гудящему тепловентилятору, перед которым он уже разместил мокрые кроссовки Оксаны. Сама она молча хлюпала своей чашкой в темноте.

     – Каким же бесхитростным бывает иногда счастье! – девушка, допив, растянулась на кушетке. – Сейчас мне кажется, что больше ничего и не требуется. Эх! Хоть пару часов позаблуждаюсь в свое удовольствие.

     Опомнившись, Евгений достал из сумки какую-то куртку и накрыл ею Оксану вместо одеяла. Его пальцы наткнулись на болтающуюся бирку – куртка была совершенно новая. Не требовалось большого ума, чтобы сообразить, что она входила в число вещей, украденных из магазина в Верховцах.

     – Я, пожалуй, пойду к Коле, – неловко заговорил журналист, переминаясь с ноги на ногу возле кушетки, отчего его мокрые ботинки чавкали и исходили пузырями, – чтобы не мешать вам.

     – Нет, останься! – холодные пальцы Оксаны нащупали его руку и усадили обратно на стул. – Твое общество его вряд ли обрадует, а мне с тобой спокойней.

     – Как скажете, – он пожал плечами и уставился на бледный прямоугольник окна, поскольку это было единственное, что удавалось различить в темноте, – вот только кто бы меня успокоил?

     – А что тебя тревожит?

     – Ничего себе! – нервно хохотнул Евгений. – Это мне долго перечислять придется! Я ввязался в какую-то совершенно невероятную историю! За мной по пятам гонятся профессиональные киллеры, а я убегаю от них в компании незнакомых людей, которые иногда превращаются в собак, и я… я сам убил человека! Тут сложно не тревожиться. Меня аж трясет!

     – В первый раз убивать всегда тяжело, – в темноте он ощутил, как Оксана ободряюще сжала его руку, – я знаю. В горячке боя особо задумываться некогда – либо ты, либо тебя, но вот потом накатывает…

     – Какой срок дают за убийство? – со вздохом спросил Евгений.

     – Тьфу ты! – возмущенно фыркнула девушка. – Я-то думала, что тебя угрызения совести мучают, а ты, оказывается, из-за такой ерунды переживаешь! Сейчас тебя больше другие проблемы беспокоить должны.

     – Но я убил человека! – упрямо повторил журналист. – По-моему, это более чем серьезная проблема!

     – Строго говоря, ты убил не человека, – поправила его Оксана.

     – Расскажите это прокурору!

     – До прокурора дело не дойдет, не волнуйся.

     – В том смысле, что я не доживу до суда?

     – Нет. Просто Стая старается никогда не привлекать к себе внимания и не впутывать посторонних в свои дела. Ты же видел, что Игорь забрал тело. Стал бы он так поступать, если бы собирался переложить все на полицию? Разумеется, нет. Он все уладит тихо, по-семейному. Еще один несчастный случай и все.

     – Стая? – переспросил Евгений. Это короткое слово почему-то заставило его спину покрыться крупными мурашками.

     – Стая, – рефреном повторила Оксана. – В общем, неприятности с правоохранительными органами – меньшая из твоих проблем на данный момент.

     – Успокаивает слабо, – журналист озадаченно поскреб затылок. – Как мне теперь выкручиваться-то?

     – Лечь на дно. Затаиться. Потом разработать новую легенду, собрать необходимые документы и всплыть в другом месте уже под другим именем. Стандартная тактика. Сейчас твой главный союзник – время, твой главный противник – твой язык.

     – Вам легко говорить, – буркнул Евгений, – «стандартная тактика»!

     – Ничего, Жень, я постараюсь тебе помочь, – сказала Оксана и неожиданно спросила, – ты женат?

     – Что? Я? – растерялся тот. – А почему вы спрашиваете?

     – Близкие люди, родственники, дети – главные уязвимые места любого человека. Я хочу понять, какие существуют рычаги, за которые Игорь мог бы выковырнуть тебя на поверхность.

     – Почти никаких, – задумался журналист.– Родители умерли, а верной боевой подругой я пока не обзавелся.

     – Отчего так? – удивилась девушка. – Тебе уже четвертый десяток пошел, а ты все в бобылях ходишь! Неужели у тебя ни одной знакомой девчонки нет?

     – Так, бывало что-то от случая к случаю, – Евгений безнадежно махнул рукой, – но ничего серьезного не срослось.

     Почему-то он даже не удивился тому, что обсуждает с совершенно посторонним человеком подробности своей личной жизни, которыми он обычно не делился даже с близкими друзьями. Возможно, Оксана как раз сама пыталась выведать его слабые места, но Евгению совершенно не хотелось забивать себе голову подобными параноидальными мыслями. Сейчас ему было удивительно спокойно, и слова текли сами собой.

     – Чем же ты их распугал?

     – Да ничем особо. Просто не приглянулся им и все.

     – Странно, – хмыкнула девушка. – Мне кажется, что из тебя получился бы замечательный муж… и отец. Ты такой заботливый!

     – Да бросьте вы! Заботливый! Скажете тоже! – журналист невесело рассмеялся. – Я черствый и эгоистичный сухарь! Или вы забыли, кем я работаю? В нашем деле мягкотелые не выживают. А то, что вы сейчас наблюдаете – всего лишь последствия пережитого стресса.

     – Неправда твоя, – возразила Оксана. – На самом деле ты очень даже добрый, только удачно притворяешься засранцем.

     – С чего вы взяли?

     – Ерунда! Я это вижу… чувствую. Ты столько сделал для нас сегодня… и для меня, и для Коли… – ее голос становился все тише. – Спасибо!

     – Пока еще не за что… – начал Евгений, но умолк, поскольку понял, что Оксана уснула.

     Так он и сидел. Один. В темноте. Вытянув ноги к гудящему обогревателю и держа за руку странную девушку, которая недавно сама призналась ему, что является оборотнем. Которой он только что собственноручно накладывал швы на полученную в перестрелке рану. И которая назвала его, Евгения, заботливым и добрым.

     Белая горячка, не иначе.

     Действительно, проще всего решить, что он бредит, что все происходящее – чрезмерно затянувшийся дурной сон, и он вот-вот закончится, оставив после себя только мокрую от пота простыню. Но, увы, время шло, а сон все продолжался, вытеснив прежнюю, знакомую и уютную реальность и подменив ее собой, холодным, грязным и жестоким.

     Трудно, разумеется, сохранять спокойствие и присутствие духа, когда вокруг тебя творится какая-то откровенная бесовщина, но он ощущал в себе нечто большее, чем обыкновенный страх. Нечто, проникшее в самую сердцевину его души, и теперь раздиравшее его изнутри.

     Евгений припомнил как раньше (забавно, прошло всего лишь несколько часов, а он уже рассуждает о своей предыдущей жизни, как о чем-то, что было «раньше») он порой оглядывался назад и со снисходительной улыбкой вспоминал, каким бестолковым и неуклюжим был совсем недавно. Как жалко лепетал и заикался перед Кленовским, придя к нему на собеседование, как, робея, так и не решился поднять руку и задать свой вопрос на пресс-конференции губернатора области, как давился словами, пытаясь отвесить приглянувшейся девушке банальный и насквозь лживый комплимент. Сей позорный список можно было бы продолжать еще очень и очень долго.

     Но годы шли, и он закалился, заматерел, подобно днищу корабля оброс ракушками цинизма, изворотливости и изрядной доли нахальства. Теперь Евгений прекрасно освоил технику работы с людьми, наловчился их ломать, добиваясь требуемого результата и, что немаловажно, хорошо понимал, с кем подобных опытов проделывать не стоило. Он ловко лавировал между бесчисленными подводными камнями своей непростой профессии, и всегда знал, с какой стороны надо намазывать масло на бутерброд. Он изучил Жизнь, все ее входы и выходы, и по-дружески обращался с ней на «ты».

     По крайней мере, так ему казалось.

     Теперь же он сам себе представлялся надутым индюком, горделиво вышагивающим по двору, не догадываясь о том, что включен в меню на сегодняшний обед, и что на кухне повар уже натачивает нож. Вся выстроенная в его мозгу система мироустройства в одночасье полетела к чертям!

     В далеком детстве, помнится, маленький Женя испытал настоящий шок, когда вдруг узнал, что его Тверь – отнюдь не самый большой и главный город на свете, а всего лишь жалкое захолустье. И сейчас он переживал примерно такие же эмоции. Евгений вновь ощутил себя маленьким мальчиком, которого та самая Жизнь грубо и бесцеремонно ткнула носом в суровую правду бытия, наглядно продемонстрировав, что мир совсем не таков, каким он ему представлялся. Подобный удар мог бы испытать человек, выдернутый из глухого средневековья, которого запустили бы на орбиту и с высоты трехсот километров показали, какова Земля на самом деле. Ни тебе гигантской черепахи, ни трех слонов на ее спине, и вообще, она круглая! Как, скажите на милость, жить после этого дальше?

     Но, по мере того, как первоначальная растерянность постепенно отступала, на первый план начали выходить уже иные эмоции, более сдержанные и не лишенные некоторой доли трезвого расчета. Новая, только что открывшаяся сторона бытия пугала до колик, но, одновременно, и завораживала. Она манила к себе, как светящаяся замочная скважина в двери родительской спальни. Евгений не мог не слышать этого зова, иначе он никогда не смог бы стать столь успешным репортером. Охватившее его профессиональное возбуждение вытеснило прочие переживания и всецело завладело его мыслями.

     Несколько минут назад он еще подумывал признаться Оксане, что на самом деле их встреча была не совсем… ну, или даже совсем не случайной, но сейчас Евгений напрочь отринул эту идею, как абсолютно неприемлемую. Попавший в его руки шанс нельзя упускать ни в коем случае! Кроме того, девушка терпела его рядом с собой исключительно потому, что считала себя виноватой в его бедах, даже не подозревая, что для истинного журналиста такое приключение – мечта всей жизни. Узнай она правду – эта жизнь вполне могла оказаться до обидного короткой.

     Риск представлялся невероятно высоким и даже смертельным, но возможный куш затмевал все на свете. Если Оксана считает его добрым – отлично! Для того чтобы ей подыграть многого не требуется, и не таких вокруг пальца обводили, справимся и на этот раз! Только бы хватило памяти диктофона! Только бы выбраться из этой передряги живым! Но уж тогда-то! У Евгения даже немного закружилась голова…

     * * *

     Игорь заглянул на заднее сиденье пикапа, где, едва различимая в темноте, сидела худощавая девушка в накинутом на голое тело плаще. Голову она запрокинула назад, положив на лицо мокрый платок.

     – Как ты, Свет? – поинтересовался он у нее.

     – М-м-м, – девушка даже не пошевелилась.

     – Сильно болит?

     – Сходи, попробуй сам, если интересно, – с трудом прохрипела она. – Мне как будто ломом по носу заехали.

     – Потерпи немного. Когда вернемся домой, Фазиль тебя осмотрит. Я ему звонил, и он говорит, что все будет в порядке, через пару дней и не вспомнишь даже.

     – Будь так любезен, отвали!

     Игорь счел за благо не раздражать Свету лишний раз, прикрыл дверь и вернулся на свой наблюдательный пост у дренажной канавы. Яркий свет фар вытянул черный силуэт его тени до самых деревьев на противоположном берегу. Время уходило, а никаких результатов даже и не предвиделось. Он с самого начала предполагал, что шансов выследить Оксану по горячим следам будет немного, но и не предполагал, что провал окажется столь позорным.

     Арсений, который первым полез в воду, чтобы добраться до бревен и восстановить переправу, немедленно напоролся ногой на разбитую бутылку, после чего, кое-как перевязав рану, уехал обратно. Игорю казалось, что он до сих пор слышит его отчаянную ругань, разносящуюся над полем.

     Света сдуру перекинулась сразу, как только перебралась на тот берег, и тут же получила в нос бодрящую порцию щедро рассыпанного по траве молотого перца. Теперь она, вся в слезах и в соплях, медленно приходила в себя на заднем сидении его пикапа.

     В строю оставался один лишь Пашка, рыщущий сейчас где-то там в буреломе. Он являлся наиболее опытным следопытом в их небольшой команде, но Оксане он и в подметки не годился. Игорь, правда, надеялся, что ранение помешает ей запутать след должным образом, но, похоже, напрасно. Даже если предположить, что Пашке удастся разгадать ее уловки, с единственным уцелевшим бойцом дальнейшая операция теряла всяческий смысл.

     Проклятье! К боли в ноющей после удара табуреткой голове теперь добавилось унижение от провала столь незамысловатой, казалось бы, операции. Всего-то делов – втроем выследить в сухом и нехоженом лесу одного, причем, серьезно раненного беглеца. Ан нет же! Осрамились так, что теперь их малым детям в пример ставить будут. Пример того, как не надо делать. Арсений уже наверняка дома про них наябедничал.

     Игорь мог вытерпеть боль, был готов терпеть лишения и неудобства, если того требовала ситуация, все что угодно, но только не позор. В приступе бессильной злобы он ударил кулаком по капоту. Его неугомонная сестричка еще поплатится, она еще горько пожалеет, что вздумала идти против интересов Стаи и, что гораздо важнее, против воли Ирены! Да и у него самого теперь появилась еще одна веская причина довести эту охоту до конца.

     Затянувшаяся погоня за Оксаной все больше приобретала характер личной вендетты.

     Едва осязаемый порыв ветра всколыхнул ночной туман, и из темноты выступил обнаженный мужчина. Он был невысок, плотно сбит и совершенно не смущался своей наготы.

     – Ну что, Паш, есть новости? – поинтересовался Игорь без особой надежды в голосе.

     – Вот, – мужчина вложил в его ладонь стреляную гильзу, – это весь улов.

     – Хм, – Игорь поднес гильзу к глазам. – «Парабеллум». Занятно, не ожидал такого поворота.

     – А разве Фазиль пулю еще не достал?

     – Достал, но подробно изучить пока не успел. Потом сравним, но я уверен, что все сойдется.

     – Что это нам дает?

     – Если бы пуля была выпущена из «Макарова», то я даже концов искать не стал бы – бесполезно. А так круг поисков здорово сужается, хотя ты прав, это нам ровным счетом ничего не дает.

     – Почему же?

     – Возможно, нам и удастся отследить ствол, но найти Оксанку он не поможет, – Игорь повернулся к Паше. – Что там со следами?

     – Глухо, – угрюмо буркнул тот и, поставив ногу на бампер машины, начал отскребать ее от присохшей грязи. Отчитываться о собственной неудаче – невелика радость. – Там не следы, а какое-то кружево с виньетками. Плюс вонь на всю округу, что у меня аж глаза слезятся. Можно до утра пробегать, да так и не разобраться.

     – В «молоко», – заключил Игорь, убирая гильзу в карман.

     – Попробуй зайти с другого конца, – предложил Паша. – Куда, по-твоему, она могла податься?

     – Да кто ее знает! Сейчас она может находиться где угодно в радиусе примерно десяти километров.

     – Но Оксана ранена! Ей непременно потребуется медицинская помощь.

     – Я это знаю. И она это знает. А единственный травмпункт в округе расположен в Омулях, где вся полиция после ее выходок и так с высунутыми языками носится. Туда она не сунется, – Игорь рассеянно почесал нос. – Оксанка, конечно, умеет мыслить парадоксально, поэтому один мой человек за травмпунктом все же присматривает, но я не думаю, что она на такое пойдет. Слишком рискованно. Так что задача сводится к предыдущей – сейчас она может находиться где угодно.

     – На своих двоих она далеко уйти не могла.

     – Ночью ей вряд ли удастся поймать попутку, но уже утром она почти наверняка окажется вне пределов досягаемости.

     – Тогда, пока не поздно, надо перекрыть ей все пути к бегству! Выставить посты на дорогах…

     – Нас с тобой осталось только двое, – невесело усмехнулся Игорь, – маловато. На все дороги не хватит.

     – Путь и полиция побегает немного, – предложил Паша. – Оксана с Колей ведь и их головная боль тоже.

     – Что верно, то верно, только от этого куда больше проблем, нежели пользы. Омульское ОВД на ушах стоит, весь телефон мне уже оборвали – объяснений жаждут. Мне теперь придется исполнять перед ними танец маленьких лебедей с саблями и бубном, чтобы хоть как-то их утихомирить. Этот пожар необходимо максимально быстро затушить, а в таких условиях чего-то от них требовать – только дополнительно его раздувать. Сейчас любое проявление рвения с их стороны абсолютно излишне и чревато дополнительными осложнениями.

     – Почему?

     – Маловероятно, конечно, но если вдруг полиции несказанно повезет, и они Оксанку захомутают, то обратно нам ее уже никак не выцарапать, – Игорь крякнул. – Такой вариант для нас категорически неприемлем. Семейные дела и решать надо тихо, по-семейному.

     – Ладно. Сейчас-то что делать будем?

     – Сворачивайся, – махнул рукой Игорь, – домой поедем. На сегодня хватит.

     – М-да, – Паша вздохнул. – Надо признать, что твоя сестричка оставила нас с носом.

     – Угу. Ты только при Свете таких слов не говори, хорошо? Про нос…

     – Я понял, – Паша забрал с капота пикапа свои джинсы и начал одеваться. – Как ты предполагаешь действовать дальше? Вряд ли Оксана второй раз так глупо засветится, как ее теперь искать?

     – Теперь пускай моя мать сама этим занимается, – произнес Игорь, складывая карту, – у меня и так уже полон рот проблем из-за ее фантазий.

     – Ирена? Но каким образом ей удастся разыскать девчонку?

     – Я полагаю, что не далее, чем завтра, она призовет Стаю на Облаву. Убийство сородича – достаточно веская для того причина. Недостатка в людях больше не будет.

     – Такое решение понравится не всем, – с сомнением заметил Паша. – Обязательно будут несогласные, и Кирилл Геннадиевич в их числе.

     – Он, несомненно, мастер толковать Правила в свою пользу, когда они допускают различное прочтение, но не посмеет открыто их нарушить. Иначе это станет концом для него, как для Вожака, – Игорь отвернулся, направляясь к водительской двери, и Паша не мог видеть, как на его губах промелькнула злорадная усмешка. – Ирена, как одна из Старейшин, имеет право объявить Облаву, и она это сделает, пусть даже жертвой станет ее собственная дочь! Уж я-то ее знаю.

     – Я одного только никак в толк не возьму, – босоногий Паша, застегивая рубашку, забрался на переднее сиденье, – с чего Оксана вдруг так взбеленилась? Какая шлея ей под хвост попала? Сперва она ни с того ни с сего сбежала из дома вместе с сыном, потом ограбление, членовредительство, убийство родного брата – что с ней происходит-то? Она никогда раньше так себя не вела.

     Игорь уже протянул руку к замку зажигания, но остановился на полпути, удивленно глядя на соседа.

     – Ты что, совсем дальтоник? – фыркнул он. – Разве ты ничего не почувствовал? Твой-то нос в порядке вроде бы.

     – Я же говорю – там вонь на всю округу! Тут уж не до нюансов, свой собственный след найти не всегда получается, – слегка оскорбился Паша. – А что я прозевал?

     – Света, объясни ему.

     – Отвали! – донеслось с заднего дивана. – Я понятия не имею, о чем ты толкуешь!

     – Ну и команда у меня подобралась! – Игорь почти не скрывал раздражения. – Слепые щенята какие-то!

     – Согласен, опростоволосились, – проворчал Паша, – но зачем обзываться? Ты можешь не ходить вокруг да около, а просто сказать, что с девчонкой стряслось?

     Игорь задумчиво пожевал губами, словно перебирая в уме варианты язвительных колкостей, которые стоило бы высказать своим незадачливым помощникам, но все же сдержался и коротко бросил:

     – Пряные Дни. 

     …Кто-то бесцеремонно встряхнул Евгения за шиворот, и он проснулся.

     – Кончай дрыхнуть, писака, – Николай отпустил его и отошел к двери, – пора двигаться дальше.

     С ума сойти! После всего пережитого журналист умудрился заснуть прямо сидя на стуле, хотя адреналин, казалось, сочился у него из ушей. Здорово же он умотался!

     Евгений попробовал вернуть на место свесившуюся набок голову и недовольно поморщился от боли в затекшей шее. Свет был выключен, но привыкшие к темноте глаза различали в полумраке темно-серые контуры предметов. Оксана сидела в кресле за столом и неторопливо потягивала из чашки. Евгений хотел посмотреть время на мобильнике, но вспомнил, что тот выключен.

     – Который час? – спросил он.

     – Около трех часов ночи, – отозвалась Оксана, отставив чашку. – Кофейку для бодрости хочешь?

     – Нет, благодарю, – журналист встал и с хрустом расправил спину. – Как вы себя чувствуете?

     – Немного лучше. Думаю, я теперь смогу идти самостоятельно, – голос девушки, действительно, звучал заметно уверенней.

     – То есть моя помощь вам больше не требуется?

     – Предлагаешь расстаться?

     – Это ваши разборки, а я – всего лишь посторонний человек. Я буду только путаться у вас под ногами.

     – Вот как? – в темноте лица Оксаны не было видно, но Евгений по ее голосу почувствовал, как она скептически приподняла тонкие брови. – Ты, журналист, и не хочешь узнать, чем все закончится?

     – Вообще-то вы более чем доходчиво объяснили, чем все закончится лично для меня, – проворчал Евгений. Недавний приступ его профессионального рвения отхлынул, оставив лишь усталость, подозрительность и жуткое желание спать.

     – Я же сказала, что постараюсь исправить положение.

     – Звучит не особо убедительно. Откуда мне знать, не ведете ли вы свою собственную игру, в которой и мне отведена какая-то роль. Я же убил вашего брата! Кто я теперь для вас – алиби, трофей, заложник или предмет для торга?

     – Я тебе уже объясняла…

     – Да, объясняли, – перебил ее Евгений, – но почему я должен вам верить? За вами по пятам гонятся и вот-вот настигнут люди, жаждущие вашей смерти, и в этот момент вы вдруг заявляете, что на свете нет ничего важнее, чем спасти жизнь какого-то простофили, по незнанию вляпавшегося в ваше приключение! Тут уж хочешь – не хочешь, а начнешь сомневаться в искренности ваших побуждений.

     Оксана молчала довольно долго, существенно дольше, чем требовало обдумывание ответа на такую реплику. А когда она вновь заговорила, голос ее звучал сухо и жестко. Было очевидно, что сказанные подобным тоном слова говорятся только один раз и повторяться более не будут.

     – Твои доводы разумны, – размеренно произнесла она, – для человека. Но я – не человек. Звери не ведают лжи и предательства, а потому оборотни никогда не лгут и не предают. Заруби это себе на носу.

     Они выбрались с территории фермы и начали пробираться через поселок, двигаясь задворками, между домами и лесом. Немного подсохшие ботинки очень скоро вновь стали мокрыми от росы, а холодный ночной воздух забирался под куртку и щекотал спину. Впереди шел Николай, а Евгений и Оксана шагали следом. Продвигались они медленно. С одной стороны потому, что в темноте особо не побегаешь, а с другой потому, что девушка еще не совсем пришла в себя. Она более не висела мешком на плече журналиста и опиралась на него лишь изредка, во время коротких остановок, но говорить о полном выздоровлении было еще очень рано.

     – Куда мы идем? – поинтересовался Евгений при очередной передышке.

     – Нам надо убраться отсюда как можно скорее и как можно дальше, – тяжело дыша, объяснила ему Оксана. – Обойдем деревню кругом и выберемся на дорогу, а там попробуем поймать попутку.

     – Да тут и днем-то машины раз в час проезжают, а сейчас глухая ночь! До утра нам на дороге делать нечего.

     – Согласна. У тебя есть вариант получше?

     – Можно попробовать позаимствовать какой-нибудь транспорт в поселке, – предложил Евгений, а про себя отметил, что еще вчера он был богобоязненным и законопослушным обывателем, а теперь сам без особых колебаний предлагает совершить преступление.

     – Ты что, большой специалист по угонам? – в голосе Оксаны слышалась ирония.

     – Нет, но я думал, вы…

     – По-твоему получается, что любой оборотень является по совместительству закоренелым уголовником и специалистом по взломам, кражам и угонам? Что заставляет тебя так думать?

     Экая незадача! Оксана, несомненно, была права, когда говорила, что злейшим врагом Евгения является его собственный язык. Сейчас она стояла рядом с ним, расслабленно положив руку ему на плечо, но он нисколько не сомневался, что девушка внимательно за ним следит, процеживая каждую его фразу, каждое слово. Он не мог сослаться на ограбление в Верховцах, а потому следовало немедленно найти иное убедительное объяснение.

     – Коля так ловко управился с дверью в ветеринарный кабинет! Разве замок в машине сложнее?

     – В ветеринарке я сломал не замок, а саму дверь, – хмыкнул парень. – Для этого особого умения не требуется.

     – Жаль, – вздохнул журналист, изобразив разочарование.

     – Не то слово, – согласилась с ним Оксана. – Так что нам придется уповать на удачу.

     – Еще нужно, чтобы человек согласился нас подвезти, а то мы смотримся не очень-то фотогенично.

     – Когда у тебя есть пистолет, твой внешний вид уже не имеет большого значения, – с коротким смешком она хлопнула его по спине. – Пошли дальше.

     Еще через несколько минут, когда, по прикидкам Евгения, до окраины поселка оставалось совсем немного, Оксана вдруг остановилась, к чему-то прислушиваясь.

     – Слышите? – шепотом спросила она.

     – Что? Что? – хором ответили ей мужчины.

     – Музыка, причем очень громкая. Вон там, – она протянула руку вперед и немного вбок.

     – Я ничего не слышу, – как журналист ни старался, он так и не мог разобрать ничего, кроме стрекота кузнечиков и чириканья уже начинающих просыпаться птиц.

     – У тебя не такой чуткий слух, – девушка взяла Николая за рукав и подтолкнула в указанном направлении. – Пойдем, посмотрим, что там такое.

     – Не понимаю, – тот сделал пару шагов и обернулся, – а в чем смысл?

     – Я, конечно, могу ошибаться, но в это время и в этом месте так грохотать может только автомобильная аудиосистема. Такой шанс упускать не следует.

     Они двинулись дальше, зигзагами пробираясь между покосившихся изгородей и стараясь держаться в тени. Вскоре и Евгений начал разбирать ритмичное буханье, доносившееся откуда-то из-за лесопилки, царапающей ажурными когтями кранов начинающее светлеть небо. Прокравшись вдоль ее забора, беглецы выглянули за угол.

     Их взгляду предстали стоявшие на небольшой площадке три автомобиля с открытыми дверями и включенными фарами. Из одного из них неслась однообразная, ритмичная и жутко громкая танцевальная музыка. В свете фар толклась молодежь, некоторые представители которой держались на ногах с явным трудом. Какая-то любезничающая парочка сидела на капоте, причем одной рукой парень обнимал свою подругу, а в другой сжимал банку пива. Земля вокруг была щедро усеяна пустыми пивными банками и окурками, показывая, что эта площадка регулярно выступает в качестве импровизированного танцпола.

     – Ага. Отлично! – заключила Оксана, выглянув из-за плеча журналиста и осматривая тусовку оценивающим взглядом. – То, что доктор прописал!

     – Что вы собираетесь делать? – Евгений, убедившись, что за ним никто не следит, сунул руку в карман и включил диктофон.

     – Как ты и предлагал – позаимствуем машину.

     – Припугнете их моим пистолетом?

     – Для того чтобы произвести впечатление на такую компанию, просто помахать перед ними стволом недостаточно. Слишком уж сильно они проспиртованные. Придется пускать оружие в ход, а я бы предпочла обойтись без лишнего шума.

     – Каким же образом?

     – Есть варианты, – уклончиво ответила Оксана и повернулась к сыну. – Какую возьмем?

     – Я бы выбрал «Форд», – задумчиво протянул Николай, – но у тебя ведь свои соображения…

     – Это верно. Я голосую за внедорожник, – категорично заявила его мать.

     Евгений обратил внимание на обсуждаемые автомобили, попутно отметив, с каким спокойствием его спутники выбирают машину. Будто они не собирались угонять ее из-под носа у подвыпившей компании, а стояли посреди шоурума солидного автосалона и лениво осматривали выставленные образцы.

     Слева стояли древние «Жигули», типичная «Боевая Классика», подвергшаяся массированному и беспощадному гаражному тюнингу. Формы прародителя с трудом пробивались сквозь нагромождение всевозможных накладок, спойлеров и кричащую раскраску. Венчало все это безобразие воздетое к небу гротескное антикрыло.

     Посередине виднелся неплохо сохранившийся «Фокус», которого аналогичная участь вроде бы миновала. Именно из его чрева раздавался грохот, за неимением лучшего слова называемый музыкой.

     Ближе всего к прячущимся за забором заговорщикам находился большой внедорожник, который, судя по толстому слою облепившей его засохшей грязи, активно использовался для покорения окрестных проселков в ходе импровизированных трофи-рейдов. В ходе сражений с распутицей и лужами он успел лишиться обоих бамперов и боковых зеркал, а расчищенные «дворниками» участки на грязном лобовом стекле выглядели как бойницы бронетранспортера.

     – Ну и ведро! – возмутился журналист. – Уж лучше бы вы «жигуль» взяли.

     – Я тоже не испытываю особой радости, – согласилась с ним Оксана, – но у него перед остальными есть одно неоспоримое преимущество – он большой.

     – И что с того?

     – На заднем сиденье должно быть просторно.

     – Для чего? – подозрительно нахмурился Евгений. – Чем это вы собираетесь в машине заниматься?

     – Не твоего ума дело! – огрызнулся Николай.

     – Фу, Коля! – пожурила его мать. – Зачем же грубить?

     – Он задает чересчур много вопросов!

     – Это у него профессиональное, – усмехнулась Оксана и положила руки им на плечи, словно желая примирить своего сына с Евгением. – Я считаю, что он имеет право знать.

     – Не потому ли, что у меня не будет возможности с кем-нибудь своими знаниями поделиться? – с саркастической усмешкой осведомился журналист.

     – Опять ты за свое, – поморщилась девушка. – В любом случае, главное ты уже знаешь, и прочие подробности ничего в твоей судьбе не изменят.

     – Спасибо, мне сразу полегчало, – Евгению по-прежнему было немного не по себе, но любопытство оказалось сильнее. – Так почему же внедорожник?

     – Любой оборотень испытывает сильный дискомфорт, если не имеет возможности быстро сменить облик. А потому все мы предпочитаем одежду, которую можно быстро с себя скинуть, и машины, где в случае необходимости это можно без особых проблем проделать. Минивены, большие внедорожники, на худой конец, представительские лимузины – в малолитражку оборотня никаким калачом не заманишь. Эдакая легкая форма клаустрофобии, если хочешь. Именно поэтому мы возьмем джип, пусть даже и такой чумазый.

     – Я все понял, – кивнул Евгений, – кроме одного: как мы его возьмем?

     – Дайте мне две минуты, – Оксана убрала руки с их плеч и бесшумно отступила назад, в темноту, – потом выходите.

     – Что вы задумали? – журналист обернулся, но сзади уже никого не было.

     – Слушай, ты! – Николай грубо схватил его за шиворот и торопливо зашептал прямо в ухо. – Я не знаю, что думает моя мать, и какие планы на тебя строит, у нее сейчас вообще в голове не все на месте. В любом случае, я с тобой сюсюкать не собираюсь. Если ей хочется поиграть в хорошего следователя, ради бога, но тогда я буду плохим! Тем более что я тебе никаких дурацких обещаний не давал. Так что, дабы избежать неприятностей, засунь свое неуемное любопытство куда подальше и помалкивай! А то ты, как я погляжу, слишком уж расслабился. Новых друзей себе нашел! – для придания своим словам большего веса он еще раз встряхнул Евгения. – Мы тебе не друзья и даже не приятели, понял?

     – Понял, – буркнул журналист.

     – Еще раз рот без разрешения откроешь – свинцом заткну! Ясно?

     – Яснее некуда.

     – Тогда двигай вперед, и никакой самодеятельности, – парень толкнул его в сторону машин, а сам наклонился и поднял из травы сверток с одеждой, наспех замотанной в клетчатую рубашку. Евгений даже не заметил, когда этот кулек тут появился. Рядом валялась испачканная в крови марлевая салфетка, которую он накладывал Оксане на зашитую рану…

     В том, как они шли прямо к группе подвыпившей и разгоряченной молодежи, присутствовала какая-то безумно-суицидальная нотка. Обычно Евгений, даже ощущая на боку тяжесть лежащего в кобуре пистолета, старался обходить подобные компании стороной, но сегодня все словно вывернулось наизнанку. Он почему-то совершенно не испытывал страха, напротив, его даже охватило некоторое возбуждение, азарт, как в предвкушении поездки на «американских горках». Щекочет нервы, горячит кровь, вбрасывая в нее адреналин, но совершенно не пугает. Чудно́.

     На краю освещенного фарами участка Николай тронул Евгения за рукав, и они остановились. Естественно, на них вскоре обратили внимание, и один из парней, вытянув руку с пультом в сторону автомобилей, немного убавил громкость. Не то, чтобы ему вдруг стало совестно, просто иначе расслышать что-либо было совершенно невозможно. Затруднительно глумиться над забредшим на огонек простаком, когда он не может разобрать, что ты ему втолковываешь.

     Судя по всему, этот тип выступал здесь за старшего, поскольку никто из тусовщиков даже не попытался  выступить вперед него, с интересом наблюдая за тем, что же будет дальше.

     – Что уставились? – слегка заплетающимся языком окликнул он незваных гостей. – Какие-то проблемы?

     – Никаких проблем, – отрицательно покачал головой Николай. – Машину себе присматриваем.

     – Здесь тебе что, магазин, придурок? Или ты не видишь, что попал на VIP-вечеринку для избранных? У тебя клубная карта есть?

     – Вот такая! – сидящая на капоте «жигулей» девчонка вскинула руку с пивной банкой. Молодежь расхохоталась, демонстрируя свои «клубные карты» и подтрунивая над теми, у кого в данный момент пива при себе не оказалось.

     – Что, нет? – спросил их «распорядитель» мероприятия. – Тогда валите отсюда!

     Он уже собирался нажать кнопку на пульте, чтобы сделать музыку погромче, но, увидев, что гости не торопятся уходить, вновь повернулся к ним.

     – Вам что, непонятно? Или надо объяснить более доходчиво?

     Почуяв, что намечается веселье, один из гуляк, рослый и широкоплечий, нырнул в салон «Жигулей» и вытащил на свет бейсбольную биту. Он встал рядом с тем парнем, что командовал, и принялся многозначительно похлопывать ею по ладони.

     – Мы все прекрасно поняли, – пожал плечами Николай. – Мы возьмем машину и немедленно исчезнем, – он указал на внедорожник. – Вот эту.

     – Ты что, крутой, да?.. – начал закипать местный командир, но детина с битой его перебил.

     – Эй, а ч-чем вам другие т-тачки не угодили?! – взревел он не то возмущенно, не то обиженно. – См-мотрите, какая «Ф-феррар-р-р-ри»! – он ткнул битой в сторону «жигуленка». – На ней раньше сам Ш-шумахер рассекал!

     – У нее колесо спущено, – объяснил Николай.

     – Г-где?

     В ту же секунду раздалось резкое и громкое шипение, машина покачнулась и мягко осела на один бок, отчего любезничавшая парочка свалилась с капота.

     – Что за?.. – воскликнул хозяин покалеченного авто и вместе с несколькими товарищами бросился выяснять, в чем дело. Остальные, наоборот, подались к Евгению с Николаем, и их лица и позы не предвещали ничего хорошего.

     Однако не успели они сделать и пары шагов, как и «форд», судорожно взвизгнув пробитым колесом, ткнулся носом в землю.

     – Ну все, – протянул заводила, обернувшись на свою скособоченную машину, – завтра у Феди точно будут заказы на новые гробы. А ну-ка! – он махнул рукой, призывая своих соратников схватить двоих нарушителей спокойствия, но никто даже не успел сдвинуться с места…

     В воздухе промелькнуло размытое рыжее пятно, и на капот внедорожника с грохотом приземлилась огромная собака. Она присела, оскалив пасть, и угрожающе зарычала.

     О, этот рык! Единственной аналогией, которая пришла на ум Евгению в этот миг, был разъяренный тепловозный дизель, глотнувший изрядную дозу закиси азота. Журналист почувствовал, как в резонанс затрепетала его рубашка. Звук ворвался в уши, прошил насквозь мгновенно вскипевший и испарившийся мозг и, как по громоотводу пройдя через позвоночник, пригвоздил ноги к земле.

     Какая-то из девчонок испуганно пискнула и тут же сама зажала себе рот ладонями. Воцарилась почтительная и даже благоговейная тишина. Музыка продолжала играть, но казалось, что она, едва выбравшись из динамиков, спешит поскорее убраться куда подальше и не отсвечивать.

     – Спокойно, Ортея, – негромко сказал Николай, – спокойно.

     Собака выплюнула кусок автомобильной покрышки, который держала в зубах и застыла, готовая к прыжку и держа всю честну́ю компанию под прицелом своих темных внимательных глаз. Ее мощное и, одновременно, гибкое тело напряглось как сжатая пружина, и под короткой рыжей шерстью вздыбились жгуты мускулов. Евгений узнал ее. Эту собаку он видел на фотографии, что дала ему Лена, и уже тогда был впечатлен, но тот беспомощный кусочек бумаги в принципе не мог вместить в себя ту взрывную мощь, которой она обладала в реальности. Ортея (или Оксана?) была великолепна! Сам Микеланджело счел бы за честь, согласись четвероногая богиня ему позировать. От настороженных ушей до подрагивающего кончика хвоста она представляла собой воплощенное Совершенство. Ее идеальный образ немного нарушал только свежий розовый рубец, видневшийся на левом боку.

     Душа Евгения пела и ликовала. В то время как их оппоненты помимо собственной воли стремительно трезвели, его самого, напротив, захлестнуло пьянящее чувство полнейшей вседозволенности и безнаказанности. Нечто подобное он испытывал, впервые выйдя на улицу с пистолетом подмышкой. Но то была лишь бледная тень нынешнего дурманящего восторга, а, кроме того, и опасная. Обладание оружием притупляет чувство опасности, но абсолютно ничего не гарантирует.

     Однако сейчас все обстояло совершенно иначе! Евгений вспомнил, как задавался вопросом о чувствах человека, охраняемого такой собакой, и теперь он получил на него ответ. Он знал, он не мог объяснить, откуда и почему, но он абсолютно точно знал, что ему совершенно ничего не грозит. Как будто он пришел на эту вечеринку не на своих двоих, а приехал на танке с полным боекомплектом и теперь, высунувшись из люка, мог сколько угодно насмехаться над внезапно притихшей молодежью.

     И все же, несмотря на то, что появление Ортеи обладало мощнейшим отрезвляющим воздействием, даже такого лекарства для некоторых оказалось недостаточно. Тот тип, что держал в руках бейсбольную биту, наотрез отказался прислушиваться к воплям собственных инстинктов. Он шагнул вперед, замахиваясь битой.

     – Вы – покойники, парни! – владелец «Жигулей» был так разъярен, что даже перестал заикаться. – Вы, оба!

     Рессоры внедорожника жалобно скрипнули, и Ортея вмиг очутилась перед парнем, перегородив ему дорогу. Она отрывисто рявкнула, отчего остальная компания дружно отшатнулась назад, но тип с битой, похоже, намеков не понимал.

     – Забери свою псину, придурок! – крикнул он, со свистом взмахнув своим оружием в нескольких сантиметрах от носа Ортеи. – Или я из нее сейчас отбивную сделаю!

     – Да что ты говоришь?! – Николай удивленно приподнял брови. – Я смотрю, ты уже и зубочистку приготовил.

     – Что ж, вы сами напросились, – здоровяк сделал еще один шаг и снова замахнулся.

     – Саня, осторожно! – запоздало окликнул его кто- то из сгрудившихся позади приятелей, но шоу уже началось.

     Впрочем, оно оказалось до неприличия скоротечным. Бита, просвистев в воздухе, словно прошла сквозь Ортею, которая увернулась от нее без малейшего труда. Пропустив дубину мимо, она перехватила ее зубами и коротко дернула головой. Несчастный парень потерял равновесие и, растопырив в стороны руки, влетел головой прямо в ржавый радиатор  джипа.

     Когда затих дребезжащий металлический звон, все услышали другой звук, куда менее приятный и мелодичный. Это был сухой треск медленно разгрызаемого дерева. Ортея разжала челюсти, и две расщепленные половинки злополучной биты упали на землю.

     – Все, хватит! – подал голос начальник тусовки. – Порезвились и будет! Я не хочу неприятностей, а потому забирайте свою собаку и проваливайте! Только быстро!

     – И машину, – Николай шагнул к внедорожнику.

     – Я сказал: концерт окончен! – резко крикнул на него местный босс. – Уносите ноги подобру-поздорову, или у кого-то сейчас будут очень серьезные проблемы! – он откинул полу куртки, и в его руке очутился блестящий револьвер. – Я не шучу!

     – Ну вот тебе и проблемы, – обреченно вздохнул Николай, а Евгений вдруг ощутил приступ странной жалости к вооруженному человеку, направившему на них ствол пистолета.

     Ортея метнулась вперед и вправо, тут же в противоположную сторону, с каждым прыжком приближаясь к противнику и двигаясь столь молниеносно, что даже глаза не успевали следить за ее перемещениями, не говоря уже о том, чтобы пытаться в нее прицелиться. Раздался короткий леденящий кровь хруст, и несчастный полетел на землю, схватившись за перекушенное запястье и жалобно завывая. Он хотел подняться, но собака уже стояла над ним. Ее мощные челюсти совершили последний быстрый бросок. Сердце у Евгения екнуло и провалилось вниз. Девчонки пронзительно завизжали…

     – Так достаточно доходчиво? – вежливо поинтересовался Николай у застывшей в ужасе аудитории.

     Ортея медленно попятилась, волоча за собой бледного как полотно человека, шею которого она крепко сжимала своими зубами. Из-под ее клыков сбегали тонкие струйки крови. Парень хрипел и беспомощно сучил ногами. Уцелевшей рукой он хотел ухватиться за морду собаки, но та чувствительно его встряхнула и он прекратил свои попытки, с немой мольбой глядя на своих притихших товарищей.

     Вытащив свою добычу на середину площадки, Ортея остановилась аккурат около размозженных останков бейсбольной биты. При взгляде на такое «наглядное пособие» несчастного аж затрясло. И он, и все остальные прекрасно понимали, какая участь его ожидает, пойди что не так.

     Николай сделал несколько шагов, заставив испуганных зрителей попятиться, наклонился и поднял с земли оброненный револьвер. Он откинул барабан и высыпал патроны на ладонь.

     – Травмат! – презрительно усмехнулся он и, взмахнув руками, отбросил оружие и патроны в разные стороны. – А шума-то сколько было…

     Только сейчас Евгений вспомнил, что у самого Николая за поясом прятался самый что ни на есть настоящий пистолет, но тот даже не подумал им воспользоваться. Это представлялось совершенно излишним.

     – Что ж, нам пора, – подвел парень своеобразный итог. – Через пару дней вы получите свою машину обратно в целости и сохранности. Не делайте глупостей, и больше никто не пострадает, – он махнул Евгению. – Полезай вперед.

     Сам Николай подхватил сумку и забросил ее на заднее сиденье, оставив дверь открытой. Усевшись за руль, он завел мотор и, не торопясь, выкатил с площадки. Когда они уже выехали на дорогу, машина вдруг вздрогнула, и сзади хлопнула закрывшаяся дверь.

     – Ну все, погнали!  – послышался голос Оксаны, и ее сын до упора вдавил акселератор.

     Евгений хотел взглянуть, что она там делает, но в этот миг почувствовал на своей шее ее теплое дыхание, и девушка прошептала:

     – Вздумаешь обернуться – ухо отгрызу!

     – И в мыслях не было! – соврал журналист и, чтобы хоть чем-то занять свои глаза, уставился на приборную панель автомобиля, стрелки приборов на которой исполняли причудливый хаотический танец, словно продолжая следовать все еще доносящейся сзади грохочущей музыке.

     С заднего сидения слышалось шуршание надеваемой одежды и приглушенные ругательства.

     – Этот болван, похоже, шею месяц не мыл, – отплевываясь, проворчала Оксана, – да еще кровянку пустил…

     – Он теперь тоже оборотнем станет, после того, как вы его покусали? – не удержался от вопроса Евгений.

     – С вампирами перепутал, что ли? – фыркнула девушка. – Не-е-е, слишком много чести! Это ведь не болезнь какая-то заразная, это – проклятие. И оно – врожденное.

     – А вампиры тоже существуют? – после всего случившегося журналист был готов поверить во что угодно.

     – Понятия не имею, ни разу не сталкивалась.

     – Как твоя рана, мам? – вмешался в разговор Николай.

     – Нормально. Женя меня хорошо заштопал, – Оксана похлопала Евгения по плечу. – Немного побаливает, конечно, но уже не страшно.

     – Извините, – тот продолжал упорно смотреть прямо вперед, – можно еще вопрос?

     – Я же сказал тебе: помалкивай! – Николай оторвался от управления и сунул кулак ему под нос. – Заткни пасть!

     – Коля, что с тобой?! – удивленно воскликнула его мать. – С чего это ты так на него окрысился?

     – Этот умник задает слишком много вопросов, – парень вновь схватился за руль и уставился на дорогу. – Нечего тебе с ним так цацкаться!

     – Позволь мне самой решать, с кем и как себя вести, хорошо? – холодно осадила его Оксана и повернулась к Евгению. – Что ты хотел спросить?

     – Просто любопытно, – замялся тот, он совсем не хотел становиться причиной раздора между своими попутчиками, – почему Ортея? Зачем заводить второе имя?

     – Священное Писание запрещает давать животным человеческие имена. Не стоит понапрасну гневить бога.

     – У вас у всех так?

     – Разумеется! Такова традиция. Антон – Апис, Игорь – Исдес, мой отец, Кирилл – Кратос.

     – Кирилл? – переспросил Евгений и тут же закашлялся, заталкивая назад окончание едва не вырвавшейся на свободу опрометчивой фразы.

     – Ага. И самое смешное знаешь что? – Оксана, похоже, не заметила его замешательства. – То, что мой отец, Кирилл Вельгер – Вожак Стаи!

     Подкосивший журналиста приступ кашля никак не хотел заканчиваться. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Теперь понятно, откуда у Оксаны такая аристократическая точеность черт лица, горделивая осанка и властная манера держаться. Гены, не иначе. Выходит, что заварушка, в которую ввязался Евгений, может оказаться куда круче, нежели представлялось поначалу. Нет, ну надо же! То есть вчера в Вельярово все, с кем он там общался, собственно говоря, и людьми-то не были?! Даже секретарша, Лена?! Получается, что он давеча сам, по собственной воле сунулся в логово оборотней! И мило беседуя в кабинете с директором, он, оказывается, балансировал на самом краю бездны! От такой мысли Евгения аж передернуло.

     – Что с тобой, Женя? – девушка подалась вперед. – Тебе плохо?

     – Нет, все нормально, – он перевел дух, – просто я не подозревал, что Кирилл Геннадиевич – ваш отец, и что он сам… тоже…

     Не имело смысла утаивать от нее тот факт, что Евгений навещал Вельярово и встречался с директором питомника. Вообще, пытаться делать секрет из сведений, известных более чем одному человеку – занятие глупое и бессмысленное. Это как нарыв, который рано или поздно обязательно прорвется, так лучше уж вскрыть его самому, чтобы потом не столкнуться с неприятным сюрпризом.

     – Ты знаком с Кириллом? – в Оксане вновь проснулась настороженность.

     – Не то, чтобы знаком, но о его питомнике наслышан.

     – А-а, понятно, – лежащая на плече журналиста рука снова расслабилась, – а то я уже удивиться собиралась.

     Оксана подалась вперед, указывая рукой на съезд с дороги впереди.

     – Сворачивай сюда, Коль. И фары погаси, и без них все прекрасно видно.

     – Куда тебя несет, мам? – нахмурился Николай, но сделал, как она сказала.

     – Объедем по полям вокруг поселка и выберемся на другую дорогу. Та пьяная компания вполне может сдуру погнаться за нами, так что стоит сменить направление.

     Джип запрыгал по разбитой тракторами колее, скрипя, казалось, всеми своими деталями. Навстречу ему из предрассветного тумана один за другим выплывали размытые темные призраки, превращаясь по мере приближения то в дерево, то в покосившуюся изгородь, то в старый сарай.

     Первоначальный шок прошел, и Евгения вновь захлестнуло профессиональное возбуждение, тем более что вскрылся такой богатый пласт новых обстоятельств.

     – А еще вопросик можно? – осторожно поинтересовался он, хотя на самом деле вопросы в его голове уже записывались в очередь.

     – Конечно, – Оксана бросила взгляд на что-то недовольно буркнувшего Николая. – Что тебя не устраивает, Коль?

     – Своей болтовней ты только углубляешь его могилу, – проворчал ее сын, вцепившийся в вырывающийся руль обеими руками и чертыхающийся на каждой колдобине.

     – Не болтай ерунды! Хуже ему от этого не станет, поскольку хуже уже некуда, а ехать молча – скучно! – девушка снова повернулась к Евгению. – Когда еще доведется поболтать по душам с симпатичным молодым человеком!

     – П-ф-ф-ф! – фыркнул мальчуган. – Опять ты за свое!

     – Тебе-то какое дело? Каждый наслаждается жизнью, как может… пока может.

     – Да ты ему в бабушки годишься, мам! – рассмеялся Николай. – Это уже педофилия какая-то!

     – Выбирай выражения, Коля! – одернула его мать. – И вообще, на дорогу смотри.

     – Что значит, «в бабушки»? – озадаченно переспросил Евгений. – Как это понимать?

     – Ну вот, Коля, ты все испортил! – проворчала Оксана. – Женя теперь будет считать меня дряхлой старухой!

     – Да что вы! – замотал головой журналист. – Какая же вы старуха?! Хотя я по-прежнему ничего не понимаю.

     – Возраст – не то, чем женщине стоит хвастать, – вздохнула девушка, – но, раз уж на то пошло, то ладно. На самом деле мне уже давно за семьдесят.

     – С… с… сколько? – опешил журналист. – Как такое возможно?

     – Оборотни живут долго, Женя. Очень долго. Я даже не могу сказать, сколько именно, потому как на моей памяти еще ни один из моих сородичей не умирал своей смертью.

     – Отчего же так?

     – Жизнь никогда не отличалась благосклонностью к тем, кто не такой, как все.

     – Мне казалось, что времена, когда в моде были осиновые колы и серебряные пули, давно прошли. Или я что-то упустил?… Почему вы смеетесь?

     – Как легко насаждаются различные суеверия, и как надолго оседают они потом в умах людей!

     – Вы о чем? – не понял Евгений веселья девушки.

     – Ты только что сам отправил на тот свет одного из нас, воспользовавшись самой обыкновенной свинцовой пулей. Ты имел возможность убедиться, что, будучи ранеными, мы точно так же, как и любой другой человек, истекаем кровью и страдаем, – Оксана сокрушенно вздохнула, – но ты по-прежнему зациклен на серебре и осиновых кольях. Разве не забавно?

     – Не нахожу ничего забавного в чьей-то смерти, – буркнул журналист. – У любого суеверия есть своя причина. Дыма без огня ведь не бывает.

     – Правильно мыслишь! – Оксана одобрительно похлопала его по плечу. – Так уж и быть, открою тебе маленькую семейную тайну – эти поверья распространяли мы сами в те годы, когда на нас ополчилась Святая Инквизиция. Подстилали, так сказать, себе соломку.

     – Это как? Я пока не вижу в них практического смысла.

     – Просто плохо смотришь. Вера в то, что убить оборотня можно только серебряным оружием, резко сокращала число добровольцев, оставляя простолюдинов не у дел. Им оставались лишь осиновые колья, а вооруженная деревяшками толпа представляет гораздо меньшую угрозу, чем толпа с топорами и вилами. Без этих суеверий мы могли и не дожить до более спокойных времен.

     – У вас такое веселье, что, регулярно случается?

     – Как только молодое поколение забывает уроки, усвоенные поколениями своих предков.

     – По-вашему получается, что люди и оборотни враждовали не всегда. Разве когда-то их отношения строились иначе?

     – Разумеется! И тому есть подтверждения в исторических источниках.

     – Никогда о таком не слыхал.

     – Тогда вот тебе вопрос на сообразительность: стала бы обыкновенная волчица вскармливать своим молоком двух найденных на берегу Тибра младенцев?

     – Хм, сомневаюсь, – Евгений озадаченно поскреб голову, – но это ведь всего лишь легенда…

     – Ты сам только что говорил, что дыма без огня не бывает, разве нет?

     – Согласен, но пока вы меня не убедили.

     – Я такой цели перед собой и не ставила, – хмыкнула Оксана, – но все равно, задумайся: в чем крылась причина легендарной непобедимости Римских легионов? Почему вавилоняне собаку обожествляли, а у угнетаемых ими иудеев она считалась нечистым животным? Почему и ислам не особо жалует собак, особенно после Реконкисты и Крестовых Походов? Я могу продолжить, но для начала достаточно и этого.

     – Вопросы ваши, конечно, интересные, – протянул журналист, – и на какие ответы они должны меня навести тоже понятно. Однако, мне все же неясно, отчего в учебниках ничего такого не говорится?

     – Историю пишут победители, а они обычно не горят желанием делиться своей славой с кем-либо еще. Бывшие соратники, впавшие в немилость, редко заслуживают подобающего упоминания в летописях. А тех, кто уже успел туда попасть, безжалостно вымарывают.

     – Чем же вы им не угодили?

     – Никакая Власть не потерпит рядом с собой другую могущественную силу, которую она не способна контролировать. Пусть даже благодаря ей она взошла на трон, – Евгений даже не услышал, а, скорее, почувствовал тяжелый вздох Оксаны. – Звери не умеют обманывать и предавать, зато род людской освоил это искусство в совершенстве. Последний урок, который преподали нам испанские инквизиторы, мы запомнили надолго.

     – Некоторые из вас помнят пятнадцатый век?! – потрясенно выдохнул журналист.

     – Мы все помним, иначе нам придется повторить уже совершенные однажды ошибки, – девушка встрепенулась, увидев впереди выезд на асфальтированную дорогу. – Вот здесь поверни налево, Коль.

     – Куда направляемся? – спросил ее сын, выворачивая руль.

     – Подальше отсюда. Один-два поселка проедем мимо, а потом будем искать место, где можно затаиться.

     – С угнанной машиной это будет непросто.

     – Посмотрим, – Оксана снова села на сиденье, скрывшись в темноте салона. – Включи фары на дальний свет и переключай на ближний, только если встречная машина начнет сигналить. Не давай им нас рассмотреть.

     Несколько минут они ехали молча. Два слегка раскосых снопа света скакали впереди, с трудом пробивая густую дымку и полностью нивелируя эффект от включенных противотуманок. Из-за ограниченной видимости Николай ехал осторожно, и размеренная тряска на выбоинах в старом асфальте успокаивала и усыпляла.

     – Не спать! – резко скомандовала Оксана, когда голова ее сына начала медленно клониться вперед.

     Николай подпрыгнул в кресле и снова уставился на дорогу, протирая глаза.

     – Вы-то оба хоть немного вздремнули, – с укором проворчал он, – а я всю ночь на ногах!

     – Найдем безопасную норку, тогда и покемарим, я даже посторожить могу. А пока включи радио или музыку что ли, если уж совсем невмоготу.

     – Что толку? В этой глуши никакие станции не ловятся, а от той музыки, что слушают хозяева этой тачки, меня тошнит.

     – Вот и замечательно! Так ты точно не уснешь!

     – Иди к черту! – вяло огрызнулся Николай. – Пусть уж лучше наш умник еще какие-нибудь вопросы поспрашивает. Мне нравится, как он то и дело потрясенно выпучивает глаза.

     – Твой выход, Жень, – Оксана ткнула в спинку его сиденья, – что скажешь?

     – Ну, если вы так настаиваете… – Евгений и сам широко зевнул.

     – Настаиваем-настаиваем!

     – …хотя то, как вы охотно отвечаете на мои вопросы, несколько напоминает откармливание молоденького бычка перед тем, как отправить его на убой.

     – Зачем же так грубить! – он снова ощутил ее дыхание над своим плечом. – Коля прав, есть определенная пикантность в том, чтобы немного подразнить неискушенного человека, наблюдая за его реакцией на столь шокирующие откровения. Но, заверяю тебя, никаких иных целей я не преследую. Я точно так же, как и вы борюсь со сном, а потому давай, спрашивай.

     – Ладно, попробую, – журналист почесал нос и, мимоходом, проверил, записывает ли его диктофон. – Как давно ваши сородичи объявились в России?

     – Трудно сказать. Вполне возможно, что они обитали здесь всегда. Я могу говорить только за род Вельгеров, его история мне худо-бедно известна.

     – Насколько я знаю, все началось с прапрадеда вашего отца, который в свое время и основал Вельярово.

     – Правда? – Оксана хихикнула. – А если я скажу тебе, что поместье отстроил сам Кирилл? И что, судя по документам, он сам себе является и дедом и прадедом и прапра…?

     – Не понял, как такое возможно?

     – Вельгеры пришли в Россию довольно давно, вместе с войсками Наполеона в 1812 году.

     – Как?! Наполеон тоже прибегал к вашим услугам?!

     – О нет, ни в коей мере! Слишком свежи еще были воспоминания о предыдущем опыте сотрудничества с людьми. В те времена мы, напротив, старались оставаться максимально незаметными. Таились, скрывались, селиться старались все больше в глухой провинции, подальше от любопытных глаз. Именно в те годы мы до совершенства довели искусство перерождения.

     – Что еще за перерождение? Реинкарнация, что ли?

     – Да брось, все гораздо прозаичней. Это когда один человек исчезает, а вместо него появляется другой, который выглядит и говорит точно так же, но по документам ничего общего со своим предшественником не имеет. Мой отец, например, осев в России, успел таким образом переродиться уже четыре раза, и скоро ему предстоит снова проделать эту процедуру.

     – Невероятно! Как ему удавалось столько лет вытворять подобные фокусы и не попасть под подозрение спецслужб?

     – Я же говорю: умение перерождаться вынесено из времен господства Инквизиции и оттачивалось на протяжении столетий. Оно доведено до совершенства и практически не дает осечек. А что касается спецслужб…

     Оксана умолкла. Евгений подождал еще немного, но девушка не спешила продолжать.

     – Так что там со спецслужбами? – не вытерпел он.

     – Мне кажется, что некоторых вещей тебе лучше не знать, – задумчиво проговорила она, – а то будешь потом постоянно озираться и вздрагивать при каждом шорохе. Довольно об этом. Спроси про что-нибудь другое.

     – Вы точно Сусанин, ей-богу! – крякнул Евгений. – Заведете в самое интересное место, а потом бросите. А вздрагивать и озираться я теперь по-любому всю жизнь буду. Всю оставшуюся мне яркую, но недолгую жизнь.

     – Извини, но я не могу компрометировать других людей. Некоторые знания очень сложно удержать в себе, и ты рано или поздно неизбежно себя выдашь. А если ты хочешь, чтобы оставшаяся тебе жизнь была все же чуть длиннее, то насчет некоторых вещей я настоятельно рекомендую тебе и дальше оставаться в неведении.

     – Вот это я понимаю, борьба со сном, – проворчал журналист и зябко поежился. – Мне даже зевать расхотелось.

     – Чего мы, собственно, и добивались. Разве нет? – увидев замаячившие впереди постройки, Оксана тронула сына за плечо. – Коль, если попадется перекресток, сворачивай. Не стоит ехать все время по прямой, давай еще немного попетляем.

     Джип промчался по деревне, так и не повстречав ни единой живой души, и нырнул в белое молоко тумана, мгновенно проглотившего и машину, и звук ее мотора.

     – Бензина не так уж много осталось, – как бы между делом заметил Николай. – Нам стоит поторопиться с поисками укрытия.

     – Проклятье! – Оксана недовольно поджала губы. – Да и светает уже. Тогда перед следующим поселком притормози – я пойду вперед, разузнаю что к чему.

     – Хорошо, мам.

     – Ну что, Жень, продолжим нашу светскую беседу? – девушка игриво пощекотала пальцем его шею.

     Евгений почувствовал, как по его спине прокатилась холодная волна, оставляя за собой полчища мурашек. Оксана, молниеносно переключающаяся от деловой сосредоточенности к неприкрытому заигрыванию с ним, пугала его до потери пульса. Она неуловимо напоминала кошку, пушистую, ласковую и смертельно опасную, которая в отсутствие аппетита лениво развлекалась с пойманной мимоходом мышью.

     – Я даже и не знаю, – неуверенно начал он. – Спрошу что-нибудь и опять на запретную тему напорюсь. Что-то вы мне все любопытство отшибли.

     – А ты попробуй. Я постараюсь больше тебя не пугать.

     – Ну, хорошо, про отца вашего мы поговорили, а кем была ваша мать? Она еще жива?

     – Вполне. И, я думаю, Ирена еще всех нас переживет.

     – Откуда в вас такая антипатия к родной матери? – удивился Евгений.

     – Я всего лишь отвечаю ей взаимностью, – хмыкнула Оксана. – Она использовала меня как веревочку, которой хотела привязать к себе Кирилла. Очутившись в России после финской войны 1939-го, она осталась без каких-либо средств к существованию, и союз с Вожаком местной Стаи представлялся крайне удачным выходом из положения. Я никогда не была для нее родной дочерью в полном смысле этого слова, мать меня терпела, но любовью в наших отношениях и не пахло. А когда родились Игорь и Антон, она вообще обо мне позабыла.

     – У вас всегда так?

     – Не обязательно, хотя, когда число твоих детей, внуков и прочих отпрысков исчисляется десятками, трудно любить всех их в равной мере.

     – Какая у вас, хм, любвеобильная мамаша.

     – Этого у нее не отнять, – согласилась девушка, и Евгений не смог разобрать, чего больше в ее голосе – брезгливости или зависти. – Именно поэтому голос Ирены имеет такой большой вес в Стае. Среди моих сородичей слишком многие являются в той или иной степени ее родственниками.

     – Странно… – пробормотал журналист.

     – Что тебя смущает?

     – Ваш отец – Вожак Стаи, мать – тоже не последний в ней человек, и при этом вы с сыном оказываетесь в бегах, преследуемые родными братьями, и никто даже не пытается вам помочь. В чем дело? Что у вас там стряслось?

     – Долгая история… – Оксана подалась вперед, увидев съезд с дороги. – Притормози-ка здесь, Коль. Я схожу, прогуляюсь.

     Сзади послышалось шуршание торопливо стаскиваемой одежды.

     – Съезжай с дороги и остановись где-нибудь в сторонке. Я вас потом разыщу, – закрывшаяся дверь глухо хлопнула, и Евгений еле успел краем глаза заметить размытое рыжее пятно, промелькнувшее в придорожной траве.Николай свернул на разбитый проселок, где под густой порослью сорняков еще угадывались остатки асфальта, и, проехав сотню метров, остановил машину перед задранным в бледное небо ржавым шлагбаумом и сторожевой будкой, из окон которой торчали ветви молодой березки. Он выключил зажигание, и в уши хлынула мертвая тишина, изредка нарушаемая потрескиванием остывающего глушителя.

     – Где мы находимся? – журналист завертел головой, сделав вид, что осматривается, но в действительности лишь для того, чтобы незаметно выключить диктофон.

     – Понятия не имею, – буркнул Николай, явно не расположенный к общению.

     Часы показывали пять утра и, если их компания хотела остаться незамеченной, то укрытие следовало найти как можно скорее. Деревенские жители обычно подолгу в постелях не залеживаются. Евгений немного нервничал, но это, похоже, становилось для него уже привычным делом. Удивительно, как быстро рядовой законопослушный гражданин, оказавшись по ту сторону закона, перестраивается и начинает мыслить совсем иными категориями. Вот и он уже освоился с новой для себя ролью беглеца от правосудия и рассуждает соответственно.

     Несмотря на то, что журналист изо всех сил таращил глаза, чтобы не прозевать возможную опасность, Оксана возникла рядом с машиной совершенно неожиданно для него. Она нырнула в салон и, захлопнув за собой дверь, скомандовала:

     – Двигай вперед.

     Николай молча завел мотор, и джип неторопливо вкатился под шлагбаум. Сзади доносилась уже знакомая возня, коротко взвизгнула застегиваемая на джинсах молния.

     – Что ты нашла, мам?

     – Нам, можно сказать, повезло, – Оксана накинула рубашку и подалась в проход между сиденьями, застегивая пуговицы, – это заброшенный кирпичный завод. Здесь не то что машину, здесь целую автоколонну бесследно запрятать можно. Особого комфорта, правда, не предвидится, но на какое-то время сгодится.

     – Завод? – переспросил Николай без особого энтузиазма. – Да там ребятня, небось, все щели облазила! Они наверняка тут шастать будут, от них нам не укрыться!

     – На дворе сентябрь, Коля, и сегодня четверг. Твоя ребятня ближайшие два дня будет за партами корпеть.

     – Ну, не знаю, не знаю, – ее сын с сомнением покачал головой.

     – Если сунутся – я их припугну немного, но не думаю, что до этого дойдет.

     – Хорошо, два дня мы здесь перекантуемся, – подал голос Евгений, – а что дальше?

     – Дальше все просто – к заводу должен прилагаться небольшой городок, где живут рабочие. Поскольку завод заброшен, то и в городке многие дома наверняка пустуют. За пару дней мы вполне можем подыскать себе более-менее приличное логово. Даже с удобствами, – Оксана хлопнула его и Николая по плечам. – Так что не вешайте нос. Как-нибудь прорвемся.

     – Только если ты, мам, не сотворишь очередной глупости.

     – Коля, прошу тебя, уймись!

     Мальчуган умолк, и в этот момент машина выехала из рощицы. Взорам беглецов предстала удручающая картина разрухи и запустения. Насквозь проржавевшие металлические конструкции, выбитые стекла, размашистое граффити на облупленных и потрескавшихся стенах и зеленеющая поросль на крышах корпусов – завод был мертв лет десять как минимум. Мимо проплыла облезлая доска почета, фотографии на которой кто-то использовал в качестве мишеней для дробовика. Из многих окон вверх по стенам тянулись языки копоти – огонь подъедал все то, что не смогли растащить люди.

     – Какое милое местечко, – заметил Евгений, с тоской глядя в окно.

     – Нравится? – Оксана словно не уловила его сарказма.

     – Не то слово!

     – Не привередничай. Останови, Коль, пойдем, осмотримся немного.

     Журналист выбрался из джипа и с наслаждением потянулся, разминая затекшее тело. Утренний холодок немедленно скользнул ему за шиворот и в рукава, в очередной раз напоминая о том, что лето уже закончилось. Евгений поплотнее запахнул куртку и потрусил за Оксаной и ее сыном к одному из зданий с рядом ворот по всей стене.

     Через несколько минут они нашли подходящее для укрытия место в бывшей авторемонтной мастерской. Главными его преимуществами являлось отсутствие окон и только два выхода – ворота и дверь на лестницу. Все оборудование давным-давно исчезло, оставив лишь дырки в бетонной стене на тех местах, где висели полки с инструментами, и только смотровая яма, которую украсть было невозможно, сиротливо чернела посреди помещения, маслянисто поблескивая заполнявшей ее водой.

     Николай вкатил машину внутрь, и Оксана закрыла за ним ворота, оглушительный скрежет которых, казалось, вполне был способен перебудить все окрестные деревни. Она подобрала с пола арматурный прут и, вдев его в проушины вместо замка, двумя быстрыми движениями загнула его концы, надежно запечатав этот выход. Мастерская погрузилась в полумрак, еле-еле разбавляемый сочащимся в щели светом.

     Евгения всего передернуло, он вспомнил, как легко эта миниатюрная девушка оторвала от земли его самого и швырнула об дерево, когда осерчала из-за убийства Аписа. В последнее время он воспринимал ее как бы по отдельности, как двух разных персонажей – Оксану и Ортею, и относился к ним соответственно. Но не следовало забывать, что даже пребывая в человеческом обличье, она все же не являлась человеком в полном смысле этого слова, и данный эпизод лишний раз напоминал Евгению, по какому тонкому льду он ходит все это время. Оксана, если бы захотела, вполне могла в любую секунду отправить его на тот свет одним движением мизинца.

     – О’кей, ребята, – подошла она к ним, – я обещала посторожить, и я посторожу, а вы вздремните, пока есть такая возможность.

     – Ты же ранена, мам! – попытался воспротивиться Николай. – Тебе нужен отдых!

     – Успеется, – мать взяла его за плечо и мягко подтолкнула к открытой двери машины. – Кто у нас за рулем носом клевал, а? Давай, поспи пару часиков, а потом сменишь меня, если тебе так хочется.

     Спор с ней определенно не имел никаких перспектив, а потому парню ничего не оставалось, как последовать ее совету. Он залез обратно за руль, выдернул подголовник и полностью разложил свое сиденье. Оксана выжидающе посмотрела на Евгения, и он, поняв, что от него она ожидает того же, не заставил себя долго уговаривать.

     Лежа на спине и закинув руки под голову, Евгений уже по сотому разу прогонял свои мысли по накатанной колее. Рядом сопел и ворочался Николай, к которому сон также не шел. Как и следовало ожидать, полученные от Оксаны ответы незамедлительно породили новые вопросы, которые теперь толклись в мозгу, требуя к себе внимания и не давая уснуть. То, как четко она определила для него границы того, что ему дозволено знать, только раздразнило любопытство журналиста. Он не мог так просто отступиться, требовалось найти иной подход.

     – И все-таки, – вполголоса произнес он, глядя в потолок, – что же вы со своими коллегами не поделили? Почему вас преследуют?

     – Не твое дело, – проворчал Николай, не открывая глаз.

     – И где же ваша хваленая незаметность? При том, как лихо вы действуете, сохранить ваш конфликт в тайне будет весьма непросто!

     – Что тебя опять не устраивает?

     – Ничего себе! Вы накуролесили в Омулях, похозяйничали в ветеринарном кабинете, потом еще и машину угнали! За вами теперь вся районная полиция охотиться будет!

     – Не будет, – буркнул мальчуган.

     – Почему ты так в этом уверен? – похоже, провокационные вопросы Евгения достигли своей цели, оставалось лишь немного подтолкнуть Николая в нужном направлении.

     – Все под контролем, – тот все-таки не сумел совладать со своим юношеским стремлением продемонстрировать свое превосходство. – Они без нашего ведома и шагу ступить не могут.

     – Кончай свистеть! – Евгений решил еще немного подразнить парня. – Я еще могу допустить, что вы прикормили всех чинуш в окрестностях Вельярово, но последние события давно уже переросли рамки местечковых разборок.

     – Не имеет значения. Руки у них коротковаты.

     – А ваша мохнатая лапа, значит, длиннее?

     – Разумеется!

     – Хм. Не слишком ли вы самоуверенны? Нельзя же так насиловать Систему бесконечно. Ничто ведь не вечно под луной. Рано или поздно, но вы совершите ошибку, переступите красную черту, и ваша «крыша» слетит к чертовой матери. Как вы будете выкручиваться, оставшись без привычного покровительства? Да и без этого с вашими высокопоставленными друзьями всегда может приключиться какая-нибудь неприятность? Они могут заболеть, впасть в немилость, несчастный случай опять же…

     – Дурак ты, – равнодушно произнес Николай.

     – Это почему же?

     – По-моему, мать все тебе максимально популярно и доходчиво объяснила. Мы пережили Инквизицию, Французскую и Русскую революции, 1937-й год, две мировых войны. Как ты думаешь, смогли бы мы уцелеть, если бы не контролировали все, что происходит вокруг? Как бы мы смогли проделывать все эти трюки с регулярными перерождениями, не имея возможности надежно прятать все концы. Долго бы мы протянули, полагаясь на благосклонность одного-двух человек?

     – Чтобы построить достаточно разветвленную агентурную сеть требуется время…

     – Ха! Вот чего-чего, а времени в нашем распоряжении имелось предостаточно. Мы никуда не торопились и за несколько веков сумели внедриться повсюду.

     – Так уж и повсюду? – недоверчиво переспросил Евгений, нашаривая в кармане диктофон.

     – Капля нашей крови есть в венах почти всех монарших семей Европы.

     – Да что от них проку-то? – журналист почувствовал, как у него засосало под ложечкой – рефлекторная реакция профессионального репортера на запах сенсации. – Нынче другие времена на дворе.

     – Какая разница?! Кто бы ни находился у руля власти: Папа Римский, якобинцы, Гитлер или Сталин, кто-то из наших обязательно будет рядом! Времена меняются, а мы – остаемся.

     – И сейчас тоже?

     – А ты как думал? Наши представители есть в Правительстве, в Думе, в кремлевских коридорах, – было слышно, как Николай усмехнулся. – Даже в балетной труппе Большого Театра. Все силовые ведомства и спецслужбы находятся под нашим присмотром. Мы постоянно держим руку на пульсе. Ни одно сколь-либо важное решение, могущее затронуть интересы Стаи, не принимается без нашего ведома.

     – Ха! В такой ситуации, думаю, у вашей братии и в области спортивных достижений есть, чем похвастать. С такими-то способностями…

     – Нет уж, увольте! Публичность нам категорически противопоказана, – Николай негромко фыркнул.– Да и кому понравится постоянно играть в поддавки.

     – Но ты же сказал, что ваши люди… то есть сородичи повсюду! Как же вы сохраняете в тайне свою природу, будучи постоянно у всех на виду.

     – Так мы в первые ряды и не лезем, зачем? Для того чтобы быть в курсе творящихся в министерстве дел, необязательно самому быть министром, достаточно занимать должность его секретаря.

     – А если кто-нибудь узнает?

     – Узнает что?

     – Правду.

     – Правда слишком невероятна, чтобы в нее поверить. Несколько веков усиленного мифотворчества не пропали даром. И это – наша лучшая защита. А в самом крайнем случае, узнал = умер. Вот так-то.

     – Да уж, надежнее некуда, – настроение у Евгения снова упало.

     – Простые решения – самые эффективные.

     – И ни единого сбоя за все это время?

     – К сожалению, да.

     – Почему «к сожалению»?

     – Какая тебе разница? – только-только разговорившийся Николай вдруг снова замкнулся, словно Евгений ненароком зацепил за охранную растяжку, установленную на входе в запретную зону.

     – Выходит, соплеменники гоняются за вами потому, что вы нарушили какие-то принципы работы этой системы?

     – Ничего мы не нарушали, – парень перекатился на бок, повернувшись к журналисту спиной.

     – Тогда в чем же проблема?

     – Во мне.

     – А что с тобой не так? Чем ты своей Стае не угодил?

     – Тем же, чем и ты, – голос уткнувшегося носом в стенку Николая звучал глухо и отрешенно. – Тем, что родился Человеком. 

     Ритуальный лифт, негромко урча, плавно опускал роскошный лакированный гроб в задрапированную черно-красным крепом и обложенную свежим лапником могилу. Рядом молчаливыми черными статуями застыли несколько человек в траурных одеждах.

     Пробивающиеся сквозь уже начинающую желтеть листву лучи утреннего солнца осветили корзины с цветами, венки, ленты… Все это смотрелось немного странно на кладбище, формально предназначенном для захоронения собак, но в действительности под роскошными мраморными надгробиями здесь нашли свой последний приют совсем другие существа. Стая даже после смерти никого от себя не отпускала, давая тем самым понять, кому на самом деле принадлежат жизни ее членов.

     Ни один человек не знал о существовании данного частного кладбища. Даже не все сотрудники питомника догадывались, что скрывается в лесочке за зданием усадьбы. Все подступы к нему охранялись свирепыми сторожевыми псами, а сверху от любопытных взглядов его надежно укрывали раскидистые кроны деревьев.

     Присутствующие поочередно бросили в могилу по пригоршне земли и так же молча удалились, оставив похоронную команду завершать свой скорбный труд. Большинство направилось в гостиную, где был накрыт поминальный стол, но три человека, малость поотстав, отделились от остальной компании. Перебравшись в кабинет Кирилла, они расселись по креслам и довольно долго молчали, не решаясь нарушить почтительную тишину. То один, то другой украдкой бросали взгляды на Ирену, чье лицо пряталось за непроницаемой черной вуалью. Ни единый жест, ни единый звук не выдавал ее состояния, но все равно все буквально кожей ощущали исходящую от нее ярость.

     – Ну что, Фазиль, – Кирилл устало потер морщинистый лоб, – какие новости?

     – Второй гроб с муляжом мы уже отправили в крематорий, – отозвался сидящий напротив него невысокий, но широкоплечий мужчина, жесткие темные волосы и смуглая кожа которого выдавали арабские корни. – Все вопросы я уладил, документы подчистил. Кому-нибудь из родственников потом надо будет съездить, забрать урну.

     – По этому поводу я не беспокоюсь, – директор питомника поднял руку, прерывая Фазиля, – у меня нет ни малейших сомнений в твоем профессионализме. Меня больше интересуют результаты расследования.

     – Быть может мы… – кивнул тот в сторону двери.

     – Не надо, – произнесла Ирена, почти не размыкая губ, – я в порядке.

     – Времени у меня было не особо много, – Фазиль сцепил пальцы на коленях, – да и ночь – не самый удобный период для сбора информации…

     – Тебя просили сообщить результат, а не рассказывать о трудностях, которые тебе пришлось преодолеть, – перебила его Ирена.

     Фазиль прикрыл глаза и, не торопясь, сделал глубокий вдох. Его импульсивность и вспыльчивость были притчей во языцех, а потому ему понадобилось несколько секунд, чтобы обуздать свой порыв.

     – Дома у Евгения Полевкина мы нашли неполную коробку с патронами от пистолета. Калибр и партия – те же, что и у гильзы, которую привез Игорь. Также нам удалось отыскать одного человека, который подтвердил, что у журналиста действительно имелся неучтенный «Глок». Можно еще провести баллистическую экспертизу пули, но я уверен, что все сойдется, хотя это нам сейчас ничего и не даст.

     – Почему? – приподнял брови Кирилл.

     – Даже если мы выясним происхождение ствола, ни Евгения, ни Оксану отыскать это не поможет. Поэтому я предлагаю не тратить время и силы на бесполезную беготню.

     – То есть, по-твоему, нам следует сидеть, сложа руки, и ждать, пока они сами заявятся к нам с повинной? – Ирена словно специально провоцировала Фазиля.

     – Нет, конечно, – сдержанно ответил он, – но то, чем я занимался всю прошедшую ночь, никоим образом не приблизило нас к их поимке. Я предлагаю закрыть разработку направлений, связанных с пистолетом и баллистической экспертизой, и сосредоточиться на более перспективных моментах.

     – Детали меня не интересуют, мне нужен результат. А его до сих пор нет!

     Фазиль предполагал, что обсуждение хода расследования в присутствии Ирены неизбежно выльется в череду нападок и обвинений, потому и предлагал Кириллу обсудить все вопросы наедине. Теперь же ему ничего не оставалось, кроме как сидеть и терпеливо дожидаться окончания незаслуженного выговора. Смерть сына, несомненно, явилась для Ирены сильным потрясением, но она отнюдь не производила впечатления убитой горем матери. Ей не впервой было хоронить собственных детей, жизнь Стаи полна опасностей. Вместо молчаливой скорби сейчас Ирену охватила жгучая, всепоглощающая ярость, которая как лава из просыпающегося вулкана то тут, то там прорывалась наружу через трещины в ее пока еще холодной маске. Однако долго такое положение вещей продолжаться не могло. Настоящее извержение являлось всего лишь вопросом времени. Пытаться перечить Ирене, когда она пребывала в таком взвинченном состоянии, грозило неприятными и очень далеко идущими последствиями.

     – Вы тут все сидите, развалились в мягких креслицах, – продолжала она, – а Игорь уже вторые сутки на ногах! Он даже на похоронах родного брата не смог присутствовать! Может, и вы оторвете свои зады ненадолго и тоже чуть-чуть побегаете, а?!

     – Зачем так шуметь? – устало проворчал Кирилл, прикрыв глаза рукой. – Мы все работаем, каждый на своем месте.

     – Вижу я, как вы работаете! Тебе в школе объясняли разницу между «я учил» и «я выучил»? Чего вы наработали-то? Где результат?

     – Как раз это мы и пытаемся обсудить, а ты нас постоянно перебиваешь.

     – Хорошо, молчу, – Ирена сняла шляпу и положила ее на столик у подлокотника, – только я не думаю, что будет большой толк от очередного переливания из пустого в порожнее.

     Она откинулась на спинку и сложила руки на груди. Ее лицо, бледное и осунувшееся более обычного, на первый взгляд, ничего не выражало, но впечатление это было обманчивым. Возраст неизбежно давал о себе знать, вот только там, где у обыкновенных людей с годами появляются морщины, у Ирены проступали грани, резкие и холодные. И сейчас ее высокие обострившиеся скулы и напряженные уголки губ выдавали, какая буря свирепствует за внешне спокойным фасадом.

     – Благодарю, – Кирилл повернулся к насупившемуся Фазилю. – Я понимаю, что поискам это никак не поможет, но я все же хотел бы прояснить некоторые вопросы, касающиеся смерти Антона.

     – Что именно вас интересует?

     – Я хочу разобраться, при каких обстоятельствах он погиб. Ты же осматривал тело, проводил вскрытие. Что ты можешь сказать на сей счет?

     – Ничего конкретного, – развел руками Фазиль. – Пуля задела аорту и остановилась рядом с сердцем, так что с уверенностью можно утверждать, что он умер почти мгновенно, не мучаясь.

     – Это ты уже говорил, – нетерпеливо кивнул Кирилл, – но я хочу знать подробности. Что показал осмотр тела? С какого расстояния был произведен выстрел, издалека или в упор? Было ли столь удачное попадание случайным, или в Антона стреляли прицельно? Нужно максимально точно восстановить последовательность событий.

     – Ради чего? – лишенным эмоций голосом проговорила Ирена. – Мой сын живее от этого не станет.

     – Ирена, пожалуйста!

     Женщина снова умолкла, продолжая взглядом буравить Кирилла из-под тонких бровей.

     – Судя по тому, где лежало тело, и где была найдена гильза, стреляли с расстояния около тридцати метров, – Фазиль виновато развел руками. – Боюсь, ничего нового к этому я добавить не смогу.

     – Почему?

     – Дело в том, что когда в Антона стреляли, он пребывал в зверином обличье, а после попадания рефлекторно перекинулся обратно. Так что, если и имелись какие-то следы огня или частички пороха, то они остались на шерсти. На его коже даже не оказалось входного отверстия, только свежий рубец. Поэтому осмотр тела никакой новой информации не дал, на его основании я не могу сказать, с какого расстояния был произведен выстрел.

     – В него стреляли преднамеренно?

     – Неизвестно, – покачал головой Фазиль, – хотя так точно всадить пулю с тридцати метров даже из «Глока» весьма непросто. Случайное попадание представляется мне маловероятным, но это всего лишь моя оценка. Ясно только, что стрелявший находился не сбоку или сзади, а прямо перед ним.

     – То есть Антон… Апис бежал на того, кто его застрелил?

     – Ну, бежал он или просто стоял я сказать не могу, но пуля вошла в тело точно спереди.

     – То есть он должен был видеть стрелявшего? Почему же тогда не увернулся?

     – Факты я вам перечислил, Кирилл Геннадиевич. Дальше начинаются догадки и гипотезы.

     – К чему весь этот разговор? – вновь подала голос Ирена, глядя на директора прищуренными глазами. – Чего ты добиваешься?

     – У меня никак в голове не укладывается, зачем Оксане понадобилось убивать Антона? Она же не могла его не узнать! Или он ее чем-то напугал? – Кирилл потер пальцами виски. – Не понимаю. Они всегда ладили друг с другом, серьезных конфликтов между ними никогда не случалось, и вдруг… Откуда у нее вообще этот пистолет взялся?

     – Это был пистолет того журналиста, в машину к которому они с Колей сели, – напомнил Фазиль, – а дальше одно из двух: или он сам ей его дал, или Оксана его отобрала. Второе мне представляется более вероятным.

     – Все равно непонятно. Зачем понадобилось стрелять? Она с Аписом и безо всякого оружия прекрасно могла бы разобраться, случись что. Какое-то совершенно немотивированное и нелогичное убийство. Не могла Оксана сотворить такого!

     – Значит, ты недостаточно хорошо знал свою дочь, – заключила Ирена, – тем более что у нее сейчас Пряные Дни. Тут и нормальному-то человеку с собой совладать непросто.

     – Если кто-то и не знал Оксану, то это как раз ты, ее родная мать! – Кирилл ткнул в ее сторону узловатым пальцем. – А я все эти годы был рядом с ней, и прекрасно знаю, на что моя девочка способна, а на что нет!

     – Так. У нас тут, похоже, семейная склока намечается, – Ирена повернулась к Фазилю. – Не возражаешь?

     Тот, прекрасно понимая, чего от него ждут, молча поднялся и вышел из кабинета.

     – Замечательно! – Ирена вновь обратилась к Кириллу. – Вместо того, чтобы воздать убийце по заслугам, ты ее защищаешь? Так же, как ранее ты защищал Николая? Не многовато ли личных мотивов стало в последнее время в твоих поступках?

     – Мои чувства здесь ни при чем! Я никогда не принимаю решений, пока не буду абсолютно уверен в их обоснованности! Тем более, когда речь идет о шагах, отменить которые уже невозможно.

     – О, да, несомненно! – Ирена картинно всплеснула руками. – За те полтора века, что ты являешься Вожаком Стаи, ты всего лишь дважды отказывался покарать преступников, ссылаясь на недоказанность их вины. И, какое удивительное совпадение, оба раза обвиняемыми оказывались твои отпрыски! Не слишком ли много ты на себя берешь?

     – Случай с Николаем – беспрецедентный, и ты это прекрасно знаешь! То, как мы решим его судьбу, может иметь очень далеко идущие последствия, и поспешность здесь неуместна! А в гибели Антона слишком много неясного, чтобы однозначно указать на виновного.

     – Ты не веришь тому, что говорит Игорь? – Ирена подалась вперед. – Ты обвиняешь моего сына во лжи?

     – Никоим образом, – Кирилл поднял перед собой руку, – но показаний единственного свидетеля недостаточно, чтобы вынести приговор.

     – На самом деле в тебе просто недостаточно решительности! – женщина встала с кресла и теперь нависала над ним, сжимая кулаки. – Ты здорово постарел и стал слишком мягкотелым для Вожака. Ты уже неспособен отделить свои личные интересы от интересов Стаи! Знаешь, многие считают, что тебе давно уже пора подыскать замену.

     – Ты бросаешь мне Вызов? – Кирилл, прищурившись, посмотрел на Ирену. – Или мне показалось?

     Та отшатнулась, резко умолкнув и потупив взгляд, ее спина согнулась в покорном поклоне.

     – Никак нет, – неожиданно тихо произнесла она, смиренно глядя в пол, – я подчиняюсь и признаю власть действующего Вожака.

     – Так-то лучше, – удовлетворенно проворчал Кирилл. – Знай свое место!

     – Тем не менее, – Ирена упрямо вскинула голову, так легко сдаваться она не собиралась, – если ты и далее будешь тянуть резину и демонстрировать неуверенность, то будь готов к тому, что действовать за тебя начнут другие. Вряд ли тебе это придется по душе, но такой исход неизбежен. Забота о безопасности Стаи – священная обязанность каждого ее члена, а исполнение долга не требует чьего-либо согласия или одобрения.

     – Другие? – переспросил Вожак. – Уж не Игоря ли ты имеешь в виду? Каким образом тот кавардак, что он учинил, помогает обеспечить безопасность Стаи? Вся округа на ушах стоит! К нам в питомник, того и гляди, полиция с визитом пожалует! Ты это называешь исполнением долга?

     – При чем здесь Игорь?! Весь этот дебош устроил не он, а Оксана!

     – Хватит передергивать! – Кирилл, заразившись ее возбуждением, тоже вскочил на ноги. – Ты прекрасно знаешь, что именно Игорь своими действиями спровоцировал ее и вынудил бежать из Вельярово! Ни для кого не секрет, что с твоей подачи он уже давно подбирался к Николаю, а когда он убрал Настю, стало очевидно, что Николай – следующий!

     – Человек-Который-Знает – угроза для Стаи, – холодно отчеканила Ирена. Теперь, когда ей удалось вывести оппонента из равновесия, эта маленькая победа придала ей уверенности, – а работа Игоря как раз и состоит в том, чтобы заставить его умолкнуть. Работа грязная, тяжелая и неблагодарная, а ты, вместо того, чтобы его поддержать, набрасываешься на моего сына с обвинениями!

     – Николай не какой-то там посторонний человек, он – член Стаи!

     – Ух ты! Надо же! Признался, наконец? – Ирена трескуче рассмеялась. – А я уж и не чаяла! Вот только ты малость запоздал, эти слова следовало произнести еще восемнадцать лет назад, в тот день, когда этот ублюдочек родился. Теперь, боюсь, уже поздно. Ты слишком долго самоустранялся от решения этой проблемы, втайне надеясь, что она как-нибудь рассосется или решится сама собой. Вот ты и дождался, а в том, что метод ее решения тебе категорически не нравится, нет ничьей вины, кроме твоей собственной.

     – Случай с Колей – уникальный! Ни с чем подобным мы ранее не сталкивались, и с возникшей коллизией невозможно справиться кавалерийским наскоком! В истории Стаи никогда не случалось таких прецедентов, и наше решение может еще очень здорово нам аукнуться, а потому оно должно быть взвешенным и обдуманным. Ни ты, ни Игорь не вправе принимать его единолично, вы не Александры Македонские, чтобы сплеча рубить все узлы, что попадаются на пути!

     – Настоящий Вожак – это тот, кто не боится брать на себя ответственность, тот, кто создает прецеденты, а не жалуется на их отсутствие. Ты же все восемнадцать лет прятал голову в песок, делая вид, что никакой проблемы не существует, – Ирена втянула голову в плечи и замахала перед собой руками, изображая маленького испуганного человечка. – «…но ему же нет еще и года», «…он всего лишь ребенок, он не представляет для нас угрозы», «…давайте подождем до его совершеннолетия». Ты не Вожак, а сентиментальный дедуля, умиляющийся на любимого внучка!

     Кровь бросилась Кириллу в лицо. Он всегда славился прекрасным самообладанием, но на сей раз ему с огромным трудом удалось удержаться от взрыва. Если бы не стеснявшая его одежда, Ирена вполне могла уже давно быть разорванной на мелкие кусочки.

     – Если с Николаем что-нибудь случится, – прохрипел он, придвинувшись к ней вплотную, – то Игорю придется отвечать за убийство члена Стаи! Я его из-под земли достану!

     – Человек не может быть членом Стаи, – холодно ответствовала ему Ирена, – а что касается убийства, то кое-кто еще должен поплатиться за смерть моего Антона. Вот о чем тебе следовало бы побеспокоиться.

     – Вина Оксаны пока не доказана! Я не стану выносить ей приговор, основываясь на столь спорных и неубедительных свидетельствах!

     – Если этого не сделаешь ты, то сделают другие!

     – И кто же именно, позволь узнать?

     – Я сама позабочусь о том, чтобы девчонка получила по заслугам!

     – Не слишком ли много ты на себя берешь? – с сомнением прищурился Кирилл. – Смотри, как бы и тебе самой не переступить ту грань, за которой борьба за справедливость оборачивается преступлением. У тебя нет права самолично решать чью-либо судьбу. Кто ты такая, чтобы карать и миловать?

     – О! Не изволь беспокоиться, я Правила знаю, а вот ты их, похоже, успел подзабыть, – злорадно усмехнулась Ирена. – Я не буду чинить самосуд. Участь Оксаны и Николая решит Стая.

     * * *

     Время неспешно приближалось к полудню, когда дворняги, дремавшие в тени старого автобуса, вдруг встрепенулись и вскочили на ноги. Они задрали вверх морды, к чему-то принюхиваясь или прислушиваясь. Из-за забора послышался лязг цепи, когда здоровый сторожевой пес выбрался из своей конуры и, поднявшись на задние лапы, высунул нос в щель между досками. Он зарычал, но как-то неуверенно, словно сомневался в том, что это сейчас уместно. С другой стороны улицы донеслось беспокойное тявканье, и вскоре уже по всей деревне взбудораженные собаки скулили, лаяли и испуганно метались, зажатые в тиски собственных дворов.

     Наконец, одна из дворняг остановилась и, усевшись в пыль прямо посреди дороги, воздела пасть к небу и громко, пронзительно и протяжно завыла. Ее вой немедленно подхватили другие, заливаясь на разные голоса. Ничего не понимающие люди высыпали на улицу. Одни безуспешно пытались урезонить своих псин, другие затыкали уши, но ничто не помогало. Не было на свете силы, которая смогла бы заглушить эту надрывную песню.

     Воздух звенел от многоголосого воя, разносящегося вокруг на многие километры. Дальше, за полем, он встречался с собачьим зовом, летящим из соседней деревни, и с удвоенной силой мчался дальше. И так, поселок за поселком, подобно лесному пожару в истощенном засухой лесу, перепрыгивающему с дерева на дерево, собачий зов катился по земле, в считанные минуты охватывая целые области…

     Евгений проснулся, но не спешил открывать глаза, предпочитая впитывать окружающий мир при помощи слуха и обоняния. Ему не раз случалось приходить в себя, не до конца понимая, где он находится, и что происходило вчера вечером, но сейчас все обстояло с точностью до наоборот. Его нос отчитался о запахах пластика и бензина, густо пропитавших салон машины, а ухо пока не улавливало никаких других звуков, кроме чириканья воробьев и потрескивания нагревающихся на солнце железных ворот.

     В закрытом гараже сложно даже сказать с уверенностью, день сейчас или ночь, не говоря уже о том, чтобы прикинуть который час. Евгений обычно в качестве часов использовал свой мобильник, но тот сейчас был выключен. Перспектива еще немного побултыхаться в блаженном неведении, несомненно, привлекала, но текущее положение дел вряд ли к тому располагало.

     Журналист протер глаза и перекатился на спину, обнаружив, что, как он и предполагал, Николая уже и след простыл. Передняя дверь со стороны водителя осталась приоткрытой, вот только неясно, какими соображениями руководствовался парень, если не захлопнул ее специально? Сомнительно, чтобы он таким образом проявил заботу о Евгении, не желая нарушать его сон. Скорее уж он просто хотел уйти незамеченным. Возможно, Оксана с сыном уже давным-давно смылись, оставив его спокойно досматривать сны в угнанном джипе. Очень мило!

     Евгений выбрался из машины и, хрустя затекшей от долгого лежания в скрюченном состоянии спиной, похромал к лестнице. Он решил сперва подняться наверх, чтобы с высоты осмотреть окрестности и оценить свои перспективы. Миновав несколько пролетов, журналист оказался на крыше здания, где сквозь трещины в рассохшемся рубероиде уже прорастала трава. Яркий солнечный свет вынудил его прикрыть ладонью глаза, но кое-что он разглядеть успел.

     Беспокоился он напрасно. Оксана с сыном стояли неподалеку, высматривая что-то внизу. Девушка активно жестикулировала, чертя руками прямо в воздухе непонятные схемы, а Николай, по обыкновению насупившись, отнюдь не спешил с ней соглашаться.

     – Доброе утро, Жень, – не оборачиваясь, бросила она, когда Евгений приблизился.

     Ну да, разумеется. Она учуяла его запах. От этого невольного напоминания об истинном положении вещей журналист только тяжело вздохнул. Его приключения продолжались.

     – Как наши дела? – как можно непринужденней поинтересовался он, приглаживая ладонью волосы.

     – Неважно, – ответила Оксана, и сердце у Евгения упало.

     Впервые за все то время, что они были вместе, в ее голосе прозвучала нешуточная обеспокоенность. До сего момента девушка старалась сохранять оптимистичный настрой, даже когда ситуация была, казалось, хуже не придумаешь. Но сейчас ее плотно сжатые губы и сдвинутые брови подсказывали, что дело и впрямь серьезно.

     – Что случилось?

     – Ты разве не слышал? – Оксана повернулась к нему. – Ах, да. Ты же…

     – Он все благополучно проспал, – ввернул Николай.

     – Так же, как и ты, – напомнила ему мать.

     – Так в чем дело-то? Что я не слышал? – повторил обеспокоенный журналист.

     – Моя мать призвала Стаю на Облаву.

     – Я, э-э-э, по-прежнему недопонимаю, – Евгений присел на вентиляционный короб. – Это по радио сообщили? Или как?

     – Ага! С вертолета листовки разбрасывали!

     – Коля, кончай ерничать! – одернула Оксана сына. – Ты бы тоже ничего не понял, не объясни я тебе, что к чему!

     – Хорошо, ему вы объяснили, а как насчет меня?

     – Присядь, пожалуйста… хотя ты уже сидишь, да, – девушка потерла пальцами лоб, – в общем, ситуация резко осложнилась, и я не смогу больше тебя оберегать. Нам придется расстаться.

     – Почему?

     – Еще недавно ты мечтал о том, чтобы от нас сбежать, а теперь недоволен? – Николай облокотился на ограждение и смерил Евгения насмешливым взглядом.

     – Коля! – дождавшись, пока парень сотрет с лица ухмылку, Оксана снова обратилась к журналисту. – Теперь на нас с ним будет охотиться не только Игорь, но и вся Стая, хотя я сомневаюсь, что за Иреной последуют слишком уж многие. Как-то все… нелепо! Я не знаю, в каких грехах она нас обвиняет, но что бы она на нас ни навесила, этого никак недостаточно для смертного приговора!

     – Смертного приговора?! – переспросил Евгений. – С чего вы взяли?!

     – Облава по всяким пустякам не созывается. У нее может быть лишь один исход – смерть. Поэтому оставаться тебе сейчас с нами гораздо опасней, чем идти своей дорогой.

     – Но сколько бы народу ни гналось за нами, какая разница? Нас сначала надо найти! Я-то без вас моментально засвечусь, но вы можете заметать следы сколь угодно долго. Зароемся поглубже и переждем.

     – Ты не понимаешь, Женя. Это – Облава.

     – И что?

     – Стая в каком-то смысле – единый организм. И если достаточное количество ее членов сосредоточатся, то они смогут обнаружить наше местонахождение так же, как и ты всегда способен точно сказать, где находится и чем занимается, к примеру, твой правый указательный палец. Прятаться бесполезно. Уже завтра они будут здесь.

     – Вы даже не попытаетесь бежать?!

     – Если наша с ними встреча неизбежна, то лучше уж использовать все возможности, чтобы подготовить сородичам достойный прием. Этот завод мне нравится, тут я и буду их ждать.

     – А что со мной?

     – Когда стемнеет, я переправлю тебя в безопасное место.

     – Ха! Неужели такие места еще остались?!

     – Теперь таковым можно считать любой укромный уголок, где нет нас с Колей. Завтра, когда Стая будет увлечена Облавой, у тебя будет возможность уйти незамеченным. Другого шанса может и не представиться.

     – Уйти? Но куда? – Евгений беспомощно развел руками. – Вы же сами сказали, что мне отрезаны все пути к отступлению.

     – В свое время я тебе все расскажу, – Оксана положила руку ему на плечо. – Думаю, мы найдем выход.

     – До вечера еще тьма времени, я не могу так просто сидеть, сложа руки, и ничего не делать.

     – О! Не беспокойся. Работа для тебя найдется, мало не покажется!

     – И в чем она будет состоять? – нахмурился журналист, ожидая подвоха.

     – Пойдем вниз, – девушка развернула его к лестнице, – я вам все объясню.

     Во дворе Оксана расчистила от мусора небольшой участок уцелевшего асфальта и, вооружившись камешком, быстро набросала план территории завода. Пока Евгений и Николай спали, она, похоже, не теряла времени даром и тщательно обследовала все окрестности. И теперь, прямо у них на глазах, шаг за шагом превращала эти облупленные руины в обороняющуюся крепость.

     – Я до сих пор не понимаю, что стало основанием для объявления Облавы на нас, – по ходу комментировала Оксана, – но уверена, что единодушного одобрения затея Ирены не получит. За ней пойдут только самые преданные ее сторонники, те, кто не осмелится ей перечить. Никто из стариков не станет ввязываться в эту авантюру.

     – Мне бы твою уверенность, – проворчал Николай. – А как же Гриша? У Ирены с ним, насколько я знаю, довольно неплохие… отношения.

     – Не надо путать причину и следствие, Коля, – не согласилась с ним мать. – Здесь все дело в Гришином таланте находить свой подход к любому существу в юбке. Да, он может быть любовником Ирены, но это еще не означает, что он готов по первому ее зову сорваться с места и, высунув язык, помчаться к ней на подмогу. Дружба дружбой, а денежки врозь, как говорится.

     – Это ты так считаешь…

     – Да, я так считаю. Хуварин слишком многим обязан моему отцу и не пойдет против его воли, – Оксана махнула рукой, показывая, что дискуссия окончена. – А если я ошибаюсь, то вся наша суета не будет иметь никакого смысла. В этих катакомбах Гриша будет как рыба в воде, его и целая дивизия не остановит. Можно сразу идти и сдаваться. Тебе такой вариант больше нравится?

     – Нет.

     – Тогда я продолжу.

     Девушка несколькими быстрыми и уверенными штрихами наметила возможные направления, с которых будут наступать противники.

     – Будь они хоть немного толковее, то заходили бы с подветренной стороны, но молодежь, когда ее в одном месте собирается более трех человек, начинает думать не головой, а какими-то иными органами. Они почти наверняка попрут всей толпой через парадный вход.

     – Не слишком ли вы самоуверенны? – скептически заметил Евгений. – Не стоит недооценивать противника.

     – В моих словах нет недооценки, просто я слишком хорошо их знаю. Я полностью отдаю себе отчет в том, что нам с Колей ни за что не выстоять против целой дюжины, а то и больше оборотней, как бы бездарно они ни нападали. Но и они это понимают.

     – Что это меняет?

     – Они будут абсолютно убеждены в своей победе. Это их первая Облава, а потому они будут возбуждены, начнут друг друга подзадоривать, и место здравой осторожности займут гонор и бахвальство. Они не станут размениваться по мелочам и целой кавалькадой приедут на своих лимузинах прямо к входным воротам. Идти они будут открыто, не таясь, предвкушая скорую и даже веселую расправу, – Оксана оторвалась от рисования схемы и подняла взгляд на журналиста. – Ты помнишь, чем закончился новогодний штурм Грозного? Кто тогда кого недооценил?

     – Забавно, – ввернул Николай очередной комментарий. – Гриша и Фазиль тогда, помнится, сражались по разные стороны баррикад, а сейчас их водой не разольешь.

     – Надеюсь, у тебя хватит ума не вспоминать об этом в их присутствии? Для собственного же блага?

     – Я понимаю, к чему вы клоните, – оборвал зачинающуюся перепалку Евгений, – но данная аналогия мне представляется несколько натянутой. Силы слишком уж неравные.

     – Это мы еще посмотрим, – Оксана задумчиво уставилась на свою схему. – Сейчас главная задача – сделать так, чтобы рыбка заглотила наживку поглубже. А потом, когда она опомнится, трепыхаться будет уже поздно.

     – Вас послушать – так и не разберешь, кто на этой облаве охотник, а кто жертва.

     – Исход схватки можно определить только экспериментально, – девушка хлопнула ладонями по коленям и поднялась. – Ждать осталось недолго, уже завтра мы все узнаем, ну а сейчас – за дело!

     Оксана не преувеличивала, когда говорила, что работы хватит всем. Весь оставшийся день Евгений с Николаем трудились не покладая рук. Сама же она, выдав им очередную порцию заданий, куда-то исчезала, чтобы вернуться через час-другой, возбужденной и взъерошенной. Один раз журналист даже заметил на ее шее следы запекшейся крови. Девушка не вдавалась в объяснения, ограничиваясь быстрым осмотром их собственных достижений. Она делала несколько замечаний, задавала направление дальнейших работ и снова скрывалась в неизвестном направлении. А мужчины были слишком измотаны, чтобы проявлять излишнее любопытство.

     Задача, которую Оксана перед ними поставила, оказалась отнюдь не такой простой, как представлялось на первый взгляд. От них требовалось перераспределить хлам по территории заброшенного завода таким образом, чтобы вынудить потенциальных охотников двигаться по определенному маршруту, не разбредаясь по сторонам и не сворачивая, куда не следует. Девушка хотела, чтобы они в конечном итоге собрались в одном из корпусов, не объясняя, для чего ей это нужно. Основная сложность состояла в том, чтобы сделать это максимально ненавязчиво, исподволь, не вызывая у преследователей подозрения, будто ими манипулируют. Не обязательно наглухо перегораживать им дорогу, достаточно лишь сделать правильный путь более привлекательным. Как выразилась Оксана, никто в здравом уме не полезет в окно, когда рядом есть гостеприимно распахнутая дверь.

     Кое-где, конечно, приходилось элементарно заваливать мусором проходы и устраивать баррикады из останков мебели, расчищая, одновременно, те коридоры и закоулки, куда следовало направить противников, но, по возможности, следовало использовать не столь прямолинейные решения. В одном месте Евгений с Николаем выплеснули на пол содержимое бочки с дождевой водой. По правде говоря, воды в ней было не более половины, а весь остальной объем занимал перегнивший мусор, копившийся здесь долгие годы. В результате весь холл оказался залит бурой зловонной жижей из перемешавшихся прелых листьев, окурков и останков дохлой кошки. Таким образом, доступ к ведущей на верхние этажи лестнице оказался надежно перекрыт. Соседний переулок журналист «забаррикадировал», разбросав в нем собранные по окрестным углам отходы жизнедеятельности местной шпаны, а где-то они просто разбили с десяток бутылок, засыпав асфальт разноцветными осколками.

     Возводимые ими преграды являлись, разумеется, в значительной степени условными, и, будь дело серьезно, они бы не смогли никого остановить, но, как заметил Николай, те, кто охотился на них, слишком привыкли к красивой и комфортной жизни, чтобы марать лапы без особой нужды. Они не сунутся туда, где нельзя пройти, не чертыхнувшись.

     После того, как основная часть работы была закончена, потребовалось еще замести следы, уничтожив, по возможности, все признаки того, что весь этот бардак образовался здесь отнюдь не спонтанно. Все должно выглядеть естественно, словно собранный ими сегодня мусор копился тут годами.

     Пока Евгений наносил на учиненный ими погром финальный лоск, Оксана вплотную занялась собственным сыном, заставляя его отрабатывать действия в случае атаки. Сначала она вместе с ним прорабатывали маршрут движения, а потом она заставляла парня раз за разом пробегать по нему, стараясь довести его движения до автоматизма. Закончив с одним вариантом, они пересматривали некоторые начальные условия, и все начиналось заново. Через пару часов Николай уже весь покрылся коркой из пота, пыли и грязи, руки и колени он изодрал в кровь, карабкаясь по ржавым пожарным лестницам и обрушившимся перекрытиям, но мать заставляла его бежать снова и снова. Стоя на крышке большого мусорного контейнера, она одним глазом следила за сыном, а другим поглядывала на часы и громко отсчитывала секунды

     – Семнадцать! Восемнадцать! Девятнадцать! Стоп! Плохо!

     Николай совершенно выбился из сил, да и у Евгения уже ломило от усталости все тело, когда Оксана, наконец, признала результаты проделанной ими работы более-менее удовлетворительными. Сама она, впрочем, тоже выглядела изрядно потрепанной и даже слегка прихрамывала. Солнце к тому времени уже скрылось за верхушками деревьев, и пытаться что-то еще делать в сгущающихся сумерках, было попросту небезопасно.

     – На сегодня хватит, Жень! – окликнула девушка журналиста. – Закругляйся. Лучше мы все равно сделать уже не сможем. Пошли, перекусим чего-нибудь.

     В багажнике джипа нашлась пятилитровая бутыль с водой, и перемазанные беглецы смогли слегка ополоснуться и смыть налипшую на потные тела пыль.

     Потом они перекусили и, надо сказать, перекусили очень даже неплохо. Евгений с детства мечтал однажды сесть и в одиночку умять целую банку тушенки, и тут его мечта реализовалась в самом лучшем виде. Ему даже подумалось, что он в жизни не ел ничего вкуснее, чем эта банка консервов со здоровым отломанным от батона ломтем хлеба. Аж челюсти свело. Хотя, если как следует умотаться, то любая еда лакомством покажется. Огонь разводить они не рискнули, а потому ели свою холодную сухомятку в темноте. Был, правда, еще пакет сока, но почти весь его выпил набегавшийся за день Николай, оставив Евгению с Оксаной лишь несколько глотков.

     – Что теперь? – Евгений с тоской заглянул в опустевшую банку и, вздохнув, отставил ее в сторону.

     – Я отведу тебя в безопасное место, – объяснила Оксана, укладывая оставшиеся две банки и еще кое-какую еду в полиэтиленовый пакет, – а сама вернусь сюда, чтобы еще раз как следует отрепетировать теплую встречу родственничков.

     – Как вы планируете с ними справиться? Вы же сами сказали, что вам вдвоем не выстоять против целой дюжины.

     – Есть у меня кой-какие мыслишки… – уклонилась от ответа девушка.

     – Вы готовите им сюрприз?

     – Этого я тебе сказать не могу.

     – Почему?

     – Я не хочу, чтобы ты посвящал их в подробности моих замыслов, если они доберутся до тебя раньше, чем до нас.

     – Вы что, думаете, что я вас сразу же сдам?! – возмутился журналист.

     – Нет, конечно! – поспешно заверила его Оксана. – Не сразу. Но сдашь. Все люди боятся боли и смерти, у каждого есть предел прочности, и ты не исключение. Потом они все равно тебя прикончат, но сначала ты все им расскажешь. Все.

     – Только что вы говорили, что отведете меня в безопасное место.

     – Надеюсь, что так оно и есть. До завтрашнего вечера, пока не закончится Облава, чем дальше от нас с Колей, тем безопасней. У тебя будет время, чтобы незаметно уйти и заняться решением своих проблем, но не мешкай. Не забывай, что ты все еще в списке смертников.

     – А если Облава закончится, так сказать, в вашу пользу, – с надеждой спросил Евгений, – вы вычеркнете меня из этого списка?

     – При всем желании я не могу идти против Правил, – покачала головой Оксана, – так что, боюсь, вне зависимости от ее исхода, мы с тобой более никогда уже не увидимся. Поэтому, думаю, мне следует сейчас, пока есть такая возможность, поблагодарить тебя за все то, что ты сделал для нас с Колей. Я не знала, что все так обернется и не хотела доставлять тебе неприятностей, но видишь, как оно вышло… Извини.

     – Я ни в чем вас не виню, – пожал плечами Евгений. – То, что со мной приключилось – это воплощенная мечта любого журналиста. За такой репортаж не грех и жизнь отдать.

     – А вот это уже лишнее! – девушка погрозила ему пальцем. – Попытавшись обнародовать свой сенсационный материал, ты мгновенно засветишься. Читатели все равно будут считать его очередной порцией дешевой лапши, а вот тебе это вполне может стоить жизни. Даже не пытайся! И думать забудь!

     – Я всего лишь пошутил!

     – Это радует, а то у вас, мужиков, и не разберешь, где вы серьезно говорите, а где дурочку валяете, – взяв пакет с провизией, Оксана поднялась и накинула куртку. – Давай, собирайся. Времени у нас не так уж и много.

     Она вынула из-за пояса пистолет и протянула его Николаю рукояткой вперед.

     – Держи. Пока меня не будет, заберись в машину и сиди там. Иначе замерзнешь, ночи нынче уже холодные.

     – Ты скоро вернешься, мам?

     – Как получится, – девушка пожала плечами. – В любом случае, к представлению я должна успеть. Без меня не начинайте, ладно?

     – Хорошо. Если задержишься, я постараюсь занять гостей чем-нибудь. Угощу их пока напитками и легкими закусками.

     – Годится, – Оксана уже свыклась со своеобразным чувством юмора своего сына. – Женя, ты готов?

     – Готов, – журналист одернул куртку. – Куда мы пойдем?

     – Я все тебе объясню, но не здесь. Коле не следует знать о твоих планах точно так же, как тебе – о наших. Расскажу по дороге. Кстати, вы с ним, я думаю, тоже в последний раз видитесь, так что попрощайтесь уж как-нибудь… по-человечески, что ли.

     – А я по-собачьи и не умею, – парень и здесь остался верен себе, за что немедленно схлопотал от матери беззлобную, но звонкую затрещину.

     – Коля!

     Потирая ушибленный затылок, Николай все-таки протянул журналисту руку, и они даже проворчали друг другу некое подобие пожелания удачи. На этом с сентиментальностями было покончено, и Евгений, запахнув куртку, поспешил за Оксаной, которая уже быстро шагала к выходу.

     Они вышли в красноватые закатные сумерки и, миновав ворота, тут же нырнули в высокую и густую траву. Оксана, как и в прошлый раз, нарвала какой-то вонючей зелени – не то полыни, не то пижмы, и велела Евгению натереть ей подошвы своих ботинок. Потом они для уверенности еще накрутили по лугам несколько восьмерок, и только после этого Оксана повела его в более-менее определенном направлении.

     – Так все же, – подал голос Евгений, раздраженно отмахиваясь от полчищ мошкары, взвивавшихся из потревоженной травы, – куда мы идем? Теперь уже можно сказать?

     – В ближайшем городке я присмотрела тебе небольшой уютный домик. Хозяева уехали и вернутся не скоро, так что ты сможешь расположиться с комфортом.

     – Почему вы так уверены, что они не вернутся?

     – Вся вода из водопровода слита, холодильник пуст и выключен, на окнах – запертые ставни. И потом, запах… в доме как минимум две недели никто не появлялся. Скорее всего, люди живут здесь только летом, пока у детей каникулы.

     – Интересно, они что, уехали и забыли дом запереть? – ехидно полюбопытствовал журналист. – Или вы все-таки дружите с замками?

     – Нет, – бросила Оксана через плечо. – Зато я дружу с людскими привычками. Запасной комплект ключей висел на гвоздике под крышкой колодца. Так что не забудь запереть за собой дверь и вернуть ключи на место, когда будешь уходить.

     – А что если на выходных хозяева решат наведаться?

     – Так тебе и не надо их дожидаться. Переночуешь и хватит. Я же объясняла, ты завтра же должен уйти, иначе потом такой возможности может и не представиться.

     – И куда же я пойду? По вашим словам, на всех моих тропах Игорь уже расставил капканы. Куда мне податься?

     – Теперь для тебя единственный выход – переродиться. Начать новую жизнь.

     – Ха! Для вас это, быть может и просто, а понятия не имею, где достать новый паспорт и все прочее… И где я жить буду, где деньги возьму? Нет, совершенно нереально!

     – Не паникуй, – девушка оглянулась на схватившегося за голову журналиста и усмехнулась, – все у тебя будет.

     – Откуда? Каким образом?

     – Тсс! – Оксана резко остановилась и, схватив его за рукав, оттащила в кусты. – Впереди люди идут. Молчи и не шевелись!

     Из-за угла забора показались две оживленно лопочущие девчонки, которые прошли мимо вжавшихся в землю Евгения и Оксаны на расстоянии нескольких метров. Они были так увлечены беседой, что не замечали ничего вокруг и вряд ли бы разглядели их даже если они стояли в полный рост. Эта парочка показалась журналисту эдаким окошком в другой, счастливый и беззаботный мир, где нет нависшей над головой смертельной угрозы, нет нужды таиться и прятаться, и нет людей, что время от времени превращаются в громадных собак. Удивительно. Получается, что по одной и той же тропинке ходят люди, обитающие словно в параллельных вселенных…

     – Двинули дальше, – нарушила его задумчивость Оксана, когда звонкий девичий смех стих вдалеке.

     Она снова пошла впереди, а Евгений поплелся следом, тяжко вздыхая и отряхивая свою куртку от налипших листьев.

     – Хватит тебе прихорашиваться, – девушка остановилась, поджидая его, – ты лучше инструкции слушай и запоминай.

     – Я весь внимание!

     – Вот тебе номер телефона, по которому ты позвонишь, когда отсюда выберешься, – она протянула ему клочок бумаги. – Не звони со своего мобильного, одолжи на время телефон у кого-нибудь.

     – Кого спросить?

     – Никого не надо спрашивать! – Оксана грозно на него зыркнула. – Даже здороваться не надо. Просто скажи, что хочешь забрать оплаченный товар. Номер твоего заказа – 68. После этого тебе объяснят, что делать дальше. Будь предельно внимателен и ничего не упусти – у тебя всего одна попытка. Если позвонишь по этому номеру еще раз, то тебе уже не ответят.

     – Что за товар?

     – Твоя новая жизнь, тупица! Тебе сделают новую биографию, слегка поработают над твоей внешностью, подготовят комплект документов. Придется, конечно, сменить место жительства, но тут уж ничего не поделаешь. У тебя будет своя квартира и некоторая сумма денег на банковском счету, достаточная, чтобы продержаться, прежде чем ты найдешь себе новую работу. Дальше ты – сам по себе… У тебя отпечатки пальцев когда-нибудь снимали?

     – Нет, насколько я помню.

     – Тогда вообще никаких концов не останется. Если ты сам не сделаешь какой-нибудь глупости, то никто, ни Игорь, ни даже я не сможем тебя разыскать.

     – Ишь ты! – прищелкнул языком Евгений. – А что потребуется взамен от меня?

     – Ничего. Все уже оплачено.

     – Как это?

     – У каждого из нас на случай непредвиденных обстоятельств всегда наготове такой вот оплаченный билет в новую жизнь, если можно так выразиться. Мой мне, вполне возможно, больше уже не понадобится, так что забирай.

     – Но… – от неожиданности Евгений даже остановился, – а как же вы? Почему бы вам самим им не воспользоваться?

     – Он мог бы мне помочь, пожелай я скрыться от людей, но от Стаи он меня не спрячет. А тебе пригодится. Да ты не волнуйся, – Оксана взяла его за локоть и подтолкнула вперед, – если мы выкрутимся, то я себе новый билетик справлю.

     – Я же не из ваших, – продолжал сомневаться журналист. – Стоит мне туда сунуться, как меня тут же и оприходуют!

     – Кто ты такой не имеет ни малейшего значения. Все оплачено. И, кстати, – девушка предупреждающе покачала пальцем перед его носом, – никому ничего не рассказывай. Никого там не будут интересовать ни твое имя, ни твоя история, ни твои проблемы. Лучше всего вообще молчи и рот открывай, только если тебя о чем-нибудь спросят. И о нас с Колей тоже – ни гу-гу.

     – Как же я объясню, откуда у меня этот номер телефона?

     – А никак. Это никого не касается. Все оплачено, – как заклинание повторила Оксана. – И, умоляю, не вздумай сам задавать вопросы! Я понимаю, что тебя будет терзать профессиональный зуд, но потерпи! Иначе тебя и вправду «оприходуют» от греха подальше.

     – Это я, слава богу, сообразил, вот только меня другое беспокоит. Оставшиеся родственники, друзья, коллеги по работе – они же будут меня искать! Как с этим быть? Вряд ли они поверят, что я сквозь землю провалился. Некоторые из моих знакомых вполне способны всю областную полицию на ноги поставить. Рано или поздно они и до вас доберутся.

     – И что? Я, даже если бы хотела, ничем не смогла бы им помочь. Хоть на полиграфе проверяй. Ты, главное, смотри сам не сглупи! – Оксана снова погрозила Евгению пальцем. – А то захочется кому весточку подать – и все, привет. Игорь со своей командой тут как тут.

     – Да, кстати! – тот щелкнул пальцами, поймав ускользавшую мысль. – Ваш брат, он ведь тоже знаком с этой системой! Да и тот номер телефона ему почти наверняка известен. Он же в два счета нас с вами раскусит!

     – Ты думаешь, он один такой умный? Будь это возможно, система не продержалась бы и года, а она функционирует уже очень давно. Даже зная, где находится вход в ее лабиринт, ты никогда не найдешь выхода. Но главное – не это.

     – А что тогда?

     – Игорь хоть и псих, но не идиот. Как бы ему ни хотелось тебя прищучить, он не рискнет совать свой нос так далеко и разрушать механизм, который рано или поздно может пригодиться и ему самому. В противном случае его занесут в черный список, и он сам лишится возможности спасти свою драгоценную задницу, когда его прижмет. Твоя особа таких жертв не стоит.

     – У вас, наверное, будут потом неприятности за то, что вы меня вывели из игры таким образом?

     – Потом? – девушка обернулась и с сомнением посмотрела на Евгения. – Опять шутки шутишь? Я буду безмерно счастлива, если у меня вообще будет это самое «потом»! А на фоне смертного приговора любой, даже самый строгий выговор – сущий пустяк.

     – О! Я понимаю. Извините!

     – Ты только сам без меня в какую-нибудь лужу не сядь, а то все мои старания коту под хвост отправятся.

     Евгений с Оксаной короткой перебежкой пересекли ведущую в поселок дорогу и углубились в заросли одичавшей малины пополам с крапивой, которой оказались богаты задние дворы. Дом, куда они направлялись, находился в дальнем от завода углу городка, а потому топать оставалось еще изрядно. Сгустившийся к вечеру туман немного облегчал их задачу, укрывая двух крадущихся человек от посторонних глаз и заглушая звуки, но, одновременно, начисто лишал Евгения какой-либо возможности ориентироваться в пространстве. Хорошо, что для Оксаны он не представлял серьезной проблемы, девушка, похоже, в гораздо большей степени полагалась не на зрение, а на обоняние.

     Евгению было удивительно тоскливо вот так молча идти рядом с Оксаной, зная, что он больше никогда ее не увидит. Внезапно он понял, что за эти два неполных дня уже успел к ней привязаться. Было ли это легкой формой Стокгольмского Синдрома или же стрессовые ситуации всегда сближают оказавшихся в них людей? Какая, в сущности, разница! Но продолжать молчать оказалось совершенно невыносимо. Да и диктофон простаивал.

     – А что вы будете делать после того, как от меня избавитесь? – спросил журналист, обращаясь к спине шагавшей впереди девушки.

     – Вернусь на завод и еще немного Колю погоняю. Нам с ним надо несколько моментов до ума довести, а этот бездельник без моих понуканий даже с места не сдвинется, хоть кол на голове теши!

     – Мне кажется, вы слишком строги к нему. Он отличный парень!

     – Для того чтобы пережить Облаву этого недостаточно. Уж лучше пусть он сейчас помучается в моих ежовых рукавицах, чем будет потом лежать в красивом, дорогом и мягком гробу. Жизнь оборотня – не увеселительная прогулка, и требует очень высокой самодисциплины. Пока Коля не способен надежно контролировать и обуздывать свои порывы, я вынуждена за ним присматривать.

     – Но он уже не маленький мальчик! До каких пор вы собираетесь его опекать? Сидя под вашим тепленьким крылышком, он никогда не научится выживать без посторонней помощи и принимать самостоятельные решения!

     – Я буду приглядывать за ним до тех пор, пока его поступки не перестанут представлять угрозы для него и для всей Стаи. Большинство людей рано или поздно, но начинают соизмерять свои действия с возможными последствиями для себя самого, но не всем дано научиться предвидеть, как они отразятся на других, и учитывать это. Далеко не каждый согласится ограничить свои личные свободы и интересы ради блага Стаи. Некоторых приходится так пасти всю жизнь.

     – Но насколько все это справедливо по отношению к Коле? Он же не оборотень!

     – Вот ведь трепло! – бросила в сердцах Оксана после небольшой паузы. – Вернусь – промою ему мозги немного!

     – Не судите его так сурово, – вступился за мальчишку Евгений, – у вас сейчас и без того забот хватает!

     – Вот тебе, пожалуйста, ярчайший пример его юношеской безответственности. Хотя я понимаю, ты же, Женя, мастер вопросы задавать. Ты даже мертвого на откровенность разговорить можешь.

     – Вы мне льстите! – фыркнул журналист. – Вас-то расспрашивать – все равно, что кидаться снежками в литейке. Мои вопросы даже до цели не долетают.

     – Тут нет моей вины. У нас просто не было возможности нормально и спокойно поговорить, только и всего.

     – А сейчас? Нам далеко еще идти?

     – Ладно, – плечи Оксаны приподнялись и опустились в такт с ее вздохом, – что ты еще хочешь знать?

     – Ну, коли мы уже открыли эту шкатулку Пандоры, то… как получилось, что Николай, ваш сын – не оборотень?

     – Его отец был человеком.

     – Как же так?

     – А что тебя не устраивает?

     – Я полагал, что ваша братия категорически против того, чтобы впускать кого-то постороннего в свой круг. Или вы ослушались?

     – Как ты оживился-то сразу! – Оксана обернулась и бросила на Евгения насмешливый взгляд. – Али «Ромео и Джульеттой» запахло? Запретная любовь, сводящая с ума страсть, кровь, слезы, да?

     – Что же мне теперь, от стыда покраснеть, что ли? – недовольно проворчал тот. – Не вижу ничего зазорного в том, чтобы постараться лучше узнать вашу историю. Вместо напускания тумана, объясните мне популярно, что да как, и недомолвок будет меньше.

     – Я и не делаю здесь никакого секрета, – девушка пожала плечами. – В действительности Стая – большая куча родственников, и если бы мы постоянно варились в своем узком кругу, то это вылилось бы в сплошной инцест и кровосмешение. Мы бы элементарно выродились уже через несколько поколений. Во избежание такого исхода мы стараемся искать свежую кровь на стороне и практически исключаем связи внутри Стаи. Так что я вынуждена тебя разочаровать, шекспировскими страстями тут и не пахнет. Элементарный здравый смысл и трезвый расчет. Не без симпатии, конечно, но не более того.

     – А как быть с избранником? Вы же не сможете скрывать от него свою истинную сущность бесконечно! Или, когда дело сделано, вы, подобно самке богомола, от него избавляетесь?

     – Зачем же так жестоко?! Ты просто ничего ему не говоришь и все. Тот, кто ничего не знает, не представляет угрозы.

     – Мало кто согласится знакомиться вот так, вслепую.

     – Да брось! – в голосе Оксаны вновь послышалась насмешка. – Ты же взрослый неженатый мужик! Неужели у тебя никогда не было девушки на одну ночь?

     – Да, но я худо-бедно знал, кто они такие и откуда. К знакомству на улице у меня душа не лежит.

     – И тебе никогда не встречалась очаровательная красавица, которая, словно спустившаяся с небес фея, появлялась из ниоткуда, топила тебя в бездонных озерах своих глаз, не задавала вопросов и ничего не просила в обмен на свою обжигающую любовь? И которая потом исчезала так же внезапно, не оставив ни адреса ни номера телефона, и даже имени которой ты не мог бы наутро вспомнить?

     – Мда-а-а, красивые сказки вы рассказываете!

     – Значит, тебе не повезло, – заключила Оксана.

     – Значит, не повезло, – согласился журналист и поспешил вернуть разговор к более приземленным вещам, дабы не будоражить понапрасну свое воображение. – То есть у оборотня и человека может родиться ребенок?

     – Может. А также у оборотня и собаки.

     Должное осмысление последней фразы потребовало от Евгения определенного мысленного усилия. Его ноги, на секунду лишившиеся контроля, немедленно зацепились за подходящий корень, и он на полном ходу нырнул носом в траву.

     – Не ушибся? – заботливо осведомилась Оксана, подавая ему руку.

     – Я? Нет, просто… все это несколько… неожиданно, – журналист кое-как отряхнулся, и они двинулись дальше. – И охота кому– то зачинать ребенка от… псины. Это как же надо изголодаться?!

     – Странно. Против отношений с человеком ты вроде бы не возражал.

     – Но это же совсем другое дело!

     – Ничуть. Любой оборотень наполовину человек, наполовину собака. А когда ты покрываешься шерстью и опускаешься на четвереньки, твоя система ценностей также претерпевает некоторые изменения. Все зависит от точки зрения.

     – И часто у вас такое случается? Кто же рождается в итоге?

     – Для нас в такой связи нет ничего необычного или постыдного. Отцом Антона и Игоря, к примеру, был породистый доберман.

     На сей раз Евгений устоял на ногах и только яростно закашлялся.

     – Да что на тебя такое нашло-то?! – Оксана хлопнула его по спине. – Или прожевывать не успеваешь?

     – Все нормально, просто рамки моего воображения оказались несколько узковаты для новых откровений. Но я справлюсь, – журналист осторожно перевел дух. – Доберман, говорите? Вот, значит, в кого Апис уродился.

     – Это верно, – кивнула девушка. – Их отец, Тесей, был настоящим красавцем!

     – Вы его… знали?

     – Если я правильно уловила смысл твоего вопроса, – девушка недовольно нахмурилась, – то… нет. Тем более что Инанна была крайне ревнива и никого к своему кавалеру не подпускала.

     – А с другими… у вас случалось?

     – Женя! – холодный голос Оксаны провел четкую черту, где Евгению следовало остановиться. – Я стараюсь быть к тебе благосклонной, но злоупотреблять моим расположением не следует! Моя личная жизнь тебя не касается.

     – Да-да, конечно! Извините! – журналист почувствовал, что все-таки краснеет. – Я не хотел вас обидеть.

     – А я и не обиделась, – усмехнулась девушка, – я разозлилась, что гораздо хуже.

     – Но я…

     – Забудь, я просто пошутила! Давай, продолжай свой допрос.

     – Хм, ну, раз так, то… – Евгений поскреб в затылке, – получается, если в итоге рождается человек, то его изгоняют из Стаи или убивают? Я правильно понимаю?

     – Нет, неправильно.

     – Почему?

     – Мать и ее еще не родившийся младенец представляют единое целое. В случае, когда мать перекидывается, меняет облик, ребенок в ее чреве должен сделать то же самое, иначе он неизбежно погибнет. Поэтому у оборотней живыми рождаются только оборотни. Всегда. В противном случае дело заканчивается выкидышем еще на первых неделях беременности.

     – А как же Николай?

     Оксана ответила не сразу. Она какое-то время шагала молча, рассеяно срывая сухие травинки и машинально наматывая их на палец. Чувствовалось, что затронутая тема весьма для нее болезненна, и Евгений уже хотел пойти на попятный, то тут девушка заговорила.

     – Я давно хотела заиметь ребенка, но у меня очень долго ничего не получалось. А если мне и удавалось забеременеть, то все заканчивалось досрочно. После трех выкидышей подряд я совсем отчаялась и уже хотела поставить крест на своих попытках, но потом все же решила дать себе еще один шанс. Можно было, конечно, подыскать ему будущего отца среди сородичей, но от мысли о близости с кем-то из тех, чьи физиономии я вижу каждый божий день, и чей «послужной список» мне прекрасно известен, становилось тошно. Я снова выбрала человека, а своего малыша решила сберечь, чего бы мне это ни стоило.

     – Каким образом?

     – Ни разу не перекинувшись на протяжении всей беременности. Я должна была все девять месяцев оставаться в человеческом обличье, чтобы не убить младенца, если он – не оборотень.

     – Не понимаю. Неужели никто не додумался до этого раньше?

     – Не знаю, – Оксана покачала головой, – но, даже если кому-то подобная мысль и приходила в голову, реализовать эту затею никому не удалось.

     – Что помешало?

     – Быть оборотнем и не перекидываться – невозможно. Какое-то время еще можно крепиться, терпеть, но рано или поздно ты сдаешься, – девушка, словно что-то вспомнив, остановилась и повернулась к Евгению. – Ты, часом, наркотой не балуешься?

     – Бог миловал, – отозвался тот, недоумевая, к чему она клонит, – а почему вы спрашиваете?

     – Тогда ты не знаешь, что такое ломка. Те, кто пробовал, говорят, что ощущение очень похожее. Вот только когда у тебя нет под рукой дозы, и ты ничего с этим поделать не в состоянии – это одно, но во сто крат сложнее удержаться, когда никаких преград нет, и все зависит лишь от твоей силы воли.

     – Как же вы, в таком случае, справились?

     – Сама не знаю, – Оксана помассировала виски. – Не приведи господь кому-нибудь пройти через то, что я испытала. Ужас, что со мной творилось в первые два месяца. Я едва не сошла с ума. Кричала, билась головой об стену, резала ножом руки, чтобы заглушить этот животный зов. Но куда большие страдания мне причиняло другое. Никто из сородичей, из подруг, с которыми мы с детства делились самыми сокровенными мыслями, даже не пытался меня поддержать, или хотя бы понять, что мною движет. Наоборот, все всячески отговаривали меня от этой затеи, казавшейся им чистейшим безумством. Они не понимали, ради чего я так убиваюсь. Для нас выкидыш – столь привычное дело, что никто особо и не переживает. Подумаешь, еще сто раз забеременеть успею, что-нибудь да уродится в конце концов. Но я никого не слушала, да и не слышала уже. Я успела полюбить своего еще не родившегося ребенка, и ничто не могло изменить моего решения, пусть даже оно стоило бы мне жизни.

     Возможно, я и вправду в какой-то момент помешалась немного. Но потом внутри что-то перегорело, и стало легче. Позывы начали накатывать реже, ослабевать, а вскоре и вовсе сошли на нет. После того, как Коля родился, мне, наоборот, пришлось снова учиться менять облик. После столь долгого перерыва я успела подзабыть, как это делается.

     – И Коля оказался человеком, – догадался журналист.

     – Да, – кивнула его собеседница. – Первое время никто не мог сообразить, в чем дело. Обычно новорожденные оборотни то и дело спонтанно перекидываются туда-сюда, и первая наука, которую они усваивают – контроль над своим обликом. Нельзя допустить, чтобы мимолетные порывы управляли их поведением, иначе они выдадут свою истинную сущность, а это – конец. А Коля, напротив, лежал себе в кроватке день-деньской и не менялся. Когда, наконец, до всех дошло, что случилось – это стало настоящим шоком.

     – Почему?

     – Родившийся у оборотня ребенок-человек – случай уникальный! История не знала ничего подобного! На моего малыша приходили посмотреть как на уродца в кунсткамере. Неприятно, конечно, но это еще полбеды. Настоящие проблемы начались позже, когда стали решать, как с ним поступить.

     – А в чем, собственно, камень преткновения?

     – С одной стороны, ребенок, рожденный членом Стаи должен автоматически приниматься в ее ряды. С другой – человек ее членом быть не может, более того, любой посторонний, который знает о ее существовании, должен умереть. Таким образом, мой отец оказался поставлен в патовую ситуацию – от него требовалось либо признать Колю, человека, членом Стаи, либо приказать убить родного внука.

     – Но какую угрозу мог представлять для вас новорожденный младенец?! – искренне возмутился Евгений. – Он еще ничего не успел сделать, а его уже приговаривают к смерти! Это бесчеловечно!

     – Именно! – Оксана обернулась и ткнула в него указательным пальцем. – Наша сила как раз и состоит в том, что мы бесчеловечны. Мы – не люди, и любое проявление человечности делает нас слабыми. Каждый оборотень, уличенный в потакании человеческим страстям, таким как лживость, алчность и тщеславие, также должен умереть. Он постепенно начинает превращаться в Человека, и это делает его опасным. Именно поэтому мы, что бы ни случилось, должны оставаться бесчеловечными.

     – А как же жалость, сострадание… любовь, наконец? Эти чувства вы также отрицаете?

     – Любовь не люди изобрели, не обольщайся. Она куда старше, а остальное – суть различные ее проявления. Как раз любовь удержала нас тогда от совершения непоправимой ошибки, хотя недовольные все равно нашлись.

     – Что же их не устроило?

     – Сложившаяся ситуация давала прекрасную возможность вогнать клин под авторитет моего отца, и потом, развивая начальный успех, сместить его с поста Вожака. И они немедленно ею воспользовались. Ведь какой бы вердикт он тогда не вынес, его выбор в любом случае нарушал бы Правила. Так или иначе. А тот, кто сам их нарушил, никак не может выступать их блюстителем.

     – И как же Кирилл поступил?

     – Он сумел убедить народ отложить принятие решения. Сначала до тех пор, пока Коле не исполнится год, потом еще раз, до десяти лет, а потом и до совершеннолетия. Мой отец умеет убеждать.

     – Но нельзя же так водить людей за нос бесконечно!

     – Нельзя. Тут ты совершенно прав, – Оксана вздохнула. – Тем более что с каждым разом это становилось все сложнее. Потенциальные претенденты во главе с моей матерью вполне объяснимо не испытывали восторга, когда им снова и снова предлагали еще чуть-чуть повременить.

     – Вот как? – Евгений удивленно вскинул брови. – Ваша мать, Ирена, если я не ошибаюсь, метит в Вожаки?

     – Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, – ветер унес в сторону невеселый смешок. – Она обладает довольно значительным влиянием среди нашей братии. Вот только если авторитет моего отца основывается на многолетнем опыте беспроблемного управления Стаей, то известность Ирены произрастает из ее умения, напротив, организовывать серьезные неприятности всем тем, кто имел неосторожность перебежать ей дорогу. Если мой отец оступится, то Вожаком с очень большой степенью вероятности станет именно она. Тем более сейчас, когда я выведена из игры.

     – Так вы, выходит, тоже претендуете… претендовали на трон?

     – Я ни на что не претендую, просто мой отец назначил меня своей формальной преемницей, и я бы заняла его место в случае, если он добровольно сложит свои полномочия, – раздосадованный взмах руки с головой выдал истинные чувства Оксаны. – Трудно сказать, как дальше развивались бы события при таком раскладе, но теперь это уже не имеет значения. Ирена устранила меня со своего пути, и ей более ничего не мешает разыгрывать свою партию.

     – То есть, если я правильно понимаю, охоту на Николая санкционировала именно ваша мать? И ее не остановил даже тот факт, что он – ее собственный внук?

     – Для нее Коля не внук, а позорное пятно плесени на родовом древе. Ирена крайне щепетильна в вопросах чистоты крови, людей на дух не переносит и с презрением относится ко всем, кто опускается до общения с ними. Оборотней, чьим отцом был человек, она считает «вторым сортом», а рождение Коли для нее стало самым настоящим оскорблением. Она просто мечтает сжить его со света и вычеркнуть из памяти.

     – Страшная женщина! – поежился Евгений. – И что, находятся те, кто готов поддержать ее позицию?

     – Увы! – девушка тяжело вздохнула. – Находятся. И немало.

     – Но мне кажется, что единодушной поддержки она все равно не получит. Как быть с несогласными?

     – Для общения с недовольными существует Игорь. Он – ее первый пророк и глашатай.

     Оксана остановилась, выглядывая из-за кустов, и знаком велела Евгению также не двигаться.

     – В чем дело? – прошептал он.

     – Впереди открытое место. Дальше мы пойдем, когда окончательно стемнеет, – девушка уселась прямо на траву. – Пускай сперва во всех окнах свет зажжется. Тогда нас уж точно никто не разглядит.

     Журналист сел рядом с ней, застегивая пуговицы на куртке – в воздухе уже заметно похолодало. Оксана находилась на расстоянии вытянутой руки от него, и Евгений снова ощутил, как его невольно влечет к ней. Правая рука так и тянулась обнять ее плечи, прижать, согреть… Вот зараза! Крайне неудачная идея, да еще в столь неподходящий момент. Чтобы хоть как-то отвлечься, он решил продолжить свое импровизированное интервью.

     – Что же явилось спусковым крючком всей этой истории? – обратился он к своей попутчице с очередным вопросом. – Почему вы с Колей оказались в бегах?

     – Ему исполнилось восемнадцать, и Ирена дала отмашку Игорю, решив действовать, не дожидаясь санкции Кирилла. Тем более что дело наверняка бы вылилось в очередную отсрочку.

     – Как же они посмели пойти против воли Вожака?

     – Формально Игорь ничего не нарушил, – разъяснила Оксана. – При возникновении угрозы для Стаи, каждый из нас обязан принимать все необходимые меры для ее нейтрализации. И ничьего разрешения тут не требуется. С этой точки зрения Николай в тот момент, когда ему стукнуло восемнадцать, стал Человеком-Который-Знает, и, следовательно, должен был умереть.

     – А что же Кирилл?

     – В тот день он находился в Германии, на Кинологическом Конгрессе, и Ирена воспользовалась таким удобным моментом, чтобы провернуть свое дельце и поставить его по возвращении перед свершившимся фактом. Если бы нас тогда не предупредили…

     Оксана прерывисто вздохнула и закрыла лицо ладонями. Обычно осознание того, что могло случиться, «если бы не…» приходит с некоторой задержкой, и, судя по поникшим и вздрагивающим плечам девушки, она только сейчас поняла, насколько была близка к тому, чтобы потерять своего единственного сына. Евгению снова захотелось обнять и утешить ее, но, пока он колебался, Оксана сама справилась с накатившим на нее приступом и выпрямилась, вытирая влажные глаза.

     – Мы с Колей с самого утра ушли в лес собирать бруснику, – заговорила она, глядя в пространство перед собой. По-видимому, ей просто требовалось выговориться, и журналист счел за благо не встревать, – и уже хотели возвращаться, как мне позвонила подруга и сообщила, что в Вельярово ни с того ни с сего нагрянули Игорь с Антоном и интересуются нашими персонами. Такой поворот дел мне совершенно не понравился, и мы с Колей решили, что в подобной ситуации ему возвращаться в поместье не следует. Я не знала, что у Игоря на уме, и сперва хотела сама переговорить с ним и с матерью.

     Коля к тому времени уже пару месяцев встречался с девушкой. С обычной девушкой. И мы договорились, что он переждет у нее день-другой, пока я не разберусь что к чему. Сочинит какую-нибудь сказку о том, как со мной поругался, или еще что, лишь бы домой не возвращаться.

     Но, когда он ей позвонил, трубку неожиданно взяла ее мать, и уже по ее голосу Коля понял, что что-то не так. Выяснилось, что утром Настя, его девушка, упала с лестницы в подъезде своего дома. Она получила открытую черепно-мозговую травму и умерла на месте, еще до приезда «скорой».

     У меня не оставалось ни малейших сомнений, что этот «несчастный случай» и приезд Игоря самым непосредственным образом связаны между собой. Такие совпадения не бывают случайными. Мой братец начал действовать.

     Коля совершенно обезумел от горя и жаждал мести. Он рвался назад, чтобы разорвать Игоря голыми руками, но я-то понимала, что именно такой реакции Игорь от него и добивался, именно этого он и ждал. А тогда у моего сына не осталось бы ни единого шанса. Он же всего лишь человек, а мои братья – оборотни. Игорь скрутил бы его в бараний рог одной левой, ему даже не понадобилось бы для этого перекидываться.

     Я не могла знать, есть ли у них еще союзники. Ирена вполне могла рекрутировать им на подмогу других своих сторонников. В таком случае даже я не сумела бы защитить Колю от расправы. Выход был один – бежать. Исчезнуть, скрыться, залечь на дно и терпеливо ждать, пока шум не уляжется. Потом, когда суматоха поутихнет, Коля мог бы переродиться и начать новую жизнь, а я бы вернулась в Стаю, зная, что теперь до моего сына никому не добраться. При удобном случае я бы подстерегла Игорька где-нибудь в темном переулке и выколотила из него всю дурь, но…

     Оксана умолкла на середине фразы, сокрушенно качая головой. Потом она посмотрела по сторонам и удовлетворенно хмыкнула и поднялась.

     – Уже достаточно темно. Можно двигаться дальше.

     – А что было потом? – Евгений сделал вид, что не расслышал ее последней фразы. – Что пошло не так?

     – Я все запорола, – девушка недовольно поморщилась, кому понравится признаваться в собственных ошибках. – Сначала все складывалось вполне удачно. Мы ушли прямо в том, в чем были, без документов, без денег, с ведерком брусники, которой и питались. До самого вечера пробирались вдоль дорог, обходя населенку, а ночью обчистили какой-то магазинчик, раздобыв себе одежду, еду и немного денег. Суммы как раз хватило, чтобы снять дом в Омулях, где мы собирались отсидеться несколько дней. А потом я совершила ошибку, и по оставленным мною следам Игорь смог нас найти. Остальное ты знаешь.

     – Что там произошло?

     – Слушай, Жень! – раздраженно отмахнулась Оксана. – У нас еще дел полно! Хватит рассиживаться и языки чесать, пошли уже! Только теперь без разговоров, иначе нас могут обнаружить. Ты все понял?

     – Куда уж понятней, – проворчал журналист и, с кряхтением поднявшись с земли, поплелся за ней следом, стараясь не споткнуться обо что-нибудь в сгустившейся темноте.

     Получалось это у него, правда, не особо успешно. Кочки и ямы словно специально лезли ему под ноги, а мокрые от росы ветки кустов то и дело хлестали по лицу. Его проводница же, казалось, не испытывала абсолютно никаких проблем, бесшумно скользя впереди и ловко обходя все преграды. Хочешь – не хочешь, а начнешь завидовать тому, кто способен так хорошо ориентироваться в темноте… и швырять человека в воздух одним движением руки… и жить по двести лет, а то и дольше. Черт! Евгений ощутил даже некое подобие досады от того, что особенности Оксаны не являлись болезнью, и она, даже если бы очень захотела, не смогла бы его ею заразить.

     Перед чем-то необъяснимым и превосходящим его возможности, человек всегда испытывал два чувства – Страх и Желание. Эта неразлучная парочка двигала вперед развитие цивилизации на протяжении всей ее истории, заставляя пытливые умы искать способы подчинить дикие и кажущиеся магическими силы природы и поставить их себе на службу. Ведь сила – это всегда Власть, и мало что на свете может сравниться с ее неутолимой жаждой. А сколько легенд и преданий посвящено овладению различными сверхспособностями – и не сосчитать. Эта тяга к могуществу свела с ума и сгубила массу людей, начиная от героев древних мифов и заканчивая тиранами современности, но очень мало кто учится на чужих ошибках. Раньше Евгения удивляло, почему персонажи романов о вампирах часто сами соглашались стать жертвой, в обмен на вечную жизнь в поисках свежей крови, но теперь он вдруг начал понимать, что ими двигало, и уже не мог сказать с уверенностью, каким был бы его собственный выбор, представься ему такая возможность.

     – Пришли, – Оксана остановилась, и погруженный в свои мысли журналист едва не врезался ей в спину. Он только сейчас, почти уткнувшись в него носом, разглядел забор, преградивший им дорогу. – Где-то здесь была калитка.

     Несмазанные петли тоненько пискнули, и два человека, пригнувшись, точно под обстрелом, скользнули к заднему крыльцу чернеющего на фоне звездного неба дома. Оставив Евгения на несколько секунд в одиночестве, Оксана нырнула в ночь и вернулась со связкой ключей.

     – Уходи точно так же, – проинструктировала она его, колдуя над замком, – когда стемнеет и через задний выход. И не забудь ключи на место повесить.

     Дверь, наконец, распахнулась, обдав их теплым застоявшимся воздухом с легким ароматом «дихлофоса». Оксана втолкнула журналиста внутрь, а сама задержалась на пороге, внимательно прислушиваясь. С разных сторон доносились обычные вечерние звуки – далекий лай собаки, звон доставаемого из колодца ведра, чья-то перепалка и все это словно толстым одеялом покрывал многоголосый стрекот сверчков. Все было тихо.

     Девушка заперла за собой дверь изнутри и, взяв Евгения за локоть, провела его по коридору в гостиную и усадила на невидимый в темноте диван.

     – Располагайся, – он слышал ее шаги по комнате, но по-прежнему ничегошеньки не мог разглядеть, – здесь ты будешь обитать ближайшие один-два дня. Ни в чем себе не отказывай, только умоляю, свет ночью не включай.

     – Как же мне быть? Я ни черта не вижу!

     – А что тебе надо видеть? Ночью нормальные люди спать должны, вот и отсыпайся, пока есть такая возможность, – половицы заскрипели, когда Оксана вышла в коридор. – Еду я оставлю на кухне.

     – Чем же вы сами теперь питаться-то будете? – до Евгения только сейчас дошло, что этот пакет с припасами она собирала для него, и он попытался вяло протестовать. – Оставьте ее себе, я обойдусь как-нибудь. Мне-то завтра ни с кем биться не придется. Надеюсь.

     – Угомонись, Жень! – беззлобно осадила его Оксана. – Мертвые не голодают, так что нам продукты ни к чему. Только зря пропадут.

     – Вот ведь незадача! – в сердцах воскликнул он. – Вы с Колей уходите на войну, а мне, значит, остается тупо тут сидеть и жрать консервы, даже не зная, что там у вас происходит и живы ли вы вообще! Я так не могу! Я хочу хоть как-нибудь вам помочь!

     – Ты и так уже здорово нам помог, а повлиять на дальнейшие события ты все равно не в силах. Лишь напрасно подставишься. Не бери в голову, у тебя и своих забот хватает.

     – Как же я ненавижу это чувство беспомощности! Не в моих правилах отсиживаться за чьей-то спиной, лучше все-таки хоть что-то делать, пусть даже и бессмысленное. Только бы не сидеть, сложа руки!

     Оксана вздохнула, и в темноте Евгений услышал, как шуршит снимаемая ею куртка.

     – Ладно, уговорил, – проворчала она, – кое-что ты еще сделать можешь.

     – Что?

     – Снять швы. От них только бок зудит.

     – Но ведь… вас ранили только вчера! Ваша рана еще совсем свежая, если снять швы, она снова разойдется!

     – Не беспокойся, не разойдется.

     Запас энтузиазма, как выяснилось, у Евгения оказался не особо богатым. При воспоминании о том, как он эти стежки накладывал, к горлу немедленно подступила тошнота. Как только речь зашла о реальном деле, ему в голову сразу же полезли различные соображения, следуя которым сделать то, что хотела от него Оксана, оказывалось категорически невозможно. Начиная с темноты и заканчивая отсутствием необходимых инструментов. Однако теперь его отказ выглядел бы верхом неприличия, и ему оставалось лишь наблюдать за тем, как его пациентка последовательно расправляется со всеми стоящими на их пути препятствиями.

     Оксана проверила, плотно ли задернуты шторы на окнах, после чего принесла с кухни зажженную оплывшую свечку и поставила ее на стоявший в изголовье дивана столик, населив комнату пляшущими черными тенями.

     – Придется пойти на некоторый риск, – заметила она. – Но коли и снаружи свет почти не проникает, то и нас не должно быть заметно. Ставни тут хорошие.

     Порывшись в тумбочке, она извлекла на свет коробку со швейными принадлежностями, где нашлись и ножницы и пинцет, а, выскользнув на улицу, притащила ведро воды из стоявшей под водосточной трубой бочки.

     – Со стерильностью имеются определенные проблемы, но это все же лучше, чем совсем ничего, – девушка поставила ведро к ногам Евгения, – руки ополосни и приступим.

     Сама она села на кровать, повернувшись к нему спиной, и стянула с себя рубашку. В груди у журналиста засосало уже знакомое ощущение, все то же страстное желание прикоснуться к ее шелковистой коже, привлечь Оксану к себе и стиснуть в объятиях. Похоже, что никакие перипетии не могли заглушить это влечение, снова пробившееся наружу, словно какой-то неистребимый сорняк. Чертовски привлекательный сорняк.

     Чтобы заглушить в себе этот первобытный зов, Евгений решил сосредоточиться на работе. Он смочил в воде уголок полотенца и протер рану, окруженную потеками запекшейся крови. И, хотя он предполагал, что может увидеть нечто необычное, был несказанно удивлен, обнаружив, что она уже успела зарубцеваться. Если бы он собственноручно не накладывал эти стежки, ни за что бы не поверил, что это случилось менее суток назад.

     – С ума сойти! – вырвалось у него. – Уже зажила! Как такое возможно?!

     – Я же не совсем человек, – напомнила Оксана.

     – У вас все так быстро излечивается?

     – Все немного иначе. Тело восстанавливается при каждом перекидывании, как будто заново вспоминает свой прежний, исправный облик. Если не меняться, то раны заживают точно так же медленно, как и у обычных людей… Ай!

     – Извините, – Евгений стряхнул с пинцета кусок темной от крови нитки, – но по-другому никак, придется потерпеть.

     – Ничего, я в порядке, продолжай.

     Было не совсем понятно, что именно девушка имела в виду: операцию или его расспросы, а потому Евгений решил продолжить и то и другое.

     – А каково оно, вообще, быть оборотнем? Что вы чувствуете, когда… перекидываетесь? На что это похоже?

     – Глупый вопрос. Вот ты, Жень, смог бы объяснить слепому от рождения человеку, как выглядит красный цвет?

     – Хм, сомневаюсь. Неужели нельзя провести хоть каких-то аналогий?

     – Абсолютно. Ай!

     – И вы никогда не пытались разобраться, что именно с вами не так? – Евгений старался не обращать внимания на недовольное шипение Оксаны. Другого пути все равно не оставалось. – В чем причина ваших неординарных способностей? Это болезнь, мутация или что-то еще?

     – Не пытались?! Да среди моих родственников пять кандидатов и три доктора наук по биологии! – Оксана с трудом сдержалась, чтобы не сопроводить свои слова размашистым жестом. Пациенту, лежащему на операционном столе, размахивать руками все же не следует. – Над этим вопросом ломали головы несколько поколений наших лучших умов, но все впустую. Это не вирусное заболевание, не генетическая мутация, это – проклятие.

     – А существуют какие-нибудь теории, предположения? – журналист обмакнул полотенце в воду и протер кровоточащие ранки, оставшиеся на месте выдернутых ниток, – должно же быть хоть какое-то объяснение!

     – Гипотез – как грязи… Ай! Но все они, по большому счету, ни черта не объясняют. Так, досужие рассуждения, не более.

     – Например?

     – Есть, скажем, версия (мне она, кстати, импонирует больше прочих), что разные обличья оборотня – суть разные проекции одной сущности на плоскость этого мира. Вот так. Ты хоть что-нибудь понял?

     – Общая идея ясна, но ее можно развить дальше. Тогда все живые существа можно считать разными проекциями некоей универсальной сущности…

     – Ай! Не углубляйся в метафизику, Жень, потом обратно не выберешься. Некоторые вещи лучше принимать такими, какие они есть, а то от бесплодных раздумий голова разболится.

     – Нет, ну все-таки! – почти взмолился он. – По-моему, есть что-то притягательное в идее, что рядовые люди не могут проделывать подобного лишь потому, что не научились этим фокусам в материнской утробе! Кстати, если уж на то пошло, у обыкновенной женщины после ночи с оборотнем может родиться маленький… как это… оборотеныш?

     – Нет. Ай! Только человек.

     – Вот видите! – торжествующе воскликнул Евгений. – У малыша не будет возможности ознакомиться с умением перекидываться, и он родтся обычным. Так же, как и Николай! Ведь если между человеком и оборотнем в двуногой конфигурации нет абсолютно никаких отличий, то, возможно, разница лишь в умении?!

     – Не совсем так, – Оксана отрицательно мотнула головой, – определенные отличия все же существуют.

     – Вот как? – журналист лихорадочно пытался вспомнить, включен ли его диктофон или нет. – И что за отличия?

     – Ишь ты, чего захотел! Чтобы я выдала тебе один из наших самых строго охраняемых секретов?! – фыркнула девушка и, обернувшись, насмешливо на него посмотрела. – Ты лучше делом занимайся вместо того, чтобы болтать, а то работа стоит.

     – Я уже все закончил, – Евгений встряхнул полотенце и осторожно протер ее рану, критически осматривая результат своих трудов. – Еще не Дебейки, конечно, но хоть не Франкенштейн. А чужие секреты мне без надобности, хотя немного жаль, что такая красивая теория не склеилась.

     – На самом деле тут нет ничего таинственного или загадочного, – Оксана накинула рубашку на плечи и развернулась, сев рядом с ним на краю дивана, – две наших стороны как бы прорастают друг сквозь друга, и, будучи человеком, оборотень все равно остается немного собакой и наоборот. Даже опустившись на четыре лапы, мы продолжаем мыслить по-человечески, и оборотня от собаки можно отличить в первую очередь по поведению. А оборотня от человека по его силе, обостренным чувствам и продолжительности жизни.

     – Ну, чтобы это заметить, долго ждать нужно.

     – Именно поэтому оборотни никогда не заводят долгосрочных отношений с людьми – чтобы не разоблачить себя. Постоянно приходится держать себя в узде, не выделяться, не высовываться и подстраиваться под среднестатистический уровень. А это не так-то просто. Искушение слишком велико.

     – Да уж, – согласился Евгений. – Сложно удержаться от жульничества, имея в рукаве запас козырных тузов.

     – Ну да, тем более что некоторые из них так и норовят сами оттуда вывалиться.

     – Вы о чем?

     – Когда твой организм, не спрашивая разрешения, начинает вести себя так, как хочется ему, а не тебе.

     – А такое бывает? – недоверчиво нахмурился журналист.

     – Увы, да, – кивнула Оксана. – Иногда что-то спонтанное, но есть и регулярные неприятности, те же женские критические дни, к примеру.

     – И в чем проблема? – Евгений боялся, что если ее не подталкивать, то повествование может на этом и закончиться. А ему хотелось выяснить подробности.

     – У оборотней не бывает месячных. Вместо этого у нас два раза в год случается эструс.

     – Что-что?

     – Течка, – немного раздраженно бросила Оксана. Ей определенно не нравилось звучание данного слова, – две недели самого натурального безумия. Ты становишься крайне неуравновешенной: раздражительной, нервной, все тебе не так, на всех срываешься то и дело.

     – У остальных женщин обычно похожие… симптомы.

     – Ага! А собаки на улице за ними тоже увиваются целыми стаями? Так и скачут вокруг, и каждый кобель норовит свой нос тебе под юбку засунуть! И хорошо бы только собаки! Ни один мужик мимо не пропустит, липнут как мухи на повидло! Таращатся на тебя, слюни пускают, как будто ты голая! И ведь нет, чтобы сразу отшить, начинаешь ему глупо улыбаться, глазки строить – в голове-то гормоны бушуют вместо мозгов. Мы этот период обычно в шутку именуем «Пряные Дни».

     – Пряные? – переспросил Евгений. – Почему?

     – Ты становишься настолько притягательной для противоположного пола, что каждый самец так и норовит ущипнуть тебя или чмокнуть, как будто ты конфетка какая-то. Все считают своим долгом отпустить тебе комплимент, рассказать, какая ты сладкая и аппетитная. В этот период мы обычно стараемся вообще из дома не высовываться и отсиживаться в кругу подруг, но судьбе было угодно, чтобы Игорь выгнал меня на улицу именно в такое время! И ничего хорошего, разумеется, из этого не вышло.

     – Что с вами стряслось?

     – Устроила небольшой переполох в Омулях, после чего туда Игорек и нагрянул, – Оксана потерла пальцами лоб. – У нас все деньги ушли на оплату дома, и я не придумала ничего лучше, как сходить на местную дискотеку (как раз суббота была), чтобы немного по карманам пошарить.

     Евгений затолкал свой удивленный возглас назад в глотку, продолжая внимательно слушать, время от времени участливо кивая и угукая.

     – Там ко мне довольно скоро подъехал один молодой парень, который, похоже, считал себя неотразимым, – продолжала девушка, – а я и растаяла вся. Я же говорю, башка совершенно соображать перестает! Слово за слово, не успела я и оглянуться, как он меня уже в укромный уголок потащил. Я, впрочем, не особо и сопротивлялась, но тут выяснилось, что он уже не один, и хотят эти молодые люди от меня слишком многого. Тоже мне, уличную девку себе нашли! Сперва я попыталась урезонить их словесно, но у них в крови уже тестостерон взыграл, и они надо мной лишь посмеялись, а когда дело дошло до откровенного насилия, мне пришлось угомонить их по-своему. Тем более что они сами с меня штаны стащили, и я могла не опасаться, что хвост сломаю.

     – Что вы с ними сделали? – как Евгений ни старался, он так и не смог побороть расползающуюся по его физиономии ухмылку. Очень уж живая и яркая картина нарисовалась в его воображении.

     – Да ничего особенного, – вяло отмахнулась Оксана. – Так, цапнула пару раз, натянула штаны обратно и сбежала.

     – Бедняги, – вздох журналиста был полон сострадания.

     – Я их не виню. Даже зная, с чем имеешь дело, противостоять этому сумасшествию практически невозможно. Оно проникает в твою кровь, в твой мозг и порабощает твой разум. Они не были готовы к такому и послушно последовали на зов инстинкта.

     – Их можно понять, – вздохнул журналист.

     – Ты тоже слышишь его, Жень? – девушка вдруг повернулась к Евгению и посмотрела ему прямо в глаза. – Скажи, только честно.

     Он вспомнил, как едва не заработал себе косоглазие, когда Оксана подсела к нему в машину, как его окатывало душной волной при каждом ее случайном прикосновении. Все ее заигрывания с ним обрели теперь совершенно иной смысл, и становилось понятно, чем было вызвано такое ее поведение. Так же, как и обостренная реакция Евгения на оказываемые ему знаки внимания. Он и сейчас ощущал, как горит его лицо, как гулко стучит в ушах кровь, и как предательски пересохло у него во рту. Лгать и выдумывать вежливые и тактичные отговорки не имело смысла.

     – С первой же минуты, – прохрипел Евгений и судорожно сглотнул.

     – Так что же тебя удерживает? – Оксана подалась вперед, и он ощутил тепло ее дыхания. – Требуется немалая сила воли, чтобы продержаться рядом целые сутки и не поддаться искушению.

     – Дело не в силе воли, а в моем страхе, – у Евгения вырвался сдавленный смешок. – Я же знаю, кто вы такая на самом деле.

     – В данный момент я – стопроцентная женщина, – она приблизилась еще немного, и рубашка соскользнула с ее плеча, обнажив грудь, – все остальное неважно.

     – Я… я так не могу! – журналист попытался отстраниться, но рука Оксаны обвила его шею и удержала на месте.

     – Попытка к бегству? – насмешливо промурлыкала она, касаясь губами его уха. – И далеко собрался?

     Евгений понял, что проиграл. Чертовски сложно сохранять волю к победе и продолжать биться, когда побеждать, по большому счету, нет никакого желания. Скорее наоборот.

     От каждого прикосновения Оксаны он вздрагивал как от удара электрическим током. Ее бархатный голос обволакивал и лишал способности соображать. Теплые губы девушки скользнули по щеке Евгения, и она подарила ему долгий страстный поцелуй. Ее пальцы неспешно расстегнули пуговицы его рубашки.

     Мягко толкнув его в грудь, Оксана повалила Евгения на кровать как безвольную тряпичную куклу. Она взмахнула рукой, загасив свечу, и в темноте журналист почувствовал на себе приятную тяжесть ее тела. Он осторожно, словно чего-то опасаясь, обнял девушку, лаская ее обнаженную спину своими подрагивающими от возбуждения руками, и над самым ухом услышал ее еле слышный шепот:

     – Того, что будет дальше, тебе лучше не видеть.

     А потом… потом для Евгения ничто уже не имело значения. Ни то, как тело Оксаны в его объятьях иногда судорожно вздрагивало и покрывалось жесткой шерстью. Ни то, как в его ухо то и дело впивались острые клыки, а его плечи царапали длинные когти. Ни то, как ее тяжелое дыхание временами переходило в глухой звериный рык. Ничто на свете более не имело для него ни малейшего значения…

     Как только Кирилл шагнул в зал, дискуссия, глухой гул которой доносился из-за дверей, немедленно стихла.

     Раньше в этом просторном помещении проводили балы, и пары кружили по лакированному паркету под звуки настоящего оркестра. Потом место оркестра занял патефон, а рояль, стыдливо прикрытый тряпичным чехлом, отправился на прикол в дальний угол, где и прозябал по сей день, вконец расстроенный и всеми забытый. И ему, можно сказать, еще повезло, поскольку патефон в конечном итоге вообще выбросили на свалку.

     Теперь же в углах зала высились колонны дорогих акустических систем, и, хотя их поблескивающие бока покрывал такой же черный рояльный лак, музыка, которую они исполняли на эпизодических вечеринках, была бесконечно далека от былой утонченности.

     Публика, собравшаяся здесь сейчас, также резко диссонировала с антикварным духом, пропитавшим лепные потолки и светло– бирюзовые стены. Их было примерно поровну, мужчин и женщин, все молодые, подтянутые. Некоторые были в строгих деловых костюмах, но большинство предпочитало казуальный стиль, и там, где, кокетливо обмахиваясь веерами, раньше сидели нарумяненные дамы в пышных платьях, ныне царили затянутые в облегающую джинсу соблазнительные попки. От любого другого обычного офисного сборища их отличало разве что подчеркнутое игнорирование какой-либо косметики и полное отсутствие в воздухе парфюмерных ароматов.

     Помимо дискотек, зал также использовался для проведения крупных собраний, когда другие помещения оказывались неспособны вместить всех желающих. Сегодня, впрочем, без его услуг вполне можно было и обойтись. На нескольких стоящих у стен диванах, креслах и стульях сидело человек двадцать-двадцать пять, не больше. Ирена определенно переоценила свои силы.

     Сама она стояла в центре, скрестив руки на груди, вздернув тощий подбородок и с вызовом глядя на Кирилла.

     – Что обсуждаем? – вежливо осведомился он, неспешно приблизившись к ней.

     – Ничего предосудительного.

     – О! Я нисколько в этом не сомневаюсь, – Кирилл одобрительно затряс головой. – Но почему же тогда вы все вдруг так засмущались, когда я вошел?

     – Я объявила Облаву, – голос Ирены скрипел, как несмазанное колесо телеги. Возможно потому, что она пыталась говорить, не раскрывая презрительно сжатых губ, – и мы согласовывали план действий. Тебе здесь делать нечего.

     – Нет проблем! Я не буду вам мешать, – он обвел взглядом присутствующих. – Я всего лишь хотел убедиться, что все здесь присутствующие отдают себе отчет в том, во что они ввязываются.

     – Угрозами ты ничего не добьешься! Не надейся помочь своей дочери, запугав нас!

     – Оксана, кстати, и твоя дочь тоже.

     – После того, как она убила Антона, она мне не дочь! Так что не пытайся нас остановить или отговорить, мы добьемся того, чтобы все Правила исполнялись неукоснительно и вне зависимости от того, кто их нарушил! Хоть она и твоя дочь, ты не имеешь права…

     – Помолчи, Инанна! – раздраженно отмахнулся от нее Кирилл. – Прибереги свое красноречие для кого-нибудь более впечатлительного. Я пока еще Вожак, и имею право сказать. И я скажу!

     Воцарилась полная тишина. Лицо Ирены покрылось красными пятнами. Тот факт, что ее публично назвали звериным именем, был равноценен пощечине, но она так и не нашлась, что ответить.

     – Вы хотя бы представляете себе, что такое Облава? – продолжил директор питомника, сложив руки за спиной и неспешно прохаживаясь перед собравшимися. – Или же для вас это всего лишь очередное громкое словцо, которыми вы так любите бросаться по поводу и без? В последний раз Облава проводилась более шестидесяти лет назад против одного из нас, уличенного в сотрудничестве с эсэсовцами. Я тогда ее объявил, я же ее и закончил, и в той Облаве участвовала вся Стая от подростков до почтенных старожилов. А сейчас я вижу перед собой всего лишь кучку молодняка, где самому старшему нет еще и сорока. Многие из вас даже ни разу не пробовали вкуса свежей крови!

     Вы не задумывались, почему никто из более опытных бойцов не присоединился к вашей компании? Почему они не хотят иметь ничего общего с этой безумной затеей?

     – Потому что они – трусы! – выкрикнул один из молодых людей, сидевших на диване в углу.

     – Вот как? – Кирилл медленно обернулся и тяжелым взглядом смерил смельчака. – Позволь поинтересоваться, кого ты имел в виду? Быть может, Фазиля Толаева, Ифрита, одно имя которого наводило ужас на афганских моджахедов? Или Григория Хуварина, также известного как Харон, что за ночь в одиночку истребил более двадцати боевиков, которых спецназ перед этим почти неделю безуспешно пытался выкурить из развалин грозненского консервного завода?

     Заметно побледневший парень промолчал и попытался поглубже вжаться в спинку дивана.

     – У тебя достанет смелости, или, вернее, наглости, Астрей, – Кирилл вновь употребил кличку вместо имени, подчеркивая свое презрение, – чтобы повторить свои слова им в лицо? А?

     Гробовое молчание было ему ответом.

     – Они не пришли, потому что знают истинную цену такому решению. Ведь вы выносите смертный приговор одному из членов своей семьи. Объявить Облаву, это то же самое, что отрезать самому себе ногу. Так поступают только тогда, когда никаких других вариантов не осталось, когда вина осужденного непростительна и очевидна для всех. Сейчас же ситуация далеко не так проста. В том уравнении, что вы пытаетесь разрешить таким лихим наскоком, слишком много неизвестных. Вы готовы взвалить на свои юные плечи эту ответственность?

     – Оксана убила Антона! – воскликнула Ирена. – Она хладнокровно застрелила собственного брата! Разве этого для тебя недостаточно?!

     – Я уже сказал, – Кирилл оставался невозмутим, – слишком много неизвестных. У нее не было причины убивать его, она прекрасно знала, что Антон не причинил бы вреда ни ей, ни ее сыну. Откуда у Оксаны взялся пистолет? Где в этот момент находился Игорь, и почему он ей не помешал? И где он сам, кстати? Я удивлен, что его нет на вашем сборище.

     – Он уже вторые сутки занимается разбором того хаоса, который учинила эта девчонка. Мы должны быть ему благодарны за то, что он ограждает Стаю от возможных неприятностей, могущих свалиться на наши головы после выходок Оксаны.

     – Я непременно его отблагодарю, как только мне представится такая возможность, – Кирилл шутливым жестом приложил руку к сердцу, – но это лучше сделать при личной встрече, а он, складывается впечатление, умышленно меня избегает. Кроме того, у меня к нему накопился ряд вопросов, которые не мешало бы прояснить. Ведь он остается единственным свидетелем убийства Антона, других нет.

     – Ты что, не веришь тому, что говорит мой сын?

     – Я не верю ничему и никому, пока не получу подтверждения из независимых источников.

     – Дело твое, – Ирена хмыкнула и отвернулась, демонстративно изучая свои ногти, – но, повторяю, мы уже приняли решение. Ты лишь напрасно теряешь время, ты ничего не изменишь, даже не пытайся. Твоя дочь сама выбрала свою судьбу.

     – Да с чего вы взяли, что я пытаюсь ее защитить?! – чуть ли не брезгливо поморщился Кирилл. – Она уже давно не нуждается ни в чьей опеке. Или вы полагаете, что Оксана, всю жизнь занимавшаяся подготовкой профессиональных убийц, не способна сама за себя постоять?!

     Теперь его слушали куда более внимательно. И, если вначале на обращенных к нему лицах то и дело проскакивали снисходительные усмешки, то теперь их место заняла настороженность.

     – Складывается такое впечатление, что для вас Облава – еще одна потеха. Как в пейнтбол поиграть, или зайца погонять по весеннему полю. Или вы забыли, что планируете коллективное убийство?

     – Ничего мы не забыли! – процедила Ирена.

     – Это радует, но если вы хотите включить в облаву и Николая, то вам придется признать его одним из нас. Правила гласят, что Облава может проводиться только на члена Стаи.

     – Нет проблем, – пожала плечами Ирена. – Теперь это уже ничего не меняет.

     – Отлично. А помните ли вы, что с того, кто смог уйти от Облавы, снимаются все обвинения?

     – Я помню, но это глупое правило! Какой в нем смысл, если оно ни разу не применялось?

     – Все когда-нибудь случается в первый раз, не так ли? Учтите, вы будете иметь дело не с безобидным и перепуганным до полусмерти зайцем, а с Оксаной Вельгер, и, случись что, ваша шкура окажется перепачкана отнюдь не красной краской.

     – Нас много, а она – одна, – с вызовом заявила одна из девушек.

     – Ах, если бы вы только знали, для скольких самоуверенных глупцов эти слова оказались последними, – Вожак вздохнул. – Вы все здесь – инфантильные вислоухие щенки, а Оксана – матерый профессионал. Она прекрасный тактик и опытный стратег, и ей не раз доводилось применять свои навыки на практике. Да что я вам рассказываю! Она же сама учила многих из вас! Чем вы после этого собираетесь поразить воображение своей наставницы? Ваши головы, тренировкой которых вы никогда себя не утруждали, неспособны породить ни одной оригинальной или нестандартной идеи. Оксана сможет с легкостью предугадать любые ваши ходы. Вам не удастся застать ее врасплох. Она навяжет вам бой на своей территории и на своих условиях. На что вы рассчитываете в такой ситуации?

     – Довольно, Кирилл! – оборвала его Ирена. – Ты уже сказал все, что хотел. Я прекрасно понимаю твои чувства, но…

     – Ни черта ты не понимаешь!!! – от его гневного окрика все дружно вздрогнули, а в окнах задребезжали стекла. – Да, Оксана – моя дочь, а Николай – мой внук, и они оба мне дороги. Но я не смог бы оставаться Вожаком столько лет, если бы ставил личные интересы выше интересов Стаи! Если ты запамятовала, то во время прошлой Облавы жертвой был мой родной брат, и я сам перегрыз ему глотку. Так что не надо упрекать меня в чрезмерной мягкотелости, мною движут иные соображения. Я действительно не хочу потерять свою дочь и своего внука, но сейчас меня куда больше беспокоит перспектива в одночасье ни за что ни про что лишиться двух десятков членов моей Стаи.

     Так что, думая, будто я пытаюсь защитить Оксану, вы ошибаетесь. Я хочу уберечь от нее вас!

     * * *

     Николай проснулся как от толчка и рывком сел на разложенном сиденье. Рассветные лучи  натянули в тумане тонкие светящиеся нити и ленточки, пробиваясь сквозь щели в створках ворот, и на их фоне он разглядел темный силуэт, виднеющийся в открытой двери машины.

     – Мам? – окликнул он на всякий случай.

     – Просыпайся, Коль, – Оксана присела на водительское сиденье, – пора.

     – Который час?

     – Начало седьмого.

     – Я не думаю, что наши гости заявятся в такую рань, – Николай снова улегся, потягиваясь и хрустя суставами. – Они тоже поспать любят. Тем более что мы от них все равно никуда не денемся.

     – Мне надо уходить уже сейчас, а до того я должна быть уверена, что ты готов, ничего не забыл и все сделаешь так, как надо. Я бы не хотела, чтобы все то время, что я на тебя потратила, оказалось потраченным впустую.

     – За меня не беспокойся, мне моя шкура дорога ничуть не меньше, чем тебе. Я справлюсь.

     – Очень надеюсь, иначе за твои ошибки расплачиваться придется нашим родственничкам. Я даже не представляю, что могу сотворить, случись что с тобой. Не доводи до этого.

     – Со мной все будет хорошо, – заверил свою мать Николай, – ты только сама долго не задерживайся.

     – Не волнуйся, я приду вовремя. Вообще-то я не думаю, что Ирена и Ко, поймав тебя, сразу же и прикончат – им захочется сперва над тобой поизмываться. Так что даже если ты провалишь свою часть, я ничего существенного не пропущу.

     – О да! Теперь я преисполнен оптимизма! Можешь особо и не торопиться! – рассматривать свое ближайшее будущее с такого ракурса совершенно не хотелось, и парень решил сменить тему. – Как там наш горе-писака? Надеюсь, ты на прощанье перегрызла ему горло?

     – Какой же ты кровожадный, Коль! Чем он тебе не угодил?

     – Значит, нет, – Николай разочаровано вздохнул. – Куда ты его сбагрила?

     – Подыскала ему пустующий домик неподалеку и проинструктировала, как быть дальше. Наши пути больше не пересекутся.

     – И чего ты так с ним нянчишься?

     – Его куплет не из этой песни, – Оксана задумчиво потерла какое-то пятнышко на своих джинсах. – Он вляпался в неприятности по моей вине, и я должна хоть как-то помочь ему из них выпутаться. Предпочитаю не заключать сделок с собственной совестью, если есть такая возможность.

     – А где ты после этого всю ночь пропадала? Я даже волноваться начал.

     – Так… по делам, – девушка оглянулась и смерила взглядом растянувшегося на сиденье сына. – А ты, как я погляжу, так сильно разволновался, что даже отдохнуть надумал? Вместо того чтобы за окрестностями присматривать.

     Николай хотел вспылить и высказать матери что-нибудь позабористее, но сдержался. Каким-то шестым чувством он осознал, что его задирания, какими бы нахальными они ни были, не достигнут цели. Мать попросту пропустила бы их мимо ушей.

     Когда бок о бок проживешь с человеком достаточно долго, то начинаешь угадывать его настроение уже по одной лишь линии губ и продолжительности пауз между отдельными фразами. Николай слишком хорошо знал свою мать, чтобы даже в темноте не заметить, что в ней что-то неуловимо изменилось. На смену еще недавней раздражительности и импульсивным метаниям от умиротворенной расслабленности к беспричинной агрессивности пришло спокойствие. Теперь в Оксане ощущалась собранность и сосредоточенность, которой ей так недоставало последние несколько дней. Она была полностью уверена в своих силах, и ничто не могло вывести ее из обретенного равновесия.

     Николай видел, что его мать снова стала самой собой, и не мог не сделать очевидного вывода.

     – Ты спала с ним, – угрюмо констатировал он.

     – Извини, забыла с тобой посоветоваться.

     – То есть ты повсюду таскала с собой этого растяпу только для того, чтобы всегда иметь под рукой возможность разрядиться? Чтобы было с кем позабавиться, ежели скука одолеет?

     – Коля! – прикрикнула на него Оксана. – Моя личная жизнь тебя не касается!

     – Но если он требовался тебе лишь как лекарство, – не унимался ее сын, – почему ты не слопала эту пилюлю еще вчера, в ветеринарке? Трахнула бы его по-быстренькому, а потом прикончила, и дело с концом!

     – Выбирай выражения, будь так любезен!

     – Выражения?! Я просто называю вещи своими именами! Ты нашла себе игрушку и резвилась с ней вместо того, чтобы заниматься делом, а я теперь не могу даже сказать об этом вслух?! Ты так любезно все ему рассказывала, отвечала на все его дурацкие вопросы, подыскала ему безопасную норку… Временами ты пеклась об этом писаке даже больше, чем обо мне! А он теперь сдаст нас при первой же возможности!

     – Не сдаст.

     – Он – Человек-Который-Знает! И ты сама нафаршировала его информацией и отпустила на все четыре стороны! Этот Женя теперь для нас как ходячая бомба, которая может рвануть в любой момент! И все из-за твоего мимолетного увлечения! Тебе следовало прикончить его хотя бы после того, как ты им попользовалась!

     – Коля! Закрой свой рот!

     – И не подумаю!

     Оксана вздохнула и устало провела ладонями по лицу. Она выбралась из машины и потянулась, расправляя затекшие плечи. Насупившийся Николай внимательно следил за матерью, гадая, не перегнул ли он палку. Ее невозмутимое спокойствие немного нервировало парня.

     – Знаешь, Коля, – заговорила она, наконец, – если бы мы сейчас с тобой переругались, то это явилось бы лучшим подарком, о котором только могли мечтать наши противники. Я не в настроении разбрасываться перед ними гостинцами, а поэтому предлагаю отложить нашу дискуссию до лучших времен и заняться делом. Пособачиться мы всегда успеем. Что скажешь?

     Мальчуган еще немного посопел для порядка, а потом проворчал:

     – Ладно. С нетерпением жду продолжения, так что долго там не задерживайся, мам, и… будь осторожна!

     * * *

     Несмотря на запертые ставни и плотные шторы, некоторое количество света все же проникало внутрь, сочась сквозь мельчайшие щели и трещинки, разбавляя темноту в комнате до уровня густого полумрака. Открыв глаза, Евгений не сразу сообразил, спит ли он еще или все-таки проснулся. Отголоски уличного шума говорили о том, что уже рассвело, но определить точное время оказалось крайне затруднительно. Старенький механический будильник, стоявший на прикроватной тумбочке, давно исчерпал свой завод и теперь его показания соответствовали действительности аккурат два раза в сутки, кроме того, как Евгений ни силился, он так и не смог разглядеть в темноте его стрелки.

     Он выбрался из-под покрывала и невольно поежился, когда его босые ноги ступили на холодный дощатый пол. А еще ему жутко хотелось пить, да расцарапанная грудь при каждом движении саднила, напоминая о прошедшей бурной ночи.

     Евгений ничуть не удивился, обнаружив, что Оксана ушла, лишь тень тоски на секунду сжала его сердце при мысли о том, что они никогда больше не увидятся. А потом он сообразил, что сегодня, быть может прямо сейчас, она и Николай бьются за свои жизни, сражаясь с охотящимися за их головами сородичами, и ему даже стало немного неловко.

     Поиски разбросанной по полу одежды заняли несколько минут. Нашарив в темноте свою куртку и наткнувшись пальцами на пухлый нагрудный карман, Евгений вспомнил о диктофоне. Вчера вечером он так его и не выключил – не до того было. Он зажал драгоценную коробочку в кулаке, и пальцы привычно легли на нужные кнопки, отматывая запись назад.

     «Тело восстанавливается при каждом перекидывании, как будто заново вспоминает свой прежний, исправный облик. Если не меняться, то раны заживают точно так же медленно, как и у обычных людей…»

     «Даже опустившись на четыре лапы, мы продолжаем мыслить по-человечески, и оборотня от собаки можно отличить в первую очередь по поведению…»

     «Сперва я попыталась урезонить их словесно, но у них в крови уже тестостерон взыграл, и они лишь посмеялись, а когда дело дошло до откровенного насилия, мне пришлось угомонить их по-своему. Тем более что они сами с меня штаны стащили, и я могла не опасаться, что хвост сломаю…»

     Евгений невольно улыбнулся и перемотал еще немного вперед, но дальше на записи никаких разговоров уже не было, остались только звуки, наполнявшие прошедшую ночь, от которых он задрожал всем телом, испытывая невероятную мешанину чувств. Возбуждение, стыд, страх, ненависть и жалость к самому себе… Его палец резко нажал кнопку остановки, оставив только одно, последнее чувство – тоску.

     Сжимая в руке свой диктофон, Евгений вдруг осознал, что понятия не имеет, как с ним теперь поступить. То был старый, заслуженный аппарат, в увесистом металлическом корпусе, тяжесть которого вселяла уверенность в том, что такой напарник ни за что не подведет. Шустрый малый, что сосватал его ему, утверждал, что это специальная модель для военных, и, хотя он говорил еще много всяческой ерунды, данное утверждение походило на правду. Ни до того, ни после Евгений не встречал ничего подобного. Рядом с современными миниатюрными моделями, коими давно уже обзавелись все коллеги, его электронный старичок выглядел громоздким и архаичным, но он никак не мог заставить себя с ним расстаться.

     И вот теперь эта плоская металлическая коробочка неожиданно превратилась в проблему.

     Оставить ее при себе означало затолкать в свой шкаф еще один скелет, который только и будет ждать удобного момента, чтобы оттуда вывалиться. Если Евгений собирался последовать рекомендации Оксаны и начать новую жизнь, то тащить с собой столь компрометирующий предмет определенно не стоило. Стереть все добытые с таким трудом и риском записи у Евгения не поднималась рука. Профессиональный зуд требовал дать собранной информации ход, опубликовать ее хотя бы частично, предварительно отфильтровав ее и убрав слишком уж провокационные моменты, но заниматься этим делом самостоятельно означало верное самоубийство. На этот счет Оксана высказалась вполне определенно, и если где-то у Евгения еще оставались сомнения, то тут ее предостережение звучало пугающе правдоподобно.

     Что, однако, не мешало ему переложить сию заботу на чужие плечи. Кленовский, разумеется, не поверит ни единому его слову, но на основе представленных материалов его ремесленники наверняка сумеют состряпать что-нибудь зажигательное. Все же лучше, чем из пальца высасывать.

     Такое решение вполне могло навлечь на голову Главредактора нешуточные неприятности в лице Игоря и ему подобных, но к своему собственному удивлению Евгений не испытывал по данному поводу ни малейших угрызений совести. В конце концов, Кленовский же и отправил его на это задание, а аудиозаписи являлись его закономерным результатом. Сам кашу заварил – сам пускай ее и расхлебывает.

     В «Утреннем курьере» для передачи материалов, источник которых желал оставаться анонимным, существовал целый ряд способов, самым банальным из которых являлась камера хранения на железнодорожном вокзале. Достаточно позвонить в редакцию и сообщить номер ячейки и код. Евгений решил так и поступить, а потом прямо с вокзального таксофона набрать оставленный Оксаной номер.

     Но для начала требовалось привести записи хоть в какой-то порядок – внимательно все прослушать, удалить лишнее и добавить необходимые комментарии. Учитывая количество материала, времени на все это могло уйти изрядно, но Евгений никуда и не торопился.

     Следовало также записать некоторое предисловие, объясняющее, что к чему. Забравшись на диван, Евгений поразмыслил пару секунд, нажал кнопку записи и начал говорить:

     – Я – Евгений Полевкин, штатный корреспондент газеты «Утренний курьер». Сегодня…

     Он запнулся. Черт, а какой сегодня день? Разум напоминал, что с Оксаной он впервые увиделся всего лишь позавчера, но вот чувства утверждали, что происходило это как минимум на прошлой неделе. Слишком уж много событий успело набиться в столь короткий промежуток времени, будто раздув его в несколько раз. Неуверенность заставила Евгения вытащить из кармана и включить мобильник, чтобы свериться с его показаниями. Ну да, действительно, сегодня пятница, десять часов утра. Что ж, продолжим:

     – Сегодня пятница, одиннадцатое сентября. По поручению редакции я занимался расследованием обстоятельств ограбления магазина в поселке Верховцы. Данная аудиозапись содержит собранные материалы и мои комментарии. В действительности дело оказалось гораздо более запутанным, нежели предполагалось вначале. В ходе расследования мне открылись шокирующие факты, и я стал свидетелем и невольным участником драматических событий. Постараюсь рассказать обо всем по порядку…

     Закончив с импровизированным вступлением, Евгений занялся причесыванием имеющихся записей. В первую очередь требовалось вырезать «мусорные» куски, где не было ничего содержательного, а только шум мотора или шуршание листвы под ногами. Имело смысл оставить лишь ключевые диалоги, в которых раскрывалась важная информация. Тот, кому его диктофон попадет в руки, даже сам Кленовский, вряд ли станет терпеливо прослушивать все подряд, если в самом начале не сосредоточить ударную дозу сенсационных откровений.

     Журналист неплохо умел строить звучные и пафосные фразы и лепить из них громкие разоблачительные статьи, но теперь ему пришлось работать не с податливым текстом на экране монитора, а со своенравными аудиозаписями, в которых невозможно поменять местами пару слов, чтобы добиться более яркого звучания. Да и простенькие встроенные средства редактирования его диктофона не располагали к полному погружению в творчество.

     Евгений вырезал, удалял, перемещал отдельные фрагменты, надиктовывал собственные пояснения и так снова и снова. Он даже слегка натер себе палец, которому приходилось непрерывно скакать по кнопкам. По ногам тянуло холодом, поэтому он подобрал их под себя, усевшись на диване по-турецки и привалившись спиной к стене. Но вскоре сквозняк начал щекотать ему вдобавок и левое ухо, а потому журналист решил прикрыть дверь, иначе можно было ненароком и простудиться.

     Он затолкал диктофон в нагрудный карман, сполз с дивана и нашарил на полу свои ботинки. Однако, подойдя к выходу из комнаты, Евгений неожиданно заметил тонкую освещенную полосу, протянувшуюся по коридору. Его сердце испуганно екнуло, но он тут же сообразил, что так и не закрыл входную дверь после ухода Оксаны. Она же не могла запереть его в доме, следовательно ему самому следовало закрыть замок изнутри, но тогда он спал, а позже эта мысль даже не приходила ему в голову.

     Евгений крадучись подобрался к выходу и осторожно выглянул в щель. Вокруг все было тихо. Оксана, помнится, оставила ключи на прикроватной тумбочке. Он развернулся, собираясь вернуться за ними в комнату, как вдруг даже не увидел, а, скорее, почувствовал, что перед ним кто-то стоит. Высокая темная тень, словно сконденсировавшись из полумрака, перегородила коридор. Раздался негромкий хлопок, и Евгений ощутил, как его ударило в грудь.

     – Спасибо, что включил телефончик, – насмешливо произнесла тень, убирая пистолет в кобуру, – а я уж и не чаял…

     Мир медленно перевернулся перед взором Евгения и, глядя мутнеющими глазами на стремительно приближающиеся доски пола, журналист еще успел осознать, какую непростительно глупую и нелепую ошибку он совершил.

     – Останови здесь, – трескучим от напряжения голосом скомандовала Ирена, и водитель послушно нажал на тормоз.

     Черный микроавтобус замер перед распахнутыми въездными воротами завода. За ним выстроилась вереница из еще четырех машин, ожидающих дальнейших указаний. Как и говорила Оксана, эта братия предпочитала крупные и просторные автомобили, и теперь на заросшем проселке помимо микроавтобуса Ирены красовались еще два внедорожника, минивен и черный представительский «Мерседес». Их холеные полированные бока разительно контрастировали с окружающим запустением, и у любого случайного свидетеля их присутствие здесь, несомненно, вызвало бы соответствующие вопросы.

     Ирена прекрасно осознавала, что оставлять машины вот так на виду не стоит, а потому указала водителю вперед.

     – Заезжай и остановись вон за тем зданием, чтобы нас с дороги не было видно.

     – Они там? – поинтересовался тот, выкручивая руль.

     – Нет, – Ирена недовольно поджала губы. – Коля где-то здесь, на территории завода, но чуть дальше, а вот Оксану я не чувствую.

     – Как такое может быть?

     – Не знаю, – женщина начала неторопливо расстегивать пуговицы на блузке. – Ее образ какой-то размытый, нечеткий. Игорь сказал, что она серьезно ранена, так что, возможно, она просто без сознания. В любом случае, найдем Колю – найдем и ее.

     Машины остановились, и Ирена, скинув с себя последнюю одежду, взяла в руку рацию.

     – Володя, Максим и Егор останутся здесь, все остальные идут со мной. Постарайтесь не терять головы и внимательно смотрите по сторонам, да и под ноги поглядывать не забывайте – эта сучка наверняка подготовила нам какие-нибудь сюрпризы. Если найдете ее сынка, можете делать с ним что хотите, но не забывайте, – корпус рации жалобно скрипнул, когда Ирена с силой его стиснула, – девчонка моя! Все. Выходим.

     Двери распахнулись, и на землю ступили десятки мощных собачьих лап. Огромные, сильные псы один за другим выбирались из машин, собираясь перед микроавтобусом. При виде этого отряда профессионального кинолога незамедлительно хватил бы удар, да и любой другой человек наложил бы в штаны, увидев кавказскую овчарку размером с теленка. А тут были и овчарки и лабрадоры и доги и многие другие типы собак, объединяло которых две вещи – невиданный размер и читающийся в их глазах отнюдь не собачий интеллект, делающий их во много крат страшнее.

     Когда все, наконец, собрались, черная дверь микроавтобуса скользнула в сторону, и с подножки величественно и грациозно соскочила рослая афганская борзая. Ее длинные черные с белым волосы развевались на холодном утреннем ветру словно свадебная фата. Инанна в зверином обличье смотрелась просто великолепно, и неудивительно, что столь многие оборотни стремились стать ее любовниками. Она же, прекрасно зная, в чем ее сила, умело этим пользовалась в своих интересах. Здоровые свирепые псы, способные в одиночку разорвать медведя, вытягивались перед нею по струнке и буквально жаждали исполнить ее очередной каприз.

     Коротким отрывистым рыком Инанна отправила свою армию вперед, сама держась немного позади, в сопровождении двух громадных телохранителей-ротвейлеров. Она не горела желанием самостоятельно таскать каштаны из огня, грязную работу обычно за нее делали другие.

     Вчерашнее обращение Кирилла к ее единомышленникам не прошло бесследно. Старый Вожак прекрасно знал, за какие струны в душе людей следует дергать, чтобы заставить их сомневаться. В итоге сегодня ее отряд недосчитался нескольких членов, решивших не рисковать и сойти с дистанции.

     Слабаки! Трусы! При воспоминании об отступниках у Инанны вырвался глухой рык. Но тем хуже для них – когда все закончится, она обязательно припомнит им это предательство, они еще сто раз пожалеют о своем необдуманном решении.

     Впрочем, ее команда, даже лишившись ряда бойцов, представляла собой более чем грозную силу, что без особого труда сокрушит любого, кто вздумает встать у нее на пути. Даже Оксану.

     Стая двигалась неторопливо, собаки ступали степенно и уверенно, как и подобает истинным хозяевам положения. Они старались держаться подальше от зданий, а также от подернутых зеленым налетом полувысохших луж и с легкой брезгливостью переступали через разбросанные тут и там разбитые пивные бутылки. Их цель находилась неподалеку, коллективное чутье Стаи подобно стрелке компаса вело их на Николая и, лишенный возможности перекинуться, он не имел ни малейшего шанса в схватке с ними. Спешить было некуда.

     Возбуждение и азарт бурлили в крови молодых оборотней. Об этом свидетельствовали и топорщащаяся на загривках шерсть, и резкие, угловатые движения, да и запах адреналина, щекотавший ноздри идущей позади них Инанны говорил о том же.

     Сама она, тем временем, почувствовала, как изменилось направление на парня, который, похоже, не сидел на месте, а куда-то перемещался. Вскоре и остальная стая заметила это, однако попытка свернуть в проход между заводскими корпусами наткнулась на препятствие в виде груды старой переломанной мебели и оконных рам, ощетинившихся острыми щепками и осколками битого стекла. Рисковать никому не захотелось, а потому пришлось делать изрядный крюк и обходить весь корпус вокруг.

     Но стоило им завернуть за угол, как обнаружилось, что мальчишка вновь сменил дислокацию, оказавшись теперь практически в том самом месте, откуда они только что пришли. Инанна подняла вверх морду, ловя носом тонкий след его запаха. Похоже, что Николай воспользовался водосточной трубой, чтобы забраться наверх и перебежать на другую сторону здания. Последовать за ним всей стаей не представлялось возможным; даже если оборотни на время примут человеческий облик, они смогут карабкаться вверх только по одному, а это неприемлемо долго, да еще и рискованно.

     Похоже, что мальчишка решил с ними поиграть! Кто-то из отряда недовольно зарычал, и остальные его поддержали. Собаки подобрались и дальше потрусили уже довольно бодрой рысцой. Такое беспардонное издевательство их здорово задело, и они начали проявлять раздражительность и нетерпение. Даже у Инанны вырвалось глухое ворчание – она была готова ко многому, но только не к тому, что какой-то пацаненок станет делать из нее посмешище.

     Когда стая вернулась на центральную площадь, Николай вновь от нее улизнул, предлагая собакам совершить еще один марш– бросок чуть ли не через весь завод, но не успели пройти они и половины пути, как ситуация повторилась снова. Николай дерзко водил оборотней за нос, словно играя с ними в прятки и откровенно насмехаясь над своими родственниками. Терпение охотников начинало иссякать, и Инанна уже подумывала о том, чтобы перестать пытаться решить задачу кавалерийским наскоком и перейти к планомерному прочесыванию всей территории. Мальчишка не сможет убегать от них бесконечно – силенок маловато, но и затягивать процесс тоже не стоило.

     Она уже собиралась отдать своим бойцам команду прекратить бессмысленную беготню и рассредоточиться, как вдруг увидела впереди, в конце переулка промелькнувшую человеческую фигурку. Инанна машинально гавкнула, и стая, завидев свою добычу, разом сорвалась с места. Даже она сама едва не ринулась в погоню, и только ее резкий окрик удержал рядом с нею телохранителей, которые разочарованно поникли и вернулись к своей хозяйке, с завистью оглядываясь на своих удаляющихся товарищей.

     На сей раз гонка обещала быть очень недолгой. Николай, похоже, немного замешкался и оказался застигнут врасплох бросившимися на него псами. Поглумившись над ними вдоволь, он осмелел и элементарно утратил бдительность. Теперь же он просто бежал со всех ног, стараясь хоть немного отсрочить неизбежный конец, который приближался с каждой секундой.

     Парень несся так, как будто за ним гнался сам Дьявол, хотя неизвестно еще, что предпочтительней. Оскаленные и истекающие слюной пасти его сородичей мелькали уже в какой-то сотне метров за спиной, но Николай даже не пытался оглянуться, чтобы оценить свой отрыв. Он ловко перепрыгивал через валяющиеся на земле трубы, нырял под провисшие провода и продолжал что было сил молотить землю ногами. Стараясь, видимо, замедлить продвижение стаи, он проскользнул сквозь узкую щель в заборе, перед которой погоня должна была сгрудиться и притормозить, но его расчет не оправдался, поскольку первая же собака, не сбавляя темпа, попросту перемахнула через ограждение, а за ней последовали и остальные.

     Развязка была уже близка. Николай юркнул в дверь одного из зданий, словно хотел там спрятаться, хотя от его преследователей ему укрыться в любом случае уже не удалось бы. Стая ворвалась следом…

     …Только для того, чтобы увидеть, как хвост ржавой пожарной лестницы со скрежетом скрывается за краем обрушившегося перекрытия.

     Забравшись на второй этаж, Николай оказался вне досягаемости, поскольку другого способа попасть наверх не просматривалось. Теоретически, на такую высоту можно и запрыгнуть, но замусоренный холл, в котором сгрудились собаки, был слишком мал, чтобы как следует разбежаться. Добыча в последний миг ускользнула у охотников из-под самого носа, что не могло их не взбесить.

     Оттащив лестницу подальше, Николай вернулся к краю плиты. Он тяжело дышал, по его вискам сбегали капли пота – забег дался ему нелегко. Он присел на корточки и, неприкрыто насмехаясь над своими преследователями, шутливо их поприветствовал:

     – Добрый день, мальчики и девочки! Отчего вдруг загрустили? Почему остановились? Али лапки коротковаты?

     Один из оборотней яростно взревел и прыгнул вверх. Прямо в воздухе он перекинулся в человека, ухватившись одной рукой за торчащий из плиты арматурный прут, но немедленно получил сокрушительный удар по голове обрезком доски, который был припасен у Николая под рукой как раз на такой случай. Несчастный рухнул обратно на бетонный пол, завывая от боли и хаотически меняя облик.

     – Ай-яй-яй! – мальчишка с укором покачал головой и с напускной строгостью погрозил столпившимся внизу псам. – Разве вы забыли Правила? Облава должна проводиться в равных условиях. Я стою перед вами на двух ногах, так что и вы, уважаемые, будьте любезны, заканчивайте предо мной пресмыкаться и поднимитесь с четверенек.

     Тот оборотень, которого он ударил, вскочил на ноги, наставив на Николая трясущийся от ярости палец. Его щека была измазана кровью, которая стекала из рассеченного виска.

     – Я тебя в клочья порву, ублюдок! – проревел он. – Буду отгрызать тебе по одному пальцу, все кости переломаю, с живого шкуру сдеру, урод!

     – Неплохая задумка, Астрей, – Николай демонстративно взмахнул пару раз своей дубинкой, – но у меня нет настроения играть с тобой в  поддавки. За моими пальцами тебе придется самому подняться ко мне. Милости прошу!

     – Ну что вы застыли как истуканы?! – Арсений обратил свой гнев на окружающих его соратников. – Давайте, найдите какой-нибудь другой путь наверх или притащите бочки, ящики, чтобы забраться можно было!

     – Отличная идея! – продолжала их подзадоривать вконец обнаглевшая жертва. – Можете и сами в кучку сложиться, чтобы Арсений на вас попрыгал, давайте! Хотя…

     Николай вскинул голову, к чему-то прислушиваясь, и расплылся в злорадной ухмылке.

     – Боюсь, что ничего придумать вы уже не успеете, а жаль! Но все равно, неплохое у нас получилось шоу, правда? Но, увы, дальше развлекайтесь без меня, счастливо оставаться!

     Он отбросил доску, подхватил с пола объемистую сумку и скрылся в глубине этажа, а сбитые с толку оборотни так и остались стоять посреди холла, задрав вверх морды и ни черта не понимая.

     Их недоумение, впрочем, длилось недолго. Теперь и они услышали странный шум, доносившийся со всех сторон и постепенно нарастающий. Вскоре он начал распадаться на отдельные составляющие – рычание, тявканье и лай, лай, лай. Оборотни, движимые недобрым предчувствием, бросились к выходу, но были буквально сметены и отброшены назад обрушившейся на них живой лавиной.

     Мохнатое цунами, в котором почти невозможно было различить отдельных собак, пронеслось по центральной улице завода, накатилось на здание, в котором оказались заблокированы все охотники, и хлынуло внутрь через двери, оконные проемы и дыры в крошащихся стенах. Послышался чей-то пронзительный, но тут же оборвавшийся визг, и все потонуло в многоголосой какофонии яростной драки.

     Оборотни приняли бой, и, хотя каждый из них стоил, как минимум, десятерых обыкновенных дворняг, предсказать исход этой схватки никто бы не взялся, поскольку в навалившейся на них толпе счет собакам шел на многие десятки.

     А позади визжащего и захлебывающегося лаем потока шла молчаливая и невозмутимая Ортея. Некоторые псы, не в силах совладать с собой, буквально увивались вокруг ее лап, заискивающе заглядывая ей снизу в глаза и бешено вращая облезлыми хвостами, но она не обращала на них ни малейшего внимания. Лишь изредка, когда кто-либо начинал слишком уж ей докучать, короткий отрывистый рык немедленно ставил зарвавшегося ухажера на место, и собаки бросались в атаку с удвоенной энергией. Она была их Богиней, и они без малейших колебаний отправились бы за ней на вершину Эвереста или бросились в бездну Марианской Впадины. Они почли бы за честь, за высшее счастье умереть ради нее.

     Теперь становилось понятным, почему Инанне не удавалось ее обнаружить – будучи окруженная такой толпой возбужденных псин, она буквально затерялась на их фоне и таким образом сумела на некоторое время укрыться от рыщущего окрест внутреннего ока собственной Стаи.

     Ортея потратила на рекрутирование своей армии значительную часть предыдущего дня и всю вторую половину ночи. Она обошла все окрестные свалки и два мусорных полигона, вербуя бродячих собак целыми стаями. Задача, стоявшая перед ней, представлялась весьма непростой, тем более что нехватка времени здорово ограничивала ее возможности.

     Пожелай Ортея лично возглавить какую-либо из бродячих шаек – вопросов бы не возникло. Смерть предыдущего вожака более чем доходчиво объясняет его подчиненным, кто теперь в доме хозяин. Однако сейчас ей требовалась не слепо раболепствующая и пускающая слюни толпа дворняг, а хорошо сработанная и надежно управляемая сила. Став сама вожаком, Ортея в скором времени непременно наладила бы взаимопонимание со своими подданными, но этого самого времени ей-то как раз и не хватало. А потому задача существенно усложнялась – ей требовалось не свергнуть существующих вожаков, а подчинить их себе и заставить выполнять свои распоряжения. Представлялось логичным использовать их опыт и хорошо отлаженные отношения со своей командой.

     А взять даже заведомо более слабого противника в плен целым и невредимым куда сложнее, чем просто его прикончить, не говоря уже о том, чтобы его перевербовать. Особенно тяжко пришлось Ортее в тех стаях, где верховодили старые и матерые суки. Они, в отличие от кобелей, оставались абсолютно безразличны к ее интересному положению, и на их убеждение уходило намного больше времени и сил. Именно в стычках с ними Ортея получила свои ранения, но результат того стоил!

     Толпа, насчитывающая более сотни собак, вышла к заводу в абсолютном, даже немного жутковатом молчании. Они терпеливо дожидались ее команды, не двигаясь с места и не издавая ни звука. А когда пришло время, единой массой сорвались с места, в считанные секунды окружили здание, на которое Ортея им указала, и, не колеблясь ни секунды, бросились в атаку. И теперь оказавшимся в захлопнувшейся ловушке незадачливым охотникам оставалось уповать лишь на чудо. 

     Когда Николай выбрался на крышу, в ушах у него звенело от оглушительной какофонии лая и визга, доносившихся снизу. Ему, конечно, было чертовски любопытно ненадолго задержаться и посмотреть, как будут развиваться события, но задерживаться он не мог. Его часть работы еще не закончена.

     Он вытянул шею и заглянул за край крыши. Внизу волновалось и бушевало буро-серое живое море. Для тех оборотней, что оказались заблокированы внутри, единственным шансом остаться в живых оставалась организация слаженной круговой обороны. Ярость нападающих собак рано или поздно выдохнется либо окажется погребена под горой трупов. Если обороняющиеся не будут совершать откровенных глупостей, то вполне могут отделаться относительно малой кровью. Одной из таких глупостей явилась бы попытка прорыва. Еще как-то можно отбиваться от обезумевшей толпы, когда за спиной у тебя – надежная бетонная стена, но, выбравшись наружу, ты откроешь атакующим свой незащищенный тыл, и участь твоя будет предрешена.

     Покамест драка оставалась сосредоточена внутри здания, и время от времени раздававшиеся отчаянные визги и скулеж говорили о том, что оборотни не намерены сдаваться без боя, и собираются продать свои шкуры как можно дороже. Николай почувствовал даже что-то вроде облегчения. Он, несомненно, не возражал против того, чтобы его недоброжелатели получили хорошую взбучку, но не собирался выторговывать собственную жизнь за счет смерти других. Основная задача состояла в том, чтобы заблокировать главные силы охотников, и эта часть плана блестяще удалась. Настало время переходить к следующему этапу.

     Парень перебежал на противоположную сторону крыши и, набрав в грудь побольше воздуха, шагнул на обшарпанные трубы, переброшенные на соседний корпус. Главное – не смотреть вниз, и все получится. Не то, чтобы Николай так уж боялся высоты, тем более что вчера во время тренировок он уже проходил здесь и не раз. Просто сейчас его воображение слишком уж живо рисовало ему, что сделают кишащие внизу собаки с его телом, ежели он ненароком упадет.

     Но, к счастью, он не свалился и благополучно перебрался на другую крышу. Быстро сориентировавшись, Николай поправил сумку на плече и побежал к следующему аналогичному «мосту». Система проложенных по верхам трубопроводов позволяла перемещаться по всему заводу, не касаясь земли и оставаясь незамеченным. Оставалось надеяться, что никому не придет в голову задрать морду к небу. Иначе его обнаружат, и весь их с матерью замысел полетит к чертям.

     Инанна, ошеломленная и растерянная, неподвижно стояла посреди захламленной улицы и широко распахнутыми глазами наблюдала, как в дальнем конце переулка бушует неистовый животный шторм. Двое ее телохранителей переминались с лапы на лапу, то и дело бросая на свою начальницу вопросительные взгляды. Она понимала, что обязана предпринять хоть что-нибудь, поскольку сама взялась руководить Облавой, но внезапно вышедшие из-под контроля события совершенно выбили ее из колеи и полностью дезориентировали. Инанна совершенно перестала что-либо соображать и чувствовала себя абсолютно беспомощной. Ее пасть время от времени приоткрывалась и снова захлопывалась, как будто она собиралась что-то сказать, но забывала, что именно. Больше всего на свете ей хотелось развернуться и дать деру, но она продолжала просто стоять, и задать стрекача ей не позволяла отнюдь не совесть, а начисто отказавшиеся повиноваться ноги. Впервые в жизни ей было по-настоящему страшно.

     Отголоски яростной собачьей свалки метались по всему заводу. Визг и лай раздавались то с одной стороны, то с другой, и вскоре Инанна окончательно перестала понимать, что происходит, кто где и с кем дерется. Больше всего она опасалась, что рано или поздно кто-нибудь может случайно наткнуться на их троицу. От мысли, во что такая встреча может в итоге вылиться, ей становилось дурно. Сама Инанна никогда не прибегала к насилию, и даже не представляла толком, как отбиваться от собак, если они на нее набросятся. Вся надежда была на телохранителей, которые кому угодно могли устроить кровавую баню, но и их возможности имели свой предел.

     Неумолимая логика настойчиво советовала отступить к машинам, пока еще оставалась такая возможность, поскольку какого-либо способа помочь остальному отряду уже не осталось. Можно было потом попробовать пробиться к ним, раскатав колесами как можно больше облезлых шавок, и вывезти хотя бы тех оборотней, кто еще уцелел.

     Инанна уже собиралась смириться с неизбежным и отдать своим охранникам приказ к отступлению, как вдруг очередная какофония собачьей перебранки послышалась совсем неподалеку, буквально за ближайшим углом, и в каких-то двух десятках метров перед ними на улицу выскочила Ортея.

     Она выглядела здорово потрепанной – вся ее шкура была измазана в грязи, кое-где виднелись влажно поблескивающие пятна свежей крови, она испуганно поджимала хвост и заметно прихрамывала, подволакивая заднюю лапу. Неизвестно, что с ней произошло, быть может, ее собственная армия вышла из-под контроля, но сейчас это не имело значения. Упустить такой шанс было бы непростительной глупостью.

     Инанна пронзительно гавкнула, и ее стража бросилась на ошалевшую Ортею. Та резко обернулась и, увидев несущихся на нее двух оскаленных ротвейлеров и собственную разгневанную мать за их спиной, даже присела от неожиданности, она явно не предполагала столь крутого оборота. Как-то сдавленно и жалобно пискнув, Ортея отскочила в сторону и юркнула обратно в проулок, а телохранители Инанны метнулись следом.

     В следующую же секунду из-за угла раздался новый, еще более яростный залп лая и визга, по которому совершенно невозможно было определить, что же там творится. Гвалт побушевал несколько секунд и вскоре начал стихать, не то удаляясь, не то просто исчерпав себя, но обратно на улицу так никто и не вышел. И тут Инанна внезапно осознала одну простую и пугающую вещь – она осталась одна.

     Вдалеке еще кипела нешуточная битва, и отчаянные собачьи вопли продолжали оглашать окрестности, но здесь, где она стояла, царила удивительная тишина. Ее телохранителей словно проглотил огромный дракон с тысячей слюнявых пастей, и она, Инанна, вполне может стать его следующей жертвой. Ну, хоть и этой сучке, Ортее, тоже досталось по заслугам, хотя…

     Инанна вдруг поняла, что не испытывает твердой уверенности в истинности последнего утверждения. Постепенно в памяти начали проступать некоторые подробности, на которые она в эмоциональном запале не обратила внимания. Ортея хоть и выглядела побитой и испуганной, но ее взгляд отнюдь не был взглядом затравленного и загнанного в угол зверя. В тот миг, когда она обернулась, ее глаза смотрели спокойно и расчетливо. В них даже сквозило определенное удовлетворение. Да и убежала она потом очень даже шустро, совсем позабыв про свою хромоту.

     Проклятье! Вот ведь чертовка! Она же специально выманила на себя ротвейлеров, чтобы оставить свою оппонентку без охраны! Обвела их вокруг пальца, как маленьких безмозглых щенят!

     Инанна медленно попятилась, настороженно озираясь по сторонам и ловя носом воздух. Она достаточно хорошо знала Оксану, чтобы понимать, что девчонка не посмеет хладнокровно отдать собственную мать на растерзание бродячей сваре. С другой стороны, старая «афганка» прекрасно отдавала себе отчет в том, что в открытом столкновении один на один с молодой и сильной Ортеей у нее нет ни единого шанса. Впрочем, Инанна была все еще жива, а это намекало на то, что Оксане она нужна целой и невредимой. Неизвестно, какие планы та строила на ее счет, но сейчас основной задачей Инанны было тянуть время и постараться отступить как можно ближе к машинам, а там можно будет и на подмогу кого-нибудь позвать. Еще ничего не закончено! Мы еще посмотрим, кто кого!

     Выглянув из-за груды ржавых железных ящиков, она убедилась, что поблизости никого нет, и отважилась на короткую перебежку. Но, как только Инанна выскочила на открытое пространство, мир вокруг нее вдруг пришел в движение.

     Что-то резко хлестнуло оборотня по лапам, сильным рывком ее бросило на землю и поволокло в подворотню. Инанна задергалась, пытаясь высвободиться, но в этот момент на нее сверху коршуном рухнул Николай с мотком веревки в руках.

     – Извини, бабуля, но ты сама напросилась, – он еще туже стянул схваченные петлей лапы Инанны, примотав их к телу, и накинул веревку ей на морду, лишив возможности подать голос, – попробуешь перекинуться – хребет сломаешь, так что даже не мечтай об этом!

     Как Инанна ни извивалась, как она ни вертела головой, ей так и не удалось вырваться из его ловких рук, которые со знанием дела крепко скрутили ее, лишив даже малейшей возможности пошевелиться. Ей оставалось лишь негромко и жалобно скулить, но на Николая это не произвело особого впечатления. Он забросил за спину свою сумку, после чего, крякнув, взвалил на себя и собаку.

     – Бороться и искать, найти и перепрятать, – пробормотал он и тяжело заковылял к ближайшей подворотне. – Сейчас, бабуля, найдем местечко поукромнее и переждем немного.

     До закутка, где ожидали машины, долетали лишь отголоски сражения, бушевавшего на территории завода, но, тем не менее, факт того, что дела пошли совсем не так, как предполагалось, с каждой минутой выглядел все более очевидным. Подобного развития событий никто не предполагал, и водители не получали никаких указаний на сей случай. Если бы кто-то из Стаи получил ранение, остальные непременно вытащили бы его из драки и доставили сюда, но время шло, шум, лай и визг все не стихали, а никто так и не появлялся.

     У тех оборотней, что отправились за Оксаной и Николаем, при себе имелись две радио гарнитуры, и они должны были дать о себе знать, случись что серьезное, но оставленные в машинах рации продолжали упрямо молчать, что плодило в головах самые мрачные предположения. Неведение во сто крат мучительней любой открытой опасности, а потому водители уже начинали нервничать, и в их встревожено обшаривающих окрестности взглядах сквозил страх.

     Посреди заросших сорняками захламленных развалин Максим изначально чувствовал себя не в своей тарелке. Хорошая машина, дорогой костюм и новенькие ботинки, больше приспособленные для лакированного паркета и мягких ковровых дорожек, нежели для обломков штукатурки и битого кирпича, совершенно не вписывались в окружающую действительность. Когда он соглашался принять участие в Облаве, он и не думал, что придется лезть в такую грязь. Она представлялась ему неким вполне цивилизованным мероприятием, когда в предрассветных сумерках машины подъезжают к дому жертвы, высыпавшие из них охотники быстро и бесшумно окружают здание, двое-трое из них заходят внутрь, и через пару минут все кончено. Максим не был готов к тому, что Облава может оказаться столь неприглядной, грязной и неожиданно небезопасной конкретно для него.

     Он забрался на водительское сидение своего «Мерседеса» и наглухо закрыл все окна. Отгородившись, таким образом, от шума собачьей свалки, он почувствовал себя немного лучше. Уют дорогого кожаного салона создавал иллюзию безопасности и покоя. Он бросил рацию на соседнее сиденье и потянулся к консоли, чтобы включить музыку, но неожиданно краем глаза заметил в зеркале заднего вида какое– то движение. Максим вскинул голову, всматриваясь в отражение, и остолбенел.

     Сзади к его машине, решительно ступая босыми ногами по каменному крошеву, стремительно приближалась обнаженная Оксана. Ее руки и ноги были перемазаны в грязи, все тело покрывали многочисленные ссадины и кровоподтеки, но ни это, ни вызывающая нагота, похоже, нисколько ее не смущали.

     Максим замешкался, любой мужчина хотя бы на несколько секунд утрачивает способность трезво мыслить при виде обнаженной женщины, но быстро спохватился и распахнул дверь, выбираясь из машины.

     Оксана уже стояла рядом. Выбросив вперед ногу, она ударила Максима по руке. Послышался короткий неприятный хруст, и парень взвыл от боли, схватившись за вывернутый локоть и вываливаясь наружу. В следующее мгновение Оксана резко рванула дверь ему навстречу, впечатав Максима головой в стойку. Тот даже ойкнуть не успел и обмякшим мешком сполз на землю.

     Заслышав непонятный шум, из микроавтобуса выскочили еще двое водителей и нос к носу столкнулись с решительно настроенной соплеменницей. Первый из них зачем-то вскинул ко рту сжимающую рацию руку, но сказать ничего не успел – молниеносный удар ребром ладони в горло надолго отбил у него всяческую охоту трепать языком. Девушка ухватила поперхнувшегося Володю за шиворот и притянула к себе, используя в качестве щита, поскольку его напарник уже вытаскивал из кобуры большой пистолет с усыпляющим зарядом. Пока он пытался улучить удобный момент для выстрела, Оксана сама выхватила такой же пистолет из-за пояса у Володи и, почти не целясь, нажала на спуск.

     Раздался глухой хлопок, и Егор, выронив оружие, начал лихорадочно хвататься за оперение торчащего у него из живота шприца, да так и повалился навзничь, закатив глаза. А хрипящего и кашляющего Володю Оксана без особых церемоний хватила головой о борт микроавтобуса, оставив на черном металле округлую вмятину, и аккуратно опустила на землю.

     Рядом с ним она усадила Максима, которого выволокла из машины, а сама прямо так, нагишом, прыгнула за руль и, взревев мотором, помчалась по загаженным задворкам завода, рискуя в любой миг проколоть колесо о какой-нибудь из бесчисленных бутылочных осколков.

     Заслышав шум двигателя, Николай встрепенулся и, привстав на цыпочки, выглянул в окно.

     – Карета подана! – он подскочил к лежавшей в углу у стены связанной Инанне и снова взвалил ее на спину. – Потерпите еще немного, бабуля, уже недолго осталось.

     Согнувшись под тяжестью своей ноши, парень, кряхтя, доковылял до осыпающегося дверного проема и остановился, ожидая, пока осядет поднятая колесами пыль. Багажник «Мерседеса» глухо щелкнул и гостеприимно распахнул свое чрево.

     – Не стой столбом! – Оксана выбралась из машины и нетерпеливо мотнула головой. – Грузи!

     – Но почему не джип? – Николай подошел ближе, старательно избегая глядеть на свою обнаженную мать. – На этой неженке нам далеко не уехать.

     – Не привередничай. Времени выбирать у меня не было, не автосалон, чай. Взяла то, что попало под руку.

     – Ишь ты! – ее сын заглянул в багажник. – Теперь я догадываюсь для чего представительскому лимузину нужен такой объемистый трюм.

     – И для этого тоже, – Оксана сняла у него с плеч опутанную веревками Инанну и довольно-таки бесцеремонно забросила ее в багажник, захлопнув следом крышку. – Давай сюда свой саквояж.

     Она отправила Николая за руль, а сама забралась на заднее сиденье, где вытряхнула из сумки одежду вместе с позаимствованными из ветеринарки медикаментами и начала одеваться, разбираясь попутно с полученными ранениями. Только сейчас Оксана дала волю эмоциям, не сдерживая яростных ругательств всякий раз, когда задевала какую-нибудь свежую царапину. Теперь она могла себе это позволить.

     Ее сын, тем временем, немного раздувшийся от осознания собственной значительности за рулем такого роскошного и дорогого автомобиля, вдавил акселератор и, заложив пару лихих виражей, вылетел с территории завода. Его душа пела и ликовала. У них получилось! У них все получилось!

     У человека, которого связанным куда-то везут в багажнике машины, крайне ограниченный простор для мыслительного процесса. В то время как его тело обездвижено веревками и придавлено сверху невидимой в темноте, но ощущаемой на каждой крупной кочке крышкой, разум зажат в тиски крайне тесного сиюминутного момента. Строить планы на будущее как-то неловко, а прощаться с жизнью и проматывать ее перед мысленным взором вроде бы еще рано. Поэтому все внимание сосредотачивается на том, что происходит непосредственно здесь и сейчас.

     Куда мы едем? Вроде бы выехали на шоссе… повернули направо… или налево… Черт! В этой душегубке не разберешь даже, где верх, а где низ, не говоря уже о прочих направлениях. Тормозим… остановились. С кем они там разговаривают? Быть может, полиция? А вдруг они попросят открыть багажник?! Ну, пожалуйста…! Нет, едем дальше. Ай! Уй! Что за колдобины?! Куда это мы забрались?! Что они задумали?!

     Остатки здравого смысла, что еще уцелели в голове у Инанны, из последних сих цеплялись за мысль, что Оксана не посмеет поднять руку на родную мать, но уверенность в этом таяла с каждой минутой. Облава не созывается только для того, чтобы припугнуть или проучить виновника. Она заканчивается только его смертью, и Оксане это прекрасно известно. После того, как Инанна столь сурово сама обошлась с собственной дочерью, ей не стоило теперь всерьез рассчитывать на ее снисхождение. Если ей суждено сегодня расстаться с жизнью, то следует принять свою смерть достойно, как подобает Старейшине рода Сванссен, однако Инанна не ощущала в себе твердой решимости умереть с высоко поднятой головой. Она все отчетливей осознавала, что вот-вот окончательно скатится в темную пучину паники, но ничего не могла с собой поделать.

     Машина остановилась. Глухо хлопнули двери, и откинувшаяся крышка багажника окатила Инанну волной свежего воздуха и света, который после кромешной темноты немилосердно слепил глаза.

     – Все, приехали! – темный силуэт Оксаны загородил небо, ее сильные руки подхватили собаку и выволокли наружу. – Пойдем, прогуляемся немного.

     Девушка бросила оборотня на землю, навалившись на нее сверху, достала нож и в несколько взмахов разрезала опутывавшие Инанну веревки. Не успела та опомниться, как Оксана схватила ее за переднюю лапу и начала заламывать ей за спину.

     – Давай, Гюльчатай, покажи личико! – процедила она сквозь сжатые зубы.

     Инанне вдруг резко расхотелось вновь превращаться в человека. Пребывая в зверином обличье, у нее оставался хоть какой-то шанс отбиться и убежать, по крайней мере, имелись клыки, чтобы огрызаться. Но Оксана исключительно хорошо знала свое дело, продолжая выворачивать ее лапу. В какой-то момент боль стала невыносимой, Инанне даже показалось, что ее кости уже начали трещать. Она взвыла, содрогнулась всем телом и обернулась уже немолодой, худой и костлявой женщиной.

     – Вот так-то лучше! – остатками веревки Оксана быстро скрутила ей руки за спиной и связала ноги, после чего подхватила свою мать и усадила на землю, прислонив спиной к толстому бревну. – Теперь можно и побеседовать.

     Ирена ответила ей затравленным взглядом исподлобья. Выглядела она жалко. Лицо ее покрывала пыль, темнеющая мокрыми пятнами на лбу и висках, ее роскошные волосы все перепутались, и из них торчали застрявшие сухие травинки и листья. Лишь ее глаза по-прежнему пылали яростным огнем, полным ненависти, перемешанной с отчаянием. Без своих шикарных нарядов и лишенная привычного лоска Ирена выглядела именно тем, кем являлась на самом деле – старой, тощей и злобной стервой.

     Она вскинула взгляд на Николая, который неприкрыто ее разглядывал, даже не особо пытаясь скрыть свое отвращение.

     – Нравится, да? – прохрипела женщина. – Теперь ты доволен? Смотри-смотри, не стесняйся! Полюбуйся на то, что ты сотворил с собственной бабкой!

     – Коля, и в самом деле, хватит таращиться! – бросила Оксана не оборачиваясь. – Иди в машину и сиди там.

     – Ха! – фыркнул парень. – Было бы чем любоваться!

     Тем не менее, он вернулся к «Мерседесу» и забрался за руль, захлопнув за собой дверь и приоткрыв окно, чтобы слышать разговор двух женщин.

     – Ну что? – участливо осведомилась Оксана, заботливо смахнув носовым платком грязь с лица матери и промокнув проступившую на ее разбитой губе кровь. – Больше тебя ничего не смущает? Мы можем поговорить?

     Вместо ответа Ирена попыталась плюнуть дочери в лицо, но у нее настолько пересохло во рту, что плевка толком и не получилось. Осознание полной безвыходности своего положения превратило наполнявшее душу Ирены отчаяние в судорожный приступ самоубийственного куража. Хуже все равно уже не будет. Ей даже захотелось громко и вызывающе рассмеяться, но из ее стиснутого страхом горла вырвался лишь сухой кашель.

     Оксана неторопливо вытерла щеку ладонью.

     – Ладно, вижу, что ты не в настроении, поэтому постараюсь излишне тебя не задерживать, – она протянула Ирене прихваченную из машины рацию. – Все кончено. Сообщи остальным о завершении Облавы, и я немедленно избавлю тебя от своего общества.

     – Черта с два! – рот Ирены скривило судорогой, а потому слова у нее вырывались резко и трескуче, подобно вороньему карканью. – Облава закончится только тогда, когда ты сдохнешь!

     – Не глупи! Ты давно уже не контролируешь ситуацию. Если ты сейчас отзовешь своих людей, то у них еще будет шанс спасти свои шкуры. В противном случае им всем  конец!

     – Они знали, на что шли! Облава должна быть доведена до конца!

     – Проклятье! – в сердцах воскликнула Оксана. – Сколько еще жизней ты собираешься положить на алтарь собственного властолюбия?! Не слишком ли дорогую цену приходится платить другим, удовлетворяя твои прихоти?!

     – Облава – не прихоть, а инструмент правосудия! Твой отец оказался слишком мягким, и не смог сам покарать собственную дочь, даже зная, что она отступница и убийца! Приговор тебе вынесла не я, а Стая.

     – Да ладно тебе! Правосудие тут ни при чем. Мое скверное поведение – недостаточно веский повод для созыва Облавы! Ты пытаешься с ее помощью элементарно решить свои мелкие шкурные вопросы. На сей раз ты зашла уже слишком далеко! Такой вольности тебе не простят!

     – Ничего себе «скверное поведение»! – Ирена аж задохнулась от гнева. – Ты – убийца!

     – Тоже мне откровение! Можно подумать, будто я среди вас одна такая! – на лице Оксаны проступило недоумение. – У нас чуть ли не каждый второй носит на душе этот грех. Что во мне такого особенного?

     – Хватит играть словами! Ты прекрасно знаешь, о чем речь! Убийство сородича карается смертью, а на твоих руках кровь Антона, и она будет отомщена!

     – Антона?! – Оксана нервно хохотнула. – И кто из нас, спрашивается, играет словами? Ты готова что угодно за уши притянуть, лишь бы сжить меня со света! Ты же прекрасно понимаешь, что в его смерти не было моей вины, и твои передергивания еще выйдут тебе боком!

     – О-о-о! – простонала Ирена. – Воистину твой цинизм не ведает пределов! Ты хладнокровно пристрелила родного брата и теперь считаешь себя невиновной?! Это насколько же безумной надо быть?!

     – Я?! – девушка ошалело осела на землю. – Мама дорогая! С чего ты взяла, будто Антона убила я?!

     – Игорь все прекрасно видел. Если ты хотела сохранить свое преступление в тайне, то тебе следовало пристрелить и его. А так тебе теперь не отвертеться.

     – Игорь? Он что, совсем слепой?! Не мог же он так… – Оксана осеклась. – О, боги!

     Она закрыла лицо руками и начала раскачиваться из стороны в сторону, сама не зная, плакать ей или хохотать. Оказалось достаточно одной-единственной последней маленькой детали, чтобы все элементы головоломки, словно по волшебству, сами прыгнули на свои места.

     Бывает, смотришь на фотографию лунной поверхности, а вместо инопланетного пейзажа видишь какой-то несуразный пузырящийся блин. Но стоит повернуть картинку под другим углом, как надувшиеся пузыри оборачиваются живописными кратерами.

     Все то, что доселе представлялось нелогичным, абсурдным и никак не укладывающимся в общую картину, превратилось в составные части тщательно продуманного плана, замысел которого внезапно стал очевиден как божий день. Ларчик, как выяснилось, открывался очень легко, просто все это время Оксана пыталась вскрыть его не с той стороны.

     – Что не так? – обеспокоено спросила Ирена, которая не ожидала такой странной реакции на свои слова.

     – Игорь! Ну, конечно же! – ее дочь не выдержала и рассмеялась. – Какие же мы тупицы! Как же непростительно слепы мы были все это время!

     – Ты о чем? Что здесь смешного?! – ее мать начала терять терпение.

     – А я-то, наивная, думала, что это ты – корень всех моих бед! Что Игорь выступает всего лишь послушным проводником твоей воли! Вот ведь дура-то! Пока мы с тобой грызлись, он без лишних разговоров гнул свою линию, последовательно и планомерно роя подкопы под всех нас. На самом деле это ты была орудием в его руках, тараном, которым он проламывал бреши в моей обороне и крушил авторитет моего отца!

     – Ты, похоже, совсем рехнулась! – Ирена наклонила голову набок, с подозрением рассматривая Оксану. – Зачем ему заниматься такой ерундой?

     – Власть, маменька, власть – вот что ему требовалось, вот к чему он стремился всю свою сознательную жизнь, – девушка горько усмехнулась. – А Кирилл, я и ты оказались помехами на его пути. Теперь же он от нас благополучно избавился, убив, так сказать, трех зайцев одним ударом. Причем, заметь, ему самому руки марать почти не пришлось, мы сами сделали за него всю грязную работу.

     – Без капельки амбициозности и здорового тщеславия ничего в этой жизни не добьешься. И если у моего сына получилось все, что он задумывал, то я только рада за него! Своих собственных амбиций мне не жалко, поиграю и на вторых ролях, а на вас с Кириллом мне наплевать.

     – На вторых ролях?! – Оксану сотряс приступ истерического хохота. – Ты все еще ничего не понимаешь! Вторых ролей не будет, мама, Игорю подпевалы не нужны. Всех, кто хоть немного может угрожать его положению, он попросту уничтожит!

     – Этого не будет! В отличие от тебя, Игорь никогда не опустится до беспричинного убийства. Он настоящий оборотень, не то, что некоторые!

     – Оборотень? – Оксана хитро прищурилась. – А ты можешь припомнить, когда он в последний раз опускался на четыре лапы?

     – Не помню, – Ирена на секунду задумалась, но, похоже, вопрос поставил ее в тупик, – но причем здесь это?

     – То-то же! – девушка не скрывала своего торжествующего злорадства. – А его тяга к дорогим костюмам с галстуками, часами, запонками и прочей дребеденью, к которой ни один оборотень и близко не подойдет? Он уже позабыл, что означает раздеватьсябыстро. Игорь слишком избалован, слишком изнежен, чтобы отказаться от той власти и роскоши, к которым привык. Его вполне устраивает та жизнь, которой он живет. Человеческая жизнь!

     – Ты бредишь! – внезапно охрипший голос невольно выдал волнение Ирены. – Это всего лишь внешняя мишура, не имеющая никакого отношения к его истинной сути!

     – Согласна, – кивнула Оксана, – его поступки куда более красноречивы.

     – И что же Игорь такого сделал, что заставляет тебя делать столь громкие заявления?

     – Изволь, – Оксана подняла перед собой руку ладонью вверх. – Игорек всегда стремился быть во всем первым, быть лидером, и добился на этом поприще заметных успехов. Сказать точнее, он добился всего, что было ему доступно. Следующей ступенью был уже пост Вожака Стаи, но он прекрасно понимал, что не сможет одолеть Кирилла в открытом поединке, а потому никогда даже не подумывал бросить ему Вызов. Если бы мой отец сдал бы свой пост добровольно, то преемницей стала бы я. При ином развитии событий, когда новый Вожак выбирался бы Советом Старейшин, наиболее вероятным кандидатом являлась ты.

     Я не знаю, строил ли Игорь ранее в своем уме какие-нибудь планы или нет, но тот роскошный подарок Судьбы, что я преподнесла ему в лице маленького Коли, он обойти вниманием не мог. Он использовал его на все сто процентов!

     – Каким же образом? – Ирена попыталась изобразить на лице небрежное презрение, но так и не смогла полностью скрыть свою заинтересованность.

     – Образно говоря, он использовал Колю как рычаг, которым все последние годы последовательно расшатывал авторитет моего отца. А ты, маменька, была его точкой опоры.

     – Чушь! Я сама себе хозяйка, и ни под кого никогда не подлаживалась, даже под собственного сына!

     – До сегодняшнего дня я тоже была уверена в том, что в вашем с ним дуэте солируешь именно ты. И это, кстати, действительно так, вот только иногда гораздо важнее оказывается то, что нашептывает солисту суфлер из своей будки. А Игорь всегда прекрасно владел искусством намеков и недосказанностей. Все из нас, кто подолгу общается с людьми, невольно заражается от них человеческими пороками. Не избежал этой участи и он, тем более что вращался в таких сферах, где подковерные игры – обычное дело. У большинства оборотней срабатывает защитный рефлекс, вызывающий отвращение к подобным вещам, но Игорь устоял, а со временем и вошел во вкус. Твой сын умело манипулировал тобой, а ты ничего не замечала. И никто не замечал, поскольку не представляли себе, что кто-то из нас способен на такие вещи.

     Да, в том, как все обернулось, есть и моя вина, однако Кирилл тоже должен был понимать, какую ошибку совершает, идя на поводу у вас двоих. Чем дольше он тянул с принятием окончательного решения, тем уязвимей становилась его позиция. В конце концов, когда его положение стало откровенно патовым, Игорь нанес следующий удар. Он вывел из игры меня, сделав отступницей и изгоем, одновременно показав, что Кирилл более уже не способен удерживать под своим контролем ситуацию в Стае.

     Я, помнится, все гадала, какая нелегкая дернула тебя дать ему отмашку разобраться с Колей. Ведь отвечать потом пришлось бы тебе. Теперь-то мне понятно, что инициатором выступил сам Игорь и как раз по этой причине – как бы не повернулось дело, он оказался бы вне подозрений, выставив тебя отдуваться перед Кириллом и Советом.

     А потом погиб Антон, и Игорь увидел для себя в этой трагедии еще одно великолепное окно возможностей. Брат всегда таскал для него каштаны из огня, и даже его смерть послужила для пользы дела. Никому из нас такой гамбит даже в голову бы не пришел, но мыслительные процессы в мозгу Игоря уже давно катились по иным рельсам. Судьба вновь ему улыбнулась, и он не смог устоять перед искушением, которое оказалось слишком сильным. Он солгал. Он прекрасно видел, как на самом деле погиб Антон, но при помощи небольшой лжи его смерть превратилась в руках Игоря в еще один рычаг. На сей раз его целью была ты.

     – Мой сын не мог солгать! – в отчаянии воскликнула Ирена, в глубине холодеющей души чувствуя, что Оксана права.

     – Однако он сделал это, – ее дочь сочувственно покачала головой. – Я не убивала Антона.

     – Не верю!!! Зачем Игорю так поступать?! Это же нелепо!

     – Отнюдь. Тем самым он вынудил тебя в приступе гнева объявить на меня Облаву. В которой, заметь, он сам участия не принял. Знаешь почему?

     Ирена ничего не ответила, тяжело дыша и буравя Оксану ненавидящим взглядом, а потому та продолжила:

     – Игорь с самого начала был абсолютно уверен, что вся эта затея ничем хорошим для вас не кончится. Для него основной целью Облавы было сжить со света даже не нас с Колей, а тебя. После столь оглушительного провала весь твой авторитет превратится в пшик. В ничто. Ты потеряешь всех своих сторонников: многие из них сегодня умрут, а те, кто выживет, навсегда от тебя отвернутся.

     – Еще ничего не кончено!!! – вспомнила Ирена свою старую мантру. – Облава будет продолжаться, пока ты не сдохнешь!

     – Как бы то ни было, это уже ничего не изменит, и Игорь очень скоро все же получит то, к чему так стремился. И его совершенно не волнует, какую цену ему пришлось за это заплатить. Ведь ты прекрасно понимаешь, что физиология – не главное. То, что делает нас такими, какие мы есть, скрыто в глубине души. Игорь отрекся от тех принципов, на которых мы испокон веков строили свое существование, и порожденная им ложь окончательно превратила его в человека. Переступив эту черту, обратно уже не возвращаются. И теперь этот… это существо почти наверняка станет Вожаком Стаи. Мы сами, своими собственными руками расчистили ему дорогу.

     А поскольку аппетит, как известно, приходит во время еды, Игорь на достигнутом не остановится и возжелает большего. Он не станет тратить свое время, силы и возможности на кропотливую работу по укреплению безопасности Стаи, на обеспечение ее благополучия и роста. Он всецело сосредоточится на удовлетворении собственных амбиций и прихотей, поскольку теперь он мыслит как человек. А для Стаи это будет означать начало ее конца.

     – На этом фоне наша с тобой грызня – сущая мелочь! – Оксана вновь протянула матери рацию. – Скажи своим, чтобы закруглялись. Облава закончена.

     – Нет! – упрямо повторила Ирена.

     – Это твое последнее слово?

     – Да. Облава закончится только со смертью Жертвы, как и предписано Правилами.

     – Вообще-то, – задумчиво протянула Оксана, засовывая рацию за пазуху, – они предусматривают и еще один вариант…

     Быстрым и неуловимым движением она выхватила из кармана нож и приставила его Ирене к горлу.

     – Облава также признается законченной в случае смерти того, кто объявил ее начало.

     – Мама! – ошеломленный таким поворотом Николай выскочил из машины. – Что ты творишь?!

     – Исчезни! – огрызнулась на него мать. – Сиди и не высовывайся! Я знаю, что делаю.

     – Но ты не можешь вот так!…

     – Я сказала, исчезни!!! Или ты предпочитаешь, чтобы она перегрызла горло тебе? Других вариантов нет!

     Побледневший Николай попятился и плюхнулся обратно на сиденье, а Оксана вновь обратила свое внимание на Ирену.

     – Я даю тебе последний шанс, мама, – голос ее был хриплым от напряжения. – Отзови свою шайку. Не вынуждай меня прибегать к крайним мерам.

     В ответ Ирена лишь криво усмехнулась. Странно, но именно сейчас, когда она находилась на волосок от смерти, ее страх куда-то исчез, уступив место холодной и даже циничной невозмутимости. На самом деле страшно было как раз ее палачу, и она не могла этого не заметить.

     – Ты не сделаешь этого, – спокойно сказала она, – духу не хватит.

     – Зря надеешься, – возразила Оксана, – мне, чай, не впервой глотки перерезать.

     – Не на этот раз, – Ирена отрицательно покачала головой, но осторожно, чтобы не поранить шею о лезвие ножа.

     – Почему ты так уверена?

     – Я читаю это в твоих глазах. Тебя остановит не то, что я – твоя мать, нет. Наши родственные отношения давно уже превратились в пустую и ничего не значащую формальность. Дело в том, что ты, как бы не хорохорилась, не сможешь вот так хладнокровно прирезать безоружного и связанного человека. Ты не такая. Ты – правильная.

     – На кону жизнь моего сына и твоего внука, кстати, а потому я готова поступиться кое-какими принципами. Не сломаюсь.

     – Посмотрим.

     – Видит Бог, я пыталась этого избежать, но ничего не остается, – Оксана подобралась, собираясь с духом. – Прощай, мама.

     Николай затаил дыхание, увидев, как напряглась ее спина, как на мгновение замерла рука, сжимавшая нож, а потом резко рванулась вбок.

     – Мама! – испуганно крикнул он, но вдруг, к своему изумлению услышал, как хрипло смеется Ирена.

     – Я же говорила! – торжествующе объявила она. – Кишка у тебя тонка!

     Оксана вскочила на ноги и, развернувшись к машине, в сердцах пнула ее борт. Ее лицо исказила бессильная злоба, щеки покрылись красными пятнами, но она так и не смогла перебороть себя. Николай увидел, что из царапины, оставленной ножом на шее Ирены, стекает тоненькая алая струйка, на большее его мать оказалась не способна.

     – От судьбы не уйдешь, доченька, – самодовольно продолжала Ирена. – То, чему суждено случиться, рано или поздно случится. Сегодня тебе повезло, но не надейся, что удача будет сопутствовать тебе вечно. Ты можешь бежать, можешь прятаться, но Облава в конце концов найдет тебя.

     Ее дочь молчала, опершись на машину и тяжело дыша и затравленно озираясь.

     – А теперь, – Ирена поерзала, усаживаясь прямо, – развяжи меня.

     Оксана, однако, не спешила с ответом. Она задумчиво побарабанила пальцами по полированной крыше «Мерседеса», после чего аккуратно сложила нож и убрала в карман. А когда она повернулась, на ее губах играла недобрая улыбка.

     – Развязать? – переспросила она. – Это вряд ли. У меня есть идейка получше.

     – Ну что еще ты там придумала? – холодок скверного предчувствия пробежал по спине Ирены, но она постаралась не подавать виду.

     – Я тебя здесь оставлю, – Оксана сделала рукой широкий жест, и, проследовав за ним взглядом, ее мать осмотрелась вокруг.

     Они находились на лужайке, являющейся излюбленным местом отдыха окрестных жителей. Причем, не самой цивилизованной его части. Большое кострище, разложенные вокруг изрезанные и исписанные непристойностями бревна, россыпи  пустых бутылок и пивных банок поверх культурного слоя из шелухи от семечек и окурков. От взора Ирены не укрылись и валяющиеся тут и там использованные одноразовые шприцы и обертки от презервативов. В воздухе витал аромат, источаемый грудами валяющегося вокруг мусора.

     – Сегодня как раз пятница, – продолжала тем временем Оксана, – и уже скоро сюда начнет подтягиваться местная золотая молодежь. Оглушительная музыка, реки пива, девчонки… ну, ты знаешь. Думаю, ты явишься для них приятным сюрпризом, который внесет некоторое разнообразие в их культурную программу. На их месте я бы не спешила тебя развязывать.

     Девушка обошла машину кругом и открыла дверь. Николай, не скрывающий злорадной ухмылки, завел двигатель.

     – Счастливо оставаться! Не скучай, ждать тебе осталось уже недолго, – Оксана нырнула в салон и кивнула сыну. – Поехали отсюда.

     – Ты рехнулась! – прохрипела Ирена севшим голосом. – Что ты делаешь?!

     «Мерседес», хрустя пивными банками, неспешно развернулся на пятачке и покатил к дороге, а Ирена внезапно осознала, что на свете существуют вещи и пострашнее смерти. Она, привыкшая к собственному превосходству над другими, всегда надменно смотревшая на окружающих сверху вниз, не смогла бы пережить такого изощренного унижения. Одно только ожидание этого позора верно свело бы ее с ума.

     – Оксана, подожди!!! – закричала она вслед удаляющейся машине. – Не делай этого!!!

     Ирена ждала, что сейчас стоп-сигналы лимузина вспыхнут красным огнем, и он остановится, но этого не случилось.

     – Оксана, нет!!! – Ирена сорвалась на истошный визг. – Вернись, доченька!!! Умоляю, не надо!!! Вернись!!!

     Она упала на землю и начала извиваться, пытаясь хотя бы ползком, но догнать уехавшую машину. От охватившего ее дикого ужаса Ирена совершенно обезумела, колотясь словно в эпилептическом припадке. Ее глаза застилали слезы, битое стекло царапало голое тело, а крик захлебывался в рыданиях. В порыве отчаяния она даже попыталась перекинуться, но от резкой боли в вывернутых плечах на какое-то время потеряла сознание.

     Очнулась Ирена от того, что кто-то шлепал ее по щекам. Она испуганно дернулась, подумав, что это явились ее первые истязатели, но помутневшим взором разглядела перед собой Оксану, которая протягивала ей рацию.

     – Ну что? Еще одна попытка?

     Оксана уже начинала проваливаться в сон, но вдруг приоткрыла глаза и прислушалась, выпрямившись на сиденье. Сквозь глухой гул мотора ей послышалась еле слышная музыка.

     – Что это? – нахмурилась она. – Ты слышишь, Коль?

     – Похоже, телефон звонит, – отозвался парень, не отрывая рук от руля.

     – Кто-то соскучился по своей машинке, что ли? – девушка покрутила головой по сторонам, отыскивая источник звука, который становился все громче и назойливей.

     После их расставания с Иреной прошло около получаса, и «Мерседес» покрыл уже почти половину расстояния до Твери. Там, на квартире Оксаны, они собирались переждать несколько дней, пока ситуация хоть немного утрясется, прежде чем возвращаться в Вельярово. Формально, оба они были теперь свободны от каких-либо обвинений, и их жизням ничего не угрожало, но спешить не стоило.

     – Посмотри в бардачке, – Николай ткнул рукой в сторону перчаточного ящика.

     Его мать открыла крышку и среди вороха бумаг сразу же увидела ерзающий от нетерпения мобильник.

     – Хм, – она взяла телефон в руки, – интересно, кого это нам нелегкая принесла… ишь ты!

     Девушка резко умолкла, и ее лицо приобрело озадаченное выражение. Она подняла надрывающийся телефон перед собой на вытянутой руке, словно он был ядовитым скорпионом.

     – Кто это, – такое поведение матери почему-то не на шутку встревожило Николая.

     – Игорь, – коротко ответила она.

     – Ха! – облегченно выдохнул мальчуган. – Он, небось, еще не в курсе!

     – Сомневаюсь, – Оксана отрицательно покачала головой. – Игорь как раз всегда в курсе. Если бы он собирался уточнить положение дел, то позвонил Ирене, а это не ее телефон. Думаю, он прекрасно знает, кому звонит. То есть нам.

     – Да выкинь ты этот телефон! – фыркнул Николай. – Не в настроении мы сейчас с ним дискутировать. Сами его найдем, если надо будет.

     – Незачем попусту портить отношения со своим будущим боссом.

     Оксана нажала кнопку ответа и приложила телефон к уху.

     – Я слушаю.

     Николая раздирало любопытство, но он мог слышать только ответные реплики матери и наблюдать за выражением ее лица, которое, к его немалому удивлению, вдруг резко помрачнело.

     – Да, я слышу, – губы Оксаны вытянулись в тонкую бледную линию. – Где?… Когда?… Повторять не надо, я все прекрасно поняла.

     Она повесила трубку и раздраженно зашвырнула телефон обратно в перчаточный ящик.

     – Что случилось, мам? – Николай не на шутку встревожился.

     – Не такой уж Игорь, оказывается и беззубый, – девушка раздосадовано прищелкнула языком. – Я его недооценила.

     – Да что там стряслось-то?! – ее сын начинал терять терпение.

     – У него Женя.

     – Хм, – Николай мысленно осмотрел сложившуюся ситуацию с разных сторон, но так и не обнаружил в ней ничего фатального, – и что с того?

     – Останови машину.

     – Зачем?

     – Я сказала, останови машину!

     – Ладно, ладно, – поспешно согласился мальчуган, понимая, что с матерью в таком состоянии спорить не стоит.

     Он включил «аварийку» и свернул на обочину, остановившись у кромки недавно перепаханного поля. Оксана неподвижно сидела, подперев голову рукой, и задумчиво жевала нижнюю губу.

     – Слушай, мам, – осторожно заговорил Николай, – я чего-то недопонимаю. Почему тебя вдруг так сильно взволновала судьба этого незадачливого писаки? Ты свой долг ему отдала, дальше пусть он сам со своими проблемами разбирается. Он ведь всего лишь еще один кобель…

     Оксана резко вскинула голову и влепила сыну быструю и звонкую пощечину.

     – За что? – ошарашено воскликнул тот, схватившись за щеку. – Ты же сама совсем недавно так сказала!

     – Он – мой кобель, а не твой! – строго ответила его мать. – Я имею право так о нем говорить, ты – нет.

     – Ладно, извини, – Николай по-прежнему не понимал, что происходит, – но все равно, на нем что, свет клином сошелся? Или… или ты влюбилась?!

     – Я?! Влюбилась?! В мои-то годы?! – Оксана презрительно фыркнула. – Не мели чепуху! Не заслужил он такого счастья.

     – Тогда в чем дело? Чем тебя так обеспокоил этот шантаж? Игорь наверняка в отчаянии, если решился на подобный, откровенно безнадежный шаг.

     – В отчаянии?! Да он слова-то такого не знает! Судя по голосу, Игорек отнюдь не потерял головы и полностью отдает себе отчет в том, что и зачем он делает.

     – Ну и что же он тебе сказал?

     – Что хочет просто поговорить.

     – Ну и разговаривайте на здоровье! По телефону.

     – Он настаивает на личной встрече.

     – Сейчас! Разбежался! То есть я, конечно, не против того, чтобы побеседовать с ним по душам с глазу на глаз, – спохватился Николай, – но только на моих условиях.

     – Если мы не явимся, он обещает пустить Жене кровь.

     – Ну, во-первых, – парень начал загибать пальцы, – он это в любом случае сделает. А во-вторых, с чего он взял, что подобными угрозами сможет нас к чему-то склонить? – он умолк и с подозрением посмотрел на мать. – Или я ошибаюсь?

     – Я еще не решила, – отозвалась Оксана, неподвижно глядя в одну точку.

     – Ты что, собираешься к нему явиться?! Серьезно?! Но это… это же… – Николай так обалдел, что даже забыл, о чем хотел сказать. – Это ловушка!

     – Естественно.

     – Тогда я сдаюсь. Я абсолютно ничего не понимаю!

     Его мать устало провела ладонями по лицу и снова замерла, уронив голову и запустив пальцы в волосы.

     – Для чего мы с тобой ему понадобились – это понятно, – заговорила она, наконец, и голос ее звучал глухо и отрешенно. – Игорь продолжает двигаться к поставленной цели и устраняет последние препятствия на этом пути, а ты, я и Женя – опасные свидетели, которые знают, как в действительности погиб Антон. Я была слишком наивна, полагая, что ему будет достаточно просто вывести меня из игры, но поскольку теперь очевидно, что в действительности это игра не Ирены, а его собственная, то все существенно усложняется. Игорю не нужна такая петарда под его задницей, и он постарается заставить нас с тобой замолчать. А, насколько я его знаю, единственным приемлемым для него вариантом будет только заставить нас умолкнуть навечно. Когда ему представилась возможность собрать всех нас в одном месте, он немедленно ею воспользовался, желая покончить с нами одним-единственным ударом.

     Да, мы можем сегодня его проигнорировать, убежать и спрятаться, затаиться, но убегать всю жизнь невозможно. Игорь ведь не угомонится, пока нас не достанет. А я не могу себе такого позволить. Я не хочу жить в постоянном страхе, каждую секунду ожидая удара из-за угла. Поэтому я бы тоже предпочла решить проблему здесь и сейчас.

     – То есть ты собираешься отправиться на встречу с Игорем? Серьезно?

     – Вполне.

     – А мое мнение в расчет принимается?

     – Нет. Не согласен – вылезай, я поеду одна.

     – Не дождешься! – обиженно буркнул Николай и только крепче ухватился за руль. – Вот только безнадежная это затея, по-моему.

     – Ну почему же? У нас тоже имеются кое-какие аргументы, – Оксана вынула из-за пояса «Глок» и проверила, сколько патронов осталось в обойме. Набралось всего четыре штуки. Ее сын наблюдал за происходящим без особого энтузиазма.

     – Если я правильно понимаю, то с этой встречи живым уйдет только кто-то один?

     – Скорее всего.

     – Сдается мне, что Игорь предусмотрел возможность того, что мы попытаемся огрызаться. Какие козыри у нас имеются, чтобы наша с ним беседа не выродилась в коллективное самоубийство? Он-то к встрече, небось, загодя подготовился, а мы?

     – Игорь совершил одну ма-а-аленькую ошибочку, которая вполне может оказаться для него фатальной.

     – Какую именно?

     – Истинные оборотни чужды сколь-либо серьезной привязанности к своему случайному любовнику, тем более к человеку. Ни одному из них в здравом уме даже в голову не пришла бы мысль взять Женю в заложники и пытаться через него оказывать на меня давление, но Игорь настолько глубоко вжился в людское племя, что и сам уже начал мыслить человеческими категориями. Он всерьез полагает, что судьба Жени мне небезразлична. А если у него еще остаются сомнения, то когда я явлюсь на назначенную встречу, он окончательно уверует в свою правоту, – Оксана щелкнула затвором и заткнула пистолет обратно за пояс. – Он будет считать, будто я соглашусь на что угодно, лишь бы сохранить Жене жизнь, и на этом фундаменте построит всю свою игру. И ошибется.

     – Хорошо, – кивнул Николай, – возможно, ты и права, но каким образом мы можем использовать эту его слабость?

     – Пока не знаю. Придется импровизировать на месте, – девушка тряхнула волосами, отгоняя сомнения. – Другого шанса может и не представиться, так что надо ехать. Время уже поджимает.

     – Что ж, двум смертям не бывать, а одной не миновать, так, кажется? – невесело усмехнулся ее сын и тронулся с места.

     * * *

     Резкий запах нашатыря ударил Евгению в нос и едва не взорвал его голову изнутри. Он закашлялся и попытался отмахнуться от назойливой вони, но внезапно обнаружил, что руки ему не подчиняются. Это можно было бы принять за продолжение кошмарного сновидения, но резь в носу и слезящиеся глаза настаивали на реальности происходящего. Журналист приоткрыл глаза и сквозь застилающий их туман разглядел склонившегося над ним Игоря. Реальность оказалась даже хуже, чем сон.

     – Вставайте, граф, вас ждут великие дела! – насмешливо поприветствовал его оборотень.

     Руки у Евгения были связаны за спиной, а потому он попытался лягнуть его ногами, но из его затеи ничего не вышло. Журналист только скатился с сиденья в проход и уткнулся лицом в жесткий велюровый коврик на полу пикапа.

     – Ну зачем же так брыкаться? – пожурил его Игорь, выволакивая за ноги наружу. – Еще нос себе расшибешь, а ты мне целехонький нужен.

     – Ага, конечно! – прохрипел Евгений, продолжавший извиваться и дрыгать ногами. – Иначе мой несчастный случай будет выглядеть неубедительно?!

     – Какой еще несчастный случай?

     – А то я не знаю, как Вы со своими пациентами расправляетесь! – его все же вытащили из машины и  усадили на землю. – Я тоже теперь с лестницы свалюсь? Или под машину попаду?

     – Ах, ты об этом! – Игорь махнул рукой. – Расслабься, я подыскал тебе более интересное применение!

     – Что за применение? – как Евгений ни старался, робкий лучик надежды все же пробил корку его скептицизма, и отмахнуться от него теперь было непросто.

     – Будешь вести себя смирно и помалкивать – у тебя еще останется шанс на благополучный исход. Так что будь паинькой.

     – А что за план?

     – Не твоего ума дело, – осадил его Игорь и, схватив за шиворот, рывком поставил на ноги. – Улыбайся шире! К тебе покупатели пожаловали.

     Только сейчас Евгений услышал шум приближающейся машины и увидел, что по заросшему травой проселку, на котором они остановились, к ним движется черный «Мерседес». Игорь, крепко держа журналиста за воротник куртки, вывел его из-за пикапа так, чтобы прибывшим было хорошо видно лезвие ножа, лежащего у Евгения на шее.

     Лимузин остановился метрах в десяти от них, и из распахнувшейся двери выскользнула Оксана, сжимающая в руках пистолет.

     – Что за?… кхх… – Игорь с такой силой натянул его воротник, что Евгений едва не задохнулся.

     – Заткнись! – негромко проговорил оборотень, укрывшись за его спиной. – Вот зараза!

     – Отпусти его! – «Глок» в руках девушки сидел как влитой, и чернота его ствола смотрела журналисту точно промеж глаз. Если резко наклониться вбок, то…

     – Не дергайся, – Игорь словно читал его мысли, – у меня отличная реакция.

     – Сначала нам следует обсудить условия, – сказал он уже громче, обращаясь к Оксане.

     – Только после того, как ты отпустишь Женю.

     – А тебе не кажется, что ты сейчас не в том положении, чтобы что-то мне диктовать? – риторически поинтересовался Игорь. – Или ты куда-то торопишься? Не волнуйся, много времени я у тебя не отниму.

     – Ладно, – уступила Оксана, но пистолет опускать не спешила, – говори.

     – Знаешь, мне кажется, что все произошедшее за последние несколько дней – результат нашего с тобой непонимания. Мы оба действовали, исходя из самых лучших побуждений, но получили совсем не тот результат, к которому стремились. Видит бог, я со своей стороны руководствовался исключительно буквой Правил, но в той исключительной ситуации, в которой мы оказались, наше с тобой видение и понимание их духа оказалось различным.

     Игорь говорил медленно, тщательно и осторожно подбирая слова, и у Евгения даже сложилось впечатление, что тот придумывал свою речь на ходу. Похоже, переговоры с самого начала пошли не совсем так, как он планировал. И виной тому был пистолет в руках Оксаны. Девушка внимательно ловила каждое движение Игоря, и совсем не собиралась делиться с ним перехваченной инициативой.

     – Возможно, мне следует извиниться за некоторые не самые умные решения, что я принимал, – продолжал тем временем ее брат, – но и твоя вспыльчивость натворила немало бед. Мы вместе завели ситуацию в этот тупик, и только совместными усилиями сможем ее теперь оттуда вытащить.

     – Мне от твоих извинений никакой радости, – Оксана пожала плечами, – тем более, что ситуация изменилась, и отнюдь не кажется мне тупиковой.

     – Для тебя лично – возможно; я знаю, что ты надрала нашей матери задницу и теперь свободна от всех обвинений. Но я говорю не о тебе и не о нас, а обо всей Стае.

     – Поясни свою мысль. Что ты имеешь в виду?

     – Наше затянувшееся противостояние фактически раскололо ее на два лагеря. Одни сочувствовали тебе с Колей, другие наоборот, видели в твоем лице ренегатку, предавшую основные принципы нашего существования. Подобный раздрай внутри Стаи отнюдь не делает ее сильнее.

     – А мне наплевать!

     – Ой ли? Ты всегда отличалась крайне ревнивым отношением к соблюдению интересов нашей семьи, и я не могу поверить, что ты вот так, в одночасье от нее отвернешься. Не обманывай себя.

     – После того, как моя собственная мать приговорила меня к смерти, а все остальные смиренно это проглотили, я не считаю, что меня с моими родичами продолжают связывать какие-либо обязательства.

     – Подожди, я еще не закончил. Дело в том, что такое положение вещей не самым лучшим образом сказалось и на авторитете твоего отца, который так и не смог найти устраивающее всех компромиссное решение. Особенно теперь, когда Ирена созвала Облаву вопреки его воле. Подобное открытое неподчинение – знаковый момент, говорящий о том, что Кирилл более не способен удерживать Стаю под своим контролем. Зная его принципиальность, я уверен, что в самое ближайшее время он сложит с себя полномочия Вожака. И тут в полный рост встает вопрос о том, кто займет его место.

     Оксана не пыталась перебить Игоря и внимательно слушала его, заинтересованно наклонив голову. Тот же продолжал говорить, и с каждой фразой его речь становилась все более уверенной и эмоциональной.

     – Ни для кого не секрет, что Кирилл хотел назначить тебя своей преемницей, но, поскольку он покидает свой пост не по собственному желанию, а под давлением обстоятельств, то такой вариант передачи власти исключается. Тем более что ты сейчас в бегах. В любом случае, единодушной поддержки ты бы не получила, а прочно усидеть на стуле, у которого осталось лишь две ножки, очень непросто.

     Если бы вопрос решался голосованием Старейшин, то неплохие шансы имелись у нашей матери, но твоими стараниями сегодня эта дверь для нее закрылась и, вполне возможно, навсегда.

     – Она сама напросилась.

     – Твоя правда, – согласился Игорь. –  Я с самого начала говорил ей, что это безумная затея, и что добром она не кончится, но Ирена меня не слушала. Так что теперь мы имеем то, что имеем… что скажешь?

     – Я, знаешь ли, не дура, и все тобою сказанное сообразила и без дополнительных подсказок, – Оксана нетерпеливо качнула пистолетом, – так что не тяни кота за хвост. Сказавши «А», говори и «Б».

     – Хорошо, перейду к сути… быть может, ты все-таки уберешь оружие, а?

     – Успеется.

     – Ладно, если тебе так удобнее, – Игорь негромко кашлянул. – Я сам намереваюсь стать следующим Вожаком.

     – Я искренне за тебя рада, и желаю тебе всяческих успехов на этом поприще, – кивнула девушка, хотя ее тон вместо радости источал ядовитый сарказм, – вот только объясни мне популярно, наконец, для чего тебе вдруг понадобилась моя персона? Под ногами путаюсь, что ли?

     – Господь с тобой! Стал бы я городить всю эту кашу, если бы хотел всего лишь от тебя избавиться? Я же сказал, что ситуация кардинально поменялась, и теперь мне, наоборот, требуется твое содействие!

     – Вот как? – Оксана озадаченно приподняла бровь. – А в чем конкретно оно должно состоять?

     – Ты же видишь, что Стая расколота, и моей наипервейшей задачей будет восстановление ее единства. И мы с тобой, брат и сестра, преодолевшие личную неприязнь и сумевшие оказаться выше старых разногласий, явились бы тем примером, катализатором, который смог бы остановить начавшийся разброд и обратить его вспять. Как бы то ни было, твой авторитет все еще весьма высок, и, объединив усилия, мы вдвоем смогли бы добиться того, что нам и не снилось бы, действуй мы поодиночке. Ты станешь моей правой рукой и займешь подобающее тебе место на самой вершине иерархии Стаи.

     – Власть мне неинтересна, увы!

     – Я предлагаю тебе не власть, а возможность, – торопливо заговорил Игорь, словно опасаясь, что Оксана развернется и уйдет, не заинтересовавшись его предложением. – Возможность послужить своей Стае, сделать ее сильнее и могущественней. Превратить ее в реальную силу, с которой людям рано или поздно придется считаться.

     – А пара-тройка жизней, принесенных на алтарь твоего светлого завтра, не в счет? Так, побочный ущерб?

     – Да, мы допустили ошибки, но пусть хоть эти жертвы окажутся не напрасными! Я же говорю о лучшей жизни не для себя, а для всех! Кроме того, – голос Игоря стал почти вкрадчивым, – я знаю, что ты всегда во главу угла ставила безопасность своего сына, и очень многим пожертвовала ради него. А я предлагаю тебе способ раз и навсегда обеспечить ему безоблачное будущее. Я признаю его полноправным членом Стаи, и впредь ни одна тварь даже косо посмотреть в его сторону не посмеет. Разве не к этому ты всегда стремилась?

     – Твоими бы устами да мед пить…

     – Что тебя смущает?

     – Как-то ты очень уж легко согласился забыть все прошлые обиды, – скептически хмыкнула Оксана. – Хочешь – не хочешь, а начнешь сомневаться в твоей искренности. Мне нужны дополнительные аргументы, иначе все твои уговоры – пустой звук.

     – Мой главный аргумент – здравый смысл. Ты – сильный, опытный и авторитетный оборотень, и иметь тебя в числе своих врагов – не самая умная идея. Даже если бы я каким-либо образом сумел от тебя избавиться, это не способствовало бы укреплению моей позиции, скорее наоборот. Превратить тебя в союзника – куда более изящный и намного менее рискованный ход, сулящий массу преимуществ. И если, действительно, на миг забыть о былых раздорах, то все мною сказанное становится самоочевидным, – Игорь вздохнул, точь-в-точь как педагог, уже утомившийся вдалбливать прописные истины в голову бестолкового ученика. – Так что, пожалуйста, опусти пистолет.

     – Только после того, как ты отпустишь Женю.

     – Какая же ты упрямая… надеюсь, ты понимаешь, что я не могу отпустить его насовсем?

     – Так не пойдет, – Оксана отрицательно покачала головой. – Если ты хочешь получить мое согласие, то тебе придется оставить Женю в покое.

     – Я могу закрыть глаза на некоторые вещи, могу оттянуть, насколько возможно, принятие тех или иных решений, но на открытое пренебрежение Правилами я не пойду. Ты просишь от меня слишком многого. Я и так здорово рискую, покрывая твои выходки. Верховцы, Омули, а потом еще и угон машины – ты наломала столько дров, что тихо и незаметно спустить все на тормозах не получится. Придется задействовать более серьезные рычаги влияния, а это может стоить очень недешево. А если Стая вдобавок узнает, что все это время ты действовала бок о бок с человеком, которого после оставила в живых, то у тебя будут весьма серьезные неприятности.

     – Мои неприятности – это моя забота. Как-нибудь разберусь.

     – Ты жертвуешь слишком многим ради человека, с которым тебя связывает всего лишь одна проведенная вместе ночь, – Игорь пренебрежительно фыркнул. – Он того не стоит.

     – Это уж мне решать, – не согласилась Оксана.

     – Боюсь, что нет. Он – Человек-Который-Знает, и должен умереть. Однако, – голос Игоря смягчился, став чуть ли не вкрадчивым, – ради тебя я все же готов согласиться на определенные уступки.

     – Какие уступки?

     – Я дам ему сутки форы. Не так уж и мало, если знать, как этим временем толково распорядиться. Пусть идет куда хочет, пусть делает, что хочет, но потом я открою на него охоту с использованием всех доступных ресурсов. Таковы Правила, и я намерен их соблюдать, да и тебе того советую. Для твоего же собственного блага. Вряд ли кто обрадуется, особенно твой отец, когда выяснится, что ты позволяешь себе весьма вольно их трактовать. Не усугубляй свое положение.

     Евгений видел, что Оксана колеблется. В словах Игоря присутствовал свой резон, игнорировать который было не так уж и просто. И журналист не стал бы осуждать девушку, если бы она приняла предложение своего брата. Слишком многое лежало на другой чаше весов, и глупо надеяться, что у него, какого-то затрапезного писаки, получится ее перевесить.

      Нерешительность Оксаны не укрылась и от Игоря, который не преминул воспользоваться моментом и постарался дожать сестру:

     – Присоединившись ко мне, ты поможешь своему отцу сохранить лицо! – с жаром заговорил он. – Мы с тобой станем олицетворением того самого компромисса, найти который он пытался все это время, и, тем самым, его отставку вполне можно будет представить не как поражение, а, наоборот, как достижение, как осознанный шаг в будущее. В противном случае, его уход при столь нелицеприятных обстоятельствах напрочь перечеркнет все то, что он сделал для Стаи за долгие годы своего руководства, и в памяти останется лишь его постыдный финал. Подумай и об этом. Мне кажется, что старик не заслужил подобной участи.

     – Хорошо, – Оксана медленно опустила пистолет, – я согласна.

     – Правда? – создавалось впечатление, что Игорь и сам не верил своей удаче.

     – Правда. Но с одним условием.

     – Все, что в моих силах. Говори.

     – Ты дашь Жене трое суток.

     – Что?… Но… – Игорь за спиной у Евгения не удержался и сдавленно прыснул. – Я-то думал, что ты потребуешь что-нибудь для себя или для отца, что-нибудь действительно серьезное. А ты вместо этого идешь на уступки и даже жертвы ради какого-то человека?!

     – Значит, дело решенное?

     – Но ты же прекрасно понимаешь, что я не могу согласиться на такое! Если станет известно, что на свободе разгуливает Человек-Который-Знает, посвященный в нашу тайну, а я ничего не предпринимаю, то ко мне немедленно появятся крайне нелицеприятные вопросы. Я и так здорово рискую, и лишние проблемы мне ни к чему.

     – У меня есть, что предложить тебе взамен.

     – Вот как? О-о-очень интересно! – заинтриговано протянул Игорь. – И что же это?

     Оксана, не говоря ни слова, сунула «Глок» за пояс, после чего достала из кармана мятый носовой платок, завязала его узелком и бросила ему. Правая рука Игоря перехватила платок перед самым носом у Евгения, и журналист успел заметить, что он покрыт пятнами засохшей крови. Оборотень за его спиной потянул носом воздух, изучая необычный сувенир, и неожиданно вполголоса выругался.

     – Ирена! – воскликнул он, сильнее прижав нож к шее Евгения. – Что ты с ней сделала?!

     – С ней все в порядке, не волнуйся так, – успокоила его Оксана. – И, если мы все сделаем по-моему, ты уже через трое суток сможешь с ней увидеться.

     Да, это был дерзкий, отчаянный и вызывающе наглый блеф, но для придания своим словам большего веса, а заключенной сделке большей солидности, требовалось поторговаться, иначе чрезмерная уступчивость Оксаны могла вызвать у Игоря недоверие. Его сестра, как правило, славилась жутким упрямством, а потому ей пришлось сымпровизировать, чтобы таким образом подтвердить свою репутацию, и носовой платочек оказался как нельзя кстати.

     – Какая же ты… – у Игоря явно не хватало слов, чтобы выразить свою мысль. – Ты всегда была дрянной девчонкой, но опуститься до того, чтобы торговать жизнью собственной матери!

     – Первый ход сделала она, – равнодушно заметила девушка, – я играла черными.

     – М-да, столь изощренного цинизма я от тебя не ожидал.

     – Ха! А ты рассчитывал, что я явлюсь на эту встречу с пустыми руками?

     – Вечно ты все усложняешь!

     – Отнюдь, – возразила Оксана. – Все на самом деле очень просто. Ты же, кажется, сам говорил, что хочешь сделать меня своим союзником – так тебе нужно, чтобы я играла в твоей команде или нет? Ответь сам себе на этот вопрос, и все сразу станет ясным и понятным.

     – В числе своих врагов я тебя видеть точно не хотел бы, – проворчал Игорь, – но ты запросила больно высокую цену.

     – Но согласись, я того стою, – Оксана довольно ухмыльнулась, понимая, что ее брату дальше отступать некуда, – так что убери нож, и мы спокойно обсудим детали нашего соглашения, но уже без посторонних.

     – Умеешь же ты все с ног на голову перевернуть! – Игорь вздохнул и, опустив руку с ножом, принялся перерезать веревки, связывавшие руки Евгения. – Только что мне казалось, что это я диктую тебе условия…

     – «Казалось»! – фыркнула его сестра. – Креститься чаще надо!

     – Ну что ж, гуляй, рванина, – журналист почувствовал, как Игорь подтолкнул его в спину, – забирай свои трое суток. Время пошло.

     – Извини, Жень, – развела руками Оксана, – но это все, что я смогла для тебя выторговать. Надеюсь, что ты справишься.

     – Боюсь, я не стоил таких жертв, – Евгений шагнул вперед.

     Вся его жизнь, съежившись до жалких оставшихся 72 часов, приобрела неожиданно яркое и пронзительное звучание. В памяти четко откладывался каждый солнечный блик, каждый звук, каждое движение треплемых холодным сентябрьским ветром волос Оксаны. Разум, внезапно осознавший ценность каждой отпущенной ему секунды старался ничего не упустить, жадно впитывая малейшие подробности и растягивая время насколько это возможно.

     Подхваченные порывом желтые листья стайкой пронеслись перед лицом Евгения, неспешно кувыркаясь в воздухе. Он невольно моргнул, и в этот миг правая рука Оксаны пришла в движение. Его тело, не способное столь быстро отреагировать на происходящее, продолжало идти вперед, а удивленный взгляд заворожено следил за тем, как девушка одним плавным и слитным движением выхватила пистолет из-за пояса и вскинула его перед собой, нажимая на спуск.

     Пуля ударила Евгения в грудь, развернув его и отбросив назад, и Оксана тут же выстрелила еще раз. Игорь вскрикнул и схватился за простреленное плечо, выронив тяжелую черную «Беретту». Его оружие и тело журналиста упали на землю практически одновременно.

     – Мама! – потрясенный Николай выскочил из машины.

     – Сиди и не высовывайся! – рявкнула Оксана, загнав сына обратно в кабину. – Сколько раз тебе говорить?!

     – Что… что ты делаешь?! – заметно побледневший Игорь переводил взгляд с нее на распростертого посреди дороги журналиста и обратно. – Как ты могла?…

     – Выходит, ты недостаточно хорошо меня знал, если наивно полагал, что жизнь какого-то постороннего человечка окажется для меня важнее жизни родного сына. Я явилась не за ним, а за тобой. Мне недоставало лишь последнего неопровержимого доказательства твоего грехопадения, и теперь я его получила, – девушка кивнула на «Беретту». – Думал, я поверю в твои сказки о светлом и безоблачном будущем?

     – Я говорил искренне!

     – Ну да, разумеется! – Оксана согласно кивнула. – И ствол тебе понадобился лишь для того, чтобы устроить праздничный салют в честь нашего примирения? Довольно! Я знала, что ты освоил искусство лжи, но, честно говоря, не ожидала, что за столь короткое время ты достигнешь в нем таких высот. Ты так увлекся этой игрой, что утратил чувство меры и сам угодил в собственную ловушку, соблазненный перспективой одним махом избавиться от всех, кто тебе мешал. Ты сделал Женю приманкой, и только что сам же ее и заглотил вместе с крючком, поплавком и грузилом. Ты намеревался стрелять прямо сквозь него, да?

     – С-сука! – прошипел Игорь, отбросив ненужные более церемонии.

     – И горжусь этим, – парировала Оксана. – А вот тебя твоя ложь сделала человеком. И я, чего бы мне это ни стоило, не допущу, чтобы во главе Стаи оказался такой ублюдок! Я не хуже тебя знаю Правила.

     – Чтоб ты сдохла, стерва!

     – Успеется, мне пока и среди живых неплохо, – пистолет замер, нацеленный Игорю точно в лоб. – А вот тебя, дорогой братец, уже давно в аду заждались.

     «Глок» в руках Оксаны коротко дернулся, выпустив на волю еще одну дымящуюся гильзу, и по стеклам пикапа рассыпалась алая рябь. Голова Игоря откинулась назад, и он плашмя рухнул на поросшую короткой жухлой травой дорогу. Дорогой черный костюм на мгновение вздыбился на груди, когда его тело сотрясла короткая судорога. По лицу Игоря скользнула черная тень, и огромные клыки отрывисто клацнули в последний раз, а потом его черты разгладились, и он затих, невидящим взглядом уставившись в серое осеннее небо.

     Сзади что-то крикнул Николай, но девушка его не слышала, словно последний выстрел полностью ее оглушил. Она, пошатываясь, подошла к распростертому на земле Евгению и остановилась рядом, сосредоточенно вытирая пистолет полой рубашки. Опустившись на корточки, Оксана прикоснулась к шее журналиста, нащупывая пульс, после чего хмыкнула и аккуратно заткнула оружие ему за пояс. Она приподняла клапан нагрудного кармана его куртки и, движимая любопытством, выгребла оттуда все содержимое, превратившееся по большей части в труху. Пуля размозжила диктофон и застряла в пухлом бумажнике, набитом пластиковыми карточками, визитками, записками и прочими бумажками.

     Евгений закашлялся, придя в себя и оглядываясь по сторонам непонимающим взглядом.

     – Он что, еще жив?! – потрясенно воскликнул сын за спиной у Оксаны. – С ума сойти!

     – Везучий чертяка! – согласилась она, расковыривая скрюченный бумажник, чтобы достать пулю.

     – Невероятно! Ты все это просчитала заранее?!

     – Не то чтобы просчитала, но допускала такой вариант. А дальше оставалось уповать на чудо, и, похоже, мои молитвы не остались без внимания.

     – Что случилось? – журналист попытался сесть, но тут же охнул и схватился за ноющую после удара грудь.

     – Болит? Тогда лучше не делай резких движений и при первой же возможности покажись врачу – у тебя могут быть трещины в ребрах.

     – Я еще на этом свете?

     – Увы, да. Или ты предпочел бы глубокую земляную ванну?

     – Это повременит, – Евгений поморщился и снова лег на спину. – Но как такое возможно?! Я же видел, как вы стреляли прямо в меня! Что за чертовщина?!

     – Замешкайся я хоть самую малость, и Игорь выстрелил бы тебе в спину первым. Ты выступал для него в качестве щита, но когда я убрала свой пистолет, нужда в тебе отпала. А потом он бы разделался и с нами, – Оксана продемонстрировала ему изуродованный бумажник в одной руке и расплющенную пулю в другой. – А так тебя спасло твое драгоценное барахло. Даже привычка таскать с собой полкило всяческого мусора может иногда оказаться полезной, – она снова заглянула в его портмоне. – И чего у тебя тут только нет…

     Девушка вдруг умолкла и озадаченно нахмурилась. Двумя пальцами она ухватилась за уголок одной из бумажек и, осторожно отделив ее от растрепанного брикета, в который превратилось содержимое бумажника, вытащила на свет.

     Сердце у Евгения упало. В голове промелькнула мысль, что его везение закончилось, не успев даже толком начаться, а перспектива вышеупомянутых земляных ванн вновь стала более чем реальной.

     – Откуда это у тебя? – Оксана развернула к нему разодранную фотографию, на которой еще можно было разглядеть сидящего на корточках Николая и лапы большой рыжей собаки рядом с ним. – Тоже на улице нашел?

     Журналист не хотел выдавать Лену, да и против себя свидетельствовать не видел смысла, а потому лишь устало закрыл глаза и промолчал. Все было ясно и без слов.

     – Впрочем, – девушка, похоже на его откровенность не очень-то и рассчитывала, – можешь не отвечать. Я и так знаю. Тут даже след от рамки остался. И я догадываюсь, кто мог тебе ее дать, – она провела носом по краю фотографии. – Ну да, так и есть.

     – Извини, – еле слышно пробормотал Евгений.

     – Какая же я все-таки дура! – Оксана без сил плюхнулась на траву и, вяло взмахнув рукой, отбросила прочь распотрошенный бумажник. – Зная род твоих занятий, я должна была заподозрить, что ты мне баки заливаешь, но то времени не было, то сил, то желания… наверное, мне и вправду совсем мозги перекосило.

     – Что бы ни было причиной нашей встречи, все, что я делал после, я делал только из желания помочь! – попытался запоздало оправдаться Евгений. – Никаких корыстных целей я не преследовал.

     – А я-то как перед тобой распиналась! Все время себя виноватой ощущала, пыталась найти способ вывести тебя из-под огня. А ты, оказывается, сам, по собственной инициативе в кастрюлю с этой кашей запрыгнул! – девушка раздосадовано плюнула на землю. – Впрочем, это уже не важно. Главное, что ты мне лгал.

     – Сожалею, но я не такой, как вы. Тут уж ничего не поделаешь. Вначале все складывалось так суматошно, что я особо и не задумывался, а потом просто не хотел разрушать наши только-только наладившиеся отношения.

     – Иди к черту! – устало буркнула Оксана. – Ты лгал мне, а я тебе верила, и осознание этого причиняет боль.

     Она ощущала себя так, будто у нее из груди кто-то выдрал большой кусок, и пустота, зияющая на его месте, вызывала неприятное сосущее чувство. Терять всегда тяжело, но особенно долго и мучительно затягиваются раны, остающиеся на душе после утраты Веры. Оксана уже неоднократно убеждалась в том, что не стоит возлагать на окружающих тебя людей слишком уж больших надежд и чаяний, но раз за разом повторяла свои старые ошибки. Невозможно вечно оставаться прожженным циником, ожидающим от окружающих одних лишь гадостей. Ни человек, ни оборотень, ни одно живое существо на свете не способно выжить в одиночестве, и Оксане всегда хотелось иметь рядом кого-то, на кого можно положиться, и эта тяга снова и снова оборачивалась закономерным разочарованием. Нет, она ни в коем случае не воспринимала Евгения как друга и никаких планов на его счет не строила, но, по крайней мере, считала его порядочным, а он… В тот самый момент, когда вся ее предыдущая жизнь разлетелась вдребезги, и впереди была лишь неизвестность, получить вдогонку еще и такое отрезвляющее разоблачение явилось настоящим ударом в спину.

     – Я не хотел, чтобы так вышло, но ведь… ведь закончилось-то все вполне благополучно, – заметил Евгений без особой надежды.

     – Да, благополучно… – рассеяно обронила Оксана. – Я всего-навсего застрелила родного брата, который постепенно становился таким же человеком, как и ты. А ты, оказывается, ничуть его не лучше. Вы, люди, все одинаковы. М-да. Я уже начинаю жалеть, что ты не сдох.

     – Вы теперь и меня убьете? – журналист чувствовал себя настолько опустошенным, что, если бы девушка ответила утвердительно, он воспринял бы такой исход совершенно спокойно, как должное.

     – Нет, – качнула она головой, – я своих слов назад не беру. Ты все еще можешь воспользоваться тем «запасным выходом», что я тебе предоставила, и ты получишь свои трое суток, но потом…

     Оксана крякнула и, подобравшись, поднялась на ноги и принялась отряхивать запыленные джинсы.

     – Потом ты станешь для меня Человеком-Который-Знает со всеми вытекающими из этого последствиями. Специально охотиться я на тебя не стану, но и ты не пытайся искать встречи со мной. Если попадешься мне на пути – убью, и моя рука не дрогнет, делая контрольный выстрел. Ты все понял?

     – Да.

     – Тогда прощай, – она развернулась и зашагала к машине, где ее поджидал немного растерянный Николай.

     Превозмогая боль в груди, Евгений сумел таки сесть.

     – Мне, действительно, очень жаль! – крикнул он ей вслед.

     – А мне наплевать! – Оксана даже не обернулась.

     * * *

     – И что теперь? – комфортабельный «Мерседес» беззвучно глотал километры дороги, и на Николая уже начинала давить гнетущая тишина, царившая в салоне. – Ты уже продумала новый план действий?

     – Да нечего тут продумывать, – Оксана лениво приоткрыла один глаз. – Доберемся до дома и завалимся спать. Лично я уже истосковалась по нормальной постели.

     – Честно говоря, я имел в виду более отдаленную перспективу. Ведь вернуться в Стаю нам теперь вряд ли удастся.

     – Это почему же?

     – Но… – Николай удивленно воззрился на мать. – Ты ведь только что пристрелила Игоря! Кроме того, все уверены, что и Антона ты прикончила. Стае вряд ли понравится, что ее братья и сестры начали грызть друг другу глотки.

     – Ну и плевать! И вообще, Стая нам еще спасибо сказать должна за то, что мы избавили ее от той невеселой перспективы, что перед ней маячила!

     – Нам никто не поверит. У нас нет ни единого доказательства, только пустые умозаключения.

     – А я и не собираюсь ничего никому доказывать. Не моя это забота. Если у кого-нибудь найдутся против меня обвинения, то пусть он сам о доказательствах позаботится. Я выполнила свой долг и теперь умываю руки.

     – Но не можешь же ты сделать вид, будто знать ничего не знаешь, и как Каин заявить, мол, разве я сторож брату моему?

     – А что мне помешает?

     – Ты и сама намереваешься солгать?

     – Обойдусь и без этого, – Оксана недовольно насупилась и сложила руки на груди. – Я просто не стану рассказывать все.

     – Но правда рано или поздно выплывет наружу! – Николай всплеснул руками, отпустив руль. – В конце концов, все узнают, как погиб Игорь.

     – От кого? – мать искоса на него посмотрела. – Уж не от тебя ли? Других свидетелей нет.

     – Да, но… – парень запнулся, пытаясь найти достойные аргументы. – Такое шило в мешке долго утаивать не получится.

     – Если ты хоть немного напряжешь свое серое вещество, то сообразишь, что никто и не станет это дело раскапывать…

     – А как же Ирена?!

     – Вот она-то как раз всеми силами будет стараться упрятать дело под сукно, чтобы нелицеприятная правда о ее Игорьке не выплыла наружу. И другим не позволит свои носы совать куда не следует. Ей и без того здорово досталось, и еще одного удара она может и не выдержать. О ней не беспокойся.

     – Хм, если твои оценки верны, то все выглядит не так уж и плохо, – Николай заметно приободрился. – Но все же, что мы-то в сложившейся ситуации делать будем? Какой тактики придерживаться?

     – Сейчас мне не помешали бы покой и тишина. И вообще, в ближайшие девять месяцев я бы предпочла ни с кем из родственников не видеться. Для их же собственного блага.

     – Как?! Опять?! – машина вильнула из стороны в сторону, едва не вылетев на встречную полосу. – Одного раза тебе мало, что ли?!

     – Ах, если бы ты знал, как сложно сопротивляться инстинктам, – Оксана устало смежила веки. – Детей должно быть много.

     – А как же я?!

     – А ты мне поможешь. Будешь пеленки стирать, молочко греть и все такое.

     – Ну, знаешь ли… это уж… – Николай никак не мог подыскать слов, которые бы соответствовали моменту. – И тебя совершенно не волнует, каким засранцем был отец твоего ребенка?!

     – Не-а, – качнула головой девушка. – Мой сын… или дочь никогда не узнают его имени… так же, как и ты.

     – Моего отца ты тоже бросила на произвол судьбы прямо посреди дороги и в компании со свежим покойником?

     – Ну зачем же так обобщать? В те времена жизнь была куда проще.

     – И что, по-твоему, теперь будет с Женькой?

     – Откуда мне знать? – Оксана равнодушно пожала плечами. – Я же не оракул. Если он не дурак, то не станет понапрасну терять времени и как можно скорее воспользуется тем телефонным номером, который я ему дала. Будем надеяться, что ему повезет.

     – А пистолет с последним патроном ты оставила ему на тот случай, если удача от него отвернется?

     – О таком варианте я как-то не подумала. Просто не хотела оставлять при себе ствол, из которого были убиты оба моих брата. Таскать с собой столь очевидную улику глупо, и на месте Жени я бы постаралась от него поскорее избавиться.

     – Ты теперь на него все стрелки переведешь, что ли?

     – Лжесвидетельствовать я не собираюсь, но иногда достаточно о чем-нибудь просто умолчать, чтобы подтолкнуть расследование в нужном тебе направлении. И если кто-то решит взыскать с Жени за все содеянное, то ради бога, я препятствовать не стану.

     – М-да, веселенькую жизнь ты ему приготовила.

     – Это верно, – усмехнулась Оксана, – скучать ему в ближайшее время точно не придется.

     – Каким бы засранцем бы Женька ни был, но это, по-моему, несправедливо по отношению к нему, – Николай почесал нос, – и даже как-то… подло.

     – Подло? Да брось! – девушка опустила стекло, и ворвавшийся в салон ветер разметал ее светлые волосы. – Я думаю, Женя справится, ему к таким подаркам судьбы не привыкать. Ведь подлость – это так по-человечески!