Путешествие Холодного Сапожника
Однажды тёплым летним днём
"Долгая дорога в Дублин", ирландская народная песня.
Пролог.
Аккурат после Светлого Христова Воскресенья постучались в дом Холодного Сапожника перелётные птицы.
- Дрыхнешь, Марк, - орал вожак, толстый гусь, бил перепончатой лапой в заколоченную изнутри дверь. - Выходи, чего скажу!
- Пошёл на хрен! - хрипло отвечал изнутри непроспавшийся Сапожник. Весна была поздняя, неловкая, и он никак не мог согреться. Оттого был ещё злее, чем обычно.
- Пора, Марк, га-га-га! - загоготал гусь, и вся его стая заорала, захохотала, от ветра и Солнца они были пьяные. - Дорогу проспишь!
Птицам мешкать некогда, снялись, и вот уже только голоса далеко - словно кони скачут по твёрдому от весеннего ледка небу.
"Дорогу", - повторил про себя злобно Холодный Сапожник; адский гогот и хлопанье крыльев ещё слышались ему, как волынки и бубны. Дорогу... Дорогу!
И поднялся Сапожник с убитой холодной постели, и босиком прошлёпал по холодному утоптанному полу, и могучей дланью сорвал брус, прибитый поперёк двери. С ночи Всех Святых не касался он этого бруса... на Святого Патрика, правда, показалось, будто пора уже... но рано, нет, рано было...
Короче: вылез на порог Холодный Сапожник - сам бледен, волоса всклокочены, глаза от света щурит. А перед ним белый, и синий, и уже с прозеленью Божий свет... И дорога. Широкая, от самых его босых пальцев, то ли звёздными искрами присыпанная, то ли поздним снегом. Не утерпел Сапожник: крякнул во всю широкую грудь, протянул руку за сумкой с верным инструментом, - и отправился в путь, даже дверь не запер.
Никогда он её, по правде сказать, не запирает - на зиму только. Или, если дела Сапожного в мире нет и от скуки напьётся сильно пьян, - чтобы лиха какого не натворить.
День первый. Баль Ашлэнге.
***
Шёл и шёл Сапожник по звёздной дороге, по сторонам поглядывал. Места были вроде знакомые, но всё в отдалении, пока ни одно не манило. Да и народ какой-то бледный, видать, Солнышко их ещё не коснулось, и без Холодного Сапожника им не жарко. Долго ли, коротко так шёл - и встал перед ним межевой камень. Никаких заветных слов, кроме обычных малобуквенных, не было на том камне написано. Дорога, между тем, расходилась натрое. Сапожник почесал затылок. Ничего. Поскрёб бороду - опять-таки без вещего знака. Тогда выбросил он пальцы наугад, и левая рука не знала, что делает правая, и выпало три на левой. Вздохнул Сапожник с облегчением и повернул налево.
Дорога сразу же изменилась: вместо ясной синевы с искрами под ногами захлюпала непрохожая грязь, в которой кое-где островками попадались римские и еллинские булыжники. По обе стороны дороги попеременно вставали ельники, зелёные плясовые поляны Малого народца (в просторечии - танцполы), а также замки норманнского стиля. Какие в руинах, а какие даже очень ничего... но Сапожник был муж, твёрдый в вере, а верой его была Дорога. И он не свернул, не польстился на болотные мягкие травы и флаги на башнях, и попал, в конце концов, куда следовало: в Баль Ашлэнге, Город Мечты, в точности на рыночную площадь.
Там он сел, разложил нехитрый инструмент и стал ждать. Таково уж его Сапожное ремесло: обувь прохожим чинить да истории выслушивать. А как иные истории, что сапоги, - ладно скроены, или же наоборот, белой гнилой ниткой вместо доброй дратвы шиты, - то и слово Сапожника бывает к месту.
Первым набрёл на Холодного Сапожника муж безумный, неприкаянный, плечи не то перхотью засыпаны, не то какими-то светящимися пылинками. В заплечном мешке он волок разбитое зеркало овальной формой, метр длиной, и невидимый гамак ускоренного исчезновения. Обут был безумец в рваные опорки. На осторожные расспросы Сапожника отвечал, что звать его Венс, а тут он по беде профнепригодности оказался. Тест провалил на гармоничность. Вот и пришлось любимое Зеркало Миров с работы украсть, чтобы по-прежнему на халяву по мирам шастать. Удивился Сапожник таким обстоятельствам, стал дальше расспрашивать, но очень скоро понял, что не зря бедолага тест провалил.
Ауру заклинаний он читать не умел. Старшим сослуживцам хамил. В пространстве ориентировался плохо: ежели входил, например, в сферическую комнату, то определиться с эффектом присутствия не мог: находится ли на утёсе или в космосе, и это при том, что пол под ногами был лишён "звёздности" всего остального! К тому же нытик он был редкий. Пока Холодный Сапожник орудовал варом и мешочной иглой, Венс скучным голосом излагал, как он решил в последний раз проститься с Зеркалом, несмотря на антигармонию.
- Ведь ничего не только не случилось, даже не произошло никаких аномалий!
Приободрившись, обдумал бедный Венс одну мысль - остаться в выходные на работе, попрощаться с любимым устройством. Обдумал - не понравилось. Засекут. Стал обдумывать мысль вторую - украсть Зеркало, применил телекинез, хоть и не был до конца в том уверен.Только по увиденному результату понял, что не лишился магических сил под действием времени... Таки телекинез. А не там телепатия или пирокинез.. И то ладно. Всё-таки маг с него был посредственный. Да и семьянин никудышный: женат Венс был на какой-то неудачнице, у которой только кровать была современной (исчезающей), поскольку та нужна лишь для сна. (Тут Марк хмыкнул - хоть и жил он бобылём в тесной хибарке, но кровать всё ж использовал по назначению, ванну в ней не принимал и пищу на кровати не готовил).От этой, давно исчезнувшей жены сохранилось много вещей, несших в себе характерную ауру владельца, которую Венс ощущал вполне отчётливо, даже не понимая, что это аура. Правда, вещи это не спасло. Особенно худо пришлось трансляторам, поскольку хозяин абсолютно не разбирался в их устройстве, потому не нашёл ничего лучшего, кроме как поломать их, хорошенько стукнув по скрытым коробкам, куда якобы приходили все сигналы.
В общем, кое-как он Зеркало дома установил, да и заблудился в диковинных мирах. Сначала всё было чин чином. Приятные пейзажи, идиллические леса. "Реализм!" - даже восхищённо подумал он. Но тут из леса вышел на Венса зеленокожий арбалетчик. Он был ранен, в его боку торчала стрела, но арбалетчик не обращал на неё никакого внимания, а просто шёл сквозь лес, причём в его глазах застыла решимость. Последней каплей в чаше мучений оказалась девушка с длинными светлыми волосами, в одежде из листьев и с защитной окраской на лице. В её руках был посох в виде сучковатой ветки, слегка пульсирующий. Такого тайного надругательства Венс не вынес и кинулся, куда глаза глядят. Теперь он робко взирал на сурового Сапожника.
- М-да, - прогудел Холодный Сапожник, - горазд ты чепуху молоть. Не помогу я ничем, больно твоя обувка прогнила. Автору спасибо скажи, рукам его золотым да голове ясной. Увидишь где на тёмной дороге - за нож не хватайся, ещё сам порежешься. Адресок я тебе запишу, передашь ему, знахарка там живёт опытная. Если она не поможет, ну, тогда... Прощай, бедолага! Смотри, какую очередь собрал...
Очередь, и впрямь, уже волновалась. Венса потеснили в сторону двое крепких парней, неуловимо похожих. Тот, что постарше, судя по бледному лицу - уроженец Дрянного Места, Сапожнику понравился. Плечи - в косую сажень, глаза печальные, неглупые, видно, что голова на плечах не только для шлемоношения... Однако же присмотрелся Марк - а сапожки то мэйд ин двадцатый век... Не по болотной технологии сделаны, строчены на швейной машине, да ещё, небось, и с электроприводом... Сожрут тя, засланный ты мой, твои орки да Дружинники, стопчут, с горечью подумал Сапожник, но вслух ничего не сказал. Промазал швы салом, - авось, не так заметно будет, - да и отпустил странничка. Тот отошёл в сторону, побратима дожидаясь. Побратим, мрачный и нервный, тощий, что твой Перст, предъявил Марку вконец стоптанные сапоги, но видно было, что работы они неплохой.
- Хороший мастер делал, - заметил Сапожник, примериваясь, как бы положить заплаты.
- Двое, - вздохнул Перст. - Давно, правда, это было... ещё при дедушке моём... потом их к дракону отвели.
- Сапоги дракону тачать, что ли?
- Какие сапоги! На съедение, - горько отвечал Перст. - Сука он зелёная... Ты, мастер, это... если там... на заплатку, у меня есть...
И протянул Марку лоскуты драконьей кожи.
- Ого!... Неужто ты с ним сражался?
- Какое там! Линял он... Эта падла огнедышащая, оказывается, триста лет на спор на перевале просидела. Хотела своим дружкам доказать, что в нашей деревне такие же сволочи живут, что и в прочих местах.
- Да ну? Нет, не надо мне этой шкуры, я тебе из доброго слова поставлю, крепче будет. И что же?
- Да надоело мне всё... Списки каждый год составлять, стариков к нему водить... А тут ещё и девушки наши возжелали к чудовищу в пасть броситься. Сил же никаких не осталось! С молодых лет - отверженный... Плюнул я, пришёл к нему: говорю, жри меня, тварюка огненосная! А его перекосило, как мужика от самогонки, дескать, из-за твоего благородства я пари проиграл... Только я его и видел...
Сапожник вытянул руку, придирчиво посмотрел на свою работу.
- Ох, парень... На, держи... Измельчали нынче драконы. Пари заключают, как пропойцы какие-нибудь в кабаке... Да и вы тоже хороши... Триста лет сидели сиднем, никому и в голову не пришло шугануть змея. Всё между собой собачились, небось?
Перст уныло кивнул. Ему было стыдно за односельчан, да и выползки драконьи - не чета боевым трофеям.
- Не горюй, - Марк похлопал его по острому колену. - Вот, обувку я твою подправил, ступай с Богом. Всё у тебя получится, а увидишь дракона - не тушуйся.
Следующая пара была совсем нездешняя. Небритые, в свитерах ирландской вязки, в синих парусиновых штанах... Геологи-работяги. Старший осторожно усадил на камень младшего и стал обмахивать его Картой скрытых озёр. Перед Марком он поставил кроссовки и кирзовые армейские "давы", и то, и другое - раскисшее и расползшееся вдрызг.
- Где ж это вас носило, - пробурчал Сапожник, обращаясь к бывшим обувям. Однако отозвался Эксперт:
- Да вот... По скрытым озёрам бродили. Они, знаете, такие интересные. То прибывают, то убывают. Прямо Каспийское море в миниатюре. Исчезают и появляются вместе с рыбой...
Молодой человек, типичный Студент, вдруг закатил глаза и забормотал:
- Домик синенький... между двух непокрытых... ни фига он не синенький... звезда...
- Это он звезду увидел, - пояснил Эксперт. - А думал, что НЛО... Ну, как наши боты?
- Плохо, - сказал Марк. - Забирайте, ребята. Латать нет смысла, тут клей нужен, аккурат из той рыбки, что в ваших исчезающих озёрах водится. Не бродили бы праздно, был бы вам и клей, и суть, и из рыбки суп. А так - не взыщите. А тебе, товарищ Эксперт, и вовсе должно быть совестно. Запутал мальчика, сам знающим сколько раз прикидывался, а за клещами-то не уследил. Теперь у парня менингит на почве энцефалита, молись автору своему, чтобы калекой Студента не оставил...
Эксперт залился краской, скомкал карту и тонким голосом прокричал: "Исчезаю!"
Под ногами его аккуратно разверзлось небольшое озеро и поглотило обоих искателей чудес.
- О, а ты что же дрожишь, девушка?
Девица сама тоненькая, скандинавской наружности.
- Холодно, - учительским голосом, хоть и с жалобной ноткой, произнесла она. - Северный Ветер. А можно, я тут присяду?
- Нужно, - сказал Сапожник и растроганно улыбнулся. Мягок он был душой, этот суровый муж и тайный воин... особенно, когда такие девушки в эльфийских башмачках...
- А читать такое мелкое - для глаз вредно.
- Ничего, - отвечала девица. - Я разбираю. Только подчерк кривой.
- Почерк.
- Что?
- Почерк, говорю. Да... башмачки у тебя фасонные. Силовые линии по швам так и сверкают... Ловко...Не в таких, дитя моё, по хантским степям гулять. Чересчур каблучки высоки... В таких башмачках только по столицам вышагивать.
- Так я в степь нечаянно...
- Ну, да... Заклинание перепутала, понимаю... Соболей бить не умеешь, тоже понятно. Ну, и что ж так расстраиваться? Что сразу запираться в глуши? Возвращайся, милая, в столицы, там блистай, а природа-матушка тебя не покинет. Ветров же и в городе всяких хватит.
- Что вы такое говорите! Я дикие края люблю, я вольный дух!
- Все мы духи вольные. Да только учительница ты, не открывательница. И говоришь, и думаешь ты, как учительница, и славы жаждешь, и признания. А в глуши этого нет и не будет. Э-э, да они у тебя непарные, девушка!
- Ой... да как же это...
- Смотри, этот точно эльфийской работы, вот и мастер знак оставил. А этот - ну, видишь сама - фабричный он. Похож, а сказочной силы в нём нет. Может, потому ты и захромала? Ну, ладно, не горюй. Вот, переставил я тебе пряжечки, ступай на здоровье.
Улыбнулась девица лукаво и печально, в меха завернулась - только полярным сиянием по следу и полыхнуло. Холодный Сапожник почесал бороду, прищурился: ишь какая! Поэтесса... Молода. Ничего, найдёт настоящую любовь, забудет дикаря своего. Настоящая любовь - не сказка, она и краше, и складнее...
Следующим в очереди был всадник. Под седлом топталось, гремя костями, лошадинообразное животное. Всадник, то и дело запахивая отороченный мехом лисицы плащ, вслух бранил и ездовую скотину, и свою судьбу Курьера. Позади седла у него был привязан окоченевший страшного вида труп - не то собака, не то волк, не то крыса величиной с собаку. Голова страшилища венчалась омерзительной мордой с внушительным рядом крупных клыков.
"Святая Бригита, укрой мя своим плащом...", - пробормотал Сапожник и украдкой сложил пальцы крест-накрест. - "А я-то думал, что голова только макушкой увенчивается... А морда ж спереди быть должна. И клыков даже у волкулак только четыре, а у этих - целый ряд... Мутанты. Во как..."
- Вот, напали на меня, - жаловался Курьер следующей в очереди за ним деве верхом на мосластом Белом единороге. - Ужас что такое! Кожа просвечивалась, животы объёмные, когти постоянно двигались, наполняя воздух характерным пощёлкиванием
- Ой, что вы такое рассказываете! - ахала дева.
- Но я не робкого десятка, - продолжал Курьер. - Я повернулся к существам сначала одним боком, затем другим, это позволило мне, не выпуская тварей из поля зрения, проверить, что находится за спиной.
- Да что вы!
- Да! И всё же страху натерпелся такого, что разум отказывался интерпретировать это в образы. Зато я их всех положил. С одним вот сцепились, я его на меч насадил, но ведь гад не унимался! Тогда я, вынув из сапога нож, мощным ударом вогнал его в лоб уродливой головы...
- Этой, что ли? - девушка осадила назад единорога. - Ой, как страшно...
- Не, - отвечал курьер с неожиданной печалью в голосе. - Этому я только лапу отрубил. Хотел и голову снести, а он на меня как глянул - ну, чисто по-собачьи. Подполз и руку лизнул. И улыбнулся...
- По-собачьи? - всхлипнула девушка.
- Зачем по-собачьи, по-человечьи... Так вот я его с собой и везу. Не могу оставить, понимаешь ли, существо, для которого я стал в последние мгновения жизни дороже всего на свете...
Девушка на единороге разрыдалась. Марку это надоело, и он довольно грубо поинтересовался, какого лешего надобно Курьеру в очереди к Сапожнику.
- Да это... Лошадь я продать хочу. Кляча, недостойная такого храбреца...
- Храбреца, говоришь, - зловеще ровным голосом отвечал Холодный Сапожник. - А монах? Что ж ты про монаха девочке не рассказываешь?
- Какой монах? - залепетал Курьер. - Никакого монаха...
- Ещё бы! Он и взялся ниоткуда, и пропал неведомо куда... И половину тварей этих неизвестно чем спалил, и хозяина их чётками-погремушками спугнул. Ну, станешь отпираться?
- Так и было, клянусь, так и было! Не ты ли ?
- Ещё чего! Автор у тебя добрый, пожалел дурака.
- Да я...
- Хвастун ты, - безжалостно оборвал его Марк. - И лентяй, и жадина, и живодёр. Коня своего в волчью сыть превратил, вон, брюхо распорото... И всё-то мыслишь, как бы этот полутруп продать, а денежки прикарманить... Да ты на себя посмотри. Какой ты курьер, ты писарчук! Не говоришь, а изъясняешься! И обувка у тебя, кстати сказать, девственная... нетоптаная. Ступай отсюда, пока я тебе добрую дорогу не показал вот этой вот рукой!
И грозно сверкнул очами Холодный Сапожник, и выпрямил стан свой немалого размера... Курьер охнул и дал шпоры бывшему коню. Животное рвануло с места вскачь. Пыльные кишки волочились следом. Сапожник расхохотался, в очереди тоже послышались смешки. Однако дева на Белом единороге не смеялась. Она приняла байки Курьера за чистую монету, язвительный тон Марка её огорчил.
- Ну, девушка, говори, чего надо, - Сапожник вытер слёзы, отдышался и снова сел. - давай, что там у тебя.
- Вот.
Тут смехом грохнули стоявшие вокруг, а Марк просто осатанел.
- Подковы? Ты что, малышка, издеваешься? К Кузнецу! Шагом марш!
- Зачем к Кузнецу, не надо нам к Кузнецу, - глубоким баритоном возвестил Единорог. - Это не мои подковы, а моей милой Ипполиты.
- Святой Мэл... - только и смог простонать Сапожник. - Люди добрые, это я сплю, или как?
- Или как, - ответила дева.
- Кто из вас конь, а кто кобыла, тьфу, человеческое существо?
-Он.
-Она, - в один голос отозвались дева и единорог.
Марк прикрыл глаза ладонью, растопырил пальцы - не пропадёт ли видение? Нет, наоборот, теперь только заметил, что единорог как-то странно подёргивается. Да и девушке в седле не сиделось спокойно. На передних ногах единорога звякали янтарные браслеты. Марк понял, что любимыми святыми не отмолится.
- Господь мой, Иисус сладчайший! - воззвал он. - Что это за цирк, Барнум и Бейли? Почему их колбасит, Господи?
- Это, амулеты памяти, - единорог делал нелепые паузы в речи. - А то что нас, как ты, выразился колбасит это...
- Молчи, животное, - Марк догадался. - Запятые. Эка вашего автора угораздило... И часто с вами такая икота приключается?
- Да на каждой, странице блин, - горько вздохнул Единорог. - Ладно Ипполита пошли.
- К колдуну вам надо, - сказал Сапожник. Вспыльчив он был, но и отходчив, а эти двое и так уж от авторской фантазии сильно пострадали. - А ещё лучше - к грамматику. Есть в ваших краях грамматик?
- Есть, как не найтись.
- Ну, и ступайте. Меня настоящие клиенты ждут.
Следующим в очереди стоял стопроцентный англичанин в камуфляжке, какой в патриархальных окрестностях Баль Ашлэнге ещё не увидят веков пятнадцать. Англичанин был грустен, большую фотокамеру держал под мышкой. От него пахло пустынной сельдью и финиками.
- Шалом алэйхем, - тихо сказал он. - Мне бы ремень починить, камеру носить неудобно.
Очередь затаила дыхание. Сейчас этот дьявольский Сапожник швырнёт молоток в повязанную платком белобрысую голову... Но Сапожник посмотрел на англичанина пристально и протянул руку:
- Шалом. Давай ремень, охотник. Нелёгкое это дело - Желать единорога, да?
- Правда, - охотник смотрел под ноги. - Пустыня... Звери... И Бог.
- Молчи, парень. Готов твой ремень. Ни о чём не жалей, и о плёнке своей не жалей. Выучи иврит.
- Выучил уже.
- Скажешь "Е-ди-но-рог", и он придёт.
- Юваль тоже так говорит.
- Умница твой Юваль. Прощай.
- Прощайте, Сапожник.
Следующий за охотником некто говорил по мобильному телефону: "Что? Когда плачут звёзды? Тридцать секунд... А какие варианты? Что? Двадцать? Повтори, Еэлланис, милая, я ничего... Десять? Не паникуй, счастье моё. Скажи "А". Да. Да. Что?"
-Ну, вот. Сорвалось. А могла бы, кажется, выиграть ещё один мобильный телефон. Правда, он мне не так уж и нужен, - некто спрятал изящное изделие за пазуху, а оттуда достал большой хрустальный шар с замками и планетами. - Всё равно в моих мирах ничего не знают о высоких технологиях. Мне и самому долгое время было не ясно, откуда я знаком с этими понятиями...
- Ну, что у тебя?
Некто, заглядевшись в шар, рассеяно поставил ногу на камень. Холодный Сапожник оглядел во всех отношениях справную обувь, хмыкнул и достал суконку. Навёл блеск, хлопнул по голенищу, - давай, дескать, перемени...
- Ну, всё. Два медных гроша с тебя, любезный.
Любезный с трудом оторвался от созерцания и уставил на Марка пламенные зеницы. Но мастеру это было нипочём.
- Два гроша.
- Да ты знаешь, кто я? Я Некорд Хейватор, самый могущественный волшебник трёх миров! Меня называют Повелителем Стихий и Ужасом Живущих. При виде меня женщины падают без сознания, а мужчины преклоняют колени...
- Знаю. Вижу. Эти, что ли, преклоняют? - Сапожник бестрепетно протянул руку и отобрал хрустальный шар, приблизил к глазу, сощурился. - Э-э, солнечное затмение у них, похоже... Красиво, ничего не скажу. Сам делал?
- Сам, - буркнул юный волшебник. - Триста лет возился...
- Руки-то у тебя откуда надо растут. И голова не пустая. О, смотри, что вытворяют, молятся на твой портрет... Но сердечко с червоточинкой... Кто тебя только приучил о себе так думать? Ты не в шар свой гляди, а вот сюда, - и протянул волшебнику Сапожницкий нож, отполированное до зеркального блеска лезвие. - какой ты Ужас Живущих? Да ты по уши влюблён! "Никто меня не любит, значит, я ужасный... Ну, пусть Великий и Ужасный...", а нашлась девушка добрая, умница - нашлась ведь?
- Сам сотворил, - мрачно и упрямо отвечал Хейватор.
- Это ещё кто кого сотворил - вопрос... нашлась - и смотри-ка, всё переменилось. Чудотворец! Что ты дуешься? Не всесилен? Счастье твоё, что нет... Два гроша-то нашел?
Волшебник помотал головой.
- Я тут у цыган батарейку купил... на последние...
- Для Стихий? - усмехнулся Сапожник.
- Чтобы Солнце у них не погасло, - Ужас Живущих залился краской.
- Ну, иди с Богом... Астральный жених. Заждалась тебя твоя эфирная невеста. И брось белладонной баловаться, глаза испортишь!
Но волшебник уже подобрал хрустальный шар и был таков.
- Эй, пропустите без очереди!
- Да, тут человеку совсем плохо...
- Кому плохо? - Сапожник приподнялся посмотреть: уже и очереди почти не было, так, трое-четверо... а юношу в рваной одежде Посланника подтащили и усадили возле камня, приладив за спину тощий вещмешок.
- Эй, парень! Ты меня слышишь?
- Слышу, - еле пробормотал Посланник.
- Вот сволочи, - Сапожник уже отделил полосу от куска драконьей шкуры из запаса, уже обтачивал ровно чурочку, - а они тебе ещё лекцию читали, да? О политическом устройстве родного края... Об искусстве интриги, да? А простого жгута наложить - ума не хватило.
- Герцог - предатель, - всхлипнул молодой гвардеец каких-то там Величеств.
- Понятно, что предатель. Совсем ты ещё молодой, наивный... Вот, чуть ноги не лишился.
- Я ему отомщу, - сквозь зубы прошептал Посланник. - Я...
- Так, - Сапожник написал на лоскуте плаща день и час оказания первой помощи, огляделся. - Ты и ты, верхами. Быстро его к знахарю, или кто тут у вас есть. Плесени ему на рану пусть положат.
- Да мы на Драконью охоту собрались, - взялись было отнекиваться грубые всадники. - У нас билеты на космический корабль!
- Не про вас эта охота, - отрезал Сапожник. - Делайте, что сказал, а то мальчишка загнётся. А он, может, пятерых таких, как вы, стоит. Ну, живо! А вздумаете отлынивать или вред ему причинить - знаете меня, я вас и в Предгорье сыщу, и в грелку не запрячетесь...
С отправленными прочь вояками от очереди остался одни невзрачный, еле на ногах держащийся вьюнош. На одежде его красовались подпалины, да и башмаки снизу прогорели, а сверху были протравлены химикалиями. "Двоечник", - догадался Сапожник. - "Алхимию завалил, выгнали, небось, из Университета"
- Что, домой не вернёшься?
- Стра-ашно, - проблеял студент. - Папаня пороть будут...
- И что? К разбойникам в шайку?
-Не, - маг-недоучка ухмыльнулся, показал щербатые зубы. - Я к какому-нибудь властителю в алхимики пойду, он же не проф мой, он сам ни хрена не понимает, буду морочить голову ему да денежки сшибать. А папане я письмо написал, типа из деканата: "предан казни огненной, как и всяк свершивший сие мерзостное деяние..." Подпись там, печать, всё чин-чинарём. Они и искать не станут. А пепелок им мой товарищ пришлёт, он в крематории сторожем подрабатывает. Он же папане и расскажет, как типа я отчаялся, как мерзостное деяние свершил, как меня повязали, потом на кичмане пытали-мучили, - у студента настоящая слеза зазвенела в голосе.
- Это какое же такое деяние? - Марк даже от работы голову поднял, до того парень был хитёр и скользок - не по годам и не по виду.
- Да, я для папани прикинулся, типа я профа нашего замочил. Ну, завалил сессию - дай, думаю, замочу старикашку. А на гомункулюса его подстрекательство повешу.
- На гомункулюса, говоришь?
- Угу. Сидит у него такой в колбе - ух, гений... одни мозги сплошные...
- Да... Гений и злодейство... Как всяк свершивший, значит? И много у вас таких... свершивших...
- Находятся, - студент помрачнел. - Сами знаете, небось, как нашего брата в альма матер обижают.
- На обиженных воду возят, - безжалостно заметил Сапожник. - Ну, за работу - что дашь.
- Спасибо! Я щедрый! - студент протянул золотой талер размером в пол-ладони. Марк, даже не дотронувшись, увидел - фальшивый. Но талер взял, и, когда студент направился в сторону таверны "Сивый КVнь", - ловко запустил фальшивкой ему в спину. Попал. Ай да Холодный Сапожник, ай да сукин сын! Теперь и отдохнуть бы неплохо.
Не тут-то было! В весенних быстрых сумерках на опустевшую площадь выполз Кандальник. Это он три часа кряду в ближних кустах лупил острым камнем по оковам. Иногда попадал по рукам...Стук и вопли сильно раздражали Марка, но из-за посетителей Сапожник не мог подняться и прикончить несчастного мученика, раз уж никто из добрых поселян не подскажет ему дорогу в кузницу. Бедолага... молодой совсем. Сапожник вздохнул. Виден ему был этот юнец, как на ладони: с незатейливой своей судьбишкой, с богатым папашей и шайкой вольных разбойников... Этакая роза-мимоза. Взгляд у Кандальника был безумный, он шатался на ходу и бормотал: "Не помню, один там был или с ребятами...Ничего не помню..." Сапожник на всякий случай положил молоток под руку - кто его знает, беспамятного...
- Давай, давай, не задерживайся, - пробурчал он. - Я тебе не помощник, истории у тебя никакой пока нету. Зря босиком плетёшься, что ли? Что за жизнь твоя? Чудеса в решете, один произвол. Был ты в шайке, или не был, резал батюшку своего, или же нет, и даже сколько годков тебе было - о том ты автора своего не спрашивай. Он не знает, ты не помнишь... За то его благодари, что ты два года бескормицы, ежевечерних порок и адского труда на каторге претерпел и не сдох... Не с твоей статью Мотыльком прикидываться. А что памятью да умом он тебя обделил - ну, на то его воля... был бы ты умён да памятлив - окочурился бы непременно.
Кандальник ещё постонал немного, но вот и проклятия на шипучем языке затихли в переулке. Холодный Сапожник разогнул спину, расправил плечи, зевнул и устроился на ночлег тут же, под открытым небом. Не привыкать ему.
Завтра будет новый день, завтра идти дальше.