Моя Планета : другие произведения.

Номинация Вс-2013

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  • © Copyright Моя Планета(wasyata@mail.ru)
  • Добавление работ: Хозяин текста, Голосуют: Номинанты
  • Жанр: Любой, Форма: Любая, Размер: от 5 до 30к
  • Подсчет оценок: Среднее, оценки: 0,1,2,3,4,5,6,7
  • Аннотация:

    СКОРО!

    КОНКУРС

    МОЯ ПЛАНЕТА - 2014

  • Журнал Самиздат: Моя Планета. Познавательный конкурс. Поют ей песнь любви всех голосов творенья
    Конкурс. Номинация "Номинация Вокруг Света" ( список для голосования)

    Список работ-участников:
    1 Рябоченко М.П. Мой дикий друг   7k   "Рассказ" Проза
    2 Ямбо В Гости к Гномам   6k   "Очерк" Естествознание
    3 Тихонова Т.В. Здесь водятся оленеводы и дожди...   5k   "Миниатюра" Проза
    4 Пик А. Бремя Белых   21k   "Рассказ" Проза
    5 Щербак В.П. Здравствуй, Казбек!   9k   "Рассказ" Мемуары
    6 Лысенко С.С. Короли бильярда   5k   "Рассказ" Проза, Постмодернизм
    7 Хельга Л. Дубровник - музей под открытым небом   10k   "Очерк" Приключения
    8 Горбатых С.А. Кулинарные сюрпризы Буэнос-Айреса   7k   "Очерк" Проза
    9 Камаева К.Н. Город утренней зари   28k   Оценка:7.72*12   "Эссе" Проза, Мемуары, Приключения
    10 Чернышева Н. Рейс Минводы-Павлодар-Чита   26k   "Рассказ" Проза
    11 Бачерикова В. Поездка в Бергамо   8k   "Очерк" Проза
    12 Афанасьева О. Новогодний олень   23k   "Рассказ" Проза
    13 Ковалевская А.В. Совершенные пустяки, собранные в путешествии по Европе   30k   Оценка:8.62*7   "Эссе" Проза, Публицистика, События
    14 Стрекалова Т.А. О памяти, памятниках, да и не только...   8k   "Эссе" Проза
    15 Воробьев М.З. Всякий труд благослови...Глава 4   26k   "Сборник рассказов" История
    16 Арямнова В. Гоа: Под небом голубым...   13k   "Статья" Проза
    17 Исааков М.Ю. Спокойный город   16k   "Очерк" Публицистика
    18 Cochon P. Королевская гордость   9k   "Очерк" История
    19 Василевский А. Китайские истории (сокр)   30k   "Рассказ" Проза
    20 Виверс О.И. Отпуск в раю   23k   "Сборник рассказов" Проза
    21 Ли К. Перу, утерянное знание   18k   Оценка:10.00*3   "Статья" Публицистика
    22 Михеев А.И. Домовладельцы   7k   "Рассказ" Проза
    23 Ефремов А.Н. Последний привет   5k   Оценка:9.36*5   "Очерк" Проза, Публицистика, Религия
    24 Шурыгин А. Познакомьтесь - это ботог   11k   "Рассказ" Проза
    25 Капустин В. Харбин - нерусский город   19k   "Очерк" Мемуары
    26 Грошев-Дворкин Е.Н. Амазонка из Тувы   17k   "Рассказ" Проза
    27 Назаров Р.А. Геометрия ушедшей цивилизации   5k   Оценка:8.00*3   "Очерк" Приключения
    28 Железнов В. Путешествие из Петербурга в Москву... через Сибирь   14k   "Статья" Публицистика
    29 Бердник В. Выбор   20k   "Рассказ" Проза
    30 Быков М.В. Древняя Охота На Сурков   15k   "Рассказ" Проза
    31 Беляева С.М. Рыба, которая никуда не спешит   14k   "Очерк" Естествознание
    32 Норд Н. На руинах Спитака   8k   Оценка:10.00*5   "Очерк" История
    33 Алексеев А.А. Эпизоды   27k   "Очерк" Мемуары
    34 Сапфира А. Cкучно ль жить в Тарусе?   12k   "Очерк" Мемуары
    35 Пинская С. Испания 2001, май   18k   "Очерк" Проза

    1


    Рябоченко М.П. Мой дикий друг   7k   "Рассказ" Проза

      

    Мой дикий друг

       Сухая рыжая трава колюче топорщится на холмистом просторе мыса.
       За спиной, где остались дачные участки, бушует рай. Ветви яблонь тесно облеплены белоснежными цветами, клонит окладистые грозди сирень, печальный кипарис весело расцвечен розовыми и лиловыми грамофончиками вьюнка. Нежно-розовые шапки персиковых деревьев звенят и жужжат под ярким и безжалостным солнцем, скрывая в своей пышной пене сотни пчел. Бутоны тюльпанов и ирисов готовы взорваться от кипучей, юной энергии и словно замерли в раздумье, какой оттенок весны добавить им в это пестрое полотно.
      А впереди - сплошь рыжий мир, который где-то там, далеко упирается в синь то ли моря, то ли неба... На секунду замираю у начала незнакомой мне каменистой дорожки, как на старте. И вдруг срываюсь с места, широко раскинув руки. В одной - маленький фотоаппарат, в другой - панама, которую сорвал с головы ветер. Я бегу навстречу морю, разинув рот в порыве ликования. Я счастлива! Я свободна! Пусть на десять дней - но душа моя легка и безмятежна. Я готова раствориться в этом привольном мире, стать и травой под ногами, и небом, и веселым грамофончиком вьюнка...
      Двадцать последних лет я жила с полной отдачей, иной раз считая часы и минуты до короткого сна. Выдох, выдох, выдох... И вот - словно нечаянная остановка в пути. Долгожданный вдох.
      Первый восторг очень скоро сменяется любопытством. И уже не бегу, а скачу вприпрыжку, зорким глазом любителя-фотографа осматривая окрестность. Каменистая почва не дает живительной силы ни деревцу, ни кустику. Среди короткой травы то тут, то там вздрагивают от ветра лишь безжизненные колючки. Присаживаюсь рядом, здороваюсь, коротко дотрагиваюсь до сухих неласковых листов... Укладываюсь на острые горячие камешки дорожки и навожу объектив: теперь на фоне слепящего синевой неба видны резные листы увядшего, но неувядающего в своей дикой красоте репейника. Мой шаг становится все медленнее, все короче. Если приглядеться, этот вчерашний день дышит новой жаждой жизни. То там, то здесь алеют крошечные остролистные, неведомые мне цветы. Из-под огромного щербатого валуна выполз лопух. Его распластанные по земле светло-зеленые листы, словно пухом, сплошь покрыты белыми нежными волосками и похожи на неоперившихся птенцов. Соскальзывают с камней при моем приближении маленькие ящерки. Вот, шустро оббегая препятствия, торопится неведомо куда огромный, почти с ладонь, жук. Его темно-фиолетовая спинка переливается на солнце всеми цветами радуги. "Это крымская жужелица", - сообщает мне по телефону муж. Оборвав на полуслове связь с "большой землей", мчусь вдогонку за живым самоцветом. Вдруг почти рядом, на расстоянии вытянутой руки, зашевелилась лысина песчаного холмика. Меня обожгло, остановило холодом, и скорее понимаю, чем вижу, как по ту его сторону осыпалась с тихим шуршанием коричневая, длинная и жирная, змея.
      Стряхнув испуг, двигаюсь дальше то семенящим шагом лилипута, то размашистым - великана: неизвестно, какие сюрпризы поджидают меня...
      Как здорово, что ты такой! Как восхитительно, что тебя не расчертили набережными и проспектами. Не утыкали едальнями и закусочными. Не озвучили протяжными голосами разносчиков мороженого и горячей кукурузы. Не осветили огнями реклам. Тысячелетия ты стоишь здесь, вонзив отвесные бока в изумрудное, синее, голубое море. Словно крошки с подола, стряхиваешь в волны отпочкованные ветром глыбы ракушечника. Соленые брызги увлажняют и освежают твои склоны, даря короткую жизнь алому ковру из маков.
      Широко размахивая руками в такт шагу, я иду по узкой тропинке, вьющейся по склону. Она то прячется за поворотом, то внезапно обрывается вниз, то заставляет попотеть на крутом подъеме... Ни один шаг не приближает меня к морю, оно так и остается лежать тихим синим лоскутом далеко внизу. Я начинаю терять терпение, когда тропка вдруг резко сворачивает в нужную сторону. Буквально скатываюсь с крутого спуска, и вот уже перевожу дух на крошечной площадке с перилами. Прямо подо мной - железная, почти отвесная, лестница, двести ступеней, словно соединяющих небо и море.
      Ее построили несколько лет назад. А до этого... Редкий путешественник окунался в эту прозрачную девственную воду, которая, словно факир, то скрывает, то обнажает мокрое царство самоцветов, устилающих дно. Яшмовый пляж... Даже отсюда, с высоты птичьего полета, отчетливо виден причудливый рисунок из бордовых, темно-зеленых, оранжевых и цвета темной охры камней. Затаив дыхание, не оглядываясь назад, медленно считая ступени, чтобы усыпить страх, начинаю спуск. Вот и последняя. С нее - на шею утеса, каменного динозавра, навсегда опустившего морду в благодать воды. Потом, присев на корточки, цепляясь за выступы камней, - к берегу. Кто назвал эту узкую кромку из булыжников, разделяющих скалы и море, пляжем?
      Если бы я была художником, то здесь я хотела бы быть Пикассо. Потому что здесь - его мир. Треугольники скал, овалы самоцветов и прямоугольники человеческих тел, приютившихся на негостеприимном берегу...
      Сажусь поближе к воде, вытянув ноги на мокрую полоску камней. Пришедшая тихая волна обжигает холодом - нет, открыть купальный сезон вряд ли осмелюсь. Неотрывно смотрю вдаль, в ту точку, где сходятся море и небо. Помню, как в детстве мечтала доплыть до этой черты и потрогать рукой опускающийся в волны свод. Вооружившись надувным кругом, я много раз начинала заманчивое путешествие. И всегда верила, что доплыть у меня обязательно хватит сил. А додумать, сумею ли вернуться, так и не успевала - буквально через несколько минут мой поход прерывал громкий зов мамы или бабушки. И я возвращалась, не в силах оставить их так надолго. Давно уже пришло понимание, что некоторые мечты так и остаются недосягаемыми, как эта, ускользающая при каждом приближении, линия горизонта. Но желание дерзать осталось.
      Сегодня кромка почти не видна - море и небо плавно, нежно переливаются друг в друга. Лишь ближе к вечеру закатное солнце обозначило заветную границу - словно желая прохлады, опустило свое огненное тело в воду, призывно выбросив прямо к моим ногам красную ковровую дорожку, поддернутую легкой рябью. Эх, пройтись бы!.. Но лишь ловлю ладонями солнечные блики - нет, сегодня я не приму приглашение. Слишком холодно. И потом - у меня еще много обязанностей и планов. И к тому же - теперь я совсем не уверена, что сумею вернуться. Нет, еще не время.
      Южный вечер короток, ночь настигает внезапно. В наступивших сумерках спешу по лестнице вверх, торопливо пробираюсь к утесу и в изнеможении укладываюсь на его горячую макушку.
      Оказывается, я знаю тебя давно. Еще со школьных лет, когда любила рассматривать в учебнике по литературе картину забытого мною, а может и безвестного художника: Лермонтов стоит на этом самом месте, где сейчас лежу я. Черная краска ночи смазала и растворила очертания и границы, соединив в единый организм все сущее. Всем телом ощущаю тепло каменного ложа. Перебираю и кружу под ладонями мелкие камушки и раковины. Как бесконечен мир - и как он близок. Далеко внизу - а кажется, что у самого уха - волны осторожно щекочут камни. В недосягаемой высоте завис бледный хвост Млечного пути - не долететь, не дожить до этих звезд. Но я поднимаю руку и радостно глажу густо усыпанное неведомыми мирами небо...
      Как хорошо, как покойно, что сегодня, сейчас у меня есть ты, мой дикий друг, мой Фиолент!
       2010-2011. Фиолент.

    2


    Ямбо В Гости к Гномам   6k   "Очерк" Естествознание


      
       Дорога петляет по горным склонам, справа то появляется, то пропадает сине-зелено-голубая равнина моря. Слева мелькают дома, заросли кустарника, равнина с плоской столообразной скалой Красный Камень...
       Наконец автобус сворачивает с главной дороги, и начинает подъем на нижнее плато Чатыр-Дага. Мелькают коричневатые стволы тисовой рощи, в просветах деревьев то вспыхивает, то гаснет солнце. Наконец, подъем почти закончен.
       - Сейчас будет трясти, предупреждает гид. - Хорошую дорогу тут не проложили. Пол часа придется потерпеть тряску.
       Будем терпеть, а что же делать. Хотя, зря нас пугали, трясет не так уж сильно.
      
       Ну, вот наконец-то мы и приехали. Можно выйти из автобуса, размять ноги. Кругом равнина с пожухлой травой, а слева виднеется махина Чатыр-Дага, похожая чем-то на длинного уснувшего слона. Теперь нужно топать к пещерам. А у пещер всегда очередь. Ждать надо, в лучшем случае, минут сорок - час. Первым делом к кассе с вопросом - а сколько стоит фотографировать? Бесплатно? Замечательно, спасибо! Присаживаемся на лавочки возле кафе и ждем. Тик-так, тик-так, вот уже и гид сзывает группу. Надо быстро напяливать на себя все, что есть из теплых вещей, зашнуровывать потуже обувь, и вперед. Первой на очереди у нас Мраморная пещера.
      
       У входа в пещеру предлагают на прокат довольно страшноватые на вид куртки. В пещере довольно прохладно. Начинаем спуск. У входа в пещеру нас встречает ее хозяин, большущий сталагмит похожий на старика с длинной, окладистой бородой. Затем идем в зал Сказок. Вот наплывы сталагмитов образуют сказочный рыцарский замок, а вон там притаилась царевна лягушка, здесь Дед-Мороз в роскошной шубе, а там голова зубастого дракона. Такое впечатление, что сотни умельцев трудились над этими чудесными изваяниями. А может вон те сталагмиты это замершие в ожидании гномы, которые только и ждут пока уйдут незванные гости, чтобы снова взяться за работу. Идем дальше, почти цепочкой, стараясь не поскользнуться на влажных камнях. Нас ждут "подводная лодка", массивный холмоподобный "Царь колокол", и много других чудес Мраморной пещеры. Озерцо, куда можно бросить монетки, "Тигровый" ход, где были найдены остатки саблезубого тигра, геликтитовые соцветия на сводах. А вот "Обвальный зал". С его площадки, как с балкона виден другой, "Дворцовый" зал. Массивные сталагмитовые натечные колонны "Король" и "Королева". Жаль только, наша гид по пещере говорит так тихо, что почти ничего не слышно. Дальше мы не идем, возвращаемся наверх, нас еще ждет другая пещера. Взбираемся вверх по склону, к автобусу, и едем к пещере Эмине-Баир-Хосар.
      
       Пещера Эмине-Баир-Хосар намного глубже и темнее чем "Мраморная". Но впечатление производит намного более сильное. У входа нам показывают остатки скелета то ли оленя то ли бизона, чуть позже остатки скелета мамонтенка, животных которые в древние времена упали в пещеру. Но не это главное в пещере Эмине-Баир-Хосар. Спускаемся все ниже. Если "Мраморная" по строению почти одноуровневая, то Эмине-Баир-Хосар многоуровневый колодец. На этот раз нам повезло с гидом. Девушка гид громко, четко, и главное, очень интересно рассказывает о пещере. Щелк, щелк, щелк, - не переставая слушать гида не отвожу взгляда от экрана фотоаппарата. Как можно упустить такую красоту. Вот белые кальцитовые мышки бегут вниз по стене, а вон те каскады сталактитов, и тот сталагмит, и этот чудный, словно гномьей работы, сталогнат.
      
       Проходим в главный зал, стены которого украшены причудливыми натеками. Мелькает мысль, вот ты какой, Казад-Дум. Щелк, шелк... не вышло, опять сели батарейки. В таком холоде они очень быстро садятся. Хорошо, что набрал с собой полный карман. Рядом чертыхаются люди, у них тоже сели батарейки, а запасных нет. Проходим в "Озерный зал". Маленькое подземное озеро.
       - Сюда монеток не бросать, - говорит гид, - Тут уникальные отложения.
       Спускаемся по лестнице ниже, и мы в зале "Идолов", населенным (а как же иначе) множеством больших и маленьких сталагмитов. У входа в зал стоят его хозяева - Король и Королева, похожие на шахматные фигуры сталагмиты в три или четыре человеческих роста. В центре зала фигуры "идолов" - причудливой формы сталагмиты. Вон там хозяева этого дивного дворца - гномы, там наяды, а там видимо окаменели тролли. С потолка свисает бахрома каменных штор - сталактитов, стены украшены лепниной натеков от темно-желтого до темно-коричневого цвета.
      
       Самый ошеломляющий зал, это "Кечкемет", названный так то ли в честь венгерского города-побратима Симферополя, то ли в честь ресторана с тем же именем.
       Это видимо тронный зал подземного гномьего дворца. Звучит органная музыка, отражаясь от стен стометрового зала. По спине ползут мурашки. В середине зала, большой, роста в три человеческих, белый сталагмит, дух пещеры и Хозяин Эмине-Баир-Хосар, он же "Белый спелеолог".
      
       Идем дальше. Нас ждут удивительная "Шапка Мономаха", "Розовый грот", чьи стены окрашены в красноватый цвет оксидом железа, удивительный "Поцелуй", сталактит и сталагмит которые вот-вот образуют сталогнат. Узкими проходами между стенами пещеры, украшенными лепниной натеков, проходим все дальше, любуясь миллионолетними творениями Природы. Доходим до самой нижней точки пещеры, зала "Хозяйки". Так, где когда-то давно был подземный водопад, сейчас сидит каменная хозяйка зала, похожая на девушку с длинной косой.
      
       - Теперь вас ждет лестница здоровья, - говорит гид, и мы осторожно топаем вверх по влажным ступенькам...
      
       За окном автобуса темно, мелькают огни и темная полоса моря, а в глазах застыли чудеса подземных дворцов Чатыр-Дага. Вернуться бы туда еще раз. И мы обязательно вернемся. До скорой встречи, гномы!
      
      
      

    3


    Тихонова Т.В. Здесь водятся оленеводы и дожди...   5k   "Миниатюра" Проза

       Отпуск. Летний. Не знаю, как у кого, но у меня эти два слова вызывают приступ бегства. Бегства от привычного, от людей, любой ценой, на край света. Так было и в этот раз. Только ты сказал:
      - Поедем в Хабаровск. Там у меня друзья.
      - Просидеть две недели в чужой квартире - редкое счастье.
      - Дача, баня, шашлыки, до Китая рукой подать... На "Стреле" по Амуру покатаемся.
      - А сколько до моря ехать?
       С этого всё и началось.
      
       Пять часов на самолёте. Хабаровск.
       Дача, баня, шашлыки, красивейший город... жёлтые воды загаженного китайцами Амура.
      
      Двенадцать часов на поезде. Владивосток.
      Влажность воздуха девяносто процентов. Море. Порт, сухогрузы, опять порт. Автовокзал. Только бы не опоздать, следующий автобус до Лазовского района пойдёт на следующий день...
      
      Восемь часов на автобусе.
      Жара несусветная. Кондиционеры не справляются. Выспались. Поели, опять выспались. Два часа по гравийке - уже не поспишь. Но скоро... совсем скоро...
      
      Край света.
      Бухта Оленевод...
      
      - Здесь выходят олени, - говоришь ты, вытаскивая пыльный багаж из нутра автобуса.
       Море ещё не видно. Его слышно. И поэтому я не слышу тебя...
      
      Малахитовая тяжёлая волна откатывается. Тягун ревёт, натягивает тетиву прибоя, расчёсывает колючки ежей, отдирает ракушки и катит их с галькой по дну. Мутит морскую капусту с одноглазой камбалой. И хрипит:
      - I"ll be backkhh...
       И возвращается, накрывая меня взбаламученной бирюзовой водой. Устав барахтаться, выползаю на песок. Сохну. Соль выступает на коже...
       Первый день оказывается самым тёплым и радостным.
      Песок везде.
      Прибой слышен даже в доме. Ночью выхожу на крыльцо. В темноте слышу вздох ворочающегося в своём логове зверя. На выходе из бухты корабли на рейде белыми глазами смотрят на берег.
      Скоро утро...
      
       Два дня идёт дождь, перемешивая небо с морем. От ламинарий, выброшенных на берег, терпко пахнет йодом.
       С сопок, окруживших бухту, ползёт туман. Дождь зло взбивает волну, вскипает пеной, стучит по крыше дома.
      Вода кипит. Сейчас будет кофе. А потом и лодка причалит к берегу. Во-он она...
      С тревогой разглядываю точку на горизонте, гадая на кофейной гуще, что может заставить тебя сидеть там над одноглазой камбалой и стаями быстроходных пеленгасов.
      Звёзды задумчиво меряют пространство под тобой щупальцами, на поверхности мелькают поплавки над плантациями с гребешками и ламинарией.
      Но с двадцатиметровой глубины якорь держит тебя в резиновой скорлупе, раскачивает на волне.
      Бухта, дождливая и сонная, далеко.
      И тебе нет дела, что кофе готов.
      Семь утра. Стою босиком на веранде. Круглый стол, маски, две пары ласт, двухместный матрас, удочки, ракушки, мидии, звёзды, ежи, осколки обмусоленного морем стекла на счастье. Мидии узкие и длинные, с мою ладонь. Жареные на мангале, они вкусные, но жёсткие.
      Сегодня четвёртый день. На тропе к туалету лениво проползла гадюка.
      Кета на завтрак, обед и ужин. Ты говоришь, что непременно нужно попробовать гребешков. Я верю тебе. Но камбалу, шипевшую в ночи на мангале, я уже есть не буду. Ты смеёшься.
      Прибой ревёт в ночи. Шумит тисовая роща под налетевшим ветром.
      Скорее бы кончился дождь...
      
       Ура! Сегодня кончился дождь. Но стало холоднее. Я брожу в купальнике и толстовке босиком по песку. Странный берег. Сегодня это песок. Вчера мелкая галька-голыш.
       Море штормит. На входе в бухту Преображения стоят корабли на рейде - там рыбозавод. Холодный ветер налетает порывами.
      - Море Охотское, - говоришь ты.
      - Японское...
      - Да нет, ты опять всё напутала. Охотское, - смеёшься ты.
      - Японское же!
      - Ну, хорошо, хорошо, южный берег Охотского.
      - Нет, - посинев окончательно, выбираюсь из воды, - всего лишь север Японского...
      Матрас улетел и нелепым пятном мечется по пляжу. Ему вслед смеются, машут руками, но ничего поделать не могут. Летающий матрац с воздушным змеем гоняют наперегонки.
      Серые облака, думающие, что они ещё тучи, сеют мелкий тёплый дождь. Паук с грецкий орех величиной сплел паутину, замер в центре её и любуется пляшущим на солнце махаоном.
       Завтрак пахнет кофе и морем.
      Взяв полотенца и маски, мы идём искать мидии, оленеводов и поющие пески. Находим останки старой ржавой баржи и огромные валуны, нагретые на солнце.
      И греемся, как две ящерицы, растянувшись на камне.
      Или болтаемся в тёплой воде, спасаясь от холодного ветра.
      Солнце незаметно пробегает свой привычный путь от сверкающей горбушки моря до сопки и укутывается в туман и багровый румянец, обещая назавтра опять ветреный день.
      Вокруг лампы на веранде пляшут мотыльки. Птица-матрас уныло сложил крылья и спит.
      В сумерках на мангале белеют гребешки. Красноглазо подмигивают угли.
       Завтра утром домой. Автобусом до Находки, поездом до Хабаровска, самолётом до Кузни... Но когда-нибудь я обязательно вернусь сюда, на край света...

    4


    Пик А. Бремя Белых   21k   "Рассказ" Проза



    "Твой жребий - Бремя Белых..." (Редьярд Киплинг)

    Уильям Уокер, неугомонный президент Нижней Калифорнии и очередной диктатор Никарагуа, бежал уже давно. Бежал, прикрывая в стыде потемневшее от времени и сырости бронзовое лицо. Бежал, спотыкаясь о распростертые тела бывших сообщников и подданных - флибустьеров. Если бы не волочившийся за ним карабин, никогда прежде не подводивший, но более ненужный, Билли мог бы показаться взъерошенным нашкодившим мальчишкой. Его мокрая от дождя спина уже второе столетие чувствовала близкое дыхание пяти прекрасных в своем праведном гневе амазонок и скорую расправу. Тропический ливень, явление в ноябре еще довольно частое, смывал грязь и птичий помет с обнаженных плеч объединенных провинций Центральной Америки.

    Стена воды, казалось, связала низкое небо с захлебывающейся землей. Несколько дней, проведенных в туманных горах и душных джунглях Коста-Рики, приучили нашу компанию к постоянной высокой влажности. Столица, к сожалению, встретила нас тем же. Крупные капли отскакивали от оружия непримиримых дев, слезами сбегали по щекам вечного изгнанника, заливали объектив фотоаппарата, собирались неуютной свежестью в манжетах и за воротником моего плаща. Задача охотника-туриста проста: необходимо лишь прицелиться, щелкнуть и можно тащить домой добычу - кусочек чужого, непонятого, а потому прекрасного мира. Но бронзовая композиция брыкалась, никак не соглашаясь замереть на экране цифровой камеры. В кадр не попадал то сам Уокер, то его павший солдат, то застывшие в воинственных позах Коста-Рика, Никарагуа, Сальвадор, Гватемала и Гондурас. Я тихо чертыхался, так как заглянул в этот небольшой скверик с громким именем "Парке Националь" ровно на минуту. Вполне достаточно, чтобы промокнуть и запечатлеть прячущийся под темной сенью тропических деревьев памятник. Согласно скупой строчке в моем путеводителе, он "ознаменовал крах захватнических планов известного в девятнадцатом веке американского авантюриста".

    Фокусируясь на высоком постаменте, я не сразу заметил застывшую на ступенях маленькую фигурку. Возможно, мне даже показалось, что она являлась частью скульптурной группы. Но человечек ожил, вздохнул и вежливо поздоровался:
    - Buenas tardes, senor.
    - Добрый день, - ответил я по-испански темной точке в углу моего зрения, продолжая искать удачный ракурс.
    Должно быть, мой акцент сразу же меня выдал, так как следующая фраза прозвучала уже на английском.
    - Извините, вы откуда, если не секрет? - спросил человечек. Такого отличного произношения я не замечал даже у наших гидов.
    Теперь мое внимание полностью переключилось на невысокого старичка, прячущегося под потрепанным зонтом. На вид ему было далеко за шестьдесят. Коста-Рика - очень молодая страна, и старики в Сан-Хосе попадались нам на глаза не часто. Обычно это были опрятно одетые почтенные сеньоры, с аристократической отрешенностью уткнувшиеся в свежую газету и потягивающие кофе в одном из многочисленных кафе столицы. На вопросы туристов они отвечали подробно и с чувством собственного достоинства. Мой новый знакомый был одет недорого, но вполне прилично, я бы даже сказал, парадно. Его аккуратные светлые брючки и курточка совсем не вязались с редкой засаленной шевелюрой и потрескавшейся, как кора горного дуба, кожей лица.

    - Чикаго, - ответил я после секундного замешательства.
    - Ах, Город Ветров - прекрасное место! - его быстрые темные глазки закатились в блаженстве.
    - Вы бывали у нас? - поразился я познаниям собеседника.
    - Да, я провел в Чикаго два незабываемых месяца, - обветренные губы растянулись в мечтательной улыбке. - Дама, у которой я жил, работала днем в Музее Естествознания, и у меня оставалось достаточно времени ознакомиться с городом.
    Похоже, воспоминания о тех днях и месте, где он был молод и любим, согревали его уже не один дождливый вечер. Казалось, на миг он даже забыл о моем присутствии, но вскоре очнулся и смущенно потупил взгляд.

    - А хотите я вам расскажу об этом памятнике, - спросил он вдруг с заискивающей улыбкой.
    - Нет, спасибо. Мне известна его история.
    Я не врал. Имя американца Уильяма Уокера, давно забытое на родине, здесь было хорошо знакомо даже туристам. Его разгром совместными усилиями пяти стран под предводительством Коста-Рики являлся предметом их национальной гордости и главной темой многих экскурсий.
    - А, может, сфотографировать вас на фоне... - продолжал человечек уже не так уверенно, указывая на мой "цифровик".
    Я редко доверял фотоаппарат незнакомцам, а потому опять отказался:
    - Спасибо, но я уже заснял все, что хотел. К тому же я здесь ровно на секунду. Меня ждут.
    Это тоже было правдой. За утро наша небольшая компания успела истоптать половину Сан-Хосе в поисках Музея Современного Искусства, по дороге проклиная необычную систему счисления - четные улицы по одну сторону, нечетные авеню по другую - и полное отсутствие указателей. Мы слонялись по тесным извилистым улочкам, забредали в крошечные загроможденные дворики, заглядывали в украшенные решетками окна. Сами жители удивительным образом ориентировались по более высоким строениям, магазинам и банкам. Так что с нашим знанием испанского и местных достопримечательностей мы запутались довольно быстро. Судя по карте, цель теперь была очень близка, и друзья с неохотой согласились подождать меня у входа в сквер, прячась под деревьями от проливного дождя.

    При мысли о друзьях и красивых недовольных глазах Юльки маленькая фигурка опять переместилась куда-то в дальний угол моего сознания. Я наспех сделал последние снимки и с чувством выполненного долга выключил камеру.
    - Perhaps, perhaps... - мямлил человечек в это время, робко переступая с одной ноги на другую. - Может быть, вы смогли бы...
    Как легко все стало на привычные места. Такое вступление, правда в более бесцеремонном тоне и сопровождаемое многозначительным жестом, я слышал уже не раз от шустрых продавцов серебра на белоснежных пляжах Канкуна, от угрюмых лодочников на берегу голубого Нила, от пестрых цыганок у мрачных соборов в Гранаде. "Позолоти ручку, господин хороший!" Грубое незнание языка и обычаев, высокомерный и одновременно потерянный вид, да болтающийся на груди "третий глаз"-фотоаппарат всегда выдавали в нас чужаков и означали в капканах для туристов всего мира только одно: платежеспособность. И не все ли равно, что на имидж краткосрочного благополучия мы иногда копили целый год.

    В этом дождливом спектакле старичок оказался довольно любопытным персонажем. Но с осознанием наших ролей пришла неловкость, желание поскорее избавиться от его компании. Карман отозвался сухим шелестом двух местных купюр с обилием нулей. Нули хитрили - в США такой суммы еле хватило бы на жалкий бургер, а в Коста-Рике она позволяла лишь неплохо позавтракать в дешевой забегаловке.
    - Это все, что у меня есть, - в этот раз уже полуправда и вежливая непроницаемая улыбка, которую за годы, прожитые в Штатах, я успел освоить досконально. Но человечек просиял, обнажая гнилые пеньки зубов:
    - Tremendous! - воскликнул он, хватая красноватые бумажки цепкой лапкой. - Потрясающе!
    А другая, с полукругами грязи под неровными ногтями, уже протягивала мне большой ярко-оранжевый цветок, видимо припасенный специально для туристов.
    - Gracias, - поблагодарил я, испытывая угрызения совести.
    Моя рыхлая интеллигентность всегда болезненно реагировала на убогость человеческого состояния. Однако я не сочувствовал ему, скорее жалел. И в этом заключалась вся банальная безнадежность ситуации - с самого начала разговора мы оказались на разных уровнях: я - турист, он - туземец, надеющийся на подачку.

    Наше знакомство неизбежно подходило к концу. Меня ждали друзья и почти незнакомая ему жизнь. Что ждало его, я думаю, меня в тот момент не волновало. Уже потом, много месяцев спустя, с удивительной ясностью вспоминая эту встречу, я подумал, что человек, взявшийся описывать жизнь, не имеет права избегать любых ее проявлений. Кем был этот старичок? Ловким мошенником? Голодавшим на пенсии чиновником? Обедневшим аристократом? Спившимся интеллектуалом? Возможно, мне повезло повстречать начитанного бродягу с хорошей фантазией и светлым парадным костюмчиком. А в придачу - богатство лексикона, включавшее слова "tremendous" и "perhaps", которые я сам употреблял в разговоре крайне редко. Вряд ли теперь узнаю ответ на мой вопрос, как, впрочем, останется неизвестным мне и его имя.

    А тогда я лишь коротко расспросил его о Музее Современного Искусства, который действительно нашелся через улицу, на другой стороне парка. Поблагодарив его за информацию и распрощавшись, я зашагал обратно сквозь начавшую редеть завесу дождя. Посветлело даже зеленое небо, но тяжесть на душе почему-то не улетучивалась.
    - Постойте, - раздался вдруг знакомый голос у меня за спиной. Я съежился и медленно обернулся. Он стоял в нескольких шагах, запыхавшийся от бега, светлые брючки забрызганы мутной водой из луж.
    - Вы мне дали так много, - скороговоркой произнес он, как бы опасаясь, что я возражу. - Так разрешите мне сопровождать вас при осмотре музея.

    Маленький персонаж бунтовал против выделенной ему роли. Он не желал довольствоваться милостыней, цеплялся за последнюю возможность отработать подачку и тем самым сохранить собственное достоинство. В голове крутились сотни отговорок. В конце концов, что мог он, старик, знать о современном искусстве? Увидев мое новое сопровождение, друзья непременно подняли бы меня на смех. Да и маленький "экскурсовод" наверняка потребовал бы плату за свои услуги. Но в душе я знал, что просто боялся вынужденного дискомфорта - присутствие старика досаждало бы меня постоянным чувством вины. Вины за его бедность? За мою сравнительную обеспеченность? В глубине нарастало граничащее с паникой раздражение. Я заверил его, что справлюсь сам, подарил самую доброжелательную из моих холодных улыбок и пожелал хорошего дня.

    Последним, что я запомнил об этом странном человеке, был его растерянный взгляд. Он расшевелил смутные тени, притаившиеся в закоулках моей памяти. Так уже было однажды тысячи миль от Коста-Рики, в бетонных джунглях Города Ветров. В тот день мы ехали на какую-то вечеринку. В салоне автомобиля громко играло радио, в предчувствии веселья мы оживленно болтали, шутили, стараясь заглушить музыку и друг друга. Но при выходе со скоростной завязли в пробке. Вереница машин с разодетой субботней толпой медленно тянулась, на мгновение задерживаясь в одном месте под мостом. Колонна продолжала двигаться, никто не выходил из машин, и нам оставалось лишь запастись терпением. Только поравнявшись с местом, мы поняли причину задержки: там, посреди редких пыльных лопухов, на коленях стоял мужчина. На груди его болталась табличка с корявой надписью "пожалуйста, нужна работа". Я не запомнил, как выглядел этот человек, в памяти остался образ размытый и тусклый, как те лопухи. Я не смог бы описать даже глаз, провожавших нашу машину. Только их выражение, в котором смешались одновременно надежда и разочарование, отрешенность и стыд. А еще болезненное удивление, будто часть его сознания, наблюдая со стороны, сама недоумевала, как он мог очутиться в такой ситуации. Кто-то из друзей попытался сострить. Кто-то резонно заметил, что в стране с нашим социальным обеспечением только пьяница или тунеядец стал бы так унижаться. Здоровый мужик при желании давно нашел бы себе достойное применение. Все согласились или сделали вид, что согласились, но остаток пути в салоне зависло неловкое молчание...

    Я ускорил шаг. Хотелось обратно в круг, где все просто и понятно, где не мучит это гадкое чувство превосходства. Я позорно отступал, как два века до меня на этом же месте ретировался наполеон Центральной Америки, Уильям Уокер. Эх, Билли, Билли, как же мы с тобой оказались в одной упряжке? Ведь прибыли мы сюда, в чужой нам рай, в разное время, с разными намерениями. Я - из скуки, хотелось на две недели забыть о равнодушной чикагской осени, увязшей в счетах и делах. Ты - изнывая от тоски, приличное образование и миниатюрное телосложение, обрекшие тебя на скромные должности адвоката и редактора газеты, не смогли сдержать твоих гигантских амбиций. Крошка Билли, прости меня за нелепое сравнение и излишнюю фамильярность. Если бы настырность и политический аппетит наконец не поставили тебя перед никарагуанским расстрельным взводом, твои деяния, возможно, не удостоились бы горькой иронии Фортуны и потомков. И ты, человек несомненно начитанный, вероятно, дожил бы до поэмы певца джунглей Редьярда. "Бремя Белых" - вот манифест твоей судьбы, закон твоих преступных стараний.

    Но уж канули в Лету времена авантюристов-флибустьеров, и маленькая мирная Коста-Рика давно упразднила армию за ненадобностью. Мистер Уокер, вы, я думаю, очень бы удивились, узнав, что для покорения этой территории, совсем не понадобилось военное вмешательство. Туризм принес в страну евро и доллар, как когда-то "белые братья" услужливо приносили индейцам зараженные оспой одеяла. И вирус распространялся тихо, настойчиво и неизбежно, разъедая привычный устой жизни и хваленную коста-риканскую независимость. Пожирал самые лакомые кусочки страны, оставляя за собой курортные городки с единственным словом "Дай!" в опустевших глазах. И теперь я бежал с вами в одной упряжке, размышляя, что хуже: ваша праведная хищность или моя стыдливая отчужденность. Два быка, впряженные в расписную коста-риканскую телегу, тянули каждый свой непосильный груз вины. Бремя белых. Наше бремя. Выходит, мы бежали от самих себя...

    Друзей я нашел мокрыми и недовольными. Начал было сбивчиво оправдываться, но вскоре умолк, так как рассказ о старичке никого не заинтересовал. Новость о местонахождении музея была принята с гораздо большим вниманием.
    - Хочешь? - спросил я уже на ходу, с деланной небрежностью вручая цветок Юльке.
    - Не знаю, - равнодушно пожала она плечами. Для нее яркая звезда у меня на ладони ничем не отличалась от сотен других экзотических цветов. Возможно, она успела устать от обилия здешней флоры.
    - Он уже вянет, - добавила Юлька, как бы извиняясь. Цветок действительно был с гнилинкой.
    - Тогда выброси его, - вдруг разозлился я. Как я мог ей объяснить, что красота не бывает без изъяна? Даже в цветке, даже в этом маленьком раю, даже в самой Юльке. Я был не способен передать ей то, с чем оказался не готов смириться сам.
    Она удивленно сморщила милый веснушчатый носик и выпустила цветок в траву. Через несколько секунд его облепили вездесущие рыжие муравьи.

    Музей состоял всего из нескольких залов с обычным набором экстравагантных "шедевров", осмотр которых занял намного меньше времени, чем сам поиск. И уже через полтора часа такси высадило нашу утомленную компанию у гостиницы. Беззаботная болтовня друзей отбирала последние силы, и, сославшись на усталость, я скрылся в спасительном одиночестве номера. Было приятно наконец сбросить липкую отсыревшую одежду и встать под горячую струю душа. В ноябре здесь темнело рано, и с гор на город уже сползал сумрак. Я устроился поудобней на кровати и включил ноутбук в сеть. Разбирать скопившуюся электронную почту не было ни малейшего желания. Потому решил ограничиться несколькими строчками о Сан-Хосе в письме нью-йоркскому другу. Согласно нашему договору, он уже получил мои отчеты о канатной дороге среди заоблачных пиков Монтеверде, о морских закатах на пляжах Тамариндо, о лодочных поездках сквозь джунгли по каналам Тортугуэро.

    Похоже, дождь решил взять Сан-Хосе приступом. Город погружался в ночь и в очередной тропический ливень. Капли барабанили о стекло, и я, вторя их ритму, стучал по клавиатуре. Воспоминания о сегодняшнем кратком знакомстве обвивали, сковывали. Вдруг показалось, что без осмысления моих эмоций этот "призрак" будет вечно преследовать меня, лишая такого желанного душевного равновесия. Так случается, когда уже несколько дней не видишь солнце. Когда пытаешься ненадолго забыть, что дома неудержимо тают под накалом кризиса твои и так довольно скромные капиталовложения. Когда твоя девушка не спешит вернуться в номер, совсем не подозревая, как иногда необходимо ее нежное участие. И тогда мысль о странном нищем падает тяжелой каплей в переполненную чашу разочарования окружающим миром. И душа тонет в этой мутной унылой горечи.

    Наверное, рассуждал я, в каждом из нас живет такой маленький человечек, беспощадно теребящий еще не омертвевшие ткани сознания. От него не скрыться, остается лишь заглянуть ему в лицо, спросить его имя. Хотя я невольно понимал, что этот комплекс вины - лишь фиговый листок, стыдливо прикрывающий мою инфантильную беспомощность перед несовершенством мироздания. Мудрость "правильных" книг смешалась во мне с отрезвляющим опытом первых лет иммиграции. По сути, подобно знакомому попрошайке, теперь я безнадежно зависел от подачек моей среды. Кем бы стал я без постоянной, хотя довольно средней зарплаты, мелких приятных излишеств, кивков одобрения от родителей, друзей и коллег, или уже случайного блеска любви в синих озерах Юлькиных глаз? Богач. Бедняк. Лишь миг...

    Внезапно подумалось, что, пожалуй, мои родители не намного моложе этого нищего. Не дай Бог... Я закрыл глаза. Теплота ноутбука на моей груди и шум дождя убаюкивали. Сон пришел незаметно, как раз в тот момент, когда мне почудилось, что в рассуждениях своих я докопался до чего-то крайне важного.

    И снилось мне, что я - памятник туристу, спасающемуся от группки местных жителей. По всем законам композиции их было пятеро. Курортная проститутка в коротком платье и с неряшливо нарисованными тонкими бровями. Хмурый шофер такси, который совсем недавно, пользуясь нашим невежеством, попытался нас обсчитать. Загорелый никарагуанский собиратель кофе с корзиной и соломенной шляпой, каких мы видели на плантациях Коста-Рики. Одетый в цветастую рубаху тургид с картонной улыбкой и приторным взглядом. А возглавлял погоню маленький человечек с пронзительными карими глазками и старым зонтом вместо знамени. Дрожащие пальцы преследователей тянулись ко мне, требуя подаяния. А старичок неловко топтался и шептал: "Perhaps, perhaps..." Я хотел вырваться, убежать, но ноги мои были вылиты из бронзы. За них крепко цеплялся и пьяно гоготал, катаясь по земле, падший сотоварищ - британский турист, встреченный нами однажды в ночном клубе...

    Проснулся я под утро. За окном снежные верхушки гор уже окунулись в жидкое золото восходящего солнца. Рядом, обняв подушку теплыми голыми руками и разбросав по ней русые кудри, мирно сопела Юлька. Чудом не пострадавший ноутбук лежал тут же, на кровати. По оставленному включенным телевизору шли американские мультфильмы в испанском переводе. На экране кто-то опять гонялся за кем-то. Я улыбнулся - в выборе каналов Юлька продолжала быть ребенком. Выключил телевизор и, стараясь не шуметь, заварил бархатистый кофе-арабику. Сейчас, наполняясь его бодрящим теплом, можно было спокойно перечитать полуночный поток сознания. Утром моя исповедь показалась менее глубокой или значимой:

    "Дружище, у нас опять идут дожди. Но костариканцы - ужасные оптимисты и при любой удаче или невзгоде следуют девизу: "Pura Vida!", что буквально означает "Чистая Жизнь". Чистый воздух, чистая радость, чистые намерения. Коста-Рика - это маленький зеленый рай без смога, без суеты, без воен. А потому ехать в этот чудесный уголок нужно только с чистой совестью. И, если судьба когда-нибудь занесет тебя в здешнюю столицу, оставь свою тоску, неудовлетворенность и прегрешения - свое "бремя белых" - где-то в глубине чемодана, аккуратно свернув свои комплексы между накрахмаленными рубашками и купленным со скидкой англо-испанским словарем.

    Выйди из гостиницы, заблудись в узких улочках, среди пышных зарослей, белозубых улыбок, темноволосых красавиц, разноцветных приземистых домов и чугунных решеток. Выпей чашку ароматного коста-риканского кофе в кафе Национального Театра, именно на пошлину с него это здание и было когда-то построено. Загляни в Музей Золота, и ты поймешь, почему испанцы прозвали эту страну Богатым Побережьем, хотя потом очень разочаровались в своих ожиданиях. Или послушай концерт в открытой беседке Темпло де Мусика, если предпочитаешь живые аккорды испанского рока сонной тишине музеев.

    И, когда ты, полный ощущений и почти счастливый, наконец очутишься в небольшом парке на перекрестке 3-ей Авеню и 17-ой Улицы, найди маленького старичка у бронзового памятника. Узнай его имя, опрокинь с ним пару бутылочек местного разбавленного пива, расспроси о жизни, о краях, где ему посчастливилось побывать.

    Прошу тебя, сделай это. Потому что я не смог."

    Отправив сообщение, я почувствовал необычайное облегчение, будто вся вчерашняя тяжесть эстафетной палочкой перешла к другому. Сквозь открытое окно в комнату ворвались утренняя свежесть и звуки пробуждающегося Сан-Хосе. От дождя осталась лишь влага на румяных от солнца крышах двухэтажных зданий и броских рекламных щитах. Да мокрый асфальт скоростной стелился под спешащие куда-то деловитые грузовики. Pura Vida! Под одеялом уже сердито ворочалась разбуженная городом Юлька. Проснувшийся аппетит требовал привычного куска бифштекса с неизменным гарниром из риса, фасоли и жареных бананов. А всего в получасе езды отсюда, в другом мире далеко за пределами моего прекрасного утра, на посту уже замер, поджидая ранних туристов, маленький человечек с оранжевой звездой в руке. И вечный изгнанник, бронзовый диктатор Никарагуа Уильям Уокер, готовился к очередному рассказу о себе.


    5


    Щербак В.П. Здравствуй, Казбек!   9k   "Рассказ" Мемуары

            Здравствуй, Казбек!
           
            "Берегись! - сказал Казбеку
           Седовласый Шат,-
           Покорился человеку
           Ты недаром, брат!" ( М.Ю.Лермонтов, "Спор".)
           
            Потухший вулкан Казбек, несмотря на свою внушительную высоту (5047,7м), исследователями назывался "карликом". А все потому, что собственный его вулканический конус поднимался всего на 400 метров, но был он поставлен на несоизмеримо высокий пьедестал из нижнеюрских сланцев. Вулкан давно потух, а отголоски его былого могущества остались. И в наступивший поствулканический период "карлик" не переставал трудиться, окружив себя многочисленными выходами углекислых минеральных вод. Нашей гидрогеологической экспедиции предстояло исследовать эти минеральные источники.
            Со школьной скамьи я знала, что Терек впадает в Каспийское море. А вот где исток этой реки, узнала только во время проведения экспедиционных работ. А берет начало Терек на склоне Главного Кавказского хребта в Трусовском ущелье на высоте 2713 м над уровнем моря. И рождается он из ледника горы Зилга-Хох, и течет сначала в виде маленькой речушки под именем Рес-дон.
            Нам предстояло работать в Трусовском ущелье. Там было одно из крупнейших месторождений углекислых минеральных вод. 1 июня 1961 года в 10 утра на "Газике" мы выехали на полевые работы. Тогда я не представляла себе, как уникальна эта местность, куда мы едем, и какие трудности и испытания ожидают меня.
            Путь в Трусовское ущелье лежал через Касарскую теснину. Протяжённость её около 3 км. Это была настоящая "теснина", завораживающая и немного даже пугающая своей природной, первозданной красотой. Разговоры в машине сразу прекратились. Все притихли, кто с восторгом, кто со страхом, смотрели на открывавшуюся панораму.
            В поперечном сечении ущелье было асимметрично. Справа - отвесная лавовая стена. Левый, более пологий берег, представлял собой вертикально поставленные слои шелковистого серого мергелистого сланца, напоминающие штабеля из гигантских досок. А глубоко внизу, в пропасти, шумела и бесновалась река, оглушая всё вокруг громким рокотом. Это был Ардон - самый мощный приток Терека. Путь его был устелен большими валунами. Мутные воды пенились, разбиваясь об эти громады, жадно лизали основания скал. Снизу из ущелья тянуло холодом. И сразу вспомнились написанные М.Ю.Лермонтовым строки: "Терек воет, дик и злобен". Это же самое можно было сказать и про бушующий в пропасти Ардон.
            По левому склону пролегала рукотворная дорога. Она была не широкая, но достаточная для проезда небольшой машины. По этой узкой полосе земли и шел наш "Газик", подвозя отряд и необходимое снаряжение к высотам Главного Кавказского хребта. Ардон бежал сверху вниз на равнину, мы продвигались снизу вверх к месту нашей работы, любуясь дикой красотой, созданной веками. Некоторые скалы на правом берегу даже напоминали останки средневековых крепостей. Но среди этих природных каменных великанов были и руины когда-то неприступного замка с грозными башнями. "Кому принадлежал он? Кого по ночам вместо колыбельной песни убаюкивали звуки беснующейся реки? Не здесь ли жила легендарная царица Тамара Имеретинская (XVI в), по прозвищу "Коварная", которая под утро сбрасывала в пропасть своих любовников? Возможно, да. Возможно, нет. Остались только легенды, передаваемые столетиями", - мелькали одна за другой в моей голове мысли. - А вот этот громадный валун? Он лежит здесь века. Уж он-то, наверное, видел хозяев этой когда - то неприступной башни. Знает их судьбу".
            Уже в теснине Касара появились первые минеральные источники - цель нашей поездки. Их выходы в пойме реки были отмечены серым налётом травертина на скальных породах и бурыми пятнами гидроокиси железа, напоминающими засохшую кровь.
            Начался подъем. Дорога становилась все круче и уже и наше движение по ней, соответственно, замедлялось. В горах прошли дожди, появились оползни. Теперь они перекрывали путь "Газику". Колёса буксовали по каше из камней и мокрого песка. Эта масса скользила вниз, где бушевал Ардон, и тащила за собой машину. "Газик" полз вперед со скоростью черепахи, прижимаясь почти вплотную правым крылом к прямой стене мергелистого сланца. Слева был обрывистый берег, а внизу, в пропасти, бесновался Ардон, бился о валуны, преграждавшие ему путь. Пенились мутные воды, рассыпая каскады брызг. Мы двигались по краю пропасти и всё время боялись, что свалимся вниз, плюхнемся в ревущий Ардон. Станем "подарком", который Терек принесёт Каспию.
            " Газик" преодолевал уже последний крутой подъём, когда путь ему преградил небольшой завал. Машина остановилась. Все, кроме водителя, вышли, взяли лопаты и начали расчищать путь. Дальше двигались маленькими "скачками", проходя метров десять по расчищенной дороге и снова берясь за лопаты. Так продолжалось, пока мы не оказались перед "горой" из мергелистого сланца. Этот завал ликвидировать можно было только с помощью бульдозера. Нам с нашими лопатами работы хватило бы на несколько дней. Обвалившийся склон полностью засыпал проезд.
            Мы стали перед выбором: возвращаться по этой кошмарной дороге назад или попробовать продвинуться вперёд по склону этого оползня. Размышлять можно было, сколько угодно, но практически, выбора и не было. Развернуться машине было негде, а проехать пройденный с таким трудом путь задним ходом, не смог бы ни один, даже самый опытный водитель. Естественно, выбрали второй вариант.
            Машина медленно двинулась вперёд, по мергелистому склону. Дверца кабины была предусмотрительно открыта, чтоб в случае падения "Газика" водитель мог выпрыгнуть из него. Куда? В пропасть, где ревел Ардон?
            Все замерли, затаив дыхание. И вдруг склон зашевелился, и сланцевая щебёнка предательски стала ползти к обрыву, увлекая за собой "Газик". Одно переднее колесо скользило по крутому мергелистому склону, а второе буксовало по самому краю дороги, чуть нависая над пропастью. Предположить даже было страшно, что могло случиться в любую минуту.
           Не знаю, о чём думали в этот момент другие, а я, закоренелый атеист, мысленно шептала: "Господи, помоги Толику!"
            Толик - это наш водитель. Внешне он был спокоен. Его руки крепко держали руль, взгляд был устремлён вперёд , и только желваки на скулах говорили о большом напряжении. Нет необходимости объяснять, что могло произойти в любой момент. Но не произошло. Мотор взревел так, что даже заглушил вой Терека, и "Газик" резко полез на крутую мергелистую стенку. Она осыпалась под его напором, увлекая за собой машину обратно к пропасти. А "Газик", ревя и сопротивляясь, двигался вперёд, как на арене цирка, двумя колёсами по оставшейся части дороги, а двумя по почти отвесной осыпающейся стене. А Толик в эти секунды был кентавром - полу - машиной, полу - человеком. И кентавр победил.
           
            В 17 часов мы были уже на месте, в ущелье Трусо. Все имеет свое начало и свой конец. Закончился и этот трудный день. Мы ставили палатки, устраивались на ночлег. Переговаривались между собой, делились впечатлениями. Здесь будет наш стационарный лагерь, откуда мы будем делать маршруты, двигаясь вверх, в горы, по долинам и ущельям притоков Терека, в самом его верховье.
            Наступил вечер. С гор потянуло прохладой. На всех моментально появились тёплые свитера и куртки, шерстяные носки и брюки. Утеплились. Я уже привыкла к такой быстрой смене погоды в горах. В 19 часов все собрались за импровизированным столом. Было открытие лагеря. Ужинали с вином, пели геологические, туристические и просто лирические песни. И, конечно, не обошлось без разговоров о нашей поездке через Касарскую теснину. Все вспоминали о своих страхах, хвалили Анатолия, и никто не упрекал начальство. Такие застолья сближают людей. Мне показалось, что мужчины подзаправились чем-то более крепким, чем сухое вино. Особенно это было заметно на Толике. Ему сам Бог велел сегодня напиться! Наверное, к сухому вину добавили лабораторного спирта.
            В 22 часа отбой. Закон лагерной жизни. Все разошлись по своим местам. У меня отдельная палатка. Это хорошо. После трудового дня нужен отдых. Я люблю отдыхать в одиночестве. Можно подумать, помечтать, спокойно сделать необходимые записи. Поставив "на попа" свой чемодан, при свете в одну стеариновую свечу я села заполнять дневник, надеясь, что когда - нибудь мне эти записи пригодятся.
           Примечание:
           1.Шат - устаревшее название г.Эльбруса.
           2.Мергелистый сланец - горная порода.
           3.Лава-расплавленная минеральная масса, изливаемая вулканом на земную поверхность.
           4. Теснина - проход, каньон, ущелье.
           5.Травертин - пористый известняк, образовавший из углекислых минеральных источников.
           
           

    6


    Лысенко С.С. Короли бильярда   5k   "Рассказ" Проза, Постмодернизм


    КОРОЛИ БИЛЬЯРДА

      
       Живой, трудовой, железобетонный ХарЬкiв встретил красивого тридцатилетнего Маяковского мягким знаком по голове. Когда ученый доктор Леонардо - тираноборец дон Хосе Перейра по имени Майк Йогансен - услышал четыре крика Маяковского, он сразу же прервал свое путешествие по Харьковской Швейцарии. Он отозвал рыжего сеттера Родольфо и сел на первый поезд там, где сплетались клубком железнодорожные пути, то есть на станции Змиев.
       Тем временем Маяковский шагал по Сумской в яркой желтой рубашке с пучком моркови. "Што пятьдесят" в ресторане "Люкс" вернули его к жизни. Теперь он желал бильярдную партейку. Маяковский заправил облако в штаны, бросил взгляд на проституток слева и свернул направо. Там, за "бекетовскими" особняками и церковью начиналась Дурноляповка.
       Самый грязный, самый непроходимый район города, куда не хотели ездить ваньки-извозчики на "петухах", словно боясь Каплуновской улицы, серьезно преобразился после строительства Технологического института. Местные литераторы квасили уже не на гробках, а в готичном здании, построенном на месте кладбища.
       В доме настаивалось литературное сообщество имени украинского писателя Василия Эллан-Блакитного - разноголосое, разноязыкое. Бурно бродило, шумело, пенилось. Жонглировало словами и рифмами. Гремело шарами в подвале, где стоял бильярдный стол.
       Именно туда спешили Маяковский и Йогансен.
       - Безлюдовка"... Основа"... Левада"... - считал станции Йогансен.
       "Совет народных комиссаров"... "Дом ученых"... "Клуб чекистов", - разглядывал здания Маяковской.
       Василий Элланский встретил важного гостя в образе Маркиза Попелястого. Парик, камзол, жабо... Он отложил перо и чернила и отвесил королю бильярда почтительный поклон. Его глаза горели, как острие меча.
       За спиной председателя выросли поэты - Тычина, Сосюра и Хвылевой. Они заиграли на мировых трубах что-то революционное.
       - Лучше сыграем на бильярде, - сказал Маяковский.
       Зря они согласились. Король со страшной силой разбил всех соперников.
       - Радянська гирчиця! - выругался Эллан-Блакитный. Ему пришлось лезть под стол и декламировать "Птичку божию".
       В ожидании достойного противника Маяковский пил горькое пиво и грыз соленые сухарики.
       - Кто пьет "Новую Баварию", того ожидает авария! - донеслось со ступенек.
       Рыжий пес, усы и папаха. Майк Йогансен больше походил на казацкого атамана, чем на испанского аристократа, убийцу диктатора Примо-де-Риверы. Член общества "Закалка", тридцатилетний, молодой и здоровый:
       - И вот я, Майк Йогансен из лона Барселоны, стою здесь своими ногами и держу кий своими руками. Моя специальность - настольные игры: бильярд, теннис и литература.
       - Не вздумай играть с ним, - сказал Майку Эллан-Блакитный.
       Тычина, Сосюра и Хвылевой принялись отговаривать друга.
       - Я дам вперед четыре шара, - сказал Маяковский.
       Йогансен, конечно же, отказался от форы.
       Он разбил пирамиду и принялся методично загонять шары в лузы.
       Это была борьба великанов. Город сотрясался от каждого удара. Корчилась безъязыкая улица, выли химеры на стенах, шипели саламандры, визжали голлумы...
       Маяковский признал поражение. Нового бильярдного короля - Майка Йогансена - взяли на руки и понесли. Его качали, подбрасывали все выше и выше, пока он не исчез за тучей-горой.
       - И куда он улетел?
       - В Эспанию... - отвечает мой друг. - Вильну, блакытну, прекрасну...
       Старый стол, потертое сукно... Шар издевательски катится в лузу... Мой друг Тарас опять сложил партию с кия. Он - наш король бильярда. Символично, что он живет на Краснознаменной - рядом с бывшим Домом Блакитного. Он читает "Расстрелянное Возрождение" и говорит только на украинском. К Маяковскому у него сложное отношение.
       - Воны всих зныщилы, - говорит Тарас, - Заборонылы творы, демонтувалы памьятнык Блакытному, навить двери забралы в литмузей. А стил...
       - Тот самый стол?
       - Мий дид працював в НКВД...
       Дом Блакитного остается за спиной. Мы идем на пары в Политех. Идем мимо монстров архитектуры - железных дровосеков, жуков-пауков на пнях, которые остались от тополей. Мимо лучших образцов украинского модерна и советского брутализма, мимо странных надписей, оставленных городским сумасшедшим Митасовым.

    "ЛЮДИ ЛЕНИН ВАК"

    "СРАЗУ ЖЕ"

    "СУЖЕНИЕ УМА НА ЗЕМЛЕ"

      

    7


    Хельга Л. Дубровник - музей под открытым небом   10k   "Очерк" Приключения


       Ранним утром на комфортабельном автобусе мы направились на юг Хорватии, в древний город Дубровник
       Из Петроваца, через Святой Стефан, туристическую столицу Черногории - Будву, г.Тиват (где находится второй международный аэропорт Черногории) мы прибыли в Боко-Которскую бухту, вместе с автобусом на пароме переплавились на другой берег и на полной скорости направились к южным берегам Хорватии.
       По пути, из окна автобуса любовались прекрасными Черногорскими лесными пейзажами, красивыми белоснежными пляжами, обрамленными чистейшей лазурью Адриатики, мелькающими, то на склоне, то у подножия гор, скромными сельскими домиками, неизменно и повсеместно покрытыми красной черепицей и фотографировали, фотографировали..
       И вот, наконец, мы пересекли границу и въехали в Хорватию, и вроде бы последняя ничем не отличалась от Черногории, но мне все же показалось, что черногорская природа более дикая, и может, именно поэтому, более яркая и разнообразная.
       Но внезапно появившийся у берегов Адриатики средневековой город во всей своей уникальной красоте, не может оставить равнодушным, ни одного туриста. Мы стремительно приближались к знаменитому на весь мир историческому памятнику культурного наследия мира - Дубровнику.
       Под руководством энергичного и деятельного экскурсовода Александра, строго проинструктировавшего нас о том, как не потеряться в огромном туристическом океане, уже безлошадные и немного обалдевшие от людского гула, мы организованно двинулись брать штурмом центральные ворота Дубровника - Пиле.
       Вообще стены и ворота (а их четыре) древнего города требуют отдельного рассказа. Средневековые крепостные стены являются символом свободы Дубровника, его гордостью и защитой, они сооружались и перестраивались, начиная с 13 века, их толщина от 4 до 6 метров, а высота в некоторых местах достигает до 25 метров.
       Нескончаемая толпа туристов вынесла нас на главную улицу Дубровника - Страдун. Мы попали в шумный и звенящий мир, где текли реки и ручейки туристов и слышался многоязычный гул восклицаний.
       Программа у Александра о была классической, сначала, под его чутким руководством и опекой мы должны были осмотреть главные достопримечательности Дубровника, затем, ближе к обеду посетить ресторан и затем, в оставшееся время, где-то около трёх часов, уже в свободном полёте, в более спокойной обстановке, созерцать историческую и архитектурную сокровищницу, и ни дай Бог опоздать на автобус, ведь мы в Хорватию приехали всего на один день.
       С Александром мы посетили незабываемые достопримечательности Дубровника - Церковь Св. Спаса - жемчужину эпохи ренессанса, Доминиканский монастырь с его знаменитым внутренним двориком (см. иллюстрации) и музеем, прекрасный готический Княжеский дворец - бывшее место пребывание правительства Дубровника, где в период одномесячного мандата во дворце жил князь, руководивший городом-государством, и наконец, Кафедральный собор Вознесения Марии, в стиле римского барокко.
       Повсюду, во всех залах, огромное количество картин итальянских и местных мастеров живописи, алтарные картины, триптихи, полиптихи, расписные распятия, произведения фламандской школы живописи 15 века, наконец, бесценная работа Тициана "Вознесение Марии".
       Этот город поистине богат историей и произведениями искусства! Все увиденное мы, конечно же, только и успевали запечатлеть на свои цифровые и прочие фотоаппараты. Увидев, наши уставшие и совершенно безумные от ярких впечатлений лица, Александр сжалился над нами и мы отправились трапезничать в один из самых, то есть не самых дешёвых ресторанов.
       Во время обеда, со мной и дочерью произошел неприятный казус, который нарушил наш дальнейший жесткий темп экскурсии.
       Нам подали в маленьких бутылочках сухое красное вино Vranac.
       Я с интересом наблюдала за посетителями ресторана. За соседним столиком сидела шумная итальянская семья, как-то удачно справедливо разделившаяся на двух мальчиков и двух девочек старшего и младшего возраста. Пока мама с папой громко делились впечатлениями, а скорее ругались, их детки не слушая, и перебивая друг друга, обсуждали довольно внушительное меню. С другой стороны от нашего столика наоборот стояла тишина, две молодые симпатичные японки, сестры или подружки, с серьёзным, и как мне показалось, философским видом аккуратно, но очень активно поглощали аппетитные морепродукты.
       Но вот и нам симпатичный официант принес на широких плоских блюдах крупные куски ароматного бараньего мяса с большим количеством зелени и овощей.
       Удобно развалившись в плетёном кресле и вытянув под столом усталые ноги, я с удовольствием отпивала из фужера легкое терпкое вино, ничто не предвещало беды.
       И вдруг то, что так радовало и удивляло меня, потеряло всякий смысл.
       А все потому что моя дочь долго и молчаливо вертевшая фотоаппарат, посекундно нажимающая всякие в нём кнопочки, тихо произнесла побелевшими губами:
       - Ма, кажется, я удалила все фотографии.
       - Как это?!
       Незамысловатый и почти простодушный вопрос сорвался у меня с языка мгновенно, но уже в тот момент, когда он из меня вылетел, я поняла, что случилась неприятность.
       Перед глазами промелькнули все кадры нашего активного пятидневного пребывания в Черногории, запечатленного на фотоаппарате, а главное, о, ужас, наша незабываемая поездка на север Черногории, которой я так восхищалась и что же теперь? И как же это всё? Лишь только в памяти?! Без фото доказательств, фото любований (ах, а вот тут..., ах, мы, вот здесь..)? Всё! Тю-тю! Одним пальчиком, одной кнопочкой были уничтожены наши поездки по незабываемой Черногории.
       Жеманные японки, которыми я любовалась буквально несколько секунд назад и которые так искусно поглощали устрицы, креветки, мидии и так поэтично молчали, теперь казались мне безынтересными мумиями с лепёшкообразными лицами. А эмоциональная итальянская семья, непрерывно восклицающая и переругивающаяся, была лишь тусклой копией той, другой семейки, которая состояла из меня и моей дочери.
       В состоянии полной неадекватности я, как старая злая гусыня, зашипела на своё рукастое чадо:
       - Какого черта!
       И тут мы так стали ругаться, что ни одной итальянской семейке и не снилось. Кстати, японки испарились мгновенно, представляю, с какой скоростью они удалялись от разгневанных "ни с того, ни с сего", взбалмошных русских туристок.
       В сомнамбулическом состоянии мы двигались с дочерью по узким улочкам Дубровника, в ту сторону, где становилось все меньше и меньше людей, то есть подальше от центра. Мы поднялись на сосновый утёс, остановились и решили окончательно узнать правду.
       -Проверь ещё раз.
       - Боюсь.
       - Не бойся, будь что будет.
       И представьте себе, Хорватский Бог и святые Дубровника сжалились над нами, и все кадры наших путешествий высветились на экране фотоаппарата.
       Я припала к сосенке, долго молча, смотрела вдаль, на море и думала, как можно так несерьёзно относиться к жизни.
       Так вот теперь о впечатлениях.
       Если в двух словах, то, ребята, Дубровник надо непременно увидеть!
       Каждый сантиметр этого средневекового города и все что в нём находится, и окружает: улицы, площади, музеи, галереи, старые дома и дворики, крепости, соборы и монастыри, уникальные произведения искусства, крепостные стены и море - всё дышит такой яркой насыщенной историей, что увидев все это, почудится, будто прожил ты не менее 8-10 веков. А ещё хочется повторить вслед за английским писателем Б.Шоу: - "Те, которые ищут рай на земле, должны увидеть Дубровник".
       Не удержусь, напишу немного из истории этого удивительного города-государства.
       Основным принципом многовекового существования Дубровника являлись - свобода и гарантии, успехом процветания - дипломатия и торговля! Откупившись от Османской империи уплатой налога в 12 500 золотых дукатов, Республика Дубровник приняв турецкое покровительство, получила взамен свободу торговли во всей Османской империи и осуществляла морскую торговлю на Адриатике.
       Это было прогрессивное по многим параметрам государство.
       В 1272 году был принят Устав, регулирующий правовые нормы внутренней и внешней политики и хозяйствования.
       Власть в Дубровнике принадлежала аристократии и была разделена по трём Вече: Великое, Малое и Сенат.
       Начиная с 1358 года, из членов Великого Вече избирался Князь, мандат которого длился 30 дней, Князь был "первый среди равных".
       О высокоразвитой культуре Дубровника свидетельствует наличие уже в 1272г. карантинной службы.
       В 1301г. было введено медицинское обслуживание.
       В 1317г. была открыта первая аптека, которая до сих пор действует!
       В 1347г. открылся дом престарелых.
       В 1432 открылся приют для сирот.
       В 1438 был проведен водопровод (дл.11,7 км).
       В 1901 в Дубровнике была проложена железная дорога, а в 1910г. на улице появился первый трамвай.
       Дубровник - это музей под открытым небом!
       Так что если будете в Черногории непременно поезжайте на юг Республики Хорватии чтобы увидеть это чудо своими глазами. А уж если судьба занесёт вас в Хорватию, то сам Бог велел, как говорится.
       А теперь приглашаю посмотреть фотоиллюстрации, кстати, некоторые картины в Доминиканском монастыре, получились только с 7-8 раза, а некоторые так и не отобразились. Мистика!
      
      
      
      
       Ваша Хельга Лу
       10-30.09.2007 года.
      
      

    8


    Горбатых С.А. Кулинарные сюрпризы Буэнос-Айреса   7k   "Очерк" Проза

      
      
      
      
       Коренные жители аргентинской столицы очень консервативны в еде. Предпочтение они отдают, естественно, своей кухне, основой которой являются блюда из мяса. Самым обычными являются отбивные из телятины ( миланесы) и отбивные из цыплёнка (миланесы супрэма). Их употребляют как с различными гарнирами, так и в виде бутербродов. Когда я нахожусь вне дома, и времени на обед у меня очень мало, то я также предпочитаю съесть, так называемый, полный бутерброд из горячей телячей отбивной, на которой сверху лежат кружочки свежего помидора и листья салата. (Миланеса комплета).
      
       Так и случилось в тот солнечный весенний день, когда судьба завела меня в одно из многочисленных кафе на проспекте Ривадавия, где можно было очень быстро перекусить.
      
       - Мне, пожалуйста, бутерброд из миланесы! - поздоровавшись, выпалил я брюнетке, стоявшей за прилавком.
       После этих слов, по местным традициям, девушка должна была бы у меня спросить: " Какую миланесу ты предпочитаешь: комплету, обычную или супрэму".
      
       Но в ответ раздалось:
       - Тебе Карлоса Гарделя, Роберто Гоженече или Анибаля Тройло?
      
       - Что-о-о-о??? - выпучив глаза, я переводил взгляд с красной татуировки "Камила", сделанной на шее продавца и на её губы, пронзённые толстыми кольцами... А потом с губ, снова, на шею... И ничего не понимал.
      
       - Посмотри наше меню! - прыснула от смеха брюнетка и ткнула указательным пальцем на большой белый щит, висевший на стене за её спиной.
      
       На нём большими чёрными буквами красовалось:
       " Наши специальные бутерброды":
       - Карлос Гардель - миланеса с помидорами и салатом.
       - Роберто Гоженече - миланеса.
       - Анибаль Тройло- миланеса из цыплёнка с помидорами и салатом.
      
       - А я думал, что Гардель, Гоженече - это известные во всём мире исполнители танго ,а Тройло- композитор и руководитель оркестра! - ехидно воскликнул я.
      
       - Да, но в нашем заведении это название бутербродов! - с гордостью объяснила мне брюнетка.
      
       Вернувшись домой, я вежливо отказался от обеда, предложенного мне супругой:
       - Я "Карлосом Гарделем" сегодня перекусил!
      
       В так называемом "микроцентре" Буэнос-Айреса на улице Вьямонте 530 расположено небольшое кафе "Тара". Скромное помещение. На первом этаже находится десяток крошечных столиков на два человека. На стене справа висят картины неизвестного художника с изображением женских тел в форме червяков. Слева - в кирпичную стену вмурована деревянная полка в виде ниши. В ней стоят ряды бутылок с вином.
      
       Четыре ступеньки вверх. Здесь, на платформе, стоят ешё штук пять маленьких столиков. На фронтальной белой стене висят штук тридцать зеркал разных форм и размеров.
      
       В узком проходе между барной стойкой и кирпичной стеной, на которой находится ещё одна деревянная ниша с бутылками, втиснуты четыре столика.
      
       - Кафе как кафе! Таких десятки здесь! -подумает каждый, кто впервые вошёл сюда.
      
       Но стоит ему только посмотреть меню "Тары", как мнение посетителя резко меняется.
      
       Раздел "Наши соусы":
       Гойя - помидоры, креветки, сладкий перец, оливки.
       Пикассо- петрушка, чеснок, оливковое масло, цыплёнок, базилик.
       Моне - сливки, плавленый сыр, листья салата, свежие шампиньоны.
       Ван Гог - бешамель, чеснок, петрушка, оливковое масло, окорок, лук-порей.
       Модильяни - сливки,шампиньоны,цыплёнок.
       Гоген - окорок, лук, петрушка, чеснок, оливкое масло, сливки.
      
       Очень любопытен раздел "Специальные салаты":
      
       Верди - копчёный лосось, лангусты, ананас, яйцо, листья салата.
       Моцарт - кусочки плавленого сыра, листья салата, помидор, сладкий перец.
       Россини - грудка цыплёнка, листья салата, кусочки груши, сыр.
       Шопен - морковь, апельсины, плавленый сыр, кукуруза, кусочки зелёного яблока, кресс-салат, сельдерей.
      
       За салатами следуют "Бутерброды специальные":
      
      Борхес - копчёный лосось,сметана, листья салата, кусочки твёрдого сыра.
      Кортасар - окорок, сыр, листья салата, базилик.
      Сабато - окорок, сельдерей, сыр рокифор,сельдерей.
      Окампо - копчёное мясо, сыр, кусочки репчатого лука, листья салата.
      
       И так клиент заказывает "Моцарта", затем "Кортасара" с "Модильяни"... Или обойдётся одним "Борхесом"?
      
       В трёх кварталах от "Тары" на углу улиц Реконкиста и Парагвай совсем незаметна узкая дверь в заведение, где можно быстро перекусить. Прилавок. Напротив - узкая доска привинченная к стене. Внизу четыре высоких барных табурета. Это заведение называется "Suckewer". Специалируется, в основном, на приготовлении обедов и доставке их на рабочие места служащим многочисленных оффисов, расположенных в микроцентре. Когда нет дождя, напротив "Suckewer" выставляются пять столиков с плетёными креслами для желающих перекусить на открытом воздухе.
      
       В окне, в оранжевой рамке, виднеется меню. Среди небольшого числа предлагаемых бутербродов здесь имеется сандвич "Рабин Бергман" (?!). За ним следует "Русская степь" - копчёный лосось, яйцо, листья салата, каперсы (!).
      
       По авениде Санта Фе, совсем рядом с Пласа Сан Мартин, в одном квартале от помпезного комлекса зданий Министерства иностранных дел Аргентины, плывут густые клубы удушливого дыма.
      
       - Горит что-то? - озабоченно шепчет старушка своей подруге. - И пожарников, наверное, никто не вызвал? Да и полицейского на углу нет...
      
       Незачем звонить пожарникам! Не надо беспокоить полицейского! Ведь это дым костра, который развели строительные рабочие, ремонтирующие тротуар. Прямо на дороге стоит железная тачка, с горящими в ней дровами. На ней решётка, сооружённая на быструю руку, из кусочков арматуры и проволоки. А на решётке - шипящие на огне большие куски мяса, источающие аромат на всю округу. Близится время обеда и строители, в отличии от служащих оффисов, не заказывают на своё рабочее место "Русскую степь" или "Борхеса". Купив в близлежащем супермаркете мяса, они готовят его по-аргентински, на решётке, называемой здесь парижей.
      
       Многие прохожие останавливаются и с изумлением рассматривают эту строительную тачку, превращённую в импровизированное барбекю. Хотя чему здесь удивляться?! Ведь экзотический Буэнос-Айрес полон сюрпризов, в том числе и кулинарных.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    9


    Камаева К.Н. Город утренней зари   28k   Оценка:7.72*12   "Эссе" Проза, Мемуары, Приключения

    начало

    предыдущая глава


    В офисе Индийского центра по культурным связям - ICCR нас познакомили с новым проектом для иностранных студентов. Спонсоры организовывали интернациональный лагерь в городе со звучным именем Ауровиль - Город Утренней Зари. Мы полистали брошюру об этом удивительном месте и узнали следующее:
    Ауровиль не принадлежит никому в частности, он принадлежит всему человечеству, но чтобы жить в нем, надо посвятить себя Божественному сознанию.
    Ауровиль - это место нескончаемого обучения и постоянного прогресса. Здесь трудится молодежь, которая не стареет.
    Ауровиль - мост между прошлым и будущим, в городе используют все преимущества научных открытий.
    Ауровиль - место материальных исследований и духовных поисков во благо человечества.
    Было о чем подумать.
    - А что мы там будем делать? - осторожно спросила я. Мистер Лобо заговорщически улыбнулся:
    - Жить. Общаться. Учиться. Посмотрим, насколько вы коммуникабельны и способны приспосабливаться к новым условиям. Вам предстоит быть в полной гармонии с природой.
    Мы согласились. Хотя вопросов было много. Как нас будут посвящать Божественному сознанию? Что делают в Ауровиле с теми, кто вдруг постарел? Изгоняют? Или у них просто вечно юное состояние души? Все было туманно.
    Персы сказали, что мы наивные дуры. Нас просто заманивают в лагерь. А любой лагерь - это логово разврата, в котором кишат моральные монстры.
    - Там, кстати, будет пляж, - невзначай обронила Жанна.
    - Ну, что мы вам говорили! - воскликнули персы. - Ни в коем случае не купайтесь. А лучше откажитесь от поездки, пока не поздно.
    Поздно. Как зомби мы потянулись к загадочному городу будущего. Вскоре пришло пригласительное письмо, сообщавшее о том, что проживать в Ауровиле мы будем с двадцать пятого мая по первое июня. Нам предлагали приехать в Мадрас (Ченнай), в офис ICCR, сотрудники которого должны были организовать дальнейшее передвижение.
    - Зачем нам делать такой крюк? - возмутилась Жанна. - Поедем сразу в Пондичерри. Оттуда до Ауровиля - рукой подать.
    Ночной автобус из Бангалора в Пондичерри ехал восемь часов. Прибыли мы ранним утром. В нашей брошюре указывалось, что до Ауровиля от Пондичерри десять километров. Рикша запросил сто пятьдесят рупий, и мы принялись отчаянно торговаться, он уступил половину суммы, но мы были недовольны, десять километров - это же ерунда, пешком пробежать можно за два часа. Но рикша знал, за что бился. Ехать пришлось далеко и долго. Дело в том, что Ауровиль состоит из разрозненных поселений, причем его территория перемежается с землями, принадлежащими храмам и сопутствующим деревням. Десять километров - это расстояние до Ауровильского пляжа, а нам надо было попасть в поселение, которое называлось "Братство". Дорога была ужасной, моторикшу трясло, водитель ругался. Интересная особенность местных темнокожих водителей - разговаривать с пассажирами на родном тамильском языке, при этом им все равно, понимают их или нет. Они задают вопросы и сами на них отвечают. Едем. Вокруг ни души. Скоро мы стали жалеть водителя, по нашей милости забурившегося вглубь индийского лихолесья. Но вот в лесу появились указатели. Выгрузив нас у стрелки с надписью "Братство", ворчливый водитель умчался прочь, пустым, как он и предвидел. Здесь не нашлось кандидатов в пассажиры.
    Мы огляделись. Место - залюбуешься. Иллюстрация к сказке "Белоснежка и семь гномов". Только у каждого гномика есть свой маленький дом и прудик с лотосами. Между ними аккуратные тропинки, чтобы ходить в гости, а обедают они, по-видимому, все вместе за большим столом на улице. Пальмы и бамбук привносят в нашу сказку восточный колорит. Однако, похоже, что Белоснежек здесь никто не ждет. Везде замки и тишина. Вот она гармония с природой! Все, что оставили от программы. Будем жить вдвоем в лесу возле запертого домика. Но наша негромкая беседа разбудила смуглого принца в шортах, который подошел и поинтересовался, кто мы такие.
    - Студенты от ICCR, - представились мы, - приехали для эксперимента.
    - Да, это к нам, - мягко улыбнулся Раджив, - но почему вас только двое?
    - Остальные едут через Мадрас, - предположили мы.
    Раджив выдал нам ключ от комнаты, а его жена Фальгуни предложила завтрак: хлеб и плод папайи.
    В нашей группе должно было быть десять человек, но кроме нас приехало еще четверо: негр Бенсон из Кении, Сони и Рам из Непала и таджик Саид. Бенсон изучал социологию в Делийском университете, Сони и Рам учились на факультете экологии в Бангалоре, а Саид приехал из Нагпура. С ними прибыл руководитель нашей группы, сотрудник Мадраского ICCR. Он очень удивился тому, что мы с Жанной повели себя так самостоятельно. Первый день все общались и знакомились друг с другом.
    - Какое счастье! - не мог прийти в себя Саид. - Я уже начал забывать, что такое русский язык. Представляете, в Нагпуре никто не говорит по-русски!
    - Представляем, - смеялись мы, - занесло же тебя в такую дыру!
    Сидевший рядом парень - индиец в кепке и в темных очках (мы приняли его за туриста), долго прислушивался к нашему разговору и явно чему-то радовался. Сейчас начнет приставать, перемигнулись мы с Жанной, и точно!
    - Как дела? - спросил он по-русски. - Меня Риши зовут, я по России очень скучаю.
    Оказалось, что Риши шесть лет учился в Кыргызстане. Также как мы, он участвовал в какой-то программе и был направлен на бесплатное обучение в Бишкекский университет, где даже получал стипендию. Изучал он компьютерную грамоту еще в те времена, когда персоналкам предшествовали громоздкие вычислительные машины. Три года тому назад вернулся на родину и устроился на работу в престижном французском исследовательском центре в штате Керала, где на его попечении было двадцать пять современных компьютеров. В Ауровиль он приехал на каникулы, потому что заинтересовался принципами, руководствуясь которыми существовало здешнее общество.
    Четыре человека, говорящих на русском языке, - это уже банда. Любознательный Бенсон требовал, чтобы мы все, о чем говорим, ему переводили. Сам он развлекал нас страшными историями из жизни в Африке. Он же научил меня нескольким словам на суахили, которые я до сих пор помню. Собравшись вместе, мы попросили Раджива рассказать об Ауровиле.
    - Пожалуй, мне следует начать с Интегральной йоги, - приободрился Раджив.
    - Куда же без нее, - не удержалась Жанна, - нет, ты продолжай, продолжай! - Раджив укоризненно взглянул на нее.
    - Наш учитель Шри Ауробиндо полагал, что человек - это не венец творения, а переходное ментальное существо, его эволюционное призвание - прийти к более высокому уровню сознания. Цель Интегральной йоги - это богоосуществление при жизни. Я понятно говорю?
    - Нет, не очень.
    - Надо стремиться к тому, чтобы жить осознанно, совершенствоваться каждую минуту своей жизни, тогда придет понимание природы вселенского разума, человечество поднимется на следующую ступень, материальные клетки преобразуются, тело станет нерушимым и вечным!
    - Значит, о нестареющей молодежи в брошюре говорилось в буквальном смысле? - воскликнули мы.
    - Конечно! Возникновение богоподобного человечества приведет к изменению условий жизни, к гармоничному сосуществованию людей и природы.
    - Кто-нибудь в Ауровиле уже перешел на следующую ступень? - хрипло спросил Бенсон.
    Раджив покачал головой.
    - Мы не можем этого утверждать. Ауровиль обязан своему появлению Матери - соратнице Шри Ауробиндо, у нее возникла идея ускорить процесс духовного преображения человечества - создать город-модель того общества, о котором мечтал Шри Ауробиндо.
    - Что за Мать? - спросила я. - Как ее звали?
    - Для нас она Мать, - упрямо тряхнул головой Раджив.
    Позже мы, конечно, узнали, что ученицу и соратницу Шри Ауробиндо звали Мирра Альфасса, была она из Франции и жила в Пондичерри с 1920 года. Через шесть лет Ауробиндо вверил ей духовное попечительство над учениками и ушел в уединение, с тех пор ее стали называть Матерью. В ашраме в 1964 году был задуман Ауровиль - всемирный город, где мужчины и женщины всех стран могли бы жить в гармонии, выше верований, политики и вне национальных различий. Эта идея была принята и поддержана правительством Индии. Место выбрали неподалеку от Пондичерри. С 1968 по 1973 год Мать руководила строительством Ауровиля. План города привиделся ей в виде разбегающейся галактики. За воплощение идей Матери взялся французский архитектор Роже Анже. Мать говорила, что город уже существует на тонком плане, и нужно только спустить его вниз. Роже Анже разделил город на районы. В центральной части находится территория мира, от нее радиально расходятся районы: западный - Международный, южный - Жилой, восточный - Культурный, северный - Промышленный. Город окружен зеленым поясом. Юнеско, правительственные и неправительственные организации в Индии и за рубежом финансируют различные проекты. Пожертвования приходят и от частных лиц со всего мира. Ауровильцы трепетно относятся к экологии: не используют химикаты, насаждают леса, бережно обращаются с ресурсами. Все необходимое для жизни стремятся производить сами. Стараются избавиться от пагубного влияния денег. Жители Ауровиля обеспечиваются бесплатной вегетарианской пищей, образованием и медицинским обслуживанием. Мать мечтала, что этот город станет местом, где стремления духа и забота о прогрессе будут важнее, чем удовлетворение желаний и страстей, чем погоня за удовольствиями и материальными благами.
    На следующий день нам предстояло увидеть душу города - храм Матери, Матримандир.
    Стемнело рано. Электричество рекомендовалось экономить. Раджив пригрозил, что разбудит всех к завтраку в семь часов, поэтому мы неохотно разбрелись по своим домикам. Утром нас созвали к столу при помощи небольшого, но громкого колокола. В этот раз мы ели хлеб и манго.
    - А теперь, - довольно хлопнул в ладоши Раджив, - разбираем велосипеды и едем смотреть Матримандир.
    - Разбираем что?! - в два голоса ахнули мы с Жанной.
    - Велосипеды!
    - А мы не умеем ездить на велосипедах.
    - Как?! - воскликнул Раджив. - Все умеют ездить на велосипедах!
    - Все, кроме нас.
    - Но, разве я не говорил вам, что в Ауровиле... - Раджив был обескуражен, - экологически чистый транспорт?
    - А твой мотоцикл? - заулыбались мы приветливо, - ты же отвезешь нас к Матримандиру? Не увидеть такое чудо будет просто несправедливо!
    Конечно, мы добились своего. Раджив уверенно мчался вперед, только ветер свистел в ушах.
    - По-моему, ты сам рад, что не приходится вертеть педали, - заметила я.
    Фальгуни везла на мотоцикле Сони, а мужская часть коллектива доблестно занималась велоспортом. Мы выехали из зеленого оазиса поселения "Братство" и оказались на бескрайнем просторе красной пустыни. Такой голой и безлюдной была раньше вся эта земля. Но в 1968 году сюда съехались энтузиасты из разных стран, чтобы построить новый город. Они привезли с собой родную землю и сложили по горстке в специально изготовленную урну в форме бутона лотоса. Эта урна - символ единения всех народов - до сих пор находится там. Вокруг нее амфитеатр - чашеобразное сооружение сто метров в диаметре, выложенное красным камнем. Несколько раз в год ауровильцы собираются здесь, жгут костры и медитируют. После церемонии закупорки урны большинство людей разъехались, но энтузиасты остались превращать пустыню в город мечты. За тридцать лет ауровильцы оживили землю, вырастили джунгли. Рубить деревья на территории Ауровиля сейчас запрещено.
    Храм Матримандир посвящен Вселенской Матери, так как она помогает человечеству преодолеть ограничения его сегодняшнего состояния. Матримандир был задуман в виде огромного шара, покоящегося на двенадцати лепестках. Шар, покрытый позолоченными дисками, сияющий в солнечных лучах, окруженный садами и парками символизировал рождение нового сознания, стремящегося появиться на земле.
    Когда мы приехали в Ауровиль, Матримандир еще не достроили. Его только начали покрывать позолоченными дисками. На открытках того времени запечатлен каркас гигантского шара, сфотографированного на фоне огненно желтого заката. Никакое золото не может соперничать с этим живым солнечным светом, наполняющим храм.
    Нас повели в мастерскую, где изготавливали диски из нержавеющей стали и покрывали позолотой. Мастера рассказали, что столкнулись с проблемой: тонкий слой благородного металла быстро стирался с поверхности дисков, его смывали дожди и царапали птицы. Тогда рабочие стали крепить поверх позолоты маленькие кусочки стекла. Треугольные стеклышки вплотную примыкали друг к другу. Нам показали два диска, застекленных таким образом. Это настолько кропотливый труд, что, я предполагаю, строители придумали какой-нибудь другой вариант. Матримандир был открыт для посетителей только один час в день, чтобы посторонние люди не мешали возводить храм. Вход бесплатный, но желающих много, пришлось постоять в очереди. Мы поднялись по спирали в верхнюю полусферу, во внутренний зал, облицованный белым мрамором. Пол был покрыт белым ковром. В центре покоился большой хрустальный шар, его специально заказывали в Германии. Солнечный свет, отраженный системой зеркал, проходил через отверстие в верхней полусфере и падал на хрустальный шар. А шар мягко освещал весь зал. В храме нельзя было разговаривать, только медитировать. Матримандир предназначен для тех, кто хочет пробудить свое сознание. Шри Ауробиндо учил, что почитание Матери не должно стать религией, потому что религии разъединяют людей. Массовых служб или медитаций в храме не проводилось. Никаких парков, садов и озер вокруг Матримандира во время нашего посещения еще не было, незавершенными были также лепестки в основании шара - маленькие комнатки для медитации с обещающими названиями: "Гармония", "Искренность", "Мир"... Мы отдохнули под баньяновым деревом, на длинной скамье поместилась вся наша группа. Сфотографировались на память. Баньян рос здесь задолго до того, как родилась идея об Ауровиле. Во время инаугурации на дерево надевали медное кольцо с надписью на тамили и французском: "Ауровиль - город служения истине". Потом мы пришли к амфитеатру и посмотрели на урну. В тот день здесь было безлюдно.
    Обедали мы в огромной столовой, где кормили бесплатно всех жителей Ауровиля. Туристы должны платить, но мы приехали по специальной программе, и ели даром. Раджив пересчитал свой выводок, и мы организованно прошли к столам. Неделю пребывания в городе нас кормили исключительно вегетарианской несытной едой. Посуду убирали сами, но не мыли. На обед отводился один час. Поэтому городские жители накатывали сюда многолюдной волной, быстро ели и расходились.
    После обеда нас привезли в библиотеку на полуденный отдых. Мы с Жанной совсем не устали, но нашим велосипедистам, конечно, хотелось расслабиться. Путешествия на велосипеде в сорокоградусную жару (а дороги в Ауровиле нарочно не асфальтируют) тяжелы.
    - Отвези нас на пляж! - пристали мы к Радживу. Но Раджив отказался наотрез. Возможно, у него были другие дела. Библиотека стала постоянным местом нашего времяпровождения. Только однажды отдых в библиотеке заменили просмотром фильма в небольшом кинотеатре. Фильм был про родину Бенсона Кению.
    Следующим пунктом программы была школа. Здесь нас встретила милая улыбчивая индианка Дипти, она обещала рассказать о методах образования в Ауровиле. Школьников не было, мы попали сюда во время каникул. Дипти призналась, что не имеет высшего образования и продолжает учиться вместе с детьми. В школах Ауровиля изучают те же предметы, что и повсюду. Но особое внимание уделяют эстетическому воспитанию и играм, развивающим детей физически. Высших учебных заведений в городе нет, и желающие получить хорошее образование вынуждены покидать Ауровиль. Зато все дети обучаются серфингу, верховой езде, участвуют в различных проектах, играют в театре, мастерят, рисуют, общаются на многих языках. Здесь стремятся ориентировать учеников не на сдачу экзаменов и получение сертификатов, а на то, чтобы в полной мере развить их способности. Дипти сказала, что подростков в городе мало, они стремятся сделать карьеру, покорить большой мир. Однако годам к двадцати пяти многие возвращаются. Повзрослев, молодые ауровильцы понимают, что выросли в хорошем месте.
    Ближе к вечеру мы все-таки попали на пляж - открытое побережье Бенгальского залива. Волны здесь большие и злые, и почти всегда ветер. Нам, разгоряченным за день, было все равно, лишь бы вода. Многие местные купальщики занимались серфингом. Моя детская мечта! Конечно, волны тут не такие роскошные, как в фильме с молодым Киану Ривсом, но все же впечатляют. За чередой высоких водяных валов следовали довольно скромные, и мне удалось выплыть в океан. Остальные не стали испытывать судьбу и остались прыгать у берега. Я тоже плавала недолго, поняла, что меня быстро относит к Мадрасу. К тому же, кто-то сильно ужалил ногу. Я поискала медуз вблизи, но ни одной не обнаружила. Раджив объяснил потом, что это просто морские блохи. Чего только нет на белом свете! Это были первые блохи, посягнувшие на меня. Времени обсыхать не было, мы быстро собрались и поехали домой. В лагерь прибыли в кромешной тьме. Ауровиль плохо освещается, фонарики, а лучше шахтерские лампы, пришлись бы к месту. Не поужинав, мы сразу разбрелись по комнатам.
    - А на завтрак - банан с корочкой хлеба, - предсказала Жанна.
    Раджив позволил нам спать до девяти. Утром мы увидели, что Риши тоже обзавелся мотоциклом, видимо взял на прокат у кого-нибудь из местных. Теперь он мог подвозить еще одного человека. Число почитателей велосипедного спорта явно уменьшалось. Дороги в городе будущего трудны, мотоциклы и велосипеды вместе с ездоками падали, скоро мы ходили в синяках и ссадинах и участливо спрашивали друг друга:
    - Ну, как твоя нога?
    - Ничего. А твоя рука?
    Все дни были насыщены экскурсиями.
    Нам показали ферму, паровую кухню, деревню с настоящими прялками, плантацию странных деревьев папайя, полых внутри, угостили большими зелеными пупырчатыми плодами (джек-фрутами). Они оказались не очень вкусными. Мы делали земляные кирпичи с помощью особой установки и смотрели, как из них возводятся здания. Это очень дешевый способ постройки, но в сезон дождей земляные кирпичи размываются водой, и все нужно строить заново. Быстрее всего можно соорудить хижину из бамбука и банановых листьев, но ее тоже трудно поддерживать в хорошем состоянии. Все жилища пользуются спросом у разнообразной тропической фауны. В дома заползают насекомые, крысы, мыши и даже змеи. Американский фермер рассказывал нам историю о мстительных кобрах, которые возненавидели одну приезжую семью и одного за другим убили всех ее членов.
    - Это же невероятно! Это чудовищно! - поминутно восклицал фермер. - Какая жестокая судьба!
    - Да уж, - согласилась мы и стали внимательнее смотреть под ноги.
    Каждый житель Ауровиля строит дом по своим средствам. Но он не может его продать или подарить кому-либо. Все, что нажито человеком в Ауровиле, принадлежит городу. Если есть деньги, жить здесь можно на широкую ногу, и это не возбраняется. Шри Ауробиндо говорил, что бедные не должны тяготиться своей бедностью, а богатые не должны обращать внимание на свое богатство. Здесь много иностранцев-чудаков, которые бывают в Ауровиле наездами. Они приезжают за экзотикой, за вдохновением, и, прежде всего, ценят возможность отдохнуть от зацикленного на материальных ценностях западного мира. Но это не мешает им быть успешными бизнесменами у себя на родине. Мы побывали в жилище у экстравагантного австралийца. Хозяина не было дома, но поскольку мы проделали длинный путь вглубь джунглей, нас все равно пустили внутрь. Австралиец для постройки использовал популярный бамбук, но дом его больше напоминал дворец, чем хижину. Мы долго бродили по комнатам, лестницам и верандам зажиточного Робинзона Крузо. Вся мебель и вещи были изготовлены вручную с отменным вкусом.
    Позже я как-то ехала в поезде с парой путешественников из Австралии. Заглянув в купе, сразу захотела ретироваться - передо мной предстали косматые люди в каких-то лохмотьях. Но, приглядевшись внимательнее, поняла, что они одеты в костюмчики, стилизованные под древность. Все было продумано до мелочей: украшения, бусы из когтей и зубов, сумки, прически. Только вместо дубинки - почему-то гитара. Четвертый сосед по купе - индус всю дорогу рассматривал их с недоумением, с его точки зрения они были одеты как нищие, а белые люди и бедность для индийца понятия несовместимые. Указывая на художественные дыры в одеяниях, индус ворчал: "Совсем денег нет, что ли?"
    Тогда в Ауровиле нам казалось, что из лесу явится хозяин бамбуковых хоромов, одетый в звериные шкуры. Но он так и не пришел.
    Француз, взявший себе индийское имя Павитра, выстроил дом из белого камня на берегу океана. Огромные окна и открытая веранда позволяют ему любоваться шикарным пейзажем в любое время суток. Здесь он рисует картины, пишет стихи и мемуары. В зале с синими колонами и изысканными скульптурами стоит рояль. Свои картины и художественные фотографии Павитра подписывает подходящими изречениями из трудов Шри Ауробиндо и Матери и продает.
    Жить, не обращая внимания на богатство, многим удается неплохо. Море, пальмы, братство, приветливые аборигены, возможность потакать своим причудам. Людям, которые приехали в Ауровиль без денег, в поисках социального рая, приходится туго. Содержание, которое они получают за свой труд, минимально. Работа рассматривается в Ауровиле не как способ для добывания средств к существованию, а как возможность выразить себя, развить способности. Люди могут заниматься разработкой своих идей, никто им не мешает, но на это тоже нужны деньги. Многие замечательные идеи так и остаются нереализованными, что, конечно, не способствует поднятию духа у их авторов. Климат здесь не идеальный. Нет зимы, но бывают проливные дожди и удушающая жара, парализующая всякую жажду деятельности. В Ауровиле много русских, которые приехали сюда после перестройки. Большинство еле сводит концы с концами. Зато у русских лучше, чем у представителей других национальностей, получается жить и работать в коммунах. Лучше всех, на мой взгляд, в Ауровиле прижились индийцы. Раджив, Фальгуни, обаятельный Раджа и другие, с кем нам довелось общаться, всегда были веселыми, бодрыми, по-доброму подтрунивающими над туристами. Они-то и стали для меня символом той загадочной ауровильской молодежи, которая не стареет и умеет радоваться жизни, а не тяготиться ее трудностями.
    В Пондичерри мы посетили ашрам Шри Ауробиндо. Здесь находятся могилы Матери и учителя Интегральной йоги. Дом Ауробиндо превращен в музей, от которого у меня осталось тяжелое впечатление. Шри Ауробиндо при жизни получал много странных даров от своих почитателей. В доме полно чучел разных животных, голов тигров, леопардов, оленей. Они глядят отовсюду мертвыми стеклянными глазами. Разговаривать нельзя, люди падают на колени тут же на лестницах и в комнатах, молятся, окуривают помещение благовониями. Стороннему наблюдателю кажется, что молитвы возносятся этим звериным головам. Ауробиндо коллекционировал изделия из слоновой кости. Коллекция занимает несколько шкафов и тоже представлена для обозрения. Здесь же продаются книги, написанные Шри Ауробиндо и Матерью. Они переведены на многие языки. Мы приобрели одну самую маленькую книжку на русском. Стоит эта литература недешево.
    В ашраме кормят всех посетителей бесплатно, но дурно. Мы с Жанной взяли по миске сока манго и потянулись за простоквашей, но нам твердо сказали, либо то, либо другое. Зато рис и воду можно брать ведрами.
    Потом нас водили по разным цехам при ашраме, где шьют, пекут, стирают и тачают обувь. Таким образом, работой обеспечиваются многие граждане. Вечером мы гуляли по набережной. Местная достопримечательность - позолоченный памятник Махатме Ганди. Скульптура защищена от дождя навесом, похожим на зонтик. Мы улучили момент, проникли в ресторан и устроили себе пиршество. Фруктово-овощная диета, к которой приручали нас в Ауровиле, давно перестала радовать, и жареная рыба показалась райским угощением. Мы осуществили еще один коварный план - купили вина и пива, и тайно провезли на территорию нашего поселения. Распивать спиртные напитки здесь строго запрещалось. Даже для того, чтобы покурить, Жанна пряталась подальше за деревьями. И вот под покровом темной ауровильской ночи, дождавшись пока все экспериментаторы уснут, четверо нарушителей: я, Жанна, Бенсон и Саид - тихо выпили все вино и пиво. Бенсон предлагал разложить пустые бутылки веером возле дома Раджива, но до вандализма не дошло. Мы хорошо относились и к Радживу, и к руководителю нашей группы. Это был единственный случай потребления спиртного за неделю. Никто не страдал без зелья, но студенты, они же и в Африке студенты: выпить сообща, особенно там, где недозволенно - нет действа притягательнее. Риши оказался трезвенником.
    - Наверное, ты в Бишкеке перепил, - предположила Жанна.
    - Я в Бишкеке не пил, - возразил Риши.
    - С русскими в общаге жил и не пил? - не поверила Жанна.
    - Не пил. И ребята из моей комнаты тоже перестали пить.
    - Дела! - присвистнули мы, - что и мяса не ел?
    - Нет, конечно, - отшатнулся Риши. - И других отучил. У нас в комнате никто, кроме меня, готовить не хотел, скоро все вегетарианцами стали.
    - Молодец! - похвалила его Жанна.
    - Нам надо чаще с тобой общаться, - заметила я.
    - Приезжайте в Кералу, - живо откликнулся Риши. - Там такая красотища! У меня двухэтажное бунгало, все расходы оплачу!
    Оказавшись в семнадцать лет на чужбине, Риши проявил завидную твердость. Мы вспомнили своего учителя Арунима из Бенгалии. Он сокрушался о том, что после учебы в Питере, стал "опущенным" брахманом (т.е. опустившимся). Океан пересек, водку пьет, говядину ест.
    Риши часто готовил еду и в нашем лагере. Он был просто чудесным парнем, который рад помочь в любом деле. Непалка Сони это мгновенно оценила. Они много общались, и Сони не переставала им восхищаться. Но как-то раз она сказала что-то вроде: "Ты не представляешь, как повезет твоей теще!" - и с тех пор Риши стал ее избегать. Оказалось, что любые намеки на женитьбу он воспринимал слишком болезненно, так как мечтал уйти в горы и стать отшельником. Но отец Риши почему-то не одобрял его выбор.
    Мы все сдружились в этом лагере. Мне были понятны мечтательные улыбки старых ауровильцев, которые приехали сюда первыми и начали строить город с нуля. Сколько было веры, энтузиазма, восторга от плодов дел своих. Пожалуй, им действительно удалось познать человеческое единство, о котором писала Мать. Мы тоже чувствовали себя счастливыми и влюбленными в ауру этого красивого места, где нас везде привечали по-дружески, охотно рассказывали обо всем, что нам хотелось узнать. Мы вернулись в Бангалор, переполненные впечатлениями, и когда в ICCR спросили наше мнение о лагере, воскликнули:
    - Это было здорово! Нам очень понравилось!
    Группа, которая поехала в Ауровиль вслед за нами, не разделила наших восторгов. Студенты сочли программу унылой, а время, проведенное в лагере, потраченным зря. Их руководителем был Сури Рао из бангалорского ICCR.
    - Ни дискотек, ни развлечений. В девять вечера - отбой. Еда - отстой. А велосипеды! Они мне до сих пор в кошмарных снах снятся! - жаловался Сури Рао. - Ну что вам могло понравиться?
    Мы улыбались загадочно:
    - А гармония с природой?!
    - А божественное существование!
    - А проявление красоты во всем многообразии жизни!
    Мы переписывались с Радживом и Фальгуни, и даже с нашим руководителем из Мадраса. Дружба с Риши и Бенсоном длилась многие годы. Все мечтали вернуться в Ауровиль когда-нибудь. Сделать это не довелось. Но он остался в сердце - Город Утренней Зари. Пусть сопутствует его жителям удача.

    продолжение

    начало

    начало главы


    10


    Чернышева Н. Рейс Минводы-Павлодар-Чита   26k   "Рассказ" Проза

    Автор - Чернышева Ната e-mail: - romanat2002@mail.ru
    Рейс Минводы-Павлодар-Чита


    Хутор Веселый - Минводы

    Хаос достиг апогея. Так выразилась Мама, а уж она-то знала толк в самых различных хаосах.
    Распахнутые шкафы, коробки, игрушки, Ляська, увлеченно грызущая колпачок Маминой помады...
    - От бисова дивчина!- Бабушка подхватила Ляську, вытянула у нее изо рта помаду и получила в награду рев истребителя на форсаже.
    - О Боже!- Мама уткнула в виски указательные пальцы, точно пистолеты, опустилась на диван... она явно готовила Речь Демосфена, как это называл Папа, но Речь не удалась: на диване лежала пестрая Жмурка. Жмурка маскировалась разбросанными по дивану вещами и никому, в общем-то, не докучала. Пока на нее не села Мама...
    Истошный Жмуркин мяв, испуганный Мамин крик, Ляськины вопли, Бабушкино коронное: 'Ой, щас вмэрну!*',- все смешалось в одну ударную волну и вымело занавески из хаты.
    Алька уронила книжку, которую читала тихомолком, под видом укладывания личных вещей в личный же чемодан. Книжка упала с большим грохотом, потому что по пути задела Ляськины погремушки.
    Полосатый Барсик не упустил момента. Вывернулся из заботливых Таткиных рук и майнул в окно, только хвост мелькнул. Татка ошалела от такой наглости.
    - А кого я лечи-и-ить буду?!- справедливо возмутилась она, размахивая бинтом и ножницами.- Ба-арсик! Ба-а-арсик! Кис-кис! Ба-а-арс!!!
    - А-а-а!- подхватила Ляська.
    Да. В этой точке пространства-времени, как выразился бы Папа, хаос действительно не только достиг, но и полностью перестиг всякий апогей.
    А причина была одна-единственная.
    Завтра, ранним утром, Мама, Ляська, Татка и Алька отправлялись в Минводский аэропорт. Им предстоял долгий перелет к Папиному месту службы, по поводу которого еще в самом начале лета Мама устроила Папе скандал.
    - Это куда это ты меня везешь?- рыдала она.- К черту на рога, в дыру! С тремя детьми мал мала меньше! Срочно ищи заменщика!
    Но заменщик за лето так и не нашелся. Пришлось покупать билеты на самолет: поезда в дыру не ходили. То есть, ходили, но очень медленно, десять суток в один конец каждый поезд. Татка долго высчитывала по пальцам, сколько это, десять суток. Получилось обе руки пальцев дней и еще обе ноги пальцев ночей. А на самолете - часов шесть. То есть, полпальца.
    Ночь прошла очень разнообразно. У Ляськи резались зубы, Алька с несколькими фонариками укрылась под одеялом и, вопреки запрету, читала, Бабушка мучилась обычной своей бессонницей, Татке просто не спалось, за компанию. За окном свиристели цикады и орали коты. В ушах стоял тонкий комариный звон...
    Утро не задалось с самого начала. Небо едва-едва засинело, собираясь выпустить зарю. И в такую вот рань пришлось просыпаться, пересчитывать чемоданы, торопливо есть манную кашу комками, опять просыпаться, умываться, есть кашу комками, снова просыпаться... у-у-ужас.
    Вдобавок, Личный Шофер, обещавший вчера довезти с ветерком, обнаружился в своем гараже пьяным 'в драбадан', как выразилась Бабушка.
    - А что такое 'драбадан'?- мигом проснулась Татка.
    Но ей не ответили. Мама рыдала, Лялька орала, Алька опять уткнулась в книгу, соседка, жена 'драбадана', всхлипывала, утирала глазки кончиком платочка огуречной расцветки и бесконечно извинялась, Жмурка и Барсик заплетались хвостами под ноги... Пришлось один хвост схватить и немножечко поотрывать. Хвост орал и не отрывался, потом обнаглел и от души окарябал руку, после чего смылся на дерево. Татка зализывала длинную царапину, которую в такой суматохе никто не спешил мазать кусачим йодом, и жадно следила за вторым хвостом, еще не просекшим опасности.
    Соседка, чувствуя вину, предложила отдать на время машину. Без Шофера.
    - А кто же повезет?- вскричала мама.- Машина - это хорошо, но кто нас отвезет?
    Да, другого Личного Шофера в такую рань найти оказалось решительно невозможно.
    - Я отвезу,- решила Бабушка.
    - Мам, да ты с ума сбрендила! В твоем-то возрасте!
    - А чегой-та в моем возрасте!- воинственно вскинулась Бабушка.- На войне и не такое возила! А тут - тьфу, Минводы, аэропорт, мирное время. Шестьдесят килОметров всего по не раскаряченной бомбами дороге. И отвезу!
    Бабушка - кремень, всегда говорила Мама с гордостью. Скажет, как отрежет. Как скажет, так и сделает, за ней не задержится.
    Это точно. Крапива для вбивания ума в задние ворота непоседливым внучкам за Бабушкой не задерживалась никогда. Совмещение приятного с полезным, как сама Бабушка выражалась. Это тебе не пошлый ремень или скакалка. Это тебе и массаж целебный, и наука на будущее.
    Машина оказалась не сложнее крапивы. В багажник погрузили чемоданы и сумки, в салон, на заднее сиденье, - чемоданы, сумки, Татку и Альку с книжками, мама с Лялькой села вперед. Бабушка завела мотор и лихо рванула с места, только гравий из-под колес засверкал. Красота.
    В аэропорт приехали слишком рано, надо было ждать начала ре-гис-тра-ци-и. Какое противное слово, сразу не выговоришь. Татке скоро наскучило ждать. Спать она уже не хотела: бодрящий утренний воздух согнал со щек всякий сон. Аж пришлось спортивную кофту натягивать и на замочек застегивать. Но все равно зуб на зуб не попадал.
    И тут показался ОН. Маленький, серый, усатый, весь полосатый. С белыми лапками и беленьким хвостиком.
    - Кис-кис!- позвала Татка машинально.
    ОН тут же прибежал и давай мурлыкать как трактор по бетону. Во! Понимает, как с людьми надо. Не то, что противные Жмурка с Барсом. Эти, как Татку заметят, сразу в подвал или на дерево. Совсем от рук отбились, подлые звери.
    - Белохвости-и-ик,- нежно проворковала Татка, подхватывая котенка под брюшко.- Ма-а-аленький!
    Белохвостик всю ночь провел в мокрой и сырой канаве, замерз как собака, и против тепленького местечка за пазухой не возражал. Устроился как у себя дома и завел свой мурчащий моторчик на полную катушку.

    Минводы - Павлодар

    Огромное поле, по которому пассажиров везли в смешном рыжем автобусе, ряды самолетов,- все это было так волнительно! Даже Ляська притихла и любопытно таращила в окно свои глазки-пуговки. Навстречу автобусу проехала целая лесенка, усатый дядька-водитель сурово смотрел вперед. Это была какая-то посторонняя лесенка, потому что перед самолетом, которому предстояло увести всех в дыру, стояло аж две лесенки, у хвоста и у носа.
    Самолет был невыносимо красив! Огромные крылья, серебристый бок с рядами овальных окошечек, хвост с внушительными штуковинами горкой. В штуковинах торчали мелкие вентиляторные лопатки, их было много-много. И Шоферы у самолета назывались совсем отпадно: летчики.
    Лет-чи-ки! Татка твердо решила, что вырастет и тоже станет Лет-чи-ком! Ее распирало от принятого решения. Все прежние страсти оказались прочно забыты. Дворник, проводница спального вагона, овечий пастух, скалолаз, даже эстрадная певица. Татка уже не знала, кто это такие. Она будет летчиком, точка!
    Алька жестоко высмеяла ее:
    - Женщин-летчиков не бывает!
    - А вот и бывает!- злилась Татка.- Еще как бывает!
    - Не бывает! Не бывает!
    - А я сама видела!
    - Где ты видела?
    - Там!- Татка махнула рукой на другие самолеты.
    Конечно, никаких женщин-пилотов Татка на самом деле не видела. Просто не в ее правилах было отступать. И потом, женщина-космонавт ведь была, Терешкова которая. Так почему бы не быть женщинам-летчикам? Не в этом аэропорту, так в другом.
    - Врешь!- крикнула Алька.- Ничего ты не видела.
    - Видела! Видела! Я буду летчиком, поняла?
    - Ха-ха! Не будешь! Не будешь! Девчонок из летчиков поганой метлой гонят, поняла? Не женская профессия!
    - Сама ты не женская!- завопила Татка.
    - Дамочка, уймите своих детей,- сердито сказал Маме усатый дядя из-за спины.- Что они у вас орут как на базаре?
    - Дети, уймитесь,- строго приказала Мама.- Не то вызову машину и отправлю обратно! Обеих!
    В самолете оказалось тесно и интересно. Татка зазевалась и не успела охнуть, как Алька прошмыгнула вперед. И внаглую плюхнулась у окна! У того самого овальчика с пластмассовой шторкой!
    - Это мое место!- заорала Татка, коршуном бросаясь вперед.- Это мое окно!
    - Отстань!- кричала Алька, отцепляя Таткины руки.- Я первая села!
    - Я хочу у окна! Это мое окно!
    - А-а-а-а!- вмешалась в спор Лялька.
    - Женщина, да уймите же вы ваших оглоедов!- возмущенно крикнул дядя с усами.- Что за дикари!
    Он оказался в переднем ряду, точно у такого же окна, и теперь метал громы с молниями, называя современных детей спиногрызами, охламонами, хулиганами и исчадиями ада.
    - Так,- рявкнула Мама громовым, командным, голосом.- Замолчали все!
    Исчадия ада замолчали, даже Лялька. На всякий случай замолчал и дядя с усами.
    - Тата, вышла в проход,- приказала Мама.- Сядешь с краю.
    - А чего я?- заныла Татка.- А почему я?! Я у окна хочу!
    - Иди, иди,- хихикнула Алька, но под Маминым взглядом умолкла.
    - До Павлодара у окна сидит Аля. После Павлодара - Тата. Я сказала!
    Сказала она железным голосом, предварительно обратив глаза в безжалостные дула. Кто хоть раз видел такое, тот поймет. А остальные просто поверьте на слово: когда Мамины глаза обращаются в дула, хорошего не жди.
    - А чего она?- заревела Татка, дула, конечно, ее испугали, но обида оказалась сильнее.- А пусть она после Павлодара! Это мое окно!
    - Бунт на корабле?- ласково осведомилась Мама тихим, но бешеным по тону голосом.
    Татка уже слышала однажды от Мамы такой голос и потому замолчала, уныло уселась на крайнее сиденье, размазывая по щекам слезы. Ну, нет в жизни никакого счастья! Совсем.
    Потом пришли красивые стюардессы, стали рассказывать и показывать, как вести себя в полете. Татка засмотрелась, и решила, что стюардессой тоже быть хорошо. Девочка решила сначала подрасти, а потом уже окончательно решить, кем ей быть: стюардессой или летчиком.
    В хвосте завыло, загрохотало. Зажглись табло 'пристегнуть ремни'. Самолет плавно тронулся с места - Татка все вытягивала шею, чтобы хоть кусочек окна ухватить. Самолет ехал, ехал, потом замер, а потом ка-ак дал разгон! Ух! Татка завизжала от восторга, и дядя с усами опять недовольно высказался Маме насчет оглоедов, мешающих спать честным людям.
    А потом стало как-то скучно, неинтересно и бессонная ночь, воспользовавшись моментом, тут же подошла, постучалась в уши: эй, не доспала? Так добирай сейчас... Татка сама не заметила, как заснула.
    Проснулась она рывком, от ужаса. Острые когти распарывали ей грудь, пытались выдернуть сердце. Татка сунула руки под кофту, нащупала что-то мягкое и это мягкое вдруг впилось острыми зубищами в пальцы. Татка заорала от ужаса, рванула кофту... и на колени ей вывалился Белохвостик. Испуганный, описавшийся, дрожащий.
    - Фу, ты как Лялька,- фыркнула Татка, обтирая котенка своей кофтой.- Балбес! Потерпеть не мог до Павлодара, да?
    - Мя-ау!- возмущенно выговорил ей Белохвостик.- Мя-уууу!
    Эти два коротеньких слова вместили в себя все то нелицеприятное, что Белохвостик думал о самой Татке, о ее предках до сотого колена и о людях вообще.
    - Ох ты, бедненький,- пожалела звереныша Татка.- Маленький ты такой.
    Все вокруг спали. И Мама с Лялькой на коленях. И Алька у окна. И тот дядя с усами...
    - Ты тут посиди,- торопливо сказал Татка, слезая с кресла и устраивая котенка.- Посиди, никуда не ходи,- она старательно копировала Мамин голос, вроде бы у нее получалось.- А я тебе водички принесу. Колбаски попрошу. Только ты никуда не уходи. Договорились? Вот и умница.
    Белохвостик жмурил бесстыжие глаза и думал, что 'умницей' его обозвали совершенно зря. Но выпускать когти за правду было лень. Рано! Сначала дождемся колбаски...
    Татка пошла по проходу. Где-то же здесь был багаж с едой! Ей не пришло в голову, что багаж с едой, вообще-то, складывают на верхнюю полочку у себя над головой, это чтоб далеко не ходить. Но Татке отчего-то казалось, что специальное багажное отделение будет где-то там, по проходу вперед.
    Весь самолет спал, а кто не спал - уткнулся в книгу или газету. Проход закончился синими шторами, а за шторами был небольшой тамбур с одной запертой овальной дверью на боку и второй почти такой же в стенке, а в тамбуре стояла тетя-бортпроводница. Как-то так стояла, что Татка сразу поняла: сейчас будет ругать. Взрослых сразу видно, когда они ругать собираются. И точно.
    - Тебе что, малыш?- строго спросила она.- Сюда нельзя!
    Татка хотела рассказать про Белохвостика, но вовремя вспомнила, что посторонние взрослые не любят котят! Пока Татка соображала, как попросить колбаски, чтобы вежливо и чтобы не поняли, кому эта колбаска перепадет, в тамбуре появился еще один человек.
    Татка мгновенно поняла, что это Летчик! А потому что форма. И не просто Летчик, а Капитан. А потому что фуражка на голове капитанская. Почему фуражка именно капитанская, Татка вряд ли взялась бы объяснить. Но такая фуражка просто не могла быть никакой другой. С кокардой! Почти как у Папы. Папа - Капитан, это Татка знала твердо. Значит, и этот Летчик тоже Капитан. Как Папа.
    - В чем дело?- строго спросил Капитан.- Что тут происходит?
    Татка смотрела на него во все глаза, даже не пытаясь шевелить присохшим к нёбу языком. Настоящий живой Летчик, Капитан! Это вам, друзья, не кто-нибудь.
    - Сейчас отведу сорванца к маме, Сергей Эдуардович, - пообещала проводница.- Не беспокойтесь.
    - Мама что, спит?- деловито спросил у Татки Капитан.- Да не боись, парень, не съем!
    Татка торопливо кивнула, потому что язык так и не отклеился. А уж возмущаться тем, что перепутали и назвали парнем девочку... ну, какая дура это будет?! Когда сам Капитан!
    - Давай не станем ее будить,- сказал Капитан.- Пошли-ка со мной. Хочешь?
    Ой! Еще спрашивает! Конечно, хочет, еще как хочет!
    Кабина Самолета, настоящая живая Кабина, потрясала. Сколько тут было всяких приборов, стрелочек, кнопочек... глаза разбегались.
    - Руки,- распорядился Капитан.
    - Что?- не поняла Татка.
    - Спрячь. Ничего не трогай. Не то выдерну обе руки и в уши вставлю.
    Как-то так сказал, что Татка сразу поняла: выдернет. Легко. И в уши... даром, что рука намного толще уха. Девочка торопливо упихала руки в карманы. Уши ей нравились сами по себе, безо всяких рук. Да и руки еще пригодились бы.
    Самолет летел, раздвигая носом облака. Облака кучерявились, вздымались горами и замками, текли лавинами, принимали самые разные формы одна другой чудесатее. Вот конь с белоснежной гривой, вот рыба-акула, а там - дракон! Запахи и звуки работающих приборов, уверенные команды, какие-то радиопереговоры, - все пронзало душу громадным копьем восторга перед Полётом! Алька с неправедно захваченным окном была прочно забыта. Окно из пассажирского салона, ха!
    - Слышь, стажер,- добродушно обратился к Татке штурман, что-то считавший на своем месте, там еще ползла под планшетом карта,- как интересно!- А ты кто? Мальчик или девочка?
    Татка заерзала, мгновенно припомнив алькино 'девчонок из пилотов гонят поганой метлой'. Ой, вот сейчас и выгонят! Язык сам спас пошатнувшееся положение:
    - Мальчик!- самоуверенно заявила Татка и вздернула нос.
    - Ага... а как зовут?
    - Натан,- вошла в роль Татка.
    А чего? Вот есть Женя - девочка и есть Женя - мальчик, Евгения, то есть, и Евгений. Соседские близнецы, дети того Шофера-драбадана. И к Валерии есть Валерий. И к Александре - Александр, к Ольге - Олег, к Антону - Антонина, к Кириллу - Кира. И даже к Виталию есть Виталия, так Бабушку зовут - Виталия Андреевна! А к Наталье есть Натан, и пусть не врут, что нет такого имени, еще как есть, а то с чего это у другой соседки, Бабушкиной подруги, отчество - Натановна? Клавдия Натановна, и кто ее не знает. Вся улица знает. А раз она Натановна, то это и значит, что у нее папа был Натан. Вот так!
    - Ишь ты, еврей,- посмеялся штурман.- А не похож!
    - Я не еврей!- возмутилась Татка.
    - А может, и не мальчик?- вкрадчиво спросили у нее.
    - Нет, мальчик, мальчик!
    - А бантик на макушке зачем?
    Татка торопливо содрала проклятый бант. Она о нем забыла, конечно же.
    - Это сестра, она!- выпалила Татка.- Она старшая и плохая! Она все время надо мной издевается! Вот, бант прицепила...
    - А юбку тебе тоже сестра надела?- посмеялся второй пилот.
    И когда увидел? Все время же спиной сидит!
    Тут надо немного рассказать, что Татку часто путали с мальчиком, потому что вечно бегала в шортах, царапинах, синяках и растрепанная. Но в Путешествие Татка надела юбку потому, что юбка была совсем новая, красивая, шерстяная. Эту юбку Татка давно мечтала и бегала в магазин все лето, проверять, не купила ли какая другая девочка. Наконец, Бабушка сжалилась и купила юбку, но не давала надевать, мол, жарко же, лето. Да испачкаешь еще. И только в Путешествие юбку надеть разрешили, потому что в Чите уже холодно, шерстяная юбка будет в самый раз.
    Кто ж знал, что в этой юбке придется сидеть в пилотской кабине?!
    Татка едва не расплакалась от досады и злости на проклятую юбку. Ну, что мешало надеть привычные шорты?!
    - Не ври никогда, девочка,- сочувственно сказал второй пилот.- Небо вранья не терпит.
    - А вы меня выгоните теперь, да?- с замиранием сердца спросила Татка.
    - Не орешь, руки не распускаешь,- рассудительно выговорил штурман.- За что выгонять?
    - За то, что я девочка,- выдавила из себя Татка и не выдержала, разревелась.
    Все засмеялись.
    - Я тоже девочка,- хохотнул второй пилот.
    Татка широко раскрыла глаза. Точно, девочка! То есть, Женщина. Сережки в ушах и коса через плечо. Вот так, бывают женщины-пилоты, бывают, Альке можно смело показывать язык! Пусть утрется!
    - Павлодар на траверзе... во-он там, гляди.
    Татка торопливо смахнула слезы. Ничего она сквозь облака не увидела, но на всякий случай согласно кивнула.
    - Внимание, экипаж, - солидно произнес Капитан.- Приступить к предпосадочной подготовке в аэропорту Павлодар.
    - Так... Натан,- с усмешкой сказала второй пилот.- Брысь в салон. И - пристегнуться!
    - Р-разговорчики за штурвалом, товарищ Летяшева,- грозно насупился Капитан, но глаза у него смеялись.- Р-работать, не отвлекаться. Штурману включить КУРС-МП, выставить курсовую систему на меридиан аэродрома посадки! Малый газ! Контроль по карте!
    Татка бочком-бочком выбралась в салон. Жалко, что не дали посмотреть, как самолет будет садиться! Но это ничего, вот вырасту, думала Татка, я его сама сажать буду! И Капитаном стану! И...
    И тут она оказалась в салоне. В полном первобытного хаоса салоне, уточняем.
    Крик вперемешку с истошным мявом разрывали салон.
    - Вон он, вон там! Туда поскакал!
    - Лови!
    - Хватай!
    - За хвост его да об угол! Он же бешеный! Лишайный! Помоечный! Тварь блохастая! Кусается!!!
    'Белохвостик!- в ужасе поняла Татка.- Я же совсем о нем забыла!'
    Тут-то котенок и взодрался к ней по одежде, спасаясь от озверевшей толпы.
    - Так я и знала!- вскричала Мама, прижимая к себе орущую Ляльку.- Ты! Это ты протащила в самолет кота, некому больше, негодная ты девчонка! Ты где ошивалась битый час?! Я уже думала, что ты вывалилась из самолета! Нет, у меня разрыв сердца сейчас будет, я сейчас помру, я... у всех дети как дети, а у меня...
    - Какие родители, такие и дети,- ехидно вставил Дядя-с-Усами.
    Мама тихо охнула, прижала ладонь ко лбу, собираясь познакомить Самолет со своей Истерикой. Татка отчаянно прижимала к себе брыкающегося Белохвостика и не знала, что говорить и что делать. Страшно было аж жуть как!
    От смерти Татку спасло табло 'Пристегнуть ремни' и деловитые стюардессы. Не положено стоять на посадке, так-то.

    Павлодар

    В Павлодаре самолет стоял два часа. Дозаправка, уборка... еще там что-то. Всех пассажиров из самолета выгнали в аэровокзал.
    И там-то, в аэровокзале, точнее, рядом с ним - и случилась ОНА. Беда. Трагедия Конец Света. А-по-ка-ли-сп-...ой!... пси-с!
    Белохвостик потерялся.
    Татка его пустила в кустики лапки размять, ну заодно и сделать то, что положено делать в кустиках порядочным лю... ой, котам. Котенок в кустики шмыгнул охотно. А назад - невышмыгнул совсем!
    - Слава Богу!- прокомментировала событие Мама.
    Татка наладилась реветь.
    - И не надо реветь,- строго добавила Мама.- Животному лучше жить на воле.
    Ага, на воле. Летом - да. А зимой? Замерзнет, умрет! Загрызут злые собаки. Попадет под машину! Татка живо представила себе окоченевший трупик Белохвостика, и заревела. А что? Вот у Мамы есть Истерика, у Ляльки есть. Пусть и у Татки будет. Тем более, повод страшный какой!
    Мама села на скамейку, бережно устроила на коленях спящую Ляльку, заткнула уши указательными пальцами, закрыла глаза и простонала:
    - Пристрелите меня кто-нибудь. Не могу больше!
    Татка вообразила, что 'кто-нибудь' пристреливает Маму. Жуть! И заорала еще громче - от ужаса.
    - Не рыдай, Натан,- сказал из-за спины знакомый голос.- Вот твоя потеря. Держи!
    Татка от изумления аж подпрыгнула. Женщина-пилот, та самая, держала в руках коробку и улыбалась. Мама приоткрыла один глаз и стала следить.
    В коробке оказался Белохвостик! Он лежал на старой шерстяной кофте, жмурил зеленущие зенки и урчал как трактор.
    - Наелся, паразит,- посмеялась пилот.- Да я ему еще димедролу скормила. Теперь проспит до самой Читы, скакать по салону не будет.
    - Спасибо,- выдохнула Татка, забирая коробку.
    И тут же вспомнила про Альку:
    - А говорила, что женщин-пилотов не бывает, ты! Еще как бывают!
    Альке нечего было возразить. Оставалось только немо таращиться и помирать от черной зависти. Но быка надо было срочно хватать за рога, и Алька не преминула:
    - А меня вы в кабину пустите?- нагловато спросила она.- Татку пустили, и меня пускайте! Чтобы по-честному.
    - В Читу вас повезет другая команда,- объяснила летчик.- Там капитан строгий, не допустит. Так что извини, не в этот раз.
    - А если вы не в Читу, то тогда куда?- любопытно спросила Татка.
    - Обратно через Минводы в Сочи,- усмехнулась пилот.- Рейс такой, с разворотом.
    А можно я тоже пилотом буду?- выпалила Татка.- Чтобы как вы! Чтобы в кабине все время!
    - Можно, конечно, что ж нельзя? Сначала учишься в школе. Желательно, на пятерки. Не забываешь про спорт. А потом - милости просим в авиационное училище... В общем, захочешь летать - научишься. Ну, бывай, Натан. Счастливой дороги...
    Она протянула узкую ладонь и Татка робко пожала ее. Потом долго смотрела вслед этой удивительной женщине. Таткины мысли сплелись в пестрый клубок из эмоций и образов. Если размотать его и разложить разноцветные нитки в ряд, получилось бы вот что: "Когда-нибудь я обязательно буду пилотом! Как она! И даже лучше, чем она!"


    Чита

    Татка ерзала у окна и смотрела как впереди наливается чернотой ночь, в которую разворачивался самолет. Летели ведь с запада на восток, навстречу завтрашнему дню. А перед днем поначалу должна быть ночь. Ночь и приближалась - этакой огромной дырой в обрамлении дневного сияния...
    Татка вспоминала скандал с Алькой и ежилась от стыда. Но, с другой стороны, Алька совсем обнаглела. Опять вперлась в кресло у окна и заявила, что раз Татка была в кабине, а она, Алька, не была, то окно по праву принадлежит Альке и никому другому.
    Ничего себе, да? До Павлодара у окна - Алька, и после Павлодара - опять Алька. Ну, и что, что Алька в кабине не была! Причем тут кабина? То кабина, а это - окно.
    Разбил ситуацию Дядя-с-Усами.
    - Пес с вами, пусть одна сядет на мое место! Я хоть отдохну от этих воплей!
    Алька заявила, что с места не встанет. Еще чего. Лялька проснулась и добавила децибелов окружающему миру. Мама начала было отнекиваться, но Дядя-с-Усами был настойчив, и Мама сдалась.
    Так Татка оказалась у окна...
    Она смотрела в заветный иллюминатор и слышала краем уха разговор Мамы и Дяди-с-Усами.
    - Как же вы одна решились лететь с такой оравой в такую кромешную даль?- сочувственно спрашивал он.
    Мама тихо отвечала, что в Чите ее встретит муж. Дядя-с-Усами спросил, кто муж и где служит, мама ответила, и оказалось, что Дядя-с-Усами как раз и есть Папин сослуживец, летал в отпуск, теперь возвращается, нового товарища по службе еще не видел, но о нем уже слышал.
    Обычный скучный взрослый разговор.
    Самолет снижался, подпуская под крыло сверкающий ночными фонарями город. В Таткиной голове сами собой отдавались команды: 'Чита на траверзе... экипажу приступить к предпосадочной подготовки... штурману выставить курс на меридиан аэродрома посадки... малый газ... р-разговорчики за штурвалом!'
    Жаль только, до авиационного училища еще слишком долго расти!
    Целую школу еще!
    Несправедливо!
    Хотя...
    Папа, кажется, что-то рассказывал о вертолетной площадке в читинском гарнизоне...
    Это надо будет проверить на месте.
    Бетон посадочной полосы накатывал под крыло. Замирало дух - ну врежемся же. Ну, вот сейчас же, вот прямо сейчас...
    Самолет не врезался. Татка не сразу поняла, что он давно уже приземлился и бежит колесами по перрону.
    - Уважаемые пассажиры! Рейс Минводы-Павлодар-Чита завершен успешно.
    Напоминаем: температура воздуха в района аэропорта - минус два градуса. До полной остановки самолета и подачи трапа просьба всех оставаться на своих местах...
    Прослушайте,пожалуйста, порядок выхода пассажиров из самолета Ту-154...
    Благодарим за внимание !

    11


    Бачерикова В. Поездка в Бергамо   8k   "Очерк" Проза

      ПОЕЗДКА В БЕРГАМО
      Поезд Брешия-Бергамо (в слове Бергамо ударение на букву Е) вёз меня с мужем Петром в город, о котором мы знали, что там когда-то жил некий итальянец, бедный, но находчивый. Замечательную кинокомедию о жителе этого города "Труффальдино из Бергамо" я видела в те, другие времена. Талантливый актёр Константин Райкин удачно сыграл ловкого слугу-обманщика, и показал, как иногда некоторым удаётся "служить двум господам одновременно". Получать зарплату за двоих, но и тумаки принимать вдвойне.
      С таким богатым культурным багажом мы прибыли на перрон вокзала. Через подземный переход поднялись на привокзальную площадь и остановились полюбоваться открывшейся перед нами захватывающей панорамой города. От вокзала к подножию горы по Нижнему Городу пролёг широкий проспект Рима с добротными каменными дворцами и церквями. На горе, как город над городом, возвышался старый исторический центр, так называемый Верхний Город. Этимологи объясняют происхождение имени поселения - "дом на горе".
      "Когда во втором веке до нашей эры воины древнего Рима подошли к воротам поселения Бергьем, это была маленькая, но хорошо укреплённая, окружённая высокой каменной стеной, крепость" - прочли мы в городском туристическом путеводителе.
      - Красиво, - выдохнули мы и начали оглядываться вокруг в поиске остановки городского транспорта - зачем бить свои ноги, если можно проехаться на автобусе по обоим городам с обзорной экскурсией. На обочине дороги замечаем сиротливо стоящего огромного сказочного дракона.
      - А это что у них намечается? - удивились, обойдя машину-чудище вокруг. Заинтересованно рассмотрели грозные ноздри, зубы, лапы и хвост пресмыкающегося.
      Ответ на вопрос нашли на ближайшем столбе. Вывешенная листовка извещала о том, что сегодня во второй половине дня по городским улицам пройдёт карнавальное шествие, посвящённое половине великого поста. Логично! Италия живёт туризмом и половина поста вполне подходящая дата, когда нужно привлечь внимание гостей!
      Под большим листом о карнавальном шествии прилепился маленький листочек. Кто-то парой слов напоминал о том, что давным-давно в этом городе жил Арлекино.
      - О! Старый знакомый! - обрадовались мы. О нём всей нашей огромной стране, в уже далёком 1975 году, напомнила начинающая талантливая певица Алла Пугачева. Оказывается этот экстравагантный, остроумный и непутёвый чудак, с деревянной лопаткой в руке и черной маской на лице, родом из Бергамо. Легенда гласит - свои костюмы к карнавалу он шил из разноцветных лоскутов. Обожая бедного, но острого на язык Арлекина, народ дарил ему остатки материала от отрезов к своим нарядам, чтобы и у весельчака к празднику была обнова.
      - В два часа вернёмся сюда, - намечаем пункт развлечений.
      Вот и городской оранжевый автобус. Едем,смотрим! Широкий проспект Нижнего Города заканчивается у подъёма в гору. Перед нами вырос старинный массивный портал входных крепостных ворот с высоким, и, казалось, очень узким арочным проемом посредине и двумя поменьше по краям. Издалека подумалось, что автобус туда просто не протиснется. Но, сбросив скорость, водитель аккуратно провел машину в нескольких сантиметрах от каменных стен. Ещё сто лет назад сюда свободно въезжали телеги и повозки. Боковыми проходами пользовались пешеходы. Граждане и гости города и сейчас не испытывают затруднений в прогулках, а вот современному городскому транспорту тесновато в этих каменных стенах.
      С одного из поворотов извилистого серпантина дороги открылся красивый вид на каменный мост, который соединяет Верхний Город с Нижним и ведёт в Рай - микрорайон города.
      - Так вот где это легендарное место! - загляделись мы.
      Извилистый серпантин старых улиц Верхнего Города вел на вершину горы в центр города и концевую маршрута автобуса. Отсюда начинаются пешеходные прогулки вдоль уличных прилавков с местными сувенирами, магазинчиков с ювелирными украшениями, барами с напитками и местными сладостями.
      Узкими средневековыми улочками, образованными высокими каменными домами выходим на необычно просторную Старую площадь - сердце города. Как объясняет путеводитель, этот простор отцы поселения начали формировать в ещё четырнадцатом веке, постепенно убирая нагромождённые здесь дома. В центре площади расположился фонтан в стиле барокко имени Алвизе Контарини, подарок провинции Венето городу Бергамо в 1780 году. В каменных дворцах центральной площади, как и положено по штату, разместились городские органы управления.
      Наше внимание привлекла часовня Коллеони. Венецианец капитан Бартоломео Коллеони в 1472 году присмотрел себе местечко, где бы ему хотелось быть похороненным. А захотелось ему лежать в центре старого города поближе к собору Святой Старшей Марии, причём часовня самой Марии давно уже стояла на облюбованном им месте. Её пришлось снести. Что поделаешь! Богатые живые всегда сильнее мёртвых! Архитектор, нанятый для строительных работ с честью справился со своей задачей. На площади перед собором выросла новая часовня, массивный фасад которой укрыли ажуром, состоящим из маленьких белых колонн, статуй, решёток. Новостройку выполнили их тех же материалов, что и окружающие её сооружения. Часовня гармонично влилась в архитектурный комплекс, оживляя суровую монументальность соседних дворцов своим нежным украшением.
      Наша прогулка по старым улочкам города продолжалась в приятной беседе по телефону с подругами. У них накопилось много новостей, которыми надо было поделиться. Правда, понравилось ли это моему Петру, нужно было спрашивать у него.
      Посещение старой, веками перестраиваемой, крепости города продолжило нашу экскурсию. Осмотр широких в полтора метра стен, бойниц, лестниц, башен позволил представить, как люди спасались и оборонялись от набегов врага за мощными крепостными стенами.
      Особое уважение вызвали закреплённые у входа на высоком портале мраморные доски. На них, на века, выбиты имена людей, погибших при защите крепости за две тысячи лет.
      Возвращались в Нижний Город на фуникулёре.
      - Он в городе есть, почему бы нам его не опробовать! - решили мы и, взяв билеты, вошли в кабину.
      В какой-то момент перехватило дух, от быстрого и крутого спуска. Это острое чувство не было лишним в общей гамме впечатлений на сегодняшний день.
      А внизу вдоль проспекта Рима уже стояла плотная толпа, готовая радоваться карнавальному шествию.
      Ровно в два часа дня городской оркестр возвестил о начале праздника. Колонна, составленная из машин и тракторов, декорированных с огромной фантазией, двинулась по проспекту. Кого здесь только не было! Пассажиры Ноева ковчега: коровы, лошади, овцы, павлины - выглядывали из окошек... Чумазые трубочисты и печники крутились у каминов.... Телефонисты сотовой связи звонили кому-то по телефону... Безалаберные каменщики в штанах на подтяжках и полузаправленных рубахах мутузили друг друга... Великовозрастные поросята жевали что-то, поглаживая огромные животы... Король с королевой восседали на тронах, у их ног на коленях стояли провинившиеся. Перед глазами зрителей, покачивая верёвкой, проплыла виселица... Битлы, потряхивая шапкой волос, играли своё, битловское...
      Дети, мужчины и женщины, молодые и постарше - все с удовольствием участвовали в этом весёлом костюмированном представлении. Каждая машина рекламировала какую-то фирму, фабрику, организацию. Что-то похожее на наши майские и ноябрьские демонстрации тех прошедших времён, только на порядок веселее. Каждая организация шла со своей музыкой, одна мелодия сменяла другую. Люди из толпы окликали знакомых на проходящих транспортах, артисты радостно отвечали на приветствия и бросали в во все стороны пригоршни конфетти.
      Шествие поднялось по проспектам и улицам на вершину города. С вечера до поздней ночи, наверняка, там будет веселье с едой, вином, песнями и танцами. В полночь над городом взлетят в небо яркие фонтаны фейерверка.
      Мы посмотрели им вслед и повернули к вокзалу - нам пора домой. На душе осталось тёплое чувство причастности к празднику и белая зависть к этому непринуждённому веселью, которое мы увидели.
      
      

    12


    Афанасьева О. Новогодний олень   23k   "Рассказ" Проза

      Счетчик посещений Counter.CO.KZ - бесплатный счетчик на любой вкус!
      
       Первого апреля восемьдесят какого-то года из райкома принесли секретной почтой пакет. Выполнив все бюрократические правила приема специальной почты, открыла пакет с постановлением об озеленении территории возле нашего управления к Первому Мая. Поскольку в Петропавловске-Камчатском в мае снег еще и не думал таять, с выполнением задания были проблемы. Но на заседание в райком пошла, чтобы не нарушать партийную дисциплину.
       Уселась на предпоследнем ряду. Достала книжку. Заметила двух беседующих седовласых мужчин рядом. Их разговор привлекал внимание. Пришлось отложить чтение и слушать. Но не оратора, а соседей.
       - Вань, ты помнишь, как в пятидесятом году мы корякам паспорта выдавали?
       - Да, помню. Нам дали собачью упряжку, милиционера с пистолетом. Мешок с паспортами у тебя был, а у меня - книга учета. А что?
       - Да тут ко мне один коряк пришел вчера.
       - Это шаман, что ли?
       - Да нет, другой. Уже не помню, как зовут. Мы же как им имена давали? Приехали на стойбище, шаман оленеводов собрал в ярангу. Мы объяснили, что теперь они - граждане России, получат паспорта. Стали заполнять. Спрашиваю:
       - Как тебя зовут?
       - Олень Быстрые Ноги.
       - Нет, такое имя не годится. Давай напишем: Александр Косыгин.
       - А тебя как зовут?
       - Драное Ухо.
       - Нет, давай ты будешь Иван Подгорный.
       - А сколько тебе лет?
       - Не знаю, товарищ начальник. Много лун, однако.
       - Ну, двадцать есть?
       - Больше, начальник.
       - А тридцать?
       - Больше начальник.
       - Давай напишем 37.
       - А тебе сколько лет?
       - Мне тоже много лун.
       - Тридцать есть?
       - Не знаю, начальник, может и нет.
       - Давай напишем 29.
      
       - Да, помню. Славно мы тогда отчитались. Теперь на Камчатке из местных половина Подгорных и треть - Косыгины. Маловато фантазии у нас было.
       - А теперь ко мне пришел один из тех коряков. Стянул с головы шапку и хлобысь этим меховым малахаем об пол так, что бусинки на узоре звякнули, и спрашивает:
       - Это ты тогда был начальник и нам паспорт выдавал?
       - Ну, я, - отвечаю.
       - А почему мой сын уже пять лет на пенсии, а мне еще три года работать надо?!
      
       Прошло чуть больше пол года, и я вспомнила эту историю уже на новогодние праздники, когда судьба преподнесла мне неожиданно корякский подарок.
       Воскресенье с утра выдалось солнечным. Мороз всего пять градусов без ветра и на солнце - это даже не мороз. Теплынь настоящая! Зима в Петропавловске вообще мягкая, редко бывает ниже минус пятнадцати градусов. Солнечных дней больше, чем в Сочи. Отраженные от снега солнечные лучи до боли режут глаза. Камчадалы, в отличие от приезжих материковских, солнцезащитные очки носят не пасмурным холодным летом, а с осени, зимой, когда снег до слепоты обжигает белизной.
       Я возилась на кухне. На Новый Год ко мне обещали прийти сотрудники с детьми почти всем отделом. Надо было достать консервы, банки с домашними заготовками, подготовить посуду для гостей, раздвинуть стол.
       В панельном доме батареи отопления жарили вовсю. Да еще и окна на южную сторону. Открыла форточку.
       - Палыч! - раздалось из окна этажом выше, - ты что там копаешь?
       Николай Павлович приехал на Камчатку осенью, поселился в соседней квартире и сразу купил японскую подержанную машину. Иномарки тогда стоили дешевле жигулей. На следующий день повалил снег. Сосед ушел на пару месяцев в рейс. Машина так и осталась стоять у подъезда, дожидаясь хозяина. Теперь, вернувшись, Николай взялся легковушку откопать. Занятие непростое, снега - по самую крышу.
       Мельком глянула в окно. Сосед активно кидал снег и с радостной улыбкой ответил, задрав голову:
       - А что стоять будет! Должна ездить! На то и машина!
       - Ну-ну! И когда поедешь?
       - А вот как откопаю!
       - Ну, удачи! - голос сверху явно ехидничал.
       Я приготовила обед, помыла посуду и снова услышала голос сверху:
       - Палыч! Ты никак без обеда все трудишься!
       - А то!
       - Уже, вижу, всю машину откопал!
       Снова выглянула в окно. Вокруг легковушки, полностью очищенной от снега, высились метровые сугробы. Стояла машина как в колодце. К дороге за домами, по которой ездили мусоровозки, еще метров двести сплошных сугробов.
       - Палыч! А теперь вертолет вызывай и можешь ехать! - хохот соседа дружно подхватили еще несколько голосов любопытствующих, высунувшихся из окон соседних квартир.
       А ночью повалил снег и сровнял сугробы и машину одним покрывалом, не пощадив труды Палыча.
       Многие камчадалы, приехавшие с материка, самые разные люди, пожив пару лет на полуострове, не упускали случая подшутить над новичками, еще не привыкшими к суровому нраву Камчатки, которая безжалостно наказывала за нежелание считаться с ее законами природы. Гибли каждый год по неосторожности. Кто в пургу гулять на лыжах задумал и, заблудившись, замерз в одиночку в сугроб. Кто от медведя, забредая бездумно в ягодные угодья хозяина леса, домой не вернулся. Кто на рыбалке наелся ядовитой мелкой рыбешки да так уже и не встал от костра. Кто без проводника полез в долину гейзеров и провалился в кипяток. Жестокая красота края быстро отучает от легкомыслия.
      
       Новый район Петропавловска-Камчатского тогда только начал строиться. Назывался, как в большинстве городов того времени, просто "микрорайон". Несколько панельных домов стояли прямоугольником, образовывая большой внутренний двор с детской площадкой.
       К восьми часам предновогоднего вечера стали приходить гости, с детьми, продуктами и поздравлениями. Мужья у многих в море, так что мужчин оказалось только двое. Женщины толпились на кухне, каждая занималась, чем считала нужным. Мыли фрукты, готовили салат, накладывали жаркое.
       К одиннадцати часам все уже было готово, дети отправлены в спальню. Расселись вокруг стола, решили не ждать полуночи и перекусить. После первого тоста сразу стало веселее.
       В дверь позвонили. Пошла открывать, на ходу окинув взглядом присутствующих - вроде все наши пришли. Открыла дверь и изумленно ахнула: на лестничной площадке стоял коряк, улыбался, держал за поводок молодого оленя.
       Коряк поздоровался и спросил:
       - Вы Оля?
       - Да. А что?
       - Вам Саша Подгорный подарок передал. Сказал - хороший человек. Отвези. Я привез. Вот. Это ваше! Спасибо, однако! - он протянул мне уздечку.
       Я машинально взяла уздечку, она натянулась, олень покорно сделал небольшой шаг вперед.
       Вспомнила Подгорного, смуглого коренастого механика, пришел после техникума недавно на мильковский пищекомбинат и выполнял там заодно обязанности и теплоэнергетика, и пожарника, и начальника объекта гражданской обороны, которыми тогда все пищевые предприятия являлись. Мне поручили подготовку технических условий для проекта реконструкции пищекомбината и много времени пришлось проводить в кабинете механика с документацией. Саша с утра до вечера был занят текучкой: найти электроды сварщику, распределить работу слесарям, которых вечно не хватало на постоянно ломающихся старых линиях в цехах, отчитаться по каким-то простыням расхода топлива и выбросам. Сесть и подумать о будущем, у него просто не было времени. У меня же свежий взгляд со стороны проектировщика и технолога. Предлагала кое-что переделать и усовершенствовать несложной автоматикой и улучшенной организацией ремонта. Некоторые советы ему понравились. Теперь, видимо, пригодились и решил отблагодарить.
      - Это откуда же вы оленя сюда? - от изумления я совсем растерялась.
      - Мы из Мильково, однако. Тягачами по реке, на больших санях шкуры привезли и оленей в клетях. На мясокомбинат. Назад с порта груз забрать должны. Завтра. Одного олешку вот Саша со своего стада вам передал. А тут мы по дороге шли. Хороший олешка. Молодой. Зерном и сеном кормили. Вкусный. Спасибо, однако! - коряк, кланяясь и улыбаясь, повернулся и пошел по лестнице вниз.
       - Стойте! А как же это? Это же... - я не находила слов от неожиданности. Внизу хлопнула дверь подъезда.
       Олень для коряков - самый дорогой подарок, надо было гордиться, но я испытывала не радость, а полную растерянность. Конечно, привезли олешку по льду на санях, по руслу реки Камчатки. Она всегда была зимней дорогой для гражданских машин, оленеводческих снегоходов и военных гусеничных самоходок. А как еще? Одного зверя вертолетом везти дорого будет. Они, правда, над камчатской землей постоянно туда-сюда снуют как такси, чаще всего геологам продукты, почту и посылки оленеводам и спецрейсы, конечно. Летом по реке только на малых лодках можно проплыть, мелко очень. А дорог в обычном понимании до Мильково нет.
       Олень смотрел на меня спокойными темными глазами и слегка кивал мохнатой головой, как будто говорил:
       - Да-да! Здравствуй!
      
       Коряки, местные жители на Камчатке, очень добродушные и доверчивые. "Кор" - обозначает "олень", "ак" - находящийся при, то есть - "олененные". Письменность им составили перед войной, в конце тридцатых годов, на основе одного из диалектов корякского языка, с русскими буквами. Коряки русский язык все хорошо знают, хотя и свой не забывают. По-корякски "кайнын гипгип" означает "медведь на льдине", "Ая" - это река Камчатка, самая большая, течет почти посередине полуострова, а всего на Камчатке без малого триста речушек. Численность народа маленькая, всего семь тысяч коряков живет на Камчатке, сильно ассимилируют, смешиваются с приезжим русским населением, одно хорошо - дети у них красивые. А всего по переписи девяностых годов на Камчатке было больше ста национальностей, в основном за счет постоянно приезжавших со всех советских республик поработать на рыболовные и рыбообрабатывающие предприятия. Почти тридцать тысяч человек камчатских рыбаков одновременно было в море на разных судах в то время.
      
       За моей спиной столпились гости, и сыпались комментарии по-новогоднему колоритные. Дружный хохот и радостные возгласы не смущали оленя. Он по-прежнему спокойно кивал головой, но принять приглашение и присоединиться к праздничному столу не решался. В открытую дверь дуло холодом. Мохнатый на площадке занимал весь проход, переминаясь с ноги на ногу, постукивая копытцами по кафельному полу площадки. У меня в руках повисла уздечка.
       А дальше что делать?
       Самым находчивым оказался Дима, муж Натальи.
       - Отведи вниз, во двор, до утра. Потом придумаем.
       Пришлось так и сделать.
       Олень спокойно и покорно стоял, привязанный к столбу для сушки белья возле детской площадки. Первое время выглядывали в окно. Убедившись, что там без изменений, снова веселились и после полуночи уже забыли о копытном подарке.
       После часа ночи разошлись.
       Наталья с мужем и двумя детьми осталась ночевать.
      
       Рано утром раздался звонок в дверь.
       На пороге стоял участковый и строго спросил:
       - Это ваш олень на площадке у дома?
       - Ах, это! Да! Мне вчера...- хотела объяснить, но милиционер перебил.
       - Уберите его с детской площадки!
      
       Вышли во двор. Вокруг оленя шумной толпой стояли дети. Мохнатого тошнило от конфет и пирожных. Отворачивался, пятился и рвался с привязи от бесконечных поглаживаний по морде и ушам. Поднимал голову с красивыми небольшими рогами и трубным голосом кричал от одиночества, взывая к стае.
      
       - Уберите животное! Это - антисанитария! Здесь дети!
       Вернулась в квартиру с грустным видом. Сели завтракать.
       - Значит так! - сказал Дима. - Здесь его оставлять нельзя.
       Наталья задумчиво посмотрела в окошко и предложила:
       - А если его в Елизово в зоопарк сдать?
       Действительно! В Елизово стихийно, на добровольных началах, в семидесятые годы один энтузиаст начал создавать зооуголок из оставленных моряками птичек, обезьянок и черепах. Потом зооуголку выделили на первом этаже две квартиры, а теперь еще и небольшой участок у дома, где в пристроенном вольере жил медвежонок.
       - В зоопарке телефон приемной не отвечает, - Наталья после нескольких безуспешных попыток положила трубку.
      - Девушки! Вы конечно не блондинки. Но это...- Дима замялся, подбирая слова поделикатнее, - Первого января! Утром! В каком-то задрыпаном живом уголке! Кто же это вам будет сидеть в приемной у телефона!
      Мы с Натальей виновато переглянулись.
      - Давай-ка ты, Ольга, поднимай своего копателя-соседа с машиной. Вы передок пока у машины почистите, а я принесу пару досок и грузовик поищу машину из сугроба дернуть. Может хлебовозка какая или вояки на самоходке попадутся. Как-то же продукты возят.
      - Зачем машину дернуть?
      - В зоопарк зверя отвезем. В автоприцепе. Ноги свяжем и положим.
      - Так там же в Елизово нет никого! Где твоя мужская логика? - я была поражена его предложением.
      - А где твоя женская? Зверей кто-то кормит? Или у них выходной? Вот кормилец нам и нужен. Собирайтесь!
      Да уж. Это называется - почувствуйте разницу в женской и мужской логике.
      
      Мучения с перевозкой олешки описанию не поддаются. Поиски кормильца зверей тоже не передать. После долгих поисков нашли его в котельной на продавленном диване в майке, трусах и сапогах Деда Мороза. Олешку в зоопарк не взяли. Домашнее неэкзотическое животное, держать негде, кормить нечем.
      На обратной дороге последний километр пути олень категорически не хотел лежать, я не выдержала его отчаянную возню и повела за уздечку по дороге, прижимаясь к сугробам от проносившегося транспорта. В машине, которая двигалась за мной со скоростью похоронной процессии, за рулем сидел угрюмый Палыч, а Дима с Натальей притихли на заднем сидении.
      
       Пообедали.
       Вздохнув, я засела за телефон. Сотрудники и знакомые давали новые фамилии и номера телефонов, звонила дальше, втягивая все больше людей в решение оленьей проблемы.
       Дима, отправив Наталью с детьми домой, взял на себя заботу о звере. Приволок с соседней новостройки доски, порылся в ящике с инструментами, достал ручную дрель, жестяные банки с гвоздями, оставшимися от ремонта теплицы, и пошел стучать во двор.
       Напротив нашего подъезда стояла кирпичная трансформаторная подстанция. Дима к стене прикрепил бруски и доски. Получилась просторная загородка. Олень, озираясь и приседая от резких звуков, наблюдал за работами. Осторожно потянулся к горбылю, отодрал кусок коры, смачно захрустел.
       - Ешь, мохнатый, не бойся, - протянув руку, Дима почесал зверю голову возле растущих рогов.
       Олень с наслаждением вытянул шею и подставил лоб.
       - Хороший мальчик, красавец! Все будет хорошо! - Дима гладил зверя, почесывая по спине.
       - Эй! Детвора! - он повернулся к детям и строго предупредил:
       - Оленя кормить нельзя. Он только траву и ветки ест. Он умрет от конфет. Ясно?
       - Да, дяденька, я больше конфетами не буду, - испуганно ответил карапуз в меховом комбинезоне и ушанке, пряча конфеты в карман.
       - И в загородку заходить нельзя! Он может копытом стукнуть! И рогами ударить!
       Ребята притихли и немного отступили от ограды.
      
       - Это можно взять? - Дима, порывшись в кладовке, нашел большой фанерный ящик от посылки.
       - Да, бери, конечно.
       Оторвав одну дощечку побольше, намочил водой, написал химическим карандашом объявление: "Сладким не кормить!".
       - Пошел за сеном, - сказал Дима, одеваясь, - сейчас дощечку прибью и пойду.
       - Куда?
       - Да есть у меня один друг, поросят держит. Проведаю. Часа через два буду.
      
       Спустя пару часов за окном затарахтел снегоход, и раздался разноголосый крик ребят.
       - Едут! Едут!
       Выглянула в окно.
       К загородке подъезжал, покачиваясь, затянутый рыбацкой сеткой, стожок. Дима и невысокий мужчина в рыжем полушубке, отвязали сетку, закидали сено в загородку. Снегоход развернулся и уехал.
       Дима зашел в квартиру. Отряхиваясь в коридоре, устало махнул рукой:
       - Все на сегодня. Мне домой пора. Я пошел!
       - Конечно! Спасибо!
       - Это не мне, это Сане спасибо сказать надо, помог сено найти. У него не было, опилками подстилает. Рассказал ему про твоего оленя, посмеялись, поехали к его сестре, на ферме стожок взяли.
       - Сколько должна?
       - Рассчитался уже, не волнуйся, - Дима улыбнулся. - Такой красавец! Для него не жалко!
      
       Возле мохнатого собрались взрослые. Кто с фотоаппаратом, кто с миской. Жарко спорили, что можно, что нельзя давать. Олешка прохаживался вдоль ограждения и сам решал их спор. Фыркнув, отошел от миски с салатом, мягкими губами ухватил горбушку хлеба и с удовольствием потянул теплую воду из ведра. В загородке стояла коробка с пшеничной крупой, лежал кочан капусты.
      
       Мне удалось выпросить у начальника два дня отгулов. Со знакомым капитаном договорилась о месте в вертолете до Мильково. До грузового аэропорта в Халактырку обещали довезти в автофургоне. Дозвониться до Саши Подгорного и его сестры в Мильково так и не смогла. Ладно, будет сюрприз.
       Участковый, сменивший гнев на милость, обещал присмотреть, по возможности, за оленем ночью.
      
       А олешке все несли и несли ведра и миски с хлебом, овощами и крупами, которые выдавали военным на паек столько, что иногда пакетами выбрасывали, раскармливая этим стаи чаек и ворон у мусорных баков.
      
       Рано утром подъехал фургон. Погладив морду, взяла оленя под уздечки, и долго уговаривала залезть в машину. Он упирался всеми четырьмя, и поддался, когда сама зашла в кузов. Привязала поводок к борту машины и устало села на сено. Олень успокоился, повернулся и потянулся к моему карману. Ах, да! Там для него кусок хлеба припасла!
       - И откуда ты знаешь, мохнатый?
       - Знаю, знаю, да-да! - слегка кивал головой и смотрел на меня влажными глазами.
       Поездка до аэропорта прошла спокойно. Зверь в вертолет заходить снова отказывался. Гладила его по спине и шее, уговаривала. Наконец, зашел за мной, стал в проходе, широко расставив ноги.
       В вертолете мохнатый радости от болтанки не испытывал. Час полета наконец-то закончился, и на дрожащих ногах встали на твердую землю.
       До дома Наташи, сестры Саши Подгорного, шли пешком. Кажется, я устала больше оленя. Мохнатый почувствовал знакомые места, спешил вперед, потом оборачивался, поджидал меня и снова шел впереди по дороге, натягивая поводок.
       Когда подошли ко двору, выбежала навстречу целая толпа народу. Детишки кинулись гладить мохнатого. Наташа отвела оленя в хлев, и мы пошли в дом. Извинения, объяснения, благодарности были обоюдными. Я боялась своего незнания нравов, обычаев коряков. Понимала, что возврат подарка может быть воспринят как обида, и изо всех сил старалась объяснить Наташе, что иначе поступить не могла.
       Она кивала, улыбалась, и трудно было понять, действительно ли не сердится, или только делает вид.
       - Когда едете назад?
       - Только завтра после обеда будет борт.
       - Хорошо, оставайтесь! Завтра утром в стадо к Саше отгоню. Хотите, вместе пойдем? К обеду вернемся.
       Я согласилась.
      
       Вечером у Наташи собрались гости, повидаться и поговорить. Из города не часто приезжают в Мильково. Все таки около трехсот километров от Петропавловска-Камчатского. Дорог нет, только треть гравием покрыта. Зимой можно по руслу Камчатки доехать или по воздуху. Аэропорт, правда, маленький, но вертолеты и небольшие самолеты садятся, если снег почистить.
       Первым вошел Петрович. Средних лет, загорелый на рыбалках, коренастый, темноволосый с типично украинской фамилией Фоменко. За ним, с коробкой конфет и зеленью из теплицы, зашли еще двое пожилых камчадалов, Максим и Владимир. Приехали когда-то после армии два друга, сходить пару раз в море на МРТ, малом рыболовном траулере, да так и остались навсегда в этих местах. Теперь рады каждому с материка, расспросить, как там люди живут, что нового.
       После знакомства и первых расспросов, уплетая вкусный салат, картошку и котлеты, разговорились.
       Максим был заядлым охотником, и эта тема его больше всего волновала.
       - Самое удивительное, - делился Максим наблюдениями, - Что на охоте коряки умудряются со своей собачкой не заблудиться, даже когда в совершенно незнакомые места уходят и неделями охотятся. Белок с охоты приносят по полсотни за месяц, и каждая застрелена только в глаз, чтобы шкурку не испортить. И лыжи у них короткие и широкие, замечательные, мехом снизу подбитые на склоне назад не скользят.
       - Да, коряки - дети природы. Они ее чувствуют, понимают и использовать бережно умеют! - Владимир подцепил на вилку опенка, улыбнулся, и морщинки лучиками разбежались по его загорелому лицу.
      
       Утром отвели оленя в стадо. Табун встретил мохнатого громкими трубными кличами. Он ответил протяжно и зычно. Отпущенный с поводка, резво побежал к стаду. Потом повернулся, посмотрел на нас раскосыми глазами и немного кивал головой, как будто говорил:
       - Да-да! До свидания!
      
      
      17.03.2012
      Санкт-Петербург

    13


    Ковалевская А.В. Совершенные пустяки, собранные в путешествии по Европе   30k   Оценка:8.62*7   "Эссе" Проза, Публицистика, События

      Расписанный звёздами неоплан везёт нашу группу в Италию. Надо сказать, Беларусь от Италии не близко, и ещё полезно знать, кто есть белорусы вообще. Помните поговорку "Каждый кулик своё болото хвалит"? Под куликами явно имели в виду нас. Большинство белорусов, когда-то облюбовавших для жизни гигантские древние болота, вполне довольствуются созерцанием родных сосен, береговых омутов и зелёных лужков. А в "европы" ездят исключительно на заработки. Чтобы где-то на Мозырщине, Слонимщине, Шарковщине, позаботившись о крыше над головой для каждого отпрыска, на склоне лет предаваться радостям огородничества в живописном месте у сонной речки, и не зависеть от экстравагантных политических решений собственных властей, воспринимаемых, как заунывный шум ветра в лесных кронах.
      
       Польша. Вдоль дороги почти непрерывно тянутся дома предместий. По размерам как наш новострой, но с отличием в архитектуре: вход в каждый дом не с тыльной, а с парадной стороны, "с улицы", так сказать, и дверь стеклянная или частично остеклённая. Что-то не так в Полонии: усадьбам явно чего-то недостаёт... Вот оно что: нет грядок! Вокруг крылечек только газон, и хозяева стараются свой клочок земли обустроить лучше прочих. Маленькие бассейны пока затянуты плёнкой, на участках стриженые посадки, декоративные деревья, ранние майские цветы в рабатках, дикие валуны, фонарики. Всё открыто взору, потому что изгороди со стороны шоссе невысокие, а вот слева, справа и за домом могут быть повыше. Видимо, от глазастых соседей.
       Польшу пролетели, минуя большие города: мы очень спешим, автобус делает перегоны по 800-900 километров. На ночёвку остановились в Микулове: крохотный чешский городишко на границе с Австрией.
       Городишко! Видели бы вы эти живописные холмы, на которых сгрудились домики под красночерепичными крышами; головокружительно крутую, древнюю и оттого одинокую, гору с чернеющими в свете полной луны развалинами замка; огромный готический костёл, очень старый и почтенный; ратушу с часами, мелодично отбивающими время; булыжные мостовые, разбегающиеся по склону вниз, в разные стороны от гостиницы... Что и говорить, мы отправились на полуночную прогулку.
       Утром Микулов оказался ещё прекраснее.
       Колокола звонили, собирая пятнадцать тысяч местного населения на воскресную службу. В костёл потянулись молодые семьи с маленькими детьми, причём за капризулями-отпрысками присматривали отцы. Вошли под старые своды и мы, но, войдя, почувствовали, что всё серьёзно, и не для праздношатающихся туристов, и тихо вышли, не мешая священнику и его пастве возносить мысли к Богу.
       Уезжать не хотелось. Я бродила под стенами городских домов, расписанными фресками, гуляла в парке вокруг дворца и решила, что путешествие уже удалось, и дальше можно бы и не ехать. Я ошибалась. Впереди была Вена.
      
       О, Вена! Дворцы, лужайки с боскетами вокруг помпезного и "многословного" памятника императрице Марии Терезии, где каждая вельможная фигура у трона - страница истории великой державы; изысканная ковка декоративных решёток и садовых оград; скульптуры, балюстрады и снова скульптуры - всё ошеломило. Глаза разбегались, фотоаппарат щёлкал, слова экскурсовода пролетали мимо ушей. Удивляюсь, что хоть что-то удалось запомнить из рассказов нашей сопровождающей.
       А запахи!..
       Здесь надо сделать отступление. Каждый город запомнился своим неповторимым ароматом. Микулов пах хрустальной росой на нежной майской зелени. Упоительно благоухали флорентийские розы в садах на крутом левобережном склоне реки Арно. У Рима нет запаха - это огромный, многолюдный современный город, бурлящий вокруг древних декораций. Венеция пахнет свежестью зеленой воды лагуны, такая же свежесть веет над каналами. Прага умилила ароматом домашней кухни: из дверей харчевен и уличных передвижных печей пахло тушеной капустой, котлетами и горячими подливками. А вот имперская Вена, поразившая нас помпезностью дворцов и костёлов, лоском дорогих бутиков и ресторанов, запомнилась запахом свежего конского навоза: бесхитростным духом добротного и добропорядочного крестьянского житья. Встречая то тут, то там пары нарядных лошадей, катающих туристов в открытых ландо, я не увидела ни одной пахучей кучи. Может, лошадиный навоз оперативно убирают? Не знаю. Но дух остаётся. Но это мило и только прибавляет шарма прекрасному городу.
       В Вене я поговорила с местным жителем. Это был продавец билетов в знаменитую венскую оперу. Кстати, музыкальные постановки по воскресеньям транслируют на огромном экране на стене здания, и каждый желающий может наслаждаться вокалом мировых див, стоя прямо на улице. Но билеты тоже продают, и весьма настойчиво, судя по тому, что этот человек остановил зазевавшуюся туристку. На свою беду в ответ на его: "Говорите ли вы по немецки?", - я ответила "найн". Действительно найн, больше двух-трёх односложных предложений по-немецки я не осилю. Но продавцу было удивительно, как это дама, отказавшая по-немецки, может не знать ну, хотя бы, английского? И следующий вопрос был: "Знает ли дама английский?" Вопрос-то я поняла, лингвистическая догадка меня всегда выручала, да только по-английски я вообще не скажу ни слова. Теперь попробуйте объяснить женскую логику: вместо того, чтобы выдать своё славянское происхождение, я ответила "ноу"! Видимо, у меня получилось чисто, потому что мужчина решил довести дело до конца, и выяснить, с какой тучи упала в столицу странная туристка? "Ву парле франсе?"- произнёс он, надеясь,что уж дальше-то ему не придётся перебирать мировые языки, переходя к экзотическим диалектам. Как он ошибался! Обожаю французский, я знала его лучше всех в средней школе, вот только с той поры ну очень много воды утекло... Но, сами понимаете, невозможно было не пустить в ход то,что лежало без дела столько лет, и я бодро ответила с хорошим прононсом: "Извините, месье, я не говорю по-французски". Похоже, человек даже слегка оскорбился. Подумав, он сузил круг поиска разгадки на шараду:
      - Словения?
      - Беларусь! - ответила я, жутко стесняясь своего языкового убожества.
      - А! О!Беларусь! Ху есть Беларусь? - уж не помню, на каком языке спросил этот настырный тип, не пожелавший презентовать даме красивый буклет с изображением венской сцены, несмотря на то,что я очень выразительно тянула брошюру на себя.
      - Лукашенко! - ответила я, потому что вопрос застал меня врасплох. Не изображать же аиста и Беловежскую пущу - олицетворение милой родины, живущей в своём, индивидуальном, измерении в самом сердце Европы?! Позже я услышала, что девушки нашей группы на подобные вопросы отвечают на приличном английском: "Азаренко, Домрачёва", - и собеседники живо кивают в ответ. А сейчас мне пришлось пуститься в бега в буквальном смысле: оглянувшись, я обнаружила, что потеряла своих, и совершенно не помню, как выглядят попутчики! Путешествие только началось, мы не успели познакомиться, а девушки уже три раза сменили наряды, а молодые мужчины были стандартно-красивыми и без особых примет: рогов, или горбов, или нимбов... Я помнила только внешность своей соседки по комнате в отеле, но она невысокая, в толпе не разглядеть. В ужасе я металась в разные стороны, догоняя группы туристов, убеждалась, что они - не те, и гналась за другими. А вокруг нарядная Вена, а вокруг - танцующие студенты, удивительные йоги, парящие в воздухе, и йоги, стоящие на голове, и кариатиды, использующие голову более функционально...
       "Туристов надо принудительно рядить в одинаковые цвета, а экскурсоводам в руку не грязные лоскутки на спицах, а яркие гелиевые шарики!" - шипела я. Кстати, в Риме азиато-туристо именно так и выглядели: все в одинаковых жёлтых майках. К моему облегчению, один из наших парней в ярко-голубой тенниске, могучий и высокий, - такого не забудешь, - замаячил впереди. Перейдя на радостный галоп, я догнала группу. Но экскурсия к тому времени закончилась. Экскурсовод завела нас в роскошное кафе, по её заверениям, недорогое для столицы. Кроме того, в кафе действовала акция для туристов: заказываешь венский шоколадный торт с капуччино и в подарок получаешь фирменную чашку, украшенную розой - цветком, которым венцы особенно гордятся. Чашку хотелось всем, а ещё хотелось кофе, и торт, и поесть по-человечески. Мы выстроились к витрине. Каждый взял то, что советовала экскурсовод. Но мне приглянулся другой торт: в белоснежной пене сбитых сливок и с клубничкой наверху. Цена кондитерских шедевров была одинаковая, поэтому я решительно отказалась от шоколадного куска и потребовала клубничный. Чашку в подарок мне дали, но выяснилось, что всем десерт обошёлся в 6.5 евро, мне же - 12.5 евро. "Кушай, кушай клубничку!" - говорила я себе с интонациями, с которыми со времён незабвенного Маяковского произносят знаменитое: "Ешь ананасы, рябчиков жуй...". И пошла в Музей изящных искусств. Одна. Потому что у остальных были другие интересы, а половина группы вообще растворилась среди красот австрийской столицы. Я волновалась, потому что не знала, что собой представляет этот знаменитый музей? А вдруг, заплатив за вход 12 евро, я окажусь в египетском зале? Да я не выдержу в окружении сухих скучных мумий и пяти минут - в Варшавском Народном музее проверяла! И придётся снова платить 12 евро, и вдруг снова попаду не туда, а к каким-нибудь императорским шкафам и пуфикам? Хотелось живописи! Почему, ну почему я не расспросила хорошенько экскурсовода?
       Я вошла внутрь и на всякий случай произнесла, покупая билет: "Пейндж!" Кажется, это "живопись" по-английски. А по-белорусски художественные кисти - пендзли. Я выбрала слово, потому что мне оно показалось достаточно красноречивым на двух языках, а это уже немало. Мужчина кассир вздрогнул, как будто его ударило током. Я решила поразмышлять об этом на досуге. Дома, роясь в Яндексе в попытке выяснить, что такое двусмысленное я произнесла, наткнулась на перевод: по-немецки звучит как "плеть" и даже "мучить".
       Собрание династии Габсбургов просто ошеломило: в дворцовых залах под высокими, покрытыми лепниной, сводами, хранятся полотна всех известнейших европейских мастеров. Кроме того, в юбилейный год австрийского художника Гюстава Климта были открыты для обозрения с близкого расстояния его фрески. Посетители поднимались на специально сооружённый помост и оказывались на уровне капителей коринфских колонн, покрытых позолотой и пылью - явно ровесницей музея. Дев, исполненных кистью Климта, мы рассматривали на расстоянии вытянутой руки. Кроме того, с помоста можно было вдоволь любоваться великолепными росписями высоких дворцовых сводов. Я интересовалась живописью, и совсем не переживала по поводу отсутствия экскурсовода; не потому ли, по закону противоречия, мне повезло прибиться к группе питерских туристов и прослушать лекцию, кстати, очень толковую, о ранних итальянцах, композиционном гении молодого Рафаэля и удивительном символизме Арчимбольдо. После мои попутчицы жутко завидовали такой удаче: они тоже гуляли по музею в других его залах и, не будучи знакомы с европейскими школами живописи, очень нуждались в комментариях.
       Мне придётся снова мечтать о возвращении в Вену: в Музей современного искусства я, увы, не успела. А побывать в нём - это принципиально.
      
       Последние взгляды из окна автобуса на огромный город, и до заката мы любуемся видами благородных и прилизанных до нереальности австрийских пейзажей. Кажется, каждая былинка здесь знает своё место и растёт так, чтобы не портить общее впечатление. Гладкие светло-бежевые коровы возлежат на полях, словно готовятся быть запечатлёнными на пасторальных картинах. Пологие холмы сплошь утыканы сотнями ветряков. Издали ветряки кажутся небольшими, но, покрутившись по шоссе, вьющемуся серпантином среди взгорков, подъезжаем ближе и становится ясно, что все трёхкрылые - настоящие великаны!
      
       Во время переезда через Альпы спится особенно крепко. Утром зевнула, и вдруг стало шумно, гулко: оказывается, в горах мне заложило уши, - не иначе, сказался перепад давления.
       Проезжаем Италию с севера на юг. В полях живописно алеют маки, экзотические пинии раскинули зелёные шатры, воды рек и речушек непривычно желты. Везде на сотни километров тянутся стройки - страна расширяет свои и без того великолепные магистрали. Небо буквально исчерчено инверсионными следами самолётов.
      
       Третий культурный шок дружно испытываем в "Цветущей" - во Флоренции, а ведь в группе есть немало повидавших Западную Европу туристов. Но не зря в Италии сосредоточено шестьдесят пять процентов мирового культурного наследия. Вот и здесь: впечатление от встречи с флорентийской архитектурой ошеломляющее! Геометрия фасадов - это футуризм, это смелость, это прорыв из Возрождения в другую эпоху! Поразителен интеллект людей, ваявших шестигранные объёмы, сплошь покрытые геометрическими орнаментами. Даже современный человек, займись он медитацией перед фасадом флорентийского здания, почувствует красоту и строгость бесконечных числовых рядов. Абстрактные величины приобретают здесь визуальное воплощение, геометрия зримо являет себя, алгеброй поверяется гармония и наоборот. Прорыв в будущее - вот что такое флорентийская архитектура.
       Перед громадой собора Санта Мария дель Фьоре просто растерялась. Представила, чем являлась эта грандиозная постройка для средневекового человека. Дитя, росшее в гнилой хижине рыбака, прибегало под эти стены и, запрокинув голову, разглядывало фигуры фасада, впитывая, постигая на подсознательном уровне архитектонику Божьего Дома, сложного и грандиозного, как космос. О чём спрашивал ребёнок? Что рассказывали ему взрослые, тыча заскорузлым пальцем в библейских героев и меценатов? Уверена, монументальная пропаганда работала, собор развивал, собор формировал сознание. Созерцать его скульптуры, рельефы, фрески, лекальные обводы нервюр, выслушивать ответы на свои вопросы, слушать неземную акустику храма и оставаться при всём при том дремучим и невежественным просто невозможно. Великий народ взрастил на древней, тучной от слоёв прежних культур, земле каменный цветок с плотно сомкнутым бутоном купола: вот что такое собор Санта Мария дель Фьоре.
      
       Рим. Знакомство с ним было сумбурным и очень скоротечным: на всё нам отвели пять часов, потому что расстояния вынуждали к долгим переездам. Впрочем, о Риме я скучаю меньше всего. Город встретил нас подземкой: страшной, как заводской подвал, с чёрными стенами и в разводах кабелей под низкими сводами. В вагоне ходил аккордеонист, собирая мелочь. Мы были в восторге от виртуозной игры, пока кто-то из нашей группы не заметил, что у него электрический инструмент. В Ватикане с нами работала прекрасная ликом экскурсовод, родом из Красноярска, но осевшая в столице и родившая для Италии четверых мальчиков. Эта красавица с глазами - чистой воды аквамаринами, - была одета в высшей мере странно: многослойно, во что-то серенькое, мешковатое, наглухо застёгнутое и дурно лежащее на прекрасной фигурке. Потом мы заметили, что так одевается большинство итальянок: неброско, небрежно, без даже самого лёгкого намёка на женственность и кокетство. И лишь по возвращении, оказавшись в Праге, почувствовали, что мы опять среди своих: по улицам ходили дамочки в юбочках и платьях, в аккуратно обтягивающих попку брючках, с причёсками, на звонких каблучках.
       А пока мы осматриваем Ватиканский собор. Уж что-что, но знаменитую папскую резиденцию я видела на экране сто раз и ничего удивительного не жду. Но снова катарсис, граничащий с шоком: ни одна, даже самая удачная фото- и телесъёмка не передаёт истинные размеры и величие залов Ватикана. Под их сводами нужно оказаться! После Ватикана нас, предупредив об осторожности, ведут по улицам Рима. "В Риме не воруют, в Риме работают" - говорит экскурсовод. И в этом кипучем, запруженном до предела людьми и транспортом городе я умудряюсь снова отстать от группы. Дело в том, что я практически непрерывно занята фотосъёмкой. А всё потому, что меня интересуют самые разные вещи, и даже, прямо скажу, не столько шедевры, которых в интернете полно, сколько мелочи. Например, местные урны для мусора, полицейские, гладиатор с четырьмя ушами, уличные фонари и камни булыжных мостовых - очень своеобразные в каждом городе, а во Флоренции ещё и с отпечатком ноги снежного человека, - я очень занята. И слушаю экскурсовода с пятого на десятое. Отщёлкав римские диковинки, я подняла глаза и - о, ужас! - не увидела группу. Передо мной был перекрёсток: полноценный перекрёсток, со светофорами и потоками транспорта. В какую сторону сманила группу экскурсовод? Самое ужасное было то, что я не знала, куда сманила? В наушниках звучал бодрый рассказ об очередной римской жемчужине, и ни слова о том, как называется шедевр! О, как я разозлилась, испугалась, растерялась! Я делала невероятные па на том злосчастном перекрёстке: вытягивала шею, становилась на цыпочки, помогая себе руками, словно клуша, пытающаяся взлететь. Я надеялась разглядеть своих в плотной толпе и прикидывала, в каком из трёх направлений мне бежать? А проклятый римский светофор решил продлить мучения одинокой потерянной туристки, и не переключался так долго, что, мне показалось, световой сигнал в нём меняется не чаще одного раза в месяц. Но вот горит зелёный. Я бегу, лавируя в толпе, а в наушниках экскурсовод, наконец-то, произносит ".... быр-быр-быр... Треви"! О! Треви! Как узнать, к фонтану ли я мчусь? У кого спросить? Из дверей полицейского участка на улицу выходит деловитый и занятой карабинер. На бегу, не останавливаясь, бросаю ему в лицо отчаянное: "Треви!!!" Карабинер подпрыгивает, развитым шестым чувством угадывает во мне руссо-туристо и отвечает по-русски: "Прямо!", и жестом указывает направление. Реакция этого человека делает ему честь. Полная надежды на скорое спасение, влетаю в крохотный аппендикс сбежавшихся вместе улочек и ввинчиваюсь в тесную толпу, зажатую между огромной чашей фонтана и харчевнями всех калибров. Фонтан Треви превосходен! Особенно, когда вокруг него гуляет твоя родная группа, а ещё группы англоговорящих - высоких, как Нью-Йоркские небоскрёбы, со здоровым поросячье-розовым цветом лиц, все до одного очкарики, и все настолько длинные в ногах, что их сухопарые джинсовые зады аккурат на уровне носа нашей миниатюрной куколки-экскурсовода. Это североевропейские пенсионеры выгуливают седовласых подружек. Группы низкорослых азиатских туристов предпочитают даже не соваться в толпу, пока в ней гуляют страусы, и азартно фотографируются окрест. Римские легионеры, как дивные птахи в своих бутафорских доспехах, стараются прижать к бронированной груди девушек покрасивее. Молодых белорусочек выделили сразу, и те вынуждены интеллигентно отнекиваться от каких-то заманчивых предложений. Жизнь кипит и булькает, мешается разноязыкая речь, и теперь я могу сказать, что знаю, какое оно - вавилонское столпотворение. Чистые воды фонтана кажутся очень глубокими, дно под копытами коней Посейдона усеяно монетками. Бросаю монетку, хоть это нелегко: к чаше ещё нужно протиснуться. Торгуюсь за декоративную настенную тарелку: я их коллекционирую, и привезти из каждого города по тарелке - мой священный долг. Араб-торговец приветлив и любопытен, переходит с языка на язык со скоростью щелчка компьютерной мыши. Узнав, что я из Беларуси, рассыпается в похвалах, хоть вряд ли знает о нас хоть что-нибудь. "Беларусь люблю! - говорит он. - Россию люблю. Америку - ноу! Америка ..." - добавляет он что-то и показывает мимикой, как отвратительна ему Америка.
       Потом нас уводят к римским развалинам и Колизею. Вот уж что неинтересно, так это кариесный зуб - Колизей. Я фотографирую гигантские булыжники древней мостовой вокруг прославленного цирка, представляю тех, кто тысячелетиями полировал эти глыбы своими подошвами, ищу маленький, малюсенький обломок римского мрамора. Но возле Колизея лежат лишь куски размером с большой комод. Прикидываю, что с такой ношей меня не пустят в метро, даже если бы..., и отказываюсь от своих планов. Увы, римские развалины сувенирных размеров растащили задолго до меня!
      
       Ночуем мы в маленьком городишке Стра, живущем исключительно за счёт туристов. Количество отелей в нём немногим меньше количества жителей, и потому в Стра ездят на работу со всей окрестности. Утром у нас есть два часа свободного времени, и мы прогуливаемся по узким улочкам вдоль отелей, выходим на рынок у подножия старой башни с часами, что радует: можно начинать тратить деньги, не боясь опоздать, ведь часы, как водится, отбивают каждые пятнадцать минут. В Стра всё дёшево; с удовольствием покупаю у вьетнамцев складной зонтик и шелковый шарф, а у итальянского фермера черешню - превосходную раннюю черешню по символической цене. Путешествие снова удалось! Маленькие паузы в крохотных городках были настолько полноценными, что вспоминаю о них с большой теплотой. Именно там мы наблюдали местных людей. В главных же точках путешествия толпится весь мир, но весь мир - это отнюдь не рядовые итальянцы, чехи или австрийцы...
       Нас ждёт Венеция. А я, пресытившись, впечатлениями, уже ничего не жду. Подумаешь, Венеция! Да кто её не видел - вон, по телеку показывают нелениво. И оттого сильнее радость открытия: Венеция превзошла все наши ожидания! Всё, всё отодвинулось и стало неважным после встречи с этим сказочным городом. Венеция нарядная и жизнерадостная, как танцующая в пёстром платье Коломбина. По Венеции нужно ходить, заложив руки за спину: медленно, любуясь каждой дверной ручкой, каждым окошком, каждым завитком карнавальной маски. Витрины венецианских магазинов выдают изысканный вкус местных дизайнеров и незаурядное владение фактурой. Вы в восхищении пялитесь на витрину, даже если за стеклом выложена всего лишь пряжа для вязания. Красивее витрин я не видела. Как правда и то, что страшнее витрин, чем в бутиках Вены, я тоже не видела. Вернее, видела: в детстве. В советских провинциальных универмагах: знаете, в них стояли куклы из твёрдой и холодной даже на вид пластмассы, попирающие тряпичные драпировки и ряженые в негнущиеся, словно жестяные, одежды. Так вот, это - бутики столицы Австрии.
       О, Венеция! Розовые фонари, декоративные львы, праздные гондольеры, тесные в плечах щели улиц с жутковатыми таинственными отверстиями для стока воды. Потрескавшееся дерево дверей с вытертыми медными ручками в виде химер, ангелов, пантер, - всё это кажется пятисотлетним или таким и является. Здесь погружаешься в прошлое по-настоящему. Только гулять нужно одной, не спеша, дышать воздухом каналов, облокотившись о каменные перила мостов. Слушать пение бабушек, которые, наверное, назначают в Венеции свидание с маленькими внуками, и поют "ля-ля", и заигрывают, склонившись над детскими колясками. Вы всегда успеете вернуться в толпу на площадь у собора Святого Марка, к шикарным ресторанным оркестрам, голубям и престарелым панкам, внушительным в своих банданах и цепях на шестидесятилетних выях и волосатых запястьях, с подругами подстать, в авангардных, но приличествующих возрасту юбках, шитых из цветных платков клиньями. К японцам, у каждого из которых в руках кинокамера - мечта любого профессионала... Кстати, я открыла японцам кое-что новое. В соборе Сан-Марко, наряднее которого вам не сыскать, изобилующем мозаиками, я, как и все, фотографировала цветные мраморы алтарных колонн и фрески на стенах. Мой фотоаппарат делал паршивые снимки внутри соборов, но была надежда, что хоть что-то получится. Мозаики под ногами поразили: орлы и грифоны на полу были совсем рядом, виден каждый камушек, каждая мраморная прожилка. Я стала ловить мгновение, когда меж штиблет надвигающейся толпы сумею снять этакую красоту. Все ноги, как оказалось, принадлежали японцам: на меня шла японская группа, водившая по сторонам, словно хоботами, длиннофокусными объективами. И вдруг ноги остановились: это туристы, завидев, что именно я пытаюсь фотографировать, дружно, как по команде, опустили свои хоботы вниз. Теперь можно быть уверенной: Япония увидит не только фасад и стены, но и уникальные полы Сан-Марко!
       В Венеции меня ждало очередное приключение. В лавке с сувенирами из цветного стекла, великолепными настолько, что делать их украшением интерьера - напрасный труд, это вокруг венецианского стекла нужно создавать приличествующий интерьер, - в этой лавке меня вдруг возлюбил арабский торговец. А, надо признаться, я в том возрасте, когда, конечно, скелетик в шкафу имеется, но вид у него вполне невинный: это знакомый водитель, который обожает меня исключительно за умение ночь напролёт не по-детски травить анекдоты. И когда мы выбираемся в дальнюю поездку, резервирует место рядом в надежде, что Шехерезада будет развлекать его в пути. Так вот, венецианский лавочник стал чмокать губами в мою сторону, чем несказанно удивил. Он что-то сулил мне по-английски, из всего я поняла одно: "Дринк". Сказать, что я удивилась, значит не сказать ничего. От удивления я опешила, остолбенела, и в зобу дыханье спёрло от новизны ощущения. Может, я ослышалась? Брови сами собой взлетели вверх. Тогда торговец повторил: "Дринк!", сопроводив его игривым подмигиванием, интернациональным щелчком по шее и новой серией сочных воздушных поцелуев. Выпить? Со мной??? Никогда не жаловалась на отсутствие воображения, но так и не смогла представить, как бы могло выглядеть это пикантное приключение, и в какой обстановке проходить? Я и незнакомый смуглый мужик пьём в Венеции запросто? Что пьём, в какую цену? А потом? Честно, я старалась, но картинка не вырисовывалась. Вот так удача обходит робких и неуверенных в себе дам. А могла бы рассказывать подружкам... а что я бы им рассказывала? Что там у них в венециях происходит после дринка? Будут ли пылкие серенады? Будут ли клятвы содержать меня, белладонну, моих детей, мужа, кошек и, - контрольный выстрел, - мою маму?..
       В общем, пришлось сбежать, вежливо пятясь задом, чтобы не слишком обидеть очень огорчённого лавочника, простиравшего ко мне руки и скорбевшего так натурально, словно я разбила вдребезги его сердце. Когда под вечер соседка по отелю потащила меня на мост Риальто за ажурным венецианским зонтиком, этот тип выпрыгнул из-за лавочки наперерез: оказывается, он ещё не изжил свою странную молниеносную любовь к бледнокожей матроне в легкомысленно цветастом платье...
      
       Красавица Прага, ты была последней на нашем пути. Но после стольких впечатлений, когда казалось, уже ничто не может вместиться в переполненный сосуд, ты покорила всех. Здесь мы почувствовали, что до сих пор странствовали на чужбине, а теперь мы - дома. Даже дорожные знаки вызывали умиление. Все помнят, как выглядит знак "Пешеходный переход" в привычном исполнении? Правильно: несчастный, расчленённый заранее, переходит улицу по зебре. Яйцо головы у него отдельно, одна рука и одна нога тоже отделены от трафаретного туловища. Чехи гораздо гуманнее к пешеходам. На их знаке изображён выразительный мужской силуэт: человек в шляпе, в костюме, с тросточкой и в башмаках с каблуками. И, главное - человек целёхонький! На знаке "Осторожно, дети!" взявшись за руки, бегут старший мальчик и младшая девочка с бантиком. Дети тоже целые.
       Пражане охотно говорят по-русски, некоторые так чисто, что я спросила одну женщину, откуда она родом? "Я местная, учила русский язык в школе", - отвечала та без малейшего акцента. А вот наша экскурсовод, несмотря на преклонный возраст, учила язык в каком-то другом месте, потому что по-русски говорила тяжело. Зато так активно вертелась, что длинный зонтик-трость, закинутый на плечо наподобие ружья, представлял серьёзную угрозу для слушателей. Со стороны группа выглядела комично: экскурсовод работала без радионаушников, любознательные льнули к ней поближе, но, вынужденные спасаться от лихого зонта, постоянно перебегали, уклоняясь от его ударов. Воинственная пани твёрдым шагом вела нас по Злата Праге, подмешивая чешские слова и на ходу вспоминая их перевод. Белорусу чешский язык скорее понятен, чем наоборот. В Пражском университете, одном из старейших университетов Европы, в средневековье учились наши ребята. Оттуда вышел наш первопечатник Франциск Скорина. Пражский грош был расхожей монетой Великого княжества Литовского, или, в просторечии, Литвы - так тогда называли Беларусь (не путать с Литвой современной). Будучи могучим соперником Московии в деле собирательства славянских земель, Литва исторически была больше связана с Европой: чехами, поляками (ляхами), венграми (у нас их называли угорцами). Памятную доску на стене древней Пороховой башни я прочла и поняла от А до Я.
       Историческая Прага огромная. И этим поражает воображение. Одно дело, туристический центр: сравнительно небольшая, хоть и перенасыщенная шедеврами городская территория, как во Флоренции или Венеции, - другое дело, когда вам открывается вид красночерепичного древнего города, уходящего к горизонту. И тут, и там - шпили, купола соборов, дворцов, монастырей, и ты понимаешь: Прага - это надолго. Возможно, на всю жизнь. Злата пани не любит залётных туристов. Она требует длительных отношений. В Праге цены доступны, еда вкусна и приготовлена по-домашнему, пиво превосходное. Прага приглашает на бесплатные филармонические концерты в костёлах, манит запахом снеди, удивляет булыжными мостовыми, одной лишь цветной полосой отделёнными от тротуаров. По мостовым на хорошей скорости мчатся авто, вписываясь в повороты старинных улочек. Карлов мост - красивейший и древнейший мост Европы, - соединяет берега по-сибирски широкой и глубокой Влтавы. На набережных цветёт ярко-красными свечами каштан, а на холмах Старого Места - душистый жасмин. Музыканты с филармоническим образованием играют вальсы под президентским дворцом. Демократизм полный: в кабинете работает президент, под его окнами ходят туристы. Бутафорский часовой на входе во дворец - вот и вся охрана. То же самое в Вене: в будний день любой может лицезреть их главу на утренней пробежке или идущим на работу-с-работы через городской сквер.
       Поезжайте в славянскую уютную и гостеприимную Прагу! Вряд ли я сказала вам хоть сотую, тысячную долю того, что вы откроете в ней для себя!
      
       А я, заново пережив все впечатления, вежливо умолкаю, ведь пословица права: "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать".
       Фото в "ПРИЛОЖЕНИИ" к этому тексту и в других фотосборках: "Флоренция, Рим, Венеция", "Вена и Прага" и "Европа в мелочах" http://samlib.ru/img/k/kowalewskaja_a_w/ewropawmelochah/index.shtml.

    14


    Стрекалова Т.А. О памяти, памятниках, да и не только...   8k   "Эссе" Проза

      
      
      
      
       Я родилась между двумя памятниками: Пушкину и Долгорукому. Где-то посерёдке. Но ближе к Пушкину. Он, Пушкин опекушинский, в двух шагах был. А до основателя Москвы ещё гулять и гулять.... Хотя основатель меня занимал куда больше. Пушкин - что? Дяденька со шляпой. Да и шляпа-то в руке внизу, вроде как отсутствует. А "дум высокое стремленье" я тогда ещё не понимала - глупая была.
       То ли дело - Юрий Долгорукий. Могучий такой, суровый витязь. Стоит - Москву-матушку бережёт. За таким воителем ничего не страшно! Ни волк не съест, ни мальчишка не стукнёт, ни дядька с мешком не утащит.
       И вот вокруг того памятника всё топала я, кукла глазастая, и с восхищением на него таращилась. Нравился он мне. Ой, нравился! Богатырь! И слово какое! Я уж тогда знала про богатырей. О богатырях у меня остались самые ранние впечатления. Книжку мне в три года подарили. Красочную, яркую, большую! "Сказка о царе Салтане...". На всю жизнь дорогу осветили. Там царевны в золотых кокошниках, царевичи в серебряных доспехах, море свинцовое накатывает, рябью брызг рассыпается, остров высокими кручами из волн взмётывается, весь так и разубранный кудрявыми кущами цветущими! А из моря того бурного-лазурного, из таинственного мрака подводного, чередой один к одному, в латах-шлемах, как литые башенки - богатыри выходят. И самый главный впереди - дядька Черномор. Ох, и грозен был в книжке! Вот точно - Юрий Долгорукий на Советской площади. Что Москву основал.
       Как основал-то? В три года я не особо колебалась - как. Как дома строят? Подъехал к берегу Москва-реки на могучем коне, молодецки спрыгнул на землю, простёр руку - ну, и, наверно, сказал что-нибудь вроде "Здесь будет город заложён назло надменному соседу...", а, может, и другое что... а, может, даже и не говорил ничего, а молча - взял топор, как серьёзному и рачительному хозяину положено - да и пошёл себе стволы дубовые тесать. И стал город!
       Ну, в крайнем случае, в виду немалого объёма работ - дружина ему подсобила, все 33 богатыря из моей книжки... не оставят же в трудной ситуации старшого! Но - в основном - всё же он - иначе бы не считалось - что Москву построил. Правда - втайне у меня помаргивало и такое подозрение: а что - если царевна Лебедь не только Гвидону - и ему, Долгорукому, молвила "Сослужу тебе добром... не горюй - и спать ложись", а когда проснулся Юрий-князь наутро - глядь! "блещут маковки церквей.."! И - стал город! Как в книжке!
       У меня книжка эта так в сознании и разложилась пополам: направо от дома - Пушкин, налево - Юрий Долгорукий, богатырь сказочный. Мне, понятно, объяснили, что вот - сказку эту Пушкин написал. Портрет его на обложке был. Таким образом, мы, вроде как, знакомы оказались. Ну, что Пушкин это написал - для меня странно звучало. Как так "написал", когда я вижу, что буквы напечатаны...?! Что? Может, нарисовал их так, что от печатного не отличишь? Собственноручно. В общем, всё моё детство меня сопровождал автограф Пушкина.
       Кстати, эта книжка до сих пор у меня жива, вся подлатанная-подклеенная.
       Книжка-то оказалась жизнеопределяющей. Из-за неё, родной, всю жизнь мне нравились только царевны и богатыри. Узкий срез мирозданья. Всё остальное мимо меня летело. Помню, Битлами народ увлекался, и Тухманов на пластинке крутился, и Дали мир удивлял. Не-а... не моё!
      
       Ну, ладно! Поехали дальше! Коль уж о памятниках речь. Памятники окружали тогда со всех сторон. Кишмя кишели. Когда живёшь налево от Пушкина, то каждый угол - памятник. А именно так и было. В порядке вещей. Например, каждый день я ходила в школу и возвращалась обратно, открывая дверь дома, куда Пушкин приезжал когда-то в салон Волконской и откуда проводил в ссылку стойкую и верную жену декабриста, вручив ей знаменитые стихи. Причём, я тогда не знала, что дом совершенно перестроен. Я фантазировала, что этой двери касалась рука Пушкина, и пыталась ощутить внутри некое замирание от касания этой руки. И ощущала! Ёкало сердце. Пласт времени и через него - присутствие гения - потрясали, тревожили!
       Всё изменилось с тех пор. И Москва давно непушкинская. И "сорок сороков" канули в прошлое бесследно. И даже робкие попытки реставрировать центр, сохранить историческое лицо города, единство архитектуры и какие-то там ценности - всё грохнулось в угоду сильным мира сего. Да - чего уж говорить теперь! Москва растворяется в странной неестественной новизне. Москва совсем не та. И всё же я люблю её. Потому что - жива в памяти Москва другая, Москва детства, старая Москва туманных и прохладных переулков, гулких шагов, колодцев-дворов, зная которые можно было, минуя улицы, пройти от Бульварного кольца до Садового и наоборот, лабиринтами до Манежа, до Театральной площади... Такие экзотические дворы встречались - в жизни не додумаешься до такого! Входишь в подъезд, проходишь по веренице коридоров - и оказываешься во дворе, куда проезда нет ниоткуда... но зато можно выйти через другой подъезд на другой улице... Подружка у меня жила в таком.
       А в доме, где я жила (ах, боже мой! Как же я тосковала, со всем этим расставшись, и до сих пор тоскую!) вся северная сторона нашей коммуналки выходила окнами на противоположный дом, очень близкостоящий, прямо улочки Риги... так вот внизу, на уровне немогуточносказатькакого этажа, шла крыша нижележащего магазина, которая служила дорогой через весь вавилон из одного двора в другой и весьма отдалённый, а доступ был через определённые подъезды... а девочка-соседка, старше меня, общалась душа в душу с мальчиком из того, близконаходящегося дома, с которым была окно-в-окно... Прямо, Кай и Герда!
       Сколько было загадочного, чудного в этих хитросплетениях построек. Но - это было оправдано. Это было естественно. В этом ощущалась жизнь. Люди устраивали её - как могли, лучше или хуже. Рабочий муравейник. Муравьи где только не обоснуются?! И - в старых памятниках, лепят себе ходы из вековой пыли, а пыль эта - оседает и оседает на бренную землю - годами, столетиями. И ходят над подсобками Елисеевского магазина люди, и пробираются в свои комнатушки, и живут дружно, слажено - привыкли. Всё сочетается удивительно складно и гармонично. И убогие коммуналки, и дворцовая роскошь, хотя бы того же Елисеевского.
       Елисеевский... Разговоры какие-то мелькали... Помпезно! Вычурно! Чего там - помпезно-вычурно? Когда у меня в книжке о царе Салтане вся жизнь такая! В магазине этом посмотришь на потолок и сразу узнаёшь свои привычные, сердцу милые загогулины! Цветы-гирлянды да модерна росчерки пастозные! Каждый изгиб, каждый фестон помню.... И ощущения... Снизу, из суетной гомонящей толпы глядишь вверх - и другая жизнь грезится! С царевнами... С младых ногтей в тебя впитавшаяся - вместе со сказкой... А у кофейного отдела - кофе пахнет... И такое томление от него! Такая невесть куда уводящая хмарь... А эта громадная, напоминающая виноградную гроздь люстра?! Звенящий ледяной каскад! В безмерном воздушном пространстве, на страшной высоте - колоссальная! - а висит - невесомая, лёгкая - хрустальное облако из своего, из сказочного мира... А у выхода в Козицкий переулок, помню, две бронзовые статуи с факелами. Всё разглядывала их - уж так мне нравились! - и думала, кто эти люди? Когда жили? И что приключилось с ними в жизни? Сколько раз я потом приходила сюда! И по залу бродила - на потолки смотрела. И по лестнице к дверям родной квартиры поднималась. Но уже всё не то... Всё прожито. Нет тех чувств, нет той жизни. Ушла она в прошлое - там и осталась, на своём месте, где ей и положено. А в эту, нынешнюю жизнь - её не вместишь. А будешь упорствовать - сломаешь. Хрупкая она. Нежная. Нельзя дважды войти в одну реку. Нельзя ступить под крышу дворца своего детства. Не по росту тебе дворец. Вырос ты, и тесна прежняя скорлупа. Не пытайся втиснуться в неё. А смотри себе со стороны. Любуйся, осторожно разглядывай, бережно сметай пыль забвения. И не разбей...

    15


    Воробьев М.З. Всякий труд благослови...Глава 4   26k   "Сборник рассказов" История

      
      
       Есть жажда творчества,
       Уменье созидать,...
       Николай Майоров
      
      
      
      
       Андрей Тимофеевич Болотов - первый русский агроном и ландшафтный дизайнер. Человек, обладавший энциклопедическими знаниями и умеющий делать своими руками почти все. Он знал ответы на главные вопросы жизни. Он знал, для чего создан и куда должен стремиться человек.
      В явлениях природы, в любой травинке он видел великий смысл и не уставал благодарить Создателя. Великий ум, разве что Ломоносов под стать ему. К нашему стыду, мы мало знаем о нем. Да и откуда? В школе не проходят, в институтах уделяют внимание другим персонажам истории.
       Нельзя, говоря об истории Заочья, да и всей России, обойти стороной этого человека. Тем более, что его усадьба, где он прожил большую часть своей жизни, совершил многие открытия и создавал свои труды находится всего в 23-х километрах (если держать путь по проселочным дорогам) от современного Пущино.
       Возможно, его напряженный поиск мысли, увлечение творчеством, восторг и благоговейные молитвы к Создателю мистическим образом предопределили появление на берегах Оки научного городка.
       Андрей Тимофеевич родился 7 октября 1738 года в Дворянинове, тогда небольшой деревеньке Тульской губернии, расположенной, кстати, рядом с комплексом Каширских железоделательных заводов, к тому времени заброшенных. Соседние деревушки Дмитриевское и Ченцово мы уже вспоминали в самом начале этой книги. С детских лет мальчик питал склонность к учению и рисованию. Отец его был военный, и все семейство обычно следовало за ним в различные места службы. Но когда Андрею исполнилось 12 лет, родитель его умер. Через два года скончалась и мать. Подросток остался один и был определен на попечение к дядюшке. В то время военная служба дворян начиналась с детства. Всю свою юность Андрей провел в регулярной армии. Участвовал в Семилетней войне, взятии Кенигсберга. В Кенигсберге Болотов пробыл четыре года, служа в городской канцелярии. Там он изучает достижения немецкой философии и всей европейской науки. Все свое сводное время он постоянно занимался самообразованием, читал, рисовал, ставил физические и химические опыты. По Промыслу Божию он попадает в Петербург. 1762 г., царствование Петра III, всеобщее недовольство и готовящийся переворот. Болотов встречает своего приятеля еще по Кенигсбергу - Григория Орлова. Но от участия в заговоре против императора решительно отказывается и подает в отставку. Его мечта - жить на природе, трудом своих рук и заниматься науками. "Манифест о вольности дворянства" пришелся кстати. Прошение об отставке удовлетворено, он едет, наконец, в свое родное Дворяниново, и уже в дороге узнает об успехе заговора и воцарении Екатерины. Возблагодарив Бога, что оказался в стороне от придворных интриг, почестей и светской жизни Андрей Тимофеевич в сентябре 1762 г. приезжает в свое небольшое имение. Ему двадцать четыре года, вся жизнь впереди и он будет строить ее так, как считает нужным. О своем жизненном пути он подробно напишет в автобиографических записках "Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков".
       В Дворянинове Болотов проведет большую часть своей длинной и плодотворной жизни. В самом начале он налаживает свое хозяйство и принимается за изучение агрономии. Он первым разработал теорию севооборота, создал руководство по агротехнике, начал использовать удобрения, первым в Росссии стал выводить новые сорта плодовых культур, установил принципы экологического использования лесных ресурсов.
       Болотову мы обязаны и внедрением в России разведения картофеля. Он первым описал его свойства и дал название. В познании природы Андрей Тимофеевич намного опередил свое время. Он был физиком, химиком, врачом, биологом, писателем, философом и художником. В маленькой деревушке были заложены основы экологии, физиотерапии, открыт первый закон генетики.
      После себя он оставил свыше трехсот пятидесяти томов сочинений.
       Кроме всего прочего Болотов был выдающимся администратором, педагогом и издателем. В течение десяти лет он выпускал научные журналы "Сельский житель", а затем "Экономический магазин". Полное название журнала, свидетельствующее о широте взглядов его создателя звучало так: "Экономический магазин, или собрание всяких экономических известий, опытов, открытий, примечаний, наставлений, записок и советов, относящихся до земледелия, скотоводства, до садов и огородов, до лугов, лесов, прудов, разных продуктов, до деревенских строений, домашних лекарств, врачебных трав и до других всяких нужных и не бесполезных городским и деревенским жителям вещей, в пользу российских домостроителей".
       По проекту Болотова был распланирован и построен город Богородицк в Тульской губернии, куда он был назначен управляющим имениями императорского двора. Этому воплощению в жизнь своих градостроительных и парковых проектов Андрей Тимофеевич посвятил более двадцати лет напряженного труда.
       Несколько поколений русских детей училось, читая составленную Болотовым "Детскую философию" - прообраз популярных научных энциклопедий, где в форме беседы рассказывалось об устройстве мира, новейших достижениях науки и технических новинках того времени.
       На протяжении всей своей жизни он не уставал ежедневно восхищаться природой и благодарить Создателя. Главным для творчества и полноценного бытия Болотов считал гармонию с окружающим миром. По его признанию: " ...вся натура была мне открыта". К безбожникам, атеистам, бунтовщикам и революционерам Андрей Тимофеевич относился резко отрицательно. Таких сочинителей как Вольтер и Гельвеций он характеризовал как "извергов и развратителей человеческого рода". Главным же философским произведением Болотова стал трактат "Путеводитель к истинному человеческому счастью, или Опыт нравоучительных и отчасти философических рассуждений о благополучии человеческой жизни и средствах к приобретению онаго". Центральной его мыслью является утверждение, что счастье не зависит от внешних условий, а приходит только к искренно верующему и благодарному человеку, во всем полагающемуся на Божий Промысел. Все созданное Господом прекрасно, величественно и гармонично, нужно лишь уметь увидеть эту красоту мира.
       "В самых тех (натуральных вещах.), в которых мы прежде никакой красоты не находили, приметим мы уже красоту и красоту неописанною. Яхонтовый на пример свод неба, многоразличные великолепные и переменные виды, и мраморная пестрота облаков, а особливо при восхождении и захождении солнца... пестрота и многоразличность колеров на поверхности земной, разные зелени на древах и произрастениях, вблизи и вдали находящихся, вид вод ближних и дальних, разнообразность в видах земель и каменьев, также фигура и расположение особенное каждого произрастания, равно как животных, обитаемых в воздухе и на земли, и другие подобные тому безчисленные вещи могут составлять предметы, могущие в восхищение приводить наше зрение, как скоро приучим мы себя смотреть на них так, как бы то в первый раз от роду было...".
       Огромный талант, искренняя вера и неистощимая трудоспособность определили отношение Болотова к жизни во всех ее проявлениях. На протяжении всей жизни он вел записки о всех совершающихся событиях, которые затем составили основу его автобиографической прозы. Понять его внутренний мир невозможно без этого, поистине энциклопедического труда. Его регулярные рассуждения о прожитых годах в поместье - образец состояния души настоящего православного христианина:
       "Сегодня минуло мне ровно семь лет (говорил я), как я живу уже в деревне своей, по удалении себя от света и из службы. Когда прошло это время! Боже мой! Как скоро течет человеческая жизнь! Как быстро текущая вода, уходит она вниз и назад не возвращается. Минута за минутой гонится, час за часом идет и день за днем следуют и не останавливаются ни на минуту.
       Какие бы где происшествия не происходили, но времени ни до чего дела нет, ни для чего оно не остановится, но бежит, или паче летит наискорейшим образом и спешит в неизмеримое море вечности.
       Вот в какое короткое время и столько лет прошло!.. Целых уже семь лет живу я в своей деревне!.. Когда они прошли? Истинно я их почти не видал.
       Но что бы тому причиною было, что они мне так неприметны были?.. Несчастия ли какие или горести, или иное что тому подобное?.. Ах! нет, сего я не могу сказать. Я все сие время благополучно проводил так, как только могла желать душа моя.
       Великий Боже! какими щедротами Твоими были преисполнены сии дни мои! Какие многие и незаслуженные милости Ты мне оказывал! Поистине без радостных слез и без чувствия наинежнейшей благодарности всего вспомнить не могу. Довольно ли, что могу сказать, что все желания мои исполнялись и часто еще исполнение оных все мое чаяние превосходило, ибо что бы такое было еще не получено, чего желал я?
       Всего более желал я получить спокойную жизнь и вырваться из уз большого света. И вот не только я ее получил, но семь уже лет ею наслаждался. Еще желал я, чтоб был здоров, и вот могу сказать, что сии семь лет я в вожделенном здоровье препроводил. Не благость ли сия Божеская, и не Его ли было покровительство? Ни однажды я болен не был, выключая небольшие припадки, кои за ничто почесть можно.
       Еще желал я получить в жизни товарища, и вот я получил семейство, какого лучше желать не могу.
       Желание богатства никогда мною не господствовало и я не мучился сею страстью, а единственно желал только иметь умеренный и такой достаток, чтобы мог без дальней нужды спокойную жизнь вести; и я то теперь с лихвою еще имею. Доходы мои хотя и не гораздо велики, но с меня их довольно, и нужды дальней, да и не какой я не видал, а впредь уповаю на щедроту того же Подателя.
       Желание наследия, то есть детей, хотя во мне и было, ибо всякий человек натурально к тому склонен; но как обстоятельства касающиеся до сего пункта мне довольно сведомы, то предавал я сей пункт на волю моего Создателя; однако вот имею ныне двух детей, дарованных Его десницею. Дочери моей уже третий год, а сыну скоро год минет. И поверите ли, я более бы и не желал, если б только Всевышний соблаговолил их взрастить, а паче всего сделать хорошими детьми! Но что о сем пункте говорить, он в руце Господни всегда был и будет.
      .............................................................................................................................
       Но что мне далее говорить? Одним словом, все дела и начинания мои имели успех и успех неожидаемый. Многажды я и сам дивился, что из начинаемых мною дел выливалось совсем иное и гораздо лучшее, нежели я думал и себе представлял; не особливое ли сие Божеское благословение и не должно ли мне за то благодарить моего Создателя?
       Вот что я чувствовал и как говорил и мыслил я тогда, и как мыслил и во все течение моей жизни..." Это искреннее и впечатляющее признание истинного христианина, вручившего свою жизнь Божественному Промыслу. В 1770 г., Андрей Тимофеевич вместе с семьей едет на освящение Казанской церкви в селе Савино, расположенном всего в пяти километрах от его усадьбы. Этот храм станет приходским для семьи Болотовых. Сюда он будет ездить на службы почти всю жизнь, исключая длительные периоды работы управляющим в Малино и Богородицке. В этом храме его и отпоют в 1833 г. после творчески и плодотворно прожитой 95-ти летней жизни.
      
       "Не стоит село без праведника", - гласит русская народная мудрость. Про Андрея Тимофеевича можно с уверенностью сказать, что не только его родное Дворяниново, но и все Заочье, да и вся Тульская земля освящены его трудами и молитвами. Его гений оказал влияние на всю Россию.
       Как-то просветитель (каким это интересно светом?), издатель трудов Болотова Н.И.Новиков предложил ему вступить в масонскую ложу. Андрей Тимофеевич сразу решительно отказался. Если служить благим целям, то почему втайне?
      Зачем скрываться и прятаться, если вы хотите добра? Зачем особые обряды, если есть Церковь? Вопросы простые и очевидные, но мало кто над этим задумывался. Позже, когда Новикова арестовали, и Болотов получил ощутимый удар, лишившись издателя и некоторых рукописей, он все же радовался, что тайные замыслы разрушены. "Бог отвел и сохранил меня", -сказал он при известии о бедствии, постигшем некоторых знатных дворян, вовлеченных в масонское общество.
       Сейчас в Дворяниново находится музей. Усадьба была реконструирована по чертежам и рисункам Болотова. Она стоит на крутом береговом склоне реки Скниги, с которого открывается панорама русских просторов на десятки километров. От самой реки поднимается длинная, крутая лестница и на верхней площадке, сразу за усадебным домом, сооружен памятник А.Т.Болотову. Как и при жизни он вглядывается в захватывающие дух пространства, столь любимые им, и дающие пищу вдохновенным мыслям.
       Рядом с усадебным домом так называемая "арка здоровья" - старый, разбитый молнией при жизни Болотова дуб, упавший на молодой вяз и сросшийся с ним. Частенько проходил под ней Андрей Тимофеевич хозяйским оком оглядывая свои владения и размышляя о дивной гармонии сотворенного мира. Последние сорок лет он жил по строгому распорядку: весной и летом вставал в четвертом часу утра, зимой и осенью в шестом, спать ложился в десятом часу вечера. До завтрака записывал в своих книгах наблюдения, мысли и события прошедшего дня; за чаем прочитывал газеты, затем работал в саду, в поле или кабинете; обедал и после часа отдыха трудился до ужина.
       Кроме родового имения у Андрея Тимофеевича была еще во владении часть деревеньки Калитино, что в девяти километрах южнее Пущино.
       Обладая добрым, открытым и отзывчивым сердцем, Андрей Тимофеевич навещал своих родственников и соседей, бескорыстно делился с ними своим опытом и знаниями. Окрестные села и деревни он объехал не один раз. Пущино, Балково, Митенки, Зыбинка, везде он желанный гость и советчик. Вот его описание одной из таких поездок совершенных в январе 1771 г.
       "Но как последующий день поехали оттуда (из Лужков) в Пущино обедать, то и началось наше горе. Где ни возмись буря и метель такая скверная погода, какая случается очень редко; но как переезд был тут недалекий, то и думали мы, что до Пущина как-нибудь доедем, а там располагались обедать и ночевать у хозяйки.
       Но не то сделалось! В Пущино как-нибудь мы доехали, но тут вдруг сказывают нам, что хозяйки нет дома, и что она уехала в Серпухов и пробудет там несколько дней.
       Господи! Какая была тогда для нас досада. Тут оставаться было неможно, у хозяйки было все заперто... Наконец предложил я, чтобы заехать к жившему верст пять или меньше оттуда другу моему г.Полонскому (в деревню Зыбинку)... Дорога туда была самая маленькая полями, и вся занесена так метелью, что едва можно было видеть... Люди наши, позахватившие в Пущине несколько в лоб, где их по усердию знакомцы поподчивали, все перезябли не на живот, а на смерть, и едва-было не потеряли совсем след дорожный.
       К нашему несчастию надлежало нам проезжать сквозь экономическую деревню Балково и пробираться тесным и наполовину сугробами занесенным проулком. Тут мы попали в такую трущобу и тесноту, что нас сломали-было совершенно...
       В Зыбинке открывали ворота. Створку сорвало ветром и добило стекла у возка. И чуть не до смерти зашибло камердиненра".
       Этот, 1771 год вошел в историю России как год чумы и чумного бунта в Москве. Моровое поветрие захватило все южные и множество центральных областей. В пору грозного Божьего посещения особенно проявились милость Пресвятой Богородицы ее покров и заступничество. Были прославлены образы Божией Матери Калужской, Боголюбской, Кипрской, Тульской "Живоносный источник", по молитвам к которым прекращался мор и были исцеления. Все это конечно прекрасно знал и Андрей Тимофеевич, всю жизнь уповавший на своего Создателя и Покровителя. Своих детей и племянников он воспитывал в благочестии и устроил для них своеобразное училище, где главным преподавателем, наставником и директором был он сам.
       В начале XIX века Е.А.Ляхова, владелица Митенок, вышла замуж за А.М.Болотова, племянника Андрея Тимофеевича и поместье перешло к Болотовым.
       Многочисленное потомство А.Т.Болотова не раз участвовало в самых разнообразных делах на благо России. Праправнучка Андрея Тимофеевича Софья Михайловна Янькова (урожденная Болотова), по благословению Преподобного Амвросия Оптинского стала первой настоятельницей Шамординской обители. Ее брат, известный художник Дмитрий Михайлович Болотов принял монашество в Оптиной пустыни, став иконописцем о.Даниилом. Рассказ о нем впереди.
      
       XVIII-й - начало XIX-го века были золотым временем дворянских поместий. Усадебные парки, пруды, строения, новые каменные храмы буквально как весенние цветы расцвели по всей среднерусской равнине. Не осталась в стороне и Окская земля. Жерновка, Есуково, Лукьяново, Сенькино, Каргашино, Коптево, Вязищи, Пирогово, Агарино, Якшино - вот неполный перечень местных достопримечательностей. Почти каждая деревня, каждое село или даже пустошь может похвастаться прудом, родником, аллеей, развалинами церкви или господской усадьбы.
       "Около сего времени, - напишет А.Т.Болотов в 1795 году, - вошло в обыкновение у дворян строить сельские дома их все с антресолями. Обыкновенные дома состояли из лакейской, залы, буфета, гостиной и детской... Каменные фундаменты, выходом в омшаник под полом... Переделывая (дома)... многие разорились и в долги впали".
       Каменные храмы строятся в Страхово в честь иконы Божией Матери "Знамение" (1715); Велегоже в честь Рождества Богородицы (1730 г.); Липицах в честь Благовещения Пресвятой Богородицы (1735); Ченцово - Александра Кипрского(1752); Волковичах - Покрова Богородицы (1786), уже упоминавшийся храм иконы Богородицы Казанской(1770) в Савинском.
       Село Подмоклово даже здесь стоит особняком. Оно находится в 20 км. выше по течению Оки от Пущино. Даже если не знать о древнем городище возле села, не обращать внимания на развалины усадебных строений, нельзя не замереть от величавого храма, отражающегося в небольших прудах. Огромная ротонда, словно перенесенная из Италии, возвышается на окском берегу. Окруженная аркадой, на которой стоят скульптуры шестнадцати апостолов, вырезанные из местного известняка, она предвосхитила развитие русской зодчества на десятилетия. Это подлинный шедевр архитектуры и второго подобного ему нет во всей России.
       Церковь Рождества Богородицы была заложена в 1714 г., а освящена в 1754-м. Имение принадлежало тогда князьям Долгоруковым. Григорий Федорович Долгоруков (1656 - 1723) был опытным дипломатом и видным сановником при дворе Петра I. В 1722 г. священный Синод специальным указом строжайше запретит украшать храмы какими-либо изваяниями. И Подмокловская церковь вместе с церковью Знамения в Дубровицах (1704) останется уникальным явлением в русском храмовом зодчестве. Последовавшая после смерти императора эпоха дворцовых переворотов помешала окончанию постройки. Долгоруковы впали в немилость и лишь внук Григория Федоровича - Николай Сергеевич Долгоруков сможет, вернувшись из ссылки, завершить постройку храма.
       Через четыре года, (1758) освящен храм Преображения Господня в Жерновке в 13 км. восточнее Пущино, построенный на средства владельца села генерала-поручика Иродиона Михайловича Кошелева.
       В 1765 г. в Пущино освящен храм в честь Успения Пресвятой Богородицы с приделом во имя трех святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста.
       В селе Спас-Тешилове усердием его тогдашнего владельца генерал-поручика Даниила Степановича Журавлева в 1770 г. возводится новая деревянная церковь также в честь Преображения Господня.
       Заокская земля расцветала и приносила видимый духовный плод своей признательности Богу.
       Около 1758 года в Серпухове родился преподобный Герман Аляскинский. 16-ти летним юношей он приходит в монастырь: сначала в Троице-Сергиеву пустынь в окрестностях Петербурга, потом Валаамский монастырь. Подвиги преподобного Германа на Валааме продолжались 15 лет. Он всей душой прилепился к этой обители, но Промысел Божий избрал его вместе с другими девятью монахами Валаама для подвига просвещения обитателей Алеутских островов. В 1793 г. духовная миссия отправилась из Петербурга на о.Кадьяк и прибыла на место в 1794 г. Руководил миссией архимандрит Иоасаф (Болотов), родственник Андрея Тимофеевича. После его гибели обязанности начальника миссии фактически стал исполнять преподобный Герман. Миссия достигла огромных успехов: крестились несколько тысяч алеутов, открыта школа, построен и освящен храм Воскресения Христова. Преподобного Германа хотели посвятить в иеромонаха, но он по смирению отказался и до конца жизни пребывал простым монахом, исполняя подвиг старчества. Защищая коренных жителей Кадьяка он, не взирая на лица, обличал колонистов и предпринимателей в недостойном поведении и притеснении алеутов. Несмотря на клевету и гонения Преподобный до конца своей жизни остался со своими духовными чадами. Он переселился на остров Еловый, который назвал Новым Валаамом.
       Во время первой русской кругосветной экспедиции Крузенштерна шлюп "Нева" под командованием Юрия Федоровича Лисянского пристал к берегу острова Кадьяк. Все лето и осень 1804 г. мореплаватели провели на алеутских островах, помогая русским колонистам. На острове Ситха на русскую крепость напали индейцы-колоши, подговоренные американскими матросами. Ю.Ф.Лисянский огнем судовых орудий разогнал нападавших, а затем высадил десант и довершил разгром дикарей. Были спасены жизни многих русских людей. Вероятно перед отплытием Преподобный Герман благословил моряков на дальнейший путь.
       Однажды во время наводнения испуганные алеуты прибежали к Преподобному с просьбой защитить их от стихии. Старец вышел на берег с иконой и стал молиться, испуганным жителям сказал: "Не бойтесь, далее того места, где стоит икона вода не пойдет". И вскоре алеуты еще раз убедились в том , что каждое слово праведника истинно. Разразившаяся эпидемия унесла жизни многих алеутов. Преподобный сострадая им устроил училище для сирот, учил их Закону Божию и церковному пению. Рядом со своей кельей устроил часовню, куда собирал алеутов для молитвы, читал им Апостол и Евангелие. Увлеченные его мудрыми наставлениями о жизни и Творце всего мира алеуты расходились по домам уже под вечер. Получив от Бога дар прозорливости и пророчества преподобный Герман предсказывал, что в Америке будет свой архиерей. Перед своей кончиной он потерял зрение, но обладая духовным видением предсказал время своей смерти и обстоятельства погребения. Преподобный Герман отошел ко Господу в 1837 г., на 81-м году жизни.
      
       В началеХIХ века в Серпухове одновременно проживали еще двое святых. Блаженная старица Ефросинья (в миру княгиня Евдокия Вяземская) во Владычнем монастыре с 1806 по 1845 г. И получивший дар пророчества монах Авель в Высоцком монастыре с 1823 по 1826 г.
       По своей мирской профессии монах Авель был коновал, но все его внимание было устремлено к горнему миру и на судьбы Божии. Принял постриг в Валаамском монастыре, затем взяв благословение игумена удалился в пустынное место, где стал усердно подвизаться в монашеских подвигах. В исторических материалах о нем сохранилось свидетельство, как о прозорливце, предсказавшем крупные политические события своего времени. Он предсказал время и обстоятельства смерти Екатерины II, императора Павла, занятие Москвы французами и мятеж декабристов 1825 г. За свою долгую жизнь Авель просидел в тюрьме за предсказания в общей сложности 21 год. Умер он в Суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре в 1846 г.Достаточно подробно излагает его историю С.А.Нилус в своей книге "На берегу Божьей реки".
       Блаженная старица Ефросиния была известна своей святой жизнью всему Серпухову. Она ходила босая даже зимой, с тяжелой железной цепью на шее, питалась только хлебом, водой и квасом. Пребывая в постоянной молитве, Старица отдыхала лишь два часа в сутки на голых досках преклонив голову на локти. Святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский, хорошо знал ее и, посещая Владычный монастырь, подолгу беседовал со святой в ее келье. Однако по злому навету блаженная старица была изгнана из монастыря и последние 10 лет жизни провела в селе Колюпаново, что возле города Алексина Тульской области. В восьмидесяти километрах от современного Пущино. Ископав там чудотворный кладезь возле Оки, блаженная преставилась 16 июля 1855 г. и погребена в приделе церкви села Колюпанова. Канонизирована в лике святых Тульской земли в 1988 г. Ныне на месте ее упокоения находится Свято-Казанский женский монастырь, где и почивают ее праведные мощи. Источник Блаженной Ефросинии известен всей России. "Берите воду из моего кладезя и здравы будете", - говорила блаженная и по ее святым молитвам чудеса исцелений не прекращаются. Самые безнадежные больные получали и поныне получают здесь облегчение, а нередко и полное исцеление.
       Так начало века ХIХ поистине стало золотым веком России. Наше Окская земля по праву может гордиться своими детьми и питомцами, поднявшимися на такие высоты духа, о которых мы сейчас не можем даже и мечтать. Достойно ли мы живем на земле своих предков? Сохраняем ли память о них, их делах и свершениях? Можем ли мы по праву считаться их потомками, утратив непоколебимую Веру и решимость стоять за нее до конца? Мы расточили почти все наследие и мало что после себя можем оставить грядущим поколениям. Даже рожать и то не можем, не хотим, боимся или ленимся. А что говорить о воспитании? Но пока по милости Творца мы еще живы и можем изменить всю свою жизнь. Надо лишь вспомнить, кто мы и чьи потомки. А примеров для подражания в нашем прошлом не перечесть. Наш край - часть единой, Великой России, также как и мы ее дети, и забывать об этом - непростительный грех произвольного беспамятства.

    16


    Арямнова В. Гоа: Под небом голубым...   13k   "Статья" Проза

      
      
      Не работой единой жив человек, - когда-то и мечты должны исполняться. Последний день января на исходе, а я лечу на жаркие пляжи Гоа... Западное побережье Индии - это более ста километров благоустроенных и полудиких пляжей.
      Штат Гоа 450 лет был португальской колонией. То есть, это не совсем Индия, менталитет тут сформировался иной. Не каждый индиец - индус. Около 70 процентов жителей штата католики, мусульмане, православные и люди других вероисповеданий, но остальные - индусы.
      Много любопытного в укладе их жизни, терпимости к окружающему миру, впрочем, полному солнца, моря и невероятной безмятежности. На то, что может испортить настроение европейцу, местные смотрят снисходительно - ведь жизнь это большая иллюзия, и неубранный мусор всего лишь часть его... Главное - шанти (душевный покой). Нам свойственно искать его в удовлетворении желаний и исполнении надежд. Однако истинное местопребывание шанти - это чистое человеческое сердце, гоанцы об этом знают, поэтому никогда не раздражаются и редко спешат. Если гоанец скажет: подожди пару минут, они могут оказаться получасом. Впрочем, это мне еще предстоит узнать, а пока...
      
      
      Ночной полет
      
      
      "Боинг" благополучно взлетел в ночное небо, и я прилипла к иллюминатору. Зимняя Казань кажется крошечной, затерянной в снегах и тьме. Расставаясь с ней, чувствую нежность и жалость к людям, которые сейчас живут в обычном режиме, страдая и радуясь, стяжая и милосердствуя, предавая и наслаждаясь, работая или болея, любя или ссорясь... Глядя с высоты, особенно остро чувствуешь, что все мы на земле - от бомжа до министра, от школьницы до старика, от преступника до полицейского, от художника до математика - малы и беспомощны. Но так самонадеянны и необъективны, что упускаем из вида: в масштабе Вселенной мы просто крохотные точки разумной материи, срок жизни которых ограничен настолько, что смысл своего существования едва ли можем постичь...
      А самолет меж тем поднялся более чем на 11 километров. В мире этой высоты нет уже ничего, кроме ровного ковра из облаков и чистейшего света яркой луны над ним.
      "Боинг" идет ровно, крыло уходит на десятки метров от самолета и даже не дрожит. На какие-то минуты удалось задремать. Самолет вошел в зону турбулентности, и пригрезилось: лежу на стоге сена, который везет лошадка. Рядом с телегой идет мой дядька Андрей, который умер более полувека назад. Даже слышу голос: "Веруся, ты там шибко не ёрзай, инда не засни, а то свалишься!" До последнего дня жизни он трудился, так же как и его отец-пасечник: нашли, уже окоченевшего, на коленях перед ульем... Если бы не войны - Гражданская и Великая Отечественная, не видели бы они иных мест, кроме родной деревни да райцентра, как, впрочем, миллионы простых россиян, еще недавно не помышлявшие ни о каких гоа и таиландах...
      Подумала, что редко вспоминаю своего героического дядьку, партизанившего в годы Великой Отечественной войны в Брянских лесах. Скромного и терпеливого человека, спавшего три зимы в лесу на еловых лапах - там и оставил он здоровье...А тут - вспомнила. Наверное, оттого, что души наши оказались на время в одном пространстве - в Небе.
      У нас есть Небо. У живых и мертвых. Одно на всех. Оно всегда над нами и с нами, но мы так зашорены в своих делах и делишках, зачастую пустяковых и неискренних, что редко осознаем это. За последние три десятка лет утратили общность судьбы как граждане одной страны, отгородились друг от друга и растаскиваем некогда общую землю в частную собственность. Но Небо у нас есть, и оно по-прежнему одно на всех - просто мы редко поднимаем к нему глаза. А оно-то смотрит на нас безотрывно!
      
      
      Чего желает мэм?
      
      
      В аэропорту Даболим впервые услышала эти слова, и на протяжении десяти дней пребывания в Гоа буду слышать их много раз на дню - как будто в возмещение прожитых лет. В родной стране "мэм" если и слышала что-то подобное, то в контексте осуждения: "А чего вы хотели?!"...
      Отель, где поселилась, расположен в Центральном Гоа, местечко Нурулл. Ближайший пляж в трех километрах - минус, но плюсов много. Бассейн с проточной водой, за ним со старанием ухаживают с помощью специальной техники. Электронный сейф, вай-фай, великолепное постельное белье, балкон, два кондиционера и большой вентилятор на потолке, ежедневная уборка в стильном и уютном номере, где есть все, что нужно человеку и ничего лишнего. Разве что лебеди и слоны из белых полотенец, создавать которых персонал учат в специальном колледже. На женщин очаровательные сюрпризы производили впечатление, я не исключение: радовалась, как ребенок игрушкам! Собственно, не столько им, сколько милой задумке доставлять взрослым детскую радость. А меня стращали: в любом отеле Гоа крысы, ящерицы, тараканы, несвежее белье...надо брать с собой замки для сейфа и двери, и кучу лекарств: кишечных инфекций точно не избежать.
      Удаленность от пляжа компенсирована: трижды в день красивый автомобиль с кондиционером вез из отеля к пляжу и обратно... Но "мэм" хотела большего! Погонять по ночным дорогам на самом популярном здесь виде транспорта - байке, и проехаться в автобусе, где ездят простые гоанцы за 5 рупий... Дверь его закрывается ручкой с защелкой. Над дверью - зеркало. В салоне регламентирующие надписи: "Handicaps only", "Ladies only", "Only senior sitizans". Вместе со мной в автобус вошла женщина в сари с ребенком на руках - ей тут же уступили место. А мне - позже, когда беззастенчиво разглядели с головы до ног. Я глазела с той же простотой. Водительская кабина отделена невысокой загородкой и вертикальными деревянными стойками, выполняющими скорее роль интерьера, чем барьера. Но главный здесь - кондуктор со свистком во рту: подает сигнал водителю, когда остановиться или трогаться. Мы с новой пассажиркой даем ему каждая 50 рупий, он - сдачу: ей 45 рупий, мне 20. Почему-то это не кажется несправедливым. И никаких билетов взамен: чего лес на ненужную бумагу изводить?.. К слову, светофор в Гоа единственный: возле аэропорта. В столице Панаджи, например, пробки весело и быстро рассасываются, хотя движение очень интенсивное.
      Спрашиваю соседа, едет ли автобус к реке Мандови, где хочу сойти, чтобы попасть на Коко-бич. Посмотреть, как рыбаки готовят снасти, уходят в море и возвращаются с рыбой. Единственный раз за 10 дней мне отвечают: "Я не говорю на английском"... А на нем в Гоа говорят почти все. Правда, здесь проживает много этносов, у каждого свой акцент, поэтому английский чрезвычайно разнообразный, но одинаково плохой. Но, как говорится, чья бы корова мычала...
      
      
      О коровах и прочей живности
      
      
      Коровы - священные животные, бродят по улицам, отдыхают чуть не на проезжей части, тусуются возле ресторанов - никому и в голову не придет отогнать. Убивать коров тоже нельзя. А вот прогнать из дома - можно. По Гоа бродит армия уличных коров. Некоторые при деле. Поехала я как-то в местечко Арпору. Неожиданно на меня двинулась небольшая процессия с музыкой и барабанами, в центре - разодетая и украшенная во что только можно корова. Вид ее в наряде поистине устрашающий. Человек, одетый факиром, сделал жест, и корова, вытянув вперед ногу, согнула другую и поклонилась! Оставалось только сфотографировать и вознаградить компанию рупиями.
      В Гоа ни одной кошки на улице, зато собак - много... В основном небольшие, шерсть желтая. Лежит такая, дремлет. Открывает глаза - поражаюсь: ярко-голубые! Чувствуя интерес, худенькая шавка поднимется. Смотрю - глаза-то светло-желтые. А были голубыми! Наверное, ей снилось небо, в котором она летала... Позже поняла, почему у гоанских собак глаза то голубые, то желтые. Когда смотрят вверх - в них отражается яркое небо Гоа...
      Меж тем наш с собачкой путь пересекся с индианочкой в сари, та испуганно уклоняется от собаки. Вах! не видела ты наших расейских псов, девка, которым небо не снится! Сама боюсь их. А эту... не удержалась: расцеловала в худые щеки. У собачки - ступор. Я уже далеко ушла, а она глядит вслед. Тут вспомнила о страшилках: насколько де в Гоа де все заразно, потянулась в карман за салфетками. Собачка по-своему поняла жест, но кроме леденцов у меня угощенья нет. Их она есть не стала. То ли не знает вкуса конфет, то ли боится кариеса...
      Много слышала и о том, что в Гоа масса горластых ворон, а больше никаких птиц. Неправда. Вороны есть, но есть ибисы на рисовых полях; множество других птиц с незнакомыми российскому уху голосами будят по утрам своим пением. И, конечно же, голуби и воробьи - почти такие, как у нас. Только - субтильней. Впрочем, как и люди. Полный гоанц - редкость.
      
      
      Пусть тебе повезет, Майкл!
      
      
       Самое приятное для одиноко путешествующего человека - дружелюбность окружающих. А вот этого в гоанцах - неисчерпаемо! Они общительны, отзывчивы и услужливы. Имею в виду даже не персонал в отеле, а людей, которых встречала на улицах. Трудно подумать, что их улыбки неискренни. Однажды авто из отеля запаздывало забрать меня с пляжа. Семья хинди, промышляющая сувенирами, предложила стул в тени. Глава семейства позвонил в отель со своего телефона (в моем индийской симки не было). В общем, участие полное...
      Другой раз оставила фотоаппарат в уличном кафе. Официант выбежал вслед, чтобы вернуть... К слову - в Гоа нет преступности. А полицейские - есть: они патрулируют и пляж. Все, как на подбор стройные красавцы в ладно сидящих костюмах бежевого цвета.
      Гоанцы с интересом расспрашивают тебя, и с обезоруживающей открытостью рассказывают о себе. При этом не заметила, чтобы они что-то хотели изменить в жизни. Никакого беспокойства, даже если есть к тому основания. Лишь один бармен в пляжном шейке, назвавшийся Майклом, имел такую цель. Поведал, как его семья жила в одной из провинций Индии: "Жили одним днем, не знали, что будем есть завтра. Не было одежды. Отец и мать надрывались в поисках работы, чтобы прокормить детей. Однажды услышали, что в Гоа жить проще... Мне было одиннадцать лет, когда я начал работать в шейке. Заработанные деньги отдаю матери. Мечтаю, что через десять лет мы не будем знать нужды. Я не развлекаюсь со сверстниками, работаю. Хочу видеть мою мать счастливой и обеспеченной". На тыльной стороне его ладони вытатуировано имя матери. А на предплечье надпись: "One lafe - one shans. Trust your love. Trust your dream"...
      
      
      Особенности купания в Индийском океане
      
      
      Общеизвестно, у берегов Гоа Индийский океан именуется Аравийским морем. Оно необыкновенно ласковое, не горчит, как Черное море - солоновато как кровь. И целебно: после первого заплыва избавило от насморка и кашля. Оно лазурно и чисто, метров сто от берега - и над водой витает неповторимый запах свежести только что вскрытого арбуза...
       Но иногда Индийский океан перестает прикидываться морем - гонит океанскую волну. Мне нравится плыть вслед ей к берегу. В какой-то миг тяжелая масса воды взлетает и, перед тем, как ухнуть вниз, кажется невесомой... Однако в последний день не удалось пробиться сквозь кипящий прибой туда, где волны не сбивают с ног, а только качают. Волна шарахнула, опрокинула, закрутила, я потеряла ощущение верха и низа. В голове - две мысли. Одна вполне философская: с человеком на этой планете в любой миг может произойти что угодно - не надо быть самонадеянной. Вторая прозаическая - следует держать нижнюю часть купальника, потому что часто из такой переделки люди выходят на берег голыми...
       Вечером всех ждет ежедневный национальный праздник сансет. Проще говоря - закат. Гоанцы и туристы выходят на берег, медитируют, бродят и зачарованно смотрят на солнце. Закаты в Гоа необыкновенно красивы! К сожалению, другие праздники, например, Девали (праздник Света) или Холи (праздник красок) бывают раз в год. Надо подгадать следующий приезд к этим событиям. Ведь хочется до конца понять, отчего простые гоанцы при откровенной бедности так безмятежны, не утрачивают дружелюбного, счастливого интереса к другому человеку, отчего общение с ними - праздник души: естественное, без неловкости... Ведь не только потому, что небо над ними менее сурово, чем наше? Думается, есть связь между светлой щедростью гоанского неба и их шанти, нежеланием прикарманить забытый фотоаппарат (к чему отягощать карму?), безразличием к тому, как человек одет при живом интересе к его душевному настрою. И есть нравственная правда: ведь оттуда, с неба, где дядька Андрей идет рядом с телегой, видно все, но не все, очевидно, приемлется. Строг, страшен в своей бесконечности, загадочен батюшка-космос, со всех сторон обнимающий нашу теплую планету...
      
       февраль 2013 год, опубликовано в газете "Республика Татарстан" 21.02.13.

    17


    Исааков М.Ю. Спокойный город   16k   "Очерк" Публицистика


    Спокойный город

      
      
       Мир велик, интересных мест в нём много. Хотя для кого как. Один даже выйдя из дома, в привычном, ежедневно виденном пейзаже что-то занятное подметит, другому непременно экзотику подавай, благо нынче любой волен лететь куда угодно, были бы деньги. Опять же подходы к выбору места для отдыха у всех разные: кому-то нужен драйв, кому-то -- тусовка, кто-то по горам лазает, а иные хотят просто поваляться на песочке у тёплого моря.
       Мне, не скрою, поездить довелось и по России, и дальше. Но, поскольку информации в сети навалом, мои впечатления вряд ли что-то существенное добавят. К тому же, прежде чем начать познавать мир, неплохо бы свою страну узнать. Стоит ли мечтать о "Лувре" тому, кто ни в "Третьяковке", ни в "Эрмитаже" сроду не был? Тем более, Россия не только музеями богата, по части природных красот тоже есть на что посмотреть, чему подивиться. А есть и вовсе уникальные места: Камчатка, Байкал, Горный Алтай... Перечислять можно долго.
       О Байкале, к примеру, кто не слышал? Всякий знает, что это самое глубокое озеро в мире и что воды в нём больше, чем в Каспии, и что она чистоты необычайной. Но многие ли Байкал видели? А зимой? Я сподобился и доложу вам, друзья, зрелище феерическое, ни на одном северном море такого не увидишь. Не знаю, отчего так получается, но замерзает Байкал только во второй половине декабря. Местные жители уверяют: лёд настолько чист и прозрачен, что через метровый слой плавающих рыбок разглядеть можно.
       Так ли это не проверял, рыбок сквозь лёд не наблюдал, врать не буду, зато видел другое. Представьте. Начало декабря 1993 года, мороз за тридцать, да ещё с моря (а Байкал местные жители только так и зовут) ощутимо поддувает. Стою на пригорке, вид отменный. Передо мной громадная чаша воды, через которую даже в ясный летний день взгляд другого берега не достигает. Что и неудивительно: до того берега километров сорок, а горизонт, даже если на бугор забраться, всего на семь-восемь км отстоит.
       И вся эта необозримая водная масса курится дымом. Точнее, не дымом, а паром. Воздух -- -30оС, а вода -- +4оС, перепад температур огромный, оттого вода вовсю парит. Чистейший, прозрачный воздух и плотная, будто материальная стена пара. А поскольку безветренные дни на Байкале редкость, столбы пара не поднимаются к небу ровно. Они перемешиваются, свиваются в спирали, принимают причудливые формы, в которые можно вглядываться бесконечно.
       Примерно так же мы часто смотрим на облака, видя в них разнообразные фигурки. Очень приблизительное сравнение, поскольку клубы пара над зимним Байкалом гораздо более сильное впечатление производят.
       Красиво поёшь, скажет мне иной читатель, неплохо бы побывать, только в Тайланд слетать куда дешевле выйдет, чем на Байкал, не говоря уж о Камчатке. И будет прав (к сожалению!). Что ж, в нашей стране много более доступных (как по расстоянию, так и по цене) мест, об одном из которых я и хочу рассказать. Тем более, что об этом городе ничего вы в сети не найдёте, кроме, разве что, скудной справочной информации.
       Позвольте представить: город Бобров, райцентр в Воронежской области, население около двадцати тысяч. Познакомился я с ним ещё в прошлом веке, году так в 97-м. У моего близкого друга предки оттуда, вот я как-то раз к нему и присоединился. Но в первый визит Бобров не впечатлил, просто райцентр, каких в России много. Всю прелесть этого уютного городка я разглядел позднее, когда стал ездить туда регулярно.
       Вышло так потому, что лет семь назад мой друг, выйдя на пенсию, перебрался туда на ПМЖ. Купил домик, отремонтировал, утеплил, сделал пристройку с ванной и туалетом, провёл воду, магистральный газ. Короче, получилась как бы комфортабельная квартира, но в частном доме. А самое приятное, что до реки -- пять метров.
       Дело в том, что Бобров расположен на возвышенности. Не очень большой, но всё же заметной. Нижняя часть города спускается к реке довольно круто. Примерно посередине склона проходит железнодорожная ветка (даже платформа имеется), а ещё ниже, по берегу реки проложена крайняя улица имени героя Отечественной войны, лётчика Турбина. И вот эта улица застроена исключительно частными деревянными домами, отчего выглядит типично деревенской.
       И река, конечно. О реке-то я ещё ничего не сказал. Зовётся она Битюг, впадает в Дон. Если в справочник заглянуть, речка, вроде невеликая, по всем параметрам Москве-реке уступает (по водосбросу аж в пять раз!), но, когда с улицы Турбина смотришь, так не кажется: Битюг в этом месте довольно широк, с полкилометра будет. Это потому, что по руслу там и сям живописные островки разбросаны. Небольшие, но густо деревьями заросшие. Есть, однако, и полянки -- идеальное место для пикника. А поскольку лодки у каждого второго имеются, сплавать, коли желание возникнет, не проблема.
       Берега реки очень живописны. Воронежская область, это уже лесостепная зона, оттого сплошных лесных массивов нет, только отдельные рощицы, что, на мой вкус, глазу приятнее, чем стена деревьев. По Битюгу даже туристические байдарочные маршруты проложены. Понятно, любителям экстрима там делать нечего: течение вялое, ни порогов, ни стремнин. Но для тех, кто хочет просто полюбоваться природой, гребя не на результат, а в охотку, для собственного удовольствия, самое оно. И желающие находятся. Купаясь, я не раз байдарочников видел. Подплывёт такой турист к пляжу, плавсредство вытащит, соберёт и наверх, к электричке поспешает.
       Но главная прелесть Битюга заключается в чистоте и удивительной мягкости воды. Встаю я даже на отдыхе рано, первое омовение делаю часов в восемь, благо ближайший деревенский пляж в десяти метрах от ворот дома. Входишь в воду по грудь, а между ног по-над самым дном мальки снуют. Позже, когда отдыхающих прибавляется, вода мутнеет, но тут уж ничего не поделаешь, песок. Чистый речной песочек, конечно, не грязь, но всё же утренние, ранние купания я люблю больше.
       Вода выглядит чистой настолько, что так и тянет глотнуть. Разумеется, попробовать не рискнул: мы, люди XXI века с детства знаем, что пить воду из открытых водоёмов не следует. Но скажите честно, много ли вы знаете мест, где можно волосы прямо в реке помыть? Они есть, конечно, но не на каждом шагу встречаются и, что всего обиднее, остаётся их всё меньше и меньше. Битюг -- одно из них.
       Летом добрая половина женщин с улицы Турбина волосы (а они у тамошних дам, как правило, длинные) моют в Битюге. Вода мягчайшая, оттого и причёска получается пышной без всяких кондиционеров. Я и сам в реке не раз мылся, это гораздо приятней, чем под душем. Несмотря на то, что в доме моего друга из душа течёт та же речная вода. Умом понимаю, но телу всё равно в реке приятнее.
       Но Битюг хорош не только для любителей позагорать, да в чистой воде поплескаться. Рыбакам раздолье не меньшее. Единственное неудобство -- с берега ловить не очень сподручно. Лучше лодочку взять, да к камышам сплавать. Сам-то я не любитель, но видел, удят. И не просто с удочкой сидят, но и с приличным уловом возвращаются. Раньше по берегам реки бобры селились (в их честь и город назвали), но в наши дни никаких бобров, увы, не осталось, извели. Но рыбу и раков не сумели, что радует.
       Трудно описать, какое это удовольствие: выйти из дома в тридцатиградусную жару в одних плавках и упасть в прохладную (градусов 25, не ниже) воду. А потом, наплававшись, развалиться в шезлонге, в теньке с запотевшей бутылочкой пивка. Пиво в Боброве, между прочим, я только местное пью, "Воронежское Жигулевское". Цена -- с московской не сравнить, а качество отменное. Ну а коли желание возникнет водочки под шашлычок употребить, так только Бутурлиновскую, тоже местную. Ну о ней я отдельно расскажу, того стоит.
       Вечером тоже неплохо. Как я уже упоминал, улица Турбина напоминает деревенскую. Не только архитектурой напоминает, но и распорядком дня местных жителей. После заката жизнь замирает. Как только живность (что дикая, что домашняя) затихает, на вас падает тишина. Нет, не так. Не тишина, а Тишина с большой буквы. Изредка простучит поезд и снова тихо. Рыба в реке плеснёт -- издалека слыхать.
       Когда мы с другом перед сном кофеёк на свежем воздухе попиваем, невольно на шёпот переходим. Бобровскую тишину буквально слушать можно. Вот честно признаюсь, всегда считал эту фразу глупой, чем-то вроде затасканного штампа. Пока сам не ощутил. Наверху, в самом городе не так, Бобров хоть и маленький, но райцентр. И хотя нет там трамваев, да и машин ощутимо меньше, чем в Москве, но не бывает в городе абсолютной тишины. А на улице Турбина бывает!
       Тут, возможно, кто-то из читателей, задумчиво наморщив лоб, искренне удивится: и это отдых? Да что в нём хорошего? А это кому как. По работе я вынужден много общаться и от этого устаю. Работу люблю, она мне нравится, но устаю. Накопившееся за полгода нервное напряжение требует разрядки. А разрядку я получаю там, где тихо и спокойно, где никто не достаёт. И в этом смысле Бобров -- идеальное место, очень спокойный город. Не скрою, в Таиланд летаю с большим удовольствием, но периодически тянет именно в Бобров, тем более и по деньгам несопоставимо.
       Там никто никуда не спешит. Даже человека идущего быстрым шагом, не каждый день встретишь, а уж бегущего я вообще ни разу не видел, если не считать тех, кто здоровье поправляет. Не знаю почему, но стоит мне на берег Битюга выйти, такое умиротворение испытываю, что губы сами собой в блаженной улыбке растягиваются.
       В Москве я сплю пять-шесть часов и никогда, даже по выходным не отдыхаю днём. Не тянет. А в Боброве с организмом что-то странное происходит: после обеда глаза начинают слипаться и два часа, минимум, сплю как сурок. Плюс ночью восемь-девять. Почему так? Видимо потому, что воздух чистый и нервы не шалят. Проведя неделю в гостях у друга, я два месяца ощущаю необычный прилив сил и практически не нервничаю. Потом организм постепенно возвращается в привычно-московское состояние и я снова начинаю считать дни до следующей поездки...
       Как бы то ни было, сегодня на улице Турбина коренные бобровчане, дай Бог, две трети составляют. Остальные дома скупили иногородние граждане (в основном, воронежцы) и используют в качестве летних дач.
       А почему нет? Благо стоимость жизни в Боброве заметно ниже, чем даже в Воронеже, не говоря уж о Москве. Ещё пять-шесть лет назад можно было поужинать в "Виктории", центральном, на то время, ресторане города, за полторы тысячи рублей на четверых, изумляя окружающих богатым заказом. Примерно тогда же таксисты-частники порывались дать сдачу с пятидесяти рублей.
       Конечно, за прошедшие годы расценки подросли, но повысилось и качество жизни. Уровень обеспеченности граждан практически любого города хорошо виден по машинам, особенно, когда наблюдаешь процесс в развитии. Семь лет назад иномарка на улицах Боброва была большой редкостью (примерно как "Мерседес" на улице Москвы в семидесятые). Нынче их довольно много (хотя пока и меньше половины) и далеко не все подержанные. Но даже сегодня отдохнуть в Боброве можно качественно и дёшево, кто бы что не думал на этот счёт.
       Тем, кто подобно мне считает, что можно отдыхать и на Родине (причём необязательно в Сочи или в Кисловодске), получая от такого отдыха удовольствие, дам небольшую транспортно-логистическую справку, а уж потом продолжу. Добраться до Боброва из Москвы напрямую не получится. Есть вроде бы автобус, идущий почти до места назначения. Почти, но не совсем, ибо город расположен километрах в десяти от Ростовской трассы. Да и вообще, автобус, на мой взгляд, это не комфортно, хотя и существенно дешевле поезда.
       Но поезд проще и удобнее, на южные направления их много ходит, так что с билетами, даже в курортный сезон, обычно проблем не бывает. Правда, приходится ехать с пересадкой, железнодорожная ветка через Бобров проходит, но она, так сказать, местного значения. Лучше всего брать билет до Лисок (бывший Георгиу-Деж), а там пересесть на электричку. Расстояние от Лисок до Боброва -- сорок пять киломертров, на электричке час, на такси -- тридцать минут. Можно и до Воронежа на местном скором доехать, но до Боброва оттуда дальше, под сотню километров на юго-восток.
       Итак, мы имеем тишину, покой и отличное купание в чистой воде (а при желании и хорошую рыбалку), но это не всё! А натурпродукт? Многие продукты повседневного употребления в нашем меню, только домашние. Кто не пробовал, меня не поймёт. Например, ветчина. В магазине она есть, конечно, и неплохая, но зачем? Зачем, когда знакомый специалист из вашей свининки изготовит хошь ветчину, хошь буженину. Да такую, какой на мясокомбинате никогда не получить.
       А копчёную гусятинку из молодого гусика, ещё вчера травку щипавшего, отведать доводилось? А сметанку, которую на хлеб вместо масла мазать можно, пробовали? А яички прямо из-под курочки, которые и в сыром виде отлично идут, а... В общем, хватит, а то слюнями изойду. Но я обещал о бутурлиновской водке рассказать. Бутурлиновка это соседний райцентр всего в сорока километрах от Боброва. А там водочный заводик. Небольшой, но продукт выдаёт, такого качества, что никакая другая водка, что отечественная, что зарубежная, сравнения с ней не выдерживает. К сожалению, у москвича нет шансов сей напиток испробовать, мало его производят, все на месте и потребляют. Разве только какой бобровчанин в гости заедет, угостит.
       Допускаю, что этим пассажем я лишил себя нескольких важных баллов от судей вегетарианцев, но тут уж ничего не поделаешь. Мы хоть и приматы, но животные хищные, да и, по моему глубокому убеждению, в высоких широтах, где зима длиннее лета, без мяса не обойтись. А что касается водки... Во-первых, мы все тут взрослые люди, а во-вторых, качественный продукт вреда здоровью нанести не может. Если, конечно, меру знать. Потому что чувство меры есть основное качество, отличающее человека разумного от человека неразумного. А то, что всякое лекарство при превышении дозы может стать ядом, любой медик подтвердит.
       Те, кто жаждет более активного отдыха, могут побродить или поездить по окрестностям. Природа порадует, поверьте. Но и достойные объекты материальной культуры имеются. В первую очередь это хреновской конезавод. Основан он был в местечке Хреновое (ударение на последнем о) 24 октября 1776 года графом Алексеем Григорьевичем Орловым-Чесменским.
       В позапрошлом веке именно на этом заводе вывели Битюгов, знаменитую породу лошадей-тяжеловозов, чьё название стало нарицательным. В XIX веке практически весь гужевой транспорт в Российской Империи держался на Битюгах (лошадок назвали по имени реки, как вы уже догадались). Позже, уже в советское время, когда вывели более удачных Владимирских тяжеловозов, Битюгов разводить перестали и в наши дни порода практически исчезла. Но завод функционирует, теперь там разводят Орловских рысаков и Арабских скакунов.
       Однако, Хреновской завод интересен не только лошадками, но и тем, что весь комплекс производственных построек спроектирован архитектором Жилярди. Да, да, тем самым. Так что на творения итальянских мастеров не только в Питере полюбоваться можно. Добраться до Хренового несложно, всего 23 километра от Боброва.
       В поисках душевного покоя не обязательно удаляться в пустыню. Прозрачная вода бывает не только на Мальдивах, а экологически чистые молочные продукты не только в Альпах. И патриот своей страны не тот, кто часто об этом говорит, а тот, кто просто её любит.
      
      
       Окончено в марте 2013г.
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    4

      
      
      
      
      
      

    18


    Cochon P. Королевская гордость   9k   "Очерк" История

    
    		
    		
    		

    19


    Василевский А. Китайские истории (сокр)   30k   "Рассказ" Проза

    Мой твиттер. https://twitter.com/my_sitcom - сюда я записываю сюжеты, ситуации, идеи.
      Я понимаю, что поездка в Китай на 11 дней не даёт представления о всей стране или о населении. Даже на 1%. Всё же, это не просто штампы. Это - то, что я видел и слышал на протяжении своего путешествия. Я это не выдумал, значит, то, что я записывал, присуще хоть какой-то части населения и культуре Китая. Китай - удивительная, совершенно чуждая и необъяснимая страна с очень странными людьми. Я писал короткие заметки во время поездки, и здесь я их все соберу. С самого начала, когда я выбирал место отдыха - и до возвращения. Отдельным мотивом будут звучать истории про соотечественников, с которыми я там сталкивался. Я крайне общителен, и даже короткий вопрос в мой адрес может породить бурный и продолжительный ответ с ответвлениями.
       ***
       Сестре говорю:
       - А давай самый простой отель.
       А она такая:
       - А отзывы почитать?
       Я стал их читать: и волосы зашевелились. Там сыро, там рыбьи потроха в море. Там пятисантиметровые бесшумные летающие тараканы. Там об интернете не слышали ("Письмо отправить? Телеграмму в смысле?"). Там кормят мелко нарезанной травкой. Там толчок не спускает. Там воруют сумки. В одном отзыве написано: "В номере обнаружили кузнечиков и ящерицу. Не понятно, почему она их не съела".
       И я сказал:
       - Слушай... Я не хочу знать, куда еду.
       Так что, я и не знал.
       ***
       11 часов тупо пялился в навигатор в "Трансаэро", и вот - я наверстал курсы школьной географии.
       Интересная штука турбулентность. Хоть когда-нибудь было такое, чтобы она не настигала самолёт. Бывает, что пролетишь 10 часов из 11, и вроде бы всё, обошлось. Но нет: "Мы входим в зону турбулентности. Пристегните ремни, бла-бла-бла". А бывает, что и каждый час трясёт.
       - Я сидел во время полёта у иллюминатора. Очень хотелось пить, но я держался, чтобы не бегать, беспокоя соседей в туалет, а спокойно поспать. И вот, иногда я мечтал о том, чтобы выбежать, отнять у стюардессы 2 литра колы и запереться с бутылкой в туалете. Пить и писать, пить и писать.
       - Пить и писать, пить и писать. У тебя это что молниеносно происходит?
       - Если пить 2 литра колы, то да, часто. Но ты забываешь про силу союза "и". Там может пройти и час между. Иисус и Мухаммед.
       В конце перелёта пилот авиакомпании говорит стандартные "Надеюсь, вы воспользуетесь нашей авиакомпанией". Интересно, а что, их кто-то выбирает? Нет, я понимаю, что "Эмирейтс" или "Сингапурские" в сто раз круче. Летал. Но 99% покупают тур, путёвку, поездку, совершенно не интересуясь авиакомпанией, и, более того, не имея выбора. Так что, да, уважаемый пилот, воспользуемся, если будете летать туда, куда нам надо.
       ***
       Прилетев в воскресенье в Китай, я проспал до вечера. Вечером озаботился пропитанием, и, соответственно, обменом валюты. Пошёл на ресепшн отеля, но там, или меня не поняли, или я не понял. Со мной общались на китайском. Так я впервые столкнулся с тем, что в Китае редко кто говорит на ином языке. Итак, денег мне не обменяли. Я пошёл в соседний отель, позвонив по пути представителю "Пегаса". Она согласилась, что есть смысл обменять у соседей. В соседнем отеле, до которого, кстати, идти минут 20, мне сказали, что нужен паспорт. Делать нечего. Через 40 минут я вернулся с паспортом, чтобы узнать, что они не меняют деньги не своим постояльцам. Я буркнул, понимая, что не буду услышан в виду языкового барьера что-то типа: "А раньше сказать?". И пошёл в другой соседний отель. Там была та же песня. Меня всё это удивляет. Неужели стране не нужны деньги? Неужели им не надо, чтоб я купил орешков на ужин? И вложился в их экономику? Я часто поражался тому, как китайцы стали ведущей нацией при полном раздолбайстве и лени жителей.
       ***
       Помня, что на менее развитом Бали и в более дешёвом отеле я легко вызывал такси через, между прочим, англоговорящий ресепшн, я спросил представителя "Пегаса":
       - Ну а такси-то я могу попросить вызвать в отеле?
       И добавил:
       - Естественно.
       - Нет, - огорошила гид. - Ловите на улице.
       - А ночью?
       - А ночью они не ездят.
       ***
       Кстати, ни кошек, ни собак я там не видел. Но они вроде китайцы, а не корейцы. Помню, в Стамбуле были тучи кошек, а на Бали, наоборот - полчища собак. Возможно, сбежали из Китая от китайцев.
       В ресторане были странные правила. Чтобы поесть, надо вручить официанту талон. Получать талон надо на ресепшн. Каждый раз перед едой. То есть я получаю талон на ресепшн, и тут же отдаю официанту. Не понятно, почему нельзя было выдать их на весь отдых, например. Хотя еще и не понятно, зачем талоны. Какая-то советчина. Пару раз их вовсе не спрашивали. А другую пару раз я был без талона, а меня вынуждали оторваться от еды и сгонять за ним. А ведь еще и заполучить талон было проблемой потому, что персонал ресепшна говорил только на китайском. Иногда угадывали. А один раз они позвонили кому-то, кто говорит на русском, дали трубку мне, и я туда объяснил, что мне нужен талон.
       Кстати, еще был случай.
       - Я, наконец-то забыл ключ от номера - в номере, - торжественно заявил я сидящему в холле представителю "Пегаса", дежурящему в холле отеля с 8 утра - до 20.00.
       На что она сказала, что мы никак не объясним ситуацию персоналу, и надо ждать русскоговорящую китаянку, которая должна прибыть через пару минут.
       ***
       В нашем и других отелях, персонал мог запросто валяться на шезлонге с вами рядом. Причём, это был садовый персонал или уборщики. И от них пахло. Воняло.
       ***
       В маленьком магазине помимо кассира я насчитал 5 продавщиц, чуть ли не по каждой - на ряд. А, кроме того, рядом с кассиром стояла женщина, которая только упаковывала товар в пакетики.
       Кстати, хорошо и удобно то, что в этом магазине был штрих-кодовый аппарат. Потому что часто там нет касс, и для китайцев одна цена на продукты, иностранцам - другая. И сидит на кассе старый китаец и считает на калькуляторе не понятно, откуда взятые цифры. Ищите магазин со считывателем штрих-кода.
       Надписи на упаковках в Китае не продублированы хотя бы латинскими буквами. У меня в номере чайник. Пошел за кофе: продавцы, кивая, дали коричневую упаковку. В номере открыл: какие-то сушеные финики. С виду. Потом выяснилось, что это наркотик, который они жуют и выплёвывают. И он запрещён к вывозу оттуда и ввозу к нам.
       Пришел обратно. На этот раз дали кофе. Но В ЗЕРНАХ.
       У китайцев в продуктовых продаются сушеные куриные лапки в блистере, как снеки. Не понятно: они их едят или используют для Вуду. Или дерутся ими?
       В магазине встретил русских: мать и сын лет 8.
       - Мама, купи мне печенье.
       - Мы же не знаем ЭТИ. Вдруг они со вкусом курицы?
       Купил в китайском "Маке" мороженое с шоколадом. Вкус, конечно, другой. Но, что приятно удивило, оно не соленое и не чувствуется курицы.
       А дело в том, что там вся еда со специфичными привкусами. Я покупал и крекеры и сушёную рыбу и даже чипсы а-ля "Принглс". И половину этого съел только от голода, а другую выбросил. Даже простой апельсиновый сок имел странное квасное послевкусие. Хотя с виду всё понятно, знакомо, обычно.
       ***
       - Вы откуда?
       - Из Мааасквы.
       - Ааа. Напыщенные москвичи. Мы знаем, что вы нас не любите.
       - А вы откуда?
       - Из Екатеринбурга.
       - Ну что вы, ваш город - второе мое любимое место.
       - А первое?
       - Первое - ад.
       В первый день познакомился с пьяными екатеринбуржцами: женщина, её дочь, зять и внук. Они отдыхали последние дни и были очень злы. Встретил я их в нижнем ресторане. Там иногда был вай-фай. И под ночь собирались только малочисленные русские. Всех русских можно было встретить там. Не знаю, почему там не было китайцев. А русские ходили по ресторану в полутьме (свет после 23.00 отключали), как призраки, с ноутбуками и планшетами, пытаясь поймать получше сигнал, и общались через Skype с домом. Обычно они орали: "Ты меня слышишь? А я тебя нет! Так лучше? Тут слышно, но не видно!" Эти мотивы составляли половину переговоров.
       Почему-то в отеле все русские, глядя на меня, сидящего за ноутом, спрашивают: "У вас тут скайп? Вы через скайп в интернете?"
       И ставят меня в тупик. Я с poker-face`ом отвечаю: "Я тут через вай-фай."
       Туристам из Екб обещали номер из 3 комнат, дали одну. Они попросили поставить им хоть кровать третью. Всё же 4 человека. Им предложили сдвинуть 2 имеющиеся. Они спали вчетвером на 2 кроватях в уже озвученном неоднородном составе. Кроме того, они летели через Новосибирск. А в последнем была задержка на 16 часов! Более того, все дни их отдыха лил дождь. Так что причины злиться на лицо. Ну, и еще не считая того, что я расскажу сейчас.
       Все "пегасовские" экскурсии содержат много коммерции. Это обязательные посещения всяких чайных фабрик, производителей шёлка, акульего жира, центров нетрадиционной медицины и так далее. Об этом еще будет позже.
       И вот после одной экскурсии их привезли на "супердиагностику". Если утрировать, то практически по рентгену мизинца выявлялись все болезни. "Врач"-китаец общался через переводчика. Сначала ставил диагноз женщине:
       - У вас давление.
       Она соглашается. Врач продолжает:
       - У вас подозрительные пятна на ногах. Мне они не нравятся.
       - Это комары покусали...
       - Комары... понятно... Чаю купите?
       А чай стоит 100-200 долларов.
       Её зятю 26 лет. Врач поставил диагноз "простатит".
       - Конечно, - говорит она, - он специально такое сказал, что любого мужчину забеспокоит.
       - Вы летели через "Пегас"?
       - Нет. Мы летели через "*уев пегас".
       Туристка из Питера спрашивает меня:
       - Что делал в первый день?
       - Спал.
       - А я и купалась и гуляла и перезнакомилась с соседями.
       Потом туристы из Екб рассказывали:
       - В районе 23.00 к нам в номер вваливается какая-то тетка из Питера с бутылкой водки.
       ***
      Для репертуара китайского Задорнова: "Только китаянка может идти по пляжу при +26 под зонтиком, в короткой юбке, черных колготах и в меховых сапогах на высоком каблуке, который вязнет и вздымает песок."
       ***
       В поездку я взял с собой сразу 2 мобильных транспортных средства: одноколёсный электроскутер. По типу Segway, но колесо одно. Достоинства: малый вес, 11,5 кг, размер с чемодан - компактен. Но оттуда же и недостатки: крайне, невыносимо сложно овладеть балансированием на одном колесе. И ручек нет. А равновесие надо держать не только вперёд - назад, но еще и вправо-влево. По сторонам от колеса раскладываются педали, на них надо встать, и управление наклонами корпуса. Чем сильней наклоняемся вперёд, тем быстрей едем. Отклоняемся назад - тормозим. Поворачиваем докручиванием корпуса. Кроме того, что тяжело удерживаться, еще очень сильно устают ступни и щиколотки. Ими же, по сути, мы и управляем. За неделю поездок по Китаю, я очень прилично овладел управлением. И второе - чемодан-самокат.
       С виду - обычный чемодан с ручкой на колёсах. Но ручка откидывается так, что превращается в подножку с 3-м колесом. Он был бы незаменим в крупных аэропортах: Дубай, Шипхол, Сингапур. Но в Домодедово совершенно бесполезен. И, тем не менее, я там погонял на нём перед вылетом. Очень эпатировал публику. Кататься приятно. С ним скорость утраивается относительно человеческой. И вообще - ветерок, драйв, развлечение в ожидании посадки. А, если ездить вдвоём, и у каждого по чемодану, так еще и наперегонки можно погонять. Но он почти не пригодился.
       ***
       - Я сегодня катался на одноколесном электроскутере. Китайцы бурно реагировали: кричали, показывали пальцем, фотографировали. Были в шоке.
       - Ага. Сами сделали и сами в шоке.
       (Скутер производства американской фирмы, но сделан, как и 99% техники в Китае.)
       Вчера одноколёсный е-скутер неожиданно разрядился в паре км от отеля. Я его нёс (он весит 11,5 кг), скособочась, перекладывая из руки - в руку и зло думал: "Тоже спорт".
       - Хотел побегать на беговой дорожке. Но в нашем отеле тренажерный зал закрыт. В отеле напротив открыт, но в нем нет электричества...
       - А ты не думал... ну типа побегать на улице?..
       - ... Эээ... я так захайтечился, что мне это ВООБЩЕ в голову не пришло. Спасибо, надо обдумать.
       - Что обдумать?
       - Ну, что одеть, где бегать, что с собой взять... Я ж никогда не бегал на улице.
       Так я, занимаясь много лет спортом в целом и бегом в частности, впервые открыл для себя реальный бег.
       ***
       Уборщица рвалась в номер и никакие слова на известных мне языках ее не останавливали. Я нашел в гугле иероглиф "завтра, пожалуйста", тщательно перерисовал его на бумажку, приоткрыл дверь и вручил ей. И это помогло.
      Не дай Бог застрять в лифте в стране, где говорят только на китайском (если на нем не говорите вы, а это вряд ли). Даже, если служба в кнопке-колокольчике и определит, в каком вы лифте, и пообещает помощь через час, то мы-то не узнаем, поняли ли они что-то и будет ли помощь и когда.
       - Таксисты тоже не знают английский. Чтобы куда-то доехать, им надо показывать визитку с названием того места. И вот мне сегодня надо было в отель, а потом - в центр, в ресторан "4 сезона", поесть. И я показываю таксисту 1 палец (типа "первое место") и - визитку отеля. Потом 2 пальца и - визитку "4 сезона". Он почему-то активно покачал головой в знаке отрицания и уехал.
       - Возможно, он подумал, что ты хочешь его поиметь в номере, а потом отвезти покормить?
       На Хайнане мы столкнулись с проблемой поймать такси. Так что, один раз даже ехали на автобусе, а в другой, прошли 7 юаней, пока ловили машину. Жители Якутска пытались войти в среднюю дверь, чему я подивился, дисциплинированно пройдя к передней. Среднюю дверь у них перед носом закрыли, и они стушевались.
       - А разве у вас вход не спереди? В Москве так заведено.
       - Нет, у нас где угодно. Платишь на выходе.
       Потом мне сказали, что эксперимент в Москве провалился, и турникеты, расположенные у кабины водителя, будут убирать. Не знаю, правда ли.
       От нашей гостиницы - до центра города 10 км. И стоит это 20 юаней, 100 рублей по-нашему. Не дорого. И вот теперь понятно, что такое 7 юаней, которые мы прошли. Часто таксисты просто не останавливаются. Часто просят оплатить не по счетчику, а, в случае отказа, уезжают. Их, машин такси, вообще мало. Можно полчаса ловить и не поймать. И пару раз было такое, что мы ловили машину, а нас отталкивали подбежавшие китайцы и запрыгивали в неё, пока мы с ошарашенным видом смотрели на это. А один раз даже было так, что китайцы оттолкнули нас, мы - их. И я на всякий случай даже уселся на переднее пассажирское, а китаянки еще пытались уговорить водителя, видимо, выкинуть нас и отвезти их.
       ***
      Некоторые рестораны присылают бесплатно микроавтобусы к отелям, чтобы увеличить количество клиентов. Так я попал в ресторан "Лагуна" на о. Хайнань. На обратном пути водитель ждал, пока автобус набьется под завязку (люди из разных отелей, но все русские). И вот автобус набит, и это кое-что нам напоминало.
       Слева от меня парень шутит:
       - Передайте за проезд, пожалуйста.
       Тут пришли еще 3 дородные тетки, отель которых расположен в 300 метрах. И просят ужаться.
       - Да ладно вам, - говорит тот же парень,- подождите 20 минут, пока нас развезут, попейте пиво. На улице не зима и солнце не печет (вечер, + 25С). Ну, нет же места.
       Тетки ушли, но автобус не едет.
       - Наверно пошли звонить в генконсульство, жаловаться: "ресторан "Лагуна" не везет нас в отель".
       Маленькая девочка пищит:
       - Мама, почему мы не едем?
       - Транспортная компания, дочь, вступила в неразрешимые противоречия с клиентами.
       - Мама, а я впервые пальму вижу.
       - Ты здесь уже 15 дней, а пальма только что осела у тебя в голове? - мать смеется.
       Тетки вернулись:
       - Ну-ка ребятки, давайте ужмемся!
       В итоге, ворча или посмеиваясь, совершили привычно-невозможное и ужались. Эти туристки действительно были высажены через минуту у отеля "Тянь Фуань".
       ***
       Дети до 6 лет в Китае считаются неприкасаемыми. У многих джинсы или комбинезон имеют открытое отверстие сзади и спереди. Ребенок может присесть в любом месте, включая тротуар и справить нужду (любую). Родители будут стоять рядом и умиляться. Мне кажется, что у некоторых китайцев эта привычка не проходит и после.
       И вот недавно я увидел, как китайский цветок жизни срет у шезлонга, на котором обычно загорал я (но в этот раз я был на другом). А потом родители слегка прикопали результат. Конечно, то место я потом обходил стороной. Но понимал, что детьми за годы засрано и зассано тут все и везде.
       Почти все китайские мужчины курят (за женщинами не замечал). И у них нет ограничений в плане места курения. Например, я наблюдал их за этим в море, в бассейне, в лифте и даже в маникюрном салоне в ожидании его девушки. Я это видел, бродя по торговому центру, который усеян такими салонами без дверей.
       Пожилая китаянка сплюнула под ноги. И это она не выражала презрение ко мне. У китайцев нет табу на этот акт, как у нас - на моргание.
       Армия дает некоторые привилегии, поэтому китайские мужчины туда рвутся. В частности, наш гид дал взятку (эквивалентную 50000 руб.), чтобы его рекрутировали.
       Китайцы совершенно игнорируют понятие первого (интимного, личного) круга. Они встают на эскалаторе на следующей ступеньке, а не через. Они могут прилечь на соседний с вашим шезлонг, когда там лежите вы или ваши вещи (причём, один раз китаец стал двигать шезлонг с лежащим на нём любопытствующим мной, чтобы повернуть, как я с трудом понял, меня лицом к солнцу - позаботился, то есть). В пустом кафе они могут присесть за ваш столик и закурить, совершенно не обращая на вас внимания. И даже иногда трогают волосы блондинок.
      Все китайские автолюбители (мне говорили, что на севере не так), как и арабы любят посигналить по поводу и без. В основном, это не агрессия, а просто они дают понять, что они едут сзади, сбоку и так далее. Но в центре города невозможно разговаривать от шума этих сигналов. Так что, во-первых, жители центрального района, должно быть, страдают какой-то формы глухоты, а, во-вторых, там самый популярный знак "Подача сигнала запрещена". Я шутил, что наказание - расстрел. Но там никто на знаки или светофоры внимания не обращает.
       Вечерами китайские площади заполняют одинаково одетые пенсионеры (преимущественно, но встречаются и молодые), чтобы синхронно танцевать разные странные танцы. Я видел до сотни танцующих на 4 площадях подряд. Как мне объяснили, это своего рода развлечение.
       Китайскому обслуживающему персоналу почему-то не принято давать на чай. И даже таксисты без сомнений, промедления или намёков сдавали сдачу, эквивалентную пяти рублям (то есть 1 юань). И удивлялись, когда я этот юань оставлял им и кивал.
       Китайцы реально едят палочками. Мне сказали, что только гонконгские едят столовыми приборами. Потому в отеле существовала дискриминация: палочки лежали на виду. И я даже не знал, что есть ножи с вилками и первые дни мучился с палочками. А потом нашёл за дальней стойкой, у стенки, ножи с вилками. Если не знать - не найти.
       У китайцев отсутствует культура входа-выхода из лифта. Спускаешься вниз - сразу выбегай. Не то входящие китайцы запихнут поглубже и увезут обратно.
      На свадьбе у китайцев уже висят свадебные фотографии молодоженов. Как так?
       Они проводят фотосессии задолго до бракосочетания. За полгода, например.
       Причем, фотосессии крайне попугайские. Они выезжают на пляж (или на опушку) со съемочной группой. Одеты кто во что горазд. В 77% это все-таки традиционная фата, но часто встречаются и костюмы из палп фикшн, зеленые брюки и белый пиджак, просто разноцветные лоскуты (для платья). Они могут одеть очки в толстой оправе. Фотографии на фоне прокатного желтого Порша. Или бирюзового электромопеда. Невеста раскидывает фату, а жених ложится головой на ее живот. В общем, бурная фантазия ограничена рамками дичайшего бреда.
       Причем, по соседству в паре метров друг от друга могут проводиться 2 фотосессии совершенно незнакомых пар.
       Я абсолютно не понимаю: зачем вообще это делать, зачем делать за полгода, зачем эти средневековые позы и клоунские наряды. Зачем, наконец, Порш, который не их (и вряд ли будет).
       ***
       Некоторые "бывалые" и "матёрые" туристы лично или на форумах не советуют ездить с "Пегасом" или другими операторами на официальные экскурсии. А рекомендуют ездить самим: на автобусе или с таксистом. Я считаю это полным бредом. В стране, где почти все говорят только на китайском, где надписи на китайском? Как сориентироваться? Это будет, что называется, себе дороже. Я считаю, что есть разумный компромисс: найти русскоговорящего гида-китайца. Можно на форумах еще до поездки поискать.
       Ко мне на пляже в один из первых дней подошёл китаец с визиткой. Сказал, что гид. Но он сказал, что берёт группы от 3 человек. Чуть позже в ресторане отеля я познакомился с парой из Якутска, которые тоже спрашивали про вай-фай и скайп (так мы и познакомились). И я им предложил ездить вместе, и они не были против.
       Когда ко мне подошли жители Якутска, чтобы я помог им с Интернетом, они сразу забросали меня вопросами и сели на хвост: в ресторан, в город. Я был в принципе не против. Но принимал эту навязчивость без восторга. А они мне говорили постоянно:
       - Мы вам не помешали? Может у вас были планы? А тут мы такие.
       - Да, нет. Всё нормально, - отвечал я.
       А про себя думаю: "А что я мог на это ответить? Да, блин, это правда. Оставьте меня в покое!"
       Нет, мы потом подружились и всё такое. Но сама постановка того их вопроса, беспокойства за меня, не предполагала иного, кроме согласительного и вежливого ответа, если только я не социопат. А я не социопат.
       Забавно было, когда я рассказывал им про свою работу. Что я могу в принципе работать удалённо. Они постоянно ахали и говорили на всё, что звучало для них достоинством: "Ну, вы-то москвичи, вы можете".
       - Я могу работать и отсюда.
       - Хорошо устроились. Ну, вы-то москвичи, вы можете.
       - Но вообще, мне лучше быть в офисе. Просто появилось небольшое окно между делами, и я смог вырваться.
       - Окно? Ну, вы-то москвичи, вы можете.
       - Я больше люблю ночью работать. Моя работа не особо связана с людьми, а с теми, с кем связана, мы пересекаемся на границе дня и ночи.
       - Ну, вы-то москвичи, вы можете.
       Какие преимущества даёт гид? Самое внушительное - то, что он знает китайский, и что он местный. Потом, с гидом все билеты и проходы на объекты без очереди - как группе. Ну, и, разумеется, он знает эти места. Куда идти, куда не идти. Нам повезло, что гид оказался совершенно не ушлым. Мы его спрашивали антикомариное средство. Он сказал, что у него нет, но можем заехать в магазин и купить. А мог бы купить и продать нам вдвое дороже. Мог бы минералочку за дополнительную плату предлагать. Он ничего этого не делал. Один раз он помог вдвое скинуть стоимость аккумулятора для фотоаппарата одного из нашей группы.
       Пример того, что может выйти по деньгам: с гидом или без.
       Без: 6 юаней - медленный автобус, которые едет 2 часа, а не час, и где воруют сумки и выхватывают вещи. А ещё надо знать, где выходить. Иногда водитель подсказывает, но может и забыть, такое бывало. 150 юаней вход и надо отстоять очередь за билетами и на вход. 80 юаней аудиогид. 6 юаней на автобусе обратно. А еще этот парк занимает площадь в 50 кв. км., и сложно ориентироваться по китайским табличкам. Еще в нём курсируют миниавтобусы. Но про это тоже надо знать: где садиться, где выходить. Мне рассказывали русские, что заблудились в этом парке, поехав самостоятельно.
       Итого, 242 юаня (умножить в 5 раз - выйдет в рублях).
       С гидом это стоило 280 юаней. Гид на машине. Забирал из отеля, парковался у входа в парк. И так далее. Вот так. А в "Пегасе", с втюхиванием чая, жемчуга и змеиных настоек - 400 юаней.
       После достаточно поверхностных достопримечательностей острова Хайнань, мне пришла в голову идея компьютерной игры: игроку даётся остров, и он должен придумать экскурсии на пустом месте. Пару коренных народностей, целительные места, парки разбить... Например, всемирный буддистский центр был построен только в 1997 году. Там находится самая высокая статуя Будды в мире - 108 метров. Она выше Статуи Свободы. Парк занимает площадь в 50 кв. км. На что я сказал, что мы тоже можем в Москве построить такую статую высотой 109 метров и парк разбить площадью 51 кв. км., и тогда всемирный буддистский центр переместиться к нам. На что жители русского Дальнего Востока мне резонно и удивлённо возразили:
       - А вам мало в Москве китайцев?
       Тут есть деревня долгожителей. Минимальный возраст 100 лет. По сторонам аллеи можно увидеть их фото с датой рождения. Гид сказал: если человек умирает, фотографию тут же снимают. Я глядел на фотографию вылитого Брежнева и понимал, что его смерть была мистификацией.
       Коренные народы Хайнаня - Ли и Мяо. Когда китайцы впервые прибыли на остров (который, кстати, изначально был местом ссылки, как Австралия, то есть самой дальней территорией), Ли, являющиеся мирными фермерами, попросили помощи соседей-воителей Мяо. Мяо помогли отбиться и заодно захватили Ли. Но китайцы вернулись и захватили их всех. Так вот, китайцы не понимают речь Ли и Мяо. На что мы шутили, что, если китайцы спросят, то мы не русские, а коренные Ли и Мяо. А китайцем дадим понять, что они понаехали тут, и что остров не резиновый.
       ***
       Вообще, мне там сначала очень не понравилось, а потом, наоборот, не смотря на весь негатив, я полюбил этот остров. Во-первых, климат. Во-вторых, языковой барьер ведь действовал и в противоположном направлении. И вам ничего не впаривали. Видели, что не китаец, и не предлагали никакой рекламы. 95% отдыхающих там - именно китайцы-северяне. И весь сервис или бизнес нацелен в первую очередь на них.
       Туда следует ехать после 10-го февраля. Потому что в китайский Новый Год там очень много китайских отдыхающих и выше цены. В середине же февраля практически никого не было. Всегда был свободный шезлонг у моря.
       ***
      В зону ожидания посадки аэропорта не разрешали проносить зажигалки. Нигде не видел, чтоб их отбирали в других странах. Я пронёсся пулею на чемодане-самокате в поиске магнитов по магазинам, не нашёл их, и выехал в небольшой парк, где можно было курить. Ни у кого из русских пассажиров не было зажигалки, но все прикуривали друг у друга. И я подумал, что когда-то кому-то много лет назад удалось пронести зажигалку, и с тех пор, как вечный олимпийский огонь, тот прометеев огонёк прикуривают и передают друг другу тысячи туристов.
       - А чего ты не написал, что прилетел? Нормально долетел?
       - Нормально, но в "Трансаэро" проблемы.
       - Какие проблемы?
       - В самолёте сломалось электричество. Не было верхнего любого света. Ужинали в полной темноте, подсвечивая мобильниками. Еще по мелочи.
       Туалет не работал (один из), стюардессы злые. Ручки кресел отваливались. Новые требования по провозу багажа и большие штрафы за перевес.
       Один раз забыли пронести кофе после завтрака. Странное там что-то. Рейс-то международный. А! Еще! И туда и обратно нам не подали рукав. А некоторые разделись.
       - Нормально в таком самолете 11 часов лететь.
       - Туда нас вообще везли чуть ли не час до самолёта на автобусе. У меня была только брезентовая куртка. А некоторые в футболках. А было -20.
       У половины самолёта были айпады. Я достал ноут "Леново", потом - читалку.
       - Ну да. На фиг им электричество и подлокотники, с айпадами-то.
       - При отсутствии света экран моего "Леново" неплохо подсвечивал салон.
       - Не то, что айпады, да?
       - Народ что-то ронял и мобильниками искал.
       - А крылья не отваливались на ходу?
       - Четверть салона пустовала. Люди спали. Кстати, пили в честь 23-го, но умерено. А еще прикол: во время ужина я вспомнил ресторан, где ешь в полной темноте. И вся еда приобрела новый вкус. Ветчина мне показалась с вином, и я её отложил. В общем, из освещения были только надписи "Пристегнуть ремни".
       - А че, народ не возмущался?
       - Нет. Все были добродушны. Кому-то вообще спать было удобно. Главное, в начале пилот сказал: "бла-бла-бла, мы взлетаем. У НАС ВСЁ НОРМАЛЬНО". Я насторожился после этой фразы.
       Тоже прикол.
       Один кавказец с женой летел. Такой, вылитый моджахед. Бородатый, с носом. Хищный взгляд. И вот он идёт по проходу из туалета. А я у прохода сидел. Он шёл сзади. И я просто менял позу и выставил в проход локоть. И локтём прям ему между ног зарядил. Думал, он меня зарежет - так посмотрел. Пластиковой вилкой.
       Прикинь. Идёшь в темноте из туалета, ориентируясь на "Пристегните ремни". И тут тебе локтём в пах.
       - Зато есть, что рассказать в ответ на вопрос "Как долетел?" А не просто "нормально".

    20


    Виверс О.И. Отпуск в раю   23k   "Сборник рассказов" Проза


       Летим!
       На летном поле в Домодедово дул пронзительный ветер. Середина декабря, на улице минус десять, а снега почти нет. Вокруг голые желтовато-чёрные поля, едва припорошенные сероватой пылью. Толстопузый Боинг лениво заглатывал нагруженных пакетами пассажиров. Шутка ли, двенадцать часов полёта.
      - Не знаю как этот ихний Боинг, а я без дозаправки столько не пролечу, - сказал подвыпивший соотечественник двум юным спутницам, позвякивая бутылками.
      - Коля, Маша, Галя - большая группа с заметным южнорусским акцентом проверяла, не потерялся ли кто-то в зале ожидания.
      - Я надеюсь, они не в наш отель и не от нашего туроператора, - шепнул муж.
      - Сплюнь. Накаркаешь, - я вымученно улыбнулась.
       Удивительно, но Боинг минута в минуту выкатился на взлётную полосу и, разрезая низкую беспросветно серую зимнюю облачность, взмыл вверх.
       Первые два часа публика вежливо следила, как белый самолётик плыл по карте на больших экранах, оставляя позади прикрытые облачным одеялом просторы родины. Потом, когда мы покинули зону турбулентности, пассажирам стало скучно. Подняв настроения с помощью крепких напитков, добавленных в сок щедрой рукой, граждане начали гулять по салону. Причём выяснилось, что та самая многочисленная группа летит в разных классах. То ли часть решила сэкономить деньги, то ли им просто не хватило билетов в премиум-классе, сказать сложно. Но те, кто летел в эконом-классе пришли в гости к своим друзьям с откупоренными бутылками и остро пахнущей домашней колбаской. Сидячих мест, естественно, не было, и компания расположилась на коленках друг у друга и на полу через два ряда от нас.
       Люди весело выпивали и закусывали, полностью игнорируя жалобный писк стюардесс.
      - Щас, не верещи, видишь, отдыхаем.
      - Да не волнуйся ты, девонька, съедим мы твой обед. А хочешь, тебе нальём. Ты же нас тут высаживать не собираешься?
       Шутки, сдобренные не вполне нормативной лексикой, сыпались из уст крепких молодых мужчин, их подруг и даже людей постарше.
      - И так все десять оставшихся часов, - я попыталась перекричать гогот выпивавших.
      - Нет, на десять часов им просто водки не хватит, - оптимистично возразил муж. - Только обратно на свои места они пойдут мимо нас.
      - Надо притвориться, что мы спим.
       Веселье, однако, закончилось гораздо раньше. Быстренько выпив принесённое, гости дружно побежали на свои места обедать.
       Самолет на экране медленно полз, огибая с севера Шетландские острова.
      - Чёрт, никогда не думала, что они такие здоровые!
      - Кто? Острова? С какой стати ты вообще о них думала?
      - В детстве топик учила Great Britain. Там все эти острова - тьфу, посмотреть не на что, а мы летим-летим, летим-летим. Внизу всё серое, мрачное.
       И через пять часов под нами простиралась плотная облачность. Хорошо отдохнувшая компания дружно храпела впереди. Время тянулось медленно в точном соответствии с картинкой на экране. Скорость полёта в километрах и милях, высота в метрах и футах, температура за бортом. Внезапно облака растаяли. На ослепительно синей поверхности океана мелькали белые барашки волн. Нам даже удалось рассмотреть микроскопический кораблик. На горизонте громоздились белые и синеватые облачные замки, а прямо под нами было десять километров абсолютно прозрачного воздуха.
       Но прошло ещё долгих два часа прежде чем повеселевший голос возвестил: Наш самолёт совершил посадку в аэропорту Пунта-Кана. Температура воздуха, - голос выдержал паузу, - плюс двадцать девять градусов...
       Жизнерадостные пограничники сфотографировали туристов в обнимку с местными красотками в цветочных гирляндах, шлёпнули за десять долларов печать в паспорт и открыли дорогу в рай.
       Тепло. Даже летом две тысячи десятого года у нас не было так тепло. У нас было жарко, дымно, асфальт плавился под ногами. Хотелось заползти куда-нибудь под кондиционер и умереть там в прохладе. Здесь же ласковый воздух не обжигал губы, и кроссовки не стремились сродниться с мостовой.
       Никто не торопился и не суетился, но багаж выдали моментально. Интересно, почему в наших аэропортах, оснащённых разной техникой, это получается в два раза медленнее, чем у доминиканцев с тележками? Туристов быстро распределили по автобусам и повезли в разные стороны.
       Дорога до отеля, заросшая буйно цветущими бугенвилями, произвела впечатление построенных декораций. Ну не может быть вдоль дороги столько зелени и цветов! Особенно в декабре.
       В отеле нас быстренько записали, выдали карточки и конверт от гида, и отвезли в бунгало. Пока носильщик рассказывал, как работает сейф, кофеварка, как часто обновляется бар, и прочие мелочи, стемнело.
       Нет, это я вру. Ночь упала, как мешок на голову. Открыв дверь на балкон, мы увидели черное небо в звёздах и тёмные силуэты пальм. Нам, привыкшим к тому, что тепло исчезает вместе с солнцем, захотелось надеть что-нибудь, чтобы не замёрзнуть. А там было тепло. Совсем как днём. Только на берегу океана ленивый чуть более прохладный ветер гнал на берег непривычно тёплую волну. Огромная жёлтая луна выплыла над макушками пальм, приглашая нас на ужин.
      
       Лошадь Колумба
       Поездка в Санто-Доминго была запланирована ещё в Москве, несмотря на то, что находится столица Доминиканской республики довольно далеко от курортных мест. Сказано - сделано. Подъём в темноте около шести утра, завтрак в баре лобби в компании таких же ненормальных любителей приключений, лёгкая пробежка трусцой до автобусной стоянки. Из предрассветного сумрака один за другим стали появляться огромные белые автобусы, разноязычная толпа рассыпалась на мелкие кучки и разбежалась в разные стороны. Минут сорок наш автобус колесил по побережью, собирая туристов из других отелей, распугивая спешащий на работу персонал, грузовички с рабочими и продуктами, и прочую дорожную мелкоту, пока, наконец-то, не выбрался на шоссе.
       Гид Ирина, наша бывшая соотечественница, всю сознательную жизнь прожившая в Доминикане, быстренько представилась, заученно обругала режим кровавого диктатора Трухильо и гаитян-завоевателей, которые много лет тормозили развитие страны. Потом похвалила предыдущего президента, который уделял всё своё внимание строительству дорог, что, собственно, позволило нам лететь по магистрали на скорости под сотню.
       Дороги и движение заслуживают отдельного рассказа. Скажу только, что тут нет правил дорожного движения, но все как-то разъезжаются, не причиняя друг другу вреда. В стране нет привычных нам железных дорог. Зато имеются железные дороги для перевозки тростника с полей на заводы, производящие сахар и ром.
       Автобус несся среди бескрайних полей сахарного тростника, цитрусовых садов, пастбищ, на которых прогуливались внушительные стада странных коровок - зебу. Иногда попадались деревушки, которые ничем принципиально не отличались от наших. Те же покосившиеся сарайчики и заборы, развешанное на верёвках бельё, куры и козы. Если бы не цветущие изгороди, то разница и вовсе не была видна. Надо сказать, что в здешнем климате любая воткнутая в землю палка начинает цвести и колосится, поэтому заборы снизу покрашены масляной краской.
       В городках шоссе растворялось в узких старинных улочках, стиснутых двухэтажными домами, лавочками, лотками со всевозможными фруктами. В окна вместо стёкол вставлены изящные решётки.
       - Чтобы маленькие дети не выпали со второго этажа и не вышли на улицу с первого, - сообщила гид. - Стёкла - дорого, хлопотно и абсолютно не нужно. Поставишь европейское окно, понадобиться кондиционер, а это уже и вовсе извращение, и жуткие счета за электричество.
       Постепенно равнины сменили невысокие сопочки, покрытые лесом. Количество оттенков зеленого в обступивших шоссе зарослях затмевало палитры самых великих художников. Реки, с залитыми солнцем долинами, мелькали внизу.
       "Описание путешествия по такой реке можно выпускать отдельным романом", - подумалось мне. Но мы летели мимо.
       Горы отодвинулись вглубь острова, а шоссе повернуло на самый берег Карибского моря. От цвета морской воды захватило дух. Любые драгоценные камни - ничто по сравнению с этой сияющей синевой. Вода в Атлантическом океане, на побережье которого находится курортная зона, совершенно другая, обычного зеленовато-голубого цвета, который принято называть цветом морской волны.
       - Это из-за особых водорослей, обитающих только здесь, - гордо сказала Ирина.
       Мы проехали мимо сомнительного вида жилых кварталов в предместье столицы и остановились около высоченной и длинной серой стены. Оказалось, что это маяк, в котором установили усыпальницу с останками якобы Колумба, которые охраняют, холят и лелеют. Даже Папа Римский заезжал в эти края на папамобиле и бросил его на память около маяка. Тем не менее, два часовых в умопомрачительной белой форме и шлемах вызвали гораздо больший интерес, чем папская колесница.
       Санто-Доминго, в котором живёт без малого половина населения страны - это молодой, энергичный, активно строящийся город. Причём роль подъёмных кранов на стройках выполняют гаитяне, толпами стремящиеся сюда в поисках работы.
       - Здорово. Тихо и чистенько, - согласились мы, наблюдая, как цепочка человечков с мешками цемента карабкается на десятый этаж нового монолитного дома, пока автобус стоял в пробке. Но на перекрёсток прибежала пухленькая девушка в форме цвета "кофе с молоком", помахала жезлом и быстро разогнала машины в разные стороны.
       Мы пересекли реку, и заехали в старый город. Имя Колумба, который и открыл-то, собственно, не Америку, а кучку этих Карибских островов, тут произносится с особым почтением. Ещё бы, если бы бедный Христофор, его товарищи и потомки не построили на этой земле первый католический собор во всей Америке, то нечего было бы показывать любознательным туристам.
       Правда, город первооткрывателей был разрушен землетрясением. Но упорные испанцы руками постепенно угробленных ими индейцев-таиносов построили новый на противоположном берегу. Они дали столице новое имя, возвели крепость и замок-музей Альказар-де-Колон и пару улочек в родном для них стиле. Потомки тех испанских завоевателей, которые сумели вернуться домой, в веке двадцатом отреставрировали старый город и крепость, и занесли весь этот набор древностей в список объектов ЮНЕСКО.
       Мы потоптались по замку, склоняя головы в дверных проёмах, и рассматривая оружие и доспехи завоевателей, которые на деле оказались щупленькими карликами. Собственно и замок-то принадлежал не тому самому Колумбу, а его сыну Диего, который жил тут на правах вице-короля острова. Это не мешало гидам утверждать:
       - Это вооружение Колумба, это якорь с корабля, это личные покои...
       - А это лошадь Колумба, - убеждённо заявила я, когда мы наткнулись во дворе на современную скульптуру.
      
       - Можно и так сказать, - весело поддержала меня Ирина.
       Потом была прогулка по узким каменным улочкам к собору и памятнику всё того же Христофора с голубями на голове, пробежка по лавочкам и долгая дорога обратно.
      
       Летучая букашка
       Попасть на полуостров Самана из курортной зоны Пунта-Каны можно только на самолёте. Разумеется, можно проехать на автобусе или на машине двести пятьдесят километров на запад до Санто-Доминго, а потом ещё столько же на север до Нагуа и ещё немного по самому полуострову. Дорога в один конец займёт как раз целый день.
       Поэтому нашу маленькую группу из шести человек привезли в аэропорт Хулио Иглесиаса, который примыкает к международному - Пунта-Кана. За невысоким забором стояли несколько небольших самолётиков разных моделей. Представитель турфирмы, рыжий и взлохмаченный молодой человек, весьма упитанный для своих лет, минут двадцать ругался с людьми в форме, преграждавшими нам путь. Потом, видимо, уладив все разногласия с авиакомпанией, он повернулся и с заметным одесским акцентом изрёк:
       - Таки они сказали, что группа маленькая, поэтому вам дадут другой самолёт.
       - Однако! Эту фразу они говорили целых двадцать минут, - шепнула я мужу. - Мои скудные знания испанского не позволяют мне оценить всю непереводимую игру слов, но их явно было больше.
       Представитель фирмы обернулся, хмыкнул и заговорщицки подмигнул нам.
       Мы вышли на поле и направились к самому маленькому самолёту, стоявшему с краю. Помните сказку: "моя лягушонка в коробчонке". Так вот, это была та самая коробчонка на колёсиках с крыльями.
       - Мы все туда не поместимся, - засомневался высоченный мужчина, подталкивая вперёд свою маленькую пухленькую жену.
       - Таки поместитесь, самолёт восьмиместный. Вас шестеро и пилот. Ещё одно место остаётся свободным, -заверещал гид.
       - А вы? - не унимался мужчина.
       - Я - нет, увольте, там ждёт местный товарищ, он будет с группой весь день и посадит обратно в самолёт, а тут я вас встречу.
       - Вы не боитесь на таком лететь? - испуганно спросила женщина, почему-то обращаясь ко мне.
       Мне лень было объяснять, что мы, как и положено обломкам безвременно почившего бозе российского авиапрома, с нежностью и трепетом относимся ко всему, что может передвигаться по воздуху. Что я не просто не боюсь летать, но подпрыгиваю от нетерпения, желая скорее влезть и посмотреть на это чудо вражьей авиационной мысли изнутри. А посмотреть было на что. Да, четверо высоких мужчин с трудом подобрали коленки, усаживаясь на сидения. Но панель приборов была оснащена по последнему слову техники.
       - Я летать не боюсь. Самолёт новый, расстояние небольшое, - всё же надо как-нибудь успокоить побледневшую попутчицу.
       Подошёл умопомрачительно важный пилот в безукоризненно отутюженной форме, придирчиво осмотрел пассажиров, как бы мысленно прикидывая общий вес и объём принимаемого живого товара, и вытащил стальную стремянку. Мы расселись, пристегнулись, пилот быстренько пообщался с наземными службами и вывел машину на взлётную полосу. Самолётик пробежал сотню метров по земле и легко, как мушка, взмыл ввысь.
       Мы, вырывая фотоаппарат друг у друга, принялись снимать всё подряд. Отели, нанизанные как бусы, на сплошную песчаную полосу пляжей. Прибой, тёмные пятна коралловых рифов. Круизные лайнеры, стремившиеся на запад вслед за нами. Причём только уже в Москве по расположению футбольного поля и теннисных кортов на одном из снимков мы узнали свой отель.
       Наши попутчики тоже достали видеокамеры и прильнули к стеклам. Самолёт поднялся повыше, обходя дождевую облачность над грядой невысоких гор.
       - Мы летим прямо в радугу, - воскликнула женщина.
       - Внизу корабль! - муж пытался отнять у неё камеру.
       Наверное, у меня не хватит слов, чтобы достойно описать красоту земли с высоты птичьего полёта. Цвет воды в океане и заливе, зелень гор и болот национального заповедника Лос Гайитис, красоту островков - всё это может передать в рассказе только большой мастер. Или изобразить большой художник.
      
       Нам было безумно жалко покидать нашу букашку, но впереди был целый день незабываемых приключений, рассказывать о которых я не устаю несколько лет.
      
       Встреча в тропиках
       Поначалу всё было замечательно. Нас на маленьком автобусике с кондиционером привезли по вполне пристойной дороге в рай. Я не шучу. Это у нас в середине декабря снег с дождём, грязь непролазная или мороз больше двадцати. А здесь: плюс тридцать, светит солнце, цветут сказочные цветы и поют райские птицы. Крошечная ферма в горах, окруженная кофейными деревьями, на которых ёлочными гирляндами висят разноцветные ягоды. Сказка. Мечта замерзающего россиянина.
       - Дальше к водопаду поедем верхом на лошадях, - непреклонно заявил юный гид, с сомнением разглядывая нашу маленькую группу. Трёх немолодых мужчин разной комплекции, упитанного парня и двух дам среднего возраста.
       - Ни за что, - хором откликнулись дамы.
       - Мы пешком пойдём, - добавила я сурово.
       - Тогда мне тоже придётся пешком идти, - сник гид.
       На поляну выехала целая кавалькада облезлых лошадок, щедро украшенных цветными ковриками, помпончиками и шнурочками. Тяжко вздохнув, мы спустились с веранды и переобулись в приготовленные резиновые сапоги. Но процесс посадки на лошадей был отработан до мелочей.
       Внимательно осмотрев очередную жертву из числа туристов, распорядитель отдавал команду. Из строя выводили лошадь и ставили её вплотную к высокой скамейке. Жертве оставалось только подняться по ступенькам и плюхнуться сверху в широкое и мягкое седло, со всех сторон усиленное листами мебельного поролона.
       - А можно не такую высокую, - продолжала упрямиться я, игнорируя гида и обращаясь на испанском непосредственно к распорядителю.
       - Она не высокая, нормальная лошадь, - недовольный ответ не оставил сомнений в том, что выкрутится мне не удастся.
       - Мигель, - представился проводник, - у меня хорошая лошадь, спокойная.
       Мне стало стыдно оттого, что я пытаюсь своими капризами лишить его законного заработка. Худой, высушенный солнцем, в потёртых шортах, он стоял передо мной, горестно склонив голову.
       Лошадь покосилась на меня, словно вопрошая: - Так, его пожалела, а меня? Посмотри на меня. Если ты влезешь в седло, я упаду.
       Тем не менее, она стояла смирно всё то время, пока я устраивалась на костлявой спине. Мы покорно дождались, пока нас сфотографируют для истории.
       - Чтобы потом опознавать было легче, - бросила я. Мужчины замахали на меня руками. Одна из лошадей сразу же решила воплотить мою мысль в жизнь, поднявшись на дыбы. Проводники за пару секунд усмирили слишком резвого скакуна, и наша группа отправилась в сторону джунглей.
       Темно-зелёная арка из ветвей и лиан вела к обрыву в небольшую реку.
       - Санта Мария! - заорала я, когда мой рысак сполз в воду по скользкому склону и погрузился по колено в воду. Крик утонул в лесном шуме. Мигель, противно хихикая, потянул за поводья и вытащил лошадь на противоположный берег.
       Тут мне стало ясно, почему перспектива пешей прогулки так огорчила гида. Под ногами лошади дороги не было. Была узкая тропа с торчащими камнями и вязкими глинистыми лужами. Но обутый в обыкновенные резиновые вьетнамки проводник резво потрусил по ней вдогонку за остальными. Ни камни, ни грязь, летевшая во все стороны, его не волновали. Я вцепилась в луку седла и прикрыла глаза, чтобы случайно не посмотреть под ноги.
       - Это - кофе, это - какао, это - грейпфрут, это - манго, - радостно верещал снизу Мигель.
       - Какой, к лешему, грейпфрут, - мрачно думала я, приоткрыв один глаз. - "Ох, зря и его открывала", - мелькнула следующая мысль. Тропинка стала совсем узкой. Правое колено задевало влажный глинистый обрыв. Слева шумела река. В ту сторону вообще лучше было не смотреть.
       Копыта лошади цокнули на булыжнике, спрятанном на дне очередной лужи. Фонтан грязи заставил Мигеля сделать резкое движение в сторону горы. Он поскользнулся и почти упал, зажатый между головой лошади и торчащим камнем. Не знаю почему, но я резко натянула поводья, которые, как ни странно, всё время оставались в моей руке. Лошадь встала по стойке смирно. Смущенно улыбаясь, проводник выпрямился и пробормотал что-то вроде "спасибо".
       - Далеко ещё? - я судорожно подбирала испанские слова, к этому моменту полностью покинувшие мою голову.
       - Далеко? - оглянулся Мигель.
       - Далеко до..., нет, я не знаю как водопад по-испански. До водопада, - заканчиваю я фразу по-русски.
       - Не слишком. До "водопада" не слишком, - он тоже вставляет русское слово в испанскую фразу.
       - Как будет водопад по-испански? - не сдаюсь я.
       - Какада..., - бормочет он себе под нос. В этот момент мы выходим на площадку под раскидистыми деревьями. Там вся группа уже спустилась на землю при помощи такой же высокой скамейки.
       - Вот, - заверещал гид, рассматривая мои забрызганные глиной сапоги. - Теперь мы спускаемся по тропинке к водопаду. Не волнуйтесь, тут ступеньки.
       Ступеньки, сложенные, как бог на душу положил, из разных по высоте булыжников, высотой от пятнадцати до сорока сантиметров, исчезали где-то в сумраке ущелья. Самые опасные места кто-то для вида огородил хилыми жердочками.
       - Если мы на эти перила обопремся, то будем лететь вниз до самого озера без остановок, - ныла я. Муж хранил суровое молчание. Проводники скакали вокруг нас, подавая руки на слишком крутых участках. Причём, они не пользовались лестницей, а перемещались по сползающему грунту вокруг неё.
      
       Водопад низвергался откуда-то с неба, рассыпаясь на множество мелких струек, обрамляющих деревце, неизвестно как выросшее ровно посередине потока.
       - Надо искупаться в озере, чтобы стать богатым, - сообщил гид, которого явно забавляло созерцание наших красных усталых физиономий.
       - Мы и так не бедные, - зло откликнулась я, пробуя рукой теплую прозрачную воду. Новое открытие! Вода в реки и водопады Доминиканы попадает из перегретых дождевых облаков, сформировавшихся над Карибским морем. Тёплые дожди, тёплые озёра...
       Гид не на шутку встревожился. Конечно, ему не нужны проблемы. Я собралась сказать ещё что-нибудь резкое, чтобы он и не думал больше подшучивать. Тут из-за поворота показались новая группа туристов. Я прикусила язык.
       Два проводника вели под руки радостно улыбающуюся пожилую даму. Не просто пожилую. Да простит она мне эти слова, древнюю старуху. Мы не часто видим таких старушек на наших улицах. Им трудно выходить из домов без лифтов и преодолевать большие расстояния и препятствия, заботливо построенные нашими властями на улицах в виде подземных переходов. Абсолютно седые волосы, напоминающие одуванчик, морщинистое лицо, трясущиеся руки.
       Мне стало не по себе. А я-то бубнила и ругалась, жалуясь на трудную дорогу!
       Этот одуванчик стремиться прожить последние, может быть, свои годы, ни в чём себе не отказывая. Судя по чистейшему английскому, она прилетела сюда через океан, доехала, как и все верхом на лошади, спустилась по булыжникам, и, в отличие от меня, абсолютно счастлива.
       Бабушка сияла, улыбаясь красоте водопада, проводникам, нам. Она радовалась жизни так, как мы уже, наверное, разучились радоваться.
       Мне стало стыдно. На обратной дороге я почти не ныла и только один раз вспомнила пантеон католических святых, стараясь не свалиться в ту самую реку на переправе.

    21


    Ли К. Перу, утерянное знание   18k   Оценка:10.00*3   "Статья" Публицистика

      Перу. Утерянное знание
      Распахнув плотный слой низкой облачности, самолет приземлился в аэропорту Хорхе Чавеса города Лимы и мы, еще немного чокнутые после 12часового перелета, вышли на улицу с надеждой увидеть знойное, латиноамериканское солнце. Но, к сожалению, в это время года тихоокеанское побережье затянуто промозглой моросью, которую местные называют "гаруа", она застилает небо и создает крупные приливные волны. Солнце скрыто серым туманом.
      Хотя, для нас это временный дискомфорт - уже завтра мы будем на высоте перуанского альтиплано в Куско и сможем почувствовать на себе жаркий климат континента с самыми обширными областями тропических лесов на планете.
      
      Латиноамериканский коктейль:
       смешать, но не взбалтывать
      Куско - центр древнего мира и столица империи инков. Город расположен на высоте 3600 и круглый год, как на ладони, подставлен солнечной радиации. Здесь всегда ясно; наверно, из-за глубокого, голубого неба и ярких рыжеватых черепичных крыш. Этот город нельзя представить в пасмурную погоду. Она ему и не к лицу. Он восхищает смешанным, жизнеутверждающим колоритом: смеси пестрой стилистики кечуа (многие индейцы ходят в национальной одежде: разноцветных пончо и цветастых шапках, женщины носят красочные длинные юбки) и пышных, впечатляющих архитектурных форм конкисты (испанцы использовали фундаменты древних построек инков для своих дворцов и церквей). Хочется ходить по его витиеватым узким улицам, прикасаться к древним стенам, разглядывать панорамы проспектов и перспективу горных склонов, пытаясь понять в чем магнетизм этого города. Но чувство, которое вызывает это место, с трудом подается объяснению. Бессмысленно анализировать его прошлое, бесполезно стараться понять его настоящее - этот город объединил в себе две абсолютно разные культуры, два диаметрально противоположных мировоззрения и, дополнив друг друга, они предстают в удивительном симбиозе, который придает Куско его уникальный стиль.
      Отдохнув на скамейке возле фонтана на центральной площади и впитав красоту грандиозных фасадов главного собора, мы отправляемся смотреть музей, бывший храм инков Кориканча, посвященный богу-солнце Инти. Здесь мы впервые столкнемся с великой загадкой инков-строителей - удивительно подогнанными, отшлифованными и многосторонними блоками, которыми они оперировали, как кубиками конструктора. На самом деле, от древнего индейского храма остались только фундамент и одна из стен, впоследствии ставшие основанием собора Санто-Доминго. Но время и два сильнейших землетрясения XVII и XX веков также почти превратили собор в руины. Инкская инженерная мысль оказалась более развитой - стены их храма выстояли, подтвердив интеллектуальное величие цивилизации, стертой с лица земли безжалостной конкистой. Камни в кладке многоугольные и напоминают замки, способные хорошо укрепить стену в этой сейсмически активной зоне перуанских Анд. Глубокие или сквозные отверстия в блоках, насечки, выемки и разрезы сделаны с такой тщательностью и мастерством, что мы не сможем найти им аналогов в нашем технически развитом мире. Судя по рукописям, перед испанцами храм предстал в золоте. Все его стены были увешаны золотыми пластинами, а во дворе стояли фигуры лам из золота в полный рост. Стоит представить: какая золотая лихорадка овладела европейцами при виде богатства столицы империи инков. По разным источникам, золото или было разграблено конкистадорами или спрятано индейцами в надежном месте, которое, впрочем, до сих пор пытаются найти в перуанских джунглях, называя его мистическим Эльдорадо.
      Мы долго гуляем по склонам центральных районов Куско, заглядывая в маленькие кафе и отдыхая возле небольших церквей, наблюдая за людьми. Есть у Куско удивительная особенность: несмотря на различия на генном, национальном и религиозном уровне, все здесь становятся одним целым. И веселые туристы из Голландии с большим спокойным лабрадором ничем не отличаются от группы говорливых местных женщин с ламой, украшенной лентами. Все дышат одним воздухом, все лица обращены к одному солнцу, на всех с высоты смотрит фигура Спасителя, все являются лишь призрачными тенями на улицах древнего города, утомленного насыщенными годами своей истории от центра империи Инков Тауантинсую до захваченного и разоренного конкистадорами Куско. Запечатлевшись в этих формах в прошлом, город продолжает наполнять местность своей глубокой, сильной энергетикой и притягивать людей разных национальностей, с самых далеких мест этой планеты.
      
      Популярное направление
      Семь часов утра. С Анд веет ночным холодом. Стоим на перроне в ожидании поезда и трехчасового путешествия к месту "паломничества" многих туристов - Мачу Пикчу. С деревьев свисают лианы, вдоль полотна железной дороги мчит свои воды шумная Урубамба, с легкостью ворочая многотонными глыбами, упавшими в русло с горы. В городе Агуас Кальентес (горячие источники) пересаживаемся на автобус и, доверившись местному водителю, начинаем подъем по серпантинам гор на высоту 2400м.
      Наконец, перед нами заброшенный город. Мы находимся чуть выше и должны спуститься по улицам вниз, но с этого места мы видим всю его геометрию, здесь он преобразовывается в картину, гармонично сливающуюся с пейзажем окружающих вершин. Предприимчивый археолог Хайрем Бингем, поддавшись искушению местного жителя показать место, где он нашел серебряный браслет, увидел этот город другим - в лианах, зарослях и змеях. Но вовремя почувствовав, что удивительную находку ждет всемирный успех, власти не пожалели денег и сделали Мачу Пикчу доступным для обычных туристов.
      Опять та же полигональная кладка, которую индейцы использовали при возведении крепостных стен Куско; блоки таким же образом отшлифованы и подогнаны друг к другу (хотя помельче размером); тот же самобытный искусный стиль городской архитектуры. Откуда произошло названия города, который был покинут людьми и о котором не осталось никаких письменных свидетельств? Мачу Пикчу - старая гора, место на котором раскинулись узкие улицы древнего города; ущелье отделяет его от Вайну Пикчу - молодой горы, вырастающей из облаков и открывающей цепь горных хребтов.
      Неясно происхождение этого города, неизвестно племя, населявшее его, и причины их исчезновения. У Мачу Пикчу тоже есть своя тайна, но создается впечатление, что потоки туристов, каждый день штурмующих вершину на автобусах и пешком, уже разнесли ее по частям, оставив только камни и необычный пейзаж. И сколько не пытались мы заносить руки над центральным камнем Интиуатана - местом, где привязывали солнце, то так и не почувствовали никакой волшебной энергетики, несмотря на многообещающее название этого странного сооружения. В отличие от Сильюстани, чье название не несет в себе такого интересного смысла.
      
      Точка притяжения
      Титикака - самое высокогорное озеро мира, немного обмелевшее зимой и покрытое высохшим тростником - тоторой; таким мы увидели его, когда прибыли в Пуно. Цвет озера насыщенно-синий, местами сливается с ярким небом и на его гладкой поверхности - плавучие острова Урос из той же тоторы. Местные из племени аймара веками живут на этих островах, ловят рыбу, плавают по озеру на плотах, сплетенных из тростника. Хотя с удивлением замечаем, что у многих установлены солнечные батареи. Привычки уходят корнями в древность, а прогресс все-таки расширяет возможности. Тем более, что было бы глупо в подобной ситуации отказываться от благ цивилизации - солнце здесь светит почти все 365 дней в год.
      Но в этом районе нас интересует другое место - Сильюстани, примерно час езды от Пуно вглубь альтиплано. А там пейзаж немного меняется.
      Небо настолько глубокое, что можно почувствовать близость космоса. Облака стелятся вдоль горизонта, иногда скрываясь за слегка присыпанными снегом вершинами Анд. Мы на высоте, на которой уже не существуют модных европейских курортов и с которой можно посмотреть на Монблан свысока - почти 5000 метров, 4930 если точнее. Ощущение как будто голова сплющена со всех сторон, а мозг постепенно начинает вытекать из носа тонкими струйками крови. Чувствуешь песок в глазах - сосуды натянулись от сильного напряжения и уже перестают различаться светотени. Вялотекущей колонной мы поднимаемся на холм, чтобы увидеть озеро - зеркало с совершенно плоским круглым островом посередине. По легендам - это не что иное, как космодром для инопланетных тарелок. Ходят слухи, что молнии вспыхивают в этом районе даже в ясную погоду. Как свидетельство, находим пару огромных камней насквозь пробитых ударом. Но мы направляемся дальше, к финальной точке этой поездки. Пологие холмы, обрывающиеся отвесным склоном перед озером, покрыты высохшей травой. Местами разбросаны чульпы - погребальные сооружения в форме башни расширяющейся к верху.
      Энергетическая точка - круглый участок метров двадцати в диаметре, для обозначения огороженный небольшими камнями по кругу.
      Хочется подойти и просто посидеть на одном из камней, отдышаться, но проводник, хитро улыбаясь, указывает на вытоптанное по центру место. Мне не нужно было подходить к центру, ощущения пришли сразу же после первого шага внутрь. Мощный вихрь энергии, ожививший каждый участок мозга, поднялся снизу, прошел насквозь вдоль позвоночника и, выйдя в космос через затылок, связал землю и небо в единое, чьим центральным элементом в этот момент оказалось мое тело. Голова сразу стала легкой, невесомой, появилась энергия и захотелось дальше познавать этот мир, удивляться, пугаться и восхищаться им. Необычная легкость, которая остается после, не сравнима ни с утренним пробуждением, ни с отдыхом на море, кажется, что прошла полная перезагрузка, как на физическом уровне - добавилось много силы, так и на уровне ментального восприятия - ненужные мысли и чувства исчезли, оставив разум открытым для новых восприятий. И эта новая энергия как нельзя кстати теперь - скоро мы приобщимся к одной из главных загадок Южной Америки - геоглифам Наски.
      
      Тайная геометрия Наски
      - Смотрите направо, направо - колибри, - кричит пилот сначала по-русски, а потом повторяет на японском и английском.
      Самолет делает резкий вираж, располагая крыло практически перпендикулярно земле, и мы видим на серой ровной поверхности пустыни фигуру птицы с расставленными крыльями. Поворачивая корпусом, самолет закидывает крыло в воздух и уже другой ряд получает возможность полюбоваться колибри. Таким же беспощадным образом перед глазами мелькают "обезьяна", "ящерица", "руки", "кондор", "звезда" и другие фигуры.
      Наска - ровное песчаное плато, простирающееся на километры вглубь континента, недалеко от города Ика и побережья Тихого океана. Впервые, фигуры на его поверхности открыла миру исследователь Мария Райх еще в середине прошлого века. Но за прошедшее время изучение наследия Наски не продвинулось намного дальше того, о чем предполагали ученые из группы Райх. Необычные стилизованные фигуры животных могут быть, как наследием цивилизации, населявшей регион и практикующей необычный религиозный культ, оставляя "нарисованные" для кого-то символы своей веры, так и следами посадки космических кораблей или картами, вроде тех, что используют диспетчеры, для управления воздушным движением (в этом случае, стоит предположить, что в этом месте был довольно интенсивный трафик).
      А поверхность плато, действительно, местами напоминает чертеж с нарисованными на нем детской, неумелой рукой животными и фигурой астронавта. И, если не пытаться, следуя словам пилота, всмотреться в рисунок, а окинуть взглядом всю пустыню, то увидишь, что вся ее поверхность испещрена длинными, прямыми линиями (до нескольких километров длиной), треугольниками и трапециями идеальной четкости и симметрии. И эти линии, пересекающиеся или параллельные, намного старше пресловутых рисунков; полузатертые и выветренные, они в свое время также являлись основанием, на которое позже легли фигуры птиц и животных.
      Самолет приземляется в аэропорту Ики и я оглядываюсь назад, чтобы посмотреть какое впечатление пустыня оставила на лицах нашей группы: по их безучастному взгляду и зеленому цвету лица понимаю, что Наску мы будем помнить долго. Находясь в далекой отсюда России и думая о Наске, мы представляем нечто таинственное и непонятное, но на самом деле мистика Наски - это нечто большее, чем мы привыкли думать. Это - древнее знание, события, случившиеся тысячелетия назад, технологии, спрятанные за страницами официальной истории, и люди для которых эта тайна была повседневностью. Этой тайной пропитан здешний воздух, соленые брызги океана, который виден в окне при подлете к аэропорту, более близки к этой тайне, чем мы со всеми своими исследованиями.
      Такими же странными выглядят камни доктора Кабрерры из музея Ики, с изображенными на них динозаврами в компании людей, астрономами, операциями по трансплантологии и прочими "тайными знаками". Толкований может быть много, даже сам коллекционер пытался описать каждый образец и донести свою теорию их происхождения. Но, пока, они лишь бардовой грудой заваливают две тесные комнаты музея и привлекают туристов, падких на такую "диковинку".
      Кажется, что поток новых знаний никогда не уляжется в голове. Мы так много видели и так много узнали, но почему вопросов стало еще больше, чем было до приезда? Может быть, Аяваска сможет привести сознание к исходной точке и прояснить весь смысл этого путешествия, больше похожего на сон или на долгое возвращение к себе истинному.
      Божественный нектар
      "Амазонские термы" - сразу придумали мы название этому месту в перуанских джунглях. Икитос. Последний отрезок пути добираемся на своих двоих, навьюченные багажом, как верблюды туарегов. Мы пробираемся сквозь заросли сельвы в деревушку курандерос - перуанских шаманов, чтобы приобщиться к их эксклюзивным знаниям.
      Идем колонной. Земля под ногами хлюпает и клокочет. Кажется вот-вот разверзнется и мы окажемся в аду, этот удушливый пар видимо поднимается именно оттуда. Высокие, благодаря нехватке солнца, деревья смыкаются где-то далеко наверху и мы почти ничего не видим кроме лиан и мелких проблесков голубого неба. Кругом слышны звуки животного мира, за нами наблюдают тысячи глаз, к нам принюхиваются сотни носов. От каждого шага, с тропы убегает чья-то пара ног или кто-то уползает. Никого не видно, но по звукам можно понять насколько разнообразно население джунглей. Сбоку начинает вырисовываться просвет. Зеленая, от отражающейся в воде сельвы, река, серпантином тянется вдоль нашего пути и, когда мы прибываем на место, где она расширяется в тихую заводь, понимаем какие еще туристические ухищрения были придуманы, чтобы создать необходимый эффект. Многие дома гостиничного комплекса (если здесь можно применить такое название) располагаются как плоты на воде. Вся деревня: деревянные одноэтажные хижины, небольшой сельский зоопарк - несколько попугаев, анаконда и пару обезьян, на берегу плавбаза - индейцы катают на байдарках туристов, отказавшихся пройти ритуал и желающих заполнить свой досуг каким-нибудь местным увеселением. Самая подходящая обстановка для церемонии аяваски.
      Напиток аяваска или "лиана духов" - некий раствор, помогающий заглянуть в подсознание и получить психоделический опыт. Ввиду сложности восприятия, явного отторжения организмом и составу, наркотиком не считается. Наверно, хотя бы потому, что надо иметь мужество и сильное желание, чтобы повторить эту процедуру; в доказательство, видим вновь прибывших учеников во время церемонии, когда они после приема аяваски, перепачканные во всем, что разом выделили их все выделительные системы, с безумными глазами и пугающими жестами, корчатся на своих ковриках перед шаманом, который в этот момент является их проводником в мире духов.
      После церемонии спрашиваем шамана, что он сам там "видит", каждый раз спускаясь в тот мир. Как найти ответ на все тайны Перу? Как опытного проводника, его уже не интересует та область, которая привлекает внимание тех, кто в первый раз "вкусил" какое-нибудь вещество-психоделик: поющие цветы, объемные звезды, перевоплощения в животных и тому подобное. Наш курандеро - еще довольно молодой и вполне модно одетый индеец, без каких-либо отличительных символов, кроме пары амулетов, объясняет, что не надо пытаться понять умом тайну этой страны. Главное - восприятие органами чувств. Горячее прикосновение южного солнца и жесткая на ощупь шерсть ламы, экстравагантные вкусы местных фруктов и глоток раскаленного Писко, освежающий запах Тихого океана и благовония роскошных соборов, мелодичные песни местных групп и звенящая тишина Альтиплано, кондор в голубом небе и яркие национальные одежды потомков Инки - все это и есть Перу.
      Прошлого и будущего нет, есть только настоящее - одно непрерывное мгновение бытия. Особенно остро это осознаешь, когда в последний раз наблюдаешь ритмичное дыхание океана, гуляя по набережной Лимы перед отъездом в аэропорт. Ощущения, что не было всего этого путешествия и полная неизвестность - получится ли сюда вернуться еще. Прошлое ушло, будущего еще нет, только сознание наполнилось новым содержанием. Сколько удивительных мест на планете! Сколько новых эмоций и открытий они могут подарить! Может быть, в этом и есть разгадка великой тайны Перу? Нам не дано понять почему Наска испещрена чертежами и почему Сильюстани может преобразовать энергию человека, откуда возникло мастерство такой обработки блоков и зачем древние мастера рисовали на камнях операции по трансплантологии. Но мы поняли почему хочется сюда вернуться и посетить много других мест этой удивительной планеты - чтобы увидеть, почувствовать, попробовать, услышать и вдохновиться новой идеей, новыми желаниями и мечтой. Жизнь мгновенна, но это мгновение непрерывно и достойно быть прожитым ярко, благодаря впечатлениям, которые никогда не прекратит дарить нам эта планета.
      

    22


    Михеев А.И. Домовладельцы   7k   "Рассказ" Проза

       Черногория. Русские домовладельцы.
         
       До кризиса 2008 года немалое количество россиян прикупило недвижимость в Черногории. Конечно, идея заманчивая - продать свою квартиру в надоевшей Раше и навсегда уехать к тёплому морю от коррупционеров, пробок и зимы.
       Безвизовый режим, достаточно мягкий морской климат, православная вера, схожий славянский язык, относительно низкие цены на жильё привлекли в этот осколок бывшей Югославии тысячи граждан бывшего СССР.
       Со времени первого массового нашествия россиян на Черногорию прошло примерно 5 лет, так что можно подвести некоторые итоги.
       Я встретил двух соотечественников, обладателей недвижимости в Черногории, возраст у них был одинаков, примерно лет 40 -45, а настроение - противоположным. С первым (назовём его Роман) поговорить толком не удалось. В городке Герцег Нови, который находится рядом с Хорватией, на второй линии от пляжа он купил старый двухэтажный дом.
       В Черногории, как и в любом курортном месте, стоимость жилья очень сильно зависит от расстояния до пляжа и вида из окна. За старый дом на первой линии от моря могут просить 150 тысяч евро. Вывески о продаже, с указанием площади дома, участка, цены и номера телефона обычно пишут на сербо-хорватском (или уже черногорском?), английском и русском языках. Так как абсолютное большинство черногорцев на побережье живут за счёт летнего наплыва туристов, то продавать дом, который при заселении в него десятка гостей даёт 150-200 евро в день, никто не спешит. Роман долго искал подходящий по расположению и цене вариант, и его старания увенчались успехом.
       На втором этаже дома Роман устроил мини-отель, а на первом - ресторан 'Море'. Скучать ему некогда, по крайней мере в разгар сезона. Он сам закупает продукты, сам готовит, сам работает за официанта. У него постоянно тусуются российские туристы, потому что только здесь можно поесть привычного борща или плова.
       Так как все местные рыбаки заняты катанием туристов, свежую рыбу здесь найти непросто. Если же кто то из местных в свободное от туристов время наловит рыбы, то несёт её в 'Море'. Роман очень вкусно её готовит!
       Жаль, что такие 'рыбные дни' случаются не часто. Конечно, можно купить рыбу в маркете, но там есть только замороженная из Таиланда. Вкус, конечно, не такой как у свежевыловленной. Роман рано встаёт, потому что постояльцы ждут от него вкусный завтрак, и поздно ложится, так как ужин в ночной прохладе часто затягивается до полуночи.
       Я однажды спросил его : -' Не тяжело ли вести такую жизнь?'
       - Я всегда много работал. Только сейчас я работаю на себя, а не на дядю, как в Москве, - ответил он.
       Его постоянный посетители, такие же домовладельцы, рассказали, что пару лет назад он приехал сюда с женой, но та не выдержала такого ритма жизни, и вернулась домой.
       По-моему, Роман вполне доволен своей судьбой. По крайней мере, жаловаться на неё ему некогда.
      
       На автостанции в Херцег Нови я встретил ещё одного соотечественника, назовём его Сергей. Он всю жизнь работал в офисе, и, вполне естественно, очень устал от такой жизни. Пару раз он приезжал в Черногорию на отдых, и влюбился в эту страну. В конце концов он продал свою московскую квартиру, прикупил недостроенный дом с видом на море, уволился с ненавистной работы и с семьёй уехал туда, где вместо зимы - пальмы. Два месяца он был совершенно счастлив.
       Потом потихоньку начали возникать проблемы. Оказалось, что стройка - дело долгое и дорогое. Так как опыта в этой сфере у Сергея было мало, на отделку дома ушло полгода и почти все его сбережения. Трудно сказать, почему так получилось - возможно, его обманывали местные строители, может быть, объём работ был в самом деле большой, а сроки и расценки вполне обоснованными.
       Оказалось, что питаться каждый день в ресторанах и кафанах достаточно дорого. Цены, конечно, ниже чем в Москве, но питаться надо каждый день, желательно три раза!
       Работу ни он, ни его жена найти не смогли.
       Сергей пришёл к очевидному выводу - нужно пускать на постой туристов. Хотя бы 3 человека в день, хотя бы по 15 евро с человека - уже можно жить и платить за коммуналку.
       Оказалось, заполучить туристов не так просто в городе, где все поголовно сдают жильё! В отличие от Крыма советских времён, в Черногории количество свободных коек и столов в кафе значительно превышает число туристов. Местные пенсионеры по утрам приходят на автостанцию и зазывают к себе постояльцев. Так же стал делать Сергей. Проблема в том, что мало русских приезжает сюда на рейсовых автобусах. А сербо-хорватский или английский язык он знает не очень хорошо. Чаще народ едет из аэропорта в заранее оплаченный отель на такси. Сергей очень обрадовался, когда увидел трёх русских с чемоданами на автостанции. Увы, в тот день мы уезжали в Дубровник, а затем в Сараево.
      
       Кстати, многие состоятельные 'русские' не стремятся к общению с соотечественниками, предпочитают делать свой бизнес без лишнего шума и внимания посторонних.
       О разгульных закрытых 'русских' вечеринках любят рассказывать местные таксисты, а черногорские газеты полны материалов об очередном коррупционном скандале, связанным с незаконным выделением земли под застройку 'русским инвесторам'.
       Они купили большие виллы за несколько миллионов евро, катера, яхты. Источник их благосостояния находится где-то на исторической Родине, куда они периодически вылетают на работу, как нефтяники - на вахту. Это чиновники и безнесмены 'не первой категории', у которых нет столько денег, чтобы сразу осесть в Лондоне или Майами, но для покупки недвижимости на восточном берегу Адриатического моря денег хватило.
       Уже дома я встретил своего однокурсника Андрея, за кружкой пива поделился с ним впечатлениями о поездке в Черногорию. Он оживился, рассказал, что один из вице-губернаторов нашей области, его вышестоящий начальник, недавно, приобрёл дом в Черногории, но предусмотрительно записал его на жену.
       Начальника посадили на 4 года, за махинации с бюджетными деньгами, с возмещением причинённого государству ущерба.
       Теперь его бедная супруга разрывается между Россией и Черногорией, пытается найти деньги на адвокатов и досрочное освобождение мужа. Оказалось, что продать этот дом не просто, потому что по всей Европе - кризис.
       Хорошо, конечно, иметь свой домик под пальмами на берегу тёплого моря, и мечты иногда сбываются.
       Но получает ли человек то, чего ожидал, после того, как мечты сбылись?
      

    23


    Ефремов А.Н. Последний привет   5k   Оценка:9.36*5   "Очерк" Проза, Публицистика, Религия

      
      
      
      
      В Хабаровске есть "японское кладбище", этому погосту название дал народ. У дороги, на входе на кладбище, стоит скромная стела с иероглифами. Здесь, в далёком1945-ом году, хоронили японских военнослужащих попавших в плен. Безликие бетонные надгробные плиты и памятники, на которых обозначены только порядковые номера, никаких имён и фамилий. Памятники представляют собой вертикально стоящие серые бетонные плиты различающиеся толщиной: солдатские - узкие, офицерские - более широкие. Есть могилы без памятников - это постарались вандалы - разбили. Тем не менее, территория кладбища тщательно ухожена, и все в этом месте наполнено любовью, уважением, и особой светлой печалью. Здесь, кажется, даже воздух пронизан покоем, гармонией и умиротворением.
       В японской религии - синтоизме - есть практика почитания ушедших в мир иной предков: считается, что духи умерших оберегают покой живущих. Надо признать, что в современной Японии традиция поминовения усопших имеет больше не религиозный характер, а культурную, народную традицию, на мой взгляд - даже несколько граничащую с суевериями. Посещение могил своих предков - обязательный ритуал в жизни японцев, этим они выражают им свои любовь и почтение: "Почитай отца своего и мать свою. Чтобы тебе было хорошо, и чтобы ты долголетен был на земле".
      
       "Последний привет" - трогательный красивый обычай, сложившийся в постперестроечные годы на "японском кладбище" в Хабаровске. По могильным номерам и реестрам, приехавшие почтить память предков, внуки военнопленных находят захоронения своих праотцев, оставляют на могильных плитах старые и современные семейные фотографии, ставят поминальную чашечку саке и укладывают ветки сакуры; зажигают свечи и благовония, оставляют бумажных журавликов. Конечно же, со временем все эти вещи раскидает по территории кладбища ветер, они намокнут от дождей, в итоге истлеют; но любящие потомки оставят факт посещения погоста на чужбине в своих любящих сердцах, и передадут своим детям завет поминать своих предков в особых поминальных молитвах.
       Желающие могут и увезти прах предков семьи на родину, сейчас это тоже разрешается, но только через крематорий. Но для большинства увезти прах - неподъемно в финансовом плане. "Последний привет", - отдав священный долг, потомки понимают, что сюда они больше не вернутся...
      
       На одной из могил кто-то аккуратно разложил групповые фото: одно фото черно-белое - явно конца ХIХ - начала ХХ века. Вторая фотография такого же размера, но цветная - современная. На обеих фотокарточках запечатлены семьи во во время свадебных церемоний. На старинной - люди в национальных одеждах; на современной - в европейских костюмах. Композиция совершенно одинаковая: жених с невестой сидят в центре на стульях, за ними и по сторонам - родственники и друзья, дети сидят по краям первого ряда.
      
       Тишина... покой... Равнодушный ветер уже перемешал бумажных журавликов с опавшей листвой, но ещё не разметал фотографии по осенней березовой роще...
      
      
      
       Андрей Ефремов (Брэм), Якутск
      
      
      
      
      
       Фото Сергея Витютнева (Иркутск) смотрите в 'иллюстрациях'
      
      

    24


    Шурыгин А. Познакомьтесь - это ботог   11k   "Рассказ" Проза

    ПОЗНАКОМЬТЕСЬ - ЭТО БООДОГ
    (рассказ о старинном монгольском кулинарном блюде)

      Монголия не входит в число стран, широко рекламируемых российскими туристическими агентствами.
      Действительно, здесь нет моря, известных курортов и шикарных отелей, экзотика весьма и весьма своеобразна, климат резко континентальный - летом зной, зимой - крутые морозы.
      И все же в этой стране уже многие десятки лет существует один из специфических видов туристского обслуживания - охотничий сервис. Состоятельные oхотники-любители приезжают сюда со всех концов света, чтобы побывать наедине со здешней природой, местами великолепной по своей красоте и неповторимости, встретить объекты своей вожделенной страсти, привезти на родину богатые охотничьи трофеи (например, огромные рога горного козла-архара, шкуру или муляж экзотических видов животных).
      Я не охотник. Мне просто пришлось побывать в Монголии, увидеть ее необозримые просторы, многочисленные стада красивых кочующих степных антилоп - дзеренов, познакомиться с людьми, их бытом и обычаями, увидеть старинные буддистские святыни и монастыри.
      Доброе впечатление оставила у меня Монголия и ее люди, которые любят и сохраняют обычаи и традиции своего народа, стараются сберечь в первозданной чистоте природу своей родины.
      Я хочу поделиться некоторыми впечатлениями, которые остались у меня от посещения этой страны.
      
    ***
      Однажды наши монгольские друзья и коллеги пригласили нас отдохнуть денек от забот и хлопот в окрестностях Улан-Батора в горной лесистой местности.
      Эти горы явились некоторой неожиданностью для меня еще в день нашего прилета в Улан-Батор. Ведь я ожидал сразу же увидеть монгольскую безбрежную степь, а наяву после выхода из самолета оказалась совсем иная картина - вдали виднелись горы в лесном осеннем зелено-желтом убранстве.
      Но впечатление первого дня вскоре как-то забылось, так как почти сразу же нам пришлось надолго уехать в отдаленные степные и полупустынные аймаки.
      И конечно же, по возвращении в Улан-Батор мы с удовольствием приняли предложение наших друзей, тем более что во время этой поездки они обещали познакомить нас с очень оригинальным старым монгольским блюдом, которое в наше время уже становится или даже стало большой редкостью.
      Поездка не была утомительной. По пути мы ненадолго остановились у небольшой быстрой предгорной речушки с удивительно прозрачной водой, где наши спутники собрали в потоке и взяли с собой около десятка или поболее речных округлых и гладких камней-голышей, размером каждый примерно с женский кулак. Ответом на вопрос "зачем?", который, очевидно, читался на наших лицах или слетал у кого-то с уст, было хитровато-шутливое: - "Увидите сами в свое время, не торопитесь".
      Дорога, поднимаясь вверх вдоль реки, вскоре привела нас в невысокие пока горы и в лес, панорама которых открылась нам ранее в день нашего прилета в Улан-Батор. Горы эти - отроги или продолжение наших сибирских и алтайских горных кряжей, простирающихся на северную территорию Монголии почти вплоть до ее столицы.
      Лес здесь а эту осеннюю пору - это великолепные мощные зеленые кедры, лиственница, уже пожелтевшая и с опадающей хвоей, и немного березы в желто-золотом убранстве. На земле уже лежал небольшой слой снега, слегка подмораживало. Но было ясно и солнечно, что вообще типично для Монголии.
      Вскоре мы оказались на большой поляне, на которой стояла палатка и был сооружен очаг.
      Встретил нас высокий пожилой монгол (назову его здесь Дэцэн), хозяин этого небольшого временного пристанища.
      На поляне высилась гора (другого слова я не нахожу) кедровых шишек высотой примерно в полтора человеческих роста. Невдалеке на дереве, на уровне около полутора метров от земли, было прикреплено деревянное самодельное устройство для "вымолачивания"" орешков из этих шишек. При вымолачивании на легком ветре тяжелые орешки падают вниз и собираются в мешок, а более легкая шелуха относится ветром в сторону. Вот и весь нехитрый технологический процесс.
      Дэцэн - пенсионер. Сбор кедровых орехов осенью - один из видов его приработка. Этим он занимается давно и со знанием дела.
      Но кроме того, Дэцэн - один из становящихся немногочисленными теперь знатоков и мастеров приготовления блюда, с которым нам предстояло вскоре познакомиться. Авторами этого блюда в давние времена, как нам рассказали, были молодые послушники, которые готовились стать монахами-ламами. До вступления в этот сан они должны были пройти через отшельничество, отрешённость от привычных земных благ, вели страннический образ жизни наедине с самими собой и со степью. Поклажи они практически не носили, среди прочего имели, как правило, небольшой нож (используемый, конечно же, только для бытовых и "кулинарных" целей), да еще кремень с кресалом и трутом или другое средство для добывания огня. Проблему питания они были должны решать сами.
      Ранее, по рассказам наших друзей, до трети мужского населения Монголии посвящали себя служению Будде и становились монахами-ламами в многочисленных монастырях. Соответственно, много было и странствующих монахов-послушников. После образования современного монгольского государства число монастырей и лам резко сократилось, да и быт стал совсем другим, поэтому мастеров приготовления известного, но ставшего очень редким блюда, осталось немного. Дэцэн - один из них.
      А блюдо, о котором я хочу рассказать, называется "бoодог" (две последовательные буквы "оо"в этом слове произносятся как один долгий слитный ударный звук "о").
      Сейчас бoодог готовят обычно из козленка (но не ягненка, так как более нежная кожа овцы не выносит применяемого при изготовлении этого блюда режима кулинарной обработки).
      Странствующие ламы готовили бoодог из сурков - крупных и красивых степных грызунов, которые питаются зерном, травой и корешками степной растительности. Летом их довольно много в монгольской степи и при определенном навыке их не так уж трудно отловить с помощью подручных средств.
      Именно эти два вида животных и являются традиционными для приготовления бoодога.
      
    ***
      Вскоре после нашего знакомства с Дэцэном и его небольшим, но весьма интересным хозяйством, на поляне был разложен костер. Когда он разгорелся и набрал силу, из машины были извлечены и перемещены в костер упомянутые ранее камни-голыши.
      Из машины принесли также упитанного годовалого козленка (об этом нашем спутнике я как-то позабыл рассказать раньше).
      Заклание козленка ничем не отличалось от заклания барашка на Кавказе для изготовления шашлыка или для приготовления плова в Узбекистане.
      Далее приступил к своей тонкой и деликатной (может быть, вернее будет сказать - ювелирной) работе Дэцэн. Сначала ему предстояло с помощью одного только очень небольшого ножа через шейный разрез аккуратно извлечь из тушки, не снимая с нее шкуры, каждый позвонок, каждое ребрышко и каждую косточку, а также все внутренние органы с их содержимым.
      Это - первая, подготовительная и наиболее ответственная, по мнению самогo мастера, часть его работы. Она является в то же время и наиболее сложной, требует исключительного мастерства и времени, и, наверное, в этом ещё одна из причин того, что подобных кулинарных рецептов и мастеров изготовления бoодога в наше время осталось совсем немного.
      Вся эта так называемая подготовительная работа продолжалась, пожалуй, не менее двух-трёх часов (а куда, спрашивается, было спешить странствующим послушникам? Уж чего-чего, а времени-то у них, в отличие от всего другого, всегда было с избытком).
      На втором этапе Дэцэн добавил измельченный лук и соль к нарезанным кусочкам хорошо промытых сердца и печени козленка и пересыпал эту смесь вместе с мелкими косточками через шейное отверстие внутрь тушки, которая после предварительного извлечения из неё внутренних органов оказалась весьма вместительной. Потом он очень быстро достал из костра раскаленные камни и тем же путем, один за другим, под звуки шипения и сквозь клубы пара, образовавшиеся от первых попавших внутрь камней, "загрузил" их все в тушку, а кожу в области разреза на шее плотно и накрепко стянул проволочной скобкой.
      Затем тушка снаружи была опалена, после чего ее поверхность слегка пропечена на угольях и на огне костра. Нагар с кожи был снят лезвием ножа, и этот процесс прожаривания и очистки повторялся неоднократно - точно так же, и так же тщательно, как это проделывают при обработке поросенка где-нибудь у нас в России или в Украине.
      Сложность действий нашего кулинара при этом заключалась в том, чтобы держать тушку козлёнка все это время на жару костра таким образом, который позволял одновременно пропекать и обрабатывать её снаружи и поддерживать высокую температуру внутри тушки - ту температуру, которая изначально была создана в чреве горячими камнями.
      Пока Дэцэн занимался своим кулинарным колдовством, мы могли наблюдать за его работой, знакомиться с его немудреным хозяйством, запасаться лучшими экземплярами кедровых шишек на память или просто любоваться этим чудесным уголком природы.
      
    ***
      
      Лес в это время представлял собой неповторимое зрелище, запомнившееся мне прежде всего тем, что слой снега был сверху прикрыт опадавшей с лиственниц желтой хвоей. Снег с ярко-желтым оттенком на всем пространстве, куда ни кинь взгляд - это необычно и, оказывается, очень красиво.
      Бeлки здесь не очень боятся людей и, не стесняясь нас, тоже активно заготавливали кедровые орешки на зиму. Впервые увидел я здесь ласку - изящный тонкий зверёк змейкой промелькнул вверх по кедровому стволу.
      Чистейший неподвижный воздух, наполненный запахом хвои, окружающий нас реликтовый лес, солнце, огромное голубое небо, вид мощных кедров и плюс ко всему экзотический вид горы кедровых шишек - уже одного этого могло быть достаточно для полного умиротворения человеческого духа.
      И, тем не менее, это была лишь прелюдия. Впереди нас ожидало знакомство с плодом кулинарного искусства маэстро Дэцэна.
      
    ***
      Вот и последовало приглашение к трапезе.
      Импровизированный обеденный стол был устроен прямо у костра. Когда чистую, хорошо пропеченную, с розоватой корочкой на поверхности тушку козленка разрeзали, внутри нее еще кипел (да-да, кипел в буквальном смысле этого слова) наваристый ароматный бульон.
      Всё последующее, пожалуй, не требует никаких дополнений и комментариев, кроме одного - бoодог действительно оказался великолепным блюдом.

    P.S. Посмотрите также другие очерки из раздела "Зарубежье": "Старый Париж на почтовых открытках", "Старый Париж на рисунках и в живописи", " Другой Париж", "Шведские зарисовки", "Вспоминая комиссара Мегрэ", "Леонардо да Винчи.Воплощенная идея", "Санторин. Фотозарисовки",

    25


    Капустин В. Харбин - нерусский город   19k   "Очерк" Мемуары


       Харбин - нерусский город
      
       .
      
       1.Страшилки
      
       Самое страшное в Харбине - правила уличного движения. О них там, кажется, никто не знает. Нередко можно увидеть, как машина едет по дороге наискосок, пытаясь увернуться от пешехода. Иногда, но сейчас все реже можно увидеть старичка на велосипеде с привязанным позади осликом, увлеченно болтающего по мобильнику, не обращая никакого внимания на снующие вокруг потоки машин, суперсовременных и не очень. Немного выручают широкие многоярусные трассы, эстакады, воздушные мостики, которых в городе очень много, и подземные переходы, которые чаще всего оказываются обманками - вместо перехода там оказывается магазин, и вам приходится снова выползать наружу в поисках настоящего перехода. Когда вы едете в такси или городском автобусе, лучше всего ненадолго закрыть глаза. Когда переходите улицы, лучше не обращать никакого внимания на сигналы светофора - водители поступают точно также.
       Второе, что пугает неподготовленного иностранца - воздух и вода. Водопроводную воду в Харбине пить нельзя - несколько лет назад кто-то слил в Сунгари химические отходы, так что теперь лучше не рисковать. Впрочем, находятся смельчаки - из местных - которые отваживаются есть выловленную в реке рыбу, а некоторые летом даже решаются лезть в воду - со стороны Солнечного острова. Безумству храбрых поем мы песню.
       Воздух Харбина - отдельная статья. В огромном девятимиллионном городе много фармакологических производств, и это сразу можно определить по устойчивому смогу и насыщенному химикатами запаху. Немногочисленные парки и скверы положения не спасают. В Харбине много строят - строят невероятно быстро, пусть и не очень качественно, но очень пыльно, не обращая внимания на окружающих стройки людей. Пыль зависает в воздухе и оседает на легких и бронхах неосторожных прохожих. Кое-кто спасается марлевыми повязками, остальные махнули на все рукой и согласились на хронический бронхит. Город довольно грязный, народ откровенно плюется, отхаркивая мокроту. Воду мне пришлось покупать, а добросовестно заработанный бронхит вынудил меня в конечном итоге покинуть этот прекрасный край.
      
       2. Полезности
       Одно из самых тяжких испытаний для неподготовленного русского человека - китайская еда. Причем именно для русского. Европейцы почему-то осваиваются с ней проще. Французские знакомые с удовольствием ели совершенно несъедобный для меня сладкий картофель, и мне даже попадались американцы, которые не побоялись попробовать вареных личинок шелкопрядов, "потому что они такие питательные". Еды в Китае много и разнообразной, но вам придется пройти немало испытаний, прежде чем вы найдете то, что окажется подходящим для вас. Конечно, проще всего спросить совета у русских, которые живут в Харбине уже давно и могут вам точно сказать, какая - одна-единственная - булочка из многочисленных хлебобулочных изделий окажется пригодной в пищу собственно в качестве хлеба, то есть не сладкой. Мне с советчиками не повезло, но уже через год путем многочисленных проб и ошибок (которые безжалостно выбрасывались, поскольку есть их было совершенно невозможно, несмотря на привлекательный внешний вид) в конце концов удалось выяснить, что из многочисленных псевдо-пельменей съедобные - это те, которые с зеленой наклейкой и какой-то зеленой начинкой внутри, что на утреннем базаре можно купить очень приличные баоцзы с мясом - что-то типа паровых беляшей, и вкусные - именно те, что с мясом. Из поджаренных прямо на месте и продающихся на деревянных палочках шашлычков съедобными оказались не только куриные окорочка, но и щупальца какого-то мелкого осьминога - неизвестно откуда взявшиеся в сухопутном Харбине, но постоянно присутствовавшие в ассортименте, зато совершенно несъедобными, как ни странно - сардельки и сосиски. А вкус того представителя мира гамбургеров, который мне так и не удалось съесть, еще долго будет меня преследовать в кошмарных снах. А ведь за ним стояла огромная очередь китайских студентов. Мое общение с продавцами шашлычков, коробочек с рисом и гамбургеров стало намного более успешным, когда мне удалось научиться внятно произносить китайское выражение " бу йао" (не надо), показывая на лоточки со специями. Причем произносить его приходилось до десяти раз к вящему удивлению торговцев - китайцы очень любят щедро сдобренную специями еду. В итоге настоящим спасением оказались KFC (каэфцэ) - местная (французская?) разновидность Макдональдса с соответствующим ассортиментом. Их в Харбине аж 8 штук, если соберетесь - рекомендую, все съедобно. Европейские продукты за большие деньги можно купить в центре в районе Чулиня - так китайцы называют магазин, основанный когда-то купцом Чуриным. Одна из особенностей китайского языка - звуки "р" и "л" в нем не различаются. А иноземная еда привозится из дальних мест - типа Франция или Новая Зеландия (оттуда почему-то была овсянка), а макароны соответственно из Италии, поэтому и стоит это все немало.
       Зато одно из самых приятных воспоминаний, конечно, экзотические фрукты, которых на рынках и магазинах всегда завались, причем по самым доступным ценам - их привозят с Тайваня. Именно в Харбине мне удалось впервые попробовать дуриан и понять, что его приятная сладость не может оправдать омерзительное послевкусие. Манго, папайя, еще какие-то мелкие плоды, название которых осталось для меня загадкой, очень скрашивают харбинский быт. Ну а вид торговцев, трудолюбиво обесшкуривающих ананасы и продающих их ярко-желтыми дольками на палочках, до сих пор остается для меня одним из символов китайского трудолюбия. Интересно, почему никто не додумался срезать кожу с этих плодов в наших краях и продавать их по частям? А ведь китайцы это делают так просто и легко. Зато теперь я хорошо понимаю, почему Китай закупает в России так много древесины - вся она уходит на палочки для окорочков, ананасов и несъедобных жареных сосисок.
      
       3. Путешествия
       За год мне удалось съездить в Цзилинь, в Пекин, в Шиньян, в Хэйхэ, ну и оттуда - через реку Амур - в Благовещенск. Цзилинь - по сравнению с Харбином махровая провинция, несмотря на четырехмиллионное население, - показался серым и скучным. Позабавили аккуратно уложенные на ступеньках помпезных банковских зданий в центре города многочисленные связки лука, разложенные там рядками, очевидно для сушки. Попытка представить себе такую картину в родных краях не увенчалась успехом - не хватило воображения. Путешествие на автобусе в компании представителей харбинского пролетариата тоже увлекательным назвать было бы трудно, учитывая мощный языковой барьер. Но то, что их мнение о Цзилине вполне совпало с моим, можно было легко понять по пренебрежительной интонации, с которой произносилось название этого города на обратном пути.
       По дороге, наблюдая от нечего делать за деревенскими пейзажами, приходишь к выводу, что Хрущев-то был бесконечно прав, утверждая, что кукурузу можно выращивать и в самых северных краях. Просто он обращался не к тому народу. Цзилинь находится на севере Китая, на границе с северной Кореей, и, судя по всему, никаких проблем с выращиванием кукурузы не испытывает. Да и в Харбине ее можно покупать круглый год, причем как вареную, так и жареную, в отличие от солнечной Молдовы, где она бывает только в конце лета.
       Деревенские жилища - уже далеко не фанзы, а крепкие домики, а кое-где даже настоящие коттеджи, в целом впечатление оставили не слишком приятное. Несоразмерно большие окна, причем просматривающиеся насквозь, без всяких занавесок, кажутся пережитком старых времен - когда человеку нечего было скрывать от народа - и вызывают ощущение заброшенности.
       Зато в окрестностях Цзилиня совершенно роскошная природа. Большое красивое озеро, поросшие кленами осенние холмы - дело было в октябре - высокая гора, на которую пришлось вскарабкаться, чтобы все это наблюдать. Яркая запоминающаяся картинка, так же, как и долина, где в незапамятные времена, погибло войско какого-то китайского императора. Долина с красивым названием, которое мне не удалось точно понять - то ли Долина Кровавых листьев, то ли Красных кленов. Место туристического паломничества, натоптано, груды мусора, и очень много народу, фотографирующегося в странных позах. Клены были очень красивыми, памятник императору - очень грязным.
       Путешествие в Пекин запомнилось поездом. В китайских поездах пассажиры едут на всех трех полках, причем совершенно официально: места А,В,С. Зато в начале и в конце вагона по 2 туалета - тоже в расчете на большее число пассажиров. Особого уюта нет, но доехать можно.
       В Пекине, конечно, можно посмотреть многое, на все вкусы - Великая китайская стена, варьете, театр кунфу, олимпийские объекты, центр тибетской медицины, музей нефрита, зоопарк, магазины, рынки, пекинская опера, храм Будды, Запретный город с императорскими дворцами.
       Прекрасный город, отличная гостиница, народ, в отличие от харбинцев, довольно внятно лопочет по-английски, экскурсовод - Макс - с юмором и отлично говорит по-русски. Стена разочаровала - она, по сути, оказалась не столько стена, сколько гора, хотя какие-то укрепления тоже есть. То же с императорским дворцом - это далеко не Эрмитаж. Сразу возникает вопрос: если так тут жили императоры, то как жил простой народ? Пекинская опера, где ребята что-то поют пронзительными голосами, выделывая невероятные трюки, вызвала грустные мысли об артистах цирка, которым приходится надрываться на тренировках всю жизнь для того, чтобы развлечь толпу малолетних зрителей - ни денег, ни славы. Видимо, так считают и сами китайцы - зрелище это трудно назвать популярным, и оперу сильно потеснили - в самом здании ее сейчас уже нужно искать среди киосков и офисов и т.п. Варьете позабавило, зоопарк очень понравился, олимпийские объекты впечатлили, тибетская медицина пусть останется на совести тибетцев.
       Путешествие Хэйхэ - Благовещенск пришлось на китайский новый год. Билет на поезд достался только стоячий - 10 часов ночью от Харбина до Хэйхэ. Поезд был забит до отказа, а в моем вагоне народ только что не летал: молодые ребята - видимо, студенты, сидели, лежали и даже висели на всем, за что только можно было зацепиться. Ничего, как-то доехали. Поездка запомнилась контрастом между двумя такими близкими городами - их разделяет только река, и дорога по льду на автобусе через Амур - всего минут 10-15. Но шумный, яркий, торговый, со смешными надписями на русском языке Хэйхэ разительно отличается от полусонного приграничного Благовещенска. И хотя в обоих городах тогда было примерно минус тридцать градусов мороза, в Хэйхэ почему-то казалось теплее. Зато в Благовещенске мне удалось, наконец, нормально поесть - котлеты и сырники в столовке - сходить в кино и купить несколько книжек: там нашелся очень приличный книжный магазин с фантастикой, фэнтези и даже современными переводными романами. В Хэйхэ жизнь кипит, в Благовещенске в лучшем случае неспешно течет - оттого там и есть время читать.
       Шиньян мне рекомендовали как тихий, зеленый и чистый городок. Он таким и оказался и ничем особенным не запомнился.
      
       4. Язык
       Китайский язык - это отдельная песня. Как всем известно, он отличается 4-мя тонами, от которых зависит значение слов. Русскому человеку они практически недоступны, а учитывая, что я и на родном языке предпочитаю писать, а не говорить, от серьезного изучения китайского пришлось отказаться. Хотя в Харбине довольно много российских студентов, в основном дальневосточников, изучающих китайский, да и западных студентов тоже хватает. Мне, в первую очередь понадобились цифры - это довольно просто. Я до сих пор помню, что один - это "и", пять - "у", а десять - "ши". Причем манипулировать ими довольно легко: у - ши - это пятьдесят, а ши-у - пятнадцать. Удивило то, что китайская валюта в народе почему-то называется не "юань", а "квай". Торговцы, зазывая покупателей, все время кричат: "И квай, и квай!" - типа все за один юань. Захочешь, не забудешь.
       Ни по-английски, ни по-русски в Харбине не говорят. Те, кто надеется на эти языки, будут сильно разочарованы. Конечно, попадаются и исключения. Билет в Хэйхэ мне помогла купить девушка, вышедшая замуж за доминиканца, с которым она общается по-английски. Среди торговцев кое-кто знает пару русских слов. Попался мне и водитель такси, немного болтавший по-русски - он несколько лет провел в Чите, пока его оттуда не выставили. Из разговора удалось понять, что Харбин тоже город неплохой, но Чита - это "О!!". На мой закономерный вопрос, что же хорошего в этой самой Чите, таксист ответил коротко и вполне исчерпывающе - "Там мало людей". Здесь мне очень хотелось бы поставить смайлик.
       Кстати, язык жестов вас тоже особо не выручит - просто потому, что не совпадают понятия. Мои попытки купить чай, произнося слово "ча" и показывая что-то вроде наливания напитка, приводили только к тому, что меня отправляли в какие-то забегаловки. В конечном итоге выяснилось, что чай, который пьют, и заварка, которую мне хотелось купить, обозначаются по-китайски разными словами - т.е. заварка - это не "ча", а "чайе", чайные листья.
       Русский язык в городе изучают в нескольких университетах - в Политехническом, в Хэйлундзянском и Харбинском педагогическом - но сейчас его все больше вытесняет английский. В школах русский уже почти не учат, но именно в Харбине некоторый интерес к русскому языку есть - Россия рядом. Однако сейчас его знание совсем не гарантирует работы.
      
      
       5. Русские
      
       Харбин - не русский город. Да, он был основан когда-то русскими, там жили многие дальневосточные эмигранты, от них осталось несколько улиц и зданий, много стихов, но почти все старые харбинцы покинули город после прихода японцев, а остальные - после окончания войны. Они осели по всему миру, в основном во Франции, в Америке и в Австралии. А последняя русская харбинка, аптекарша тетя Феня, умерла одинокой в возрасте 92-х лет и была похоронена на городском русском кладбище. Оно так и осталось на прежнем месте и разительно отличается от китайского с его рядами каменных плит, на которых установлено что-то вроде курильниц.
       Очень немолодой экс-харбинец, приехавший на несколько дней из Австралии, провел с нами и с "новыми русскими харбинцами" несколько экскурсий по памятным местам. Сейчас в городе есть улица, которую некоторые называют русской, некоторые китайской, а остальные центральной. Некоторые даже называют ее харбинским Арбатом, хотя она похожа скорее на Невский проспект - по архитектуре, с невысокими домами, лепниной, балкончиками, европейскими мотивами, фонарями. Но там уже построены современные магазины, и выходит она к набережной Сунгари, где стоит памятник жертвам наводнения. Неподалеку находится ресторан "Катюша" и магазин русских сувениров. Есть и улица Гоголя - почему она так называется, не знаю.
       На Солнечном острове, посреди Сунгари, находится русская деревня - псевдорусские домики, фигура пышнотелой русской бабы с караваем у входа, - скорее воплощение китайского юмора, чем художественный реализм. Там же билетная касса, где продает билеты русская девушка - студентка, приехавшая изучать китайский язык и польстившаяся на халтурку. В городе есть и памятник Советским воинам освободителям на одной из центральных площадей, причем даже с надписью на русском языке, есть
       восстановленный Софийский собор и православная церковь - там обычно собираются представители современной русской диаспоры.
       Мне за год русских повстречалось, наверное, человек пятьдесят. Наверняка, их больше, но не все тянутся к своим. В основном это российские студенты и преподаватели различных вузов, которых в Харбине довольно много, китайские жены, большей частью бывшие, которые предпочли Харбин Хабаровску или Владивостоку, и неопределенных занятий народ, какими-то неведомыми мне путями перебравшийся в Китай по своим, иногда довольно странным соображениям. Запомнился Сергей - похожий на старого русского купца вальяжный мужик лет пятидесяти, душа компании, организовывавший большую часть встреч и мероприятий: экскурсии, встречи в церкви, культпоходы в местные ресторанчики, празднование российских памятных дат, из которых больше всего запомнилось 9 мая. Промышляет он продажами чего-то кому-то, в основном производством и продажей творога и сметаны своим, поскольку в китайской кухне эти понятия отсутствуют как таковые. Запомнилась и Лариса, организатор русской библиотеки на улице Гоголя - она довольно бойко объясняется по-китайски, и повар, приехавший в Харбин, потому что в России не мог бросить пить, и молодая русская семья из какой-то сибирской глубинки, сидевшая рядом со мной на какой-то вечеринке: отец, мать и трое детей. Он - преподаватель боевых искусств - был приглашен на работу в Китай и, поразмыслив, решил, что стоит обосноваться здесь навсегда. Родители подошли к делу очень серьезно - готовились целых полгода, приучали детей к китайской пище и приехали, можно сказать, во всеоружии.
       Что ж, к моему удивлению, русских людей, избравших Харбин второй родиной, в городе оказалось довольно много.
       Относятся к иностранцам китайцы нормально, но иногда создается впечатление, что воспринимают их не слишком всерьез. К русским и российскому менталитету относятся с откровенным недоумением - китайцам, с их патологическим трудолюбием, непонятно, как можно так мало работать, и при этом жить относительно неплохо. Мы даже поспорили со китайскими знакомыми, которые возмутились вопиющей, на их взгляд, несправедливостью - почему это русским достались такие огромные леса, которые они никак не используют? И мне, убежденному атеисту, пришлось сослаться на волю божью: наверное, Всевышний просто хотел, чтобы сибирская тайга просуществовала подольше, потому и отдал ее ленивым русским. Достанься она китайцам, ее давно уже перевели бы на зубочистки и палочки для шашлычков. Ничего не поделаешь - мы разные.
      
       6. Воспоминания
      
       Чаще всего почему-то вспоминается дорога на работу на другой берег Сунгари, наверное, потому что ни разу не получилось выйти из автобуса и толком осмотреться. Запоздалые сожаления. Не получилось попасть в музей науки и техники, который каждый день проплывал по правой стороне по дороге туда. Не получилось разглядеть поближе ледяные скульптуры, которые видны были зимой издалека по дороге обратно. И три огромных небоскреба на нашем берегу, встречавшие автобус яркими огнями. Помню, что это было очень красиво. Запомнились яркие шары и фонарики на улицах. Забавным показался обычай высаживать весной по всему городу усыпанные розовыми цветами деревца - просто для красоты и весеннего настроения, пусть их ненадолго и хватает.
       Что ж не скажу, что в Харбине было легко, но оно того стоило. Не зря говорят французы - то, что тяжело переживать, потом приятней вспоминать. Есть, что вспомнить.
      

    26


    Грошев-Дворкин Е.Н. Амазонка из Тувы   17k   "Рассказ" Проза

      Слышат духи степей и гор
      Откровенный их разговор
      На дороге длинной, прямой
      К милой юрте, к семье, домой.
      (из тувинской поэзии)
      
      В тот год наш археологический сезон начался не совсем удачно.
      Нет, с нашей стороны всё прошло как дОлжно - контейнера с оборудованием отправлены вовремя, команда собралась полностью, проблем с перелётом не было. Вот только, стоило нам ступить на тувинскую землю в аэропорту Кызыла, как КирСаныч (Кирил Александрович), замнач по тылу (попросту завхоз экспедиции), сообщил, что ни одна из переправ выше Енисея не работает - половодье.
      Половодье горных рек я наблюдал впервые в жизни. А те из ребят, которые уже ездили в Туву раньше, такого половодья не припоминали.
      
      Вспомнилось, как в прошлом году мы с Людмилой Ревой, одной их археологинь, ходили на поминальный утёс. Это было на Элиг Хеме. Крутой, но вполне доступный склон вознёс нас под самые небеса. Оттуда тувинская тайга просматривалась на многие и многие километры. А внизу, под головокружительно крутым обрывом, бесновался Элиг Хем. Масса воды свинцового цвета бурлила водоворотами, с грохотом билась о гранит ущелья шириной около трёхсот метров, вздыбливалась, натыкаясь на горные отроги... Удержать такой поток невозможно даже Всевышнему. А в него начинаешь верить, когда стоишь окутанный туманом облаков, когда до неба оставалось только руку протянуть. Внизу, под тобой, с грохотом, надрывным воем, незамолкающим рокотом, несётся Земная сила неподвластная никому и ничему. Панический ужас охватил меня тогда. Хотелось закрыть глаза и не видеть всего этого, готового унести тебя, как песчинку, в небытиё.
      Людмила взяла меня за руку и, побледнев лицом, сказала:
      - Чудовищно! Чудовищно и красиво. Только ради того, чтобы увидеть всё это, стоило приехать. У меня такое ощущение, что мы стоим на краю Земного диска. Если сделать шаг, то низвегнишься в Океан, где плавает Черепаха, на которой стоят Слоны, поддерживающие нашу Землю.
      Наши ощущения совпадали.
      
      Но это было в прошлом сезоне, когда в горах, за зиму, не набралось столько снега. И жара на Туву не обрушилась так яростно, растопив его, превратив в потоки рек и речушек, устремившихся в притоки Енисея. От этих вод он взбурлил всей своей, и не без того неукротимой мощью, отрезав нас от правобережных раскопов где нам предстояло работать.
      Посовещавшись и прикинув наши возможности, нашли единственно правильное решение - попасть на правый берег здесь, в Кызыле, воспользовавшись железобетонным мостом.
      Обычно наш путь пролегал из Кызыла в Шагонар и далее на Чаа-Холь, где мы переправлялись через Элиг Хем самосплавом на пароме. Теперь паром не ходил. А терять время в ожидании прекращения паводка мы просто не имели возможности - опасались не успеть с выполнением всей, намеченной на этот сезон, программой.
      Единственно, что вызывало некоторую тревогу, это неизвестность правобережного маршрута. Район тот, при скудности населения в Туве, был совсем необжитой. Дороги отсутствовали, и ориентироваться в направлении движения можно было только по компасу, особо не удаляясь от реки. Но тревога эта перемежалась в нас с некоторой романтикой первооткрывателей и особливо никто не скулил. Решили так: "Едем на одном баке бензина туда и, если заблудимся, то на втором баке возвращаемся назад. А дальше - как Боженька нам улыбнётся".
      
      И Боженька нам улыбнулся. Улыбнулся во все тридцать два зуба. Так, что к вечеру мы были уже на месте прошлогодней стоянки. По-быстрому, пока солнце не закатилось за горную гряду, расставили палатки и на костре приготовили нехитрую похлебку из пшенички с говяжьими консервами. Главное, чтобы она пожиже была, чтобы её не надо было жевать, а черпать ложками как "тюрю". Так она быстрее проглатывается, наполняя наши голодные желудки. От спирта пришлось отказаться - все были усталые и мечтали быстрее завалиться спать, нырнув в спальные мешки.
      Так начался наш сезон этого года.
      
      В общем, ничего примечательного в нём не было, если всматриваться в то время с высоты сегодняшнего дня. Но для меня тот год стал памятен тем, что он оказался отправным в моих отношений с дочерью.
      Да, все наши мытарства по тувинским горам, степям, перевалам, тайге делили с нами и наши дети. Их было немного, но они были. В тот раз их было пятеро - три девчонки и два пацана. Старшей, Марии Ивановне, было пятнадцать, младшим из девчонок - двенадцать и одиннадцать. Мой Вадим и Мишка Стеблин-Каменский были одногодками и только-только закончили первый класс.
      Так уж само сложилось, что мальчишки кучковались вокруг меня, а девчонки жили своей компашкой, но находились под надзором Родионовны. Родионовна была из МНС института востоковедования. Своих детей у неё пока не было и наших любила она безумно. Так, что пригляд за отпрысками ей был не в тягость. А это устраивало всех и родителей особенно. А у меня их было двое - Вадим и Анжела.
      Они проводили в экспедиции всё лето, которое мы с женой делили пополам. В начале лета брал отпуск я и, по мере возможностей и фантазии, обустраивал жильё и быт всем лагерным детям. А во второй половине лета приезжала она и все хлопоты принимала на себя.
      
      Однако я отвлёкся что-то.
      На чём я прервал свою мысль? - На том, что дети наши нам не докучали?
      Да, так оно и было.
      
      Весь день, все хлопоты походной жизни они делили с нами поровну. Подъём, завтрак, поездка на раскоп, работы на раскопе - всё это их выматывало и после возвращения в "стойбище" им было уже не до сумасшествия. Общие посиделки за сколоченным на всех столом, общие разговоры на сон грядущий и спать. Спала наша ребятня по-богатырски - пушкой не разбудишь.
      Так продолжалось шесть дней. Седьмой, не зависимо от дня недели, был выходной. Вот тут - пожалуйста. Сходите с ума хоть в полном смысле этого слова. Чем ребятня и занималась. В этот день им разрешалось всё, что можно было только допустить в условиях походной жизни. А жизнь такая им нравилась. Они и сегодня вспоминают о тех днях с некоторой грустью и огромным удовольствием. Правда, в экспедиции они не ездят. Времена не те. Да и профессии у них далеки от археологии. А тогда...
      
      В тот день, меня, как не связанного непосредственно с работами на раскопе, командировали в Шагонар за продуктами. Раньше это было просто - сел в "Казанку" и, с ветерком, вверх по Элиг Хему. Километров около двадцати и ты на месте. В этот раз всё было проблематично - по такому паводку, против такого напора воды в реке, "Казанка" не выгребала. Если только вдоль берега, ещё можно было подниматься вверх, на пределе мощности подвесного двигателя "Прогресс". Но на коренном течении мощности его никак не хватало и "Казанку" медленно, но верно сплавляло вниз.
      Выход был только один - переправиться на противоположный берег у места расположения лагеря. С учётом разлива реки это было около полутора километров. Ну и снесло бы нас ещё, при всём сопротивлении течению, на километр. А там нас должен был поджидать Амаг с лошадьми.
      
      Амаг был из аборигенов. Около двадцати лет отроду. Вот уже три года, как он связал свою жизнь с нашей экспедицией и числился у нас и за рабочего, и за переводчика, и связующим звеном с местным населением и властями. Этакий Дерсу Узала, но только наш, на каждый сезон. Договорённость о том, что он нас должен встречать мы достигли ещё в Кызыле. Оговорили и дни недели наших вылазок за продуктами. А поскольку Амаг всегда отвечал за свои слова, то мы не беспокоились, что останемся без харчей.
      
      Получив деньги и всяческие указания я, несколько смутившись, испросил разрешения взять с собой Анжелу. Отношения наши были несколько натянуты, и я старался, как можно чаще, держать её рядом. Чтобы она увидела во мне друга или, хотя бы, товарища. Как можно чаще, имела возможность общения со мной.
      Поехать в Шагонар Анжела согласилась с радостью, которую я от неё не ожидал. В "Казанке", когда нагонная волна ударяла с всхлипыванием в борт, окатывая нас брызгами, Анжела не выражала никакого беспокойства, не ойкала, ни айкала, а, как-то, весело и отчаянно подставляла лицо ветру, солнцу, брызгам и молчала. Молчал и я, в надежде, что всё должно придти само собой, и наша дружба тоже.
      Лишь только прибрежная галька зашуршала под днищем "Казанки", я заглушил мотор и, как был в сапогах, выпрыгнул за борт. Воспользовавшись остатками инерции лодки, с силой вытянул её на берег и обмотал носовую цепь вокруг валуна, находившегося рядом. Пока я проделывал все эти манипуляции, Анжела скакнула из лодки и, взбежав по обрыву на берег, с интересом оглядываясь вокруг. Она стояла на кромке обрыва как нимфа. По девичьи стройная, с чуть проступавшей под ковбойкой грудью, с распущенными волосами, трепещущими на ветру. Это была совсем юная, еще ребёнок, но женщина. Обещавшая быть чрезвычайно красивой.
      
      Забросив на плечо два пустых рюкзака, поднялся на берег. Невдалеке, прячась от палящего солнца, кто-то лежал под кустом. Рядом паслись три взнузданные лошади. Я свистнул. Человек приподнялся. Это был Амаг.
      Мы подошли друг к другу, обнялись. Целую зиму я не видел этого открытого душой, несколько наивного человека. Он всегда считал себя должным всем помогать, всегда всем улыбался. С ним было просто в любой обстановке. Казалось, что недостатки ему чужды. Что в любом коллективе этот человек всегда незаменим и нужен.
      Лошади, которых привёл Амаг, оказались из Шагонарской конюшни. Там они содержались для нужд ИсполКома, Горкома партии, прочих общественных организаций. Теперь все три находились в нашем распоряжении.
      Анжела, достав из кармана брюк ванильный сухарик, протянула его каурому рысаку:
      - Можно я на этой лошадке поеду? - спросила она не у меня, а у Амага.
      Амаг посмотрел на меня и сказал, как бы между прочим:
      - Решать тебе, Евгений, но конь горячий, на месте не стоит.
      - А мы ему ремень в удила пристегнём, и я его укрощу, рядом пойдёт.
      Так и сделали.
      - А я не упаду? - уже у меня спросила Анжела, располагаясь в седле.
      - Не упадёшь, если будешь на ногах крепко держаться, а не на попке сидеть. Это тебе не на стуле. Поняла?
      Анжела поджав губки кивнула головой.
      - Ты, когда поедем, старайся в стременах на ногах стоять. Но никак на ходулях, а амортизируя ими в коленках в такт движения лошади, и у тебя всё получится. Главное - не бойся. Я рядом буду. В случае чего подхвачу тебя. И спинку держи прямо. Не наклоняйся к лошади. Сиди ровно, как на физкультуре. Ну, что - айда?
      
      Около километра мы проехали шагом. Чтобы жеребец, на котором ехала Анжела, не снялся в рысь, я ремень от его удил привязал к луке своего седла. Анжела с каждой минутой всё уверенней и уверенней чувствовала себя на нём верхом.
      - Этак мы и до вечера в Шагонар не попадём, - сказал Амаг ехавший по другую сторону от Анжелы. - Надо хотя бы на рысь перейти.
      - А давай попробуем. Ты как Анжела, освоилась? Рысью не испугаешься?
      Анжела, с выражением лица полного счастья, крутанула головкой.
      - Гоп! Гоп, гоп, - скомандовал Амаг, и лошади сами перешли на рысь.
      Я посмотрел на Анжелу. Та держалась в седле вполне прилично.
      - Анжела, - обратил я её внимание на себя. - Ты помягче в коленках ноги сгибай. И в тот момент, когда лошадь "зависает" делая шаг, клади попку в седло. Пусть ноги твои в это время отдыхают. Поняла?
      Так, на рысях, мы проскакали около часа. Я, время от времени, поглядывал на дочку и видел её по-настоящему счастливой. Значит не зря я взял её с собой. Милая моя, да если бы только было возможно, я никогда не оставлял тебя. Ты бы всегда была со мной и поняла, наконец, что все вы мне дороги - и ты, и Вадик, и мама.
      Перехватив мой взгляд, Анжела улыбнулась мне и сказала то, что я меньше всего ожидал от неё услышать:
      - Давай ещё быстрее, папа. Это так здорово.
      Я глянул на Амага. Тот кивнул мне в ответ и его задорное: - Гоп, гоп, гоп, - перевели лошадей в галоп.
      Анжела сперва испугалась от такой прыти, но через минуту я увидел, что она быстро поняла, как надо держаться в седле при галопе. Её чуть устремлённое вперёд тельце покачивалось на стременах в такт скачки. Личико с прищуриными глазками принимало на себя обжигающий встречный ветер. Волосы развевались за головой как у Амазонки. И во всём её существе было столько от природы, от простора степи по которой мы неслись вскачь, что уже не только она, но и я чувствовал себя по-настоящему счастливым.
      
      Шагонар встретил нас пыльными пустынными улицами, нечистотами вдоль домов, и затхлым запахом канализационного оврага. Стараясь не замечать столь удручающей картины, мы подъехали к ИсполКому - единственному полноценному деревянному зданию, где находились все управленческие организации этого города. Здесь же размещалось и почтовое отделение.
      Забрав почту, газеты и переписав на бланк телеграмму, текст которой заранее составила наша начальница Эльвира Устиновна для руководства института, ведя лошадей в поводу, пошли в магазин. В магазине затарившись всем, что было указано в списке продуктов, я купил ещё, от себя, по ананасу лагерной ребятне. Пускай потешатся. В Ленинграде ананасы "днём с огнём" не сыщешь, а здесь, пожалуйста.
      Удивительная всё-таки эта страна - Тува. Здесь свободно в продаже то, что в Питере, если только по блату достать можно. На прилавках свободно лежат пачки индийского чая "Три слона", постельное бельё - простыни, наволочки пододеяльники, посуда фарфоровая всякая разная, пиалы, одёжа... Даже "техасы" есть. Просто чудо какое-то.
      "Надо бы и Анжеле подарок сделать, - подумалось мне. - А какой?"
      Я оглянулся, но Анжелы рядом не оказалось. Выйдя на улицу она, как со старым знакомым беседовала с Амагом. О чём? - мне было не до этого. Я снова нырнул в магазин и, подойдя к прилавку, выбрал для неё амулет - бычья голова, вырезанная из кедра, на цепочке. То, что надо. Такое если только в Туве купить можно. В Ленинграде ерунда всякая продаётся, от которой тётки писаются.
      
      Закончив с обязательной программой я предложил Амагу посидеть в кафешке. Такое заведение тоже имелось в Шагонаре.
      Полупустой зал с разнокалиберными столами и стульями был затенён по-настоящему русскими ставнями. Официантки в кафе не полагалось. Усадив своих подопечных за столиком в углу, подошёл к барной стойке.
      "Так! - Пива не хочу. Водки нет. А что есть? Есть портвейн "Кавказ" - уже хорошо".
      - Мамаша, - обратился я к женщине славянской наружности. - Пожалуйста, бутылку "Кавказа", два бутерброда с сыром, бутылку "Буратино" и шоколадку. И три стакана.
      Что? - стаканов нет. А что есть? - пиалы. Ну, давайте пиалы. Никогда не пил портвешок из пиал. Сейчас попробуем.
      Посидели мы отлично. А почему бы и не посидеть, когда все дела сделаны и нам только до дому осталось добраться?
      
      Рюкзаки Амаг, перестегнув лямками, повесил на круп своего рысака. Мы взобрались, каждый на свою лошадь, и, не спеша, шагом, выехали из города. Время в запасе ещё было и я не очень-то спешил в лагерь. Но каково же было моё удивление, когда, только мы оказались за околицей столь гостеприимного города, Анжела сказала:
      - Давайте быстро поедем. Кто кого перегонит.
      Амаг глянул на меня. Я согласно кивнул головой, и тут началось то, чего я никак не мог ожидать. Анжела, ударив своего жеребца пятками кед, привстала на стременах и, чисто по казацки, приняв единственно правильную в седле стойку, с каким-то диким криком радости, вихрем припустилась вперёд обогнав и меня, и Амага.
      Кто, когда, где обучил её так отчаянно скакать? Не уж-то это мои гены передались ей от той юности, когда я, в степях под Саратовом, готов был без устали скакать и скакать, ненасытно впитывая в себя радость степного простора, встречного ветра, жизни. Воистину чудно всё это может показаться.
      Амаг прокричал что-то гортанное, и наши лошади понеслись вслед удаляющейся дочери. Моей дочери. Той, которая доставила мне в жизни больше тревог, чем радостей. И почему всё так нескладно у меня с ней получается?
      
      Амаг помог мне столкнуть лодку в воду. Подержал её за цепь, пока я запустил мотор и, махнув на прощанье друг другу, мы расстались.
      Нас также освежали брызги ударявшейся в борт волны. Также трепыхались на ветру Анжелины волосы, а она сидела лицом к удаляющемуся берегу и не переставала махать Амагу рукой. Что-то изменилось в её жизни в этот день, я это почувствовал. А вот что, этого я не знал.
      - Как дела, дочка? - спросил я её.
      - Всё хорошо, папа, - ответила она и тут же отвела взгляд в сторону.
      Но мне было счастливо уже от этих её слов.
      
      

    27


    Назаров Р.А. Геометрия ушедшей цивилизации   5k   Оценка:8.00*3   "Очерк" Приключения


    Геометрия ушедшей цивилизации

      
       Насколько быстро стирается наш след на Земле? В поисках ответа на этот вопрос я отправился в болота среднего Поволжья, туда, где 90 лет назад родился и 60 лет спустя исчез огромный энергетический проект.
      
       В любом регионе мира туристам обязательно предлагают посетить археологические раскопки и восхититься тем, как долго могут сохраняться следы древних цивилизаций. В противоположность этому, экологические туристы наслаждаются зрелищем того, как природа засасывает результаты человеческой деятельности, разлагает их, а самые неподатливые обживает, органично встраивая в ландшафт на свой лад.
       Среднее Поволжье - один из самых развитых и обжитых регионов России. Путешественник, едущий автодорогами или поездом, будет видеть вокруг селенья, сельскохозяйственные угодья и изредка клочки леса. Кажется, здесь нет места тайне. Но впечатление обманчиво. Дороги старательно обходят стороной огромные куски практически непроходимой болотистой местности.
      
       Однажды цивилизация сделала попытку экспансии сюда, польстившись на лежащий в болотах торф. Пролетая над Поволжьем, вы обязательно увидите структуры прямоугольных водоемов - следы выемки торфа для некогда крупнейшей в мире торфяной теплоэлектростанции в городке Балахна. Возведенная в 1925 году, эта станция имела мощность 200 МВт и снабжала электричеством несколько городов. За это время в лесах возникла развитая инфраструктура, включающая поселения и узкоколейную железную дорогу - самую длинную в СССР. Запасы торфа иссякли уже к концу 1970-х годов и электростанция в Балахне была переведена на природный газ.
      
       Ведет меня сквозь болота железнодорожная насыпь - дорога здесь разобрана около 10 лет назад. Без насыпи я не смог бы пройти эти места насквозь, хотя у меня есть GPS-навигатор. На то они и болота: без дороги, проходящей по насыпи, скорость продвижения была бы смехотворной. Значительная часть насыпи продолжает использоваться - по ней проходят две колеи, проложенные автомобилями охотников и ногами местных жителей, бывших торфодобытчиков. Местами дорога не используется - в этом виновато разрушение мостов, переброшенных через многочисленные ручьи. Они быстро приходят в упадок, и лишь отчаянные автомобилисты отваживаются перебираться через них (фото). Поэтому дорога изобилует участками, заросшими уже довольно толстыми деревьями. Такие отрезки приходится обходить, продираясь сквозь заросли.
      
       Это поразительно, но от самой дороги почти ничего не осталось. Я надеялся найти где-нибудь сохранившийся участок рельсового пути, но это оказалось невозможно. Сами рельсы везде... кроме дороги - сейчас они служат столбами на ограждениях дачных участков, подручными приспособлениями в ветхих домах жителей бывших станций. Кое-где попадаются шпалы и костыли. Мы измерили одну шпалу, и она оказалась чуть больше, чем диаметр колеса моего велосипеда. Представляете себе, как миниатюрен был поезд?
       Камень и бетон, как и железо, оказались ненадежными хранителями истории. Деревянные крыши и потолки рухнули и увлекли за собой кирпичные стены, поэтому большинство бывших строений железной дороги выглядят так, словно их покинули несколько веков назад. Еще несколько лет - и они полностью зарастут, слившись с местностью.
       А вот линию электропередач, в отличие от рельсов, демонтировать не стали. Деревянные столбы подгнили и рухнули, но подросшие деревья приняли провода на себя. Так и висят они прямо в густой чаще меж сосен, елей и берез, и еще долго будет изумлять случайных путешественников, незнакомых с историей этой местности. А когда насыпь окончательно зарастет, только этими проводами и смогут руководствоваться те, кто захочет повторить наш маршрут.
       Оказалось, что те железные и каменные артефакты, которые казались "вечными", исчезают быстрее всего. А вот прямоугольные пруды, называемые здесь "торфяными озерами", год за годом остаются практически неизменными. Они - подлинное украшение этих мест, и способны привлечь массу туристов. Конечно, прямоугольная форма водоемов непривычна, но в их безветренном лесном спокойствии непреходящее очарование. Каналы, уходящие стрелой за горизонт, озера и ручьи заполнены водой сочного коричневого цвета. Этот цвет создает иллюзию вкусности и даже сладкости воды. На деле, конечно, это не так. Дна не видно - берег уходит вниз отвесно, и насколько глубоко, понять невозможно. Забавны и узенькие полоски земли, разделяющие озера. Как правило, они покрыты соснами или ольхой, а между кустами вьется тропинка. Здесь растет много грибов и брусники. В озерах практически нет рыбы - только земноводные, рептилии и птицы. Сейчас озера привлекают на гнездовье тысячи уток.
      
       Кто бы мог подумать, что этот декаданс происходит буквально в центре Европы в XXI веке? Ученые недавно прикинули, что если наша цивилизация исчезнет, то уже через 20 000 лет от нее практически не останется следов. Даже в пустыне. А болота на то и болота - они поглощают остатки гораздо быстрее, что я и наблюдал. Бродя по брошенным торфоразработкам, я немного чувствовал себя героем фантастического фильма, прошедшим апокалипсис. Я ощущал слабое тепло августовского солнца и впервые за много месяцев наслаждался полной тишиной - лишь ветер шумел в вершинах сосен, да пели птицы. И я подумал - я не против такого конца света.
      

    No Роман Назаров, 2011.


    28


    Железнов В. Путешествие из Петербурга в Москву... через Сибирь   14k   "Статья" Публицистика

      Путешествие из Петербурга в Москву...
      через Сибирь.
      (путевые заметки)
      
      
       Четыре года прошло с тех пор, как я отважился путешествовать по нашей необъятной стране. Поездки в Москву и обратно я не считаю.
       Так вот, вновь поездом, но теперь в августе и немного другим маршрутом. Приятно удивил плацкартный вагон фирменного поезда Санкт-Петербург - Новокузнецк. Новый, чистый, с кондиционером и вакуумными биотуалетами. Правда, один из них сломался в первый же день поездки, и очередь увеличилась вдвое. Но это, я вам скажу, пассажиры сами виноваты. Ведь предупреждали же: "Ничего в унитаз не бросать!" Ну, а в остальном ехали вполне прилично. Прошлый раз ехали в купе, но теперь такое удовольствие не по карману. РЖД задрал цену так, что на самолёте дешевле.
       Снова за окнами мелькали леса, реки, и заброшенные поля. Большие города и малые посёлки светились во тьме, а оставленные жителями деревеньки взирали грустно на проносящийся поезд пустыми проёмами выбитых окон. Буйная зелень хоть и очень старалась, но не всегда скрывала следы жестоких лесных пожаров. Пару раз и нам пришлось проскочить через дымовую завесу. Жара этим летом стояла несносная (кроме Питера), да и людское сознание не стало лучше, вот и пожирает огонь белоствольные берёзки и корабельные сосны.
       Изменилось немногое, но в лучшую сторону. Бросаются в глаза огромные дачные посёлки вокруг городов. Сроится много новых домов, а старенькие отделаны современными материалами. Вдоль автомобильных трасс выросли новые АЗС и мотели. Исчезли груды ржавого металлолома вдоль дорог. Скорее всего, местные жители сдали их в скупку металла. Всё хоть какой-то заработок. Ведь ни для кого не секрет, что в провинции с работой дело обстоит не лучшим образом, да и зарплаты на порядок ниже, чем в столицах (я имею в виду зарплаты простых работяг, а не тех, кто действительно владеет всеми богатствами России). На станциях народ чем только не торгует, хотя торговля с рук на перронах запрещена. Но опять же, заработать всем хочется.
       Как перевалили Урал, картина несколько изменилась. Бескрайние просторы Сибири размывали следы нашей европейской разрухи. Ну, это и понятно, плотность населения совершенно разная. И поезд останавливался гораздо реже. Только и оставалось любоваться пейзажами из окна вагона. А любоваться было чем. Всё же красивая наша страна. Какие просторы! Какая мощь!
       Величественный, в стиле сталинского ампира, вокзал Новосибирска принял нас в свои объятия ранним утром, а обычная маршрутка, по цене выше Питерской, отвезла на автовокзал. Списанный десяток лет назад где-то в цивильной Европе автобус с разбитым лобовым стеклом, поглотил в своё чрево полсотни человек, и, поскрипывая обшивкой, да громыхая подвеской, поскакал по федеральной трассе на юг.
       Дорога, я вам признаюсь, даже очень ничего. Не германский автобан, но всё же... Но шесть часов в жестяном "ведре" без кондиционера при плюс тридцать пять - это знаете ли не каждому южанину по нраву, а уж тем более "замороженным" жителям Питерских болот...
       А вот Алтайский край приятно удивил бескрайними возделанными полями. Не зря наши отцы поднимали целину, не остались их труды напрасны. По сей день пашут, сеют и жнут на этих чернозёмах трудолюбивые сибирские крестьяне.
       Все неудобства дороги отошли в прошлое, когда прибыли на место. Родное село Смоленское всё так же вольготно располагалось под увалом по берегам Поперечки. В знойном мареве над горизонтом возвышались голубые хребты Алтайских гор. Знакомые с детства Борки восстановились после жестокого пожара, и за годы моего отсутствия почти укрыли следы бедствия шестилетней давности.
       Встречали дорогих гостей всё с той же радостью и традиционным гостеприимством. В этом народ совсем не изменился. Сколько себя помню, гостей здесь всегда встречали всей роднёй и хлебосольно. Да и вообще, насколько я заметил, уклад жизни там почти не изменился. Конечно, время внесло свои коррективы: множество новых иномарок, дореволюционные избушки соседствуют с добротными современными домами. А в домах компьютеры с интернетом, плазменные панели, дорогая мебель, ковры и все квартирные удобства. Но люди остались теми же. Семья и родичи для них важнее всего. Нет в них той суеты и отчуждённости, какой отравлены жители мегаполисов. Живут они чинно, размеренно, с достоинством, как жили их предки-казаки, защищавшие южные рубежи Сибири от набегов кочевников-джунгар. Работают много, но и гуляют от души. Практически у всех имеются огороды и домашняя скотина. Иначе не выжить на одну зарплату. Сами посудите, как можно жить, если десять тысяч считается очень приличной зарплатой. А ведь у многих и такой нет.
       Районное село, имевшее когда-то развитую промышленность и огромный совхоз, обеспечивало рабочими местами не только своих жителей, но и жителей соседних деревень и посёлков. Теперь же картина совершенно безрадостная. Предприятия разорены, совхоз еле сводит концы с концами. Даже уличного освещения нет. Потому местные передвигаются по селу ночью только на автомобилях. Так сказать, каждый со своими фонарями. Нет денег в местном бюджете и на культуру. В плачевном состоянии библиотеки, музеи, больница, музыкальная школа. Каким-то чудом удалось "выбить" средства на восстановление Районного Дома Культуры, повреждённого землетрясением пять лет назад. Процветает только торговля, магазины растут как грибы. Но люди не унывают, они живут не благодаря обстоятельствам, а скорее вопреки, или даже назло им.
       Я побывал в гостях у своей одноклассницы. Она и её муж врачи местной больницы, но вынуждены содержать двадцать поросят и сажать огород, чтобы жить достойно. Другая одноклассница - известный в Алтайском крае композитор, тоже вынуждена после работы доить корову и копаться на грядках. Короче, я почувствовал себя бездельником, по сравнению с этими людьми. Живя в своих городах, мы плохо знаем провинцию, а там живут замечательные люди. А какие таланты взрастают на тех плодородных почвах!
       Совершенно неожиданно для себя, я стал звездой местной прессы. После посещения районного краеведческого музея, где я безуспешно пытался разузнать о своей родословной, со мной захотели познакомиться члены местного литературного объединения "Родники". Два часа пролетели, как одно мгновение в общении с этими самородками. Иначе и не назвать их, ибо это поэты и прозаики-самоучки. Их произведения идут из души. Некоторые из них печатаются в альманахах, а кое у кого даже изданы книжки. Я читал эти книги, подаренные мне авторами, и скажу честно, был растроган самобытным талантом и душевностью их произведений. Честное слово, я рад, что познакомился с этими людьми, и горжусь.
       На следующий день мы посетили дом-музей писателя Анатолия Пантелеевича Соболева, который, кстати, учился в моей школе, только значительно раньше меня. Там тоже произошла интересная литературная встреча. Так вот, об этих событиях местная пресса не замедлила оповестить население. Ну, а людская молва донесла новость и до тех, кто газет не читает. Так что моё пребывание на родине пришлось расписывать буквально по часам, да и родственники приготовили для нас обширную культурную программу.
       В прошлый приезд мы побывали только в Белокурихе - знаменитом на всю Сибирь курорте. А в этот раз нас покатали на славу по серпантинам Горного Алтая. Были мы и в дендрариуме, и на чемальской ГЭС, два дня провели на берегу Катуни, наслаждаясь чистейшим горным воздухом и прекрасными видами речных перекатов. Песни под гитару, шашлык под шум порогов, шутки и смех под душистый чай, или кое-что покрепче. Незабываемо!
       Но и здесь встречаются следы "цивилизации". Вездесущие пластиковые пакеты и бутылки, осколки стела, пивные банки. Ну почему мы такие "свиньи"? Ведь те, кто нагадил в этой красоте, приедут сюда снова и будут возмущаться этим безобразием, будто сами ни при чём. Нужно начинать с себя, со своей культуры, приучать к этому своих детей. Может быть, тогда не будем натыкаться на собственное дерьмо! Честное слово, мы за собой убрали всё до последней бумажки. Хотите верьте, хотите нет!
       А ещё мы совершили экстремальное путешествие вдоль другой горной речки Песчанки к месту, называемому "Щёки". Это, я вам скажу, достойное зрелище. С одной стороны многометровый обрыв к реке, а с другой машину поджимают отвесные скалы, уходящие под облака. Извилистая дорога усеяна обломками горной породы, регулярно срывающимися с высоты. Кое-где встречались, недавно расчищенные, завалы. Но мы, хоть и хватили адреналиньчику через край, добрались до места и уехали обратно без происшествий. Рыбалка на хариуса не была богатой, но без знаменитого сибирского трофея я не остался. Теперь мечта - поймать тайменя. Правда, пришлось залезать в холодную воду и, рискуя быть смытым неудержимым течением, пробираться по скользким камням, чтобы отцепить снасть. Спиннинг был чужой, поэтому обрывать леску я себе не позволил. Но и этого мало. Для полноты ощущений, решили мы взобраться на одну из скальных вершин. Ох, старость не радость! Да ещё без всякой альпинистской подготовки... Зато, какие виды отрываются с вершины! Это словами не передать! Вот смонтирую фильм, тогда всем покажу, какую красоту я видел своими глазами.
       Горы - это превосходно, но и предгорья Алтая не уступают в красоте. Вот где простор, вот где раздолье. Золотые поля пшеницы, уходящие к горизонту, цветущие посевы гречихи будто запорошены снегом, а посадки подсолнечника даже в пасмурную погоду кажутся залитыми солнечным светом. Красота неописуемая!
       И люди там живут такие же серьёзные, как неприступные утёсы, и добрые, как солнечные подсолнухи. Познакомился я в Горном Алтае с необычным человеком. Он музыкант, бродил по горным селениям, собирал местные алтайские напевы, записывал заклинания шаманов, для того чтобы потом выпустить альбом в собственной аранжировке. Два альбома теперь в моей коллекции с автографом автора. Необычная музыка, но есть в ней нечто завораживающее, что не даёт отвлекаться от магических звуковых сочетаний.
       Покорённый местным колоритом, я даже купил маленький музыкальный инструмент, который называют варган, (зажимают губами и играют пальцем на единственной вибрирующей пластине) хотя у алтайцев есть собственное название, но его я выговорить не смог. Инструмент этот совсем прост, а вот играть на нём совсем не просто. На берегу Катуни я пытался играть сам, но получалось жалкое подобие, тех чарующих мелодий, которые выводят местные музыканты. Но я научусь, честное слово!
       Десять дней на родине пролетели как один, и вновь нас ждала дорога. Провожали опять же всей роднёй. Автобусом до Барнаула, и поездом до Москвы. Столица Алтайского края неприятно поразила мрачными окраинами, утопающими во тьме. Даже здесь не нашлось денег на уличное освещение. И лишь центр города развеивает ночной мрак.
       Вот такая удивительная страна Сибирь - страна контрастов. Не всё обстоит так радужно, как я это описываю, трудностей и нашего российского бардака здесь тоже хватает. Пьянство, наркомания, безработица и массовый исход молодёжи в крупные города, никуда не исчезли. Проблем много.
       Пусть далеко не вся Сибирь предстала перед моим взором, но и увиденного предостаточно, чтобы понять сколь многообразна наша Россия - матушка, сколь духовно богата и бесконечно терпелива.
       И вновь перестук колёс на стыках рельсов, мелькающие за окнами полустанки и большие станции, забитые товарняком. Действительно, очень много товарных составов. Но что они везут? Нефть, сжиженный газ, уголь, лес, множество контейнеров с иностранными логотипами, лишь иногда пиломатериалы и продукты перегонки нефти. Нетрудно понять, что сырьё идёт на экспорт, а ввозятся иностранные товары. Из нашей продукции я увидел только танки.
       А Москва? Ну, что Москва, она всё так же шумит, раздувается, украшается.
       Первым делом на Красную площадь, пока ранним утром там можно спокойно прогуляться. Но, увы, площадь почти вся оказалась перекрыта сооружениями для предстоящего празднования дня города. Не беда, в этом городе ещё есть места, куда стоит заглянуть приезжему. Храм Христа - Спасителя поражает своим величием и великолепием. Да уж, постарались! Главный православный храм государства отгрохали на зависть всем. Но мне показалось, что нет в нём той благости и умиротворения, как в скромной церкви Смоленской Одигитриевской Божьей Матери, что отстроили в моём родном селе Смоленское. Богатство, роскошь, величие, как во всей столице, а души нет. Не обижайтесь москвичи. Тот, кто любит свой город, понимает, о чём я говорю. Возможно, мне так показалось, как человеку свободного отношения к религии, может быть, так оно и есть. Зато в подвале храма взор отдыхал на выставке вышитых икон. Это же сколько труда положили мастера на каждую из них?! Какая тонкая работа! Тысячи, десятки тысяч крупинок бисера, жемчуга, драгоценных камней пришлось нанизать на иглу терпеливым рукам искусных мастеров. Нет, не переведутся на Руси талантливые и трудолюбивые люди. Врут те, кто заявляет, что русские либо ленивые пьяницы, либо зажравшиеся богатеи. И эти есть, но их намного меньше.
       Затем был музей имени А. С. Пушкина. О, это, я вам признаюсь, не для слабых телом! "Московский Эрмитаж" состоит из нескольких зданий, и обойти их все за один день не реально. Лишь путешествие по центральному зданию заняло почти полдня. Ноги стоптали, как говорится, по самое некуда. Но это того стоило.
       Потом, подкрепившись в музейном кафе, отправились неспешно гулять по Гоголевскому бульвару, Арбату, и закончили день на Чистых (Патриарших) прудах. Сколько ни приглядывался я к гуляющим и сидящим на скамеечках, не удалось мне разглядеть Воланда. А жаль, есть у меня к нему вопросы.
       Сумерки застали нас на Ленинградском вокзале. Бомжей поубавилось, полиции прибавилось. Ну, это и понятно: первые подались на природу, расползлись по городским паркам и скверам, либо отправились на загородные нивы, а вторые усилили охрану объектов транспорта в период туристического сезона.
       Серое утро встретило нас низким Питерским небом, и окропило привычным дождичком.
       Как ни крути, а дома лучше, даже если где-то теплее и беззаботнее.
      

    29


    Бердник В. Выбор   20k   "Рассказ" Проза

      
       Не сделать выбор так же невозможно,
       как и не оказаться однажды перед ним.
      
       Тюрьма, расположенная на необитаемом острове в океане, изобретение отнюдь не новое. Общество всегда нуждалось в изоляции преступников, и чем дальше их удавалось упрятать, тем спокойнее чувствовали себя его законопослушные граждане. Да и с какой ещё реальной пользой морская держава может использовать принадлежащий ей безжизненный клочок суши, окружённый водой на сотни миль вокруг? Очевидно, там только и место всякому сброду: насильникам, грабителям, убийцам и прочим отпетым лиходеям, однажды преступившим установленный порядок и поплатившихся за то драгоценной свободой.
       Как раз недалеко именно от такого заброшенного острова мне и пришлось очутиться в одном из путешествий. И занесло меня туда не по беспечности или по нелепой случайности, а в результате сложившихся неблагоприятных метеоусловий. Для яхтсмена изменить маршрут - дело довольно обычное. Ухудшается погода - и прощайте прежние планы. Увы. А уж плавание в тропических широтах и подавно полно сюрпризов и неожиданностей. Внезапный циклон с диким ветром и ливнем там как здрасте. Вот глаз радует чистый и ясный горизонт, как вдруг вдали появляется полоска предательской грозовой облачности - зловещей предвестницы скорого ненастья. Через несколько часов на расстоянии уже хорошо заметно, как небо окрашивается в чернильный цвет и тогда единственный способ избежать встречи со штормом - изменить намеченный курс. Лучше без промедления следовать в направлении, может и ненужном, но зато, наверняка безопасном. Да и есть какой смысл подвергать себя неоправданному риску, если всё-равно некуда спешить? Зачем, когда отсутствует необходимость вовремя прибыть в порт назначения? Тем более, что, как такового - конкретного, его просто не существует. Жизнь человека, довольствующегося малым, тем и привлекательна, что не подчинена расписанию.
       То памятное утро выдалось на редкость спокойным. Иногда выпадают подобные волшебные минуты единения души с окружающим миром, когда, встретив рассвет в кокпите за штурвалом, в очередной раз радуешься сделанному, наконец, выбору - бросить, к чертям собачьим, все дела и уйти в море. Ведь только там ты никому и ничего не должен. Стоит лишь поднять парус и плыви куда хочешь. Разве не заманчивая перспектива для полного сил и энергии мужчины, отдававшего себя слишком долго бездарной необходимости делания денег на берегу? Пожалуй, что и единственная, не побоявшегося честно спросить себя однажды о целях неустанного обогащения:
       - А, собственно, во имя чего? И сколько мне нужно, чтобы почувствовать себя удовлетворённым жизнью? Ведь человек счастлив, не обуздав желания, а преодолев препятствия к их исполнению.
       Ровно год назад, унылой зимой, этот вывод робко постучался в сознание, а уже нынешней ранней осенью мы с Ингой отошли от причала, чтобы без колебаний затеряться в океане. То есть, говоря фигурально, последовали руководству пользователя песочными часами...
       Я уверен, что мне повезло однажды найти правильную женщину. С тех пор она неизменно рядом. И конечно, теперь, когда в свои пятьдесят четыре я всё чаще оглядываюсь назад, но уже редко загадываю наперёд. Будь как будет. В будущее хочется заглянуть в трудные минуты, надеясь на лучшее, а когда тебе по-настоящему хорошо - думаешь о настоящем.
       Наверное, уйти на яхте только вдвоём, в итоге, было идеальным решением. Правда, управлять шестидесятифутовым шлюпом нам иногда нелегко, но зато отрадно для души ежесекундно наслаждаться обществом друг друга. И ни одного из нас не раздражает постоянное присутствие другого на борту. Тридцать пять лет супружества делают мужа и жену немногословными, но проницательными партнёрами.
       Спасательный жилет, мирно покачивающийся на волнах, я увидел, когда солнце поднялось уже достаточно высоко. Жилет распластало по поверхности воды и оранжевое пятно, словно яркая клякса издалека бросалось в глаза. Есть вещи, смысл которых в открытом океане приобретает статус свидетельств. Безусловно, не улик или вещественных доказательств, но те говорят о многом. Как например, этот специфический предмет, используемый человеком в экстремальной ситуации. И сам собой напрашивается вопрос - уж не использовали эту штуковину по прямому назначению? Когда? И при каких обстоятельствах? Я не стал беспокоить Ингу, продолжавшую нежиться в постели, переложил руль, пытаясь максимально приблизиться к загадочной находке.
       Жилет оказался самым примитивным из всех спасательных средств такого типа. Пенополиэтиленовый, обшитый некрепким тонким нейлоном и даже без светоотражающих полос - словом, дешёвенькая экипировка начинающего яхтсмена, на случай инспекторской проверки. Тем более, поразительно было его обнаружить: здесь, в стороне от оживлённых торговых и пассажирских морских путей, но рядом с островом-тюрьмой. Как раз накануне, изучая внимательно карту, где пролегал наш маршрут, я прочитал на ней предупреждающую сноску: "Территория в радиусе десяти миль ограничена для судоходства". Мы находились как раз на границе обозначенного района да и на экране радара уже появились очертания земли. О тюрьме в здешних водах нам приходилось слышать и раньше. Один из давних приятелей, уже побывавший в этих местах, предупреждал:
       - Имейте в виду, подходить к острову запрещено...
       Борт яхты проскользил буквально в двух-трёх ярдах от жилета. Его лениво качнуло за кормой, а через четверть часа он и вовсе исчез из поля зрения - немой очевидец вероятной трагедии или просто стандартный инвентарь морехода, смытый шальной волной. Я машинально проводил его взглядом, как бы предчувствуя, что вспомню о нём ещё сегодня же. Впрочем, мои думы вскоре переключились на появившуюся на горизонте лиловую полоску, слишком узнаваемую, чтобы не догадаться о её природе. Циклон! Вот только в каком направлении его понесёт, стремительного и безжалостного безумца? Именно это меня занимало всецело. Да и о чём другом станешь заботиться в предверии шторма? А уж прогнозировать его силу я и подавно поостерёгся бы. Моряки - народ суеверный... Ветер пока оставался умеренным, но как надолго? Я напряжённо вглядывался в бинокль, прикидывая направление тяжёлой свинцовой тучи, вселявшей тревожные предчувствия. Однако, та была пока далеко, чтобы окончательно определиться с нашим курсом. Лишь сумрачный горизонт в сочетании с помрачневшим океаном, предвещали скорую бурю, вселяя страх и одновременно упрямство той противостоять.
       Внезапно среди волн мелькнула белая точка и тут же пропала. Стараясь распознать очередной сюрприз, преподнесённый так спокойно начавшимся днём, я попытался сфокусировать бинокль. В воздухе висела водяная пыль, образуя на линзах мутную пелену. Объект, явно искусственного происхождения, опять вынырнул, но пока я возился с биноклем, тот снова потерялся из виду.
       Инга уже давно не спала. Через открытую дверь салона слышались доносившиеся с камбуза звуки посуды. Она по обыкновению готовила завтрак и вскоре поднялась в кокпит. Естественно, от неё не укрылась моё лёгкое возбуждение.
       -Проблемы? - осторожно поинтересовалась Инга, уже привыкшая к непредсказуемости морской жизни.
      - Небольшие, - я не хотел раньше времени нагнетать оправданное беспокойство, благо представился повод перевести тему. И хотя, нам вместе уже приходилось попадать, в мягко говоря, некомфортабельные погодные условия, у меня мерцала слабая надежда избежать встречи с неумолимо надвигающимся циклоном. О штормах хорошо вспоминать в подпитии на берегу, в компании таких же захмелевших приятелей. Описывать им свои ощущения за бокалом вина, и не за одним, привирая чуть-чуть со снисходительной скромностью героя, побывавшего в опасной переделке. Или читать о неукротимом нраве стихии в приключенческом романе, удобно устроившись с ногами в кресле-риклайнере. Переживать шторм самому - удовольствие ниже среднего. Не говоря уже о том, что его вполне можно и не пережить. Недаром любой уважающий себя капитан считает, что опасность всегда ближе, чем думаешь. Так что, моё любопытство по поводу мелькающего среди волн предмета отвлекло Ингу от мыслей о предстоящих неприятностях, неизбежно сопутствующих любому морскому путешествию.
       - Какая-то непонятка , - я протянул ей бинокль, - может тебе удастся разглядеть.
       - Куда смотреть?
       - По правому борту. Белая продолговатая хреновина. Похоже на сорванный буй. Вот только откуда ему здесь взяться? - мне оставалось лишь поделиться сомнениями, надеясь на Ингино зрение, никогда её не подводившее. Вообще-то, о неопознанном объекте вдали от нашего курса я думал постольку-поскольку. Заботиться в данный момент следовало совершенно об ином.
       - Не вижу, - виновато произнесла она минут через пять, опустив затёкшие руки.
       - Странно, - меня не покидала уверенность, что затерявшаяся среди усилившейся зыби белая точка, так и остаётся там. Теперь уже я до боли в глазах всматривался в мешанину волн, где по моим расчётам та могла показаться в любой момент. Внезапно яхта взмыла круто вверх на гребень волны и мне наконец, посчастливилось поймать в окулярах бинокля то, что я так напряжённо искал.
       - Вроде лодка, - я отчётливо увидел её смазанный профиль.
       - Или спасательная шлюпка, - мне вдруг показалось, что над обводами корпуса возвышаются две фигуры.
       - Ты уверен? - у Инги округлились глаза.
       - И даже, по-моему, с людьми! - я опять передал ей бинокль, ожидая очередной высокой волны, позволявшей увеличить обозреваемое пространство. Наверное у меня проснулась подсознательная необходимость подтверждения своих выводов - ведь факт обнаруженной шлюпки и вовсе мог поменять наши планы. Человек на утлой лодочке в открытом океане - это отнюдь не сумасшедший любитель экстремального спорта, затеявший чересчур длительную и далёкую прогулку, а наверняка попавший в беду моряк, нуждающийся в помощи.
       Пока Инга, упёршись для лучшей устойчивости коленями в банку, всматривалась вдаль, туча, выглядевшая на расстоянии небольшой полоской, значительно увеличилась в размере. Она потемнела ещё больше и всполохи молний иногда разрывали её набрякшую тяжёлую массу. Вскоре небо будто разрезало наполовину. По левому борту ещё благословенно сияло солнце, а по правому - голубизна воздуха превратилась в серое желе, сливавшееся с поверхностью воды. Как раз в том направлении, где на плохо различимой линии горизонта и находился этот, остававшийся загадочным объект.
       - Ну? Что-то видишь? - нетерпеливо спросил я Ингу, стараясь по возможности вывернуть яхту так, чтобы уменьшить качку. Несколько раз моя жена протирала от брызг стёкла бинокля и наконец, в смятении проговорила:
       - Бог его знает? Действительно, очень смахивает на шлюпку...
      Вообще-то, в такой ситуации выбирать не приходится. Международная конвенция обязывает оказать помощь терпящему бедствие. Я слишком хорошо знал об этом, чтобы усомниться в том, как нам следует поступить. Да ещё тот самый спасательный жилет... Он моментально вынырнул в памяти, стоило мне краем глаза зацепить торчащие из лодки фигуры. Тут же без промедления вспомнилась печальная известность острова, в близости от которого мы проходили. А вдруг, в лодке сбежавшие из тюрьмы арестанты? Что и говорить, встреча с ними могла бы стать для нас роковой. Ведь обречённым на годы неволи узникам, уже однажды нарушившим закон, наплевать и на конвенцию, и на добрые намерения их случайных спасителей да и на всё остальное. И уж подавно, если что-то и волнует преступников, если таковые, надеясь на чудо, отважились пуститься в плавание в никуда, так это их собственная свобода любой ценой. Головорезам не до морской этики. А вот мы - именно те, кто им нужен в данную минуту. Вернее, наша яхта.
       Я не спешил менять курс. Крепчавший ветер, обещающий сорваться в любую минуту в шквал, вынудил убрать стаксель. Необходимости рифить грот пока не возникло, но в результате этих приготовлений скорость хода немного уменьшилась. Мне требовалось время, чтобы принять решение и мои колебания не не остались для Инги секретом.
       - Ну и что ты собираешься делать? - спросила она, прекрасно понимая всю болезненную остроту возникшей дилеммы.
       - Мы не можем бросить людей на произвол судьбы, - я проговорил это скорее машинально, чем осознанно. Моральный долг и реальность - вещи не всегда совместимые. Это на земле. А в море, где нет свидетелей и подавно.
       - А вдруг в той лодке сбежавшие из тюрьмы заключённые? - Инга слово в слово повторила мои опасения.
       - У нас нет выбора.
       - Есть, - твёрдо возразила она. Мой аргумент её не убедил, но самое страшное, он нисколько не убедил и меня самого.
       - Есть, - повторила Инга, - и очень простой. Уйти подальше от этого места и чем скорее, тем лучше.
       Она опять схватила бинокль и принялась всматриваться в завесу начавшегося мелкого дождя, усложнившую и без того плохую видимость.
       - Их там двое, - её голос уже потерял прежнюю бескомпромиссность. Очевидно Инга представила этих несчастных, которых возможно не первый день носило в океане. Без воды и пищи, объятых ужасом перед стихией.
       - Лучше бы этого не произошло - всердцах вздохнула она, испытывая подобные мне чувства.
       - Послушай, мы пока не повернули в их сторону, - продолжая колебаться, я невольно хотел посоветоваться с Ингой, выручавшей не раз вовремя разумной подсказкой. В моей душе холодное благоразумие отчаянно боролось с состраданием и импульсом броситься на помощь. Да и элементарная осторожность удерживала меня от первого порыва сменить курс и через какие-нибудь час-полтора уже взять на борт измученных неизвестностью людей. Вот только людей ли? Или спасти от гибели подонков? И чем обернётся для нас это необдуманное и наивное милосердие? Стать жертвой насилия не так уж сложно.
       - А почему, спрашивается, в лодке должны оказаться непременно беглецы? Только потому, что мы находимся рядом с островом, где расположена тюрьма? И почему в таком случае их никто не ищет?
       - Кого ты уговариваешь, - усмехнулась Инга, - меня или себя?
       - Пожалуй, нас обоих и не хочу, чтобы решение стало только моим.
      Я не перекладывал собственную ответственность на плечи жены, как не делал этого раньше. Все годы нашей совместной жизни мы никогда не тяготились мнением друг друга. Неудивительно, что и теперь я испытывал необходимость заручиться её согласием.
       - Инга, кто бы спорил? Мы можем продолжать идти, куда шли. Да и кому известно о нашем присутствии здесь? Разве, что тем бедолагам, которые плещутся среди волн и видят лишь кончик мачты вдали, если, вообще, они способны что-то разглядеть. Однако вправе ли мы так поступить?
       - Ты забыл ещё один важный момент, - Инга без иронии подхватила мой тон.
       - Нас будет мучить совесть. Не так ли? Но не забывай, мой дорогой, что иногда лучше потом испытывать её муки, чем пожалеть о собственной глупости уже через несколько часов.
       - Или не сделать всё зависящее от тебя сейчас, чтобы сожалеть потом, упрекая себя за малодушие.
       Я вдруг отчётливо вспомнил американский фильм, сюжет которого, в принципе, прослеживал двоякость нашего положения. Если мне не изменяла память, он назывался "Попутчик". Недаром, после его выхода на экран водители в Америке стали опасаться подвозить незнакомого человека. А всё почему? Зрители, невольно прокручивая в сознании вроде бы безобидные дорожные обстоятельсва, в которых оказывались не раз, уже не могли не примерять на себя киношный риск попасть в руки к злодею. Страх с телеэкранов перекочевал в ежедневную реальность. Так и с нами. Мы инстинктивно ожидали оказаться жертвой. Но ведь так можно дойти до абсурда! Как с этой шлюпкой. По сути дела, для тех двоих, терпящих бедствие - мы единственный шанс на спасение. Развернуться и уйти восвоясии? Обнадёжить мелькнувшим парусом и равнодушно скрыться? Плюнуть и не думать, что кто-то с разочарованием смотрит тебя вслед и проклинает твою бессердечность? Но разве это возможно?!
       - Инга, я не смогу носить в себе вину. А ты? Ты сможешь?
       - Не знаю, - вздохнула она, подавленная необходимостью участвовать в столь непростом решении.
       - Кстати, а чем мы их будем кормить? - Инга предпочитала спуститься с уровня нравственного перепутья к отвлечённым бытовым деталям. Хотя, если разобраться, в её вопросе существовал здравый смысл. А хватит ли нам запасов еды на время перехода до ближайшейшего порта с гостями, пусть даже и неожиданными? Как-никак, ещё два пассажира...
       - Что б это были все наши проблемы, - я лишь усмехнулся перед тем как повернуть штурвал и направить яхту в сторону растворившегося в черноте горизонта. А именно туда следовало идти, где едва виднелась белая точка, то исчезающая, то появляющаяся среди волн как знак судьбы, предупрежающий, что вероятно когда-нибудь и мы будем обязаны кому-то своим спасением.
       Я поставил штормовой стаксель и придирчиво проверил палубу от носа до кокпита - всё ли надёжно закреплено? Проигрывать наихудший сценарий у меня в крови. Да и непогода, ожидающая нас, отнюдь не располагала к ленивому и безмятежному отдыху. Багор и несколько концов, свёрнутых в тугие бухты, имело смысл иметь под рукой. Иди знай, насколько близко удастся подойти к той шлюпке? Ни я, ни Инга больше не возвращались к обсуждению предстоящей ситуации. Да и зачем? Каждый из нас с тревогой думал о непредсказуемости миссии, что мы на себя возложили.
       К счастью, ветер благоприятствовал и через час сквозь пелену дождя мы уже хорошо видели по курсу белый продолговатый предмет, который нещадно кидало из стороны в сторону. Последние четверь мили мне довелось испытать, пожалуй, самые мучительные минуты в жизни. Ведь как ни крути, но именно я заметил шлюпку и тем самым поставил нас обоих перед нелёгким выбором. А ведь всё могло сложиться иначе, и сейчас мы прекрсным образом уходили бы от шторма, вместо того, чтобы двигаться навстречу ему и к тюрьме, пренебрегая запретом.
       Бинокль более не понадобился, чтобы вскоре с изумлением обнаружить вместо шлюпки, раскачивающийся на волнах холодильник... Невероятно, но факт! Обыкновенный бытовой холодильник. С хромированой ручкой на двери и даже не тронутый ржавчиной. Я мог бы задаться вопросом - каким образом он здесь очутился, но меня разбирало отчаянное любопытство - почему не затонул этот чёртов железный ящик? На холодильнике, болтающимся из стороны в сторону, невозмутимо сидела пара крупных бакланов, принятых нами за человеческие фигуры. Ну, что сказать? И меня, и Ингу вдруг отпустило дикое нервное напряжение. Как будто камень свалился с души. Да что там камень? Валун! Чего там греха таить, мы оба до последней секунды сомневались по поводу собственного благоразумия. Тюрьма - это не приют безгрешных овечек и вокруг неё не бродят праведники. Впрочем, задумавшись о безопасности того или иного места, следует признать, что убивают и на ступеньках лестницы храма...
       Нам оставалось лишь обогнуть странную находку и постараться спугнуть бакланов. По словам опытных шкиперов, птицам в океане нельзя садиться на жесткие предметы. Оттого яхтсмены, желая спасти божью тварь, гоняют их и с леерного ограждения, где те норовят устроиться, и с мачты, а то и просто с палубы. Гораздо гуманней сделать усилие над собой и шугануть усталую птичку, чем дать ей якобы, набраться сил. После отдыха, в день или два, та теряет ориентацию и как правило, неизбежно погибает.
       Вокруг уже вовсю бушевал тропический ливень. В небе над нашими головами то и дело сверкали молнии, и я, задрав голову, с надеждой увидеть хороший знак, искал на кончике мачты огни святого Эльма. Тёплые ручьи стекали по лицу и словно смывали прочь из души все следы нравственного противостояния с трусливой рассудительностью, которая иногда не столько помогает, но мешает и заводит в тупик. Какой восторг ощутить, что ты себя переборол! Что твоя совесть осталась незапятнанно чистой и тебе не грозит нести до конца жизни тяжёлую ношу. Промокшая до нитки, Инга припала к моему плечу, такая же счастливая, как я и мы, молча провожая взглядом дурацкий холодильник, поняли уже навсегда, что не сделать выбор так же невозможно, как и не оказаться однажды перед ним...

    30


    Быков М.В. Древняя Охота На Сурков   15k   "Рассказ" Проза

       ДРЕВНЯЯ ОХОТА НА СУРКОВ
      
      Несколько дней я и водитель грузового УАЗика Туев Иван, провели в служебной командировке по делам республиканского Госплемобъединения. Мы колесили по приграничной степи в районе центрально-азиатского озера Убсу-Нуур. На монгольском языке название озера звучит как Увс. Северным краем водоём прижимается к отрогам Саянского хребта Тану-Ола, с востока в него впадает полноводная река Тэс, которая впрочем, и поддерживает его уровень на протяжении веков. Сколько-нибудь значительных поселений на берегах озера нет, так как к воде трудно подобраться, к тому же оно солёное и это несмотря на то, что вокруг простирается каменистая полупустыня местами переходящая в ковыльную степь. Однако вдоль реки Тэс и других речек стекающих в водоём с Саянского хребта уже тысячи лет селятся скотоводы: тувинцы, монголы, народность хунху и енисейские кыргызы.
      
       В тот раз я методично объезжал чабанские стоянки местных совхозов с целью инспекции дел в племенном животноводстве. Иногда дорога поворачивала резко на юг, и приходилось пересекать Государственную с Монголией границу, углубляться на территорию сопредельной страны на два-три километра. Пограничники с обеих сторон были предупреждены о нашем маршруте, поэтому никаких осложнений с дозорными патрулями не возникало. Время от времени в небе появлялся сторожевой вертолет с красными звёздами на боках, он зависал над нами и тогда мы, выйдя из автомобиля, обменивались с бойцами в зеленых фуражках приветливыми взмахами рук. Даже был момент, когда пограничники сбросили с борта вертолета вымпел с предупреждением о приближающейся песчаной буре.
       В конце командировки, в местечке О-Шина, рядом с границей произошла поломка автомобиля. Это случилось примерно в пяти километрах от стоянки пастуха монгола по имени Камаа. Я был знаком с чабаном.
       Водитель занялся ремонтом автомобиля, мне же пришлось прожить двое суток в юрте пастуха. Иван оставался ночевать у машины.
      Стоянка чабана располагалась в предгорье. Километрах в пяти начинались хребты, покрытые хвойными лесами. До озера от стоянки было километров двадцать и с этой возвышенности, озеро и весь заповедник Убсу-Нуурской котловины был как на ладони. Хозяин юрты был среднего роста сух с выщипанной бородой и благородной сединой в густых чёрных как смоль волосах. В раскосых глазах монгола постоянно плескались смешинки. Он свободно говорил на трёх языках, включая русский и этот факт позже, когда проявились его суеверия, показался странным.
      
      На второй день моего вынужденного пребывания, на стоянке монгола, владелец юрты повел себя довольно загадочно. Камаа с самого утра лукаво улыбался и прибывал в приподнятом настроении. Его весёлость невольно передалась мне. Отправив своего помощника пасти отару овец, чабан позвал меня наблюдать за своей работой и, не медля, занялся изготовлением петель из волоса, взятого из конских грив и хвостов. Пастух укреплял искусно изготовленные петли на трёхметровые, тщательно обстроганные ивовые палки.
      Я с детства умел ставить волосяные петли на куропаток, но они укрепляются непосредственно под кустами акаций и только в зимнее время, когда эти пернатые разрывают снег под растением и питаются опавшими бобами. Более того, я заметил, что мастеря первобытные орудия лова, Камаа повторяет чуть слышно какое-то короткое заклинание. Некоторые слова в заклинании говорили о том, что таким образом охотник желает привлечь к себе удачу во время промысла, но мне оставалось не ясно, какое животное он собирается ловить волосяными петлями. Я вежливо поинтересовался об этом, спросил, для чего он готовит довольно странную и какую-то средневековую снасть, использую конский волос? Камаа прижал палец к губам, призывая меня помолчать до тех пор, пока он не закончит работу.
      - Я хочу угостить тебя редким мясным блюдом. - Сказал он по завершении своей кропотливой работы сопровождаемой особым охотничьим ритуалом. - Такой пищи ты ни когда не пробовал. Но прежде чем мы пойдем в степь за добычей, я должен кое-что тебе рассказать. Такое правило. - Уточнил монгол. - Только после моего рассказа ты решишь, будешь или нет, есть дичь, которую нам предстоит добыть и приготовить по особому рецепту древней монгольской кухни? -
       Мы уселись у наружного очага с правой стороны юрты и Камаа, рассказал мне историю монгольских сурков, мясом которых он решил угостить меня и моего шофёра Ивана.
      
      - Тысячи лет монголы охотятся на сурков и столько же времени боятся их из-за того, что эти зверьки способны за короткое время умертвить население всей округи, где они проживают. - Он посмотрел на меня пытливым взглядом определяя, знаю я или нет, о чем идет речь. Я знаком попросил его продолжать. Мне было интересно узнать, как относится к упомянутым грызунам сам пастух, всю жизнь проживший в дикой Монгольской степи?
      - Первыми - когда сурки начинают разносить болезнь, - продолжал Камаа, - умирают охотники и пастухи, потому что охотники их убивают, а вторые пасут скот на территории этих грызунов. Когда умирает заразившийся от сурка неосторожный охотник, то его душа продолжает какое-то время жить под мышками его сородичей. Такое поверие бытует среди населения степи тысячу лет. -
      Упомянув про сурковые и человеческие подмышки, Камаа опять пробормотал текст заклинание и вполне серьезно закрепил свои действия.
       - Надо всегда говорить эти слова заклинания, чтобы не заразиться от зверька во время охоты и разделывания его тушки, не открыть своё тело душам мертвецов. Мой отец говорил мне и моим братьям, что это помогает избежать болезни.
      После этих его слов я понял, в чем тут кроется необходимость столь странного суеверного приема охотника. Дело в том, что монгольские сурки являются разносчиками бубонной чумы, от которой у человека воспаляются лимфатические узлы и в первую очередь под мышками. Те же признаки болезни появляются и у грызунов.
       Бубонная чума, поражает легкие и лимфатическую систему. Часто, болезнь быстро приводит подцепившего заразу человека, к смерти. Известно, что во все времена монголы и жители отрогов Тибета довольно часто подвергались эпидемиям чумы и не исключено, что в первую очередь от болезни страдали те поселения, рядом с которыми располагаются колонии этих животных. Хотя чуму разносят и все другие грызуны, проживающие на необъятных просторах Монголии, Алтая и Тувы, а так же животные ими питающиеся.
      - Что ж ты Камаа, действительно веришь в заклинание от заразы, которую могут переносить знаменитые монгольские зверьки? - Спросил я у пастуха с некоторым недоверием, зная, что республиканская противочумная станция усиленно работает по предупреждению эпидемий бубонной чумы, не прекращает своего мониторинга за грызунами ни на один день. Колеся по чабанским стоянкам мы как раз встретили санитарную машину с сотрудниками станции и они нас ни о чем не предупреждали, а это означает, что эпидемиологическая обстановка в районе озера благополучна. Камаа, прежде чем ответить мне на вопрос, с весёлым энтузиазмом пошуровал угли в очаге и еще раз, для пущей верности теперь уже на русском языке повторил слова просьбы к суркам и высшим силам их опекающим. Чабан просил грызунов и духов, отвечающих за этих созданий, не гневаться на него за то, что он и его товарищ, пастух имел в виду меня, намерены добыть для пропитания несколько зверьков, а так же не прятать души убитых грызунов под мышками охотников - то есть нас.
      - Можно не верить в заклинания и не выполнять весь необходимый ритуал охоты, только тогда может случиться страшное, мы заболеем и в этом случае моя или твоя душа поселяться в подмышках одного из сурков, и будет там жить, пока не искупит своей вины перед загубленными зверьками. -
      Я ему напомнил о врачах эпидемстанции, уверенный, что эпидемиологи обязательно побывали на его стоянке. Он покачал головой, давая понять, что ритуал необходимо выполнить в точности как его учили старшие, даже если имчи - тоесть врачи на монгольском языке, уверяют всех в здоровье грызунов, при этом в глазах его плясали лукавые смешинки. Мне было понятно, что пастух знает об истинных причинах распространения болезни, но всё-таки решил показать мне древний способ охоты на рыжих грызунов.
       - Никто кроме шаманов не может видеть ютящиеся в сурках души охотников, но лучше поступать так, как поступали наши отцы и деды, чтобы избежать беды. - Он поднялся от очага, собрал необходимые снасти для охоты и мы пошли в сторону гор, где по его признанию живет большая колония жирных сурков. Я предложил монголу взять с собой мелкокалиберную винтовку, которая висела на шесте в углу юрты, но он наотрез отказался, сказал, что у убитых из ружья зверей, мясо будет не таким вкусным и утратит свой белый цвет. Что грызунов необходимо забить особым испытанным веками способом.
       - Сурков надо поймать живыми и забить на территории их поселения, чтобы вся кровь умерщвленного животного осталась на его земле. Там же необходимо оставить опасные части тела зверька, тогда беда пройдёт стороной от нашего стойбища. - Назидательно сказал Камаа.
      Идем мы степью, баб каменных стороной обходим, не притрагиваемся к изваяниям древним, чтоб ненароком не потревожить покой усопших в далёкие времена монголов, невесть от какой причины скончавшихся здесь в окрестностях огромного суркового поселения. Через час хода мы, наконец, остановились. Камаа велел оставаться на месте и зорко смотреть в сторону колонии грызунов, чтобы заметить зверьков вперёд их и не напугать невольными движениями. К тому же перед охотой еще раз надо было моему вожатому трижды прочитать особое заклинание и закопать у первой норы косточку, припасенную от добытого и съеденного в прошлую охоту сурка. Я осмотрелся. Мы достигли каменных россыпей и оказались как раз в центре суркового поселения. Вскоре увидели первого грызуна. Он стоял столбиком на огромном плоском камне и внимательно наблюдал за нами. Камаа вновь попросил меня сидеть какое-то время без движения и не разговаривать, а сам провел мистерию необходимую перед охотой, потом на некоторое время тоже замер и молча, сидел на камне перед ближней норой, у которой спрятал ритуальную косточку. Затем приступил к ловле зверьков.
      Проводив меня в глубину колонии на несколько метров, Камаа приказал мне теперь уже стоять на месте во весь рост и время от времени взмахивать руками словно крыльями. Он разъяснил, для чего нужны такие действия с моей стороны.
       - Я уверен, что зверьки сосредоточат все свое внимание на твоих движениях, так как эти животные очень любопытны от природы. - Сказал он.
       Сам охотник тем временем надел на голову большую шапку с деревянными рогами, изготовленную заранее из стеблей ковыля и веток таволги ивалистной, какой здесь произрастало в изобилии. На плечи Камаа накинул меховую безрукавку вывернутую овчиной наружу и к спине привязал метровую палку с частью коровьего хвоста на конце. В таком наряде он, согнувшись в три погибели, двинулся в самую середину сурковой колонии. Я все это время пританцовывал на месте и размахивал руками, замечая, как любопытные зверьки став на задние лапки с интересом наблюдают за мной, пересвистываясь на своем сурочьем языке. Я впервые участвовал в такой странной и интересной охоте на степных грызунов. В полусогнутом состоянии, больше похожий на мистическое животное, чем на человека, с рогатой головой и хвостом, монгол медленно подступал к заинтригованным моими движениями зверькам. Он иногда наклонял голову до самых стеблей ковыля, как бы показывая грызунам, что он не человек, а корова или як, мирно поедающий траву. Было понятно, что обманутые таким способом зверьки совсем не боятся охотника, принимая его за травоядное животное. Камаа довольно ловко и за считанные минуты без особого напряжения, почти одновременно, поймал двумя петлями пару жирных сурков. Последний зверёк буйно сопротивлялся. Я наблюдал за тем, как охотник резко подтянул к себе трофей, который тут же попытался его укусить. Пастух перехватил животное удобней и осмотрел его оценивающе. На круглой пушистой голове зверька яростно сверкали маленькие глазки похожие на блестящие бусинки. Сурок брыкался и пронзительно верещал, выплёвывая из защёчных мешков зерна горных злаков. Засунув добытых грызунов в мешок, притороченный к поясу, Камаа подошел ко мне, и мы вместе вышли на край поселения. Из кожаной сумки, предназначенной для переноски тушек животных, пастух вынул две деревянные иглы, длинной примерно по двадцать сантиметров. Иглы были мастерски изготовлены из прутьев жимолости, полые внутри и очень острые. Камаа предупредил меня, что я не должен ни в коем случае притрагиваться к подмышкам сурков, так как, по его мнению, именно там обитают души мертвых охотников, он так же предостерёг меня от того, чтобы я не позволял зверькам себя укусить. Надев кожаные рукавицы, охотник ловко достал сурка из сумки и точным ударом всадил ему иглу в ноздрю. До этого он сказал, что самца надо бить обязательно в правую ноздрю, а самку в левую. Он не пояснил, для чего нужна подобная точность в выборе места для нанесения раны. Кровь каждого зверька охотник спустил в специально подготовленную ямку, в её же потом сложил головы, шкурки, лапки животных и иглы которыми их убил. Все эти отходы закопал, устроив своеобразную могилку с холмиком из песка и камешков.
       - Через рану в ноздре почти вся кровь покидает тело сурка и мясо становиться белым и душистым. Я слышал, что русские таким способом забивают кроликов. Это древний способ, он способствует тому, что охотник избавляет мясо от крови и не вредит шкурке.
      - Сказал Камаа и добавил. - Коршуны и вороны не должны разносить по степи остатки нашей добычи, - пояснил охотник. - Если в этой колонии есть болезнь, то она через птиц или лисицу, может попасть в другое поселение сурков и те заболеют, перекинут заразу на людей. Прикопаные останки зверьков, птицы не смогут увидеть с высоты. - Пояснил монгол и уложил освеженные тушки в сумку.
      Мне теперь стал ясен весь охотничий ритуал, выполненный пастухом. Охотник в силу вековой борьбы своих предков со страшным инфекционным заболеванием, старался соблюдать личную гигиену, а так же выполнял все другие санитарные правила препятствующие распространению бубонной чумы, которой часто болеют и становятся её разносчиками степные монгольские сурки. Они разносят страшную болезнь, кашляя на своих сородичей, заражают их, те в свою очередь заражают блох, крыс мышей и, в конечном счете, человека, так или иначе соприкасающегося с упомянутыми созданиями. Ко всем охотничьим приемам, которые выполнил мой старый знакомый, одновременно примешалось суеверие местного населения. На протяжении веков пастухи слепо верили в то, что души умерших от чумы охотников и скотоводов прячутся в подмышках зверьков, так как именно в этом месте наблюдается проявление смертельной болезни. Не знаю почему, но я не испытывал опасения к дичине? Приготовленное хозяйкой юрты мясо, оказалось, как и обещал Камаа, очень вкусным. Я понял одно. До сих пор ни один монгол никогда не притронется к подмышкам сурка, потому что, по мнению степных жителей именно там прячется душа мертвеца умершего когда-то от чумы.
      Остальные же части добытого нами зверька, на необъятных просторах Монголии считаются деликатесом и с этим я и мой шофер Иван согласились.
      
       М. Быков.

    31


    Беляева С.М. Рыба, которая никуда не спешит   14k   "Очерк" Естествознание

    bel.svet@mail.ru
      Весело звонил телефон в музее небольшого городка Ист-Лондон в Южноафриканской республике. Звонили рыбаки с пристани. Просили посмотреть улов. Удивительную рыбу поймали они сегодня и наперебой рассказывали о ней:
      "Вместо плавников четыре лапы!"
      "Кусается, чуть не откусила руку нашему капитану!"
      "Была нежно голубого цвета, когда вытащили её на берег!"
      "Вес рыбины почти шестьдесят килограммов!"
      Куратор музея спокойная, рассудительная мисс Марджори Эйлин Дорис Куртинэ-Латимер чуть не бегом побежала на пристань и не зря. Мисс Латимер бежала навстречу своей славе.Этот день, 22 декабря 1938 года, вошел во все учебники, как день великого зоологического открытия двадцатого века. Доктор Смит, человек, который знал почти всё о рыбах Южной Африки, и которому она отправила письмо о находке, назвал рыбину латимерией: по фамилии первооткрывательницы.
       Сохранился подлинный текст этого письма,вот отрывок из него с описанием рыбы,который сделала Марджори:
      "Вчера мне пришлось ознакомиться с совершенно необычной рыбой. Мне сообщил о ней капитан рыболовного траулера,и я немедленно отправилась на судно, и осмотрев рыбу, доставила её нашему препаратору.Однако вначале я сделала очень приблизительную зарисовку.Надеюсь, что вы поможете мне определить эту рыбу.Она покрыта мощной чешуёй, настоящей бронёй, плавники напоминают конечности и покрыты чешуёй до самой оторочки из кожных лучей.Каждый луч колючего спинного плавника покрыт маленькими белыми шипами. Смотрите набросок красными чернилами."
       Доктор Джеймс Леонард Бриерли Смит был блестяще образованным человеком. Он закончил Кембридж,но его специальностью была не биология, а химия. В 1938 году он преподавал химию в одном из колледжей университета имени Родса в Южной Африке. Но подлинной любовью доктора Смита, его страстью, была ихтиология - наука о рыбах. Он не только изучал рыб, он был ещё и завзятым рыболовом. В те далёкие времена рыбная ловля считалась занятием недостойным университетского преподавателя, и часто увлечение приносило Джеймсу Смиту не радость, а огорчение. Но он не сдавался, хотя своё первое научное сообщение по ихтиологии решился опубликовать только в 1931 году, когда ему было тридцать четыре года. Этим доктор Смит очень удивил зоологов-как же так- химик,а написал статью о рыбах. Вердикт научной общественности был суров: текст ещё туда-сюда, но собственноручные иллюстрации совершенно никуда не годятся! Но уже через пять лет после своей первой публикации доктор Смит стал общепризнанным авторитетом среди учёных-ихтиологов. Так увлечение, или хобби,как мы теперь говорим, доктора Смита стало главным делом его жизни.
      Письмо от мисс Латимер шло долгих одиннадцать дней,Смит получил его 3 января 1939 года. Увидев рисунок мисс Латимер, знаток африканских рыб не поверил собственным глазам. Решил, что это неудачный рисунок и непрофессиональное описание. Больше всего рыба из письма напоминала целоканта- рыбу, которая по мнению всех без исключения палеозоологов (зоологов,которые изучают окаменевшие остатки давно исчезнувших животных)появилась одновременно с динозаврами -350 миллионов лет назад и исчезла тоже вместе с ними -60 миллионов лет назад. Получалось, что в своем письме заведующая небольшого провинциального музея сообщала, что рыбаки поймали ожившую окаменелость, живое ископаемое! Была поймана кистепёрая рыба, ровесница динозавров.Доктор Смит не помчался сломя голову за пятьсот шестьдесят километров в Ист-Лондон,он отправил мисс Латимер телеграмму,текст которой изумил телеграфистов:"Чрезвычайно важно сохранить скелет и жабры описанной рыбы."
      Профессор не спал всю ночь.Не могла же мисс Латимер придумать хвост в виде треугольной лопасти и плавники,похожие на лапы?! Утром он побежал на почту и заказал телефонные переговоры с Ист-Лондонским музеем.Служащие почты были потрясены длительностью беседы о внутренностях какой-то протухшей рыбы и суммой, которую доктор Смит выложил за разговор.Оказалось,что всё выброшенное препаратором найти невозможно, потому что городской свалкой Ист-Лондона служило море.22 декабря в Южном полушарии разгар лета, было очень жарко, холодильники в далёком 1938 году были редкостью, и первую пойманную латимерию сохранить не удалось.Из неё сделали чучело, которое сразу же захотел купить Британский музей. Мисс Латимер выдержала настоящую битву, и рыбу оставили в музее Ист-Лондона. Экспонат находится там и сейчас.
      Чем же так замечательна эта рыба и почему она сразу же вызвала такой переполох? 350 миллионов лет назад в климате нашей планеты произошли резкие изменения.Впервые появились рыбы похожие на современных. У них появились настоящие костные челюсти, чешуя из налегающих друг на друга пластин и костные образования в скелете. Настоящего костного скелета у таких рыб ещё не было, вместо позвоночника была хорда-полая трубка с жидкостью.Своё название "кистепёрые" рыбы получили из-за строения плавников-они напоминали маленькие вёсла с бахромой из мягких лучей. Такие рыбы много миллионов лет назад стали развиваться по двум главным направлениям.Одни рыбы стали изменятся под воздействием внешней среды и до наших дней не сохранились.Считается что эти вымершие рыбы-предки амфибий и всех других наземных позвоночных, в том числе и человека. Целокант оказался более выносливым, чем другие рыбы, он практически не изменился за 350 миллионов лет своего существования и живёт до сих пор! Некоторые зоологи называют такие виды, как целокант, дегенеративными, считают их тупиковыми ветвями эволюции. Но разве способность выстоять при всех изменениях среды можно считать вырождением? Ведь и человек, "Homo sapiens",тоже не изменяется.
      Наконец, после продолжительной переписки с мисс Латимер и приёма экзаменов у студентов, в феврале 1939 года доктор Смит оказался в Ист-Лондоне.Все сомнения отпали- вот он, настоящий целокант! В свободное от основной работы время профессор занялся его изучением.Кроме того, на все рыболовецкие суда Южной Африки были разосланы листовки с описанием целоканта и обещано большое вознаграждение за новые экземпляры. Доктор Смит мечтал о научной экспедиции для поисков латимерии, но сентябре 1939 года началась Вторая мировая война. Кому какое дело до ровесницы динозавров, если с неба падают бомбы?! Сначала надо было разгромить фашизм.Во время войны любая рыба интересует людей только как продукт питания.Несмотря на это, в 1940 году Смиту удается издать монографию (толстую научную книгу) о целоканте.
       Только спустя два года после окончания войны, в 1947 году, Смиту удается получить деньги на экспедицию. Он увольняется из университета и всё своё время посвящает латимерии. Сообщение о готовящейся экспедиции было опубликовано в английской печати. В нем говорилось, что принять участие в поисках загадочной рыбы может любой желающий. Добровольцы засыпали доктора Смита письмами. Казалось,что все молодые люди Великобритании хотят принять участие в экспедиции.Газете пришлось печатать опровержение.
      Не получив за десять лет ни одного сообщения о поимке целоканта, Смит делает вывод, что рыба заплыла к берегам Юго-Восточной Африки случайно и искать её надо в другом месте. Он считал, что рыба приплыла из тропических вод Восточной Африки- со стороны Мадагаскара и Коморских островов. Его научную одержимость многие считали сумасшествием, и он отлично знал это. Искать целоканта?! Многие откровенно крутили пальцем у виска и считали, что с таким же успехом можно ловить динозавров на улицах Москвы или Нью-Йорка. Снова, как и много лет назад, было распространено множество листовок,теперь ими было охвачено восточное побережье Африки. Совершенно случайно листовки не попали на Коморские острова!
      В 1952 году, после пяти лет безуспешных поисков, доктор Смит знакомится с капитаном рыболовного траулера Эриком Хантом.Капитана очень заинтересовали поиски диковинной рыбы и он долго выяснял, что делать, если на судне не будет формалина.
      "Просто засолите латимерию!"- смеясь посоветовала Ханту жена профессора.
       Через десять дней после этого шутливого разговора,24 декабря 1952года, от капитана Ханта пришла телеграмма о поимке целоканта. Удача пришла только четырнадцать лет спустя с начала поисков.Рыбу надо было срочно вывозить. Она на жаре портилась и находилась на французской территории. 25 декабря - католическое Рождество. Во многих странах мира этот праздник отмечают также весело,как у нас в России Новый год.Никто не работает,никого нет на месте, люди разъезжаются на Рождественские каникулы. Доктору Смиту срочно был нужен самолёт для перевозки находки капитана Ханта. Капитан засыпал Смита телеграммами. В последней он сообщал, что французские власти уже заявили права на пойманную рыбу. В отчаянии Джеймс Смит звонит премьер-министру и 27 декабря получает от него правительственный военный самолёт с самыми лучшими летчиками страны. Счастливый Смит ещё и подшучивает над ними:"Вот уж вы не думали, когда принимали военную присягу, что будете перевозить на своём самолёте тухлую рыбу." Но и летчики в долгу не остались-сообщили Смиту, что за самолётом гонится французская эскадрилья,чтобы отобрать бесценный груз. И профессор, для которого вторая пойманная латимерия была дороже всех сокровищ мира, поверил и напугался.
      Во всяком случае, с 1953 года французы запретили доктору Смиту самостоятельные исследования на территории Коморских островов и сами занялись изучением целоканта. За три года французская научно-исследовательская экспедиция выловила восемь целокантов-все они были пойманы на глубинную удочку.Восьмую латимерию поймали живой.Это была первая пойманная самка.Рыбу разместили в вельтботе-большой лодке.Счастливчиком,получившим двойное вознаграждение,был рыбак из селения Мутсамуду.Жители деревни устроили настоящий праздник, всю ночь они пели и танцевали. Рыба прожила в неволе 12 часов, но погибла из-за разности температуры и давления в глубинах океана и на берегу. Долгое время считали, что латимерии обитают только в водах вблизи Коморских островов- Гран-Комора, Мохели, Анжуана. Рыбаки часто ловят их там на свои глубинные удочки.Называют они латимерию "гомбезой" - горькой рыбой,мало того,что горькая,она ещё и твердая,как камень,и раньше никому не был нужен такой улов.
       Латимерия подарила науке ещё один сюрприз. 18 сентября 1997 года жена ихтиолога Марка Эрдмана, отдыхая в Индонезии, случайно увидела латимерию на рынке. Сфотографировав рыбу, она узнала у рыбака где он её поймал.Ясно, что просто заплыть с Коморских островов в окрестности острова Сулавеси латимерия не могла. Расстояние между этими островами огромное. Через год на Сулавеси был пойман ещё один целокант. Местные рыбаки рассказали ученым, что давно знают эту рыбу и называют ее "раджа лаут" - царь моря. По-видимому, у берегов Индонезии существует своя собственная популяция целаканта. Сейчас ученые занимаются сравнением этих групп латимерий. У берегов ЮАР мисс Латимер посчастливилось встретить океаническую бродягу, причем против своей воли- к берегам Юго-восточной Африки рыбу принесло мощное Мозамбикское течение. Благодаря этому течению позже поймали ещё нескольких морских странниц- близ Мозамбика и у берегов острова Мадагаскар.Очень может быть,что кистеперые рыбы обитают в других океанах.
      Ученым очень хотелось увидеть как ведёт себя латимерия у себя дома,на глубине.Такие наблюдения называются мониторингом.Дважды пытался снять фильм о жизни латимерии со своего глубоководного батискафа "Калипсо" французский исследователь Жак Кусто.Необходимое оборудование появилось совсем недавно, в самом конце прошлого века. Дорогостоящие проекты содержания целоканта в неволе американских и японских фирм производящих аквариумы, не увенчались успехом. Увидеть целоканта живым и невредимым на огромной глубине в 180 метров удалось немецким учёным.Это случилось в 1987 году: зоолог Ганс Фрике с коллегами на подводной лодке приблизились к латимериям Коморских островов и сняли видеофильм о жизни загадочных рыб.В последующие годы немецкие учёные провели ряд успешных погружений и наблюдали за латимериями в естественных условиях. Сегодня проведена перепись всех живых рыб, учёные знают каждую латимерию "в лицо", благодаря светлым пятнам на синем теле-у каждой рыбы свой рисунок.
      Латимерии - рыбы,которые никуда не спешат. Большую часть времени они как бы парят в воде, используя для этого морские течения, идущие вдоль склонов островов.В ходе наблюдений выяснилось, что это хищники,они ведут ночной образ жизни, опускаясь для охоты на глубину более 700 метров. Мощные челюсти целоканта вооружены острыми зубами. С наступлением дня рыбы возвращаются в подводные пещеры, расположенные на глубине 150-200 метров. Целаканты удивительно хорошо владеют своим большим и грузным телом. Они могут плавать задом наперед, брюхом вверх, могут стоять на голове или лежать на дне.Самое удивительное,что есть у латимерии-это её плавники.Они напоминают лапы земноводных и очень подвижны.Грудными плавниками рыба может вращать во всех направлениях. Только ползать по дну с помощью своих мощных плавников, как считали раньше, латимерии не умеют. Детеныши латимерии появляются на свет живыми,хотя в организме матери сначала образуются крупные икринки- размером с апельсин.
      Мисс Латимер прожила долгую и счастливую жизнь.В 2003 году научный мир отмечал 65-летие великого зоологического открытия и,конечно же мисс Латимер была почетным гостем на церемонии. Монетный двор ЮАР к 50-летию открытия латимерии в 1988 году выпустил юбилейные золотые монеты с изображением целаканта. Латимерию можно увидеть и у нас в стране- экспонат, купленный у французов в 1972 году, выставлен в фойе Института океанографии. Кроме того, любой желающий может увидеть плывущую латимерию в интернете.Доктор Смит написал книгу о своей любимице, которую может прочесть любой. Сейчас такие книги называются научно-популярными. Она переведена на русский язык и называется "Старина четвероног"
      Латимерия внесена в Красную книгу и строго охраняется.К сожалению,ради наживы её постоянно ловят браконьеры,не только для музеев, но и для частных коллекций. Численность латимерии в самом конце двадцатого века была около 300 штук. Количество экземпляров пойманных за 70 лет по данным разных источников колеблется от 100 до 500 штук. Самая крупная рыба весила 95 килограммов, а длина её достигала почти двух метров.Сохраняя многие древнейшие признаки, которые делают его похожим на хрящевых рыб-акул и скатов,целокант прекрасно чувствует себя в глубинах современных морей. Океан надежно хранит свои тайны, не все они открыты и ждут тебя.
      
      

    32


    Норд Н. На руинах Спитака   8k   Оценка:10.00*5   "Очерк" История

      Только поднесла зажженную спичку к газовой конфорке, как вдруг задрожали стекла, от невидимой волны содрогнулись стены, неприятная вибрация пронзила тело. Подумала: что-то случилось с газом, наверно сейчас будет взрыв...
      Еще одна волна пробежала по комнатам, а за окном уже кричали и плакали:
      - Таня! Таня! Турки нас убивают!
      Я вышла из дома. Во дворе собралась толпа, все смотрели на верхние этажи и кричали:
      - Холодильник открылся! Люстра качается! Турки-и-и!
      Во дворе дома со вчерашнего дня стояли две машины скорой. Кому-то в толпе стало дурно, побежали искать врача. Едва стекла перестали дребезжать, и толпа успокоилась, маленький городок снова охватила паника.
      Люди куда-то спешили, бежали, рыдая на ходу, садились в машины, непрерывно при этом крича: "Спитак! Спитак!"
      - Что случилось? - спросила я.
      - А ты не знаешь!? Спитака и Ленинакана больше нет! Землетрясение!
      Откуда свалилась беда?
      - Нас взорвали турки! - кричали и плакали в Армении.
      - Аллах вас наказал! - радовались в Азербайджане.
      - Это сделал Горбачев! - были уверены третьи.
      Так ли нелепо последнее предположение?
      
      Из сообщений ТАСС:
      5 декабря в районе Кольского полуострова был произведен подземный ядерный мощный взрыв.
      7 декабря началось землетрясение в Армении.
      Неслучайность трагедии очевидна. Не могла ли энергия термоядерного взрыва в виде волны добежать за сутки до Кавказа и резонировать движение плит в глубинах?
      Разумеется, волны от выстрелов и взрывов способны стать толчком серьезных природных катаклизмов. Снежные лавины и сели очень чувствительны к малейшему шуму.
      Земное и космическое - взаимосвязаны.
      За два дня в городе проснулись от сна летучие мыши, подтаял снег. Протуберанцы на солнце неистовствовали все лето, но землетрясение началось ровно через двое суток после подземного ядерного взрыва.
      Энергетический подземный дисбаланс вполне мог стать роковым резонатором.
      
      Когда люди под развалинами корчились от удушья, а каждая секунда была на счету, движение на дорогах Спитака вдруг остановилось. Неотложки и пожарные машины стояли в глубоком заторе, а менты с пьяными раздутыми рожами свистели и слепо махали палками: "Стой! Стой!", притормаживая и без того замедленное движение по улицам.
      Не хватало кирок и лопат, невозможно было вызвать врачей, скорые жалко пищали, зажатые на узких горных дорогах, а градоправцы, которые должны были бы навести порядок, бездействовали.
      Города лежали в руинах, как после атомного взрыва, а тысячи солдат, танки и БТРы, введенные для порядка, ждали указаний из Кремля, с которым вдруг, как всегда в самых сложных случаях, прервалась связь.
      Страшная истина открылась в эти часы каждому: случись война - не спасут, не помогут народу ни сошедшие с ума, рыдающие от горя администраторы, ни бесчувственные военные, ни пожарники, у которых невесть по какой причине вдруг в машинах исчезла вода, ни садисты - врачи, для которых каждый живой человек - без пяти минут труп. Как правило, вся работа медиков во время ЧП сводится лишь к статистике, да безумной попытке куда-то дозвониться.
      Никто из властократов не придет на помощь к попавшему в беду народу. Будут спасать свои сейфы, набивать карманы золотом развалин, блевать у моря коньяка... Говорят, как только началось землетрясение, ответственные лица первым делом присосались к бутылкам с коньяком, вообразив, что началась атомная война.
      А причины колоссальных разрушений во время землетрясения в Армении заключались именно в недобросовестности власть имущих.
      Как пыль, рассыпался между пальцев цемент, которым скреплены были камни в постройках Спитака. Вот из чего строили дома: из праха, из пыли, из своей будущей смерти.
      Единственный дом, который не пострадал в Ленинакане был построен пленными немцами в 1946 году. Враги строили даже врагам на славу, на века, не по расходным бумажкам. А свои - своим же сооружали в это время могильники из песка.
      Закономерно, то, что не чиновники спасли остатки разрушенных городов и навели порядок на развалинах. Такой вот парадокс. Пришли на помощь населению экстремисты, те самые, на которых объявили охоту в Ереване. Но именно они сумели организовать спасательные работы в самый трудный, первый день землетрясения.
      Приятно было увидеть знакомые лица на дорогах. Оппозиционеры, взяв власть в свои руки, легко восстанавливали движение в заторах. Разница между работой гаишников и "карабахцев" была колоссальной. Менты тормозили каждую машину, махали палками свистели и орали : "Стой! Стой!"
      А экстремисты кричали: "Скорее! Двигай! Вперед! Не тормози!"
      Я встретилась с одним из них взглядом. Ура! Не всех еще арестовали! А значит, мы победим! Миацум!
      Народ любил комитет "Карабах". Спасатели доверяли только экстремистам, слушались беспрекословно. В первую ночь они голыми руками (не хватало лопат) разгребали засыпанных школьников и младенцев роддома, выводили пострадавших из домов.
      Не военные, не аппаратчики, не чиновники, и тем более не опухшие менты, а объявленные вне закона парни из комитета "Карабах" возглавили спасательные работы.
      К приезду Горбачева их почти всех арестовали.
      Когда объявили о встрече с Горбачевым, ни один человек из нашей спасательной бригады на площадь не пошел. Армяне вычеркнули этого человека из обязательного списка.
      - Здесь люди умирают, задыхаются под землей! А мы должны бросить лопаты и идти на площадь? - возмущались спасатели.
      Пока бюрократы красовались перед кинокамерами и выражали сочувствие, работа продолжалась. Лопаты вгрызались в развалины, руки поднимали камень за камнем, пока все не вздрогнули от крика: "Человек!"...Мальчик был мертв. Потом откопали еще восьмерых школьников, долго вытаскивали арматуру из головы погибшей учительницы...
      Из учащихся этой школы спаслось всего пятеро учеников. Сорванцы не побоялись выпрыгнуть в окно со второго этажа. Остальные убежать не успели. Уцелевшие ребята рассказали, что после первого толчка ученики ринулись к выходу, но учительница приказала оставаться на местах. После второго толчка ее уже не слушали, но было поздно.
      Удушье - долгая мучительная смерть. Лучший способ спастись - прыгать сразу в окно. Без разницы с какой высоты - лишь бы не засыпало.
      Чаще всего удавалось спасти грудных детей. Был случай, когда ковш экскаватора захватил с грудой камней совершенно невредимого малыша. Еще одного живого-здорового обнаружили в ванне с водой. Он даже не замерз.
      
      Разумеется, не одних только героев довелось увидеть на развалинах Ленинакана. Здесь словно смешалось добро и зло. Кто-то сутками, без сна, голыми руками до кровавых мозолей разгребал камни, а кто-то рядом в двух шагах от замогильных стонов выдирал у трупов коронки или отрубал пальцы с бриллиантами. К счастью, таких пронырливых чужаков было мало.
      Пострадали даже манекены разрушенного ЦУМа, валялись без нижних юбок с оторванными ногами... Та еще картина...
      - Родная моя! Умру без тебя!- вдруг бросился к откопанной женщине мужчина из толпы зевак, обнял труп... вынул из ушей бриллианты и бесследно растворился в толпе.
      А другой с черным неживым лицом два дня стоял на коленях перед развороченной половиной тела.
      
      На моих глазах спасатели извлекли из-под земли трехлетнего малыша. Десятки рук бережно передавали его друг другу, от радости по лицам текли слезы, тут же рядом рыдал на коленях и что-то кричал небу обезумевший от счастья отец... А в пробитую дыру на первый этаж уже спускался врач - там нуждалась в помощи хирурга мать малыша.
      Непередаваемое чувство - спасти человека, словно позволить ему заново родиться и продолжить светлый путь по Земле

    33


    Алексеев А.А. Эпизоды   27k   "Очерк" Мемуары

      70-е годы, Нью-Йорк, Манхэттен, Пятая авеню. Поздняя осень и поздний вечер. Мы, молодые и беззаботные, оживленно переговариваясь, проходим мимо залитых электрическим светом роскошных витрин. За нами как тень следует пожилая дама, другими словами старушка, в элегантной норковой шубке, в туфлях на высоком каблуке. Из-под старомодной шляпки выбиваются седые волосы. Мы замечаем даму только после того, как она, дождавшись паузы, на безукоризненном русском языке и с превосходной дикцией задает вопрос:"Скажите пожалуйста, как пройти на Мэдисон авеню?" Воцаряется молчание. Мэдисон авеню располагается в десяти шагах от Пятой, и дама не может этого не знать. Очевидно, она незаметно шла за нами, слушала русскую речь и вот решилась заговорить по-русски, на языке cвоей юности. Кто-то из нас, почему-то смущенно, объясняет даме, как пройти на Мэдисон авеню. Дама царственно говорит "спасибо", церемонно кивает нам и неторопливо удаляется. От нее веет шанелью и чем-то неизъяснимо прекрасным.
      
      Снова Манхэттен, но на этот раз зимний и потому слякотный. Даун-таун, Орчард-стрит. Здесь живут евреи, в том числе иммигранты из СССР. Совграждане называют эту торговую улочку, очень похожую на ту, что показана в "Крестном отце" Фрэнка Копполы, "Яшкин-стрит". В магазинчике "У Левы" советских покупателей обслуживает словоохотливый дедок, всегда представляющийся, как, "извините за выражение, - Сруль". На банальный вопрос "Скока стоит?", он отвечает:"Это, золотце, 20 рубликов, это - 25 рубликов", но совграждане, конечно, понимают, что речь идет о долларах.
      Как-то раз мы - Сруль и я - разговорились. Сруль поведал, что уехал из Питера в двадцать таком-то году, но я не стал допытываться, как это ему удалось. Тогда, мечтательно закатив глаза, он вдруг поинтересовался:
      - А скажите, АлексИс, зимой в Ленинграде студенты по-прежнему носят башлыки?
       Я начинаю напряженно соображать. "Черт его знает, что такое башлык!" На память приходят кадры из советских фильмов о старорежимной России, где люди ходят то ли в тулупах, то ли в шинелях с огромными капюшонами.
      - Нет,- неуверенно отвечаю я.- Теперь носят дубленки.
      - А-а-а,- протягивает Сруль, и я чувствую, что значение слова "дубленка" ему тоже не вполне ясно. - А вот скажите, молодой человек, - после некоторой паузы снова оживляется дедок, - как сказать по-русски windshield wipers - на авто?
      - Ну как, - бормочу, улыбаясь, я, - дворники.
      - Как-как? - недоуменно вопрошает Сруль,- Дворники?! Так ведь это... - и он делает размашистое движение уборщика с метлой.
      - Да, да, - продолжаю улыбаться я, - и тех, и других зовут в просторечии дворниками. Старик начинает заливисто хохотать. Отсмеявшись, он кричит в полураскрытую дверь, расположенную у него за спиной:
      - Изя, ты знаешь, как по-ихнему windshield wipers?.. Дворники! А?
      Невидимый Изя крякает и бурчит:
      - Ну да...
      Выходя из магазина, я слышу, как Сруль громко спрашивает Изю:
      - Изя! А как по-нашему дубленка?
      - Sheep skin, - невозмутимо бурчит этот невидимый всезнайка.
      
      И в третий раз Манхэттен! Контора компании "Томас Кук", в которой я намереваюсь приобрести билеты на советский теплоход "Александр Пушкин", совершающий круизные рейсы между Нью-Йорком и Ленинградом. Представитель компании, полный добродушный человек с круглым улыбчивым лицом и длинными седыми волосами, сразу расположил меня к себе. Он очень приветлив, говорит на хорошем русском языке, и чувствуется, что беседа со мной, пусть деловая, доставляет ему удовольствие. Представляется: "Сергей Сергеевич Зилоти". "Эмигрант, - думаю я. - Что за фамилия такая странная - "Зилоти"?".
      Узнав, что меня зовут Алексеем, мой русскоязычный собеседник с мягкой застенчивостью поправляет - "Алексис", и я сразу вспоминаю старого Сруля из магазинчика "У Лёвы". Мне интересно было наблюдать, как Сергей Сергеевич говорит по телефону с кем-то из родных. Говорит быстро, по-русски, но время от времени вставляет с совершенно "нашенской" интонацией восклицание "Big deal!", что можно перевести, как "подумаешь, какое дело!" или "тоже мне - "шишка!" (если речь шла о какой-то важной персоне)".
      Вот, собственно и всё. Я не решился спросить - бдительность! - кто он, "чьих будет", какими судьбами занесло его в Америку. Лет через тридцать пять я случайно узнал о крупном русском философе Густаве Густавовиче Шпете, приятеле А.В. Луначарского, расстрелянном в 1937 году в Томской тюрьме НКВД за участие в мифической антисоветской организации. Этот философ-идеалист, включенный в списки ученых, подлежавших в 1922 году депортации на "философском" пароходе, был патриотом своей страны, выпросившим у Анатолия Васильевича привилегию остаться в Советской России. В старорежимное время Густав Густавович читал лекции девицам из благородных семейств Киева и Санкт-Петербурга, среди которых мы без труда находим Анну Ахматову и Марину Цветаеву. Хорошо знал Максимилиана Волошина, Андрея Белого, Вячеслава Иванова, Сергея Есенина, ведущих театральных деятелей предвоенной поры.
      На социалистической родине ему запретили "философствовать", и он, владевший 17 иностранными языками, вынужден был зарабатывать литературными переводами (его перу принадлежит перевод шекспировского "Макбета").
      Оказывается, Г.Г. Шпет дружил с А.И. Зилоти, пианистом, дирижером, профессором Московской консерватории, двоюродным братом С.В. Рахманинова. "А не родственник ли "мой" Сергей Сергеевич этого профессора?" - тут же подумал я. И выяснилось - родственник!
      У профессора был брат - гвардейский морской офицер, заместитель начальника Адмиралтейского генерального штаба Сергей Ильич Зилоти. Удалось узнать, что военный моряк имел склонность не только к морю, но и к искусству - музицировал, жертвовал деньги театрам. В начале двадцатого века, между ним и великой актрисой В.Ф. Комиссаржевской разгорелся в Петербурге скоротечный любовный роман... А матушкой "моего" Сергея Сергеевича была - кто бы вы думали? - Вера Павловна Третьякова, дочь знаменитого купца-мецената П.М. Третьякова! Сам Сергей Сергеевич, если правдивы скупые заметки о нем, найденные мной в интернете, в пятидесятые годы прошлого века занимал должность секретаря эмигрантского Объединения гвардейского экипажа и председательствовал в Американо-Русском союзе помощи. Союз этот, основанный другим Сергеем Сергеевичем, - князем Белосельским-Белозерским - являлся "своеобразным оазисом для русского человека на фоне "суетно-делового" мира в далекой от Родины стране". Так отозвался о Союзе протоиерей Николай Стремский, настоятель Свято-Троицкой Обители Милосердия. От помянутого мной князя протягивается незримая "связь времен" к его дальней родственнице Любови Евгеньевне Белозерской, второй жене Михаила Афанасьевича Булгакова, дочери русского дипломата и писателя Е.М. Белозерского. Княжеский род Белосельских-Белозерских берет своего начало от легендарного Рюрикова брата, Синеуса, "севшего", как известно, в Белоозере...
      Что до С.С. Зилоти, то скончался он в 1992 году в Нью-Йорке на семьдесят четвертом году жизни. Сколько ниточек вилось от доброжелательного Сергея Сергеевича к корифеям отечественной культуры и науки, лучшим представителям русской интеллигенции прошлых веков!
      
      Гандер, Ньюфаундленд, Канада. Ясный январский день - "мороз и солнце". За прозрачным пластиком стен этого крошечного аэропорта минус 15. Снаружи всё в белом пушистом снегу, вдали волнуется зеленое море канадской тайги. А у нас - дозаправка, и лететь нам в город Желтого Дьявола, Нью-Йорк, где + 15 и льет как из ведра. Черт побери, как хочется выйти наружу, встать на лыжи и отмахать километров пять с гаком по морозцу!
      Но нет! Местный диктор повелевает: "Пассажиров Аэрофлота просят вернуться до ихнего самолета". Деться некуда, и мы понуро бредем в "ихний" и успевший порядком осточертеть ТУ-134 М.
      
      Филиппины, окрестности Манилы, район Дас-Мариньяс. Январский вечер, очень влажно, +28. Я иду по рынку, где торгуют сувенирами, главным образом, поделками из тропической древесины. Ко мне подходит средних лет дама, cудя по наружности - китаянка, и на английском спрашивает, кто я по национальности. Узнав, что русский, спрашивает снова:
      - Белый русский или красный русский?
      Сначала я думаю, что она хочет спросить, не белорус ли я, но потом догадываюсь и отвечаю:
      - Красный.
      (Позже мне объяснили, что для китайцев, знавших русских по колониям в Харбине и Шанхае, а также в Маниле, служившей в 30-е годы чем-то вроде перевалочной базы для русских эмигрантов, это вполне типичный вопрос). Любопытство, видимо, удовлетворено, но китаянка не отходит.
      - Здесь есть местные люди, они не верят, что бывают люди с такой белой кожей, как у вас. Могут они подойти и потрогать вас за руку?
      Я оторопело киваю. Китаянка машет рукой, и из банановых зарослей, окаймляющих рынок, выходит нестарая филиппинка с двумя девочками. Одной девчушке лет пять, а другой и того меньше - года два. Женщина с застенчивой улыбкой подходит ко мне и, не глядя в глаза, мягко щиплет мою левую руку у запястья. Потом она подталкивает ко мне своих дочерей. Старшенькая решается и с каким-то даже озорством производит щипок. Наступает очередь младшенькой. Видно, что она очень стесняется, а может быть, боится белокожего дядю. Малышка робко касается моей ладони и тут же стремглав бежит к спасительным зарослям...
      
      Тот же рынок, но ясным, январским утром, "всего" +25. Перед отъездом надо прикупить пару-тройку экзотических сувениров - изделий местных ремесленников. Выбор таков: страшные зубастые маски, огромные лакированные омары, изящные статуэтки и целые статуи неодетых филипинских барышень. Закупаю всё намеченное и направляюсь к выходу. Навстречу мне бодро движется толпа европеоидов. Мужчины все как на подбор облачены в какие-то затрапезные джинсы и неряшливые майки, а женщины... Женщины, кстати, довольно молоденькие и стройные.
      Толпу возглавляет пузатый субъект средних лет. Поравнявшись со мной, он уверенно, громко и почему-то не глядя на меня, заявляет на довольно чистом русском языке:
      - Привет, земляк!
      Я вздрагиваю и не отвечаю на приветствие незнакомца. Пузатый, не моргнув глазом, идет дальше, следом мимо меня проходит разношерстная толпа соотечественников. Я останавливаюсь и наблюдаю за нашими людьми. А люди быстро рассредоточиваются по обширной территории рынка, и вот уже со всех сторон несется родная речь:
      - К-о-о-ля!!! Иди сюда, здесь обалденные шузы!
      - М-а-а-ша!!! Кораллы - здесь! Здесь - кораллы! Дешевше!!!
      "Откуда это столько совграждан привалило?" - задаюсь мысленным вопросом и тут же вспоминаю: "Ах, да, ведь в Манилу дня два назад прибыл балет Большого театра! Значит сия мощная толпа - это, надо полагать, техсостав и кордебалет прославленного коллектива."
      
      Прага. Карлов мост. Золотая осень. Я иду с юной пражанкой и слушаю ее лекцию по архитектурной истории Праги. Моя спутница уверенно сыплет терминами вроде "барокко", "ренессанс", "рококо", "сецессия", "поздняя готика". Задаю вопросы, поддерживаю разговор, совершенствую свой чешский язык. Когда лекция заканчивается, благодарю и спрашиваю:
      - Ну, как Вам мой чешский? Наверно, чувствуется акцент?
      Девушка отрицательно качает головой:
      - Нет, акцента почти нет, просто вы говорите, как старый маразматик, который делает большие паузы, забывает слова и изъясняется на языке XIX столетия...
      
      Там же, район Дейвице, пивной ресторан "На розграни".
      Мой чешский приятель, большой знаток западноевропейских языков, выучивший между делом русский, откровенничает после шестой кружки пива.
      - Знаешь, Альёшко, - жалуется он, - я ухаживаю за одной советской девушкой из вашего торгпредства. Делаю ей разные приглашения и предложения, а она всё время пожимает плечом и так капризно говорит: "Да ну нет!" Я не понимаю - это решительно "нет" или нерешительно "да"?..
       И снова Прага, но постсоциалистическая. Июнь, тепло, даже душно. Лениво шумит Влтава, а сирень уже отцвела, отбушевала. Отгремели соловьи в живописном лесопарке "Дивока Шарка", где между скал журчат ручьи, и крохотные водопады изливаются в мрачное ущелье; где вокруг гордых ясеней теснятся скромные березки, похожие на поклонниц знаменитого оперного баса; где прячутся подземные туннели "Люфтваффе" и заброшенные армейские склады; откуда в августе 1968 года дал пару очередей по нашему торгпредству крупнокалиберный пулемет... Брожу по знакомым улицам и площадям с памятными именами: Целетна, Водичкова, Вацлавске. Всё тот же бронзовый Ян Гус угрюмо стоит в сердце Старого Места, а рядом красуется та же нарядная Ратуша, из окон которой в гуситские времена не единожды выбрасывали на мостовую отцов Города. Вспоминаю, что сей брутальный акт вошел в историю под благозвучным латинским термином - дефенестрация. По-прежнему туристы шумною толпою теснятся у Пражских курантов, чтобы посмотреть на дефилирующие в начале каждого часа фигурки апостолов и Смерти с косой. По-прежнему льется рекой отменный ячменный напиток. Всё как прежде? О, нет! Исчезли названия вроде "Площади красноармейцев", "Проспекта политзаключенных" и "улицы Маяковского", пропали агитационные лозунги типа "С Советским Союзом - на вечные времена!" Зато блуждают по пражским закоулкам неприметные русские (или российские?) "братаны" и грабят "своих" зазевавшихся туристов. О, переставшие быть вечными времена, о, испорченные "ндравы"!
       Возвращаюсь в семидесятые. Мехико, июнь, не жарко, но и не холодно. Во второй половине дня, как по расписанию, - дождь. Не буду рассказывать о достопримечательностях мексикансой столицы: чудесных фресках Диего Риверы в Президентском дворце и Театре изящных искусств, о красивейшем проспекте Пасео-де-ла-Реформа, ведущем в зеленый парк Чапультепек, который чем-то напомнил мне наш ЦПКиО им. Горького. Не стану рассказывать о внушительной Торре Латиноамерикана - 44-этажной башне, придающей многомиллионному городу свой особый колорит и неповторимость, как и о широких улицах, упирающихся в серо-зеленые ущелья, за одним из которых маячат вершины Мексиканского нагорья - колоссальные вулканы Попокатепетль и Истаксиуатль. Лишь обмолвлюсь о мрачном соборе на площади Трех культур и многочисленных, в нарядных сомбреро, "лос трес марьячис" - троицах уличных музыкантов, вооруженных гитарами и мандолинами; в вечерний час они вдохновенно поют на всех углах (иногда, правда, пронзительными голосами мартовских котов) за счет щедрых и галантных кабальеро для их млеющих от удовольствия сеньорит мелодичные серенады и романсы вроде "Сьелито линдо". Обо всем этом можно прочитать в многочисленных путеводителях и путевых заметках. ...Район Старой Цитадели. Я чувствую, что окончательно заблудился. У всех встречных и поперечных спрашиваю на ломаном испанском, где находится ближайшая станция метро. Мне отвечают, кто обстоятельно, кто коротко. Всех их, жителей Мехико, от бронзоволикого хитроглазого старичка-метиса и словоохотливой и очень любезной дамы-креолки, до девушки с ярко выраженными индейскими чертами лица, роднит непонятное любопытство к моей персоне, которое кажется мне тем более странным, что в заключение все мои собеседники словно сговорившись задают один и тот же сакраментальный вопрос:
      - А вы не гринго?
      Вообще я подметил, что в Мехико к "грингос" относятся с каким-то удивительным чувством: смесью вражды, восхищения и чего-то, похожего на ревность...
      
      Горное плато, расположенное в нескольких километрах от мексиканской столицы. Масса пыльных кактусов высотой с доброе дерево. Передо мной индейская Пирамида Луны. Меня инструктируют: когда поднимешься на промежуточную площадку и задержишься там, чтобы перевести дух (а ты там обязательно задержишься, потому как дышать тебе будет нечем!), на тебя набросятся продавцы серебряных цепочек - купи, мол, сеньор, дешево! Чтобы отбиться, отвечай: "ya tengo" (у меня уже есть). С огромным трудом добираюсь до промежуточной площадки и напоминаю рыбу, выброшенную из воды на землю. Легким не хватает разреженного воздуха. Ко мне сбегаются продавцы:
      - Купите, сеньор, дешево!
      - Ya tengo,- шепчу я, задыхаясь.
      - Тогда купите еще!
      Вот достали! Я не знаю, что сказать, отворачиваюсь и, схватившись за "головогрудь", пытаюсь отдышаться. И "ya tengo" не помогло!
      
      90-е годы. Италия, Неаполь, май, +30.
      Автобус, в котором ваш покорный слуга играет роль "руссо туристо", застревает в пробке в районе морского порта. Позади мертвые Помпеи, впереди утомительное возвращение в Вечный Город. От нечего делать смотрю в окно. А в окне - сценка: две особи мужеского пола и одна женского что-то живо обсуждают. Первый "мужик" - молодой, курчавый и крепко сбитый; второму лет под 60, он лыс, смугл и чуть повыше первого ростом; дама - очень даже ничего, одета просто, если считать одеждой род комбинации, которую в 50-е годы двадцатого века приличные женщины надевали под платье. Мужской разговор, судя по всему, ведется на повышенных тонах. Дама время от времени пытается "встревать", но ее бесцеремонно (я бы даже сказал - грубо) отталкивают спорщики-мужчины. Неожиданно лысый делает кругообразное движение головой и впивается зубами в горло курчавому. Тот пытается прервать далеко "небратский" поцелуй лысого, однако лысый блокирует руки курчавого. Узкой черной струйкой льется кровь, дама начинает размахивать руками и истерично кричать. Из стоящих в пробке легковушек вылезают люди. Они собираются вокруг сцепившихся мужчин и тоже что-то выкрикивают и энергично жестикулируют. Курчавый, собравшись с силами и изловчившись, наконец, избавляется от цепких объятий лысого и его зубов. Он тяжело дышит, вытирая кровь. Кажется, что он обессилел. Но нет! Молодость есть молодость: курчавый вдруг делает обманное движение, а затем наносит разящий удар кулаком в челюсть пожилому и набрасывается на поверженного противника. Следует впечатляющая серия ударов по лысой голове. Тут зрители, все, как один, выбегают на "арену" и разнимают дерущихся. Окровавленного победителя увещевают, оглушенного побежденного утешают. С минуту бойцы еще грозят друг другу кулаками и обмениваются любезностями, а затем, как бы нехотя, дают увести себя в разные стороны. Миловидная дама, из-за которой, видимо, и разгорелся сыр-бор, остается совсем одна. Постояв в скромном одиночестве, она вытирает ладошкой глаза и решительно удаляется в ту сторону, куда увели ее молодого друга. Трогается и наш автобус, а сценка с passione napoletana врезается в память.
      
      Германия, Кельн, начало зимы, полночь.
      Мы - я и мои коллеги - поднимаемся от черной, глянцевитой реки в гору. Я с интересом смотрю на экспонаты античного музея, спрятанного под землей в каком-то подобии подвала, неподалеку от покрытого влажной галькой левого берега Рейна. Передо мной - окаменевшая утварь, фундаменты жертвенников, предмостных укреплений и жилых домов города, именовавшегося во времена Римской империи Colonia Agrippina или просто - "Колониа".
      Населенный романизованными германцами, кажется, из племени убиев, этот богатый город был центром одной из римских провинций, может быть, "Германии Верхней".
      В эпоху Поздней Империи варвары-германцы, совершая очередной набег на дряхлеющий Рим, захватили Колонию и милостиво объявили "римским" убиям, что те - "свободны". Однако сородичи диких германцев, принужденные "захватчиками" сбросить римские тоги и облачиться в грубые рубахи, штаны и шкуры, не проявили большого желания освобождаться от римского ярма. Они, видимо, уже вкусили благ и оценили удобства цивилизации. Когда основная орда удалилась грабить внутреннюю Галлию, горожане щедро угостили тех, кто остался нести в Колонии гарнизонную службу, сладковатым рейнским вином. Ну а потом, "цивилизованные германцы" перерезали пару сотен своих, напившихся до бесчуствия и совершенно нецивилизованных родственников-освободителей...
      Оставив за спиной подземный музей, я вместе с коллегами подхожу к громаде Кельнского собора. Побродив возле нее, зачем-то трогаю темную поверхность стены этого прекрасного храма. Ожидание ощутить твердый, холодный и колючий камень обманывает меня. Удивительно, но мне кажется, будто под рукой ощущается нечто, почти одушевленное, или, точнее, то, что я назвал бы "жестким бархатом"...
      
      Израиль, Иерусалим, недалеко от Храмовой горы, ноябрь. Днем тепло, но вечером становится зябко. Выезжаю за пределы средневекового города и резко торможу: передо мной стоит переносной шлагбаум с укрепленным на нем знаком "кирпич". За шлагбаумом на раскладном стуле сидит солдат израильской армии с "Узи" за плечом. Я выхожу из машины, смотрю на "кирпич", которого здесь "отродясь не бывало", и раздраженно и ненормативно кричу коллеге, сидящему в авто:
      - Какой (ч)удак поставил здесь кирпич?! Теперь придется пятиться раком через весь Старый город!
      Солдат оборачивается, с интересом смотрит на меня, затем вежливо осведомляется на превосходном русском языке с характерной интонацией:
      - Что? Вам надо проехать? - и очень ловко снимает "кирпич", а затем поднимает шлагбаум. Проезд открыт!
      Там же, но в районе Аль-Кудс. Чертово одностороннее движение! Меня занесло в арабскую часть Иерусалима! Вылезаю из машины и подхожу к завсегдатаям кафе под открытым небом, солидным пожилым мужчинам при седых усах и золотых цепочках. Здороваюсь с ними по-английски и спрашиваю дорогу на Тель-Авив. Один из солидных мужчин показывает мне направление. Никакой враждебности я не замечаю. Преисполненный благодарности, говорю выученную еще в Советской армии фразу: "Катта рахмат!" - и кланяюсь.
      Седые кустистые брови моего собеседника поднимаются, а в его взгляде я читаю недоумение. Поворачиваюсь, иду к машине и начинаю тихо смеяться - ведь я сказал своему арабскому собеседнику "большое спасибо" на узбекском языке! Дело в том, что моими сослуживцами в армии были узбеки (равно как и представители многих других национальностей нашей советской родины), они-то и научили меня некоторым приличным и не очень узбекским фразам. Но кто ж меня догадал продемонстрировать эти конкретные знания жителю Аль-Кудса?! Надо же было просто сказать "шукран" и дело с концом!..
       Раз уж я вспомнил о службе в рядах СА, предлагаю перенестись в "отдаленные районы Казахской ССР", как в свое время писали т.т. Берия и Курчатов в своей рукописной, а ныне рассекреченной записке на имя товарища Сталина. Вторая половина 60-х годов, северо-восточный Казахстан, начало мая. "Усталые, но довольные", мы бредем по еще непроснувшейся от зимней спячки, но уже очистившейся от снега степи. Нас подняли по тревоге в два часа ночи и объявили о полевых учениях. Самое яркое впечатление от ночной суматохи и беготни по голой местности, где не за что зацепиться глазу, это...саперные лопатки, которые нам выдали с борта своевременно примчавшегося с военных складов грузовика. Лопатки добротные, в вощеной бумаге, с удобным деревянным черенком. Разворачиваю четырехгранный штык этого шанцевого инструмента, с изумлением замечаю на вороненом металле штампованного двуглавого орла и читаю старорежимные слова "За веру, царя, отечество", а ниже дату изготовления - "1916 годъ". Надо же, прошло пол-века, а военное добро верой и правдой служит защитникам всё того же, только социалистического отечества!..Приятно сознавать, что учения благополучно завершились, мы встретили рассвет и теперь маршируем в составе взвода по голой степи. Веселое весеннее солнце светит щедро, на небе ни облачка, нам в лицо дует ласковый теплый ветер. Однако нас окружает бескрайняя серая равнина и где-то на горизонте угадываются зловещие глинобитные строения мусульманского кладбища. И вдруг в небольшой низинке раскрывается перед нами целое море подснежников - белых, фиолетовых, алых! Значит, еще несколько часов - и вся степь покроется чудным многоцветным ковром, наполнится пением невесть откуда взявшихся птиц и стрекотанием невидимых цикад. Это будет незабываемое зрелище, которое продлится от силы неделю. А потом застеснявшаяся степь снова наденет свой светлосерый защитный комбинезон, и под раскаленным небом по бесплодной с высолами земле покатятся неприкаянные шары перекати-поля. Но сейчас - первоцветы, строй ломается, солдаты разбегаются и в каком-то невменяемом состоянии принимаются рвать нежные растения (ради чего, для кого? в гарнизоне практически нет представительниц прекрасного пола), а замкомвзвода и командиры отделений смущенно взирают на это вопиющее нарушение воинской дисциплины и не собираются принимать никаких карающих мер...
       Израиль, конец ноября, 600 с лишним метров над уровнем моря, граница...нет не с Палестинской автономией, а между Иудейской пустыней и другим горным плато, называющимся пустыня Негев. Дорожный знак свидетельствует, что в двух километрах от автострады, по которой я направляюсь строго на восток, лежат руины разрушенного 2700 лет назад библейского города Арада. Согласно Книге, по этой безводной холмистой местности проходила южная оконечность Ханаана. Здесь израильские племена, устремившиеся в Землю Обетованную, сразились с войском местного царя, которое разгромили, а город взяли штурмом и разрушили. Где-то на севере лежит древний Хеврон, но я держу путь к Араду современному. Это небольшой городок, довольно зеленый и благоустроенный. Его красят комфортабельные коттеджи, подставившие щедрому солнцу свои бордовые черепичные крыши, внушительный монумент с четырьмя каменными орлами и купол безоблачного голубого неба. Испарения невидимого отсюда Мертвого моря колпаком накрывают городок, и поэтому воздух настолько чист и целебен, что его хочется пить. Полвека тому назад геологи, обуреваемые стремлением найти здесь нефть, добурились до месторождения природного газа, что и стало главной экономической причиной возникновения в пустыни этого дублера ветхозаветного города.
      На окраине Арада расположена клиника доктора Александра Годовича, бывшего ленинградца, а ныне известного иерусалимского врача. При клинике - небольшая гостиница в пирамидальных тополях, в гостинице под навесом - десятиметровый бассейн, из которого открывается панорама светло-серой Иудейской пустыни. Даже в ноябре здесь жарко, поэтому можно сочетать приятное с полезным: не вылезая из воды - любоваться видами мрачноватых бесплодных гор, тянущихся на север, к Иерусалиму. По узкой змеиной тропе, вьющейся среди каменистых холмов, карабкается верблюженок, подгоняемый черноголовым арабским мальчиком. Мальчик оглядывается на серую ленту недалекого шоссе и провожает редкие авто недобрым взглядом.
      На вершине скалистого массива, отдаленно напоминающего крымские горы в районе Фороса, примостился полуразрушенный дворец Ирода Великого с фрагментами мозаик, остатками бань, цистернами для воды и синагогой. По преданию, здесь в первом веке нашей эры расстались с жизнью около тысячи иудеев, не пожелавших сдаваться штурмующим колоннам римлян. Осажденные убивали друг друга по жребию, и археологи нашли в развалиных крепости каменные таблички с именами тех, на кого указывал перст судьбы. Ни могил, ни человеческих останков ученые, однако, в Мосаде не обнаружили. Возможно, победители сожгли трупы побежденных, а прах развеяли по ветру. У подножия археологического комплекса разместилась автостоянка. Смотришь на нее и удивляешься: среди сотен иномарок нет-нет да и промелькнут "Лады" и даже "Москвичи"; последние воспринимаются местными как курьезная экзотика.
      Какой здесь чудесный воздух! Что за прекрасные виды! Если поворотиться лицом на юг, дух захватывает от прямо-таки невероятного, почти марсианского пейзажа: цепь плоских складчатых гор красного цвета, окутанных голубым сиянием, неспешно уходит за горизонт в вечность. Почему-то вспоминается "Аэлита" Алексея Толстого.
      Здесь, на скале, с которой можно было увидеть и другие впечатляющие пейзажи - узкую мерцающую полосу темно-зеленых вод Мертвого моря, лежащего в глубоком разломе; темные холмы Иудеи с израильской стороны и такие же возвышенности противоположного, иорданского берега этого уникального, медленно усыхающего водоема; наконец, его ослепительно белые соляные поля, разрабатываемые химическими компаниями, - меня не раз посещало странное чувство бренности мира и в то же время успокоения и умиротворенности. Здесь в голову пришла парадоксальная мысль: приехать сюда не для того, чтобы пройти курс восстановления здоровья в камере с уральскими минералами, которой знаменита клиника доктора Годовича, а ради созерцания и приуготовления к плавному переходу в мир иной...
      Впрочем, довольно! И начал-то не слишком весело, а кончил вообще за упокой. Да и таких эпизодов в моей длинной и неинтересной жизни хватит на многотомное собрание сочинений. Пора остановиться.
      
      

    34


    Сапфира А. Cкучно ль жить в Тарусе?   12k   "Очерк" Мемуары


       Путешествие в Тарусу
      
       "Ох, и скучно жить Марусе в городе Тарусе! Петухи одни да гуси, господи Иисусе!" - поется в старой песне. Трудно сказать со стороны, как живется теперь в Тарусе. Там всего лишь два известных предприятия: гончарное производство и вышивальное, то самое, где возродили старинную тарусскую вышивку - перевить, которая больше нигде не встречается. Но приезжать в этот небольшой, но своеобразный городок чрезвычайно интересно.
       Знакомство с Тарусой у нас началось с площади возле автостанции. На центральной площади соседствуют собор Петра и Павла, примыкающая прямо к нему картинная галерея, современный, но очень уютный фонтанчик и памятник Ленину. Собор восстановлен на славу. Золоченые кресты, белые стены, внутри необычный красивый светильник, колокольня с полным набором колоколов. Обращают на себя внимание боковые купола, похожие на старинные кубки. На колокольне - две звонницы, а сам собор чем-то отдаленно напоминает о знаменитом петербургском соборе в Петропавловской крепости. Церковь восстановлена на средства прихожан и добровольных жертвователей.
       Совсем недалеко - высокий берег Оки. Здесь же стоит недавно поставленный памятник жителям города, погибшим в годы войны, и не только Великой Отечественной. Рядом с мемориалом три памятных знака, среди них - памятник жертвам радиационных катастроф. Видимо, тарусяне принимали участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Спустившись по берегу чуть-чуть ниже, мы оказываемся возле памятника Марине Цветаевой, который был открыт в 2006 году. Авторы - скульптор Владимир Соскиев и архитектор Борис Мессерер. Памятник интересен тем, что он не "наводит хрестоматийный глянец". Цветаева изображена босой, со склоненной головой. Постамент сделан из отдельных плиток, как будто это мощеный тротуар. Кажется, что поэтесса пришла с европейских улиц с повинной головой на родину, а здесь ее ничего хорошего не ждет.
       Конечно же, нельзя было пройти мимо местной картинной галереи. Вход в нее украшает кованое изображение волшебной птицы с головой девы, должно быть, Сирина. Картинная галерея невелика, хотя и расположена на двух этажах. В ней есть небольшой зал известного анималиста Ватагина и его последователей. Ватагин жил в Тарусе и был похоронен на местном кладбище. Его скульптуры и рисунки живы и реалистичны. Зал старых картин невелик, и, видимо, собран по принципу с бору по сосенке. Интересен здесь "Портрет дворецкого" неизвестного художника. Этот хитроумный взгляд нескоро забудешь. Забавны два полотна Суходольского, художника конца 19 века, изображающие соколиную охоту и охоту на ягуара. Это типичное фэнтези, по костюмам невозможно понять, ни какая страна изображена, ни какая эпоха, а ягуары, бегающие по саванне, хотя и нарисованы вполне реалистично по движениям, выглядят смешно.
       Что действительно порадовало - так это замечательная керамика, а также кованные и деревянные скульптуры современных тарусских художников. Керамист Спешинская с удивительным юмором изобразила в глине Буратино и его друзей, веселых рыболовов и охотников, деда и бабку с козами и даже веселую тарусянку с огромным букетом в руках. Деревянный поэт Гумилев, стоящий на фигуре сказочного льва ироничен и узнаваем. Из дерева сделана и чудесная влюбленная парочка: девушка повисла на шее парня, ножки болтаются в воздухе, и столько радости в этих двух немудрящих фигурках!
       А ключи-то, ключи! И замки! Всех размеров - от крошечных замочков, которыми, видимо, запирали шкатулки, до огромных тяжелых засовов от купеческих лабазов. Всех возрастов - от 16 до 19 века. Разнообразнейших форм - от традиционных до выполненных в виде фигурок животных. Коллекций замков и ключей в мире много. Но эта интересна и разнообразием, и присутствием старинных экземпляров, и тем, что в ней есть ключи и замки, которые действуют, а не только разрозненные экспонаты. Уже потом, в Интернете мы узнали, что эту коллекцию собрал и разместил в галерее бизнесмен Д. Жданов.
       Есть в галерее и другие интересные современные произведения искусства: рисунки к спектаклям, матерчатые куклы, деревянные кошка и собака. А вот живопись современная не впечатлила. Обычные, ничем не примечательные пейзажи и натюрморты, немножко авангарда... Но в целом посещение картинной галереи было интересным.
       Музей Цветаевой расположен в доме ее деда по материнской линии, Мейна. Простой одноэтажный деревянный дом качественно отреставрирован. Экспозиция полноценная, включает как мемориальные комнаты с обстановкой того времени, так и выставочные. Представлен макет дачи "Песочное", где поэтесса жила летом. Этот дом не сохранился. На одной из выставок представлены фотографии тех городов и улиц, где Марина Цветаева бывала и жила во время эмиграции, на другой - материалы о ее тарусских друзьях. Из этой выставки хорошо видно, каков был круг общения в то время. Среди знакомых и друзей - художник Ватагин, который дружил с сестрой Марины Цветаевой Валерией и даже сделал ее гипсовый скульптурный портрет, хотя этим видом скульптуры занимался крайне редко, а также долгое время живший в Тарусе писатель А.Виноградов, автор биографий Стендаля и Паганини. Заходя в этот небольшой музей, погружаешься в тарусскую атмосферу, в ее поэтичность и тихую красоту.
       Дом К.Г.Паустовского на высоком берегу речки Таруски - не музей. В нем и сейчас живут его родственники. Но дом сохраняется в хорошем состоянии. На фасаде - памятная доска, напоминающая о том, что писатель жил и работал здесь. Пока мы бродили вокруг дома, пытаясь найти лучший ракурс для фотографирования, из ворот появилась хозяйка. Оказалось, что она - дочь жены писателя. Она любезно пригласила нас посмотреть сад, который она поддерживает в том виде, в котором он был при жизни ее матери и Паустовского. Показала она нам и беседку в саду, в которой он любил работать. Но самое потрясающее - это сам сад. Кроме плодовых деревьев, в нем растут удивительные цветы, самые разные, от великолепных роз и лилий, до обычной манжетки, листья которой вымахали до размеров чайного блюдца и образуют необычное обрамление цветочных клумб. Высоченные туи, некоторые из которых пострижены в форме шара, ровные газоны, розы различных форм и расцветок украшают заботливо поддерживаемый сад.
       Старое кладбище до сих пор работает. Здесь хоронят горожан. В отдаленном уголке, почти на самом краю - могила Паустовского. Простой необработанный камень, на котором раньше были фамилия и годы жизни. Теперь они не то осыпались от времени, не то пали жертвой охотников за цветным металлом. Родственники поставили рядом мраморную плиту, на которой написано "К.Г.Паустовский 1892-1968". Стоит на могиле и большой деревянный крест. Если перейти по ступенькам небольшой овражек, то на другой его стороне можно увидеть камень Эфрон. Здесь похоронена дочь Марины Цветаевой Ариадна Эфрон. Возле кладбища недавно построена часовня во имя преподобного Сергия Радонежского.
       Краеведческий музей, где представлены материалы с раскопок (на месте поселения пятого тысячелетия до нашей эры) и книги писателей живших в Тарусе, интересен в первую очередь выставкой вышивки. Здесь и старые рушники, с уникальными узорами, которые придумывали сами мастерицы, хотя и заимствовали, конечно, у бабушек. Не то, что теперешняя вышивка, когда в магазине покупается готовый узор и нитки к нему, и от вышивальщицы ничего, кроме терпения не требуется. Эти рушники сотрудники музея собирали по деревням. Они никогда не служили полотенцами, их вешали под образа, на них подавали хлеб-соль, а некоторые, особенно длинные, употреблялись на свадьбах, таким рушником опоясывался дружка. Есть здесь и современная вышивка, ведь в Тарусе есть фабрика вышивки им. М.Г.Гумилевской, мастерицы, которая первой начала возрождать цветную перевить, очень сложный способ вышивки. Замечательные здесь куклы: сделанная по старинным образцам тряпичная Параскева-Пятница, у нее на плечах, в руках и на одежде - четыре разных вида птиц. На плечах - птицы, сделанные из ткани, а на одежде - вышитые. Подобные фигурки когда-то в деревнях были участницами праздников, символизировали плодородие, весну. А какие замечательные птички-обереги из платочков! Каждый может такую сделать, даже ребенок, и поселится в доме счастье. А рядом комические современные куклы - бабушки в байковых халатах на лавочке с семечками, у каждой свой характер, свое выражение лица, и разговор они ведут такой занимательный, жаль, что неслышный.
       От краеведческого музея мы пошли вниз к Оке, намереваясь разыскать камень памяти Марины Цветаевой, могилу Борисова-Мусатова и храм Воскресения Христова. По дороге прошли часовню во имя иконы Божьей Матери Боголюбская. Возле часовни есть купальня и святой источник. Все новенькое, сделано и построено недавно. Должно быть, сюда приезжают паломники. Овраг под Воскресенской горой, где находится часовня, называется Игумнов. Через него проложен красивый мостик с изображениями птиц в стиле, который применялся для украшения храмов или в книжных миниатюрах.
       А вот и храм Воскресения Христова. Возле него поклонный крест во имя всех тех, кто похоронен на церковном кладбище и чьи могилы не сохранились. Но несколько надгробий прошлых веков уцелело. На одном из них можно видеть странный символ посмертного покоя: крест, а в подножии его череп и кости. Считается, что это останки Адама, грех которого искуплен Спасителем. Есть и надгробия купцов, на которых указано, что они были жертвователями на храм. У подножия холма, на котором стоит храм, устроилась группа молодежи, они занимаются рисованием с натуры.
       Узкая тропинка вьется вокруг и приводит нас к памятному камню под раскидистой рябиной. На камне надпись: "Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева". У источника обнаруживается "дерево счастья" Это черемуха, вся сплошь обвязанная ленточками и тряпочками. Говорят, что тот, кто привяжет к дереву свой бантик, будет счастлив, и его желания сбудутся. Отсюда по крутой глинистой тропинке можно подняться прямо к могиле Борисова-Мусатова. На каменном надгробии - знаменитый "уснувший мальчик", который кажется отчего-то утопленником, и напоминает о тяжелом детстве художника, когда он получил травму позвоночника, и о его ранней кончине. Впрочем, иногда надгробную скульптуру называют "утонувший мальчик". Печальное настроение, близкий крутой берег Оки, высоченные березы - все это сочетается с этим, хотя и не общепринятым названием скульптуры. Рядом находятся могилы сестры художника, Елены Борисовой-Мусатовой, и семьи Вульфов, жителей Тарусы, которые прославились как художники, музыканты и ученые.
       По дороге к автостанции мы фотографировали разные забавные детали, которыми местные домовладельцы украшают дома, заборы и крыши. В городе в основном дома частного сектора, много, видимо, и домов состоятельных людей из Москвы, в которые приезжают летом. Но и простые горожане стараются поддерживать свои жилища и сады в порядке. От этого город, несмотря на плохие дороги, производит удивительно уютное впечатление. Тихая заводь, мало транспорта, причем создается такое ощущение, что половина машин - это такси. Говорят, это один из источников дохода местных жителей - возить приезжих от достопримечательности к достопримечательности. Мы этой услугой не пользовались. Обаяние этого городка лучше всего познается, если идти пешком. В воздухе стоит густой запах яблок и груш, многие деревья растут вне сада, у дорог, яблоки не очень вкусные, груши - дикие, их никто не собирает, и они лежат густым слоем прямо на земле. Жители города очень благожелательно относятся к туристам. Они спокойно и толково объясняли нам, как и куда пройти. На этом наша экскурсия по Тарусе завершилась.
      
      
      
      

    35


    Пинская С. Испания 2001, май   18k   "Очерк" Проза

      Испания, Испания... Кастаньеты и бой быков, огненное фламенко и страстная любовь Кармен.
      Но для меня, приехавшей сюда из далёкой Америки, Испания - это прежде всего Европа, кусочек прекрасного Старого Мира, которого мне порой ужасно не хватает.
      
       Дикие маки, цветущие по обочинам дорог Испании, похожие на капли свежепролитой крови; старые развалины, рассекающие зелень лугов здесь и там; а ещё горы, горы, горы с багрового цвета землёй на срезах - всё это бередит память, пытаясь вытянуть оттуда воспоминания не мои и не предков моих даже. Кажется, что память человечества тревожит мысли и чувства. И приходит она, конечно же, прежде всего прекрасными образами из 'Испанской баллады' Фейхтвангера, его же 'Гойи', светловской 'Гренады'.
      
       Лос Белонес - маленький городок, одной из достопримечательностей которого является роскошный винный подвал, где можно продегустировать местное вино. Наливают его прямо из огромных бочек, которых здесь немало: сначала из одной, потом другой, третьей... При таком раскладе, честно говоря, главное - не увлечься: мы же за рулём! А когда устал 'пробовать', тебе тут же тебе нальют в литровую бутыль понравившееся зелье. Это уже за деньги, конечно. Но кто считает? В таком состояние - уж точно никто!
       Вообще-то вино здесь стоит почти как вода. А пьют его определённо больше. Воду же со льдом в ресторане не принесут, если не попросишь. Ха! Попросишь - не допросишься! И не потому что жадные или ленивые. Причина в другом: народ здесь по-английски ни бум-бум. И, похоже, не пытаются. Дурачьё! У вас же ПОБЕРЕЖЬЕ! И какое! Пора уже всерьёз выходить на интернациональный уровень, ребятки, чтобы туристы со всего мира стекались к вам, пища от восторга, покорённые навечно не только красотами здешних мест, но также и - сервисом. Который невозможен без взаимопонимания. Что, в свою очередь, ведёт к необходимости владения 'международным наречием', каковым на сегодняшний день является английский язык.
      Так вот, по поводу воды у нас там забавный случай вышел.
      Живя в Америке, как-то привыкаешь, что вместе с "Hello" официант приносит тебе также и стакан воды со льдом. Обычное дело. А в Испании воду не пьют! Вино там пьют! Если же воду, то из бутылок. И стоит не меньше вина, замечу.
      Ну вот. Решили мы как-то остановиться в одном маленьком селении и покушать. А по-английски, как я уже упоминала, основная масса населения ни бум-бум. Представили? И пытаюсь я, значит, объяснить, что требуется вода, но не из бутылки и, кроме того, по возможности, со льдом. А знание испанского у меня, замечу, на нуле - вроде как тоже 'ни бум-бум', но в зеркальном отражении. Методом тыка обнаружилось, что единственным словом, пробившимся сквозь стену обоюдного непонимания после моих обильных и весьма оптимистических попыток, оказалось "аква".
      И что вы думаете? Ага, именно так. Принесли бутылку минералки! Отвергла я её, конечно, и начала по новой.
      Закончилось всё тем, что вконец отчаявшись, я изобразила требуемое на салфетке, включая кран с текущей водой, лёд и всё остальное, пока муж с дочкой покатывались со смеху, наблюдая за моими изобразительными потугами. Зато официантка поняла! Воду принесла. И даже со льдом! Как и было заказано, то бишь, нарисовано.
      
      Как оказалось, здесь везде курят. Курят, курят, курят... Даже в зале с компьютерами для публики! Пришли мы проверить свои электронные ящики - а там дымовуха! Плывём наощупь (преувеличиваю) в сизом мареве в поисках заветного ящика, кашляем, ругаемся цензурно. А у нас ребёнок (потому и цензурно)! А они - имели в виду. Ладно, в баре или, там, в ресторане - это я ещё могу понять. Но в компьютерном зале?! Представьте себе публичную библиотеку, заполненную клубами дыма. А? Нормально? Да-а. Ну, артисты...
      
       Ла Манга - это чудо природы. Полуостров в шестнадцать километров длиной и до двух километров шириной, протянувшийся с севера на юг части побережья Коста Бланки. На востоке - Средиземное Море, на западе - залив, соответственно. С лечебными водами, между прочим. Где хочешь, там и принимай моцион.
      Но не тут-то было: пролетели мы с морем, как это ни грустно. Почему? Да потому, что, как оказалось, Ленка боится воды! Точнее, волн. 'Водичка набегает на меня!' - жалуется смешная наша лопоушка и, плача, убегает подальше от кромки Средиземного моря, нежно ласкающей берег. Посмеялись мы с мужем, потом погоревали - поскольку поняли, что дальше залива нам ни ногой - и переместились туда, где вода ещё менее игривая. Зато ребёнку - счастье. Что и требовалось доказать. Чего не сделаешь для родного детища!
      
       Единственный недостаток пляжного сезона в Испании - коротковат он. Только девятого мая курорт начал всерьёз заполняться людьми. Зато в сезон здесь, похоже, жизнь кипит вовсю. Неспроста вся протяжённость обоих побережий заполнена многоэтажными зданиями курортов. Море ресторанов. Какие-то аттракционы, зачехлённые ещё. И бесконечные магазины и магазинчики. Заполненные таким же курортным хламом, как и подобные заведения России, Америки - любого курортного места. И хотя 'у нас собой было' практически всё необходимое, всё равно не удержались, облегчили набитые испанскими банкнотами кошельки. Ну и ладно, на то он и отпуск! Пашешь год, как папа Карло, так хоть на отдыхе можно расслабиться.
      
       Европейская - или испанская? - еда. Вку-у-усно-то как! Что ни возьми. То же, что и в Америке - но не то. Да, братцы, хочешь быть богат по-американски - отказывайся взамен от маленьких радостей жизни. Вкусная еда - одна из тех радостей.
       Кстати, по поводу еды у нас есть несколько историй, привезённых из Испании.
       Прибыли мы, значит, на курорт, разложили вещи и поняли, что хотим есть. А Ленке-то неполных три года. Они ещё не бузит, но ждать не хочется! Решили поужинать в ресторане при гостинице. Открыли меню - к удивлению, на английском! И цены приемлемые. Сделали заказ, включая суп - специально для Леночки: мол, что там суп? Зачерпнул из ведровой бадьи и принёс. Всего-то дел!
       Только что-то суп тот всё не несут да не несут. Я озабоченно поглядываю на дочку: она всё ещё грызёт румяную булочку из корзинки с хлебом, которая появилась на столе достаточно быстро, но надолго ли её терпения хватит? Подзываю официанта и осведомляюсь о прогрессе долгожданного супа. А тот смотрит на меня удивлённо и заявляет что-то типа: так его же ещё сварить нужно. Представляете? С нуля они суп готовят здесь! Для каждого индивидуально! Во, блин. Знали бы - в жизни заказывать не стали бы! Суп, конечно, получился неплохим, только значительно позже, чем нам желалось! А ложка-то дорога к обеду!
       А назавтра мы поняли, что в ресторане том цены были, по испанским понятиям, сплошная обдираловка! Поняли - потому что на следующий день мы ужинали в итальянском ресторане. Почему итальянском? Потому что итальянская еда - она и в африке итальянская еда. Вкусная, значит! И ресторан - красивый такой. Со статуями, элегантным интерьером. Правда людей - ни одного. Это в шесть-то вечера! Попозже мы узнали, что основная масса народа ужинает в девять или позже. Ну да! Днём у них сиеста часа так на четыре, а жизнь зато потом бьёт ключом далеко за полночь! И время ужина, соответственно, сдвинуто.
       Так вот, в итальянском том ресторане нас накормили быстро, вкусно и за треть цены по сравнению с предыдущим! И официант попался свободно владеющий английским. Красота!
       Расплачиваемся за ужин, вручаем ему сумму, включающую чаевые порядка двадцати процентом и собираемся уходить. Смотрим - бежит назад с деньгами: сдачу несёт. 'Это вам!' - говорим. А он неловко так переминается, пытаясь что-то объяснить.
       Придя в номер, мы извлекли из недр чемодана справочник по Испании и нашли страничку, повествующую о чаевых. Вот это да! У них здесь чаевые от нуля до пяти процентов! А мы-то! Тем не менее, в ресторане этом мы ещё дважды обедали и на чаевые не скупились: хороший сервис должен быть оплачен соответственно. Правильно?
       Тапас... Звучит таинственно: тапас... Никакого отношения к папуасам, пампасам и тапочкам не имеет! Тапас - это еда. Традиционные испанские закуски, которые подаются к обеду в огромном количестве и разнообразии. Ешь - не хочу. Конечно, если заплатишь и за количество, и за разнообразие. В тот день мы гуляли по Картахене - городу, получившему своё название от древнего Карфагена. Красивый город, внушительный порт, а в центре набережной, на бульваре Альфонсо ХII - фонтан, в центре которого находится большой металлический огурец. Подошли, читаем табличку. А это, оказывается, настоящая подводная лодка, построенная в 19 веке! Кроме того, одной из достопримечательностей Картахены является античный амфитеатр, обнаруженный во время раскопок, производимых на руинах Картахенского собора Санта-Мария-Ла-Вьеха, разрушенного во время Испанской гражданской войны в 1939 году. История, братцы!
       А для нас Картахена связана навечно с тапас! Из серии 'а Васька слушает да ест'. И не стыдно, между прочим! Еда - одна из достопримечательностей любой страны. Как о ней не поговорить?
       Ну вот. Погуляли мы по городу, погуляли - проголодались. Да и время уже обеденное. Где бы это перекусить? А вот и кафе - заходим, смотрим: а там весь длинный прилавок заставлен лотками со всевозможными тапас! Мы-то о них хоть и читали, но пробовать ещё не доводилось.
       Посовещались мы, решили, что будем есть - должна признать, что при выборе тапас обнаружилось, что люди мы достаточно консервативные и то, что выглядит подозрительно, пробовать на зуб не хотим - и муж пошёл занимать столик, в то время как я осталась у прилавка для объяснения с продавцом. Следует заметить, что несмотря на полное отсутствие испанского у всех членов нашей семьи, у меня общение с местным населением проходило наиболее успешно, поэтому я его обычно и осуществляла.
       Я поприветствовала продавца на испанском (к этому времени мой лексикон пополнился несколькими испанскими словами типа 'хола', здравствуйте, 'грасияс', спасибо, 'пор фавор', пожалуйста и 'маньяна', завтра) и указала на лотки с выбранными тапас. В одном из них находилось что-то, похожее на нашу родную жареную картошечку, только с добавлением тоже обжаренных красных перцев. Содержимое лотка утопало в оливковом масле и я, протягивая руку, попыталась объяснить продавцу, что масло неплохо бы сцедить. И он понял! Широко улыбаясь, красавец-испанец щедро полил и без того утопающие в масле ломтики картофеля добавочной порцией масла же! Я расплатилась, поблагодарила его, и только доставив тарелки на наш стол, позволила себе расхохотаться. Смех получился истерическим - так всегда бывает, когда его сдерживаешь какое-то время. А успокоившись, поведала мужу о маслообильном продавце. Он тоже посмеялся и мы все вместе дружно набросились на тапас, которые оказались действительно очень вкусными, несмотря на масляное изобилие. Или благодаря ему?
      
       Слово 'красивый' не подходит для Мадрида. Ленинград красивый. А Мадрид - старинный город, в котором всё дышит средневековьем. Ты не по улицам идёшь, гуляя по Мадриду. Через многовековую историю несут тебя ноги вверх и вниз по холмам. Смотришь в пыльные окна старинных зданий и думаешь: кто там живёт сейчас? Наши современники или духи из прошлого Испании, непростого и порой страшного.
      
       В музее Прадо меня ожидало открытие: картины Эль Греко. Знакомое имя, художник 16 века, один из. Уж чего там, казалось бы. Так вот, не один из, а единственный и неповторимый! Но об этом я узнала попозже. А тогда картины его подняли истинный ураган чувств в моей душе. Смотрела я на его полотна и не могла поверить своим глазам: нечеловеческая сила, заложенная в традиционно тёмных красках мастера рвалась наружу, заполняя собой музейный зал! У него, художника из средневековья, уже тогда присутствовали та широта мазка, цельность полотна и подчинение деталей общему замыслу, которые появились только на рубеже 19 и 20 веков в полотнах импрессионистов, и были совершенно неведомы в его время!
       Кстати, если кто-то полюбопытствует, сообщаю: Леночка благополучно выдержала двухчасовую экскурсию по музею, уютно развалясь в прогулочной коляске и поочерёдно глазея по сторонам и развлекаясь с очередной игрушкой. Ленка у меня вообще-то создание 'с руками': они постоянно должны быть заняты чем-то. Будь то игрушка, или карандаш, или фантик от конфеты. Ну и ладно! Главное, что ребёнок при деле.
       В Мадридский Музей Современного Искусства я пошла самостоятельно: ходу туда минут двадцать, главным образом по улочкам старого города, покрытым булыжником - то есть Ленкина прогулочная коляска тут же оказывалась в пролёте. Да и поспать ребёнку днём необходимо. На том и порешили: муж остаётся с ней в гостиничном номере, наслаждаясь сиестой, а я отправляюсь в музей самостоятельно.
       В принципе, современная живопись не имеет ко мне никакого отношения. Точнее, я к ней. Но в этом конкретном музее находилась картина Пабло Пикассо 'Герника', изображающая бомбардировку баскского города Герника нацистами в 1937 году. Как же такое пропустить?
      Должна признаться, что картина на меня не произвела ожидаемого впечатления. То ли слишком много я насмотрелась на репродукции картины как целиком, так и частями, в сопровождении комментариев знатоков живописи, то ли что ещё. Да и не важно! Галочку поставила - тоже хорошо. Заодно и удовольствие получила от всего остального, включая полотна сумасшедшего Сальвадора Дали. Уж чего там в голове его происходило, не знаю, но за то наследие, что он нам оставил, ему можно всё простить!
      
       Коррида жестока и бессмысленна. Точнее, не так. Процесс корриды, хоть и жесток, но величественен как олицетворение вечной борьбы человека с дикими силами природы. Финал же отвратителен. Шпага входит через спину быка и пронзает сердце. Бык ещё бушует и мечется минуту-другую. Затем перестаёт, и всё его сильное тело выражает недоумение: что такое происходит со мной? А происходит то, что сердце удушается своей собственной кровью, которая, заполнив всё возможное пространство, в конце концов парализует сокращения жизнь несущей помпы. Ноги быка подкашиваются. Ещё мгновение тело сопротивляется смерти и затем обрушивается на обагрённый кровью песок стадиона. И всё. Интересно, что в этот момент чувствуют испанцы? Нам же было до боли жалко быка и очень грустно. Отчего грустно? Трудно сказать, не знаю. Может, оттого, что наша цивилизация ещё не доросла до полного отречения от убийства и насилия в любом виде? 'Хлеба и зрелищ' требовала толпа тысячелетия назад, и опускался большой палец вниз, выбирая смерть для проигравшего гладиатора. Сегодня это бык, не человек. Только кровь - она всё равно красная, и убийство на потеху толпы - оно всё равно убийство, жестокое и бессмысленное.
       Та конкретная коррида, что мы посетили, проходила в небольшом местечке неподалёку от Ла Манги. Как выяснилось, одним быком дело обычно не обходится. Однако после второго поверженного гиганта нам стало остро неинтересно и мы поднялись со скамьи, направляясь к выходу. Приветливые испанцы жестами объясняли, что ещё не конец, что впереди ещё несколько схваток и столько же трупов. Но нет, довольно с нас. Причастились, так сказать, национального духа - и хватит, хорошего понемножку. А уж если нехорошего - а коррида это нехорошо; во всяком случае, если кто ещё не понял, я именно так считаю - то чем меньше, тем лучше!
      
       Ах, фламенко... Можно читать о нём сто раз, можно видеть по телевизору двести - и это всё не то. Фламенко - это искусство, которое теряет часть своей силы на расстоянии или в описании. Буйство человеческой страсти, выраженное в сиюминутно симпровизированном танце - это фламенко.
      Гитара, кастаньеты и чечётка деревянных каблуков по настилу пола создают напряжённый ритм, который затягивает зрителя и делает его частью происходящего. И ты - уже не ты. Ты - часть взлетающей юбки, или палец божественно прекрасной руки, или костяшка кастаньет, или прядка волос на взмокшем лбу. А танцовщица не даёт поблажки. Ритм становится напряжённей и напряжённей, это уже и не танец вовсе. Земные человеческие страсти взметают юбку, взбрасывают руку, терзают нервы твои - не зрителя, а уже давно участника. И когда ещё минута, кажется, и ты умрёшь от немыслимой силы чувственного оргазма, всё заканчивается. И ты аплодируешь, хотя всё тело ещё трепещет, растревоженное; и кровь бурлит в жилах, румяня щёки и делая мокрыми подмышки. А, может, это просто оттого, что я и сама была танцовщицей фламенко в одной из моих прошлых жизней?
      
       15 мая - день святого Мадрида, Исидора. Это - городской праздник, когда всё закрыто. Кроме ресторанов, конечно: кушать-то всё равно надо.
       Центр гулянья - старинная Плаза Майор. На огромной, за ночь возведенной сцене, танцоры сменяют певцов, затем приходят рассказчики, и так далее. Народу - пальца не проткнуть. Многие одеты в национальные костюмы. Люди гуляют, пьют кофе, пиво или кушают за столиками, выставленными прямо на площади. Нумизматы, филателисты и любители значков выставили свои коллекции в галерее по периметру площади.
      На подходах к центру гулянья происходит бизнес другого рода. Выбеленные молодые люди зарабатывают монетки, потешая толпу. Один сидит, как изваяние (или мертвец?) в открытом сундуке, не поводя даже глазом. Другая извивается, не сходя с пьедестала, принимая причудливые позы. Забавно - и народ смотрит. А вечером, в полночь - фейерверки. Видеть мы их не могли - нашей маленькой Леночке в это время положено спать. Но грохот и зарево на небе не успокаивались с четверть часа. Разноцветные сполохи эти мы с удовольствим наблюдали из окна своего гостиничного номера. Тоже хорошо!
      
       Испанское вино, если мне не изменяет память, не ценится слишком высоко на мировом рынке. В нём нет мягкости калифорнийских вин или изысканности французских. Тем не менее, есть в нём нечто, что дополняет общую картину Испании, делает мозаику законченной. Есть в нём грубоватая терпкость, сохранившая горчинку виноградной косточки, словно принесённая из глубин земли, породившей ту плодоносную лозу, из ягод которой вино было сделано. Пьёшь его, и словно причащаешься истории и души этого народа.

     Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список
    Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"