Чваков Димыч. 77-ой номер журнала "Edita", публикация

EDITA

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ В ВЕСТФАЛИИ

ВЫПУСК 77

ВЕСНА 2019

В журнале опубликованы следующие рассказы:

Итак, обычно воскресную утреннюю трапезу предпочитаю сдобрить Абрау урожая 1957-го года, но сегодня не тот случай. Особенный он сегодня - я должен увидеться с Музыкантом, чтобы разузнать у него тайну утраченной партитуры Листа, Ференц ему в подмышку. Одет я по парижской моде вековой давности - в бархатные штаны, жилетку асимметричного кроя и берет а'ля "художники вырождения", на ногах штиблеты с широкими носами и подбитым каблучком для исполнения степа, если случай подвернётся.

Тащусь к стойке. Делаю стойку. Беру настойку. Стой, кто идёт?! Ах, официант? Не стой, проходи.

В баре сегодня немноголюдно и почти не накурено. Одинокий, как инженер Эйфель в башенной ипостаси, пианист лабал что-то из "Ласкового мая". Как умел, лабал. Потому всё время опасался за своё внезапно пошатнувшееся здоровье, поскольку тем, кто различал ноты, было недосуг знакомиться с творческой биографией лабуха и тем более - жалеть его лишь на том основании, что оный импровизатор вылетел из консерватории ещё на первом курсе за совращение супруги декана балалаечного факультета. Подслеповатый от постоянной нехватки комбинированного освещения по нормам СанПина тапёр не успевал уворачиваться от летевших в его сторону просроченных яиц, распространяемых в баре через услужливых официантов. Этот промокший от избытка яичного белка пианист и был Кант от Музы. Вот он-то мне и нужен!

Как Шаевич уезжал в Израиль

- Я там привёз отменную водку "Три старика", - соблазнял Шаевич со свойственным ему шармом, неустанно пуская колечки ароматного дыма от невероятно длинной дамской сигареты. Глаза его с библейской хитринкой смотрели на меня сквозь стёкла очень сильных очков, как две тёмно-серые, но вполне добрые акулы через прозрачные стены океанариума. - На этикетке три бородача. Очень на нас с тобой похожи. Выпьем? Не возражаешь? С одной-то - что нам будет?

Вот тут-то я и познакомился с закромами своего старинного приятеля. Причём - основательно познакомился. Ещё бы - пока мы искали загодя ангажированную бутылку, пришлось увидеть весь ассортимент специй, ввозимых в наш город Шаевичем при попустительстве крупных оптовиков. И не просто увидеть, а ещё и обчихаться, нанюхавшись смеси из пяти перцев пополам с гвоздикой, ванилью и корицей.

Бутылку мы в тот раз так и не обнаружили. Пришлось пить спирт, запивая оный ключевою водопроводной водой и заедая мускатным орехом, имбирём, сахарной пудрой и цедрой цитрусовых.

После третьей Шаевич сказал с таким значением, что я даже сначала подумал о каком-то неизвестном мне глобальном исходе, готовом вот-вот разразиться, как конец света, обещанный бессердечными майя в аккурат на католическое рождество 2012-го года:

- Я еду!

- В Москву?

- Нет, в Израиль.

- Не понял, за каким? По путёвке?..

Груз особого назначения

На пороге возник не знакомый мне скромняга-синоптик, а совсем посторонний мужчина восточной наружности - скорее всего, ненец. В мокрой малице и кожаных торбасах.

Вошедший стянул с головы олений треух, похожий на упавшую в реку собаку - с него текло, будто брюссельский писающий мальчик Евросоюза витал у ненца над самой макушкой.

- Здрасьте, аннако! Пасазира ессь?

- Здравствуйте, - ответил гостеприимный комендант на правах хозяина. - Тут полно пассажиров. Кого-то конкретно нужно?

Но экзотический гость на вопрос никак не отреагировал. Он уже увидел нужного человека. Вернее, тот сам обратил внимание вошедшего на себя и приветливо поднял руку. Ненец поспешил к модно одетому мужчине лет сорока, пряча монголоидные глаза в глубине роскошной улыбки. Следом за оленеводом хвостом струилась пуповина осенних вод, будто бы связывающая вечернего гостя с непогодой за окном.

- Эй, уважаемый, ты б разделся, обсох да рассказал, кто таков, - строгим голосом начал Василий Степанович. - Тут режимный объект, а не шалман цыганский. Сюда без билета нельзя! А ты ходишь - как у себя в чуме.

- Пазалста, командира-нацальника, не ругайся! Моя Николашка. Мало-мало промок я, согреюсь, аннако - поедем с товарич-газета на чум к себе. Олешка-омуль кушать, легенда наша писать.

А также в номере опубликованы отрывки из сборника стихов "Весна да лето, осень... да зима", раздел "Весна".

Весеннее настроение

Выставив крылья по ветру,

мчится неистовый ангел.

Шляпой гасконского фетра

крестится в темпе фанданго

старенький мастер-келейник,

музыку взяв за основу.

Клининг почти, как и тренинг:

чистка и кармы, и слова.

Рядом сидит подмастерье,

розов, наивен, прекрасен:

будто осколок империй,

сброшен оборванный хлястик.

Ангел несётся по небу,

словно бы супер-комета.

Хочется зрелищ и хлеба,

счастья да скорого лета.

Жернова весны

А, ну-ка дай весне дорогу

и на обочине замри.

Зиме - тропинку меж сугробов

февраль измотанный торит.

Его следы почти незримы -

с эфирной поступью внутри.

А жажда всё неутолима

с засохшим привкусом воды,

как мнимой болью Новогодней.

И Рождества пастельный тон -

моим видениям в угоду -

нарядный высветит фронтон

ветхозаветного веселья.

Простыл винтажный карнавал,

когда зима за речку села -

в весны тугие жернова.

Апрельские антитезисы

Ленина славлю из всех орудий -

субботник рождением красен, -

который есть и который будет,

а не то, что товарищ Красин.

Бесплатный труд, надувное бревно,

романтики выше крыши там.

Корона империй - просто венок

да шарфик с узором вышитым.

Сраженье на поле, тамтам трибун,

фанаты горланят речёвки...

А в поле пасётся гнедой табун -

как чёрные дьявола чётки.

Экстаз революций, бумажный пожар -

усилие воли вечности;

и в ней постановщик - Морис Бежар -

явление скоротечности!

Грозы предчувствие...

Грозы предчувствие неслышно,

озоном выедая мозг.

Забраться стоит мне на крашу,

как с неба тут же слезет лоск

благопристойных настроений...

Ударит сверху тонной вод

какой-то поднебесный гений,

а я, обняв громоотвод,

стеку бесформенною массой

к твоим божественным ногам.

В палитре вряд ли хватит красок,

чтоб одомашнить ураган!

Весенняя элегия

Зима ушла лыжнёй, по закоулкам

оставив в лужах отраженья туч

и отворивши дивную шкатулку;

под крышкой - видно даже за версту -

весны приход, прилёт грачей на базу,

плакатных землепашцев торжество,

мелодию весеннего экстаза

и бравого майора сватовство.

Раскрылись почки, нежностью - улыбки,

и распахнулись влажные глаза.

Играл всю ночь как каторжный на скрипке

под окнами у девушки пацан.

Такой любви уже почти не встретишь

и с мартом на двоих не воспоёшь.

Но всё-таки живёт на белом свете

романтика, сметая песней ложь

рутины и уныния мирского...

А за окном - капели хоровод

и райских птиц ветхозаветный гомон,

с элегией беспечной вешних вод

сплетающийся в чудо-партитуру

оркестрика ликующей весны.

Она пришла де-факто и де-юре,

и мы опять прекрасно влюблены!

Весна с отгрызенным бочком

От луны кусок отгрызен -

пошалил здесь, видно, кот,

покачался на карнизе,

растопил на сердце лёд

кошке - рыжей хулиганке...

Значит, в мире скоро март!

Выйдут с мявом на гулянки

под призывный звон гитар

и мальчишки, и девчонки,

и на крыше сизари...

Берегите перепонки

вплоть до утренней зари!

Берегитесь стрел Амура,

берегите свой покой...

Эх, весна - мультикультура!

А-а-а... на всё махнув рукой,

выходи скорей к феминам

раз уж бес в ребро летит.

Эх, весна, ты - паутина:

раз попался, не уйти!

иду на свет

пустая кошёлка, весна за окошком...

ещё один год просвистел в синеву...

и в небо к луне синий выстрел дорожки,

которую нам завещал Голливуд,

уехав куда-то из плена иллюзий,

оставив шедевры "минувшего дня"...

зимы окаянной простуженный лузер

не стал бы в вину свою тяжесть вменять,

да только весна запоздала отчасти -

лежит у порога, как вьюги мазки;

хочу подойти, незаметно украсть их,

вскочив на салазки, отправиться в скит,

где нету ни слов, ни влияний мятежных,

что к нам тихой сапой стремятся извне...

а свет в конце марта как бритвою режет,

и с каждыми сутками только сильней!

Мартовская дробь

Звенит дробями мартовская стынь,

летят сосульки прямо на порог...

Тебя рисую росчерком простым

по ширине нетореных дорог.

Рисую смело снежною рукой,

отставив ножку, будто дискобол...

И убегает где-то молок-ой!

И проступает под сугробом пол,

на тучу приколочен потолок -

избушка для продвинутой зимы:

стоит над степью мги пушистый смог,

как снегом запорошенный ковыль.

Иду в поля, где тропки - мне друзья,

где не хватает только глаз твоих

а лыжи здесь в оврагах тормозят,

и кружит в вальсе предвесенний вихрь.

Ещё немного - я к тебе приду,

поздравлю с нестареющей весной,

и отворится с ситцами сундук,

и распахнётся в молодость окно!

Фата-моргана Заполярья

И снова снег, и около нуля.

"Фата-моргана, - скажут старожилы, -

сошла в не опылённые поля...",

и лето снова хладом тянет жилы.

Как далеко от наших палестин

гроза резвится весело и гулко...

А здесь лишь дождь из перемёрзших льдин

по нашим захудалым переулкам.

Но греет хорошо в моём углу

надёжная походная печурка.

Вот соберу я поутру золу,

так почернею - тошно станет туркам.

Пытаться убежать на материк -

оказий нет как, впрочем, и охоты:

меня Господь фазендой одарил -

четыре миллиона мёрзлых соток!

Весна-спасение

Года съезжают в саночках под горку;

ты их поди - попробуй удержать.

И что-то колко в подреберье торкнет,

как острый штык примкнутого ножа.

Зима ворвётся ржавою двустволкой,

винтовочным ружейным холодком.

Я волка-смерть выцеливаю долго,

хотя слыву решительным стрелком.

Лежу в засаде, глаз устал слезиться,

затёк под пальцем ледяной курок.

Разменных судеб расписные ситцы

готовят испытания урок

надёжному, как мир, долготерпенью:

коль сдал экзамен, так и быть - живи!

А провалил, сиди здесь до успенья*,

как говорят французы, се ля ви!

Мы ждём весну, как знахарь панацею:

она придёт - здоровья полон дом...

вклад каждого в историю оценит

и истечёт на землю вешним льдом!

* - успение

, -я, ср.

1. Смерть, кончина (устар. высок.);

2. (У прописное). Один из двенадцати основных православных праздников (15/28 августа) в память смерти Богородицы. У. Божьей матери.

Весеннее бегство

Остатки льда хрустят себе,

что стёкла, под ногой...

Иду босой по насыпи,

практически нагой...

И в алый цвет окрасило

манерные снега.

Меня весною сглазило,

отправило в бега.

Сквозь чащу мчусь пораненный -

и телом, и душой -

по насту, что как каменный...

И мне нехорошо.

И мне совсем не пляшется,

не хочется кричать.

Весны вскипают капища,

как сгусток сургуча,

пугая острым запахом

рыдающей сосны.

Уйду подальше от греха

по тропочкам лесным.

Я - йети не изнеженный,

но тоже человек,

хотя немного снежный и -

уже который век.

Весна-блесна

Тату зари не потревожь метаньем

дрожащей стали в алую мишень...

Я встал сегодня распрекрасной ранью,

чтоб закрепить весну в карандаше:

пастельные тона полурассвета

и отблески неявные зарниц,

приметы подступающего лета

под паланкином птичьих колесниц,

седую прель зимы в лесу далёком,

ручьёв игривых бурные стада...

И на подушке твой кудрявый локон,

и в нотном стане струны-провода

под гаммою синиц чуть-чуть провисли,

а март, блесну забросив в мой удел,

удилищем взмахнул, как коромыслом,

где на крючке я щукою висел

и скалил пасть в улыбке неизбежной,

как будто знал давно, на что иду -

прекраснодушный, но седой и грешный

весне на радость, девам на беду!

Я встал сегодня раннею преранью,

чтобы увидеть мир во всей красе,

а ты спала, и лёгкий флёр дыханья

над кисеёй волнительно висел

и растворялся афродизиаком

в фантазиях мятежного ума.

Весна была желанной, как Итака.

Неверующий, будто бы Фома,

к ней приникал и сам себе не верил -

мол, далеко ещё не всё путём,

струился звон в распахнутые двери,

а в них весна балованным дитём

мне говорила дерзости на ухо

и отвращала от тебя бедой

а я, не потеряв ни грана духа

ни после этой дерзости, ни до,

спешил в альков, подснежниками вьюги

готовый разбудить тебя тотчас...

Да только от тепла увяли руки

и поцелуй от нежности угас...

Тогда, как лань, рванула ты навстречу

и приоткрыла дивные глаза!

Нет, от весны врачи пока не лечат,

и я спешу свой выплеснуть азарт!

Комментарии: 2, последний от 23/04/2019. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 23/04/2019, изменен: 23/04/2019. 28k. Статистика. Статья: Проза Не сгоревшие рукописи Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2
Аннотация: Ссылка на публикацию в 77-ом номере журнала "Эдита"

Чваков Димыч : другие произведения.

77-ой номер журнала "Edita", публикация