Козлов Игорь Владимирович : другие произведения.

Коллективный сборник лирической поэзии 6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:

  Коллективный сборник лирической поэзии 6
  
  Составил Козлов Игорь Владимирович
  
  Содержание (авторы):
  1. Рышкова Елена
  2. Крюкова Ольга Валентиновна
  3. Качур Виктория Исааковна
  4. Соловьёва Виктория
  5. Холдор Вулкан
  6. Аделина Мирт
  7. Зуев-Горьковский Алексей Львович
  8. Русова Марина
  9. Карпов Андрей Владимирович
  10. Богомолов Сергей Леонидович
  11. Флинт Киборд
  12. Фомальгаут Мария Владимировна
  13. Носов Игорь Игоревич
  14. Чваков Димыч
  15. Есликова Ольга
  16. Шатайло Александр Николаевич
  17. Клишинский Иероним
  18. Винокур Роман
  19. Носова Юлия Алексеевна
  20. Валентин Надеждин
  21. Лебедева Жанна
  22. Кирьякова Инна
  23. Тихонов Алексей Константинович
  24. Андреевская Екатерина Андреевна
  25. Ванке Владимир Анатольевич
  26. Шищенко Евгений Владимирович
  27. Тот Аристарх
  28. Лешуков Александр
  29. Налимова Яна
  30. Юлия Полякова-Новикова
  31. Козлов Игорь Владимирович
  
  Рышкова Елена
  
  Ты изменяешь мне
  
  Ты изменяешь мне, ты изменяешься,
  Ты от меня идешь в чужую муть,
  А пианист по чёрно-белым клавишам
  Наигрывает благостно - "Забудь!"
  Но каждый раз, сдирая по остывшему,
  Я сыплю соль на след измены той,
  И сердце перепёлкой в рёбра тычется,
  А вырвется - что делать с пустотой?
  Кто будет рядом в час, судьбой оплаченный,
  Кому уткнёшься в тёплое плечо?
  Моя любовь тебе и мать, и мачеха
  Ей только дождь зацеловал лицо,
  Они давно великие любовники,
  Смотри, как прижимается к щеке,
  Он будет рядом, даже если сломлена
  Последняя соломинка в руке,
  Он будет рядом даже если сгину я
  За поворотом солнечного дня -
  Забудь про зонт и я прижмусь, счастливая
  К твоей щеке остатками дождя.
  
  Яблоко Гесперид
  
  Саше
  
  Ты держал меня в руках яблоком,
  Может быть Гесперид,
  Или жизнью, обязательно табельной,
  Одноразовой, как Covid,
  И за нею по карте тощенькой
  То ли ощупью, толь ползком
  Пробираться мне голой площадью
  Между небом и точкой ноль.
  Где ты нынче? Почто мне слышится
  Сердца стук или звук шагов
  Каждой ночью, как будто Вышнее
  Вниз спускается прямо в дом.
  
  Гнездо
  
  Дочери
  
  Мостить гнездо для будущих птенцов,
  У дерева просить укрытья и защиты
  От мира этого, где тысячи углов,
  Но ни один не станет домом, видно.
  Шиповнику нашептывать " Люблю",
  А куст сиреневый так ревновать заставить,
  Чтобы косил лиловыми глазами
  Персидскому подобно скакуну.
  И слышать множество, но слушать лишь одно,
  Давно забытое по гордости безмерной
  Другими бабами, - простое волшебство
  Семейного, благого утешенья.
  Когда тебя сквозь прутики гнезда
  Просветит день жестокими лучами
  Ничто не защитит ни сталь, ни камень,
  Но только новая любви глава.
  Но только слов моих летучий, светлый пух,
  Что выстрадала сердцем - им устлала
  Своё гнездо в защиту ль, для тепла ли,
  Иль для того, чтоб стал полёт упруг...
  ...
  Гнездо прозрачно, хрупко и легко,
  Но неприступно горестям оно.
  
  Крюкова Ольга Валентиновна
  
  Диалектика Познания
  
  Пытаюсь я с себя содрать
  Блажь напускную глупой маски,
  Стереть весь грим Природы краской,
  Брать понемногу, всё отдать.
  
  И вмиг решусь себя соткать
  Из перламутровых туманов,
  Из совершенства и изъянов,
  Венком сплести, цветком сорвать.
  
  Когда смогу себя понять,
  Познав себя, в Круг Мирозданья
  Замкнусь в награду за старанья,
  И тайнам Мира став под стать...
  
  Качур Виктория Исааковна
  
  котегорическое
  
  директор советов не ждёт непрошенных, не ищет на зад приключений, но верит: в какой-то из
  жизней прошлых он котиком был ничейным. директор руководит франшизой, вся деятельность
  прозрачна. он знает: у котиков девять жизней. но сколько из них потрачено? он много ездит -
  времени мало-де, график-де очень плотный. директор свою белоснежную Ауди нежно зовёт
  Авдотьей. директор гибкий, директор ловкий и хищный - а как иначе? директор утром идёт к
  парковке походкой почти кошачьей. с парковкой рядом есть лаз мышиный. привычка вроде
  наркотика. директор заглядывает под машину: нет ли под нею котика?
  
  занимательная геометрия
  
  ты говоришь, что нам не сойтись? резонно.
  мы с тобой, словно два параллельных рельса?
  даже они встречаются у горизонта,
  даже холодный металл от трения греется.
  нет никакого смысла таить обиду,
  так уж устроен мир, и всё в нём по-честному.
  выучив геометрию по Евклиду,
  может, пора попробовать по Лобачевскому?
  хватит уже отдельно страдать и каяться,
  нужно чуть-чуть удачи, немножко нежности.
  линии параллельные пересекаются
  где-то за горизонтом. там, в бесконечности.
  
  lampyridae
  
  ночь начинается, тени спускаются с веток,
  солнце садится, заходит по графику точненько.
  тот, кто всё это устроил, он выдумал свет так,
  чтобы всегда этот свет исходил от источника.
  есть в темноте огоньки по неясным причинам,
  дело в хорошей погоде, в сезоне ли брачном?
  но светлячки на своём языке светлячином
  ласково шепчут подругам, довольно невзрачным:
  "ты моя звёздочка ясная!", "ты моя зоренька!",
  тянут к ним тонкие усики, тощие лапки,
  светятся ярко, как будто глаза беспризорника
  перед нарядной витриной кондитерской лавки.
  
  Соловьёва Виктория
  
  Женщина
  
  Он создал её человеком,
  добавил душу - пыльцу голубой нимфалиды.
  Она запомнила её лёгкость.
  Кружилась, держась за ветер.
  Отпускала его - гуляй на воле...
  Была в покое,
  в своём невесомом счастье.
  Любила цветы, их терпкую сладость.
  Тянулась в небо.
  Она точно помнила что летала...
  Но он сделал её человеком.
  И теперь каждый день наблюдает
  как она собирается на работу.
  Понедельник, вторник, среда...
  Непривычное тело давит со всех сторон -
  душе хоть сейчас - вон...
  А у него любовь навсегда.
  
  Тата
  
  Тата сегодня надела красивое платье.
  Вышла во двор.
  Весна.
  И ей восемнадцать.
  
  Она оголила плечо.
  Не стыдно, пусть смотрят: "А чо?"
  - Таня, губы накрасить надо, - уговорили.
  Чучело.
  
  Тата идёт налево, потом направо.
  Синий горох на платье становится красным -
  вот-вот посыплется, так горячо внутри.
  
  Скучно нам...
  - Тата, ты просто ему скажи.
  Она кричит во всё горло: "Семё-ён, выходи!"
  А мы всем двором смеёмся над Таней -
  дура!
  
  Не будет у Таты ни счастья, ни даже друга.
  Но вспомню об этом в свои тридцать три,
  под утро.
  
  Человек идёт
  
  Человек идёт без спросу
  к другу на денёк.
  Человек несёт в авоське -
  старый "Огонёк".
  
  В "Огоньке" лежит бутылка,
  "Краковской" - кружок.
  Человек с лицом утырка -
  жизнь на посошок.
  
  Сядут рядом - потолкуют
  о своих делах.
  Поминая жизнь людскую,
  время в колтунах...
  
  И совсем под тёмный вечер
  на крыльце с плющом
  звёзды шепчут им о вечном...
  А о чём ещё?
  
  Холдор Вулкан
  
  Ожидая улетевших птиц
  
  Сбивает листья с деревьев дождь,
  День, как рентгеновский снимок серый.
  Гудит полуголыми деревьями роща,
  Уж снег не за горами первый.
  
  Озябшие воробьи галдят на кустах,
  Ветры ищут друг друга и зовут.
  О скворечники на длинных шестах,
  Так печально не смотрите на юг!
  
  Мгла мне трамваями звонит
  
  Снуют деревья в снежном тумане,
  Завалены снегом дороги и дворы.
  Ежась, как запоздалый пешеход пьяный,
  Молча снежинки крошат фонари.
  
  Тень сосны, которая на сугроб легла,
  Устала и ее ко сну клонит.
  Мне сквозь снежные хлопья мгла,
  Последними трамваями звонит.
  
  Аккордеон музыкой дышит
  
  Звезды Богом зажженные свечи,
  Даже на ветру не угасают они.
  В зеркальном пруду, теряя дар речи,
  Колеблется отражение луны.
  
  Где-то сверчок поет неугомонно,
  Стрекочет он, невесту себе ищет.
  Хлопая жабрами в сумраке лунном,
  Аккордеон музыкой дышит.
  
  Аделина Мирт
  
  Ящик Пандоры
  
  Медовый ноябрь болеет опять хризантемами.
  Несмелыми пальцами ветер несёт за пределы
  незрелые запахи. Небо окутано серыми.
  Химерами жить научилась и плыть по теченью.
  
  В преддверие зорь проявляются знаки печальные.
  Причалят и тени, которые временно смыты,
  открыто вползут и сомнением больно ужалена,
  в скрижали слова не успею вписать. Не отступит,
  
  распустится розой пурпурною скрытая истина.
  Завистлива ложь, а глазницы у страха бездонны.
  Ведома с рождения. В пропасть желанием брошена.
  Заложено в разуме каждом проклятье Пандоры.
  
  Медовый ноябрь вскрывает ментальные ящики,
  грозящие мир опалить, обнулить, обезличить.
  Границы разрушены и сновиденья сбываются.
  Внимаю исчадиям, тихо лелея надежду.
  
  вода и камень
  
  придёшь
  ляжешь у ног игривой кошкой
  теплом и нежностью затопив
  остынешь
  льдом покроешься
  нарисуешь пазлы трещин
  из которых просочится мысль
  отдать
  заповедное
  нематериальное
  сложенное бумажным самолётиком
  в прозрачных ладонях
  неси с собой
  тяжесть простоты
  вспоминай обо мне
  разбирай по частям
  гекатомбами прощений
  увидь
  раскрой крылья
  и упади у ног
  отложи отутюженный мир
  мироносить
  на задворках межзвёздных пустот
  пусть коллекционируют мощь эмоций
  растут
  поглощают
  разделяют на атомы
  собирают новое
  собирают целое
  из непохожих
  и оставленных
  нас
  
  кошмары Хани
  
  выжатый лимон луны
  едким цветом намазан на бутерброд
  холод снаружи рождает кошмары
  коридоры
  лабиринты
  лестницу мёбиуса без перил
  лифт-душевую
  закрываешь глаза
  переносишься на берег
  мутный омут смотрит чёрным оком
  сжирая память
  его нужно пересечь
  внезапный полёт
  над
  деревьями
  между
  небоскрёбами
  ускоряешься
  стремишься к звёздам
  но лимит исчерпан
  падаешь
  заходишь в мёртвую петлю
  па-да-ешь
  вздрагиваешь
  прогоняешь видения
  любая странность в порядке вещей
  нащупываешь одеяло
  
  оказываешься за партой
  вызывают к доске
  не помнишь что задавали
  судорожно листаешь учебник
  но буквы сливаются
  просыпаешься в поту
  опаздываешь
  надеваешь несуразную одежду
  тесную обувь
  о-паз-ды-ва-ешь
  пьёшь не утоляющий жажду кофе
  ускользаешь из сна во сне
  где никогда нет солнца
  
  глядишь в потолок
  вспоминаешь
  (вчера)
  вспоминаешь
  (позавчера)
  вспоминаешь...
  и гасишь солнце за веками
  
  Зуев-Горьковский Алексей Львович
  
  Пил не пепси
  
  Сколь не пей, а грусть-тоска не красавица.
  Предъявляет жизнь теперь только вычеты.
  Кабы верил, заплатил бы за "здравицу".
  Заболел дружок да так, что не вылечить.
  
  Выпивал на посошок с ним не пепси я.
  Врач сказал: "Ему уже не отказывай".
  Зарабатывали льготную пенсию,
  Зная то, что жизнь - флакон одноразовый.
  
  Вроде рано бы в тираж - ещё молоды,
  Хоть зовут давно по имени отчеству.
  Только чувствуется времени холод, и
  Потеснило кое-где одиночество.
  
  Точат мысли мозг порой о бессмыслице
  В суете при должностях или званиях,
  Что, в конце концов, как водится, выльется
  Через чёрствого попа в покаяниях.
  
  Серая зона
  
  В серой зоне лишь серый присутствует цвет,
  В том нейтральной земли есть огромный секрет.
  Там затерянный мир искривлённых зеркал,
  Где главенствует страх без концов и начал.
  
  Там засеяны только железом поля.
  В лесополках израненные тополя,
  Грубо стрижены кроны деревьев под ноль,
  А их соком из ран наслаждается боль.
  
  Серой зоны тепла не найти днём с огнём.
  Что не умерло там, схоронилось червём.
  Отчуждения край знает лишь круговерть,
  Что затеяла в нём вездесущая смерть.
  
  Нет ни троп, ни дорог. Птицы там не поют.
  Лишь чертям в тех местах благодать и уют.
  Серой зоне давно эти беды не всласть.
  Как бы ей и самой от себя не пропасть.
  
  Осень
  
  В городе крашеном снежною проседью,
  Где до сих пор кепку мнёт старый вождь,
  Два хулигана тусуются с осенью:
  Ветер холодный и друг его дождь.
  
  На тротуарах, сорвавшие патину
  С плачущих ив и кудрявых берёз,
  Гопники осени тем, что украдено,
  Редких прохожих хлестали до слёз.
  
  Ветер у ёлок резвился под юбками.
  Дождь - дебошир барабанил в окно.
  Нравилось осени с ними, ублюдками,
  Было ей, старой, уже всё равно.
  
  Русова Марина
  
  кровинка
  
  у эпохи тоже свои круги
  то всемирный спор то глухая залежь
  то ли мир поднялся не с той ноги
  то ли ты сама не своя но знаешь
  как-то не с руки на миру плясать,
  каждый раз выкидывая коленца,
  но ещё мучительней замолчать,
  словно от груди оторвать младенца.
  много вод с рождения утечёт,
  волю дав везению или гневу.
  всё растёт и полнится этот плод,
  день за днём твоё наполняя чрево.
  и пока ты роешься в закромах,
  отделяя яхонты от щебёнки,
  кто-то принимает на облаках
  твоего спелёнатого ребёнка.
  и качает дитятко на руках,
  не давая бедному приземлиться,
  там где ждёшь кровинку как родника,
  и сама себе не даёшь напиться.
  
  тянулся день
  
  что вспоминать рутина да мужья
  кололась жизнь как стебли от жнивья
  и я не помышляла о защите
  тянулся день длиннее века но
  проворное его веретено
  уже на ось наматывало нити
  
  романы быстротечные неслись
  длиннее века протянулась жизнь
  и что ещё плелось длиннее века?
  пусть говорят что память коротка
  но прошлое не выпить в два глотка
  оно надёжно держит человека
  
  такой у нас с тобой кордебалет
  все собрались на праздничный обед
  где о шагале всё гундосил некто
  что в нём дышали ницца и париж
  а на столе была гефилте фиш
  приправленная местным диалектом
  
  забей на всё что кажется крутым
  поскольку миф развеется как дым
  так что ж терять нажитое без толку?
  и за окном шагалова печать
  а ты как в детстве кружишься опять
  в беретике похожем на ермолку
  
  Карпов Андрей Владимирович
  
  Самозащита
  
  По шершавой шкуре ясеня
  Путешествует муравей.
  И не знает, что опасен я,
  У ствола прилегший в траве.
  
  Тени жмутся под смородиной,
  Солнцем плавится синева.
  Хорошо мне на природе, но
  Есть и здесь у меня права:
  
  Право сильного и большего,
  Право быть таким, как люблю,
  Муравья, на локоть заползшего,
  Не задумываясь, убью.
  
  Мой покой это нарушит ли?
  Насекомого краток век.
  А придёт мне в руки оружие -
  Берегись тогда, человек.
  
  Летний дождь
  
  Дождь был размазан по вертикали,
  В трубочки вытянут.
  А по стеклу мои мысли стекали,
  Прежде чем высохнут.
  
  Прежде, чем я их в себе обнаружу,
  Вздрогнув от тяжести.
  (Надо бы после вытереть лужу
  Собственной важности).
  
  Дождь барабанит, алмазно сверкая,
  Солнцем помеченный.
  Поступь моя так же легка ли?
  Что тут отвечу я?
  
  Надо успеть научиться делиться
  Радостью солнечной,
  Чтоб не без пользы над миром пролиться
  В день, когда облачно.
  
  Богомолов Сергей Леонидович
  
  Осенняя дорога
  
  А я иду...
  Иду я по дороге.
  Эх, разгребись осенняя листва!
  Я весь такой,
  Я весь такой на взводе...
  Никто не нужен мне, и никому не нужен я!
  
  Пускай летит...
  Летит отсюда птица...
  Пускай завяла летняя трава!
  Уже давно...
  Давно уже мне снится -
  Холодно-снежная, накрыла землю пелена.
  
  Весна придёт.
  Придёт, я твёрдо знаю.
  Пускай придёт она не для меня.
  А я как снег...
  Как снег тогда растаю.
  С сосулек капая, я утеку под песнь ручья.
  
  Проходят дни...
  Дни, мало их в колоде...
  Проходит жизнь, у всех она одна.
  Но по своей...
  Своей кривой дороге,
  Пройдусь с задором я, пусть поглумится вслед судьба...
  
  Флинт Киборд
  
  Неуд
  
  Музей неудачных автомобилей
  Трясина сна об угрюмой силе
  Полёт трагических изобилий
  Тупик фантазий в сто первой миле
  Здесь бродят тихо, здесь будят лихо
  Парят в героике сказок психа
  Тут фразы ломки, ухмылки гулки
  Сплошь заковырки и закоулки
  Порывы пылки, обрывы резки
  В астральном плане летят стамески
  Эрзац-восторг что проехал смехом
  Съедят ангары с бетонным эхом
  
  Между
  
  Ангел-хоронитель
  За моим плечом
  Знаки на граните
  Просто ни о чём
  Оборвёт все нити
  Осенит мечом
  Больше не звоните
  Свалим, утечём
  
  Демотема
  
  Слепой смотритель маяка
  Завинчивает гайки
  В его подвал пришла строка
  В безалкогольной майке
  На горизонтах постинор,
  Война и белокрылка
  Инспектор нор, лобастый Тор
  Пришиблен до затылка
  В глазах маячат и сквозят
  Несозданные дети
  Ему нельзя - бери ферзя
  А мы тебе посветим
  
  Фомальгаут Мария Владимировна
  
  Как же вы сбережете свет?
  
  Тысячи лет уже
  В мире без мая,
  Призраки жгут в печах
  Сны и цветы,
  Свечи хотят зажечь,
  Не понимая,
  Что не горит свеча
  От темноты.
  
  Сотни лет в бесконечном сне
  Бесконечные пилигримы
  Ищут солнце и ждут рассвет,
  И неведомо никому -
  Как же вы растопите снег,
  Если в душу закрались зимы,
  Как же вы сбережете свет,
  Если в сердце пустили тьму?
  
  Вилами по воде
  Пишут невнятно
  Горы крутых идей,
  Громких речей,
  Ищут в потёмках день,
  Им непонятно,
  Не выживает день
  В мире ночей.
  
  Сотни лет в бесконечном сне
  Бесконечные пилигримы
  Ищут солнце и ждут рассвет,
  И неведомо никому -
  Как же вы растопите снег,
  Если в душу закрались зимы,
  Как же вы сбережете свет,
  Если в сердце пустили тьму?
  
  Тропы во тьме крутя
  В хаосе темном
  Люд изо льда идёт
  Тропами льдов,
  Лёд растопить хотят,
  Только не помнят,
  Что не растает лёд
  От холодов.
  
  Сотни лет в бесконечном сне
  Бесконечные пилигримы
  Ищут солнце и ждут рассвет,
  И неведомо никому -
  Как же вы растопите снег,
  Если в душу закрались зимы,
  Как же вы сбережете свет,
  Если в сердце пустили тьму?
  
  Послушаем дождь
  
  Приходи к нам, мечта,
  Ты сгодишься нам на безмечтовье,
  Заходи, страшный сон,
  На бессонницу, может, сойдёшь,
  Приходи, пустота,
  Посумерничай у изголовья,
  Заходи на часок,
  Может, вместе послушаем дождь.
  
  Приходи к нам, рассвет,
  Ты сгодишься нам на безрассветье,
  Пусть ты тусклое солнце
  Не покажешь и сразу уйдёшь,
  Приходи к нам, ответ
  Без вопроса - на тысячелетье,
  Может, вместе проснёмся,
  Может, вместе послушаем дождь.
  
  Приходи к нам, туман,
  Ты сгодишься нам на безтуманье,
  Будешь прятать под вечер
  Наши улицы и фонари,
  Приходи без ума,
  Может, нас ненадолго обманешь,
  И на целую вечность
  Наша вера еще погорит.
  
  Приходите к нам, мы,
  Не задерживайтесь на пороге,
  Раздевайтесь в прихожей
  И садитесь в тепле очага,
  Сбережем от зимы
  Позабытые в небо дороги,
  И случайных прохожих
  Не укроют навеки снега.
  
  Приходите к нам, мы,
  Вы сгодитесь для нас на безнасье,
  Голосами звеня,
  Мы возьмем раскалённую дрожь,
  У рассвета взаймы,
  Переждём темноту и ненастье,
  Посидим у огня,
  Может, вместе послушаем дождь.
  
  Носов Игорь Игоревич
  
  Режешь
  
  Ты режешь напропалую ножом всё прошлое,
  рвёшь нити.
  Рвёшь из себя вся связи пошло внарошную
  чтоб изжить их.
  Кроишь, раскраиваешь, сжигаешь, с уголков пылает
  ткань событий
  Срываешь, сдуваешь всё, раздуваешь пламя, что вырывает,
  пепелит их.
  
  Повернись опомниться, в обрывках их
  есть место
  Находилось оно, помнится, на глубинах
  прямо в сердце.
  Ни проколоть, ни прощупать сквозь толстой кожи
  оболочку
  Но если строки чудятся, то путь надёжный прожжен
  между строчек.
  
  Поломания ноги
  
  Я упал об пол
            полноги о пол! Со ступни ступня -
  Ня.
  
  От ноги весь бок -
            в вышний узелок: верхоногу дань -   
  Поломань.
  
  Подсказал мне хруст
            направленье чувств: неприятна сколь   
  Ногоболь.
  
  Полуног маньяк,
            снизу вверх обмяк и ногою - шмяк.   
  О, пол!
  
  По-любому - гипс,
            и немного боль,    
  Полюболь -
  
  Был готов вперёд
            двигаться, коль мог, 
  Но опал о пол -
  
  Добежать до ней,
            до любви моей,   
  Скорей -
  
  Сквозь недель полёт,
            в дождь и гололёд,   
  К ней со мной.
  
  
  Нет в России боли -
            есть любовь и воля!
  
  Чваков Димыч
  
  Прекрасно болен
  
  Я болен, будто Маяковский,
  любимой мамы страстный сын.
  Я - друг метафор, вывих мозга,
  вселенной точные часы.
  
  Я болен больше, чем не болен,
  моё дыханье круче слов.
  В стихах поэта много соли,
  поэт - космический улов.
  
  Я где-то рядом обитаю,
  ловлю его волшебный ритм -
  в деснице лютня, как влитая...
  А он, закрыв глаза, творит.
  
  Хочу поймать его улыбку,
  коль скоро рифма снизойдёт.
  Мгновенье творчества так зыбко,
  как на реке октябрьский лёд.
  
  Я болен - чёрт возьми! - любовью,
  а излеченья нет как нет.
  Висит звезда у изголовья
  и пишет вечности сонет!
  
  Опасная болезнь
  
  Я вскинулся и посмотрел в окошко -
  болезнь текла... Обычное течение.
  С той стороны стекла чудила мошка;
  увлёкшаяся звукоизвлечением,
  
  зудела заунывная сорока,
  секреты по умам распространяя.
  По проводам скользила сила тока,
  раз пятьдесят в секунду знак меняя;
  
  WiFi в квартире весело клубился,
  соединяя страны, континенты...
  Я стать кавалергардом исхитрился,
  ссудив мундир на праве полной ренты.
  
  Явились Вы немедленно нагая ...
  ...в мечтах моих всемирным ураганом,
  концепцию сожительств излагая.
  И я, решив - потом жалеть не стану,
  
  пошёл вразнос и двадцать раз стрелялся,
  соперников валил я, как деревья...
  Лишь по узлу пробитый пулей галстук
  следы хранил любви к гламурной деве,
  
  я ж сам забыл черты её и позы,
  улыбку и затейные румяны -
  "как хороши, как свежи были розы"...
  Частенько после пятого стакана
  
  всё норовил на мордобой нарваться
  и угодил однажды под раздачу -
  коль битой бьют, попробуй отказаться,
  а вот теперь лежу и горько плачу!
  
  С той стороны стекла: чудачит мошка
  и, занятая звукоизвлечением,
  визжит в парадной продувная кошка,
  а жизнь моя утратила значение.
  
  Отставка
  
  Безмолвие не слишком-то безмолвно,
  в нём шорохи слышны довольно ясно.
  Наверно, это ангелы крылами
  под куполом касаются галактик,
  которые видны в шатра прореху,
  её мне показал один романтик
  в очках, берете и кривой косухе,
  застёгнутой не так, как мне хотелось -
  всего на три, а не четыре буквы;
  в моём хотенье, впрочем, мало смысла...
  
  В безмолвии вращались в небе звёзды,
  раскачивались юные гимнастки,
  играл оркестр трагически беззвучный,
  и плавал запах жареных креветок
  по-над ареной маленького цирка,
  приехавшего в город на поминки
  недолгого гастрольного сезона.
  
  Спешили люди, цирк спешил с отъездом,
  смешались в перерыве звери, кони,
  ковёрные, жонглёры и факиры,
  униформисты, пьяный шпрехшталмейстер,
  бухгалтер и кассирша с билетёром,
  да дрессировщик в дедовском цилиндре
  с хлыстом и деревянным пистолетом...
  
  Скрипел какой-то символ на флагштоке -
  возможно, флаг, возможно, даже больше -
  крутой штандарт растерзанного войска
  в каком-нибудь давно забытом веке...
  Крутила осень жёлтое торнадо
  исчезнувшего золота ацтеков,
  костры, шатры, цыганские кибитки...
  И тут я произвёл контрольный выстрел
  и лету дал отставку до поры.
  
  Есликова Ольга
  
  Под этим небом
  
  Под этим небом просто быть немым
  и растворяться без остатка в небе,
  и слышать голос, понимать - не мы
  здесь правим бал.
                            Заказывать молебен
  за каждого пришедшего на зов,
  за каждого поверившего в чудо.
  Учиться жить в согласии с азов,
  учиться жить в любви, искать повсюду
  истории про то, что ярок свет,
  когда друг друга согревают двое.
  Особенно когда им много лет.
  Особенно когда они не спорят
  со временем, когда грядущий день -
  божественная манна, тихий праздник.
  
  Любовь под небом разлита́ везде -
  не замечал?
  Не слушал небо разве.
  
  По следам
  
  Снова птицы в стаи собираются...
  Л. Дербенев
  
  Сентябрьских песен послевкусие,
  сквозняк поспешных слов пустых,
  случайный перестук - перкуссия,
  пространства совершенный стих.
  Пропитаны печалью праздники,
  скворцы сидят на проводах.
  Потешной стайкой первоклассники
  просеивают пух и прах.
  Старушки продают подсолнухи,
  в подземный прячась переход,
  стекают сумерки в подолы, и
  спит сумрак в сердцевинах сот.
  Скребет сверкающею палицей
  по сводам пыльным солнца свет.
  Пора, пора поладить с памятью,
  по следу прозревая след.
  
  Выдохну в мир себя
  
  Выдохну в мир себя криком счастливым: "Лето!!!"
  Буду плясать смешно, солнца венок надев,
  и наперегонки, руки раскинув, с ветром
  жадно глотать июнь вместо унылых дел.
  Выдохну в мир восторг чувствовать приближенье
  теплых грибных дождей. Скошенных трав настой
  будет дразнить и звать в тайну полей вечерних.
  Россыпь далеких звезд вспыхнет над головой.
  Лето шепнет: "Живи! Не упусти и мига!"
  Тихо вздохнув, приму этот простой совет
  и в приходящий день без парашюта прыгну,
  прыгну и полечу, и полечу в рассвет.
  
  Шатайло Александр Николаевич
  
  Бродскому
  
  Мне в падлу спать,
  когда сигналит солнцу
  с блатными номерами ночь.
  Я побегу за нею марафонцем
  и вырублюсь на финише - точь-
  в-точь.
  
  Меня муравушка задавит
  своей тележкой поутру,
  меня, горбатого, исправит,
  когда я глазоньки натру.
  
  Дождусь подушки лебединой:
  - Пора в отлёт! Пора в отлёт!
  А простыня,
  которая невинна,
  поможет труп мой выбросить за борт.
  
  ...Ход чёрных придаёт томленье.
  Я сплю, как шахматный король.
  Но, чувствуя свирепой пешки жженье,
  я бегаю по полю вдохновенья...
  И выхожу к своим под дружный вопль.
  
  Мне темнота -
  под интеллект мой.
  Я даже получал деньгу,
  бродя по сказочным объектам
  с повязкой красной "стерегу!".
  
  Другой и слышать не желает,
  другой храпит уже давно.
  Он видит сон, во сне летает.
  Бесплатно крутится кино.
  
  Он не выдерживает давки:
  луна, как бюст, плывёт в окно.
  И звёздочки, как обручалки,
  летят на цинковое дно.
  
  Прилежно спит:
  ему не важен образ,
  он на свиданья не ходок
  с той дивой, чью красу недобро
  увозит чёрный воронок.
  
  Я во Христе.
  Я помню, кто мой крёстный.
  Могу и пальцем показать
  на этот пулемёт несносный
  из певчих глоток под закат.
  
  Но кто расстреливает ночью
  Сердца поэтов, как солдат?!
  Ведь можно и попасть неточно -
  вдруг выплывет на свет
                  ваш гениальный гад!
  
  Избыток звёзд... и недолётов.
  Но обязательно присутствие Звезды.
  Ведь ночь - наплыв
  тяжёлых бегемотов,
  асфальт,
  чтоб оставлять следы.
  
  Дымятся туфельки надежды.
  Выравнивается благодать.
  И даже тёмные одежды
  нам могут ясности придать.
  
  Я видел день.
  Его лохматость.
  Все зубы сосчитал во рту.
  Чирикала и кукарекала крылатость,
  горели вишни,
  бил кнутом пастух.
  
  Но почему
  выглядываешь кошку,
  как будто в космос запускал?
  И гладишь новую гармошку,
  как будто девок не ласкал?
  
  Мне интересна ночь.
  Её часы-заточки,
  срывающие глаз.
  Мои острейшие глоточки
  ворует чёрный скалолаз.
  
  И скоро солнце
  щёлкнет выключателем.
  Точней, развесит
  майки облаков.
  
  А ночь,
  её часы-старатели,
  пойдут в кабак
  с крупинками стихов.
  
  Клеточка
  
  Я человек.
  Я сильным быть хочу.
  Как те пятнадцать
  памятных республик.
  Я скоро сам, подобно силачу,
  на сцену выйду
  и согну железку в бублик.
  
  Я человек.
  Я в глубине души молюсь.
  Есть Свет, есть Истина,
  есть Книга.
  Я с этой книгой не боюсь
  ни дьявола, ни жизни-мига.
  
  Так что же делает меня
  таким настырным?
  Откуда выбросы огня,
  потоп всемирный?
  
  Я Человек.
  Проснуться им хочу.
  Я бросил собутыльников отчизны.
  Но на другую тоже я ворчу,
  чего-то больше надо мне от жизни.
  
  Играюсь с глобусом, верчу, -
  какую надо мне отчизну...
  Где кости зла.
  Где корень жизни.
  Я Человек.
  Я вечным быть хочу.
  
  За то, что я такой капризный,
  я получаю всё, что я хочу.
  Я по распределению лечу
  в далёкий край,
  мечтающий о жизни.
  
  Я на земле.
  Где хаты - якоря.
  Где сердце пашет на одной свече моторной.
  И там, где кладбища раздвинуты края,
  я снова ленточкой повязан чёрной.
  
  Земля как пух,
  когда сердца нежны...
  И нас хоронят во вселенной
  дожди и звёзды,
  коллектив Луны, -
  бросая горсть сердцевесны,
  сердцереки,
  сердцестремленья.
  
  Я буду идти в затменье.
  Как салют будет мой шаг.
  Личное местоимение
  имеет прекрасный шанс
  
  доказать происхождение
  и собственную ось.
  И солнечное затмение,
  и вселенскую горсть!
  
  Мы прощаемся,
  мы сердечны,
  мы темны, как атомный крах, -
  лишь слышны наши скорбные речи
  и дрожат огоньки в руках...
  
  О, прекрасная!
  О, конечная!
  Ты - безумие у окна, -
  я люблю тебя,
          Звёздная, Млечная
  глубина, глубина, глубина...
  
  Так и хочется сразу ответа,
  и всего-то - рвануть за кольцо...
  
  Возгорелась хвостом ракета,
  села курица на яйцо.
  
  Спят кометы, как ржавые бомбы,
  пудрит зорьку лучик-штангист,
  марсианину ставит пломбу
  на Bay Parkway хороший дантист.
  
  Вот Медведица,
          вот колечки
  окружили Сатурн. Я сам
  Кем-то вселенским замечен, -
  устремились глаза к глазам.
  
  Я глазами сверлю бесконечность...
  Продолжаю всем сердцем пытать...
  Мир сокрыт.
  Запустить в него нечем.
  Дайте смерти похохотать!
  
  Может, с Ней -
  на памятник свой
  я накакаю чайкой морской,
  может в море поплаваю хеком,
  может всё же проснусь человеком,
  с этой клеточкой - упрямой такой...
  
  Клишинский Иероним
  
  Если бы я родился на 100 лет раньше
  
  К "Золотому веку" Вадима Жука
  
  Вставал бы я рано,
  Пахал бы до зорьки,
  Потом - суп с капустой
  И сон-забытьё.
  Батрачил на пана,
  Оглядывал зорко:
  Где полно, где пусто,
  Да все не моё...
  Зимою - на дровнях
  Из барского леса
  Таскал бы валежник
  И даже дрова.
  Чинил бы коровник,
  В неделю - на мессу:
  Оно-то конечно -
  Живём однова.
  И только в минуты,
  Когда что-то пело,
  Глядел бы на поле -
  Волнуется рожь.
  Колосья пригнуты,
  Хоть зёрна не спелы -
  Им - вольная воля,
  До срока не трожь!
  Мы тоже такие -
  Пока не готовы
  К дороге на небо
  К Отцу и Христу,
  Уходят другие,
  Чтоб свидеться снова
  Хоть с кем-то, хоть где бы...
  Я скоро приду!
  
  ***
  Думая о смерти пустоте
  И бесплодном ужасе бесцелья,
  Выбираю, как бы я хотел
  Умереть.
                 Испить Морфея зелье?
  
  В койке и в горячечном бреду?
  От болезни, старости, от горя,
  От бессилья?
                        Или же уйду,
  Как корабль, когда уходит в море?
  
  Я хотел бы умереть в бою,
  Уничтожив человек 12,
  Чтобы с ними встретиться в раю,
  Радоваться с ними и смеяться.
  
  Чужбина
  
  "Родина - наша жизнь,
  Новой не будет Родины"
  Вадим Жук
  
  Нам, живущим на чужбине,
  Грех о Родине вздыхать!
  Если живы и поныне -
  Как бы ни была плоха -
  И не помнила о сыне -
  Любим маму, не остынет
  Свет о Родине стиха.
  
  Родились для жизни этой,
  И умрём для той - чужой.
  Потому что смерти нету -
  Настоящей и большой.
  Есть конец тебя и света,
  Он мгновенен, и поэту
  Это очень хорошо!
  
  Трудно жить в преддверьи смерти.
  Тяжки мысли, глубока
  И не лечится, поверьте,
  Эта смертная тоска.
  Так вопрос лежит в ответе,
  Как письмо лежит в конверте.
  И печать на нем крепка...
  
  Винокур Роман
  
  На закате древнего Рима
  
  Входили с боем римские солдаты
  В три части света, два материка.
  Был древний Рим непобедим когда-то,
  На варваров глядел он свысока...
  
  Патриций, нынче на себя надейся:
  Изнежен демократией народ,
  Рабы во всём винят рабовладельца,
  Сработав кое-как водопровод.
  
  Плебеев цель - болтать и веселиться.
  Застыла в трубах грязная вода,
  А варвары скопились на границе,
  Уже свои построив города.
  
  Солдаты их одеты и обуты,
  У них - такие ж острые мечи...
  Пока ещё спасают катапульты
  И громкие, как прежде, трубачи.
  
  Ветер больших перемен
  
  Смолкла канонада. Отгремели грозы.
  Воинов погибших захоронен прах...
  Все мои былые страхи и угрозы
  Ветер вдруг развеял в дальних облаках!
  
  У разбитых дзотов догорели танки.
  Раненых героев примет лазарет.
  Милые подруги ждут на полустанке
  Тех, кто возвратится и кого уж нет.
  
  Но пройдёт не сразу время расставаний:
  Ставший одиноким, бродит инвалид,
  Воет пёс бездомный на руинах зданий,
  Ни тебе атлантов, ни кариатид.
  
  Упаси нас, Боже, от сражений новых,
  От походных маршей и военных бед,
  От боёв кровавых и грибов лиловых,
  От порой не нужных никому побед!
  
  Дело ветеранов - быть за мир в ответе.
  Нет иной планеты, что Земли взамен.
  Дым с полей сожжённых выметает ветер,
  Ветер компромиссов, ветер перемен.
  
  Носова Юлия Алексеевна
  
  ***
  Не привычная всем осока -
  Ни тропинки не видно, ни рва! -
  По России моей широкой
  Грозовая растет трава.
  
  Я не трону ее, не раню
  Память горьких великих битв,
  Поле жатвы и поле брани,
  Место чаяний и молитв.
  
  Сколько их в глубочайшей сини
  Над горячей травой полей?
  Только небо твое, Россия,
  Знает больше земли твоей.
  
  Валентин Надеждин
  
  Свирель
  
  из В. Бергенгрина, пер. с нем.
  
  вечер настаёт -
  дай же руку мне!
  там свирель поёт
  где-то в стороне
  
  ибо стадо вдруг
  разбрелось почти
  и дудит пастух
  без конца мотив -
  
  сделать дудку смог
  из того куста
  где по жилам сок
  словно кровь хлестал
  
  сок что вверх бежит
  прямо из корней
  оттого дрожит
  голос тверди в ней
  
  и слышна дуда
  далеко теперь -
  в ней удач нектар
  и полынь потерь
  
  что за доля нам
  отродясь дана?
  почему она
  до того тесна?
  
  жмутся овцы вплоть,
  рвутся тучи вклочь -
  нам с тобою хоть
  пережить бы ночь!
  
  замолчал пастух
  в белой пелене,
  свет зари потух...
  дай же руку мне!
  
  На песке
  
  из М. Кашниц, пер. с нем.
  
  видела тебя невдалеке
  пена волн текла к ногам твоим
  ты чертил фигуры на песке
  а вода побыть мешала им
  
  погрузился ты в свою игру
  с вечной быстротечностью вдвоём
  набежит волна - сотрётся круг
  отойдёт она - ты за своё
  
  улыбаясь обернулся ты
  а меня скрутила боль в груди
  ведь волна небесной красоты
  смыла след твой пляжи окатив
  
  Лебедева Жанна
  
  На меня не смотри
  
  "не смотри на меня братец луи,
  не нужны мне твои поцелуи"
  
  обгрызаю ногти, "ты слаще мамалыги!" -
  улыбаешься, сбиваешь с панталыку,
  распухшая кожица, мягкая, шершавая -
  пальцы трогаешь, видно, хороша я,
  в бассейне прячемся - губы клянчишь,
  на речку бегаем, смешишь, дурачишь,
  наедине наглеешь, меня заводишь,
  хорохоришься, ерунду молотишь,
  в душевую ломишься, в окно лезешь -
  подглядываешь в дверь и куролесишь,
  возле времянки ждешь и маешься,
  обнимать сестру при всех стремаешься,
  завлекаешь к себе: "на него - забей,
  красивая ты, семь женихов тебе!"
  лукавишь, зовешь: "кис-брысь-мяу"
  кричишь в сердцах: "убегай, догоняю!"
  целуешь меня поцелуем мокрым -
  слюнявый ты,
  заносчивый, открытый, милый, добрый,
  с двенадцати водку запросто цедишь,
  рептилией зеленой Lacoste бредишь,
  к радости крали лохматой иркутской -
  затискан любовью земной ее куцей:
  на диване тягаетесь с ней врукопашную,
  ну а мне - косметичка из ее загашника,
  несговорчива я, отчаянна, непокладиста,
  женихи, как в глотке - калий цианистый,
  твои руки, и ты - беспокойный и сильный,
  взгляды жарче шипящего нерва в парильне
  на солнечном пульсе под ямкой подвздошной -
  тяжело мне от этого, горько и тошно,
  прямодушный ты, смелый, шальной, ярколицый -
  поцелуи твои мокрые посредине Cадовой улицы
  светлячками на губах
  теплятся
  
  Рядом с Мойкой
  
  Она играет со мной в теннис,
                улыбается моим неловкостям.
  На переменках всегда рядом,
                  защищает от нападок и колкостей.
  Она по-девчоночьи держит сигарету,
                  непричесанные лохмы вьются.
  Она знакомит со своими предками,
                  оставляет у себя на ночь, как водится.
  
  Напялила на меня свой халатик -
              мыльницей снимает в темноте.
  Вдвоем что-то обсуждаем на кухне,
                бабушка нервно слоняется по комнате.
  Она слегка полновата,
                без меня влюблена в баллалаечника.
  Она приехала из Балтийска,
                и мне великоваты ее маечки.
  
  У нее обычное простое имя,
                но ее вычурно называют Анной.
  Она держится высокомерно,
                по-мальчишески пьет из стакана.
  Я не видела ее лет триста,
              но вконтакте висят ее фото.
  В моем альбоме стоим рядом с Мойкой,
                  она безмятежная, в синей куртке:
  Положила мне на плечо свою голову,
                  бесконечно верная моя незабудка.
  
  Фиалковый снег
  
  на рукаве пальто пылится снег
  и белая пыльца на нотном стане
  оркестрового клавира
  над лунным ирисом снежинок стаи
  я приручила их и принесла домой
  и закружились светлячки среди ампира
  
  ты говоришь - не разберешь
  мной пахнет в комнате или моими
  фиалковыми духами
  белеет черепица крыш
  в мансардном скошенном окне
  я ночью снегом белым полечу
  за незнакомыми шагами
  
  звенящий колокольчик в волосах
  дрожит, осыпался снежинками
  голубоглазых льдинок
  держи меня, не отпускай на голоса
  на переливы арфы, переборы мандолины
  любовь твоя - сомнений боль
  удар по льду серебряным копытцем
  скажи, как разделить любовь с тобой
  как без остатка мне в тебя влюбиться
  
  Кирьякова Инна
  
  Ледяной ангел (цикл стихотворений)
  
  Ледяной ангел
  
  Ангел закрыл глаза,
  видит во сне свет.
  Кто-то тихо сказал -
  больше тебя нет.
  
  Снег на его крылах,
  сломанной ветки след.
  Белой метели мгла -
  больше Земли нет.
  
  Путь обнови с утра.
  Дремлет пушистый снег.
  Как же мело вчера!
  Ангела больше нет.
  
  Путешествие через зиму
  
  Это - время... нынче такое время...
  злые дети метели сейчас гуляют,
  залепляют окна, рисуют метки
  на дверях
  и дороги крадут и прячут.
  
  Провожает мать любимого сына
  в снеговую муть и безвестность ночи
  и молитвы шепчет-шепчет-шепчет...
  
  В час собаки проскачет белое войско
  вдоль замолкнувших в смертном страхе улиц.
  Ледяные стрелы, и свист, и хохот...
  
  ...а наутро всё станет белым-белым,
  опустелым и тихим под новым снегом.
  
  Ты уйдёшь.
  Но однажды на перепутье
  сквозняком потянет из ниоткуда.
  Обернёшься - пусто
  (а Вестник Смерти
  головой качнёт и на шаг отступит).
  
  И ты будешь бродить по всем дорогам
  и не видеть, но знать, что земля - прозрачна,
  что земля - это лёд, и под ним могилы -
  на столетия вглубь могильный город :
  эти мёртвые, вмёрзшие руки и лица,
  они тянутся, тянутся к белому небу...
  
  ...за зимой весна всегда наступает,
  "чирибим!" - на кустах чирикают птицы,
  "чирибом!" - капель тяжёлая вторит.
  
  Ты вернёшься и станешь искать, не веря.
  На колени встав, опустишь ладони
  ("Голос крови, сынок, это - голос крови")
  и услышишь жизнь, что стремится к солнцу,
  выпуская стрелы травы зелёной
  под землёй, на улицах города мёртвых.
  
  В ночном парке
  
  Мой ледяной, мой замёрзший, заброшенный мальчик...
  Ветер снежинки с волос твоих к звездам уносит,
  крылья, взлетая, застыли, темны и прозрачны.
  Ангел мой бедный, скажи, как минувшею ночью
  
  тихо раскрылось Крещенскою прорубью небо,
  шёл ты по лестнице длинной из света и стали.
  Мир оказался пустыней, засыпанной снегом,
  что под твоими ногами босыми не тает...
  
  Скрипка тоскует - и плачет без слёз в твоем сердце,
  плачет в ночи и над праведным, и над неправым.
  Так суждено, что и в жизни, и в вечном посмертье
  огненной розой пылает любовь, не сгорая.
  
  Тихонов Алексей Константинович
  
  Огонёк надежды
  
  Завывает за окном декабрь,
  Кружит жёсткой, ледяной крупой...
  Серых человечков череда
  К букве М, унылою толпой.
  
  Злые лица и тоска глазах,
  Снова в бедах "кто-то" виноват...
  В этот раз ковид - наш общий враг.
  Ну а завтра? Найден кандидат?
  
  Лишь на эскалаторе - заря,
  Стылых будней яркий антипод...
  Сонную улыбку всем даря,
  Девочка-видение плывёт.
  
  Перед ней, лохматый и смешной,
  Заспанный мальчишка с рюкзаком.
  Бережно ладонь её в руке
  Согревает, от толпы тайком...
  
  К чёрту - и ковид, и гололёд,
  И проблем придуманных дурман!
  Пусть надежды тёплый огонёк,
  Вас хранит, как мощный талисман!
  
  Андреевская Екатерина Андреевна
  
  ***
  Кручинится полночное село.
  Морокой очумелого мягчея,
  Морщинится преклонное чело
  Нуждой окоченелого кощея.
  
  Чахотных язв под образом Христа
  Смакуя опьяняющую ржавость,
  Кривятся стариковские уста,
  Молитвою скорбящей моложавясь.
  
  Неужто я ему принадлежу?
  Ужели жить отверженной судьбою?
  Во мраке, в нечистотах разложусь
  Надеждою изнеженной рабою.
  
  ***
  А вот здесь меня, на ночь глядя,
  Целовала в румянец щек
  Алых бабушка в старом плате,
  Чтобы сон за собой увлек.
  
  Так и ты, не страшась расплаты,
  Приласкай озорную спесь,
  Смело локоны цвета злата
  Почитай на кладбище снесть,
  
  Когда бледною вдруг предстану
  Пред тобой, дурноте под стать.
  Так к соседней могиле рано
  Отнеси же платок блистать.
  
  Да потом приложися следом
  Головою к сырой земле
  И Отцу помолися летом
  О грешившей навеселе.
  
  Но забудем. К полям пройдемся,
  Заселенным пшеницей вдоль.
  Низко колос сгибает осень
  Ветром воющим за спиной.
  
  В запустеньи простор широкий,
  Обыватель не рвется в глушь,
  Ни преклонникам, ни сиротам
  Дела нет до отживших туш.
  
  Пригорюнимся здесь немножко,
  Полежим-ка в объятьях звёзд,
  Почитаем стихи над рожью
  О любви под укор берёз.
  
  Покидаешь опять? Постой же,
  Я ведь душу, скорбя, отдам.
  Уходя, забираешь тоже
  Часть меня, сподобив рабам.
  
  И семью, и поля, и увечье,
  И сердечный пожар, и стон -
  Все с собой унесешь в заречье
  Под глухой колокольный звон
  
  По несчастной судьбе блудницы.
  Но и все ж, как ни горько, я
  Не берусь завлекать крупицы
  Серебра твоего бытья.
  
  ***
  Хоть бы раз - во тьму
  И засесть в лозах.
  Хочешь, я возьму
  Розовый замах
  
  И пущусь плясать
  В рясовых полях,
  Губы целовать
  В вязевых ручьях?
  
  Хочешь - отыщу
  Белый сарафан,
  Ночью всполощусь
  Вербою в туман,
  
  В небо пригляжусь,
  Стройностью очей,
  Смирно преклонюсь
  В ноги палачей?
  
  Горько повинюсь
  Болью пред косой,
  Робко разветвлюсь
  Вольной полосой.
  
  Ванке Владимир Анатольевич
  
  Степь
  
  Распахнулась мне степью Земля,
  Подарила, как званому гостю,
  Чашу знойного летнего дня,
  Янтари наливные колосьев.
  
  Принимай меня, вечная Мать!
  Обними меня, вечного Сына!
  Лягу я в луговую кровать
  Под безоблачным пологом синим.
  
  Струны трав в пальцах ветра дрожат,
  Звонко вторит им птичье бельканто.
  Вынимай свою флейту, душа,
  Подыграй полевым музыкантам!
  
  ***
  Вновь год отчислила весна
  Из лет непрожитых остатка
  И нет покоя и порядка
  Во мне, и благостного сна...
  
  Встречаю новую весну,
  В мечтах не плавая, как прежде,
  Мне яблонь белые одежды
  Напоминают седину.
  
  Они, быть может, по годам
  Своим - со мною где-то схожи,
  Стволов мозолистая кожа
  Подходит и моим рукам,
  
  Их накренившаяся стать
  Мою копирует осанку...
  И не играю я в обманку,
  Чтоб лет моих не досчитать.
  
  Но всё же, старый добрый сад,
  Весною всколыхни мне душу,
  Как призрак юности цветущей...
  Я всё равно обману рад!
  
  Шищенко Евгений Владимирович
  
  Приближается ночь
  
  The eyes of others our prisons;
  their thoughts our cages.
  Virginia Woolf
  
  Приближается ночь.
  В тишине
  Ниспадающих сумерек
  Её слова слишком громки.
  Приближается ночь.
  Зовёт
  Потереться носами,
  Дышать
  Наготой языков,
  Соприкасаясь теснее, чем
  Два бумажных листа.
  Приближается ночь.
  Не отговаривай.
  Не обвиняй.
  Если не поняла меня:
  Молча, рассерженно или с улыбкой -
  Уходи.
  Ведь ты остаёшься
  И не запретишь
  Моей сладострастной памяти
  Держать тебя на кончиках пальцев.
  Приближается ночь.
  Я забыл,
  Что́ "не должен",
  Что́ "правильно".
  Если ты понимаешь -
  Помоги.
  И я помогу
  Забыть про чужие взгляды,
  Чужие мысли
  Бросить в их клетках.
  Забывая слова,
  Расскажи,
  Что же дальше.
  Приближается ночь.
  
  Каким дождём
  
  Каким дождём смывается любовь?
  Грозы ударом? Моросью холодной?
  Вот вправду тайна: был венец и вдруг -
  Нет груза сладкого. Где брошен? И вернётся?
  Что е́сть - понятней пустоши без букв.
  И в том надежда... Поле мы засеем.
  Не для войны мы шли среди цветов.
  
  Теперь я знаю, в чём мы не равны.
  Любовь-разлука для тебя - впервые.
  Иль не впервые, но ещё болит
  И не легла на ум сухой наукой...
  Ох, почему ж сосуд любви налит
  Не смеха ветром - тяжкими слезами?!...
  Что в устье песен? - горе тишины.
  
  Солнце любви
  
  Расскажи мне, колючее солнце любви,
  В чём затмения смысл?
  Что в игре невесомых и жутких зарниц
  На излучинах рек?
  
  У одной научусь я тропе полевой,
  У другой - родникам.
  Может, отсветам углей на грубом полу
  И жасмину в вине.
  
  Мне любить тяжелее осанку и взгляд,
  Проще вспомнить шаги.
  На каком прошептал я: "Всему умереть" - ?
  На ином - "Приезжай!"
  
  Заспешила, искрится шутиха-мечта.
  Но вдвоём не бывать.
  Ляжет гарью венок от сплетённых огней -
  То вечерний туман...
  
  Перепрыгнув ручей, я обол обронил,
  Знать, не время ещё!
  Берег на́ви приютом недолгим зовёт
  Обрядить тишиной.
  
  Я вернусь через десять и двадцать веков,
  Посижу с пикничком,
  Чтобы вспомнить о лицах в оправе холма
  И беседах дорог.
  
  Земляничные свечи мигнули в траве,
  А шиповник - поёт!
  И дубок, что запомнил ладони и лоб,
  Вознесётся над пнём.
  
  Пусть остаток вина ядовит в погребах,
  Годы горечь допьют.
  Над разбитой корчагой склонятся леса
  И укроют листвой.
  
  Расскажите, правдивые плети червей,
  Что не сто́чишь любовь!
  Снова вечер и тремоло мудрых цикад:
  Рассвести, рассвести.
  
  Тот Аристарх
  
  ***
  Я смеюсь без причины, бывает, что даже вслух,
  Я, шатаясь, бросаю морзянку в чужие двери:
  "Эй, привет, Вам не нужен случайно друг?"
  Наблюдаю, как звуки уносит заблудший ветер;
  Прибавляются к ним и шуршание шин, ножом
  Нарезаемой мелко на влажной доске капусты
  Перехруст из окна, и тот свет, что в окне зажжён,
  Прибавляется грусть обитателей, даже чувство,
  О котором они никому не могли сказать,
  Кроме собственной рядом со стулом лежащей тени -
  Всё сплетается вместе, неслитно и нераздельно,
  И летят в небесах эти юные голоса.
  Я дышу и смеюсь. А на город идёт гроза.
  
  ***
  Потерял что-то важное я намедни,
  Сделал вид, что оно так всегда и было -
  Устоят как-то без одного стропила
  Наши крыши.
  
  Улыбался - однажды рехнусь, наверно -
  И пытался одеться в спешащий город,
  Только мысль всегда оставалась голой,
  Даже слишком.
  
  Четверть века прожил я уже на свете.
  И когда по весне разливались воды,
  То просил очень тихо я у кого-то
  Передышки.
  
  Но всего крепче верил, что я бессмертен,
  Что никак не закончу я дни в промозглом
  Ревуне. А на кухне тоскливо, долго
  Билась крышка.
  
  Лешуков Александр
  
  ***
  Когда теряет равновесие
  твоё сознание усталое
  И. Бродский, "Одиночество"
  
  Когда теряю равновесие,
  когда неудержимо падаю
  в Луны сияющую непогодь
  без тени сна, без осознания
  того, что жизнь - всего лишь озеро,
  сребром мерцающая лужица,
  и что Юпитеру позволено,
  с быком не бьётся, не рифмуется.
  Когда теряю равновесие...
  
  Когда теряюсь в лицах, паузах
  с невежеством степного варвара,
  врываюсь в стылую гармонию
  строк полусонных, неоттаявших,
  когда, себе на йоту веруя,
  ищу среди толпы обманщика,
  губ сладких, словно вишня спелая,
  не раскрываю для признания,
  когда теряюсь в лицах, паузах...
  
  Когда потерян, словно исповедь
  в сугробе благостного таинства,
  бетонный склеп квартиры меряю
  шагами смутными, случайными,
  звонка жду словно искупления
  иль скрежета в замочной скважине -
  так отделяется от плевела
  зерно - бесценное и странное -
  когда потерян, словно исповедь...
  
  ... Когда теряю равновесие,
  мне строки служат верным якорем...
  
  ***
  Что бы я ни писал, получается автопортрет,
  ретироваться устал, тает погибелью свет
  в облаке из стекла хладно-чужих ланит,
  нитью вольфрама я выжжен, почти убит,
  тает погибелью свет...
  
  ... тает погибелью свет,
  вечен полёт мотылька,
  губ розоватый гранит
  хладом прикрыла рука...
  
  Что бы я ни писал, получается автопортрет,
  речи иссохла река - ртутные капли на дне,
  их соберу в горсти - горечь небес и сна -
  буду цедить как "джек" и проклинать февраль -
  горечь небес и сна...
  
  ... горечь небес и сна
  тьмою бурлит в груди,
  краток полёт мотылька,
  гибелен свет звезды...
  
  Что бы я ни писал, получается автопортрет.
  
  Налимова Яна
  
  Танцевать
  
  "Танцевать, когда падает снег,
  Танцевать, когда падают птицы..."
  К. Кинчев
  
  Глотаю стихи километрами - это болезнь,
  А может депрессия, осень, всего понемногу.
  Живу, хаотично меняя "бемоль" и "диез",
  Видавшая виды душа тщетно тянется к богу.
  
  Любила, просила, простила, забыла. Плевать
  Хочу на тебя, так что можешь кричать, я не слышу.
  Надену я лучшее платье, пойду танцевать
  По травам, дорогам и лужам, карнизам и крышам.
  
  Я буду циничной, быть может смогу. Научи,
  Как стать безразличной к предательству, злобе и боли.
  Танцуя, по жизни пойду, и кричи, не кричи,
  По душам, телам, головам. Только как быть с любовью?!!
  
  Как стать равнодушной к любви?! Мне хотелось бы знать!
  Отдам за ответ я и платье, и туфли-балетки.
  Любовь-кислота продолжает меня разъедать,
  Танцую и таю по клеткам, по клеткам, по клеткам...
  
  Бабочка
  
  Из прошлой жизни кокона я выберусь,
  Ползком, в крови и слизи, вида бледного,
  Расправлю крылья бабочки и в высь ворвусь,
  Разрежу небо песнею победною.
  Вдохну я чистый воздух грудью полною,
  И пут обрывки сброшу прямо под ноги,
  Висеть, к стене булавкою приколотой,
  Не для меня. Я рождена свободною.
  
  О чувствах
  
  О чувствах я тебе пишу,
  Возможно, я тебя смешу.
  Но больше не могу молчать,
  Хочу тебе я рассказать...
  Как это выразить в словах?
  Все знают Будда, Бог, Аллах:
  И то, как труден первый крик,
  И что бывает только миг,
  Который может изменить
  Всю жизнь, и тоненькая нить,
  Что рвется, и неосторожный шаг
  Ведет к погибели. И как
  Мне выбрать самый верный путь?
  Потом назад не повернуть.
  Но храбрым мужество дано
  И безрассудство. Как в кино,
  Героем станет только тот,
  Кто смело движется вперед,
  Преодолев и боль и страх.
  Такой предстану я в мечтах.
  На самом деле, жуткий трус,
  Невероятно я боюсь
  Узнать презрения черты
  В твоих глазах. Не знаешь ты,
  Как трудно. Все же смысла нет
  Молчать мне больше. Меркнет свет.
  Дрожит рука, и строчки вскачь,
  И где-то тихий детский плач
  Изменит мыслей ход моих.
  Всегда хотела я троих.
  И ты б хорошим стал отцом...
  О чем я? А как раз о том,
  Что все сказать я не решусь,
  Ты сам поймешь, я подпишусь.
  Подсказку я тебе даю,
  Мой милый, я...
  
  Юлия Полякова-Новикова
  
  Ей хочется
  
  В сырую и стылую муть
  Закутаны снулые плечи.
  Ей хочется просто уснуть,
  Как будто забвение лечит;
  Как будто ещё в волосах
  Нет сизого, дымного цвета;
  И где-то, в дубовых лесах,
  Блуждает сбежавшее лето.
  Как будто по медности крон
  Рассыпано тёплое солнце,
  Которое прячет за склон
  Лучей золотых волоконца.
  Но воздух звенит хрусталём,
  От инея ёжатся травы,
  И тверди земной окоём
  Запрятан в тумане дубравы.
  Росы запотевшую ртуть
  Смахнёт пролетевшая птица...
  Так хочется просто уснуть,
  Уснуть и забыться. Забыться...
  
  В ожидании снегопада
  
  В том месте, где сейчас висело око
  Ярила-бога, золотом горя,
  Вдруг - ничего. Темно и одиноко.
  Ещё одним листком календаря
  День увильнул от долгого прощанья,
  Уполз под ворох влажных покрывал,
  Осыпались листвою обещанья,
  Которые октябрь нам раздавал.
  А мы, разинув рты, сорочьи дети,
  ждём белых мух. Снаружи и внутри
  несовпаденье. Завывает ветер,
  качая в подворотнях фонари.
  Бродяжий посвист взбадривает темень,
  И дыбит шерсть на холках у собак.
  Предзимье - заторможенное время...
  Проникший в щель оконную сквозняк,
  несёт простуду. Но в анабиозы
  нам не упасть. И лечим всем подряд
  И насморк, и непрошенные слезы...
  А за окном ноябрьский снегопад.
  
  Ноктюрновое
  
  В тепло парно́е вод ночной реки,
  В которой растворён туманный Млечный,
  зайдёшь по плечи. Стаей светляки
  в прибрежных травах прячут бесконечность.
  Ты чувствуешь, как шустрые мальки
  У стоп твоих осадок мутят донный.
  По серебру струящейся тоски
  плывёт неспешно тёмный чёлн Харона.
  Ночную тишь пронизывает свист,
  На берегу томятся тени чьи-то,
  Последний выдох облачком завис...
  Ещё - не твой. Водой забвенья смыто
  прошедшее. Ты снова - чистый лист,
  Но, что-то сердце до сих пор занозит.
  Уже рассвет. Летит вдогонку свист...
  Харон опять кого-то перевозит.
  
  Козлов Игорь Владимирович
  
  ***
  Закатно сосны
  Сияют хвоёй.
  В сиянье этом -
  Мой истинный дом,
  На грани фо́ла
  И те́ней ночных,
  И в небе звёздном,
  Ина́че не жить.
  
  Втирать успешно
  Умеют очки:
  "Летишь ты выше
  Далёкой звезды.
  Она не в небе
  (Фальшивая там),
  А в водах Леты,
  Где истина".
  
  Не думать лучше,
  Что нужно весне
  На самом деле
  От умных ракет,
  Летящих тайно
  Над зеркалом вод.
  Хотели крыльев
  И цели, и вот...
  
  ***
  На дорогу пал
  Лунный свет -
  Как гора она
  Стала, нет
  Ничего теперь
  За горой,
  Между звёздами
  И зарёй.
  
  Хорошо, что ты
  Где-то есть
  Молодая, как
  Лунный серп,
  Как таинственный
  Лучший мир,
  Как ошибка на
  Схеме тьмы,
  
  Как романтика
  Сигарет,
  Мне чужая, и
  Моря цвет
  Есть в глазах твоих
  Далеко,
  Между книгами
  И бедой.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"