Чваков Димыч : другие произведения.

2.Семь ипостасей Салеева. Ипостась вторая: Ребёнок, подросток, юноша

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    Истории о детских, подростковых и юношеских годах Славки Салеева... Переход в иные ипостаси: 1 / 3 / 4 / 5 / 6 / 7


ИПОСТАСЬ ВТОРАЯ: РЕБЁНОК, ПОДРОСТОК, ЮНОША

     
   Мой друг Славка Салеев, как ни странно, тоже был маленьким. Глядя на него нынешнего, сказать так совершенно определённо почти невозможно. Это примерно - как утверждать по знаменитой фотографии Альберта Эйнштейна, будто он произошёл от волосатого орангутанга Зигфрида из Гамбургского зоосада конца XIX-го века. Хотя, с точки зрения банальной эрудиции, отрицать сей знаменательный факт со стопроцентной вероятностью никак нельзя.
     
      Сейчас Слава, по паспорту - Ислям, уроженец города Мелекесса, что в Ульяновской области, частенько рассказывает мне о своём детстве и отрочестве. Некоторые из его историй довольно забавны, занимательны и поучительны. Попробую передать их в печатном виде со слов и согласия автора.
     
      Итак, передаю слово своему другу Славке.
     

ПРИСКАЗКА

        - Люблю я посещать места моего детства, там каждый старый заулок о чём-то тебе говорит. И пусть застроено всё давно так, что не узнать без длительного анализа, но то и дело выглянет из-за многоэтажек какое-нибудь дерево, которое я сам и сажал в девятьсот мохнатом веке во время субботника, посвящённого началу учебного года... И тогда, тогда пронзит сердце лёгкая грусть, от которой хочется снять очки и достать из кармана носовой платок.
     
      А вот здесь когда-то был деревянный магазин, и возле него сидели на ящичной таре бабульки, торговавшие семенами подсолнуха. Денег на такое баловство родители не давали, и приходилось идти на хитрость. В этом пацанам очень помогал однажды разбитый термометр, за который кто-то уже получил по полной программе целую задницу синяков от папашиного брючного ремня. А ртуть-то никуда не делась - вот она, в баночке.
     
      Брали мы двушки (монеты достоинством в 2 копейки, жёлтого цвета из сплава меди и цинка, по размеру почти соответствовали десятикопеечной монете серебристого цвета, изготовленной из никелевого сплава прим. автора) в ртути замачивали, а потом затаривались у старушек семечками. "Посеребрённую" двушку вполне можно было принять за десять копеек, если не присматриваться. Только одна торговка почуяла непорядок. "Ребятки, это медаль, что ли"? - спросила. Ну, а мы, понятное дело, сквозанули огородами, чтобы не догнали, и долго потом на этой улице не светились.

_ _ _

1.МАЛЬЧИШ КИБАЛЬЧИЧ*

     
      - Помнится, когда я учился классе, наверное, в третьем или даже четвёртом, появилась у нас в школе мода стрелять из поджиги. Знаешь, что такое поджига? Расскажу, как её делали мы, мелекесские пацаны с рабочих окраин.
     
      Берёшь медную трубку, загибаешь один конец и сминаешь его пассатижами или ударом молотка, потом этот расплющенный конец забиваешь в обработанную деревяшку, которая служит в дальнейшем казённой частью. Затем вытачиваешь в трубке, в поперечном направлении, канавку треугольным напильником, такую, чтобы в неё укладывалась спичка, но только-только, плотно очень. В середине канавки "цыганской" иглой протыкаешь маленькое отверстие, а внизу устанавливаешь скобу для фиксации "хвостовой" части спички (головка должна располагаться как раз напротив микро-отверстия в трубке), обычно из гвоздя. Всё, поджига готова.
     
      Теперь её осталось зарядить. Заряд производится со стороны ствола и забивается шомполом. Сначала смесь пороха и серы (со спичечных головок), потом вата, заменяющая пыж, следом дробь или шарики от подшипников, а затем - снова ватный пыж.
      Далее...
      ...прилаживаем спичку, чиркаем ею о коробок и производим выстрел с вытянутой руки. Если руку не вытягивать, то увеличивается риск получить травму лица, поскольку бывали случаи, когда трубка разрывалась прямо в процессе стрельбы. Особенно опасно было иметь дело с бездымным порохом. Но, слава богу, ни у кого из нас такого наполнителя для поджиги не водилось.
     
      Отменно-прекрасно стреляло это импровизированное оружие, если пускать в ход его боевые качества не сразу после зарядки, а спустя день-два. Пороховая смесь за это время скоксовывалась внутри медного ствола, и получался выстрел очень громкий, почти как из настоящего ружья. Именно с целью эффективного использования своего оружия (как ты понимаешь, поджига у меня была) я, туго забив заряд в ствол своего "винчестера", сразу же укрыл его под матрас вместе с мешочком, в котором порох для зарядов хранился. Ну, думаю, приду завтра из школы, сразу же побегу за огороды, чтобы пальнуть по воронам, которых обычно много крутилось возле свалки.
     
      Уж не знаю, каким образом, но к утру поджига перекочевала в наволочку. Возможно, перед сном я любовался своим сокровищем, а потом неудачно под матрас спрятал, да ещё и заспал. Эта ошибка стоила мне глубоких человеческих переживаний вместо предполагаемого удовольствия, на которое я так рассчитывал.
     
      Стоял конец сентября. Дождь, холодно. Идём мы с пацанами после школы домой. Вижу, из нашей трубы дым валит, как при пожаре. Чёрный-чёрный. Будто рубероид горит. Что сказать, предчувствие сразу хреновое.
     
      Так и есть. Только я за порог, маманя мне сразу в лоб зарядила. За что, мол, эни, кричу? Она не отвечает, а только методично меня бельевой верёвкой по заднице мутузит тяжёлой рукой передовика социалистического производства.
     
      Оказывается, мама нашла мою поджигу, когда бельё перебирала, чтобы в стирку отложить. Рассмотрела её, приняла за что-то ненужное, и непонятную штуку в печь бросила. А ещё и мешочек с самодельным порохом - селитра и древесный уголь, смешанные в пропорции "фифти - фифти". Затопила, чтобы к стирке приготовиться. На одну чугунную конфорку поставила ведро с водой, на другую кастрюлю. Третья - пустая. Знаете, какие на печках конфорки? Точно, наборные из литых колец, не при их Властелине будет помянуто.
     
      Так вот, Колечки разлетелись, будто ступени ракеты, отделяясь в предписанный законами физики момент. Хорошо, что ведро стартовало несколько менее удачно, чем позволила б себе какая-нибудь легкомысленная кастрюля на её месте. Та бы точно подпрыгнула до потолка. Ну, а ведро всего только опрокинулось, вода пролилась... иначе бы пожара не миновать...
     
      Однако выволочкой дома дело не ограничилось. Тут ещё дама одна классная нарвоучительно пальчиком сделала книксен вокруг моего носа... и участковый смастерил пару намёков, что, дескать, поставит меня вскорости на учёт в детской комнате нашей родной милиции...
     
      Кибальчич, как я помню, в тюрьме свою ракету проектировал. А я хоть и на свободе, хоть и не ракету... но пострадал ничуть не меньше, если соотнести степень наказания за содеянное сообразно возрасту. Я же малолетком был... да и царь к тому моменту уже не занимался деспотизмом, "Народную волю" по стенке деревенской избы не размазывал...
     
      Но несмотря на свою техническую продвинутость, я очень долго верил в сказки...
     
      * - герой (он же автор) истории имеет в виду КИБАЛЬЧИЧА, НИКОЛАЯ ИВАНОВИЧА (1853-1881) -- изобретателя, автора первого русского проекта реактивного двигателя и летательного аппарата для полетов людей, социалиста-революционера, народовольца, умельца, изготавливающего бомбы для проведения террористических актов.
     

_ _ _

     

2.ГУСИ-ЛЕБЕДИ

     
      - Сравнялось мне тогда лет, пожалуй, что - семь. Не то уже закончил первый класс, не то только собирался в школу идти. Горячее приволжское лето. Каникулы. Все мои старшие братья-сёстры с утра пораньше на речку убегают, то рыбалить, а кто и просто без особой цели: искупаться, поваляться на горячем песочке, покурить втихаря в кустах, чтобы взрослые не увидели.
     
      Старшие меня обычно не будили, чтобы потом ответственности за малого не нести. Никому же из нормальных пацанов не понравится с мелюзгой целый день возиться, вместо того, чтобы заняться нормальными мальчишескими делами.
     
      Просыпался я, как придётся, быстро съедал, что мать на столе оставляла: кашу с молоком или пару яиц варёных и чай. Особо не разъешься - бедно жили, - но мне тогда и не нужно было.
     
      После нехитрого завтрака выбегал я на улицу и шёл искать соседских пацанов - моих ровесников. Место встречи изменить было нельзя уже и в те неправдоподобно далёкие времена. Собирались на пруду у кривой берёзы и решали, что делать дальше: к кому в огород забраться - гороху надрать или малины, во что играть - в ножички, расшибалочки, "штандара-мёртвого", лапту или в партизан, куда пойти - в лес или на речку.
     
      В тот июльский день я точно так же, как обычно, бежал вприпрыжку по тропинке, ведущей к пруду. Вот уже и к самой воде спустился. Смотрю, а там гуси гуляют с окрестных дворов. И, что самое для меня интересное, несколько маленьких гусят. Видно, недавно вылупились. Ну, я, немедленно схватил прутик и к ним. Поиграть с юным поколением животных и птиц для детей вполне естественно.
     
      Но тут всё гусиное семейство обернулось ко мне, распахнуло крылья и принялось судачить своим шипящим языком... Ш-ш-ш-матри, мальш-ш-ш-иш-ш-шка... наших деточек ш-ш-штукнуть хош-ш-шет. Так мне представлялось, по крайней мере. А что, спрашивается, могло возникнуть в мозгу пацана, который всё ещё верил в волшебные превращения и сказочные обстоятельства?
     
      Так вот, сначала пошипело всё пернатое семейство, а потом группа из трёх-четырёх гусей во главе с самым большим тёмно-серым вожаком кинулись ко мне с ужасающим гоготом.
     
      Я немедленно сделал правильные выводы и пахучий от избытка нахлынувших чувств вылетел пулей на тропинку. А гуси не отстают. Крыльями себе бежать помогают и не скрывают агрессивных намерений. Тут бы мне свернуть в рощицу, гуси тогда бы наверняка бросили преследование, а я не догадался... и не по малолетству, а от страха, от которого ноги меня несли со скоростью вылетевшего из-под сапога гренадёра шелудивого котёнка.
     
      А тут ещё одно жуткое обстоятельство: гуси, выбравшись на ровное место, принялись взлетать. Прямо вот так приподнялись на лапах, зашипели и полетели. Тут уж моему ужасу не было предела. И до этого был напуган, а когда летящих преследователей увидел со стороны изрядно промокшей от избытка чувств кормы, и вовсе мне крышу гусиными крыльями смахнуло. Оглядываюсь... самые настоящие гуси-лебеди. Как в сказке. Заслонили солнце. Шипят нагло так: "Не уйдёш-ш-шшшш! Не спрячеш-ш-ш-ся! Шшша-лиш-ш-ш-шшшш".
     
      Затылком чувствую воздушные потоки, которые они во время своего полёта поднимают. Вот-вот унесут к Бабе-Яге в логово на курином фундаменте. Страшно было так - словами не передать.
     
      По дороге долго меня гуси гнали. Пока не свернул я на обочину. Нет, не догадался. Просто из сил выбился и упал в кусты. Ну, что сказать - текло с меня изо всех отверстий от страха. Если сначала только обмочился, то когда себе Бабу-Ягу представил и полёт к ней, то тут уже прорвало плотину по полной.
     
      Я и сейчас высоты боюсь, свыше метра - к Ихтиандру за справкой обращаюсь, ну, блюю, то есть, а тогда-то и подавно... Нет-нет, не смейтесь, от страха высоты по большому мне не хочется. Тогда, впрочем, тоже не хотелось... но пришлось. Никогда больше за всю свою жизнь такого унижения не испытывал.
     
      Эни меня дома больше часа потом успокаивала да отмывала дегтярным мылом, покуда в себя не пришёл.
     
      Но через месяц я отомстил гусям за пережитый страх и унижение. Из рогатки каменюкой вожака приласкал из кустов, когда он в пруду по зеленоватой от ряски воде скользил, будто белый теплоход по морю. С первого раза попал, веришь-нет. Шея сразу набок, глаз закрылся, а гусь - знай себе, плавает. Ну, точно, как в тире. Только там мишень вся разом опрокидывается, а здесь же только голова.
     
      И так мне гуся жалко стало, что я сразу заревел белугой, рогатку бросил и домой побежал. К вечеру вроде бы успокоился, но тут соседи пригласили родителей на гусятинку в честь какого-то семейного праздника, и я снова впал в состояние вселенской несправедливости. За что? Почему именно я так примитивно и подло расправился с вожаком?
     
      Иногда этот убиенный и съеденный гусь является ко мне во сне, и я буду нимало не удивлён, если на Страшном Суде этот роковой выстрел из рогатки закроет передо мной райские врата, где так и не дождутся меня прекрасные гетеры.
     
      Но бывали и сладкие дни...

_ _ _

     

3."ДУНЬКИНА РАДОСТЬ"

     
      - Мама, эни (по татарски), была очень строга с нами, детьми. Наверное, даже не от того, что любила нас мало, просто жизнь была суровой и скудной. Иногда, правда, крайне редко, она баловала младших братьев и сестёр, конфеты покупала. Ну, да какие, собственно, конфеты - подушечки "дунькина радость", как правило, слипшиеся в большой невразумительный комок.
     
      Помню, сестра увидела как-то раз, что мама прячет кулёк с нехитрыми сладостями на голландке. Дело летом было, печку эту не топили. Место для нычки удобное: с высоты детского роста не разглядишь. Позвала меня сестра и говорит: "Давай-ка, мы, Ислям, по конфетке достанем. Эни не заметит. Кулёк-то вон, какой, большой. Я бы тебе и говорить не стала, потом бы угостила, да мне одной не суметь, высоко". Провокация ей удалась. Много позже, когда прочитал я у Зощенко рождественский рассказ, где Лёля и Минька объедают угощение с праздничной ёлки, мне очень живо представился наш с сестрой поход за конфетами. Будто с нас Михаил Зощенко иллюстрацию эту списал.
     
      Поставили мы две табуретки одну на другую. Сестра держит их, чтобы не упали, а я лезу, как монтажник, на верхотуру. Вниз стараюсь не смотреть. Для меня ж высота - первый враг. А тут ещё фантазия разыгралась - вот так раз!
     
      Пацаны из старших классов рассказали. Посреди Пизы, город такой в Италии, стоит башня. И наклонено это сооружение чудесным образом, чтобы туристов заманивать. Наверху у башни есть смотровая площадка, откуда хорошо обозревать итальянские окрестности бывшей Древнеримской империи.
     
      И тут в моём богатом воображении мальца, недавно как раз изучившего античный мир горделивых латинян, вырисовывается этакая странная картина: будто туристы гуськом карабкаются на изрядно покосившуюся башню, а потом опадают с самого верха, как спелые груши на сильном ветру. Да, ребята, пизануться с наклонённой башни, судя по всему, не такое уж и приятное занятие.
     
      Стараюсь об итальянском городе с чудным названием не думать, в руках себя держу. Вот уже и цель недалеко.
     
      Чтобы конфеты нащупать, пришлось на цыпочки привставать. Тут, наверное, я сильно верхнюю табуретку качнул. Сестра не удержала, я сверзнулся на пол, аки ангел, из рая изгнанный. Лежу, ору благим матом. Рядом сестра плачет - зашиб я её в полёте. А весь пол усеян "дунькиной радостью". Все обозреваемые окрестности в кристаллах сахарного песка. Казалось, вот оно счастье, хватай конфеты, да ешь. Но не до едьбы нам было. Эни вот-вот прийти из магазина должна. Некогда разлёживаться и себя жалеть. Веником всё смели в кучу. В кулёк кое-как сложили и в тайник запихнули, практически - забросили. Не до гигиены было - конфеты, разумеется, потеряли свою первозданную чистоту, но деваться-то некуда.
     
      Что говоришь? А потом не ели? Как не ели? Ели, конечно, чтоб не заподозрили нас сестрой в намеренном злодействе. Хрустели песком, уже не сахарным, и ели. Только сестра всё возмущалась, что продавщица такой грязи дала... Но не очень настойчиво, иначе бы мама пошла в магазин и, кто знает, не открыла бы она тогда нашу тайну.
     
      Что ты сказал? Тайное становится явным? Вот-вот, и я про то же.
     
      Но не всегда всё так удачно протекало. Иногда тайное и в самом деле становилось явным, и вот тогда...

_ _ _

     

4.ВАМ ВЗЛЁТ!

     
      - Любил я с пацанами в футбол гонять между домами и огородами. Жил-то на окраине Димитровграда, там, где частный сектор силился оправиться от хрущёвских налогов на частное подворье. Но это сейчас пригород. А тогда, в моём детстве, наш посёлок ещё отдельно стоял, и в Мелекесс автобус рейсовый ходил. Что значит, что за Мелекесс? Так Димитровград до 1972-го года назывался.
     
      Название, говоришь, странное... Не без этого. Особенно, ежли задом наперёд прочитать... да ещё на татарском языке.
     
      Собственно, город-то таким был долгое время, что напоминал своим видом глухую провинцию ненавистного самодержавия. Вместо тротуаров везде (кроме, пожалуй, центра) прохудившиеся дощатые панели. Асфальт на дорогах - огромная редкость, всё больше мостовая... Нет, не из брусчатки. Обычный бутовый камень раскрошенный. Летом пыль, весной и осенью грязная жижа. А зимы-то снежной и нет почти. Одним словом - полный Мелекесс.
     
      Но сейчас не о том, о футболе.
     
      Поле для игры представляло собой по форме косопузую трапецию, немного вспученную в центре и по углам. Таким образом, мяч всегда стремился самопроизвольно укатиться в сторону каких-либо ворот, если не держать его в ногах. Со всех сторон наш импровизированный стадион ограничивался забором от соседских домов. Сбоку же поля имелся узенький проход, который выводил на улицу. Он также был сжат штакетинами забора. С виду деревня деревней, а находилось-то всё это спортивное великолепие практически в городской черте.
     
      Играть на таком поле было крайне неудобно, поскольку мяч то и дело улетал в огород к соседям, и кому-то из игроков приходилось перелезать через забор. Хорошо, если никого из хозяев в это время не было дома, или когда урожай находился в собранном виде, а иначе всё могло закончиться и не совсем весело. Любить в ту далёкую пору соседских детей умели крепко, даже уши порой не выдерживали этакой-то симпатии.
     
      Впрочем, данное членовредительское обстоятельство ещё не так сильно нас беспокоило. Ради игры и сохранения мяча на ботиночной шнуровке, купленного в складчину, можно было б, и потерпеть физическое насилие и унизительные крики взрослых, которые словно бы сами никогда не были детьми и не носились по дворам с криками и улюлюканьем. Да-а-а... что там говорить - приходилось сносить и не такое, не зря же нам с самого раннего возраста внушали, что советский человек после первой не закусывает, как бы тяжело ему ни приходилось.
     
      Однако был ещё один фактор, безусловно, влияющий на игру, который портил всё. В одном из углов поля нагло расположился деревянный домик, каких сейчас уже почти и не найдёшь на дачных участках народонаселения страны. Нынче всё иначе, по-европейски. А тогда - патриархально, с рубленым сердечком на дверях неказистого клозета.
     
      И вот этот самый клозет сильно нам, футболистам, мешал, поскольку занимал значительную площадь на взгорке, как раз на том самом пятачке, где было удобно поставить ворота, вместо того чтобы притулять их в низинке: там таилась гнусная сырость, и произрастал рогоз - растение-мечта для каждого мальчишки среднего возраста. Из его, рогоза, стебля можно плести корзины, делать прочные верёвки, а молодые корни употреблять в пищу... Как-нибудь расскажу тебе, как мы с пацанами пекли на костре лепёшки из муки, полученной путём толчения корня рогоза, но история нынешняя не о том...
     
      Туалет был, собственно говоря, ничей. Когда-то давно его построил кто-то из соседей, что называется, на нейтральной территории для общего пользования. Им, вообще-то, и пользовались, но достаточно редко, поскольку благосостояние советского народа выросло до таких фантастических высот, когда каждая семья могла себе позволить индивидуальный домик для отправления известных потребностей отхожего свойства (спасибо Ю.М.Лужкову за подаренное выражение). В связи с этим раз в два-три года полагалось вызвать ассенизаторскую машину, чтоб управляющий ей золотарь произвёл чистку "авгиевых конюшен".
     
      Ты говоришь, что городской столичный голова никогда не употреблял термин "отхожего свойства", а только что-то про аммиачную направленность в подъездах рассказывал с высокой трибуны? Что ж, соглашусь с тобой... и не соглашусь. В деталях ты, безусловно, прав, Рабинович (ласковая транскрипция, прим. автора), а, в общем и целом... отнюдь! Но не станем отвлекаться на мелочи.
     
      Так или иначе, а в чью-то бесшабашную голову, не исключаю, что и мой разум, угнетённый разного рода домашними проблемами (в многодетной семье не всегда младшего жалеют все без исключения ассоциированные члены клана, скорее, наоборот).
     
      Ой, чуть не раскололся раньше времени.
     
      Так...
      ...вот...
     
      Решили мы взрослых склонить к добровольному акту коллективного трудового подвига. Не понял, ещё? Ну, раз они, взрослые, никак не хотят убрать старый туалет, поскольку он им не мешает, то необходимо сделать так, чтобы это пришлось сделать по той или иной веской причине. Не мытьём, так катаньем...
     
      Тьфу, опять чуть не проговорился, не добравшись до самого главного.
     
      А какая может быть причина, чтобы убрать сортир с нейтральной территории? Правильно, переполненность выгребной ямы, не приглашать же ассенизаторов на чистку не принадлежащего никому туалета, в самом деле. За чей, позвольте узнать, счёт? Жили же, сам знаешь, тогда небогато. Вряд ли бы кто-то захотел благотворительностью заняться, если, конечно, провокатором не выступает сама великая держава, склоняя к покупке облигаций, во избежание скачка цен... В плановом хозяйстве планово отнять деньги у населения - планово-плёвое дело.
     
      Но я отвлёкся. На чём остановились-то? Ага, чтобы взрослые добровольно убрали сортир с нашего футбольного поля, нужно... что? Ты умный, я знал. Верно, переполнить подземные закрома. А как это сделать, если до краёв ещё очень и очень не близко. Так нам разведка доложила. А ей можно было доверять, поскольку она фонариком с тремя сменными цветными стёклышками (атрибут пехотного офицера или геолога того времени) осветила ароматные внутренности общественного места. Осветила в стиле "Прожектора перестройки" задолго до выхода в эфир первого выпуска этой программы.
     
      Итак, как говорится, краёв не видать. А время-то идёт, а мы же взрослеем. Скоро и в футбол играть не захочется. И как же тогда быть с лозунгом товарища Сталина про счастливое детство?
     
      Но с другой стороны, сам посуди, что могли сделать с десяток мальчишек от семи до двенадцати лет для ускорения процесса и быстрого достижения своей цели? Что ты говоришь? Мы про это тоже сразу подумали, но после того, как целую неделю, позабыв домашний очаг, ходили задумчиво скорбеть в место общественное, то поняли, ничего наша затея не стоит. То ли оттого, что калорийность питания в те времена не была такой изрядной, то ли аппетит у пацанов был неважный, только прибылей особых в подземном хранилище мы не добились.
     
      Между тем, и родители волноваться начали, отчего это их возлюбленные чада вдруг перестали "по большому" дома ходить. Согласись, если бы они встретились друг с другом (я родителей имею в виду) и поговорили, то легко бы нашу хитроумную комбинацию выбили потом из самой нестойкой задницы при помощи ремня, а, лучше всего, крапивы.
     
      Определённо, назрела смена стратегии, как подумал бы маршал Даву, переходя с жареных каплунов на мороженую конину с обочины старушки-истории где-нибудь на старой Смоленской дороге.
     
      И что?
     
      Мы соображали недолго. Озарение пришло в одночасье. И опять не берусь утверждать того, что мысль сия пришла не ко мне в голову. Итак... Мальчишеское воображение и кое-какой житейский опыт позволили нам сделать нужный вывод.
     
      (Помнишь, Димыч, песню Трофима, "Аристократия помойки" или что-то в этом роде? Там ещё первый куплет так весело начинается: "Тушите свет, попёрло быдло кверху, как будто дрожжи кинули в дерьмо"? Вспомнил? Вот-вот, именно...)
     
      И вот в чём он заключался. Если мы сами не в силах решить свою задачу, то необходимо сделать так, чтобы лица незаинтересованные в проекте подключились без нашего на то провокационного участия, по собственной воле. А ещё лучше, чтобы силами природных катаклизмов всё спроворилось. Идея понятна?
     
      Ага, только кажется вам, батенька, что не может детский ум подростков хрущёвской закалки родить нечто такое, отчего все взрослые в округе кинутся убирать никому не мешающий туалет в стиле "услада на пленэре"? А вот - может. Может, уверяю почтеннейшую публику!
     
      И что же мы придумали? Сейчас расскажу.
      Целую неделю наша компания вела себя дома подозрительно образцово. Думаю, что ты правильно всё понял. Действительно, зачем заранее привлекать внимание к действиям, за которые вряд ли кто похвалит, раскройся наши планы по чьей-то злой воле, либо по недомыслию. Что-что? А ты думаешь, достать дрожжи в то полуголодное время пацанам с окраины маленького волжского городка было просто?
     
      Собирали этот катализатор нашей операции понемногу: в меру сил, возможностей и плутовских способностей. Сам понимаешь, приходилось же из-под носа не всегда беспечных родителей тащить стратегический продукт. Ну, да... Как же! Откуда мы могли знать, какое количество дрожжей нам поможет в решении общественной футбольной проблемы? Чем больше, тем лучше, сами же догадались.
     
      А-а-а... ты не совсем понял, что мы задумали? Поясняю, что называется, для тех, кто в штольнях. Взбодрённые дрожжевым брожением продукты человеческой жизнедеятельности, по нашим понятиям, должны были слегка подняться и создать эффект переполнения стека, если пользоваться компьютерной терминологией, в окрестностях футбольного поля. Судя по всему, такой момент истины просто обязан был разбудить, если не Герцена, то царя Авгия и всех соседей непременно.
     
      И ведь разбудил... и ещё как!
      Но не стану сам себе дорогу перебегать. Каждому овощу свой Мичурин. Каждому Мичурину свой шесток...
     
      Дрожжи по крупицам собирали в большой пакет из газеты, в какой в те незлопамятные времена любили заворачивать атлантическую малосольную сельдь, пряники, сухари и сушки. Прошла неделя, и тут мы поняли, что уже пора. Внезапно. Интуитивно. Поняли! Критическая масса достигнута. Полураспад гуаноидных отходов жаждал возгонки. Процесс просто обязан начаться и возбурлить... Причём нельзя было медлить, ибо родители вот-вот могли обнаружить недостачу, и тогда полный кирдык... ховайся... глына... мертвы пчэлы не гудуть... А у мамы, я уже говорил как-то, рука тяжёлая, ей не коня, слона на скаку... А распластать мою задницу по лавке для неё - так это вообще полный замечательный презент, вроде новогоднего. Для поднятия жизненного тонуса.
     
      Собрались всем своим коллективом с самого с ранья, скинулись по очередной порции дрожжей, уже последней, и направили стопы в квадрат "икс", где общественный туалет старославянской вязью старался помешать проникновению прогрессивных футбольных веяний на территории, неподалёку от которой родился великий космополит прошлого века по фамилии Ульянов.
     
      Пересыпать содержимое пакета в стиле "расцвет социализма" в скворечный вход деревянного сортира труда не составило. Оставалось затаиться в кустах и ожидать результата, не привлекая к себе внимания взрослых.
     
      День выдался тёплый, двери в туалет закрывались плотно. Не было никаких сомнений, что затея наша по очистке футбольного поля от ритуального здания общечеловеческого культа удастся в полной мере. Стояли, сбившись в кучу, как, наверное, стоят конструкторы, отправляющие в полёт своих питомцев где-нибудь на Байконуре. И точно, теперь только сообразил, деревянное строение напоминало своей слегка покосившейся в сторону неизведанности Вселенной устремлённостью какой-то космический аппарат внеземной формы. Ключ на старт!
     
      А на стартовом поле поддымливало и подванивало. Но мы подходить не спешили, ожидая, когда попрёт через верх, издали. Кому это нужно, чтобы попасть в число подозреваемых, если заметят лица непосвящённые? А угодишь в число подозреваемых, вовек не отмыться. В переносном, разумеется, смысле. О прямом его, смысла, толковании и думать не хочется.
     
      И вот свершилось. Мы все к тому времени уже домой пообедать успели сбегать. Мимо тёти Вали и дяди Гриши, неспешно окучивающих картошку у себя на огороде, как раз напротив стартовой площадки гуаноносителя "Засланец-1". Внимания на нас взрослые не обращали, только изредка поводили по сторонам взволнованными ноздрями, и что-то говорили о народных приметах. Дескать, если дерьмом пахнет, то это к дождю. А на небе ни облачка. Как сейчас говорит молодёжь, солнце жгло не по-детски. Им бы барометр... дяде Грише с тётей Валей...
     
      Ах, да, перехожу к развязке. Знаешь, когда Томас Эдисон делал первую запись на фонограф про овечку Долли, он даже представить себе не мог, как задолбает всё население планеты другая Долли, исполняющая финскую полечку со всевозможных носителей, главным образом, с мобильных телефонов. Вот так и мы не могли предположить, как феерически закончится наша затея с дрожжами.
     
      Ах, не Долли, а Мэри, и не овечка, а баран? Больно грамотный, что ли, капитан запаса Иванов? А полька-то всё равно задолбала. Или станешь оппонировать?
     
      Одним словом, дерьмо взошло почище всякого теста. Хоть пироги пеки! Мало этого: образовавшиеся в процессе возбуждения газы скопились под деревянной конструкцией "места гнездования" и сорвали верхнюю, видимую часть фекального айсберга с мёртвой точки. Сам же понимаешь, что настоящего фундамента у таких произведений архитектуры, как правило, никто никогда не предусматривал. А ещё соприкосновение с сырой землёй снаружи и со стороны выгребной ямы (с сырыми отходами человеческой жизнедеятельности) делали конструкцию стен окружения непрочной, вызывали гниение досок. Вот и получается, усилий для отрыва верхней и нижней частей сортира, много не требуется.
     
      Так или иначе, вскоре наш ракетоноситель, подрагивая в жарком летнем мареве вонючими боками, приподнялся над землёй, так тогда показалось, произвёл отделение нижней, загруженной выше номинала ступени и заскользил под горку, скрежеща ломаемыми досками, вырываемыми с корнем гвоздями, оставляя за собой жалкие фекальные следы жутко неприятного оттенка.
     
      Мы и ахнуть не успели, как аппарат неземного применения "Фекал-2" вторгся на территорию огорода дяди Гриши и тёти Вали, предварительно выломав не слишком монументальный забор. Если бы ты слышал, какие загогулистые конструкции умеет выстраивать дядя Гриша, измазавшись в дерьме. Это сказка! Необузданный полёт фантазии шкипера, на ногу которого опустили трёхтонный якорь! Сказки Шахерезады! Разглагольствования учёного Лукоморского кота в нетрезвом состоянии духа! Проверка бойцами ОМОН самого бандитского казино в пределах большого кавказского кольца столицы! Песня смерча, срывающего крыши не только со зданий!
     
      Но мы с ребятами не стали наслаждаться этими руладами димитровградского соловья, местами, разбойника. Все быстренько разбежаться по домам. Успели, правда, заметить, что на месте старта безобразно бурлит пузырями отвратительная бурая жижа с устойчивыми ароматами цивилизации.
     
      Тётя Валя дядю Гришу не поддержала, просто блажила, что вот ужо она заставит "этих засранцев" уважать чужой труд. Она, мол, и в милицию... и родителям, и в школу, и в Политбюро...
     
      Однако ж, не зря говорят в народе, что ОНО обязательно всплывёт... Как в тот раз меня мама охаживала бельевой верёвкой, никогда не забуду. Лучше бы я сразу родился взрослым.
     
      Забор дяде Грише помог мой батя поправить, а нелегально проникший на его территорию домик он, дядя Гриша, присовокупил к своей личной (не дай бог, не частной!) собственности в качестве боевого трофея, разобрал на доски и затем использовал для починки курятника. Только зря он так сделал. Яйца с той поры у них с тётей Валей никто из местных не покупал. Брезговали.
     
      А яму от сортира взрослые, конечно, засыпали, и теперь мы могли играть в футболе без опасения, что мяч угодит в раскрытую ветром дверь незатейливого деревянного строения с кокетливым скособоченным сердечком, вырубленным на уровне глаз присевшего на насест человека.
     
      Да-а-а, не мытьём, так катаньем. Воистину. Добились своего. Таким образом, с футболом всё в порядке. Но на этом наши мальчишеские интересы не ограничивались. Была же ещё и рыбалка...

_ _ _

  

5.НЕРУ ИЗ ВОЛЖСКИХ ПРЕДМЕСТИЙ

  
   - Своё прозвище "Неру" Равиль получил по имени знаменитого борца за независимость Индии Джавахарлала Неру, исповедующего ненасильственный приход к власти. Класса до восьмого парень учился с моим брательником в одной школьной параллели... Потом ушёл куда-то в ПТУ, но поговаривали, что Неру там долго не задержался - выгнали его за пропуски занятий.
  
   С той поры Равиль предпочитал работать время от времени, подённо, разгружая машины вместе с мужиками на какой-то оптовой базе. Неру трудился лишь тогда, когда кончались деньги на самое необходимое. А требовалось ему не так и много: ел он чуть побольше воробья, что твой китаец в неурожайный год - "горсточка риса в горячей руке, цитатники Мао шелестят", портвешок пил дешёвый, а "травку" курил только ту, что доставалась ему в качестве комиссионных за распространение небольших партий, в основном - среди учащихся ПТУ. Там клиентура самая надёжная, самая постоянная. Обычно при деньгах. Хоть и невелика стипендия, а всё же - свои личные деньги, не мамины-папины, отчёта не требуют, как правило.
  
   Одевался Неру эпатажно, особенно для нашего провинциального городка. Узкие брюки-дудочки канареечного цвета в крупную зелёную клетку, из-под которых всегда видны красные носки, заношенные до состояния перкали - они светились насквозь так, что можно было различить буйную растительность на лодыжках Равиля. Вероятно, другой подобной пары носков у Неру больше не было, и оттого они застирывались буквально до дыр.
  
   Летом Неру ходил в ковбойке и жилетке с вытертой шёлковой грудью, явно с чужого плеча, а зимой - в обычной телогрейке.
  
   Иногда брат затаскивал меня в гости к стиляге Равилю. Тот жил вдвоём с матерью, которой всякий раз не оказывалось дома, когда к сыну кто-то приходил. И у Неру была своя, совершенно отдельная комната - большая редкость в то время. Там-то впервые я и узнал, что такое "джаз на костях" и проникся божественными звуками музыки Чака Берри, трубы Армстронга, голоса Эллы Фицжеральд.
  
   А уж, какое было наслаждение копаться в старинных фолиантах с иллюстрациями, защищёнными бумагой, похожей на папиросную, не передать, слов нет. Книги эти беспорядочно валялись у Неру по всей комнате, пизанясь кособокими стопками там и сям. Богатство это досталось ему от отца, который уехал в столицу на заработки, там и сгинул. Впрочем, Неру данное обстоятельство не очень угнетало. Он был фигурой самостоятельной, примером для подражания не только несоюзной молодёжи, но и самых активных комсомольцев. Последние, правда, привыкли скрывать свои истинные чувства. Такое было время, не мне тебе объяснять.
  
   Мы, пацаны младшего школьного возраста, очень любили, когда Неру заглядывал в наши края на окраине Димитровграда, сам-то он жил где-то в центре. В такие дни старшие парни, уже подростки, разрешали нам покрутиться рядом с собой. Таково было обычное требованье Неру к "свободным народам доброй воли". Особенно было здорово, когда летом огромной компанией отправлялись, как сейчас говорят, на пикник.
  
   Уходили на пустынный берег Черемшана, купались, ловили рыбу и раков. А вечером пекли картошку на углях, старшие пили "портюшу", курили "травку", а мелким пацанам - ни-ни, исключительно чай или какао с коржиками. Только, разве что, дадут нам пару раз дёрнуть обычную беломорину - вот и весь неформат. Ты спрашиваешь, откуда такое роскошество - какао с выпечкой? Объясню. Если Неру недавно получал расчёт за погрузочно-разгрузочные работы, то обязательно всех угощал. Пацанов младшего возраста - в первую очередь.
  
   И так мы могли сидеть на берегу почти до полуночи, покуда не приходили родители и не разгоняли восхитительный "джем-сейшн" при помощи ненормативной лексики и нормативного ремня из кожзаменителя, такой легко можно было купить в любом галантерейном магазине, и никакая "Педагогическая поэма" близко не стояла!
  
   Но пока нас не начинали загонять по домам, можно было полежать, глядя на звёзды и вести непринуждённый разговор о девчонках и о том, что скоро, буквально вот-вот, в город приедет специальная комиссия, чтобы набрать здоровых и умных пацанов в космонавты.
  
   Но самое интересное начиналось в тот момент, когда Неру брал гитару и как бы нехотя принимался исполнять композиции собственного сочинения. Песни те казались мне очень необычными, даже - шедевральными. Некоторые фрагменты помню до сих пор. Самая знаменитая из песен была ярко выраженным образчиком советского плакатного искусства. Миролюбивое прозвище Неру никак не соответствовало воинственному настрою этого протяжного воя под гитару, но никто из больших отроков с уже полученным неполным средним, кто мог бы уличить Равиля в несоответствии имиджу лидера индусского народа, делать это не спешил.
  
   Да, кстати, вот послушай. Куплет этот мне казался тогда, во времена моего детства, чем-то невообразимым, смелым, вдохновенным, предвестником новой, невероятной, сказочной... взрослой жизни. Чем-то никак не меньшим, чем полёт Гагарина. Оцени сам.
  
   Ракета меж-континентальная,
   лети в Америку, лети.
   Многоступенчатая, дальняя.
   Ракета, мать её етти!
  
   И другая песня из репертуара Неру меня поразила. В ней был некий девиз той свободе поведения, которой не было практически нигде, если в этом месте оказывались взрослые. Там, в мире на свою беду выросших детей, вечные собрания, митинги, демонстрации. А здесь... вольный дух, товарищество, настоящее счастье. И Неру, хоть и не пацан уже, но не стал скучным, не превратился в вечно недовольного жизнью запойного пролетария. Взрослый, но совершенно не вписывающийся в рамки уложений, которые в школе завуч обухом в наши тупые головы вколачивал с марксистской прямотой и ленинским прищуром в глазах.
  
   А ведь текст-то такой, в сущности, дурацкий и ёрнический.
  
   Два дня мы похмелялись,
   на третий день нажрались,
   а на четвёртый - просто волком вой...
  
   Интересно, когда-то эти слова казались мне картинкой из какой-то незнакомой и прекрасной жизни, которая ждёт меня в будущем. Когда я уеду из родного города навсегда. Что ж, позднее случалось мне переживать нечто подобное, и даже не раз случалось, как ты понимаешь. Но никогда я не мог достичь того состояния лёгкой возвышенности, в которое впадал нетрезвый Неру, исполняющий свои пассажи на расстроенной гитаре.
  
   Позднее, когда мне было лет, кажется, тринадцать, Неру куда-то пропал. Болтали, что его задержал пограничный наряд при попытке перехода "рубежей нашей великой Родины", а потом Равиля осудили на длительный срок. Но подтвердить или опровергнуть это известие никто не мог. Вот так ушёл из моей жизни стиляга Равиль по прозвищу Неру. Ушёл, но многое оставил в душе впечатлительного парнишки.

_ _ _

6.ЧЕРЕМШАН

     
     
      - Всё детство моё связано с речкой Черемшан. И летом, и зимой она под боком. Летом рыбу в ней ловим, зимой снег расчистим и на льду в хоккей гоняем. Ну, что ты, без коньков, конечно. Коньки, настоящие, которые на ботинках, по тем временам - безумная роскошь. Правда, были ещё "двухполозки" - коньки, которые можно к валенкам привязать при помощи шнуровки, - но на них ездить по бугристому льду очень тяжко, можно лодыжки запросто повредить. Так что проходили наши хоккейные схватки с командами, обутыми, главным образом, в валенки.
     
      Черемшан - звучит красиво. Не оттого ли, что по его берегам обильно растёт дикий чеснок - черемша? Или на то есть другие причины?
     
      Местные названия, вообще говоря, бывают иногда забавными. Вот, например, в Димитровграде плотву называют не сорожкой, как принято на Волге, а синтёпкой. И никто не знает, отчего такое закадычное и доброе заглавие у этой рыбки невеликой.
     
      А с ним, с этим названием, у меня почему-то всегда ассоциируется картинка из детства.
     
      Река Черемшан неподалёку от города протекала. Маленькая, узкая, почти ручей, но местами и вполне себе - водная артерия: вброд не переправишься.
     
      Помню: мостик деревянный. Мы с пацанами только что закончили 9-ый класс. Рыбалка. Прикорм и всё такое. Выпили малость для куража - что за рыбалка всухую? Рыбалка без спиртного - рядовое мероприятие, а с водкой - деяние культурное. Но на водку обменять складчину для школьных завтраков никогда не получалось.
     
      Что пили? Бормотень какую-то, в самый раз плинтуса красить. Да уж на что денег хватило, мой милый... Не Рокфеллеры, чай...
     
      Винище тогда у нас самодуром звали, на гандонно-макаранной фабрике его разливали. Где-то его "слёзы Мичурина" нарекли, а у нас в Мелекессе иначе. "Хрушовкой" эту мерзость величать изволили. Но ничего, пацаны пили и не жаловались. И выросли большие и местами красивые. Там, где молью не побило, и кукурузу не культивировали.
     
      Как сейчас помню, на полуострове Баянда это происходило. Место в те времена было почти дикое. Можно и рыбы наловить, и ягод набрать. Главным образом - ежевику.
     
      О чём это я? Ах, да...
     
      Ага, расселись на берегу, значит, рыбалим. Поплавки у всех замерли, будто приклеенные.
     
      На другом берегу стоит дед, седой и тощий, будто сучок на высохшей берёзе. У деда язи, а у нас хрен, да малявки в этой связи. Ни одной синтёпки тебе для полноты рыбацких ощущений. На что ловите, дедуня, спрашиваем? А рыбак что-то на нас окрысился, будто мы у него рыбу уводим, а не он у нас, и говорит со злой ухмылкой: "На гимно жёванное ловлю, унучки. На гимно..."
     
      Может, и нам, дескать, нажуёте, спрашиваем? Вежливо, на "вы", а не то, чтобы там без уважения. Тогда взрослых уважали изо всех сил. Однако дед осерчал, цыкнул зубом и ушёл. Перебрались мы немного выше по течению на другой берег, вышли на его месте. Хоть бы одна поклёвка. Представляете? Мне тогда этот дедов фокус волшебством показался... Да и сейчас, наверное, тоже бы удивился...
     
      Люблю возвращаться на это место, когда приезжаю в отпуск на родину.
      Однажды...
     
      ...стою на берегу, будто в прошлое попал, где ещё пацанами в Черемшане рыбу ловили. Удочка в руках. Червяк на крючке. А за спиной жена, тёща и пацаны, сыновья, лужайку к пикнику готовят. Ничего поначалу не клевало, а тут так взяло, так поплавок притопило... Чую, хороший лещ на крючок подсел... И тут сзади крик, как серпом по граблям:
      - Витёк!
      Пытаюсь подсечь, веду к берегу... Кажется, взял что-то крупное, а сзади снова:
      - Витёк! Ты чего морду воротишь? Это же я...
      Сошёл лещ с крючка. Оборачиваюсь в гневе, а там мужик весёлый и симпатичный. Пьяный? Думаю, да... Посмотрел на меня и говорит:
      - Хм...м... а со спины точно - Витёк!
      У меня сразу вся злость испарилась. И теперь Верочка Ивановна, когда хочет подчеркнуть, что я иногда сильно увлекаюсь своим делом, не обращая внимания на происходящее вокруг, она так и говорит:
      - А со спины - точно Витёк!
     
      Это не женщина - это петля. Точно говорю. И это она ещё о моих пятнадцати тетрадях ничего не знает...

_ _ _

     

7.ПЯТНАДЦАТЬ ОБЩИХ ТЕТРАДЕЙ

     
      - Но не только Черемшаном славен был мой город Димитровград, Мелекесс - в девичестве, из водных ресурсов, я имею в виду. Ещё и приток у этой речки наличествовал, чуть крупнее ручья. А название у него было и вовсе непритязательное и очевидное - Мелекесска.
     
      Так вот, на ту Мелекесску бегал я ещё совсем сопливым пацаном, чуть не каждый день. Уж если Черемшан сам по себе невелик, то, думаю, понимаешь, что Мелекесску и вовсе в некоторых местах перепрыгнуть можно. Уже не в переносном смысле. Потому родители спокойны были - ничего со мной не случится.
     
      И не случалось. Один раз, правда, по дороге на рыбалку был сбит каким-то нетрезвым жителем, проезжающем мимо на мопеде. Но ничего, на лбу шишка, на локтях и коленях ссадины. Переживаемо. Это куда как легче обошлось, нежели с братом жены... когда он ещё мелким был. Как, говоришь, его называть? Шурином? Верно, шуряк.
     
      Тогда брату Верочки Ивановны лет шесть или семь сравнялось. Помню, я в гостях сижу в доме у родителей будущей супруги, а он перед домом на трёхколёсном велосипеде вышивает. На тротуаре, между прочим, а не на проезжей части. Я за этой картиной в раскрытое окно наблюдаю. Вот тут-то его, шуряка моего (почти без пяти минут родственника, поскольку Верочка Ивановна уже сказала своё решительное "да", и дело оставалось за родительским благословением), сбил какой-то урод на мопеде. Представь себе - точно на таком же, как и меня в детстве.
     
      Пацан полетел кубарем и коленом о бордюр (или, там, поребрик, если по-питерски) ударился. Орёт благим матом. Вижу, кровь льётся обильно. Ну, я - жопу в горсть - полетел на улицу. От рубахи рукав оторвал и ногу парню туго перетянул, чтоб кровотечение остановить. Чую, время дорого - пока транспорт поймаешь, мальчишка сознание потеряет или того хуже - лучше даже и не думать. Вот потому подхватил я шуряка на руки и к станции скорой помощи понёс. Благо - не очень далеко было. Метров триста-четыреста, если память не изменяет.
     
      Оттуда нас на рентген отвезли, а следом - в травматологию. Шурина сразу на операционный стол, а меня за дверь выставили. Только прикрыли её не плотно. Потому слышу, как там внутри, эскулапы пацана развеселить пытаются, отвлечь и параллельно что-то обезболивающее колют.
     
      - Тебя папа привёз?
      - Нет, Славка...Веркин жених.
      - А Вера - это сестра?
      - Ага, сеструха.
      - Свадьба когда?
      - А чё им свадьба, они уже и спят вместе. Только родители пока не знают.
     
      Вот вспомнилось чего-то. Наверное, оттого, что шуряка своего недавно видел. Жив курилка, только до сих пор чуть прихрамывает - что-то серьёзное у него тогда с коленом случилось.
     
      Но опять меня не туда понесло. Совсем другое хотел рассказать. Что говоришь? Да-да, про рыбалку, да не совсем. Слушай, одним словом. Сам поймёшь.
     
      Относительно ловли рыбы на удочку с берегов Мелекесски знал я всё почти: когда, в какой сезон года, при каких погодных условиях, что следует применять в качестве приманки для ловли рыбы, где она лучше клюёт в разное время суток, чем и когда нужно прикармливать (пусть кришнаиты успокоятся, не о карме в космическом смысле речь).
     
      Однажды летом.
     
      Рыбалю на Мелекесске. Её в том месте переплюнуть можно, если через длинную трубку рогоза сушёным горохом.
      На другом берегу тюрьма. Сейчас, даже номер скажу... ЮИ-78/Т. Нынче там особо опасные сидят, а во времена моего боевого детства такого не было. Почему? Так режим был - не режим, а "шаляй-валяй". Чуть не каждый день там местное начальство кого-то из обитателей камер выпускало порыбачить на удочку. Наверно, в качестве поощрения за примерное поведение и в виде прогулки.
     
      Сбежать с этого пятачка практически невозможно, поскольку оформлено всё вроде санаторского пляжа - края высоким забором с декоративной колючкой огорожены, а на вышке страшила стоит. Да не просто с "калашом", а с пулемётом на турели.
     
      Если рвануть, то только через водную преграду, но и тут не судьба, поскольку берег крутой и топкий - пока приступишь к форсированию, тут тебя пулей и срежет. Вероятно, именно так думало руководство спецучреждения, когда место для рыбалки подбирало. Сначала, видимо, для себя только, но потом и заключённым позволять стали единение с природой посредством рыбной ловли.
     
      Не знаю, почему такое случилось. Не могу объяснить. Место достаточно глухое, увидеть его довольно сложно. И вправду, только несколько пацанов знало, как напротив тюрьмы из диких кустов малинника вынырнуть, предварительно преодолев изгородь из колючей проволоки в трёхстах метрах от реки.
     
      А, кстати. Вот ещё что вспомнил. Отец об этой знаменитой Мелекесской тюрьме анекдот любил рассказывать, когда кто-то из родственников к нам приезжал. Анекдот такой.
      Встречаются двое друзей - русский и татарин. Русский спрашивает:
      - Как дела?
      - Якши!
      - Как семья?
      - Якши!
      - Слушай, Равиль, что-то я давно твоего сына не видел. Уехал, что ли?
      - Нэт. На турма сидит!
      - Крышу кроет?
      - Нэт. Внутра сидит!
     
      А я-то не "внутра", снаружи. Мне ничего не страшно. Тем более, товарищ на вышке строгим взглядом окрестности обозревает, будто богатырь земли русской Тугарина Змеёвича высматривает.
     
      Ага, стою с удочкой. Одним глазом на поплавок, вторым - на страшилу в звании сержанта внутренних войск. Он на меня не кричит, не гонит, хотя и полагается. Оно и понятно: стоять на вышке скучно, а тут хоть какое-то развлечение - наблюдать, как пацан на другом берегу рыбёшку тягает.
     
      Часа полтора прошло, и тут заскрипела металлическая дверь, и на берегу оказался дядька - весь в наколках и с удилищем в руке. Босой, в тренировочных штанах "конец олимпийскому движению" с пузырями пиратских парусов на коленях и в майке неопределённо-уголовного цвета.
     
      - Эй, кент, ты на что удишь? Поделись! - окликнул меня заключённый.
      - А что вы мне за это дадите? - буквально оборзев от собственной значимости, ответил я вопросом на вопрос.
      - А это видел? - зэк достал откуда-то из закромов прямоугольный предмет коричневого цвета.
      Смотрю, тетрадка. Общая. Школьная. Обычная с виду тетрадь.
     
      В то время я от старших пацанов уже слышал, что уголовники ТАКИЕ стихи пишут, что просто... просто... никакого учебника анатомии не нужно. Всё и без него понятно... в упоительных деталях и подробностях, даже...
     
      - Дядь, а там что?
      - Там, керя, самое оно! Никогда ты такого не видел, в натуре. Гы, а читать-то умеешь?
      - У меня по чтению пятёрка! - обиделся я.
      - Тогда лови!
     
      Нимало не сомневаясь, кинул в обмен банку червей, выдержанных в анисовом чернозёме.
     
      Открыл я тетрадь и тут же забыл, зачем к реке пришёл. Словно по голове обухом топора ударили. Читаю и краснею, покрываюсь горячим потом и прерывисто дышу. Народное творчество, блатной фольклор, чтоб ему.
     
      "...так говорил он умирая,
      упёршись хреном в потолок,
      а сам рукой держал, играя,
      свою подругу за сосок..."
     
      И это самое скромное четверостишие из тех, что врезались в память. А ещё же и рисунки химическим карандашом, от которых сердце начинает биться в два раза быстрее. Ничего не скажешь, умеют зеки рисовать.
     
      Очнулся я, только когда уголовник крикнул мне:
      - Эй, шкет! Спасибо за червей! На хлебные мякиши тут ни хрена не ловится, хотя кум говорил, что, мол, в жор никакого спасу от синтёпки. Ты каждый день сюда приходишь?
      - Да, почти.
      - Тогда давай в пятницу в это же время подгребай. С наживкой. Банка червей - тетрадка на бочку. Я тебе ещё не такую маляву притараню. Только ты помелом-то не сильно мети. Мусорню под беспредел не подставляй, мне ещё здесь долго рога мочить. Идёт?
      - Ага!
      - Ну, бывай, керя, до скорого. Отчаливаю. Крытка ждёт.
      С этими словами мой компаньон по внезапно возникшему бизнесу собрал манатки, в том числе, десятка три рыбёшек, продетых жабрами сквозь ивовую ветку, и исчез в стене. Там где-то, вероятно, была тяжёлая металлическая дверь. Но я её не видел, только слышал глухое лязганье засова.
     
      Тетрадь немедленно спрятал в сарае, чтоб родители и братья с сёстрами не обнаружили. Там она у меня и ночевала. А днём мы с пацанами картинки с ничем не прикрытой натурой в ней рассматривали и озорные стихи читали, сдобренные увесистой порцией нецензурных выражений.
     
      А уж процессуально-криминальную версию поэмы "Евгений Онегин" у меня приходили штудировать всем классом. Но это уже по осени, когда учебный год начался. Ах, Пушкин, жаль, что не дожил... А так бы точно посмеялся да позабавился над уморительными эвфемизмами типа такого: "Татьяна утром рано встала, п---ду об лавку почесала и приготовилася сечь, как Бобик Жучку станет влечь".
     
      Что с тем зеком, спрашиваешь? Он меня не подвёл. Правда, чаще всего с другими людьми приходилось мне дело иметь в процессе обменных операций. Понятно, что у зеков своя очередь на рыбацкий "курорт" имелась. Тут я не в обиде. Да и за что было обижаться, если за лето и начало осени удалось мне 15 общих тетрадок накопить. Веришь, нет? И когда только уголовнички успевали очередную порцию скабрезностей написать, ума не приложу.

_ _ _

     
      Салеев сделал паузу, а потом неожиданно спросил:
      - А ты член с резьбой видел?
      - Шутишь?
      - Нет, у свинтуса точно - вроде винта. Сам в детстве наблюдал, как говорится, процесс. Впечатление такое... такое... Потрясение на всю жизнь!
      - В детстве, говоришь. Хм. Впервые слышу, чтоб татарские семьи свиней держали.
      - Нет, мы, конечно, не держали. Это у родителей моего школьного приятеля свиньи в хлеву имелись. Здесь ни о каком мусульманском запрете речи идти не могло. И ещё - у друга-одноклассника Серёги была собака, охотничья. Уши до земли, масть тёмно-рыжая. Красивый пёс, лохматый... утятник. Замечательный кобель, но слишком уж сексуально озабоченный. Кличка - Плутон. Всю сухопутную живность во дворе с ума сводил своими недвусмысленными намерениями.
     
      Не знаю, почему, только сеттер по фамилии Плутон единственно, кого не трогал, это - уток. Но петуха гонял так, что гребешок и борода у последнего голубели прямо на глазах. Куры со смеха неслись, будто передовики социалистического соревнования, оплодотворённые собственным позитивным отношением к происходящему сексуальному насилию. Куры - одно слово. Мозгов-то днём с огнём... И добавить нечего.
     
      Мой школьный приятель, наблюдая за всеми этими гонками сеттера, частенько говаривал одну интересную фразу, которой его научил мой старший брат. Этакая татарская присказенька. Думаю, что и Серёга употреблял её вполне к месту. Ну, представь себе: мой школьный друг оттаскивал Плутона от страдающего необратимым неврозом петуха и приговаривал:
      - Тряп-тряп, сигарга кутакем бар, Плутон-ака?!.
      (А член-то у тебя есть? татарск., прим. автора).
     
      А если бы у Сергея ко всем его прочим достоинствам оказалась ещё и хорошая память, то он бы непременно процитировал что-нибудь их пятнадцати "магических тетрадей из-за речки".
     
      Счастливая пора детства. Но настоящее счастье довелось мне испытать несколько позже - после окончания школы...

_ _ _

     
  

8.АБСОЛЮТНОЕ СЧАСТЬЕ

     
      - Счастье, мужики, такая непонятная штука, что просто порой не знаешь, от какой малозначительной плесени оно вдруг расцветёт фейерверком сказочным, и индикатор состояния души так зашкалит в груди, что, того и гляди, в ангелы подашься с милым графским непротивлением. Да, нынче не то, что давеча в юности. Это тогда всё по бабам тянуло, а сейчас всё больше - по пабам. Ты гляди-ка, прям, в рифму сложил. Тогда по бабам, а сейчас - по пабам. Забавно.
     
      Ну, да что-то отвлёкся я от своей истории. С чего бы начать? История-то плёвенькая, а вот врезалась в память, будто самое дорогое, что было когда-либо. Мне ведь, и впрямь, приходилось всяких мармеладов зарубежных ещё в застойные годы употреблять, и дам сладких любить с непременной взаимностью, и с друзьями-товарищами в разных приключениях участвовать. А, поди ж ты, ничто так в память не запало, как этот случай вполне рядовой и ординарный до самозабвения.
     
      Начну-ка, я, пожалуй, издалёка, когда ещё мамонты кой-какие живы были, гарпун им в лохматый хобот. Я тогда совсем мелким для многих представлялся, не выше табуретки. Родился в большой татарской семье. Восемь человек детей, нас у папы с мамой было. Я - самый младший. Время тяжёлое, полуголодное. Каждый работник в семье на вес золота. А с меня что взять - ученик общеобразовательной школы, нахлебник то есть. Много ли с меня толку, сами подумайте? Впрочем, вы уже сии обстоятельства, наверное, не раз от меня слышали.
     
      Это сейчас в большинстве семей мамаши младшеньким поблажки делают, и всё вкусненьким порадовать стремятся. У нас не так было. Держали меня в чёрном теле. Из вкусного только сахар кусковой пробовал, которым меня отец угощал, когда эни, мама, то есть, по-татарски, не видела. Он всё по командировкам пропадал. Редко мне счастье выпадало сахарку отведать отцовского, оттого, наверное, и сладок он был как-то по-особенному. А так всё больше на одной картошке сидел. Её, наверное, за всё детство съел вагона три. Никак не меньше! Так что сейчас смотреть на эти "голландские ягоды" не могу без содрогания.
     
      Но не о том речь.
     
      История же про счастье, не забыли, я думаю? Учился я в школе прилежно, и в один прекрасный день закончил её без посредственных оценок. Тут эни мне и говорит, что, дескать, довольно на шее у старших сидеть, пора самому в мир выходить и самостоятельно свою судьбу устраивать... Отец только покивал головой утвердительно. Жалко ему меня было, но с мамой спорить не стал. Что ж, у нас не принято было родителям перечить. Собрали мне маленький баул с нехитрым скарбом, картошкой отварной, надоевшей до чёртиков, в путь-дорогу снарядили, и поехал я в райцентр до железнодорожного вокзала на попутной "полуторке", ещё когда, ездили тогда по нашим неухоженным дорогам этакие полу-фанерные монстры.
     
      Из дома вышел ещё затемно, в рань-прерань, чтобы к обеду в город поспеть. В Ульяновск меня понесло, а это ещё через Волгу перебраться нужно, на пригородном поезде. Отец проводил до станции, наспех приобнял суетливо и на работу к себе в правление побежал. В областном городе мне и раньше бывать доводилось, но чтобы одному, без родителей или братьев, - никогда. Вышел я с пригородного поезда на привокзальной площади, огляделся. На столбе фонарном объявление висит о том, что на кирпичный завод "требуются". Не долго размышляя, я сразу туда, на завод, и отправился, и уже через полтора часа числился садчиком кирпича и получил жильё в общежитии.
     
      Кто такой садчик кирпича? Это очень просто объяснить. В мои обязанности входило укладывать сухие кирпичи на поддон, чтобы потом их подать в печь на обжиг. То есть сажал я кирпич в печь, как деревенская баба чугунки, да пироги на противнях. Только для неё это дело привычное, а мне тяжеловато с непривычки. Первые дни буквально с ног валился после смены. Но потом пообвык малёха и даже иногда стал в клуб заводской захаживать. Танцевать - не танцевал, только смотрел больше, ума-разума набирался на предмет общения с женским полом.
     
      В комнате общежитской, кроме меня, ещё четверо проживало, но они в основном ходили в вечерние и ночные смены, и видеть мне их доводилось редко, да, и то всё больше спящими. Одним словом, работал я садчиком уже целый месяц, когда всё ЭТО и случилось. Ну, то самое, что потрясло меня на всю жизнь, Как контузило, честное слово не вру. Только не смейтесь, господа...
     
      Так вот, в тот день получил я первую свою зарплату. Когда в кассе подпись в ведомости изображал, так расчувствовался, что чуть было не заплакал. Хорошо, что там, в коридоре заводоуправления лампочка слабенькая висела, не заметил никто моих мокрых глаз.
     
      Вы, наверное, слабо себе представляете, что такое для маленького татарского мальчика почувствовать экономическую свободу. Мне, семнадцатилетнему (!), заплатили самые настоящие деньги. И теперь я мог смотреть в лицо своей эни безо всякого стыда, что являюсь нахлебником. Теперь я мог позволить себе выпить лимонаду, которого никогда раньше не пробовал, и, чёрт возьми, даже кружку пива в кривобоком ларьке рядом с заводской проходной.
     
      А что, я же уже не какой-нибудь школьник, а представитель гегемона. С этой минуты я мог позволить себе буквально всё! Даже эклер в шоколадном одеяле с немыслимо-белым, будто накрахмаленная сорочка отца, кремом внутри (я видел однажды, как чистенькая девочка откусывала от сказочного пирожного, демонстрируя миру его волшебные потроха), даже трёхлитровку маринованных огурцов, даже жестяную прохладную банку с атлантической сельдью, даже (страшно подумать!) бисквитный торт из кулинарии ресторана при единственной в городе (речь здесь идёт о Димитровграде начала 70-ых годов, прим. автора) гостинице. Мало того, после этого беззастенчивого кутежа у меня оставалось бы столько денег, чтобы прожить безбедно до следующей получки (про аванс мне ещё не рассказали) и на оставшуюся сумму купить цветастый платок, который видел в магазине возле вокзала, для эни.
     
      С такими наполеоновскими планами я двигался от проходной, всё никак не решаясь, на что же употребить своё несметное богатство. Незаметно для себя оказался в гастрономе, и не просто в гастрономе, а в кондитерском отделе. Можете себе представить чувства мальчика, который, кроме сахара, не пробовал никаких сладостей, когда он был погружён в чудесные ароматы тропических пряностей из пещеры Али Бабы: волшебное амбре имбиря перемешивалось с еле уловимым ассорти из запахов корицы, ванили и гвоздики. А если учесть, что поверх всего этого благолепия метался кофейный дух, подобный дыханию одалисок для правоверного мусульманина, то тогда вовсе не удивительно, что я чуть не падал в обморок от почти сладострастного чувства, исследуя кондитерские витрины.
     
      И, как знать, чем бы всё закончилось, если бы в этот момент деловой магазинный грузчик не принёс в отдел три коробки с медовыми пряниками. Продавщица открыла коробку и стала выкладывать пряники на витрине. Запах мёда с имбирём от свежайшей продукции так на меня подействовал, что я совсем потерял голову, когда говорил дрожащим голосом: "Дайте, пожалуйста, три килограмма ... этих пряников..." Мне казалось, что продавщица сейчас удивится, откуда у пацана столько денег, немедленно вызовет постового милиционера. Конечно, в конце-концов всё выяснится, но праздник будет испорчен.
     
      А в жизни всё произошло более буднично и, вместе с тем, - прекрасно. Толстая дородная тётка, позёвывая, взвесила мне три пакета по килограмму, лениво отсчитала сдачу и пропела в звонкую пустоту закрывающегося магазина: "Есть ещё кто-нибудь в отдел? Подходите". Ура, меня приняли за настоящего полноценного покупателя!
     
      Прижимая к груди три свертка с пряниками, я проскочил мимо вахтёра в общежитии и поднялся к себе на третий этаж. Соседи по комнате были на смене, поэтому свидетелей моего кондитерского торжества не оказалось вовсе. Я вывалил пряники в единственную кастрюлю, которая имелась в наличии. Получилось с горкой. После этого я, даже не успев толком помыться, завернул на кухню и поставил на огонь чайник.
     
      Вода, будто дразнила меня, всё никак не желала закипать, а я нервно мерил шагами кухню, не решаясь вернуться в комнату, где медовые пряники взывали к их немедленному употреблению. Но мне казалось кощунственным - жрать пряники всухомятку. Это всё равно, что на неподкованной лошади ездить. Наконец, чайник вскипел. Я закрасил кипяток в пол-литровой "сиротской" кружке слабыми разводами утренней заварки и заспешил в комнату.
     
      Первые два пряника съел, практически не разжевывая, наслаждаясь непередаваемым ощущением деликатесного насыщения. Потом остановил себя и начал поглощение степенным манером, то есть, запивая чаем. Так, наверное, всякие английские лорды проводят свои аристократические завтраки где-нибудь в предместье Шеффилда за старинным фамильным столом. О, это воображение!
     
      Когда кружка опустела, пряников ещё оставалось изрядно. С некоторым усилием, подволакивая надувающийся, будто Первомайский шарик, живот, я снова прибыл на кухню. Под вторую кружку остатки пряничных россыпей таяли, но уже не с такой скоростью. Каждый пряник вызывал у меня чувства родственные, исполненные благодарности за доставленное наслаждение. Я относился к медовым кругляшам, как к младшим братьям, которых нужно спасти от многочисленных врагов, затаившихся в вечерней смене. А спастись они могли только лишь в моём желудке. Другой путь мне был абсолютно неведом.
     
      И вот свершилось - все пряники спасены, чай выпит, а я лежу на панцирной сетке своей кровати с руками, безвольно вытянутыми вдоль огромного, как у богатыря Святогора, тела. Со стороны, наверное, я своим видом напоминал Серого Волка из сказки про Красную Шапочку, который уже полакомился и бабушкой, и внучкой, и с лёгким сердцем ожидал прихода охотников, чтобы разом покончить с серым, несуразным существованием.
     
      Только я отличался от волка тем, что охотники мне не могли угрожать. От этой простой мысли становилось покойно и сладостно. Шевелиться не было никакого желания. Тут же прикрыл веки и погрузился в сытую полудрёму. Мне даже привиделся некий господин в исподнем, которого я принял за Господа. Он улыбался редкозубой улыбкой, гладил меня по голове и говорил что-то ласковое. Тут мою голову и посетила одна замечательная мысль: "Вот это есть самое настоящее счастье!" И, что греха таить - думаю так и поныне. То состояние полного и абсолютного умиротворения мне не доводилось почувствовать никогда больше. А видел и испытал я всякого, можете мне поверить. К Чехову не ходи!
     

9.ТАТАРСКИЙ ХЭЛЛОУИН ИЛИ СТРАШНАЯ МЕСТЬ

     
      - Как ты относишься к религии, имя которой носишь? - спросил я Славку Салеева, имея в виду, конечно же, не адаптированное для повседневности имя, а первоисточник, который вписан в метрику - документ, фиксирующий факт появления на свет моего друга... давно тому назад. А в документе вышеназванном написано - Ислям.
     
      Таким образом, вы теперь понимаете, что я имел в виду, когда задавал вопрос.
     
      Салеев хитро улыбнулся сквозь амбразуру своих внешних очков (во время точной работы Славка надевает сразу обе пары) и ответил следующим образом:
      - Слушай меня сюда, мой махонький птенчик. Пострадал я... на религиозной почве... Ещё в детстве. Не совсем, конечно, на религиозной... Но всё-таки. И, к тому же, языческие обряды не последнюю роль в этой истории сыграли. Так что, к религии отношусь я с прохладцей, как январская вода к "моржам" в разгар православного Крещения.
      Ты не смотри, что я зимой купаюсь по выходным, это не имеет ничего общего с церковными традициями. Исключительно для поднятия боевого духа, ёлки-иголки, и поддержания здоровья на должном уровне.
     
      Что говоришь? Тебе историю подавай? Хорошо, слушай сюда, маленький любопытный друг, только без диктофона. Захочешь написать чего, по памяти восстанавливай. Сейчас у нас с тобой такой сезон в жизни настал, что тренировки ума только на пользу идут. А забудешь если, то я тебе повторю потом. Если сам припомню... шутка... её лобная доля, ёпырмай. Ничего пошутил, да? Без разгона хрен въедешь...
     
      Во времена моих практически безмятежных школьных лет летние каникулы для родителей в многодетных семьях ставили одну и ту же, не всегда просто решаемую проблему, - куда отправить на отдых порядком уставших за учебный год школяров. На всех же пионерских лагерей не хватало, и брали туда в наше время за особые заслуги в учёбе, спорте, общественной работе. А если возрастом в пионеры не вышел, то и вовсе о лагере не мечтай. И куда бедному ребёнку на каникулы податься прикажете? Хорошо, если есть родственники где-нибудь подальше от пыльного города, поближе к природе с дикими малинниками и земляничными полянами, которые и Бергману не снились.
     
      Мне, можно сказать, повезло. У моей мамы была сестра. Жила она совсем недалеко от Мелекесса (так в начале 60-ых годов назывался Димитровград), города некогда незаслуженно обиженного императрицей Екатериной II-ой. Ах, да... я тебе уже рассказывал эту историю.
     
      Но вернёмся к сути.
     
      У мамы была родная сестра, которая жила неподалёку от живой незагаженной промышленными сбросами природы. Часа полтора-два на автобусе ехать до той татарской деревни, уютно возникающей в стекле ПАЗика среди буйной зелени. Ты верно угадал. Меня, как самого младшего, в пионерский лагерь не отправляли. Ездил я к тётке, начиная с первого класса. Сам добирался. Да, собственно, что там добираться-то... На автостанции меня отец сажал в автобус, а тётка потом встречала.
     
      В тот год, когда произошли описываемые события, мне лет десять исполнилось. Это что получается? Точно, третий класс как раз закончил. Ещё год, и вот оно - начальное образование, можно сказать, в полном объёме. Взрослым себя ощущал, куда там иным-прочим!
     
      От автобуса до тёткиного дома сам шёл. В руке чемоданчик фанерный, дерматином обшитый, знаешь, были такие: Верно-верно, небольшой чемоданчик, не как у дембелей. В тот бы, дембельский, я и сам целиком влез... да ещё место для небольшой дворняги осталось.
     
      Так вот, иду с чемоданом. На голове картуз, на ногах сандалии. Чувствую себя настоящим полярником, вернувшимся с опасной зимовки откуда-нибудь с арктических островов, где полно моржей и белых медведей, как на фантике от шоколадных конфет, которые мы с мальчишками любили рассматривать в продуктовом магазине. Конфеты лежали на витрине. Долго лежали. Их никто не брал - больно уж дорого. А мне и в голову не приходило, чтобы помечтать, как бы я насладился шоколадом и вафельной начинкой (я тогда, впрочем, и не подозревал, что внутри конфеты могут быть ещё и вафли). Вот фантик - другое дело. Уж я бы нашёл ему применение... Но не сложилось. Когда хотелось, не вышло, а после уже и ни к чему. Так всегда в жизни: нечаянная радость приходит, когда её не ждёшь совсем, и не в коня корм...
     
      Одним словом, не стану о детских мечтах тебе распространяться. Лучше рассказ продолжу.
     
      Тётка встретила меня радушно, поставила на нехитрое довольствие, каким отличалась хрущёвская деревня, и отправила в люди - знакомиться с окружающим миром. В мире этом совсем не оказалось моих ровесников. Все пацаны года на четыре старше или на два-три младше. Девчонки-одногодки в той сельской местности, правда, имелись в наличии, но в тогдашнем моём возрасте это не тот контингент, с которым общаться хочется. Старшие сёстры дома настолько надоели, что ни о каких особах прекрасной половины человечества думать не хотелось. Так что пришлось мне решить для себя нелёгкую задачу: либо верховодить младшими мальчишками, либо пойти в адъютанты к старшим парням. Я на свою голову выбрал второй вариант, хотя поначалу эта дружба не предвещала ничего плохого.
     
      Напротив тёткиного дома, через улицу и наискосок, стояло жилище Муси-бабая. Именно Муси, а не Мусы, как ты успел уже переиначить в своей голове, зашоренной традиционными заблуждениями. Муся-бабай был маме каким-то тоже родственником, правда, на более жидком киселе, чем родная сестра, моя, стало быть, тётка. Не могу точно вспомнить, кем же я ему приходился. Но то, что приходился, это точно.
     
      Высоченный, широкий в кости и абсолютно гладко выбритый "под ноль", тогда он мне напоминал могучего дива из восточных сказок. А когда я посмотрел фильм "Белое солнце пустыни", то сразу понял, что Абдулла в исполнении Кахи Кавсадзе настолько походит на этого деревенского великана, что мне даже жутко сделалось. Бывает же такое сходство!
     
      Муся-бабай иногда зазывал меня, пацана, к себе в гости на правах родственника, если его жена надумывала испечь что-нибудь вкусненькое в русской печи. И я обычно бежал к нему в дом с удовольствием, хотя поначалу немного опасался суровой внешности своего не то двоюродного, не то троюродного деда, а, может быть, даже и прадеда.
     
      Мусю-бабая в деревне ещё называли Цыганом. Не просто так называли. Он и в самом деле долгое время, ещё до войны, промышлял конокрадством, но ни разу не был пойман. За это моего родича все жители уважали и здоровались первыми. Хотя, я могу и ошибаться относительно причины такого почитания, поскольку Цыгану в те времена уже было изрядно за шестьдесят. Что говорить, человек из 19-го века, ёпырмай.
     
      Да, вот ещё что, у татар с малолетства воспитывается чувство уважения к старшим, так, быть может, именно это обстоятельство стало причиной повсеместного пиетета жителей деревни к Мусе-бабаю, а вовсе не его пропитанное вольным ветром и мятежным духом ночного ковыля прошлое.
     
      Во время войны Цыган остепенился, был призван в армию. Воевал в разведке, ловко воруя тягловый скот из-под носа противника. Получил орден, несколько медалей и лёгкое ранение навылет. Ну, точно! В разведке же из деревни никто не воевал... Наверное... даже нет, не наверное... наверняка поэтому Мусю-бабая уважали, а не за его похождения по колхозным табунам.
     
      Видишь, сколько версий перебрал, пока на правильной свой выбор не остановил. Вот она - память-то, сбоит временами.
     
      Кстати, после победы, после окончания Второй мировой Цыган снова принялся за старое. Числился в колхозе счетоводом, а сам торговал на чёрном рынке крадеными жеребцами. Но возраст брал своё, и пришлось Мусе-бабаю осесть навсегда в деревне, женившись на своей старой зазнобе, абием (аби, абием в переводе с татарского - бабушка, прим. автора) Банат. Вернее, это мальчишкам она была бабушкой, а для Муся-бабая оставалась иртангэ шафекъ Банат (утрення заря Банат), йолдыз минем Банат (звезда моя, Банат).
     
      Очень Цыган любил свою супругу, как сейчас понимаю. Ревновал жутко в молодые годы. Говорят, даже плёткой отхлестал из-за своей горлинки какого-то уполномоченного городского, во френче и с руководящими директивами в кожаной папочке. Хорошо, того уполномоченного через день арестовали за саботаж, а то бы Мусе-бабаю несдобровать.
     
      И вот под старость лет бывший конокрад и отважный разведчик решил подумать о душе, о Всевышнем вспомнил. Начал Коран почитывать и примкнул к группе особо религиозных старушек, которые отправляли культовые обычаи ислама коллективным манером в дни больших праздников.
     
      Как ты понимаешь, в начале шестидесятых ни о какой мечети в татарской деревне и речи быть не могло, поэтому молиться собирались у кого-нибудь дома, по очереди. А Муся-бабай, как только почувствовал тягу к сакральному, так сразу и предложил свою избу в качестве молельного храма на постоянной основе. Может, таким вот образом хотел побыстрей грехи перед аллахом искупить, а, может быть, и просто широкая, сродни цыганской, душа не могла смириться, что нашествие верующих в часто небольшие домишки местных бабушек могут доставить им какое-то неудобство. А у Муси-бабая жильё огромное, хоть в футбол играй. Всех религиозных людей округи принять сможет, и тесно никому не покажется.
     
      Так или иначе, все праздники, которые Коран предписывал проводить в молитвах, были у нас, мальчишек, перед глазами. Через улицу и немного наискосок.
     
      Однажды летним вечером я играл со старшими пацанами в расшибалочку возле тёткиного дома. Мне невероятно везло, взрослые парни злились, но ничего с этим поделать не могли. А я уже представлял, что через недельку приеду в город и смогу купить в автомате газировки (хоть с газом, хоть без), сколько душа пожелает. Выигрыш предполагал и не такие расходы, но о покупке заветной конфеты с изображением белого медведя я мечтать не осмеливался.
     
      И тут кому-то из взрослых парней, как я сейчас понимаю с высоты полученного опыта, пришла идея "отвлечь этого соплюна Славку" от игры, а то ведь так можно и последние штаны просадить. Вот один из обиженных мной игроков и говорит:
      - Ну чё, пацаны, давайте шуганём богомольцев? Чтобы им мало не показалось... А то, видишь ли, прямо у нас под носом опиум для народа раскуривают. Видите, сколько их сегодня! Человек тридцать к Цыгану в дом притащилось, не меньше.
      - А как шугануть-то? - заинтересовался я, совсем забыв об игре.
      - Нет ничего проще. Сейчас мы идём в огород к твоей тётке. Там есть большая тыква. Она с краю растёт, её никто, поди, кроме нас-то, и не видел даже. Так что хозяйка и не хватится, а хватится, всё на алкаша Пашку свалить можно. Он и себя-то не помнит. Скажешь, что сам видел, как он возле вашего огорода крутился... если что. А мы потом подтвердим.
      - А тыква зачем?
      - Притащи, тогда покажем.
     
      Точно, дорогой мой птенчик, очистили мы тыкву изнутри, днище ей отрезали ровненько, чтоб стоять могла, не шатаясь, а потом... да, потом - то самое, что в голливудских фильмах о Хэллоуине показывают. С одной только разницей. Американцы привыкли глаза и нос тыкве ножом вырезать, а местные пацаны откуда-то коловорот притащили и насверлили отверстий ровно столько, сколько посчитали необходимым. И рот щербатый, и нос, и глаза... всё круглое.
     
      Ни о каком Хэллоуине мы, татарская ребятня, разумеется, слыхом не слыхивали. Так всё делали, по наитию. Или это американцы традицию у нас спионерили, пока весь цвет тимуровского движения по лагерям друг дружку ночью зубной пастой мазал...
     
      Потом мы послушали, что в доме у Муси-бабая творится. Хоть и неверующие пацаны старшие были, но понимали чуть-чуть арабский (именно на этом языке ведётся служба у мусульман) и могли догадаться, когда закончится всё.
     
      Ага, время ещё есть. Ставим тыкву на пенёк, который от старой берёзы остался прямо за калиткой во дворе у Муси-бабая. Внутрь - свечку зажженную, а сами старой фуфайкой тыкву прикрываем, чтобы никто с улицы раньше времени не приметил. Стемнело-то быстро, фонарей в деревне нет; огонёк далеко ж видать.
     
      И вот слышим - голоса в доме усилились, в сени выходят молельщики. Ну, мы, недолго думая, фуфайку с тыквы сорвали и бегом за сарайку, что у тётки возле дома стояла. Носы и глаза только высунули, эффекта ждём от своей шутки.
     
      И эффект был, смею тебя уверить. Такой эффект, что мы сами перепугались. Крики "О, шайтан!", "Хозар Ильяс, ярдем ит-эрга!", "Эжел мине кил-эрга!"* смешались в истошный выхлоп контуженного слона и привели в замешательство всех окрестных жителей. Не только верующих, между прочим. Мы с ребятами не стали дожидаться, чем закончится выступление татарского духовного хора имени не Турецкого, и разбежались по домам от греха подальше.
     
      Следующим утром я проснулся, как ни в чём не бывало. События вчерашнего вечера с затаптывающими друг друга старушками стёрлись из памяти, будто ластиком. На душе было хорошо и покойно, ласковое, но не грозное солнце конца августа убаюкивало чувство опасности и зазывало поскорей выбежать во двор.
     
      Я даже не обратил особого внимания, когда тётя спросила:
      - Славка, где это ты вчера лазал, пострелёнок? Вон как рукав-то у тебя подран?
      - Зацепился где-то, апа... не помню.
      - Я тебе латку поставлю. Мама точно ругать будет. И-э-эх... сорванец. Никакого на тебя угомону нет. Хорошо, скоро в школу уже пойдёшь.
     
      Дело шло к обеду, когда я оказался неподалёку от дома Муси-бабая. Хозяин стоял возле калитки и чему-то загадочно улыбался. Потом Цыган поманил меня к себе своим корявым, как причудливый корешок, пальцем:
     
      - Ислям, улым, киль али мында. Ислям, сынок, иди-ка сюда...
      Я не стал дожидаться повторного приглашения, совершенно не думая ни о чём плохом, напрочь забыв вчерашнее приключение.
     
      Муся-бабай, ласково посмотрел в мои глаза, а потом уставился на рукав рубашки, где весело сияла свежая тёткина латка. Потом он сказал:
      - Ислям, мальчик, хочешь пирожки с творогом попробовать? Банат-аби испекла только что. Молоко парное... Пойдём?
      И что тут сказать. Я так любил пирожки с творогом, что даже не стал возражать, хотя бы из приличия... один раз и сомневающимся голосом. Просто пошёл за Цыганом и всё.
     
      Когда мы оказались в сенях, Муся-бабай закрыл дверь на крючок изнутри и протянул клок моей рубахи, на месте которого сейчас была заплата. Он только показал глазами на этот кусок материи, будто спрашивая: "Твоё?", и я сразу всё понял. Однако бежать было поздно и совершенно некуда.
     
      Цыган снял со стены плеть, возможно, даже ту самую, которой однажды отходил уполномоченного из города, и два раза угостил меня по задней части крупа. Я кричал, как недостреленный заяц, мечась по сеням, словно юный Маугли, которого украли бандерлоги. Сейчас я понимаю, что Муся-бабай только обозначил удары, а тогда казалось, что он хочет буквально забить меня насмерть.
     
      Не помню точно, как удалось мне бежать, настолько был подавлен ужасом. Скорее всего, сам Цыган выпустил меня, открыв крючок, напугавшись полученному воспитательному результату.
     
      Вылетел я зарёванный к тёткиному дому, а там, на куче брёвен уже местные пацаны поджидают. Дотерпели, когда я подойду, и давай меня подзуживать: дескать, хочешь поквитаться, Славка? Тогда соверши своё героическое возмездие. Вот тебе молоток для этого. Специально припасли.
     
      А план мести, что они мне предложили, был настолько по-иезуитски гнусным, что впору брать его на вооружение в специальные подразделения "преподлейшей мести" при президенте державы.
     
      Но в тот момент обида душила меня и не давала поступить зрело... поступить по-мужски. Что ты хочешь, десять лет пацану. Очень сложно в таком возрасте удержаться от крайних мер.
     
      Ага, о мести расскажу...
     
      Муся-бабай после обеда имел сибаритскую привычку спать пару часиков, а потом гулять выходил. Моцион - дело важное. Особенно в зрелых годах, в каких находился мой крёстный-через плётку-папа. А ходил он по улице, хочется отметить, в калошах, причём в любой сезон года. Такая была деревенская мода в тех краях моего местами счастливого детства.
     
      Что такое калоши для татарина? Тогда, во времена кукурузных мечтаний генерального секретаря КПСС, это самый главный предмет одежды в деревне. Уважающие себя татары просто обязаны носить калоши. Татарские калоши высокие, немного отличаются от традиционных. Их как правило надевают с вязанными высокими носками, почти гольфами, чаще всего из козьей шерсти. Может быть, знаешь?
     
      Так вот, поддразниваемый старшими мальчишками дождался я того момента, когда Муся-бабай затихарится после обеда. Пацаны специально даже к раскрытому настежь окну подкрадывались, послушать, захрапел Цыган или нет. Так им хотелось совершить акт вопиющего хулиганства моими руками.
     
      А я ничего не видел, не ощущал. Пепел Хэллоуина стучал в моём мальчишеском сердце. Подумать о возможных последствиях мне тогда и в голову не приходило. И вот я уже сижу на крыльце, где всякий татарин оставляет обувь летом, если нет дождя.
     
      Старался вбивать гвозди потихоньку, чтобы, не дай бог, не разбудить Мусю-бабая. Но, думаю, помогал мне тогда не бог, а сам шайтан. Не проснулся Цыган, не услышал судьбоносный там-там молотка в моей гневной руке.
     
      Выполнив предначертанное фатумом, я перебежал через улицу и уселся с пацанами на завалинке. Играть ни во что не хотелось. Всем не терпелось узнать, что же выйдет из подлой шутки. Даже больше, чем вчера с тыквой и свечой, хотелось.
     
      И вот из дверей показался бывший конокрад, бывший полковой разведчик, а ныне - жертва моей страшной мести, Муся-бабай.
     
      Не стану смаковать подробности того, как Цыган летел с крыльца. Отмечу только, что полёт этот выглядел неожиданно красиво и светло... но ровно до той самой минуты, пока Муся-бабай не узнал о странной особенности закона всемирного тяготения разбивать человеческий нос о деревянные мостки, совсем недавно установленные самим пострадавшим, но для совершенно иных целей.
     
      Крик Цыгана был страшен и печален. Минут пять он практически не шевелился, только посылая нецензурные мэссиджи будущим поколениям, живущим на нашей планете. Думаю, если бы их, эти послания, удалось зафиксировать на каком-нибудь носителе акустической информации, то не один нынешний НИИ сломал бы себе... нет, не нос, а голову над расшифровкой завещания Муся-бабая. Там в частности было и такое послание:
      - Ананны! Урыс сикк кен!
     
      Я бы не стал произносить такое при детях, ёлки-иголки!
     
      Потом жертва прибитых калош (мужской род, единственное число; русский язык, 3 класс) кое-как пополз на крыльцо, зажимая рукой роскошно расквашенный нос. Мы с парнями сидели, как заворожённые, не проронив ни слова и не делая попыток ретироваться. А зря.
     
      Недаром охотники говорят, что раненый зверь куда как опасней зверя здорового. Муся-бабай вновь показался на крыльце уже в совершенно новом обличье: без залитой кровью майки и с плёткой в руке. Той самой, с которой мне буквально сегодня довелось познакомиться накоротке.
     
      Цыган был прекрасен с обнажённым волосатым торсом, красным, как знамя революции, носом и с оружием древних в мощной деснице. Бег его был стремителен и грозен, как сама неизбежность. Думаю, так, наверное, бегали по ещё тёпленькой Земле тираннозавры в поисках белковой травоядной добычи. И это в его-то почти семьдесят лет, да ещё и босиком.
     
      Большие деревенские парни бегали быстро, и вскоре почти все они рассосались по заулочкам, а меня и ещё двоих Муся-бабай загнал в тупик. Впереди только высокий забор. Другого пути нет. Деревенским-то старшеклассникам что, они - лбы здоровые - любую корову могли покрыть без подставки... при желании. Махнули через препятствие и - только ветер в ушах.
     
      А я бежал и не верил, что смогу перебраться на другую сторону. Туда, где свобода и где себя можно почувствовать свободным мустангом, а не колхозной клячей во власти плохо управляемого конюха... с плетью. Не верил-то, не верил, но перелетел через забор за милую душу. Как Валерий Брумель на Олимпиаде в Токио.
     
      Муся-бабай, правда, в последний момент ещё разок успел меня зацепить... чисто символически. И всё... Вот она желанная победа! Оглянулся и затрепетал - там же почти два моих роста, а я его в один приём... Ничего себе!
     
      Я и через три года с огромным трудом тот забор преодолевал. А в то лето влетел как торпеда. Да-а-а-... Такого Мусю-бабая нужно на Олимпиаду в качестве тренера послать для бегунов и прыгунов. Верно же говорю, ёлки-иголки. Этакий Карабас Барабас от государственного спорткомитета.
     
      А что дальше было?
     
      Пришёл я к тётке поздно вечером, опасаясь, что Цыган меня во дворе поджидает. А назавтра уехал рано утром первым же автобусом. Чуть свет вскочил, вещи в чемодан покидал и на автостанцию рванул. Тётя даже понять ничего не успела.
     
      Два следующих лета в деревне не появлялся. Боялся, что Муся-бабай меня на азу по-татарски вмиг переведёт. Без специй. И фамилию не спросит.
     
      И вот уже после окончания шестого класса, когда всё забылось, решился я и поехал в деревню к тётке. И в первый же день лоб в лоб столкнулся со своим крестником. История повторилась с пугающей точностью. Представляешь, стоит Муся-бабай у своей калитки. Пальцем подманивает.
     
      - Ислям, улым, киль али мында.
     
      Тут я уже решил стать фаталистом. Да и что толку от неизбежного бегать, я же мужчина, в конце концов. Пошёл. В сенях Муся-бабай усмехнулся и дверь на крючок закрыл. Посмотрел на меня вопросительно, дескать, боюсь я или нет. А потом сказал без предисловий, будто недавно прерванную беседу продолжил. Будто знали мы оба, о чём речь... Да, собственно, так оно и было. А произнес Муся-бабай следующее:
      - Ты мне отомстил?
      Я кивнул.
      - Дай теперь и мне отомстить. Я хоть и старый, но мне тоже хочется.
      Затем Цыган снял свою знаменитую плеть с гвоздя, сложил её пополам и обозначил удар, чувствительно, но не больно. А потом мы сидели с ним за столом и ели расстегаи с фаршем из бараньего желудка, испечённые в русской печке Банат-аби. Но это не главное. Главное то, что там ещё были пирожки с творогом, мои любимые. Очень вкусно. Я же их три года ждал.
     
      Муся-бабай дожил до 102-ух лет, а умер по причине обширного инфаркта. Об этом я узнал от тёти, когда приезжал в Димитровград уже солидным человеком, и со взрослыми детьми.
      И ещё я узнал вот что: умер Цыган за столом с кружкой пива в руке. Смерть достойная конокрада и разведчика, не так ли?
     
      * - в переводе с татарского эти выражения означают примерно следующее:
      - О, дьявол!
      - Святитель Николай, помоги!
      - Смерть моя пришла!

_ _ _

  

10.БОЛЬШОЙ СПОР

     
      - Вельми Медведев - первый кандидат в литературные президенты Олимпийской волости, Парнасского уезда.
      - Ты это о чём?
      - Так... рассуждаю об институте вертикального мироустройства. Везде и повсеместно...
     
      Откуда такой странный разговор? Вам интересно знать? Объясню...
     
      Это мы со Славкой Салеевым пьём утренний кофе и беседуем о том, о сём... и чуточку о прочем. Мысли тягучие, вязкие. За бортом минус настолько изряден, что хочется забиться к батарее полового... ой, простите, парового отопления, и даже не думать о том, что рабочий день вскоре закончиться и необходимо будет идти домой... И разговор наш немного невнятен, практически лишён смысла и практической же пользы... для предприятия. Мы ещё просто толком не проснулись и не принялись отважным манером решать производственные задачи. Вот кофе попьём, тогда...
     
      ...погодите - ужо!
     
      Но что это? В жидкую атмосферу начала рабочего дня врывается Виталик. Он сегодня выходной, но какие-то дела привлекли его в нашу мужскую обитель... так рано... И он, к тому же, за рулём... Это сразу видно по лицу Беляева. Если Виталик в морозный день озабочен не традиционно дружественной мимикой, а каким-то конгломератом взволнованности от Сизифова задания, выданного Олимпийским семейством родственников папаши Зевса, то где-то рядом должна быть его механизированная пятидверная "коняга".
     
      Нынче - 22 февраля сего года, как писали раньше раскормленные второй половиной 19-го века присутственные чиновники. Так что впереди нас ждёт небольшой банкет с традиционным блюдом - жареные лисички с картошкой.
     
      Лисички в наших местах не растут, я привожу их из Костромской области в отваренном и закатанном в стеклянные банки виде. Одна баночка обязательно до "мужского праздника" достоит. Такова традиция.
     
      Так-так, понятно... Виталий решил прошвырнуться по магазинам, пока мы не начали наливать.
     
      - Друг мой, что-то вы к нам зачастили, - сказал Салеев. - Чай, кофе, дрожжевой напиток, овсяный кисель?
      - Опять вы мне тут аркебузите! - хохотнул Беляев.
      - Всю-то ночь шатался где-то! Вдруг он кариесом болен! - с явным намёком в сторону вошедшего продекламировал Славка.
      - Может быть, ты под старость лет компас сломал, не в ту сторону он тебя ориентирует, родной, - этой фразой Виталик завершил сеанс фехтования на словесных струях эфира, и чаепитие вошло в фазу насыщения.
     
      Такова традиция.
     
      Потом Виталий включил динамик на телефонной базе и дал нам прослушать сводку с магнитофона "аэромета", которая, обновляясь каждый час, предоставляет возможность любопытствующим гражданам узнать фактическое состояние атмосферного столба и его окрестностей в районе аэропорта.
     
      Столб продолжал оставаться прохладным к надеждам и чаяньям граждан. Особенно тех, кому полагалось сегодня рулить. Всё верно вы поняли - я это по лицу Беляева установил с достаточной степенью достоверности.
     
      Виталий неодобрительно покачал головой на магнитофонную запись, сказал короткую фразу из области ненормативной космогонии, а потом вдруг будто бы продолжил давно начатую мысль:
      - Или вот, скажем, возьми дикторов на нашем любимом "Маяке". Услышал от них буквально на днях следующую фразу: "Сегодня днём температура прогреется до пяти градусов". Представляете? Это до какой же степени нужно быть дилетантом в области живой литературной речи, если прогревать температуру, будто простуженного больного?
      - Как любили говаривать в старину, навоз и ныне там.
      - А во французскую старину и вовсе - нивоз и ныне там!
      - О-па, как тут у вас всё революционно, буквально - не попасть бы на брюмеры... Или бремюры?
      - На вилы разнузданных санкюлотов?
      - Ага, на тамбовские...
     
      - Всё, пошёл честь знать... работа, хоть и не волк, но голод опять-таки, не тётка... - сказал Виталик, собирая в горсть рассыпанные, будто козий горох, конфеты-драже.
     
      Нет-нет, это уже за рамками традиций...
     

* * *

     
      Когда мы остались вдвоём, Славка раскидал одновременно шесть мобильников и с удовольствием смотрел на дело рук своих. Теперь, после повторной сборки из шести аппаратов хотя бы три должны были заработать. Такой коэффициент мобильности Салееву по душе. Сегодня совпало. Половина аппаратов заработала.
     
      Славка подозвал меня и сказал:
      - Я решил проверить аппарат в полном объёме. Думаю, чего свою-то SIM-ку туда-сюда дёргать, если здесь на счету деньги есть. Полез в список контактов. Вот смотри, что обнаружил: единственный номер, обозначенный как "Коля-моск". Не то москвич, не то очень умный. Наверное, образованный. Странно, и почему один только?
      - Я думаю так: Коля, похоже, очень умный. Если б был москвичом, то в конце записи стояла бы точка. Сокращение же, ё-моё. Я бы точно точку поставил. А, вообще говоря, чего спрашивать и сомневаться, ты лучше позвони и у Коли всё сам узнаешь.
     
      Моск соображал минуты полторы, прежде чем спросил:
      - Гришаня, а чё эт ты чужим голосом говоришь?
      - Это не Гриша, а Слава. Я телефон Гришин ремонтировал.
      - А чего тогда он тебе мой номер дал?
      - Номер никто не давал. Он в списке контактов. А я просто проверяю работоспособность аппарата...
      - А список у тебя откуда?
      - Ну, ты и МОСК!
      Коля отбился, а потом перезвонил и спросил:
      - Это тот, кто украл телефон у Гришани? Имейте в виду, я сейчас позвоню в милицию!
      - Имеем! - сказал Славка с вызовом и констатировал: - Подобным уродам нельзя давать в руки средства связи, иначе они всё запутают.
     
      Но даже такая беседа с испорченным на всю правую половину черепа мозгом, охотно откликающимся на имя Коля, подтвердила полную исправность мобильного аппарата. И это радовало.
     
      Пора было приступать к приготовлению праздничных блюд. И сковородка вскоре зашкворчала, обрабатывая в термических ваннах из растительного масла набросить нарезанную соломкой картошку.
     
      Такова! Понятно же, в чём... ну-да, фикус-покус... традиция, чтоб ей быть здоровенькой!
     
      Близилось время "Ч". По слухам, доносившимся из административного здания в режиме "ОНЛАЙН", там уже по долинам и по взгорьям прошла вперёд не одна дивизия. Я забеспокоился о том, не заблудился ли Виталик в поисках лучшей доли и нашего тёплого уютного уголка, готового привести душу страждущего в состояние неземного блаженства путём нехитрых гастрономических манипуляций и тактильных действий банкетно-стаканного характера.
     
      Как говорится, только помяни нечистого, он уже и рожки в дверь просунул. Только представь на минутку, что Виталий опоздает к первому разливу, а он уже свою "аляску" спешит на плечики натянуть и руку к вилке тянет.
     
      - Мы как раз о тебе говорили...
      - Обо мне не говорить, петь полагается!
      - Это только после третьей. Раньше - сомнительно, что голос прорежется.
     

* * *

     
      "Мы хотим копирайтам наши новые дать имена". (С) Димыч Добронравов из песни "Герои спёрты". Ой, простите... эту песню я не хотел... У нас и других полно.
     
      - ...похож сейчас на сфинкса... не путать со свинкой или сфинктером... Что, не смешно пошутил? Ощутили, осознали?
      Да-да, вот именно. Стоило призадуматься на секунду... а тут такие разговоры начинают разговаривать...
      ...а ведь баян...
      Дык не токмо шо... Иногда даже аккордеона мне напоминает... Жил такой в краю елининском глашатай и главарь... у самого Владим Владимыча Демосфена некоторым естественным образом подвизался...
     
      Мило! Ё во ВИЧ не приехала, а мы тут гужуем по прищепке... Или по приколу ли?
     
      Спокойно. Это опять игра затейливого воображения. А Виталик, меж тем, говорит нечто разумное... не спутать бы его с вечным... с добрыми-то намерениями...
     

* * *

     
      - Нормальные люди уже на заборах висят, а вы ещё грибы не пожарили, - возмущался нашей нерасторопности Виталик.
      - Ничего, зато тебе штрафную наливать не будем. Всё - польза!
     
      Дальше произошло неожиданно крепкое смыкание рядов, получение заряда бодрости... Темы "женщины" и "работа" неожиданно быстро себя исчерпали, и мы заговорили о политике...
      ...интересно, где разливают водку "Пять озёр"? Неужели в кругах, близких к Кремлёвским? Пять лучей на звезде, пять озёр, пять пальцев на руке дающего. Что ещё?
     
      И дальше - предпоследние известия... Успевай святых выносить...
     
      -... к сожалению косоваров, боюсь, такой номер с НАТОидными БУШистами не проскочит... Разве что раболепствующему Евросоюзу снова придётся зализывать раны, нанесённые имперскими амбициями заокеанских простаков с железной кувалдой справедливости, натянутой презервативом над факелом статуи Свободы!
     
      - Госдеп так разобиделся на Россию за кокосовы дела, что даже подумывает, не лишить ли этих упорных северных славян раздемократических ценностей: фаст фуда, чупа-чупсов, пепси с колой и без неё, комиксов, боевиков и поп-корна "бабал хавал".
     
      - Вот с Украиной не так. Там американские проповедники уже объяснили народу, что он сам себя нещадно оккупировал, в основном в западных областях. Теперь пришло время изгнать "клятых москалей" не только с самостийной земли, но также из-под земли, с неба (упразднив каноническое православие), из душ и с экранов кинотеатров. То-то станет весело, то-то хорошо... Как говорится, пошли инвестиции, но что-то всё больше языком бескостным, а не таньгой вечнозелёной...
     
      - Шона Карра называют великим рокером? Известное дело, дочь Королевы Незалэжной Бензоколонки не может выйти замуж за какого-нибудь занюханного местечкового музыканта. Это, знаешь, примерно то же самое, как было в начале 20-го века. В каком-нибудь Сызраньском или Конотопском цирке-шапито проводится ЧЕМПИОНАТ МИРА по французской борьбе.
     
      - Некоторые из здесь присутствующих господ ещё и родиться толком не успели, когда я любимую музыку товарища Кобы слушал с Марусей в пирожковой "Медвежонок". И, мало того, не просто слушал, а и подпевал совершенно чистым, лукавым баритоном уже созревающего юноши.
      - Ладно тебе, Славка! Никто твоё старшинство не оспаривает. Расскажи лучше что-нибудь из своих приключений, а то грустно что-то политические материализмы перетирать, как трухлявый табак...
     

* * *

     
      - Я, когда пацаном был, голубятничал за милую душу. А как получилось-то... Один из старших братьев завёл голубей, чердак для них оборудовал. Немного позабавился и бросил... С голубями же нужно постоянно заниматься, невзирая на время. А брательнику моему юные девы стали на ум приходить, заиграли кифары на небесах, одалиски заподмигивали с обложки журналов "Физкультура и спорт"... там, где про гимнастику писали. Какие уж тут голуби, когда одни шуры-муры на уме, ёлки-иголки?
     
      Мать ворчала и без того, а тут голубиный начальник свою паству бросил на произвол судьбы. Хотели уже родители продавать птиц, но тут я высказал желание заниматься бесхозными голубями. Батя тут же у мамы соизволение выспросил, и началась для меня новая жизнь. Практически взрослая.
     
      Голубятником быть - дело настолько азартное, что ни с каким казино и сравнить нельзя. Стоит только втянуться, тут тебе сразу начинается веселье. Задница в мыле, ни секундочки свободной. Зато дисциплина появляется и организованность. Как только я голубями заниматься начал, так у меня успеваемость в школе улучшилась. Верно говорю, не преувеличиваю.
     
     
      У нас в городе голубей держали в основном блатные, все они меня значительно старше. А действиями голубятников управлял сам смотрящий из уголовных авторитетов. Его по имени никто не называл, обращались просто по отчеству - Артурыч. А те, что из воровских кругов, те и вовсе Керосином величали.
     
      Так что оказался я самым молодым из голубятников. Ко мне с подачи Артурыча прозвище приклеилось - Принц Ислямка.
     
      Поначалу все неплохо к пацану, то есть, ко мне, относились, вроде бы - пусть себе мелюзга потешиться, а уж когда я начал споры выигрывать, тут сразу ко мне блатняк охладел до состояния предвоенной боевой готовности. Что за споры? Расскажу, ты не спеши...
     

* * *

     
      Через пару лет моего голубиного промысла двум своим самым старшим братьям подарил я, одному - мотороллер "Вятка", второму - мотовелосипед "Рига". Они даже "спасибо" не сказали, будто я, четырнадцатилетний пацан был обязан заботиться, чтобы им удобней на работу ездилось. Но это к делу не относится...
     
      Говорил я уже, что последышем нежеланным в семье считался. Случайный ребёнок, ёпыр-май! Что может быть хуже? Но дело-то не в этом... Я все свои детские обиды давно забыл... Да и братья после прощения просили. Один даже перед смертью вспомнил, как меня обижал незаслуженно... Не моё это дело - прощать. Пусть там аллах в своей небесной канцелярии думает...
     
      А откуда у мальчишки такие деньги, как считаете? Ну да, чтобы дорогую технику покупать...
     
      Тут всё дело в спорах. Ради этого, собственно, голубей большинство и держало. Что такое споры? Сейчас поясню. Вот, скажем, малый спор. 10-25 рублей ему цена. Тут суть в следующем: двое спорщиков держат голубей за лапки на уровне пояса. По команде независимого судьи птиц отпускают. Чей голубь о землю ударился, тот проиграл. Тут главная хитрость - не кормить голубя перед самым спором. Отсаживать от остальных и питать по распорядку. Голуби жрут дурью: не понимают, что наелись. А тут, как ему, болезному, диету устроил, он и готов взлететь за милую душу лёгким пёрышком.
     
      Вот ещё такой спор между голубятниками бытовал, от 10-ти до 30-ти рублей стоимостью ставок. Нужно взять двух молодых голубей разного пола. Потом птицы выпускаются в небо. И тут в чью лаву оба голубя залетят, тот и победил. Вроде, мой голубок твоего заманил.
     
      Что такое лава, интересуетесь? Лава - сетчатый ящик с предбанником, через который голуби попадают на чердак, к месту, как говорится, своей прописки и зимнего проживания. Ну, да, это если в доме голубей держишь. А если в отдельной голубятне, то там и чердак, и всё помещение для птиц предназначено.
     
      От чего размер ставки в каком-либо "голубином" споре зависит, спрашиваете? От возраста птиц, разумеется, и оттого, достаётся ли заманенный голубь победителю или нет. Один раз на пятьдесят рублей при мне спорили. Но очень редко такие высокие ставки практиковались.
     
      Ещё Большой Спор был. На такое дело подписывались практически все голубятники города, поскольку ставки небольшие, а выигрыш просто огромный по тем временам - от двухсот до пятисот рублей. Это уж как договоришься. Суть Большого Спора в том, чей голубь прилетит быстрей из незнакомой местности и найдёт свою лаву.
     
      Здесь, как правило, участвовали только почтовые голуби или полукровки, но никак не "бабочки". Так, сейчас поясню разницу. "Бабочки" - это обычные голуби, умеющие летать вертикально, у которых по 24 пера в хвосте.
      Почтовые голуби были не у всех, очень они дорого стоили. У тех перьев только 12, и, следовательно, скорость полёта значительно выше.
     
      А ещё наряду с почтарями пользовались популярностью полукровки - помесь "бабочек" с почтарём. У меня было два таких голубя. Помню, первого обменял чуть не на десяток молодняка из "бабочек". Второго же в споре выиграл. Они, полукровки, почти не уступают в скорости почтовым, а иногда и превосходят. У полукровок обычно было 14 перьев в хвосте.
     
      А ещё есть прямыши - сизые голуби, не отличить от диких. Прямыши летают прямо, вертикально подниматься не умеют. Высоту набирают вроде самолёта гражданской авиации... с натугой.
     
      А также у нас выделяли, как особый подвид - лихих голубей. Это практически те же дички. Молодняк нельзя рядом с такими выпускать. Частенько сманивают с собой. Или, хуже того, до смерти заклёвывают.
     
      Голуби очень жестокие птицы. Своих собратьев насмерть забивают, если те болеют. Но, с другой стороны, естественный отбор... стаю от эпидемии сберегают...
     
      Вот, собственно, и весь ликбез для начинающего заводчика голубей.
     

* * *

     
      Итак, большинство голубятников города готово было не просто меня растерзать, но и всех моих птиц забрать по праву сильного. Одно их останавливало - Артурыч спуску беспредельщикам не давал. Меня сразу под опеку взял, а ухарям и сявкам пояснил так:
      - Покуда я здесь смотрящий, Ислямку чтоб никто и тронуть не смел, иначе распишу под хохлому, ни один лепила не сошьёт!
     
      И всё было бы хорошо... Впрочем, по порядку.
     
      Однажды, это глубокой осенью случилось, Артурыч передал через пацанов, чтоб я к нему зашёл. Жил Керосин на съёмной квартире, хозяина которой никто не видел. Говорили, что эту "хату" воровской общак спецом для смотрящего оплачивает. Точно не знаю, а вот врать не стану. Пришёл я к Артурычу, он меня на кухню провёл, лимонадом угостил и коржиком свежим, ещё горячим, как сейчас помню, а сам всё чефирь сосал с какой-то таблеткой. Как мне ребята потом сказали, новокаин, скорее всего. Смотрел на меня Артурыч, прорисовывая пожилую улыбку сквозь жёлтую седину прокуренных усов и коричневые зубы... от частого употребления чефиря. Это мне тоже потом объяснили.
     
      Смотрел Керосин с какой-то отеческой теплотой, но погладить не пытался... хотя ему хотелось. Я это совершенно явственно ощущал, будто кто-то мне в мозг мысли воровского авторитета транслировал.
     
      Молчали. Я не смел и рта раскрыть, а Артурыч о чём-то своём думал. Хотя, как оказалось, не о своём, скорее, а о моём.
      - Слушай меня сюда, пацан, - прервал молчание Керосин, - весной я уеду из вашего города. Так братва решила. А вместо меня кто придёт, тому до голубятников нет никакого дела... кроме пополнения общака. Так что, смотри, Ислямка... Придётся тебе либо голубей продавать, либо в бой идти, как панфиловцу. Третьего не будет... Раздерут твоё хозяйство сявки с босотой приблатнённой, если сам раньше птиц не продашь. Но это путь для слабого. Хочешь оставаться в деле (Артурыч так и сказал, мол, в деле), должен себе авторитет завоевать.
     
      Ты ещё пацан... Понимаю. Но если сейчас не станешь мужчиной, то можешь не стать им никогда. Я вот в своё время испугался... захотел лёгкой жизни, не смог дружкам отцовским противостоять... вот и покатился по жизни будто юла-волчок с батарейкой в заднице. Потом спохватился, стал себе авторитет зарабатывать... да он уже не тот... воровской...
     
      Что смотришь так, думаешь я с рождения в урках-то хожу? Это папашка у меня в законниках был, пока на сходняке под перо не подставился. Потом его друганы и меня под воровское дело развели. Грохнул я с ними сельпо одно по малолетке, так вот и начал заниматься не тем... Я же в детстве очень хотел моряком стать.
     
      А ты хочешь, Славка, в иноземных портах побывать? Бомбей, Сан-Франциско... Вальпараисо... Ты даже не представляешь, пацан, как меня порой туда тянет... Спать неделями не могу, веришь... нет?..
     
      А Керосином, знаешь, почему меня зовут? Я три автоцистерны с авиационным керосином увёл и продал в течение суток. Дело громкое было. "Мусора" меня срисовали, но доказать ничего не смогли в тот раз... Складского какого-то посадили... А ты его, парень, не жалей. Он столько на том складе у народа упёр, что мне и не снилось... И причём - даже со стула не вставая.
     
      А теперь давай о твоих делах потолкуем.
     
      Не желаю я того, чтобы сломали тебя об колено, а потом ещё и пристебаться у хозяйского сапога заставили... когда я уеду... Поэтому сам выбирай, что тебе делать нужно будет...
     
      Первый путь самый простой - продашь голубей, и на том конец... А если задумаешь на своём стоять, и голубей разводить, как прежде, то нужно тебе, парень, ружьё доставать... Это определённо.
      - А кто же мне ружьё-то продаст? И стрелять я не умею...
      - Я тебе и куплю... помогу. Помогу обрез сделать, чтобы от родителей прятать удобней было... Потом, когда я уеду, прибежит к тебе шакальё всякое, начнёт права качать... Ты не ссы... Скажи, что, мол, согласен на все условия, мол, только сбегать на чердак... или куда там, нужно. Вроде боишься ты сильно. А сам обрез заряжай на оба ствола и пару патронов с собой прихвати... Научу-научу стрелять, не волнуйся...
      Только об одном прошу, Славка, людного места избегай... Всё, что хочешь, делай, но отвлекай сявок на отдалённый участок. А там уже пали... только не по ногам, а под ноги этим засранцам.
      - А они испугаются?
      - Поверь мне, так испугаются, что в штаны наложат больше, чем унести смогут... Только не подрань ненароком. Вот если сделаешь, как говорю, то станут тебя уважать и бояться. А с придурками, Ислямка, только этак-то и нужно. Разговаривать с ними - только время терять.
      Не отвечай мне сразу, подумай хорошо... Время пока есть. Потом скажешь, делать тебе обрез или нет...
      - Дядя Артурыч, а нельзя как-то мирно?..
      - Думаю, нет! Это... знаешь... Тут такое дело... готов ли ты в данный момент в данных обстоятельствах стать предателем... Предателем своего дела. И, в зависимости от того, как всё обернётся, назовут тебя то ли героем, то ли подлецом. Или, скорей всего, назовёшь ли ты сам себя... Это важнее... Осуждать твоё решение никто будет не вправе... Это только твоё. Но помни, уважение к себе - самое главное...
     
      Знаете, я потом две ночи спать не мог. Такое в голову приходило, когда глаза закрывал, что кричать хотелось. То Керосин прямо в грудь из ружья стрелял, то какие-то серые люди в полосатой арестантской робе пытались меня на кусочки порезать... чем-то вроде армейской хлеборезки...
      И, самое плохое, что посоветоваться-то ни с кем нельзя, ни с отцом ни с братьями... дело-то очень уж криминальное.
     
      Решение пришло как бы вдруг. Понимаю теперь, что оно зрело и потом выкристаллизовалось не мгновенно, а тогда показалось - наитие снизошло. Одним словом, поднялся я наверх к голубям, стал их кормить... И тут один мой полукровка, я его Очучы* называл, самый быстрый, самый на подъём скорый, который трёх голубок к стае за один раз переманил, подошёл ко мне вразвалочку и в глаза посмотрел. Так мне тогда показалось. И, что характерно, не стал со всеми зерно клевать... а ведь голодный...
     
      Посмотрел Очучы на меня, будто спросил: "Что, Ислям, бросить не захотел? В чужие руки отдать? И не стыдно тебе, малай**, ещё же пионером был недавно? Разве пионеры друзей в беде бросают?"
     
      Через неделю Артурыч отвёз меня в лес на чьём-то "Москвиче-408", где научил заряжать обрез и стрелять из него точно в цель - так, чтобы, не дай бог, ни в кого не попасть случайно.
     

* * *

     
      И вот наступила весна. Роскошная красавица весна, своим половодьем обозначив, что зима было невероятно снежной, живо распространялась по Нижнему Поволжью. Текли ручьи. Будто настоящие реки. Спешили куда-то люди, перемещались по стране, что-то строили, что-то возводили... Радио каждый день рассказывало нам об этом.
     
      В один из таких тёплых солнечных дней я проводил Артурыча до автобусной станции, где он на прощанье сказал мне просто:
      - Славка, ничего не бойся! Ты не должен никого убивать, кроме своего страха... И... если удастся попасть на океан, поклонись ему от меня... скажи, мол, любит тебя Артурыч... хоть и заочно...
     
      А ещё через день, в воскресенье состоялся Большой Спор. Спор начинался с того, что каждый голубятник две недели готовил самого быстрого голубя к предстоящему соревнованию. Голубей кормили немного, чтобы они были легки на подъём.
     
      В назначенный час все соревнующиеся принесли своих пернатых спортсменов судьям, назначенным смотрящим. Всех птиц увезли в Самару на специальной машине в большой клетке. Туда ехали также несколько представителей, так называемой общественности, как сказали бы сейчас, активисты неформального профсоюза голубятников.
     
      В Самаре голубей одновременно выпускали, как правило, возле железнодорожного вокзала. А в Дмитровграде их уже ждали хозяева. Победителем считался тот, чей голубь быстрее всех возвращался в свою лаву. Победитель был один, и он получал всё.
     
      В тот раз призовой фонд составил 300 рублей. 50 рублей ушло на организацию проезда судей и в качестве процента с прибыли смотрящему (уже новому). А остальные 250 рублей... Вы, наверное, догадываетесь, что такое в середине 60-ых годов означали эти деньги.
     
      И мой Очучы прилетел первым!
     
      Когда я получал 250 рублей из рук смотрящего, то услышал, как двое парней лет 18-20-ти, уже посидевших в зоне для малолетних преступников, пообещали наведаться ко мне вечерком, чтобы "купить" у героя голубя-победителя и поделиться призовым фондом. В голове у меня тут же щёлкнуло: "Пришло время, когда выясниться, кто я на самом деле..."
     
      До самой темноты я напрасно прождал лихих гостей у себя на чердаке с заряженным обрезом. Уф-ф-ф... наверное, они совсем передумали. Обошлось...
     
      Но выводы мои оказались несколько преждевременными. Всё ещё только вызревало. Момент истины наступил через неделю. В субботу мы посещали школу в то время, все безоговорочно, а не только ученики навороченных гимназий и лицеев с углублённым изучением разных полезных наук. Кстати, тогда таковых и не было. Только языковые и физико-математические спец-школы. Но это опять-таки отношения к делу не имеет.
     
      Итак, суббота. Вторая половина дня.
     
      Только я на улицу выскочил, когда с учёбы вернулся... глядь - у калитки стоят двое моих давешних "покупателя".
      - Славка, мы за твоим Космонавтом пришли, Так ты его, кажется, называешь? Даём хорошие деньги - по полтинничку с брата, целый рубль! - говорит это здоровенное мурло, а сам... или само... не знаю, как правильно будет, усмехается мне в глаза нагло. - Ну, давай... тащи своего рекордсмена.
     
      - И тут, ребята, я буквально ослабел мебелью...
      - Стул, что ли, прохудился?
      - Не без того. Но до "медвежьей болезни" дело не дошло. В отличие от медведя, я всё-таки был готов к такого рода повороту событий.
     
      Так что - спорить не стал, быстро на чердак поднялся, посадил голубя в клетку. На дно тряпку кинул, а под неё обрез между прутьев протиснул...
     
      - Ага, принёс! А, может быть, ты нам голубя-то подаришь?.. У меня сегодня день рождения как раз... Зачем тебе рубль пацан? Деньги портят, слышал, небось? - с издёвкой сказал старший. - Давай, что ли, сюда клетку!
     
      Хорошо, у меня хватило ума не затеять стрельбу у себя во дворе. Я повернулся к парням и как можно жалостней попросил:
      - Разрешите, я сам голубя донесу?.. Попрощаюсь по дороге.
      - Хорошо, тащи сам, раз нравится. Нам же легче. Только не вздумай сдуру сигануть куда-нибудь в кусты. Найдём, ноги повыдёргиваем. Эй, Толян, глянь, голубь тот ли? Вдруг пацан вихляет!
      - Не-е-ет, точно тот... Тот самый, что ни на есть... победитель...Чемпион! Пошли...
     
      Дорога вела через пустырь. Я лихорадочно старался досчитать до ста, чтобы успокоиться и определить самое безлюдное место по числу шагов, поскольку глаза ничего толком не видели от нахлынувшего возбуждения. В голове всё крутились слова Артурыча... Сявкам нужно только один раз показать, что они сявки... И всё...
     
      Но вот... дальше идти смысла нет. Я попытался выдернуть обрез, но он, как назло, не проходил через решётку. Пришлось останавливаться и выпускать голубя в небо. Через дверцу в клетке обрезанное ружьё вылетело как по маслу. И тогда я направил стволы в сторону начинающих рецидивистов:
      - Пошли вон, суки! Сейчас как пальну! Будете кровью срать, пока не сдохнете!
      - Ты глянь, Толян, этот чижик решил нас пукалкой пугнуть... ха-ха... Ну, теперь, ты нам "Катеньку"*** будешь ещё должен за нападение... каждому... - парень так и не понял, что в руках у меня было настоящее оружие, а не самодельная поджига. Он двинулся ко мне, поигрывая невесть откуда взявшимся воровским ножиком-трансформером.
     
      И тут я собрался и произвёл классический выстрел под ноги нападавшему. Точно так, как показал мне Артурыч по прозвищу Керосин. Мой визави вдруг запричитал неожиданно визгливым голосом:
      - Ой, мамочки, он мне фуй отстрелил! Доктора сюда скорей! Ай, больно!
      Я очень испугался, что ПОПАЛ. Но оказалось, что ничуть не бывало. Просто от звука выстрела яростный голубятник неожиданно для себя обмочился и принял тёплые аммиачные массы за бешенную кровопотерю. Он опустился на колени и голосил:
      - Только попробуй, только попробуй... ещё раз... я... милицию позову...
     
      Второй парень не стал дожидаться, чем закончатся боевые действия, и рванул так, будто за ним гнались дикие собаки... или шальная пуля. Но на самом деле никто за ним не гнался, а выстрел я сделал вверх - вроде бы, отсалютовал бегущему противнику.
     
      Забрав клетку, вытащил картонные гильзы, не забыв, впрочем, дать обмочившемуся голубятнику понюхать, чем пахнет отработанный порох... это уже скорее из мальчишеского озорства, чем для профилактики.
     

* * *

     
      Итак, противник был деморализован и развеян по ветру, так что Славке не оставалось ничего иного, кроме как возвращаться домой. Там его с нетерпением ждал восхитительный Очучы, одобрительно курлыкавший в лаве.
     
      Руки у Салеева дрожали ещё достаточно долго, мешая уснуть... А потом уже, когда Славка провалился в какую-то странную полудрёму, ему привиделось, как он входит в лаву с чердака, чтобы забрать свою пару замечательных полукровок.
     
      За спиной его кто-то таился. И этот кто-то сопел простуженным носом, будто особо и не заботился, чтобы остаться незамеченным. Славка резко обернулся и увидел глубокие очки двустволки... Они уставились ему в лоб, словно выискивали местечко поудобней, куда выплюнуть свою запыжёванную огненную пищу.
     
      Кто держал ружьё, видно не было. Только голос отчётливо чеканил слова в мальчишеском мозгу:
      - Отдашь полукровок, останешься жив, не отдашь - быть тебе, Славка, мертвее мёртвой кобылы...
      Сон сном, но Салеев тогда ещё даже сообразить успел, мол, почему это мёртвая кобыла, а не, скажем, осёл? Отчего, зачем?
      А потом из полумглы перед лицом пацана появилась ладонь с корявыми, как ветки на старой яблоне, пальцами. Указательный перст погрозил Славке, потом поманил к себе и отломился с характерным звуком взводимого курка...
     

* * *

     
      Было раннее воскресное утро. За окном пропел соседский петух, заквохтали куры во дворе - значит, мама уже встала... Как всё-таки хорошо, что он вчера пальнул холостым... А то бы ещё дробь случайно попала в ногу, тогда от детской комнаты милиции точно не отвертеться. Или того хуже... Ему как раз исполнилось четырнадцать... А с этого возраста уже и "самый гуманный в мире" советский закон становится суровым...
     
      Славка потянулся, побежал к рукомойнику, потом к столу. Шаньги были ещё горячими, а молоко тёплым. И не было в тот момент никакого более счастливого парня во всём белом свете, чем Салеев, поверьте мне. Со вчерашнего вечера с ним стали считаться, как со взрослым, его зауважали... и теперь непременно станут советоваться...
     
      И в самом деле, никому больше не приходило в голову отобрать у Славки голубей или деньги, воспользовавшись его отроческим возрастом.
     
      А через несколько месяцев Салеев получил красивый конверт с заграничными марками возле чуть размытых почтовых штемпелей. От конверта пахло какими-то восточными специями и солью. Адрес был написан латинскими буквами... но почти по-русски: "USSR, Uliyanovskaya oblast, Dimitrovgrad, ... , Saleevu Slave". Когда Славка вскрыл конверт, то обнаружил внутри фотографию Артурыча в тельняшке, на плече которого сидела обезьяна, с виду - мартышка из иллюстраций к басням Крылова. Внизу было подписано: "Bombay, 196* ", а на обороте:
     
      Славка, жизнь - это Большой Спор! Я знал, что ты справишься... Твой Георгий Артурович.
     
     
      * - очучы (татарск.) - лётчик;
     
      * * - малай (татарск.) - мальчик;
     
      *** - "Катенька" (сленг) - в некоторых кругах так в советские времена обозначалась купюра достоинством в 100 рублей;

_ _ _

  

11.БАЛЬНЫЕ ТАНЦЫ

  
   - В возрасте примерно с десяти до четырнадцати лет я посещал студию бальных танцев при дворце пионеров. Класс танго и самбы. Потом меня выгнали за бесперспективность - ростом был мал и никак вытягиваться не желал. Сначала думали - вот-вот, а мальчик не рос... Поэтому и выгнали. Но основным движениям выучился я так, что уже не забуду при всём желании до конца жизни.
   Когда уже в лицее информатику преподавал, молодые девчонки на вечерах со мной предпочитали танцевать, а не со сверстниками. Сейчас же из парней, кого ни возьми, никто толком и двигаться не умеет. А уж о том, чтобы правильно вести даму в туре вальса, речи нет вовсе.
  
   А я этому искусству три года отдал и ничуть о том не жалею. И партнёрша у меня всё это время одна и та же была. И чувство влюблённости у нас на втором году общения появляться начало, несмотря на то, что очень мы с Валентиной поначалу вздорили. Чуть не до драки дело доходило. Потом как-то притерпелись. И, знаешь, удивительное дело - должны бы мы с ней надоесть друг другу по всем законам, поскольку не только во время танцев общались. Частенько провожал я её после школы (мы в соседних учились). Должны были друг другу приесться хуже горькой редьки, а не надоедали. Наоборот, чем старше становились, тем сильнее друг к другу привязывались. Но тут меня выгнали по причине малого роста - партнёрша на полголовы выше (и это без каблуков) - куда такое годится! Недели две я переживал, даже заболел, из дома - ни ногой. Всё ждал, когда Валя ко мне зайдёт. Но не зашла. Я про неё и забыл. Голуби помогли. А потом как-то всё рассосалось: пропала любовь, так и не состоявшись.
  
   И вот во время отпуска, через сорок с лишним лет, встретил свою бывшую партнёршу Валечку... теперь уже Валентину э-э-э,.. а вот отчества никак не вспомню.
   - Как же ты её узнал?
   - Очень просто: когда три года по семь часов в неделю смотришь в глаза девчонки с расстояния детской ладони, неужели не запомнишь?
  
   Итак, через сорок с огромным хвостиком лет...
  
   ...шёл по улице родного Димитровграда, и вдруг - бац! Словно взрыв в голове. Только женские глаза вижу. А больше никого и ничего. Чувствую, она, женщина эта, тоже меня из толпы выделила, но не может понять, почему. Окликнул коротко:
   - Валя, здравствуй!
   - Славка? Ты?.. Ты меня вспомнил?.. А я вот так бы и прошла мимо, если бы не позвал... по имени.
  
   Сразу все дела побоку - завернули в кафешку, которую я бы на месте хозяина переименовал в "Ностальгию". Почему - только мы? Ничего подобного. Там ещё несколько пар, скажем так, не пионерского возраста воспоминаниям предавалось. Вот здесь за бокалом красного вина Валя мне и призналась:
   - Знаешь, ещё в те времена... ты был маленький, но сексуальный... зараза... Я к тебе прикасалась и не понимала, что со мной происходит...
  
   Тут у меня, мой махонький дружок, даже уши вспотели от возбуждения. Боже ж мой, столько лет прошло, а тут такие признания! А я ведь ни о чём не догадывался тогда. Не зря говорят - девочки раньше взрослеют.
  
   Но, как говорится, задним умом, как бы ни был ты им крепок, дверцы в прошлое не сломаешь. Если только - на уровне сверхсознательном, впрочем... что говорить о мечтах, которые растаяли много лет назад. И единственное, что мне осталось после этой встречи, а была она недолгой по причине обязанностей бабушки у моей давнишней партнёрши по танцам, это - пойти и толком выпить пива.

_ _ _

  
   История не терпит сослагательного наклонения? А история Славкиного детства и отрочества сможет. Пусть потерпит. Потерпи, история! И хотя это всё было писано-переписано 2, 5 миллиарда лет тому назад... И повторится ещё не раз... Цикличность процессов неизбежна. Спираль Салеевского бытия закручена туго, и "татарский генезис" - её первое имя.
     
      И, даст бог, всё развернётся снова и снова. И мы встретимся со Славкой когда-нибудь в новой жизни. И я скажу ему: "Добрый вечер, дяденька Салеев! Мир ничуть не улучшился в наше отсутствие, не находишь?" А Славка поправит очередную, пока не потерянную пару очков и ответит: "Это всё от мракобесия! Хренотень по Чехову! Ты сильно не переживай - ещё сумеем тряхнуть серпом по граблям".
     
      И мы со Славкой уйдём в ту сторону, где восходит солнце. И земля раскрутится под нашими ногами, и запоёт натянутыми струнами ЛЭП, и придёт тот самый день, когда у нас всё начнёт получаться с первой попытки, как мы о том мечтали долгие годы.
  
   скомпоновано в мае 2009 года


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"