Альманах фантастики #2

Скучая, я сидел у прилавка и потягивал красное вино из высокого серебряного кубка. За огромной, от пола до потолка, стеклянной стеной вилась серая лента дороги. Она незаметно растворялась в каменистой безжизненной пустыне, а та катила свои застывшие волны к сверкающим в ярких лучах солнца горным кряжам. Я задумчиво глядел в окно, и как обычно не чувствовал, что пейзаж живой. Скорее, он напоминал средней руки картину, где тщательно прорисованы облака, мхи, камни и даже мелкие трещинки, ядовито змеящиеся по черным склонам гор. Я вздохнул, прошел в помещение склада и плеснул в опустевший кубок вина. В это время над дверью зазвенел серебряный колокольчик.

- Добрый день! - Появившийся в лавке странник был прилично одет, выглядел свежим и отдохнувшим, а значит, не представлял для меня никакого интереса.

- Чего изволите? - нехотя процедил я и подошел к прилавку. На моем лице появилась кисло-приторная мина, выражающая скуку, тоску по великим делам, и готовность в меру поговорить одновременно.

- Я хотел бы получить немного золота, - сказал мужчина прокуренным басом и достал из кармана плаща стеклянный куб. - У меня есть живой Джулс.

- Живой Джулс... - Я без энтузиазма оглядел прозрачный контейнер, где ползал жук-хамелеон. Он был фиолетово-красным, и, видимо, страшно боялся за свою жизнь. - И зачем он мне?

- Говорят, они разумны, - с надеждой произнес странник и облизнул пересохшие губы.

- Все, что до этого побывали в моих руках, не выказывали даже намеков на существование мозгов, - уверенно соврал я, взял в руки куб и посмотрел в черные глаза-бусинки. От моего взгляда жук попятился и стал желто-оранжевым, что означало крайнюю степень обеспокоенности. - Я дам за него унцию золота.

- Унцию золота? - странник буквально задохнулся от гнева. - Да он стоит в тридцать раз больше!

Повисла напряженная пауза. Горе-энтомолог суетливо теребил правый ус, беззвучно шевелил губами, и смешно вращал карими на выкате глазами, тщетно пытаясь меня загипнотизировать.

- Пять унций, - наконец выдавил он и прекратил пантомиму.

- Жук может стоить сколько угодно, но я дам за него унцию. - Мой взгляд источал бесконечную усталость и нежелание торговаться.

- Унцию, всего унцию, - растерянно пробормотал странник, - но в Аркаре ужин с ночлегом стоит вдвое больше!

- Две унции, - сказал я и протянул куб посетителю, - две унции, и точка. При условии, что в следующий раз принесете мне бутылочку Аркарского.

- Черт с тобой! Забирай! - выдохнул измученный безденежьем путник.

- Получите. - Я нажал кнопку на кассе, и на лоток выпал аккуратный резиновый мешочек, наполненный мелким золотым песком.

- Ты не меняла, ты - грабитель! - проворчал возмущенный клиент, и, развернувшись, пошел к выходу.

- Рад был помочь! - крикнул я вдогонку, и унес Джулса в подсобку. Под кварцевой лампой кожистый панцирь жука стал ярко-зеленым. Что ж, неплохо, подумал я, короед стоит унций двадцать, нужно успеть его продать, пока он не перестал менять цвета.

Я вернулся в лавку и увидел, что по дороге идет путник, облаченный в пыльные, кое-где проржавевшие, рыцарские доспехи. Он брел, что-то бормоча себе под нос и понуро опустив голову. Его разукрашенный золотом меч слишком низко болтался на поясе и со скрежетом волочился по пыльной дороге. Рыцарь остановился, повернул голову в сторону лавки, и, не выходя из сомнамбулического состояния, направился к двери.

- Привет, - буркнул он, окатив меня перегаром и запахом пота. - Не найдется ли у тебя шкуры горного Двалка? - В вяло произнесенной фразе сплелись тоска, отчаяние и безысходность.

- Может, и найдется, а что ты предложишь взамен? - Я с сомнением оглядел незадачливого вояку, и подумал, что тот глуп даже для того, чтобы просто воспринять мои предложения.

- Да все, что угодно! - Он как будто ожил: загорелое, в шрамах и боевых отметинах лицо покраснело, и без того широкие ноздри раздулись, а в мутных, как будто выгоревших глазах засветился слабый огонек надежды. - Говори!

- Золото, - коротко, с нажимом сказал я. - Много золота.

- Сколько?

- Если учесть, что Двалки в Салликане почти истреблены... - Я медлил, боясь продешевить. - Тридцать унций чистого золота.

- Отлично! - пророкотал рыцарь. - С тебя бутылка доброго вина, и договорились! - Он достал из-за пояса увесистый кошель и отсчитал шесть мешочков по пять унций.

- Идет! - Я пожал мозолистую руку и пошел за шкурой. Вино для продажи стояло под прилавком, как всегда наготове.

Рыцарь ушел, а я открыл стеклянную дверь, чтобы проветрить тесное помещение и избавить свое тонкое обоняние от лишних мучений. Стоя на ступеньках, я вместе с поземкой скользил взглядом по пыльной дороге. Оба ее конца пропадали в полукруглых, похожих на железнодорожные тоннели, пещерах. Километр пыли и мелких камней между окнами в другие миры. Каждый день по дороге проходит пять или шесть человек. Все они заходят ко мне в лавку: кто просто поболтать, а кто и провернуть сделку. Я - меняла, торговец, осевший в неказистом пустынном мире. Но я люблю его: он соткан из гор, песка, да редких дождей, которые идут преимущественно ночью. А утром повисает туман. Туман и морось. Я поежился и прошел через лавку в дом, а затем на узкий каменный балкон, что хрупким карнизом нависает над бездонной пропастью. Облокотившись на резные перила, я вглядывался в туманную глубину и потягивал терпкое вино. Я праздновал день рождения. Круглую дату. По земным меркам мне стукнуло три тысячи лет. Целая вечность. Вечность, оплаченная одиночеством. Запрокинув голову, я допил кровавые слезы виноградной лозы и выбросил кубок в пропасть. Вращаясь и разбрасывая вокруг светящиеся на солнце брызги, он начал стремительно уменьшаться, затем превратился в яркую точку, и, наконец, исчез в рваных клочьях серого тумана. Где-то внизу, в бесконечно далекой неизвестности, должны лежать две тысячи девятьсот семьдесят три выброшенных мной сосуда. Именно столько лет я живу здесь.

Мои раздумья прервал звон колокольчика, и я вернулся к прилавку. Передо мной стоял пожилой бородатый мужчина в мешковатой брезентовой куртке. Он был в роговых очках, в зеленой панаме с широкими выгоревшими полями, и держал в ухоженных руках коричневый саквояж. Его лицо выражало самодостаточность и уверенность в себе. Такие редко идут на сомнительные сделки и авантюры.

- Здравствуйте, я частный коммивояжер, предлагаю приобрести экзотические напитки, - заученно и монотонно пробубнил он и поставил потертый саквояж на прилавок.

- Здесь вы можете найти церст, каммий, и даже миакр из Гальперна. - Он подмигнул и раскрыл ржавый замок. По лавке распространились непередаваемые словами ароматы далеких миров. Я наклонился над раскрытым зевом баула и, закрыв глаза,вдохнул что-то дурманящее и пьянящее. Быстрая карусель невесомых как пух запахов понесла куда-то, закружила, размазала по хрупким граням реальности, и вдруг все остановилось: в пряном букете присутствовал будоражащий с детства, возбуждающий и манящий аромат кофе. Кофе! Я не пил его лет сто!

- Сколько стоит вот это? - спросил я, указав на маленький коричневый пакетик с красной надписью "Арабика".

- Все по весу, - ответил коммивояжер, - унция специй за унцию золота.

Я покрутил в руках измятую шелестящую упаковку с твердыми ядрышками зерен внутри, и, обнаружив на ней надпись "100 грамм", отдал три унции. Это было безумно дорого, но могу я позволить себе роскошь выпить черного кофе в собственный тридцативековой юбилей?

- Приятно иметь дело с коллегой, - сказал пеший купец, улыбнувшись, и спрятал мешочки с золотом в одном из десятков карманов своей куртки. - Хорошей торговли, - искренне пожелал он, и, разбудив спящий над дверью колокольчик, вышел прочь.

Закрыв глаза и откинувшись на высокую спинку кресла-качалки, я сидел с чашкой дымящегося кофе в руках и думал о вечности. Она играет в странные игры: за тысячи лет в моей памяти стерлись почти все воспоминания о многочисленных путешествиях по разным мирам, остались только Земля, детство, университет в маленьком провинциальном городке, первая девчонка, да бескрайние зеленые леса. Господи, как я хочу увидеть лес! Хочу побродить по мягкой траве, потом упасть на теплую землю и до бесконечности глядеть на облака в чистом голубом небе, придумывая, на что похожи их очертания. Хочу искупаться в океане... Хочу проснуться в маленьком деревянном домике от пения прилетевших весной птиц... Я хочу домой...

- Хозяин! Меняла!

Я открыл глаза. В дверях стоял молодой симпатичный парень в ярко-зеленой футболке и голубых джинсах, за спиной у него болтался небольшой черный рюкзак, а на ногах стоптанные и расшнурованные кроссовки.

- Можно войти?

- Заходи, - ответил я, не сразу осознав, что заговорил по-русски. Сердце мое учащенно забилось. - Ты с Земли?

- Ага, с нее самой. - Парень бросил рюкзак на пол, сел на корточки и привалился спиной к стеклу. - Ты, как я вижу, тоже землянин, а, точнее, земляк. Меня зовут Антон. - Он улыбнулся и протянул руку. - За знакомство выпить не желаешь?

- Легко! Мое имя - Андрей. - Я пожал крепкую жилистую ладонь и достал из-под прилавка бутылку Аркарского.

- Не надо! - Он расстегнул рюкзак и вытащил глиняный, запечатанный сургучом кувшин. - У тебя штопора не найдется?

- Сейчас отыщется! - Глотая слюну, я смотрел на сосуд с невзрачной надписью "Хванчкара" и вспоминал вкус настоящего грузинского вина. - Пойдем внутрь, не пить же нам здесь, сидя за стеклянным прилавком.

Порывшись в коробке для ненужных мелочей, я отыскал штопор, взял с полки два стеклянных бокала и прошел на балкон. В углу стояли деревянный столик и два стула. Я смахнул накопившуюся за много лет пыль и поставил бокалы на стол.

- Как здесь красиво. - Антон стоял у каменной ограды и смотрел, как черные горы на другой стороне пропасти взрезают обсидиановыми клыками небо и медленно тонут в туманной дымке. - Ты на земле когда жил?

- В конце двадцатого века, а странником стал в двухтысячном.

- Черт! Я тоже ушел в двухтысячном. И рассказать друг другу нечего. - Он помолчал. - Парадоксы времени... А учился где?

- В Ростове.

- А я в Москве. - Он хлопнул ладонями по теплому камню и обернулся. - А здесь ты сколько торчишь?

- Сегодня мне исполнилось ровно три тысячи лет. - Я грустно посмотрел в его серые удивленные глаза. - В двадцать семь я попал сюда, и с тех пор не покидал лавки.

- Значит, менялы, и впрямь, бессмертны. - Антон взъерошил копну выгоревших волос и подошел к столу. Он сел напротив, взял штопор и начал аккуратно вкручивать его в залитую сургучом пробку. - Мне двадцать, а я уже три года как перекати-поле по мирам шатаюсь. Устал как собака! - сказал он, кряхтя от напряжения, и с булькающим звуком вытащил пробку.

Я вдохнул нежный пьянящий аромат, разливаемого по бокалам вина. Мы выпили за знакомство, за родителей, за Землю, потом грузинское закончилось, и я принес бутылочку Аркарского, затем еще пару...

- Скажи, а как ты стал менялой, как купил вечную жизнь? - Антон икнул и вопросительно на меня посмотрел.

- Я ее не купил, а обменял. - Выпитое вино развязало мне язык, и я говорил то, о чем следовало молчать.

- А что ты отдал взамен? - искренне удивился Антон. - Что может быть ценнее бессмертия?

- Свобода. - Я с грустью взглянул на мальчишку. - Я отдал свою свободу. Ведь я - раб вечности. Я не могу путешествовать между мирами, не могу выйти из лавки, не передав эстафету другому меняле...

- А ты можешь передать эстафету мне? - с надеждой спросил Антон и потер указательными пальцами виски. - Мне не нужна свобода, я устал от блужданий и хочу спокойствия. К тому же, я слышал, что у менял припасено немало золотишка...

- Могу. - Я не на шутку разволновался и с трудом скрывал предательскую дрожь в пальцах. - Но ты должен знать о самой страшной цене бессмертия - одиночестве.

- А что мне мешает жить с девчонкой, которую я люблю? - Антон непонимающе улыбнулся. - Я оставлю здесь ту первую, что понравится, а потом следующую...

- Есть одно "но", - сказал я менторским тоном и заложил ногу за ногу. - Всякий входящий сюда стареет примерно в сто пятьдесят раз быстрее, чем за пределами лавки, и именно этим оплачивается бессмертие менялы. Знающие посетители не любят задерживаться в наших лавках.

- Сто пятьдесят, значит, час здесь равен примерно шести суткам снаружи. - Подскочив было, Антон сел и беспечно махнул рукой. - Неделей больше, неделей меньше... Все равно я не знаю, когда умру... - Он помолчал. - Значит, тоска и одиночество. А женщины здесь часто появляются?

- Появляются иногда, и обычно расплачиваются не золотом! - Я грустно засмеялся. - Вот только стареют они слишком быстро.

- А я смогу бросить ремесло менялы и стать простым смертным?

- Сможешь, конечно, если найдешь того, кто согласится заменить тебя добровольно. - Я криво улыбнулся. - Ты первый за последнюю тысячу лет.

- Я согласен. - Антон посмотрел на меня без тени иронии. - Я согласен потерять свободу, согласен стать узником этого дома, согласен на одиночество... Если получу взамен вечность...

- Ты уверен? - прерывающимся голосом спросил я. -Ты хорошо все обдумал?

- Да. А ты?

- Не знаю, - пробормотал я.

Меня мучила совесть. Не хотелось обманывать хорошего парня и втягивать его в авантюру, из которой почти невозможно выбраться. Для очистки совести, я решил рассказать о себе и дать ему возможность подумать.

- Когда-то и я зашел в этот дом и сидел за этим самым столом. Я тоже убеждал старика Джейкоба, что хочу его заменить. А он меня отговаривал, так же, как я тебя сейчас... Первые пятьсот лет пройдут легко. Ты узнаешь много нового, прочтешь тысячи книг, встретишь огромное количество интересных людей, изучишь предметы и знания, накопленные предыдущими менялами. Потом накатит скука, придет пьянство и ощущение, что ты узнал все, сама жизнь станет тягостной обязанностью, ты начнешь грубить посетителям и выжимать из них последние соки. Через тысячу лет тебе надоест и это. Ты будешь развлекаться, играя на чувствах клиентов. Ты станешь сбивать цену на предлагаемый предмет до унции, а потом отдавать десять только затем, чтобы увидеть в глазах напротив алчный блеск, ты будешь затаскивать в постель и как можно дольше удерживать в доме всех заходящих женщин, наплевав на их укорачивающуюся с каждой минутой жизнь. Затем ты устанешь. Ты почувствуешь себя ломовой лошадью, которая изо дня в день ходит с завязанными глазами по одному и тому же маршруту, ты начнешь страдать обжорством и тратить огромные деньги на новые и новые деликатесы, ты потеряешь интерес к жизни... На последнем этапе ты превратишься в прожженного, прошедшего все искушения и соблазны, менялу. За прилавком появится холодный и расчетливый профессионал. Вот только менялой ты останешься лишь внешне, это станет твоей работой, твоим вторым "я". Внутри же ты будешь торговцем вечностью. Каждого входящего клиента ты начнешь оценивать только по одному признаку: согласится он занять твое место или нет... Ты еще не передумал? - я оборвал свой спич на полуслове.

- Не имею привычки менять свои решения, - твердо ответил Антон.

На все про все ушел день и много вина. Я показал ему лавку, похвастал домом и бассейном, сводил в хранилище золота (там было тонн двенадцать), предъявил тысячи томов в подземной библиотеке, провел экскурсию по складу, оставил письменные инструкции по работе с клиентами и управлению геотермальной электростанцией, рассказал, чем кормить греющегося под кварцем Джулса и ушел.

Я шагал не оглядываясь. Черный провал тоннеля манил неизвестностью. Я отправлялся в путешествие, которое больше всего походит на рулетку: погружаясь во тьму, никогда не знаешь, где и когда выйдешь на свет... Но я точно знал другое. Наконец, я совершил самую главную сделку в своей жизни, достиг вершины в карьере менялы. Я продал вечность. А вечность... Зачем она мне? Вечность не стоит ни гроша, вечность - это слишком долго...

30 апреля - 2 мая 2001 г.

радиопьеса

Действующие лица:

Профессор Питер Харрис

Мистер Сэм Смилли

СМИЛЛИ. Приветствую вас, профессор Харрис. Меня зовут Сэм Смилли, я из Департамента Координации.

ХАРРИС. Здравствуйте, мистер Смилли. Очень приятно.

СМИЛЛИ. Можно просто Сэм. Моя обязанность -- научить вас пользоваться Ветвителем будущего.

ХАРРИС. Извините, вы имеете в виду тот прибор, который вживили мне в мозг вчера, не так ли?

СМИЛЛИ. Не совсем. Этот, как вы называете его "прибор", всего лишь линк, то есть связующее звено между вами и Ветвителем. Двухсторонняя передача сигнала, ничего принципиально сложного. Но вот Ветвитель, для вас, человека из двадцатого века, вещь довольно парадоксальная и трудно постигаемая. Так что буду стараться изложить её упрощённо, иллюстрируя понятными вам примерами.

ХАРРИС. Мистер Смилли, я согласен, что я не знаю многих для вас элементарных вещей. Но зачем эта бутафория кругом? Наверное вся эта мебель -- это с какого вашего музея, с выставки "Типичный интерьер жилища второй половины двадцатого века". Я не верю, что эта комната даже отдалённо напоминает например обстановку вашего дома. Почему вы боитесь показать мне всю правду? Вы знаете, чего мне стоило моё решение покинуть своё время, потерять всё, что я имел? Шанс выжить - полная неизвестность, что ждёт меня в будущем - полная неизвестность. Я готов ко всему. Не бойтесь меня шокировать вашей реальностью! Если бы мы оживили какого-то замороженного викинга, мы бы показали ему всё, от небоскрёбов Нью-Йорка до песков Сахары.

СМИЛЛИ. А продемонстрировали бы вы вашему викингу волновые и корпускулярные свойства электрона? Это тоже реальность.

ХАРРИС. Но я же учёный.

СМИЛЛИ. Но и скиф ваш тоже мог бы быть "учёным" своего времени, выдающимся мореплавателем например. Помогло бы это?

ХАРРИС. Но он мог бы потрогать и увидеть например, как летает самолёт, хотя бы и не понял как это получается.

СМИЛЛИ. Если вы имеете в виду, то что ваши философы называли материальным миром или бытиём, то у нас (как бы это попонятнее сказать?) каждый творит свой мир. Даже вы, хотя и бессознательно. Мой мир тоже существует, но у вас нет пока соответственных органов чувств, чтобы исследовать его, даже если я вас туда и впущу. Если же вы хотите чудес техники, то я собственно собирался показать вам, как "летает" наш Ветвитель.

ХАРРИС. Хорошо. Извините. Я лишь хотел сказать, что если можно, то пожалуйста постарайтесь объяснить мне принципы работы Ветвителя без излишних упрощений.

СМИЛЛИ. Извинения принимаются. Но поймите, можно научить викинга пользоваться телевизором, но как объяснить ему основания телевидения?

Ладно, не дуйтесь. Я покажу вам небольшой фокус. У вас в правом кармане брюк находится десятицентовая монета. Вытяните её.

ХАРРИС. Но откуда вы знаете?

СМИЛЛИ. Не смотрите на меня так недоумённо, это ещё не фокус. Вытягивайте монету. Спрячьте её за спиной в какой-нибудь руке... Но так чтобы я не видел! Вытяните кулаки вперёд! Монета в левой руке!

ХАРРИС. Угадали. Ну и что?

СМИЛЛИ. Давайте проделаем опыт ещё раз! Так. Опять левая!

ХАРРИС. Правильно.

СМИЛЛИ. Ещё раз! А теперь правая! Попадание! Ещё! А теперь левая!

Угадал!Ещё хотите?

ХАРРИС. [после некоторой паузы] Хорошо, давайте ещё раз.

СМИЛЛИ. Пожалуйста. В какой руке?Хм... Монета находится в... заднем левом кармане ваших брюк, куда вы её незаметно сбросили! Ха-ха, а ну давайте ее сюда, хитрец!

ХАРРИС. И это всё ваш Ветвитель?

СМИЛЛИ. Да. Честное слово, никаких скрытых камер, гипноза, или чтения мыслей!И это ещё не всё! Попрошу внимание! Я бросаю монету. Орёл! Видите?Опять бросаю. Опять орёл! Ещё раз. Смотрите, ещё орел! Ещё орёл! И ещё!

ХАРРИС. Ну и что?

СМИЛЛИ. Вам это не удивляет?

ХАРРИС. Не особенно.

СМИЛЛИ. Ладно, дружище, берите вашу монету. Сейчас я покажу вам как с помощью Ветвителя откатывать штуки и похлеще.

ХАРРИС. Если можно, объясните тоже принцип работы.

СМИЛЛИ. Не беспокойтесь, я предвидел это и подготовил специально для вас небольшую лекцию о Ветвителе. Начнём с того, что наш мир не детерменичен. Давайте проведём следующий мысленный эксперимент.

Предположим, что кто-то записал полную информацию о всех частицах из которых состоит вселенная в определённый момент времени, и сделал несколько независимых идентичных копий вселенной. Так вот, эти копии, неразличимые вначале, будут развиваться по-разному. И это - не результат нечистоты эксперимента, это - непреложный глубокий закон. Вы соглашаетесь?

ХАРРИС. Да, это как в квантовой механике. Не знаю как обстоит дело с этим сейчас, но мы считали, что весь мир состоит из элементарных частиц, нескольких возможных типов, каждая из которых, скажем электрон, имеет в любой момент некоторый выбор. С вероятностью определённой разными полями влияющими на электрон, в следующий квант времени он может подняться или опуститься в энергетическом уровне, поглощая или соответственно выпуская кванты. Ещё, например, электрон может столкнуться с протоном (если есть такой поблизости) образуя нейтрон. В общем, я веду к тому, что у электрона есть много возможностей, каждая из которых реализуется с определённой вероятностью.

СМИЛЛИ. Браво, хорошее сравнение. Если вам это интересно, квантовая механика образовала хорошую базу для практических расчётов микросистем, но как теория она не смогла объяснить почему всё так происходит. Этим занимается общая теория поля, но вам ещё её не понять.

ХАРРИС. Ладно, спасибо и на этом.

СМИЛЛИ. Но я очень рад, что вы так легко согласились с недетерминизмом мира. Вы конечно слышали о принципе неопределённости Ейзенберга?

ХАРРИС. Что нельзя полностью описать даже одну-единственную элементарную частицу?

СМИЛЛИ. Именно, не говоря о целой вселенной. То есть все мои "мысленные эксперименты" - это такая галиматья, из-за которой любой современный физик линчевал бы мене на месте. Но, во-первых, эта галиматья объясняет реальную действительность в какой-то степени (хотя и очень упрощённо). А, во-вторых, она апеллирует практическому опыту человека из двадцатого века не знавшему Ветвителя. Ой, извините, я опять.

ХАРРИС. Ничего, я уже привык к переупрощенным моделям. Воспринимаю всё критически.

СМИЛЛИ. Прекрасно, профессор. Так, в следующем мысленном эксперименте, наш всемогущий "кто-то" выписывает всевозможные состояния вселенной, и проводит стрелочку из положения А в положение Б, если из А можно перейти в Б за один квант времени. Заметьте, движения нет, как однажды сказал мудрец брадатый! Всё, что мы имеем - это набор состояний и стрелочек между ними!

ХАРРИС. А что тогда движется?

СМИЛЛИ. Время! То, что вы называете время, движется! Конечно, не через все состояния, а по какому-то случайному пути вдоль стрелочек, который романтически (и совершенно по-глупому) называется Путём времени.

ХАРРИС. То есть всё что вне Пути времени не существует?

СМИЛЛИ. Неправильно. Если мы не наблюдаем положений вне Пути времени (даже скажем лучше, прямо не наблюдаем), то это совсем не означает, что их нет.

ХАРРИС. Хорошо, могу согласиться.

СМИЛЛИ. Хотя наш мир случаем в нём происходят "почти закономерности". Если вы уроните монетку, она упадёт на землю. Если я положу на стол тяжёлый кирпич, то он и останется кирпичом и будет лежать на том же самом месте. С полной уверенностью он не изменит вдруг ни формы ни положения. И это правильно не только для состояний через которые проходит Путь времени но и для ноль целых с кучей девяток после запятой остальных состояний, которые Путь времени мог бы достичь.

ХАРРИС. Это понятно, хотя отдельные частицы движутся случайно, эти случайности компенсируются в большом их скопище. Так?

СМИЛЛИ. Правильно. Вернёмся к положениям вне Пути времени, которые мы называем виртуальными в отличие от реальных положений на Пути. Как можно было бы их наблюдать? Для этого нам нужно что-то, что движется в обратную сторону. С счастью это "что-то" существует: антиматерия! Но если в нашем графе состояний, материя недвижна, должно же быть что-то, что представляет движение антиматерии? Как не трудно догадаться, это называется антивремя.

ХАРРИС. Ну, наверное.

СМИЛЛИ. Предположим, передо мной трудный и важный выбор. Например "Монетка в правой или левой руке Питера?" Ха-ха! Что я делаю? Я говорю "Правая!". Если я угадал, то прекрасно. Если нет, то я как истинный джентльмен ложу на стол антикирпич на котором большими буквами написано "Дурак, не правая!". А теперь главное! Перед тем как воскликнуть "Правая!", я шарю рукой по столе, есть ли там антикирпич. И если он там, то я кричу "Левая!". Понятно?

ХАРРИС. Погодите, дайте подумать... Ага, значит так... Стоп! А откуда вы знаете, что антикирпич вернётся назад по тому же пути?

СМИЛЛИ. Конечно же нет! Пути времени и антивремени не совпадают. Но! Если я положу простой кирпич в момент А, то он "выживёт" и его можно обнаружить в 99% (не буду повторять всех девяток) положений, реальных или виртуальных, достигаемых из А в пределах скажем одного часа. Точно так же, если я оставлю антикирпич в момент А, то его можно будет наблюдать в 99% положений, из которых достигается А. Подумайте.

ХАРРИС. Хорошо... Но ведь тогда нарушается причинно-следственная связь!

СМИЛЛИ. Нет, ничего не нарушается! Ведь первый эксперимент (когда я не ищу антикирпич) вне Пути времени! Смотрите, если я базирую свой выбор на наличии или отсутствии антикирпича, то ситуации, когда я ,например, восклицаю "Правая!", не существует в реальном пространстве-времени! Два раза в одну реку не войдёшь! Но, если мы знаем, что в капельку видоизменённом будущем монета находилась в левой руке Питера, то очень вероятно (я подчёркиваю, вероятно но не достоверно!) в реальном будущем она находится в той же руке!

ХАРРИС. Но...

СМИЛЛИ. Всё равно не понимаете? Ладно, вот вам ещё пример, хотя плохонький. Предположим у меня в руках мощный компьютер. И вот он проанализировал ситуацию (гравитационные поля, ваше биополе, и т.д.) заявляет: "С вероятностью 99% монета находиться в левой руке". Я следую совету и выигрываю. Где же тут нарушение причинно-следственной связи? Поймите, нельзя два раза прогнать реальное будущее, но можно запустить виртуальное и чему-то в нём научиться! Короче, виртуальное будущее -- это моделирование реального будущего используя для этого сам мир!

ХАРРИС. Но если не было первого эксперимента, то как тогда в втором эксперименте вы можете вообще обнаружить антикирпич?

СМИЛЛИ. Но я же повторяю, антикирпич там, потому что первый эксперимент произошёл, имел место, случился, существует в виртуальном будущем.

ХАРРИС. Странно... Подумаю об этом после.

СМИЛЛИ. Нечего тут думать. Всё тривиально, а возможности огромные. И нет никаких причинно-следственных противоречий. Нет! Предположим я хочу пойти сегодня вечером в театр и у меня выбор или "Гамлет" или "Пигмалион". Я проиграл обе возможности и из моих отчётов следует, что "Гамлет" мне дико понравился. Предположим, что кто-то другой проделывает точно в то же время тот же эксперимент и тоже выбирает "Гамлета". Так вот в реальности может получится, что этот человек будет сидеть около меня и будет всё время громко лузгать семечки, в то время как в моём виртуальном эксперименте его не было. Само собой разумеется, никакого удовольствия я не получу.

ХАРРИС. То есть, виртуальные варианты дают нам лишь вероятную картину близкого будущего?

СМИЛЛИ. Да. Конечно можно загадывать и в далёкое будущее. Например, буду ли я богатым через десять лет, если сейчас вложу все свои деньги в акции "Локал Координейшн Лтд"? Мы получим какую-то картину, но за десять лет в реальности накопится столько отличий, что результат не будет достовернее гадания на кофейной гуще. И это усугубляется тем, что и другие люди будут использовать Ветвители на бирже.

ХАРРИС. А почему это ухудшает прогноз?

СМИЛЛИ. Как же, если я играю с вами в орла и решку, я обчищу вас одной левой. Но если мой противник одинаково искусно владеет Ветвителем, то конечно наши шансы пятьдесят на пятьдесят. Симметрия. Ветвитель работает лучше всего если я играю в орла и решку с мёртвой природой. Искать нефть здесь или там? Лечить эту болезнь лекарствами или попробовать хирургическое вмешательство? Возможности безграничны.

ХАРРИС. Можно представить. Но как вам удалось раскрыть мой обман с монетой?

СМИЛЛИ. Элементарно. Ведь Ветвитель всегда старается проигрывать все варианты. В обоих виртуальностях вы с мстительной улыбкой раскрыли пустой кулак и быстро спрятали руки за спину. Извините, что я лишил вас этого удовольствия, ха-ха! Тогда я запустил ветви, где я восклицаю "вы глотнули монету", "монета в вашем рукаве", и т.д., и версия с карманом брюк сработала. Всё просто.

ХАРРИС. Да всё просто.

СМИЛЛИ. Другой пример. Мне любопытно было узнать, кто вы такой, зачем и как вы покинули ваш двадцатый век. Ведь вы потеряли всех и всё, что имели. И вы знали или по крайней мере догадывались об этом. Так вот, я прокрутил несколько вариантов разговора, где я пытался ненавязчиво расспросить вас об этом. К сожаленью ничего не добившись. Поэтому в реальности я не спрашиваю вас об этом, потому что вы и так ничего мне не расскажете.

ХАРРИС. Да. Извините, но мне трудно об этом говорить.

СМИЛЛИ. Вот видите. Ладно, давайте я вам покажу, как это всё устроенно на практике. Вам в мозг импланировали линк. Это устройство, которое читает ваши мысли и передаёт их на координирующий компьютер и обратно. Не волнуйтесь, у меня тоже есть линк. Компьютер же из всех ваших мыслей отфильтровывает команды Ветвителю. Так как у вас ещё нет опыта, то чтобы отдать команду, вы мысленно произносите "Ветвитель, хочу то и то" и компьютер передаст вам, что делать.

ХАРРИС. А как я оставляю этот ваш антикирпич?

СМИЛЛИ. Не волнуйтесь, это делаете не вы, а координирующий компьютер. Хотя на самом деле тут всё сложнее.

ХАРРИС. А что случится с тем, виртуальный мною?

СМИЛЛИ. Ничего, он отщепился от главного Пути времени, и движется куда-то то своему собственному пути. Не волнуйтесь зря, после того как вы "разошлись" вы уже никак, я подчёркиваю, никак не можете влиять на судьбу своего "двойника". Вообще-то, некоторые философы-схоласты до сих пор спорят есть ли главный путь или нет. Теорфизики же обосновали возможность Пути времени и эта теория согласуется с практикой. Ветвитель -- очень сильный аргумент, подтверждающий её. Но факт остается фактом, что виртуальные миры реально существуют. Извините за каламбур! Но вернёмся к делу. Значит так, я прячу монету, а вы желаете "Ветвитель, хочу угадать в какой руке Сэм держит монету." Давайте, не стесняйтесь.

ХАРРИС. Хорошо... Правая?

СМИЛЛИ. Верно! Что вы почувствовали?

ХАРРИС. Мне какой-то внутренний голос довольно чётко сказал "правая". Это голос Ветвителя?

СМИЛЛИ. Да, это синтезатор мысли передал вам команду Ветвителя, который проиграл оба варианта и выдал вам правильный ответ.

ХАРРИС. Но я ведь ничего не помню, никаких таких вариантов!

СМИЛЛИ. Конечно, потому что их в реальности и не было, они -- вне Реки времени. Хотите ещё побробовать?

ХАРРИС. Хорошо, прячте монету... Правая!

СМИЛЛИ. Угадали!

ХАРРИС. А что мне надо всё время повторять "Ветвитель, хочу то", "Ветвитель, хочу это"?

СМИЛЛИ. Конечно же нет. Учтите, что программное обеспечение Ветвителя

-- это очень сложная, самообучающаяся система. Например, у меня всё происходит почти на подсознательном уровне. Я никогда не взываю помпезно "Ветвитель!" и тем не менее я знаю что все мои желания и хотения в нужное время обрабатываются компьютером. С другой стороны, я уже не могу различить, где мои собственные реакции, а где - инструкции извне, так всё органично переплетено и взаимодействует. Далее -- более: Ветвитель будет угадывать и предупреждать даже невысказанные ваши желания. Со временем вы заметите, как вам начнёт везти, начиная с таких мелочей как рейсовый автобус появляющийся на остановке в момент когда вы подходите.

ХАРРИС. А что, вы до сих пор пользуетесь автобусами?

СМИЛЛИ. В моей реальности - нет, в вашей - зависит от вас.Но об этом позднее. Вы не можете себе представить, насколько жизнь шагнула вперёд с открытием Ветвителя! Например, компьютеры. Ведь можно запустить любою программу в виртуальном времени, и если никаких неполадок (как обрыва питания или отказа ячейки памяти) не произойдёт во время работы, то результат можно получить сразу же! А то что он верен с вероятностью 99% -- не страшно: почему бы не запустить несколько виртуальных копий той же программы?

ХАРРИС. Можно я ещё попробую угадать, где монета.

СМИЛЛИ. Вы как-то странно на меня смотрите. Что ж давайте, угадывайте!

ХАРРИС. Левая.

СМИЛЛИ. Угадали!

ХАРРИС. Но погодите! Ветвитель солгал! Он посоветовал мне правую!

СМИЛЛИ. А вы всё-таки выбрали левую! Почему? Да потому, что вы решили поступить наперекор Ветвителю, всё время вы пытаетесь что-то такое вытворить! А что вышло?

ХАРРИС. Но откуда Ветвитель знал, надо подсказать неправильную руку? А-а, понял!

СМИЛЛИ. Так откуда?

ХАРРИС. Ветвитель проиграл два виртуальных варианта, советуя выбрать в одном левую руку а в другом -- правую. И конечно, в обеих я поступил наперекор совету!

СМИЛЛИ. Правильно! Так какой же совет вы получаете в реальности? Тот, который даёт вам монету, то есть ложный! Вы очень способны! Но... Это ваше дело, но на вашем месте я бы во всём слушался Ветвителя.

ХАРРИС. Это что, обязательно?

СМИЛЛИ. Нет. Но это для вашего же блага. Вы согласны, что если вы буквально выполняете все советы Ветвителя, то заложенная в них функция реализуется с большей вероятностью, чем ежели у вас на каждый совет какая-то своя случайная реакция. Компьютер Координации -- поразительная машина работающая в реально-виртуальном режиме. Так вот, кроме выполнения ваших всяческих капризов, в неё заложены абсолютные ценности, такие как благополучие каждого и всех.

Если в каком-то виртуальном варианте вас ждёт вероятный удар кинжалом в спину, то Ветвитель попытается всячески избежать этого. То, что Третья мировая война так и не состоялась -- безусловно заслуга Ветвителя.

ХАРРИС. А разве не может кто-то завладеть всей мощью Ветвителя, чтобы... убивать?

СМИЛЛИ. Исключено. Все ваши мысли, которые передаются Ветвителю, контролируются на законность и соответствие юридическому кодексу. Более мелкие нарушений в общем-то проходят (кто не без греха), но более серьёзные задерживаются и передаются на рассмотрение в суд, который вправе возбудить против вас уголовное дело. Более того, все ваши инструкции Ветвителю сохраняются в зашифрованном виде, так называемый личный файл. Эти материалы могут использоваться судом, если Совет безопасности даст добро на расшифровку личного файла. Этого крайнего средства стараются всячески избегать, но иногда приходится, если следствие заходит в иначе безвыходный тупик.

ХАРРИС. Но ведь можно научиться контролировать свои мысли. Ведь могу же я вонзая кинжал в моего кровного врага думать о том, как он счастлив, что я лишаю его бремени жизни -- вот он даже дергается и постанывает от удовольствия!

СМИЛЛИ. Да, но труп -- это труп, это факт. Сказано же, "судите древо по плодам его", а плоды ваших мыслей доступны Ветвителю.

ХАРРИС. Хорошо, если труп налицо. А если, я делаю всевозможный мелкие

пакости, смотря на врага полюбовно?

СМИЛЛИ. Да, но я же сказал, что не все прегрешения караются и вообще не все и надо карать. Никто не собирается делать из вам идеального человека, пронзая вас электрошоком при каждой подлой мысли. Да и зачем? Но действительно, это трудный вопрос, где провести линию между прегрешениями и нарушениями. Тем более мы гарантируем право каждого на не вторжение в частную жизнь. В общем, всё что приносит другим угрозу гибели, серьёзных увечий, сильных моральных или физических мучений - запрещено. Например, если я желая выудить в вас информацию, проигрываю вариант в котором я вас схватил за горло и душу, пока вы не расколетесь - это нелегально. Конечно, закон содержит много нюансов. Все эти материалы находиться на вашем письменном столе. Вам следует с ними ознакомится, прежде чем серьёзно пользоваться Ветвителем.

ХАРРИС. Вы дали мне Ветвитель, а не боитесь, что я что-то ужасное сотворю, даже просто из неопытности?

СМИЛЛИ. Вряд ли, тем более, что в этом вашем реальном мире - вы единственное живое существо.

ХАРРИС. Извините, а вы что - робот?

СМИЛЛИ. Можно сказать, я -- проекция на ваш трёхмерный мир одного современного индивида.

ХАРРИС. Ясно... Да... [вздыхает] Расскажите, пожалуйста, как вы делаете трюк с подбрасыванием монеты?

СМИЛЛИ. В принципе просто. Кроме ваших мыслей, Координационный компьютер имеет доступ к вашим чувствам, как зрение или осязание. Одна из причин то, что в виртуальном будущем надо иметь возможно больше информации о развитии событий, чтобы выбрать наилучший вариант. Личная оценка индивида не всегда объективна и вообще он может вспомнить какое-то стихотворение и забыть о реальности. Поэтому считается целесообразным дать возможность Координационному компьютеру дополнять оценку ситуации прямыми наблюдениями через ваши органы чувств.

ХАРРИС. И возможность шпионить за мной.

СМИЛЛИ. Да, если вы это так называете. С другой стороны, не менее целесообразно дать возможность Ветвителю посылать прямые сигналы в вашу нервно-двигательную систему. Бросание монетки -- яркое тому подтверждение. Я хочу, чтобы выпал орёл. Ветвитель проводить серию виртуальных экспериментов, где монета подбрасывается с разной высоты, с разными скоростями, с разными моментами вращения, и т.д. Выбираются параметры приведшие к выпадению орла, и в реальности Ветвитель пытается заставить вас сделать бросок с точно такими параметрами, что возможно лишь при прямом управлении мышцами. Главное, стараться не мешать Ветвителю в этом. У вас всё начнёт получаться после небольших тренировок. Чем собственно и советую вам заняться. Разрешите откланяться. Надеюсь, что моя лекция вас не очень утомила.Завтра мы продолжим.

ХАРРИС. Нет, что вы! Правда это немного...

СМИЛЛИ. [перебивая] странно. Понимаю. До свидания.

ХАРРИС. До свидания.

***

ХАРРИС. [один]

Хочу разобраться во всём. Я задумал небольшой опыт в ходе которого постараюсь как можно точнее диктовать на эту плёнку все свои мысли и чувства. Я выставил будильник ровно на семь. Часы показывают без десяти семь. Сейчас я выдам команду.

Ветвитель, ровно в девятнадцать ноль-ноль я хочу быть очень счастливым!

Мэгги?! Не может быть! Зачем?...

Но я забылся. Постараюсь собраться. Никаких эмоций. Значит так, Ветвитель сказал мне следующее: "Вскоре после вашего исчезновения Мэгги Бланд, ваша лаборантка, попыталась повторить ваш эксперимент, но была убита из-за неправильной установки напряжения".

Ничего не понимаю... Надо обдумать. Зачем мне сказали это? Ведь Ветвитель должен был проиграть несколько вариантов и выбрать тот, где я буду очень счастлив в семь часов. Маловероятно, что это известие обрадует меня. Конечно, никого из тех, кто остался там, давным-давно нет на свете, но погибнуть ни за что в двадцать с чем-то лет? Глупо. Возможно Ветвитель не понял моей команды или же не знает, что такое счастье. Возможно ни в одном из виртуальных вариантов я не был счастлив. Допускаю.

Стоп. А ведь Ветвитель может и врать, как тогда с монетой. Но с другой стороны не мог же он выдумать это на пустом месте, где-то же он почерпнул какую-то информацию. От меня -- вряд ли, я ведь ни разу о ней и не вспоминал. Из моего подсознания? Хм... Всё равно остаётся вопрос, действительно ли Мэгги так погибла? Жаль, нельзя проверить! Хотя некролог возможно и появился бы в какой-то из газет тех времён. Завтра надо обязательно спросить о подшивках старой периодики.

Хорошо. Если это враньё, то противное и совсем не нужное. Если же нет, то зачем Мэгги это сделала? Ради славы? Да нет, чепуха, эти эксперименты к тому времени были далеко не новизной. Плюс огромный риск. Самоубийство? Но почему именно в тот день и именно таким образом? И почему мне об этом сейчас сообщили?

А может... может она меня так любила, что пыталась последовать за мной? Но я не припоминаю никаких попыток флирта с её стороны. Разве что принять за своеобразный флирт её безотказное согласие делать всю чёрную работу или постоянная готовность помочь с завершением экспериментов по вечерам. Смазливая девчонка с головой полной странных идеалов. Знаю, лучше таких не трогать. Даже не помню, как она выглядела. Одевалась совсем невзрачно, одежда висела на ней, как мешок. Светлые волосы. Глаза не берусь даже вспомнить. Хотя как лаборантка работала она добросовестно и вообще-то была толковой. Помню, я однажды спросил её, почему она не поступает куда ни будь в аспирантуру. Да-да, она тогда сразу сникла и пробормотала нечто неопределённое.

Но догадалась же она, как и куда я исчез! Теперь кажется понимаю, зачем она затеяла тот странный разговор, когда она заикающейся скороговоркой пыталась отговорить меня от проведения этих экспериментов, но потом покраснела и убежала (её стиль). Ну почему она никогда ничего не могла чётко и прямо в глаза сказать, разве для этого нужна большая храбрость? Но как тогда смогла Мэгги решиться на такой шаг? Она такая бесхарактерная -- как она однажды безудержно разрыдалась, когда я её отчитывал за сломанный кем-то микроскоп. Океан слёз!

Любовь? Ко мне? Я конечно хороший учёный, выгляжу импозантно, но все эти мои малопривлекательные любовные похождения в институте и в вне, развивающиеся у неё перед глазами или достигающие её в виде сплетней институтских дам. На что она могла вообще надеяться, фаворитка на месяц? Это она безусловно должна была понимать. Но с другой стороны, в женщинах столько иррационального.

А ведь правда! Всё теперь складываться в одно целое, точь-в-точь, мелочь к мелочи. Как же я мог быть таким ослом и ничего не замечать всё это время? Просто сесть и подумать, ведь факты налицо.

А ведь действительно, если кто и любил меня по-настоящему, то это наверное только она... Что же выходит? Значит, я виноват в её смерти? В смерти ни в чём не повинной девушки столько отстрадавшей только из-за того, что она любила меня?

[Звучит сигнал наручных часов.]

ГОЛОС РАССКАЗЧИКА. Но этого не случится. Незадолго до семи часов время пойдёт по другому пути. Профессор Харрис будет упражняться в подбрасывании монеты, громко хохоча при каждом выпадении орла. И орёл будет неизменно выпадать каждый раз... В этот вечер имя Мэгги не будет вовсе упоминаться. Скорей всего профессор никогда так и не узнает о судьбе своей неприметной лаборантки, ведь никто ему об этом не поведает: Ветвитель будущего - прекрасная машина оберегающая нас от смерти, боли и просто ненужных огорчений...

Я недавно понял, зачем человеку даны руки - чтобы сжимать их в кулаки. Это всякие безмозглые сопляки твердили, что они нужны для того, чтобы дарить тепло и создавать произведения искусства, чтобы хранить жизнь... А что это, кстати, такое - жизнь? Я никак не могу понять, хоть и размышляю над этим уже десяток лет... нет, побольше, наверно. Трудно считать.

В этот раз ближе к вечеру пришла Лидка и притащила какой-то рисунок.

- Глянь, я сама нарисовала! - весело сказала она, подбегая ко мне и целуя в щеку. - Глянь, котик! Ну глянь!

Я даже не посмотрел на лист.

- А ты когда его нарисовала?

Она удивленно подняла тонкие подкрашенные брови и задумалась на миг.

- Хи. Не помню. А что?

Меня сегодня совершенно не привлекала перспектива долгого разговора.

- Да то. Не твой это рисунок. Ты вообще не умеешь рисовать! Ты домик не сможешь нарисовать! Ты ничего не можешь и не умеешь! Ты мерзкая стервочка! Ты сучка, которой не хватает кобеля длиннохвостого...

Висок загорелся от пощечины. Отлично. Давай, Лидочка, заведись как следует!

Лидка вперилась в меня влажными чуть кривоватыми глазами.

- Что я тебе сделала?! Ты свинья! Грубиян! - дрожащим голосом кричала она.

- А ты - косая тварь!

Она закрыла лицо ладонями, медленно опустилась на колени и зарыдала. Я сплюнул на сырую землю прямо перед ней и, неторопливо развернувшись, пошел в дом, зевая.

"Сейчас прибежит. Ох, как Лидочка про глазки-то косые не любит! Просто убить готова... - Я усмехнулся своей мысли, усаживаясь на топчан поудобнее, кладя на колени нож, снимая рубашку. - Нужно будет завтра прибраться в комнатке - совсем сгнию тут скоро. Чего она там за картинку-то притащила, интересно? Ведь сроду линии прямой провести не могла. Как все это надоело..."

Снаружи доносились всхлипы и спазматические вздохи. Сейчас придет. Вот только, еще минутку слюнки по роже будет размазывать, губки выпячивать, носик высмаркивать, потом потреплет ногтями волосы, чтоб прическа выражала полное отчаяние... Что ты, Лида, знаешь об отчаянье? А?! Ты, наверное, думаешь, что, если тебе наплевали в душу, стоит отчаиваться, да? Глупышка, милая ты моя глупышка. Плевки в душу, в тело, в харю, в глаза, в потолок - это все пустяки смешные. Ты и представить себе не можешь, как это приятно и справедливо! Я хочу, чтоб мне вечно в душу плевали...

О, явилась.

Шлепая по дощатому полу босыми ногами, она подошла ко мне и погладила пальчиками по волосам.

- Котик, не обижай больше меня, а.

- Тебе не котик, а кобель нужен, - спокойно сказал я.

- Заткнись! Не смей! - Она стала мерить комнату шагами, раскрасневшись, заламывая руки. - Что ты делаешь?! Зачем?

Я улыбался и ждал.

Вдруг Лида остановилась и бросила хищный взгляд на нож, покоящийся у меня на коленях. Ее лицо, и без того жуткое в этот момент, приобрело звериное выражение и посерело. Я пожал плечами и, глядя в ее дикие глаза, прошептал по слогам:

- Тварь ко-са-я.

На языке почувствовался привкус терпко-горькой изжоги. Я сглотнул, и Лида с грудным хрипом бросилась к острому лезвию...

Хорошо, что сегодня все случилось быстро и без лишних сцен. Ну, это, правда, и моя заслуга в какой-то степени: досконально зная человека, можно вмиг вывести его из себя. Тем более женщину. Тем более самую близкую, самую любимую... давно... В сердце ворвалась боль, и - темнота... как скоро, приятно и страшно...

Терпеть не могу это ощущение - башка трещит, словно с колотящего похмелья, руки висят плетьми, в желудке - всемирное захоронение дерьма! А самое обидное - накануне ничего не пил. И даже не ел.

Я уже десять лет ничего не пил и не ел. Каждое утро я приходил в себя на одном и том же месте - на пологом склоне холма, расположенного на бескрайней равнине. Я спускался с него, размашисто шагая и спотыкаясь. И первое, что видел впереди себя - это длинную худую тень, извивающуюся змеей на неровностях серой земли. В затылок всегда светило едва поднявшееся солнце.

У подножия этого необычного кургана меня неизменно ждал домик, крепко сколоченный, с черепичной крышей и когда-то застекленной верандой. Рядом рос сад, который постепенно подбирался к небольшому каменистому плато, неизвестно откуда здесь взявшемуся. Вообще вся эта картина очень странно, наверное, выглядела на фоне равнины, простиравшейся во все стороны до горизонта. Но только не для меня. Я больше не умею удивляться, я не умею плакать, радоваться или грустить, я забыл, что такое ненависть и любовь.

У меня здесь есть только отчаяние.

В течение дня можно лежать в тени дома, потому что к полудню - ужасно знойно, или зайти внутрь и перебирать разный хлам, который я насобирал в окрестностях за многие годы. Можно метать нож в бревенчатую стену, благо я научился делать это получше любого смертного... Ха. Смертного. Пожалуй, это должно быть смешно. Также можно пойти куда-нибудь. Просто так, ради того, чтобы не свихнуться окончательно от ожидания и... так хочется добавить: от одиночества. Но это будет нечестно. Ведь каждый день ко мне приходят гости.

Я их всех прекрасно знаю: друзья, родные, жена Лидочка, сын иногда заглядывает, просто знакомые люди. По одиночке. С ними можно посидеть, поговорить, поспорить, поиграть можно... Они сначала всегда веселые и добрые.

А вечером меня убивают.

Первое время, года два, труднее всего было, когда приходили жена или сын. Ну и отец, пожалуй. Я тогда, помнится, был рад, что мама не приходит. До сих пор не знаю - почему? Ей некогда, наверно, дела.

Так вот, вечером меня убивают. Не зависимо ни от чего. Гость сначала начинает раздражаться без видимой причины, потом выходит из себя и хватается за нож... И ничто мне не может помочь! Я испробовал все средства, доступные человеческому разуму и воображению.

Сначала, то есть когда я сам более-менее разобрался в происходящем, я пытался им объяснить, что происходит. Гости отшучивались, не верили, принимали меня за идиота, постепенно зверели и... Я плакал, умолял, стонал, я кричал! А они убивали меня. Ножом в сердце! Я просыпался с утра на холме, и моя грудь помнила леденящий холод стали. А гости, возвращаясь, ничего не помнили и радостно улыбались мне при встрече, с восторгом бросались на шею...

Через некоторое время мне пришла в голову мысль: уходить от дома. Но за несколько часов далеко не убежишь! Они нагоняли. Запыхавшись, они окликали меня и удивлялись: куда это я собрался на ночь глядя? Я убегал, как мог, но они шли наперерез, возникали впереди, неожиданно хлопали по спине, заставляя меня вздрагивать... Заботливо брали за руку, как младенца, отбежавшего слишком далеко от положенного для прогулки места, и вели домой. Говорили мне нежности, жалели, обнимали, недоумевали, злились... И убивали. Я шарахался в сторону, орал, падал и пытался уползти, но гости были быстрее.

"Зачем?" - спрашивал я, сходя с ума.

А в ответ получал сталь под ребро... И утром, здоровый, помнящий все, бодрый и, главное, здравомыслящий, сбегал с холма к своему дому.

Любому человеческому терпению приходит конец, и на четвертый, кажется, год я решился. Помню, в тот день пришел мой институтский приятель - Борька Наракшин. Когда дело дошло до ссоры, я первый дернул нож со стола и, сбив его с ног, перерезал горло... Потом я бежал куда-то, весь в крови, задыхаясь... Меня рвало, я надрывно вопил что-то во мрак ночи. Не помню... После этого удалось продержаться трое суток, и я заснул.

И очнулся... привычно глядя на тонкую тень, выползающую из-под ног! Я в отчаянье грыз землю, я разбивал кулаки до костей о ненавистный дом, я полосовал себе вены и... просыпался, бредущий с холма...

В моем мире не было ни птиц, ни зверей, не было огня, книг, воды.

Только гости, которых теперь убивал я. До тех пор, пока не пришел Алешка, мой сын. Его я... не смог, и поэтому он убил меня...

Так я тщетно пытался изменить что-то в следствиях. Потом я стал искать причину. Я стал не действовать, а думать.

Версию, что все это сон, я отбросил сразу же: нормальному человеку такое не приснится. Отсюда тут же напросился вывод, что я сумасшедший, а чудовищный солнечный мир вокруг - игра моего воображения. Тоже отбросил, проведя один элементарный тест, удостоверяющий реальность происходящего. Я убил отца - он же все равно вернется... Я знал, что мое подсознание просто не могло адекватно смоделировать реакцию на подобное осмысленное действие. И оказался прав.

Вы когда-нибудь убивали собственного отца? Пусть даже после того, как он шесть раз лишал жизни вас. А?

Дальше я начал размышлять, почему я не могу вырваться из этого замкнутого круга. Если допустить, что я каждый раз просыпаюсь в одном и том же месте и начинаю проживать один и тот же день, то можно было бы предположить действие какого-то временного цикла, но, согласно физике, такое не возможно в принципе, да и память моя... доказывает обратное. Значит, все-таки мое субъективное время движется линейно. Может быть, его вектор... В общем я повернул мозги, выдвигая сотни гипотез и догадок, и ничего, совсем ничего не смог объяснить.

А гости приходили, и холм подстилал мне под ноги прохладную землю, и знойные дни один за другим заканчивались смертью.

Привык к здешней "жизни" я примерно на седьмом году. Конечно, не возвращайся ко мне каждое утро рассудок, я бы за неделю тут свихнулся. Но этот чертов здравый смысл, словно хлесткий удар бича, обжигал мое истерзанное сознание снова и снова.

Постепенно притупились все чувства: сначала удивление, потом растерянность, гнев, ненависть, страх, боль, жалость. Когда осталась лишь вера, мне пришлось начать верить в Бога. Потому что верить нужно обязательно во что-то, а когда больше не в чего, то остается верить лишь в Него... Я неумело молился, взывал к Нему, просил Его услышать меня, проклинал за безучастность, призывал к пощаде... Наконец устал.

Осталось отчаяние. И еще чуточку равнодушного любопытства, что ли. Ведь гости каждый день вели себя по-разному. Иногда встреча затягивалась аж на несколько часов, иногда она длилась считанные минуты. Не важно. В последнее время я стал все чаще и чаще провоцировать приходящих людей на конфликт, чтобы все кончалось как можно быстрее. Вчера вот... Я прекрасно понимал, что ни один из них ни в чем не виноват, я, бывало, даже убеждал себя, что это не они приходят ко мне, а какие-то фантомы, марионетки с приращенными мыслями и вделанной психикой тех людей, которых я когда-то любил больше всех на свете. Я успокаивал себя этой мыслью, причиняя им боль, обижая их, но где-то в вибрирующей глубине души я чувствовал затихающие толчки, шепчущие мне еле слышно: это они приходят к тебе... это они приходят... это они...

Эти короткие звуковые сокращения были похожи на тиканье часов, у которых кончается завод.

Я лежал на раскаленном холме и смотрел на солнце, не опуская век. Оно, наверное, уже минуло зенит. Я не видел, потому что его жесткий свет спалил сетчатку. Слезы, вытекши из ослепших глаз, высохли на губах, оставив соленый привкус.

Когда-то очень-очень давно, невообразимо давно, так давно, что в памяти остались лишь смутные штришки ассоциаций, у меня была другая жизнь. Там день начинался в разных местах, там была суета, были склоки, чувства переполняли грудь, я осязал, как струятся сквозь меня потоки энергии, исходящие от других людей, я сам излучал что-то. Что-то хорошее, я уверен! Тогда мир был до граней наполнен счастьем.

Я почему-то часто вспоминаю, как мы с Лидкой и Алешкой ходили в парк однажды. С самого утра сандалил ливень, но мы пошли. И специально не взяли зонты. Шарахал гром, безумствовал еще не очень холодный осенний ветер, а Алешка носился с визгом по высокой траве, сдирая с себя промокшую до нитки маечку. "Папка! - орал он, врезаясь в мою ногу. - Папка! Шезлонги срочно нужны!" Он обожал, выучив какое-нибудь новое слово, щеголять им где ни на есть. А Лидка, хихикая, шлепала его под зад и кротко говорила вслед: "Котенок!" Так, чтобы он не услышал, потому что "взрослых детей так не называют".

Как мы бесились под этим дождем... До самого вечера. Потом, придя домой, хлебали обжигающий чай с малиновым вареньем целый час, хохоча и вспоминая, кто как брякнулся в лужу. И все трое на следующий день слегли с ангиной...

Мне никогда не понять, почему тот мир кончился. Внезапно, навсегда. В чем же я промахнулся, где ошибся? Я развенчал уже всего себя, я оторвал все лепестки своей совести, но ничего не нашел. Сердцевина оказалась пуста.

И теперь у меня осталось только одно желание, только одно...

Не приходите ко мне!!!

Алешка, Лидочка, отец, исчезните! Слышите! Никогда никто не возвращайтесь в МОЙ ад для того, чтобы убивать меня! Нет, мне уже не больно, мне плевать на боль, я разучился чувствовать, но я не хочу, чтобы вы, люди, которых я так любил, которые вечно останутся в моем истерзанном сердце, убивали меня. Потому что я знаю, что вам тоже больно! И ваша боль в сто крат сильнее моей, ибо вы к ней никогда не сможете приучиться...

Вы здесь только гости. Не приходите, пожалуйста...

- Папка! Папка! Нам фиорд нужен! Срочно!

Я вытащил из кармана наручные часы и, держа за оборванный ремешок, поднёс к глазам. "Вот уже второй час стою у окна и смотрю. Что я ожидаю увидеть? С тех пор, как по всей земле появился жёлтый туман, я не видел за окном ничего, кроме тумана. Непонятно даже, день сейчас, или ночь. Туман клубится, плывёт, принимает различные формы, оставляет капельки влаги на всём, к чему прикасается... Что я хочу увидеть в тумане, кроме тумана? Что может скрываться в нём? Ночью туман светится, днём - гасит свет. Всё пасмурно и жёлто. Вот сейчас протянуть бы руку и открыть окно - пусть жёлтый туман постепенно наполнит комнату, пусть я не увижу даже своей вытянутой руки - зато, быть может, я пропаду в нём, как исчезли остальные, кто рискнул выйти из дому и навеки скрылся в шевелящемся жёлтом воздухе".

Выдохнув сигаретный дым, я машинально сравнил его колечки с тяжелыми массами тумана. "Нет, дым и жёлтый туман - слишком разные вещи. Дым какой-то родной, домашний. А вот туман - совсем другое. Впрочем, всё-таки в его благородной неспешности есть и своя прелесть. Лучше день и ночь всматриваться в его глубину, чем сидеть перед телевизором в холле, как это делают остальные"...

Я почувствовал, что улыбаюсь. "Да, никто уже не сидит перед телевизором. Ещё неделю назад он перестал показывать что-либо. Никаких признаков телевизионных передач. У Лены было радио, но и оно ловит только помехи. А вчера пропал свет, - я потрогал батареи, - и тепла нет уже давно. Если открыть в туалете кран, вместо воды оттуда потечёт жёлтый туман. Вот и всё. Эти дураки принялись орать, что скоро свет включат, как же! Да только многие молчали, молчал и я. Эти-то поняли, что, возможно, на свете больше никого не осталось. Потому и телевизор не показывает, и света нет... Все, кто ушли в туман, исчезли, значит, остались только те, кто ждёт дома чего-то. Вот и мы ждём, когда нас заберут отсюда. Придёт автобус..."

Я невесело рассмеялся. "Как же, придёт! Да поймите вы, что кроме нас, возможно, не осталось больше НИКОГО. Что это было - ядерная война, комета или чума, никто так и не узнает. Факт, что появился жёлтый туман, в котором, быть может, ничего нет, кроме тумана и нашей гостиницы, наполненной людьми. Значит, осталось одно - стоять у окна и ждать, когда туман рассеется. А он, быть может, не исчезнет никогда, ведь никто толком не может сказать, ЧТО же оно такое"...

В коридоре слышались тихие всхлипы. Похоже, до кого-то дошло всё это. А может, деятельная Лена опять обделила кого-то при раздаче консервов. Ей кажется, что она делает полезное дело, но она и не знает, что самые наглые становятся в очередь трижды, да ещё и заходят в чужие номера без спроса, чтоб пошарить по тумбочкам. Когда у неё кончается та еда, которую по её расчётам столько людей должны съесть за день, она прекращает раздачу. Ну и бог с ней, с этой самозванной организаторшей. Не пойду сегодня толкаться в очереди. Да и есть мне не хочется"...

Раздался стук в дверь. Я торопливо спрятал мятую пачку сигарет - наибольшая ценность здесь, в этом проклятом месте. Что буду делать, когда они закончатся - понятия не имею. Наверное, брошу курить.

Стук повторился. Мне было странно, что кто-то стучит, хотя дверь не заперта. Обычно ломятся без стука.

- Войдите!

В комнату прошёл "офицер", как я его мысленно называл. Пару раз я видел его на этаже - наверное, этот военный живёт в каком-то номере поблизости. Нерешительно потоптавшись, он шагнул в комнату. Серая униформа местами была испачкана извёсткой, одна позолоченная пуговица болталась, готовясь оторваться.

- Здравствуйте!

- Привет, - я потрогал подбородок, на котором щетинилась месячная небритость и решил спросить первым:

- Что случилось?

Военный огляделся, видимо ища, где присесть. От него пахло спиртным перегаром. "Где они берут водку? Надо бы спросить. Да разве кто-нибудь скажет?"

Я указал на стул.

- Садитесь.

Офицер рухнул на него. Сиденье заскрипело. Я уставился на незваного гостя.

- Послушайте, я к Вам... с просьбой, - он начал неторопливо говорить, поминутно останавливаясь.

- Надо же, у нас ещё кто-то может просить! Я уж думал, что во всей гостинице таких людей не осталось.

Не обращая внимания на мой вызов, он продолжил:

- У меня там была семья, дочь подрастала... Все там и осталось, - военный махнул рукой в сторону окна и натужно сглотнул. Я разочарованно пожал плечами. В последнее время что-то много появилось людей, жаждущих рассказать о своей прошлой жизни. Вчера еле выставил одного, а потом нашёл, что тапочки пропали.

Туман прилип к мокрым стёклам, будто подслушивая.

- Вот что, офицер...

- Майор, можете называть меня так...

- Вот что, любезный майор! Закуски у меня нет, сыграть в "подкидного" нет желания, а до вашей семьи нет никакого дела. Я понятно говорю?

Он поднял на меня слезящиеся мутные глаза. Я, не давая ему заговорить, резанул воздух криком:

- Ну, что ещё?

- Извините...

- Не в этом суть, - я громко и с расстановкой впечатывал в его нетрезвый мозг слова, - переходите к делу или поищите другого собеседника. Вон там, - я указал в дверной проём, где виднелся замусоренный и заблёванный коридор, - полно людей, готовых разделить Вашу безграничную печаль. Так что марш из номера!

Будто назло, оттуда послышался истерический хохот. Какие-то дети промчались мимо, топоча по линолеуму пятками. "Будто валуны на пол попадали"... Отвернувшись от приоткрытой двери, я взглянул офицеру в лицо, направив взгляд ему в переносицу. Кажется, тогда человек чувствует себя слабее. Впрочем, он и так весь трясся.

- Только пару слов!

- Валяйте.

Он выпрямился на стуле.

- Я уже сказал, что у меня никого не осталось...

Меня распирало от желания крикнуть ему в упор, что ни у кого никого не осталось, что и у меня тоже были раньше дорогие сердцу люди и никому до этого нет дела, что мне противны все, кто здесь собрался, что я сам себе опротивел, в конце концов...

- Здесь... Здесь я никому не нужен. К чему была моя жизнь? Зачем мне дальше жить?

Думаю, у меня неплохо получается улыбка Мефистофеля. Я развёл руками. Можно подумать, что я знаю ответы на такие вопросы.

- ... и я решил покончить с собой...

Усмехнувшись, я присел на пружинную кровать, накрытую давно не стиранным одеялом.

- За чем же дело стало, майор? Вы что, хотите исповедаться?

- Нет. Просто я слышал, - он потёр вспотевший лоб, - я слышал, что если выстрелить себе в голову, то можно не умереть. Можно ослепнуть, оглохнуть, но ещё долго оставаться в живых.

В коридоре послышался шум и чей-то истошный визг. Интересно, остались в гостинице девушки, которых ещё не изнасиловали? Наверное, только Лена. Ха, если бы не её парень - тренер по карате, кстати, то не видать ей ни распределителя, ни моногамии. А этому её "шварценейгеру" я бы морду разукрасил, если бы он не был таким здоровым.

Офицер привстал со стула, но я опередил его и выглянул в коридор первым. Мне, в общем-то, на всё это плевать, но не у самых же моих дверей, чёрт возьми! Какой-то шумный сегодня день.

Двое бритоголовых парней поймали кошку, которая, видно, где-то жила в гостинице, и, держа за шею, тыкали ей в рот окурок. Кошка шипела и мяукала - эти звуки и показались мне женским визгом. Я уже видел этих гопников - как-то завалились в мой номер, да только я в них утюгом швырнул. Больше не заходят.

"А вот кошку жалко. Она-то получше, быть может, любого человека". Я схватил одного за плечо.

- В чём дело?

- Что, проблемы, парниша?

- Отпустите кошку, недоумки.

Не знаю, откуда во мне взялась такая смелость - я этих казаков всегда в очереди пропускал перед собой молча, но видя, что они отвернулись, будто меня и нет вовсе, я выкрикнул:

- В последний раз предупреждаю, или я...

- Пошёл ..., ...!!!

"Выбирай выражения, лысый урод"! Я взбесился и ударил того, что ближе, носком ботинка прямо под кобчик. Ага, теперь реакция появилась. Ох, чёрт!...

"Исчадия атомного взрыва, мать вашу... Ай, да у меня кости хрупкие, мерзавцы!"

Гопники оставили меня только когда устали бить ногами. "Кто сказал, что лежачего не бьют? В торец ему, тысяча чертей! Ладно, хоть кошка сбежала", - я с трудом зажмурил заплывающие от синяков глаза. И тут в коридоре раздался взрыв столь громкий, что у меня в ушах зазвенело. "Выстрелы... Это офицер палит"...

Наверное, в то время я потерял сознание, потому что очнулся на своей кровати. Потрогал губы. "Не думал никогда, что у меня они могут быть такими опухшими. Как ещё не отвалились"?.. С трудом сев на скрипучих пружинах, я увидел внимательный взгляд майора, который по-прежнему сидел в комнате. Пахло порохом и гарью. Кто-то стонал в коридоре. Офицер, увидев, что я пришёл в себя, прошептал:

- Пуля в живот... Будет умирать долго, очень долго и мучительно.

"Надо бы оттащить гопников, а то люди будут о них спотыкаться. Чёрт, надо же, как разукрасили"... Будто угадав мои мысли, майор успокоительно заметил:

- Пусть лежат там. Они бы Вас убили - не в первый раз в гостинице избивают кого-то до смерти. Вы, наверное, не знали, что у нас на этаже уже три покойника?

Я закрыл лицо руками, ощупывая синяки и кровоподтёки. "Не знал, но догадывался. Чувствую, запах знакомый. Но я думал, что так пахнет жёлтый туман". Немного успокоившись, я произнёс:

- Простите. Ничего страшного. Пусть лежат. В самом деле, пусть через них переступают, кому надо. Вы, кажется, просили меня о чём-то?

Офицер вскинул голову.

- Мне пришлось потратить два патрона на них, чтобы Вы могли сделать мне контрольный выстрел. Это - аванс за Вашу помощь.

Облокотившись об угол кровати, я внимательно рассматривал его. "Интересно, если бы меня просто убивали, он бы вмешался? Нет, конечно. Здесь давно уже каждый сам за себя. Я бы тоже не вмешивался, если бы убивали его. Кошку - жалко, она - добрая и беспомощная. Вот так, господа... Боже мой, неужели это всё со мной на самом деле"?

- Спасибо. Но я не просил Вас ничего делать. Может быть, я сам хотел умереть, только у меня нет пистолета. Понятно?

Встав со стула, военный торопливо начал доставать из карманов всякую дребедень: носовой платок, копейки, бумажник, пачку папирос. Всё это он сложил на сиденье. Ожесточённо задрав порванный рукав, он стащил с руки серебряные часы и протянул мне, торопливо говоря:

- Вот. Возьмите. Возьмите всё это. Сапоги, одежду - всё это будет Вашим. Но обещайте, что после того, как я сделаю это, - он явно избегал слово "самоубийство", - Вы исполните мою последнюю просьбу.

Было что-то мерзкое в том, как он, криво улыбаясь, уговаривал меня. Я почувствовал, что ещё немного, и меня вырвет. Интересно, чем? Уже второй день ничего не ем, кроме зубной пасты.

- Уберите!

- Нет!

- Но, послушайте, почему я? Почему Вы ко мне пришли за контрольным выстрелом? Пусть какой-нибудь доктор вкатает Вам яду. Ответьте, и заберите свои часы - мне ничего от Вас не нужно.

Тяжело вздохнув, он сел на кровати рядом со мной.

- Никто не хочет сделать это. Вы - моя последняя надежда. Ни один человек не захотел помочь мне в этом, ни один!!! Умоляю, добейте меня, я не хочу умирать долго среди этого дерьма!

Согласно кивнув, я положил руку ему на плечо.

- Успокойтесь. Я Вас понимаю, мне самому всё это опротивело. Мне совсем не сложно сделать то, о чём Вы просите, причём безо всякой оплаты. Но давайте погодим немного. Ведь смерть от нас никуда не денется - успеем ещё. Курите, - я протянул ему свою неприкосновенную пачку. Он дрожащими руками вытащил предпоследнюю сигарету и прикурил от армейской зажигалки.

Мы сидели молча. Майор покашливал, постепенно приходя в себя после крика. Я первым нарушил молчание:

- Вы хорошо всё обдумали?

Он кивнул.

- Но я не смогу похоронить Вас. Где Вы хотите, чтобы мы сделали это?

- У меня в номере. Пойдёмте, - он встал и нетерпеливо взглянул на меня.

- Что ж, если Вы готовы... У Вас в комнате не найдётся чего-нибудь крепкого?

- Казёнка сойдёт? Я берёг её именно на этот случай.

- Отлично, - я грустно улыбнулся и встал с кровати. Пружины заскрипели, выпрямляясь.

Мы вышли в коридор и перешагнули через скорчившихся от боли "крутых". Офицер подвёл меня к двери своего номера.

- Это здесь. Заходите, опрокинем стаканчик.

Пока он возился с ключами, я почувствовал вонь застарелой мочи. Похоже, кто-то перестал утруждать себя добираться до туалета и сходил к майору под дверь. Точно, так и есть - на облезлых обоях темнели мокрые пятна. Теперь везде так. Даже на ковёр в холле набросали окурков, по лестнице пройти нельзя, чтоб во что-нибудь не вляпаться. Почему никто не хочет понять, что эта гостиница - последнее, что мы увидим? Странно, но мне в эту минуту самому хотелось застрелиться.

* * *

- Как Вас зовут?

- Анатолий. А Вас?

- Какая разница? Зовите меня "майор". Это - он указал на потрёпанный погон с тремя маленькими звёздочками, - не моя форма. Был тут один солдатик, проигрался до трусов...

- Так Вы вообще не военный?

Он замычал, тряся головой. Это могло означать и "да", и "нет".

- Теперь моя жизнь, - он в третий раз наполнил грязные рюмки, - зависит от Вас, Анатолий...

Я откинулся на спинку стула. Мы чокнулись. Сморщившись, я проглотил тошнотворный напиток. В желудке пульсировал огонь, зажжённый спиртом. Выпьем для "сугреву", так говорят, кажется... Правду говорят. Со знанием дела. Ух, какая мерзость!

- Вот как, - я скривился от водки, - а мне, знаете, в детстве даже хотелось повелевать людьми. Распоряжаться их жизнью... У Вас не было в детстве таких мечтаний? Вы играли в оловянных солдатиков?

Майор залпом осушил свою порцию и занюхал хлебной коркой.

- Нет. Я хотел стать художником, - он улыбнулся, - а стал военкомом.

- Это что, оператор прожектора на танке?..

На мои слова он не счёл нужным отвечать. Разглядывая его покрасневшее лицо сквозь рюмку, я пробормотал:

- А вот я сам не знаю, кем сделался. Я хотел стать учёным, - мне стало совсем весело, - палеонтологом... А стал учителем, хотя детей ненавижу... Поступил в педагогический, чтоб не идти в армию, к Вам, уважаемый военком-майор... Видите, если бы не закон об армии, то я бы мог выбирать свой путь. А так, можно сказать, что и я не на своём месте. Из двух зол выбрал меньшее. Какой из меня солдат, в самом деле? Я - пацифист. И потом, уважаемый военком, Вы-то видели, как в военкомате гонят голых ребят на осмотр, будто скот на продажу? Быть одним из них мне противнее, чем быть в жизни не на своём месте.

Глядя на меня исподлобья, он мрачно заметил:

- Я здесь не причём. У каждого - своя работа. Надо было жаловаться в администрацию президента... Откосить, на худой конец.

Я кашлянул и выразил лицом полнейшее равнодушие. В самом деле, какая теперь разница? Люди всегда находили способ калечить друг другу судьбы. Почему, чёрт побери, я должен быть инвалидом, чтоб не стать рабом абстрактной Родины-матери, а на самом деле - безумного генерала, прапорщика или даже деда, который сам есть ни что иное, как более сильный раб? А сейчас ни у кого не осталось судьбы, потому что конец всех ясен. Но даже в плену жёлтого тумана мы можем только вредить, а не сочувствовать. Что бы не случилось, всё равно люди будут ненавидеть друг друга: в прошлом мире - во имя идеалов или денег, теперь - за лишнюю банку тушёнки. А какая, в сущности, разница? Я попытался сказать об этом майору, но он предложил ещё налить. Ладно, налить, так налить. Ну тебя к чёрту.

- Художником... Вы рисуете? - я указал на него рюмкой.

- Было дело, - майор разлил нам последние капли. Меня уже сильно качало.

- Это - последний в моей жизни тост. Выпьем за упокой души новопреставленного...

Я икнул и понюхал водку. Мы замолчали - каждый собирался с силами, чтоб рывком выпить ещё пятьдесят грамм так, чтоб не вырвало. Глядя в окно, я видел там по-прежнему только жёлтые пятна. Туман клубился и растекался по мокрому подоконнику. Майор прикрыл форточку.

- Все. Пора. Сейчас я выстрелю, а Вы меня добьёте. Только быстро, ладно?

- Не беспокойтесь, - я нетвёрдыми шагами подошёл к нему.

- Смотрите - вот спусковой крючок. Сюда надо нажать, когда направите ствол. Только осторожно - у него сильная отдача.

Меня пробрал холодок. До последнего момента казалось, что он передумает.

- Я, наверное, прилягу. Как Вы думаете, мне лучше лечь?

- Пожалуй, так действительно будет лучше. Вы уверены, что хотите умереть?

Офицер сглотнул и ничего не ответил.

- Теперь... Наверно, лучше в лоб? Или в висок?

- Лучше в висок, - мой голос показался совсем чужим, будто доносившимся издалека.

- Я видел в кино, что стреляются в висок...

"В кино он видел, военный хренов!"

- Да, наверное, так будет лучше. Одного моего друга забрали в армию, так он в части тоже застрелился в висок. Из калаша. Приставил дуло к голове, а пальцем ноги нажал спусковой крючок. Так и нашли его в одном сапоге. Этот парень тоже любил смотреть кино.

Мы замолчали. Майор хрипло дышал, лёжа на кровати. Протянув руку за сигаретой, он взглянул на меня.

- Сейчас... Сейчас, я покурю, и за дело...

"Перед смертью не накуришься".

Когда сигарета была выкурена, офицер осторожно снял пистолет с предохранителя.

- Ну, теперь дело за Вами. После контрольного выстрела останется ещё два патрона. Если Вам когда-нибудь тоже захочется покончить со всем этим, - майор тихо шептал, задрав небритый подбородок к потолку, - тут хватит и на Вас... Тогда приходите сюда. Вместе будем отдыхать.

- Хорошо, - пол и стены качались, и ища опоры, я ухватился за спинку продавленного стула.

- Потом заприте меня здесь, - он махнул рукой в сторону стола, усеянного хлебными крошками. В пепельнице, наспех сделанной из консервной банки, дымился окурок.

- Только быстро, ладно? Как только я выстрелю...

* * *

Я сидел на скрипучем стуле и сосредоточенно тыкал окурком в таракана, резво бегавшего по исписанной ругнёй тумбочке. "По стене ползёт паук. Волосатый, как нога. По стене ползёт паук...". Глаза сами собой закрывались - явно я много выпил сегодня. У майора водки - целый ящик. Как раз ещё на месяц.

Раненный таракан ползал по кругу, пока я не положил этому конец, погасив сигарету на его спине. "По стене ползёт ПАУК... Откуда в номере тараканы? Во всей гостинице жратвы нет, а тараканов - целые табуны. Что они жрут? Наверно, военкома жрут"...

- Эй, майор, это на тебе тараканы развелись?

Я всегда избегал смотреть на кровать, где он по-прежнему лежал, накрытый пропитанной кровью простынёй, а потому мой вопрос адресовался скорее комнате. В последнее время, когда я захожу в его номер, вонь просто невыносимая, но со временем можно принюхаться. Мельком взглянув туда, я увидел, как по засохшему пятну спускается жирный таракан, поблёскивая полированной спинкой и деловито шевеля усами. Таракан был большой и важный. И, наверное, сытый. Резко вскочив, я сдёрнул простыню с мертвеца и, зажав нос, отвернулся, стараясь на смотреть на раздробленную двумя пулями голову, сплошь облепленную чёрными насекомыми.

"Чёрт, надо что-то делать"... Я спрыснул майора водкой и, хлопнув дверью, выскочил из номера. Позади послышалось потревоженное шуршание тысяч тараканьих лапок.

* * *

Передо мной стояла красавица Лена - немного осунувшаяся, сильно похудевшая, но всё ещё бешено привлекательная. Может быть то, что мои ухаживания тогда, когда жёлтого тумана не было и в помине, не дали должного результата, и привело к тому, что я всегда старался нарочно её игнорировать или говорить ей мудрёные колкости.

- Анатолий, сегодня собираемся в шесть часов.

- К дьяволу все собрания! Окна заклеивать отказываюсь, так и запишите. Слушай, Лена, - я взял её под руку, - ты не могла бы мне по блату выделить пару консервов? Осточертело толкаться в очереди. Только кильку, ладно? Я вчера взял тушёнку, а она завонялась. Так и отдал всё кошке. Теперь ко мне кошка приходит, кстати.

Девушка легонько отстранилась.

- Ты сам скоро протухнешь. Знаешь, сколько людей меня просят об этом? Между прочим, старики и женщины с детьми.

- Что тебе те старики? Я ведь лучше. Я тебя знаю уже столько лет, что и забыл, когда это началось. Между прочим, до сих пор остаюсь верным членом клуба твоих обожателей.

Она улыбнулась.

- Ладно, в последний раз. Только ты заберёшь Василису Степановну с сыном к себе в номер.

- Что? Это та тётка, что вчера просила принять её ребёнка? Да я её пинком под зад!..

- Не знаю, что она у тебя просила, но её выгнала из номера какая-то пьяная компания, даже вещи не дали собрать...

- Ну и что? Лена, если мой номер кто-нибудь займёт, мне что, тоже ко всем ломиться?

- Хоть ребёнка возьми!

- Нет, нет и ещё раз нет. Дети - по особому тарифу. Он до ночи орать будет, гадить в пелёнки, курить изволь выходить в коридор...

Лена нахмурилась.

- А что, и вышел бы. Ты пойми, им жить негде!

- Вот и забери их к себе.

Девушка резко выдохнула воздух.

- Так у меня и так уже трое живёт!

- Ну и ладно. Сама пустила. Я не хочу устроить себе добровольный кромешный ад. Мне плевать, что её выгнали. Пусть теперь и отвоёвывает свой номер. Была у зайца избушка лубяная, пришла лисичка... Так вот, я на старых сказках научен. Впустишь её, потом за ребёнком посмотри, потом делись едой с малюткой... Нахрен он мне сдался, писюн горластый...

- Ну, знаешь... Если никому не хочешь помогать, то и я тебе помогать не буду.

- Лена! - я вновь протянул к ней руку, чтоб ухватить за талию, - послушай, это её проблемы! Ну при чём здесь я или ты? Кому-то повезло, кому-то нет, так что мне, добровольно отказываться от своего маленького счастья лишь потому, что у неё ребёнок?

Девушка проворно отскочила, удачно избегнув моих объятий.

- Всё, я сказала. Или ты хоть раз в жизни сделаешь что-то хорошее, или катись, куда хочешь. Ты знаешь, что весь этаж только и говорит о том, как ты вчера выставил бедную женщину из номера и захлопнул перед ней дверь?

- Из своего номера, заметь! В четыре ночи, будь я проклят! Пусть чешут языки, старухи пакостные, тухлые кочерыжки, мне от этого не холодно и не жарко. Пусть. Только они забывают, и ты тоже, что, в конце концов, когда я селился в гостинице, я заплатил за свой номер. За две койки, так, чтоб жить одному, а не делать милосердные благоглупости... Постой, Лена, хорошо, я буду помогать другим. Давай тебе помогу, а? Бросай свою комнату и переселяйся ко мне. А эту Василису Степановну на своё место определи, на одну кровать с каратистом. У меня хорошо, спокойно... А у вас, я слышал, даже на полу спит кто-то...

Молча отвернувшись, она начала спускаться по лестнице.

- Дурак ты, Анатолий.

- Лена! Ну так как, идёшь ко мне? У меня же койка свободна!

Она ничего не сказала. Я с досады плюнул вниз.

* * *

- Привет, академик!

Я продолжал сидеть на ступеньках, не желая ни с кем разговаривать.

- Академик! Ты что, оглох?

- Пошёл вон!..

Человек демонстративно стал передо мной.

- Ну? Что тебе надо, рожа?

- Слушай, вчера такой прикол был - Витька с пятого этажа кошку в туалете топил! Ох, это была умора, как она лапами упиралась, а он её в парашу мордой...

Я поднял глаза на улыбающуюся прыщавую физиономию и медленно спросил:

- Ну и как? Утопил?

- Не знаю, не видел. Пошли сегодня в пятьдесят седьмой - там девки день рожденья празднуют.

- Иди ты знаешь куда, со своими девками... Они у меня гитару взяли, так до сих пор и несут. Где этот Витька живёт?

- Какой Витька?

- Который кошку мордой... в унитаз...

Он присел рядом.

- А я что, знаю? Пятый этаж, я ж сказал...

- Показать дорогу сможешь?

- Не-а... Я к девкам иду.

Я схватил его за шею сзади и сдавил пальцы.

- Да не знаю я, где это! Ай, пусти! Да я пьяный был!..

- Всё равно веди, сволочь!..

"Так тебя, мордой в стену, как кошку"... На него такие приёмы хорошо действуют. Даже странно, вроде не хилый парень, а размазня. Мы поднялись наверх, причём он всё время старался вывернуться. Пару раз пришлось протереть им штукатурку, но в целом мы шли довольно быстро.

На лестничной площадке стояла переполненная мусором урна. Вокруг валялись какие-то бумажки и горы окурков, а из помойного ведра виднелся кончик хвоста, который я ещё вчера бережно пропускал между пальцев. Я дал приятелю подзатыльник.

- Ты что, охренел, академик?

Наклонившись, я осторожно достал из мусорника обмякшую переломанную тушку, потом, отвернувшись, направился вдоль по коридору. Озираясь по сторонам, я шлёпал по ободранному линолеуму, отшвыривая ногами всякую дрянь. Дважды пришлось переступить через лежащих на полу людей. За одной из дверей послышался гогот. Я толкнул дверную ручку.

В нос ударил густой табачный дым, смешанный с водочным перегаром. Раскрасневшиеся жирные лица разом уставились на меня, пытаясь сфокусировать взгляд.

- Кто здесь Витька?

- А тебе какого Витьку надо, мужик?

Я положил кошку на стол.

- Чья работа?

Одно рыло сиплым басом проурчало:

- Это Кабан, наверно... Там, по коридору, вторая дверь, справа.

- А что, твоя была кошка?

- Нет.

- Та чего ты прилез с этим падлом?

Молча прихватив кошку, я вышел из номера. В коридоре воняло. Вторая дверь справа оказалась выходом на пожарную лестницу. "Не загромождайте пути эвакуации"... Я осторожно прикоснулся рукой к стене, ощущая её холод и шероховатость. Моя рука была такой же грязной и белой, как стены вокруг.

Позади раздался издевательский смех.

* * *

Дверь с треском распахнулась, и в номер шагнул давешний прыщавый приятель.

- Академик, собирайся, пошли! Там девки гитару притащили, только играть некому.

- Вали отсюда.

- Та ты не понимаешь, там такой кагал, все о тебе спрашивают. Я им сказал, что ты играешь, как бог, пошли, наливают же на шару...

Я поудобнее растянулся на кровати и открыл один глаз, рассматривая слои тумана за окном.

- Скажи, что я заболел. Помер. Ушёл в туман. Больше играть не буду. Ясно?

- Академик, там такой фуршет на двенадцать персон! Пойдём, скучно же анекдоты травить без музыки...

Сев на кровати, я ухватил его за рубашку.

- Слушай, придурок, я не академик, заруби себе на носу. Не выучился в академики. Не успел. А зовут меня, балда, Анатолий, понял?

- Ладно, не хочешь - как хочешь.

- Стой, - я заинтересовался, - а цветы у тех девок есть? Мне цветы нужны позарез.

- Спятил, что ли? "Момент" надо нюхать. Откуда у них цветы?

- Ну, девушки, цветы... По мне, у них должно быть что-то такое. Что-нибудь красивое.

Он осторожно освободил свою поношенную рубашку от моей хватки.

- А тебе зачем?

- Надо. Цветы на могилку.

Пожав плечами, он принялся детально излагать, что я потеряю, если немедленно не отправлюсь с ним. Но я встал и загородил собой проход.

- Постой, как тебя там... Бармалей, что ли... Ты мне вот что скажи...

- Елисей, - кажется, он смутился - я впервые попытался назвать его по имени.

- Ну и хрен с тобой, Елисей, так Елисей. Ну и имечко, однако... "Королевич Елисей". Бармалей как-то лучше. Ты скажи, ты стрелять умеешь?

- Ну?

- Ты сможешь мне в голову выстрелить, когда я застрелюсь?

- Чиво-о?

- Ну, сделать контрольный выстрел, - я сглотнул, будто что-то застряло в горле.

- А зачем?

- Не твоё дело. Застрелиться хочу, ясно? Давай, я сейчас стрельну, ты быстренько берёшь пистолет и меня добиваешь.

- Я не хочу, Анатолий, ты что, - он будто испугался. Я подходил ближе, а он всё пятился назад, пока не уселся на кровать. Мне надоели его отговорки, и я решил поменять тактику, заорав:

- Ты на меня злой? Я тебя мало бил в своей жизни? Как по лестнице спустил, помнишь? Как бутылкой по башке трахнул? Хочешь меня убить? Нет? А вот щас как дам в морду! Тогда захочешь? Я серьёзно, ты у меня получишь... По рогам. А ну, Бармалей, вставай с кровати! Где у тебя рога? Н-н-на тебе!

Он завизжал так громко, что я замер от неожиданности, сжимая пистолет за дуло.

- Хорошо. Тебе водки надо? Сигареты бери, всё, что осталось... Часы могу дать, ключ от номера... Только ты меня добей. Надоело всё это. Сделай доброе дело. Пожалуйста, ублюдок ты этакий, так тебя растак!..

Я выдохся. Он скулил в углу, боясь поднять на меня глаза.

- Ну? Чего молчишь, олух безмозглый?

- Анатолий, я не могу... Я боюсь!

- Идиот, - меня взяло зло, - да это кто угодно сможет! Бабах и всё.

- Нет, я не могу. Не могу, слышишь?

- Ладно. Дерьмо. Пошли к твоим девкам, может, они посмелее будут.

* * *

К девкам я так и не попал: в коридоре я столкнулся с Леной, и вспомнив свой последний разговор, решился.

- Леночка, солнышко моё атомное, утро туманное, свет очей...

- Боже, да ты поэт... Я же сказала, что больше никаких "килек в банке" без очереди!

- Нет, дорогая моя леди, я не к тому веду... Слушай, давай я твою Василису Степановну к себе заберу, а?

Она удивлённо вскинула бровь.

- Ты что, напился? Что это на тебя нашло?

- Ты не понимаешь... Мне нужна помощь, такая маленькая помощь... Я готов сделать всё, что ты скажешь, даже окна заклею, только бумагу дай. Хочешь, каратисту твоему по репе врежу? Пусть супружеские обязанности лучше исполняет.

Странно, но она улыбнулась.

- Анатолий, снимай очки. Бить буду.

- Лена, - я был в восторге от её улыбки, - если ты хочешь, чтобы я свалился замертво, то лучше поцелуй. Вот увидишь, как я гро-о-охнусь от неожиданности!

- Отстань, - она опять сделалась строгой.

- Подожди. У меня есть просьба. Я сделаю всё, что ты скажешь, только мне потребуется твоя помощь. Твоя, или твоего хахаля, без разницы. Ты сможешь сделать контрольный выстрел?

- Кому?

- Мне.

- Ты с ума сошёл!

"Хорошо хоть, что она знает, что такое "контрольный выстрел". Эх, что за девушка замечательная! Наверное, и стрелять умеет не хуже майора".

- Я серьёзно, Лена. Понимаешь, хочу с собой покончить. Всё равно ведь ничего кроме этой гостиницы меня в жизни не ждёт. Зачем мучиться и других мучить?

- Туман скоро рассеется.

- Ну и пусть себе рассеется. Мне всё равно - тот мир, что был, это та же гостиница, только большая. Там масштабы побольше, вот и вся разница. Все друг друга жрут. Ну, так как? Поможешь мне?

- А ты хоть кому-то помог? - она, стоя передо мной, скрестила руки на груди, - хоть кому-то оказал хоть какую-то услугу? Ты просишь меня о ТАКОМ, хотя никогда не соглашался никому сделать даже меньшее...

Так вдруг тошно стало, что захотелось расплакаться.

- Неправда, Лена. Неправда. Я всегда был готов сделать для тебя что угодно. Ведь ты по своей воле помогаешь всем, ты получаешь от этого удовольствие. Моя радость в ином, ну так что же? Ты тоже эгоистична, только твой эгоизм полезен всем, а мой нет. Но я не виноват, что я такой. По крайней мере, я не лицемер. Впрочем, хочешь, на колени стану? Буду молить о прощении? Ноги буду целовать!..

"Кстати, как раз это мне будет приятно. У неё такие ножки, если она позволит потрогать, обрыдаюсь от радости или гормонами захлебнусь".

- Встань, куда, - она схватила меня за локоть, видя, что я и в самом деле готов исполнить свою угрозу. Но я не унимался.

- Лена, помоги. Я знаю, что ты неподкупна, но ради своих принципов заботы о других, помоги мне!..

Она осторожно поправила мой дырявый свитер.

- Знаешь, они так же тебя просили. Только им было хуже, чем тебе сейчас. И ты ничего не сделал. Теперь ты просишь о такой услуге, которую тебе никто не окажет. Мне всё равно - стреляйся, если надумал. Только оставь меня в покое.

"Вот как? О, знал бы я раньше! Выходит, что не зря майор ко мне притащился тогда. Он что-то говорил, будто никто не хочет сделать ему контрольный выстрел... И я, дурак, не понял его... Так значит, я единственный человек, который исполняет последнее желание? И я, подумать только, я сам не могу убить себя! Никто больше не согласится на контрольный выстрел. Видно, Лена права, - я следил, как она удаляется прочь, шелестя аккуратно залатанной юбкой, - это такая услуга, которую нельзя купить ни за какие шиши... Надо слишком любить людей, чтобы делать контрольный выстрел бесплатно. Или любить того, кто решил уйти из жизни, чтобы облегчить ему смерть. Любить всей душой, чтоб пересилив себя и своё нежелание отпускать возлюбленного человека, дать согласие на его смерть, сознательно оставшись при этом живым и несчастным в своём одиночестве, но понимая, что так лучше ему"...

* * *

Громогласное "О-о-о!!!" встретило меня, как только я появился в том номере, куда столь настойчиво тащил меня Бармалей. Хмуро улыбнувшись и зевая, я устроился на продавленном диване, где уже с трудом помещали свои окорока трое девчонок. Кто-то сунул мне пластиковый стакан, наполненный до краёв вонючим самогоном. "Штрафной, штрафной ему!"

Я обмакнул губы в тошнотворное пойло и, захлёбываясь им, думал, почему все так любят наливать друг другу штрафные рюмки. "Дело ясное - им уже не хочется пить, а выпивка осталась. Нет, чтобы оставить на потом - всё в себя вольём! А поскольку уже высосано угрожающее рассудку или желудку количество, то начинают спаивать друг друга. Ты меня уважаешь? Штрафной ему!"

Отодвинув стакан, я огляделся, судорожно кривясь от спиртного. Кто-то завладел гитарой и бренчал нечто невразумительное, вопя про четыре трупа возле танка. Кто мог - подпевал, фальшивя безбожно. Я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Ажиотаж по поводу моего появления развеялся очень скоро.

Тягучие голоса были столь же отвратительны, как и сама песня. "Так и есть. Стадо бабуинов празднует смерть хромого сородича". Сквозь весь этот шум слышались уговоры какого-то парня, наливающего девушкам ту же дрянь, что я только что с трудом выпил. Впрочем, самогон был достаточно крепок, чтобы мне сразу стало хорошо. Но что же делать тем, кому не лезет?

- Наташа, ты что это, под стол вылила такую ценность?

Голос рядом со мной стал упрашивать оставить её в покое, она, мол, вообще не пьёт. "Как это?" - подумал я.

- Давай, конкретно, пару капель!

- Нет, я же сказала, нет!

"Гм... Не люблю правильных девушек. Откуда она здесь?"

- Я не хочу пить эту дрянь! Ни пары капель!

- Ну как же, видишь, все выпили, а ты чем лучше? Ты что, внатуре, нас ни во что не ставишь?

- А я не хочу. Разве этого не достаточно?

Этот твёрдый голос показался мне столь чистым среди всей этой какофонии, что я не выдержал и открыл глаза. Наташа, кажется так её звали, выпрямилась, намереваясь отстаивать свою независимость. Пытающийся споить девушку человек грубо обнял её волосатой лапищей за шею и начал "грузить", что мол видишь, раз не хочешь пить, чего пришла сюда. Всё больше голосов требовали, чтобы она сделала это "за папу, за маму" и ради праздника. Разряженная в неопределённое драное платье с блёстками (может, так и было сшито, я не знаю) именинница, покачивая серёжками величиной с ухо, втолковывала, как Наташа её обидит, если не выпьет.

"Надо бы вмешаться. Не люблю насилия даже в такой форме. Почему-то всегда хочется стать на сторону слабого - вот и Бармалей тому примером. Сколько я его лупил, а он всё равно от меня ни на шаг. А всё потому, что я как-то за него перед гопниками заступился - они на нём верхом кататься вздумали. Ох, еле сам жив остался тогда. На чёрта мне этот Бармалей сдался, сам не понимаю. А тут девушка, всё-таки. Не скажу, что красавица, но ведь девушка, чёрт возьми! Можно познакомиться, и как! Кто не мечтал спасти Прекрасную Даму от людоеда, тот не поймёт". Я повернул голову к центру событий, чувствуя в руках приятную расслабленность.

- Эй, Васяня, или как там тебя... Ты что, не слышишь, что она тебе говорит?

Кто-то дёрнул меня за свитер:

- Академик, ты не лезь. Пусть сами разберутся.

- Свали в канаву! Тебя, чёрт возьми, забыл спросить! Слышь, Васяня, оставь её. Давай, я за неё выпью.

Васяня в грязной адидасовской куртке лениво блеснул золотой печаткой на пальце, сплюнул на пол и ничего не ответил. Девушка попыталась сбросить с себя его руку, но он настойчиво продолжал уговаривать. Тогда я схватил его чуть повыше локтя. Лапа была твёрдой и крепкой, но мне всё же удалось освободить девушку. Только тогда он взглянул на меня и, рывком поднявшись, двинул мне в челюсть. Всё это произошло прямо над головой девушки. Проверяя, не утратил ли я способность жевать, я удивился возросшему шуму. Оказывается, никто особенно не обратил внимания на завязку ситуации, зато заметили активный финал. Нас насильно усадили подальше друг от друга. Теперь я находился рядом с именинницей, как раз напротив Наташи. Она, кажется, рассматривала меня.

"Не знаю, что она обо мне думает, но я собой доволен. А она наверняка считает, что я какой-то полоумный драчун. Ну и бог с ней. В конце концов, давно ли я поклялся не спасать Прекрасных Дам от злодеев? Был как то у меня случай, когда ещё учился в университете... Вечером выхожу из корпуса, зима, снег... На улице стоят двое. Высоченный мужичара девушке пройти не даёт, и слышу что-то вроде "давай сумку". А девушка маленькая, плачет, пройти пытается. Она вправо - и он вправо, она влево - и он влево. В том мире я считал, что если не вмешаюсь, то потом сам себя прокляну. Тем более, ситуация - хоть романы пиши. Он меня изобьёт, девушка залезет на дерево, а когда драка кончится, будет меня жалеть и лечить раны, а потом я постараюсь, чтоб она меня полюбила. Да и по росту она мне приглянулась - такая крохотная, что хочется обнять и согреть. А вышло всё совсем не так. Дёргаю я этого хрена за плечо и ору ей: беги! А она стоит и на меня смотрит. Мамочки, да это же наша анатомичка, жутко уродливая и уже в возрасте. Между прочим, мужик оказался другим преподавателем, да ещё и на пятом курсе принимал у нас экзамен. Дьявол меня разорви, вот это влип! Я как её рожу увидел, провалиться был готов. Правда, тогда я этого чёрта встретил впервые, ещё и пьяного, но скоро понял, что они между собой отношения выясняли, а я влез не вовремя. Думаю: не важно, кто она такая, но ведь этот дылда и в самом деле на неё напал! Еле от него отвязался потом - он всё выпить предлагал и "разобраться". Она, правда, таки сбежала. Я потом на занятия ходить боялся, она тоже мне в глаза никогда больше не смотрела.

А как-то при свете дня все же спас настоящую девушку. В троллейбусе. Влезают контролёры, а у неё билета нет. Просит она их, чтоб её выпустили, денег мол не имеется (чему, кстати, они правильно не поверили), а они не пускают. "Мне выходить надо, я на экзамен опаздываю!", а они говорят - на конечной сойдём вместе. Я, честно говоря, сам контролёров боюсь смертельно, на первом курсе, стыдно признаться, не мог даже при Лене от них освободиться. Тогда она за меня вступилась, подумать только! Я в тот момент дар речи потерял вторично: первый раз от контролёров, второй - от её поступка. Откуда у девушек такая смелость берётся, не пойму. Пауков боится, а тут - на тебе. Разве есть что-то страшнее человека?

Да, так вот, тогда я встал между ними и сказал, чтоб оставили её в покое. Только и можете, говорю, девушек щемить. А ты меня проверил? Может, у меня билета нет! (Кстати, у меня на тот момент имелся проездной, да и выглядел я достаточно крепко). Что же, обступили теперь меня. Девушка - прыг, и была такова. Показал я проездной. Послали меня матом. А ты где, "прекрасная дама"? Вот как бывает. Ну, а в гостинице я всё больше себя спасти пытаюсь. Здесь точно никто тебя не поддержит, так с чего же мне быть Благородным Рыцарем"?

От безделья я принялся рассматривать обои в комнате, поросшие кое-где зарослями плесени. Обои были красные, с белыми цветочками. Кто-то, перекрикивая шум, толкал тост.

- Оксана, - я зашептал на ухо имениннице, - слушай, можно я у вас кусок обоев позаимствую?

Девушка, рассеянно улыбаясь кому-то, шепнула в ответ:

- Тебе зачем, академик?

- Понимаешь, хочу цветы повырезать, букет сделаю - на проволочках, и тебе подарю.

- Подари, - она засмеялась и полезла чокаться. Я дёрнул её за плечо.

- Слушай, а ты стрелять умеешь?

- Нет.

- Хочешь, научу?

Она меня не слушала. "Ну, конечно, её интересует вон тот, слева... Так и диалога не выйдет, не то что контрольного выстрела... Вот если бы я кому-то понравился, тогда - другое дело. Если кто-то меня полюбит, то ради меня выполнит последнюю просьбу. Надо бы влюбить в себя кого-нибудь".

Оглядевшись вокруг, я остановил свой выбор на Наташе. "Во-первых, она меня уже заметила, во-вторых, она - самая трезвая. Итак, с богом...".

Я протянул руку за гитарой и, усевшись поудобней, дождался тишины. Кто знал меня, те помнили, что мои песни стоит послушать, а кто не знал, тот просто заткнулся за компанию. Кроме того, я не пою, когда меня не слышат. Как всегда, я предпочёл начать с "Песни Древней Ночи" - когда-то написал рассказ, а потом положил на музыку. Это сказка про царевну-лягушку, только рассказанная с точки зрения сторонника Кощея. Естественно, при тех же событиях, подоплёка совсем иная. Я начал:

Солнце заходит,

Земля покрывается вечерними тенями...

Вглядитесь в них.

Смотрите!

СМОТРИТЕ!!!

Тени сгущаются,

обретая странное подобие жизни.

В их голосе нет фальши; они воспевают самое прекрасное,

что есть на земле:

Закат и рассвет,

любовь

и достойную смерть...

Длинная была песня, окончившаяся словами:

И как это всегда бывает,

Добро побеждает зло.

И я спросил бы тебя:

Ты хочешь жить в мире,

где побеждает добро?

Замолчав, я обвёл глазами собравшихся. Мне почему-то казалось, что трагическая история Кощея потрясёт слушателей. Но Оксана, повернувшись ко мне, сказала:

- Академик, а нельзя ли чего-нибудь повеселее?

Кто-то подал голос:

- У нас ведь день рожденья, всё таки...

"Ладно, можно подумать, что четыре трупа - песня как раз по случаю".

- У меня все песни такие.

И тут (о чудо!) говорит мне Наташа, так мягко и волнительно:

- Анатолий, я не верю. Ведь ты такой весёлый человек!

"Да, особенно, когда напьюсь".

- Ладно, - говорю, - Наташа, для тебя у меня найдётся, конечно, песня, как ты и хотела.

И я запел свою "Именинную":
Наступает день рожденья, как его мне провести?

Выпить водки с угощеньем - нет ли лучшего пути?

Можно встретиться с друзьями, поболтать о том, о сём,

Я и так болтаю с вами - станет праздник будним днём.

Если выйти на природу - будет грязь, иль комары,

И зачем тащиться долго, изнывая от жары?

Нет, изобрести мне нужно

Нечто лучшее; как знать,

Может быть сумею вскоре

О том песню написать.

В общем, есть такое дело: не сходить ли в ресторан?

Я там отроду ни разу не бывал. Чем плох мой план?

Та же пьянка. Впрочем,

Чуточку иначе проведу я праздник свой.

Приглашу с собой красотку, что снимается в "Плейбой".

У неё отличный вид, я - умён и знаменит.

Ну, а главное, все деньги, что копил на этот раз,

Трачу на неё - иначе не получится рассказ.

Есть моя одна подруга, что не ровня мне - и пусть.

Я ведь нищий, слово чести. Хоть раз в жизни расплачусь!

Мы сидели, наливали, говорили и мечтали.

Жаль, что скоро полночь, и

Я ловлю тебе такси.

Всё, окончен наш роман. Ты мне нравишься, я - пьян.

Да, забыл сказать, записку, сунул ей украдкой я.

В той записке - объясненья, что то был мой день рожденья.

Целый год копил я бабки, чтобы самый лучший день

Встретить с нею. Как идея?

Что ты думаешь: на утро меня будит телефон

И ты рядом, дорогая. Про тебя я видел сон.

Отложив гитару в сторону и закуривая, я следил за интересующей меня девушкой. Наташа улыбнулась так приятно-приятно, что мне потеплело на душе. Зато остальные, видно, ничего не поняли. Васяня, который ещё недавно съездил мне в челюсть, заплетающимся языком начал рассказывать, что был, ну, ты понимаешь, э-э-э, один мужик, так он, блин, всю жизнь копил, понимаешь, бабки, внатуре, на одну такую конкретную мочалку... Так она ему понравилась, конкретно... Я не звездю, спроси у Мелкого! Купил он её на час и труба. А потом снова сел копить бабло... Такой чувак прикольный оказался! Во всём себе отказывал, даже водяры, ты шо, не пил... Торба тому мужику... Не, ни хрена, я тебе отвечаю, крутая шлюха... Она на Окружной не стояла, там всё мелюзга тусовалась... Её президент к себе вызывал, лично, понимаешь? По мобилке, я тебе отвечаю, внатуре...

Мне стало противно. "Куда не сунься, везде эти неандертальцы ушастые. И так везде, такой народ у нас дурной, бульбовцы, чёрт возьми... Гнать его в шею!"

Гитару у меня забрал кто-то, зато в стакане очутилась новая порция сивухи. Вскоре я решил, воспользовавшись общим весельем, оторвать от стены кусок обоев, что будто подмигивал мне. Я полез через головы за ним, ругаясь и извиняясь одновременно. Мне всё не удавалось допрыгнуть на гнущихся ногах до потолка, где обои отстали. По стене бежал таракан, я взял его двумя пальцами, поцеловал, похвастал, что теперь он стерильный и посадил на Васяню.

Дальше было ещё веселее. Мне вдруг захотелось сесть, потому что голова кружилась неимоверно. Но мой стул уже кто-то занял, или я сам забыл, где сидел, одним словом, я полез толкать тост, перебивая другого оратора. Но углубившись в дебри истории, я так там и увяз, и на половине дороги решил, что сказанного достаточно. Правда, народу было всё равно. Я в который раз смело глотнул самогонку из мятого стаканчика, но гнусная жидкость, столкнувшись с возмущением, где-то таившемся в середине пищевода, упорно не хотела течь ниже. Рот переполнился самогоном, я попытался выплюнуть его в стакан, но тут желудок принял решение остановить возлияния раз и навсегда. Всё это случилось столь быстро, что я успел лишь отвернуться от гостей, прежде чем меня вырвало на облезлый ковёр и чьи-то тапочки. Все зашумели, потом затихли. Я, придерживаясь рукой за стену, косвенными шагами поплёлся в туалет и попытался затвориться там. Но шпингалет давно оторвали.

Почему-то, хотя я много раз задирал крышку унитаза, она вновь захлопывалась перед моим носом. Наконец, держа её одной рукой, я постарался вырвать вновь. Не получилось. Тогда я понюхал остатки выплюнутого самогона, по-прежнему плескавшегося в стакане. Как понесло!

"Ох, чёрт, поделом мне... Погусарил, называется. Вообразил себя крутым алкашом... Лучше бы отказался, как Наташа!" Мысль о Наташе была особенно невыносима. Что теперь думает она обо мне? Надо же, наблевать на ковёр перед девушками..."

За дверью послышался вопрос:

- Академик, с тобой всё в порядке?

- Я щас... Не входите, я щас... Я извиняюсь...

После пьяной рвоты чувствовалось некоторое облегчение, но как я ни силился, подняться с колен мне так и не удалось. Стакан давно был сунут в унитаз. Я дёрнул за "лапку", свисающую с бачка, но в ответ ничего не произошло. "Надо хоть эту дрянь вытереть", - я рассматривал остатки закуски, правильным кольцом распределившихся по внутренней поверхности мудрой сантехники. Потом началось ещё худшее: у меня (не знаю, как у других) с перепоя иногда бывает "пьяный понос". Спустил я штаны, да и сел на унитаз, хитро прижав дверь ногой, чтоб никто не вошёл. "Ох, ох, как я напился..."

Незаметно я заснул, и даже крики "Анатолий, ты скоро?" не могли отогнать сон. Дальнейшее помню какими-то урывками: кто-то тащил меня с унитаза долой, я бормотал: "Штаны, штаны дайте одеть...", потом я извинялся перед кем-то, опять вырвал, содрал-таки кусок обоев с цветочками...

Кажется, и Наташа там была, всё спрашивала, где я живу. Я ей втирал, что она девушка красивая, а я вовсе не такой, как сейчас, просто зря меня напоили...

Эх, если бы пьяный человек и внешне делался свиньёй, было бы не так обидно. Свинья создана для грязи, а человек в грязи омерзителен.

* * *

Я проснулся и сразу вспомнил всё. Взглянув в светящееся желтым светом окно, я поднёс к глазам часы, держа за оборванный ремешок.

"Ох, рано что-то слишком".

Но спать дольше не хотелось. Утром с перепоя у меня всегда приступ совестливости: "Надо пойти поубирать после себя. Напакостил, помню, немало. Ковёр обстрогал так красиво... Унитаз загадил".

Поднявшись с кровати, я застонал от тошноты и головной боли. И тут мне в глаза бросилась одна странность: я лежал не на своей кушетке, а на соседней. На моей же постели кто-то дрых. Я в сердцах пнул тазик, заботливо поставленный чьими-то руками перед моей кроватью. Постаравшись как следует рассердиться, я начал осипшим голосом:

- Эй, мужик... Поднимайся! Ты что здесь делаешь?

Ворох драных одеял зашевелился, и оттуда показалось симпатичное заспанное лицо.

- Ой, - только и вырвалось у меня. Пожалуй, этот возглас не шёл ни в какое сравнение с моим истинным удивлением.

- Доброе утро, Наташа, кажется...

- Привет, - она натянула грязное одеяло до подбородка. Я опустился на продавленный стул и пошарил по карманам в поисках сигареты.

- Ты как тут очутилась? Что-то не пойму...

Она протянула из-под одеяла руку.

- Можно и мне?

Выделив ей сигарету, я чиркнул зажигалкой. Девушка выдохнула дым. Я всё не унимался, силясь вспомнить, как же это так произошло.

- Слушай, ты что, всю ночь здесь была?

Она кивнула.

- Постой, постой... А я не это, не лез к тебе?

Устало улыбнувшись, Наташа улеглась поудобнее, и глядя в потолок, объяснила:

- Тебе вчера было так плохо... Никто не хотел тебя домой вести, я насилу дотащила, слава богу, Лена помогла.

"Так... Лена, значит, тоже видела это безобразие... Ладно, чёрт возьми, ладно. Ну до чего же стыдно, просто до ужаса"...

- ...а потом ты на кровать не хотел лезть, всё говорил, как тебя тошнит. Я тебе тазик поставила, чтоб было куда блевать.

- Спасибо, - я сделал отрешённое лицо. "Чушь какая-то. С чего это она меня тащила?"

- Слышишь, Наташа... Как там, они, не сильно возникали, что я на ковёр наделал?

Девушка потянулась. Кровать скрипела от каждого её движения.

- Нет, не сильно.

- Я, наверное, вчера был самым готовым. Чёрт-те что на меня нашло, сам не пойму. Водка, наверно, ядовитая, что ли.

Она улыбнулась, глядя в потолок.

- Да нет, Анатолий, потом остальных тоже развезло... Васяня такие кони откидывал, что только держись. По номеру весь вечер ползал, крокодильчиком, прямо в твою лужу заполз...

- Ну его, этого перца лысого, в баню! Выходит, пригодилась лужа? Там ему самое место, - я погасил окурок и с трудом встал.

- Ну, Наташа, как тебе спалось?

- Ничего, спасибо. Ты отвернись, пожалуйста, я оденусь.

- Ох, прости, конечно, сейчас... - я старательно отвернулся, покачиваясь, и попробовал посчитать до десяти на разные голоса. "По утрам у меня что-то с голосом делается, не пойму даже, такой тонкий становится, что просто жуть... И говорить тяжело".

Когда мне можно было поворачиваться, она стояла перед разбитым зеркалом и старательно приглаживала растрёпанные короткие волосы, торчащие во все стороны.

- У тебя воды нет?

- Увы, Наташа, - я вздохнул, - только для питья... Даже помыться некак. Ты прости, я наверное, воняю, как навозная куча, особенно после вчерашнего.

- Ничего, у меня насморк.

"Врёшь ты всё... Нету у тебя насморка. Чувства мои щадишь, а ведь если бы ты на себя чашку духов не опрокинула, была бы, как я. Ведь в гостинице давно уже никто не моется, с тех пор, как вода пропала в кранах".

- Ну, ладно... Я пошла, - она направилась к двери, - Если что, зови...

"Гм... Вот это номер! Целую ночь она за мной ухаживала, а потом вот так просто уходит?"

- Постой, Наташа! Ты что же, не позавтракаешь? Да и куда ты пойдёшь? Ты же не выспалась, я вижу... Я тут всю ночь буянил, спать тебе мешал, надо же мне хоть как-то загладить свою вину?

Она остановилась.

- Хорошо, я не против. А что у тебя на завтрак?

"Ох, вот это вопрос... Мне же Лена отказала, так что надо будет в очередь становиться за жратвой".

- Сейчас, Наташа, всё будет. Ты побудь тут, ладно? Я сейчас.

Я выскочил из номера и помчался на первый этаж, где Лена распределяла продукты. Очередь начиналась ещё на лестнице и тянулась через весь холл, но став в её хвосте я вскоре понял, что она не движется. Зато здоровенные бритоголовые парни проталкивались сквозь строй и вскоре выходили с полными руками. Никто не возражал.

Тогда я решился, и с каменным лицом принялся продираться сквозь толпу.

- В сторону, в сторону!

- Эй, ты куда?

- С дороги!

- Ишь, ты, нахал!

"Заткнись, бабка! Я не ради себя это делаю. Прочь, пропустите!"

- В очередь, сукин сын!

- Иди ты к чёрту! Сейчас как дам, не подымешься!

Наверное, у меня был достаточно злобный вид, потому что в конце концов я проник к самому началу очереди. Там все вели себя так же, как я. Стиснув зубы от унижения, я смешался с толпой орущих и протягивающих руки к вожделенной пище людей. Вырвав у кого-то пакет со жратвой, я ринулся прочь, стараясь, чтоб меня тут же не обобрали "конкретные пацаны".

На лестнице я несколько раз поскользнулся в лужах блевотины. "Уж не моя ли?" Но дальше по коридору лежал кто-то, весь в этом деле. Под дверью номера ночью явно мочился целый табор, но я не стал грустить об этом. "Чёрт с вами, теперь я знаю, кто сделает мне контрольный выстрел! Скоро, очень скоро я не буду видеть всего этого, мне не потребуется больше стоять в очередях, драться с соседями и напиваться до поросячьего визга".

Я вломился в свой номер, где ждала меня Наташа. Торжествующе я потряс добычей, и мы принялись открывать пакет.

Увы, там была только одна банка тушёнки и пара сухарей. Наташа жалобно взглянула на меня.

- Это всё тебе, Наташа. Я что-то плохо себя чувствую с перепоя. Ты угощайся, я лучше покурю.

Усевшись на кровать, я уставился в окно. "Боже мой, до чего жрать охота!"

Девушка присела рядом со мной и протянула мне банку.

- Давай разделим поровну. Меня тоже мутит после вчерашнего.

- Я не хочу, ты кушай.

- Нет. Без тебя я ни к чему не притронусь.

Я вздохнул. Мы быстро умяли угощения, после чего откинулись на спинку кровати и выкурили последнюю сигарету вдвоём. Я предложил ей остаться у меня, она согласилась, но попросила, чтоб я повытирал пыль на подоконнике и выбросил в коридор пустые бутылки. Я согласился, и всё никак не мог понять, почему мне так приятно с ней соглашаться.

* * *

Прошла неделя, и за это время моя жизнь полностью изменилась. Начать с того, что мы с Наташей привели номер в порядок. Уверен, что мне бы не хватило духу сделать и половины, если бы я работал сам для себя. Горы мусора, окурки, бутылки были выставлены прочь, кровати застелены и сдвинуты вместе, стёкла протёрты. Глядя в осколок зеркала, прибитый к стене, я заметил, что под моими глазами исчезли синеватые мешки. Потом я побрился - чего давно уже не делал. Наташа, увидев моё новое лицо, пришла в восторг и рискнула поцеловать свежевыбритую щёку. Я замлел.

У нас появился новый мир, где были только я и она. Стараясь оградить девушку от всей гостиницы, я сам бегал за продуктами и терпеливо стоял в очереди, схватываясь то и дело с гопниками, лезшими передо мной. Даже Лена, заметив перемены в моём поведении, как-то заглянула в наш номер и подарила, о чудо, банку сгущённого молока!

Наташа оказалась смелой девушкой, и как-то тайно от меня спустилась в подвалы гостиницы, по колено залитые жёлтым туманом. Оттуда она принесла нам новые стулья и чистые одеяла. Я был поражен. Мне при виде жёлтого тумана делалось очень страшно: так и кажется, что оттуда высунется рука мертвеца и схватит за что-нибудь... Да, в гостинице ведь ходили жуткие слухи о том, что творится за окнами. Временами, вглядываясь в жёлтые кольца, я и сам видел довольно странные вещи. Но, конечно, Наташе я не стал рассказывать о том, чему был свидетелем...

А потом Лена взяла её помогать при раздаче.

Ну и зажили же мы!

* * *

Я вглядывался в светящиеся туманные слои, временами отвлекаясь на стекающие по стеклу капельки конденсата. Странно, но туман часто приобретает регулярные очертания - то он свивается в спирали, то разглаживается мелкой рябью, то шевелится крупными массами, то течёт плавно или совсем замирает. Наверное, это зависит не от тумана, а от настроения, с которым на него смотришь.

Вот сейчас, например, я жду Наташу и думаю о ней. Туман не просто светится, он мерцает и течёт вверх-вниз.

Я взглянул на часы, к которым недавно приделал новый ремешок. Теперь они ладно сидели на руке. "Странно, по моему, Наташа ещё два часа назад должна была вернуться. Наверное, опять проблема с раздачей продуктов. А, я понял: стали ведь и воду раздавать - в подвале с Наташиной помощью нашли вентиль от отопительной системы. Теперь вся вода, что осталась в трубах и радиаторах, пойдёт в дело. А я ещё недавно думал, что нам всю жизнь придётся пить конденсат"...

Конденсат - моё изобретение. Как-то я разрезал пластиковую бутылку и выставил за окно, подвесив на проволочке. За сутки набиралось литра два. Мы сперва боялись пить, а потом решили, что из кранов, ведь, тоже капает конденсат, раз оттуда течёт жёлтый туман. Значит, вся гостиница уже давно бы потравилась или схватила бы, по минимуму, поголовный понос, будь он ядовит.

"Впрочем, даже если учесть раздачу воды, всё равно Наташа уже давно должна вернуться. Надо же, нарубил я паркет в номере майора, вскипятил чай на костерке, а теперь он зря стынет".

Отвернувшись от окна, я вдруг понял, что в комнате потемнело, будто какая-то тень заслонила свет. Это было столь странно, что я вновь вернулся к окну. Да, так и есть! Кто-то стоял по ту сторону стекла. У меня, наверное, отвисла челюсть: второй этаж, всё-таки...

Я испуганно вгляделся в полускрытые туманом черты незнакомца. Фигура приблизилась, и я замер, уже не в силах оторвать взгляд.

Это была Наташа. Она будто висела в воздухе, глядя на меня. Я сразу обратил внимание на странную бледность её лица и какой-то неживой взгляд впалых глаз. Она осмотрела номер и медленно протянула из тумана руку, прикоснувшись ладонью к стеклу. Я почувствовал, как волосы встали у меня дыбом. Тогда она отошла от окна, будто плывя по воздуху и скрылась в жёлтых испарениях.

Я ощупал лицо, стараясь понять, не снится ли мне всё это. Потом взглянул на часы вновь. Они показывали три часа ночи.

"Чёрт! Да ведь я простоял у окна весь день и ночь! А Наташи всё нет". Я почувствовал какую-то боль внутри. Сердце тревожно сжалось, когда я мысленно связал виденное мной с её отсутствием. Рывком распахнув дверь, я выскочил в замусоренный вонючий коридор и ринулся вниз по лестнице. В холле было полно народу. Когда я показался на ступеньках, все повернули головы и замолчали.

- Что с ней? Что случилось?!!

Я увидел Лену со своим парнем-каратистом. Она молча вышла из толпы и взяла меня за руку.

- Наташи... больше нет.

Я медленно кивнул, глядя в пол. В горле что-то булькнуло. Лена, тем временем, продолжала, сжимая мою ладонь.

- Она была в подвале, когда туда потёк туман... одно из подвальных окон открылось, никто не заметил... Мы успели лишь закрыть дверь, чтоб туман не поднялся выше по этажам. Мы кричали, чтоб она поднималась к нам, но никто не ответил...

Ко мне подошёл её парень, и положив руку на моё плечо, сказал грустным голосом:

- Ей, наверное, не было больно. Всё случилось так быстро...

"Нет, заразы, сволочи, при вас я не расплачусь. Не дождётесь, рожи сочувственные... скривили... Ах ты чёрт, чёрт, чёрт побери, как же так..."

Я закрыл лицо руками и отвернулся, стараясь, чтоб никто ничего не заметил. Напрасно. Разошёлся, как не знаю кто.

Когда я смог открыть глаза, лицо горело. Лена протянула мне стакан воды. "Очень кстати" - я проглотил и почувствовал, что успокаиваюсь. Горе по-прежнему давило, но слёзы кончились.

- Где... где эта дверь?

- Анатолий, там никого нет, поверь, мы стояли, слушали - никакого шевеления, только туман сочится и всё...

- Где эта дверь, Лена?

- Пойдём...

Я шёл следом за ней. Было темно и сумрачно. Вот и подвальная дверь: грубая, оббитая ржавым железом, с большим висячим замком...

- Открывай.

- Анатолий...

- Открывай! Я хочу туда.

Каратист заслонил собой дверь.

- Туда нельзя, академик. Туману напустишь, весь этаж зальёт. Мне, знаешь ли, не хочется умирать.

- Открывай, гад!!! Разорву, блин, тварь!!! Где ты был, когда она туда спустилась?! Да я сам тебя щас убью, голыми руками! С дороги!!!

Я оттолкнул его и вырвал у Лены ключи. Никто не посмел остановить меня, потому что я чувствовал: ещё немного, и я убью кого угодно. Дверь со скрежетом отворилась, и навстречу мне двинулась стена тумана. Я вошёл в туман, стараясь не думать, чем он может быть на самом деле.

Исчезли звуки, стало холодно. Я обернулся назад, желая крикнуть Лене, чтобы ждали меня, но ничего похожего на дверь не было. Вокруг клубился туман, прилипая к глазам. Чтобы увидеть свою руку, мне пришлось поднести её к самому лицу. Если бы туман не светился, я был бы в кромешной тьме. Казалось, уши заложило ватой: я слышал только своё дыхание.

Я шагнул вперёд, ощупывая ногами ступеньки. "Одно хорошо: ступеньки есть, значит, выбраться отсюда можно. Выберусь!" Я попытался крикнуть, но ничего не получилось. Всё равно, что кричать под водой.

Ощупывая свой путь, я вдруг почувствовал, что мне хочется отойти от стенки. Хотелось войти в туман, не касаясь ничего, оторваться, оторваться от спасительной стены и ринуться вперёд, в туман! Он мягко поддерживал меня, он заставлял забыть обо всём, что я оставил там, снаружи. Я хотел заговорить с собой, убедить, что надо держаться, но ничего путного не пришло на ум. Особенно долго я думал, как же меня на самом деле зовут. Вроде бы, в тумане я должен понять что-то такое, что было бы чуть ли не моим истинным именем, но для этого надо отойти от стены.

"Подожди, туман... Ты зовешь меня?"

"Да. Ты обретёшь покой и счастье, радость познавать и творить, повелевать всем, что только сможешь придумать. Иди же!"

"Но я пришёл сюда не за этим... А за чем?.. Постой, дай вспомнить, я забыл что-то важное!.."

"Что? Что может быть важно, кроме тебя самого? Тебе будет хорошо, разве ради этого не стоило жить? Всю жизнь ты искал счастья, но где оно, как не во мне?"

"Ох... Я, кажется, помню, что был счастлив раньше".

"Вот видишь? Ты помнишь, что БЫЛ счастлив, ты понимаешь, что счастье прошло, раз ты о нём вспоминаешь. Разве есть что-то, что осталось с тобой из этого счастья?"

"Да. Я стал иным благодаря счастью. Переживая его, делаешься лучше"

"Нет. Жизнь - страдание. Я отниму у тебя страдания. Я дам такое счастье, которое будет вечным. Ничто не потревожит тебя, ничто"...

"Хорошо".

Я шагнул прочь от стены и забыл всё. Я умер. Меня нет.

* * *

Так и было. Бродя в тумане, я не искал ничего, потому что не видел тумана. Я видел чудные, дивные сны, и лишь изредка натыкаясь на стены, сердился на них, потому что они напоминали о том, что я ещё жив. Но скоро, очень скоро, я умру окончательно, и ни одна стена не потревожит мой покой.

И очнувшись вновь от прикосновения, я ощутил, что это уже не холодный камень. Это был какой-то другой человек, тоже готовящийся стать частью тумана. Я захотел познать, что он чувствует, и переживает ли то, что ощущаю я.

Но этот человек страдал. И ощущение чужого страдания пересилило всё удовольствие, данное жёлтым туманом. Мне захотелось сделать счастливым этого человека, но туман не давал сделать это. Каждый был сам по себе - со своим горем или счастьем.

Человеку было плохо в тумане, и я, желая, чтобы он не смущал моего спокойствия, подвёл его к подвальной двери, медленно стукнув несколько раз по металлической обшивке. Вдруг, туман рассеялся, и я увидел, что дверь открывается. Боль потери рая, который был дан туманом, была столь сильной, что я попытался вернуться назад, но силы, которые он давал мне, иссякли вместе с ним. Я упал на мокрые ступеньки и закрыл глаза, плача от горя и захлёбываясь противным воздухом.

* * *

Когда меня несли по лестнице, я открыл глаза и увидел обращённые на меня взгляды людей. Все смотрели с испугом и смешанным чувством зависти и любопытства. Возле стены стояла Лена, почему-то плача.

Я улыбнулся, почувствовав, что прихожу в себя. Впереди несли Наташу, мне стало ясно, что я выполнил невозможное.

"Что, девчонки, хотели бы быть на её месте?!! Ах, какой я молодец!"

* * *

Прошло несколько дней. Потихоньку я вспомнил, что было со мной в тумане и рассказал Наташе. Она улыбалась и гладила меня по голове. Ей действительно все девушки завидовали, а парни боялись меня с тех пор, как я вернулся из тумана. Наташа тоже говорит, что я как-то изменился, стал каким-то другим. Я подарил ей цветы, вырезанные из обоев.

Правда, в гостинице было всё по-прежнему - драки, грязь и вонь. Более того, пищевые нормы урезали до предела. Мы опять пили конденсат и жались друг к другу по ночам, чтоб согреться. За окном по-прежнему светился жёлтый туман, но я никогда больше не смотрел в окно подолгу.

Зато я вернул свою гитару, и по вечерам пел самые красивые свои песни. Наташа слушала так, как может слушать только девушка. А потом и сама захотела научиться играть.

Да, кстати, к нам пришёл чёрный котёнок. Наверное, из тумана вернулся. Такой взъерошенный весь и похожий на паучка.

Потом кто-то убил котёнка, непонятно зачем, просто так... Мы, одиноко сидя в тёмной комнате, долго плакали. Тогда-то я вновь вспомнил о контрольном выстреле и решился заикнуться Наташе об этом. Но так ничего и не сказал, потому что знал совершенно точно: никто не сделает контрольный выстрел ей, если меня не будет рядом...

26.01.2001

Человек задумывается о цели своего существования;

возможно, устрицы задумываются о том же,

если только им не открыл этого какой-нибудь официант...

Вот уже несколько минут мама безуспешно пыталась отвести свою дочь от одного из прилавков магазина. Внимание девочки привлекла небольшая декоративная импровизация. В блюдце, наполненном почти до краев водой, плавал искусственный островок. Кусок суши украшала зеленная растительность, созданная умелыми руками неизвестного мастера. Однако внимание девочки привлекла совсем не изящность подделки окружающего мира, а маленькое существо, сидящее на берегу. Приглядевшись, можно было заметить, что создание обхватило двумя причудливыми лапки свою голову. Казалось, нечто пыталось обдумать свое положение.

Продавец, не без удовольствия для себя, заметил возникший интерес у девочки. Он приветливо улыбнулся и поспешил подойти к прилавку.

- Добрый день. Могу ли я чем-то Вам помочь?

- Да, моей дочери очень понравилась эта композиция.

- У вас отменный вкус, маленькая леди, - продавец наклонился к девочке.

- Я совсем не маленькая, - девочка скорчила рожицу. - Мама, смотри, оно двигается!

Все трое обратили свое внимание на обитателя острова. Действительно, существо неуклюже поднялось во весь рост и, с присущей ему медлительностью, поковыляло вглубь декоративных зарослей. Продавец пожал плечами: он давно привык к обитателям маленьких искусственных миров, выставленных в его магазине.

- Да, похоже, решил развлечься, - продавец подавил короткий смешок, - не все же время ему сидеть на месте. Так можно и застудить что-нибудь.

Мать ребенка улыбнулась и наклонилась пониже к блюдцу.

- Скажите, какой-нибудь особенный уход требуется этому созданию?

Продавец деловито обратился к инструкции, покоившейся рядом с блюдцем. В это время девочка открыла рот и показала существу язык, в надежде привлечь его внимание к себе.

- Милая, ты зря стараешься. Насекомые не способны видеть нас.

- Почему мама?! - девочка была явно расстроена.

- Понимаешь ли, - мать старалась подобрать слова, - они не способны различать объемные вещи.

- Как же я буду с ним играть?!

- Ты сможешь помогать ему, - мать погладила девочку по голове, - а он будет воспринимать тебя как нечто сверхъестественное.

- Совершенно верно, - продавец наконец-таки оторвался от изучения инструкции. - Тут сказано, что оно не требует особого внимания. Можно сказать, эта козявка самодостаточна.

- Сам ты козявка, - девочка злобно фыркнула на продавца.

- Милая, он в переносном смысле, не сердись на него.

Существо тем временем набрело на маленький ручей. Вдруг оно начинало исполнять необычный танец. Похоже, козявка была несказанно рада своей находке.

- Моя девочка без ума от этой вещицы. Мы покупаем ее.

- Спасибо мамочка, ты самая лучшая! - дочь крепко обняла маму.

- Подождите одну минутку, я сейчас принесу защитный колпак.

Спустя несколько минут, довольные покупатели вышли из магазина. Их сердца переполнял жгучий интерес к новому приобретению. Дочь думала о появившейся у нее новой игрушке. Мать же представляла себе удивление гостей, которым она обязательно покажет эту чудную безделушку. Обе тихо зашуршали своими щупальцами по тротуару, спеша скорее оказаться дома...

...В эту ночь в море особенно штормило. Пилот с ужасом наблюдал за тем, как высокие волны обрушивались с грохотом на берег острова. Два дня назад его самолет попал в необычный вихревой поток, и он чудом успел катапультироваться из кабины. Опускаясь в тумане на парашюте, пилот прекрасно слышал шумевший под ним океан. Однако, к удивлению человека, его ноги вскоре коснулись твердой почвы.

- Господи, спасибо тебе за то, что ты спас меня! - громко закричал он, воздавая небесам благодарность.

Иван Анатольевич Сидоров был сегодня в приподнятом настроении. Еще бы: впереди, переливаясь всеми цветами радуги, Ивана Анатольевича подкарауливала тринадцатая зарплата, заодно, разумеется с обычной, декабрьской. Новый Год был на носу, а это означало множество подарков, как врученных ему, так и подаренных им. А после праздников - четыре божественных дня с миловидной секретаршей Танечкой, в загородном домике.

Последний рабочий день перед Новым Годом и последующим отпуском - это особая вещь. Все кажется таким добрым, приятным... И даже когда дверь в кабинет Сидорова с грохотом распахнулась, и ворвался один из служащих, Иван Анатольевич, даже не возмутился, а только лениво поднял глаза на прервавшего его благодушные размышления сотрудника. Это был некто Виталий Кафман, подающий надежды молодой генетик, недавно закончивший институт с красным дипломом.

Сегодня Кафман вел себя крайне странно. Он резко захлопнул за собой дверь, повернул ручку замка, затем пугливо пробежав глазами по стенам кабинета, подбежал вплотную к столу Сидорова и быстро залопотал:

- Иван Анатольевич, получилось!.. Ведь получилось!

Добродушное настроение Сидорова сняло, как рукой: Кафман последние четыре месяца занимался исследованиями в области ускоренной регенерации. Надо сделать небольшое пояснение: Иван Анатольевич был директором одной маленькой научно-исследовательской организацией, которая находилась на финансировании одного загадочного американского бизнесмена. За последние 4 года толка не было никакого: ни малейшего продвижения ни в одной из очерченных областей. Собственно говоря, Иван Анатольевич уже давно привык к тому, что хоть эффекта нет, деньги поступают исправно и прикрывать их никто не планирует. Сидоров даже полагал, что под прикрытием научно-исследовательской деятельности таинственный американец (которого никто из сотрудников никогда в глаза не видел, лишь изредка от него приходили факсы с однотипным текстом, мол жду результатов, желаю успехов) прокручивает какие-то махинации.

Собственно говоря, директору Сидорову было плевать: денежки идут, а остальное - по боку. Но сейчас произошло нечто неординарное...

- Что? Что конкретно получилось?

- Ну, Иван Анатольевич, помните я вам докладывал: мы начали проверку новой вакцины, отрезали трем крысам хвосты и ввели в них дозу этого вещества.

- Три дня назад, да?

- Точно, Иван Анатольевич! Еще вчера крысы оставались бесхвостыми... Но сегодня...

- Что?

- У всех трех за ночь появились новые хвосты... Правда одна из крыс сдохла.

- Не может быть...

- Да точно сдохла, я сам про...

- Да я не об этом! Я об отросших хвостах. - Иван Анатольевич имел высшее образование и в сказки об чудесной мгновенной регенерации у млекопитающих не верил, а американца, сделавшего заказ на исследование этого вопроса, считал... Ну вы уже прочитали, что он о нем думал.

- Да вот же они! - нервно прошипел Кафман и достал из карманов халата маленькие стеклянные клетки с крысами. Одна, видимо дохлая, валялась на боку Хвосты присутствовали.

- До первого апреля еще далеко, - лениво зевнул Сидоров, теряя всякий интерес. Разумеется сотрудники решили разыграть его в последний рабочий день.

- Не верите? Хотите докажу? - с этими словами Кафман извлек одну из крыс из клетки, выхватил из кармана маленькие ножницы и отрезал у зверька лапку. Крыса заверещала и забилась в руках у генетика.

- Господи, Виталий Давыдович, вы - садист! - с омерзением проговорил Сидоров.

- Смотрите же! - Кафман поместил зверя обратно в клетку. Затем накинул на нее черную тряпку.

- Хватит! Вы уже осточертели. Идите отсюда. - Рявкнул Иван Анатольевич.

Но тут генетик сдернул тряпку с клетушки. На залитом кровью дне сидела крыса. Лапка была на месте.

- Видели! - торжествующе прокричал Кафман.

- Не может быть! Это какой-то трюк... - с сомнением пробормотал директор, но в глазах его появилось удивление, смешанное со страхом. - Почему же сейчас ЭТО произошло почти мгновенно, а на лабораторный опыт понадобилось три дня?

- Вы видели? Я накрыл клетку черной тканью! Ведь в лаборатории свет обычно не отключается, так? А вчера подстанция отрубила электричество! - нервно прокричал Кафман.

- Господи, неужели это... это... как процесс обратный фотосинтезу? Только у млекопитающих?

- Поняли?! В темноте после использования нашего саинтесида происходит мгновенная регенерация. Мгновенная!!!

- Мама дорогая... Кто-нибудь кроме нас об этом знает? Больше никто не видел результаты эксперимента?

- Да нет же! Я зашел в опытную и обнаружил... Затем затолкал все в карманы и рванул к вам... Правда предварительно провел один эксперимент... Чтоб убедиться.

- Никто не должен знать об открытии. Никто! Я должен отправить факс мистеру Гитернбергу.

- Не спешите, Иван Анатольевич. Ведь ничего еще толком не проверено. Опыты ставились только на крысах. Не расчитана доза для более крупных животных... Вдруг для других млекопитающих это не сработает? Зато если мы отладим весь процесс, просчитаем необходимые нормы, опишем поведение... Ведь это - Нобелевская премия, как минимум! А если сейчас отдать всю разработку господину Гут... Гитернбергу, то, как оговорено в условиях контракта, все права на открытия перейдут ему. Если же работу мы доведем до конца, то уже плевать будет на эти права... Мы станем известными на весь мир, - с жаром проговорил Кафман.

- Ну не знаю... - смутился Сидоров.

До конца дня Кафман и Сидоров повторили эксперимент на двух голубях, бродячей собаке и бездомной кошке. Голубь и собака сдохли, не отрастив отрубленных конечностей. Зато кошка дважды лишалась хвоста, и оба раза регенерация происходила как по мановению волшебной палочки.

После еще 3-х часов экспериментов была найдена формула объема саинтесида на вес животного. 2 Мл на 10 кг живого веса. Причем, добавление двенадцати процентов воды на объем саинтесида ускорял регенерацию в 2 раза: она происходила буквально за полторы секунды, тогда как при чистой вакцине уходило 3-4 секунды. Единственное чего не удалось узнать экспериментаторам, это как происходил сам процесс. Его внешние проявления. Они каждый раз снимали ткань либо уже по завершению процесса, либо до его начала. Иногда подопытные сдыхали.

- Иван Анатольевич, так дело не пойдет... В истинности действия саинтесида мы уже убедились, но в самом явлении...

- Разумеется! Такие опыты надо проводить в настоящих лабораториях, со специальным оборудованием... Чтоб каждый сантиметр был напичкан измерительными приборами, видеокамерами, счетчиками... Разве ты можешь быть уверенным, что радиоактивный фон после применения саинтесида остается прежним? Это я только к примеру... Сколько изменений может произойти в организме после такой регенерации? Мы же даже не наблюдали за поведением подопытных. У меня возникает абсолютно справедливая аналогия: доисторический человек наткнулся на навороченный компьютер. Пусть это даже самый гениальный из неандертальцев. Максимум, что он сможет: нажать на две три кнопки на корпусе, да передавить на все клавиши с клавиатуры. Может он даже заметит связь: когда нажимаешь кнопку со значком, он сразу же появляется на экране... Но не более. Так и мы с вами. - Произнес Сидоров.

- Да-да! Иван Анатольевич, вы правы! Мы должны разобраться в сути явления...

Сидоров, услышав слова Кафмана, с облегчением вздохнул и направился к телефону. Вся эта чепуха порядка надоела директору. Его уже не интересовала Нобелевская премия и всемирная известность. Ему хотелось лишь покушать и нырнуть в теплую постель с хорошей книжкой. Он был бы рад избавиться от навалившейся на него ответственности, переложив ее на плечи экспертов гораздо более высокого уровня...

- Надо поставить эксперимент на человеке! - закончил свою мысль Виталий Давыдович Кафман.

Ивана Анатольевича как парализовало. Он замер на месте с открытым ртом.

- Так уже поздно... Сотрудников вы, как я помню отпустили?

Сидоров машинально кивнул.

- Охранники не подойдут... Надо кого-то хлипкого. Кто же? На себе я не готов ставить эксперимент, вы не согласитесь. Ага! Ваша новая секретарша! Татьяна, кажется? Вы знаете ее телефон? Звоните!

- Ах ты жидовская морда! - заревел Сидоров. - Да ты хоть понимаешь, что несешь? Пошел вон отсюда, недоносок! Я тебе сейчас понаставлю опытов!

Иван Анатольевич бросился на Кафмана. Тот ловко увернулся и, схватив с пола длинный стальной штатив от какого-то инструмента ударил директора по голове. Сидоров упал как подкошенный.

В следующие пять минут генетик включил ноутбук Ивана Анатольевича, разыскал необходимую базу данных. Затем схватил сотовый телефон Сидорова и набрал номер.

- Алло, Татьяна Павловна? Это Виталий Давыдович. Да. Срочно приезжайте: у нас ревизия, нашли какие-то огрехи в ваших бумагах. Да от Гитернберга. Появился, черти б его побрали. Представьте себе! В десять вечера! Ну у них же там другой часовой пояс... Черт с этим! Скорее приезжайте.

Затем Кафман спустился ко входу и отпустил охранников, сказав, что сегодня они не нужны. Не задавая лишних вопросов, те ушли. Вскоре прибежала взволнованная секретарша. Виталий Давыдович взял ее под локоток и повел в лабораторию...

Через десять минут Татьяна Павловна, симпатичная девушка двадцати лет от роду, в чем мать родила сидела связанная на стуле. Рот был плотно завязан. - Поймите меня правильно, на собаках и кошках одежды не было. На крысах тоже. Я не могу рисковать... Если все пройдет как по маслу, то у нас впереди еще много опытов. Да, расслабьтесь вы. Я вас не трону. - С безумным взглядом увещевал генетик, разбавляя саинтесид.

В глазах Тани был не просто страх. Там господствовал бездонный ужас. Она не знала, что с ней хотят сделать, но ощущала, что это будет самый ужасный эпизод в ее жизни... Возможно последний...

- Теперь слушайте. Запоминайте все, что с вами произойдет. Вы, возможно, станете свидетельницей продвижения в Мир самого гениального открытия за последнее столетие. Только без глупостей. Если что, то я вас быстро дезактивирую. У меня есть еще один подопытный, - Кафман указал на лежащего без сознания Сидорова.

Затем генетик достал стерильный скальпель и поднес к руке девушки...

***

Когда Иван Анатольевич очнулся то почувствовал что-то липкое на своем лице. "Ах ты ж ублюдок, голову мне разбил..." - подумал директор и открыл глаза, намереваясь вскочить и кинуться на бывшего сотрудника. То что он увидел навсегда впечаталось в его память. И эта картина теперь встает перед его глазами в каждом ночном кошмаре.

На полу лежал Кафман. Точнее внешняя оболочка, кожа генетика. Внутренности были перемешаны с раздробленными костями и представляли собой красно-желтую кашицу. Этой кашицой была забрызгана вся лаборатория. Голова лежала чуть поодаль. Черепная коробка была расплющена, как после удара кувалдой. К стулу недалеко от тела был привязан труп обнаженной Тани. Под ногами девушки валялась огромная черная штора.

Сидорова вырвало. Он понял в чем было измазано его лицо. Затем ужасная мысль пришла в голову директора: тот кто сделал ЭТО мог быть еще здесь. Иван Анатольевич пулей рванул к выходу, поскользнулся, упал, пополз к двери...

***

Выдержки из судебного приговора: Сидоров Иван Анатольевич, 37 лет,... приговаривается к высшей мере наказания... Признан виновным в убийстве младшего сотрудника Кафмана Валерия Давыдовича... Татьяны Павловны Невской... Особо жестокая форма... Возможно ритуальное жертвоприношение...

Поправка: В связи с мораторием на смертную казнь, вышеуказанное наказание заменяется пожизненным заключением.

Из закрытого письма генерала ФСБ Веняхина к верховному главнокомандующему: ... опыты показали, что данное вещество, неизвестного происхождения, влияет на нервную систему. Как ни странно это звучит, но происходит странная мгновенная мутация, у некоторых особей вызывающих мгновенную регенерацию конечностей и других овеществление последнего перед смертью, которая наступает мгновенно, желания. Факт, проверенный экспериментами... Уровень секретности: высочайший.

Из личной беседы генерала Веняхина и президента РФ:

- Да. Всех. Никто не должен ничего знать. Я даже не гарантирую сохранность

своей жизни. Иногда знание хуже неведения...

- Но...

- Это приказ.

- Слушаюсь. Можно лишь один вопрос? Почему в России?..

- Это один из тех случаев когда неведение безопаснее знания. Вы свободны.

О том, как Сибнад-Океаноход отправился покупать корабль, а получил подводную лодку, хотя все деньги у него украли.

- За Сибнада! За Акима! За победителей морского змея!

Кубки, сделанные из кокосовых орехов, возносятся к звёздному небу. Потом их содержимое, нечто очень крепкое, выпивается до дна. Шум моря. Запах жареной рыбы. Свет праздничных огней. Музыка барабанов. Разгорячённые тела танцоров. Ночной ветер.

Четвёртый архипелаг.

- Вот был зверюга! Ты понимаешь, одна пасть с весь корабль. И как клацнет! От руля щепки во все стороны. Ну, думаю, конец нам пришёл...

Опьяневший Аким в который раз описывает гибель змея не менее опьяневшим аборигенам.

Шелест сухих рыболовных сетей. Лодчонки у берега.

Разговоры вокруг праздничных циновок.

- Эйан, за твоего дядю. Он отмщён. Теперь будет спать спокойно.

- Лента ему шарфом. Да благословят его духи моря... Кстати, я тоже теперь буду спать спокойно...

- Отнар, ты чего не ешь? Отличная рыба.

- Да? А что я буду завтра есть?

- Что с тобой? Забыл, почему мы здесь сидим? Змей-то тю-тю.

- Афф! Что это я, правда? Слушайте, ребята, ведь теперь большая отмель свободна. Айда завтра всем скопом туда.

- Завтра? Нет, после такого пира отлёживаться сутки, как минимум. Вот послезавтра...

Поднимающийся вверх дым от костра. Искры разносит по ветру, но это не страшно - на четвёртом архипелаге нечему гореть. Босые ноги отбивают ритм. Пляшущий Сибнад - трезв как стёклышко, хватило выпитого на корабле. Стройные фигуры девушек.

Мысли прыгают, как летучие рыбы:

"Давно же я не танцевал... да я, поди, никогда не танцевал... свободные, однако, нравы на этом острове... надо будет сюда почаще... глядите, Симха заснул... странно, все танцуют, а вон та нет... симпатичная... хм, совсем ушла... теперь поплыть на отзаворн, до самых больших гор, там хорошие маги, не то что у нас... купить ковёр-само... КОВЁР?!? Ни за что!!! Никаких ковров на моём корабле, хватит... танцевать, пойду-ка я к берегу..."

Сибнад отошёл от посёлка и с наслаждением потянулся, вдохнув полной грудью свежий ночной воздух. Потом сел на камень и стал смотреть на усыпанный звёздами морской горизонт.

- Красиво, правда?

Оказалось, девушка, которую он видел уходящую с пира, сидела около него.

- Очень. А почему ты не на празднике?

- А ты?

- Ну, нельзя же всё время танцевать.

- А для меня там слишком весело. Змей сожрал моих родителей. Давно, правда.

Над позаворнным горизонтом появилось и сразу исчезло неясное жёлто-зелёное зарево - напоминание солнца с той стороны Ленты.

- Я не представилась. Кнара.

- Сиб. Просто Сиб. Я тебя понимаю, моих родителей сожрала жадность.

- Пожалуй, это хуже. Сибнад?

- Что?

- Я должна тебя поблагодарить.

- За что?

- Ты не только помог моему племени и отомстил за моих родителей. Ты ещё и освободил мою мечту - теперь я тоже смогу отправиться в плавание. Обязательно отправлюсь.

- Это не так весело, как кажется...

- Не имеет значения. Я мечтала об этом с тех пор, как родилась. О дальних странах. Всё моё племя любит море. А я вдвойне.

- Я тоже. Только один совет. Ты ведь собиралась на плоту, верно?

- Конечно. Все великие мореходы уходили в своё первое плаванье на плотах.

- Кто, например?

- Ты. Потом, Тур.

- Легендарный Тур плавал во внутреннем океане, где и штормов-то настоящих нет. Что же касается меня... Кнара, ты себе даже представить не можешь, какой это ужас. Во первых, ты всё время мокрый...

Смех.

- Ты недооцениваешь наши плоты. Но я подумаю.

Сибнад кладёт Кнаре руку на плечо.

- Эй, не слишком?

Тишина.

- Сиб, зачем ты убрал руку?

Внимайте, о друзья мои, очередной истории про отважного Сибнада-Океанохода. Началась эта воистину невероятная история тогда же, когда закончилась предыдущая, или даже немного раньше.

Вернувшись с четвёртого архипелага, Сибнад решил плыть на полдень, в царства гномов. В то время прошёл слух что гномы, мастера в изготовлении оружия и разных машин, наловчились строить очень хорошие корабли. Почти как эльфийские, но дешевле. Большинство не верило в эти слухи, шутя, что корабли гномов будут плавать так же хорошо, как их топоры, однако у Сибнада со времён его первых плаваний было несколько знакомых гномов из посольства. И ему рассказали, что да, и рыжие и чёрные гномы, купив у какой-то дальне-отзаворнной страны технологию, начали строить металлические корабли для своих войн.

До недавнего времени это были секретные проекты, но теперь рыжие гномы решили корабли продавать, а чёрные от них не отстанут. (По сторонам Опасого залива существуют два гномьих царства - к позаворну рыжих гномов, к отзаворну чёрных. Настоящие названия гному хранят в глубокой тайне, поэтому их так и называют: рыжие и чёрные).

После долгих уговоров Харвега и меня, Сибнад согласился, несмотря на глубокую душевную травму, взять пару десятков ковров на продажу. Против ожиданий, с ними за всё плаванье ничего не произошло. А произошло с четырьмя слитками золота, килограмм по пять в каждом, дарованными племенем четвёртого архипелага. Слушайте же, если не боитесь.

На четвёртый день нашего плавания мы увидели вдалеке странно летящую птицу - то она поднимится, то упадёт к самой воде. Проплыли мы ещё немного, и увидели, что не птица это вовсе - вампир летит, как это они обычно делают, ноги-руки раскорячив. (Вампир - на Ленте общее название для всех долгоживущих-кровососущих-девкокрадущих). Подумав, что может беда какая случилась, или заболел он, мы решили подплыть поближе. Но только приблизились, он как прыгнет на палубу.

Это оказался вампир-разбойник.

Вынул он из-за спины два меча, и спрашивает: "Кошелёк или жизнь?". Не то чтобы мы испугались вампира, всё-таки нас было двое. Но вот мечи у него были волшебные, не знаю, какой модели, но чувствовалось, что очень крутые. Короче, мы ему указали, что золото в трюме. Он туда пошёл, взял один слиток (больше он не мог, они тяжёлые). Ждите, говорит, здесь, я щас вернусь. И с этаким утробным хохотом улетает.

Да только в золоте нашем, скорее всего, было много серебра, потому что одежда на вампире вдруг загорелась и он с жутким криком рухнул в море.

Дожидаться, пока он всплывёт мы не стали, а на полной скорости рванули оттуда на подень-позаворн, к ледяному барьеру, где всегда много кораблей.

Тут, друзья мои, надо сделать отступление, и объяснить вам, что это за такая подлая вещь - Ледяной барьер:

Быстрое и холодное течение, берущее своё начало от дальне-поночных водопадов, проходит мимо Ура и долины Инды в отдалении от берега, но дальше на полдень, по какому-то капризу Ленты мира, возвращается, и идёт вдоль берега вплоть до Опасного залива, отделённое от остального океана узкой отмелью.

В начале своего пути течение, сужаясь у берегов долины Дрог, создаёт на них и вокруг отмели огромные наносы из льдин и айсбергов, оставляя между ними лишь узкий проход. Дальнейшее понятно без объяснений, друзья. Поняв преимущество быстрого пути к Опасому заливу, вольная республика Дроган, будь она не ладна, перегородила проход цепями, построили на близлежащих айсбергах несколько крепостей, и вот уже больше сотни лет грабит проходящие корабли.

Дойдя до Ледяного барьера, мы обратили внимание на необыкновенное даже для тех мест скопище кораблей. К воротам нельзя было и близко подойти. Тогда мы попытались связаться с барьером телепатически, и получили краткий, но крайне раздражённый ответ: В связи с войной на позаворнной границе пошлина на проход через барьер увеличена в десять раз. Кто не хочет платить, пусть плывёт через Лучистый.

Большинство кораблей, однако, вдоволь наругавшись с Дроганскими воеводами, платили пошлину и плыли как обычно. В самом деле, какой богатый купец, из торгующих с гномами, поплывёт напрямик через Внутренний, где ни ветра порядочного, ни течения? Дорога займёт в три раза больше времени, и придётся останавливаться на острове Чанка, то бишь Лучистый.

Нет, я ничего не имею против Гнекене, хорошая рыболовная страна, но Чанка большая, то есть, извините, большой остров, а Гнекене принадлежит только половина острова, подневная и позаворнная сторона. (Чанку потому и называют лучистым, что он формой как роза ветров - четыре полуострова на четыре стороны света). На позаворн от Чанки проходит барьерное течение, к отзаворну то же течение возвращается обратно, и создаёт вокруг острова воронку холодного воздуха. Поэтому Лучистый вечно покрыт густым туманом и потерять направление у его берегов - нет ничего проще. Разве что напороться там на льдину.

К сожалению, мы с Сибнадом не относились к категории богатых купцов. Тогда. И поплыли мы к Опасому заливу напрямик.

Но судьбой верно, было суждено, чтобы наши материальные потери были пропорциональны пройденному нами пути. Не прошло и двух дней, как нас взял на абордаж пиратский корабль, и нам задали укороченную версию известного вопроса: "Кошелёк, или...!" Это был корабль знаменитого пирата Коха. Самого Коха уже двадцать лет как нет в живых, а его корабль продолжает плавать, сменив множество знаменитых (убитых) владельцев. В общем, приготовились мы продать свои жизни подороже (если не удастся купить подешевле).

От физической и, что гораздо хуже, финансовой гибели нас спас счастливый случай. Капитаном корабля (ещё не знаменитым, следовательно - живым) оказался бывший матрос пирата Шраха, которого Сибнад прикончил в своём самом первом плаванье. Шрах при жизни славился жёсткостью к своим людям, так что несостоявшаяся битва плавно перешла в гулянку в лучших пиратских традициях, с объятьями и вспоминанием былых дел. Среди команды был и недавний вампир, изрядно обожённый и только с одним мечом. Впрочем, после пятой кружки мы помирились.

Всему хорошему приходит печальный конец. Отплыли мы на утро с дикой головной болью и только с двумя слитками. Понимаете, есть такой древний обычай - когда встречаются два пиратских корабля, и один терпит бедствие, другой должен отдать ему треть добычи (поэтому пиратские корабли так редко встречаются). А этот корабль, к сожалению, терпел бедствие. У гномьей энергетической пушки (явно краденой), чей ствол торчал между мачтами, кончился заряд, и пираты попали в безвыходное положение - для заряда нужна добыча - для добычи нужен заряд. Из-за этого они и пытались использовать вампира в качестве приманки - обычно пираты до таких тонкостей не доходят.

Оставшись с двумя слитками золота, мы в глубокой печали плыли на полдень. Через неделю резко похолодало, а Чанка, до этого ясно видимый на Ленте, исчез в окружившем нас сплошном тумане. Туман был такой густой, что его можно было намазывать на хлеб. Медленно продвигаясь вперёд, мы видели как на льдинах играют, прыгая в воду, самые опасные хищники внутреннего океана - серые медведи. Почти неразличимые в тумане, они не приближались к кораблю. Как выяснилось чуть позже, им вполне хватало еды на суше.

Ибо не успели мы причалить к берегу, как оказалось, что это отнюдь не Гнекене - из тумана выскочила дюжина здоровенных детин с дубинками и в шлемах из бычьих голов. Это были минотавры, разбойничая шайка, грабившая заплутавшие в тумане корабли.

Как и следовало ожидать, они тоже задали нам известный вопрос. А точнее, его наиболее оптимизированный вариант: "Кошелёк!!". Не получив положительного ответа на контр вопрос "Жизнь?", мы приготовились к нашей последней битве, но вдруг из тумана выскочили и набросились на минотавров несколько серых медведей. Ничего хорошего это нам не сулило - всё-таки лучше быть зарезанным, чем загрызенным.

Какого же было наше удивление, когда, закончив доедать минотавров, медведи обратились к нам на чистейшем Гнекенском наречье, извиняясь за испачканную палубу. На вопрос, почему мы сами не приняли участия в загрязнении палубы в роли одного из загрязнительных факторов, они засмеялись, и сказали, что хотя вы, двуногие, очень вкусные, их моральный кодекс запрещает им есть разумных существ. В случае с минотаврами, однако, всегда можно оправдаться тем, что приняли их за быков.

Потом она стали очень серьёзными и заявили, что за спасение мы им должны. Из огня да в полымя! Попытка откупиться от них коврами не увенчалась успехом (ещё и потому что в них спрятался Симха, и вытащить его оттуда было не под силу даже серому медведю), и нам пришлось отдать им третий слиток. Они объяснили, что покупают у гномов базальтовую настойку, но те принимают только цветные металлы (речь, вероятно, шла о колонии гномов-ссыльных в отзаворной части острова).

Получив своё, медведи горячо поблагодарили нас и даже проводили до берегов Гнекене. Там мы пополнили запасы провианта и поплыли дальше.

Через пять дней мы наконец достигли Опасого залива. Тут надо сказать, что для большинства кораблей при подходе к Опасому заливу самое интересное только начинается. Ведь позаворнный берег принадлежит рыжим гномам, а отзаворнный - чёрным. По обеим сторонам построены укрепления и чуть ли не каждый день случается перестрелка. А попавшему под перекрёстный огонь тяжёлых гномьих орудий, при всём желании, не позавидуешь - не остаётся, кому завидовать.

Но обычно этого можно избежать - залив большой. И вот, где-то на середине Опасого мы увидели вдалеке полузатонувшие дымящиеся обломки. Морской бой уже закончился, но берега продолжали стрелять. Крепость Игнидин на позаворнном берегу крошила камень своими могучими разрядниками, сгустки магической энергии, похожие на огромные светящиеся шары, пролетали на нами и обрушивались на скалы, а иногда падали в море, поднимая тучи пара. Прибрежные бастионы чёрных гномов огрызались очередями разноцветных огней. Хорошо хоть, что стороны не использовали заклинания-молнии (с большого расстояния они готовы поражать кого угодно - только не цель).

Проплыв ещё немного, мы услышали крики о помощи. А хуже гномов, как известно, плавают только их топоры - и мы, решив что с одним слитком нам нечем рисковать, вытащили утопающего из воды, отделавшись только простреленным парусом.

Думая, что все беды позади, мы приближались к гномьим шлюзам в конце залива. Но не тут-то было. Когда до шлюзов оставались считанные километры, случилось ужасное. За кормой вдруг забурлила воду, и из неё появился он - морской змей. Тот самый - меж его зубов торчали обрывки ковров (сорта Ю). Более двух тысяч километров преследовал он нас в поисках мести. А возможно, он тоже хотел золотой слиток. Но если он и задавал нам известный вопрос, то только его сверх-укороченную версию: "Ырр!!!". Спасённый нами гном метнул в змея свой боевой топор, с которым не расстался даже в воде, но тот только бессильно отскочил от чешуи. Мы были обречены.

И тогда Сибнад, повинуясь внезапному порыву, ринулся в трюм. И достал. И размахнулся. И кинул. Никогда не видела, и не увидит больше такого броска Лента мира. Двадцать метров, вращаясь и блестя на солнце, пролетел слиток по баллистической траектории и угодил змею прямо в левый глаз. Завертелось на месте чудовище и погрузилось в пучину. И заплакал Сибнад, и деньги его тоже заплакали.

В глубочайшей скорби мы доплыли до великих гномьих шлюзов, поднимающих корабли с товарами вверх на десятки километров, до самых гномьих городов, и высадили гнома в порту. (гномьи царства воюют, но так как шлюзы приносят прибыль обеим сторонам, в их районе действует договор о ненападении) Сибнад уже намеревался вернуться в Ур и прожить там остаток жизни в бедности и забвении. Но вдруг проходящие мимо портовые стражники, увидев гнома, бросились к нему с громкими криками "Он жив, он жив!". Это оказался верховный царский советник чёрных, чей корабль случайно попал под обстрел.

Последующие события было легко предугадать. После устроенного в нашу честь пиршества (в столице чёрных гномов, двести сорок километров над уровнем океана) советник, его звали, кажется, Тнаин, спросил, чего бы мы хотели в награду за его спасение. Мне ничего особенного было не надо, я просто договорился с ним о поставке крупных оптовых партии ковров по выгодным ценам и скидке на пошлину.

Сибнад же попросил лучший корабль, который ему могут дать. И после некоторого раздумья Тнаин подарил ему малую подводную лодку последней модели, ПТ-8 ("Подводный Топорик"). Это была воистину отличная машина, с самозаряжающимся двигателем, волшебным навигационным шаром и торпедной системой. На ней мы и поплыли обратно, предварительно отбуксировав наш прежний корабль подальше в залив и затопив его там.

Так закончилась сия поучительнейшая история. Добавлю только, что проплывая обратно мимо острова Чанка, мы решили испытать био-локатор, и обнаружили логово минотавров. Тогда мы выпустили по нему пару торпед. После этого локатор их больше не обнаруживал. И поделом им.

В чём же мораль этой истории? Неужели в том, что морские змеи - мерзкие твари? Или в том, что гномы не такие жмоты, как они кажутся на первый взгляд? Или в том, что не следует доверять золоту с четвёртого архипелага?

Нет! Мораль в том, что денежные переводы вы должны делать только через фирму Харвег младший и Аким. Только у нас вы можете быть уверены, что ваши деньги не заграбастают пираты, не пропьют медведи, не взорвут гномы и не съедят морские змеи.

Ну что, согласны под двенадцать процентов? Как нет? Почему?

Уезжаете? Но вы же совсем недавно... Совсем из страны?! Прямо сейчас??? Зачем?

Какая такая смертельная опасность? Это ведь только рассказ... И это было давно!

Ну я преувеличивал немного! Эй, подождите! Куда вы, вернитесь...

Чёрт возьми, в кои-то веке рассказал правдивую историю, и на тебе - теряю клиента. Нет, это надо залить. Пойду хлебну гномьей, гранитной...

Жара. Рыбьи кости. Пыльный ветер и палящее солнце. Полузасохшие пальмы и многоголосый храп из хижин. Сиеста.

Четвёртый архипелаг.

- Кнара, говоришь? Та, что всё хотела стать мореходом? - Сибнад нетерпеливо кивнул головой - Так она и вправду уплыла. Вот уж как неделю...

Опоздал, подумал Сибнад.

- На чём уплыла-то? Не на плоту? И с кем?

- Нет, не на плоту. Она лодку построила, крепкую, катамаран. А уплыла она одна. Кто же ещё захочет в такую даль...

- Куда она уплыла? - Старушка-шаманша задумалась.

- Куда? Кажется, в эльфийское царство, за ледопады.

У Сибнада отвисла челюсть.

- За ледопады? На лодке? Она что, с ума сошла?

- Насколько я знаю, она всегда такой была... Куда же ты?

Сибнад её уже не слышал. Он бежал к ПТ-8. "Под ледопады на лодке!" проносилось у него в голове. "Это круче чем в океан зимой на плоту. Это даже круче морского змея. Я чувствую, что влюбляюсь. Лишь бы только не опоздать".

Двигатель надсадно взревел, и подлодка в форсажном режиме ушла на поночь, где вздымались из внешнего океана заснеженные вершины больших гор.

© Copyright Предгорье (denc@aaanet.ru) Обновлено: 11/11/2002. 161k. Статистика. Сборник рассказов: Фантастика

ПРЕДГОРЬЕ: АЛЬМАНАХ ФАНТАСТИКИ #2	Обзоры \| Сборник \| Интервью \| Статьи \| Информация \| Конкурс \| Форум \| О сайте


	Див	Композиция

	Человек задумывается о цели своего существования; возможно, устрицы задумываются о том же, если только им не открыл этого какой-нибудь официант... Вот уже несколько минут мама безуспешно пыталась отвести свою дочь от одного из прилавков магазина. Внимание девочки привлекла небольшая декоративная импровизация. В блюдце, наполненном почти до краев водой, плавал искусственный островок. Кусок суши украшала зеленная растительность, созданная умелыми руками неизвестного мастера. Однако внимание девочки привлекла совсем не изящность подделки окружающего мира, а маленькое существо, сидящее на берегу. Приглядевшись, можно было заметить, что создание обхватило двумя причудливыми лапки свою голову. Казалось, нечто пыталось обдумать свое положение. Продавец, не без удовольствия для себя, заметил возникший интерес у девочки. Он приветливо улыбнулся и поспешил подойти к прилавку. - Добрый день. Могу ли я чем-то Вам помочь? - Да, моей дочери очень понравилась эта композиция. - У вас отменный вкус, маленькая леди, - продавец наклонился к девочке. - Я совсем не маленькая, - девочка скорчила рожицу. - Мама, смотри, оно двигается! Все трое обратили свое внимание на обитателя острова. Действительно, существо неуклюже поднялось во весь рост и, с присущей ему медлительностью, поковыляло вглубь декоративных зарослей. Продавец пожал плечами: он давно привык к обитателям маленьких искусственных миров, выставленных в его магазине. - Да, похоже, решил развлечься, - продавец подавил короткий смешок, - не все же время ему сидеть на месте. Так можно и застудить что-нибудь. Мать ребенка улыбнулась и наклонилась пониже к блюдцу. - Скажите, какой-нибудь особенный уход требуется этому созданию? Продавец деловито обратился к инструкции, покоившейся рядом с блюдцем. В это время девочка открыла рот и показала существу язык, в надежде привлечь его внимание к себе. - Милая, ты зря стараешься. Насекомые не способны видеть нас. - Почему мама?! - девочка была явно расстроена. - Понимаешь ли, - мать старалась подобрать слова, - они не способны различать объемные вещи. - Как же я буду с ним играть?! - Ты сможешь помогать ему, - мать погладила девочку по голове, - а он будет воспринимать тебя как нечто сверхъестественное. - Совершенно верно, - продавец наконец-таки оторвался от изучения инструкции. - Тут сказано, что оно не требует особого внимания. Можно сказать, эта козявка самодостаточна. - Сам ты козявка, - девочка злобно фыркнула на продавца. - Милая, он в переносном смысле, не сердись на него. Существо тем временем набрело на маленький ручей. Вдруг оно начинало исполнять необычный танец. Похоже, козявка была несказанно рада своей находке. - Моя девочка без ума от этой вещицы. Мы покупаем ее. - Спасибо мамочка, ты самая лучшая! - дочь крепко обняла маму. - Подождите одну минутку, я сейчас принесу защитный колпак. Спустя несколько минут, довольные покупатели вышли из магазина. Их сердца переполнял жгучий интерес к новому приобретению. Дочь думала о появившейся у нее новой игрушке. Мать же представляла себе удивление гостей, которым она обязательно покажет эту чудную безделушку. Обе тихо зашуршали своими щупальцами по тротуару, спеша скорее оказаться дома... ...В эту ночь в море особенно штормило. Пилот с ужасом наблюдал за тем, как высокие волны обрушивались с грохотом на берег острова. Два дня назад его самолет попал в необычный вихревой поток, и он чудом успел катапультироваться из кабины. Опускаясь в тумане на парашюте, пилот прекрасно слышал шумевший под ним океан. Однако, к удивлению человека, его ноги вскоре коснулись твердой почвы. - Господи, спасибо тебе за то, что ты спас меня! - громко закричал он, воздавая небесам благодарность.

Предгорье: другие произведения.

Альманах фантастики #2