ВАЛЕРИЙ МИХАЙЛОВИЧ АНИСИМОВ
Из трилогии "ПРЕРВАННАЯ ЗАРЯ"
XII - XIII века
РУСЬ ВЛАДИМИРСКАЯ
КНИГА ВТОРАЯ
Глава 4. СЛОВО НА ПОКРОВ
И вот однажды князь взвалил на плечи Бориса огромное дело. А велел он, ни много ни мало, скликать по княжьему слову со всех боярских дворов по всему Залесью отроков от четырнадцати лет и старше для службы при княжьем дворе.
Князь предвидел, какой встанет переполох с призывом на княжью службу нерасторопных боярских детушек. Но если бы знал Андрей, на какое ожесточённое сопротивление поднимутся ростовские бояре - ведь у них своя дружина!
После первой же поездки Бориса в Ростов, откуда он еле ноги унёс, князь его больше туда не посылал. - С ростовскими мужами будем после уряжаться. Пока же у тебя, Борис, и без того дел невпроворот, - говорил князь, в душе радуясь стараниям своего молодого помощника.
С трудом оторвался Борис от здательских дел, но что поделаешь, видно, князь задумал невиданное большое дело не только в здательстве. Великую дружину он собирает неспроста. А для этого нужно обеспечить её оружием и доспехами, увеличить закупки руды, найти в достатке ковачей. Одних гридниц князь велел ставить сразу несколько срубов. Древодели, как дятлы стучат топорами с утра до ночи. Целый град-детинец вырос околь княжьего двора. Так что забот у Бориса выше ушей, успевай только поворачиваться.
Андрей знал, что своё старшинство перед строптивым племянником ему придётся утверждать не просто, хотя тот и занял киевский стол не по праву, и без согласия владимирского князя. Потому и нужна была Андрею большая и хорошо вооружённая дружина. Нет, Андрей не собирался сесть на киевский стол. Полки владимирского князя должны были обеспечить его старшинство здесь, во Владимире. Многие князья уже признали его старшинство, но пока ещё по привычке оглядывались на Киев. Будет у владимирского князя сила велика, тогда и Киев ему поклонится.
Видел князь Андрей, сколь тяжко приходится Борису, но послаблений не давал.
- Не успеваешь всё делать сам - набери себе помощников сколь надобно, - говорил князь Борису.
'Легко сказать, набери помощников, - ворчал про себя Борис. - А где их взять? Тиуны и рядовичи по дорогам не бродят. Брать помощников надо проверенных, иначе всё разворуют, у нас народец таков, что плохо лежит - не упустит.
Твердислава постепенно привыкла к длительным и частым отлучкам мужа, понимая, что, загружая Бориса делами, князь всё больше доверяет ему и высоко ценит его службу, а значит и в семье достаток не хуже, чем в других боярских дворах. Живот Твердиславы заметно увеличивался. Ежё месяца полтора и она должна родить. Может быть тогда, осознав себя отцом, Борис будет чаще бывать дома, может князь даст послабление ему, а уж ласку и любовь она мужу обеспечит. Однажды Борис пришёл домой и объявил жене, что идёт в поход с князем на Каму. Сборы заняли несколько дней, поход затевался велик. Борис, видя зарёванные глаза Твердиславы, пытался утешить её, ласково привлёк к себе, она приклонила голову ему на грудь.
- Ну, буде реветь. Вернусь с Камы, приведу семечей, займусь нашим хозяйством. К тому времени и ты опростаешься, принесёшь мне сына. Береги себя и его, - он посмотрел на жену, а в глазах вдруг возникло зарёванное лицо Доброславы.
Как ни старался себя пересилить, но образ девицы, бросившейся ему на шею перед самой женитьбой, не покидал его, и он уже с тревогой думал, что забыть её не в силах. Нельзя сказать, что он разлюбил Твердиславу, нет, но... Бывают времена, когда чувство берёт верх над разумом, и одолевает оно даже самого волевого человека, как бы он не сопротивлялся этому. Утешая жену перед расставанием, Борис надеялся, что после похода, ежели останется жив и невредим, у него начнётся новая жизнь, появится первенец, и тогда всё пойдёт по-другому. 'Семья - это свято, это храм!' - пытался он сам себя утешить.
Перед походом, как полагается, отслужили молебен. Князь велел взять образ Богородицы с собой. Чудотворную икону торжественно вынесли из собора. Образ едва виднелся под окладом, в который Ермола вковал тридцать гривен золота, не считая разных серебряных накладок, драгоценных камней-самоцветов и крупного жемчуга. В походе святыню охранял специальный полк пеших воинов.
Владычица небесная всё шире простирала свой покров над Залесьем. Она принесла лёгкую победу владимирскому князю. Войско булгарского князя перебито, и сам князь едва убежал от погони в Великий град.
Андрей с братом Ярославом и Муромским князем Юрием, направил полки к Бряхимову и взял его. Сожгли ещё три града, захватили много полона и знамён булгарских полков. Казалось всё идёт на радость русичам, но они позабыли, что всякая удача имеет свою цену.
- Князь! - вдруг услыхал Андрей голос воеводы Бориса Жирославича, летевшего на коне во всю прыть. - Князь! Сын твой тяжко уязвлён! К Андрею подвезли почти безжизненное тело Изяслава. Отец смотрел на бледное лицо сына, едва сдерживая слёзы. Он велел всем немедля направляться к месту, где Богородичный образ был оставлен под охраной полка. Андрей увидел образ невредимым и пал перед ним на колени. Слёзы неудержимо покатились из глаз. Он молил Богородицу о спасении сына, вознося к небесам свою благодарность за дарованную победу.
На лугу, в устье Нерли, владимирцы и боголюбовцы радостно встречали победителей. Но что это? Из-за поворота реки доносились редкие удары бубна, но не слышно обычных победных песен. В полной тишине показались острые носы лодий, режущие воды Нерли, расписные ветрила, борта лодий, обвешенные червлёными щитами, и преклонённые знамёна. 'Ужель князь... Что с Ондреем?' - пронеслось приглушённо в толпе.
Гроб с телом Изяслава извлекли из лодьи и поставили на лугу под небом родной земли. Отец едва сдерживал слёзы.
Поп Микулица со своим клиром отслужили панихиду по погибшим, оставшимся в чужой земле. Отпели душу Изяслава, так и не познавшую радости женской ласки и семейного счастья.
И стрелы железные не защитили его, - слышалось в толпе Примечания [9].
Андрей отстоял молебен в суровом молчании, и лишь когда поп Микула закончил своё действо, заявил:
- Отныне место сие свято еси. В се лето здесь будет храм заложон.
Тело Изяслава повезли на санях во Владимир. Там, в соборе Успения Богородицы, нашло оно вечное упокоение.
Ещё будучи на берегу Нерли у исад, Борис не увидел среди встречавших Твердиславы. 'Знамо с младенцем дома ждёт', - решил он.
Радостно и ласково встретила Твердислава Бориса, передала ему на руки сына. Он с трепетом принял младенца: 'Сбылось! Услышала Богородица мои молитвы! Даровала сына! У меня на руках моя кровь и плоть! Аз есмь отец!'
- Как нарекли?
- Нарекли, как завещал, исполнила волю твою, Михаилом окрестили.
Борис радовался первенцу всем сердцем, он так ждал этого! Взволнованно поднял сына на руках, нежно прижал к себе, поцеловал в щёку и передал кормилице. Обнял жену. Она мягко прильнула к его груди и вдруг разрыдалась. Борис не стал ничего говорить в утешение - надо дать выйти женским слезам из душевной темницы.
Первое время Борис и Твердислава были довольны друг другом и вполне счастливы.
Но однажды, после очередной поездки по княжьим делам в Суздаль, он вернулся совершенно неузнаваемым. Тонкая женская проницательность Твердиславы уловила, как ни старался это скрыть Борис, прохладцу в голосе, едва уловимую отчуждённость во взгляде. Жена пыталась ненавязчиво выведать, что да как он там, в Суздале, как матушка, как сестра, не хворают ли, в чём нужду имеют? Доволен ли князь службой Бориса?
На сей раз Борис был скуп на слова, и на вопрос о тёще и свояченице замешкался с ответом, запнулся, что-то сбивчиво ответил.
'Понятно! В Суждале у него есть желанница! Только она может быть причиной появившейся холодности. Надо что-то делать!' - терзалась догадками Твердислава. Встревоженность жены начинала раздражать Бориса. Но он сознавал, что причиной этому он сам, и потому старался сдерживать себя.
'Что же могло произойти с ним в Суждале?' - мучилась Твердислава, не находя покоя.
А в Суздале случилось вот что.
Зайдя к тёще, Борис был немало удивлён её холодностью. Встретились как всегда приветливо. Но взгляд! Как много он может говорить! Ровно так же и скрывать. - Жива, здорова, и тебе дай Бог того же, - ответила на приветствие Бориса Христина. - Как Твердислава, как младенец?
- Твердислава, слава Богу, не хворает. Михалка спит да ест. Ох, голоднущий! То и дело просит есть, даже во сне чмокает. Коли так алчен до еды, знамо здоров. Растёт сын! А где же Доброслава? - голос Бориса едва заметно дрогнул.
- Нездоровится ей, прихворнула. Никого к себе не пускает. Так что, не взыщи и не будь в обиде на неё.
- Аз разумею, тут нечему обижаться. Но что же всё-таки с нею? Може лечца позвать?
'Ещё бы тебе не разуметь, - думала тёща, - причина её хвори ведома и тебе, и мне. Но не дай Бог ведать сие Твердиславе. Чем меньше будешь видеться с Доброславой, тем лепше для всех. Придёт время, замуж выдам, глядишь, всё и загладится, и вся 'хворь' пройдёт'.
Поблагодарив за угощенье, Борис вышел в сени, спустился по крыльцу, приостановился. 'Да-а, вот здесь когда-то Доброславушка призналась в любви. Что же аз горемычный не могу её забыть? Чем она меня так заворожила? Ох, а каков был её взгляд! Словно по душе ножом полоснула'. Он неспешно направился к воротам, намереваясь навестить отца. Вдруг какая-то сила заставила его вздрогнуть. Он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Обернулся и увидел за углом житницы сиротливую фигурку Доброславы. Несколько мгновений он стоял неподвижно - не привиделось ли? Оба сделали несколько шагов друг к другу и снова застыли. Доброслава смотрела на него с тоскою, словно загнанный в угол зверёк. И вот, движимые волей сердец, оба ринулись друг к другу в объятия.
- Не могу забыть! Ничего не могу с собой поделать! - Борис тяжело дышал, с трудом выговаривая слова. - Что делать, не ведаю! - он оторвал её от своей груди, обхватил её головку ладонями, страстно целуя в губы, щёки, заплаканные глаза...
- Пришла попрощаться с тобой, - наконец прошептала она, сдерживая дыхание, чтобы не разрыдаться.
- Что случилось, Добрушка? Почему прощаться? - насторожился он, понимая, однако, что какой-то конец в их отношениях должен быть.
- Готовлюсь к постригу. Матушка в отчаянии. Она всё ведает о нас с тобой.
'Так вот почему Христина смотрела таким взглядом! - пронеслось у него в голове. - Может, и до Твердиславы долетело? Вот и развязка сего узелка'.
- Как же так? Нет... Зачем, Добрушка?
Доброслава слегка отстранилась, перекрестила его и, резко повернувшись, пошла прочь. У крыльца обернулась, обволокла Бориса ясным, будто луч солнца, пепелящим душу взглядом, который тотчас померк со словами:
- Прости. Прощай.
Борис долго не мог сдвинуться с места.
Побывав у отца, он вернулся во Владимир.
Твердислава выжидала, когда Борис сам заговорит о причине его отчуждённости. Но шло время, а он всё более замыкался в себе. 'Надо что-то делать. Так дальше жить невыносимо', - томилась душа Твердиславы.
Однажды Борис пришёл к вечеру со службы, сел ужинать и, как всегда, попросил квасу.
Жена поставила крынку с водой.
- Квас ещё не настоялся, а в запасе нет. Выпей водицы, - она подвинула крынку, смущаясь и отводя взгляд в сторону.
- Что же это за дела такие, квасу в доме нет. Ключница куда смотрит? Ужель ещё и дома мой догляд нужон? - недоумевал Борис, поднося окрин ко рту.
Твердислава настороженно смотрела, как муж жадно глотал воду. 'Подействует, али нет?' - с трепетом думала она.
Пока Борис был в отлучке, Твердислава поделилась своей душевной болью с подругой, дочерью Якима Кучковича, и та посоветовала пригласить ворожею.
- Ой, страшно! Отцы святые епитимью наложат!
- А ты на исповедь не спеши, ано со временем и забудется. Сей грех вдвоём отмолим, лишь бы доброе дело для семьи содеять.
Ворожею долго искать не пришлось. Старая шептунья всей Рязани была известна.
- Чего дрожишь, страдалица? Паки не впервой мне заговоры творить, не одна ты такая, мужем отвергнутая, - ворчала ворожея. - Водицы ему надобно испить от твоих телес. Днесь не найти такого мужа, абы не держал на стороне наложницу. Баньку истопи, да ополосни телеса свои, а яко вспотеешь, встань в чистую бадью и дланями смахни с себя в бадью все капли с телес. И тако не единожды делай, пока крин не наполнишь. Да смотри, чтоб образа из мовницы вынесли, али закрой тёмным платном. Когда воду соберёшь, кликни меня, аз приворот над нею сотворю. Запомнила? Воду сию до поры держи в погребе, а пить запросит, тут ему и поставь окрин под нос.
Всё было сделано точно. Вода была выпита Борисом, время шло, а изменений нет. Борис всё так же был сдержан в своих чувствах к жене.
- Слыхал, княже, новость, яко славу свою Ростислав высоко вознёс? - рычал басом епископ Феодор, вваливаясь в горницу к Андрею. - Патриарх поставил преосвященного Иоанна архипастырем земель руських, а киевский князь, обидевшись, что Иоанн прислан без его ведома, развернул митрополита, да обратно в Кснятин град отослал.
- Ведаю сие. А посему собирай попов, игуменов. Заутре быти всем в Суждале. Едем не на один день. Владычица небесная велит нам поразмыслить о прославлении Её имени. Славные чудеса Всенепорочной в земле Залеской велики есмь, а мы погрязли в земных потщаниях и Бога забыли, и нашу Заступницу. Крепко нам надо поразмыслить, а заодно и соколиными ловами себя потешим. Ужо и запамятовал, когда в последний раз на ловах был.
- Верно, княже, Владычица нас под свой покров взяла, а мы неблагодарные не думаем о воздаянии Ей славы. Князья возгордились, Бога забывать стали, думают токмо о своей корысти. Предстоятеля православной Церкви Руси изгоняют, яко пса бездомного. Да и чернь наша погрязла в блудовстве языцком. Десница твоя крепка, Ондрей, ан людишек наших надобно ещё крепче держать в руках. - Держать людей в страхе надо, да с разумом. Ты, Феодор, зело преуспел в сём деле. Люди стонут от твоего усердия. За каждую повинность имения отбираешь, невиновных в порубах держишь, пытаешь, насильничаешь. Послушники твои яко звери лютые, и ты потворствуешь им. Люди повсюду говорят о твоём блудовстве с Василиской. Не забывайся, иначе плохо кончишь, и аз не смогу тебе помочь. Твоё дело словом Божьим изгонять языческое блудовство из людских душ. А на всякое головничество есть княжий суд, - Андрей укоризненно смотрел на епископа. - Что головой мотаешь? Аз разумею, иже люди церковные, и ты волен над ними суд творить за их прегрешения, ан всё едино жаловаться на тебя ко мне приходят. Смотри, Феодор, как бы паства твоя против тебя не восстала, яко было с Нестором. Тот тоже непомерными оброками людей обкладывал. Да и с постными днями переусердствовал, как и Леон, ажо архиерейский собор его не поддержал.
В Суздале собрались лучшие умы духовенства, князь с братом и сыновьями. Были здесь и поп Микула с зятем дьяконом Нестором, настоятель собора владимирского протопоп Лазарь.
- Владыко, почему нет самого изряднохытростного книжника Даниила? Аз говорил тебе, абы всех книжников кликнул. - Заточил аз его в скит на озере Лаче. Зело гордыню свою стал являть. Не может он о божественных святостях писать, ему бы токмо князей с боярами, да архиереев обличать в греховности. Ишь, каков праведник нашёлся. Пусть охолонится вмале, Белозерскими снетками* поразговеется. Андрей, услышав такое, гневно сверкнул глазами.
- Немедля, слышишь, немедля верни Даниила из заточения! Мы ещё с тобой о сём поговорим. А теперь вот о чём хочу поведать всем. Позвал вас в Суждаль, ибо здесь лепше и безволненно можно поразмышлять о духовном. Всесвятейшая Богородица указала нам место, любимое Богом. Поставил аз тамо храм и украсил образами и ризами, сосудами священными, златом и каменьями самоцветными. Соломонов храм был ли в таком убранстве?
Дьяк, сидевший в углу гридницы, едва успевал водить писалом по вощёным дощечкам, коих было заготовлено множество, и сложенных у аналоя, словно стопка дров.
- Исполнил аз обет, данный Богородице, - продолжал Андрей. - Днесь Господь отвернулся от Киева, разорён град сей, и своими, и погаными, приводимыми в Русь православными же. Забыта заповедь первоапостольного Андрея. Кончина Святослава Ольговича явила смуту в земле Черниговской. Земля Смоленская разоряется землёй Волынской. Земля Новгородская опустошается землёй Смоленской. Брат идёт на брата. Обратила свой взор Богородица на землю Залескую со множеством градов и храмов белокаменных, а посему и нам надо потщиться в прославлении Покровительницы нашей. Распростёрла Она свою благодать над землёй нашей. И мы должны быти благодарны Владычице небесной не токмо молитвами, но и деяниями своими. А посему, святые отцы, мужи лепшие, умы светлые, сотворить мы должны писание о чудесных знамениях пресвятого образа Богородицы от самого Ея списания с лика, апостольского творения и до нынешнего времени. Яко буде написано сказание о чудесных явлениях пресвятого образа, тако и молебны сотворим великие с приглашением митрополита в дом Ея в Володимере, - князь спокойно вглядывался в лица, напряжённо слушавших его слова. - Игумен Феодул, и ты, Святослав, зело напоёны благостью книжной мудрости, вам и надобе преуспеть в сём святом деле. В помощь вам дам всякого, на кого укажете. Богородица осенила своим знамением нашу землю, нам и ответ держать перед Ней и перед Господом. Мы, и никто другой, только мы должны восславить в веках образ Богородицы, продолжающий творить чудесные явления на нашей земле. Нешто можно умолчать о даровании нам победы в походе на Каму? Об исцелении тверской боярыни, сведоком коего есмь протопоп Лазарь? А спасение твоей попадьи, поп Микула, от взбесившейся лошади? Нешто се не есмь чудеса? А исцеление сухорукого владимирца?
Игумен и Святослав задумались. Не нашлось никого, кто был бы не согласен с князем.
- Ондрей Гюргич, сколь времени на сие творение даёшь? - спросил игумен.
- Как вам всем ведомо, храм закладываю в устье Нерли, ибо не токмо глаголами надо прославлять чудеса нашей Заступницы. Сия церковь станет вещным воплощением сути дел наших земных во Её имя. Соп тамо сыпят ходко, благо полону с Камы привели немало. Булгары старательны, ибо есть у них своя корысть: чем раньше исполнят мою волю, тем скорее отпущу восвояси. Вместе с сопом и основание храма закладываем. К осени закончим, а за будущее лето и храм воздвигнем. Храм невелик. Такие в Новгороде за едино лето ставят. Надо токмо подготовить всё. К освящению надобно и сказание, то бишь Слово о чудесных явлениях образа Богоматери писанием должно быти сотворёно. Потом списки с него будем делать сколь надо.
- Какому святому празднику храм сей буде наречён? - спросил Святослав.
- Разумеется, Богородичен храм, - ответил епископ, глядя вопрошающе на Андрея, и тот согласился кивком головы.
- В Володимере храм посвящён Успению Богородицы, в Боголюбове - Ея Рождеству, а на Нерли какому Богородичному празднику будет посвящён храм? - не унимался Святослав.
Думцы смущённо переглядывались.
- Владыко, за тобою слово, скажи, во имя какого праздника престол наречём?
- Принесли мы от Влахерн частицу ризы Богородичной. Тако что над Златыми вратами володимерскими будет престол в честь Положения риз богоматери иже во Влахерне. Здесь на Нерли... - владыка на мгновение задумался, затем с присущей ему решимостью прогудел басом: - В честь Покрова Ея.
- Такого праздника на Руси нет, - задумчиво произнёс Андрей.
- Земля Залеская изрядна - всем ведомо. Потому и сей праздник будет рождён на сей земле, - откликнулся игумен Феодул. - Благословляй, владыко. Ведь сей праздник есть во Влахернах, пусть и у нас будет.
- Моего благословения здесь мало. К патриарху надо идти. Аз не волен...
- Волен! Волен, владыко! - вдруг воскликнул Андрей. - Мы не можем ждать, пока посланцы придут к патриарху, пока возвернутся с его благословением. Потом испросим благословения. Митрополита тож нет в Киеве, архиерейский собор некому созвать, так что, владыко, благословляй нас на написание сказания, и праздник Покрова Богородицы благослови. Антиминс готовь, а тем временем может и митрополит появится. Потщитесь, отцы святые, над сказанием.
- Брате, аз исполню волю твою, паки скажи, почему ты на нас с игуменом сие богоугодное дело возложил? Слава Богу, у нас книжников днесь не мало, кои горазды для писания сказания.
- Да, чернила изводить попусту и пергамент портить у нас есть кому. Паки ноне речь идёт не о простом переписании грецких книг. Нам всем надобе потщиться. Описать великие явления чудес святого образа зело многотрудно, тако ж, как не измерить небесную высоту, не испытать преисподнюю глубину, яко пишет мне в своих посланиях Кирилл Туровский.
- Преосвященный Кирилл сие у Пахомия Серба прочёл, - Святослав потянулся к книгам, достал одну, полистал страницы. - Вот, - начал он читать, - 'Описать величие деяний святого так же невозможно, как нельзя измерить ширину земли и глубину моря, сосчитать звёзды на небесной высоте или исчерпать вечно текущий источник, непрерывно пополняемый из земли'.
- Може и так, но нам надо зело потщиться. Аз сам буду с вами потяжбу нести. Праздник же установим в августе первого дня Всемилостивого Спаса и Пречистой Его Матери. Поп Микула тож будет писать сказание, и протопоп Лазарь, покуда блюдут оне дом Ея в Боголюбове и Володимере. Потщиться придётся каждому в меру свою. А ты, Святослав, и ты, игумен Феодул, как наилепшие книжники, будете всё перепроверять и окончательно в слоги складывать лепо и благопристойно. До следующего августа шесть тысящ шестьсот семьдесят третьего года* все сказания должны быть сотворёны и освящены. Слово на Покров должно быть к первому дню октября. К тому же надо помыслить о житии святителя Леонтия Ростовского. А твоя, владыко, доля потщиться, абы праздники сии были всеобщими православных Руси. А посему и Спасов праздник и Покров Богородицы должны продолжать обычаи, начальным словом коих было слово Константина Великого и Мануила Комнина. Моё же слово для земель Руси тож будет. Днесь земля Володимера и Боголюбова праздник Покрова Владычицы обрела, и в землях Руси все должны ведать о сём. Золотые шоломы володимерских храмов, Золотые и серебряные врата закладываю не токмо по обычаю киевскому, но и по обычаю Царьграда и Иерусалима. Храм Богородичный в Боголюбове украшен яко Соломонов храм. Во всех землях заморских наслышаны о богатстве храмов наших. Златые врата с храмом в скором времени освящать будем. Придёт время, рубленые градницы на каменные заменим, вот ужо и будет Киев пригородом Володимера.
- Эко, куда хватил! - изумился Святослав. - Остерегайся, брате, не опутала бы тебя гордыня своими тенётами.
Вернувшись во Владимир, Андрей первым делом велел скликать здателей, градодельцев, изуграфов.
- Козьма, Тихон! Мой зять Святослав прислал из Вщижа своего хытреца-градодельца, Макаром кличут.
Макар внимательно вглядывался в лица владимирских мастеров. Поднялся с лавки, слегка поклонился.
- Дела его вельми знатны в Черниговской земле, - продолжал Андрей. - Вам с ним вместе трудиться, а посему меж вами соуз должон быти тесен, ибо град Володимер ставим единым помыслом.
Неприветливо нахмурились Козьма и Тихон. Князь уловил это.
- Новый человек в дружине всегда настораживает, се аз разумею. Но не смотрите на него столь сурово, иже не соперник он вам, у него свои потщания будут. Однако всё дело в Боголюбове и Володимере вместе творить будете. Здателей и градодельцев мне надо много, благо скотницы мои не пусты. Более того скажу: жду здателей и градодельцев от цесаря Фридриха. Послал к нему своих людей, грамоту и дары послал с ними, думаю, не откажет в братней помощи. Вот с ними вам придётся потягаться в своей хытрости, - при этом Андрей бросил косой взгляд на Ивана-младшего и Тихона. - А днесь говорите, где и сколько работных людей надобно, абы за се лето закончить Золотые врата. Послов цесарских в град буду через Золотые ворота вести.
- Полону с Камы много привели, работных людей хватает. Часть булгар соп сыпят на Нерли для храма, а часть их оставили в Стародубе камень ломать, да сюда доставлять.
- А основание как делаете?
- Тако и делаем, как раньше уговор был: копаем прежде ров, закладываем основание, как всегда делаем, поднимаем ещё на четыре ряда кладку основания и вновь посыпаем соп. Паки ещё четыре ряда, и вновь сыпем соп. И тако на двадцать локтей в вышину - о, се и будет основание. На Нерли всё идёт как надо. А здесь, в Володимере, беспокоит неторопливость ковачей. Поспеет ли за нами Ермола со своими подручными? Навесы и крючья он сделает, но ещё створы надо медью обложить, да золотом покрыть, и всё это надо делати в летнее время, ибо золото на хладной меди лежать не будет, греть её надобно.
- Это сколько же здателей, мастеров разных в едином граде трудиться будут?! Все из разных земель и каждый со своим манером, со своим мерилом. Се вавилонское столпотворение будет! - ворчал недовольно Козьма.
- А чтобы не было вавилонского столпотворения, для всех здателей отныне будет едино мерило: мерило собора Успения Богородицы, коим ставлен был сей храм, - заявил князь, не колеблясь. - Ты, Борис, приглядись к булгарам, среди коих могут быть здатели, стенники, камнерезы. Коли таковых найдёшь, приставляй к делу им ведому, тако от них больше проку будет, нежели камень ломать. А ежели кто из них явит волю свою креститься в православную веру - будем рады сему, так и говори: моя милость таковым будет. В Боголюбове иноверцев в особую слободу поселяй. В восточной стороне тамо сие место Сионами рекут, где семья обезов поселилась Примечания [10].
- Уже присмотрел одного. Шёл как-то в Стародубе мимо каменоломни, вижу, сидит один детинушка и из плиты каменной высекает всякое узорочье, душу свою потешая. Воззрел аз на его потщание, ловко долотом исхытряется.
- И такие мастера у тебя камень ломают?! Немедля ставь его в дружину камнесечцев. Чтобы за зиму все камни для храма были резью покрыты.
- Не тревожься, князь, выполним за зиму. У нас тамо днесь с десяток камнесечцев трудятся. Иван ждал, скучая и не понимая, зачем кликнул его князь.
- Теперь твой черёд, Иван. Сказывай, как у тебя образ храмовый, скоро ль зреть его будем? Ты свою дружину из Боголюбова сюда переведи, соборная роспись тамо пока не к спеху. Златые врата надо расписывать.
- Дело не мудрёное. Церковь на вратах, еже не соборный храм, невелика, распишем за едино лето.
- Не церковь на вратах зову вас расписывать. Мне допрежь надо комары проездные расписать.
Иван не понял. Расписывать своды над вратами? Такого ещё не бывало!
- Неведомо мне по какому канону проездные комары расписывают? Такого навыка нет. Что можно писать над вратами, где повозки и верховые, и разный люд ходит? Святые образа в киотах над вратами - се понятно, но чтобы комары...
- Се Златые врата! Оне ставлены не для того, абы навоз через них возить. Ужель своей головой не разумеешь сего? По Канону будешь храм расписывать, а на комарах врат расписывай как князь говорит. Поход победный на Каму писать будете, моих воевод на конях и в доспехах. Сечу на Каме у Бряхимова изобразите - вот что мне надобно Примечания [11].
Иван растерялся. Не по Канону?! Вместо святых образов воевод писать? Вот так выдумал князь!
- Размышляй, Иван, срок тебе - седмица. Бери семечей сколь надобно, но разверни дело сие. Поспешать велю не для возблажения души своей, а для величия земли сей. Латиняне в скором времени прибудут, вот и пусть видят сию лепоту, и пусть разносят по белу свету честь земли Володимерской.
- Семечи не в дело мне и не в радость. За ними пригляд постоянно нужон. У изуграфов свои подручные, кои с полуслова разумеют, что надобно делати. Искус наш вельми хытростен, се не камень ломать.
- Поставь их вапно растирать, да вапницы мыть.
- Для сего дела много семечей не требуется.
- Теперь о храме на Нерли разговор будет. Ты помнишь, о чём мы говорили в Боголюбове? Теперь и Тихона к сему делу приставляю. Вы оба поезжайте в Боголюбов и сидите тамо до тех пор, пока не сотворите мне образец сего храма. Храм невелик, тебе сие ведомо, ты видел, каково основание закладываем. Но храм должон быти зело изряден, какого ещё не бывало на Руси. Четыре седмицы вам на сие дело. Мешать не буду, но срок придёт - спрошу. Отрешитесь от всех других потщаний, но образец небывалой украсности чтобы был к сроку.
- Яко отрешиться-то, князь? Дом, семья, за работными людьми присмотр нужон... А дружина камнесечцев како же без присмотра может быти? Этому расскажи, тому растолкуй... А сколько дел по двору по хозяйству... - волновался Тихон. - Игнатий сказывал, яко цареградские здатели исхытряются, оне бытейскими заботами не обременёны, над ними не довлеет воля толпы... - Ты, Тихон, не распаляйся попусту. Будешь теперь умничать, цареградских здателей кажный раз вспоминать. У них своя жизнь, у вас своя. Вы с Иваном у меня не холопы, а милостники, - Андрей призывал здателя к спокойствию, а сам взволновался. Пристально посмотрел на Бориса и вдруг резко заявил: - Борис, быти тебе вместе с Тихоном и Иваном заутре же на заимке у Еремея на Клязьме. Сидите тамо и творите, никто мешать не будет. Еремею скажи мою волю, абы поил хытрецов молоком и кормил белорыбицей вдоволь, и ни единой медвяной чаши! Пост вам объявляю до скончания дела! Когда сотворите образец из здени, и будет он мне по душе, вот тогда упивайтесь медами и пивом, сколь в чрево влезет.
От решимости дочери принять постриг, Христина впала в глубокую печаль и не могла найти в себе силы повлиять на Доброславу, вернуть её к земным заботам, к подобающей боярышне жизни.
И вот однажды, когда князь Андрей по делам был в Суздале, Христина пришла к нему.
Андрей тепло встретил вдовую боярыню, а она поведала ему о своих страданиях, обливаясь слезами.
- Ну, буде. Слезами горю не поможешь. Дед твой, Христина, был для меня отца в место, царствие ему небесное. Отца нашего он вырастил, и нас всех Гюргевичей на ноги поставил, на коней посадил. Данный мною обет покойному исполню, вызволю тебя из сей беды, помогу выдать Доброславу замуж. Приведи-ка её ко мне, поговорю аз с ней по отцовски, паки образумится. Млада зело постриг принимать, не разумеет, на что себя обрекает, - Андрей вдруг рассмеялся. - Так вот в чём причина! Смотрю на Бориса, какой-то он сам не свой последнее время. С ним тож надо поговорить. А Твердислава ведает о сём?
- Она томится хладностью Бориса, но причины не ведает.
- Думать будем вместе. Пока же вот что тебе скажу. Есть у меня на примете князь, паки не вельми знатен, безземельный он, но упорен в стремлении найти свою долю в Руси. Из рода полоцких князей он, сын Рогволода, Иваном рекут. Думаю, был бы добрым мужем для Доброславы. Днесь он у брата моего Глеба служит. Как разумеешь, посылать сватов? Брат мой Михаил тоже нашёл свою долю при Глебе, дали мы ему Городец на Остре, женился он на черниговской княжне Феодулии, а ноне весть принесли: дочь у них родилась, нарекли Перебранной, а во Христе Еленой. Потщимся с тобою, не дадим Доброславе загубить её молодость. Ей детей рожать надо, род Шимонов продолжать. Не тужи, всё устроим. Надо же! - Андрей снова рассмеялся. - Ну, Борис! Ну, кот блудливый! Аз ему покажу! Сколько страдания девицам принёс, как оне по нему сохнут. Христина, а ты помнишь, как нас с тобой когда-то чуть не поженили? А тут, как на грех, Кучковна подвернулась, - глаза Андрея сияли, он вспомнил молодость, а когда с ним это происходило, он чувствовал себя молодцем, таким же, как когда-то был в битве под Луцком.
- Андрей, почему ты так говоришь: 'как на грех'? Ты что, раскаиваешься, что женился на Улите?
- Раскаиваться поздно, - Андрей опустил взгляд. - Попала она под волю своих братьев. Вельми дерзка стала, вольностями одержима. Владыка Феодор ей потакает. Не по душе мне сей соуз. Нет у меня времени заниматься кознями Улиты, а держать жену взаперти не могу, не достойно сие князя. Ну да ладно, не обо мне днесь разговор. Доброславу надо спасать.
- Обинуюсь аз, поможем ли мы ей? Вбила себе в голову постриг и ни о чём боле слышать не хочет. Говорит, Евфросиния Полоцкая постриглась в двенадцать лет, яко преуспев в служении Богу. Поговори с ней, Ондрей, по-отцовски, строго поговори. Послать за ней?
- Нет, не надо. Заутре жди, сам приду.
Доброслава была потрясена неожиданным приходом князя Андрея. Разговор был с ним долгий и трудный.
- Ты уразумей, Доброслава, иже аз должон выполнить волю предсмертную твоего прадеда. А он был для меня отца в место. Твоё грядущее указано Богом: продолжить род Шимонов.
Андрей с Христиной ходили из угла в угол по горнице, взволнованные не меньше Доброславы, будто не они призывают её к спокойствию и благоразумию, а она их.
- Что-то не то аз говорю, - шепчет Андрей Христине. - Волнуюсь, будто сам что-то сотворил недоброе. А вот гляжу на нашу младицу, и дивно мне: какая она нежная, хрупкая, яко цветик в поле, а характер-то каков! Кремень! Кресало! Искрами так и сыплет, не подступишься! Се род ваш таков, одно слово - варяги, упорства одного на десятерых русичей хватает.
- Ты, Ондрей, тоже зело упорен, не менее иного варяга. Твой характер мне зело ведом.
- Да, Христинушка... - Андрей вдруг глянул ей в глаза таким нежным и тоскливым взглядом, от чего у обоих учащённо застучали сердца. Вот ещё один миг и они ринутся друг другу в объятья! Андрей с нечеловеческим усилием оторвал взгляд. - Да, характер мой много раз меня толкал на неправедные дела, а потом размышлял: зачем же се аз содеял? Это во мне славянское. Все мы славяне таковы. Однако во мне наполовину кровь половецкая, горячая. Но сейчас горячность была бы нам помехой. Девица-то как хороша обличьем! Такая, кого хочешь с ума сведёт. Не даром говорят, пречудна в девах непорочная чистота!
Христина смотрела на Андрея, а в глазах её неизбывная тоска!
'Падает девица в пропасть, - думал про себя Андрей. - Как спасти? Один только неверный шаг и погубит она себя навсегда. Потом будет каяться, вспоминать матушку и меня - не уберегли. Ужель хватит у неё сил переступить самое чистое, самое заветное - любовь матери?'
- Добрушка, ты задумала идти туда, откуда нет возврата к мирской жизни. Ты не токмо себя, ты матушку погубишь, всех близких тебе людей в глубокую печаль ввергнешь. Мы же все тебя любим безмерно, счастья тебе желаем, ведь ты одна осталась продолжательницей рода Шимонова, князя варяжского. Аз сделаю для тебя всё, токмо для этого нужна твоя воля к жизни мирской. Не противься Богу, не Он указует тебе сей путь, ан Диавол тебя туда толкает. Послушай меня старого и грешного, повидавшего много всякого в жизни, и мы вместе одолеем и изгоним Диавола, заползшего тебе в душу.
Андрей подошёл, обнял девицу за плечики, прижал ладонями головку Доброславы, и она разрыдалась.
- Пусть, пусть, - шептала Андрею Христина, - душе легче будет.
Доброслава разрумянилась от напряжения, глаза красные от слёз, а с князем всё труднее разговаривать, возражать нет сил. - Будет вам продолжение рода Шимонова! - вдруг, набравшись последних сил, выпалила она с гневом и решимостью. - Но после сего... - Доброслава на мгновение задумалась. - Противиться твоей воле, Ондрей Гюргич, не могу, паки любить буду до конца дней своих токмо единого... - и она опять разрыдалась.
Андрей стоял ошеломлённый, не находя слов. Он подошёл к девице, взял её за руки, привлёк к себе, обнял и поцеловал головку. - Завидую тому, кому честь окажешь быти отцом твоего дитяти, - ласково, душевно молвил Андрей. - Что ж, с твоего согласия посылаю за князем Иваном? Найду ему службу у себя...
- Нет, Ондрей Гюргич, ужо коли такова твоя воля, то здесь мне не быти, уйду... - Доброслава беспомощно поникла, комок подступил к горлу, в глазах слёзы.
- А как же матушка? Нешто её одну оставишь?
Христина не знала, то ли ей радоваться, то ли плакать.
- Матушка не серчай на меня. Не будет мне здесь жизни.
Мать и дочь обнялись и разревелись безудержу. А Андрей смотрел на них и думал: 'Ну, вот и ладно'.
- А теперь, Добрушка, ступай, нам с матушкой надобе поговорить.
Доброслава с нарочитой покорностью поклонилась, коснувшись рукой пола, и ушла.
- Вот что скажу тебе, Христина, - Андрей прищурил глаза, взгляд с хитринкой. - Пошлём-ка мы с тобой немедля боярина Якова Станиславича, да протопопа Лазаря сватами к князю Ивану. А на время сватовства отправлю Бориса по делам в Белоозеро. Там на озере Лаче томится в скиту книжник и философ изрядный Даниил. Владыка Феодор его без моего ведома туда заточил, ан днесь мудрецы-книжники мне зело потребны. Тако, пока Борис ходит, ищет Даниила в лесах белозерских, мы с тобой сосватаем и отправим Доброславу к жениху. Что на се молвишь?
- Ондрей, благодетель ты мой! - бросилась она к нему в объятия.
- Ну, буде, буде, - поглаживал он ладонью по плечу Христины, едва сдерживая себя от порыва крепко обнять и поцеловать горемычную, любовь которой он когда-то отверг ради нелюбимой ноне Улиты.
Святослав и отец Амвросий заканчивали написание Сказания о чудесах светлого святого образа Богоматери. Андрей остался доволен их усердием и сказал владыке Феодору, чтобы собирал мудрецов-книжников для слушания сказания.
А Иван с Тихоном вымучивали образец храма. Уже который раз ломали один за другим образцы и снова лепили, и снова не по душе. Глина, она всё стерпит, мни её сколько хочешь, ищи образ храма, но время-то идёт, срок, данный князем, подходит. - Разумеешь, Тихон, храм должон быти яко песнь, - говорил Борис здателю. - Ты вспомни, яко твоё сердце трепыхало, когда впервые обнял свою Катерину, и она не отстранилась. Вот и теперь, ежели твоё сердце не будет так же трепыхаться, не будет и храма изряднохытростного.
Борис вспомнил, как Доброслава, зарёванная, бросилась к нему на шею с признанием в любви. Озноб пробежал по спине, а сердце ликовало! Мгновение блаженной радости! Оказывается, есть на свете любовь отчаянная, дерзновенная, не как у всех! И нашлась душа, трепетно и беззаветно признавшаяся ему в своей любви, готовая подарить её только ему, и никому другому! И тут же возник образ Твердиславы с сосредоточенным до суровости пытливым взглядом. М-да, не получается величественная песнь. Её, видно, надо выстрадать. Верно говорил когда-то Ипатий, много у здателя может быть храмов, но изрядный должен быть един. И к сему ведут страдания и любовь великая.
Тихон с Иваном не страдальцы, они счастливцы. Сердца-то у них горят, но в сём деле нужно не пламя, а может только одна искорка, но надо её возжечь так, чтобы она обжигала души людей. Но как сие содеять?
Тихон поначалу только улыбался, дескать, чего Борис понимает в здательстве? Ишь, песнь ему подавай, а как эту песнь в мерило загнать? Теперь уже не до шуток: срок - вот он, а образца нет.
- Ты, Жирославич, начертал бы свою 'песнь' на вощанице, ведь мне её надо мерилом размерить, - шутил Тихон.
- А може наоборот, ты потщись храм размерить своими мерилами, а потом мы в твои измерения 'песнь' вкрапим. И гусляра позовём, абы легче было 'песнь' воплотить в здени.
- Почему гусляра? Уж коли так, то надо слушать акафист Богородице.
- Это кого же слушати? Наших клирошан гнусавых? Нешто се хор? Ты вспомни церковный хор в Печерах. После него наших певчих и слушать не хочется.
Как бы ни спорили, как бы ни рассуждали, а срок подошёл. Хытрецы-затворники с тревогой ожидали приезда князя.
Едва лодьи причалили к песчаному берегу, как из ворот заимки выбежал щенок, радостно резвясь у ног прибывших, а за ним показался Борис и все остальные опальные хытрецы.
- Полкан! Пшёл вон! - пытался урезонить щенка Борис, но тот так и крутился у его ног.
Встречающие склонились в поклонах, наперебой приветствуя князя:
- Доброго здоровья, Ондрей Гюргич, многая лета тебе и чадам, и домочадцам твоим...
- И вам доброго здоровья и благодати Божьей. А это ваш новый помощник? - поглаживая Полкана, спросил князь. - Ох, до чего же аз люблю породистых псов.
- У Еремея сука ощенилась весною, всех щенят роздал, а этот остался неприкаянным и всё время вертится околь меня, ходу не даёт. Пшёл вон, аз сказал! - топнул ногой Борис, и щенок, поджав хвост, играючи, отпрыгнул в сторону. Андрей обвёл взглядом кислые физиономии Тихона и Ивана.
- Вижу по вашим постным ликам - показывать нечего. Чем же вы тут занимались?
Тихон, потупя взгляд в землю, виновато молвил:
- Кое-что слепили, паки...
- Показывайте что есть, - перебил его князь.
Увидев перед собой глиняный побеленный образец, князь долго ходил вокруг него. Присел на лавку, задумался. 'Храм невелик. А другого и не надо, ведь это храм в память безвременной потери любимого сына. Но не слёзы должны появляться при виде его, и не грусть. Храм своим обликом должен величать жизнь, сотворённую Богом на земле, петь гимны творцам-созидателям Залесья, звать к высоким помыслам. У сего храма человек должон забывать о своей земной корысти и мыслями возноситься высоко!'
- Образец мне по душе. Каков будет храм там, среди пойменного луга никому не ведомо, ибо мы привыкли видеть храмы, окружёнными градскими стенами.
- Гульбище, то бишь паперть, открыта для дождя и снега, через два-три лета, глядишь, и развалится, - деловито заметил поп Микула.
- Вот ты и будешь снег разгребать, - шутил Андрей, стараясь поддержать добрый настрой. - Что ж, образец приемлю. Место освящёно, крест ставлен, начинай размерение, Тихон. Надо успеть закончить кладку основания до заморозков. В образце храм зело красен. Будет ли таким он там, на своём месте? Не затеряется ли среди окияна зелени?
- А посему храм надо ставить высоко, - вставил Тихон.
Князь поднял брови, удивлённо посмотрел на здателя.
- А мы что делаем? Соп подымаем на шесть, а може и на семь саженей. Али запамятовал? Ты же сам лестницу к храму вон каку содеял.
- Аз к тому говорю, Ондрей Гюргич, иже тревожно, не остановил бы ты подсыпку сопа. Перед отъездом на заимку, тиун жаловался, дескать, пустое затеяли соп подымать на семь саженей. Работные люди из последних сил выбиваются. Хотел тиун Федор к тебе, княже, идти челом бить, абы остановил подсыпку.
- Дело тиуна - исполнять княжью волю, - в голосе князя появилась жёсткость. 'Ну вот, даже здесь на заимке не дают отмякнуть душе'. Взор князя стал грустным.
- Лествица зело велика от исад до храма, не всякий старый человек осилит её, - усомнился поп Микула. - Ну вот, и ты, отче, туда же! - возмутился Борис.- Лествица к храму будет изрядно лепая. Идёшь по ней, будто в Горний мир подымаешься. Уклон её таков содеяли, что она сама зовёт вверх. Своё достоинство на сей лествице будет чувствовать всяк человек, и стар, и млад. А наверху по сторонам посадим львов, высеченных из камня, яко во дворце василевса. А яко подымется человек на гульбище, яко узрит околь землю сию...
- Да ты у нас песнетворец еси, яко вещий Боян, - подхватил задорный тон князь. - Отколь тебе ведомо сие? Ведь лествицы ещё нет.
- Се надо видеть в мыслях своих. Окромя того во дворце у василевса такая лествица, по ней восходить легко, ступени широкие, и подступёнки невелики. Да, князь, сей храм буде яко песнь Владычице небесной! Всему люду боголюбскому и володимерскому гимн еси! - не унимался Борис. - Сие творение перешло тот рубеж, когда Тихон с Иваном вложили в него весь свой искус. Образец просится во вне, к людям, на простор нерлинского луга. Пора стены класть!
- Ишь како его понесло! Тихон, Иван, образец-то ваш всем по душе пришёлся, а вы всё стоите с кислыми рожами. Что тако? А ты, Борис, не возносись раньше времени, не восхваляйся, пока люди не похвалят. Хытрецы мои себя скромнее ведут. - Андрей смотрел на Бориса с хитринкой в глазах: 'Ужель любовь Доброславы его так до сих пор трясёт? Вот что любовь творит с человеком! Светится весь, радостью переполнен. Песнь готов из камня высекать. Ну, а как узнает, иже Доброславу сватаю и отправляю в Черниговскую землю, вот будет у тебя другая песня. Жалко мужа, но жизнь сурова. Переживёт, куда он денется'. - Будут вам и почитатели, будут славословить творцов сего храма, но и хулители всегда найдутся, вроде нашего тиуна, ему, видите ли, соп велик показался!
Ну что ж, побаловались вы здесь у Еремеюшки белорыбицей парной, ан пора и в Боголюбов. Собирайтесь. Образец токмо довезите в целости.
Борис сел в лодью последним, оттолкнув щенка, не дававшего покоя своим настойчивым прыганьем возле ног. А когда поплыли, так и бежал по берегу за лодьями.
- Глянь, Борис, уже идём почти с версту, а он всё бежит за нами, - удивлялся Андрей. - Вот опять из-за куста выскочил! Бежит! Знать прикормил ты его зело.
Борис угрюмо смотрел, как щенок, выбиваясь из сил, прыгал через кочки, со скулением пробивался сквозь густую осоку. Но вот стал отставать и, заскулив жалобно, сел.
- Причаливай! - решительно распорядился Борис кормчему.
Сошел на берег. Щенок бросился к Борису. Тот схватил его и прижал к груди. В глазах щенка было столько ласки и доверия, что сердце Бориса сжалось в комок.
- Псина ты несчастная, что ж ты делаешь со мною? Тако и быти, идём в лодью.
Был как-то у Андрея такой разговор со своим духовником.
- Давно хочу, отче, с тобой вот о чём поговорить. Летописец наш мы с тобой из Вышгорода привезли, помнишь?
- Како не помнить, он у меня в ризнице хранится.
- А вот аз забыл о нём за суетою. Надобе нам с тобою продолжить записи нонешних дел. Зри, како град Володимер преобразился! Боголюбов днесь зело красен встал!
Микулица, хитровато прищурясь, понимающе кивал головой.
- Ты что тако зришь на меня, будто сказать что-то хочешь?
- Пишу, княже, пополняю тот летописец.
- Что яко 'пишу'? Почему о сём не ведаю? Надобе зрети, что ты там пишешь без ведома князя. А може чего забыл, а може чего не ведаешь, ан аз помню и ведаю. Ты ко мне свои записи, да дьяка толкового пришли, аз ему всё поведаю о наших нонешних и былых делах, а ты потом просмотришь сии записи, да в летописец занеси. Уразумел? Тако и буде не летописец, а Житие благоверного князя Ондрея! - от души рассмеялся князь над своими же словами. Редко когда видели его таким, и потому Микула, поняв шутку, тоже смеялся от души. - А главное, надо проверить, что записано было владыками Нестором и Леоном в те лета, в кои мы с отцом ходили котороваться с Изяславом.
Надо сказать, что увлечённый великими делами, Андрей не так часто брал в руки книги, но к книжникам относился с почтением и вниманием. Видно, сказалось воспитание Симоныча, который с пяти лет начал учить Андрея буквицам, и скоро княжич уже мог читать Часослов, Псалтырь, Апостольские деяния, а к семи годам научился писать, а к девяти стал познавать основы церковного пения. Любил он, как и дед его, слушать мужской хор в храме.
Андрей решил усердно заняться летописцем и чуть ли не каждый день диктовал дьяку свои воспоминания о делах княжьих в Поднепровье и в Залесье.
- И было се в лето шесть тысящ шестьсот пятьдесят седьмое* августа двадесять третьего, - диктовал князь. - Разделял нас от грозной силы ратной Мстиславичей Трубеж. Отец сказал нам тогда: 'Не будем переходить реку, пусть терпение от противустояния лопнет у Изяслава, пусть первый перейдёт реку, а мы тогда и двинем свои полки на него'. И сделали мы вид, что в ночь отступать начали. Мстиславичи поверили и стали переходить Трубеж. На нашей стороне были Ольговичи. Начали мы устроенье войск своих. Меня с братьями отец поставил одесную, а ошую поставил Ольговичей. Сам отец встал в челе переднего полка. На рассвете началась злая сеча.
Много раз приходил дьяк, а князь подробно повествовал о былых походах. Микулица тоже был очевидцем давних событий, кое-что вспоминал и добавлял к летописцу.
Однажды Микулу смутил один рассказ князя, и он пришёл со своим сомнением к Андрею.
- Ондрей Гюргич, сыне мой любезный, зри вот сьде, - Микула раскрыл вдвое сложенный лист пергамента. - Почто сие поганьство дьяку диктовал? Нешто можно сие в летописец записывать?
Андрей взял желтоватые листы пергамента, бережно разгладил руками, внимательно прочёл и улыбнулся в бороду. - Так вот о чём ты печалуешься! Каюсь, отче, деяние сие не христианское. Паки ты очи свои сомкни и, якобы, не видел сего.
- Почто над стариком издеваешься? В исповеди откажу! - сдвинул поп брови, а в глазах добрые искорки.
- Не гневись, отче, благословения у тебя на сию запись не спрашивал, ибо ведаю, всё едино не дашь. Но уразумей и меня, - Андрей обнял своего духовника, и, глядя с лукавинкой на попа, стал убеждать не изымать запись из летописца. - Ты же ведаешь, отче, каков был конь мой боевой. Он жизнь свою отдал, а меня уязвлённого с поля ратного вынес. Вот как была предана животина своему хозяину. Яко Полкан днесь у Бориса, в нужник не даёт одному сходить, всюду за ним следует. Потому и похоронил коня с воинскими почестями, ибо конь оказался вернее иных соратников. Ежели грешен, что коня в корсте захоронил и соп насыпал над могилой, буду Господа просить о прощении, и надеюсь, он поймёт меня. И ты пойми. А може се и есмь промысел Божий? Десница Господа вела коня, и он спас меня от гибели неминуемой. Ужель Бога прогневлю сей записью в летописце? Ан паки храмы в Володимере и Боголюбове не есть искупление сего греха? Таких храмов зело красных по всей Руси не найти.
Поп Микула размяк.
- Бог тебе судия, - поднял персты перекрестить чело князя, на мгновение задумался и каким-то не своим голосом вдруг изрёк: - Паки, Ондрей Гюргич, хоробрость твоя рядом с безумием ходит. Горяч ты бываешь без меры. Смотри, не стала бы она помехой твоим великим деяниям. Ну, ладно, довольно страстей, угомониться нам пора, - поп потянулся к кувшину с вином и, наливая в чарки, приговаривал, весело прищурясь: - Утоли моя печали! Сотворим возлияние вмале, и на душе полегчает.
- Коли не знал бы тебя, подумал бы ты квасник отменный. Ишь как навычно и ловко разливаешь 'утоли печали'.
- Ты всегда строг к любителям хмельного, все ведают о сём. Иные бояре на тебя обиду таят, дескать, осталось токмо всем чёрные рясы надеть.
- Надобе им Изборник Святослава Старого прочесть. Тамо сказано: 'Питие мерное сыть наполняет и веселит, безмерное же бешенство есть'. Многие сего не разумеют, соромят себя безмерным питием. Се яко хвороба, токмо лечца на неё не найти. Паки сии ворчуны, когда мясо жуют по праздникам в постные дни, меня не вспоминают, яко им на радость отстоял мясоедение. Однако, довольно о сём. Слушай, о чём тебе поведать хочу. Посылаю протопопа Лазаря к Глебу в Переяславь. Будем сватать правнучку Симоныча, Доброславу. Поедет Лазарь на переговоры о сватовстве - о сём пусть все ведают. Окромя сего скрытно велю ему выведать вот о чём. Доходят до меня разные слухи, иже в Чернигове после кончины Святослава Ольговича смута затеялась. Сын Святослава, наследник Олег ноне в Курске, а двоюродный брат его, Святослав Всеволодич - в Новгороде-Северском. Послала княгиня вдова к сыну в Курск тайных гонцов и три дня скрывала смерть мужа, боясь прихода на черниговский стол Святослава. Ближних бояр заставила крест целовать, абы молчали о смерти Святослава Ольговича. Даже владыка Антоний согласился дать клятву вместе со всеми мужами. Однако сей гречин лживый, нарушив клятву, тайно послал к Святославу своего человека, говоря, чтобы Святослав поспешил в Чернигов, пока Олег идёт из Курска.
- Ото, владыка! Ото, плут! Крест целует, а под рясой кукиш держит! - возмутился Микула. - Двоедушием и лживостью сей гречин епископ и ему подобные веру Христову бесчестят, добрых христиан в языцкий омут бросают. Паки се не токмо гречины творят. Владыко наш, яко пришёл из Царьграда, тако совсем другой стал.
- Ведомо мне сие. Аз владыке Феодору не един раз сказывал, абы одумался. Внемлет моему слову, ан время проходит, он опять за своё, - князь тяжко вздохнул. - Порою мысли нерадостны в голову приходят, ужель и впрямь никому доверять нельзя? Тяжко терять веру в человеческое сострадание. Чем больше доверяешь, тем чаще тебя предают. Феодору доверял ранее, яко ближнему мужу своему, ан ноне он настораживает меня. Грустно, когда княжье доверие во свою корысть пользуют. Кучковичи своевольничать стали не в меру, а ведь ранее надёжнее их не было у меня мужей. Улита под их волей ходит, совсем от мужа отбилась, владыка Феодор ей потакает во всём. Тебе, как духовнику моему, помыслы и дела грешные поведаю, и на душе легче становится. Ближе тебя, Микулица, нет у меня никого. Отец мой тоже страдал от измены ближних. Мечтал он сделать Залесье могучей волостью, всю жизнь положил на осуществление сей мечты, много жертв пришлось принести во имя сего. Аже Степану Кучке не простил стяжательства безмерного и своеволия. Недругов у него оказалось немало, многие не разумели его помыслов, считали отца дерзостным самовластцем. Как тяжко он переживал измену Ростислава, родного сына, переметнувшегося к отцову врагу Изяславу. Да-а, тяжек путь к единовластию, а ведь без сего не быти Руси в единстве.
- Не разумели его потому, иже люди не видели своей корысти в его помыслах.
- Яко же нет корысти? Нешто он мало землёй наделял? А скольких из нужды вытащил, на ноги поставил! Нешто мало сего? Он поднял Залесье на небывалую высоту, себе славу и земле сей честь трудом своим добыл неустанным. Вот токмо напрасно свернул с сего пути. Киев ему, видишь ли, понадобился. А надо было золотой отний стол здесь, в Залесье утвердить. Ан днесь сие потщание за мной остаётся. Будет Киев у моих ног, и митрополит будет в Володимере, дай токмо время, Богородица и Господь с нами! - Андрей, увлёкшись, сверкал очами. - Но мы с тобой уклонились от сути нашего разговора. Так вот слушай дале. Олег, муж моей сестры, царствие ей небесное, а посему поддержать его хочу. Отец мой с его отцом соузниками были. Надобно выведать, велика ли сила за Святославом Всеволодичем, окромя владыки Антония, и попытаться склонить к миру Святослава с Олегом. Однако дело сие не токмо поповское, надо бы в помощь Лазарю дать верного человека. Подумай, кто бы мог с ним пойти? Смута в Чернигове ноне мне не на руку. Надо в соузе со Святославом и Олегом, и братьями моими Ростислава, севшего в Киеве, к покорности склонить, зело он возгордился, киевский стол ему голову вскружил. А что есмь киевский стол, аще на нём молодший князь сидит? Вот и надо ему показать, каково его место в Руси, - князь смотрел на Микулу и удивлённо вопрошал: - Ты что, отче, скуксился, яко постные щи на пятом дни?
- Не по сану протопопу Лазарю. Се есмь дело архиерейское. С Лазарем князья не будут откровенны.
- На устроенье мира в Святославовом племени* нельзя владыку Феодора посылать. Крут он вельми и жесток зело. Се дело требует изрядности ума и мягкости глагола.
- Да-а, дело не простое, - задумчиво произнёс Микула, разглаживая бороду. - Боярин Яков Станиславич на сии дела зело способен. Пожалуй, лепше его не найти другого мужа. Али ему тоже не доверяешь?
- Аз тоже о нём думаю. Знамо, быти по сему.
- Вот ты, княже, печёшься о мире в племени Святославовом, ан паки Ростислав Мстиславич тако ж, как и ты с братьями Гюргевичами, Мономахова племени.
- А ты вспомни, как Изяслав, брат Ростислава с моим отцом ратился за стол киевский. Племянник на дядю меч поднял - вот тебе и Мономашичи, вот тебе и племеньство. Днесь суть не в родстве.
Микула бросил недоумённый взгляд на Андрея: 'Ужель хочет всё-таки в Киеве сесть?'
- Нет, не пойду аз в Киев, - Андрей понял взгляд Микулы, - Отныне старший стол должон быти там, где старший князь сидит. Коли будет так, то из-за Киева не станет которы меж князьями. Приведу к покорности Ростислава, тогда и остальные князья мне поклонятся, - Андрей насупил брови. - Вот тогда и с Мануилом, и с Фридрихом буду разговаривать на равных, како мой дед с ними говорил.
- За большое дело ты взялся, но смотри, Ондрей, не оступись. Опора тебе нужна надёжная и сильная. Абы привести князей под свою волю, для сего большая сила должна быти в твоей деснице.
- Вот! Наконец-то и ты уразумел, иже не в родовитости ноне признают старшинство, аще и говорят о сём, а силе выю склоняют. Сила у меня есть. Поход на Каму каков был, а! - Андрей с гордостью смотрел на попа. - Так что, отче, раскланиваться перед князьями земель Поднепровских аз не буду.
- Опять мы отошли от сути. За кого же сватаешь Доброславу?
- Ты помнишь Марию, сестру Бориса Жирославича?
- Разумеется, помню.
- Так вот, муж её ноне служит вместе с Иваном Рогволжем, иже из племени Изяслава князя полоцкого, у брата моего Глеба.
Лазарю надо найти Марию и через её мужа встретиться с Иваном, потолковать с ним о Доброславе. Ежели будет нужда, приму его к себе на службу.
- Дай-то Бог успеха в твоём потщании, - Микула перекрестил князя.
В бескрайних северных лесах, среди множества озёр больших и малых, нашли свой приют усердные богомольцы. Срубили невысокую часовенку, водрузили тяжёлый деревянный крест на её крыше, а вокруг выкопали землянки под могучими елями - ничто не мешает общению с Богом. Только иной раз косолапый заглянет, проведает нет ли чем поживиться и уходит мирно. Решили богомольцы и от него отгородиться. Неспешно и основательно поставили бревенчатую ограду вокруг скита. Ноне вот уже и ворота навешивают. За этим занятием, по стуку топоров и нашёл Борис их скудную киновию.
Испугались, было, поначалу отшельники, не ходили к ним гости доселе, а тут, на тебе - целый отряд конных в доспехах появился. По виду не скажешь, что заблудились, едут уверенно, по-хозяйски. Кто такие? Что им надо?
Увидев княжий прапор у передового всадника, богомольцы сняли шапки, склонились в поклонах.
- Бог вам в помощь, - приветствовал Борис, соскакивая с седла. - Князя Ондрея мы люди. Кто из вас есть Даниил, червь книжный?
Богомольцы-плотники в нерешительности переглядывались, о чём-то шептались. Один из них подошёл ближе и, будто в чём-то виноватый, вкрадчиво молвил:
- Прости, господин, есть в скиту Даниил-книжник, паки и нет его. Готовится ко встрече с Господом.
Борис удивился:
- Человек, либо он есть, либо его нет. Аки же готовится? Болен? Не встаёт?
Скитник взглядом указал на землянку, едва видневшуюся в зарослях кустарника.
Борис, ничего не понимая, направился туда. С усилием оторвал дверь от притолоки, перешагнул порог и остолбенел. Перед ним на топчане зиждился гроб, выдолбленный из толстого дерева, у подножия и изголовья которого догорали четыре свечи. В углу, рядом с иконой, прислонённая к стене крышка. Из гроба торчала рыжая борода и нос-репа. Борис торопливо перекрестился и подошёл к гробу. По спине пробежали мурашки: на него сурово смотрел покойник.
- Кто посмел нарушить мою исихию? - слабым скрипучим голосом донеслось из гроба.
Борис ещё раз приложил ко лбу двуперстие и собрал, наконец, свою волю.
- Князя Ондрея боярин пред тобою.
'Покойник' скосил глаза на Бориса.
- Ибо сказано в Писании: просящему у тебя дай, стучащему открой, да не отвергнут будешь царствия небесного. Вопрошай, боярин, отвечу, ежели смогу, - Даниил приподнял голову, опёрся рукой о край гроба.
- Что яко немощь привела тебя во сию корсту?
- Моль одежду ест, а мне печаль кости иссушила. Был язык мой, яко трость книжника-борзописца, и приветливы уста мои, яко быстрота речная. Отвергнут аз друзьями и ближними, потому нет веры моей днесь в сём мире. Остался един путь - ко Господу. Молю Всевышнего, абы принял меня в царствие небесное. Ты, боярин, меня угощать будешь солёной водою, али светлой, чистой? - Тебя, старец злоязычный, вижу, ажо могила не исправляет. Ты наперво вставай и иди к князю, а потом помирай сколь захочешь. Не кощунствуй и не юродствуй всуе. Окромя Господа никто не ведает, когда Он позовёт к себе. - Разум источает душу, того и гляди, покинет она телеса, посему и не кощунствую, а тщусь в готовности предстать перед Всевышним.
- Паки, аз вижу, отдохнул ты, Даниил-заточник, вдоволь. День тебе на молитвы и сборы, заутре в путь. Князь ждёт, а путь долог.
Вот ведь как случается, послал Господь княжьего боярина к Даниилу, и смертушка отринула. Не-ет, рано собрался Даниил в Горний мир. Не одному князю Андрею, но и другим князьям ещё придётся послужить своим философским красноречием Даниилу Заточнику. И дойдёт его 'Слово' до далёких потомков через века.
Дела у Андрея, казалось, складывались благополучно. Многие князья поклонились ему, и он уже подумывал о походе к Киеву. Но вот однажды князь и всё Залесье были потрясены событием, коего никак не могли ожидать: в Ростов вернулся епископ Леон! Он привёз князю Андрею послание епископа Туровского Кирилла.
- Аз грешный думал, тебя уже нет в живых. Говорят, ты зело разгневал василевса и патриарха, ажо смерти предать хотели? Ты, епископ, с чем пришёл?
- Епископ Кирилл Туровский ноне глава архиереям. Он подтвердил моё поставление на владычество в Ростов. Феодорец же твой благословлён патриархом, но не ставлен митрополитом. Неправедно он властвует. Прогони Феодорца!
- Как же тебя пожалели в Царьграде? Злой у тебя язык. Яко неправедно Феодор владычествует? Нежели тебе мало патриаршего благословения? Ведаю, иже епископ Кирилл владычествует в Киеве. Чту выше всех архиереев его. Достойный глава Православной Церкви Руси. Паки, сей философ и богослов меня притчей вздумал потчевать, словно юнота неразумного. Меня, володимерского князя он поучает! Притчу о хромце и слепце аз читал в Писании без его помощи. Ужель аз 'слепец' не ведаю, куда веду 'хромца', то бишь Феодора?! Путь мне мой указует не преосвященный епископ Туровский, ан Владычица небесная. Патриарх в своей грамоте, видишь, меня нарицает Боголюбивым, а Кириллу сие признание не по душе пришлось. Ладно, утро вечера мудренее, соберу ближних мужей, поразмыслим како быти с тобою. А епископу Кириллу аз дам свой ответ, непременно напишу. Не разумеет он, иже ноне есть земля Володимерская, где сидит князь великий Руси. Русь должна ставить своего митрополита с волею старшего князя. Ежели епископа Феодора он обвиняет в непоставлении главою Руськой Церкви, то прежде сей глава не должон рукополагать во епископы никого без моей на то воли. Сам-то Кирилл ставлен лишь по воле туровского князя и горожан.
Как бы не был уверен в своём понимании места митрополита Руси, Андрей, всё-таки, видел всю сложность положения Ростовской епархии, и потому, не откладывая, велел звать к себе в Боголюбов своих думцев.
- Епископ Кирилл подтвердил поставление епископа Леона на Ростовскую епархию, - объявил князь. - Не ведал он о том, что Леон изгнан был из Ростова не токмо князем, но и всей православной паствой и попами. Не ведал он и того, что епископ Леон, учинив котору, был изгнан василевсом и патриархом из Царьграда, едва не поплатившись жизнью. Феодор же благословлён на владычество патриархом и не считает нужным после сего идти на поставление к митрополиту. Однако митрополит Иоанн изгнан из Киева Ростиславом. Ноне умами архиереев властвует епископ Туровский Кирилл, изрядно чтимый во всех землях Руси.
Дьяк, пристроившийся за аналоем в углу, спешил записать: 'Леон епископ не по правде поставися Суждалю, Нестеру епископу Суждальскому живущу, перехватив Нестеров стол'.
Епископ Феодор взволнованно ходил по гриднице. Подошёл к дьяку, заглянул через плечо и разразился руганью:
- Ты что, бесово отродье, пишешь?! На конюшню отправлю!
- Почто гнев свой источаешь? Что не так? - спросил князь.
- Вишь, наскрябал: 'епископ Суждальский'! Нет такой епархии! - Довольно шуметь, сядь и займись делом, а дьяк исправит как надо.
Но скоро эта запись была всеми забыта и осталась в летописце навсегда, вызвав недоумение учёных мужей через много веков. Никто из думцев не высказывался в поддержку Леона, но не было славословий и епископу Феодору. Многим не по душе пришёлся ужесточившийся после поставления патриархом характер Феодора. О его жестокостях ходили разные слухи. Его терпели только благодаря милости к нему князя Андрея. Поддержку епископ Феодор получил только тогда, когда разгорелся вновь спор о постных днях. Не только князь, но и многие бояре встали на сторону Феодора, оправдывавшего мясоедение по средам и пятницам по великим праздникам. Леон же, горячо отстаивая запрет на мясоедение, говорил:
- Вам всем ведомо, чем кончилась пря на архиерейском соборе. Даже печеряне отступились и согласились на сыр и коровье масло. Спор о постных днях затягивался и уводил думцев от сути, потому Андрей решил прекратить препирательства.
- Не о мясе ноне надо разговор вести. Наши православные архиереи достойные слуги Божьи, но не дано им уразуметь, иже в земле Залеской другая ноне жизнь, не та, коей днесь живёт Киев. Един митрополит Феодор, царствие ему небесное, сумел привести к миру Ростислава и Святослава. Каков бы ни был новый митрополит гречин, присланный в Русь патриархом, будь он хоть семи пядей во лбу, не сможет привести руських князей к единству. Нешто грек сможет разобраться в злокозненных распрях на Руси? - Андрей хмуро обвёл взглядом думцев. - Днесь не может владыка православной Церкви Руси объять деяния в Залесье, сидючи в Киеве, а посему Володимеру нужон свой митрополит. Киевский князь днесь должон быти под моей десницей, а митрополит быти рядом со мною. Нешто ведают о сём василевс с патриархом? Моим отцом и мною создано благолепие множества храмов в Залесье. Мы здесь творцы сего благолепия на своей земле, и нам надо быти со своим митрополитом.
Дьяк едва успевал записывать слова князя на Вощаницы: 'Град сей Володимер во имя своё созда святый и блаженный великий князь Владимер, просветивый всю Руськую землю святым крещением, ныне же аз грешный и недостойный Божьей благодатью и помощию Пречистыа Богородица разьширих и вознесох его наипаче, и церковь в нём создах во имя Пречистыя Богородица святаго и славнаго Ея Успения, и украсих и удоволих имением и богатьством, и властьми и сёлы, и в торгех десятыя недели, и в житех, и в стадех и во всемь десятое дах Господу Богу и Пречистей Богородице: хощу бо сей град оновити митропольею, да будет сей град великое княжение и глава всем'.
О, если бы дьяк мог записать удивление и восторг думцев от слов княжьих!
Лишь лицо епископа Леона выражало растерянность и недоумение.
Андрей выждал, пока утихнет оживление, и продолжил:
- Днесь сила у меня есть немалая, абы привести Киев к покорности. При таком неустроеньи, кое творится вокруг киевского стола, единству Руси не быти. Василевс Мануил и патриарх Хризоверг отказали в поставлении митрополита в Володимер. Что ж, тогда митрополит пусть оставит Киев и переезжает ко мне, и ставить будем митрополитов токмо из русичей. Ноне Русь не та, что была при прадедах наших. Днесь стол старший в Володимере, ан знамо и град мой впереди Киева.
Епископ Леон нервно ёрзал на своём месте.
- Яко же се - война с Киевом? - резко, почти в крик, спросил Кучкович старший. - Волю свою, князь, на путь лжи наставляешь и нас, мужей передних в геену огненну бросаешь! Мы добро ратились в молодости за Киев при отце твоём, боле не хотим туда идти. Думцы застыли в недоумении, устремив взоры на князя.
Андрей сверлил Кучковича своим тяжёлым взглядом, от которого многие съёживались, втягивали головы в плечи. Но только не Кучковичи.
- Как ты смеешь являться ко мне на думу после возлияний непотребных! Ты думаешь, аз и дале намерен терпеть твою дерзость, аще ты и шурин мой? Много прощал вам, шурьям моим, всяких дерзостей, днесь пришёл сему конец. Верой и правдой вы, Кучковичи, служили когда-то мне. Отныне буде тако: кто не со мною, тот супротив меня. На великие дела подвигла меня Пресвятая Богородица, и служить сим делам надо, отдавая себя полностью, без сомнений. Киев должон пасть к моим ногам. - Ты, князь, вятших мужей сам от себя отталкиваешь, на кого опираться будешь? Милостниками делаешь и землёй наделяешь мизинных людишек, а именитых обижаешь, яко и отец твой обижал. Аз готов служить тебе и дале, и брат мой Яким тож, но ты своей волей нас, передних мужей, с чернью ровняешь.
'Вот когда аукнулось, вот когда обида за своего отца явилась! Недаром меня отец упрекал в чрезмерном доверии шурьям. Видно он чуял что-то недоброе', - думал Андрей, спокойно выдерживая злобный взгляд Кучковича.
- За отца своего вы не ответчики. Он меч поднял на отца моего, но аз вам не местник. Однако не забывайте, иже служите князю и делу его, а потом ужо свою корысть ублажайте. Прошли те времена, аще князей с их дружинами приглашали на службу. Ноне всё наоборот. На вечевую вольность Новгорода нечего оглядываться, софияне Бога забыли, потому у них и раздор велик. Ноне князья сами грады ставят и на службу к себе берут, скликая лепших мужей всякого достоинства. Нешто может быть милостником тот, кто супротив дел княжьих? Так что выбирайте: кто со мною, того посылаю брать Киев на щит!
Во Владимире готовились к великому торжеству - освящению городских ворот с церковью во имя Положения Ризы Пресвятой Богородицы во Влахернском храме. Величественное белокаменное сооружение отныне являлось главным въездом в град, и по традиции, идущей от времён Соломона, врата названы Золотыми. Дорога от них вела к главным городским исадам на берегу Клязьмы. Там тоже была готова к освящению деревянная церковь святого Николая, покровителя всех путешествующих. Недалеко от Золотых ворот заканчивали выкладку стен церкви Спаса, заложенную два года назад.
От Золотых ворот прямо к вратам детинца вела дубовая мостовая.
- Право, князь, трудно сказать, чем первее гордиться надо, сколько всего содеяно! Куда ни глянь - всюду новый храм, либо градницы с вратами каменными, - радовался поп Микула.
Всё было готово к торжественному освящению. Огромный пролёт под церковью закрыт мощными створками дубовых ворот, обитых медью с позлащёнными узорчатыми накладками. С двух сторон к белокаменным стенами Золотых ворот вплотную примыкают высокие земляные валы с рублеными градницами наверху. Солнце ярко играло в бликах золотого церковного купола.
Второго июля весь княжий двор двинулся из детинца крестным ходом к Золотым воротам. Впереди шли клирошане Успенского собора с хоругвями и образами, дьяконы с кадилами, князь со всей семьёй и владыка Феодор. От самого детинца до Золотых ворот по обеим сторонам дороги стояли горожане плотной живой стеной.
Процессия остановилась перед аркой ворот, и клир запел акафист Богородице.
Лица Козьмы и Тихона светились от радости. Они теперь стали настоящими здателями, они подвижники дел княжьих, сотворившие ещё одно каменное диво для града Владимира. Они ликовали вместе со всеми владимирцами, не ведая, какая гроза нависла над их головами.
Владыка окропил святой водой белокаменные углы, вошёл внутрь проездного пролёта, перекрёстно махнул метлицей по створкам врат, обитым листами золочёной аравийской меди.
Козьма дал знак своим помощникам, и те начали вытаскивать из кованых скоб дубовый засов. Створки ворот, высотою в двадцать локтей, легко открывались усилиями двух человек, скользя по крюкам, смазанным медвежьим жиром. И вдруг... В тот момент, когда створки были уже почти наполовину открыты, произошло ужасное! Один из верхних крюков стал выдвигаться из своего гнезда в каменной стене. Многосотпудовая створка накренилась, вырвала крюк из стены, ломая камень, ударилась о стену и со страшным грохотом обрушилась на землю, придавив под собою несколько человек.
Старший Кучкович с ловкостью и быстротой пардуса схватил Андрея и резко оттолкнул в сторону. Сам же был задет по плечу скользящим ударом. Всё произошло в мгновение ока.
Очнувшись от ужаса и растерянности, люди бросились поднимать створку. Несчастные оказались изрядно помятыми, некоторые получили увечья, но все живы. Двенадцать человек уложили на телеги и со стонами и причитаниями развезли по домам.
В толпе послышались роптания:
- Се недоброе знамение!
- Возвысить свой град князь восхотел над Киевом. Гордыню свою не умерил. Се предупреждение грозное.
Кучкович, прижав зашибленную руку здоровой рукой, подошёл к Андрею.
- Слышь, Ондрей, что люди говорят? Сам Бог их устами глаголет. Перестал ты нам доверять, смотри, один останешься со своими мизинными милостниками.
- Что-то не уразумею тебя, шурин? То ты мне чуть ли не войну объявляешь, то ты меня от гибели спасаешь, сам, рискуя при том. Видно, бывает так: чем дольше человека знаешь, тем больше перестаёшь его понимать. Чужая душа - потёмки. Но не время сему разговору.
Пошарив по сторонам глазами и увидев тиуна, Андрей жестом подозвал его. - Возьми отроков и иди в толпу, всех лжепророков, вопиющих поганьскими языками, волоките на конюшню. Ужо разберёмся, кто из них киевские соглядатаи. А нам здесь, владыко, - обернулся князь к епископу, - надобе выведать, что яко за 'знамение' такое, и кто в нём повинен. Где Борис?
Борис бледный и поникший робко выдвинулся из толпы.
- Ты у меня главный приставник к градоздательству, с тебя и спрос. Как могло сие случиться? - грозно насупил брови князь.
- Повинен аз...
- Знамо, повинен. Паки спрашиваю, как могло такое случиться?
- Козьма! - позвал Борис здателя. - Сказывай своё слово князю.
- Аз говорил, не надобно створки раскрывать пока замес в гнёздах не застыл. Надобе крестному ходу через калитку идти, ано... - Козьма склонил голову.
- Кто ослушался тебя? В градозданье выше твоей воли токмо воля Бориса, да моя. Говори имя. Гнев мой велик будет.
- Не смею аз грешный своими устами святое имя произносить, - Козьма, не поднимая взгляда, кивнул в сторону епископа.
Андрей растерянно и удивлённо посмотрел на владыку, потом на Козьму, потом опять на владыку. И вдруг громко рассмеялся. Все в недоумении смотрели на князя.
- Владыко, - уже посерьёзнев, повернулся Андрей к епископу, - у тебя в руках святой образ Пречистой Богородицы, это же Она отвела своей волей нашу погибель под сей воротницей. Се есмь чудо пресвятого образа Ея!
- Боже милостивый! Заступница наша Пресвятая Богородица! Воистину спасительница наша! Великий молебен отныне должон свершаться во чудесное спасение богоизбранного, боголюбивого великого князя нашего Ондрея Гюргича, внука Мономахова! - гремел владыка зычным басом над толпой, и голос его многократно усиливался, резонируя под сводами воротного проезда. Люди рухнули на колени, словно сдунутые ветром, отбивая поклоны и неистово крестясь святому образу, поднятому над толпой. А Козьма стоял со слезами на глазах, то ли от страха, то ли от счастья, что спасла его Богородица от княжьего гнева.
Много времени и усилий требовало градозданье во Владимире и Боголюбове, и Андрей скоро стал ощущать плоды великих дел. По всем землям разносилась молва о его белокаменных хоромах и величественных храмах, изрядно украшенных золотом и самоцветами, богатство которых сравнивали с роскошью Соломонова храма, а богоизбранность князя Андрея - с царём Давидом. Слухи о могуществе владимирского и боголюбского князя вышли за пределы Руси. Андрей не скупился на пышные приёмы гостей, помня завет своего деда, что купцы и монахи, и всякие паломники разносят повсюду либо добрую, либо дурную славу о волостеле земли, в коей они были обласканы или обижены. Вот если ещё и митрополита перевести бы во Владимир, тогда и с Киевом, и с Новгородом он будет разговаривать, как могущественный покровитель, как отец всем князьям.
В Новгороде опять встал мятеж велик. Изгнали софияне со своего стола Святослава Ростиславича, а тот в отместку сжёг Новый Торг. Идёт в городе сплошная череда смены посадников, поскольку концы новгородские никак не могут найти единство. Но, всё-таки, нашёлся муж, всем пришедшийся по душе, именитый купец Садко Сытинич, поставивший церковь во имя святых Бориса и Глеба. Одно только тревожит владимирского князя: чью сторону примет Садко, будет ли бить челом или вознесётся в гордыне? Вольница новгородская не принимает к себе владыку по воле митрополита. Вот и теперь избрали своего епископа Илию и нарекли владыкою вместо усопшего архиепископа Аркадия. Нет, новгородцы не будут кланяться владимирскому князю, пока ему Киев не поклонится. Значит, прежде надо Ростислава привести к покорности.
Наконец пришли вести: император Фридрих направил ответное посольство владимирскому князю. - Се днесь нам наруку. С великой честию послов приму и великими дарами одарю. Ты, владыко, тож готовься встретить их с честию, абы лицом в грязь не ударить, - заявил Андрей. - Ты всему клиру скажи, абы не показывали своей брезгливости к латинянам. Потом всё отмолим, очистим, освятим. Аз передним мужам скажу, абы носы свои не воротили. Посмотрим, ежели Фридрих послов своих пришлёт с любовью и дарами, то и мы должны ответствовать тем же. Ежели грамоты император пришлёт ко мне, как к брату, то и аз к нему напишу и одарю по-братски, чтобы не говорили латиняне о нас в своих ромейских языцех, что были у варваров, где щи лычницами хлебают. Есть ещё в наших людях поганьские привычки, коих латинянам не видеть бы. Володимер днесь под покровом Пречистой Богородицы - вот что оне должны уразуметь и донести до императора. Нам с Фридрихом надо быти на равных и чаще пересылаться посольствами, вот тогда и с Комниным буду говорить, как мне надобно.
Княжий двор в переполохе - готовились к встрече послов. Однако торжественные хлопоты неожиданно омрачились кончиной брата Андреева - Ярослава.
Чин погребения совершили со всеми княжьими почестями в соборе Успения Богородицы во Владимире.
Тем временем Иван-старший, закрывшись от всего мира в своей келье, мучился над образом Боголюбской Богоматери. Он сидел, глубоко задумавшись перед доской, крытой белым левкасом. Его чело перевязано кожаным гойтаном, чтобы волосы не спадали на глаза. Он мысленно переносил нерлинские дали на икону, на фоне которых пытался представить Богородицу, возносящую руки к Христу, прося заступничества людям земли Владимирской.
Иван должен был изобразить видение, явившееся князю во время прихода в нерлинскую пойму из Вышгорода. Изуграф был настолько увлечён, нанося угольком контуры будущего изображения на икону, что не сразу почувствовал мягкое, тёплое прикосновение руки на своём плече. Он оторвался от своего занятия, спокойно повернул голову, готовый увидеть приятную улыбку сына, но... Кровь застыла в жилах, он онемел от страха: сзади никого не было! Да и не могло быть, он же сидит взаперти! Как же так? Он только что ощутил плотное прикосновение и тепло прижатой ладони на своём плече!
- Господи! Спаси и сохрани от напастей нечистого! - взмолился Иван.
'Какая нечистая? - размышлял он, постепенно очнувшись от оцепенения. - Се сама Богородица стояла за моей спиной и смотрела на моё потщание! Такого ласкового прикосновения у нечистого не может быть. Знамо Ей по душе пришёлся мой замысел, и Она благословила меня! Жаль, что ничего не сказала. А, может быть и сказала, да не расслышал аз?'
|