ВАЛЕРИЙ МИХАЙЛОВИЧ АНИСИМОВ
Из трилогии "ПРЕРВАННАЯ ЗАРЯ"
XII - XIII века
РУСЬ ВЛАДИМИРСКАЯ
КНИГА ВТОРАЯ
Глава 9. ВСТАНЬ БОГОЛЮБСКАЯ
Поп Микула, игумен Феодул с другими попами, облачённые в ризы, каждый день ходили с хоругвями, святыми образами, с пением по городу, призывая владимирцев к тишине и спокойствию, и не следовать боголюбской черни, грабившей всех без разбору, кто не имел сил сопротивляться. Молили Всевышнего помочь успокоить мятеж А боголюбская встань с каждым днём усиливалась. Разбои продолжались в княжьих сёлах, во дворах тиунов и старост, в коих видели главных притеснителей. Поэтому Яким со своими заговорщиками не препятствовал разбоям, ибо им легче было после погромов привести в свою волю людей, бывших года-то опорой княжьей власти.
Мятеж ещё более усилился, когда ростовцы и суздальцы заявили о своём старшинстве над Владимиром. Они не спорили между собой, а вместе выступили против пригорода, превращённого князем Андреем в стольный град. О Боголюбове никто не вспоминал, он полностью был во власти разгулявшейся черни и Якима с его соумышленниками, ждавшими лишь, когда утихомирится встань.
На участи Боголюбова Борис видел, какая опасность грозит Владимиру, и потому пытался идти на переговоры. Он послал попов в Суздаль и Ростов с приглашением собраться и вместе поразмыслить, как остановить боголюбскую встань.
А между тем, иссечённое тело князя Андрея лежало не погребённым шестой день.
Игумен Феодул и демественник владимирского соборного храма Лука вызвались возглавить доброхотов идти в Боголюбов за телом князя. Яким Кучкович не стал препятствовать, отдал тело князя, понимая, что сопротивление может вызвать ещё большее озлобление людей, которое ему теперь было только во вред.
- Не разумею, - сетовал Козьма-киевлянин владимирцам, пришедшим за телом князя, - за что чернь невзлюбила князя? Вятшие мужи были обижены князем, но смерды-то почто свою злость направили против него? Сколько он был щедр на доброту к вдовам и сиротам. Не было ни единого праздника, когда бы князь ни раздавал милость и не выкатывал кади брашна для простого люда. Вот она, какова благодарность людская!
- Да-а, разгулялась встань боголюбская. Как теперь её остановить? - сокрушённо качал головой поп Микула. - Мы-то думали в Володимере беда, ан здесь в Боголюбове, сколько дворов разорёно, сколько людей добрых пострадало! Вся чернь единым разом в головничество вверглась. Люди Бога забыли! Поганьские времена возвращаются! Вот и вспомнились мне слова князя Ондрея о чудище, кое обло и стозёвно! Он чувствовал, предвидел это! Ан уберечься не смог. Пречистая и Всенепорочная, вонми слезам нашим, моли Господа об очищении земли сей от поганьской сатанинской напасти, покров свой не сыми с нас грешных!
- Умом не понять сего. Восставшими людьми движет не разум, а злобная алчность к чужому добру, - вставил своё слово Лука. - Где корни сей злобы? Вот каков вопрос. Зависть? Но ведь добро-то не ими нажито. Князь Ондрей немьцев немало одаривал, но ведь по заслугам! Вон, каков град воздвигли оне, а за что же их чернь разорила? А вот и Куфир к нам шагает.
Куфир подошёл, поклонился владимирцам, в глазах испуг, на устах горечь.
- Беда-то, какая! Господина нашего убили! Неслыханная дерзость! Могли ли мы подумать, что такое может случиться в столь благословенной земле, над коей Богородица свой покров развёрстла? А разгул-то разбойный каков! На двор страшно выйти. Всё повыскребли, чем князь Ондрей пожаловал нас за добрую службу! - печалился Куфир. - Что делати? У кого защиту искать?
- Мы сами хотели бы найти какую-нибудь защиту. А ты, Куфир, со своими немьцами, благодарите Господа, что живы остались, - с растерянностью ответил игумен. - Нам бы тело князя взять, да ноги отсюда борзее унести. Идите с нами в Володимер, тамо приютим вас, а дале видно будет, время покажет, как нам быти. Господь всех рассудит.
Скорбное шествие из Боголюбова владимирцы встречали у Серебряных ворот. Пришли все, кто хотел проститься с князем, кто оставался верен ему. Борис, опасаясь столкновений с княжьими противниками, вывел к городским воротам часть своей дружины.
Наконец из-за пригорка показался княжий стяг, за ним шли соборные клирошане с пением, хоругвями, образами, поп Микула, игумен Феодул, носильщики с гробом. Тело князя не везли по обыкновению на санях, а в знак особого почитания несли на руках.
При виде княжьего гроба и преклонённого над ним знамени толпа у ворот запричитала, залилась слезами, замахала руками, творя крестные знамения. Гроб прямиком понесли в собор на отпевание и погребение.
Узнав, с какой почестью и любовью владимирцы встретили тело князя и похоронили его, Яким со своими злодеями умерили ярость и пытались остановить разбойный разгул в Боголюбове.
Борис ожидал ответа из Ростова и Суздаля.
- Не придут они, гордыня у них велика еси, - говорили владимирские мужи тысяцкому.
Однако вскоре, на удивление всем, во Владимир стали съезжаться ростовцы и суздаляне.
Посол князя Глеба боярин Дедилец поспешил направить в Рязань гонца с сообщением о гибели князя Андрея и ждал его возвращения.
Стали думать, как быть дальше. Все понимали, что княжья дружина и все владимирцы являют собой великую силу, благо и голова у неё есть - боярин Борис Жирославич, тысяцкий и воевода. Пытаться поставить такую силу под волю ростовцев и суздалян, значило продолжить кровопролитие на погибель всей земли Залеской. А владимирцы дали понять собравшимся на снем, что они не намерены допустить надругательства над своей святыней, соборным храмом, в коем покоится прах князя-мученика.
Долго судили-рядили. Решили так: что случилось, то случилось, на всё есть воля Божья. Не время считать у кого сколько грехов перед покойным князем, нужно думать, кого звать на вокняжение.
Кто-то предложил звать сына Андреева из Новгорода, но Дедилец тут же явил свою прыть и стал горячо говорить от имени рязанского князя Глеба:
- Князья Ростислав и Ондрей крест друг другу целовали потщиться о детях каждого, в случае гибели одного из них. Днесь Гюрги Ондреев, Мстислав и Ярополк Ростиславовы остались без отцов. Ростислав был старше Ондрея, а посему Ярополк и Мстислав должны наследовать стол володимерский. Князь Глеб не пустит Гюргя в Залесье, полки его уже наготове стоят. Он не даст обидеть своих шуриных.
- Но есть ещё братья Ондреевы, Михаил и Всеволод, - напомнил Борис Жирославич. - Они тоже могут придти с полками.
Но угроза прихода рязанского Глеба была более ощутима. Это настораживало владимирцев, и большинство из них согласились звать Ростиславичей.
У храма соборного Успения Богородицы собрали вече. Объявили, что кличут на княжение Мстислава и Ярополка Ростиславичей. Горожане согласились с думцами, лишь бы поскорее утвердились в их земле мир и спокойствие.
Глеб рязанский тоже остался доволен выбором владимирского вече и направил своё послание к Мстиславу и Ярополку, находившимся тогда в Чернигове. Чтобы не возникло распри, братья решили посоветоваться с дядьями Михаилом и Всеволодом.
- В своё время, Ондрей, наш дядя и ваш брат, - говорили Ростиславичи Михаилу и Всеволоду, - нарушив клятву, данную нашему отцу, выслал нас всех четверых единым разом из Залеской земли, а посему надо нам идти всем, а в Володимере увидим, что нам делати.
Юрьевичи переглянулись меж собой, уловили во взглядах единомыслие и пока спорить с племянниками не стали.
А епископ Черниговский Антоний высказался прямо и откровенно:
- Аз разумею, надобе всем признать старшинство за Михаилом. В Володимер ему одному идти, иначе распря тамо не утихнет.
- Нет, владыко, наш отец был старшим в роду Юрьевичей, паки и володимерцы нас позвали, нам надо идти в Володимер, - с упорством заметил Ярополк.
Михаил хотел, было, резко возразить племянникам, но владыка опередил его:
- Не забывайте, иже есть прямой отрочник, сын князя Ондрея, паки володимерцы и его могут позвать, - епископ внимательно всматривался в лица Ростиславичей и, видя их упорное несогласие, понимая, к чему может привести противостояние их с Юрьевичами, решил смягчить свой тон. - Тако и быти, в Володимер идти Михаилу и Ярополку. Всеволоду и Мстиславу пока идти не надо, добрых дел от того не будет, ежели вчетвером пойдёте.
На том и согласились. Михаил и Ярополк, забрав жён, отправились в Залесье.
В Москови они остановились отдохнуть на несколько дней, и направили гонца во Владимир с сообщением о своём прибытии в Залескую землю.
Выслушав гонца, тысяцкий Борис и протопоп Лазарь решили собрать передних мужей на думу.
- Гюргевича мы не звали к себе, не было такого уговора. Почто владыка Антоний супротив воли нашего веча послал сюда Михаила? - возмущались ростовцы и суздальцы. - Вече признало Ростиславичей, а посему им крест целуем.
Борис Жирославич пытался объяснить, что Михаил старший из Юрьевичей признан братом, племянниками и черниговским епископом Антонием. Но Борису и всем владимирцам было сказано суздалянами и ростовцами: 'Яко старшие грады приговорят, на том пригород стоять должон'.
Владимирцы проглотили обидные слова и затаились.
Тысяцкий метался в растерянности, но против воли веча идти не мог. Разве с одной владимирской дружиной устоять против воли суздалян и ростовцев. Вече решило направить дружину в Переяславль на Клещино-озеро навстречу Ярополку, а в Московь направили гонца, чтобы уговорить Михаила пока остаться там. Но Михаил, узнав, что племянник тайно от него ушёл в Переяславль, решил опередить его и направился прямиком во Владимир.
Объединённую дружину владимирцев, суздальцев и ростовцев возглавил Борис Жирославич. Яким Кучкович счёл за благо остаться в стороне, ибо не наруку ему выпячивать себя. Встречать нового князя должен муж, не участвовавший в заговоре против Андрея.
По дороге в Переяславль Борис много размышлял: 'Вон, как события поворачиваются, Михаил теперь будет зело в гневе, иже его не приняли. Мне же есть корысть целовать крест Ярополку. Ежели б целовал крест Михаилу, то остался бы один с малой дружиной и пошёл бы против воли веча. Ну, а ежели б Михаил сел в Володимере, то не быть мне передним мужем, он спросит за то, что не уберёг его брата, и быти тогда мне в изгоях'.
В Переяславле Борис с дружиной целовал крест Ярополку, но когда узнал, что Михаил пришёл во Владимир, и горожане приняли его, он не на шутку испугался за свою семью.
Ярополк послал гонцов в Рязань и Муром, и вскоре к нему присоединились их полки. Войско подошло к Владимиру, город обложили со всех сторон, жгли окрестности.
Владимирцы семь недель сидели в осаде. Начался голод, и тогда поп Микула от имени горожан сказал Михаилу:
- Мы приняли тебя, но противостоять такой силе мы не можем. Мирись с Ярополком, или промышляй о себе сам, князь. Дале нам сидеть в осаде невозможно. Погубим и град зело красен и людей. Михаил, заручившись, что Ярополк не будет его преследовать, забрал семью и покинул Владимир. Владимирцы поклонились Ярополку.
Ростовцы же пригласили к себе старшего Ростиславича - Мстислава, надеясь тем самым вернуть своё старшинство среди градов Залесья.
Борис сидел мрачный, низко опустив голову.
- Поступились мы старшинством, но град спасли от разорения и грабежей, - успокаивал его поп Микула. - Как бы ростовцы и суздаляне нас не унижали, называя своими холопами, обаче согласились посадить у нас не посадника, а князя.
- Не о сём моя печаль, Микулица. Сколько мы с князем Ондреем, царствие ему небесное, дел добрых и великих содеяли на земле сей. Что же теперь будет? Вот уже и Володимер пригородом нарекли. Ужель Богородица и впрямь сняла свой покров с земли нашей? За что? За какие грехи? А злодеи ноне наверху, возгордились! Где же правда?
- Не ропщи на Владычицу небесную, грех еси. Нам надобе думати, как быти дале. Не будем же мы, володимерцы, яко овны безмолвные сидеть и ждать, когда с нас шерсть сымать придут. Надо скликать мужей, да поразмыслить крепко.
- Не могу быти в заговоре, аз крест целовал Ярополку, - Борис с опаской покосился на Микулу.
Борису не до споров с ростовцами. Хорошо, что семья и двор его уцелели. Не переставал думать и о Доброславе. Как она там? Он искал первую же возможность побывать в Суздале, не терпелось убедиться, что она не пострадала.
Над Владимиром сгущалась гроза. Сначала воспринималось всё обычно: трещат раскаты грома, полыхают молнии, льёт дождь. Но скоро тучи плотно накрыли город и погрузили его во мрак. Молнии стали яростно и часто полыхать, наводя ужас на горожан. Каждый стоял на коленях перед образами в своём доме и молил Всевышнего о спасении. Такого рёва грома, рвущего уши, и таких страшных всполохов молний среди полного мрака владимирцы ещё не переживали.
Гроза, к счастью, скоро пошла на убыль, и протопоп Лазарь в соборном храме, полном молящихся, закончив молебен во спасение града, пригласил к себе на двор игумена Феодула и попа Микулу.
- Дверь плотнее прикрой, да следи, абы нам не докучали, - велел Лазарь служке. - Господь указует на грехи наши, не уберегли мы князя, Богом избранного. Не было более благодетельного православного хрестианина, чем князь Ондрей.
- Говорил аз ему: отверзи очи своя, воззри на ся, мужей вятших в омразу ввергаешь, рубишь сук, на коем сидишь. Не послушал меня князь, и Божий суд свершился, - плакал Микула. Нет боле нигде таких храмов, кои он создал и украсил. Храм володимерский десятиной* наделил, и всё едино Господь наказал его. - Не по силе он ношу на себя взял, - качал в отчаянии головой Лазарь. - Не готовы ни вятшие мужи, ни простая чадь к свершению помыслов, кои князь задумывал. Где такое видано, абы не по родовитости честь была, а по княжьей службе? Не-ет, не в своё время князь Ондрей жил, царствие ему небесное. Не уразумел он того времени, в коем сам жил, а люди не уразумели его. Нешто будут благодарны люди волостелю своему, ежели они не разумеют его? Ондрей самовластно творил великие дела на благо людям, но оне не уразумели сего. В сём есть и наше прегрешение: худо и мало толковали людям в своих проповедях о благости деяний княжьих. Нешто они могут уразуметь, иже, где порядок, там и обид много. Аже самый добрый и мудрый волостель не в силах избавить людей от темноты невегласия. Нешто могут русичи терпеть самовластца? Терпят до поры, до времени. Вот и явлен бысть Божий промысел. Ладно, нечего покойника нашим плачем беспокоить, надо нам думу думати, како дале жить. Окромя нас ноне о сём помыслить некому. Не отстояли мы наш град, завещанный Ондреем быти первым градом не токмо в Залесье, но во всей Руси. Надо думати, яко из сей беды наш град вызволять. Ужель стерпим, и выи свои преклоним перед убивцами?
Феодул и Микула переглянулись. Для них было неожиданным слышать столь решительные речи из уст протопопа, сохранявшего, как им казалось, непонятное спокойствие тогда, когда многие владимирские мужи были готовы подняться против Якима с его заговорщиками и убийцами.
- Отче, что яко ты не кликнул на сей разговор ближнего мужа Ондреева тысяцкого Бориса? - после недолгого молчания спросил протопопа игумен Феодул.
Опередив протопопа с ответом, поп Микула тихо, с видом заговорщика, высказался:
- Аз домышляюся, почто ты нас скликал, и почему сторонишься Бориса, - Микулица пытливо глянул на протопопа и продолжил: - Намедни Борис сказывал мне, яко он крест целовал с дружиною Ярополку. Ротником он не бывал и не будет впредь, а посему, нет надобности вовлекать его в наш разговор для его же блага. Тако ли аз разумею, отче?
Протопоп, будто не слыша слов Микулы, глядя задумчиво в окно, изрёк:
- Гроза стихает, слава тебе Господи! Не ввергнут град в огнь небесный. Паки Господь предупреждает нас, а не наказует, и даёт возможность ко исправлению грехов наших.
- Како можно исправиться, ежели князя не воскресить?
- Се верно, не восстанет он из гроба, паки Володимер должон быти стольным градом, яко содеяно было благоверным князем Ондреем.
- Ты же, отче, ведаешь, иже Мстислав Ростиславич не согласен сесть в Володимере, да и ростовцы сего не допустят.
- Аз не о сём толкую. Нет надобности нам менять Ярополка на Мстислава. На старшем столе, столе Ондреевом, должон сидети не племянник, а брат Ондреев - Михаил.
- Михаил ушёл по нашему же настоянию, абы жителей и град спасти от грабежей и разорения, яко же...
- Вот мы и спасли град для сего. Се верно, не было у нас сил противостоять Ростиславичам. Воевода Борис, не ведая, иже к нам пришёл Михаил, крест целовал не тому князю. А Ярополк нам крест целовал, иже не будет от него зла нашему граду, ан, отнюдь, не отеческую заботу от него видим. Он словно не князь, а ворог-завоеватель со своими гридями грабит богатые дворы и всю волость, даже православные храмы не пощадил. Такого ли князя нам надо? Что толку, иже свои обиды посылаем в Ростов? Не доходит наше слово до разума ростовских бояр и Мстислава. Видно, им наруку то, что творит Ярополк в Володимере. Лишний раз унизить нас хотят. Токмо Переяславль на Клещине внемлет нашим бедам. Нам надобно послать к Михаилу и Всеволоду и сказать: володимерцы не могут боле терпеть бесчинство Ярополка. Он повсюду поставил своих тиунов, забрал ключи от соборной ризницы, раздаёт своим отрокам серебро и злато, отобрал десятину. Скажем тако: ты, Михаил, старший, приходи к нам, а ежели ростовцы и суждаляне не восхотят сего, то будем с ними управлятися, как Бог даст и святая Богородица.
- Твоя правда, отче, паки надобе о сём поговорить с мужами, кои остались верны князю Ондрею. Борису поможем снять его крестоцелование Ростиславичам, но токмо, когда Михаил даст своё согласие, иначе не избежать нам гнева Ярополка.
- А ежели Михаил в обиде на нас и не захочет придти, то пошлём к Гюргю, сыну Ондрееву, он ноне изгнан новгородцами и сидит в Московии.
- Не по силе Гюргю тягаться с Ростиславичами. Ан ежели он будет в соузе с дядьями Михаилом и Всеволодом, тогда и за нами будет правда, - живо откликнулся поп Микула. - Размыслить надобе, кого пошлём к Гюргевичам.
- А ты, игумен, почто молчишь? - спросил Лазарь Феодула. - Али сумняшеся в сём деле? Ты же присно был верен деяниям князя Ондрея.
- Не колеблюсь аз, паки думаю, кто из надёжных людей мог бы пойти к Гюргевичам, дело-то не простое.
- Ну, вот и добро, еже ли нет сомнений. Лепо, братие, жити единомысленно. Будем думати, кого послать...
Михаил внял стону владимирцев, уверовал в твёрдость их намерений избавиться от ненавистного Ярополка, и вместе с братом Всеволодом и сыном черниговского князя Владимиром Святославичем отправился вновь на север. Но, случилось непредвиденное.
Едва тронувшись в путь, Михаил захворал, и в Московь его привезли едва живым. Молодой организм сопротивлялся хвори. Силу придавали добрые вести: Юрий, изгнанный из Новгорода, целовал крест Михаилу и становился его союзником. Михаил решил продолжать путь, не смотря на болезнь.
Сторожевые отряды доносили Михаилу, что к Москови идёт Ярополк. Собрав все силы, вместе с дружинами брата Всеволода, Владимира черниговского, Юрия с московитянами, Михаил двинул войско навстречу Ярополку. В густых приклязьменских чащобах их пути разминулись. Но возле Владимира, у села Загорье, полки Михаила наткнулись на дружину Мстислава, пришедшую на помощь Ярополку. Бой, едва начавшись, кончился позорным бегством Мстиславовых воев. Михаил взял много пленных, а Мстислав бежал в Новгород.
Узнав о поражении брата, Ярополк спешно ушёл в Рязань, оставив свою и братнюю семьи заложниками у Юрьевичей.
Владимирцы торжествовали. Почти весь город толпился у Золотых ворот, встречая хлебом-солью князя Михаила, к сожалению, из-за болезни сидящего на носилках, а не на белом коне.
- Услышала Богородица наши молитвы! - радостно восклицал поп Микула под сводами Золотых ворот. - Отныне и до конца дней своих будем молить Богородицу о твоём здравии! Кланяемся тебе, князь, и всем чадам твоим. Мы - дети твои, повелевай нами и принеси граду сему под покровом Владычицы небесной мир и благоденствие!
Протопоп Лазарь с иконою Богородицы в руках крестообразно осенил ею Михаила, а тот, крестясь, приложился устами к светлому святому образу.
- Воистину душою молод народ и у него великое грядущее, когда общее дело ставлено выше своей корысти, когда любовь к Господу нашему Иисусу Христу и Пресвятой Пречистой Богородице истинно паче любви к самому себе! - крестился Михаил на образ Богородицы на Золотых воротах.
Радостно и бурно отмечали владимирцы своё освобождение от бесчинств Ярополка. В Богородичном соборном храме протопоп Лазарь, отслужив литургию, посреди храма, подобно Христу при вознесении, возглашал заамвонную молитву:
- Благословляй благословляющие Тя, Господи... - летел под купол его торжествующий глас.
На радостях, Михаил послал к Святославу Всеволодовичу в Чернигов с предложением выдать за его сына Владимира свою дочь Перебрану, во Христе Елену. Святослав был рад за Михаила и послал в Залесье сына Олега, для сопровождения до Москови жены Михаила Февронии и дочери Перебраны, и жены Всеволода Марии. По прибытии их во Владимир, совершили сразу же помолвку и обручение Владимира и Перебраны.
Нетрудная и бескровная победа над Ростиславичами придала Михаилу прилив сил, и он некоторое время успешно княжил. Первым делом, он вернул десятину храму Богородицы.
- Ну, а что делати будешь с Ростовом и Суждалем? - спрашивал брата Всеволод. - Они, почитай, яко старшие грады ждут твоего изволения, когда объявишь Володимер и Боголюбов пригородами.
- От меня они сего не дождутся. Се что же получается, изъявлять свою волю будет встань ростовская и суждальская, а ответ перед Господом будет за них князь держать? Да, грады они вятшие, но и над ними есть воля княжья, тем паче, иже они меня не звали в Залесье. Токмо не мне, а тебе, Всеволод, придётся с ними уряжаться, - Михаил с тоской посмотрел на брата и встретил его укоризненный взгляд. - Ты, Всеволод, не ведаешь, яко мне худо, всё внутри горит огнём, и лечец ничего утешительного не может сказать, уповаю токмо на Бога, сколько Он мне ещё позволит быти на земле - неведомо, ан чую, недолго.
Однажды Михаилу сообщили, что к нему из Ростова и Суздаля идут люди целыми толпами. Михаил немало удивился, что среди них не было вятших мужей, пришли только простые горожане.
- Бояре, яко коты нашкодившие, глаз не хотят показывать. Мужи ростовские свои выи не склонили ни перед отцом нашим, ни перед Ондреем. От них надо ждать всяких дерзостей, - говорил Всеволод брату. - Вот посему аз не хочу быти ни в Ростове, ни в Суждале. Дай мне, брате, Переяславль на Клещине-озере. Полк переяславский един оставался нам верен.
- Воистину ты, брате, прав. Надёжнее днесь быти тебе в Переяславле. А с гадючьим гнездом в Ростове и Боголюбове будем вместе оправливаться, оне понесут кару Божью и наш с тобой суд праведный за убиение Ондрея.
- Паки ты, брате, ноне не тревожь сей змеиный клубок, ещё и уязвить могут, повременить надобно, не уйдут оне от нашего суда. Днесь надо чадь ростовскую и суждальскую от себя не отталкивать. За бояр они не в ответе, а тебе крест целуют на полной твоей воле, се твоя опора будет, вот тогда и явишь волю свою мужам вятшим, возьмёшь с них всё, что захочешь. Ондрей крепил свою власть, опираясь на чадь градскую.
- Сие мне ведомо, да, вишь, яко всё обернулось, опора сия против него же и восстала, повинуясь мужам вятшим. Боголюбская встань вместе с Кучковичем двор княжий грабила. Тело своего господина псам на съедение бросили. От такого зверства, верно, сам Господь вздрогнул. Дружина добрая - вот моя опора. И ты, брате, помни о сём и крепи свою власть, опираясь на дружину, не жалей для неё милостей своих и тебе же воздастся добром.
- Ты, Михн, всегда был добр ко мне, и аз тебе верою и правдою до конца дней моих служить буду. Молю Богородицу и Господа о даровании здравия и продлении дней твоих.
- Погоди, Всеволод, ты меня не перебивай, аз ведаю, что говорю. Хвороба с каждым днём приближает мой конец, не долго мне осталось быти с тобою. Ты помоги мне довершить то, что успею. Надобно одарить Святослава за его верность и помощь, за то, что жён наших сопроводил к нам. В Ростов и Суждаль надобно идти, к кресту их привести, а затем собрать полки на Глеба рязанского, заставить вернуть награбленное его шурьями, особливо святыни Богородичного храма, лик Её святой должон быти в Володимере, а тако ж и топор святого князя-мученика Бориса, он тоже на своём месте должон быти. Всё злато, серебро, каменья самоцветные, книги, всё Глеб должон вернуть.
За дверью послышались громкие голоса.
Михаил кликнул отрока:
- Что за шум?
- Тамо, княже, немьцы к тебе домогаются, мастера, кои от императора Фридриха пришли к князю Ондрею.
Михаил растерянно переглянулся со Всеволодом.
- Аз забыл о них совсем. Пусти немедля.
Куфир с помощником, изуграф, златокузнец, вошли, склонились в поклонах.
Невозможно было глядеть на них без жалости. Старенькая одежонка помята, засалена, явно не с их плеч, будто и не мастера именитые, а холопы нерадивые, лица бледные, похудевшие. Стоят, шапки мнут, ждут дозволения говорить. А ведь недавно ходили в аксамитах цветастых с соболями, гордые, довольные, руки перстнями усыпаны - чем не бояре! Иные бояре чуть ли не первыми кланялись им.
- Ведаю о вашей злой участи, она всю чадь залесскую постигла, не едины вы страдальцы, - первым заговорил князь. - Не оставлю вас в своей милости. Всё, что у вас отобрали головники и тати, всё верну с лихвой, будете довольны. Дома-то ваши целы, аль спалили?
- Слава Богу, князь, дома целы. Токмо голы мы ноне, совсем нищие. За милость твою молим Бога о даровании тебе долгих лет и благоденствия...
- Какие уж тут долгия лета... - тоскливо произнёс Михаил.
- А пришли мы к тебе челом бить, абы отпустил нас. Хотим вернуться в свою землю италийскую, - мастера пытливо смотрели на молодых князей.
Не ожидал такого поворота Михаил. Он устало посмотрел на Всеволода. Тот понял брата и сказал мастерам:
- Вы ступайте в переднюю, посидите там, а мы с братом посоветуемся и кликнем вас.
- Что делати с ними, не разумею. Будут оне нужны, али нет - тебе размышляти, - Михаил грустно поднял глаза на Всеволода.
Всеволод, заложив руки за спину, ходил по горнице. Раздумья, раздумья... Остановился, кликнул отроку:
- Зови мастеров.
Те вошли, сняли шапки, остановились у порога.
- Сядьте, поговорим, - Всеволод указал на лавку. - Земля Залеская днесь оскудела от распрей. Надо время, абы поднять градозданье, кое было при Ондрее. Сие вам ведомо. Мы с Михаилом тако разумеем: ежели согласны - оставайтесь, ежели твёрдо надумали уходить - неволить не станем. Пока же, того кормленья, кое вам давал Ондрей, не обещаем, но жить будете в достатке.
Мастера вразнобой заговорили:
- Кланяемся вам, князья, за вашу милость, но пора нам отправляться. Сидеть и ждать лепшего времени нам нет резона. Днесь у вас свои рукодельники изрядно хытростны.
- Други оне добрые для нас стали, расставаться горестно, - добавил Куфир.
- Се добро, иже подружились. Чаю, не одну кадь вместе выпили, - пытался шутить Всеволод. - А ты, Куфир, оставайся. У твоих клеврет семьи, дети подрастают, а ты тако един и живёшь, тако и не нашёл свою половину. А мы тебе такую жену найдём! Перси - во! Яко вымя у говядо! Лядвии - во! В три обхвата! - смеялся Всеволод, решив развеять невесёлый разговор.
Куфир, рассеянно улыбаясь, чесал за ухом. Не было у него времени подумать о себе, о собственной семье, о доме. Хоть и богато одевался, но виделась всё-таки в нём неухоженность. Домашняя прислуга, как бы ни старалась, но не сделает того, что может жена. Только любимая облагораживает душу одинокого человека. - Как ни горько, как ни обидно от нашего разоренья, но аз разумею, иже такое случается повсюду. На всё есть воля Божья. Жили мы у себя в италийской земле, нужды не ведали, паки пришёл император Фридрих со своим воинством, и нас тоже не пощадили, разорили. Потому и пришли искать счастья в руськую землю. Что ноне делается в нашей земле, Бог знает. Ничего и никого у меня там не осталось, идти некуда.
- Вот и подумай, Куфир, може ещё обрящешь здесь своё счастье, - уже без шуток посоветовал Всеволод. - А вы може передумаете и тоже останетесь? - обратился он к остальным.
- Куфир волен, он сам по себе, а ты говори за всех нас, - подталкивали златокузнеца остальные мастера.
- Куфир всё верно говорит, паки у нас есть своя корысть в возвращении на родину. Мы никогда не свыкнемся тако дела свои делати, яко это делают русичи, - робко заговорил кузнец, смущаясь, не досадил ли своими нелестными словами князьям.
Всеволод насторожился:
- Говори, говори, се зело любопытно, в чём же суть самобытия наших хытрецов?
- Русичи нерадивы и беспечны, - осмелел златокузнец.
- Ха! В чём же мы, русичи, нерадивы и беспечны? - оживился Михаил.
- У ваших мастеров едино на уме: содеять бы поборзее да кое-как. В кузне беспорядок, повсюду хлам, инструмент разбросан, нет прилежания ни к месту, где трудятся, ни к тому, чем трудятся, ни к тому, что делают. Иной раз делают они изрядные творения, но какими тяжкими усилиями им это даётся. Тако трудиться мы не приучены. У меня в кузне чисто, все чеканы, молоты, клещи - всё на своём месте. А ваши ковачи над нами токмо смеются, дескать, почто время и силы отдавать, наводя порядок. Они, видишь ли, в кузню приходят дело делати, а не любоваться порядком. Ан невдомёк, сколько время теряют на поиски разбросанного в хламе инструмента. Не разумею аз сего.
Михаил и Всеволод с удивлением переглядывались.
- Се, брате, - Всеволод с доброй улыбкой смотрел на Михаила, - нам надо на ус мотать. В зерцалах мы себя такими не видим, ан, вишь, со стороны-то виднее, каковы мы. Аз, когда вернулся в Русь из Царьграда, поначалу тоже многое не мог понять в русичах. Пообвыкся, сам стал таким же и не замечаю, иже мы воистину во многом беспечны. И не токмо в делах. Се внутри нас сидит, в крови нашей. Но почему мы такие, никто не ведает.
- Аз тебе скажу, что яко мы такие. Не довелось мне с тобою в Царьграде с родичами пообщаться, потому мой взгляд на русичей не со стороны, а изнутри, - Михаил с иронией посмотрел на брата. - Думаю, душа у русичей иная, нежели у немьцев. Доверчивая, широкая, приветливая, яко те просторы земные, на коей мы живём. И мыслят русичи широко. Им не до порядка в кузнях, им бы суть уразуметь. Потому и пьёт русич не чарками, а ковшами. Ему, либо всё сразу, либо ничего не надо. Не любит русич половинчатость, и лукавства нет в нём.
- О, брате, не так всё просто. В сём пусть философы ищут суть, что есмь русич, а что есмь немець, - Всеволод перевёл взгляд на мастеров, осматривая пристально каждого, словно ища эту самую суть. - Вас, хытрецы заморские, силою держать не станем. Одарим за ваше потщание на земле Володимерской, в обиде не будете. Ты же, Куфир, ежели надумаешь, оставайся, будешь нашим милостником. А пока, ступайте с Богом.
Приведя к крестоцелованию залесские грады и собрав полки, Михаил двинул воинство к рубежам Рязанской земли. Однако до рати дело не дошло. Навстречу Михаилу Глеб направил своих послов, велев сказать: 'Князь Глеб кланяется, виноват он, и теперь возвращает всё, что взял у шурьёв своих Ростиславичей, всё до последнего золотника'.
Владимирцы ликовали. В соборном храме и других храмах города шёл торжественный молебен по случаю возвращения святого образа Богородицы. Не покинула Пречистая и Непорочная Дева град Владимир. Владимирская земля остаётся под её покровом! Князя Михаила называли избранником Божьим. Говорили о дарованных Богом мудрости в совете и мужестве в деле владимирцам, что они вопреки ростовцам и суздалянам, единственно в надежде на свою правду, дерзнули изгнать злых князей и призвать Михаила, любимца Неба, благотворителя земли отней.
Тяжко переживал Борис позорное бегство своей дружины от воинов Михаила и его союзников переяславцев и черниговцев. Но ещё больше тяготила неизвестность своей судьбы. Благо, успел вывести из Владимира семью. Сейчас с остатками дружины он сопровождал Ярополка до Рязани.
Ярополк, посоветовавшись с Глебом, предложил Борису выбор: идти с ним, либо оставаться в Рязани у Глеба, либо вернуться во Владимир.
Борис попросил время на раздумья.
'Ежели Михаил и простит меня, то доверия всё едино от него не будет, и не быти мне у него первым воеводой, - рассуждал Борис, - и буду у него служить на задворках его волости, в Костроме, или Углече-Поле, или ещё в каком-нибудь забытом Богом медвежьем углу. Аз честно служил Ондрею и был его милостником, ноне же нет мне пути в Володимер. Семья моя со мною, имение перешло в руки Михаила, а посему терять мне нечего, надобе обретать новую жизнь. Пожалуй, остаюсь на службе у Глеба. Возвращаться нельзя, инако доведёт меня любовь к Доброславе до края пропасти. Нонешние события отрезвили мою голову, нельзя мне быти меж двух огней. Ни князь Михаил, ни архиереи не простят мне грешной любви к Добрушке... - Борис вздрогнул от этой мысли, показавшейся ему предательством самого святого чувства. - И, всё-таки, любовь моя сильнее княжьих упрёков и грозного осуждения попов. Не могу её забыть! Так что же, возвращаться? Нет! Там всё кончилось бы для меня позором и изгнанием. А нужон ли аз такой Доброславе? А как же семья? Нищий, опальный воевода! Таким аз не могу показаться на глаза Добрушке. А Добрушка-то теперь княгиня! Пусть Доброслава останется в моей памяти, как самое светлое, что у меня было в жизни. Прощай, Добрушка!'
И остался Борис в Рязани. Верный пёс Полкан охранял своего хозяина, а хозяин - семью.
|